было уже не очень нужно, следовало осторожненько перекатывать от куста к кусту... И осматриваться по сторонам, чтобы не спугнуть противника раньше времени. Оказалось, что гравилет врезался в землю метрах в ста от опушки вполне густой рощицы. -- С той стороны и заходим, -- прошептал старшина. -- Только не торопись, а то доспехи скрипят, как несмазанные. -- Они и есть несмазанные, -- буркнул Ростик, потому что до этой рощи нужно было еще добираться. Потом они поделили патроны, на каждого пришлось по десять штук. Для серьезной перестрелки совсем недостаточно, но делать было нечего. Летающая машина развалилась на несколько кусков, причем два из них продолжали дымить, хотя казалось непонятным, как могут гореть искореженные куски темно-серого металла. Никого из пилотов видно не было. И все-таки, не надеясь на удачу, разведчики выбрались из спасительной листвы, пригнувшись, двигаясь практически на корточках, как ни тяжело было это упражнение демонстрировать в доспехах. Когда до главной кабины осталось метров пятнадцать, Квадратный поднял руку. Извечный жест остановки заставил Ростика замереть на месте. И почти тотчас он и сам услышал, как где-то рядом что-то звенит, позвякивает, кажется, даже раздавались голоса... Вероятно, это и спасло им жизнь. Потому что как ни силен был удар о землю, как ни здорово исчеркали летающую лодку очереди крупнокалиберника с грузовика, один из летунов уцелел. Это был невысокий, метра в полтора, тонкокостный человечек, сложенный как все люди -- две руки, две ноги и голова с отброшенными назад длинными, белыми, словно снег, волосами. Он стоял к разведчикам спиной, согнувшись, пытаясь привести в чувства еще одного беловолосого летчика. Квадратный, смерив противника взглядом, подошел еще ближе, потом вытащил левой нож, а правой свой палаш. Перенес вес на правую ногу... И тогда-то почти оглушительно раздался скрип в коленном суставе доспеха. Летчик замер на миг, потом обернулся, выпрямился. Ростик беззвучно ахнул. Кожа гуманоида на тонком, птичьем лице была темно-красной, вернее, пурпурной, красновато-синей, того цвета, который в античном Риме из-за дороговизны назывался императорским. И на этом лице сверкали ослепительно зеленые, почти человеческие глаза. Пурпурный открыл рот в высоком, пронзительном крике, его тонкокостная, четырехпалая ручка дернулась к поясу, на котором болталось устройство, напоминающее громоздкий, навороченный пистолет... Но Квадратный хрипло выдохнул воздух, в воздухе раздался тонкий свист, и охотничий нож старшины воткнулся пурпурному в подбрюшье. Захлебываясь густой темно-красной кровью, пурпурный упал на колени, согнулся вперед, упершись лбом в пыльную землю. Прежде чем он успел затихнуть, Квадратный сделал несколько шагов вперед, поднял свой палаш и двумя руками, с хрустом, как дрова рубил, рассек пурпурному позвоночник. Пока Квадратный вытаскивал свой нож и разглядывал пистолет, снятый с пояса пилота, Ростик поднялся к турели, установленной на спине лодки. Стеклянный колпак разлетелся, и замысловатая пушка торчала вверх. На ней, как белье на заборе, висел труп стрелка. Вывернутая под немыслимым углом голова и раздробленное плечо не оставляли сомнения в том, что им не стали бы заниматься даже доктора пурпурных. Ростик отбил последние осколки колпака, выволок пурпурнокожего и, лежа на обшивке летающей лодки, дотронулся до рукоятей лучемета. Они определенно напоминали рукояти "максима". Гашетка была удобно развернута под большие пальцы Ростика, тоже как у легендарного станкача. Теперь следовало разобраться в системе проволочных треугольничков и подвижных планок, очень отдаленно напоминающих прицел земных пулеметов. Эта установка была самым действенным оружием, которым они пока смогли разжиться. В том, что ее скоро придется применить, сомнений не возникало. 18 -- Рост, Ростик! -- заорал вдруг Квадратный. -- Смотри! Ростик оглянулся, лежать на, покрытии летающей лодки было скользко, особенно в доспехах, и он при этом чуть не свалился. В балочке, куда нырнула машина, кипел бой. Впрочем, наверное, уже не кипел, машина горела. Черные клубы дыма расплывались маслянистой каракатицей, и вокруг этой каракатицы, как две гигантские трупные мухи, кружили летающие лодки. -- А где третья? -- спросил Ростик, напряженно осматривая небо за рощей. В самом деле, третьей лодки не было. То ли стрелок с машины "снял" ее, то ли она ушла за холмы и стала невидимой с этой поляны. Квадратный стащил с головы шлем, постоял так, потом снова водрузил его на место. -- Светлая им память. Они славно бились... Славно. Почему-то, несмотря на дым, в голову Ростика закралось сомнение. Ребята в машине были явно не дураками, а пошли в балку как явные лопухи. Скорее всего, они вовсе не от лодок прятали машину, а подставляли ее... чтобы незамеченными оставить свой доживающий последние минуты грузовик. Может, им удалось и это? Стоило этой мысли окрепнуть, как Ростик уже не сомневался, что они найдут в балке совсем не трупы. Вернее, найдут в балочке умных, ловких, отважных напарников. Вот еще знать бы, кто это? Ничего, скоро все прояснится... Квадратный вдруг заголосил так, словно вокруг него был, как минимум, батальон новобранцев: -- Воздух! И бросился в кусты. В руках у него тускло поблескивало странное, очень толстое в стволе и хлюпенькое в прикладе ружьишко пурпурных. Должно быть, он, несмотря на весь предыдущий боевой опыт, голосил от мандража. В самом деле, сколько бы старшина ни прошел драк до этого, каким бы опасностям ни подвергался, но пурпурные на летающих лодках могли испугать любого... Нет, решил про себя Ростик, только не меня. Хотя и понимал, что не освоит он, причем в пожарном порядке, особенности этой спаренной установки. Он снова пробежал глазами по прицельным рамкам и крестикам. В общем, конечно, для чего сделано -- понятно, но как это настраивать? Как устанавливать упреждение? Впрочем, упреждения, кажется, не нужно, лучи возникали между пушкой и целью мгновенно, нужно лишь поймать противника в прицел. Посмотрим, бой покажет. А где у них тут патроны? Внезапно Ростик увидел и патроны. Это были большие, размером с пятак, кругляшки, вставленные в длинную деревянистую рамку, по тридцать штук в каждой. И таких вот рамок вокруг оказалось видимо-невидимо. Они были аккуратно рассованы в специальные кармашки по периметру стрелковой башни. Так, с этим порядок. Бой кончится задолго до того, как он выпулит хотя бы десятую часть всего боезапаса. А вот как перезаряжаться? -- Рост, ты что, хрен тебе по горбине? -- проорал Квадратный из кустов. -- Ждешь, пока тебя поджарят? Они же сюда вдут! -- Знаю, -- отозвался Ростик, сосредоточенно пытаясь разгадать тайну защелки, отпускающей крышку затвора. -- Только надоело убегать. Пусть подойдут поближе, посмотрим, кто на кого охотится. -- Да они же тебя по доспехам в миг вычислят! -- Ты бы прикрыл меня сбоку. Два ствола, -- философски начал было Ростик, но так ничего экстраординарного и не придумал, -- это не один ствол. -- Ну... мужик, -- то ли с ненавистью, то ли наконец успокаиваясь, прорычал Квадратный. Потом из кустов раздался лязг и щелчок затвора. Вдруг и затвор спаренной установки распахнулся, крышка поднялась просто и легко. Вообще, вся система, если Ростик правильно ее понимал, работала аккуратно и плавно. Приятно было иметь с ней дело, разумеется, с этой стороны стволов. Лодки, как и раньше, чуть опустив носовую часть, шли на сбитую машину почти в ряд. Требовался взгляд очень хорошего стрелка, чтобы понять, что одна все-таки отстает от Другой. Это давало шанс, хотя, конечно, очень маленький. Ростик поднатужился и снял пушку с рамы. Какое-то время он думал устроиться на сиденье стрелка, но оно выглядело таким маленьким, что Ростик в доспехах явно не смог бы в нем поместиться. И кроме того, уж очень не хотелось оставаться на месте, когда можно было хоть как-то маневрировать, пусть и на своих двоих. Ближайшая машина вдруг, не меняя направления движения, повернулась боком. Зачем это ей понадобилось, неизвестно, но Ростик подозревал, что таким образом они могут стрелять еще и из бортовой пушечки. А может, все было проще -- они подыскивали место для посадки, вот и гасили скорость таким образом... Двести метров, сто пятьдесят... Стало ясно, что по крайней мере первая лодка садиться не будет. Она просто хотела пройтись над обломками или повисеть над ними, посмотреть как и что. Помолиться, что ли, чтобы они зависли, пронеслось в голове у Ростика. Но додумать до конца эту ценную мысль он не успел. Нужно было работать, и отчаянно быстро. Распихав в пустые подсумки как можно больше металлических рамок с пятаками, подцепив свою новую двуствольную знакомую, он бросился к кустам, растущим в стороне от тех, где засел старшина. Лодка вдруг рванула вбок, -- очевидно, пилоты заметили бегущего Ростика... Но нет, они так и не выстрелили, просто развернулись, чтобы и в самом деле зависнуть. В кустах найти подходящий сук и на нем лучемет было делом двух секунд. И вот Ростик уже смотрел через неприятно-чуждый прицел туда, откуда только что прибежал. Все более-менее было в порядке, вот только дыхание еще следовало успокоить. Когда разлапистая черепаха наконец зависла едва ли не в сотне метров от засады, Рост поймал ее в какой-то проволочный треугольничек и, стараясь не дышать, надавил на скобу. Зеленые ручьи ударили в серое небо, как пара небольших, негромких, но тем не менее довольно разрушительных метеоритов, против всех законов природы вздумавших взлететь. Они прошли чуть в стороне, и прежде чем Ростик сумел повернуть спарку в нужном направлении, лодка скакнула, резко набирая скорость. Пилоты в ней оказались мастерами своего дела. Зато вторая ничего не поняла. Или ее водилы растерялись, или вообще пропустили выстрел Ростика... Обойма, вставленная в затвор, с негромким лязгом проехала на две бляшки вправо. Два дымящихся пятака, ставших гораздо тоньше, упали на закованную в броню Ростикову ногу и соскользнули на землю. Они были сделаны не из металла, иначе звенели бы, а не шуршали, как твердая пластмасса... Вторая лодка вдруг оказалась примерно там, где прошел первый, неудачный выстрел Ростика. Он снова попробовал найти хоть какую-то систему в прицельных рамках перед собой... Нет, это бесполезно. Они были сделаны для гораздо более мелкого существа. Будь он размером с десятилетнего пацана, тогда еще имело бы смысл... Он нажал на скобу, выстрел пробил серое небо всего в паре метров от второй лодки. Теперь и она осознала опасность. Но управлялась эта машина не очень, прыгать с места, как первая, не умела. Скоба проехалась правее. Ростик сделал поправку и снова пальнул. Почти в тот же момент лодка выстрелила в ответ. Это был массированный, неточный удар наугад. Стрелял пурпурный в прозрачной башенке, а он Ростика не видел, и все прошло мимо. Лишь пыль да молодые листья взметнулись перед кустами, закрывая от Ростика эту лодку, снижая возможность прицельного огня. Может, для того и выстрелили, подумал Рост. Скорее наугад, чем по здравому размышлению он довернул стволы правее, совсем чуть-чуть, на волосок... И снова выстрелил. Лодка вывалилась из пылевой завесы, как огромная рыбина с растопыренными плавниками. Она оказалась так близко, что Ростик без труда видел пурпурные морды обоих пилотов. Они что-то делали там, за своей прозрачной преградой. Их статичность и напряженность всего этого боя странно контрастировали между собой. Снова выстрел, теперь это была не завеса, а прицельный выпад... Когда проклятая пыль чуть улеглась, Ростик почувствовал, что жив. А вот лодка оказалась в очень неприятном положении. Всего в двух десятках метров, не больше, прямо под стволами... Обойма проползала свой путь очень медленно. Ростик едва удержался, чтобы не поддать ей для скорости. Но все-таки она встала на место, где-то в утробе сухо щелкнуло, и Рост торопливо надавил на скобу. Этот выстрел показался мощнее прежних, -- должно быть, энергия зеленого луча при выстреле в упор меньше растрачивалась... Прямое попадание в бок, ближе к хвосту, сотрясло лодку, и изрядно. Она чуть не опрокинулась брюхом вверх, на мгновение Ростик увидел все ее четыре широкие лапы. Как они уже наблюдали сегодня, после попадания лодка стала раскачиваться. Потом ее дернуло в другую сторону... Ростик довернул турель и снова нажал на скобу, выпуская один поток зеленых лучей за другим, пока... Пустая рамка свалилась к его ногам. Судорожно, выругавшись так, что небесам стало жарко, он полез левой в подсумок, пытаясь раскрыть затвор правой. И все-таки опаздывал, раненый, но недобитый враг уходил. И вдруг... Это был, без сомнения, Квадратный. Холодно, как на стрельбище, прозвучал не очень даже сильный хлопок, и из кустов, куда он отволок трофейное оружие, ударил мягкий, переливчатый, кривоватый шнур. Это было очень похоже на ту молнию, которой стрелял двар из своей оглобли. Только, несмотря на изломанность, она воткнулась прямо в кабину пилотов. Потом прозвучал еще один хлопок, и снова попадание. Лодка стала заваливаться набок. Выровнялась, вернее, попыталась -- снова стала заваливаться... Ростик все-таки вставил новую обойму. Прицелился, надавил на скобу. Выстрела не было. Он судорожно стал дергать какие-то ручки, где-то тут находился затвор. Это было понятно, после перезарядки пушку полагалось взвести вручную... Потом что-то подалось, он дотащил какой-то мышиный хвостик до упора, прицелился... Удар потряс его так, что он чуть не выбил себе зубы о край шлема. Прежде чем он понял, что делает, повернулся всей турелью к новой угрозе. Это была вторая лодка. Она шла на него, хищно наклонившись, грамотно высчитав место. Ростик без труда видел, что помимо верхней турели на него нацеливаются еще и оба боковых ствола. Кажется, один из пилотов бросил управление и выискивал цель пушками, которые заметно дергались влево-вправо... Значит, они установлены не как у истребителя, а поворачиваются, как у вертолета. Прежде чем Ростик понял, что это его замечание, скорее всего, уже никому не удастся передать, из кустов серое небо над ними пробила новая молния. Она воткнулась лодке в бок, никакого ощутимого вреда не нанесла, но лодка чуть сбавила ход. Новый противник интересовал пурпурных летунов гораздо больше, чем странный тип,за спаренной пушкой, который не умел с ней совладать. Или в припадке самообольщении решили, что уже расправились с ним... А ведь расправились бы, если бы не доспехи, решил вдруг Ростик. Теперь он понял, что три или четыре удара каких-то осколков явно пришлись по броне. Будь на нем только ткань, не видать бы ему продолжения этого боя. Но теперь бой обещал быть куда как интересным. Потому что лодка противника повернулась почти на месте, чуть накренившись, показав свое серое, рыбье брюхо. И именно туда Ростик направил свои лучеметы. Потом вздохнул, стараясь расслабиться, словно дело было уже сделано, и надавил на скобу. Выстрел из обоих стволов оказался очень ровным и почти тотчас совпал с ослепительной вспышкой, потому что оба луча воткнулись не в брюхо, а в левую заднюю лапу гравилета, и она странно заискрила. А подброшенная на мгновение лодка стала заваливаться набок и назад, пилоты что-то попытались сделать с оставшимися поворотными устройствами на фермах, но спастись им не удалось... Провернувшись вокруг искрящей ноги, лодка рухнула на землю. Ростик почувствовал опасность на миг раньше и попытался снять свою пушку с ветки, но не успел. Его сбил с ног великолепный оранжевый взрыв, настолько мощный, что загорелись даже деревья в тридцати шагах от него, поглотив все обломки машины пурпурных. Ростик встал, поднял свой лучемет и стал оглядываться, выискивая уцелевшую лодку. Сзади раздался непонятный хруст. Ростик повернулся, его рука помимо воли искала на поясе оружие, хотя бы нож... Но это оказался Квадратный. Он ухитрялся держать свое новоприобретенное ружье и шлем в одной руке, а той, с которой потерял перчатку, вытирал пот, обильно струившийся по его коротко стриженной голове. Оказалось, он хихикал, должно быть, над не очень грациозными маневрами Ростика. Или у него наступила разрядка. Для порядка Ростик его спросил: -- Ты чего? -- Видел бы ты себя со стороны -- что ни выстрел, то мимо. -- Ты бы лучше оставшуюся лодку отслеживал, ведь вернуться может. -- И все-таки, помимо воли, Рост тоже хмыкнул. Внезапно из-за кустов, где только что сидел Квадратный, раздался голос Пестеля. Он вел жеребца. -- Она не вернется, она улепетнула, как наскипидаренная, -- помнишь, мы так говорили в детстве? Ростик кивнул. Они были молодцами, все вместе и каждый в отдельности. Даже еле передвигающийся Пестель. Впрочем, нежность к товарищам полагается скрывать. И Ростик сердито произнес: -- Помогите лучше погрузить лучемет на лошадь. Ценная же штука, пригодиться может. -- Еще как, -- согласился Квадратный и медленно сел на подломившиеся ноги. Только сейчас Ростик увидел, что его левая рука странно отставлена, а по серебристой кирасе струится яркая, человеческая кровь. Старшина был ранен, и весьма серьезно. Часть 4. Нападение 19 Ближе всего к месту боя с летающими лодками находилась обсерватория. Поэтому Ростик раздумывал недолго. Он сгрузил практически все, что было навалено на жеребца, посадил стеречь этакое богатство Пестеля и, молясь, чтобы пурпурные не послали к разбитой лодке свои наземные силы -- ведь должна же быть у них и пехота, -- поволок раненого Квадратного к выбранному убежищу. От всего оружия у него остался только "калаш" с неполным рожком да ружье пурпурных -- совсем неплохое оружие, если бы Ростик еще придумал, как из него целиться. Кроме прочего, это значило, что учиться придется в бою. Помимо ранения в плечо, которое оказалось не таким уж и страшным, старшине всерьез подранило ногу. Если бы не доспехи -- эти самые идиотские стальные скорлупки, по поводу которых они так нелестно прохаживались -- он, скорее всего, остался бы без конечности. Размышляя об этом, Ростик чувствовал, как проходит усталость, и даже пот в доспехах уже не казался невыносимым испытанием. Все вокруг словно вымерло, и у обсерватории тоже. Ростик подошел к ней со стороны кустов, похожих на низенький орешник. Лошадь в них спрятаться не могла, она торчала как айсберг из воды, выставляя качающегося от слабости старшину на всеобщее обозрение. У знакомой оградки, где когда-то стоял пост из голодных, изморенных девиц, кружила стая панцирных шакалов. Их было много, штук двадцать, но настроены они оказались в общем-то неагрессивно. Ростик только разок крикнул на них, и шакалы уступили ему дорогу. За оградой разрушения стали заметнее. Во-первых, покосился и обгорел сам купол. Во-вторых, обе антенны, предназначенные для наблюдения в спектре радиоволн, которые после Переноса представляли собой экзотическое украшение, были завалены. Почему-то именно по ним лодки нанесли главный удар. Следы этого удара -- изгрызенный зелеными лучами бетон, обожженные деревья, воронки до полуметра диаметром -- легко читались даже на расстоянии. Сараюшки за обсерваторией лишь обгорели, и это была несказанная удача, потому что именно там находился один из местных складов продовольствия. К сожалению, на этих складах не было оружия. А может, к счастью, подумал Ростик. Если бы они подпалили склады, а в них находилась еще и взрывчатка, от всей обсерватории остался бы только кратер неустановимого размера. А она была еще нужна, очень нужна. Вот в эти сарайчики, набитые на треть фасолью, связками сушеных грибов, консервами, которые все оказались нетронутыми, Ростик и привел жеребца со старшиной. Напоив Квадратного, приведя его в сознание, сунув в руки автомат и объяснив, что он на пару часов останется один, а потому должен не дать шакалам всех видов расправиться с собой, Ростик отправился в главное здание. И тут его ожидал сюрприз. Не успел он ступить в знакомый темный коридорчик, как ему навстречу из незаметной двери выпрыгнула какая-то невероятная фигура с карабином в руках. Ростик мог только поздравить себя, что оставил автомат старшине, иначе пустил бы его в ход прежде, чем сообразил, что это Перегуда. Когда и директор убедился, что видит перед собой Ростика, а не кого-то из пурпурных, он принялся так извиняться, что его даже пришлось прервать. -- Борис Михалыч, вы тут один? -- С сотрудницами. У меня здесь трое коллег... -- Есть среди них кто-нибудь, кто смыслит в медицине? -- Ростик помолчал немного, потом пояснил: -- Я привез раненого на склад. Перегуда сразу переполошился. -- Господи, ну почему же на склад? В самом деле, почему на склад, подумал Ростик. Тут же из той же двери появились три немолодые, но еще активные тетки, которые, бурно выражая волнение, изъявили желание мигом спасать старшину. -- Осторожней, там шакалы, -- попытался предупредить их Ростик. -- А мы уже приучили их держаться от людей подальше, -- произнесла одна из теток, воинственно помахав в воздухе старинным наганом. И Ростик почему-то поверил, что она не раз уже пускала револьвер в ход, а может быть, даже и умела почистить. Тогда осталась лишь одна проблема. -- Только покричите ему, что это я вас послал, -- произнес Ростик им уже в спины, -- а не то он, не дай Бог, стрелять начнет, не разобравшись. -- Может, мне с ними отправиться? -- спросил, сразу встревожившись, Перегуда. Для убедительности он потеребил неумелыми, мягкими руками свой карабин. Тот был спущен с предохранителя, и Ростик почему-то почувствовал себя неуютно. Он сразу же попросил оружие себе и без труда получил его. И даже вместе с подсумком, набитым патронами. -- Сделайте одолжение, возьмите, если он вам нужен, -- отозвался Перегуда. -- У меня еще есть в кабинете. Новый. Ростик с удовольствием привесил подсумок на пояс, поверх доспехов. Это лучше, чем возвращаться к Пестелю с мечом и ружьем пурпурных, из которого он пока так и не удосужился выстрелить. -- Что тут произошло, Борис Михалыч? -- спросил Ростик, надеясь получить хоть минимум информации. -- Прилетели эти, на летающих бочках, устроили кутерьму и, кажется, захватили город. Больше я ничего не знаю. -- Ладно, я схожу еще за одним своим приятелем, а вы пока не высовывайтесь. Вечером обдумаем, что следует предпринять. Он уже повернулся, когда Перегуда произнес: -- Только вы, Ростик, не будьте слишком... слишком доверчивы. Я слышал, многие негодяи перешли на сторону новых правителей Боловска. И даже... Впрочем, идите, все обсудим вечером. Размышляя над этими словами, Ростик и топал по рощам и кустам с разгруженной лошадью. Пестель оказался совсем не там, где он рассчитывал его найти. Как оказалось, к сбитой летающей лодке подходили новые и новые машины пурпурных, и биолог перетащил амуницию в более, как ему показалось, укромное местечко. Место в самом деле было настолько укромным, что, если бы Ростик не покричал, а Пестель не отозвался, они могли и не найти друг друга. Но все обошлось, и, снова нагрузив жеребца под завязку, как караванного верблюда, они двинулись к обсерватории. Солнце выключилось, когда они и не ожидали. Со всеми волнениями и драками второй половины дня время пролетело быстрее, чем они думали. К обсерватории подошли уже в темноте. Шакалы выли сердитыми голосами, а жеребец беспокоился, но стоило Ростику пальнуть в воздух, чтобы освоить новый для себя ствол, как стая разбежалась. Они вошли во двор и лишь тогда заметили, что со всех сторон их окружает слишком уж глубокая тишина. Для верности Ростик проорал: -- Эй, мы вернулись! Не вздумайте стрелять. -- А никто и не думает, -- отозвался из темноты мужской голос. Он явно не принадлежал Перегуде, и выговор у него был гортанный. -- Кто тут? -- Ростик пожалел, что отдал автомат, из него вернее бить на голос. -- Ростик, мне сказали, что ты должен тут появиться. Рост сделал несколько шагов и увидел на фоне белой стены сарая четкий силуэт. Он сделал еще пару шагов, не опуская оружия. Силуэт ожил и пошел ему навстречу, что-то бормоча под нос. Скорее по акценту, чем по голосу Рост наконец понял, что видит перед собой Эдика Сурданяна. Лучшего нельзя было и пожелать. -- Эдик! Вот ты-то нам и расскажешь, что тут произошло. Минут через двадцать, когда они устроили из холла обсерватории временную конюшню, разгрузили и обтерли вымотавшегося чуть не до смерти жеребца, напоили его и засыпали в торбу фасоли, за неимением овса, разожгли одну из оставшихся с зимних пор буржуйку, на которую поставили котелки с водой для каши и чая, к ним присоединился и старшина. Он был слаб, но крепился. И в любом случае хотел принять участие в обсуждении необходимых действий против пурпурных. Но сначала следовало выяснить, кто они такие, чего хотят и где их главные базы. Когда Эдик осознал, что все эти вопросы адресованы к нему, он очень удивился: -- Я же ничего не знаю. Я был на севере, когда произошло нападение. Мы с Наумом Макаровичем должны были обозначить дорогу в Чужой город. -- Дорогу, вот так сразу, вдвоем? -- съехидничал Пестель. -- Нет, -- подначки добродушный Эдик не заметил, -- не совсем сразу, а все-таки по карте. -- Понятно, -- согласился Ростик. -- Разметку делали... А где сейчас Вершигора? В самом деле, судьба бывшего главного редактора "Известки" требовала ясности. -- Так он же отправился к сигнальной башне. А меня послал сюда. -- Почему к сигнальной башне? И что это вообще такое -- сигнальная башня? -- спросил Пестель. -- Так все называют башню с сигнальным шаром, -- пояснил Перегуда. -- В общем, это довольно разумно. Вот только... -- Вы думаете, там собралось немало народу, который размышлял, как Вершигора? -- спросил его Ростик. Перегуда внимательно посмотрел на Ростика. И кивнул. -- Тогда я отправляюсь туда, -- сказал Ростик, подбирая свой шлем и карабин. -- Во-первых, людей нужно накормить и обогреть. А во-вторых, новости узнаем, не может быть, чтобы там не было кого-то, кто бы не знал, что тут произошло. 20 Ростик проснулся от чьих-то пальцев, которые качали его за плечо. Он открыл глаза, вокруг стояла темень, тело болело, хотя доспехов на нем не было. Сейчас это как раз и раздражало, похоже, он привык спать в железе, на спине, как чурка какая-то. Без доспехов он чувствовал себя каким-то раздетым. -- Ты кто? -- спросил он темноту. -- Ростик, это же я, Эдик. Я за ними сходил и привел. Тогда Ростик вспомнил все. Он не пошел за людьми к сигнальной башне, он просто споткнулся, когда вставал, и самым потешным образом растянулся у огня, чуть было не вылив на себя котелок с чаем. Вот тогда-то Перегуда веско произнес: -- Все, выработал ты свой ресурс, парень, ложись спать. А за ребятами к башне Эдик сходит. И как Ростик ни протестовал, его мягко, но настойчиво отстранили от этого дела, уложили спать, причем особую настойчивость и властность проявили как раз обсерваторские тетки. А по темному полю, за пять километров вокруг враждебного теперь Боловска отправили бывшего журналиста. -- Сколько времени ты ходил? -- спросил Ростик, плеснув себе в лицо холодной воды из котелка. -- Долго. Туда шел -- заблудился, обратно пошел -- тоже едва не заблудился. Всего часов шесть получилось. Чуть шакалы не напали... Раздражение прошло. Ростик чувствовал себя отдохнувшим. Давно так не спал, -- должно быть, настроился на глубокий сон, да еще в безопасном месте, когда караул несут другие... Да, шесть часов сна -- такого, пожалуй, месяца три не было. -- Ну, пошли, -- он подхватил карабин, и оба потопали вниз, причем теперь, без доспехов, он мог идти совершенно бесшумно. И легко, словно его накачали гелием, как аэростат, и он вот-вот взлетит под потолок. Народу в холле было много, прямо гул стоял от голосов. -- Сколько же людей ты привел? -- Человек тридцать. Там есть даже женщины и дети. -- Дети? -- Двое. Они вышли в холл. Теперь тут горели все печки, которые, похоже, смогли достать в обсерватории. На них булькала вода, хлюпала разваристая каша. Люди грелись и вдыхали запахи еды. К радости Ростика, мужиков оказалось больше половины. Это давало определенные возможности. Но их еще нужно было создать. Поэтому он вышел на середину комнаты, где было чуть светлее, и громко, отчетливо объявил: -- Ребята, я думаю, если мы будем просто прятаться, нас не сегодня, так завтра возьмут. Поэтому все, кто хочет попробовать что-нибудь сделать, давайте сядем кружком и расскажем, кто что знает. Думаю, после этого станет ясно, что следует предпринять в нашем положении. Почти никто не отозвался на этот призыв. Но Ростик отлично выспался и не хотел ждать. Да и ночные часы полагалось бы использовать с умом, вот только еще бы знать, в чем этот ум сейчас заключается. Он заметил, что вокруг самой большой из печей сидят три девушки в форме с блестящими глазенками, одна из них чуть было не поднялась, чтобы доложиться, когда он повернулся в их сторону. Вероятно, из служивых, решил Рост. К ней-то он и подсел. -- Ну, вам, кажется, есть что доложить, -- сказал он. -- Так точно, товарищ командир. Мы трое находились на сигнальной башне, когда они налетели, -- зачастила та, что пыталась встать. В ее выговоре проскакивали певучие хохляцкие нотки. -- Когда это было? -- Позавчера, сразу после обеда. -- Сколько их было? Вокруг стали собираться люди. -- Много. Я даже со счета сбивалась... -- Было их штук триста. Я имею в виду -- этих самолетов, -- вмешалась вторая, черноволосая, с темными глазами, похожая на цыганку. -- И шли они с востока. -- Да, прямо страшно было, -- согласилась хохлушка. -- Рост, помнишь в Чужом городе турельные баллисты на крышах? -- вдруг проговорил Эдик. Оказалось, он стоял сзади и внимательно слушал. Это была хорошая идея, Ростик даже хлопнул его по руке... И все-таки нет, вдруг решил он, там что-то другое. Против трехсот спаренных лучеметов все баллисты города зеленокожих не очень помогут, любому ясно. Впрочем, сейчас не об этом... -- Мы попытались отбиться, -- стала докладывать третья, она точно была из Боловска, Ростик даже ее лицо вспомнил, вот только имя не знал, -- но у нас были только карабины. Ну, выпулили мы по паре обойм, а потом удрали. И вовремя, они как вжарили своими зелеными лучами, башня чуть не рухнула. -- Я видел, незадолго до вечера кто-то подавал сигнал тревоги -- семь оборотов в минуту. -- Подал голос Квадратный из темноты. Боловская кивнула. -- Это мы трое. Остальных ранило, они не могли работать. После боя мы взобрались на башню, ее хоть и поуродовало, но нас она выдержала, и попробовали крутить рычаги. Вот только один самолет нас опять заметил и атаковал. Пришлось снова прятаться. А потом он ходил кругами, как леший... И мы ушли окончательно, что с ним сделаешь? -- Правильно действовали, молодцы, -- отозвался старшина. -- Так, с нападением все понятно. Кто знает, что было вчера в городе? -- Я знаю, -- от дальней печки поднялся высокий, плечистый парень. Кажется, он был одним из тех, кто ковал доспехи. Сейчас у него в руках была алюминиевая миска со свежей кашей и ложка. Не выпуская их из рук, он подошел к Ростику, опустился на корточки и, продолжая есть, стал рассказывать: -- В общем, дело -- дрянь. Они высадились сразу в центре, на заводе и, я слышал, на аэродроме. Из них выскочила тьма пурпурных. Все с ружьями, знаешь, немного похожи на наши, вот только ствол... -- Знаю, -- кивнул Ростик. -- Ну вот, стали распихивать людей по домам. Многие разошлись и носа на улицы не кажут -- что поделаешь, оккупация. Это было позавчера. А вчера около полудня вдруг появились люди и стали орать, что Борщагов объявил себя гауляйтером. Для тех, кто будет оказывать сопротивление, вяжут ошейники из колючей ветлы, знаешь, есть такие кустики? -- Не знаю, но это не важно. -- На терновник похоже, довольно неприятная штука, -- договорил кузнец. Он доел свою кашу, облизал ложку и сунул ее за голенище сапога, а миску передал кому-то из тех, кто в темноте ждал своей очереди. -- Так, говоришь, оккупация? -- переспросил Квадратный. -- Я им покажу оккупацию! -- Внезапно он взъярился. -- Тихо, старшина. Криком не поможешь. -- А чем, чем поможешь?! Ростик подумал. Идея, которая пришла ему в голову, была глупой. Он и сам считал так. Вот только она была единственной, а потому, может быть, и правильной. И все-таки торопиться не стоило, потому что, следуя ей, он поведет в бой людей и не простит себе, если выяснится, что они гибли зря. Впрочем, в такой ситуации зря никто не погибнет. -- Говоришь, оккупация? -- Да, оккупация. И пришли они надолго, если... -- Если -- что? -- Если мы их не вышвырнем отсюда. -- Кузнец встал и пошел к своей печке. -- Я тоже об этом думаю, только не знаю, как это сделать, -- произнес ему в спину Ростик. Кузнец повернулся. Постоял и возвратился, сел рядом. Уже не на корточки, а на длинное полено, которое занимал Эдик. Журналисту пришлось подвинуться. -- Так какие будут идеи? -- спросил Ростик. Он ждал, ждал того приступа, который начинался тошнотой, болью, слепотой, холодом, а кончался отчетливым пониманием, что и как нужно делать. Иногда это было сильнее, иногда слабее, но такой приступ еще ни разу не приводил к ошибке. Пробовать-то он пробовал, да только сейчас ничего не получалось. Это могло иметь два объяснения: или его первая идея была правильной, или все будет развиваться независимо от их воли и желаний. С этим соглашаться не хотелось, но и поделать, кажется, ничего было нельзя. Неожиданно заговорил Пестель: -- Рост, пожалуй, нужно связаться с Чужим городом. Как минимум, нам подскажут, какую тактику следует избрать в этой ситуации. Ростик набрал побольше воздуху в легкие, огляделся. Вокруг сидело до смешного мало людей, но он был уверен в своей правоте и произнес: -- Я думаю, пока они не закрепились, следует атаковать. -- Атаковать? -- переспросил кто-то, не поверив своим ушам. -- Атаковать, нападать, штурмовать -- как угодно. -- Да что же мы можем сделать, если они нас взяли как цыплят в корзинке? -- Они нас "взяли", потому что мы были не готовы. Теперь роли поменялись -- не готовы они. -- Откуда ты знаешь? Ростик не видел в темноте того, с кем ведет разговор, но решил не мелочиться и рассказал про бой грузовика с пятью летающими лодками. Его рассказ произвел впечатление. -- Нападать -- это дело, -- произнес кузнец, когда в холле Установилась тишина. -- Нам нужно оружие, которое могло бы заваливать их самолеты. Крупнокалиберный пулемет отлично подошел, только он был один. Сейчас у нас есть одна их пушечка, но для боя ее маловато. Кто может предложить что-нибудь еще? В темноте поднялся мужичок. Когда он вышел на свет, Ростик чуть не шагнул ему навстречу. Это был Чернобров, старина-водила. Похоже, именно с ним Ростик и препирался в темноте. Он проговорил: -- В пристройке центральной усадьбы совхоза Квелищево есть арсенал. Я видел там бронетанковые ружья. Мне кажется, они подойдут. -- Ты точно видел? -- Кузнец поднялся и потянулся всем своим могучим телом. -- А боеприпасы? -- Боеприпасы там тоже есть -- сам возил. -- Тогда так, -- проговорил Ростик. -- Все, кто не хочет тут сидеть и ждать, пока ему свяжут ошейник, выходи строиться во двор. -- Заметив, что Квадратный сделал было движение, подбирая раненую ногу, он веско добавил: -- Раненых прошу обеспечивать тыл. Первыми после этого призыва рядом с кузнецом стали три девушки. Но и без их порыва желающих вернуть себе город было много. В строю оказались практически все. Еще и препираться пришлось, чтобы хоть кто-то остался, -- например, три обсерваторские тетки во главе с Перегудой. 21 Двигаться без доспехов в самом деле было сплошным удовольствием. Но всему приходит конец, и Ростик поверх отцовской тельняшки и кожаной поддоспешной куртки облачился в свои скафандроподобные железки. Самому справиться с этим было трудновато, но ему усиленно помогал Пестель. Окинув взглядом его слабенькую кирасу и втайне радуясь, что биологу из-за ранений придется остаться в обсерватории, Рост мрачновато пошутил: -- Когда погибну, можешь забрать мои доспехи, вот только ноги придется удлинить или, наоборот, -- отрезать. Да и с руками тоже... -- Даже не думай, -- резче, чем хотелось бы, отозвался Пестель. Шутки не получилось. До Квелищева было довольно далеко, больше десяти километров, да еще в темноте, да еще по непонятно чьей территории. Да еще то и дело втыкаясь в стаи шакалов. Их почему-то развелось в округе больше обычного. -- И чего их столько? -- спросил Ростик, ни к кому особенно не обращаясь. Ему ответил Чернобров: -- Трупов много. Вот они и чуют. Ростик оторопел: -- Чьих трупов? Никто ему не ответил. Поэтому Ростик решил, что люди вокруг знают что-то такое, чего не знает он. Это его сбило с толку, но, в общем, злиться не было желания. К хутору они подошли, когда до рассвета осталось часа два, самое время для неожиданного нападения. Расстановка сил прошла легко и быстро. Почти каждый в свое время так или иначе воевал, понимал ситуацию совсем неплохо и действовал расчетливо. Именно по этой расчетливости Ростик вдруг понял, что новым противникам люди не верят, ждут какого-то подвоха и, пожалуй, даже боятся. Это казалось странным. Война с насекомыми была очень тяжелой, а их не боялись. Нападение саранчи -- летучих крысят -- тоже вышло очень кровавым, со множеством потерь и в людях, и в имуществе горожан, а их почему-то просто пережидали. А этих боялись, как гитлеровцев, как чоновцев во время продразверсток, как заградотрядов, которые в любой момент могут ударить в спину, и никто из чекистских палачей не будет считаться виновным. Но произносить никаких укрепляющих дух речей Ростик не стал. Тем более что сразу после весьма напряженного перехода почему-то похолодало. Да и тишину полагалось соблюдать. Все и получилось как по писаному. Впрочем, охранников всего-то оказалось пятеро. Двоих взяли рояльными струнами, наброшенными на тощие, белеющие в темноте шеи, двоих зарезали ножами под каски, а последний, тот, кого поймали на одиночном обходе в самом темном закуте, так испугался, что даже не пискнул и тем более не воспользовался оружием, когда его мигом окружили нападающие. Потом взломали и вошли в склады. Первый оказался набит каким-то тряпьем, -- кажется, это были армейские палатки, оставшиеся еще с тех времен, когда под Боловском ставили летние лагеря для солдатиков. Это происходило еще на Земле, и Ростик, перебирая в свете факелов шуршащий, пропитанный какой-то химией брезент, почувствовал с особенной ясностью, что то время никогда не вернется. Второй и третий склады оказались продуктовыми. Серьезной еды в них, конечно, не было, но соли, каких-то трав и вездесущей местной фасоли оказалось немало. Ростик на минуту задумался: если город еще прошлой осенью заготовил столько этой фасоли, почему же так голодали в убежищах люди, но ничего не придумал. Наверное, решил он, в правилах так называемой советской власти было морить людей голодом. Как начали при Ленине, так и не смогли остановиться. Даже когда еда лежала на складах. Ну, Бог им судья. В конце концов, они пришли сюда не за фасолью. В конце третьего склада оказался еще один выход, даже ворота. И перед ними стояло пять новеньких ЗИЛов, чуть-чуть запыленных, но блестящих, словно они были выходцами с другой планеты. А ведь и в самом деле -- с другой планеты, усмехнулся Ростик, не из Полдневья, а с Земли. Чернобров сразу сунул факел, который нес перед собой, одной из девиц, кажется цыганке, поднял капот машины и стал упоенно копаться в моторе. Ростику даже пришлось сказать: -- Чернобров, мы ведь не ради твоих цацек сюда вломились. -- Погоди, командир, если эти цацки заведутся, мы отсюда гораздо больше добра увезем. Да и назад будем топать не на своих двоих. -- А топливо? -- спросил кузнец. Ему Чернобров даже не ответил. Он лишь мотнул головой в темный угол. Когда Ростик подошел к этим стенам с факелом, то увидел несметное количество металлических двухсотлитровых бочек. Кузнец пощелкал согнутым пальцем по одной из них. -- Полна, -- прокомментировал он. -- Чернобров, ты думаешь, это бензин? -- повернулся к счастливому водиле Ростик. -- А как же... Только вы там факелом-то не очень. Не то поджаримся тут -- сам Господь не узнает, где из нас кто. Кузнец деловито кивнул и отошел. Ростик подался за ним. И только потом спросил: -- А оружие? Ты же говорил -- противотанковые ружья и все такое? -- Ищите, -- отозвался водила. Он был счастлив. Даже стал что-то пояснять цыганке, которая взобралась на бампер и через его плечо попробовала заглянуть в утробу мотора. -- Командир, -- вдруг раздался голос из-за ворот. Ростик подошел, ворота были не на запоре. Вернее, они когда-то были заперты, но замок давно сбили, вероятно, решили, что живой часовой будет надежнее. В прежние времена этого бы не хватило, а сейчас... Сейчас так было даже удобнее машины вывести и самому выйти. Ростик вышел из склада, превращенного в гараж. Тут стояла хохлушка. Она затараторила: -- Оружие нашлось. В складе за оцинкованными воротами... Пойдемте, я вам покажу. Оружия на самом деле оказалось не очень много. Но ружья были. И патронов к ним нашлось немало. Только тут Ростик понял, что возня Черноброва с грузовиком имела смысл -- на руках они вряд ли могли уволочь больше трех-четырех этих невероятно тяжелых бандур. И как их носили в Отечественную? Ростик вернулся к Черноброву: -- Ну, ты скоро? -- Для ремонта трех машин, заправки, загрузки оружием... До рассвета управимся. -- До рассвета? -- Ростик задумался. -- Тогда так, даю тебе троих ребят, командуй, а мы устроим налет на их гарнизон. Чтобы они нас не упредили. -- Это дело, -- кивнул кузнец. Он вообще теперь не отходил от Ростика ни на шаг. -- Командир, троих будет мало. Что я сделаю с тремя-то? -- Потом, когда мы их припечем, отошлю всех, кто сможет работать, оставлю только прикрытие для наблюдения за противником, -- пояснил Ростик. Так и сделали. Оставить кузнеца в гараже стоило Ростику труда. Кузнец сопротивлялся, но когда стало ясно, что только он может управиться с залитыми под завязку бочками с бензином, нехотя согласился. Еще оставили цыганку и какого-то мрачного верзилу, который, как выяснилось, страдал куриной слепотой. Остальных Ростик построил, выдал оружие и приказал атаковать только после его, командирского, выстрела. Но внезапной, аккуратненькой атаки не получилось. Неожиданно прибежала цыганка, посланная Чернобровом. Она почти отчаянно заорала: -- Идет, от Квелищева свежий караул идет! Впереди -- пурпурный. А за ним пять человек. -- Взвод, слушай мою команду! -- Ростик повернулся к неровному ряду людей. -- Атакуем в поле, чтобы как можно быстрее добежать до их казарм. Если они успеют организоваться -- хана нам, долго не выстоим. Даже не разбивая людей по отделениям, как партизан каких-то, Ростик повел отряд вперед. Свежий караул подошел к складам, отстоящим от самой деревни и окруженным колючей проволокой, метров на сто, когда их встретил дружный, даже слишком щедрый огонь. Ярко освещенные своими же факелами, полусонные караульные полегли все. Ростик работал полученным от Перегуды карабином Токарева, таким, к которому привык во время обороны вагоноремонтного завода. Выставив прорезь до минимума, он поймал на мушку пурпурного и, как было договорено, сделал первый выстрел. Тонкая, низенькая фигурка с белыми волосами, сверкающими от факелов как новогодний дождь, сломалась в груди, словно у чужака разом оказалось перебито все тельце. А больше стрелять Ростику не пришлось, все кончилось быстрее, чем он успел еще раз прицелиться. Зато потом пришлось бежать вперед, и даже подгонять отстающих криками. И все-таки они опоздали. На главной площади деревни при свете десятков факелов, невесть откуда появившихся, уже толкались и люди и пурпурные. Этих, правда, было маловато, всего душ шесть-семь. Их и положили в первую очередь, несмотря даже на то, что ответный огонь вели как раз люди. Но без командиров перебежчики оказались менее стойкими, быстро залезли назад в казарму и не очень-то стремились оттуда вылезти. Среди них оказалось двое убитых, и один раненый полз по грязи к своим, в сторону бывшей совхозной усадьбы. Ростик поймал было его на мушку, потом отвел ствол. Стрелять в эту копошащуюся в холодной ночной грязи фигуру он не мог. Его добил кто-то другой. Один точный выстрел из "каяаша", как в аптеке, вогнал пулю между напряженных лопаток, раненый стих. Гарнизон Квелищева отозвался на этот выстрел слитным огнем. По нему Ростик без труда понял, что люди в казармах считают себя окруженными со всех сторон и плохо представляют, что даже круговую нужно держать с расчетом. И все-таки даже их, деморализованных, лишенных офицеров и испуганных свыше всякой меры, пришлось оставить в покое. Для атаки не было сил, а подползти к усадьбе скрытно не получалось -- кто-то из самых догадливых после пары попыток подпалил соседние хаты, и в округе стало светло как днем. Ростик приказал отойти к складам всем, оставив с собой всего четырех ребят, которым следовало изображать подготавливаемую атаку. 22 Едва пришел рассвет, от Черноброва прибежала запыхавшаяся цыганка. Она доложила: -- Машины стоят заправленные и загруженные. Только вас ждем. Ростик быстро выстрелил в сторону усадьбы три раза подряд, потом нашел еле видные силуэты рассыпавшихся по укрытиям вокруг площади своих людей и убедился, что его поняли. Каждый из них стал деловито, но и без особой спешки уходить. Все было в порядке. Теперь только бы на плечах не вытащить к складам этих горе-оккупантов, и все пройдет удачно, решил Ростик. Но отход получился легким. Оказавшись за Околицей, они все разом так поднажали, что подбежали к складам прежде, чем прекратилась ответная стрельба в деревне. Раздумывая, по кому теперь там стреляют, Ростик подошел к Черноброву. -- Ну, -- спросил, пытаясь умерить сбитое бегом дыхание, -- готово? -- А як же? -- решил блеснуть познаниями украинского водила. -- Четыре машины заправлены под завязку, загружены -- две оружием, одна боеприпасами, а еще на одну набухали горючки. Ее я сам хотел... -- Водителей нашел? -- Нашел, даже в избытке оказалось. Кстати, командир, склад подрывать будем? -- Зачем же подрывать, лучше мы сюда еще разок наведаемся, когда будет нужно. А вот лишние машины обездвижить не мешает. -- Уже сделано, -- Чернобров с сознанием кивнул. -- Кстати, о бензине... Ростик задумался, представляя себе возможный вариант на будущее. Горючее хотелось бы вывезти, оно давало шанс, в случае чего, добраться, например, до Чужого города. Конечно, на это пока рассчитывать нечего, но если все пойдет не так, как хотелось бы, -- никуда не деться, придется использовать и эту возможность. -- Командир, горючка -- это свобода маневра. Фьють -- и нету нас нигде! -- Ладно, пойдешь со своей горючкой впереди всех. И смотри, выбирай дорогу, чтобы пыли было поменьше. Скоро светает, они свои самолеты запустят по всем направлениям, не хочу, чтобы нас сверху накрыли. Кстати, если накроют -- бросай свою свободу маневра и перебирайся на другую машину, понял? -- Командир, я думаю... -- начал было водила, но на споры времени уже не осталось. -- Чернобров, того, что есть в баках, хватит, чтобы добраться до Чужого города и назад вернуться, а рисковать и везти никому не нужное горючее под огнем летунов -- не разрешаю. Ты их не видел, а я знаю -- они сожгут тебя с первой же атаки. И не спорь, это приказ. Чернобровый водила заворчал, как старая собака, но больше не возражал. Кажется, Ростик угадал, он не видел летающие лодки в действии, и крыть ему было нечем. Рассредоточившись по кузовам так, чтобы в каждой машине, кроме нагруженной бензином, оказалось, как минимум, два стрелка с противотанковыми ружьями и боеприпасами, Ростик приказал трогать. Открыли ворота, оказалось, что солнце, будь оно неладно, уже включилось, как всегда, на полную катушку. Света разом стало столько, что их было видно всем жителям Квелищева. Люди в самом деле высыпали на улицы, провожая глазами тех, кто устроил ночью переполох. Теперь они уходили -- как победители, без потерь, получив то, за чем сюда приехали... И даже летающих лодок не было видно. Выехав на обширный такыр и попетляв на нем, чтобы не было понятно, в какую они сторону, собственно, направляются, Чернобров дал волю своему шоферскому гонору -- газанул так, что три машины немедленно стали отставать. А до деревни оставалось меньше пяти километров, и рвать что есть мочи было, пожалуй, рано. Ростик высунулся из кабины и приготовился уже пальнуть из своего карабина в воздух, чтобы привлечь внимание Черноброва, но тут головная машина вдруг затарахтела как-то странно и на глазах стала терять ход. Хорошо еще, что случилось это возле довольно приличной рощицы белоствольных раскидистых кустиков, похожих на помесь березы с зонтиком, и Чернобров сумел по инерции подкатить к ней. Но совсем под укрытие спрятался уже с помощью следующей машины, которую вел кузнец. Тот не стал долго раздумывать, подъехал тихонько к заглохшему грузовику, уперся в его задний бампер своим бампером и втолкнул под спасительную листву. Тут сделали привал. Чернобров, ругаясь на кого-то, кто не добавлял масла в картер, когда это следовало сделать, снова полез под капот, а остальные машины стали его ждать. Поняв, что никто не уезжает, Чернобров высунулся на минуту на свет и проорал: -- Да вы давайте вперед, я вас догоню! -- Нет, лучше чинись поскорее, -- твердо сказал Ростик, спрыгнув на землю и оглядываясь в сторону деревни, города и всего видимого ему небосклона. -- Распыляться не будем. -- Так тут же пути километра четыре осталось. Пять минут езды, разок газануть -ив дамках... -- Ты что-нибудь слышал про массированный огонь? Пока мы вместе, даже тебя можем прикрыть, а если распылимся, тогда... -- Командир! -- вдруг заорал кузнец. Он один занялся делом -- залез на крышу грузовика, который стоял ближе других к опушке, и рассматривал деревню. Ростик влетел к нему наверх, чувствуя, как под ними обоими прогибается мягкое железо, и попытался рассмотреть хоть что-нибудь между листьями. А в деревне в самом деле все выглядело куда как серьезно. Почти всех жителей Квелищева, сколько ни на есть, согнали в центр. Тут уже лежали тела пурпурных, их было шестеро. Скорее всего, разводящего тоже нашли, решил Ростик. Потом вперед выдвинулся еще один пурпурный, который вдобавок ко всему ходил с легким хлыстиком. Он обошел трупы друзей, потом прошелся вдоль ряда мирных граждан. И вдруг стал, прямо как в картинах о военной поре, показывать своим хлыстиком на кого-то. Солдаты, которые очень боялись, что с ними тоже что-нибудь сделают, ретиво бросились исполнять приказы. Их толчки и удары прикладами ясно говорили -- они хотят спасти свои шкуры показным рвением. Наверное, пурпурного это устраивало. -- Что они делают? -- хрипло спросил кузнец. Ростик даже не ответил. Он на мгновение отвел глаза и увидел, что почти весь его отряд, даже Чернобров, которому полагалось бы чинить мотор, стоит вытянув шеи и следит за происходящим в деревне. Тем временем выбранных вытолкали к трупам, построили в подобие неправильной, неумелой шеренги, и Ростик быстро их подсчитал. У него получилось около пятидесяти человек. Много, почти по десятку за каждого пурпурного. А потом построились солдатики. Все стало окончательно понятно. Пурпурный поднял свой хлыстик и резко опустил его. Из толстых ружей ударили серые молнии. Люди, стоящие над телами пурпурных, вспыхивали как свечи, некоторые отлетали назад от слишком сильного удара, кто-то бросился бежать, кто-то опустился на колени... Не помогло, конечно, ничего. Слишком велика была огневая мощь ружей, слишком меткими и жестокими оказались стрелки. Закончив расправу, пурпурный легкими покачиваниями хлыстика стал снова вызывать кого-то из толпы. -- Что, опять? -- не понял кузнец. Ростик ждал. На этот раз пурпурный вызвал крепких, здоровых мужичков. Они послушно потопали вперед, стали складывать убитых на тела пурпурных. Куча получилась как в кадрах кинохроники о немецких концлагерях. Конечно, немецких, подумал Ростик, ведь о русских лагерях никто такой вот хроники не снимал. Да и слишком много было русских лагерей, наверное... Потом они облили кучу тел бензином, принесенным из склада, и подожгли. Пока эти чудовищные похороны не закончились, никого из стоящих на площади не отпустили. Несколько человек упали, то ли от жары и безжалостного солнца, то ли от горя. Их поднимали и заставляли смотреть...' Ростик больше не мог. Он спустился на землю, подошел к уныло копающемуся с какой-то железкой Черноброву. -- Все, кончай, пересаживайся на другую машину, поехали. -- Так ведь немного осталось, через четверть часа тронемся, -- вяло отозвался шофер. -- Чернобров, не нужен нам больше этот бензин. -- Как так не нужен? -- Я думаю, -- искренне ответил Ростик, -- никто ни в какой Чужой город не поедет. -- Как же так? Что же будем делать? -- спросила хохлушка. Ростик оглянулся, оказалось, они все стояли тут, слушали его. Лица у большинства были серыми, как небеленый лен, цыганка пустила слезу, словно ребенок. -- Будем нападать. -- Что, вот так, как есть, полувзводом пойдем на них в лоб? -- спросил, недоумевая, кузнец. -- Мы Квелищево не смогли отбить, а тут -- целый город... -- Нет, -- жестко отозвался Ростик. -- Мы сделали ошибку, нам следовало не оружие вывозить, а народ выводить. Больше мы так не ошибемся. -- Партизанщина? -- полуутвердительно поинтересовался Чернобров. -- Именно, -- ответил кузнец. Он повеселел, для него даже такой вот отчаянный, ненадежный план был лучше, чем никакого плана. -- И все-таки если мы будем их атаковать, а они за каждого пурпурного будут убивать по десятку наших... -- спросила, хлюпая носом, цыганка, -- какая же тут партизанщина. Это все равно что в своих стрелять. Ростик шагнул к ней так резко, что она отпрянула. -- Именно поэтому и нужно нападать. Чтобы спасти хоть кого-нибудь, чтобы вывести хоть часть жителей. -- Он мотнул головой в сторону Квелищева: -- Ты думаешь, там, под угрозой расстрела, -- жизнь? Ты думаешь, они, чувствуя на себе ошейники рабов, живут? Ростик попробовал успокоиться, провел рукой по лицу. И тогда цыганка шагнула вперед, положила ему руку на плечо, что совсем не вязалось с его вспышкой: -- Да, я все понимаю, командир. Ты не казни себя, не ты виноват, никто не знал, с какими... с кем нам пришлось столкнуться. -- Она подождала, пока Ростик посмотрит в ее черные как смоль глаза. -- Все было правильно, и все будет правильно. Будем нападать -- и спасать, кого еще можно спасти. Машину с бензином закатили подальше в кусты, закидали ветками, а на остальных докатили до обсерватории. И хотя ехали со скоростью всего-то километров двадцать, пылевой шлейф, остающийся сзади, беспокоил Ростика все время. Он успокоился только после того, как машины закатили в один из сараев, поцелее остальных, и разгрузили оружие. Теперь стволов было куда как достаточно. Почти два десятка автоматов и несколько карабинов. Себе Ростик оставил карабин, он решил, что отныне его целью станут пурпурные, и так будет всегда, пока он будет видеть их перед собой или пока они не завалят его. Но об этом он не думал, именно так -- не думал. И конечно, у них было двенадцать противотанковых ружей. Все их пустить в дело было невозможно, просто нет стольких опытных стрелков, но шесть-семь человек, пожалуй, могли с ними управиться. И боеприпасов к ружьям оказалось навалом. Чтобы с ними не возиться, Рост приказал разложить их по солдатским сидорам. Но это было лишней предосторожностью, особой маневренности для первого боя им не потребовалось. Не успели они позавтракать, как сверху прибежал бледный Перегуда. -- Ростик, вы знаете, они идут, -- доложил он мягким, откровенно испуганным голосом. Ростик вышел во двор. Шакалы исчезли, в сером небе висело пять летающих лодок. По дороге от города к обсерватории двигалась длинная колонна. Рост всмотрелся в идущих к ним людей. -- Многовато их для нас, -- отозвался Чернобров. Кто-то сзади испуганно ахнул. Ростик опустил бинокль. -- Это не солдаты, это пленные. -- Зачем тут пленные? -- спросил кузнец. -- Наверное, хотят унести продовольствие или демонтировать обсерваторию. -- Они хотят забрать телескоп, -- заволновался Перегуда. -- Понимаете, он позволяет тут видеть все в округе за сотни километров, это же огромная ценность! Эти пленные -- главная ценность, -- произнес Ростик, стараясь, чтобы его голос звучал потверже. -- Отобьем их, и нас станет без малого батальон. -- Он посмотрел в лица собравшихся людей. -- Понятно? Никто не отозвался. -- Тогда так -- к бою! И я оторву голову каждому, кто выстрелит раньше меня. Бронебойщики, снимать летунов в упор, и не мазать, исправлять ошибки будет некому. -- Это точно, -- согласился Чернобров. -- Пурпурные так исправят, что мало не покажется. 23 Колонна, которая подходила к обсерватории, при ближайшем рассмотрении оказалась гораздо многочисленней, чем списочный батальон. Тут была без малого тысяча человек. Ростик, устроившись под заваленной конструкцией радиотелескопа с Чернобровом, который тоже изъявил желание бить из противотанкового, и тремя девушками, державшимися вместе и вполне достойно действовавшими под Квелищевом. Им отвели нехитрую должность заряжающих, но они же, разумеется, должны были сменить Ростика и водилу, если мужички не смогут почему-либо управиться с ружьями. Колонна подползала все ближе. Ростик опустил бинокль. Хохлушка сказала: -- Конвоиров немного, всего-то десятка два. И они довольно замызганные, так что если ребята сообразят, им не дадут ни разу выстрелить. -- Колонну ведут не конвоиры, а самолеты эти, хрен их дери!.. Если мы их отвлечем -- все будет тип-топ, -- отозвался Чернобров. Мне бы такую уверенность, подумал Ростик, но вслух не стал ничего говорить. -- Скорее бы, -- вдруг произнесла хохлушка. -- Недолго уже, -- отозвался Ростик. Он и не ожидал, что его голос прозвучит так спокойно. До колонны в самом деле оставалось не больше четырехсот метров. А до самолетов и того меньше. Но два из них отошли в сторону ближайших рощ, их действия было трудно предвидеть, но Ростик надеялся, что эта пара струсит и удерет. -- Вы не подумайте, -- зашептала вдруг девушка, -- я не от страха спрашивала. Я подумала... -- Нет хуже, чем болтовня перед боем, -- прервал ее Чернобров. -- А мандраж, он у всех бывает. У меня, вон даже у командира... "Неужели они не видят, что я едва соображаю от волнения?" -- спросил себя Ростик. Хохлушка посмотрела на Ростика, -- должно быть, в ее глазах он не выглядел взволнованным. Чтобы уверить девушку в этой мысли, Рост старательно успокоил выражение своих глаз и повернулся к ней. -- Если у вас будут дрожать руки, лучше возьмите автомат, я сам буду заряжать, -- сказал он. Девушка сжала кулачки, закрыла глаза, шумно выдохнула и расслабилась. Потом посмотрела на руки. На ее грязной ладони лежали два бронебойных патрона. Они казались чудовищно большими по сравнению с этими пальчиками и колечками, которые вошли в моду незадолго до Переноса. Кажется, их назвали неделькой, по числу дней. -- Не будут, товарищ командир. Все, теперь уже ничего изменить нельзя. Ростик посмотрел на колонну. До нее осталось метров двести, уже можно было разглядеть лица, еще не выражение на них, но лица. Ростик вдруг напрягся, он попытался вспомнить, отдал ли он приказ бить по конвоирам одиночными и строго прицельно, чтобы своих не зацепить? Кажется, отдал... Стало чуть легче. А они говорят, что он спокоен. Ростик усмехнулся. Черноброва это как-то очень зацепило. -- Ты чего зубоскалишь? -- Над собой, Чернобров, исключительно над собой. -- Мне бы твои нервы... Один из самолетов вдруг наклонился, как для атаки, и пошел вперед, на обсерваторию. Ростик поймал его на мушку. Оба пилота за прозрачными стеклами сидели в своих металлизированных шлемах, как два болванчика на комоде. Один явно работал рычагами больше другого. Зато поворотная турель под пилотской кабиной повернулась туда-сюда, словно искала цель. Если бы Ростик просто прятался, это его бы взволновало. А так... Прицельная прорезь сравнялась с мушкой. И все это легло поверх кабины, до летающей лодки осталось метров семьдесят. Ростик постарался не дышать и плавно надавил на гашетку. Удар в плечо оказался очень резким, несмотря на сошки, на которых стояло ружье. Определенно девчонки не справятся, решил Ростик. Горячая гильза выкатилась из затвора, хохлушка все-таки чуть подрагивавшими пальцами вставила новый патрон. Сзади, спереди, по бокам ударили выстрелы. Где-то совсем рядом рявкнуло еще одно ружье. Ростик скосил глаза, ах да, это же Чернобров... Летающая лодка, схлопотавшая гостинец Ростика, попыталась повернуться боком, чтобы задействовать бортовую пушку, и каким-то образом из-за этого потеряла скорость. Или они просто не верили, что технология людей позволяет так быстро перезаряжать свое оружие. Так или иначе, она припозднилась... Ростик присел, стараясь поднять ствол как можно выше, чтобы нанизать на прицел эту бочку над собой, летевшую уже метрах в пятидесяти над ним. Но не получилось, тогда он встал, подхватил ружье, как обычный автомат, упер приклад в бедро и пальнул, словно из самопала, -- без прицела, просто вверх... И попал. Да не просто попал, а угодил под брюхо, сразу за кабину пилотов. Долгое-долгое мгновенье он видел, как его болванка прошивает хлипкую серую обшивку самолета, а потом из пробоины вырывается язык пламени, а потом он расползается, превращаясь в ослепительный сноп огня, и вдруг машина пурпурных начинает распадаться, превращаясь на глазах в факел... -- Ура! -- заорала хохлушка, срывая каску с головы и взмахивая ею как флагом. Ростик схватил ее за руку и присел. Ружье отбило ему ногу, кроме того, ему полагалось продолжать бой, но... Собственно, в этом уже не было особой нужды. Из трех близких лодок дымила еще одна. Странно припадая то вниз, то вверх, она потащилась даже не в сторону города. Кажется, она не сделала ни одного выстрела. Зато третья попыталась придавить засаду огнем сверху. Она пронеслась на бреющем, поливая обсерваторию зелеными лучами, потом развернулась, и тут кто-то очень ловко ее уделал, причем по первое число. Она взорвалась, утонув в шаре невероятного размера, состоящем из белесого пара, рыжего, яркого пламени и темных, разлетающихся в разные стороны обломков, оставляющих дымные следы... Тем временем первая лодка, которую подстрелил Ростик, воткнулась-таки в землю. От ее удара о грунт даже поверх боевого шума прокатился грохот. А потом она громко хлопнула несколько раз и тоже взорвалась. -- Хорошо горят, -- с понятным удовлетворением проговорил Чернобров, отложил ружье и взял автомат. -- Ну что, рванули в атаку, что ли? Ростик оглянулся. От обсерватории вперед, к колонне бежало человек пятнадцать. Их можно было прижать к земле парой очередей, но эти очереди никто не мог сделать. Колонна, едва прозвучали первые выстрелы, бросилась в разные стороны. Кто атаковал конвоиров, кто просто хотел залечь на обочину, кто рвался удрать подальше в лесок, чтобы не нашли... Ростик вскочил на фундамент радиотелескопа. Поднял бинокль, две машины пурпурных, которые кружили в семи -- десяти километрах, почти сливаясь с небом, вовсе не собирались атаковать рассыпавшуюся колонну. Да и не собрать ее уже было. К тому же -- Ростик мог за это поручиться -- они видели, что противотанковые ружья сделали с их соплеменниками, и не рвались проверить на себе эффективность непонятного, неожиданного, но дьявольски опасного оружия людей. Ростик тоже поднял карабин. Передернул затвор: -- Вперед! Они бежали недолго. Уже через пятьдесят -- семьдесят метров стало ясно, что конвоиров кончили без них. Пусть очень кровавой атакой, в упор, когда озверевшие предатели, понимая, что пощады не будет, били веером... К счастью, только у трех оказались автоматы, у остальных -- винтовки. Вот этих загасили сразу. А потом кто поопытнее и умел читать бой подобрали оружие и попытались справиться с автоматчиками. Внезапно Ростик остановился, что называется, на всем скаку. Ему показалось, что к двоим самолетам присоединилось еще несколько, а все вместе это была сила. Он оглянулся, эх, дурак он дураковский! Как же его угораздило бросить противотанковое ружье?! Прямо хоть возвращайся... Нет, нужно было тащить его с собой, хоть какая-то защита... Ростик швырнул карабин на плечо и подхватил бинокль. Так и есть. Над лесом, примерно там, где они оставили машину с бензином, кружили уже не две, а как минимум шесть летающих лодок. Или даже больше, пересчитать их было трудновато, они то и дело перепутывались, а поля бинокля, чтобы захватить их разом и сосчитать, не хватало. Но вообще-то, контратаковать пока они не намеревались. Вот и хорошо, решил Ростик. Все-таки он добежал до колонны, но тут уже все было почти спокойно. Люди в ошейниках лежали на травке, в пыли или бродили как потерянные, разглядывая трупы. Кто-то пронзительно кричал, пытаясь справиться с болью ранения, где-то в стороне ругались, пытаясь поделить ружье. Причем злоба этого спора была нешуточной. Оно и понятно -- карабин конвоира выглядел солидной гарантией свободы и самой жизни... Ростик огляделся. Лишь в одном месте, примерно там, где находилась середина колонны, стояли люди, слушая кого-то, кто, кажется, отдавал приказы. Вот в эту сторону Ростик и направился. 24 Толпа образовалась вокруг трех человек в форме, которых взяли живыми. Это оказались перебежчики, конвоиры, солдаты пурпурных. Они были крепко избиты, одного так приложили, что он едва стоял, но все-таки они были живы. Недавние пленные смотрели на них и негромко, как почему-то сразу привыкают в русских тюрьмах, переговаривались. Многие срывали с себя плетеные ошейники, исцарапывая пальцы в кровь, ломая ногти, шипя от боли и злости. Ростик оказался рядом с пленными почти в тот самый момент, когда откуда-то сбоку к ним подлетел кузнец. Он был молодцом, волок свое противотанковое ружье, и толпа перед ним раздавалась, как волны перед кораблем. Ростик кивнул ему: -- Ты в порядке? -- Как видишь. А ты? Они разговаривали, словно других людей поблизости не было, словно никто их тут больше не понимал, как иностранцы. Ростик огляделся, так и есть. Люди, которых они освободили, еще не были солдатами. Они еще не способны были идти на штурм города, не умели побеждать противника. В них еще слишком сильно было чувство самосохранения, возникающее у каждого, кто побывал в плену, тем более в таком плену! И тут следовало что-то придумать, вот только что? -- Что с этими? -- спросил кузнец. -- Сейчас допросим. Ростик посмотрел в лица пленных. Это были обычные лица, в них не читалось ни какой-то особенной подлости, ни тем более злодейства -- они явно не стояли с кистенем в подворотне до того, как пошли в услужение врагам. У одного, что едва не терял все время сознание, не хватало двух пальцев на правой руке. Но большой и указательный, необходимые для стрельбы, были на месте. Широкий чуб падал ему на исцарапанный, синюшный лоб, поэтому выражение глаз было невозможно прочитать. Второй был подлиза, это становилось ясно при первом взгляде на него. Маленький, кругленький, какой-то лоснящийся, он даже на солдата был не похож. И тем не менее в его кротких глазах застыло такое выражение, что Ростик почему-то начал в нем подозревать самого большого изувера из всех уже погибших конвоиров. Ожидая своей участи, он странно плямкал губами, Ростик впервые видел такой нервный тик. Третий был высоким, стройным, довольно мускулистым и темно-рыжим. Так уж повелось, что к рыжим у Ростика была слабость, и то, что третий тип оказался именно этой масти, почему-то приводило в замешательство. -- Ну, ребята, что вас толкнуло на путь, как говорится, служения врагу? -- Какие же они враги? Они просто напали, предложили перейти к ним... -- начал было пухлый, но ему не дал договорить беспалый. -- Пошел ты. -- Он поднял голову, посмотрел на небо, на кружащие в отдалении самолеты. -- Все равно один конец, чего уж разговаривать? -- Разговаривать как раз есть причина. Где у них главные силы, где командование? -- А почему мы должны тебе это рассказывать? -- спросил рыжий. -- Просто потому, что ты все-таки еще человек, а не пурпурный... -- Они тоже люди, -- быстро вставил пухлый. -- Они пришли, чтобы сделать большую часть наших людей рабами, понимаешь -- рабами. А ты... -- Я всегда был рабом, -- признался беспалый. -- Рабом коммунистов, и ты был, и каждый из нас. Вот и захотел для разнообразия, чтобы кто-то другой походил в ошейнике, а я нет. Это было, конечно, не объяснение, но большего он все равно не рассказал бы. Почему-то Ростик решил, что он из сидевших, только, кажется, все-таки не по интеллигентным, политическим статьям, а по уголовной. -- Да что с ними разговаривать? -- спросил кто-то из толпы, которая почему-то собралась за плечами Ростика -- Расстрелять, и все дела. Народ зашумел, кто-то даже шагнул вперед с занесенной для удара рукой. -- Отставить! Ростик посмотрел на трех дермецов, которые только притворялись людьми, но на самом деле ими не были. Потом вдруг осознал, что настроение ненависти к этим перебежчикам оказалось заразным, и попытался сбросить его. -- Последний раз прошу быть хоть немного людьми и рассказать, где у них находятся жизненно важные для обороны объекты, сколько их, сколько у них таких, как вы?.. -- Он не мог подобрать слова. -- Я хочу, хочу рассказать, -- зачастил вдруг пухлый, но осекся. Ростик обернулся, через толпу мужиков протолкался спокойный, даже какой-то благостный старик. Волосы у него свисали неровными седыми сосульками, а кожа была такой морщинистой, словно ее покрывали сплошные шрамы. У него не было зубов и губы складывались в привычную, лягушачью складочку. Рост подумал, что очень давно не видел по-настоящему старых людей, каким-то образом они первыми пропали из города после Переноса. -- Вот этот, -- старик указал на пухлого, -- участвовал в пытках и расстрелах заложников. А этот, -- он ткнул в беспалого, -- насильник и вор. -- Вор? Какой вор? -- Ростик даже не понял старика, или ему показалось, что он ослышался. -- Ну, мародер. Ходил по домам и грабил. Значит, просто шкуры, и все, никаких прочих сложностей. -- А про рыжего можешь что-то сказать? -- Пришлый он человек. Прибился к их компании, и хотя я ничего не знаю о нем, все одно -- нелюдь он. -- Я не хочу так, -- вдруг прохныкал пухлый. -- Я думаю, суд должен быть, а не так... -- Ладно, принимая во внимание показание старика и ваш отказ сотрудничать... -- Ростик посмотрел на лица собравшихся тут людей и позвал: -- Кузнец. -- Что, расстрел? -- вздрогнул рыжий. -- Вот еще, -- фыркнул кузнец. -- Пулю на тебя, погань, тратить. Он протянул руку, выдернул из ножен Ростиков палаш и подтолкнул пленных к обочине. Ростик автоматически принял его противотанковое ружье, потому что это сейчас было важнее -- не выпускать оружие из рук, следить, чтобы оно не запылилось. Потом пленные что-то стали кричать. Особенно заливисто голосил пухлый. Ростик закрыл глаза. Он не был уверен, но почему-то думал, что не скоро забудет об этих троих предателях, о трех казненных по его приказу людях. Потом стало тихо. Но не надолго. -- Что тут происходит? -- К Ростику, широко шагая, пер прямо сквозь толпу лейтенант Достальский. -- Лейтенант! -- Ростик бросился к нему, пожал руку. -- Значит, это ты нас атаковал? -- лейтенант кивнул в сторону обсерватории, улыбаясь запекшимися губами, и было видно, как ему больно их растягивать. Видно, крепко ему досталось, прежде чем он попал к пленным. -- Хорошая идея. Твоя? -- Ну, не только моя. -- Сколько у нас ружей? Ого! -- Он вдруг заметил противотанковое ружье в руках Ростика. -- Верно, здорово придумал, взводный. Раздвинув людей плечом, к ним из толпы вышел кузнец, он вытирал клинок каким-то тряпьем. Потом уронил тряпку в пыль, вернул палаш Ростику и подобрал свое ружье, в его лапах оно не казалось очень тяжелым или неуклюжим. Скорее было ему в самый раз. -- Да, с такими орлами можно было и в лоб колонну брать, -- согласился, снова усмехаясь, лейтенант. А ведь в самом деле, подумал Ростик с облегчением, что это я? Ведь победа, пусть маленькая, не окончательная, но уже победа -- чего же киснуть? Неужели из-за этих троих? Он стиснул зубы, гораздо более достойные люди погибли, когда бросились на этих гнид, а он переживает по их подлым душам... -- Я не только колонну, я и город собираюсь так же брать. -- Вот как? -- Достальский взглянул на него исподлобья, но неодобрения в его взгляде не было. -- Даже без разведданных? -- Каждый скажет, что знает, стоит нам в город войти, -- убежденно проговорил Ростик. -- Чего же тратить время на разведку? Лейтенант улыбнулся: -- Это дело. В чем же загвоздка? Ростик осмотрел освобожденных. Они стояли порознь. Может, из них некоторые и ждали приказа, но Ростик знал, что не сумеет его отдать. Он еще не умел так -- приказать, чтобы почти тысяча человек тут же встала под ружье. Но теперь, с Достальским, это было, кажется, решаемо -- как говорил когда-то отец. -- А, думаешь, у них не хватит боевого задора? -- лейтенант сразу посерьезнел. -- В общем, взводный, ситуацию ты тонко понимаешь, вот только уверенности тебе не хватает. Он оглянулся. Чуть в стороне от дороги был взгорок. На нем люди казались более на виду. В эту сторону лейтенант и зашагал. Ростик не отставал от него. За ними следом тихо, как мышь в кладовке, шагал кузнец. Ростик с внезапным сожалением подумал, что так и не узнал его имя. Теперь почему-то не вовремя было спрашивать. Достальский вышел на холмик, потеснив всех, кто стоял тут до него. Ростик оглядел дорогу, колонна медленно и бестолково разбредалась. Ситуацию в самом деле следовало брать под контроль, иначе воевать скоро станет просто некому. -- Солдаты! -- почти не повышая голоса, заговорил лейтенант, но его, кажется, услышали. Лица людей, что находились рядом, повернулись к нему, многие стали подходить ближе. -- Враг напал на наш город. Мы все это знаем, и все видели, что они пытаются сделать из нас. На своей шкуре испытали. Кто-то из задних рядов что-то прокричал, но Ростик не расслышал этих слов. Важно было лишь то, что говорил лейтенант. Потому что в этом молодом еще, избитом офицере появлялась какая-то почти мистическая сила, заставляющая людей слушать и подчиняться. Она была сначала не очень ощутима, но чем дольше лейтенант говорил, тем определеннее она становилась. И скоро Ростик мог уловить ее без труда, как ощущаешь тепло, идущее от печки в мороз, как видишь свет, испускаемый костром. -- У нас есть выбор -- два, так сказать, варианта. Первый -- разбежаться, одичать, стать жертвой местных бродяг, о которых многие из вас знают не понаслышке. Или стать кормом для панцирных шакалов, их вон сколько развелось. Без оружия, спичек и цели на это не потребуется много времени. И второй! -- Голос лейтенанта зазвенел. Теперь его слышали все, Ростик в этом не сомневался. -- Атаковать и отвоевать назад наш город, наши дома, наши семьи, наше будущее! У нас мало оружия, но мы знаем, что в городе оно есть. А кроме того, оно есть у врага, можно подобрать их ружья, вот такие... Лейтенант указал на широкоствольное ружье пурпурных, которое держал какой-то веснушчатый паренек, стоящий в первых рядах. Ростику смутно показалось, что он знает этого пацана, но только он был какой-то слишком серьезный. -- Из них вполне можно громить пурпурных и перебежчиков! -- А их самолеты? -- спросил кто-то довольно спокойно, без аффектации. -- Да, что делать с этими -- самолетами? -- Вы видели, противотанковые ружья справляются с ними, словно они сделаны из бумаги. -- Да, ружья должны их пробивать, -- горячо заговорил кто- то в толпе, непонятно к кому обращаясь. -- Я знаю, был на аэродроме, у них же корпус -- скорлупка. Чихнешь, а она уже гнется, консервная банка, честное слово... -- Банку и из автомата возьмешь, а этих... -- Тихо! -- рявкнул лейтенант. Потихоньку гомон в самом деле стих. -- Выходи строиться. Вдоль дороги! Те, кто хочет достать врага, а не отсиживаться по оврагам -- стройся! -- Значит, на город пойдем? -- спросил дед, тот самый, что опознал предателей. Лейтенант посмотрел на него, хмыкнул уважительно: -- Пойдем, отец. -- Ну и правильно. Старик вышел на середину дороги, стал лицом к лейтенанту с Ростиком и поднял руку в извечном приказе равняться по себе. И это подействовало. Люди, кто посмеиваясь, кто удивляясь, вдруг стали подравниваться под него, а скоро уже и под сложившийся строй. Как оказалось, таких, кто не захотел оказаться в нем, было мало. И Ростик вздохнул с облегчением. Теперь, подумал он, может, что-нибудь и получится. Да нет же, не может быть, а обязательно получится. Получится -- он стиснул зубы и осмотрел строй перед собой. Чего-чего, а людей теперь у них хватало. Часть 5. Пираты Полдневья 25 Лейтенант вытер потное лицо. Как оказалось, для него этот крик, эта волна энергии, поставившая в строй людей, переживших плен, думающих только о бегстве, тоже далась непросто. Но вслух лейтенант подумал иначе: -- Ну, самое легкое сделано. Теперь -- главное. -- Он посмотрел на Ростика внимательно и подошел к нему: -- Какой у тебя план? -- План? Какой план? Он оглянулся, рядом никого не было. Вне строя остались только он да лейтенант. Ну, разумеется, сзади стояли еще те, кто отказался воевать, но большинство из них было ранено, некоторые находились в шоке, иные вообще не понимали, что вокруг происходит, таких вести в бой, конечно, нельзя. -- Какой у тебя план? -- спросил лейтенант, отчетливо выговаривая каждое слово. -- Ты же не хочешь сказать, что действовал наобум? -- Нет, конечно. -- Ростик встал прямее, как положено солдату. -- Сначала мы напали на арсенал. -- Так, хорошо. Где он? -- Он находится в Квелищеве. Но две машины с оружием мы уже оттуда вывезли... -- Ружья взяли там же? -- Чернобров подсказал. -- Давай разделим их. Лейтенант снова вытер лицо. Только теперь, когда Ростик увидел его загорелые руки, он вдруг обратил внимание, каким бледным выглядит Достальский. Понизив голос, он спросил: -- Лейтенант, тебе плохо? -- Сердце болит... Кстати, правильно поступил. Чем ты думал припечь пурпурных дальше? -- Поставить как можно больше людей под ружье и двинуть на город. На мгновение идея лобовой атаки показалась Ростику глупой, мальчишеской, заранее обреченной на неудачу. Но он не подал вида. И правильно сделал. Потому что лейтенант посмотрел на строй, где почти все вооруженные стояли в первой шеренге, на город, на коптящие у обсерватории летающие машины пурпурных. -- Отлично. Так и поступим. Только бить нужно не в одно место, а фронтально, по их скоплениям, чтобы они не смогли маневрировать силами. Сделаем так -- разделим людей на два батальона, будет почти в самый раз по списочному составу Красной Армии, -- он улыбнулся бледными губами. -- Один поведу я. На завод, где они, похоже, опять, уже в который раз, растаскивают наш металл. А ты... Где у них еще скопление? -- Мне говорили, что их главная база на аэродроме. Я хотел туда рвануть, заодно и люди бы вооружились. Достальский кивнул, подумал, снова окинул взглядом строй: -- Пожалуй. Только учти, на широком поле они возьмутся за тебя сверху без всяких сложностей. Ты будешь как на ладони, а они... Знаешь, для атаки на аэродроме тебе ружья будут нужнее, чем мне. Сколько их всего? -- Двенадцать, если все целы. И есть одна спаренная пушка с их лодки, но из нее довольно сложно стрелять и таскать... не очень удобно. -- Тогда пушку лучше оставим тут. Боеприпасы для ружей? -- Навалом. -- Тогда возьми восемь, мне для боя на заводе хватит и четырех, чтобы отгонять их. Ростик повернулся, нашел глазами Черноброва. Он стоял не очень далеко от командиров: привычка шофера всегда находиться под рукой сказалась или он просто любил быть в гуще событий. -- Чернобров, возьми пятнадцать человек, сгоняй на обсерваторию и соберите боеприпасы и все ружья, что там еще остались. Квадратному скажи, он со спаренной бандурой остается тут, в тылу. Не будет слушаться, передай, что это приказ. Люди зашевелились, Чернобров быстро похлопал кого-то по плечу, и небольшая команда в самом деле довольно резво утопала к обсерваторий. -- У кого есть противотанковые или боеприпасы к ним, пять шагов вперед. Шеренга раздалась в стороны, потом кто-то вышел, потом еще. К удивлению Ростика, это были не те люди, с которыми он начинал бой из обсерватории. Но Ростик не видел, как кто-либо из его отряда погиб, значит, просто избавились от неуклюжего оружия, оставшись с тем, что привычней. Или отдали тому, кто мог лучше управляться с тяжеленными стальными оглоблями. Из прежних перед строем стоял только кузнец. Поглядев на него с прищуром, очевидно узнав, лейтенант кивнул, а затем негромко скомандовал: -- Сомкнуть строй. Строй сомкнулся. Достальский повернулся к Ростику: -- Все-таки ты, если сможешь, тоже попытайся действовать из-за укрытий. -- Я не то что из укрытий, я настоящую артподготовку организую. К тому же, -- Ростик подумал мгновение и уверенно договорил: -- Это будет иметь психологическое значение. Представляешь, мы будем молотить по их взлетающим машинам, как на охоте... -- Как на охоте, может, и не получиться. -- Лейтенант нахмурился. -- Хотя... Может получиться, только не переусердствуй. -- Какое уж тут усердие, мне лишних людей класть удовольствия не доставит. Лейтенант посмотрел на Ростика серьезными, траурными глазами. Вздохнул: -- Ты забудь об этом. -- О чем? -- О том, что кто-то лишний ляжет. Никто не погибает зря, никто не умирает впустую. Но главное -- не люди, главное -- победа. Поэтому... Внезапно он замолчал. Повернулся к шеренге, чуть ли не строевым шагом, с оттянутым носком подошел к середине сплошной стены людей, стоящих на дороге как на линейке, начерченной на гарнизонном плацу, вытянул руку вперед и прокричал: -- Те, кто слева от меня, пойдут со мной на завод. Командую я. Те, кто справа, подчиняются... -- Он помолчал, вспоминая, вероятно, фамилию Ростика. -- Подчиняются младшему лейтенанту Гриневу. Батальон! -- Он стал еще прямее, хотя это казалось и невозможно, но таков уж был этот лейтенант, выученик офицерского училища, оставшегося где-то там, в необозримой дали, на Земле, но впитавший в себя традиции регулярной армии, и неплохой армии, между прочим. -- Нале-во! Повернулось, как и ожидал Ростик, гораздо больше людей, чем те, что оказались слева от руки лейтенанта и которые стояли ближе к городу. Но ошибку Достальский исправил довольно быстро. -- Ну куда ты, куда? Я же скомандовал только своему батальону, а твой командир -- вот он, -- заговорил он без малейшей злобы, наверное, с самого начала подозревал, что бестолковых будет немало. -- Я думал, ну... -- пролепетал какой-то ретивый вояка. -- Баранки гну, стань прямо, ротозей. -- И, уже переведя глаза на "свой" батальон, лейтенант проорал так, что в ушах заложило, а ведь Ростик стоял шагах в пятнадцати от него: -- Батальон, на завод, в бой, шагом... арш! Дружно, хотя, конечно, и не в ногу люди качнулись и пошли, растягиваясь по дороге. Достальский бросился к голове колонны. Уже на бегу он повернулся и крикнул: -- Четверо с ружьями и боеприпасами, за мной, бегом... Гринев, назначь взводных, а не то эти орлы у тебя шнурки от сапог не отыщут!.. Четверо ребят с ружьями и еще двое с мешками, в которых звякали тяжелые патроны к ним, неуклюже посеменили за лейтенантом. Глядя на них, и главным образом из-за шутки Достальского, кто-то хохотнул, кто-то заговорил, давая выход накопившемуся напряжению. Ростик проводил лейтенанта взглядом, потом прошелся вдоль шеренги, вглядываясь в лица оставшихся с ним людей. Настроение многих, как ни странно, поднялось. Толковое поведение лейтенанта, его привычка командовать, его голос понравились этим людям. Если они о чем и жалели, так о том, что не попали в тот батальон, который уже ушел. Но так, как орал лейтенант, Ростик орать не умел. У него и не получилось бы, да и не особенно важно это было. Главной, как заметил Достальский, была победа. Вот об этом он и стал соображать. -- Значит, так. -- Ростик вышел примерно к середине строя и, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, чтобы лучше было слышно, проговорил: -- Оружия у нас маловато для лобовой атаки. Но мы пойдем через город. Многие будут выходить к калиткам, может, даже попробуют пойти с нами. Приказываю, спрашивать всех, кто попадется на глаза, -- нет ли дома оружия. Надеюсь, эти люди не все отдали оккупантам, кое-что и по сараюшкам припрятали... -- А как же, командир, я знаю наших -- непременно припрятали! -- отозвался чей-то веселый, высокий голосок. Ростик деланно нахмурился: -- Разговоры в строю! -- Он подумал еще. -- Необходимость отлучиться из строя, чтобы забрать винтовку, пистолет или даже самострел -- считать дезертирством не буду. Но догонять строй быстро, бегом. Ясно? Люди загудели. По этим голосам Ростик вдруг понял, что все кончится удачно, что они непременно одолеют пурпурных и предателей, которые перебежали к ним. Они непременно вернут себе Боловск. -- Тогда нале-во! Шагом марш! Он оглянулся, приставив руку козырьком к глазам. Чернобров, посланный за остальными ружьями, уже бежал назад с людьми, которые по двое тащили длинные бандуры или пригибались от тяжеленных солдатских мешков с патронами. Ростик подошел к ребятам, которые стояли отдельно, посмотрел на кузнеца. -- Кузнец, ты -- командир всех, кто с противотанковыми ружьями. Если кто-то не знает, как с ними обращаться... -- Все знают, -- вмешался в разговор тяжелый, пожилой, кряжистый мужик. Он излучал такую уверенность, что ему сразу верилось. -- Хорошо. Кузнец, дождитесь Черноброва с ребятами, распределите груз, если мало людей, возьми еще кого-нибудь из строя... И держитесь сзади колонны, ваше дело не в атаку лезть, а от летунов нас прикрывать. -- Сделаю, -- прогудел кузнец. Его глаза вдруг стали узкими от усмешки или от переполняющей его силы и решимости. Он оглянулся на Черноброва, тот торопился. В шофере вдруг появилось исконное солдатское чутье -- как бы ни тяжела была поклажа, лучше пробежаться, но быть со своими, чем топать в стороне. -- Да, и помните, патронов у нас только на один приличный бой. Поэтому бить прицельно. -- Есть, -- прогудел мужчина. Похоже, он стал в этой команде поглавнее кузнеца. Но Ростик решил, что дело от этого только выиграет. Он пошел догонять колонну, размышляя, не стоило ли сверить с лейтенантом время для синхронной атаки на оба выбранных объекта. Его еще можно было догнать и договориться. Впрочем, решил Ростик, это хорошо для штабных учений, а в реальной войне, той, которую вели они, все решается по обстоятельствам. К тому же всегда можно было и ушами послушать, как дела у соседа. 26 Боловск с этой стороны был не очень-то красив -- выставленные прямо в поле хрущевские пятиэтажки, обшарпанные, грязненькие, но почти во всех окнах виднелись лица людей. Ну да, понял Ростик, воду еще подают, и канализация работает, значит, возни раза в три меньше, чем в домах частного сектора, вот народ сюда и подался. Эти люди, завидев батальоны, шагающие почти правильной колонной, стали выходить. Как и было приказано, многие заговорили об оружии. Вопрос был понятен, кто-то побежал, кто-то пригласил в дом, кто-то выбросил из окна в заботливо подставленные руки. Немало было и таких, особенно среди мужичков, кто вообще сам вышел и помаршировал со всеми вместе. Когда вошли в более обжитую часть города с личными садами и палисадничками, об оружии спрашивали уже все безоружные. Трюк оказался действенным, приказ срабатывал. Но тут присоединившихся добровольцев оказалось еще больше. Когда к Ростику стали подходить женщины с грудными младенцами на руках, он наконец не выдержал: -- А ну-ка, девоньки, марш по домам! Вам малышню кормить и пеленки стирать, а не воевать. -- А вы разве воевать идете? -- удивилась одна молодуха с пареньком лет трех на крепких, почти как у кузнеца руках. -- Да вот рассчитываю, что через пять -- семь минут налетят, -- прищурился Ростик. Кто-то попробовал было побойчее ответить, но неудачно. Новость стала разлетаться по толпе, и скоро былого энтузиазма уже не наблюдалось. Народ, что посмирнее, стал отпадать. И все равно людей осталось еще очень много. Рост догнал середину колонны и рявкнул так, что, как ему показалось, стекла в домах звякнули: -- Батальон, стой! Потом прошелся по тротуару. От батальона, конечно, мало что осталось. Вернее, в этой куче мале, которую он теперь вел, его изначальный батальон растворился, как кусок коровьего масла к казахском чае. Поэтому построились не сразу. Иных людей сдвигали, кто-то не сумел найти своих и метался по округе, выкрикивая имена, кого-то довольно решительно попросили отвалить. Но все равно осталось немало таких, кто пыжился и делал героические мины, выставив вперед, как защиту, какое-никакое оружие. Ростик прошелся, выцарапал из строя самых нелепых из тех, кто присоединился по дороге. Все равно черт знает что, подумал он и скомандовал вслух: -- Бойцы! Слушай приказ. Если мы пойдем таким вот цыганским табором, то обнаружим себя раньше времени. Поэтому приказываю первоначальному батальону выйти вперед, остальным, кто собрался идти с нами, следовать сзади в сотне метров, не ближе. В бой вступает батальон, остальные помогают по обстановке. Выполнять! Теперь порядка стало побольше, но лишь на не очень требовательный взгляд. Ростик понял, лучшего он без взводных не добьется. А организовывать их у него охоты не было. Он был уверен, что спокойного времени у него остались минуты, а не часы. Они прошли треть города. Снова толпа сзади увеличилась, но Ростик надеялся, что она распадется, едва грянут первые выстрелы. Собственно, эти люди уже выполнили свою работу, они вооружили батальон, и хорошо бы им разойтись, но как их заставить это сделать, Ростик придумать не мог. Не стрелять же в воздух -- патронов жалко. Да и не был он уверен, что это отпугнет любопытных, могло получиться и наоборот... И тогда налетели пурпурные. Их было много, машин десять, а может, и больше. В тесноте боковых улиц все гравилеты были не видны из-за крыш домов, из-за только что покрывшихся белой кипенью вишен и акаций. Сначала они прошлись над толпой. Но их огонь был не очень силен, постреливали две-три лодки, не больше. И все равно, осколки старой, еще дореволюционной брусчатки, мигом загоревшиеся деревья и дома, крики перепуганных людей -- все сразу превратилось в какую-то мешанину. И конечно, пали первые убитые, мостовая обагрилась кровью. К тому же все произошло очень быстро. Ростик только и сумел выкрикнуть: -- Воздух! Как ни странно, лодки поливали именно батальон, именно по его солдатам вели огонь. То ли у них оказалась разведка в городе, то ли сверху в самом деле было видно все. Так, теперь посмотрим, чего стоят мои мужички, решил Ростик, передернул затвор и огляделся. Ребята с противотанковыми ружьями стояли слишком тесно, пожалуй, кузнец перестарался, стремясь не потерять никого из своих. Но Рост сам ему приказал... -- Рассредоточиться, прикрывать все направления разом! -- Ростик выбежал к ним и, отчаянно жестикулируя, заставил рассыпаться в подобие кольца, охватывающего батальон. Три паренька с ружьями резво побежали вперед. Еще двое устраивались на крышах соседних домов, разом увеличив радиус обзора на несколько километров... -- Только бы они не опоздали, -- прошептал Ростик вслух. -- Только бы батальон подавить не успели... Они не успели. Внезапно частая, но бессистемная стрельба из автоматов и винтовок оказалась перекрыта несколькими выстрелами подряд из противотанковых ружей. И по крайней мере один из них оказался удачным. Висевший в стороне солнца гравилет закружился с уже знакомым Ростику, неуверенным, как падающий лист, качанием из стороны в сторону. Из его бока повалил дым. Снова выстрелы, ответный огонь зеленых струй, мощный и решительный... Ростик поймал на мушку эту лодку, неторопливо идущую поперек улицы на высоте в сотню метров, не больше, и всадил в ее голову всю обойму. Никакого эффекта... А впрочем, нет, ее полусферы, подвешенные с четырех сторон, повернулись, и она заскользила вдоль улицы, набирая скорость. Но тут из-под деревьев выскочил Чернобров. Трудно сказать, о чем он думал, когда вот так подставлялся под удар. Нос лодки уже опустился, чтобы испепелить крохотного человечка и все, что окажется поблизости... Чернобров поднял свое ружье, выстрелил прямо с рук, упал от отдачи, попробовал уползти, как вдруг... Это было именно вдруг -- лодка накренилась и повалилась вбок. Ее хвост охватило пламя. Ростику было отлично видно, что это не настоящее пламя, а какое-то химическое, слишком светлое, слишком ослепительное даже под солнцем Полдневья. И оно рассыпало искры в воздухе. Забыв обо всем, Ростик бросился к Черноброву. Тот тяжело дышал, на его лице застыла испарина, но он был жив и даже не особенно поцарапался об асфальт, когда уползал под деревья. -- Ты чего?! -- тем не менее заорал на него Ростик. -- Жить надоело? -- Нет, командир. -- Он выглядел счастливым, хотя и перепуганным насмерть. -- Мне сказали, у лодок, как ты их называешь, сзади какое-то топливо сложено. И оно горит... за милую душу. . Ростик оглянутся. Стрельбы стало еще больше, но теперь в ней преобладал огонь людей, трескотня их оружия. И больше ни одна из лодок не решалась палить, зависнув над улицей. Теперь они все били, пролетая над домами. И все равно Ростик отчетливо видел, эти разрозненные атаки получают жесткий отпор, кажется, скоро пурпурные не выдержат, решил он. -- Кто тебе сказал? -- повернулся он к Черноброву. -- Вот тот старик, -- водила кивнул на совершенно лысенького, но не очень старого мужичка, который стоял и как зачарованный смотрел на чей-то горящий дом. Ростик подбежал к лысому: -- Отец, откуда ты знаешь про топливо? -- А, командир... Сынок, -- он стал весьма деловым, даже голос его звучал неторопливо, словно они сидели на лавочке за шахматной партией и вокруг не кипел бой, исход которого был еще не предрешен, -- я удрал вчера от них. А до этого они погнали нас на стадион, у них там временная база этих... самолетов. -- На стадионе? Ты не путаешь? -- Они и сейчас оттуда прилетели. -- Лысый кивнул на одну из лодок, заходящую для атаки в дальнем конце улицы. Но на этот раз атака не удалась, и, даже не успев накренить нос, машина пурпурных вынуждена была отвалить вбок, за ближайший трехэтажный дом. -- Вот эти -- точно оттуда. -- Откуда знаешь? -- Нам сказали для боя против стрелков на брюхе наклепывать накладки из листового металла, а эти все -- с накладками. Листы вчера специально с завода на стадион свозили. Ростик не знал, важно это или не очень. На всякий случай все-таки переспросил: -- А те, что базируются на аэродроме, значит, без накладок? -- Туда и листы везти далеко, и к тому же их решили оставить для дальних маршрутов, ну, чтобы еще куда-то лететь, понимаешь? -- Лысенький специалист по летающим лодкам огляделся и вдруг широко улыбнулся. Оказалось, у него не хватало доброй половины зубов. -- Только если так пойдет, им не дальше лететь, а удирать придется. -- А почему ты посоветовал Черноброву стрелять не по пилотам? -- Кому посоветовал? А, этому. -- Лысый оглянулся. -- Ну, нас к бомбочкам и патронам-то не подпустили, неизвестно, куда их складывают. А топливо -- пожалуйста, мы загрузили, вот я и знаю, как его подпалить. -- Так у них и бомбы есть? -- Бомбочек мало, топливо вернее будет. Кто-то вечером в огонь бросил таблетки две, так костер горел как скаженный. -- Оно в таблетках? -- удивился Ростик. -- А в чем же? -- Лысый посмотрел на Ростика так удивленно, словно не знать такую вещь о лодках пурпурных было непростительной глупостью для командира. -- Такие черные кубики, похожие на воск, только ломаются трудно. Бой затихал. Они не просто отбились, они нанесли противнику существенные потери. Если учесть, что у пурпурных тут не было ни ремонтной базы, ни умелых спецов, этот урон становился, скорее всего, невосполнимым. Скорее уже по привычке, почему-то оказавшейся такой важной тут, в Полдневье, Ростик спросил: -- Как они себя называют, не знаешь? -- Почему не знаю? -- рассудительно переспросил лысый. -- Знаю. Называют они себя губисками. Как кто-то из наших выяснил, это на их языке означает пираты. -- Пираты? -- Пираты Полдневья. На их языке, -- пояснил он со значением. -- Губиски? -- Ростик покатал слово на языке. -- Губиски. Ну что же, лучше и не придумаешь. Кто-то стал выходить на середину улицы, чтобы получше прицелиться в кружившие в отдалении, на приличной высоте лодки. Те еще грозили атакой на бреющем, но как-то не очень убедительно. Ростик прокричал: -- Прекратить огонь! Батальон, стройся! -- И уже потише добавил: -- Раненых подберут жители окрестных домов. Он посмотрел в ту сторону, где осталась больница, где была мама и Любаня. Но до них было очень далеко, следовало, как минимум, обойти стадион. Вот им-то Ростик и решил заняться. Но не из-за мамы и Любы, а потому что не хотел оставлять противника в тылу. -- Приказываю -- идем штурмовать стадион. Там на поле пурпурные устроили временную базу самолетов, их нужно... придавить. Настроение людей поднималось. И хотя усталость, голод, недавно пережитая горячка боя делали свое дело, но многие уже улыбались, поблескивая зубами и глазами на закопченных лицах. Батальон построился довольно толково, гораздо толковее, чем прежде. -- На