дворовым петухом спутать? У него и грудь уже, и шпоры короче, и хромает он, а хвост у него красный, а у меня - вон, зеленый. Гораздо красивее... - Хватит, расхвастался, павлин несчастный! Тебя хоть Яга ввела в курс дела, куда летим и зачем? - Никак нет, воевода-батюшка. Я как утречком-то проснулся, крылышки расправил, шейку к солнышку потянул, так и... едва на спину не хлопнулся. Пресвятая Матерь Божья, что ж это со мной сотворилось?! Оглядел себя - весь в перьях, ровно пташка перелетная, но покрупнее в теле буду. Подбежал к ведерку, глянул в воду - как есть петух! А тут и бабуленька наша входит, чтоб ей в гробу не кашлялось... - Понятно. Нас обоих поставили перед фактом. Тогда слушай внимательно. Мы едем (в смысле, летим) на одну очень важную оперативную встречу. От исхода сегодняшних переговоров зависит судьба завтрашнего дня. Поэтому постарайся вести себя достойно работника милиции, червячков в цветочных горшках не выискивай, без дела клюв не разевай и, главное, не путайся у меня под ногами. Вопросы есть? - Один, маленький, - подумав, сообщил Митька, - кто нас там ждет? - Кощей Бессмертный. - А-а-а-а!!! - Один из крупнейших уголовных авторитетов в ваших краях, - невозмутимо продолжал я, совершенно игнорируя отчаянные попытки петуха изобразить невменяемую истерику. - Он намерен переговорить с нами по поводу объединения усилий в борьбе с засилием иностранной магии на территории, вверенной лукошкинскому отделению. Похоже, эта проблема живо затронула всех. Ты что-то там хотел кукарекнуть или мне показалось? - Ники-ки-ки... - Не понимаю, крякай отчетливее. - Я ж не утка какая... - на мгновение обиделся Митяй, потом вспомнил о своей трагедии и снова затрясся: - Ники-ки-ки-та Иван-н-ныч... не хочу... не могу... не буду... и не уговаривайте! Остановите ступу - я сойду. - Да ради бога. - Я меланхолично шевельнул плечом и переложил помело перпендикулярно заданному курсу. Ступа так резко затормозила, что мне едва удалось поймать слетевшую фуражку. Митька взлетел вверх, вцепился когтистыми лапами в деревянный бортик и, поудобнее угнездившись, глянул на меня глазами, полными упрека: - Батюшка сыскной воевода, вы что ж, опять породу мою с кем-то путаете? Отсель вся земля одной тарелкой расписной кажется. На такой высоте только орлы летают, а я - петух, птица нежная, домашняя, если упаду, так и перышка целого не останется. Уж сделайте такую христианскую милость - опуститесь на поляночку... - Нет проблем, Митя, - честно ответил я, - раз ты решил предать меня, Ягу, все наше милицейское дело - беги. Я даже не буду настаивать на том, что ты давал присягу и в данном случае тебя бы должны "покарать суровые руки твоих же товарищей". Просто мы улетели от города километров на сто семьдесят, внизу сплошные леса, полные гостеприимных лисичек. Как ты считаешь, у одинокого петуха много шансов добраться до дома? После минутного раздумья петух принялся активно биться лбом об борт ступы. - Предположим лучшее - тебе повезло. Ты не разбился в лепешку, а удачно влетел носом в муравейник. Лиса, волк, куница, барсук, хорек или кто-то еще выпустили-таки из грязных лап героического домашнего кукарекальника. В лукошкинские ворота гордо вбежал полуощипанный петух и принялся, плача, целовать родную землю. Что дальше? Дальше что, Митя? С гребешком и в перьях кому ты, на фиг, нужен? Только в суп... Расколдовать тебя может лишь Яга, но станет ли она это делать? Чем бы ни завершилась моя дипломатическая миссия у Кощея, мне почему-то кажется, что наша бабушка вряд ли будет особо церемонна с предателями... - Да не предаю я вас, не предаю! - взвыл пристыженный Митька. - А только жить очень хочется. - Всем хочется. И мне, и Яге, и Кощею, и Шмулинсону - всем... И немцы эти, и нечисть их заезжая - тоже жить хотят. Работа у нас такая, в милиции не все делаешь как хочешь, больше - как должен. Так что прекрати мне тут изображать трогательную барышню-курсистку и берись за дело. Посмотри, похоже, ворон заметил нашу остановку и спешит узнать, в чем дело. Ну, ты как - со мной или пешкодралом до Лукошкина? Митька снова спрыгнул вниз и, нахохлившись, молча просидел там всю дорогу. Ближе к обеду мы были на месте. Лысая гора ничем особенным не выделялась. Кроме своей полнейшей лысости, естественно. Так, не слишком высокий песчаный холм в дремучем лесу. Стволы вековых сосен стоят так плотно, что пробиться сквозь их сомкнутый строй нет никакой возможности. Попасть на Лысую гору можно только сверху. Я дважды заходил на посадку, пока не приземлился на очень удачном пятачке, прямо на макушке. Выпрыгнул наружу и по щиколотку увяз в белесом песке, а черный ворон, сделав круг, уселся на борт ступы. - Вот мы и прибыли, участковый. Ну да дело не ждет, давай-ка побыстрее к Кощею заявимся, хозяин у нас больно строг и очень точность ценит... - Растудыть его в качель, какой пунктуальный... - хмуро раздалось со дна ступы. Бедный ворон едва не поседел от ужаса: - Это... кто это?! Ты кого ж... да как ты посмел, ищейка милицейская?! В Кощеево царство петуха тащить? Совсем мозгов нет? - Ты мне повыражайся тут! - рявкнул петух, взлетая на борт. Митька вздыбил перья, сдвинул гребешок на правый глаз и, грозно раздувая грудь, спросил: - Ну, кто тут на нас с участковым? Черный проводник только распахнул клюв, глядя квадратными глазами. - Эта благородная домашняя птица - на самом деле младший сотрудник нашего отделения. В приглашении не оговаривался состав нашей делегации. Если Кощея что-либо не устраивает, значит, переговоры не состоятся. Можешь слетать, доложить, минут десять мы подождем... Ворон потерянно кивнул, неуклюже, боком спрыгнул наземь и резво засеменил в сторону. Шагах в двадцати от нас он трижды отрывисто каркнул, и в песчаном холме открылась потайная дверь... - Митя, ты чего там бормочешь? - Молитву творю Николаю Угоднику. - А-а... дело хорошее. О чем просишь-то? - О том, чтобы Кощей разобиделся и нас не принял... Да не отвлекайте же меня, Никита Иваныч! - Не буду, не буду, извини... Молитва - это святое, продолжай. Через пару минут из дверного проема, кувыркаясь, вылетел комок черных перьев. Нашего потрепанного сопровождающего я узнал далеко не сразу. Ворон едва не влип в ближайшую сосну и уже оттуда сипло прокричал: - Идите... ждет... в большом раздражении... мама! - Мама в раздражении? - не понял Митька, но ворон только всхлипнул и заскользил по стволу вниз головой. - Ладно, пошли, раз зовут. Не отставай только. - Я поправил фуражку и отважно шагнул в проем, петух следовал за мной нога в ногу. Буквально через первые же десять ступенек из стены высунулось уродливое привидение, с воем протягивающее к нам прозрачные руки. Я хорошо помнил таких еще с прошлого визита, они сильны лишь твоим страхом, если не обращать внимания - сами развеются. Но Митька-то этого не знал! Мгновение спустя он взлетел мне на плечо и в несусветном испуге так заорал "Кукареку!", что стены задрожали. Мощное эхо подхватило петушиный крик, донеся его в усиленном виде до самых стен подземного дворца. Что началось... Малахольные привидения дохли тут же, на наших глазах. Те, кто покрепче да попривычнее, с воем уползали в неведомые норы. Узорная ограда внизу из живых челюстей чугуна скуксилась и пожухла, кое-где покрывшись сетью мелких трещин. Ступеньки под нашими ногами несколько закачались... - Прекрати орать, балбес! - прикрикнул я. - Нашел время и место... Не хватало еще, чтоб нас тут же и засыпало! - Дык... я... м...н... а как же? - сипел Митька, пытаясь выдернуть клюв из моей ладони. - Слушай, парень, Яга меня предупреждала, что петушиного крика вся нечисть боится. Для того тебя из человека бесполезного такой нужной птицей и сделали. Но ради всего святого - не ори ты по каждому поводу! Будет серьезная опасность - всегда пожалуйста... Дери глотку от всей души, я же тебе еще и спасибо скажу. Но, пока не просят, молчи, как... как... как селедка под шубой! - Слушаюсь, батюшка сыскной воевода! Таким образом мы дошли до дворца без малейших проблем. Острые шипы на воротах нацелились было в нашу сторону, но Митька отважно набрал полную грудь воздуха, и... металлические убийцы безропотно отступили, не дожидаясь петушиного крика. Вплоть до самого тронного зала нам поперек дороги становились разномастные уроды, плотоядно обнажавшие страшные зубы, но, видя у моего колена гордого деревенского петуха, тут же меняли угрожающие оскалы на гостеприимные улыбки. Кощей Бессмертный, одетый в подобающее случаю облачение (царственные доспехи из вороненой стали европейского фасона), поглядывал на нас сквозь прорези забрала. Его глаза отсвечивали неестественно синим. Рядом стояло штук шесть длинноволосых чудищ, более всего напоминавших толстых, небритых геологов с отродясь не стриженными ногтями. - Ха-ха-ха! - театрально рассмеялся хозяин дома. - Вот он, враг докучливый, Никитка из уголовного розыска... сам пожаловал! За отвагу твою беспримерную одарю тебя смертью страшной, но милостивой. Эй, вурдалаки мои верные... - Митя, - ровным голосом попросил я, - кукарекни дяде. - Не надо! - Кощей мгновенно поднял руки вверх, потом вспомнил, кто он есть, и сделал вид, что просто потягивается. - Да шучу я, щучу... не видно разве? Че сразу кукарекать-то? До петуха сам додумался али подсказал кто? - Баба Яга посоветовала, она у нас в отделении экспертом-психоаналитиком подрабатывает. - Вот чертовка старая, - сплюнул Кощей, - неймется же бабе! Давно ли в глухом лесу, в избушке на курьих ножках, проживала, царевичами-королевичами да Иванами-дураками питалась. А как готовила, как готовила... Пальчики оближешь! - Вы тут на нашу бабушку не наговаривайте, - неожиданно подал голос мой петух, - она у нас хорошая! - Ох ты ж... Это кто у меня тут разговаривает? А ну, дай погляжу... я-то думал, птица неразумная, а тут человек заколдованный. Хочешь расколдую? - Не хочу, - допетрил Митяй, прячась за мою ногу. - Мы люди подневольные, нам без приказу начальства никак нельзя. - А ты хитер... - начал было Кощей, но я решил вмешаться: - Может быть, все-таки перейдем к делу? У меня не так много свободного времени. - Ладно, участковый... пока на твоей стороне счастье, но смотри - на узкой дорожке нам двоим не разминуться. - Это угроза? - Понимай как знаешь... Ну, пойдем, о делах поговорим в моем кабинете, без лишних свидетелей. Я пожал плечами. Кощей встал с трона и, скрежеща на ходу, как несмазанный трансформер, жестом пригласил нас следовать за собой. - Садись, сыскной воевода, петух пускай за дверью подождет. Когда пахан с начальником разговоры перетирают, петухам да вертухаям рядом не стоять! - Боюсь, вы нас не поняли, - чуть улыбнулся я, - Митя - младший сотрудник нашего отделения, а петухом он является временно, только сообразно криминальной обстановке. В иных случаях он - обычный человек, работник милиции с нормальной, здоровой ориентацией. Так что попрошу все намеки на слово "петух" в тюремном жаргоне впредь не употреблять. Они оскорбительны и абсолютно беспочвенны. - О чем это вы, Никита Иваныч? - простодушно шепнул Митька. - Потом объясню... - Я вас понял, - медленно протянул Кощей, разочарованно приподнимая забрало. - Не знал, что тут может быть столько пыли из-за чести мундира. Не возражаете, если закурю? - Ради бога. Он поморщился, словно я сказал нечто непристойное, достал длинную голландскую трубку, набил черным табаком, зажег от собственного горящего пальца и пустил вверх густые клубы вонючего зеленоватого дыма. - Значит, о деле... А ты не дурак, участковый. - Спасибо, вы тоже не так просты, как хотелось бы. - Почто напраслину возводишь? Злодеи мы и есть, как на роду написано, а только скрывать нам нечего... - Мы болтаем не более получаса, - сощурился я, - а вы за это время уже успели сменить минимум три разговорных манеры. То ведете себя как матерый уголовник с сорокалетним стажем, то как беспощадный, но недалекий отрицательный герой русских сказок, то как интеллигентствующий гангстер в романах Марио Пьюзо... Если все это лишь с целью подобрать ко мне ключик, то мы бесполезно тратим время. Я приму вас любого. Мне совершенно наплевать, кого вы изображаете, пока мы поддерживаем условия взаимовыгодного партнерства. Вы ведь за этим меня приглашали? Какое-то время он молчал, сосредоточенно глядя в угол и нервно посасывая янтарный мундштук. - Хорошо, Никита Иванович, давай без околичностей. Дело вот в чем... Я все Лукошкинское государство в своей зоне влияния числю. Злодеев крупнее и сильнее меня - для вас нет. Мелкого жулья везде полно, но и от их трудов копеечных я свою долю во всем иметь буду. Соперники мне ни к чему. Да и тебе, если вдуматься, тоже... Пока я один есть, со мной и бороться проще. Другое дело, что одолеть меня тебе жил не хватит. Но - вот он я, враг всей твоей милиции, и в лицо тебе это говорю. Ты меня знаешь, я - тебя, мы с тобой наравне. Зачем же нам еще эти иноземцы? - Расскажите поподробнее, кто именно? - А ты не знаешь?! - Мне известно лишь, что некие силы, обосновавшиеся в немецкой слободе, в ближайшем времени готовят некое магическое вторжение. Черная месса, пустующий храм, упыри, непонятные мухи... Речь идет о вызывании в наш, русский мир какого-то европейского демона? - Да не какого-то, а великого Вельзевула - Повелителя мух! - в сердцах вскричал Кощей, решетчатое забрало с лязгом рухнуло к подбородку. - Это же по силе и мощи младший брат самого Сатаны! Да он из наших леших да водяных узлы морские вязать станет. Они ему, по правде сказать, тоже не спустят. И начнется... - А что, собственно, в этом такого? - улыбнулся я. - По-моему, простые люди от этой войны только выиграют. Помните, у Высоцкого: "...билась нечисть груди в груди и друг друга извела. Прекратилися навек безобразия, ходит в лес человек безбоязненно. Не страшно ничуть..." - Зелен ты в наших делах, участковый, - глухо прозвучало из-за забрала. - А все потому, что не отсюда ты... чужой, сердцем не прикипел, традиций не уважаешь. Вельзевул сюда не один пожалует, он ведь весь свой бесовской легион приведет. Битва будет страшная, земля родить перестанет, в лесах деревья сохнуть начнут, реки вживую загниют, трава не вырастет, чем тогда люди твои жить станут? Ты тут шутки шутишь, стишки читаешь, а вот подумал бы, что будет, ежели не изведет нечисть друг друга! Ежели вдруг да победит иноземец проклятый? Весь мир русский накроет злая тень чужеродного демона. А изгонять его лишь католики да лютеране горазды, у православных и опыта такого нет. Поразмысли-ка, какие меж людишек брожения начнутся... Он был абсолютно прав. Крыть нечем. Последствия такой войны для Лукошкинского государства сравнимы только с ядерной катастрофой. Я уж не говорю о глобальном нарушении экологического баланса. Как же мне все это не нравится... - Ваши предложения? - Давай мировую, Никита Иванович. Пока общего врага не одолеем -- друг другу не вредить ни словом ни делом. Я сам в эту свару лезть не могу, мне за мои грехи в Лукошкино и нос сунуть невозможно. Отец Кондрат так проклянет - неделю отплевываться буду. Твое это ведомство - тебе и бой принимать. Я же со своей стороны обещаюсь ни одного беса исподтишка к границам русским на дух не подпускать. Пусть Вельзевул хоть горло сорвет вызываючи, у меня через кордон и вша на собаке не проскочит. - По рукам. Я готов от лица лукошкинской милиции принять условия мирного партнерства на время ведения общих боевых действий. Что должен сделать я? - Останови мессу, участковый! Не дай немцу вызвать проклятого Повелителя мух. Сумеешь - честь тебе и хвала, а уж коли нет... Так тут мы с тобой навек и попрощаемся. - В храме дежурит наш человек... тьфу! В смысле - наш кот. Стрельцы готовы захватить всех, кто придет на обряд вызывания. Всех подозрительных арестовывают, мы получаем информацию с перебоями, но применять методы инквизиции... - Что ж ты сразу не сказал? - резво встал царь Кощей. - В этом простеньком деле я тебе от души помогу. Вот здесь, в мешочке, порошок особый - безвкусный, безвредный, а кто его хотя бы понюхает, тотчас только правду говорить и будет. Для твоей милиции - вещь первостатейно важная. - Хм... большое спасибо. Думаю, и вправду пригодится. Не возражаете, если я перед применением проконсультируюсь у специалистов? Мало ли чего... - Не доверяешь ты мне, Никита Иваныч... - Есть немного, - согласился я. - Ладно, показывай. Яге, что ли, понесешь? Неси, она бабка умная, сразу добро даст. - Значит, договорились. Если других вопросов нет, я бы предпочел откланяться. Сегодня действительно такой напряженный день... - Эх, - Кощей вновь широко улыбнулся, приподнимая забрало на лоб, - придется отпустить. А ведь как все удачно складывалось - сам пришел, сел, вот так взять бы, да и скушать! Ну, была не была, я слово дал, я и взял. Не могу, не удержусь, сыскной воевода... - Ку! - угрожающе начал Митька, вызывающе делая шаг вперед. - Ка! - Все, все, все... пошутил! А я пошутил, пошутил, люли-люли, тра-та-та, вышла кошка за кота! Уйми ты сотрудника своего окаянного, не ровен час, весь дворец мне развалит! - Так вы бы не провоцировали. С милицией, знаете ли, шутки плохи, - наставительно отметил я. Встал, надел фуражку, козырнул на прощанье и развернулся к выходу. Верный петух бодро маршировал рядом. Царь Кощей скрипел зубами, но задерживать нас не решался. В общем, до нашей ступы мы добрались без малейших проблем. - Домой? - Домой, Митя. Мы плавно взмыли вверх и направились в сторону Лукошкина. В услугах черного ворона необходимости больше не было, я старался как можно лучше запомнить дорогу и теперь уверенно вел ступу по отмеченным ориентирам: одиноким горам, излучинам рек, степным проплешинам, болотам и особенно высоким деревьям. Петух, вольготно развалившись на дне ступы, самодовольно обмахивался крылом и приставал ко мне с расспросами: - Что-то не совсем я его понял, воевода-батюшка. Какая же ему, злодею беспросветному, выгода нашей милиции помогать? - Он сокращает число возможных конкурентов. Видишь ли, все преступники, как правило, делят "сферы влияния". Это облегчает процесс контроля над коммерческими структурами и создает у населения иллюзию устойчивой, стабильной власти. Многие даже обращаются к преступникам за помощью, наивно полагая, что раз они так уверенно ведут жизнь вне закона, то никакие законы над ними не властны, а значит, они - сильнее. Иногда бандиты действительно оказывают определенную услугу, за соответствующую плату разумеется. Но в большинстве случаев все заканчивается весьма плачевно для заказчика, его ставят на "счетчик" и шантажируют до полного разорения. - Хм... это, похоже, как если бы для изгнания мелкого беса призывали более крупного, - рассудительно кивнул Митяй. - Божьим именем надо пользоваться, сиречь законоисполнительными органами, верно? А только раз мы все это знаем, зачем же нам Кощея-то от забот избавлять? - Вся проблема в том, что на этот раз беда у нас общая. Я не могу допустить развязывания магической войны местной и приезжей нечисти на территории моего участка. Вот разберемся с этим Повелителем мух, тогда и займемся вплотную самим Кощеем. - А пока, стало быть, мы союзники? - В общем, да... Хотя мне очень не понравилось, как он с нами прощался. Я бы даже не удивился какой-нибудь тихой подлости нам вслед. Митька заворочался, выбрался наверх и взял на себя обзор тыла. - Вроде тихо, Никита Иванович, погони нет. - Это уже приятно... Смотри там в оба. - Слушаюсь, воевода-батюшка! Я установил помело на высокий холм с кривой сосной, чернеющей на горизонте, и погрузился в серьезные размышления. После разговора с Кощеем Бессмертным почти все встало на свои места. Дело выглядело вполне логичным, резные плитки преступной мозаики встали на свои места. Единственное, что оставалось непонятным, так это исчезновение немецкого посла. Итак, если следовать по порядку, то рассказ выходил таким... В связи с гиперактивностью европейской инквизиции (а возможно, и в противовес ей) некие темные силы решили переселиться в более спокойные русские земли. Руководит проектом эмиграции один из верховных демонов ада, гражданин Вельзевул, по прозвищу Повелитель мух. Он управляет маленьким немецким пастором, который убежден, что именно ему выпала честь избавить темный русский парод от засилья чертей, водяных, домовых и леших. Для этой цели он должен выбрать храм, оформить его в соответствующих традициях и провести обряд черной мессы. Вызванный таким образом Вельзевул активно возьмется за уничтожение лукошкинской нечисти. Немецкий священник почувствует себя героем дня и будет наивно ждать исхода битвы, в полной уверенности, что, как только Повелитель мух победит, он легко упрячет его обратно в ад. Ну а благодарные северные варвары вознесут ему бурную хвалу, признают Папой и всем миром резво перебросятся в католичество. Вот только мнение самого Вельзевула почему-то не берется в расчет... Значит, первоначально пастор Швабс тихо скупал у местных купцов черную ткань и кожу. Когда, по вине Шмулинсона, он упустил крупную партию товара, репоголовый немец стал молиться своему демону, и тот украл ткань. Никаких следов взлома мы обнаружить не смогли, их и не было. Почувствовав серьезную угрозу в лице сотрудников нашей милиции, пастор как-то сумел привлечь на свою сторону разношерстную охрану посла, так что те незаметно стали подчиняться именно ему, а не своему прямому начальству. Справедливо видя в нас главных противников своих "высоких промыслов", гражданин Швабс встал на стезю неприкрытой преступности. Не понимая, кто толкает его на противозаконные поступки, он планирует одно покушение за другим. В своей "праведной" слепоте он и не заметил, как стал послушным орудием чужой воли... Что же теперь? Если честно, то я и близко не представлял, как можно силами одного милицейского отделения остановить зарвавшегося демона с целым легионом бесов. Видимо, придется обращаться за консультацией к отцу Кондрату, у него должен быть опыт в таких делах. Загнать Вельзевула в ад я точно не сумею, экзерсизму и прочим тонкостям в школе милиции не обучают. Единственное, что мы реально могли бы сделать, так это не дать состояться черной мессе. Пусть они еще помучаются, выискивая подходящее место. Но вот почему был похищен посол? Это стало у меня уже какой-то навязчивой идеей. В его исчезновении не было логического смысла. Если сам захотел сбежать, то мог бы совершенно беспроблемно отъехать "по срочному вызову", официально, не поднимая по этому поводу ни малейшего шума. Если пастор Швабс намеревался от него избавиться, то мог бы просто приказать убить. Теперь же стрельцы вторые сутки прочесывают город. Кому выгодна такая суматоха? По моему скромному разумению, подобные вещи надо устраивать, привлекая как можно меньше общественного внимания, а здесь все наоборот... - Никита Иваныч, ку-ка-ре-ку-у-у!!! - Что? - не сразу повернулся я. - Дык... погоня! Что и следовало ожидать... Я ведь чувствовал, так легко мы не уйдем. Кощей Бессмертный является порочным негодяем по самой своей натуре и просто не способен честно соблюдать условия партнерского договора. Он обязан был сделать какую-нибудь гадость. За нами бесшумно летели шесть огромных птиц. Размах крыльев впечатлял, они уверенно догоняли ступу, хотя я и пробовал увеличить скорость, как учила Баба Яга. Митька напряженно откашливался, прочищая горло, похоже, он надеялся разогнать врага неотразимым кукареканьем. Погоня приближалась, сначала я думал, что это орлы, но при более близком рассмотрении птицы оказались совами. Правда, очень большими и с неестественно красным сиянием пустых глазниц. - Ку-ка-ре-ку!!! - грозно заорал мой младший сотрудник, вкладывая в крик всю душу. Ничего не произошло. - Может, надо подождать, пока подлетят поближе? - Митя, еще минута, и они тебе с налету гребешок на затылок развернут! Кукарекай, пока не поздно. - Ку-ка... ой! Они не падают! Матерь Пресвятая Богородица, спаси и помилуй меня, грешного... - И храбрый петух мигом скрылся на дне ступы. Я стиснул зубы, приготовившись к худшему. Мысли были холодными, короткими и деловыми. Главное - не дать напасть на себя всем одновременно, навалятся со всех сторон и заклюют. По счастью, совы летели не сомкнутым штурмовым строем... Первую я сшиб размашистым ударом помела, одновременно опуская ступу в глубокий штопор. Слабостью вестибулярного аппарата мне страдать не доводилось, и оглушенная сова мешком рухнула вниз. Я вел неравное сражение по всем писаным и неписаным законам воздушного боя. Нападающие превосходили меня числом и маневренностью, ступа напоминала тяжелый танк, атакуемый вертлявыми мотоциклистами. С плеча сорвали погон, ремешок фуражки пришлось закусить зубами, по зато почти каждый мой удар находил цель и ряды врага уменьшились вдвое. Еще одна сова, не успев избежать нашего очередного финта, намертво завязла когтями и клювом в мореном дереве ступы. Представляете их силу и остроту? А двое оставшихся благодушно прекратили атаки и, развернувшись, плавно ушли за горизонт. Отдышавшись, я направил помело в сторону родного Лукошкина. Пару минут спустя со дна ступы раздалось подозрительное бульканье. На свет божий показалась болтающаяся Митькина голова. Могут ли куры бледнеть? Не знаю, но этот петух был именно бледный, с прозеленью, иначе не скажешь... - По-могите... ик! Плохо мне... - Что, укачало? - А-а-а... - Петух безвольно свесил головку за борт, по-моему, его стошнило. - По-помираю... - Не волнуйся, это пройдет, - уверенно утешил я. - От "морской болезни" еще никто не умирал, а для работника милиции она просто неприлична. - Пр-стите за... за все... не поминайте лихом... ик! - Ты бы потренировался, что ли... На качелях-каруселях почаще бывать надо, еще разные там стариковские кресла-качалки очень помогают. - Вот и-ик! Смерть моя... пришла... - А знаешь, в моем мире ученые придумали массу лекарств от укачивания. Таблетки разные, говорят, еще крепкий табак помогает, лимон... Только его без сахара сосать надо. - Да что ж... ик! У вас ни капли жалости ко мне нету?! - взвыл наконец раздосадованный Митька. - Я тут страдаю безвинно, с жизнью навек прощаюсь, а вы все о каких-то фруктах... Что за жизнь, все кому не лень сироту обижают... - Не прибедняйся, у кого мама в деревне? - Так ведь только мамонька родная и есть, - жалостливо всхлипнул петух, обхватив голову крыльями и пуская слезу, которая побежала вдоль клюва и повисла на кончике блестящим хрусталиком. - А батюшки родного давно нет на свете белом... спит в земле сырой, кормилец наш... один я у мамки остался, ни сестренки, ни братишки... - Да, не повезло, - задумчиво признал я. - Один у мамы сын, и тот - милиционер... - Вы к чему это, Никита Иванович? - Так... глупая шутка из моего времени. Ну, вроде бы все... Ты оклемался? - Не берет меня смерть, - грустно кивнул Митька. - Видать, грешен я, придется еще на земле помучиться. - Ничего, вон, посмотри... Видишь там, на горизонте белую полосу с позолотой? Это лукошкинские колокольни, скоро будем дома. - Вот и ладушки. А пока не прилетели, позвольте вопросик один полюбопытствовать? Спасибочки... Вот когда вы с Кощеем за переговоры сели, он как-то странно обмолвился, дескать, вертухаям да петухам рядом с вами не стоять... Это что ж он имел в виду? Чем ему, злодею, петухи-то не угодили? - А-м... как бы... Вот этого, Митя, тебе бы лучше не знать, - почему-то смутился я. - Ну, Никита Иваныч, ну пожалуйста! Ну растолкуйте, Христа ради, мне, необразованному, эту премудрость милицейскую. Не ровен час, по службе понадобится. Кто спросит, а я не знаю... Срамота! Уж сделайте такую милость, расскажите... Я глубоко вздохнул, прикрыл глаза и как можно доходчивее, самыми простыми русскими словами, буквально на пальцах, объяснил младшему товарищу, кого на "зоне" называют "петухами", за что, чем они там занимаются. К концу рассказа Митька окосел! Он впал в полный столбняк, гребешок на голове встал дыбом, нижняя половинка клюва отвисла аж до груди, а круглые глаза увеличились до размеров царского пятака. Бедный петух молчал почти полчаса, с ужасом переваривая нанесенные ему оскорбления. Только когда мы уже сворачивали на наш двор, он неожиданно встряхнулся и страстно бросился ко мне: - Воевода-батюшка, поворачиваем назад! - Зачем? - Поворачиваем! Я ему, гаду... Я ему за такие слова прямо в глаз... кукарекну!!! На дворе отделения было подозрительно тихо. Нас встретили два стрельца под руководством Еремеева. По одному виду ясно, что в городе очередная трагедия. И, судя по их убитым мордам, трагедия глобальная... - Не тяни, Фома, говори прямо, кого убили. - Никого... - пряча глаза, пробурчал он. - Час от часу не легче. - Я спрыгнул со ступы, шлепком отправив Митьку погулять с курами. - Что же тут такого страшного случилось? - Да уж... случилось. Ягу твою мы... того... арестовали. - Что?! - У меня, наверное, ноги подогнулись. - Кого вы арестовали? - Да бабку же твою... - огорченно развел руками старший стрелец. -- Тут такое было... В обед выбегает она из дому, орет невесть что на всю улицу и ложкой деревянной размахивает, ровно ударить кого хочет... Ну, думаем, все, ополоумела старуха! Глядим, так и есть - бьет ложкой своей по кустам да заборам, на месте крутится, ногами топает и ругается... хоть уши затыкай! А потом как развернется, подпрыгнет да как побежит... И куда бы ты думал? На соседнюю улицу, прямиком в мужскую баню! - Ох... - Я схватился за сердце. - Мы - за ней! - все более воодушевлялся своим рассказом Еремеев. - А из бани уже мужики голые выпрыгивать стали, шум, крик, суматоха! Внутри Баба Яга, вся в мыле на полу ползает, вроде как кого ложкой своей лупит... Ну, пока мы на нее кафтан стрелецкий накинули, пока в охапку сгребли, пока народ успокоили... Так в порубе и сидит... - Боже мой, ни на минуту оставить нельзя, - тихо простонал я. - Уж ты не серчай, сыскной воевода... зла мы ей не хотели, обращались со всевозможной вежливостью. А только сами к порубу не пойдем... Ежели она и в самом деле свихнулась, так и превратит не глядя в зверушку какую... Я молча отодвинул его в сторону и пошел за бабкой. Дверь в поруб была заложена здоровенным поленом. Отшвырнув его в сторону, я шагнул вниз. - Это ты, Никитушка? - глухо раздалось из самого темного угла. - Я, бабушка Яга. Зря вы тут сели, сыро ведь и холодно. Помните, как вы на прошлой неделе на радикулит жаловались? Пойдемте наверх, стрельцов я отослал на всякий случай... - Правильно, от греха подальше, - кивнула Яга, цепляя меня под локоток. - Ниче, ниче, Никитушка, не волнуйся за меня, я тут в порубе уже поостыла маленько... А ведь хотела их, охальников, всех в зайцев превратить, подчистую! Всю сотню еремеевскую! Впредь была бы наука, как мешать работнику милиции во время выполнения ответственного задания. - Давайте-ка пойдем в терем, там за столом и расскажете. Накрывал я сам, Митька было сунулся в сени, но Яга пихнула его лаптем: - Не приставай, потом расколдую. Сходи вон курам своими подвигами похвастайся. Они слушать любят... Разогреть самовар, расставить чашки да положить на скатерть блюдо со сдобой - дело нехитрое... Стрельцы благоразумно не показывались в секторе оконного обзора. Бабка отошла примерно к третьей чашке, начав страстный монолог в стиле гангстерского боевика: - Все тихо было. Проблем дорожно-транспортных - никаких, драк да действий хулиганских - не замечено, с жалобами народ не являлся, ворье всякое стыд и меру знало, отчего ж не работать при такой-то жизни? Тут бы и я, старуха болезная, одна за всем порядком уследила. А вот недосмотрела только... Кота-то своего верного, Васеньку моего благородного, я ведь на подворье немецкое отправила! По приказу твоему с кошками ихними о слежке за мессой этой проклятущей договариваться. Сама в уголочке сижу, над носками тружусь. Вдруг - глядь, из дверей на подоконник ровно крыса какая пестрая бросилась. Да в Окно, да в лопухи, да через весь двор - к воротам... Куры бедные так врассыпную и кинулись! - Шмулинсон, - догадался я. - Он самый, злодей! - хлопнула ватрушкой по столу разгорячившаяся бабка. - Стал, подлец, у забора, нашел щелочку да кулаком мне погрозил. Ну, я встала, схватила что под руку попалось, да и за ним. А ить, он, пакостник мелкий, не дурак будет... все по кустам да репейникам лазил! Ему, по причине малорослости, так сподручнее, а мне-то, в мои годы, куда по колючкам подол трепать? Разозлилась я! - Все ясно, прячась за растениями, он дунул по центральной улице и решил, что в бане уж точно от вас спрячется. - И спрятался бы! Нешто у меня совсем мозгов нет, в мужскую баню лезть?! Чего я там не видала... А только у дверей обернулся же, паскудник, да на всю улицу обхамил меня антисемиткой. Тут уж я и не сдержалась... - Так и не поймали, - посочувствовал я, подливая ей чаю. - Нет, убег, - вздохнула Яга. - Шайкой я в него швырнула, да промазала! Но кипятком крутым обварила его здорово... - Сейчас он, видимо, уже дома. Можно было бы послать стрельцов, но при таком росте этот сионский гробовщик свободно спрячется под мышкой у жены. Ладно, захочет, чтоб превратили обратно, - сам прибежит. - Никитушка, а ты ему штраф за обзывание выпишешь? Рази ж можно так пожилую женщину при честном народе грязью поливать?! - Вообще-то это не очень страшное слово, - улыбнулся я. -- Антисемитами называют тех, кто не любит евреев. Вот вы их любите? - Откель же мне знать? - приподняла бровь бабка. - Ко мне в избушку ихние королевичи отродясь не захаживали. Люблю ли? Так ведь это как приготовить, попробовать надо... В свою очередь рассказав о визите к Кощею, я отдал ей порошок для экспертизы и сел за докладную царю. Особенно хвастать было нечем, но, с другой стороны, когда знаешь, с кем именно борешься, - это уже полдела. К Гороху я сегодня идти не намеревался, пусть Яга вернет Митьку в облик человечий, он мой отчет и доставит. Хуже всего была полная неизвестность в сроках и датах. Прощенный Еремеев был допущен бабкой пред мои очи и сообщил, что в поисках посла просвета нет, ровно сквозь землю провалился. Из всего подозрительного мог отметить лишь визит злосчастного иконописца Саввы Новичкова в немецкую слободу. - Зачем ходил, не уточняли? - Как же, сразу на выходе и сгребли молодца... Спросили честью, че, мол, делал? Говорит, будто пастор немецкий в себя пришел да работу ему посулил. - Какую работу? По специальности? - Нет, по ремеслу, - пояснил старшина, - иконописную. Вроде храм какой-то расписать надобно. - Очень хорошо. - Я сделал пометку в блокноте. - Узнайте, где остановился этот господин оформитель, и ведите постоянные наблюдения. Напомните мне, в каком храме служит отец Кондрат, нам надо побеседовать. - В соборе Святого Ивана Воина, - уверенно ответил Еремеев. - Мы с ребятами тоже в ту сторону идем, проводим. В общем, раздав всем соответствующие указания, я выдвинулся в район северных ворот. Храм Ивана Воина мне очень нравился, он был какой-то особенно ухоженный внешне и невероятно уютный внутри. Как вы уже поняли, религиозным человеком я не являюсь. Впрочем, и атеистом тоже. В смысле, истиной веры в душе нет, но, живя здесь и постоянно сталкиваясь с проявлениями нечистой силы, было бы глупо отрицать наличие и светлой. Так что Бог есть, в этом я убежден. Вот как связать такую убежденность с редкими визитами в церковь, внутренним неприятием религиозных ритуалов и всем прочим, что делает из человека настоящего христианина... А... на эту тему надо серьезно говорить со священниками, но отца Кондрата я хотел видеть совсем по другому поводу. Он оказался не занят, несколько подозрительно пригласил меня войти внутрь. Мы уселись в каком-то теплом помещении за алтарем. Дурманно пахло ладаном и воском, я решил не отвлекаться и сразу перешел к главному: - Мне нужна консультация профессионала, вы не подскажете, кто такой Вельзевул? - Повелитель мух? - скривился батюшка, едва сдерживаясь, чтоб не плюнуть от омерзения. - Один из верховных демонов ада, бес очень известный, силы немереной и честолюбив до крайностей. Те, кто вызывает его, редко остаются живы, ибо свиреп он и коварен зело. К почитателям своим в образине мухи огромной является. Только тебе-то все это к чему, сыскной воевода? - Есть серьезные основания предполагать, что некие граждане намерены совершить у нас в Лукошкине обряд его вызывания. Якобы с благими целями - для уничтожения местной нечистой силы. Лично у меня, да и не у меня одного, вызывает опасения сам факт возможности управления таким существом. Это вообще возможно? - Нет, сын мой. Разве уж человек тот совсем святым отшельником будет, да и то - веры его хватит лишь Вельзевула назад в ад вернуть. А чтоб хозяином ему быть... такое никому не по силам. Демона только с цепи спусти, он ужо себя покажет... - Скажите, а вот если такое все же случится, смогут ваши священники, объединившись, какими-то специальными молитвами исправить положение? - Не ведаю, - честно покивал бородой отец Кондрат, - хотелось бы верить, но ведь все в руках Божьих. Ежели придется - всех под священные хоругви подниму, а уж сумеем ли, нет ли... Тут не обессудь, участковый, мы своих сил не знаем. - Но я могу рассчитывать на вашу помощь? - Знамо дело, милиции родной завсегда помочь готовы. Хоть сегодня прикажу по всем церквам охранные службы служить... - Спасибо, почему бы и нет? - Я встал, поблагодарил за содержательную беседу и двинулся к выходу: - Итак, если что-то серьезное, мы тут же ставим вас в известность. - Не сомневайся, сыскной воевода, супротив Вельзевула беззаконного мы все, как один, восстанем! Да только скажи, какой христопродавец здесь его вызывать удумал?! - Сожалею... эти сведения пока остаются секретными в интересах следствия. Отцу Кондрату это не понравилось. Но я не мог поступить иначе, только не хватало, чтоб он оповестил весь город о планах "немецких католиков" и возбужденная православным гневом толпа начисто смела всю слободу. Нет уж, я читал, на что способны религиозные фанатики... Уже на улице, где меня ожидал постоянный эскорт из двух рослых стрельцов, подошли еще двое. Оказывается, появились первые сведения об исчезнувшем после. Вроде бы сразу за городом, у реки, что-то обнаружили. Я отправил одного стрельца на поиски Еремеева, а сам с остальными пошел на указанное место. Получасом позже мы были на месте. Река здесь делала крутой поворот, берег был низким, обрывистым и заросшим старыми ивами. Действительно, у их корней, уходящих в воду, виднелись какие-то обрывки ткани. Стрельцы, поддерживая друг друга, умудрились вытащить эту улику - оторванный рукав от посольского камзола! Кто-то пытался упрятать концы в воду... - Берегись, сыскной воевода! - неожиданно заорал ближайший стрелец, толкая меня в плечо. Раздался выстрел! Пуля свистнула у самого уха... Из-за прибрежных кустов вышло четверо негодяев в немецком платье. Все были вооружены короткими ножами, а у самого последнего дымился ствол пищали. Никто не задавал никаких вопросов, четверо на четверо, силы почти равны. Почти, потому что я не был вооружен, но из ворот уже бежал сотник Еремеев с товарищами. Нужно было продержаться не больше пяти минут... Как там сцепились остальные - не знаю, лично я буквально был сбит с ног мощным броском своего противника и вместе с ним рухнул с берега в воду, подняв тучу брызг. Он был гораздо сильнее и тяжелее... Подводным течением нас быстро несло в сторону, борьба в воде вообще очень проблематична: ни размахнуться толком, ни ударить. Противник попросту ломал мне ребра, обхватив поперек обеими руками. Я безрезультатно пытался сдавить ему горло, но воздуха не хватало, одежда тянула на дно. В полном безумии я как-то ухитрился выскользнуть из смертельных объятий, однако немец, тоже почти задохнувшийся, мертвой хваткой вцепился в мой китель. Легкие разрывало! Последнее, что я запомнил, - это синие и зеленые полосы перед глазами. Мне они что-то напомнили... "...Оставайся с нами... Ты устал, ты так невероятно устал... Мир жесток, его невозможно исправить, как бы ты ни старался, зло никогда его не покинет. Там пыльно и жарко, там пот и кровь орошают землю, любой шаг превращается в борьбу за право жить... Останься с нами, отдохни от вечного бега за своей неустроенной судьбой. Отдохни от друзей и врагов, от шума и дел, от службы и суеты. Позволь нам снять с твоих плеч усталость, ни о чем не думай, не беспокойся, не страдай. Мы уложим тебя на мягкие водоросли, мы окружим тебя лаской и прохладой, наши руки навсегда утешат тебя, наши поцелуи..." - Эй, участковый! - Кто-то сильно ударил меня чем-то мокрым в лоб. - А ну, вставай! Разлегся тут... Я с трудом разлепил глаза. Речка, отмель, лежу на старой, выбеленной коряге, невдалеке мостик, тот самый, у которого я знакомился с русалками. Излучина речки Смородины, вот, значит, куда меня вынесло... А кто же тут? - Да здесь я, здесь! Озирается еще... Слева, под корягой, на солнце в такую жару лезть неохота. Я глянул вниз: действительно, из-под коряги на меня смотрели мутно-зеленые глаза, лягушачий рот кривился в знакомой улыбке, а с усов и белой бороды стекали мелкие капельки. - В-водяной, если не ошибаюсь? - Не ошибаешься, участковый, он самый и есть, - подмигнула голова. - Что ж это ты, друг любезный, делаешь? Тебя в Лукошкино зачем поставили? Порядок охранять! А ты тут чем занимаешься? Моих русалочек невинных соблазняешь... - Простите великодушно, я... - Мне удалось прийти в себя и после второй попытки сесть. - Я совсем ничего... почти ничего не помню. Там... была драка на берегу, мы упали в воду. Наверно, я утонул? - Конечно, утонул, - бодро подтвердил водяной, подавая мне фуражку. - Девоньки тебя уж почти готовенького на бережок вынесли, а там и я подоспел. Думаешь, мне очень надо речку милицией загрязнять? - Вы... о чем это? - О том, что у меня и без тебя мусора хватает... Шел бы ты домой, участковый, да делом занялся. Даром мы с лешим тебя уму-разуму учили? Не ровен час, немцы эти мессу свою проведут... Вот и кончится наша спокойная жизнь. - Да, конечно... - попытался встать я, но соскользнул, по пояс рухнув в воду. - Ой, извините, пожалуйста! - Извиняю, - великодушно кивнул водяной, оттирая с лица брызги. -- Беги давай, там тебя уж обыскались небось... - Спасибо. И... я хотел бы поблагодарить Уну и Дину, вы передайте им... - Передам! Мотай отсюда, я тебе говорю! Вот ведь напасть, как заведешь молоденьких русалок, так все подряд и липнут... Я выбрался на берег, вылил воду из ботинок и широким шагом направился по тропинке в город. Уже на холме, обернувшись, я заметил две девичьи головки - русалки стояли по горло в воде в тени старой ивы и прощально махали мне вслед. Надо будет обязательно вернуться, принести бутыль водки старому хрычу, конфет и пряников девчатам, ну и бусы какие-нибудь в подарок. Так сказать, за спасение утопающего... - Стрелецкий разъезд перехватил меня уже у мельницы. Мужики были страшно рады видеть мое благородие насквозь мокрым, но живым. У Фомы хватило мозгов отправить еще два таких наряда вниз по реке, в надежде выловить мое тело. Оказывается, мы угодили в специально подготовленную ловушку. Немецкие телохранители ждали именно меня, кроме посольского рукава в реке больше ничего не оказалось, так что поиски Кнута Гамсуновича по-прежнему продолжаются. Двое стрельцов получили пулевые ранения. Тот охранник, что боролся со мной, был найден утонувшим, еще один был убит в общей схватке, двое уцелевших доставлены в отделение. Яга, выслушав доклад о моей гибели, едва не бросилась на стрельцов с кулаками. Потом опомнилась, быстро поворожила на воде и сказала, что я жив, чтоб сей же час шли искать и чтоб без сыскного воеводы не возвращались. Ну, здесь все складывалось хорошо... Митька, уже успевший вернуться от царя, ждал нас еще в воротах. Все соседи были тут как тут... - Живой! Живого ведут! - Славен Господь на небесах, и чудны его деяния... - Участкового из речки за шнурки выловили! Говорят, враги на него покушались... - Ох ты ж, да кому ж он так неугоден, защитник наш?! - Да мало ли ворья беззаконного по земле ходит... А Никита Иваныч никому спуску не дает! Ни купцам, ни боярам, а намедни и вовсе всех священников заарестовал! За что, за что... Значит, было за что! - Ой, гляньте-ка, да ведь он мокрый весь... - Знамо дело, дура... его ж из реки выловили, а не с бельевой веревки сняли. - Совсем замаялся, сердешный наш... А, доброго здоровьичка, Никита Иванович! Не, не... мой больше не пьет! Спасибо за про...фи... фили...сифили... - Да не лезь ты к коням под ноги, бедная скотина от твоей рожи аж шарахнулась! Вон у сыскного воеводы фуражечка на ухо съехала... Может, подмогнуть чем, батюшка? Когда ворота захлопнулись, я облегченно вздохнул. Народ здесь простой, душевный и общительный, как увидят - здороваться лезут, разговоры заводят, мнениями обмениваются. Я, к сожалению, пока так и не выучился свободно разговаривать с людьми. Нужно иметь быстрый ум и хорошо подвешенный язык, а то тебе из толпы такого наговорят - всю жизнь с красными ушами ходить будешь... Яга моему возвращению не удивилась, глянула мельком и вновь повернулась к столу, на котором были расставлены разные мисочки и пузырьки. Я понимающе кивнул, прошел к себе в комнату и переоделся в домашнее. Форму еще нужно было приводить в порядок, хотя она на мне, конечно, слегка подсохла, но мятая была до невозможности и на погоны налипли листики водорослей. Пусть повисит, а бабка освободится и быстренько сделает все, что надо. - Есть будешь? - Нет, спасибо... Как идет экспертиза? - Уж и не знаю, что сказать... Либо я стара стала и подвоха Кощеева не вижу, либо он, злодей, и впрямь стоящую вещь подсунул. Надо бы по уму испытать на ком... - Я могу попробовать. - Тебе нельзя, да и мне тоже. Если мы с тобой на любой вопрос только правду резать будем, то как же секретность в следствии соблюсти? - А Митька? - Ему тем более... Он и без порошка все что хошь разболтает, лишь бы слушали. Нужен человек пришлый, к отделению отношения не имеющий. - А как это хоть готовится? - полюбопытствовал я. - Да проще пареной репы. Одну ложку на цельный самовар, что в горячем виде, что в холодном. Как выпьешь, с полчаса погоди, пока действовать начнет. А уж потом, как приспеет, - хоть рот зажимай, все равно все самое сокровенное растреплешь. - Никита Иваныч, гости к вам, - раздался из сеней Митькин голос. - Прикажете пропустить? - Да, - громко ответил я. В горницу, сумрачно озираясь, вошел думный дьяк Филимон, известный скандалист и прощелыга. Начал он, как всегда, без предисловий, с прямолинейного хамства: - Где тебя черти носят, сыскной воевода?! Я те что, малец босоногий, по всему Лукошкину за светлостью твоей участковой пятки мозолить? У меня ноги не казенные! Я было приподнялся, но Филимон не дал мне и рта раскрыть: - Что ж ты, участковый, порядку не знаешь? Всю бухгалтерию мне нарушаешь... Ты когда должен жалованье свое получать? Третьего дня! Али совесть не позволяет брать деньги незаработанные? Так у меня из-за совести твоей баланс посейчас не сведен! - А не откушаешь ли чайку с дороги? - неожиданно вмешалась Баба Яга, с подозрительным гостеприимством выставляя на стол большой поднос с ватрушками. Всю свою "химлабораторию" она незаметно сдвинула в угол. -- Вот у меня и печево свежее, и самовар только вскипел, и вареньица разного достану... - Благодарствуем, конечно... да только временем особым не располагаем. Из-за таких вот... Не приходют вовремя, а я за ними бегай! - Вот и присядь на минуточку, отдышись, я те быстренько чашечку спроворю... - Побольше! - сурово попросил дьяк, позволяя усадить себя на лавку. -- И сахарку, уж не поскупитесь... Я деликатно помалкивал, догадываясь, что затеяла Яга. - Что нового на дворе царском слышно? - Да как вам сказать, бабуленька... Государь наш в гневе, на милицию вашу серчает. Дескать, посла немецкого не уберегли, а у него теперь международная обстановка разваливается. Опять же квартирант ваш жалованье свое забрать ленится... Ну и молодежь пошла... Я, бывало, в его годы каждому грошику медному радовался, за каждой копеечкой бегал, каждому пятачку в пояс кланялся, работы не стыдился... Вы бы уж присмотрели тут, а то ведь, не ровен час, турнет государь вашего участкового за такую свинскую непочтительность. - Присмотрю, присмотрю, а как же... - в тон пропела Яга. - Вы чай-то выпили? - Да... - шумно выдохнул дьяк и потянулся к ватрушке, но бабка резко шлепнула его ложкой по пальцам. - Ау! Больно же... - Раз чай выпил, давай выметайся отсель! - Чего?!! - Того! Хватит тут грубиянничать, иди себе подобру-поздорову. От такой невероятной смены настроения бедный дьяк едва не сполз на пол. Когда же он наконец вылез из-за стола и, поджав губы, широким шагом двинулся на выход, Яга быстро остановила его, рявкнув вслед: - Куда пошел?! А деньги? - В приказе получит, в следующем месяце, - попытался свредничать Филимон, но моя хозяйка сдвинула брови и выпустила из ноздрей оранжевую струйку пара. Дьяк побледнел, сунул руку за пазуху и быстренько выложил на стол новенькие червонцы. - Еще раз задумаешь на милицию гавкать - попомни, мы тоже кусаться умеем. На прощанье Баба Яга изобразила широкую улыбку, продемонстрировав бюрократу кривые желтые клыки. Из терема Филимон вылетел, думаю, он вплоть до самого дома бежал не оглядываясь. - Зря вы с ним так... - Заслужил, - огрызнулась Яга. - Да я не об этом. Вы ведь ему порошок подмешали, время не вышло, как мы узнаем, что через полчаса он будет говорить только правду? - Ну... увлеклась! Довел он меня упреками своими. Давай на ком другом еще попробуем. - Так у нас же немецкие охранники в порубе! - вовремя вспомнил я, но Яга охладила мой пыл: - Нет их там, в царскую тюрьму я их отправила. Допросила сперва, конечно, да только не знают они, где посол. Не врут, вправду не знают. Их дело было - тебя погубить, так им пастор слободской приказал. Я ж насквозь вижу, когда кто врет. Че их в порубе держать, может, он для дела понадобится... В дверь снова забарабанили. Митька, дежуривший в сенях, доложил, что заявились стрельцы. Привели с собой незадачливого иконописца. Он под вечер направился на немецкое подворье, но парни решили перед этим завести его к нам, в том смысле, не угодно ли мне чего спросить? Я подумал и решил, что поговорить стоит. Яга поставила на стол чистую чашку, а вот использовать порошок не стала. Богомаз был человеком простодушным и вряд ли бы стал скрытничать. Новичков задержанию не удивился и даже обрадовался случайной возможности заскочить в отделение. Вины он за собой не чувствовал, а к нам тянулся, видимо, из-за того, что мы первые, кто не костерил его самородное творчество. - Как дела? Где устроились? - У конюхов в торговых рядах, я лошадей люблю, - скромно отвечал художник, присаживаясь к столу. - Краски есть еще, рисую помаленечку. - Появились заказы или так, для себя? - осторожно начал я. Новичков не заметил подвоха и тут же пустился в доверчивый рассказ: - Да вот недавно церковь немецкую мне под роспись предложили. Пастор ихний, Швабс, так и сказал - вот, мол, все стены твои - твори как хочешь, мы заплатим. - Заплатили? - Аванс дали, грех жаловаться. А на роспись только сегодня иду. - Почему же так поздно? Дело-то к ночи. Я всегда считал, что профессиональным художникам необходимо естественное освещение. - Оно бы конечно, - загорелся иконописец-авангардист, - но заказчик требует срочной работы, он хочет, чтоб церковь была закончена уже завтра. Мы с Ягой тревожно переглянулись. - Но... но это ведь нереально! Один человек не в состоянии расписать за столько времени целый храм. - Успею... Вы меня не знаете, я как до красок дорвусь, так не ем, не пью, не сплю - кисти в руках так и бегают! Опять же мне там не живопись разводить, а в два цвета да в моей манере... - Минуточку! - почему-то вздрогнул я. - Как это в два цвета? В какие же? - В черный да красный, - пожал плечами Савва и взял еще плюшку. - Но... не совсем понимаю... Конечно, я человек далекий от искусства, а в религиозных темах вообще ничего не смыслю, но неужели логично расписать храм изображениями святых, используя лишь два цвета? Ну, там белый или желтый - я бы как-то поверил, но черный и красный... - Так им святых и не надо. - Как это так? - не выдержала Яга, обычно бабуля предоставляет право задавать вопросы мне, а сама строго бдит за правдивостью ответчика. - Мне сказано было ад изобразить, демонов да бесов разных. Чем страшнее, тем лучше, - на мгновение задумавшись, пояснил художник; видимо, его моральная сторона темы нисколько не волновала, человек творил только ради чистого искусства. - А мух вас не просили изобразить? - Просили... А как вы... - Служба такая - про всех все знать, - криво улыбнулся я. - Значит, вы говорите, что к завтрашней ночи все должно быть готово? - Да. - И платят хорошо? - Десять червонцев обещано, два вперед дали. - Угу... А позвольте полюбопытствовать, вы прямо на стенах писать будете или... - Прямо на стенах не успею, - признался богомаз. - Это ж леса надо устанавливать, лазить по ним вверх-вниз, несподручно одному. Ткани должны были доставить черной, на полу расстелю, а уж после на стены разверну. Это и с лестницей сделать можно... - Как же вы будете рисовать черным по черному? - Что ж тут мудреного? Свет - красным проложу, а тени... краска-то черная только на первый взгляд одинакова, а ведь сколько оттенков у нее: сажа смоляная, кость жженая, виноградная, персиковая, гутанкарская, шахназарская, звенигородская... Это ж как технически интересно! Черным на черном, да черную душу демонизма во всем ужасе показать... Вот увидит отец Кондрат, сразу поймет мое искусство и еще небось и на работу к себе пригласит. - Очень может быть, - сдержанно кивнул я. Все складывалось более-менее ясно, хотя совершенно непонятно, что же, в конце концов, делать. Черная месса недалека, возможно, ее проведут уже завтрашней ночью. К сожалению, четкого плана действий мы не выработали до сих пор... Новичков, закончив с чаем, попрощался и ушел, я попросил стрельцов проводить его до немецкой слободы. - Ну, что скажешь, сыскной воевода? - Если честно, то сказать нечего. - Будем всех арестовывать? - Можно, но это не выход. Раз уж в деле замешаны такие темные силы, то взамен одного пастора они легко соблазнят десяток других. Необходимо не просто остановить черную мессу, а сделать так, чтобы впредь никакому Повелителю мух не взбрело в рогатую голову лезть к нам в Россию. - Правильно мыслишь, Никитушка. Только как сделать-то? - развела руками Яга. - Вот и у меня те же проблемы... - Стало быть, думать будем... Но долго думать нам не дали - едва не снеся дверь, в горницу вломились четверо стрельцов, да еще Митька держал в охапке двоих, пытаясь изобразить служебное рвение: - Никита Иваныч, я их не пускал! Нельзя, говорю, без доклада. Их благородие с бабулей думу думают! А они, окаянные, так и прут... - Беда, сыскной воевода! - шагнул вперед один из стрельцов. - Царя убили? - вскинулся я. - Хуже! Дьяк Филимон с ума сошел... На этот раз мы отправились всем отделением. Стрельцы в минуту запрягли нашу кобылу, Митька прыгнул за вожжи, в общем, до дьякова дома добрались быстро. А уж народу там было... жители трех близлежащих улиц, половина гончарного квартала, бабы, сельские мужики, приехавшие на базар, дети с сахарными петушками на палочках, заезжие торговцы, свободные от службы стрельцы, куча работного люду, побросавшего все дела, дабы послушать "политические откровения" Филимона Груздева. Сам дьяк влез на крышу домика и оттуда, держась за трубу, орал дурным голосом: - А еще купцу Манишкину бумагу нечестную подписал, будто у него холстина батистовая для производства портновского дюже подходящая. Врал я! За взятку в полмешка муки да фунт сала кабаньего все воровство злодею дозволил. Грешен я! Каюсь перед всеми! Судите меня, православные! - Ну что ж, сыворотка правды успешно действует. Как вы полагаете, долго продержится этот эффект? - Часа два, а то и три, - задумчиво решила Баба Яга, а из толпы уже подбрасывали провокационные вопросики: - Эй, длинногривый! А вот ты нам про бояр расскажи, правда ли, что они в царском тереме только водку жрут да девок щупают, а об судьбе Отечества никто не радеет... - Правда! - вдохновенно вопил Филимон, осеняя себя размашистым крестом. - Вот давеча сам видел, как боярин Ржевский бабку Марфу с кухни в углу прижал. Та тока пищит, а он, распутник, сзади се облапил и ручищами все по груди, по груди, так и возит... Словно ищет че, а че - непонятно... - Митя, рот закрой, спустись с небес и слушай мой приказ. Учителя своего в другом месте дослушаешь... - А? Что? Вы мне, воевода-батюшка? - Тебе, дубина стоеросовая! - рявкнул я. - У нас в отделении пропажа - свидетель сбежал. Кучерявенький такой, с длинным носом, зовут Шмулинсон Абрам Моисеевич, ты его знаешь. Наша бабушка, в порядке программы охраны свидетелей, несколько уменьшила его рост, чтоб спрятать понадежнее, а этот несознательный элемент взял и сбежал. Так вот, пока его куры не склевали, найди и верни. В поруб можешь не сажать, сунь за пазуху, пусть там загорает. - Понял, Никита Иванович, а где же мне его по городу в сумерках искать? - Думаю, в районе Шмулинсонова двора. Раз у него там жена и дети, значит, туда он и побежит. Порасспрашивай соседей, дело нехитрое, может, кто чего и видел. - Соседи, они врать горазды, - шмыгнул носом Митяй. - Ну не угощать же всех подряд Кощеевым порошком. Во-первых, мало его, а во-вторых, как людей уговоришь? Ладно, шутки в сторону... Двигай давай, сориентируешься на месте. Кру-у-у-гом! - Слушаюсь! - по-солдатски вытянулся он, сделал поворот и ушел, бормоча себе под нос: - Во-первых... во-вторых... щас сориентируюсь... - Что делать-то, участковый? - протолкались ко мне стрельцы. - Он там уж всех бояр да князей осрамил, того и гляди, за государя возьмется. - А царь-то наш совсем дела государственные забросил... -- мгновенно донеслось с крыши. - Об женитьбе и думать не хочет, не дает народу на матушку царицу полюбоваться! Намедни я ему портретец донны Изабеллы Флорентийской как бы невзначай под нос сунул... так он меня за руку ухватил, да как нажмет, как согнет, как завернет - я ж света божьего не взвидел! - Вяжите его, - тихо приказал я. - Двое на крышу, шестеро ловят внизу, остальным оцепить двор и деликатно попросить граждан расходиться по домам. - А кто его, батюшку нашего, этому костоломству-то зверскому обучил?! Участковый, Никита Иванович, сыскной воевода! Мало ему воров ловить, так он еще и царя нашего в свою милицию заманивает! Уж не хочет государь в боярскую думу, хочет в опергруппу!.. На этом последнем истерическом вопле души дьяка сдернули за лапоть с крыши. Внизу ловко поймали, сунули кляп и, опутав веревками, бросили в нашу телегу. Народ немного поворчал, но большинство логично считало, что Филимон попросту сбрендил. "Вот посидит в порубе, на холодочке, ему и полегчает..." - говорили они. В общем, правильно. Если расчеты Яги верны, то завтра же бедный дьяк будет рвать на себе остатки волос, но... слово не воробей, вылетит - не поймаешь. Наговорил, конечно, от всего сердца. Ладно, осталось только применять это средство по уму, без суеты и расточительства, а так - вещь очень полезная. Уже по дороге домой в мою голову забрела некая идея, нужно было срочно посоветоваться с Ягой, но сначала я поманил к себе стрельцов. - Ребята, не напомните, у нас в Лукошкине есть какие-нибудь специалисты по настенной росписи? Ну, оформители храмов? - Богомазы, что ли? Знамо, есть, цельная артель. На Иконной улице расположена. - Тогда доставьте-ка ко мне их начальника. Извинитесь за поздний визит, но приведите. - Как скажете, сыскной воевода! - Двое молодцов ушли влево по переулочку. Яга повернулась ко мне и тихо протянула: - Ну и хитер же ты, Никитушка... - Но ведь вполне может сработать? - предположил я. - Не знаю, не знаю... Это ж еще успеть надо, да Новичкова твоего предупредить, да чтоб немцы раньше времени ничего не заподозрили... А во всем прочем - план хоть куда! Вот Вельзевул-то обрадуется... - Я еще уточню утром у отца Кондрата. Сейчас главное, чтобы артельщики не проболтались. - Сделают дело - и в поруб их всех! - безапелляционно заявила бабка. -- Ужо потом... отпустим с извинениями. Я невольно вздохнул и призадумался, с каких же времен берут свое начало проблемы "превышения полномочий"?.. Спать легли рано, все намотались за день. Митяй пришел почти вслед за нами. Шмулинсона он не нашел, соседи его на смех подняли и по куширям лазить заставили. Дескать, только что туда измельчавшие евреи толпой бросились... Короче, похихикали над младшим сотрудником. Он им от моего имени пригрозил, за что был еще раз обсмеян задиристыми бабами. Стрельцы привели щупленького старца с кроткими глазами и благообразной бородой. Вкратце объяснив ему, в чем дело, я получил степенное согласие и услышал такую сумму, выставленную в оплату, что едва не свалился с лавки. Выручила Яга, она сразу согласилась, оговорив, что полный расчет только по окончании работы, а до этого - скромный аванс в пять золотых червонцев. Ударили по рукам. Пусть пашут, потом с ними царь разберется... Барыги какие-то, а не свободные художники. Три шкуры с милиции драть... Ночь прошла спокойно. Утро - тоже. Петух ко мне в комнату не входил, в голос орал за окном. Я еще с вечера принес старую тапку, подкрался к подоконнику и запустил в гада. Попал?! Надо же, попал! Петух брюквой рухнул в лопухи, только перья взлетели, выбрался оттуда, глянул на меня злобно и дернул жаловаться курицам. Вниз к завтраку я спустился сам, не дожидаясь зова Яги. Старушка уже хлопотала у стола, готовя мне вареники со сметаной, оладьи с молоком и брусничный чай с клюквенными пирожками. Если бы ее поставили завстоловой какого-нибудь захудалого санатория, то уже через год там не было бы свободных мест. Бабка готовит так, что пальчики оближешь! Сильно подозреваю, что знаменитая поваренная книга Молоховец на самом деле была написана Бабой Ягой и издана под псевдонимом. - Никитушка... - А? - Да ты ешь, ешь... - Бабка уселась за стол и подперла подбородок сухонькими кулачками. - Ты кушай давай, а я тебе о делах докладывать буду. - Есть новости? - полюбопытствовал я. - Митя спозаранок в засаду бегал, Шмулинсона ловил. Вроде бы заприметил, как в евонном доме кто-то возится. Ближе подкрасться не мог, собачонка у них дюже злая. Разгавкалась на всю улицу, но Митька наш уверен, будто семейство еврейское вещи в узлы вяжет. - Значит, Абрам Моисеевич уже дома. Что, выписать ордер на арест? - Да ну его... не до них сейчас, поважнее дела есть. Нам ведь по совести Шмулинсон-то совсем не нужен. Это уж так, для порядка, чтоб знали, как из отделения сбегать. Бог с ним... Сегодня утром Вася мой вернулся. - Кот? М-м... это хорошо. И какие известия? - Вчера вечером к пастору шестеро монахов из-за границы пожаловало. Телохранители посольские не появлялись нигде, но кошки местные уверяют, что там они, в слободе, по подвалам прячутся. А вот самого посла нет как нет! И знаешь, Никитушка, версия твоя о похищении, видать, неверная. Карета посольская так за конюшней и стоит, никуда она со двора не выезжала. - Тьфу, черт! Мы с Горохом там обыск устраивали... Как же не обратили внимания? Я же сам видел карету, но... наверно, думал, что они уже вернулись. - А они и не выезжали вовсе. Это нам немцы с перепугу наболтали, чтоб от себя подозрения отвести. Так что ежели посол где и пропал, так только в собственной слободе. - Значит, плохо искали, - пригорюнился я. - Сейчас, конечно, уже поздно. От трупа десять раз могли избавиться. А что же тогда искали в кабинете у посла? - О том не ведаю, - пожала плечами Яга. - У меня все ж таки кот, а не криминалист. Что мог - выспросил, больше с него не возьмешь. - Нет, нет, и на том спасибо. Вычтете из моего жалованья премию на покупку сметаны, наградить медалью не могу, их только служебно-розыскные собаки носят. - Правильно, к чему ему медаль? Еще Митька заревнует. Он вон свою к мамке в деревню отправил, теперь перед девками хвастать нечем. А Васеньке моему, касатику, сметанка для здоровья полезнее. Ты сам-то что сейчас делать намерен? - Схожу к отцу Кондрату, утрясу детали, пусть держит своих наготове. Оттуда к царю, доложу сложившуюся обстановку, пусть даст приказ войскам оцепить слободу. Ну, а потом уж на Иконную улицу, надо взять бригаду оформителей и каким-то образом переместить их вместе с материалами в новую церковь. - Ох! Старая я дура! - Яга хлопнула себя ладонью по лбу. - Совсем о главном запамятовала... Мессу черную сегодняшней ночью служить будут! - Я знаю. - Как? А... мне ж тока-тока Вася сказал... - Бабуля, но раз Новичкову велели закончить работу к этой ночи, то и так понятно, что тянуть они не будут. Милиция на хвосте, каждый час на учете. Все свершится именно сегодня, тут и сомнений нет... - Ладно, Никитушка, ты уж свои дела решай, а я своими займусь. Придумаем небось, как мастеров твоих в слободской храм посредь бела дня тайком доставить... Митьке-то чем заняться? - Пусть продолжает наблюдения за Шмулинсонами. Это самое безобидное, что мы можем ему предложить, напортачить здесь трудно. Разговор с отцом Кондратом был короткий и деловой. Батюшка сообщил, что нашел в городских храмах соответствующую литературу и вместе с церковным хором будет молиться всю ночь у ворот немецкой слободы. Случись Вельзевулу таки вырваться на свободу, они постараются Божьим именем загнать его обратно. Здесь проблем не было. Мы пожали руки и договорились о взаимовыгодном сотрудничестве. Вот с Горохом пришлось несколько туже... - Меня с собой возьмешь! - Ваше величество... - Пастора ихнего я самолично арестую! Руки за спину - и в кутузку... - Да там ровным счетом ничего интересного, - пытался договориться я, но царь был непреклонен. - Щас как дам... скипетром по лбу за вранье... Вы, значит, там будете засаду устраивать, демона иноземного ловить, монахов заморских брать, а я тут сиди?! - Но там опасно! - Так ты, шавка участковая, меня трусом обзываешь?! Тяжелая держава, как баскетбольный мяч, полетела мне в голову. Я ухитрился ее поймать и продолжал бессмысленные уговоры: - Что дума боярская скажет? На меня тут и так все зубы точат... а если узнают, что я вашу светлость смертельному риску подвергаю?! Да они мне все отделение разнесут! - Я тебе новое построю. Хочешь, как у меня, в четыре этажа? - Нормальный царь должен на престоле сидеть, дела государственные решать, а не с опергруппой по углам шарить... Вот возьмем мы их тепленькими, приведем сюда на ваш царский суд - тут и потрудитесь на благо Отечества. - Ты мне про Отечество не пой! Ишь, соловей легавый выискался... Всякий царь, ежели он к себе хоть каплю уважения имеет, поперед прочих должен любому злу в лицо глянуть! Особливо когда зло это всему царству-государству угрозу несет весомую. Хватит со мной спорить, участковый, уволю ведь... Вот те крест, уволю! Мы оба выдохлись. В дверь постучали встревоженные охранники и, убедившись, что кровопролитие не состоялось, шепотом поинтересовались, не подать ли чего откушать? Мы переглянулись с царем и решили выпить мировую, но только чай - вечером серьезное дело. В таких случаях слуги не утруждают себя длительным соблюдением этикета, а накрывают на стол с налету в две минуты. Чай разливал государь: - Тебе с медом или с вареньем? - С вареньем. Спасибо, я сам положу. - Во сколько начинать думаешь? - После обеда надо загнать в католическую церковь весь отряд художников. До ночи они должны расписать ее, как пасхальное яичко. После десяти, к моменту выхода ночной стражи, ваши молодцы должны незаметно оцепить всю слободу по периметру. Ружей и пушек не брать, только сабли. Думаю, до прямого сражения дело не дойдет, в основном все жители слободы - честные, законопослушные немцы и к черной мессе никакого отношения не имеют. Но вот пастор, шестеро монахов и, возможно, трое-четверо охранников представляют серьезную опасность, нельзя дать им сбежать. Мы с Ягой, Митькой и Еремеевым попытаемся укрыться внутри, в самом храме. Если все пройдет по плану, то демон не вырвется. Если будут накладки, то у ворот слободы, на всякий пожарный, разместится сводная бригада священников под командованием отца Кондрата. Они готовят молитвы и псалмы, так что Вельзевула мы в любом случае скрутим. - Мудреный план, но верный, - поддержал государь. - А как иконописцев обратно выводить будешь? - Яга обещала позаботиться. - Ну, тут и я подмогну. Сделаем второй визит с обыском. Пущай пастор поволнуется... Пока я шорох наводить буду, твои богомазы и проскользнут. - Годится, - кивнул я. - Но на засаду в храме меня с собой возьмешь. И не перечь! Я по-простому оденусь, никто и не признает. Не спорь, сыскной воевода, я тоже отродясь живого демона не видел. Не одному тебе интересно... Дальше все шло как по маслу. Горох кликнул верховую бригаду и вместе со мной отправился в немецкую слободу. Баба Яга с командой художников уже ждала в установленном месте. Пока царь со стрельцами шумел внутри, изображая активный обыск, моя хозяйка что-то пробурчала, помахала руками, и в надежных бревнах дубового забора образовалась мерцающая дыра. - Быстро внутрь! - приказала бабка. - Церковь ихняя задним крылом как раз сюда приходится. А ну, смелей, тараканы безусые, один шаг - и вы на месте. Понукаемые иконописцы, груженные красками, кистями и лестницами, лезли в дыру. Старший замыкал колонну, и Яга напомнила ему, строго подняв палец: - Как в десять часов пушка бумкнет, чтоб все здесь же были, я вас обратно выпущу. Кто не успеет - сгинет смертью безвременной! Качество работы я уж потом сама погляжу, но ежели что не так, ноги у святых кривые али глаза косят... - Побойся Бога, бабушка! - возмутился мастер. - Мы ж - люди крещеные, нешто не понимаем... - Ну, то-то же... Новичкову приказ передашь, как я велела. Скажешь, от участкового. Он спорить не будет. Ну, в добрый час! Вскоре на том же месте так же незыблемо стояли надежные тесаные бревна. - Куда теперь, Никитушка? - В отделение, - взглянув на часы, решил я. - Времени только половина первого, раньше десяти нам здесь делать нечего. Митька-то где? - Все Шмулинсона ловит. У него уж какой-то пунктик по этому поводу. Ох, да вот и он, легок на помине. Только, что ж это, Никитушка, его стрельцы под белы ручки ведут?! - Сейчас выясним. - Мы суровым шагом направились навстречу шестерым стрельцам, ведущим под прицелом нашего младшего сотрудника. - Здравия желаем, сыскной воевода! - Здорово, молодцы. Что у вас тут за конфликт, опять к милиции придираетесь? - Никак нет! - гаркнули стрельцы. - А только заприметили мы парня твоего, когда он в колодезь какой-то порошок горстями сыпал. Божится, что не яд... На углу улиц Плешивой и Волконской шло натуральное сражение. Жители окрестных домов яростно выговаривали друг другу что накипело. Мужья лепили женам пресвятую истину, бабы в свою очередь откровенно докладывали благоверным тако-о-о-е... Ну, честное слово, в личной жизни любой семьи есть моменты, о которых стоит умолчать по причине сохранения нормальных отношений. Старики и старухи, друзья и соседи, даже дети малые и те периодически оглашали улицу какой-нибудь страшной тайной... Кое-где вовсю дрались, в других местах каялись и плакали, почти все просили прощения, причем у всех. На фоне происходящего разгула правды-матушки горькие исповеди дьяка Филимона казались цветочками. Ягодки - вот где! - Митька-а-а! - Да я всего горсточку! - жалобно выл он, валяясь у меня в ногах. - Случай-то какой... Шмулинсониха за водой собралась, то ли баню топить, то ли белье стирать, а только раза три с ведрами бегала. Я уж как просек, так рысью в отделение, порошка Кощеева взял да у колодца и жду. Думаю, сейчас опять придет, воды наберет, а я сзади в ведерко и сыпану! Пусть потом попробует скрыть, в какой щелке муж прячется... а ее нет и нет. Вдруг сзади как хлопнут по плечу! У меня аж сердце захолонуло... Обернулся - стрельцы! Че в колодезь сыпешь? Ниче не сыплю! Ну, глядь... а в руке-то... уже и впрямь ничего... - Я с тобой дома разберусь. - Не надо... - Поздно. Довел ты меня. Так, ребята, - я обернулся к стрельцам, - народ здесь сам успокоится, особо буйных волоките в отделение, а вообще... ну пусть люди выскажутся. И началось... Пока мы с Ягой пробились сквозь толпу, чего только не наслушались: - Смилуйся, батюшка сыскной воевода, уж прикажи, Христа ради, дурака моего в тюрьму посадить! Сколько крови мне выпил... А вчерась слова бранные про власть говорил и песни орал сплошь разбойничьи. Посади, а? Не то мой полюбовник совсем ко мне бегать перестанет, мужнина голоса дюже пугается... - Грешен, грешен я, гражданин участковый! Вяжите меня, в суд волоките, да первым этапом - на каторгу... Маму свою я ограбил! Мамку родную! Она себе червонец на Рождество скопила, а я унес да пропил... Вяжи меня, участковый! - Так вот кто деньги мои спер... Отойди, сыскной воевода, я сама энтому паршивцу задницу надеру! Ах ты аспид бессовестный, пьянь подзаборная! Вот тебе, вот тебе, вот!.. - Простите меня, бабы! Простите, люди добрые! Прости, милиция родная! Много зла я в жизни сделала, а ноне нет моего терпения молчать. Все скажу! Про всех своих полюбовников поведаю... и про Замохина-портного, и про Кольку-мясника, и про Банина-купца, и про... Ой, бейте меня, бабы-ы-ы! - А у меня батяня вчерась хвастал, будто они с тети Маниным мужем на двоих ведерную бутыль самогону выпили и яблоками ворованными закусывали. А яблоки те из боярского двора Шмыгаловых. А шмыгаловский сын к нашей Верке-распутнице нечестно бегает... - Ужо ты прости меня, старую... я ить сокрыла, что сынок наш осьмнадцатый - не твой будет... Не твой, Па-шень-ка! Ан и не твой... от Сеньки Рыжего али от Борьки Кривого, но не твой, грешная я! А может, и твой? Не помню... - Суди меня, участковый! Своей рукой суди! Казнью лютой, смертью безвременной, пытками страшными... А только не один я был! Погодь, щас всех поименно перечислю... Это было что-то умозатмевающее. Когда Яга наконец буквально выдернула меня из толпы "кающихся грешников", я был уже не в себе. Митька брел следом, размазывая слезы по щекам и тихо поскуливая, что он-то хотел как лучше... Дома Яга заставила меня сходить в баню, надеть чистое белье и найти под кроватью царскую саблю. Вплоть до самого вечера мы молчали или обходились односложными репликами. Ожидание томило... Самым слабым местом в нашем плане являлись художники. Что, если они не успеют закончить роспись? Что, если авангардист Новичков не захочет выполнять мои приказы, переданные к тому же через третьих лиц. Что, если пастору взбредет войти в храм до наступления ночи и он поймает всех с поличным? Правда, царь обещал задержать его обыском, отвлекая вплоть до последней возможности, но нельзя исключать и случайностей. В таких операциях всегда срабатывает "закон подлости". К девяти часам подтянулся Еремеев с ребятами. Я наказал ему выбрать пятерых, самых опытных и отчаянных. В целом наш отряд насчитывай шестерых стрельцов, трех работников милиции и одного государственного деятеля. Десять человек для группы захвата вполне достаточно. Саблю я повесил через плечо, Митька вооружился коротким поленом, стрельцы оставили при себе только холодное оружие. После короткого совещания и уточнения плана военных действий мы пошли на дело. В Лукошкине рано ложились спать, поэтому и вставали с петухами. Случайных прохожих было мало. В Курином переулке за заборчиком уже вовсю молился сводный отряд отца Кондрата. Мы козырнули им на ходу и двинулись дальше. Примерно без пятнадцати десять царь со своей кавалерией покинул немецкую слободу и ворота захлопнулись. Почти сразу же со всех улиц тихо побежали затаившиеся стрельцы, они вплотную прижимались к слободскому тыну, окружая немецкое подворье со всех сторон. Операция "Дихлофос" началась... Баба Яга дождалась выстрела из пушки, прозвучавшего ровно в десять, и вновь повторила свое заклинание. Из образовавшегося прохода быстренько выскользнули перепачканные краской богомазы. - Все ли сделано, работнички? - Все как уговорено, батюшка. Все стены расписали в лучших традициях, а поверх на гвоздики малые полотна малювальника вашего бездарного развесили. - Гражданин Новичков не протестовал? - уточнил я. - Да спит он! - хмыкнул старший иконописец. - Как мы пришли - уже дрых, но работу выполнил. На полу громадные полотнища ткани черной красным да черным изукрасил. Сущий демонизм... Мы аж плевались! Так до сих пор и спит... - Ну что ж, объявляю благодарность за ударный труд. Расчет завтра утром в отделении, как договаривались. Спокойной ночи. - Благодарствуем, сыскной воевода. Сзади подоспел запыхавшийся царь. Судя по всему, он удрал от собственного конвоя и те будут до утра носиться по Горохову двору, разыскивая государя. А может, и не будут, решат, что он опять с какой-нибудь молодкой под телегой прячется... Наша группа на цыпочках вошла в немецкий храм. Я шепотом отправил Еремеева выставить стрельцов у всех стен. В церкви горели оплывшие свечи. Стены до самого потолка были завешаны громадными росписями на черном шелке. Автор тихо сопел в уголочке. Новичков показал себя во всей красе. Черно-красные фигуры обнаженных демонов кривились в авангардно-кубических изломах и производили невероятно гнетущее впечатление. Хотелось закрыть глаза и не глядя бежать из этого черного ада. Если уж такая мысль появилась у меня, человека, закаленного атеизмом, то что же творилось в душах моих спутников... - Завтра же сожгу мазилу проклятого! - сквозь зубы побожился Горох. -- Надо же, чего нарисовал. У меня аж колени трясутся... - Не надо! - так же тихо попросил я. - У парня большой талант. Может, он даже гений. Лучше возьмите его в придворные живописцы... - Чтоб он и меня так приукрасил?! - А что? Авангард - искусство будущего. Опять же, если такой портрет показывать вашим надоедливым невестам... Вы же вовек не женитесь! - Да? - призадумался царь. - Ну, тут, конечно, прямая выгода... Мы четверо прятались в самом дальнем углу, за колонами. Еремеевские ребята заняли позиции в нишах стен, так, чтобы иметь возможность дотянуться до черных шнурков, удерживающих новичковские работы на гвоздях. - Долго ли еще, воевода-батюшка? Я на двор хочу... - Зачем? На дворе нам ловить нечего, они все сюда придут. - Да я не в этом смысле! Я... ну, на двор надо мне... - Терпи! - обрезала Яга. - Ох, Митька, ежели только ты мне юбку намочишь, я тебя на веки вечные петухом бесхвостым оставлю... - Гляди, участковый! - восторженно влез государь. - Идут! Двери в храм скрипуче распахнулись, и на пороге показалась делегация монахов в одинаковых черных капюшонах, скрывающих лица, с горящими факелами в руках. Трое посольских охранников, обнаженных по пояс, внесли небольшую статую рогатого, козлоподобного существа с когтистыми ногами и с женской грудью. Маленький пастор довольно оглядел нарисованных монстров, бросил презрительный взгляд на спящего художника и дал знак закрыть двери. После чего монахи достали длинные, причудливо изогнутые ножи и ловко прорезали в черном бархате, покрывающем пол, прямые линии. - Пентаграмма! - угадал я. - Звезда масонская, - подтвердила Баба Яга. - Пагуба бесовская! - добавил царь. - А мне не видно... - прогудел Митька. Шестеро монахов спрятали ножи и, по-прежнему держа в руках факелы, встали в круг, каждый на вершине одного из лучей. Пастор раскрыл толстый фолиант, поставил его на треногу и, став спиной к алтарю, начал нудно читать какой-то латинский текст. Повинуясь его указаниям, охранники извлекли спрятанное большое деревянное распятие и, уложив его на алтаре, начали на нем прыгать. Хруст ломаемого дерева слегка перебивал непонятные латинские слова. - Что творят, что творят, антихристы! Да не держи ты меня, участковый, я им сейчас... - Батюшка государь, - скромно вмешалась Яга, - уж ты не серчай, а только я тя щас в лапоть превращу али в лютик какой... - Царя?! - ахнул Горох. - А не мешай милиции... Между тем охранники спрыгнули с алтаря и, войдя в центр пентаграммы, опустились на колени. Трое монахов, передав факелы близстоящим товарищам, вновь взялись за ножи и прежде, чем мы поняли, что происходит, вспороли глотки несчастным. Черный бархат залило кровью... - Митенька, не пущай, не пущай его! - Куда, участковый?! Их не спасешь, а себя погубишь! - Бабуля, рот чем-нибудь заткните Никите Ивановичу, а уж мы с государем его удержим... Видимо, у меня что-то перемкнуло в голове. Спокойно смотреть на ритуальное убийство в школе милиции не обучают. Самообладание вернулось не сразу... - Ладно, пустите... все... Пастор продолжал заунывное чтение, но его голос постепенно становился все громче и увереннее. В нотах проскальзывала истеричность и безумная радость настоящего религиозного фанатика. Мне показалось, что над распростертыми телами заклубился черный густеющий дым. Он все плотнел и плотнел, уже под самым потолком сбиваясь в грязный силуэт, обретающий мощь и объем. - Насекомая... - на выдохе констатировал Митька. Под потолком храма возилась, приводя себя в порядок, уродливая черная муха величиной с хорошую лошадь. Мы замерли, завороженные увиденным. Пастор Швабс воздел к ней руки и в полный голос завопил по-русски: - О великий и прекрасный Вельзевул! Повинуйся слову моему, выйди из глубин ада на порочную землю Руси. Порази могуществом силы своей всю нечисть духа славянского. Покарай храмы их, грехи и заблуждения и дай нам, единственным хранителям истиной веры... В этот момент в дверях церкви раздался взрыв! От дубовых досок не осталось даже петель... Из клубов желтоватого порохового дыма шагнула долговязая фигура немецкого посла: - Все кончено... и будьте вы прокляты! - В его руке тускло блеснул ствол длинного пистолета. Грохот выстрела слился с предсмертным визгом священника. Но он же и помог нам скинуть с плеч непонятное оцепенение. - Еремеев, давай! - взревел я. В тот же миг черные полотна рухнули на пол, а стены буквально озарили весь храм невероятно прекрасными фресками! Черная муха, яростно жужжа, заметалась под потолком, не зная, куда деться от суровых взглядов Иисуса Христа, Божьих архангелов и православных святых, изображенных на стенах с соблюдением всех канонов. Иконописцы не подвели! Даже мне теперь стало ясно, что та несусветная сумма, запрошенная ими за свой труд, - ничто в сравнении с тем ударом, который получил Повелитель мух. Стрельцы, во главе с царем, бросились на заезжих монахов, закипела рукопашная. Вельзевул неожиданно рухнул вниз и, сбив Кнута Гамсуновича, стал протискиваться наружу. - Митька, бей! - заорал я, устремляясь в погоню. Наш младший сотрудник в порыве служебной отваги рванул вперед и так врезал мухе в зад, что та пробкой вылетела во двор. Следом выбежали мы с Ягой. Черный демон ада, треща крыльями, с яростным жужжанием пытался взлететь, но... из-за забора слышались грозные церковные песни. Однако взбешенный Вельзевул сумел оторваться от земли, и тут... произошло чудо! Иного названия этому событию я не нахожу. С золоченого креста храма Ивана Воина сорвалось золотое копье, которое, беззвучно взрезав мглу ночи, насквозь пронзило брюхо гигантской мухи! От нечеловеческого рева вскочил на ноги весь квартал... Люди выбегали в одном исподнем, по небу метались перепуганные облака, запах горелой плоти резал ноздри, но... все было позади. Повелитель мух грохнулся наземь и исчез, как бы провалившись сквозь землю. - Все, что ль, Никитушка? - тяжело дыша, подбежала ко мне Баба Яга. Я виновато пожал плечами. Действительно, все. Столько нервов, столько приготовлений, а вся война непосредственно с демоном заняла каких-то десять минут. Несерьезно... Стрельцы успокаивали встревоженных немцев и отправляли спать набежавших лукошкинцев. Отец Кондрат заявился мокрый от волнений, долго плевался на то место, где сдохла муха, и ушел домой, лишь заручившись моим обещанием отстоять благодарственный молебен в храме Ивана Воина. Ему не пришлось меня уговаривать, я бы и сам предложил нечто подобное, но батюшке, видимо, хотелось несколько унять праведное волнение. Из его переулочка взлетевший Вельзевул был очень хорошо виден... Фома Еремеев подошел с перевязанной головой. Четверых взяли в плен, двое убиты, трое стрельцов ранены. Мы пожали друг другу руки, говорить не о чем, все завтра... Царь Горох прибежал довольный по уши. Он тащил за руку "воскресшего" немецкого посла. - Уважаемый гражданин участковый, я очень перед вами виноват. Мне следовало бы внимательнее прислушиваться к советам опытного оперативника. Когда я наконец понял, в какое положение попал и какие люди меня окружают, было поздно. Мне едва удалось спрятаться в амбаре у наших пекарей и не высовывать носу, так как меня искали все. А если бы нашли, то это могло кончиться только "несчастным случаем"... - Понимаю, хотя... если бы вы попытались войти с нами в контакт, можно было бы избежать многих проблем. Теперь это уже не важно. Я только хотел спросить, почему они устроили обыск в вашем кабинете? - Я писал докладную в Германскую Епархию по поводу планов черной мессы и злонамеренного поведения пастора Швабса. В тот день он сам открыл мне свои намерения и предложил присоединиться к ритуалу. В противном случае мне угрожала смерть. Я обещал подумать, написал письмо и попытался тайно покинуть территорию слободы, но увы... Однако этой ночью я вспомнил, что такое дворянская честь и долг перед страной, принявшей нас. Пистолеты были у меня с собой, порох я украл ночью. Мне казалось, что, убив пастора, я сумею остановить черную мессу... - Вы вели себя мужественно. Спасибо. Жаль, что нельзя будет увидеть Швабса на скамье подсудимых, но, в сущности... он бы получил тот же приговор. - Только так! - поддержал меня государь. - Видишь, сколько тут интересного было, а ты меня брать не хотел! Вредный ты мужик, Никита Иванович, неуважительный... Вот не дам тебе мою царскую награду, будешь знать! Из храма вышел заспанный богомаз Савва Новичков. По-моему, он так и не проснулся до конца. В его глазах застыло простодушное недоумение -- он уснул среди авангардных демонов, а проснулся под укоризненными взглядами христианских святых. Ладно, ладно, потом объясню... Лично мне уже ничего не хотелось. Ни наград, ни почестей, ни разговоров. Накатилась какая-то невозможная усталость... Яга спорила с Митькой, царь командовал стрельцами, посол по-немецки успокаивал своих, а я сел в уголок у ворот, привалился спиной к теплому бревнышку и тихо уснул. Господи, должны же и милиционеры хоть иногда спать... Утро. Тишина. Я поплотнее укутываюсь в лоскутное одеяло, стараясь укрыться с головой. Бесполезно... Нахальное солнце уже нащупало своими лучами мой нос и теребит ресницы. Почему не слышно петуха? Либо день начинается с чудес, либо этот маньяк, схлопотав от меня тапочкой, больше не рискует орать под окном в четыре утра. Снизу доносится какой-то манящий запах... Я невольно приподнимаюсь, отрывая голову от подушки, - куриный бульон! Вот что это такое! Неужели... неужели где-то услышали мои молитвы и Баба Яга все-таки сварила суп из голосистого мерзавца? В полном воодушевлении я вскочил с кровати, плеснул в лицо ледяной водой из рукомойника и, наскоро одевшись, бросился по ступенькам вниз. Так и есть! Баба Яга, празднично наряженная, доставала ухватом из печи дымящийся горшок. - Никитушка? Сам встал, сокол наш ясный, а я уж собралась идти будить... - Что у нас на сегодня? - кровожадно подмигнул я. - Да вот, супчику с потрошками тебе приготовила. А то чтой-то заморился ты совсем, силы тебе поддержать надо... Куриная лапшичка тут наипервейшее лекарство! - Куриная? - Я чмокнул се в щеку. - То-то с утра нашего петуха слышно не было... Спасибо, бабуля! - Ох, да кушай на здоровье... - Старушка аж покраснела от моей сыновней ласки. - А петуха-то я того... - И правильно! Давно пора... - Соседке отдала на денек. Она уж как просила, говорит, ее-то пустозвон совсем кур не обихаживает, у тех и цыплят-то нет... Никитушка, что с тобой? Обжегся, сердешный? Я меланхолично вытирал подбородок... Только спокойствие. Итак, негодяй жив. Он еще не раз будет портить мне кровь. А в супе плавает какая-нибудь безвинно умерщвленная курица... - Батюшка сыскной воевода, поймал! - От Митькиного рева мы с Ягой едва не подпрыгнули. - Вот он, арестант беглый! - воодушевленно вопил счастливый Митяй. - Я его, злодея, на спиртное приманил! Думаю, раз ты мужик, так все одно вылезешь... Спозаранок разлил водочку у него на подоконничке, а бутылку недопитую там же оставил. Сам в лопухах спрятался и жду... Глядь, есть! Висит на форточке, басурман, и носом водит. Потом бутылку заприметил, огляделся так воровато да и спрыгнул вниз. Я уж напрягся, а он в горлышко лезет... Тока-тока влез, тут я его и накрыл! Во! Получите! Тепленький. Мы с бабкой уставились на большую полуторалитровую бутыль. Там, по пояс в мутной самогонке, сидел вдрызг пьяный Шмулинсон с самым философским выражением на лице. - А вскоре еще и богомазы придут, - сухо отметила Яга, - за зарплатой. Нет... утро явно начинается как-то не так... - Митя, предупреждай всех, что у нас сегодня выходной. Все вопросы и претензии завтра, в письменном виде, через царскую канцелярию. - Правильно, - поддержала бабка, - и поесть-то не дадут участковому. Гони их всех, Митенька... - Рад стараться! В общем, спокойная жизнь длилась едва ли не две недели. Последующее за тем дело всколыхнуло не только Лукошкино. Кто нам так удружил, как вы думаете? Кощей! Уж я не знаю, как он там охранял границу от легиона вельзевуловских бесов (Повелитель мух появился один, без войска), но, как только перемирие закончилось, злодей взял реванш. А началось все, как всегда, буднично. Во-первых, меня разбудил петух... Андрей Белянин. Летучий корабль ...Петушиный крик раздался как-то осторожно и приглушенно. Я уже полчаса сидел у подоконника в трусах и майке, держа под рукой два вязаных тапочка на манер австралийских бумерангов. И он, гад, знал, что я сижу в засаде... Поэтому на тын взлететь опасался, а из-за тына кукареканье не получалось таким уж душевно-забористым. Наконец он вытянул шею - ненавистная башка со свисающим набок гребешком показалась в поле моего зрения. - Ку-ка-а-уп! - Тапок просвистел в миллиметре от распахнутого клюва. Пернатый злодей вновь нырнул в укрытие, явно готовя повторную диверсию. Выбора нет - или я его выдрессирую, или он меня своими побудками доведет до членовредительства. За забором раздалось неуверенное кудахтанье и какая-то возня. Я выпрямился в полный рост, размахнулся от плеча и... Когда из-за тына поднялся доверчиво улыбающийся Митька с петухом в руках - метко брошенный тапок угодил ему прямо в лоб! Наглый петух мгновенно вырвался на свободу и, вспорхнув на забор, обложил своим кукареканьем нас обоих как хотел... Утро началось несахарно... - Никитушка, ты, что ли, встал уже, сокол ясный? Это Яга, моя домохозяйка, одновременно и кухарка, и прачка, и уборщица, и штатный специалист, - эксперт по части криминалистики. Бабуля - бесценна, она старейший и уважаемый сотрудник нашего отделения, мы на нее Богу молимся. Снизу из-за забора вновь высунулся Митька, приветственно помахивая мне двумя подобранными тапками. Дмитрий Лобов, двухаршинный улыбчивый паренек, приставленный к отделению из соображений воспитательного плана. У себя в Подберезовке он оказался абсолютно неприспособлен к размеренному крестьянскому труду по причине немереной силы, недалекого ума и неиссякаемого творческого энтузиазма. Лично я его раз десять увольнял... Яга заступалась, лоботряса брали обратно с очередным испытательным сроком, в конце концов он у нас так и прижился. Ну а я, младший лейтенант московской милиции Никита Ивашов, как вы понимаете, осуществляю в родном Лукошкине функции начальника отделения. Почему родном? Знаете, я здесь уже полгода и первое время только и думал, как вернуться обратно в свой мир. Не то чтобы здесь так уж плохо... Милицейская служба востребована во все времена, даже при царе Горохе, тем более что царь у нас деятельный и работать при нем интересно. Но домой все же тянуло страшно. Потом одно дело, второе, третье, кражи мелкие, профилактические операции, общественно-разъяснительная деятельность, как-то отвлекся... А уж когда ухнуло памятное дело о перстне с хризопразом - тогда и стало ясно, где моя настоящая родина. Не в далекой, затерянной в будущем коммерческой Москве конца двадцатого столетия, а в небольшом городке Лукошкино, в древней полусказочной Руси, где простому народу без защиты родной милиции ну никак... - Доброе утро, бабушка! - К завтраку я обычно спускался вниз в горницу при полном параде, только что без фуражки и кителя. В праздничных кафтанах того времени я и чувствовал себя неуютно и выглядел как Иван -- кулацкий сын. - Доброе утро, Никитушка, - приветливо улыбнулась Яга. Выпирающие желтые клыки делали ее оскал особенно запоминающимся. - А я уж сама наверх идти хотела, тебя будить. Давай-ка к столу, пока кашка гречневая на молоке да меде остыть не успела. - Уже сел, а вы что ж? - Да я-то старуха, я запахами из печи сыта бываю... А ты садись - кушай, моего слова слушай. Буду говорить речи важные, неказенные, небумажные. Только ты ешь-наедайся, а моего совета не чурайся... - Бабуля, да вы ж тут прямо стихами и чешете! - искренне удивился я. -- У нас что, сегодня утренник народного фольклора? - Не сбивай, Никита! О серьезном деле с тобой говорю, потому и слова такие. Не всякому зверю берлога - кому и нора, не всякой птице болото - кому и гора. Так и не всякому молодцу - холостяцтво к лицу. - Ум... н... упс! - Я едва не поперхнулся горячей кашей. - Бабуля, предупреждать же надо! - А поделом тебе, ешь да не оговаривайся! - невозмутимо продолжала Яга, уставясь на меня самым строгим взглядом. - Сказано ведь, ровно голубю - без голубицы, добру коню - без кобылицы, так и храброму молодцу без души-девицы не житье - срам один! - Между прочим, в законодательстве некоторых стран подобные провокационные разговоры могут классифицироваться как давление на сотрудника правоохранительных органов. - Никитушка, милый, да не давлю я на тебя, не давлю! А только люди говорят всякое... Дескать, что-то, видать, не так у нашего участкового - в церковь не ходит, на красных девок не заглядывается, с дружками не бражничает, по праздникам забавами молодецкими не тешится. - Знаю я их забавы - кулачные бои стенка на стенку да за сапогами на столб лазить! Бабуль, ну вы представляете, чтоб работник милиции ради забавы молодецкой по воскресеньям народу носы квасил?! И в церковь я хожу! Два раза ходил уже... Беседовал с отцом Кондратом по поводу пьянок в его церковном хоре. А насчет бражничанья... так нас Горох на той неделе, помните, как накачал? Я ж верхом на Митьке до отделения добирался, благо, он как поддаст - милицейскую сирену очень уж старательно изображает. Чем я им еще не угодил? - Про девок красных забыл... - Это сестры Малаховы с соседней улицы? Эти - красные, слов нет! Каждый вечер фланируют строем под окнами отделения, семечки плюют на метр против ветра, а у самих лица такие кра-а-асные... - Так то румянец девичий, от смущения, - доходчиво пояснила Яга, но я был непреклонен: - Бабуля, давайте прекратим прения и дружно перейдем к чаю. Вопросом повального поиска Василис Прекрасных торжественно обещаю заняться после Нового года! - Дак ить осень на носу, самое бы время свадебку... - тихо повздыхала моя домохозяйка, но взялась за самовар. К концу третьей чашки в дверь деликатно бухнули пудовым кулаком. - Батюшка сыскной воевода, гонцы к вам царевы с делом спешным! -- деловым тоном профессионального секретаря проорал из сеней верный Митька. - Зови. - Важно кивнув Бабе Яге, я встал с лавки поприветствовать двух стрельцов и молоденького дьяка из думского приказа. Парнишке едва ли исполнилось восемнадцать, но он изо всех сил старался выглядеть посолиднее. - Поклон тебе, сыскной воевода! - И вам здрасьте. Что там у государя за проблемы? - Дело у царя к тебе спешное да неотложное... - Ага, у нас все дела спешные... - Идти куда-либо сразу после плотного завтрака представлялось сущим самоистязанием. - Государь небось опять очередной милашке золотые серьги подарил, а какой - не помнит, просит отыскать, да? Стрельцы ухмыльнулись в усы, а юный дьяк так покраснел, что я, сжалившись, выдвинул более пристойную версию: - Любимого коня цыгане свистнули? Бояре в думе из-за бюджета передрались? Ключница пропала, к подвалам не подойдешь, а у государя меда сорокаградусного для излечения не хватило? Тоже нет?! Господи, да что же там у вас?.. Неужели дьяк Филимон свои мемуары за границей большим тиражом выпустил, гад?! - Не... не это... - сбивчиво залепетал несчастный. - Царь-батюшка наш прибыть во дворец просит немедля. Дело у него тайное, военное... И спешное-е-е... - А милиция-то здесь при чем? - Никитушка, - тихо вмешалась Яга, - уж ты не мучай мальчонку, сделай милость - сходи. Ты ж Гороха знаешь: сей же час не придешь - он посыльных под кнут отправит. В отделении на утро вроде и дел-то нет, а ежели что, я уж тут присмотрю. Сходи, уважь старуху, не пожалей сапог. А хошь, я Митьке крикну, чтоб кобылу запрягал? Я пожал плечами: в конце концов, почему бы и нет? К царю идти в любом случае придется. После разгрома Черной Мессы Горох оценил мои дипломатические способности и теперь частенько советовался по разным вопросам госуд