и тем, что есть. Помни о том, что было. Верь в то, что будет. Но не позволяй ни прошлому, ни будущему портить твою жизнь. - Ну, что Бог ни делает, то к лучшему! - очень к месту подытожил мои умозаключения царь Горох. - Чую я - вместе мы свадьбы закатим, пока недосуг - дел полно. Мне еще послов иноземных принять надо, да и ты сюда не за чаями шел. Стрельцов-то поболее возьми, не хочу, чтоб боярин вдругорядь в искушение впал да со всеми своими холопьями вас вдоль улицы дрекольем попер. Вы - царевы люди! Государева служба! Милиция! Не хухры-мухры... В общем, действуй давай, сыскной воевода. Я решил, что полусотни стрельцов мне будет более чем достаточно. Для пущей важности им было приказано идти за мной с песней, и улочки вздрагивали от залихватского: Соловей, соловей, пта-шеч-ка! Эх, да канареечка жалобно поет! Очень красивое и впечатляющее зрелище. Пятьдесят рослых бородатых молодцов в красных праздничных кафтанах, с начищенными бердышами на плечо, барабанщиками и знаменосцем. Следом неслась счастливая стайка мальчишек, а пока мы добрались до боярского двора, за нами уже увязалась изрядная толпа ротозеев. Несмотря на обеденное время, столько народу полезло поглазеть на наш военный парад, что тесовый забор Мышкина буквально прогибался под напирающими представителями любопытствующих горожан. Время от времени кто-нибудь громко спрашивал: - Люди добрые, а чаво случилось? - Бояр Мышкиных под арест берут! - на всю улицу так же орал неизвестно какой умник. - Да за что ж их так, сердешных? - Как за что? Знамо дело, за государеву измену! - Точно! Мышкины, они завсегда с басурманами снюханы были! - Не приведи Господь... - Да вот те крест! - За воровство их берут! Стало быть, все из царева терема понатаскали: злата, серебра, сундуков с каменьями самоцветными - несметные тыщи! Ложки серебряные, и те уперли. Вот как государю наутро кашу-то подали да деревянную ложку в белы рученьки дали - тут-то и осерчал батюшка... - Иноверцы они! Креста христианского не признают, в церкви к иконам задом становятся, перед храмом шапку не ломают, ручку попу не целуют... - Вот-вот! Колдовская их порода и есть! Намедни все боярыню видели, когда она пестрой свиньей обернулась да вдоль по улице бежала, а в зубах у ей ворованный куренок был... - Брехня! Откуль ты знаешь, что то боярыня была? - Дык... А у ней серьга в ухе посверкивала, и ругалась сквозь зубы мастерски и все задом вертела... туда-сюда, туда-сюда! Вылитая боярыня и есть... - Граждане! - Мне пришлось до надрыва горла повысить голос. -- Попрошу разойтись по домам и не мешать работе органов правопорядка. - Да ты не сумлевайся, сыскной воевода, мешать не будем! -- восторженно завопили из толпы. - Ты токмо скажи, когда терем поджигать, а уж мы пособим. Поможем твоим органам. И пепла не оставим от государевых ослушников! Я страдальчески вздохнул, жестом попросив стрельцов отогнать энтузиастов подальше, а сам деликатно постучал в ворота. - Кто там? - задал неостроумный вопрос тот же мужик, что встречал нас с Ягой. - Милиция. - Не велено... - заскулил бедолага, но ворота отпер. А куда бы он делся, если мы тут с таким ОМОНом? - Где боярин? - неторопливо спросил я, направляясь в терем. - Ох, батюшка... горе-то какое! Пропал кормилец наш... Боярыня выла не переставая. Семь бабок, нянек или как их еще там наперебой успокаивали несчастную, поскуливая так старательно, что порой заглушали даже саму хозяйку. Кто стоял на коленях перед образами, кто читал вслух Святое Писание, кто подсовывал чарку с медом, кто размахивал дымящимся букетом высушенных трав... Все были при деле. Естественно, объяснить мне, что же произошло, не мог никто. Пришлось присесть в уголочке у окна, перехватить у пробегающей девки с подносом ковш кваса и ждать, пока обстановка нормализуется. К сожалению, боярыня взялась за истерику всерьез и надолго. Когда стрелка моих часов отсчитала пятнадцать минут, я высунулся в окно, делая знак стрельцам. Спустя мгновение мои молодцы так быстро вытолкали из помещения всех сочувствующих, что бабки даже не успели осознать, как это произошло. Мы с боярыней остались один на один. Поняв, что изображать безутешную вдову больше не перед кем, хозяйка быстренько вытерла слезы и повернулась ко мне: - Что делать-то будем, батюшка сыскной воевода? Ведь и вправду пропал мой мужик... - Разберемся, - пообещал я. - Давайте-ка по порядку. Ваше имя-отчество? - Меланья Карповна, урожденная Дурнова, по замужеству Мышкина. Трое детей. Муж служит государю в высокой должности. - Странно, ваш муж уверял, будто детей у вас семь и восьмым вы беременная. - У него, может, и семь, - вспыхнула боярыня, - откуда я знаю, кто где бегает, а только я троих родила... В законном браке! А насчет того, чем беременная, про то не ему судить. - Так. Записал. Чем занимаетесь? - Да чем же замужняя женщина заниматься может? За что ж вы обо мне такого мнения? - густо покраснела боярыня, на вид ей едва ли было за тридцать. - С детишками вожусь, по хозяйству опять же, потом шью, вышиваю и... все. А ежели кто из девок протрепался, будто бы я со стрельцами молодыми занимаюсь чем там ни есть, - так то брехня! Я их, мерзавок, завтра же велю всех перепороть. - Минуточку, будьте добры всего лишь объяснить, что вы делали вчера и сегодня до того самого момента, как пропал ваш муж. - Вчера? - Боярыня подперла ладошкой румяную щечку и впала в глубокую задумчивость. Ее голубые глаза подернулись романтической дымкой, по-видимому, воспоминания доставляли томное удовольствие... В ожидании ее рассказа я высунул нос - в окно и дал приказ стрельцам перетрясти все, что можно, в поисках исчезнувшего перстня и пропавшего боярина. Хотелось все закончить хотя бы к ужину. Обед, естественно, пропал безвозвратно, Яга меня не дождется, а царский чай с баранками и вареньем - все-таки не еда. - Вчера весь денек я по хозяйству руководила. Девки перины взбивали, так я им и указывала. Потом чай пила, Богу молилась, а как стемнело, мы с Афанасием Федоровичем в постель возлегли. Ну... там... ничего не было. Уснул батюшка наш, повернулся ко мне спиной своей белой и захрапел, скотина... - Хорошо, значит, ночью он был при вас. Что вы делали утром? - Встала, умылась, оделась, завтраку откушала, икорки белужьей, осетринки немного, щец тарелочку, пирожки с брусникой, визигой, капустой, да курник не слишком крупный... Потом грузди соленые, кисель клюквенный, ватрушки с творогом и... - И? - невольно заинтересовался я. - Анисовой рюмочку; - шепотом выдала она, старательно краснея. Терпеть не могу допрашивать женщин, они почти всегда врут, но никогда не поймешь, где, в какой момент и с какой целью. Вот ведь прекрасно понимает, о чем я спрашиваю, а несет все подряд, любую чушь, лишь бы не отвечать на поставленный вопрос. Каким местом женщины чуют, что мужчина не причинит им вреда? Другой бы давно отдал приказ, и боярыню за волосы отволокли бы в пыточную камеру, и через полчаса я бы знал самую засекреченную информацию. Но ведь понимает, подлая баба, что я этого не сделаю... - С вашим питанием мне все ясно, теперь давайте об исчезновении мужа. - Чего ж тут давать-то? - вновь засмущалась Меланья Карповна. У меня начало складываться нездоровое впечатление, будто во всех моих словах она видит какой-то особый, извращенный смысл. - Муж мой еще до завтрака к дьяку думному побег. Бумагу писать собирался. О чем, мне неведомо, но дело вроде бы спешное, государево. Как я из-за стола-то встала, тут и стрельцы охранные прибежали, дескать, царь велел боярину пред очи его ясные явиться. Ну я возьми да и скажи, что батюшка Афанасий Федорович еще часа четыре назад в терем царев отправился. - Так. А они? - Они говорят, нет, мол, в государевых покоях боярина Мышкина. Я их к дьяку в дом послала, да девку Парашку с ними. Парашка как прибежала, так ревмя и ревет! Не был кормилец мой у дьяка-то... Я уж всех слуг по Лукошкину на поиск отправила, сама сижу смирнехонько, слезы лью, а вестей никаких. Ни в тереме царском, ни в кабаках, ни у друзей, ни на базаре, ни в церкви Божьей - нет моего мужика! Тут вот и вы пожаловали... Ой-й-й... да что ж мне делать-то теперь, горемычной? И не жена, и не вдова... Да на кого ж ты меня покинул, сокол ясный, лебедь белый, голубок сизокрылы-ы-ый... Боярыня страстно рухнула мне на грудь, крепко прижав меня к себе дебелыми ручками. Я пару раз дернулся - бесполезно... Китель начинал намокать от горючих слез, а боярыня, хлюпая носом, все крепче и крепче прижимала меня к себе, явно требуя активного утешения. Если не удастся вырваться, то эта богатырка утешится мной сама, не дожидаясь моего пассивного согласия. - Меланья Карповна! Прекратите сейчас же! Сюда же войти могут... - Да кто ж посмеет?! - Как кто? Полон дом народу! - А вот скажи, каково теперь бабе без мужика? - Шаги в коридоре! Пустите меня! Я при исполнении! - Пусть только сунутся - на конюшню и в батога! - Все равно не могу... - Да я тебе денег заплачу! - твердо молвила боярыня, пытаясь повалить меня на скамью. Слава тебе, Господи! В дверь действительно постучали. - Батюшка сыскной воевода! - просунулась в комнату конопатая физиономия стрельца. - Там в подвальчике место нашли... непонятное. А не изволите ли взглянуть опытным глазом? - Иду! - Я вырвался, встал, поправил галстук, подхватил планшетку и едва не расцеловал парня "за спасение". Гражданка Мышкина отсутствующим взглядом смотрела в окно, ее полная грудь высоко вздымалась, а рука тихо гладила скамью в том месте, где я только что лежал. Стрельцы вывели меня во двор, к овину, там в самом углу был обнаружен скрытый в полу люк. Стрельцы отгребли в сторону солому, зажгли свечи, и я, в сопровождении двух дюжих парней, спустился по лестнице вниз. Довольно большое помещение почти на треть было завалено оружием, но форма мечей, копий и сабель здорово отличалась от уже виденных мною. Все в изгибах, сталь вороненая, зловещего черного цвета, с так называемыми "зубами". - Шамаханское, - загомонили стрельцы. - Да тут его целый арсенал... Молодцы! Всех представлю к награде, бочку вина за счет казны, - громко похвалил я, по ходу дела продолжая осмотр. В углу, на дубовом чурбачке, стоял каменный идол - очень грубая скульптура из серого гранита, изображающая лысого монгола с щелками вместо глаз, отвисшим брюшком и страшными оскаленными клыками. Рот божества был перемазан засохшей кровью. Японский городовой! Только идолопоклонников мне еще не хватало... Оргии, кровавые жертвоприношения, черные ритуалы, буйнопомешанные пляски, пьянство, разврат, разгул - и все на моем участке! Меня вновь переполнила здоровая ненависть милиционера к нарушителям правопорядка. В противоположном углу зияла солидная дыра. Я послал стрельцов поглядеть, как далеко ведет этот ход. Они вернулись минут через тридцать, доложив, что обнаружили в конце лопату и две кирки. Учитывая близость дома боярина к крепостной стене, я был почти уверен, что подземный ход рылся с целью тайного входа или выхода из города. Так... против гражданина Мышкина скопились слишком серьезные улики. Дело о краже сундучка грозило обернуться куда более серьезными последствиями. Что бы там ни наворотил боярин, его надо срочно найти, арестовать и допросить. Я вышел из овина, оставив внутри четверых стрельцов и еще троих снаружи у дверей. Десятерым было приказано квартировать: в тереме на случай появления хозяина, остальные, отправились к царю. Лично я уже изрядно вымотался, время обеда - святое время, а тут, того и гляди, еще без ужина останешься. Всю дорогу к Яге меня неотступно преследовали навязчивые вопросы. Почему исчез боярин? Почувствовал опасность ареста? Испугался сообщников? Зачем он устроил у себя на подворье склад оружия, тайное капище, подземный ход за городскую стену? Все это здорово напоминало заговор с оттенком международного терроризма и серьезно меняло мое мнение о Мышкине. Первоначально я считал его просто трусоватым хамом, способным злоупотребить своим служебным положением, но чтоб он пошел на крупное дело... Надо поподробнее расспросить Ягу насчет этих шамаханов. Что-то здесь нечисто... Боярин Мышкин никак не тянет на главу серьезной группировки. Дьяк? Тоже замешан в этом деле по уши, но крутым авторитетом не выглядит. Казначей мертв. Других подозреваемых у нас нет. Значит, все по-прежнему крутится в этой тройке. Баба Яга встретила меня оханьем и аханьем по поводу нарушения моего режима питания. Сил спорить просто не было... - Никитушка, сейчас же мой руки да за стол! Пока не откушаешь -- никаких разговоров. Даже слушать не буду, не спорь со старухой! - Слушаюсь! - козырнул я. - Одна просьбочка, бабуля, пока я ем, расскажи-ка мне все, что тебе известно про магический камень хризопраз и конкретно о шамаханах. Яга быстренько заставила скатерть, села напротив, глядя на меня самым сострадательным взглядом. Несмотря ни на что, свой рассказ бабка начала, лишь когда я основательно наелся. - Сперначала давай о шамаханском царстве поговорим. Городище ихний, Сарай называется, от нашего государства не слишком далеко, верст за сто. Орды их по всем степям кочуют, грабят, убивают, разбойничают... Внешне они дюже на печенегов или хазаров похожи, только еще злее и хитрее. Нападают на деревни, когда мужики в поле. Стариков режут, девиц да жен молодых с детьми - в полон угоняют. А что не могут с собой увезти, то жгут без жалости. На наше Лукошкино давно зубы точат. Приступом взять не смогут, стены высоки, стрельцы не из трусливых, да и жители, случись что, в стороне не останутся. Неторопливо прихлебывая липовый чай, я вкратце обрисовал все, что мы обнаружили в мышкинском овине. Бабка здорово помрачнела: - Дык... ведь это ж заговор, Никитушка! Нужно срочно царю доложить. - Стрельцы с докладом уже там. Жена боярина, некая Меланья Карповна, утверждает, что ее муж рано утром ушел с деловым визитом к дьяку Филимону. Но ни у дьяка, ни у царя, ни на базаре, ни в церкви его не было. Вышел из дома и... все, исчез. - Темное дельце. Ну, а ты что? - Объявил его в розыск. Стрельцы весь город перелопатят, им даже примет не надо, боярина и так любая собака знает. Меня больше интересует другое. Сегодня за чаем Горох выдал мне забавную историю о перстне с хризопразом. Эта вещица была в составе приданого его матери. Перстень якобы должен обладать некой магической силой. В чем конкретно она выражается, царь не знает, но мы оба склонны предполагать, что именно из-за этого его и украли. - Сама я о том перстеньке ничего не ведаю, но поспрошаю. На вечерней заре выйдем во двор, поговорим с кем надо, глядишь, чего и вызнаем. А сам-то, милок, как думаешь дальше быть? - Дождусь Митяя и ближе к ночи устрою обыск дома дьяка. Возможно, найду недостающие улики, без этого мозаика никак не хочет складываться. Я подозревал, и вполне логично, что все трое запускали лапы в государственные средства. Вероятно, боярин, чувствуя себя наиболее значимой фигурой, неожиданно решил хапнуть побольше. Его жена тратит немало денег на свои наряды, да еще и щедро награждает бравых молодцов за небольшие, но приятные услуги. Казначей Тюря быстро понимает, что к чему, и начинает шантажировать гражданина Мышкина. В результате развития следствия боярин теряет голову и, связавшись с шамаханами, натравливает одного для поджога нашего терема. Другие, выбрав время, убили казначея и подбросили ему сундучок, находящийся в розыске. Сам Мышкин советуется с Филимоном и пишет па меня донос. Поняв, что это не сработало, он ударяется в бега. Шамаханы как-то проникают в город и готовят подземный ход за стену на задворках боярского подворья. - Я разобью энту твою версию за пять минут на куски-осколочки, плюну и в пыль разотру! - гордо подбоченилась Баба Яга. Мне осталось только сокрушенно пожать плечами. Если бы свою теорию разбивал я сам, то наверняка справился бы еще быстрее... Под вечер заявился Митяй с докладом. Дьяк Филимон вышел из дому на рассвете, до обеда крутился на государевом дворе, и Митька бдил за ним через щели в заборе. Когда отряд стрельцов под моим командованием отправился на арест к Мышкиным, дьяк выждал полчаса, вышел из ворот и вплоть до самого вечера шнырял по городу. - Ох и умотал же меня, аспид! Носится туда-сюда, словно собака бешеная. А я за ним, аки репей у ейной псины на хвосте - уж как прилип, так не отлипну! Завсегда готов к героической службе на благо Отечества... - Давай по порядку, куда заходил дьяк? - Да как же я, батюшка воевода, буду по порядку, коли он, ирод долгополый, так беспорядочно бегал! - взвыл мой измотанный соглядатай. - На базаре он был, по всем прилавкам лазил, все щупал, по купеческим подворьям шастал, везде нос совал, а кои места и мелом крестиком метил. - Что именно? - заинтересовался я. - Конюшни, кузницы, склады оружейные да скобяные, амбары хлебные, колодези, казармы стрелецкие, подвалы пороховые... - пустился перечислять Митяй, загибая толстые пальцы. С математикой у него туго, но этими же Пальчиками парень кованые шпигари в узел завязывает... Однако филерская работа пошла у него лучше, чем пассивная слежка за домом. - Молодец! Хвалю за выполнение задания. Бабулечка-красотулечка, будь добра, поставь ковшик меду герою. - Ведерко бы... - скромненько потупился наш хитрец. - Неча парня опосля работы спаивать, - привычно заворчала бабка, но корчагу с медом таки дала. Пока Митька разливал содержимое на два ковшика (себе - побольше, мне - поменьше), я продолжил расспросы: - Дьяка до дома сопроводил? - А как же, Никита Иванович, аж до самых ворот, и даже калиточку ему распахнул. - Что?! - Дык, говорю, как до дома-то его мы дошли, он уж совсем избегался, дышал тяжело, а мне что, жалко? Дай, думаю, подмогну государевому человеку. Ну, так калиточку и распахнул... - Так ты... ты всю маскировку... - не сразу допетрил я. - Ты хочешь мне сказать, что он видел, как ты за ним следил? - Сперначала-то, нет, - охотно пояснил "филер", приканчивая третий ковш, - а вот уж когда он метки мелом ставить начал, тут я не удержался, подошел поближе, чтоб лучше видеть. Так за плечом и стоял... Потом рядом, а там за разговорами уж вместе те крестики и ставили. Вдвоем веселее... - Никитушка! - Баба Яга укоризненно перехватила мою руку за секунду до того, как я отвесил Митьке подзатыльник. - Не калечь дурачка, он у нас и так на голову ушибленный. Старался, как мог... - Надеюсь, хоть языком-то не трепал? - все еще едва сдерживаясь, зарычал я. - Дык... этого... ничего... - Что ничего?! - Ничего такого я ему не сказал, - задумчиво ответил наш герой, опуская на стол четвертый ковш без малейших признаков алкогольного опьянения. -- Он спросил, чего это я тут хожу? Я ответил, что гуляю я тут. Он покивал, по плечу меня похлопал, халвы ореховой мне купил... - Чего сделал? - в свою очередь распахнула рот бабка. - Да чтоб дьяк Филимон по своей воле, на свои деньги, хоть кому горсть семечек купил?! По всему Лукошкину должны кобели передохнуть! - Так вот и мне ж он таким странным показался! - буркнул Митька. -- Халвой кормит, рюмку водки уговаривал откушать, все о тебе, воевода-батюшка расспрашивал. - О чем именно? - Ох, гражданин участковый, даже и выговорить смущаюсь... - Говори! - хором рявкнули мы с Ягой. - Стыдоба... - покраснел парень. - Как же я такое при порядочных людях говорить буду? - Митька, не тяни... - Ох и срамотища-то... Да чтоб у меня язык отсох подобную погань в присутствии начальства сызнова повторять! Я на пару с бабкой вцепился в ковш, который Митяй уже в пятый раз наполнял хмельным медом. - Или ты сейчас же скажешь, чем интересовался дьяк, или мы из тебя... - А ежели скажу, драться не будете? - Не будем. - А меду нальете? - Нальем. - Эх, гори оно все синим пламенем! - раздухарился мой помощник. - Пропадай моя буйна голова, а только скажу я тебе, Никита Иванович, всю правду-истину. На том и крест святой целовать готов, и на иконе побожиться. - Не держи, меня, батюшка, щас я его козлом оберну безрогим! -- взвилась Баба Яга, но Митяй хладнокровно продолжил: - А спрашивал меня дьяк Филимон о том, что, мол, нет ли у участкового нашего хвоста сзади? Небольшого, но крученого, на манер поросячьего. Я ж ему едва косу не оборвал за грубость! Но вспомнил, что я таперича милиционер, представитель власти, мне без ордера драться никак нельзя. Зубом скрипнул, да и запомнил... Даст бог, ужо взыщу должок с длиннополого. - Да он ить пьян! - Ни в одном глазу! - запротестовал парень, пытаясь налить себе в шестой раз, но я быстро развернул его к дверям, поблагодарив за службу и направив на законный отдых. Мне требовалось поговорить с Ягой наедине. Мы вновь присели за стол, как только Митьке в сени был отправлен его ужин. Яга уселась напротив, подперев подбородок руками: - Ох, чую, что ты мне не все рассказал... - Да я и сам не знал толком... Столкнулся у царя с Филимоном, он спросил, как здоровье. Ну, я и ляпнул, шутки ради: "То лапы ломит, то хвост отваливается". Но дьяк неожиданно встревожился, запаниковал и сказал, что я всех погубить могу. Я лично ничего не понял. А вот теперь этот вопрос о хвосте всплыл снова... Почему? - Дьяка нонче же брать надо, - после недолгих размышлений объявила бабка с самым мрачным видом. - Ох, Никитушка, да неужто заговор против царя такие корни пустил? Могем и не успеть... - Ночью возьмем, я со стрельцами договорился, но при чем тут заговор? - У шамаханов, батюшка, есть сильно могучие колдуны. Они, как в народе говорят, будто личины других людей на себя надевать могут. И ни за что их не отличишь, кроме как по хвосту. - Елки зеленые! - поразился я. - Да что у вас тут такое творится? По всей столице террористы шастают рогатые, с поросячьими хвостами, способные принять образ дьяка Филимона, боярина Мышкина, лично меня и даже самого царя Гороха! - Истинно так, Никитушка. Помнишь, когда я говорила, что дьяк-то наш не в себе? - Помню, помню... у меня самого были какие-то смутные сомнения. Митяй докладывал, будто подозреваемый два дня находился либо во дворце, либо дома, либо разгуливал по городу, по ни разу... Вот оно! Он ничего не говорил о церкви... Дьяк не может два дня подряд даже не заходить в церковь! - Значит, он - шамахан и есть! - резво поднялась Баба Яга. - А для шамахана в церковь шагнуть - чистая смерть. Будем брать! Когда стрельцы придут? - Где-то через полчасика. - Тогда неча время терять, пойдем во двор, я колдовать буду... Я уже давно перестал удивляться таким вещам. Если Яга говорит, что будет колдовать, значит, так оно и есть. В этом времени, как я понял, всякого волшебства, магии и чародейства - полным-полно. Просто необходимо признать это как данность и продолжать делать свое дело. Хотя, конечно, такому нас в школе милиции не обучали. С помощью колдовства можно совершить убийство, да вообще какое угодно преступление, и не оставить ни одной улики. Можно зачаровать свидетелей, бесследно избавиться от трупа, испариться из тюрьмы, навести морок на стражу и тому подобное. Все это, конечно, изрядно затрудняет работу органов правопорядка, но... Закон - всегда закон! И он или есть, или его нет. Третьего не дано. По крайней мере, я уже не сумею жить иначе. Милиционер - это на всю жизнь. Какая разница, где - в каком мире, обществе, среде? К сожалению, преступность есть везде, и, значит, кто-то должен с ней бороться. Так почему не я? Меня усадили на чурбачке для колки дров на заднем дворе. Моя хозяйка стояла на пустыре, близ забора и, притоптывая, размахивала руками: - Ой вы, звери лесные, степные... Из бору дремучего, из поля широкого... Большие да малые, злые да беззлобные, лихие да робкие, встаньте предо мной, как лист перед травой! Возможно, я опять не очень точно цитирую, но стенографировать было некогда. Все началось так неожиданно, что даже на полноценное удивление времени не хватало. Неизвестно откуда весь пустырь заполнился зверьем. Зайцы, медведи, волки, лисы, Лоси, кабаны, барсуки, белки, собаки, кошки, коровы, кони и всякая мелочь пузатая в два ряда вдоль забора. Прямо московский зоопарк. И самое главное - все слушали бабку так, словно буквально понимали человеческую речь. В это было бы трудно поверить, если бы я не видел все собственными глазами. - Что вы знаете о царском перстне с хризопразом? Когда Яга это спросила, звери начали совещаться. Голову даю на отсечение, они переговаривались, шептались, шушукались... Под конец вперед шагнул рослый седой лис, избранный делегатом, и, поклонившись до земли, на чистом русском ответил: - Нет, бабушка, мы ничего не знаем. Старушка махнула рукой, и через пару минут звери разбежались так же резво, как и появились, а Яга вновь взялась за свое: - Ой вы, птицы поднебесные, перелетные, домашние да водоплавающие, ночные, дневные, из гнезд, из дупел, поднимайтеся, с веток, полей, речек, озер да болот срывайтеся. Кто крылом, кто бегом, а кто вприпрыжечку, станьте предо мной, как лист перед травой! Воздух засвистел от шума крыльев, поднялся ветер, и вскоре весь пустырь, включая забор, был заполнен тучами разнообразнейших птиц от воробья до вороны, от зяблика до совы, от кряквы до лебедя, от щегла до орла и от цыпленка до индюка. Все топорщили перья и подняли страшный галдеж, пока Баба Яга не утихомирила их тем же вопросом: - Кто из вас что-нибудь слышал о царском перстне с хризопразом? Ненадолго птички заткнулись. Шаг вперед сделал долговязый журавль, он распахнул клюв, откашлялся и с поклоном извинился: - Прости, бабушка, но о перстне царевом мы ничего знать не знаем, ведать не ведаем. Когда птицы покинули нас, весь забор оказался так изгажен пометом, что больно смотреть. Поскольку Митяй еще и помогал по хозяйству, то у него здорово прибавится работы. На третий раз Баба Яга вызывала всех насекомых, земноводных и пресмыкающихся. Откуда ни возьмись налетели пчелы, комары, мухи, шмели и бабочки. Притопали лягушки, раки и черепахи, приползли змеи, прибежали ящерицы. Теперь пустырь напоминал серпентарий. Все вели себя очень прилично, и общую тишину нарушал лишь музыкальный звон комаров. - Что вы знаете о перстне с хризопразом царя Гороха? - Ничего! - спустя какое-то время проквакала самая большая жаба. - Плохо дело... - сплюнула Яга. - Никто ничего не знает. Минуточку, а вы точно все здесь? Прошла перекличка. Оказалось, что одной, особо умной гадюки, еще нет. Опоздавшая приползла буквально в ту же минуту. Услышав, из-за чего весь сыр-бор, она встала на хвост и гордо прошипела: - Я знаю! По мановению руки бабки все остальные резво разбежались. - Говори. - Перс-с-тень с хрис-с-зопразом очень древний. Еще моя матуш-ш-шка говорила, будто бы ее матуш-ш-шка рас-с-с-сказывала о том, что от с-своей матуш-ш-ш-ки с-с-слышала... хрис-с-зоп-раз в нем не прос-с-стой, а волш-ш-шебный! Ежели перс-с-стень на мизинец надеть, то любое кол-довс-с-ство нас-сквозь видно. Ни личина, ни морок, ни чары злодея не с-с-спасут. Хрис-зопраз с-с-своему хозяину чудес-с-с-сное зрение дарует. - Ну, спасибо тебе, змея-красавица! - благодарно кивнула Яга, и гадюка плавно исчезла в щели забора. - Все слышал, Никитушка? - Если бы не присутствовал лично, то ни за что бы не поверил в такое! Животные говорят по-человечески... - Так ведь то братья наши меньшие. - Это я помню еще со школы. Значит, перстень мог бы помочь нам узнавать шамаханов, какую бы личину они ни приняли. Именно из-за этого он и был украден. Вся затея с похищением сундучка, полного золотых монет, должна была лишь отвлечь от главного. Как вы думаете, бабуля, в столице сейчас много шамаханских шпионов? - Дык как узнаешь?.. Ох ты ж, шумят у ворот! Небось, стрельцы пришли... Пойдешь дьяка брать? - Пойду. Митьку с собой возьму, на свежем воздухе быстрей протрезвеет. - Поспешай, сыскной воевода, а я к царю пойду. Ночь-полночь, да дело слишком спешное, государственной важности! - Предупредите Гороха, чтоб был начеку, но общую мобилизацию проводить рановато. Я не хочу, чтобы преступники засуетились и легли на дно. Нам надо всех захватить врасплох, а для этого необходимо найти перстень с хризопразом и проверить всех граждан столицы. В первую очередь просветить все царское окружение, войска, купцов. Обязательно Приезжих, особенно дипломатический корпус, среди них вечно оказываются шпионы. Если что срочное - я у дьяка. Баба Яга по-военному вытянулась, отсалютовала мне помелом и пошла надело. Я, в свою очередь, кликнул "вечно готового к героической службе Отечеству": - Митька, захвати с собой оглоблю - будем брать гражданина дьяка думного приказа Филимона Груздева. Надежный отряд в два десятка стрельцов уже ждал нас за воротами. Лица у всех серьезные, фитили зажженные, бердыши заточенные. Парни знали -- идут не на увеселительную прогулку. Если в боярском овине обнаружен военный склад и молельня шамаханов, то кто даст гарантию, что в следующий раз мы не наткнемся на штаб врага, диверсантов, террористов или даже вступившие в город боевые части противника. Трусость в те времена была редкостью, похоже, больше всех волновался я сам. Митяй маршировал рядом, легко помахивая здоровенным двухметровым колом, как дирижерской палочкой: - Эх, до чего ж люблю я свою работу! Вот уж служба так служба!.. Следствие вести, улики собирать, следить, преступников ловить, в тюрьму сажать -- ох и весело! Батюшка участковый, а дьяка-то сразу в темечко бить али в ухо? - Ты что, обалдел?! - А, понял, виноват, исправлюсь! Стало быть, не дубиной, а кулаком? Я посмотрел на него так выразительно, что мой напарник стушевался, сбил шаг и, скромненько потупив очи, тихо спросил: - Ну хоть один щелчок-то ему в лоб можно? - Рукоприкладство строго запрещено работниками органов, заруби себе на носу! - ласково пояснил я. - Бить подозреваемого неэтично, но ты вправе применить силу в трех случаях: если опасность угрожает тебе лично, или лично мне, или рядовым честным гражданам. Только не превышай меру необходимой самообороны. Помни, преступник - тоже человек, и его надо доставить в отделение живым. - Не извольте беспокоиться, батюшка участковый, все исполню в точности как велено! Пусть он, злодей, хоть зуб вам покажет, я его враз таким живым в отделение доставлю... Он пожалеет, что не с медведем дрался. Я из него столько колобков поназамешиваю... Пришлось махнуть на него рукой, придем на место - уж там и разберемся. Если надо арестовать одного дьяка, то для этого и нас двоих много. А если там шамаханы, то пусть парень потрудится от души. С такими мыслями мы незаметно дотопали до жилья предполагаемого преступника. Из-за соседних заборов и домов тихо вышли около десяти стрельцов, отряженных на тайную слежку за дьяком. - Часа три, как вошел, - доложил мне старший, - Бежал, ровно его сам черт за пятки хватал. Как двери запер, так наружу уже и не выходил, свет в окошке по сию пору горит. Боле никого подозрительного не видали, ни из дома, ни в дом. Что прикажешь, сыскной воевода? - Окружить дом. Я, мой помощник и еще пять молодцов производят задержание. Остальные осуществляют работу группы прикрытия. При первом же признаке появления шамаханов или иных противников - действовать по обстановке. Все по уставу, один предупредительный выстрел вверх, после чего, в случае неподчинения приказу, - прицельный огонь на поражение. - Смилуйся, батюшка... - опешили стрельцы, - Да ежели мы в воздух палить будем, так, пока наше ружье перезарядишь, все враги разбегутся! - Не лишено логики, - вынужденно признал я. - Тогда просто кричите: "Стой! Стрелять буду!" - А как встанет, так и стрелять? - Все, юмористы! Шутки в сторону. Всем разойтись по местам и выполнять задание. Митька, выбери пятерых - и за мной! Все взялись за дело так, будто репетировали два года. К тому времени, как мы постучали в дверь, весь дом был надежно оцеплен двойным кольцом суровых стрельцов, наставивших стволы. Если выстрелят все разом, то наверняка превратят домик в решето, покрошив нас вместе с шамаханами. Поправив фуражку, я деликатно постучал: - Гражданин Груздев! Откройте, пожалуйста, - милиция. В ответ гробовое молчание. Мы переглянулись. - Гражданин Груздев! Я требую, чтобы вы открыли дверь. У нас есть ордер на обыск и арест. Тот же результат. - Предупреждаю, что в случае неподчинения законным властям мы будем вынуждены ломать дверь. Поскольку изнутри по-прежнему не донеслось ни звука, я постучал еще раз, больше для очистки совести, и кивнул Митяю. Он навалился плечом, крякнул, нажал, раздался треск досок. Мой напарник рухнул внутрь поверх выдавленной двери. Мы ворвались следом, пройдя прямо по его спине. В доме было четыре комнаты, дьяка Филимона не оказалось ни в одной... - Нет его... - недоуменно развел руками Митяй. - Мы со стрельцами ужо и в печку заглянули, и под лавки, и в сенях, и на чердаке глядели, - как сквозь землю провалился! - Подозрительно... Ты ведь говорил, что дьяк пришел домой и никуда не выходил? - Так точно, батюшка. Вот стрельцы тоже докладывают - не выходил он. Да и свечи в доме горят, угли в печи еще не прогорели, вон баранка на столе еще не доедена... Ох ты ж ирод проклятущий! - В каком смысле? - не понял я. - Так ведь сегодня постный день! Мясо потреблять нельзя, а он, изменник, ребрышками жареными балуется. Один из стрельцов подошел поближе, понюхал миску с мясом и скривил рот: - Дозволь слово молвить, сыскной воевода. Не баранина это, а собачатина, прости Господи... Мы вон в сенях шкуру свежесодранную заприметили. Небось здоровенный кобель был. - Ну и дела творятся у вас в Лукошкине... - Я снял фуражку и вытер выступивший пот. Бабка права, дьяк здорово околдован. Собак есть? Или же мы имеем дело не с дьяком, а принявшим его личину шамаханом. Судя по тому, что я о них слышал - эти урки и не на такое способны. - Проверить все помещение еще раз. Все необычное тащить ко мне, а самое главное - найти перстень с хризопразом. Вопросы есть? Выполняйте! Стрельцы ринулись на поиски, переворачивая все вверх дном, но то, что нужно, обнаружил именно Митька. Причем, как всегда, случайно. - Таракан? Ах ты, погань басурманская! - И он так крепко припечатал насекомое ногой, что одна из досок пола хрустнула. - Виноват, батюшка... Щас гляну, небось не поломал... Откинув вязаную дорожку, мой напарник внимательно оглядел треснувшую половицу и недоуменно буркнул: - Да тут петли железные... Никита Иванович, уж соизвольте посмотреть, как я здесь расстарался! Яркая полосатая дорожка, обычно украшавшая полы домов зажиточных граждан, одним концом была крепко прибита к деревянной крышке подпола. Взяв свечи, мы вшестером поочередно спустились вниз, оставив одного стрельца на охране люка. Подвальное помещение являло собой точную копию боярского. Тот же склад оружия с преобладанием тяжелых топоров и зубастых сабель, та же молельня с каменным уродцем на алтаре, тот же подземный ход... Оставив еще одного стрельца, мы двинулись в черную пасть тоннеля. Его смело можно было так называть, ход был высок и настолько широк, что мы могли свободно идти по двое. Видимо, этим путем намеревались провести целую армию. Мы довольно долго шли, пока один из стрельцов не обнаружил новое ответвление в стене, словно в большом тоннеле решили пустить еще и узкоколейку. Двоих ребят я отправил на исследование этого хода, а остальные пошли за нами. Мы топали еще не меньше часа, пока впереди не забрезжил слабый свет луны. Выход из подземного хода оказался надежно замаскирован густыми кустами орешника. Осторожно раздвинув ветки, я шагнул наружу: - Митька, где это мы? - За городской стеной, в лесу на Гадючьей горке, - поосмотревшись, определил он. - Эвон куда нас занесло... Место нехорошее, проклятое место. Грибы не растут, ягоды тоже, звери да птицы его избегают, орехи есть, да и те горькие. Кому ж энто взбрело сюда ход рыть? - Дубина, ход прорыт не ради того, чтоб из города тайно попасть в лес. Кто-то очень хочет помочь шамаханам беспрепятственно попасть из леса в столицу. Всем соблюдать предельную осторожность! Эй, молодцы, останетесь на охране здесь. Митька, за мной! Посмотрим, что тут у нас поблизости... - Есть, воевода, - кивнули стрельцы, обнажая сабли. - Ежели беда какая, только шумни - враз прибежим на выручку. - Не извольте беспокоиться, батюшка участковый, - вмешался Митяй. - Случись что, я не подведу! Никого на помощь звать не придется, разве что злодеев за ноги в тюрьму растаскивать... А уж я им, ворогам, своим прутиком таких кренделей навешаю! - Не горячись. Пойдешь со мной на разведку и веди себя как мышка. Ввязываться в драку нам сейчас ни к чему. Если очень хочешь подвиги посовершать - иди в царево войско, а наша работа тонкого обращения требует. Он тут же покаялся, присмирел и двинулся вслед за мной так мягко, что даже сучок под ногой не хрустнул. Я наверняка производил больше шума, а громадный Митяй, к моему удивлению, шел тихо, как тень, ориентируясь в ночном лесу с легкостью опытного краснокожего. Долго идти не пришлось, между деревьев мелькнул свет. На большой поляне горел высокий костер, вокруг сидели люди. Я сразу обратил внимание на их странную одежду. Сомнения быть не могло - перед нами расположились самые настоящие шамаханы! Шамаханы были очень похожи друг на друга, так, словно их где-то штамповали по определенному стандарту. Рост ниже среднего, глаза узкими щелочками, жидкие черные усы и бороденки, одежда из скрипящей кожи, на плечах шкуры, на головах высокие лисьи шапки. Оранжевые блики огня отражались на многочисленном оружии. Их было человек двадцать, один, с седой бородой и непонятными амулетами на шее, держал речь. Кто он - колдун, вождь, старейшина - я не знал, говорил шамахан тоже не по-русски, но почему-то общий смысл до меня доходил: - Базарлы э Афанас-бай сапсем туп! Такая громадны дурды во всем Сарае нигде ек. Упутляи якши? Не распутлян, как спроспицу? В пасть кляп заталды? А тогда внимай моя, храбурай батыры, чтоб всем все Орда под себя загребаллы! Русскый ханум - ай, ай, ай, слаще щербет или сахара. Русская декханин - могучая ык медведяй. Весь день и темень - паши, паши, паши... Якши раб! Русская мечеть золотай полным-полна! Все моя! Все - загребаллы, ограбаллы, увороваллы... Жигай, резай! Шамахан - батыр всем Лукошинску карачун! Мы ж не балды... Слушатели шумно кивали, поддакивали, периодически стукаясь медными чашами. - Кумыс! - потянув носом, шепотом доложил мой напарник. - Вот нехристи, и самогонку-то нормальную гнать не могут, а туда же... Супротив милиции поперли! - Да тише ты... - зашипел я, прикрывая ему рот. Слава богу, шамаханы ничего не услышали, они продолжали обсуждать планы вторжения в столицу. Если я правильно их понял, то в самое ближайшее время, не сегодня-завтра, орды вооруженных до зубов диких степняков ринутся в город. В мой город! За недолгое пребывание в Лукошкине я настолько к нему привык, что незаметно для себя совершенно перестал горевать о своем собственном мире. Строго говоря, я и раньше-то не особо впадал в тоску, но чтобы принимать проблемы местных жителей так близко к сердцу... Хотя... о чем это я? Да, черт вас всех подери! Лукошкино -- мой город, и я ни одной банде не позволю в нем хозяйничать. - Митька, отходим тихо, все, что нужно, мы уже выяснили. Ты знаешь шамаханский? - Ни единого словечка, - вздохнул он. - Не обучены мы языкам иноземным. Вот подкову согнуть, кочергу в узел завязать, ворота, опять же, лбом переломать - тут мы завсегда... от души, стало быть! А науки нам никогда не давались... Мы попятились назад, стараясь не поднимать шума, но почти сразу же с разворота натолкнулись на рослого шамахана. Я от неожиданности едва не вскрикнул, но мой верный напарник просто опустил пудовый кулак на высокую лисью шапку, одним махом превратив ее в плоскую панамку. Шамахан рухнул, как корабельная сосна, без единого писка. - Забирай с собой. Если они хватятся часового, то пусть лучше думают, что он сбежал, а то очухается да расскажет о нашем визите. Заодно и допросим негодяя. - Как скажете, Никита Иванович! - Митяй играючи перекинул бессознательное тело через плечо и двинул вперед так же легко и бесшумно, как и раньше. У входа в подземелье мы чисто случайно не попали под клинки перенервничавших стрельцов. Парни настолько нас заждались в этой напряженной темноте, что, видя везде шамаханов, приготовились подороже продать свою жизнь и рубить все, что шевелится. Я дал приказ об организованном отступлении. Двигаясь по тоннелю в кромешной тьме, мы в конце концов добрались до того места, где оставили двоих стрельцов. При свете почти стаявших огарков свечей я понял, что ребята тоже кого-то добыли. Времени на расспросы не было, выберемся - доложат на месте. Возвращение в груздевский подвал показалось мне самой долгожданной дорогой домой. - Все прикрыть, как и было, - устало приказал я. - Тайную охрану не снимать. Остальные - свободны. Фитили загасить. Государю я сам все расскажу. Шамаханы сегодня не нападут, но бдительность удвоить. Вы двое! Что было обнаружено в боковом ходу? - Не что, а кто, батюшка сыскной воевода. Глянь-кось, какую важную птицу изловили! Пред мои грозные очи был выставлен связанный по рукам и ногам боярин Мышкин! Вот уж кого действительно не ожидал увидеть... Впрочем, вязать несчастного особой нужды не было. Афанасий Федорович оказался пьян вдрабадан и спал стоя. - Митька, понесешь обоих. Справишься? - А то нет?! Да я заради нашего управления внутренних органов хоть еще четверых на загривок взвалю! - Ну и отлично! Тащи их к Яге, до утра запри в погребе. Вернусь от царя - потолкуем. Эй, молодцы! Благодарю за службу! - Рады стараться, батюшка участковый! - хором грянули стрельцы, вытягиваясь во фрунт. - На сегодня все свободны. Кроме тех, кто следит за домом, естественно. Как мы добрались до нашего терема, уж и не помню. До рассвета оставалось не более четырех часов, я надеялся если не выспаться, то хоть вздремнуть. Баба Яга ожидала нас у ворот, что-то бормоча, сопроводила меня в горницу, усадила за стол и, помахивая царевым письмом, отошла за самоваром. Больше ничего не помню. Наверно, я просто уснул. Петух, опять этот проклятый петух.... Сколько можно будить меня в пять утра уже осточертевшим кукареканьем?! Ну почему Яга до сих пор не сварила из него суп? Я ведь и лег-то часа три назад. Если сейчас снизу раздастся заботливый голос... - Никитушка! Вставай, сокол наш ясный. Завтрак уже на столе. Ни за что не буду вставать. - Никитушка, царь отчета ждет. Ты же знаешь нашего Гороха - как что не так, он ведь всех на кол пересажает. Уж ты, касатик, вставай-пробуждайся, пора... Делать нечего, пришлось продрать глаза. Когда я спустился вниз, на столе уже дымилась большая миска свежеиспеченных оладий. Тут же стояла сметана, два-три сорта варенья, сотовый мед и большой запотевший кувшин козьего молока. Бабка, как всегда, намеревалась накормить целую роту. Если это дело когда-нибудь закончится и я возьму отпуск, она раскормит меня до генеральских объемов. - Садись, Никитушка, кушай да меня, старую, слушай. Значится, как ты на дьяков-то арест пошел, я твоего приказа не ослушалась, да по ночи к царю-батюшке и отправилась. Слава богу, государь еще почивать не изволил. В карты с думными боярами резался. Ну, а уж как обо мне доложили, так он разом всех козырей забросил да к себе пред ясные очи поставить меня и повелел. Я ить, милок, не из трусливых буду, а вот перед Горохом робею... Царь все ж таки! Ну, да делать нечего, не моргать пришла, надо государю всю правду высказать. Доложила я ему по всей форме. Как кого расспрашивали, как Митяй наш за дьяковым домом цельный день слежку вел, как хвостом за ним по всему городу мотался да кресты непонятные по важным местам метил... - Отмечал стратегически важные объекты на предмет ведения боевых действий на территории Лукошкина! - наставительно поправил я. - Вот, вот о том я ему и доложила, - закивала бабка, продолжая рассказ. - Про перстень уворованный с хризопразом, что мы выяснили, все ему как есть выложила. Батюшка государь лишь головой качал да бороду теребил. Сказал, чтоб ты, участковый, следствие никак прерывать не смел. Сказал, что воевод всех тайно под ружье поставит, дабы в нужный час войны храбрые под рукой были. Тебе лично бумагу выписал из сплошных полномочий да саблю велел передать нарядную. А то ты у нас ходишь один и без оружия... Хоть для приличия носи, все ж царев подарок. - Дайте-ка письмо взглянуть. - Куды?! Жирными-то пальцами? Ладно уж, сиди ешь, я тебе сама зачитаю. - Яга сломала сургучную печать, развернула свиток и с выражением прочла самое короткое постановление на моей памяти: - "Пущай делает то, что надо. И будь то, что будет. Царь Горох". - Коротко, выразительно и, главное, оправдывает любые действия -- от карманной кражи до международного шпионажа, - задумчиво улыбнулся я. Желудок был полон, оставалось налить молока и в свою очередь рассказать Бабе Яге, что произошло в доме Филимона Груздева. Но сначала пришлось попросить бумагу, перо и чернила; исподволь болтая с Ягой, я старательно составлял отчет для царя. Идти к нему с личным докладом не было ни времени, ни особой необходимости. Бабка только охала да ахала. - Где же ты, Никита Иванович, шамаханскому разговору обучался? - Нигде... - пожал плечами я. - Как-то само собой вышло. Они говорят, а мне все ясно. Отдельных слов не переведу, хоть убейте, а общий смысл вполне понятен. - Я-то, старая, шамаханскую речь давно знаю, да и то кое-где путаюсь. А ты, вишь, раз послушал и все уразумел... - Баба Яга завистливо прищелкнула языком. - Все ж таки великое дело в молодости образование грамотное получить! Митьку бы надоумил, а то ведь так неучем и помрет. - Кстати, о нашем драгоценном Митьке, он уже выспался? - Он же деревенский. Как поздно не ляжет, а все одно на ногах до петухов. У поруба сидит, на пленных смотрит, я и поесть ему туда отнесла. Что там ни говори, а парень свой хлеб честно отрабатывает. - Не спорю... Хотя если он еще хоть раз во время выполнения ответственного задания напьется на такую сумму - посажу на пятнадцать суток! Метлу в руки - и марш столицу подметать. Но речь не об этом... Пусть найдет кого-нибудь из стрельцов и быстро переправит письмо царю Гороху. - Чего ж ради людей зазря гонять? - хмыкнула баба Яга. - Давай сюда бумагу-то. А ну, киса, киса, киса! Из соседней комнаты, вальяжно потягиваясь, вышел здоровенный черный кот толщиной в чемодан и ростом с королевского пуделя. - Дай-кось за ушком почешу, красавец ты мой! Вот и работка для тебя отыскалась. Уж ты не откажи, послужи бабуленьке, отнеси это письмо в терем царский да государю прямо в белы рученьки и передай. Все ли понял, красавец ты мой писаный? Ну тогда беги-поспешай, царь-батюшка уж давно нашего милицейского отчета дожидается... ...Я еще подумал, что какие-то два месяца назад я бы в такое не поверил, даже увидев собственными глазами. Поруб представлял собой что-то вроде блиндажа времен Великой Отечественной. Над землей возвышалась лишь крыша, все прочее под землей. Стены и пол из хороших дубовых бревен, холод внутри - страшный... Для чего Яга использовала его раньше, никому не известно. Но уж не закатки на зиму хранить, это точно. Пьяного боярина Митяй установил у стенки ногами вверх, в полной уверенности, что так быстрее трезвеют. Пленного шамахана постигла та же участь, просто из вредности. Мы спустились в поруб вслед за Митькой, который тащил деревянное ведро с ледяной водой. Не подумайте, чтобы умыться... - Для начала поставь шамахана на ноги. Он явно не спит. Боярина разбудим попозже и допросим в домашних условиях, все же наш человек, лукошенский... Мой напарник легко приподнял пленника за ноги, стряхнул с него пушистую шапку и, не говоря дурного слова, опустил головой в ведро. Через несколько секунд раздалось негодующее бульканье. - Вытащи его, пожалуйста. Ну что, уголовничек, говорить будешь? - Моя твоя не понимай! - отфыркиваясь, начал шамахан, но я не был настроен на шутки в такую рань: - Митька, макай его, пока не начнет понимать. Он еще не знает, куда попал... Думает, что отделение милиции - это дискуссионный клуб за столом с чаем и пампушками. В ведро его! - Слушаюсь, батюшка участковый. С превеликим удовольствием... - Не нада-а-а... - завопил упрямец. - Я был честно захвачен в бою, с оружием в руках. Требую к себе как к военнопленному уважительного отношения, нормальных условий содержания, справедливого суда и гуманного приговора. Я всего лишь солдат, а не кадровый офицер. Я выполнял приказ! - Как чисто по-русски разговаривает... - поразилась Яга. - Нешто и впрямь простой солдат? Далеко же у вас образование шагнуло... Каковы же тогда у них воеводы? - Ты темнишь, парень, - поддержал я. - Статус военнопленного на тебя не распространяется, ты захвачен в мирное время. Насколько мне известно, боевые действия с Шамаханской Ордой в настоящее время не ведутся. Пока мы склонны считать вашу вылазку банальным террористическим актом, соответственно чему будет и обращение... Митька, макай его в ведро! - Не-е-ет... Не надо! Я сам все скажу, только поставьте меня на ноги и выведите отсюда. Здесь же холод немилосердный! А он еще и в воду ледяную сует... Мы же южные, у меня менингит будет! - Совсем другое дело. Здесь и вправду прохладно. Давайте выйдем и побеседуем на свежем воздухе. Бери его в охапку, тащи наверх, да смотри не ушиби ненароком. - Как скажете, батюшка сыскной воевода! Митяй понес шамахана, держа его на вытянутых руках с нежностью кормящей матери. Мы уселись на крылечке, пленника усадили на перевернутое поленце, и допрос пошел по второму кругу. - Итак, с какой целью ваш диверсионный отряд околачивается в непосредственной близости нашей столицы? - Не могу знать, командование не посвящает нас в план действий. Мы узнаем о цели провокации за пару минут до ее выполнения. - Врет? - кивнул я бабке. - Знамо, врет! - подтвердила Яга. - Ведром с водой здесь уже никак не обойтись. Надоть везти его на царев двор да сдать в пыточную. - Нет! - завизжал шамахан. - Нам бы тоже не хотелось. Если ты попадешь в их руки, то вряд ли выберешься живым. Ну, а в случае добровольного содействия органам милиции есть шанс попасть под графу о защите свидетелей. Так как насчет предложения посотрудничать? - Балуете вы его, воевода-батюшка, - нахмурился Митька. - Вот я ему ноги-то узлом поназакручиваю, он быстренько все понарасскажет! Что было и чего не было... - Спрашивайте, - решился пленник. - Только руки развяжите. - Хорошо, - кивнул я. - Но для начала поведай нам о точных сроках нападения на Лукошкино, количестве диверсионных групп, точном числе боевиков в каждой, основной цели террористических актов, штабах, местах дислокации, связи, командовании, а также имена и явки ваших людей в столице. - Скажу... все скажу, - пообещал шамахан, с кривой улыбкой потирая следы от веревок на запястьях. - Вижу, что от твоего проницательного взгляда, сыскной воевода, ничто не укроется. - Даже то, что ты знаешь мою должность. - Верно. Мы многое узнали про твою милицию. Наш осведомитель хорошо поработал. Очень жаль, что недооценили... Не управление нужно было поджигать, а шило тебе в бок запустить! Ну да уж слушай на прощанье... Когда мы в Лукошкино твое войдем - то одним темным богам ведомо. Отрядов наших в лесу без счета, и воинов в них видимо-невидимо. Цель у нас всегда одна - все разграбить, людей в неволю угнать, город до земли стереть. Штабов у нас нет, а как на совет собраться надо, так мы уже где стоим, там и речь держим, карты чертим, планы мыслим. Потому и лагеря постоянного не имеем, каждую ночь на новом месте. А что же касается имен и явок наших тайных, так я тебе, участковый, одно скажу... Тут мерзавец быстро вскочил па ноги, резво стянул с себя штаны и, невероятным образом изогнувшись, откусил собственный хвост! Митька отважно закрыл меня собой, Яга только охнуть успела, а шамахан закатил глаза и бездыханным рухнул наземь. - Японские шпионы-нинзя, откусив себе язык, умирали от болевого шока и обильного кровотечения, - отчаянно пытаясь изобразить хладнокровие опытного оперативника, пробормотал я. - Но... зачем? - Понимаешь, друг мой, он ведь так и не сказал нам ничего особенно важного. А уж царские умельцы из него под пытками все бы вытянули. Вот он и предпочел умереть, но не попасться им в лапы. Несомненно, это был не просто рядовой солдат. Бабуля, что ж вы меня не предупреждали о таком оригинальном методе шамахановского ухода от дачи свидетельских показаний по делу? - Дык... - развела руками Яга. - Кто ж мог подумать, что он, бесстыдник, будет себе поросячий хвост отгрызать? Я, конечно, о таком слышала, но чтобы поверить... Думала, врут сказки. Потеря ценного свидетеля заставила меня пойти на самые крайние меры предосторожности. Боярин Мышкин был разбужен, доставлен в дом, но прежде, чем приступить к допросу, я задал Яге пару вопросов: - Это действительно Мышкин или шамахан в его обличье? - Подумать надо, Никитушка... Тут ведь сразу не скажешь, приглядеться следует. Ты уж кляп-то ему изо рта вытащи, пущай скажет чего... Да руки не развязывай! - Естественно... Митька, усади боярина на лавочку, кляп долой, руки, ноги не распутывать. Ну, что, поговорим по душам, Афанасий Федорович? - Отпусти меня, холоп! Сей же час - отпусти... На каторгу сошлю! На дыбу отправлю! Запррю-ю-ю... - Очень похоже на настоящего, - закивала Баба Яга. - Я вот что удумала, ведь ежели он шамахан перевоплощенный, так от хвоста своего неприличного он все равно избавиться не властен. - Ясненько, - быстро уразумел я. - Следовательно, если мы снимем с него штаны и посмотрим... - Вы че?! - в голос завопил бывший начальник охранных стрельцов. -- Че надумали, а?! Меня, потомка древнего рода, слушанием штанов позорить будете?! Митька, довольно осклабясь, уселся на табуреточку, положил боярина на колено и начал свое черное дело... Мышкин визжал не переставая! - Ты уж совсем-то его не заголяй... Хвост небось и от крестца видно. - Ну, талы нет его... Да не верещи ты, кабан подозрительный! - Достаточно, - смягчился я, - надевай на него штаны. Итак, в результате следственного эксперимента мы доказали подлинность гражданина Мышкина Афанасия Федоровича. Ни у кого нет сомнения, что он - это он? Замечательно. Веревки можно снять. Разобиженный боярин тут же попытался броситься на меня, рыча от обиды, но был мгновенно схвачен бдительным Митяем. - Не рекомендую впредь оказывать давление на работников милиции. Вы сейчас не в том положении, чтобы пытаться угрожать. Ваше дело слишком серьезно... и, если не прекратите грубить, мой напарник вновь возьмется за кляп, да и до проруби отсюда недалеко. Сегодня я не слишком склонен к добросердечной беседе с главным подозреваемым. - Убью! Изувечу!! На кол посажу-у-у! - Молчать! - рявкнул я грозно, вздымаясь над столом. - Гражданин Мышкин, вы обвиняетесь в государственной измене, пособничестве международным террористам и краже золота из царской казны. Я бы добавил участие в инсценированном самоубийстве, но... но не могу в связи с недостаточностью улик. - Чего? - недовольно буркнул боярин, однако смирился и сел, зыркая на нас злобным взглядом. - Чего, чего, - передразнила Яга. - Будешь отвечать на наши вопросы или я тебя своими руками превращу в большой мешок с навозом! - Буду, буду... волки позорные. Только рассказывать нам особенно нечего. Ни в чем таком мы не повинные... - Митька! Давай сюда мою планшетку. Так... значит, Мышкин Афанасий Федорович, столбовой дворянин, боярин охранной службы царской казны, женат, имеет детей, причем все дочери. Проходил по делу кражи сундучка с червонцами и золотого перстня с хризопразом. Первоначально привлекался как свидетель. Что можете рассказать о попытке поджога частного терема гражданки Бабы Яги, на чьей площади размещено местное отделение милиции? - Ничего не знаю... Не было меня там. - А где были? - Дома, у жены спроси. Она те все скажет... - Показания законной супруги не могут считаться беспристрастными. Кто еще может это подтвердить? - Ух и злыдень ты, сыскной воевода... - скрипнул зубами Мышкин. - Прямо-таки с головой под чужое одеяло лезешь, стыд бы поимел! - Я жду ответа. Нет? Так и запишем - других свидетелей следствию представить не смог... - Да смог! Я все бы смог, расталдык твою туды набекрень верхушкой леса! Ванька рыжий, пастух наш, подтвердить может. Я как в спальню вошел, разделся и лег, так он сию же минуту из-под одеяла с другой стороны и сиганул! Да как есть без штанов, да в окно, да с третьего этажа. А уж как мы с молодцами его подобрали да под белы рученьки, да в батога! На конюшне отпотчевали... Навек запомнил, где я в ту ночь был! - Хорошо. Пометим, вызвать на очную ставку пастуха Ивана... как фамилия? - Откуль мне знать? Пастух и есть пастух, рыжий... - Разберемся. Вашего доноса на меня царю Гороху я касаться не буду. Расскажите-ка лучше, с чего это вы в бега ударились и почему на вашем подворье обнаружен склад оружия, шамаханская молельня и неоконченный подземный ход за крепостную стену? Глаза боярина круглели, выпучивались, он начал судорожно хватать ртом воздух и, неожиданно схватившись за сердце, рухнул с лавки, задрав ноги вверх. - Никитушка, - укоризненно сощурилась Яга. - Ты уж полегче как-нибудь... Второго свидетеля теряем... Нам пришлось обливать его водой. Когда несчастный немного очухался, Яга почти силой влила в него изрядную стопку крепкой клюквенной настойки. Мышкин закашлялся, постучал себя кулаком в грудь и, смахнув выступившие слезы, тихо, но твердо заговорил: - Не след на меня всех собак вешать... Уж в чем виноват, сам покаюсь, много грехов за плечами, а только чтобы город шамаханцам поганым сдавать - такого не было. Ежели словами горячими бросался, так за то и прощения попрошу, не в себе был, пьян да сердит... Коли можешь, так и прости меня заради Христа. А только теперича всю правду слушай, как на духу. Пишешь? Ну пиши, пиши, я говорить буду. Сундучок с золотом из казны мной ворован был. В первый раз помногу крал, дверь запереть не успел. Что скажу? Моя вина, мне и ответ держать... Грешен и слаб человек перед искусами мирскими... Оно и раньше - таскал помаленьку, да в карман. С царем ли зайдешь - цап тихонько денежку в рукав. С казначеем, с дьяком ли -- там червонец, тут два. Совесть имел, без меры не лез, свыше чипа не требовал. - Зачем вам это вообще, Афанасий Федорович? Ведь рано или поздно поймали бы, какой стыд в вашем возрасте... - То-то и беда, что возраст... Ты мою жену видел? Молода, красива, да глупа и до всего жадная. То платьев ей подавай, то жемчугов, то шелку китайского, то парчи индийской - денежки, они так и летят! Я человек в годах, солидный, степенный, а бабе еще и ласка мужская нужна... Дворовых кобелей хоть кочергой отгоняй! Вот я от греха подальше и отвлекал ее внимание подарками разными... - Я те отвару травного дам... - неожиданно сжалилась Яга, утирая глаза уголком платочка. - Недельку пей по ложке перед едой - так в ентом деле всех молодых за пояс позатыкаешь. Как отсидишь свое - приходи, не пожалеешь... - Продолжайте, гражданин. Как вы взяли сундучок, следствию в общих чертах ясно. Но согласно вашим же показаниям для удовлетворения растущих запросов вашей требовательной супруги вполне хватало и некрупных хищений. Почему вы взяли сундук? Даже дураку понятно, что его хватятся... - Бес попутал. - Кто?! - Кто, кто... Говорю же, думный дьяк Филимон, - нахмурился Мышкин, сосредоточенно разглядывая стопку из-под настойки. - Уж и не знаю, как он проведал, что я к казенным деньгам прикладываюсь... А только письмо я от него получил, тайное! Ежели, пишет, не заберу сундучок с деньгами крупными да в указанное место не суну - все как есть царю завтра же и расскажет. Это он с виду такой тихонький, а на деле вона как обернулося... Что ж я мог? - В этих случаях надо было обратиться в ближайшее отделение милиции. Мы бы устроили засаду, зафиксировали факт шантажа, задержали негодяя с поличным и... - И Горох башку бы мне срубил с дьяком на пару! - Ну... Возможно, конечно, но вряд ли. Пока мне удается убеждать его в соблюдении хоть какого-то подобия законности. Нет, разумеется, определенное наказание вы бы понесли, ибо есть за что. Просто до высшей меры не дотянули... Милиция предоставила бы смягчающие вину доказательства, чистосердечное признание, раскаяние, явку с повинной и активное содействие следствию, - мягко объяснил я. Бывают такие преступники, которых в конце концов просто жалеешь из-за их непроходимой глупости и невозможности еще в школе получить хотя бы зачатки правовых знаний. - Где перечень с хризопразом?! - Не ведаю... Перстня царева не брал, не моя вина. - Кто подделал ключи? - Кузнец Василий, по моему приказу. Я их в воске оттиснул, да, вишь, узор больно хитрый, пришлось на пару дней с собой забрать. Потом и подбросил сам же... - Почему сбежали из дома? - Да не сбегал я. Намедни дьяк заходил, сказал, чтоб у него был, разговор, дескать, есть. Я и пошел. - О чем говорили? - Да ни о чем... Не успел войти, как он мне ковшик медку холодного сует. Я, пока шел, взопрел маленько, выпил, сел, и... все! Как меня накрыло, ничего не помню! Пришел в себя уже связанный в порубе, а холоп твой милицейский тряс меня немилосердно. Вот и все... - Не все. - Я достал из планшетки лист с описанием всего найденного на боярском дворе. - В вашем овине обнаружен тайный люк, под ним комната. В ней большой склад оружия и статуя шамаханского божества - не знаю, как он там точно называется. Из комнаты идет тоннель по направлению к крепостной стене, лопата и кирка брошены на объекте строительства. - Не ведаю! Вот те крест, сыскной воевода, ни сном ни духом о том не ведаю! - широко перекрестился Мышкин, и Баба Яга кивком подтвердила, что боярин не врет. - Это... это все опять дьяк! Он же, аспид, попросил, в овине шестерых богомольцев приютить. Монахи, дескать, из дальних церквей к нам на праздники в честь своих Петра и Павла прибыли. Мне что, сарая божьим людям жалко? Кто ж знал, чем они там заниматься будут... - Митька! Почему никто из дворовых Мышкиных ничего не говорил о монахах? - А я знаю? Вы ж меня сами за дьяком бдить отправили, запамятовали, батюшка? - Не серчай на людей, Никитушка, - сказала бабка, вмешиваясь, как всегда, вовремя и по делу. - Монах, он ведь ровно и не человек, он по-своему живет, мирское его не касаемо. Вот и слуги боярские думали, ты злодеев ловишь, а про богомольцев у них и мыслей-то не было. - Ладно, понял... я был не прав. Надо учитывать религиозную специфику местных взаимоотношений. Теперь уж чего горячку пороть... Эти "монахи" наверняка сбежали. Значит, мы имели в Лукошкине минимум шесть переодетых шамаханов, а их может оказаться куда больше. Гражданин Мышкин, пока, до выяснения всех обстоятельств дела и проверки ваших показаний, вынужден вас задержать. В царскую темницу не пойдете, можете еще понадобиться здесь. Митяй, отведи подозреваемого в поруб. - Эх, жизнь моя, копейка медная... - пробормотал боярин, послушно вставая со скамьи. - Сколь дадут-то? - Суд решит. - Ну, тогда храни нас Господь... Бабушка, а ты про отвар свой молодильный не забудешь? Вот так, запутанно, с неожиданными вывертами, и велось все это дело. Пока я не мог похвастаться ничем особенным. Правда, Горох был мной страшно доволен, но, следуя собственным принципам законности и защиты правопорядка, едва не перевешал всех лиц, замешанных в заговоре. Боярина мне удалось отстоять, дьяка искали по всему городу. Согласно докладу стрельцов он вышел из своего дома на заре, но в царском доме так и не появился, а затерялся в базарной толпе. Наверно, почуял за собой слежку и, как опытный шпион, залег на дно. С досады государь лично повелел засыпать подземный ход. Всю столицу перевели на военное положение, а мобильные отряды конных казачков беспрестанно прочесывали близлежащие леса. Жители сел и деревень были предупреждены о возможной опасности, но аж до самых границ государства никаких армий противника обнаружено не было! Ни больших, ни малых... Конечно, два-три десятка шамаханов запросто могли разбежаться по округе, прячась по одному. Рано или поздно их найдут, так как менять личины умеют далеко не все, а лишь специально обученные колдуны. Да, пленник успел сказать нам немногое, но, сам того не ведая, выдал очень важную информацию. Если они пользуются такой терминологией, как "солдат", "провокация" и "кадровый офицер", то наверняка их военная машина гораздо более совершенна, чем нам кажется. Я бы смело предположил наличие хорошо подготовленной военной разведки. Отсюда следует логичный вывод - с ними будет очень непросто справиться. Как обнаружить шамахана, принявшего личину честного гражданина? Баба Яга утверждает, что они не могут избавиться от предательского хвоста. А от рогов могут? Надо уточнить... С другой стороны, не можем же мы обязать все население столицы снимать штаны и задирать юбки при проведении милицейских рейдов! Да меня разорвут за одно такое предположение. Теперь-то понятно, почему был украден перстень, позволяющий видеть шамахана под любой личиной. Если у покойного Тюри его не обнаружилось, а задержанный Мышкин его не крал, то круг подозреваемых сужается до предела. Необходимо срочно отыскать дьяка Филимона! А-а... пустая трата времени. Шамахан давно сменил личину дьяка на более безопасную и преспокойно разгуливает по городу вместе с "липовыми" богомольцами. Если Яга не придумает, как их отличать, - мы здорово сядем в лужу. Мне не оставалось ничего иного, как доверить судьбу следствия длинноносой бабке с темным прошлым... Пока она мудрила у себя в комнатке, я направился к царю. Митька увязался следом, и Я не видел причины оставлять его дома. По дороге он развлекал меня деревенскими сплетнями из своей родной Подберезовики: - ...В ту пору у соседей гулянка была на дворе, но Ромка как Жульку-то увидел, так и обомлел весь! Влюбился, значит, по уши с первого взгляда. Оно бы и ничего, так ведь девка-то в его тоже сразу втюрилась. Народ вокруг пляшет да поет, а они стоят столбом, рук не разнимая, и только в глаза друг другу смотрят. Однако же где гулянка, там и пьянка. У Жульки брат был родной, Васькой звали, а по прозвищу Кот. Вот и стал он задирать Ромкиного дружка, слово за слово, отошли в сторонку, начали кулаками махать. Дружок-то на землю бух, да прямиком башкой об камушек. Ромка как увидел, не стерпел, ну и дм этому Ваське Коту промеж глаз. Да, видать, силу он не рассчитал - так на месте и убил! Опосля такого о какой женитьбе речь?! Там же два села поднялись - Сморчково и Курякино, чуть за дреколья не берутся, мы с Подберезовки все бегали смотреть, чья возьмет. Ужо Ромка не выдержал, побежал к Жулькиным родителям виниться, по дороге принял хмельного для храбрости, да на солнышке и уморился. Прилег поперек дороги, спит себе потихонечку. А Жулька от папки-мамки сбежала, и к милому, а там хоть трава не расти! Глядь, он, любезный, лежит себе в лежку, ручки-ножки раскинул, не храпит только... Ну а девка, ясное дело, дура! Волос длинный, ум короткий, решила, что помер сердечный друг, и на своем же поясе удавилась на ближайшей березе. Висит, сиротинушка, а ветер ее раскачивает, отчего ветка и поскрипывает. От того скрипу у Ромки-то сон весь, как есть, пропал! Продрал он глазоньки, а как увидел... - Все! - не выдержал я. - Кончай лепить горбатого. Вруливает мне классическую драму Шекспира, как бытовую деревенскую историю о несчастной любви. Хватит врать, поимей совесть. - За что напраслиной обижаешь, воевода-батюшка?! - аж покраснел разом огорчившийся Митяй. - У нас это все было, под Лукошкином, а твого Шекспиру мы и слыхом не слыхивали. Он и сам, видать, жулье отпетое... Такое печальное повествование у наших спер! - Это Шекспир-то?! - А то кто ж? Деревенских все норовят облапошить. Мы бы спорили вплоть до царского терема, но откуда-то из переулочков кожевенного ряда выбежала зареванная девчушка и рухнула мне в ноги, старательно обнимая сапоги. От неожиданности я едва не отпрыгнул, а потом крайне деликатно попытался оторвать ее от себя, чтобы выяснить, в чем, собственно дело. - Помоги! Помоги, сыскной воевода! Батюшку моего на пустыре за сараями грабят. - Девочка... - Помоги-и-и-и!.. - Митька! Отдери ее от сапога, я шагу ступить не могу! Вот так... Все, все, милая, не надо плакать - дядя милиционер уже спешит к твоему папе. Куда идти-то, покажешь? Мелкая рева серьезно кивнула и вновь бросилась в бега. Мы - за ней. Миновали избы, сараи, овины, заборы, петляя какими-то закоулками, пока действительно не выбежали на поросший бурьяном пятачок, размером не больше боксерского ринга. Там никого не было... Должен честно признать, что в то время я несколько ослабил бдительность. В такие детские засады попадают лишь зеленые новички. Когда за нашими спинами раздались осторожные шаги, я окончательно понял, чем это пахнет. Со всех сторон нас окружали высоченные заборы и бревенчатые стены. Единственный выход в переулочек закупоривали шестеро нищих в драных лохмотьях с костылями и посохами. Девочка бодро протолкнулась за их спины, фыркнула, показала нам язык, после чего преспокойненько смылась. - Вот мы и встретились, участковый, - злорадно процедил сквозь зубы самый высокий. Он приподнял свой костыль, на что-то нажал, раздался щелчок, дубовое древко удлинилось узким клинком, аж на две моих ладони. Остальные шестеро, как по команде, двинулись па нас, медленно обходя с флангов. Заблестели ножи, кастеты, завязанные в узел цепи. Я еще подумал, как прав был царь Горох, посылая мне в подарок боевую саблю. Которую я, конечно же, тут же повесил на гвоздик в спальне... - Батюшка, Никита Иванович... - А? Что? Извини, задумался... - Ничего, не извольте беспокоиться, я тока спросить хотел, как же мы их в поруб посадим? Не поместятся ведь... Я посмотрел на него как на идиота, но Митьку, похоже, и вправду волновал лишь этот вопрос. - В поруб-то шестерых сразу не запихаешь, разве в два этажа укладывать. Может половину в пыточный приказ отвести? Нищие замерли за пару шагов от нас, напряженно вслушиваясь в безмятежную болтовню моего напарника. Как я уже упоминал, Митька был двухметрового роста с косой саженью в плечах, и хотя не отличался такой рельефной проработкой мышц, как легендарный Шварценеггер, но запросто мог бы замесить его на пирожки. - Эй, деревенщина! Вали отсюда, чтобы духу твоего здесь не было, нам нужен только участковый, - неуверенно предложил высокий. - Ну да... Я уйду, а вы тут песни петь начнете! Не позволю управление милиции без головы оставить. Посторонись, батюшка сыскной воевода, у меня руки чешутся! - С этими словами Митяй небрежным движением оторвал от забора толстенькую неструганую доску, и началось... Нет, я не вмешивался. Отошел в уголок и наблюдал, как он их гоняет. Посмотреть было на что. Доска свистела пропеллером, издавая чмокающий звук при каждом попадании. Митька только приговаривал: - Я вам покажу, убогие, как милицию не уважать! Нищие попались не из трусливых и действовали с хваткой опытных головорезов, но исход битвы был предрешен. Самым последним упал тот высокий тип, что на меня наезжал. Он уже пытался удрать, когда неумолимая доска с треском переломилась о его голову. Мы осмотрели тела. Все шестеро оказались живы, хотя и с различными степенями увечья. Что ж... если впредь захотят вновь изображать калек, то теперь у них это получится гораздо реалистичнее. - Вяжи их, напарник! - попросил я разгоряченного Митяя. - От лица царя Гороха и себя лично объявляю тебе очередную благодарность! Обязательно сообщу о твоем поступке государю и представлю к награждению медалью "За отвагу". - Рад стараться, воевода-батюшка! - восторженно рявкнул он, скручивая бессознательным жертвам руки за спиной их же поясами. - Где ты научился так драться? - полюбопытствовал я. - Мне только в кино доводилось видеть, как один побеждает шестерых. - Дык... что ж тут особенного! - засмущался парень. - Дубьем махать мы привычные. Можно сказать, с детства этому делу обучены. У нас ведь как... деревенька маленькая, до столицы далеко, до лесу близко. Летом ишо ничего, а вот как зима, так совсем туго. Прижмет из избы выйти по нужде, ну и сразу с собой два кола и берешь. Один в снег воткнешь да за него держишься, а другим - волков отгоняешь. Они с голоду прямо так и шастают. Да и мороз крепок - не будешь двигаться - все свое добро как есть отморозишь! Вот я колом махать и выучился... Да уж, наплел так наплел. Прямо какой-то научный фантаст.... Кто его разберет, где тут правда, а где лапша на уши? Гадать бесполезно, оставалось лишь поправить фуражку на голове и сохранять серьезное выражение лица. - А теперь давай бегом за стрельцами. Я посторожу здесь. Ты ориентируешься в этих поворотах? - Ори-еы... чего? - Я имею в виду, ты сможешь найти дорогу назад? Мы столько плутали в этих грязных закоулках... - Не извольте беспокоиться, Никита Иванович. Дорогу мы завсегда отыщем, и стрельцов на подмогу я вам мигом доставлю, одна нога здесь, другая уже там. Молодца словно ветром сдуло. Я еще раз внимательно осмотрел валявшееся оружие нападавших. На ножах и кастетах оказались уже знакомые мне характерные зазубрины. Снимать с кого-нибудь штаны для более точного экспертного заключения как-то не хотелось... Я и без того был уверен, что это те самые шамаханы с мышкинского подворья. - А вот и мы, батюшка участковый! Бежали борзо, как псы охотничьи. Вон цельный десяток стрельцов с базару привел, все при оружии и приказов ожидать изволют с готовностью! Весь город так и бурлит, все ищут шамаханов беззаконных. По деревням разъезды царские шастают, на стенах охрана удвоена, бояре дружины со своих дворов под копье ставят, горожане ополчение собирают. Не пожалеем живота за Отечество! - Болтун... Хватит орать. Эй, ребята, берите всех шестерых и кидайте в пыточную. Кому надо, окажите первую помощь, тут у некоторых явно кости переломаны. - Слушаемся, сыскной воевода! А кто енти калеки перехожие? - Те самые шамаханы, которых вы ищете. Я показал зазубренное оружие. Стрельцы удивленно закивали, поплевали на ладошки и похватали пленников в охапку. Диверсанты были не в том состоянии, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление. Из тупика мы вышли все вместе: стрельцам - в пыточный приказ, нам - к царю Гороху, в общем, по дороге. - Никита Иванович, а чего нам от государя-то надобно? - Обсудить меры взаимодействия милиции и внутренних войск по отражению шамаханского нашествия. - Ой, чей-то я не понял! Рази дело наше еще не закончено? Город во всеоружии, подземные ходы позасыпаны, шестерых "богомольцев" мы своими руками похватали, золото царю вернули, боярина нашли, дьяк Филимон тоже, поди, не скроется - его вина для всех яснее ясного. Мы свою службу справили, дальше государев суд пущай дело принимает. - Не торопись, Митька, не торопись... Все это, конечно, очень хорошо. Базы, склады, ходы мы накрыли, мелкую сошку тоже взяли, а вот до корней так и не добрались. Уж не думаешь ли ты, что думный дьякон Филимон стоит во главе всей этой мафии? Он скандалист и зануда, доносчик и педант, ханжа и лицемер, но... заговорщик? Да чтоб он сумел хоть спланировать что-нибудь посерьезнее дешевой анонимки! - Дак и я о том же толкую! - горячо поддержал Митяй. - Не дьяк то, а шамахан поганый в его личине. - Согласен, но ведь и это доказательств требует. Повторяю, весь сыр-бор с шантажом боярина Мышкина и кражей злополучного сундучка был затеян лишь с одной целью - отвлечь внимание от исчезновения золотого перстня с хризопразом. Об этом я и хочу поговорить с царем. Либо мы объединим усилия и возьмем главарей банды, либо заговоры будут расти как грибы, пока одна из диверсий не увенчается успехом. Так что не спеши трубить победу... - Понял, воевода-батюшка, - задумчиво признал он. - Наша служба и опасна, и трудна... - Точно. Эй, это я тебе говорил? - Никак нет, сам придумал... А что не так? - Да нет... все нормально, просто... воспоминания. У ворот в царский терем действительно расхаживала удвоенная охрана. Стрельцов, волокущих пленников, встречали приветственными криками. Мне было сказано, что государь ждет еще с вечера, все предупреждены, препятствий чинить не будут, пропуск выписывать тоже не надо. Горох встретил меня в тронном зале, с самым довольным видом прогуливаясь от окна к окну. Парчовое царское одеяние он сменил на парадно-выходной мундир стрельцов, на лавке в углу были разложены боевые доспехи. С хорошим бронежилетом, конечно, не сравнишь, но отделка очень богатая, повсюду золото, серебро, драгоценные камни. Кованый шлем украшен тонкой резьбой и разноцветной эмалью, а уж чего стоила сабля... Думаю, в моем мире на нее можно было бы обменять небольшой самолет. Любой музей отдал бы не менее половины своих фондов за право выставить такую игрушку. Про частных коллекционеров и говорить нечего... - Любуешься? - Да, - честно признал я. - Не знаю, чего она стоит в бою, но как произведение искусства... - А с государем поздороваться не хочешь?! - неожиданно громко рявкнул Горох. Я смутился. - Ладно, ладно, не красней, аки девица невинная. В военное время можешь иногда субординацию нарушать, но в иные дни... Не гневи Бога, участковый, забудешь, к кому пришел, - на кол посажу! - Извините, ваше величество, - покаялся я. - Сколько событий, весь день на ногах. Сплошные нервы... - Плюнули и забыли! - милостиво кивнул отходчивый государь. - Война на носу... Ох и люблю же я энто дело! Почитай, уже годка два никто к нам носу не сует. Скукотища страшная. - Цивилизованные люди борются за мир во всем мире, а вы? - Я тоже за мир. За него и бьюсь с врагами погаными. Буквально что ни день, то и бьюсь! Нешто ты думаешь, все энти поганцы иноземные нас в покое оставят? - Вообще-то не думаю... - вынужденно согласился я. - Сколько помню историю Древней Руси, мы всегда с кем-то воевали. То с татарами, то с литовцами, то с немцами, то с поляками, а уж всяких там печенегов или половцев -- как вшей надоедливых били, с завидной регулярностью... - Точно. А ты у нас, оказывается, еще и истории обучен? - порадовался за меня царь. - Люблю поговорить с образованным человеком... Давай садись, я прикажу, чтобы нам сюда медку подали по ковшичку, пряников на закуску... Так ты мне обстоятельно все доложишь, уговорил? - Конечно, уговаривать вы умеете. Но предупреждаю - я на службе, мне пить нельзя! - Даже когда тебе сам царь наливает? - ужаснулся Горох. - Слышь, Никитка, а ты вообще меня уважаешь? - Ни-икит... Никит-т-тушка, спой еще раз про этих... Ну, где: "А ишо на наших женщин позарился! Стра-а-ашных, аж жуть..." - Запросто, - охотно согласился я, усердно пытаясь поймать падающие с колен гусли. Хреновая замена гитаре, должен вам заметить, господа... С другой стороны, попытки сбацать Высоцкого на балалайке вообще ни к чему не привели. То ли расстроенная она, то ли струн маловато, то ли трех "блатных" аккордов недостаточно... Извиняемся! Консерваториев не кончали! А когда мужик иль воин Попадал в дремучий лес, Кто с тоски, кто с перепою, А кто сдуру в чащу лез. По причине попадали, Без причины ли - Только всех их и видали, Словно сгинули... - Стра-а-ашна, аж жуть! - с пьяной радостью подхватил царь Горох. Эх, пропадай моя телега - шестисотый "мерседес"! Хмельной резкий мед оказался такой коварной штукой. Языки у нас почти не заплетались, в голове приятно шумело, а вот встать на ноги и запросто пройтись по досочке -- не мог ни один. Государь скинул кафтан и сапоги, восседал на скамье на босу ногу. Корона так залихватски сдвинулась набекрень, что держалась на одном ухе. Я тоже снял фуражку, китель и здорово ослабил галстук. Нам обоим было хорошо. Доклад о делах я успел сделать раньше, кажется... Нет, нет, точно рассказал! - Голова ты у меня, с-сыскной воевода... Такой завыгор... тьфу! Заговор раскрыл! Награжу я тебя! Боярской шапкой пожалую, именье дам и... эту... женю я тебя, вот! - Не надо! - твердо ответил я. - Пчму? У тебя шапка боярская... высокая, бобровая, теплая - есть? - Нет! - А именье? Недвижимость хоть какая есть? - Нет, и не надо! - уперся я. Горох надулся, расстроился. Пару минут он обжигал меня самыми грозными взглядами, потом хлюпнул носом, собственноручно наполнил наши ковши и пододвинул мне: - Свинья ты неблагодарная! Вот ты кто... Хоть бы уважение проявил государю. Царь ведь я! И не мухомор тебе в рыло тыкаю... забочусь ведь, как отец родной! - Ну... не надо... я ощ-щень ценю ваше расположение... - Врешь! Не ценишь! - Да ценю же, ценю... - Опять врешь! А ценишь - так женись! - Зачем мне это! - несколько разгорячился я, но его благоволения меня достали. - Что за постоянная идея фикс?! Каждый наш задушевный разговор заканчивается угрозой свадьбы! Да, насмотрелся я на ваших боярских дочерей. У всех рост - с хорошую каланчу, в плечах, как "зеленые береты", бедром зашибить может, грудь колесом, едва сарафан не лопается, а глаза добрые, добрые, как у коровы... и мозгов в той же пропорции. - Ну, так и... какого рожна тебе еще от бабы и надоть? - Вам этого не объяснишь... - Да уж ты объясни, снизойди к нам, убогим! - опять ударился в пьяную обиду государь, а что я мог ему объяснить? Что еще не забыл ту, из другого мира? Что невольно ищу девушку, хоть чуть-чуть напоминающую мне Наташу? Нет... по совести говоря, активными поисками я пока не занимался. Но это... это моя личная жизнь! - Ладно, твое величество, будь по-вашему. Только объясните мне, Христа ради, зачем вам непременно нужно меня женить? - Положено мне, и не мной придумано! - наставительно поднял палец царь. - Ишо выпьешь? Нет?.. Ну, как хошь. Тады я тоже не буду. Че я, алкаш какой, в одиночку выпивать? - Не отв-ле-кайтесь от темы, - напомнил я. Мы с ним хорошо сидели, если не пытаться вставать, то даже очень хорошо. В словах спотыкались редко и не настолько, чтобы исказить основную мысль. Так что... в смысле, все нормально, да? - Так вот че я тебе сказать-то хотел... Цари, они... мы?.. Мы ж не для себя живем - для блага государства! Я за землю эту, за столицу, да за любое сельцо малое - живота своего не пожалею! Веришь? - Верю. - Правиль-н-но. О ком царь в первую очередь думать должон? О людях! Только о них и пекусь денно и нощно... У царя сердце большое, ума палата, рука твердая. А только как одному державой управлять? Без слуг верных никак нельзя... - Понял, допетрил, усек. - Мне показалось, я правильно уловил, куда он клонит. - В соответствии со средневековыми традициями вы даруете мне землю, титул и супругу, чтобы навсегда привязать меня к Лукошкину с материальной и семейной точки зрения. - Голова! - удовлетворенно крякнул царь Горох. - Вот ведь, я ж говорил - голова... Ничего ему рассусоливать не надо, сам дойдет. Размешает, полной ложкой зачерпнет, да и в рот! Пойми. Мне же перед прочими боярами неудобно... должность у тебя эвон кака высока! А своего ничего нет: ни дома, ни детей, ни плетей... Непорядок это. Любая птица за свое гнездо насмерть стоять будет. А тем, кто от добра да женитьбы бежит, - веры нет! Попомни мои слова. Через насколько минут нас прервали. Вошедшие стрельцы доложили о поимке дьяка Филимона. Горох сурово пресек все мои попытки забрать подозреваемого под юрисдикцию милиции, заявив, что сам спустится в пыточную и лично допросит патлатого предателя. Я побрыкался для вида. Но быстро уступил. Упрямство царя по-человечески было, в общем-то, вполне понятным и объяснимым. Наговорившись со мной, под влиянием хмельного меда, его величество тоже вообразил себя Шерлоком Холмсом, решив хоть немножко поиграть в крутого детектива. Мешать ему в этом невинном развлечении наверняка было бы небезопасно. Поэтому мне пришлось удовольствоваться милостивым соизволением забрать дьяка попозднее вечером. С тем я и отправился восвояси. Митька встретил меня на внутреннем дворе: - Никита Иванович, а вы новость новую слышали? Дьяка-то, Филимона, на базаре ярыжки сцапали. - Да ну? - притворно удивился я. - Христом Богом клянусь, что не вру! При мне его стрельцы в пыточную поволокли, а он все вопил, сердечный: "Не я энто! Не я! Оговорили меня! Вот ужо узнает государь про вас, аспидов!" - Государь узнает... Он как раз в пыточную направлялся, решил опытного следователя поизображать. Небось еще и протокол писать будет, - пренебрежительно фыркнул я, но, запнувшись за какой-то невзрачный бугорок, едва не растянулся в полный рост. - Слушай-ка, а нельзя ли здесь раздобыть какую-нибудь тележку? Что-то меня качает. - Ох ты ж, пресвятые угодники! - разом обеспокоился верный Митька. - Да вы не заболели, часом? Жару нет? В озноб не бросает? Стой-ка тут, воевода-батюшка, а я уж мигом... Пока он бегал туда-сюда, мне вспомнились слова Гороха. Во многом он был прав. Самое главное, пожалуй, то, что я и в правду не имею никаких гарантий возвращения домой в Москву. Здесь есть жилье. Привычная работа, возможность карьеры, друзья... Рано или поздно действительно придется обзаводиться своим домом. Ладно. Это пусть. Боярский титул мне близко не нужен - не хочу сидеть вроде депутатов в царской палате и давать мудрые советы, тихо прея под высокой бобровой шапкой. И жену я себе буду выбирать сам. Если вообще когда-нибудь выберу... Но сам! - Вот она, воевода батюшка! - радостно заорал в самое ухо мой заботливый напарник. - Кто?! О... черт тебя возьми, Митька, я же так оглохнуть могу... - Телег на конюшне сейчас нет. Все в разъездах. Карету государеву не дают, а вот лошадку смирненькую раздобыл. Вы уж извольте в седельце садиться да ни о чем не беспокоиться. Я ее под узду возьму, так не спеша до дому и доедем... Я позволил ему помочь усадить меня в седло. Ноги были как ватные, спать хотелось страшно. Мерная поступь немолодой кобылы тихо убаюкивала. Наверно, Митька тихо-мирно довез меня до Яги, не знаю... я спал. Сон был короткий, обрывочный и дурацкий. Вроде бы сижу я у нашего майора на дне рождения, стол, выпивка, веселье наиполнейшее, его жена тост произносит, а тут раскрывается дверь и входит в комнату еще один наш майор со своей женой. В смысле, тот же самый, наш! Двойники! Мы все за столом, естественно, ахнули... А они, спокойненько так, проходят за стол, садятся напротив, лицо в лицо, опрокидывают по рюмашке и вроде все путем... Все уже почему-то считают совершенно нормальным, что наш начальник с женой на пару раздвоился - придумали же! Все пьют-гуляют... Из сновидения меня вывел ласковый, но неумолимый бас напарника: - Не пущу! Не пущу я вас, бабуля, и не упрашивайте... - Да я тебя, ирода долговязого, упрашивать-то не больно буду! Вот сей же час превращу в гуся красноносого да наутро подам Никите Ивановичу в печеном виде с яблоками. - Все одно - не пущу! Пусть я за верность свою да преданность в печь на закуску засунут буду, зато никто не скажет, что Митька из Подберезовки свой боевой пост оставил, батюшку сыскного воеводу разбудить позволил и Отечество перед потомками осрамил! - Пусти, болтун несносный... Неча ему спать-ночевать, когда Родина в опасности! А ну, не дури, Митяй, не дури - пусти меня пред очи его ясные участковые... - Да какие ж они ясные, коль воевода вдвоем с самим царем полбочонка меда хмельного за беседой сердечной уговорили? Не могу я его будить! Это... как его бишь... человеколюбие не позволяет. Я бы и рад уступить старой женщине, ан - оно не позволяет! - Последний раз прошу по-хорошему... - А мне теперь все одно пропадать, колдуй хоть в гуся, хоть в порося, тока Никите Ивановичу скажи, что стоял, мол, Митька на посту, аки скала незыблемая, аки... аф?! Тяф, тяф, тяф! Тут уж я, естественно, вскочил на ноги. Когда, накинув на голые плечи китель и пытаясь нахлобучить фуражку на распухшую голову, я распахнул дверь... у порога сидел крохотный щенок с яркими синими глазами. Обычная беспородная дворняга. Над ним возвышалась раскрасневшаяся от споров Баба Яга. - Случилось чего? - Случилось, касатик, еще как случилось, - запричитала бабка, схватив меня за руку и волоча вниз. - Что ж ты мне, милый, сразу по обнаружении энтого каменного шамаханского бога показать не изволил? - И в голову не пришло, а это важно? - Еще как, голубь мой участковый! Ведь ежели знать, что за бог, чем кормят, как ухаживают, много ли жертв ему дают, так ить можно ему саму поднебесную пуповиночку и перерезать. Враз, как ты говоришь, самый глубокий корень навсегда выкопать. - Ну и как, интересно? - все еще мучаясь похмельем, буркнул я. - Да ведь стрельцы-то утром показали божка шамаханского, и я, не будь дура, враз его опознала. - Кто? Какой-нибудь местный уголовный авторитет? - Прямо в яблочко бьешь, сокол ясный! Тебе скажу, но пока только тебе. Это - Кощей Бессмертный. - Так... все... у меня от ваших сказок уже крыша едет. Митька-а-а! Подай воды напиться! Щенок взглянул на меня самыми преданными глазами, завилял хвостом и осторожно гавкнул на Ягу. Мне на секунду показалось, что я узнаю этот взгляд. Баба Яга возмущенно пожала плечами: - Ладно уж, расколдую охальника... Если вы думаете, что после этого инцидента Митяй хоть на сколько-нибудь присмирел, то вы глубоко ошибаетесь. Наоборот, он вбил себе в голову, будто я всегда буду заступаться и своевременно спасать его от праведного гнева нашей хозяйки. Парень расхаживал гоголем! Правда, по сеням, в горницу Яга его не пустила. Сказала, что, если только переступит порог - сразу обернется ежиком. Митька храбрился, но порог не переступал, ограничившись громким распеванием венчальных и свадебных песен. Старушка налила мне рюмочку не знаю чего, настоянного на травах, мгновенно снявшего похмельный синдром. Хотя я лично охотно бы выпил большую чашку хорошего кофе! Но увы... В те далекие времена его еще не завозили иноземные купцы... - Пожалуйста, расскажите об этом вашем Кощее поподробнее. То, что он опасный рецидивист, имеет хорошо укрепленную "малину", держит у себя воровской "общак" и почему-то прозывается Бессмертным, мне известно с детства из мультиков. Так что попрошу только факты. Сейчас меня всего больше интересуют возможные связи между ним и шамаханским заговором. - Будь по-твоему, Никитушка, слушай. Каш или Кощей имя свое получил от родителей, они его еще ребеночком вместо молока кровью человеческой поили. И вырос он оттого невероятно силен, худ и злобен. Цепных псов зубами рвал, подковы в узел пальчиками одной руки завязывал, а уж с виду как страшен - ровно скелет живой, желтой кожею обтянут, только глаза и светятся! - Так... "глаза светятся", каким светом? - Синим, - кивнула бабка, подглядывая в мой рабочий блокнот. - Записал. Да, особые приметы у него впечатляют, вряд ли можно с кем-нибудь спутать. - Точно, Никитушка, ни с кем его, антихриста, не перепутаешь. А бессмертен он, потому как его погибель далеко запрятана... - Это вы насчет иглы, которая в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубе, дуб на острове посреди моря-окияна и змеем трехголовым охраняется? - Батюшки! А ты-то как про все это прознал? Нешто опять дедукция? - Дедуктивный метод основан на восстановлении фактов прошлого по уликам и признакам обнаруженного в настоящий момент. Ну, а насчет смерти на кончике иглы у нас любой ребенок знает. Правда, в моем времени это выражение больше относится к наркоманам. Не будем отвлекаться. Итак, где живет искомый преступник? - За тридевять земель. - Не ближний свет... - согласился я. Ох уж мне эти географические понятия! Никто толком ничего не знает, пользуются безнадежно устаревшей ориентацией типа "в тридевятом царстве", "птица не долетит, волк не дорыщет, конь не доскачет", "семь пар железных сапог стопчешь, семь посохов железных сотрешь, семь хлебов железных сгложешь" - чушь несусветная! Хоть бы направления по солнышку давали, а то ведь в большинстве случаев и этого нет. Когда уж совсем туман - "на тебе, добрый молодец, клубочек, куда он покатится, туда и ты иди". У Яги таких штук шесть в корзине пылится. В первое время она все пыталась всучить мне один, чтобы я до царского терема (через три квартала!) дошел и не заблудился. Позорище... Я его за воротами поймал, в карман сунул и прекрасно нашел все сам. - Чем занимается по основному роду деятельности и в свободное время? - Ох ты ж... Да ведь злодей он, известное дело, тем и занимается. То войной на кого ни есть идет, то соседей добрых стравливает, землю губит, воду травит, людей заколдовывает, девиц невинных крадет да в погребах тесных держит, зло творит везде, где может, змеев лютых растит... - Так и запишем. "Крупный международный террорист, обладающий большим опытом в диверсионно-подрывной деятельности, с комплексами сексуального маньяка, каннибалическими наклонностями и прогрессирующей шизофренией на почве человеконенавистничества..." - Истинно, такой и есть, - серьезно подтвердила Баба Яга. - А для шамаханов или какой другой разной погани - он бог и царь. Я так думаю, что вправду старые люди говорили, будто род шамаханский от Кощея идет. Вроде спутался он в молодости с ведьмами-чертовками, а от тех греховных связей дети народились мелкие да злобные. На головенках рога, позади хвостик махонький поросячьего вида, и обличия разные принимать могут. А уж похотливы - без меры. Вот и плодятся целыми ордами. - Ну, это вопрос уже генетический. Выдумаете, шамаханы осуществляют какую-то ментальную связь на уровне подсознания со своим древним прародителем? - Сокол мой ясный, да не говори ж ты такими мудреными словами! Стара я иноземным языкам обучаться, мне бы по-русски, по-простому да по доступному разумению старушечьему... Я так думаю, что ежели кто за всем энтим делом в головах и стоит - так только Кощей Бессмертный. Он шамаханов направляет, его идолы в молельнях их стоят, и через них он слугам своим верным приказы раздает. Ежели хотим мы заговор злодейский обезвредить, надо нам планы его зловредные прознать, а сделать это можно, только побывав в царстве Кощеевом. - Каким образом? В такое горячее время покидать управление надолго опасно, а путь за тридевять земель - дорога не близкая. - В ступе полетим, за день обернемся, - прикинула бабуля, что-то подсчитывая на пальцах. - В столице Митьку оставим, пущай до нашего возвращения всей милицией заправляет. Он хоть и дурак порой, но парень верный, службу знает и честь блюдет. Планшетку ему свою отдай для солидности, народ еще боле уважать будет. О деле нашем пока даже царю не болтай. Тайно пойдем, чтоб ни одна живая душа о том не ведала. Но записочку Гороху отправь, дескать, ложимся в засаду, к ужину не ждите, доклад представим к завтрему. Перебьются без нас один денек. - Скорее всего, да... - подумав, согласился я. - Вражеские склады мы накрыли, подкопы вновь засыпают, стрельцы во всеоружии, народ бдителен, оставшихся шамаханов раскроют и выловят быстро. Вроде бы здесь ситуация под контролем. Может быть, действительно стоит рискнуть и слетать на разведку в тыл противника, хотя бы для ознакомления? Пока я писал объяснительное письмо государю, Яга вкручивала Митьке мозги насчет его обязанностей до нашего возвращения: - Людей зазря не хватай! - Да знаю я. - К девкам не лезь, нечего их ощупывать "на предмет ношения холодного оружия", а то еще начнешь наркотики в сарафанах искать... Жаловались на тебя уже. - Да не буду, не буду... Пошутил разок-другой, а они сразу ябедничать... - Купцов не трожь, не все они воруют, хотя в деле торговом без этого тоже нельзя. - Да? Мне орехов кулек не досыпают, а я, значит, молчи?! - Но и в поруб всех подряд тащить нечего! Взял манеру: чуть что - руки за спину и в отделение. К цыганам не приставай, пущай себе гадают, а коней воровать они не посмеют - стрельцы из города не выпустят. На Обжорном ряду все подряд не пробуй, а то ишь какой народный контролер выискался! Тетка Матрена намедни жаловалась, будто ты у ней в кадку с квашеной капустой обе руки так и запускал, якобы письма переметные шамаханские искал... И где? В капусте? На кой ляд ты вообще туда поперся? - Дык... Ну а как же иначе? Коли у тетки энтой все на лице написано, один раз взглянешь, так и тянет документ потребовать! А капуста у ней все равно квелая... Пока они там препирались, я снял со стены тяжелую саблю, царский подарок, и повесил на плечо. В прошлый раз вон не взял, так, если бы не Митькина силища да умение колом от волков отмахиваться, запросто получил бы штырь под ребро. Правда, фехтовать я ею не умею, но ведь, может, и не придется. В ступе, конечно, не летал сроду. Она была выдолблена из цельного дуба, достаточно вместительна для двоих, украшена резьбой и для пущей надежности скреплена железными обручами. Полет производился поздно ночью, чтобы не привлекать чрезмерного внимания соседей. Митька с помощью двух лестниц установил эту дубовую дуру прямо на трубу нашего терема, нам пришлось карабкаться туда же. Я садился первым, влез почти по пояс, возможно, все-таки не вывалюсь. За моей спиной пристроилась Баба Яга с помелом. Стало заметно теснее. - Счастливого пути, воевода-батюшка! Я тут пригляжу за правопорядком, вы уж не сомневайтеся. Все как есть справлю в лучшем виде. - Надеюсь... - закашлялся я, поскольку Яга, замахав помелом, сбила с трубы пыль и пепел. - Мы ненадолго, так что особенно не напрягайся, к завтрашнему вечеру уже будем дома. - Летим, - буркнула Яга, и мы стали плавно подниматься в воздух. Митька до последнего прыгал внизу, размахивая шапкой, и вопил: - Оправдаю! Не подведу! Отслужу на благо всего Отечества! Ступа легко несла нас вперед, движимая неизвестной мне нечистой силой. Старушка вела ее на небольшой высоте, мы едва не касались днищем верхушек леса, ориентируясь по звездам. Скорость ступа давала совершенно для меня непонятную. Вроде бы не больше десяти километров в час, но пейзаж внизу менялся настолько разительно, что это казалось не