утварь типа тарелок, пиалы и тапочек вообще в
расчет не шла... Поэтому, когда за дверью раздались уверенные шаги ужасного
старца, Оболенский смущенно признал, что может рассчитывать лишь на
собственные кулаки. Джамиля не знала, смеяться ей или плакать, глядя, как
"новая жертва" разминается в боксерской стойке. Стукнул засов, и дверь
отворилась...
- Я пришел. - На этот раз Ай-Гуль-ага заявился без лампы, его узкие,
маслянистые глаза так и горели под кустистыми бровями, что придавало
старичку вид резинового манекена из стандартного набора "комнаты ужасов" в
Луна-парке. Что, кстати, и ввело в заблуждение Оболенского - уж слишком
кукольно выглядел восточный кровосос.
- Вообще-то ты не вовремя, дедуля. Мы ведь только-только знакомиться
начали - улыбочки застенчивые, первые стыдливые объятия, так сказать... А
тут ты в двери ломишься! Иди спать, пожалуйста...
- Нет. Я голоден.
- Тогда лепешку какую-нибудь перед сном съешь или персик укуси. Иди
спать, по-хорошему прошу...
- О наивный глупец! Ты так и не понял, кто я?! - торжественно
осклабился старик, а Джамиля, прячась за спиной Льва, прикрыла лицо руками.
- Я - злонравный и устрашающий Ай-Гуль-ага! Глава всех гулей, пьющих кровь и
пожирающих мертвечину! Гордость Шайтана, печаль Аллаха и ужас правоверных!
- Ну, знаешь... Я, между прочим, тоже кое-чего гордость и ужас! -
невольно завелся Лев.
- Ты хочешь бороться?! Со мной? - Видимо, длина предыдущей речи
полностью исчерпала все мыслимые резервы старца, и он вновь перешел на
простые предложения. - Я - сильный!
- Армрестлинг?! - мгновенно отреагировал Оболенский, подняв к носу гуля
раскрытую ладонь. Тот, не задумываясь, принял вызов. Несколько секунд они
дружно пыхтели над маленьким дастарханом, пытаясь честно положить руку
соперника, пока нечеловеческая сила азиатского вампира не взяла верх.
- Я победил!
- Подумаешь... просто у меня запястье растянуто из-за этой проклятой
мотыги!
- Теперь очень хочу есть! - Ай-Гуль-ага оскалил клыки и резко нацелился
на горло спортивного соперника. Багдадский вор без колебаний врезал ему по
зубам. Долгую минуту старик сидел на корточках, с идиотским выражением лица
держась за челюсть. Видимо, такого отпора он не ожидал, на культурном
Востоке не принято бить морду аксакалам...
- Ты ударил меня, сын греха!
- Да на себя посмотри, дитя порока! Не знаю, уж чего ты себе
навоображал, но я не забитый погонщик верблюдов и не запуганная дочь
нуждающихся родителей. Еще раз так мне улыбнешься - удалю всю челюсть без
помощи стоматолога!
На этом конструктивный диалог закончился, началась драка. Лично я
полагаю, что в ее описании мой друг, мягко говоря, погрешил против истины.
Его послушать, так от старого гуля даже обгорелых тапок не должно было
остаться... Ибо что, собственно, мог дедушка? Ну, укусить как следует - это
да... Грязную безрукавку грузчика гуль действительно изгрыз в клочки. Что
еще? Да, физически он был гораздо сильнее Оболенского, но... ростом ниже,
весом меньше, а в знании практических приемов боевых единоборств вообще
оказался сущим котенком. Мы только в газетах пишем о том, что являемся самой
миролюбивой нацией, а вот попробуйте-ка найти хоть одного россиянина, не
умеющего показать парочку приемов... Лев вырос на широких московских улицах,
посещал спортивные секции, служил в тогда еще Советской Армии и мог постоять
за себя! Он кидал пожилого Ай-Гуль-агу "броском через бедро" об стену, он
бил его в живот ногой ударом "ека-гери", валил, поймав тощую шею во
"французский ключ", наносил апперкот за апперкотом и даже произвел ущемление
икроножной мышцы в партерной борьбе. Джамиля только восхищенно попискивала,
глядя на геройские подвиги своего защитника. Злобный гуль был поколочен,
исщипан, заломан, оплеван, но по-прежнему голоден и бодр! А вот Оболенский в
конце концов, естественно, выдохся... Тут-то старый негодяй и повалил его на
пол, поудобнее завернул "сыну греха" руки, глазом опытного кровопийцы
примериваясь к его белой шее:
- Всего не съем. Позову гостей, мяса много.
- Чтоб я тебе поперек глотки встал, каннибал австралийский! - с
чувством прохрипел Лев, все еще силясь встать. - Чтоб ты моей печенью
поперхнулся! Чтоб у тебя от моих окорочков уровень холестерина
прогрессировать начал безоглядно! Чтоб...
- Ва-а-х... зачем так говоришь? Старших уважать надо-о-о-о-у!
Конец нравоучительной фразы потонул в грохоте медного таза.
Расхрабрившаяся Джамиля изо всех сил ахнула законного мужа по лысой голове
(чалму дедуля успешно потерял в драке). На медном днище осталась глубокая
вмятина, и он, дребезжа, откатился в угол. Туда же на четвереньках уползла и
перепуганная содеянным девушка. Главный гуль только почесал макушку -
зримого сотрясения мозгов не последовало.
- Грязная девчонка! Его съем - тобой займусь.
- Только тронь ее - загрызу, как мамонта!
- Не грози. Что ты можешь? Багдадский вор извернулся из последних сил,
и... острые клыки, не дотянувшись до шеи, сомкнулись на его плече. Бедный
Лев едва не взвыл от дикой боли! Старик удовлетворенно облизал перемазанные
кровью губы и противно захихикал:
- Ты ничего не можешь. Шайтан научил меня. Я живу кровью правоверных
мусульман. А ты на вкус... ик! ик! ик! ой... ай... ва-а-а-й!
Ай-Гуль-ага неожиданно вытаращил глаза и скатился с Оболенского.
Похоже, что дедушку-вампира не вовремя хватил удар или глоток крови пошел не
в то горло. Гуль натуженно хрипел, его словно тошнило, выворачивая
наизнанку! Злобное порождение тьмы билось в конвульсиях, царапая ногтями
пол, стуча пятками и скуля, как будто неугасимый огонь обжигал его
внутренности. Оболенский кое-как, не без помощи девушки, отбуксировался
задом в угол, с недоумением наблюдая за происходящим. Ай-Гуль-ага умирал
недолго, но мучительно... Его старческое тело, перестав извиваться, вдруг
начало прямо на глазах у перепуганных жертв распадаться на куски. Он просто
превращался в пепел... Причем ни с того ни с сего, без всякой видимой
причины! Когда спустя минуты три на смятом ковре осталась лишь пересыпанная
пеплом одежда хозяина дома, Лев и Джамиля позволили себе переглянуться.
- Он умер?
- Судя по всему, да. Я, конечно, не медэксперт, и надо бы
посоветоваться со специалистами, но в целом...
- Хвала Аллаху! - Девушка вне себя от радости бросилась покрывать ноги
Оболенского поцелуями...
- Джамиля! Ты с ума сошла! Ну... не надо!
- О! - Счастливая вдова страшно смутилась и, дурачась, прикрыла
ладошками глаза. - Да ведь ты совсем голый!
- Вай дод... - Лев тоже позабыл, как в пылу борьбы потерял свою
набедренную одежонку из козьей шкуры. - Вот видишь, мне и прикрыться нечем,
какие уж тут поцелуи... Джамиля! Ты чего это? Джамиля, я не... я... Ой-е! И
как у тебя это так получается... Но почему же все время ты... Ну-ка, что у
нас там за пуговки? И вот тут еще... ага... и здесь... Джамиля, ты - чудо!
Оу-у-у!... Солнышко мое, пожалуй, я все-таки прощу этого гада Насреддина...
x x x
Ну, все. Целую ниже...
Подпись - твой Сережа.
Популярная песенка.
Не ждите от меня сладострастных описаний этой ночи! Мой друг женат, его
супруга - милейшая женщина, зачем усложнять жизнь двум хорошим людям?! Тем
более что происходило все где-то в мифическом сказочном пространстве, в
неизвестном измерении, когда и сам Лев себя толком не осознавал и не помнил.
Он пребывал в коме и лежал в московской клинике, как говорится - взятки
гладки. А уж чем занимался в это время его двойник (тень? дух? альтер эго?),
думаю, никого не касается... Сам Оболенский рассказывал о Джамиле с оттенком
романтической ностальгии в голосе. Она была игрива, умна, изумительно
сложена и... (долгий вздох мужской сентиментальности!) имела такие маленькие
розовые ушки, которые хотелось целовать и целовать ежеминутно. По тогдашним
законам ислама молодая вдова не могла наследовать имущество мужа, не имея от
него детей. В крайнем случае нужно было заплатить и доказать муфтию
непреложный факт беременности... Ей это удалось. Девушка умела постоять за
себя, а в доме оказалось достаточно золота, чтобы вопрос о странной смерти
мужа отпал сам собой. Не буду врать, чем и где посодействовал Багдадский
вор-Лев Оболенский, но о Джамиле он всегда отзывался уважительно и нежно,
как о самом преданном друге. Она же неустанно молила Аллаха, чтобы тот
уберег ее тайного возлюбленного от стражников эмира. Впрочем, все это уже
детали, насколько лишние, настолько же и нескромные. Думаю, гораздо больше
вас волнует факт неожиданной гибели Ай-Гуль-аги. Да, не все так просто...
Мне тоже не один день пришлось поломать голову, перерыть массу книг и даже
посоветоваться с умными людьми. Толком никто ничего не объяснил, но
предположение одного православного священника показалось мне очень
интересным... Ведь азиатский гуль, как и европейский вампир, живет, питаясь
человеческой кровью. По идее, с чисто медицинской точки зрения, разница в
составе крови у людей минимальна. Ну, по крайней мере, она не должна
зависеть от вероисповедания человека, так? А если предположить обратное...
Если кровь мусульманина и кровь христианина все-таки существенно различаются
между собой? Ведь истинная вера затрагивает не только нашу душу, но и
тело... Восточный гуль, вспоенный кровью правоверных мусульман, вполне мог
отравиться даже капелькой крови православного христианина, каким на деле и
является наш герой! Быть может, у вас другие рассуждения по этому поводу, но
я пока буду держаться этой версии... По крайней мере до тех пор. пока
кто-нибудь не представит мне более убедительную. Дерзайте...
На рассвете, только-только после утренней распевки муэдзинов, вдоль
узких багдадских улочек танцующей походкой шел молодой человек. Для жителя
Востока он был слишком белокож и голубоглаз, а для скромной профессии
грузчика чересчур беззаботен.
Впрочем, принадлежность к "таскалям" угадывалась лишь благодаря
широкому красному поясу, обмотанному вокруг талии несколько раз, да
благодаря козьей шкуре, заменяющей набедренную повязку. Плечи молодца
укрывал дорогой парчовый халат, а на голове красовалась богатая шелковая
чалма на манер индусской. Он шел, явно красуясь, чуть-чуть навеселе и,
отщелкивая пальцами ритм, неспешно напевал:
- А девушка созрела-а и... ага!
Скажи Оболенскому, что он смешал в одно Земфиру и "Любэ", он бы,
наверное, удивился. Просто потому, что толком не помнил ни то, ни другое...
Уже на подходе к базару Лев играючи "увел" с проезжавшей мимо арбы половину
бараньей туши. Вино по дороге не попалось, а красть на самом базаре он не
мог себе позволить, памятуя первую воровскую заповедь: "Не воруй - там, где
живешь!" Еще за добрый десяток шагов до лавки башмачника Ахмеда наш герой
углядел две суетящиеся у входа фигуры. Ходжу Насреддина, в простом платье
декханина, Лев узнал не сразу, а вот собственного ослика - в одну минуту.
Рабинович, нетерпеливо перебирая мохнатыми ножками, сновал туда-сюда,
кого-то пристально высматривая в толпе. Домулло так же нервно прохаживался у
порога, привставал на цыпочки и прикрывал глаза от солнца. Оболенский с
щемящей болью понял, что за него все-таки волновались...
- Всем общий привет! Картина Репина "Не ждали"?
Ослик рванулся к хозяину, восторженно подняв хвост, и запрыгал вокруг
Льва, как истосковавшаяся собачонка. Ходжа ойкнул, обозвал Оболенского
"шайтаном бессовестным" и, протянув руки, обнял друга за плечи.
- Ой-ей-ей... больно! Ты полегче давай, у меня серьезная рана в
дельтовидной мышце.
- О аллах! Какой злодей посмел тебя ударить?
- А вот тот самый дедуленька, которому ты запродал меня на подневольные
работы... И не ударил, а укусил!
- Не может быть...
- С меня - рассказ, с тебя - завтрак? - справедливо предложил Лев.
Ходжа Насреддин согласно кивнул, подхватил украденное товарищем мясо и с
поклоном пропустил его в лавку башмачника. Самого Ахмеда внутри не оказалось
(он тайно сбывал все наворованное добро, а если учесть, кому оно
принадлежало, то дело было крайне рискованным). Хитро-мудрый Ходжа тоже с
бараниной возиться не стал, а попросту обменял ее в обжорных рядах на две
больших миски плова, четыре сдобных лепешки и переспелый гранат. Для начала
Багдадский вор распахнул халат и продемонстрировал другу правое плечо,
аккуратно перевязанное заботливой Джамилей. В сущности, рана-то была
пустяковая, но Ходжа смотрел на Оболенского как на человека, живым
выбравшегося из бездонного желудка шайтана! Лев говорил долго и красочно, не
упуская ни одной детали и придумывая десятки новых по ходу повествования. Он
разыгрывал всю драму в лицах, то весьма реалистично изображая перепуганную
девушку, то демонстрируя хук слева - хук справа, а уж кошмарную смерть
старого гуля показал так, что хоть сейчас мог бы выступать с моноспектаклем
на театральных подмостках Нью-Йорка и Парижа. Плов Ходжи Насреддина остыл и
покрылся салом, он ни на мгновение не мог оторваться от захватывающего
сюжета и только охал через каждую минуту: "Вай дод! Вай дод!! Вай дод!!!"
Сам Оболенский о еде не забывал никогда и, отодвинув миску, смачно дожевывал
третью лепешку, запивая ее подслащенным зеленым чаем.
- Это самая чудесная история из всех, что я когда-либо слышал, а слышал
я немало... Завтра же расскажу о ней караванщикам - пусть все семь пустынь
дивятся твоей храбрости и силе!
- Не надо, не люблю дешевой популярности... - царственно отмахнулся
Лев. - Знаем мы этих летописцев - такой отсебятины в текст насуют, мне потом
хоть на улицу не выходи!
- Ладно, не буду.
- Нет, ну почему же?! Если ты в этих людях уверен, если наш престиж не
пострадает, а число поклонников только увеличится - тогда действуй! Надо же
и о положительном имидже думать хоть иногда... Как ты считаешь, а не
наладить ли выпуск парадных тюбетеек с надписью по кругу: "Лев Оболенский -
гроза вампиров!" арабской вязью с вышивкой?
- Нет, - подумав, решил Ходжа, - у нас такое не носят. И, поверь умному
человеку, ни один правоверный в Багдаде не признается даже в малейшей
симпатии к разыскиваемому преступнику. Твои тюбетейки просто не будут
покупать.
- А если развернуть солидную рекламную кампанию: детям и военнослужащим
скидка в десять процентов, оптовикам - до пятнадцати? - с надеждой протянул
Оболенский, но под неумолимым взглядом друга сдался. - Ну и леший с ними,
ограничимся караванщиками. Да, ты про плов забыл! Смотри, он уже весь инеем
покрылся...
- Как сказал великий Хааддин:
Холодный плов - безвкусный плов,
Но не хули его!
Быть может,
Завтра в твой казан
Не бросит ничего.
- Что есть, то и будем кушать. А лепешку положи, уважаемый, ты уже
целых три сожрал и не лопнул!
- А ты у меня каждый кусок во рту считаешь, да? Чего экономить, мы же
обеспеченные люди! - Хм... - потупился домулло. - Я бы так не сказал...
- Не понял... Я собственными руками упер почти всю казну городской
стражи, полный мешок шехметовского добра, а ты намекаешь, что у нас нет
денег?!
- Ва-а-х, зачем так обижаешь, а?! Есть у нас деньги! Вот, целых две...
Нет, даже три таньга осталось!
На мгновение Оболенский ощутил легкое головокружение и почувствовал,
что косеет. Беззаботный Ходжа нагло доедал холодный плов...
x x x
Наличие всего одной таньга
приятнее отсутствия тысячи динаров.
Арабская политэкономия.
- Ты вор!
- Я - вор?!
- Вор и растратчик! Где мои деньги, мафиози?!
- Какие деньги? Клянусь аллахом...
- Ты за одну ночь промотал все мое состояние?!
- Наше состояние, почтеннейший...
- Ты за одну ночь промотал все наше состояние?! Шайтан с ней, с твоей
половиной, но как ты посмел покуситься на мою долю! Ты играл в карты, ходил
в казино, поставил ва-банк на рулетку или спустил все у игральных автоматов?
А может, ты здесь оргию закатил на весь Багдад? Пригласил на мои законные
таньга Таркана с балетом "Тодес", толпу гейш, путан и гурий (все в бикини и
с коктейлями) и, всю ночь посасывая кальян, наслаждался танцем живота?
Говори, проглот несчастный! - едва не задыхаясь от неуправляемой ярости,
вопил Лев, сидя верхом на опрокинутом на гору починенной обуви Насреддине.
- Слушай, дорогой... а повтори, пожалуйста, как это я устроил себе
такой праздник? Клянусь чалмой святого пророка Мухаммеда, это надо записать
и обязательно повторить на днях!
- Ты будешь говорить или нет, транжира тюбетеистая?!
- Вах, я что, по-твоему, делаю? - утомленно уточнил Ходжа, порываясь
встать. Видимо, ему было неудобно лежать на старых чувяках прижатым в грудь
коленом грозного Льва.
- Ты увиливаешь от ответа! - прорычал Оболенский. - Отвечать вопросом
на вопрос - привилегия евреев, и ты меня на этом не купишь!
- О шайтан привередливый... Ну чего ты хочешь от сытого мусульманина?
- Полный и подробный отчет о моих дивидендах, от вчерашнего вечера и до
последнего таньга!
- Тогда слезь с меня, ради аллаха! И прекрати орать, сейчас соседи
сбегутся...
- А пусть! Пусть весь базар знает, какой ты вор!
- Вай дод, кто бы говорил... - сдержанно пробурчал Насреддин, но
все-таки вылез и встал напротив друга, готовясь к недолгому, но
кровопролитному разговору. Не в физическом смысле, конечно. Это я так,
фигурально выражаюсь... Домулло усадил разгоряченного "прокурора", скрестил
руки на груди и неторопливо пустился объяснять несведущему такие простые
понятия, о которых на Востоке с малолетства знает любой ребенок:
- Слушай внимательно, Лева-джан, и не перебивай! Прибереги свой гнев до
конца моего рассказа, иначе печень твоя увеличится в размерах, а кровь
загустеет от горя, что очень вредно для здоровья. Мы взяли из шехметовской
казны ровно пятьдесят шесть золотых динаров, по четырнадцать монет в каждом
мешочке. Из них - тридцать роздано по нашим ближайшим соседям. Вай мэ, что
ты делаешь такое удивленное лицо?! Думаешь, люди вокруг совсем глупы и не
знают, кто поселился у башмачника Ахмеда? Высокородный господин Шехмет
пообещал сто таньга за твою голову... Да, возможно, нас и так бы не выдали,
но шайтан не дремлет, зачем вводить мусульман в искушение?
- А я - то по простоте душевной думал, что ты, как народный герой,
раздаешь деньги даром...
- Конечно, даром, клянусь аллахом! Это ведь они стали богаче на
тридцать золотых, а не я. Еще десять монет пришлось отдать стражникам... Да,
да, тем самым, с которыми я спорил! Негодяи узнали меня по ослу и с ножом у
горла требовали свою долю.
- Так ты заплатил шантажистам?! - вновь вскинулся Оболенский.
- Нет, нет, стражникам! - терпеливо пояснил Ходжа. - Они, конечно,
грабители и разбойники, но не стоит клеймить людей словом, даже не
упоминающимся в Коране... Будь к ним снисходителен.
- А если они придут снова?
- О, непременно придут, мой мудрый друг, и нам надо сделать все, чтобы
отбить у них охоту тянуть наши кровные таньга!
- Динары, - мрачно поправил Лев. - Из-за десяти таньга я бы и в затылке
не почесал. Что дальше? Где остаток и каков наш дебет-кредит?..
- M-м... знаешь, честно говоря, остальные деньги я раздал.
- Это как?!
- Не знаю... - впервые потупился Насреддин. - Просто отдал, и все. Там,
за базаром, живет вдова, у нее казнили сыновей... И еще двое молодых ребят с
отрубленными по локоть руками... Тут я виноват, Лева-джан. Я отработаю,
клянусь бородой пророка...
Какое-то время оба молчали, сдвинув брови и опустив глаза. Потом
Оболенский чертыхнулся, снова налил себе холодного чаю и равнодушно бросил:
- Да ну их на фиг, эти деньги! Будем изображать кассу взаимопомощи для
членов закрытого профсоюза "Жертвы репрессий и тирании". Сегодня же закажу у
плотника резную вывеску и прибью над входом.
- Ахмед выручит за краденое не меньше десяти динаров, - виновато
предположил Ходжа. - Если его не поймают, конечно...
- Храни аллах! - перекрестился Лев.
- Храни аллах, - автоматически поддержал домулло? едва не повторив тот
же жест. - Но... я давно хотел тебя спросить... Левушка, только не сердись
на меня, ладно?.. Так вот, позволь узнать мне, недостойному, а чего ты
вообще добиваешься?
- Давай поконкретнее, - буркнул наш герой, хотя прекрасно понял суть
вопроса. Просто до этого он не пытался ответить на него даже самому себе.
- Ты хочешь украсть у богачей все золото и самому стать богатым? Когда
у тебя будет большой дом, много красивых вещей, четыре жены, своя лавка или
даже свои караваны - разве ты не бросишь воровство? И разве тебя как
законопослушного мусульманина не будут возмущать другие воры, дерзнувшие
посягнуть на твою собственность?.. Неужели ты не будешь требовать для них
наказания по законам Шариата?
- Ходжа, погоди, дай хоть слово вставить...
- Э нет, дорогой Багдадский вор! Раньше ты задавал мне вопросы, а
теперь я хочу понять помыслы твоего сердца. - Голос Ходжи Насреддина
становился все тверже, и каждая фраза била без промаха, как удар эмирского
ятагана. - Ты говоришь, что закажешь надпись и будешь помогать всем, кто
пострадал от неправедного суда... Ты будешь красть и раздавать другим... Но
к чему это приведет? У людей вновь отнимут их деньги, или же они обленятся и
будут пировать на твоей шее!
- Минуточку, это я прекрасно понимаю, но...
- Но кто сказал, что все наказанные пострадали безвинно?! Они украли!
Пусть немного, пусть случайно, пусть один раз - но совершили грех! Суд эмира
Багдада, несомненно, слишком жесток и кровав, но ведь он совершил благое
дело, искоренив воровство! Разве не угодно это Аллаху?!
- Черт меня раздери, да я еще никого всерьез не тронул...
- Тогда что плохого тебе сделал наш эмир?! - заключительно красивым
поворотом темы добил Ходжа, - Быть может, он всего лишь не угодил старому,
выжившему из ума пьянице... Зло не искореняется Злом! Хайям ибн Омар
наверняка великий поэт, но он абсолютно ничего не смыслит в борьбе с
властями. А ведь ты поднимаешь руку на человека, облеченного высшей властью!
Что будет, если на его трон сядет другой эмир - еще больший деспот, тиран и
убийца?! Что, если твоя дурацкая игра в Багдадского вора ввергнет весь город
в кровавую междуусобицу... Об этом ты хоть когда-нибудь думал?
Лев молчал, выдохшийся Насреддин тоже. Однозначных ответов не было, ни
тогда, ни сейчас...
Прости меня, мама, хорошего сына,
Твой сын не такой, как был вчера-а...
медленно пробормотал Оболенский, с совершенно пустым взглядом,
отсутствующе барабаня пальцами по донышку перевернутой миски.
Домулло вздохнул и подвинулся поближе. Со второго раза он, уже почти не
сбиваясь, тихо поддерживал Льва хорошим баритоном:
Ме-е-ня засосала опасная трясина,
И жизнь моя-я вечная игра!
Повторюсь еще раз - однозначных ответов не было. Просто на каком-то
этапе в них отпала необходимость. Двум, таким разным, героям расхотелось
задавать вопросы. Настала пора действовать...
x x x
Я тебя во сне увидел -
Больше спать я не могу.
Восточная лирика.
Я уже говорил, что в клинике снова стали пропадать вещи? Прошу прощения
за столь резкие переходы от темы к теме, но все это звенья одной цепи и
лично мне представляются вполне заслуживающими внимания. Итак, первой
бессознательно лежащего Оболенского обвинила нянечка. Поправляя сползающую
подушку, она наткнулась на что-то твердое под наволочкой и выудила
видеокассету (при просмотре в кабинете главврача признанную
порнографической!). С какого бодуна замерший в коме человек прячет себе под
голову порнофильмы - никто объяснить не мог. Как никто и не признался в том,
что данная кассета является чьей-то собственностью... А ретивая старушка,
захватившая еще хрущево-андроповские времена, махом объявила гражданина
больного шпионом! По ее версии, он лишь прикидывается "комиком" (это
дословно, видимо, производное от слова "кома"), а на деле - как есть шпион!
Ночью встает тайком, крадет все, что плохо лежит, а на видеокассету небось
записал оргию зав. хирургическим отделением и двух молоденьких медсестер.
Она сама их, конечно, на этом не ловила, но больше некому! Само собой
разумеется, что весь этот бред всерьез никто не воспринял. Однако сам факт
столь подозрительного совпадения (имеется в виду повторное нахождение
посторонних предметов в постели больного) заставил многих взглянуть на эту
историю иными глазами. Кровать вновь проверили - и вновь обнаружили недавно
похищенную мелочь. Так как сам факт комы являлся абсолютно бесспорным, Лев
вроде бы имел предельно твердое алиби. Тем не менее руководство клиники
приняло нестандартное решение: потратить бешеные деньги, но установить в
палате камеру круглосуточного наблюдения. Вопрос медицинской этики отпал сам
собой, всем было слишком интересно...
Ахмед заявился только к вечеру. Когда он, стонущий и бледный как
смерть, протиснулся в лавку, оба друга едва не вздрогнули - бедный башмачник
был практически гол, избит до синяков, а также лишен двух передних зубов
сразу, в верхней и нижней челюсти. Говорить что-либо отказался напрочь,
рухнул на обрезки кож и рыдал не переставая аж два часа подряд! Естественно,
все предположили самое худшее... Хотя, видимо, все-таки "самое худшее"
башмачника миновало, ибо обе руки у него были на месте, а голова твердо
сидела на жилистой шее. Пока Насреддин как-то успокаивал неудачливого
торговца краденым, Оболенский, не сумев вытрясти из Ходжи последние деньги,
вскочил на Рабиновича и пустился вскачь через базар. Вернулся вскоре с целым
мешком всякого добра за плечами. Не размениваясь на мелочи, он по ходу
верхового маршрута украл: кувшин вина, две пиалы, новый пояс, тюбетейку
узбекскую, черную папаху, две горсти урюка, железный шкворень, половину
сдобной лепешки и не очень новый халат. Все это Лев от души выложил перед
настрадавшимся башмачником, и тот, после принятия наполненной до краев
пиалы, сбивчиво и плача кое-как поведал сочувствующим свою печальную
историю...
- Клянусь аллахом, я был жестоко наказан за свою гордыню, и лукавый
шайтан послал мне навстречу самое страшное испытание, коему только
подвергается мужчина, - искушение вожделением.
- Женщина. Все беды от них... - чуть слышно прокомментировал Ходжа.
- Соболезную, - так же тихо кивнул Лев, - сам горел на бабах.
- Мне удалось найти не особо щепетильных караванщиков из кочевых
арабских племен. Они охотно купили почти все и дали хорошую цену. У меня на
руках было целых двенадцать динаров... - всхлипывая, продолжал Ахмед. - Но
я... о проклятая глупость и жадность! Я возжелал оставить себе парчовый пояс
благородного господина Шехмета! Он так шел к моему старому халату. Я только
подумал, что вы не будете против, а тут мимо меня вдоль улицы проходит
она...
- Она? - переспросил Оболенский.
- Ну не он же! Вах, ведь речь шла о женщине... - раздраженно напомнил
домулло.
- Она была чудом из чудес, друзья мои! Ее лицо, как и положено
достойной мусульманке, чтящей законы ислама, было скрыто чадрой. Но стан,
схожий с кипарисом!... Но руки, нежнее озерных лилий!... Но маленькая ножка
в парчовом узорчатом башмачке!... Но индийский аромат ее благовоний...
- И ты был к ней так близок, что уловил аромат? - не поверил Насреддин.
- Видимо, это были те еще благовония! - сделав акцент на второй букве
"о", подковырнул Левушка.
Ахмед укоризненно взглянул на одного и второго, дождался, пока им
станет стыдно, и вновь вернулся к печальному рассказу:
- Наверняка прекрасная госпожа, пленившая мое сердце, шла с базара, где
делала необходимые покупки. Я бы и не дерзнул преследовать ее своим
вниманием, но шедшая позади старуха приблизилась ко мне и шепотом сказала:
"Благовоспитанный муж, судя по твоему богатому поясу, ты человек, имеющий
средства. Если тебе понравилась моя госпожа - смело следуй за нами, но
держись поодаль. Я буду поручительницей твоего счастья, если ты будешь щедр
к старой женщине". Мы долго шли, и вот наконец моя высокородная пэри вошла в
один дом, а старуха поманила меня пальцем: "Есть ли у тебя золотой динар,
чтобы я подкупила раба, сторожащего дверь? Не будь скуп, моя госпожа -
богатая вдова, и если ты понравишься ей в постели, то все вернешь
сторицей..."
- И ты дал ей монету?! О неразумное дитя...
- Ни фига себе дитя?! - искренне возмутился Лев. - Да он меня лет на
восемь старше, лох великовозрастный!
- Я... я... решил, что из двенадцати динаров четыре уж точно мои, и
отдал один. А эта старая карга, чтоб шайтан изъязвил ее лживый язык чирьями,
увидела все деньги и ласково повела меня внутрь дома. Мы прошли в богато
убранную комнату, где старуха оставила меня, а вскоре туда пришла та, о ком
"вздыхают в зависти цветы - им не дано подобной красоты...". Ее лицо все еще
было сокрыто от моих глаз, и села она напротив, и говорила со мной нежно, и
угощала фруктами, и вскоре ушла, ибо не в силах была сдерживать страсть,
пронзившую ее, подобно дамасскому кинжалу!
- ╗лы-палы, вот так сама и сказала? Я фигею...
- Лева-джан, не перебивай, очень поучительная история... - заступился
за башмачника Насреддин, хотя оба уже отлично понимали, к чему идет дело.
Далее расписывать смысла нет, все сводилось к банальному охмурению клиента.
Старуха с девицей явно работали в паре. Убедив "вожделеющего мужа" в том,
что цель близка, из него выудили еще два динара на вино и покрывала, после
чего отправили на омовение перед актом. Пока парень наскоро обливался
ледяной водой из медного кумгана, бабуля успешно стырила все его вещи,
включая завязанные в платочек динары. Ахмед узрел удирающих сообщниц через
окошечко - они были уже на улице, благополучно скрываясь в толпе. Покуда
бедняга искал, чем прикрыться, покуда выбежал из дому... Короче, ту девицу
он так и не нашел, но был жестоко поколочен купцом, чью жену он принял за
беглянку и пытался заглянуть ей под чадру. Избитый, ограбленный, униженный
башмачник в конце концов сдался и побрел домой, но у небольшой лавки
цирюльника вдруг нос к носу столкнулся с той самой старухой! Первоначально
он ее едва не задушил... потом все же овладел собой, дал старой ведьме
возможность высказаться, и она не стала отпираться. Наоборот, призналась во
всем и "честно" сказала, что ее госпожа с деньгами прячется у цирюльника, и
если "великодушный муж" пощадит их и не станет устраивать скандала, то она
сию же минуту все ему вынесет. Так как из лавки был всего один выход,
лопоухий Ахмед позволил обманщице войти к цирюльнику. Через минуту оттуда
выскочил главный мастер с двумя рослыми учениками, башмачника сгребли в
охапку, занесли внутрь и, невзирая на вопли протеста, клещами удалили два
совершенно здоровых зуба! Старушка исчезла бесследно... Как оказалось, она
заплатила "за избавление своего безумного племянника от дикой зубной боли",
а цирюльники в те времена осуществляли и функции стоматолога. Теперь
представьте себе, в каком состоянии несчастный Ахмед добрался до своего
дома... Не надо хихикать, это не смешно. На самом деле это был вызов! Вызов
великому и неповторимому Багдадскому вору! Лев постарался сделать серьезное
лицо...
x x x
Две обиженные мыши - бьют баки слону!
Хитовый аттракцион индийского цирка.
Когда кое-как отпоенный вином, отревевшийся и выговорившийся башмачник
наконец-то уснул, друзья сели за обсуждение планов военных действий. Или
попросту - святого возмездия двум профессиональным преступницам
неприкасаемо-слабого пола. Как оказалось, Ходжа Насреддин даже знал обеих.
Конечно, не имел чести быть знакомым лично, но, так сказать, премного
наслышан...
- Эту старую обманщицу зовут Далила-хитрица. Она известна всему Багдаду
своими проделками, но мало кто знает ее в лицо. У нее сотни обличий и тысячи
уловок, она не стыдится надевать мужское платье и лжет так же легко, как мы
дышим. Ее покойный муж разводил почтовых голубей для эмира, после его смерти
старуха возжелала получить его должность и жалованье. Но закон запрещает
женщине самой добиваться встречи с эмиром, и она решила привлечь внимание
всех, облеченных властью, обманывая самых уважаемых людей. Злобная ведьма
сладкими речами околдовывала простодушных мусульман, и те отдавали ей свои
одежды, золотые украшения, деньги, скот, даже дома!
- Бодрая бабулька... - уважительно признал Оболенский, в свете
сегодняшних событий он не был расположен к шуткам и слушал очень
внимательно, жалея лишь о невозможности законспектировать сведения о
потенциальном противнике. - Слушай, а вот та, вторая, за которой,
собственно, и побежал наш простофиля, она кто?
- Она ее дочь.
- Значит, работают на семейном подряде...
- Это младшая дочь, ее зовут Зейнаб-мошенница. Старшая давно замужем за
уважаемым купцом и ведет достойный образ жизни. А вот Зейнаб никто не хотел
сватать, и она вбила себе в голову заполучить в мужья двоюродного племянника
самого Шехмета. Юноша еще молод, но уже имеет собственные казармы и отряд в
двадцать молодцов, его имя Али Каирская ртуть.
- Хм, не уверен, но вроде бы я слышал что-то подобное от дедушки
Хайяма... Так что, этих аферисток никак не могут взять с поличным?
- О, избави тебя аллах от такой наивности... Они обе уже добились
своего: старуха получает жалованье в тысячу динаров от самого эмира, а ее
дочь на следующей неделе входит третьей женой в дом шехметовского
племянника.
- Не улавливаю железной логики, а зачем же тогда они так нагрели нашего
Ахмеда?
- Да от скуки... - пожал плечами Насреддин. - Для них эти жалкие
двенадцать динаров ничего не стоят, но зло и обман настолько завладели их
сердцами, что они и дня не проживут, не обидев кого-нибудь в Багдаде. Люди
жалуются, но, увы...
- Блин, а куда же смотрит городская стража?
- Они не пойдут против будущих родственников племянника их начальства.
- А сам Шехмет?
- Он имеет свою долю с любой проделки бесстыдниц.
- А эмир?!
- За порядок в городе отвечает Шехмет, если он докладывает, что все
хорошо, - эмира это устраивает.
- Да-а, до чего, сволочи, страну довели... - привычно заворчал Лев, но
призадумался. Как высококлассный вор, он не имел себе равных, но воровство и
мошенничество - вещи несколько разные. Он уже слегка "боднул" высокородного
господина Шехмета, а значит, даже при полном изобличении мамы и дочки
рассчитывать на передачу обеих в руки закона не приходится. Любой суд
пристрастно оправдает преступниц, а на скамью подсудимых посадят именно Льва
с Ходжой. Но и оставлять безнаказанным такой наезд на их общего друга было
бы просто не по-товарищески... Вывод напрашивался один - надо так насолить
Далиле-хитрице, чтоб она на пару с Зейнаб-мошенницей с позором, раз и
навсегда покинула Багдад! Как это сделать? Толковых предложений не было, но
Оболенскому почему-то казалось, что нечто подходящее по сюжету он уже где-то
видел, читал, слышал... А вот где, не помнил абсолютно. Хотя оно и к лучшему
- импровизация куда безопаснее, чем тысячу раз выверенный план!
Думаю, что данное повествование тоже стоит как-то озаглавить. Для моего
друга это было первое, по-настоящему серьезное, испытание, и впоследствии он
всегда говорил, что его воровской талант получил признание именно с этой
истории. Итак, попробуем, к примеру, вот такое название: "Сказ о Багдадском
воре - Льве Оболенском, Далиле-хитрице, ее дочери Зейнаб-мошеннице и женихе
ее Али Каирской ртути".
Меня, кстати, сразу заинтересовало столь оригинальное прозвище.
Оказалось, что сам Али родом из Каира, где за свою, еще подростковую, жизнь
прославился грязными хулиганскими выходками. Однако, несмотря на
многочисленные улики, успешно ускользал от наказания, подобно ртути. Отсюда
и образовалась столь своеобразная кликуха... Я, собственно, упомянул о нем
лишь потому, что в то памятное для Багдада утро именно он и послужил нашим
героям первым козлом отпущения.
... Говорят, что племянник благородного главы городской стражи вставал
поздно. Где-то часам к двенадцати дня он соизволил распахнуть сонные вежды и
выглянуть в окно. Видите ли, шум, доносившийся с улицы, его и разбудил, а
причина шума отнюдь не казалась тривиальной. Толпа народа плотно окружала
двух потрепанных судьбой дервишей, бродячих монахов, отдавших свои тела и
души всемилостивейшему Аллаху. Один, высокий, как сосна, и грязный, как
уличный кот, молча делал руками непонятные пассы. Второй, пониже ростом и с
заметным брюшком, растолковывал эти жесты правоверным. Горожане то
почтительно замолкали, слушая, то возбужденно галдели на все голоса, яростно
обсуждая услышанное.
- Кто эти уроды? - высокомерно поинтересовался Али Каирская ртуть.
Чернокожий раб, подающий хозяину халат, склонился в подобострастном поклоне:
- Это святые люди из земель далекого Магриба.Аллах одарил их
пророческим даром, и они предсказывают судьбу.
- В нашем городе хватает лжецов и глупцов. Прикажи им убираться, я не
потерплю, чтобы под моими окнами торговали дешевыми выдумками!
- Как будет угодно моему господину! - Раб давно знал, что с хозяином не
стоит спорить даже в мелочах, но на этот раз почему-то позволил ма-а-ленькую
вольность. - Только дервиши ни с кого не берут никакой платы. Они исполняют
обет и несут в мир волю Аллаха.
- Неужели?
- Да отсохнет мой язык! Я смотрю на них уже больше часа, и за все это
время они не взяли даже самой мелкой монетки. И никому не отказали в ответе
на самое сокровенное...
- Ах, вот как? - Господин Али изобразил легкую заинтересованность,
позволил рабу одеть себя и, жестом отпуская несчастного, повелел: - Спустись
вниз и приведи этих святых людей сюда, я изволю говорить с ними. А потом иди
в мои казармы и скажи, что я велел дать тебе двадцать пять палок по пяткам -
за слишком болтливый язык.
- Да продлит Аллах годы моего мягкосердечного повелителя! - Раб
постарался ретироваться поскорее, дабы не нарваться на лишние неприятности.
Свое дело он сделал, честно заработав два динара. Теперь наступала очередь
дервишей...
x x x
Курсы актерского мастерства для
профессиональных дервишей.
С последующим трудоустройством
Тот, что высокий, вел себя высокомерно и нагло. Казалось, благодать
Аллаха, с лихвой осенившая его высокое чело, ничуть не добавила смирения и
приличествующей истинному мусульманину кротости по отношению к тем, кого
судьба поставила выше. Голубоглазый дервиш пренебрежительно оглядел покои
молодого господина, бесцеремонно сгреб горсть урюка прямо с блюда на столике
и царственно расхаживал туда-сюда по комнате, неторопливо бросая в рот одну
урючину за другой. В его упругой походке чувствовалось врожденное величие, и
опытный в таких делах Али решил, что раньше этот монах был знатным визирем.
А вот второй, тот, что пониже, с проникновенным лицом и
неподражаемо-честными глазами, знал этикет, поэтому говорил много, но по
существу и с требуемым подобострастием...
- Да будет Аллах, всемилостивейший и всемогущий, благосклонен к твоему
дому и наполнит его золотом так же, как душу твою радостью и весельем! Чем
могут бедные дервиши служить тому, чье имя гремит от Каира до Багдада?
- Кто вы?
Голубоглазый удивленно вскинул брови, вопросительно глянул на товарища,
кивнул в сторону юноши и покрутил пальцем у виска. Говорливый дервиш
укоризненно поцокал языком и поспешил объясниться:
- Мы два сводных брата. Всю жизнь провели в пустыне, направив бренные
помыслы к величию Аллаха, и он снизошел до нас. После семнадцати лет
бессонных молитв нам был ниспослан дар предвидения. Мой бедный брат нем от
рождения, но Аллах даровал ему свои милости. Теперь он показывает, какие
беды ожидают того или иного человека на его жизненном пути, а я,
недостойный, облекаю его жесты в слова, понятные слуху правоверных.
- Если это окажется ложью, вы оба будете сварены в котле с кипящим
маслом! - на всякий случай поугрожал шехметовский племянник, от любопытства
пощипывая себя за первые усики над верхней губой. Дервиши незаметно
переглянулись: молодой господин заглотил наживку, оставалось красиво
подсечь, и он на крючке!
- Все в руках Аллаха, да не оставит он нас, презренных, и не бросит
души наши в пасть иблиса... Чтоб его задница дала поперечную трещину! -
значимо заключил второй бродяга, почти дословно истолковывая выразительную
жестикуляцию первого.
- Аллах велик, - признал Али Каирский. - Итак, что он говорит устами
твоего немого брата о моей скромной персоне?
Первый дервиш, тот, что с царственной осанкой, понял намек и начал свое
выступление с традиционного русского поклона в пояс. Далее пошла пантомима
или, если хотите, театр одного актера. Синхронный перевод второго монотонно
прокручивался в ушах молодого эгоиста, который во все глаза смотрел на
разыгрывавшееся перед ним представление. Ей-богу, стоило посмотреть уже на
то, какими жестами немой иллюстрировал классическую фразу: "Велик Аллах на
небесах, и чудесны деяния его!" Описывать все шоу не имеет смысла, поэтому
коснемся только наиболее значимых моментов.
- ... И тогда я сказал себе: не может быть! Избранница такого
благородного юноши не может так низко пасть... (От звука рухнувшего плашмя
тела задрожали фарфоровые пиалы!) Она чиста, как первый снег, и неприступна,
как вершина минарета! Но Аллах, всемилостивейший и... и... (демонстрация
бицепсов в двух положениях!) и всемогущий, видит насквозь любое семя греха,
свившее гнездо в печени правоверного мусульманина. Он говорит: не верь! Не
верь невинным глазкам, пухлым губкам, мясистым тить... уп! В общем, женская
красота коварна-а-а... Эй, я уже сказал, что коварна! (Почти двухминутная
демонстрация самых ярко выдающихся женских достоинств, причем на самом себе
и до того выразительно, что зритель заелозил на коврике) Ты думаешь найти в
ней радость сердцу и утешение телу? Увы... да отсохнет мой язык за то, что
говорю вслух такие вещи! Ибо не каждая жемчужина падает к нам несверленой,
кобылица - неезженой, верблюдица - других не знавшей! (Эти жесты лучше
просто представить, описывать, как их изображал дервиш, - не поднимается
рука) А потому не суди нас строго, не дай твоему гневу совершить
необузданный поступок. Прими из первых рук волю Аллаха и поставь вопрос
на... на... на что? На голо-со-вание?!! Тьфу, шайтан тебя раздери, мой
неприличный брат!.. Будь сдержанней в высказывании божественных откровений,
это уж слишком откровенно...
Вот где-то на этом моменте мини-спектакль и закончился. Али поначалу
ничего не понял, даже поаплодировал, слегка... Потом до него постепенно, не
без помощи второго дервиша, стала доходить важность и своевременность
полученной информации.
- Так вы, дети шакалов, хотите сказать, что моя невеста... не верна?!
Да я своей рукой обрежу ваши...
- Мы лишь открываем правоверным то, что сокрыто завесой времени, -
безропотно поклонились оба, но говорил, естественно, один. - Для нас не
важна награда или похвала, милость или наказание, хлеб или плеть. Аллах
говорит нашими устами, и лишь перед ним мы несем ответ за свои грехи...
- Но... если вы... - Пальцы молодого господина сомкнулись на дорогом
кривом кинжальчике, а в глазах сверкнула такая угроза, что дервиши невольно
попятились. Затем первый толкнул второго, покорчил рожи, и тот послушно
пояснил:
- Чего орать-то? Возьми да и проверь, японская мама!
- Что-о? - От удивления племянник Шехмета замер степным сусликом, а
говорливый брат, убедившись, что правильно понял немого, продолжил уже
спокойно и не торопясь:
- Не терзай свою душу сомнениями, ибо они дурно влияют на кровь, сгущая
ее в жилах. Небеса говорят, что сегодняшней же ночью твоя избранница откроет
лицо всему Багдаду и не будет мужчины, не отвернувшегося от бесстыжей. Если
же в наших словах есть хоть капля лжи - покарай нас своим самым большим
ятаганом. Мы в твоей власти и не уйдем из города. Аллах да защитит души
бедных дервишей!
Это был очень эффектный разворот темы. Теперь Али Каирский не мог даже
пальцем тронуть "наглецов", не покрыв свое имя позором. Поскрипев зубами и
поскрежетав кинжалом в ножнах, он принял единственно возможное в данной
ситуации решение, абсолютно устраивающее всех:
- Я соберу моих людей и буду ждать вас сегодняшней ночью у ворот
мошенницы Зейнаб. Если она или ее мать, Далила-хитрица, строят за моей
спиной плутни - их смертный час близок! Если же вы ошиблись в толковании
воли того, кто ошибаться не может, - вас погонят в ад палками мои рабы! Вы
слышали волю Али Каирского...
- Слушаем и повинуемся. - Дервиши, кланяясь, попятились к дверям. - Мы
остановимся у мечети Гуль-Муллы и там будем ждать суда молодого господина,
да не оставит его Аллах своими милостями и благодеяниями!
... Толпа, ожидавшая за воротами, провожала бродяг почти два квартала,
потом они проявили поразительную прыть и успешно скрылись в лабиринте
перепутанных улочек. Где-то далеко на окраине города дервиши наконец-то
смогли расслабиться.
- Уф... интересно, у высокородного Шехмета все племянники такие
тугодумные или через одного?
- Тьфу на тебя, Лева-джан! Кто тебя учил такие неприличные вещи руками
показывать?! Ты заставил мой язык говорить мерзости, о которых я и не
подозревал!
- В следующий раз ты будешь изображать немого, - преспокойно
откликнулся Оболенский. - Лучше скажи, куда мы двинемся теперь?
- Прямиком в пещеру голодного тигра, - образно ответил Ходжа, - это
значит, во двор главы городской стражи.
- Ха, вот Шехмет-то обрадуется...
- Избави меня аллах от его радости!
- Да ладно тебе, не канючь... Пойдем купим пару гамбургеров по дороге.
- А разве у нас есть деньги? - Домулло даже не спросил, что такое
"гамбургер".
- Денег нет, но есть вот это... - Лев вытянул из-за пазухи усыпанный
каменьями кинжальчик Али Каирского в разукрашенных ножнах. Ходжа поцокал
языком, повздыхал, потом махнул рукой, и они пошли к ближайшему
ростовщику...
x x x
Вор берет, что может.
Власть - что хочет!
Уголовная этика.
... Мы тогда сидели у Оболенского на кухне. Время позднее. Маша с
ребенком давно спали, а он, разогретый даже не алкогольными парами, а яркими
воспоминаниями, все пытался мне объяснить:
- Я ведь не вор! Ну, не настоящий вор по природе! Это там, в Багдаде,
все так невнятно закрутилось... Но по сути, по натуре своей - мне чужого
добра не надо, не этим живу. Просто в то время и в тех жизненных
обстоятельствах это была единственная возможность хоть какого-то протеста!
Нет, ну не Октябрьскую же революцию у них под минаретом устраивать?! Я ведь
не против законной власти. Любому козлу ясно, что власть должна быть
сильной, надежной, пусть даже где-то в чем-то жесткой (не жестокой,
подчеркиваю!). Исполнение законов обязательно для всех, в этом реальная сила
государства. И то, что верховная власть в лице эмира опирается на чиновничий
аппарат судопроизводства и регулирующие порядок органы вроде шехметовской
стражи, - это нормально! Анархия - мать погрома! Поверь мне на слово, я сам
там такого насмотрелся... Короче, я был вором! Я - воровал, да... Но ради
чего?! Ради борьбы с властью? Да любая власть от Бога, или от Аллаха, или от
Кришны какого-нибудь, или "созданный волей народной единый, могучий...". Все
одна хренотень! Я боролся с коррупцией! А это есть самая страшная узурпация
власти как таковой! Ты телевизор смотришь? Газеты читаешь? С людьми в
поездах разговариваешь? Господи, ну что я тебе рассказываю - ты же сам
знаешь, ничего у них там не переменилось! Посмотри на свободную Калмыкию...
а на демократический Узбекистан?! Да у них законно избранные президенты
прижизненно получают статус бога! И это в современном мире, а в тех дремучих
временах... Ой, как я после возвращения писателей уважать перестал... ты не
поверишь! "Тысяча и одна ночь" - это ж такая бессовестная лажа-а... Вранье и
бред на каждом шагу! Нищих - ни одного (а тех, что есть, постоянно осыпают
милостями), декхане богатые, эмиры мудрые, визири умные, воины храбрые,
женшины - прекрасные, хоть застрелись... Болезней нет, мусора нет, помоев
нет, социальных проблем тоже нет! А если где и мелькнет особо босоногий
бедняк, так в конце сказки страшно разбогатеет и женится на дочери
падишаха... Не перебивай, я там жил! Это же не просто страшно, там порою с
людьми обращаются как с последним быдлом... И до эмира не доорешься, все
решают его приближенные, родственники, друзья, знакомые, соседи и так далее
по нисходящей. Я - воровал, а что мне оставалось? Но самые страшные воры -
это те, что довели народ до такого состояния, когда простые люди
благословляли Аллаха за то, что он направил в их город Багдадского вора как
кару небесную!
Мне действительно было трудно с ним спорить. Традиции романтического
жанра стараются избегать чрезмерного соприкосновения с действительностью и,
пожалуй, писатели вроде Гауфа и Жуковского изрядно приукрашивали реальный
Восток. С другой стороны, что ж, всегда только об одной грязи и писать?
Антисанитарии там по самые уши хватало, но... Ладно, в конце концов,
осуждение или восхваление социального устройства Багдада лучше оставить
Оболенскому. Он там был, мы - нет, значит, ему и карты в руки. Моя задача
лишь как можно точнее и без наворотов дорассказать читателям эту историю, а
уж кто и какие выводы из этого сделает... все претензии к моему другу, меня
можно критиковать только за злонамеренное искажение его слов. А этого не
было, Лева щепетильно проверял...
Кинжал они сбагрили быстро. Оболенский "увел" с чьего-то двора
длиннющую чадру, и обряженный "бедной вдовой" Насреддин легко убедил
ростовщика "купить фамильный кинжал давно и безвременно умершего мужа,
правда, увы, без ножен"... Ушлый перекупщик поохал, поахал, повыражал
сочувствие и... предложил четыре таньга. Ходжа едва не перешел на личности,
испытав страшное искушение зарезать барыгу тем же кинжалом, но овладел собой
и выразил готовность сойтись на двадцати динарах (что, по совести,
составляло примерно пятую часть стоимости предмета торга!). Ростовщик,
естественно, завопил о грабеже средь бела дня. На шум спора вбежал
высоченный дервиш с нахальными голубыми глазами и честно предупредил
"вдову", чтоб она здесь "ваньку не валяла, а двигалась в темпе, ибо сделка
безналоговая и не фиг выкорячиваться, Аллах не одобрит"... Короче, на
продаже дамасского кинжала Али Каирского, с золотой рукоятью, украшенной
чеканкой и самоцветами, друзья выручили ровненько двенадцать полновесных
монет. Сумма скромная, но при любом раскладе - чистая прибыль, так как Лев
попутно стащил у скупердля изящный кумганчик с розовым маслом, почти новые
туфли и большой перстень с иранской бирюзой.
- Знаешь, мне начинает нравиться работать с тобой в паре. Оказывается,
от воровства есть свой прок. Плов купим, люля-кебаб купим, шаверму тоже
купим, сытые будем, как блохи на эмирской псарне!
- Не будем.
- Почему?
- Воровство - это грех и уголовно наказуемое деяние, - доступно пояснил
Оболенский, засовывая все деньги поглубже за пазуху.
- Из чьих уст я это слышу? Воистину, "если ты в обществе друга -
сердцем гляди в его сердце"! Ты испытываешь раскаяние, решил совершить
паломничество в Мекку и стать муллой?!
- Угу, просто ужас как смешно...
- И я о том же! - остановил друга Насреддин, - Лева-джан, какая муха
тебя укусила?
- Ох, Ходжуня, если б я знал... Но ведь, наверное, дело не во мне. Ты
вот можешь мне сейчас сказать ясно, честно и без балды - на фига тебе это?
- "Благородство и подлость, отвага и страх - все с рожденья заложено в
наших телах. Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже - мы такие, какими нас
создал Аллах!"
- M-м... хорошие стишки, кто автор?
- Твой дед, - меланхолично ответил домулло, привалившись спиной к
глинобитному забору. Его узкие проницательные глаза на мгновение замерли
двумя строгими щелочками. - Не торопи меня, я сам все понимаю, просто...
Хочешь сказать, что ведь я мог давно уйти? С деньгами или без денег, взять
осла, переодеться и с ближайшим караваном удрать из Багдада... Стран много,
где-нибудь да нашел бы себе пристанище, я ведь уже почти стал
законопослушным мусульманином. Что-то сломалось у меня в груди, Левушка,
оборвалось что-то... Когда свои же динары отдавал той женщине, у которой
сыновей казнили, а она смотрела так... Ты вот слово говорил мудрое -
"коррупция власти"! Я не знаю, что это... Но я не могу... не хочу, чтобы и
впредь наши матери такими глазами смотрели! Я все тебе понятно объяснил,
почтеннейший?
- Без базара, - так же ровно ответил Оболенский. Последний лед в их
отношениях был сломан.
- Тогда пошли?
- Пошли... слушай, а что ты молчишь всю дорогу, анекдот бы какой
рассказал, что ли?
- Вах, какой анекдот? Коран не знает такого диковинного слова...
- Ха, да будет врать! Я сам читал, что Ходжа Насреддин - национальный
герой народных сказаний и анекдотов.
- О пророк Мухаммед, да мало ли чего злые языки наговорят о бедном
любителе проказ и шуток... Не верь, Лева-джан, они все врут!
- Кто врет?
- Ослятник с соседней улицы, которому я продал семена для выращивания
ослов из уличной грязи... врет! Мулла, что выкупил у меня музыкальный
слух... врет! Толстая жена мясника, от которой вечно пахло навозом, а теперь
пахнет смесью благовонного мускуса и... навоза... тоже врет! Стражник,
купивший у меня чудодейственную мазь, отгоняющую комаров, но почему-то
покрывающую все тело мелкими прыщами...
- И он врет?! - едва не заходясь от хохота, подхватил Оболенский.
- Врет! - серьезно подтвердил Насреддин. - И нечего так ржать, я изо
всех сил старался угодить людям... Аллах высоко, он все видит и уж конечно
воздаст по заслугам злодеям, гонявшимся за мной по всему Багдаду с палками и
словами неудобоваримыми для целомудренного слуха правоверного...
x x x
Бесцензурная ложь -
сестра отредактированной правды.
Главная заповедь журналиста.
Вторично прокатить ту же комедию и перед высокородным господином
Шехметом не было никакой возможности - глава городской стражи ни в грош не
ставил бесноватые предсказания уличных дервишей. Будучи по природе своей
разбойником и негодяем, он тем не менее слыл человеком образованным,
начитанным и обладающим несомненными организаторскими способностями. Чтобы
вот так выбиться из среднего сословия, имея за плечами лишь железную волю...
Да-да, на самом-то деле слухи о "высокородное" господина Шехмета
распускались в первую очередь им самим. Принадлежа к известному роду
кузнецов Шираза, молодой Шехмет рано ушел из дому, прибился к караванщикам,
потом бежал в банду "коршунов пустыни", а впоследствии, победив на конных
скачках "байга", был отмечен эмиром, после чего и пошел в гору. Так что к
такому неординарному человеку требовался свой подход, и Ходжа Насреддин
понимал это лучше всех. Собственно, поэтому он благоразумно и попридержал
ножны от кинжала Али...
- О мой господин! Вас хотят видеть два соглядатая из казарм
благородного Али Каирского, - доложил дежурный охранник.
- Пусть войдут. - Начальник городской стражи недолюбливал фискалов,
доносчиков и осведомителей, хотя пользоваться их услугами не брезговал, ибо
польза от них была очевидной.
Они вошли... О аллах, как они вошли, это надо было видеть! Соглядатаи
шехметовского племянника протиснулись в узкие двери одновременно, плечом к
плечу, и промаршировали к развалившемуся на оттоманке начальству
отработанным строевым шагом, едва ли не до уровня груди поднимая ноги в
узконосых туфлях без задников. Причем тон задавал высокий широкоплечий
молодец, который, ко всему, был еще и слепым - его глаза прикрывала грязная
тряпочка. Щеки второго казались туго набитыми, как у хомяка, а глаза
старательно косили во все стороны. (Лично я дома тайком пытался провернуть
подобный трюк перед зеркалом - бесполезно! Глаза во все стороны не косят, а
у домулло как-то получалось...) Говорил высокий, тот, что пониже, пока
молчал.
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие! Шлем улыбки и цветы, чтоб
сбылись ваши мечты, как говорится. Вот, прибыли с секретным донесением,
прямиком от Алика.
- От кого?! - Грозный Шехмет оказался захваченным врасплох
нестандартной цветистостью приветствия и даже чуточку покраснел. А
широкоплечий дылда, широко улыбнувшись, ласково пояснил:
- Ну, от родственника вашего, младшенького, по материнской линии. С его
высочайшего соизволения мы ихнюю юную светлость за глаза только Аликом
величаем. Исключительно в целях конспирации и маскировки...
- И что же хотел донести до меня мой племянник Али, по прозванию
Каирская ртуть?
- А вот это товарищ мой верный по службе сию минутку нам и поведает.
Только вы, вашблагородие, не извольте прогневаться - у него в речи дефект.
Да и сам... в целом... не то чтоб совсем дефективный, но... с претензиями.
Он видит - я слушаю, он - говорит, я - перевожу, вот так и трудимся, ночей
недосыпая, на благо партии и народа... Виноват! Оговорился! Какой, к иблису,
народ, какая партия?! Мы тут исключительно за ради нашего драгоценного
эмира, чтоб ему в раю не чихалось и гурии вниманием не обходили!
- Что ты говоришь, несчастный?! - Разом опавший с высокомерного лица
господин Шехмет подпрыгнул так, что оттоманка перевернулась. - Неужели
великий Селим ибн Гарун аль-Рашид умер?!!
- С чего бы? - недоуменно переглянулись дервиши. - Увы, такой
офигительной радости он нам не доставил... Вы уж не перебивайте нас, ваше
благородие, а то мы как есть собьемся. Друган мой и так через пень-колоду
шпрехает, давайте уж лучше его послушаем... И молча!
Низенький косач (или косой низун?) пал ниц, потом встал на четвереньки
и, не дожидаясь, пока глава городской стражи разберется, что к чему, начал
громко нести совершенно несуразную белиберду:
- Мыдерьга ходидерьга к Алидерьга, чтобьщерьга емудерьга мозгидерьга
выправилерьга. Но гдедерыа в егодерьга башкедерьга мозгидерьга? Хранидерьга
Аллахдерьга такойдерьга родствадерьга...
Честно говоря, на слух какой-то общий смысл улавливался, но зачем
ломать себе голову, если рядом стоит слепой переводчик, который быстро и
деловито внес все необходимые объяснения:
- Имею честь доложить, господин штурмбаннфюрер, что ваш родственник
имел короткое рандеву с двумя представителями альтернативной контрразведки,
подчиняющимися непосредственно Верховной ставке. - Голос говорящего был
неприятно сух и как-то чрезмерно официален, напоминая скорбные сводки времен
Второй мировой войны. Шехмет, разумеется, ее не застал, Лев Оболенский тоже,
но он изо всех сил старался удержать то впечатление, которое они с Ходжой
произвели на всесильное начальство. А потому оба лепили правду-матку, не
давая грозному главе городской стражи даже рта раскрыть. Это был уже не
моноспектакль, а полноценное действо, достаточно зрелищное и
эстетствующе-аскетическое, вполне достойное как уровня игры актеров, так и
ранга зрителя...
- Уж мыдерьга емудерьга талдыдерьга-талдыдерьга, а ондерьга,
шайтандерьга, неверьдерьга! Упрямдерьга, как барандерьга... Ножомдерьга
грозилдерьга!
- Ваш племянник повел себя некорректно, хотя важность полученной
информации и меняла весь ход стратегических размышлений, но пренебрегать
выкладками специалистов из Генштаба - есть недопустимая оплошность!
- Егодерьга невестдерьга ханумдерьга Зейнабдерьга опятьдерьга
плутитдерьга. А ондерьга - ишакдерьга, ушидерьга висягдерьга в лапшедерьга!
Я самдерьга виделдерьга, мне другдерьга сказалдерьга, соврать-дерьга не
дастдерьга, клянусьдерьга чалмойдерьга пр ор окад ерьга...
- Увы, факты неопровержимы - в группе Алика завелся "крот", и он
передает самые секретные сведения международной аферистке, известной в
Багдаде под кличкой Зейнаб-мошенница. Она хочет завербовать Алика, используя
для этого подкуп, шантаж и неуловимое шпионское обаяние. Наш друг может не
выдержать...
- Но вотдерьга и ондерьга решилдерьга своимдерьга умомдерьга
павлиньдерьга, пойтидерьга в засаддерьга. Чтоб тамдерьга Зейнабдерьга и
взятьдерьга с поличдерьга! Аллахдерьга великдерьга! Алидерьга покадерьга так
юндерьга, что самдерьга не справдерьга с такойдерьга стервоздерьга... Но
ондерьга вас ждетдерьга...
- Кодовое название спецоперации, проводимой группой Алика с поддержкой
по флангам вверенных вам корпусов, от двадцати четырех ноль-ноль
сегодняшнего дня утверждено как: "Зейнабку - в охапку!" Алик надеется, что
родственные отношения, а также годы совместной службы в Австрии и Сайгоне
подтолкнут вас к принятию единственно верного решения. Фюрер верит в вас!
Примерно на этом месте Оболенский окончательно выдохся и едва не выдал
себя, порываясь снять с глаз повязку и вытереть ею пот. Насреддин вовремя
повис на руке друга, прошипев ему в ухо:
- Кудадерьга, дуракдерьга?! Ва-а-ах, далдерьга Аллахдерьга
дружкадерьга, шайтандерьга...
- Короче, - раздраженно закончил Лев, вспомнив о роли слепого, - ваш
племянник намерен еще раз проверить честность и добропорядочность своей
будущей супруги и очень просит вас со всеми войсками принять участие в этом
мероприятии.
- Какое участие? - кое-как выдавил вконец запутавшийся в "обстановке
жесточайшей секретности" начальник городской стражи.
- Самое оживленное! - охотно пояснили "спецагенты".
Шехмет кинул на них ястребиный взгляд, убедился, что не проняло, и
призадумался. По правде говоря, он и сам был не особенно ярым сторонником
этого брака. Старуха Далила со своей бесстыжей дочерью в свое время
покуражилась и над ним. Но племянник Али был молод, горяч, эгоистичен... так
что в конце концов дядя уступил. Однако вот он, неожиданный поворот судьбы!
Идея еще раз напомнить двум зарвавшимся женщинам, кто истинный хозяин улиц
Багдада, показалась господину Шехмету очень привлекательной...
- Клянусь бородой святого Хызра, вы принесли мне добрую весть!
Передайте Али Каирскому, что я приму участие в его охоте... Мои молодцы
будут только рады поразмять кости, в последнее время в городе очень уж
тихо... Подобная благопристойность настораживает, ведь шайтан не дремлет!
Итак, что должно сделать мне и моим людям?
- Сущие пустяки-и... - разулыбавшись, пропели Оболенский с Ходжой.
Последний, впрочем, тут же поправился и добавил таинственное "дерьга"...
x x x
...С наркозом как-то скучно...
Из разговора двух хирургов.
Госпожа Далила с дочерью проживали в роскошном двухэтажном особнячке в
западном квартале Багдада, у крепостных ворот. Весь второй этаж дома был
отдан под голубятню: почтовая служба слыла опасной и ненадежной, поэтому
птицам было больше доверия, чем замыленным гонцам и скороходам. К тому же
восточные традиции требовали немедленного умерщвления человека, принесшего
дурные известия, что здорово снижало престиж профессии, а свернуть шею
голубю казалось и более правильным, и в меру гуманным. Оговорюсь - не мне!
Лично я отношусь к "братьям меньшим" с большим уважением, но если придется
выбирать между птичкой и человеком... боюсь, я тоже сделаю выбор в пользу
своего вида... В тот день бабушка Далила на службу не пошла. Она мирно
вкушала послеобеденную дрему, когда шум у ворот проник в ее полусонное
сознание. Слуги кого-то активно гнали прочь, но эти кто-то (слышались два
очень разных голоса) яростно требовали впустить их в дом, иначе "...всему
Багдаду наступит полнейшая хана!". Возможно, старуха и не стала бы
дергаться, если б не прозвучавшие в пылу спора благородные имена господина
Шехмета и его племянника. Приподнявшись на локте, Далила-хитрица попыталась
позвать дочь, дабы та спустилась и выяснила "суть да дело", но из комнаты
мошенницы Зейнаб долетал такой янычарский храп, что волей-неволей пришлось
переться самой...
- Кто вы такие?! И по какому праву ломитесь в дом честной вдовы и ее
сироты-дочери? Помните, о невежественные грубияны, что мой кров находится
под охраной эмира!
Слуги и рабы послушно отошли в сторону, явив бабульке истинных
виновников скандала. Их действительно было двое. Один, высокий молодец с
седой бородой и русыми кудрями, выбивающимися из-под высоченной чалмы. Он
был одет, как уличный лекарь, но взгляд голубых глаз казался настолько
величественным, что хотелось согнуть спину. Второй, низенький крепыш с
необъятным пузом, явно напоминал индуса-астролога, глаза горели узкими
щелочками, кожа лица и рук напоминала сырую глину, а главное, прямо на лбу
был нарисован таинственный знак в виде сердца, пробитого стрелой. Несмотря
на грозный тон хозяйки дома, ни врач, ни астролог нимало не смутились, а,
дружно шагнув вперед, буквально втолкнули хитрицу в ее же двор.
- За воротами болтать непрестижно. У нас тут дело серьезное, эпидемия
по стране гуляет, а вы специалиста-дерматолога у дверей маринуете...
- Дермо... кого я мариную?! - опешила бабка, и Оболенский понял, что
счет открылся один-ноль в его пользу. Однако все равно постарался сделать
серьезное лицо и сурово подтвердил:
- Меня! И вот его тоже! А он, промежду прочим, крупный авторитет в
астрологии, экстрасенсорике и чистке кармы на дому.
Индус поклонился, приложив обе ладони ко лбу, и так пристально уперся
взглядом в подол старушкиного одеяния, что та невольно засмущалась и
отступила еще на одну позицию.
- Что угодно от бедной женщины двум почтеннейшим старцам?
Астролог одним жестом заткнул пасть лекарю, явно собиравшемуся ляпнуть
нечто скабрезное, и вежливо пояснил:
- О почтеннейшая и хранимая Аллахом Далила по прозвищу Хитрица. Да
будет тебе известно, что мы прибыли сюда из самого Кашмира...
- И даже не запылив туфли? - хмыкнула хозяйка.
- Наше путешествие пролегало по воздуху, - обезоруживающе улыбнулся
индус, - ибо йоги и звездочеты не нуждаются в путях простых смертных, воля
небес открывает им иные дороги. Но положение светил ныне таково, что в твой
дом может войти черная беда, и это будет иметь роковые последствия для всего
мусульманского мира.
- Судьба одной женщины?!
- И соломинки бывает довольно для того, чтобы сломать хребет
перегруженному верблюду! - наставительно поднял палец астролог. - Звезда
магов, Бетельгейзе, говорит нам, что время не терпит, и потому мы здесь. Но
я вижу в глазах твоих тень справедливых сомнений - призови нас в дом и
испытай нас!
- Да соблаговолят благородные мужи войти под сень моего скромного
крова, - подумав, согласилась старуха. Третий раунд можно тоже смело
записывать за нашими героями. Кто кого испытывал, надо было еще
посмотреть...
Поскольку дальнейшее шоу было делом затянувшимся, а литературное
произведение затягивать как раз не рекомендуется, то и мы возьмем из
сценария только сухие диалоги. Тон, выражение лиц, театральные паузы,
глубокомысленное молчание, закатывание глаз и заламывание рук читателю
предполагается домыслить самостоятельно.
- Венера, дарующая плотскую любовь и управляющая способностью к
деторождению...
- Вай мэ! Что ты говоришь, охальник, в мои-то годы...
- Н-да, животик выпуклый, но вялый. Тэк-с, тэк-с, тэк-с, это кто же
такой у нас тут ножкой толкается? Ах, это вы абрикосов перекушали...
- Луна, являющаяся для истинных мусульман духом просвещения, отражает
недуг и управляет природными силами...
- Ага, вот тут болит? А тут?! А вот так? А так?!
- А-а-а-а-а-а-а-а!!!
- Спасибо, я так и думал... Не надо смотреть на меня, как на садиста!
Больше не буду туда тыкать... Продолжайте, коллега!
- Призовем силы Меркурия, который, как известно, оживляет мозг,
возбуждает его функции и... и... Ва-а-х, что ты делаешь?
- Возбуждаю.
- О мой бородатенький шайтанчик, пожалей бедную вдову - нажми там еще
раз... Как это у тебя получалось?
- Бабуля, я лекарь! Не надо хватать меня руками!
- Сатурн, наполняющий селезенку живительной силой, дабы во время намаза
никто не посмел...
- Слушай, я забыл - селезенка с этой стороны?
- Нет, с этой стороны печень. А печень, как известно, является одним из
важнейших органов, дарованных человеку Аллахом, и управляется господствующим
духом Юпитера...
- Не щекочите меня, дети иблиса! Ваши матери ничего не рассказывали вам
о стыде и целомудрии?
- Пациентка, не подпрыгивайте! Я же просто страсть как люблю лечить
печень! У меня от нее еще ни один больной не умирал. Ну разве что исключая
лошадь... Курила, как зараза! Цирроз печени в чистом виде...
- Настал черед Марса! Ибо кто, как не он, распоряжается желчью...
- Бабушка, закройте рот, вы сейчас ею поперхнетесь.
- О аллах! О Мухаммед! О Мекка! О Ак-мечеть!
- Поздняк метаться - бобик сдох! Это я вам авторитетно, как врач,
заявляю. Хотя при должном лечении... возможно, месяц-другой... а при
амбулаторном уходе до полугода, может, еще и протянете.
- Но дух Махариши учит нас, что ни в чем так не проявляется воля
Аллаха, как в установлении четкого срока жизненного пути для каждого
правоверного. Истинный долг любого мусульманина - безропотно принять эту
волю и...
- Чего ты так на меня уставился? Я вообще-то в отпуске! Сам же видишь,
какой запущенный случай. Это ж клиника! Она помрет на операционном столе!
- Зей-на-а-а-аб! Доченька-а-а, уми-ра-а-а-ю!... Здесь наступает время
второго акта. Занавес, аплодисменты, антракт. Встретимся через пятнадцать
минут.
x x x
Мне бабы нравятся с фигурою Венеры...
Сандро Боттичелли.
Если вы думаете, что на крики "Доченька, умираю!" покорная дочь
примчалась, как электропоезд, то вы глубоко заблуждаетесь. Далиле-хитрице
пришлось звать свою "мошенницу" долго и упорно. Либо она была очень занята,
либо ее послеобеденный сон был воистину недобудимым. Лев и Ходжа,
перемигиваясь, отошли в угол, бегло уточнили детали, пока поднятые на уши
слуги не разыскали наконец заботливую дочь и не привели ее в вертикальное
положение. Зейнаб заявилась заспанная, мрачная, с всклокоченными волосами и
без косметики на лице. Скажем честно - лукообразных бровей, стрел-ресниц,
глубоких очей, подобных озерам, персиковых ланит и розово-лепестковых губ не
наблюдалось. Взорам наших героев явилась здоровенная бабища в рубахе до
колен и шароварах, с лепешкообразным личиком, плоским носом и донельзя
узкими глазками. Чадрой или вуалью она себя не прикрывала... Оно и логично,
ведь врачи и астрологи, равно как парикмахеры или торговцы помадой "Мэри
Кей", полноценными мужчинами не считаются. Бодрая мамаша упала дочке в ноги
с причитаниями, рассказывая, что всемилостивейший Аллах привел к ним в дом
великих целителей Востока, которые с одного раза угадали все ее старческие
недуги. Естественно, следовало срочно осмотреть и молодую хозяйку, но, увы,
на все старания вспотевшего от натуги астролога девица не реагировала даже
легким шевелением уха. Поднять-то ее подняли, но вот разбудить традиционно
забыли. Она впервые проявила интерес, лишь когда Оболенский важно заявил,
что подобная сонливость является первым признаком недоедания и как врач
рекомендовал побольше мучного и жареного. Через десять минут дочурка была
"готова"... Оставалось лишь объяснить, что и как они с мамашей должны
сделать сегодняшней ночью. Для "полного выздоровления", разумеется... Как
впоследствии припоминал мой друг, он один такую аферу ни за что на свете не
провернул бы. Да, собственно, и не придумал бы даже. Весь план "посрамления"
был рожден творческой натурой Ходжи Насреддина, который впервые развернулся
во всю мощь своего легендарного и полукриминального таланта. Лев лишь
предположил, каким образом компенсировать затраты на операцию и покрытие
морального ущерба бедного башмачника Ахмеда (не думайте, что мы о нем
забыли!). Дабы не распалять ваше законное любопытство мелкими деталями,
будем вести речь жестко и по существу. Итак, сразу из ворот Далилы-хитрицы
оба наглеца отправились к тому же Али Каирскому, дабы окончательно утрясти
все спорные моменты. Из казарм Али тем же размеренным шагом дунули на
шехметовское подворье, доложив главе городской стражи общую обстановку, а
также лишний раз заручившись всеми возможными гарантиями на сегодняшнюю
ночь. К вечеру парни буквально рухнули в чайхане без задних ног! С самого
утра везде пешком, ни минуты отдыха, все время на жаре, да еще и постоянно
переодеваясь на ходу... Пока они, едва ли не в лежку от усталости,
подкрепляли свои силы шаурмой и холодным щербетом, я сам попытаюсь примерно
рассказать, в чем намечалась соль затеи. Короче, Али Каирская ртуть со
своими людьми должен был сесть в засаду на востоке, где беленые крыши
соседей нависали над двором его невесты. Дядя Шехмет, в свою очередь,
планировал разместиться с запада, на близстоящих заборах. Одним было велено
смазать лица дегтем и надеть темное платье, другим рекомендовано одеться во
все белое, извазюкавшись мелом, дабы ничем не сорвать маскировку. А вот сама
Зейнаб-мошенница активно готовилась к лечению своей "безнадежно больной"
матушки, которое почему-то должно было происходить непременно ночью, не в
доме, а во дворе, и в таком неглиже, что правоверному мусульманину просто
провалиться со стыда на месте... Кроме всего прочего, доченька должна
поспособствовать изгнанию из маминого разума злобных черных демонов. Если вы
хоть что-то где-то поняли, то в нехватке демонов точно проблемы не будет...
Забегая вперед, даже подскажу, что недовольных памятной ночью тоже не было -
каждый получил, что хотел, честное слово! Ну а насчет потерь... Так это, как
всегда, легло на плечи эмирской казны, и Селим ибн Гарун аль-Рашид всерьез и
надолго заинтересовался личностью нового Багдадского вора.
- Пора, Лева-джан.
- Пора, Ходжа. - Лев пружинисто встал, потянулся до хруста в костях и
треска в халате, бросил два дихрема чайханщику с круглыми плечами и уточнил:
- Ты к кому пойдешь, к мужчинам или к женщинам?
- Это даже не вопрос, ибо тебя к женщинам подпускать нельзя. Возьмешь
на себя дядю с племянником. Что ты на меня так смотришь?
- Хочу увидеть в твоих глазах стыд, после того как ты оскорбил меня,
честного, скромного и очень порядочного человека...
- Я видел, как ты крутился вокруг мошенницы Зейнаб, - отрезал Ходжа.
- Ну и где твое чувство юмора? По-моему, вместе мы смотрелись в ритме
супер! Нет?! О, да ты ревнуешь!
- Избави аллах! - едва не перекрестился домулло и тут же шлепнул себя
по рукам, дабы впредь не перенимать жесты друга. - Пойдем, уважаемый, до
полпути нам по дороге.
Вдвоем они вышли на улицу, где голубоглазый бородач фамильярно подцепил
низенького "индуса" под локоток. Ходжа почему-то покраснел, но сбросить
хватку Оболенского было очень непросто. Как и большинство истинно русских
людей, после сытного обеда нашего героя тянуло на философию. А философия,
как известно, это вино и женщины...
- Ходжа, вот тебе какие женщины нравятся?
- Стройные, с высокой грудью и широкими бедрами, - напряженно ответил
Насреддин, окинув подозрительным взглядом мужественную фигуру Оболенского. -
Ты не подходишь, и не надо так ко мне прижиматься...
- Балда, я ж сугубо ради конспирации! - искренне удивился псевдолекарь.
- Но я ведь не в смысле внешности интересуюсь, а относительно поведения в
постели.
- Лева-джан, ты... как это... охренел, да?! - Ходжа наконец-таки
вырвался. - Какого шайтана ты лезешь в личную жизнь мусульманина?
- Ой, ну не нуди, моралист медресированный... О чем еще говорить двум
таким красивым мужикам, как не о подлых бабах?
- О Коране, о шахматах, о товарах, о минаретах, о звездах, об урожае, о
плове, о поэзии, о... - начал загибать пальцы домулло, но Лев
аристократически небрежно прикрыл ему рот и пустился в сладостные
воспоминания:
- А вот у меня как-то была одна плейбойстая подружка... так она любила
тоже поговорить. Причем именно в постели. Представляешь, да? Ну, короче, я
там тружусь вовсю, культурно, с обстановкой: вино мускатное, шоколад
самарский, чулочно-резиновые изделия из Китая, а она... Ну ни на минутку не
затыкается! Ей-богу, даже когда целуется и то что-то щебечет! И самое
главное...
Насреддин страдальчески закатил глаза, вздохнул, попытавшись ускоренно
передвигать ноги. Но, даже когда он почти бежал, размашистый шаг Оболенского
легко нагонял несчастного, и радостно рокочущий бас упоенно
разглагольствовал на всю улицу:
- И самое главное - ей все нравилось! Все-все, чем ни занимались, в
какой позе там, в каком ритме... комментировала все! Голосина - вторая
Бабкина! Ты как относишься к... ну, когда они там стонут, извиваются,
повизгивают, лепечут что-то ласково-поощрительное? Стой, не убегай! Дай
дорасскажу...
Ходжа вырывался изо всех сил, так. словно от этого зависела не только
его отдельно взятая жизнь, а нравственность и честь всего Багдада. На
каком-то этапе ему удалось высвободиться, он ловко нырнул под мышку
высоченного друга и крайне удачно скрылся в пересечении узких переулочков.
Оболенский плюнул, расхохотался, отказавшись от погони, но вслед домулло еще
долгое время долетали издевательские обрывки фраз:
- ...орала прямо в ухо: "Да! Да! Еще! Йес!!! Дас ист фантастиш! Какой
кайф!" А когда я часик спустя вышел на улицу, так эта дура в чем мама родила
вопила мне с балкона на весь квартал: "Это было здорово! Не уходи, я еще так
хочу! Прямо здесь, как там, на люстре!" Вот те крест, мне тогда - хоть
сквозь землю провались!... А сейчас скучаю... Так вот, к чему я все речь-то
вел, а ваши гурии в гаремах так могут? Не слышу?! А? Ну правильно, где им...
x x x
Опытный астролог подскажет критические дни...
Реклама в женском еженедельнике.
Та памятная ночь надолго запомнилась жителям Багдада. Впоследствии не
один год среди простого народа и даже купечества бытовало новое
летосчисление - как говорили на базарах: "Это было спустя две недели после
Ночи Похабных Шайтанов..." или "Все произошло ровно за месяц до Ночи
Бесстыжих Иблисов". Что и говорить, в те времена было не так много
праздников, почему люди и радовались любому мало-мальски значимому событию,
а уж тем более такому яркому... Давайте мы оставим на будущее, что там и как
наплели наши герои своим "подопечным", но главное - дело было сделано,
ситуация не выходила из-под контроля и в целом все шло как по маслу. После
вечерней распевки муэдзинов в район западного квартала к ухоженному
двухэтажному особнячку начали постепенно стекаться очень подозрительные
люди. Причем все были подозрительны по-разному: в частности, необычным
внешним видом, гробовым молчанием и тщательно скрываемыми под одеждой
странными предметами. А если быть еще более точным, то дележка шла лишь на
две категории - люди в белом и люди в черном. Те, что были закутаны во все
белое, пугали окружающих тщательно вымазанными мелом лицами и... большими
белыми подушками в руках. Наблюдательный глаз сразу отметил бы их успешные
попытки разместиться на беленой крыше соседнего дома, чуть нависающей над
забором двора госпожи Далилы. Группа людей в черном черными лицами не пугала
- попросту ужасала! Многие почему-то забыли изваксить себе дегтем шею, уши и
руки, что приводило случайных прохожих буквально в шоковое состояние. Под
длинными плащами черные незнакомцы прятали гибкие ивовые прутья. Хотя и
незнакомцами-то они, пожалуй, тоже не были: хорошенько приглядевшись, можно
было легко узнать загримированных стражников высокородного господина
Шехмета. Они, старательно избегая косых взглядов, разместились над северным,
небеленым, забором заднего двора все той же Далилы-хитрицы. Обе группы,
ведомые странными дервишами в специфическом рванье, заняли свои места
"согласно купленным билетам" настолько отрепетированно, что "черные" и не
подозревали о присутствии "белых". Как, впрочем, и наоборот. Оставалось
ждать, но недолго. На Востоке ночь вообще опускается удивительно быстро,
словно набрасывая на сонную землю фиолетово-черный персидский бархат,
усыпанный яркими фианитами звезд. Луна светила, как начищенный дихрем в
руках знающего ростовщика, и даровала театру боевых действий самое лучшее из
своих романтических освещений. Где-то после двенадцати на пустынный квадрат
Далилиного подворья вышли две разнокалиберные фигуры - одна низенькая и
плотная, другая высокая и плечистая. Низенький, судя по облику явный индус,
мелкой рысью обежал весь двор по периметру и все смотрел куда-то вверх в
карманную подзорную трубу, словно надеялся чего-то там разглядеть в
серпантинных гроздьях звезд. Потом вернулся к высокому, пошептал ему на ухо
и неожиданно громко оповестил едва ли не весь квартал:
- Луна в Раке! И пока Дева располагается под Водолеем, от их чудесного
союза произойдут удивительные для мусульман вещи! Тринадцатый градус
зодиакального дома Рыб находится под прямым углом к оси наклона Урана, что
дает невероятную мощь энергетическому потоку направленного течения
астрологической нумерологии, и если все это умножить на четырнадцатый куб в
квадрате Пифагора, то, с точки зрения Авиценны, уровень излечения болезней
Венеры будет не просто велик, а ошеломляюще эффективен!
Люди Шехмета и Али Каирской ртути слышали все. Но, по-моему, не поняли
ни слова! В особенности "эффективен"... Ходжа упер оригинальное словечко из
лексикона соучастника и в общем-то попользовался им абсолютно правильно,
поставив и вовремя и к месту. После чего раскланялся, удалившись в дом,
чисто по-брахмански пятясь задом. Стражи порядка, перемазанные в основные
шахматные цвета, вытянув шеи, ожидали развязки. Тогда высокий, очень
смахивающий на лекаря-шарлатана с ближайшего базара, неожиданно подпрыгнул
на месте и плавно пошел по кругу одному ему известном танце. До слуха
присутствующих долетали лишь обрывки совершенно незнакомых слов: "Не нарушу
клятвы Гиппократа, как бы мне ни стало хреновато..." Потом он встал в центре
двора и, обернувшись к дому, распростер руки к небу, зычно заявив;
- Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Зрители ахнули... Нет, никакой таинственной Сивки-бурки не появилось,
но прямо во двор дома собственной персоной вышла Далила-хитрица. Пока она
стояла ко всем боком, вопросов не было, но вот когда она, повинуясь жестам
лекаря, трижды повернулась на месте... Длинное, глухое, от горла до пят,
черное одеяние вдовы имело широкий треугольный вырез на спине! Для женщины
Востока такой шаг был равносилен революции. Лев с удовольствием послушал
скрежетание зубов, долетавшее со стороны забора и близлежащих крыш. Если
Ходжа уже успел переодеться, через несколько минут во дворе начнется
багдадский вариант игры в "казаки-разбойники", значит, нужно
поторапливаться...
- Итак, пациентка, гражданка Далила Казбековна Хитрицина, не первый год
активно страдающая склерозом, анемией, ишемией, гриппом, гайморитом,
циррозом печени, параличом мозга, геморроем, псориазом, а также по старости
лет и вирусом иммунного дефицита, наконец-то может приступить к последней
фазе окончательного и бесповоротного лечения. Во время оного пациентке
надлежит сохранять спокойствие и ровное, неторопливое дыхание. В противном
случае могут появиться массовые галлюцинации в виде крупных, подпрыгивающих
демонов белого и черного цвета, обычно появляющихся после четвертого литра.
Пардон, у вас, в Азии, уже после второго... Медсестра! Прошу вынести во двор
необходимое медицинское оборудование!
Из Далилиного дома, волнообразно покачивая бедрами, вышла законная дочь
хозяйки, девица Зейнаб по прозвищу Мошенница. Хотя, собственно, сразу ее
никто не узнал... Если бы вы знали, сколько времени Лев и Ходжа уговаривали
эту высокомерную дуру, по двадцать раз вдалбливая ей нехитрые детали
наипростейшего плана, - вы бы им только посочувствовали. Ведь если
разобраться, то чем дочурка заработала себе столь уважительную воровскую
кликуху? Всего лишь пару раз заманивала в заранее приготовленный дом
недалеких лохов, опаивала банджем, потом грабила подчистую и смывалась. Все!
За такое непыльное дело багдадцы дружно восславили ее как Мошенницу, да еще
удостоили отдельных глав в "Тысяче и одной ночи"... О аллах, загляните в
милицейские сводки первой попавшейся газеты! Вы поймете, что в сравнении с
аферистками современности Зейнаб была просто шаловливым ангелом. Но и с ней
пришлось повозиться... Я к чему клоню - когда во двор прошагала вызываемая
"медсестра", над крышей соседнего дома, как и над соседним забором, разом
возник ряд контрастных по цвету голов с одинаково отвисшими челюстями... Не
спорю, причина была достойнейшей! Лицо девушки было преступно открыто, но
если бы только оно... На голове Зейнаб красовалась белая шапочка с красным
крестом, а налитое тело было облачено в немыслимо короткий халатик с
распирающимся декольте и закатанными рукавами. Классические туфли с
загнутыми носами чуть портили общее впечатление, ' но в целом медсестричка
получилась в лучших традициях Голливуда. В руках добрая дочь несла поднос с
шестью маленькими горшочками, а также плошку с плавающим в масле горящим
фитилем. Высокий врач, г. бормоча про себя то ли специфические термины, то
ли ругательства (хламидиоз, ешкин пуп, гонорейка, растудрить твою в качало и
т.п.), брал горшочки по одному, пару секунд держал над желтоватым языком
пламени и ловко цеплял на открытую спину старухи. Честно говоря, сам
Оболенский проводил подобную процедуру впервые, но хорошо помнил, как в
детстве ему ставила банки бабушка. Правда, где и когда конкретно это было...
не помнил, ну и не важно. А важно то, что внезапно через весь двор пролетела
золотистая рогулька, угодив прямо в черную чалму слишком высунувшегося
господина Шехмета. Красная пыль взвилась в воздухе, мгновенно запорошив ему
глаза и нос... Перец! От дикой боли глава городской стражи взвыл и свалился
во двор. Следом за ним на всю улицу раздался радостный вопль:
- Наших бьют!!!
Люди Али Каирского и стражники славного Багдада в едином порыве
спрыгнули вниз. Вот тут-то все и началось... Самое веселье, можно сказать,
потому что безучастных не было! О том, что же произошло на самом деле, народ
задумался гораздо позднее...
x x x
Человеческой глупости надо ставить памятник!
Зураб Церетели.
Я вновь вернусь к бессознательно лежащему больному, в одну из
московских клиник. Ненадолго, рассказывать о том, что произошло во дворе
Далилы-хитрицы, мне и самому гораздо интереснее. Однако в любом
повествовании есть свои правила. Кроме того, описываемый мною случай был
по-своему ярким и красноречивым. Как вы помните (хотя как вы умудряетесь все
помнить?!), в одиночной палате Льва была установлена видеокамера на штативе
для непрерывного круглосуточного наблюдения. Первые три дня даже велась
постоянная видеозапись. Потом, как это вечно бывает в России, неожиданно
кончились средства. Сначала приняли решение старые записи стирать, а кассету
использовать заново. Потом почему-то непонятно куда стали исчезать и сами
кассеты. Короче, в результате на столе у ночной сестры появился маленький
монитор, в котором она, по идее, могла постоянно наблюдать передвижения
больного. Стоп, больной-то пребывал в коме, а значит, наблюдение велось
скорее с целью засечь того самого сумасшедшего вора, прячущего краденое под
матрас несчастного! Все так, все по уму "и все-таки... Понятное дело, что
пялиться в экран на самое однообразное в мире кино, да еще всю ночь, ни один
человек не выдержит. Под утро сорокапятилетняя сестричка уже вовсю клевала
носом, а когда, встряхнувшись, вдруг подняла глаза, то сначала просто
ахнула... А уж потом подняла визг, разбудила дежурного врача, еще двух
медбратьев, сторожа, кого-то из практикующих студентов и даже
выздоравливающих больных - в палате царил разгром! Ну, на первый взгляд...
так ничего особенного - кровать валяется на боку, а больной на полу. Кстати,
по-прежнему в коме, без малейших признаков проясненного сознания. Ну,
естественно, всей толпой навели порядок, проверили камеру (вещь
дорогостоящая!), на всякий пожарный прощупали постельное белье (все чисто,
никаких посторонних предметов!) и, шумно обсуждая произошедшее, отправились
восвояси. По общему убеждению, некто проник в палату Оболенского, наверняка
собираясь засунуть ему что-нибудь под матрас, но, заметив видеоаппаратуру,
сбежал. Да так резко, что впопыхах свалил кровать с бедняжкой. Льву
сочувствовали, медсестру втихую поругивали, догадываясь, что проспала... А
на бесследное исчезновение двух зажигалок, авторучки и брелка с ключами от
"Лады" никто особенного внимания не обратил. Тем более что хватились-то
всерьез уже на следующий день. И то только ключей. Но камеру и монитор все
же пока оставили...
Господа, я предлагаю коротенько, без детальной описательности,
посмотреть на происходящие во дворе вдовы Далилы события глазами очевидцев.
Их было много, поэтому и точек зрения у нас окажется немало.
Начнем с основных действующих лиц, например, с городских стражников.
Льву и Ходже ничего не стоило убедить их пойти на "ночное дело" сплошь в
черном. Ивовые прутья успешно заменили оружие - все-таки наши герои
планировали мирную аферу, а не массовое смертоубийство. Что должны делать
подчиненные, когда их боевой командир падает и кто-то орет: "Наших бьют!"?
Правильно - всем прыгать вниз и мстить врагу со страшной силой! А кто,
собственно, враг?! Конечно же тот, кто не как они. То есть не в черном, а...
Переходим ко второй группе - сторонники Али Каирской ртути. Уговорить
их пойти в белом на слежку за неверной невестой не стоило ни малейшего
труда. Племянник высокородного Шехмета легко купился на то, что в таком виде
его люди будут совершенно незаметны на фоне беленных известью крыш, а белые
подушки дадут возможность комфортно возлежать на жесткой поверхности. Каким
образом Али Каирский, с выпученными глазами пожиравший бесстыжую Зейнаб в
коротком халатике, ухитрился сверзиться вниз к беспрестанно верещащему дяде
- не знал никто! Возможно, его подтолкнули... Хотя кто бы это мог быть?
Однако видя, как к их господину бросились люди в черном, герои в белом тоже
посыпались во двор, яростно размахивая своим единственным оружием - пуховыми
подушками. Грянула грандиозная баталия! Суматоха усиливалась дикими воплями
обалдевшей Далилы-хитрицы, носившейся по двору взад-вперед с банками на
спине. Старуха справедливо решила, что воочию видит борьбу черных и белых
демонов за ее немощное тело. Здоровенная дура-дочь ничего не поняла, но
страшно испугалась, а потому встала на месте, однообразно воя на манер
пароходной сирены. Именно это надрывное, наполняющее душу тоской вытье и
разбудило полгорода. Народ логично предположил, что в соседнем дворе
происходит нечто ужасное, скорее всего - пожар! В те времена даже нашествие
врагов не казалось таким уж бедствием в сравнении с мгновенно выгорающими
кварталами бедных домишек. Так что первоначально на драчунов были выплеснуты
десятки кумганов воды. Это уж гораздо позже, когда люди хоть чуть-чуть
разобрались, что к чему, поле боя превратилось в подобие стадиона. Багдадцы,
со всех сторон облепив Данилин двор, кричали, подбадривали, свистели, делали
ставки... Выражаясь современным языком - отрывались по полной программе! Из
дворца эмира спешили войска, город гудел, правосудие началось где-то
утром... Законный вопрос: а чем в это веселое времечко занимался Лев
Оболенский? Он - крал! То есть выполнял свои прямые обязанности как самый
законопослушный Багдадский вор...
- Андрюшка, ты не представляешь, какой это был кайф! Когда Ходжа
запустил ножнами с перцем прямо в надменный лоб этого недоделанного Шехмета,
я стоял в максимальной близости к дверям и слинял прежде., чем их благородие
шмякнулось во дворик. Оттуда сначала - в дом, через заднее окно - на крышу,
ну и истеричного племянника, как ты понимаешь, мы турнули уже в четыре руки.
Всем по фигу! Все на Зейнаб смотрят! А она, доложу я тебе, хоть и толстая,
но гармоничная такая... с талией, кормой впечатляющей и грудь... во!
Бюстдатая женщина! Не совсем в моем вкусе, но впечатление производила. Так
вот, когда они всей толпенью устроили массовую охоту на демонов и старушка
Далила наматывала круги, как молодая козочка, я понял, что нашел для всех ее
болезней единственно верный рецепт. Слушай, может, мне здесь, в Москве, свой
реабилитационный центр для шизующих пенсионерок открыть?
- Здесь это не прокатит, - устало покачал головой я, у меня в тот вечер
вообще было скептическое настроение. Во-первых, сама авантюра представлялась
почему-то слишком уж простоватой, а во-вторых, Лева часто переувлекается и
насыщает рассказ несуществующими деталями, делая из мухи слона.
Оболенский вздохнул, вылил в свой бокал остатки пива, мельком глянув на
непочатый мой, и продолжил:
- Так там через десять минут полгорода слетелось посмотреть, кого бьют,
и послушать, как матюкаются! Кстати, матюкаются паршиво... "Шайтан тебя
раздери!" - самое страшное проклятие. Темнота, одним словом... Чему их
только в медресе учат? Ну, значит, мы с напарником ноги в руки и на
шехметовский двор. Подняли всех, кто остался, и послали на выручку типа:
"Там наших внаглую пинают!" Ходжа всех проводил, помахал платочком, потом
уже только мешки с незаконно нажитым имуществом на лошадей грузить помогал.
Он же герой легенд и анекдотов, ему красть нельзя, а мне вот буквально сам
Аллах велел! Шехмета грабили быстро, я взял что поприличнее, надо же было и
к Али Каирскому заглянуть... Знаешь, а там еще проще вышло - напели страже,
что в городе война (шум и вой за километр слышно!), велели грузить в арбу
самое ценное, так они нас еще и до базара проводили... Ночка была - самая
та! Нет, простых граждан я не обворовывал, я ж не уголовник какой... Но вот
уже на рассвете, когда стража эмирская всех зрителей по домам разогнала,
брошенную квартиру маменьки Далилы навестить не преминул.
- Хм... а она где отсыпалась? - не сразу уловил я.
- В эмирской тюрьме, где же еще! - радостно пояснил Оболенский,
незаметно подменяя мой почти полный бокал своим пустым. - Туда же всех
подряд замели; кто в чем виноват, разобрали уже к обеду. Хорошо, что у Ходжи
были старые связи с контрабандистами и товар мы сбыли в то же утро. На
вырученную сумму могли купить пару лавок и открыть свое дело. Так что чисто
в финансовом смысле наш друг Ахмед был полностью отомщен!
- А что же мошенница Зейнаб? Ведь всем было ясно, что ее просто
подставили... Неужели Али расторг помолвку?
- Братишка, Восток - дело тонкое... Женщине там мало что позволяется, а
уж ошибки не прощаются вовсе. По-моему, и Али, и Шехмет, и даже сам эмир
были тайно счастливы уже оттого, что таких подлых баб обманул простой
мужчина. Ну, двое мужчин, если быть точными... Погоди, я расскажу по
порядку. Минуточку, а что, пиво совсем кончилось? Кто идет за "Клинским"?!!
x x x
Мертвого классика легко похлопывать по плечу.
Из личного опыта.
Этот разговор, свидетелями которого бы были в предыдущей главе,
происходил где-то через полтора года после выписки моего друга из больницы.
Я тогда почти на неделю застрял в Москве по издательским делам,
соответственно, имел массу свободного времени по вечерам. Тогда-то
Оболенский и напал на меня со своей историей. Как уже говорилось,
публиковать свои мемуары он не собирался, но был от души счастлив, найдя в
моем лице благодарного и терпеливого слушателя. Я же поначалу внимал ему
очень рассеянно... Знаете, когда пишешь фантастические романы, вокруг
неожиданно начинают появляться всякие разные люди, так и норовящие
"совершенно безвозмездно" подсунуть тебе очередную "гениальную идею" для
будущего романа. Они бы и сами с удовольствием написали, да все как-то не с
руки, а так... пусть хоть знакомый писатель попользуется. В девяноста девяти
случаях из ста - это скучнейший бред, почерпнутый из дешевенькой фэнтези и
нетребовательного кинематографа. Отвечаешь вежливой улыбкой, обещанием
обязательно подумать, и соискатель уходит счастливый, в полной уверенности,
что он облагодетельствовал и меня, и человечество. Но вот в данном
конкретном случае... С каждым днем я убеждался, что сумбурный рассказ Льва
нравится мне все больше и больше, буквально не выходит из головы. В порыве
какой-то безумной эйфории я даже почти взялся за тетрадь, но быстро одернул
себя... "Что ты делаешь? - укоризненно обратился мой трезвый разум к
расшалившемуся вдохновению. - Тебе нельзя об этом писать! Мало того что ты
не был личным свидетелем указанных событий, мало того что на эту тему уже
существует ряд книг и кинофильмов, так ты еще и пытаешься составить
конкуренцию бессмертному Леониду Соловьеву! Не отпирайся! Что бы и как бы ты
ни написал - все равно это будут сравнивать именно с Соловьевым, ибо его
роман заслуженно признан классикой. Пытаться сказать что-то новое о
Багдадском воре и Ходже Насреддине - не только глупо и смешно, но
безнравственно и преступно! Придумай своих героев, о них и пиши. Зачем же
красть чужое?!" Все справедливо, мне нечем было крыть... Мое вдохновение
выкинуло белый флаг и почти месяц честно молчало, исправно соблюдая условия
обоюдного перемирия. Я не воюю с Соловьевым, не спорю с ним и уж тем более
(упаси аллах!) не конкурирую! Ничего такого... просто через месяц
вдохновение подло, по-партизански, сунуло мне карандаш в руку и пододвинуло
стопку бумаги. Неделю или две мы с ним трудились втайне ото всех... Потом
мой трезвый разум, полистав наши заметки, плюнул и махнул рукой: "Шайтан с
вами! Делайте что хотите. Быть может, из всей этой белиберды что-то и
получится. Но помните - я вас предупреждал!"
... Высший суд эмира вызвал всех четырех пострадавших. Палач с удавкой,
палицей и ятаганом уже стоял у "коврика крови". Эмир Багдада во что бы то ни
стало намеревался выяснить правду. Следствие проводилось рано, примерно в
девять утра, через день после Ночи Бесчинствующих Демонов (как я
предупреждал, названий у этой ночи было множество!). Думаю, настала пора
остановиться на личности эмира поподробнее. А то мы уже неоднократно
упоминали об этом человеке, зачастую рисуя его самыми черными красками, хотя
на самом деле вряд ли все было так уж однозначно. Селим ибн Гарун аль-Рашид
сел на трон, будучи вполне зрелым сорокалетним мужем, опытным в политике,
дипломатии и воинском искусстве. Его приход во власть был абсолютно
законным: отец умер своей смертью, иных претендентов на престол не
оказалось, так что все обошлось без интриг, заговоров и дворцовых
переворотов. Новый эмир не задушил город налогами, не проявлял излишнего
самодурства и наверняка являлся не худшим правителем, если бы не один
пунктик - педантичность! Очень редкое качество для восточного человека, я
вас уверяю... Так вот, еще мальчиком Селим доводил до слез всю прислугу
требованиями четко и неукоснительно исполнять все его капризы. Дальше -
больше... Во времена его правления самым большим преступлением считалось
нарушить букву закона! Даже не сам закон, а его скрупулезное, дословное
толкование. Организовав первый в истории исламского мира "крестовый поход"
против порока, он начал с искоренения воровства. Везде, во всем, вплоть до
мелочей, независимо ни от чего, никаких прощений или