что могу съесть двадцать бифштексов. - Действительно двадцать? - спросил Таратура. - Но не в такую жару, - скромно ответил хозяин. Призы Таратура, однако, взял: ящик отличного вина, специально доставленного из Вероны, и пистолет, отличающийся от настоящего тем, что он стрелял пластмассовыми шариками. Инспектор был чертовски зол. Собственно, дело он сделал: прошел пешком весь тоннель и добрался до массивных ворот, обитых стальными листами. А что делать дальше - не знал! Стучать кулаками в ворота и требовать, чтобы их открыли? Зачем? Или явиться туда во главе полицейского отряда? А может, терпеливо ждать возвращения Гарда? Или идти к нему на помощь каким-нибудь иным, тайным способом? Но нужна ли Гарду эта помощь? И когда? Действовать ли вместе с Честером или держать Фреда в резерве? У Таратуры не было программы, и это его злило. Как ни крути, а комиссар, вероятно, все же дал промашку, если так плохо договорились между собой "три холостяка". А тут, как на грех, пропал Честер, и посоветоваться было не с кем. Разумеется, Таратуре и в голову не приходило, что Фреду Честеру тоже не может прийти в голову, если бы он взялся искать Таратуру, что инспектор после _такой_ поездки может полтора часа проторчать в тире. Отпустив дюжего парня, притащившего ящик вина, Таратура наскоро принял душ и вышел из номера. Приближалось обеденное время. На секунду задержавшись у соседней двери, за которой жила высокая блондинка, - там не было, кстати, никаких признаков жизни, - инспектор подумал, что, пожалуй, стоит сменить тактику. Если девица _оттуда_, ее следует взять на мушку как последнюю возможность прицелиться во врагов Гарда. "Это даже хорошо, - подумал Таратура, - что она из шайки!" А если нет? В ресторане, стены которого были сделаны из двойного стекла и наполнены плавающими в морской воде рыбами, инспектор сел так, чтобы видеть всех входящих и выходящих, дабы не пропустить Честера и, возможно, блондинку. Постепенно "аквариум" наполнялся, забегали официанты, заиграла какая-то музыка, и разговор, восклицания, звон бокалов слились в общий нестройный гул, столь характерный для подобных заведений. Есть не хотелось. Инспектор ограничился двойным стерфордом, холодным клубничным пуншем, порцией черной икры и какой-то мясной ерундой, залитой красным вином. Когда появился Фред, все столики были заняты. Честер, недолго думая, подошел к Таратуре. - Не возражаете? - сказал он, берясь за спинку стула. Инспектор кивнул головой в знак согласия: "знакомство" с Честером было необходимо и между тем в данной ситуации выглядело вполне естественным. - Где ты был? - первым спросил Честер, изобразив на лице равнодушно-вежливую улыбку, более соответствующую словам, звучащим примерно так: "Журналист Честер, позвольте представиться". - Миллионер Таратура, - судя по виду, ответил инспектор, который на самом деле сказал: - Я был в тире. "Знакомство" состоялось. Можно было говорить несколько свободней. - Куда увезли Гарда? - спросил Честер, ничем не выражая своего нетерпения. - В северную часть острова, - вежливо ответил Таратура. - Там у них что-то вроде резиденции. - Тебя видели? - Не думаю. Но что нам делать дальше? - Что? - искусственно улыбнувшись, сказал Фред. - Великие детективы! Вы бы еще сами надели на себя наручники и заткнули себе рты кляпами! - Не ори, - нежно улыбнувшись, сказал Таратура, делая вид, что слова собеседника его искренне умилили. - Орать вы все горазды. Что ты предлагаешь? - Я? - спросил Честер. - Немедленно... - Очаровательная девушка, не правда ли? - вдруг перебил Таратура, сливая на этот раз в нечто целое и свой вид, и то, что он произнес вслух. Честер оглянулся. В "аквариум" вошла "блондинка из кордебалета" и, несколько помешкав, присела за столик к мужчине с рыжими бакенбардами. Честер удивился про себя столь неожиданному повороту в разговоре, тем более что Таратура был известным женоненавистником, воистину стопроцентным холостяком. - Н-да, ничего, - согласился Фред, окинув блондинку равнодушным взором. - Итак, что ты предлагаешь? - Немедленно действовать! - произнес Фред. - Понятие растяжимое, - сказал Таратура. - Что значит "действовать"? - Если по крайней мере стрелять, то не в тире! - Что ты имеешь в виду? - Поднять на ноги местную полицию. - Нельзя, - твердо сказал Таратура. - Сохранение нашего инкогнито есть гарантия безопасности Гарда. Ты это понимаешь? - А ты понимаешь, - возразил Честер, - что у них теперь не только Майкл, но и Дэвид? - Пока мы бессильны. - Но Гард не сумеет договориться с ними по-хорошему! - Ты плохо знаешь шефа. - Я?! Ну, дорогой инспектор... - Зови меня лучше сеньором. - Ладно, что предлагаешь ты? - По крайней мере подождать до утра. - А утром? Подошел официант, и Таратура, подмигнув Честеру, кивнул головой в сторону, где сидела блондинка. Честер опять оглянулся. Рыжие бакенбарды безостановочно двигались, блондинка смеялась, она определенно не скучала. - Сеньор, - мрачно заметил Честер, - вы, кажется, опоздали, или вам придется наращивать бакенбарды. Когда официант, иронически усмехнувшись, отошел, Фред вопросительно посмотрел на Таратуру. - Ну, что будет утром? - Она, - сказал Таратура. Честер не понял. - Она, - повторил инспектор. - Она приведет нас к Гарду. - Ты в своем уме? - серьезно спросил Честер. - Что ты мелешь? Эта блондинка имеет к ним такое же отношение, как я к морским свинкам! Обыкновенная... - Не торопись. Я в этом далеко не уверен. Собственно, доводы давно уже были исчерпаны с двух сторон, а голые эмоции являются источником для бесконечного спора. Когда они, вежливо раскланявшись, покидали ресторан, уговорившись встретиться утром на пляже, блондинки не было. Сопровождаемая рыжими бакенбардами, она удалилась минутой раньше, бросив на Таратуру призывный взгляд из-под прекрасных голубых ресниц. Весь вечер Таратура не отпускал блондинку далеко от себя, став ее тенью. Со стороны могло показаться, что молодой и красивый джентльмен, атлетически сложенный и, вероятно, богатый, без памяти влюблен в красавицу, но обладает редкой в наше время скромностью и стеснительностью, а потому вздыхает на расстоянии, не в силах сделать ни одного решительного шага ни к ней, ни от нее. Инспектор учитывал при этом, что, если блондинка действительно имела тайное задание, связанное с ним, она могла считать, что цель почти достигнута или по крайней мере ее достижение облегчено, поскольку не сыщику приходилось выслеживать своего подопечного, а подопечный, "клюнув на удочку", сам ходил за сыщиком по пятам. Сначала они посетили "корриду", где каждый желающий, заплатив десяток леммов, имел возможность помериться силами с кровожадным быком, обладающим злобным характером, весьма угрожающим видом и натуральной величиной, хотя сделанным из резины. Вооружившись шпагой, хозяин рыжих бакенбардов тоже вышел на арену и под музыку, сопровождаемый азартным подбадриванием собравшихся и, конечно, блондинки, пытался поразить междуглазье быка, что давало единственную возможность остановить его порыв. Бык был напорист, им управлял на расстоянии сметливый служитель "корриды", и увертываться от него было чрезвычайно трудно. Четырежды рыжие бакенбарды опрокидывались на мягкую, сделанную из гуттаперчи поверхность арены, прежде чем бык взревел трубным голосом, чем-то напоминающим клаксоны президентской машины, и повалился на колени, как бы прося прощения за столь вольное обращение с миллионером. Публика проводила бакенбарды хохотом и овацией, блондинка тоже была в восторге, хотя и оглянулась на Таратуру, сидящего тремя рядами выше, словно желая сказать ему: "Тореадор, смелее в бой!" Ночное казино "Не в деньгах счастье" встретило их напряженной тишиной, взрываемой периодическими криками и возгласами, в которых гораздо чаще звучало разочарование, чем радость. Блондинка, даже не примериваясь, в первом же зале привычно поставила на цифру 13, очень быстро проиграла, но рыжие бакенбарды, сделав широкий жест, освободили ее от уплаты денег. Расхохотавшись, красавица непринужденно щелкнула своего кавалера по носу, отчего бакенбарды на мгновение стали дыбом, а нос приобрел цвет свеклы, затем она великодушно поцеловала своего спутника в щечку и увлекла его во второй зал, где ставки были в два раза выше. Таратура, хотя и был азартным человеком, редко играл в рулетку, справедливо полагая, что счастье, конечно, не в деньгах, когда они есть. Но тут, увидев вертушку, по которой бегали звери, он с вызывающим видом поставил сразу двадцать леммов - все, что у него было в наличии, - на слона. Именно на слона! И впился глазами в блондинку. Красавица затаила дыхание. Звери бежали по кругу, и, когда они остановились перед "охотником", выстрелом из мнимого ружья был сражен, увы, не слон, а бегущий следом за ним шакал. Таратура переглянулся с красавицей. Нет, огорчения она не испытывала, как, впрочем, не испытывал его и инспектор. Скорее, проиграв, они оба выиграли, поскольку нашли наконец друг друга, что совпадало с целями, которые каждый из них преследовал. Подозрения инспектора подтверждались - к некоторой его досаде. Он представил, как могла бы сложиться в других условиях его курортная жизнь, если бы красивая блондинка не состояла членом преступной организации. Было три часа ночи. Обладатель рыжих бакенбардов что-то шепнул своей спутнице, она с явным сожалением посмотрела в сторону Таратуры и согласно кивнула головой. К выходу они направились втроем. Таратура шел чуть впереди и, чтобы не вызывать лишних подозрений у хозяина бакенбардов, первым сел в такси и поехал в отель. Отъезжая от казино, он видел, как следом двинулась машина, в которую села блондинка со своим пожилым спутником. До половины пятого ночи инспектор напрасно прислушивался, стоя у двери своего номера: соседки не было. В эту ночь она в отель так и не вернулась. С утра Честер был на пляже, на том самом месте, которое оставил сутки назад. Когда Таратура, войдя по пояс в воду, глазами пригласил Честера следовать за собой, Фред нехотя поднялся и полез в море. Ему вообще ничего не хотелось: ни купаться, ни загорать, ни есть, ни спать, ни даже жить на этой подлой земле. Все раздражало Честера, начиная с таинственного вида инспектора и кончая погодой, опять прекрасной и солнечной. Он страдал от невозможности помочь Майклу и Гарду, от незнания того, что с ними происходит, от собственного бессилия. То, что Таратура потерпит фиаско в своих планах относительно блондинки, было ясно Честеру еще вчера. Он не знал, где провел вечер инспектор, но первые утренние часы на пляже показали Фреду, что Таратура явно разочарован: блондинки и след простыл. Не появлялся и человек с мольбертом, не было видно таинственного героя Вайс-Вайса, а время неумолимо приближало тот критический час, когда следовало принять хоть какое-нибудь решение. Вода была теплая, как подогретое пиво, и Честер, брезгливо поморщившись, поплыл вслед за Таратурой. Метрах в пятидесяти от берега он догнал инспектора, и оба они легли на спины, причем Таратура положил руки под голову, словно под ним была тахта. - Понимаешь, она куда-то исчезла, - сказал инспектор. - Меня это не интересует. - Честер безостановочно работал ногами, чтобы удержаться на поверхности. - Что, если повторить фокус с полотенцами? - Без меток? - Ну и что? - сказал Честер. - На метки они посмотрят с расстояния в два метра. Мы успеем их взять! - Зачем? - Но ведь что-то надо делать! - в полном отчаянии воскликнул Честер. - Конечно, являться туда открытым образом и без каких-либо знаний о них глупо, - вроде бы соглашаясь, произнес инспектор. - Но полотенца... - Я больше не могу, Таратура, - сказал Фред. - Неужели ты не понимаешь, что нервы мои на пределе? - Плывем к берегу. - Инспектор медленно двинулся назад. - Ладно, я попробую дурацкие полотенца... Будь начеку, но раньше времени ничего не делай. В крайнем случае останешься один. Это лучше, чем мы вляпаемся оба. Через несколько минут Таратура уже сидел перед полотенцами, выложенными крестом, напряженно вглядываясь в каждого, кто проходил или останавливался рядом. Честер, прикуривая сигарету от сигареты, лежал на песке близко от инспектора, в любую минуту готовый вскочить на ноги и голыми руками хватать за горло преступника, не думая при этом, какое впечатление на окружающих произведут его действия и будут ли у него шансы остаться в живых после столь бурной атаки. Увы, на всем пляже лишь два человека пребывали в состоянии напряженного ожидания, готовые к бою, а не к наслаждению: Честер и Таратура. Блондинка появилась внезапно, первым ее увидел Фред. Она" была в открытом купальнике ярко-голубого цвета с белыми квадратами, в темных круглых очках, закрывающих не только глаза, но почти все лицо, а в руках она держала большой надувной мяч, с которым, вероятно, собиралась идти в воду. Пройдя с десяток метров в сторону моря, она вдруг остановилась, посмотрела на Таратуру, на два полотенца, откровенно выложенных крестами, затем перевела взгляд на свой мяч и решительно изменила направление. Таратура встал от неожиданности, а Честер замер, и оба они, стремительно оглядевшись, попытались определить, кто подстраховывает блондинку, которая конечно же не могла работать без страховки. Но нет, явного ничего не было видно, потому что преступники, вероятно, действовали осторожно. Остановившись в метре от инспектора, блондинка улыбнулась ему, как старому знакомому, и, несколько растягивая слова, как это делают капризные дети, сказала: - Простите меня, пожалуйста, нет ли у вас резинового клея? И протянула Таратуре мяч, словно бы подтверждая необходимость своего обращения, хотя мяч явно был целым и в клее не нуждался. Честер слышал все, что сказала блондинка, и теперь напряженно ждал ответа Таратуры, который не имел права ошибиться в этот кульминационный момент. И хотя пароль ему не был известен, он должен был сказать сейчас нечто такое, что задержало бы блондинку, во всяком случае не спугнуло ее. А Таратура молчал! Он смотрел на красавицу расширенными глазами, вероятно, потрясенный ее обращением, обрадованный - и одновременно огорченный! - тем, что она все-таки проявила себя как недруг, хотя весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро он только и ждал - и не ждал! - этого момента, надеялся - и не надеялся! - на него, боялся, что он не случится, и не хотел, чтобы он был. "Говори что-нибудь! - мысленно кричал ему Честер. - Не будь истуканом!" В глазах блондинки тоже мелькнуло то выражение, которое она подарила инспектору во время "корриды" и которое он перевел как "Тореадор, смелее в бой!". - Есть клей, - произнес наконец Таратура. - У меня есть резиновый клей, но он в машине. Вы не пройдете со мной? Блондинка долгим взглядом посмотрела в голубые глаза инспектора и поджала губы, выразив этим свое сомнение или по крайней мере нерешительность. И когда Честер уже подумал было, что все лопнуло, что нужно просто хватать преступницу и крутить ей руки, она улыбнулась и кокетливо произнесла: - Это далеко? Таратура без слов показал в сторону набережной, где действительно стоял его "бьюик", приготовленный на всякий случай еще с утра. И они пошли. Фред следовал за ними на расстоянии десяти шагов. Он видел, что Таратура уже обрел свою обычную уверенность, не суетился и спокойно вел блондинку, придерживая ее под локоть. На набережной было немного людей, но, к сожалению, почти все мужчины оборачивались на красавицу, что осложняло задачу инспектора. Он открыл переднюю дверцу "бьюика", сел в машину, пригласил блондинку последовать его примеру, что-то сказав ей с улыбкой, отчего она весело расхохоталась, и незаметным движением руки приоткрыл заднюю дверцу. Для Фреда? Конечно, для Честера, чего там раздумывать! В то мгновение, когда Фред стремительно прыгнул в машину, Таратура включил зажигание, и "бьюик" бешено рванулся вперед. Блондинка воскликнула: "Ого!" - но Честер, сжав ей плечи, выдохнул: - Тихо! Она молчала. Все двадцать минут, что они ехали по шоссе, она не произнесла ни единого слова и только время от времени посматривала на Честера, как будто хотела понять, зачем он здесь. По всему было видно, что первое замешательство, если оно и имело место, быстро прошло. Легко совладав с нервами, блондинка не без любопытства ждала развязки. Через двадцать минут Таратура съехал с шоссе на обочину, чтобы не мешать машинам, идущим на север. Выключив зажигание, он протянул блондинке пачку сигарет - она поблагодарила, но отказалась, - закурил сам и произнес: - Теперь поговорим. Кто вы? - А вы? - сказала блондинка. Таратура переглянулся с Честером и пожал плечами. - Мы... так. Люди. Пока это не имеет значения. - Надеюсь, джентльмены? - улыбнувшись, спросила блондинка. - Хм! - Таратура явно смутился. - В таком случае, представьтесь первым, тем более что вы избрали столь оригинальный способ знакомства. Инспектор прищурил глаза, с подозрением взглянув на блондинку. - Вы продолжаете играть, - сказал он. - Не советую. Ответьте на мой вопрос: кто вы? - Сюзи. - Я спрашиваю не имя. Меня интересует... - Ах вот что! - перебила блондинка, вроде бы догадавшись. - Да, вы не ошибаетесь: я дочь миллионера. Но денег с собой никогда не ношу. Очень сожалею, господа. - Мы не грабители, - мрачно сказал Таратура. - И вы это прекрасно знаете. - Так что же вам нужно? - искренне удивилась она, словно исчерпала основные мотивы странного поведения мужчин. Инспектор строго нахмурил брови. - Нас интересует, почему вы установили за мной слежку. - Я? За вами?! - В ее голосе прозвучали нотки искреннего возмущения. - Вы называете это "слежкой"?! - Потрудитесь ответить! - серьезно сказал Таратура. - И перестаньте играть. Мое терпение не вечно. - Ну, знаете!.. - Блондинка схватила сигарету и с жадностью закурила. - Вы полагаете, я обязана отвечать на вопрос, унижающий мое женское достоинство? - Да, - твердо сказал Таратура. - Тем более что достоинство тут ни при чем. - И еще в присутствии этого господина? - Она показала на Честера. - Так будет вам приятней? - Это мой друг, - сказал Таратура. - А что, если я откажусь? "Крепкий орешек", - подумал Честер. - Послушайте меня, Сюзи, - произнес Фред, посчитав необходимым вмешаться. - Если вы та, за кого мы вас принимаем, вы наш враг, и тогда извинений не потребуется. Но если мы ошиблись, вы поймете нас в конце концов и простите сами. Итак, с какой целью вы сняли номер в отеле, соседствующий с номером моего друга? Вероятно, только сейчас блондинка осознала серьезность происходящего или сделала вид, что осознала. Она глубоко, даже с надрывом, вздохнула и повторила вопрос Честера: - Зачем сняла номер? Извольте: случайно, господа. Хотя вас, - она повернулась к Таратуре, - я заметила еще в самолете. Мне показалось... Вы произвели на меня... Я решила... Но позвольте об этом не говорить. Обстановка не соответствует тому, что я могла бы сказать. Честер понимающе кивнул, а Таратура сделал вид, словно признания блондинки его не волнуют и не касаются. - Благодарю вас, - сказала Сюзи, имея в виду Честера. - А вот отель... Я всегда останавливаюсь в "Холостяке из принципа", вот уже несколько лет подряд, хотя могла бы жить у отца, но вы знаете, на этом острове лучше находиться подальше от родственников. - Кто ваш отец? - спросил Таратура. - Эдмонт Бейл. - Владелец "Ум хорошо, а кларк лучше"? Блондинка улыбнулась. - Это он сам придумал. Лично я считаю наоборот. Но позвольте спросить, господа, за кого вы меня приняли? Честер вновь переглянулся с Таратурой. - Это не важно, - сказал инспектор и, движимый какими-то новыми соображениями, вдруг спросил: - А кто этот странный человек с рыжими бакенбардами, который вчера сопровождал вас с таким постоянством? - Он хотел добавить: "И с которым вы ушли из казино, так и не вернувшись ночью в отель", но удержался. - А почему странный? - сказала блондинка. - Так, - промямлил Таратура. - Он уродлив и несколько староват. Блондинка смерила инспектора презрительным взглядом, но на губах у нее блуждала кокетливая улыбка. Она возрождалась прямо на глазах, эта красавица, как птица Феникс! - Вас это очень интересует? Таратура пожал плечами: мол, что значит очень? - Это и есть мой папа. - Правда? - смутившись, но не скрывая облегчения, сказал Таратура. - Ну и прекрасно, - заметил Честер. - Я почти верю вам, Сюзи Бейл, но еще один крохотный вопрос: почему вы попросили клей, если мяч был целым? Потупя прекрасные глаза в голубых ресницах и не глядя на инспектора, блондинка сказала: - Я не успела сделать дырочки... Но послушайте, - произнесла она, вновь воодушевляясь, - как я могу вас называть? - Фред Пупкинс, - сказал Фред. - А моего друга зовут Арно Брамапутра. - Вот это да! - воскликнула блондинка. - Обожаю приключения, в которых действуют герои с такими фамилиями! Вы из полиции? - С чего вы взяли? - опешил Таратура. - Нет, мне просто так хочется, - мечтательно заявила блондинка. - Чтобы на острове стряслось что-то невероятное и чтобы красивый полицейский детектив раскрыл страшное преступление! В третий раз за последние десять минут переглянулись Честер и Таратура. - Знаете, - продолжала блондинка, - здесь очень скучно! Когда вы пригласили меня в машину, я сразу почувствовала, что сейчас случится что-то необычное. Особенно после того, как в машину сели вы! - Она показала на Честера. - Почему же? - спросил Фред. - Вы были лишним. Честер расхохотался, но Таратура сохранил невозмутимость. - Поехали отсюда, - предложила вдруг блондинка. - Недалеко здесь зона, и нас могут случайно подстрелить. Мужчины встрепенулись и даже затаили дыхание, как это делают охотники, боясь спугнуть зверя. - Что вы сказали? - почему-то шепотом произнес Таратура. - Я говорю, нас могут подстрелить, - как ни в чем не бывало повторила Сюзи. - Кто?! - не удержался от восклицания Честер. - Неужели вы не знаете? - удивилась блондинка. - Вы, наверное, на острове впервые? - Я спрашиваю кто?! - заорал Честер, окончательно теряя терпение. - Кто может подстрелить?! - О Боже! - смутилась блондинка. - Что с вами, господин Пупкинс? Вам страшно? - Послушайте, Сюзи, - все так же шепотом произнес Таратура. - Вы упомянули о зоне. Что вам известно о ней, говорите же! Блондинка странно посмотрела на мужчин. - Об этом знают все жители острова! - сказала она. - И даже многие курортники! Говорят, что в этой зоне уже два с половиной года то ли шпионов делают из людей, то ли людей делают из шпионов... 12. КОНТРАТАКА Очнулся Гард, почувствовав боль в руке. Перед ним стоял человек в белом халате, держа пустой шприц. И так как последнее, что запомнил комиссар, находясь в "конторе", был тоже человек в белом халате и такая же боль в руке, ему показалось, что между двумя видениями не прошло и секунды, - они как бы слились в нечто целое, не разделенное временем. Однако Гард скоро понял, что это не так: и врач был другой, и комната другая, и не было в ней чиновника Эммануила Бента со своими охранниками, и сам Гард уже не сидел в мягком кресле, а удобно полулежал на диване. Да, это был, конечно, второй укол, которым его привели в сознание. Сколько же времени он находился в забытьи? Комиссар взглянул на часы, но обнаружил, что они исчезли. Странно. Украсть их не могли, ситуация исключала такую возможность, тем более что бумажник с леммами и кларками, пачка сигарет и зажигалка были на месте. Значит, часы изъяли, чтобы комиссар не мог вести временной отсчет, который помог бы ему определить, как далеко он находится от "конторы". Кто знает, может, его вообще перевезли на другой конец Земли, если между уколами прошли сутки? В таком случае рассчитывать на помощь Честера и Таратуры уже нельзя. Н-да... Впрочем, не стоит отчаиваться: маскировать время и расстояние имеет смысл лишь тогда, когда они незначительны. Препарат, вероятно, обладал очень сильным действием, но совершенно не отражался на памяти и на способности размышлять. Неприятные ощущения, вызываемые обычным наркозом или снотворным, в данном случае отсутствовали, и Гард чувствовал себя скорее отдохнувшим и посвежевшим, чем усталым. Каждое слово, произнесенное им или услышанное от других до первого укола, тут же всплыло в его незамутненной памяти. - Морфинил? - сказал Гард, откровенно разглядывая пустой шприц и памятуя о том, что именно этот редкий препарат был обнаружен у Боба Лангера и преступной троицы, возглавляемой - как его? - Юджином Харри. Человек в халате ничего не ответил. Удостоверившись в том, что комиссар пришел в себя, он молча удалился. Когда за ним бесшумно закрылась дверь. Гард пожал плечами, как бы говоря: ну и Бог с тобой, не хочешь разговаривать - не надо. Гард понимал, что за ним могут тайно наблюдать, и потому решил вести себя непринужденно и естественно, как человек, попавший к "своим", а не в плен к противнику. Затем он огляделся. Окон не было. Небольшая комната была со вкусом обставлена мебелью, ультрамодные линии которой гармонично сочетались с полузабытой стариной. Пастельные тона обивки, пуфики на диване, декоративный камин в углу, драпировка на стенах и приглушенный зеленый свет, льющийся неизвестно откуда, превращали комнату скорее в дамский будуар, нежели в прибежище гангстеров. Во всяком случае, обстановка здесь разительно отличалась от подчеркнутой деловитости "конторы" и еще раз напомнила Гарду о пропасти, которая пролегла между ним и обычной жизнью. Рядом с диваном стоял низкий журнальный столик с газетами многих стран, небрежно разложенными чьей-то рукой как бы в подтверждение самых пессимистических предположений Гарда. Он встал, наклонился над столиком и, подумав, "естественно" выбрал "Мир пять минут назад", а не какой-нибудь "Нью-Йорк таймс". Пробежав глазами первую страницу, печатавшую информацию о главных мировых событиях, - на кой они черт рядовому исполнителю гангстерской шайки? - комиссар с гораздо большим интересом углубился в чтение уголовной хроники. Итак, министр внутренних дел Воннел, комиссар Вутс и инспектор Моргинс награждены орденами "Знак Льва и Львицы" за "блестящее", как было написано в газете, и "оперативное" расследование двух запутанных дел, связанных с исчезновением Ут Доббс и Рони Фишер. Прекрасно! Значит, Мердок точно выполнил указание Гарда, и интервью с Джином Моргинсом было, вероятно, напечатано в одном из предыдущих номеров. Что еще? Очередное ограбление Национального банка. Так и написано: "очередное", поскольку грабители раз в месяц, как за зарплатой, приходили в банк. Конечно, они действовали не без помощи банковских работников, но комиссар Вутс, которому было поручено это дело, предпочитал искать воров за границей, свалив на международную полицию вину за неуспех. Что еще? Взгляд Гарда скользнул по черной траурной кайме, окружавшей... Что такое?! Мердок?! Погиб?! "Случайный выстрел при чистке оружия"?! На какое-то мгновение комиссар даже забыл о том, что его замешательство может быть обнаружено, но тут же взял себя в руки. Перевернув еще страницу, он невидящими глазами уставился на фотографию какой-то красотки, чего-то там рекламирующей, продолжая думать о том, как же так нелепо погиб инспектор Мердок - отличный детектив, способный человек, умный, решительный, верный, на которого можно было положиться как на самого себя. Случайна ли смерть инспектора? Или его убили? Кто и зачем? Ответы на эти вопросы определяли многое в нынешнем положении Гарда. Успел ли Мердок сообщить президенту о его опасной миссии? Впрочем, какие могут быть сомнения: конечно нет! Контрольный срок истекал в двенадцать часов дня 2 июня - какое же сегодня число, черт возьми?! - а Мердок, судя по сообщению, погиб на следующий день после прощания с Гардом. Значит, никакой подстраховки в Нью больше нет. Одна надежда - на Таратуру и Честера. Не дай Бог, если преступники выйдут на их след! Не дай Бог, если они сами полезут к ним в лапы! Ситуация... - Красотками интересуетесь? - раздался вдруг мягкий, грудной голос. Гард не слышал, как отворилась дверь. Перед ним стояла женщина. "Час от часу не легче! - подумал комиссар. - Только этого недоставало!" Собственно, уютный будуар должен был подготовить Гарда к явлению "таинственной незнакомки", а не "таинственного незнакомца", и такая мысль подсознательно мелькала у него, когда он разглядывал комнату, но как-то не задержалась, проскочила мимо, и потому реальность потрясла его больше, чем можно было предположить. - Красотками? - не понял сначала Гард, но тут же сообразил, что имела в виду незнакомка. И тогда он бросил на столик газету с изображением полуголой девицы и почти профессионально произнес: - А что? Недурна! С одной стороны. Гард невольно сыграл себе на руку, произведя на даму недвусмысленное впечатление, но, с другой стороны, был этим внутренне бесконечно смущен. Незнакомка плавно пересекла комнату и, присев на мягкое кресло напротив Гарда, улыбнулась. Она была определенно хороша собой. Темно-лиловое платье плотно облегало ее стройную маленькую фигуру. На плечи тяжело падали волнистые каштановые волосы. Никакой косметики на матовом лице, хотя отчетливо были видны морщинки вокруг умных глаз. Высокий, чистый лоб. Удивительная грациозность и естественность движений. Возраст? Гард никогда не умел угадывать женские годы. Он вообще терялся перед женщинами, не умея ни допрашивать их, ни вести с ними светские беседы. - Давайте знакомиться. Дина Динст. С кем имею честь? Глубокий, грудной голос приятно контрастировал с миниатюрной фигуркой. Гард приподнялся с дивана, поклонился и снова сел. - Я хотел бы видеть шефа, - сказал он. Дина Динст очаровательно улыбнулась. - Я уполномочена представлять шефа, - сказала она. И вероятно, оставив надежду выяснить имя своего собеседника, по крайней мере на этом этапе разговора, без паузы добавила: - Итак, чего вы хотите? Чего хотел Гард? Немногого. Он хотел выяснить, с каким ведомством имеет дело, кто его шеф, чем оно занимается и какова судьба Майкла Честера и еще ста сорока девяти детей. Гард сказал: - Вышла ошибка, мадам. Я уже докладывал вашему помощнику. Могу повторить. Гард старался быть лаконичным, поскольку актер из него был неважный и убедительно сыграть гангстера он все равно не мог. Главное - не проявлять чрезмерного интеллекта, мало сочетающегося с ролью заурядного порученца. - Повторите, - предложила Дина Динст. Комиссар вздохнул: мол, надоело мне это дело! - Вышла ошибка, мадам, - сказал он по возможности равнодушным голосом. - Мне ведено доставить груз обратно, мальчишку то есть. - Кем ведено? - А тем, кто мне приказывает, - схитрил Гард. - С грузом что-то напутали. - Что именно? - Черт его знает! С каким-то кодом. Дина Динст с любопытством вскинула на Гарда глаза. - Вам даже известно о коде? - Я пользуюсь доверием, - сказал комиссар, "скромно" опуская ресницы. И тут же он пожалел, что так опрометчиво помянул код. Очевидно, это считалось большой тайной, о которой не всем было дано знать. В другой бы ситуации Гард объяснил мадам, что даже самые страшные государственные секреты рано или поздно становятся известны большому кругу посторонних лиц, поскольку секреты сами себя не охраняют, а охраняются живыми людьми и, стало быть, утечка информации возможна. Эти слова могли бы показаться ей убедительными, и то обстоятельство, что сидящий перед нею рядовой порученец что-то знает о коде, не вызвало бы у нее подозрения. Но комиссар промолчал: умное оправдание выдавало его с головой, а глупо оправдываться все равно не имело смысла. Пусть думает, как хочет! - такая "философия" по крайней мере была характерна для Боба Лангера и Юджина Харри, когда Гард безуспешно обрушивал на них доводы, основанные на логике. - Так, - кратко резюмировала Дина Динст. - А какова судьба девочки, которую должны были доставить вашим рейсом? - Откуда я знаю? - добродушно ответил Гард. - Доставкой занимаются другие. Я выполняю более сложные поручения. Его тупости мог позавидовать сам министр Воннел. - Значит, не знаете. - Дина Динст задумалась. - Имя девочки вам известно? - Нет. - А ребенка, которого вы должны забрать? Гард подумал: "Еще перепутают!" - Майкл Честер. - Кто вам назвал это имя? - Эммануил Бент, вы же слышали, - сказал комиссар. - Прекрасно. - Дина Динст даже повеселела. - Когда вам следует возвращаться? - Сегодня же! - твердо сказал Гард. - Если я не выполню поручение, мне голову снимут, мадам, и даже вы не поможете. Дина Динст вновь с любопытством посмотрела на Гарда. "Каким же я кажусь ей болваном, - подумал комиссар, - если она точно знает, что я _не тот_!" - Вернуть ребенка невозможно, - улыбнувшись, сказала Динст. - Почему? - внутренне холодея, произнес Гард. - Дайте мне мальчишку, три ампулы морфинила - и все дела! - Мальчик уже в работе! Не сдержавшись, она звонко рассмеялась. От этих слов и от сопровождающего их хохота у Гарда мучительно закололо в пояснице. Пересилив себя, он изобразил на лице полное равнодушие. - Ну что ж, тогда я вернусь на континент, доложу как есть, а вы, мадам, расхлебывайте сами. - Вам нечего беспокоиться, - сухо заметила Дина Динст. - Мы уже доложили. Вот оно что! Пока он спал, они, конечно, связались со своими людьми в Нью, получили исчерпывающую информацию, и разговор, который вела сейчас с Гардом эта женщина, имел, вероятно, единственную цель - разведывательную. Она тоже его прощупывала, как он прощупывал ее, но с несравненно большим эффектом: Гард был слепым, Дина Динст - зрячей. Фигуры в игре постепенно занимали свои законные места. Скоро должен был наступить момент, когда обе стороны, закончив разведку, перейдут в решительное наступление. Но прежде Гард все же обязан сделать еще одну попытку выкрутиться малой кровью. И он пустил последний пробный шар. - Да, дело серьезное, - сказал он, словно бы размышляя вслух. - Не знаю, чего вы там доложили, но мне точно известно: если мальчишка не будет доставлен, возможны крупные неприятности. - Какие же? - с интересом осведомилась Дина Динст. - Вмешательство официальных органов, - четко произнес Гард, явно нарушая границы избранного амплуа, но теперь это, кажется, уже не имело значения. - Зачем вам заботиться о том, что не входит в ваши обязанности? - с улыбкой сказала Дина Динст. - Вы так думаете? Хорошо. Тогда мое дело сделано. Мне что? - вновь прикинулся Гард. - Дали мальчишку - порядок, не дали - уеду без него. - Нет, дорогой мой, - поправила Дина Динст. Ее глаза вдруг стали стеклянными, остановившимися. - Билет на обратный путь вам не понадобится. - Интересно! - сказал Гард, хотя понял, что игра кончилась. Он закурил, даже не спрашивая разрешения у дамы. Более определенно выражать своего отношения к последним словам Дины Динст не имело смысла: ими не все было сказано, и потому час комиссара еще не пробил. Он перейдет в контратаку лишь после того, как станет ясно, какими о нем сведениями располагает Дина Динст. Теперь торопиться некуда. Гард и так совершил слишком много ошибок, проникая в зону, но он не мог их не совершать, поскольку действовал наугад. Отныне любая ошибка становилась смертельной. - Вы можете не разыгрывать простачка, а говорить со мной серьезно? - сказала вдруг Дина Динст, опуская руку в маленький карман платья. - Могу, - неожиданно согласился Гард. - Но при одном условии. - Я слушаю. - Вы будете стрелять лишь после того, как нам двоим все будет ясно. 13. ЧЕРНЫЙ ХОД Таратура не вошел, а вбежал в номер к Честеру, стремительно заперев за собой дверь. Он был возбужден, но Фред знал, что инспектор способен удерживать в себе заряды любых калибров, не выпуская их до тех пор, пока сам не посчитает нужным. Спросить сейчас Таратуру "что случилось?" и рассчитывать на ответ было равносильно тому, чтобы надеяться на получение пива из автомата, в который не собираешься опускать десятилеммовой монеты. - Опять купался? - сказал Честер, взглянув на мокрую голову Таратуры. - Когда шеф вернется, я расскажу ему, какой роскошный уик-энд устраивал себе его помощник. - И не забудь добавить, - попросил Таратура, - что я не просто купался, а в обществе очаровательной островитянки. Это было уж слишком. - Послушай, Дон-Жуан! - вскипел Честер. - Мне так же хочется шутить, как тебе быть серьезным! Таратура улыбнулся своей глупой, обезоруживающей улыбкой. - Во-первых, не Дон-Жуан, а Ромео... - Каждый Ромео начинал или заканчивал Дон-Жуаном! - А во-вторых, что тут плохого? Быть может, Фред, ты и бывал на таких островах, как этот, а я никогда. Неужто мне нельзя лишний раз искупаться в море? Если бы ты знал, Фреди, как часто я мок под дождем, месил грязь и ползал по вонючим чердакам и подвалам! Когда мы устроили большую охоту на Кирилла Шолли, я целый час плыл в канализационной трубе с пистолетом в зубах. Ведь ты не поверишь мне, если я попытаюсь тебя убедить, что я люблю плавать в канализационных трубах? - Кончай трепаться. Сегодня ты чрезмерно болтлив. Честер вновь лег на кушетку, на которой валялся с самого утра и которую, судя по всему, не собирался оставлять до вечера. - Ты беспокоишься о Гарде, - сказал Таратура. - Я тебя понимаю. Но знаешь, что в этот момент больше всего заботит шефа? - Что? - Правильнее сказать: кто? Мы с тобой! Он больше всего боится, что нас переловят. Тогда и ему крышка. Три трупа в море и заметка в "Прекрасном одиночестве": "Незадачливые яхтсмены". Ты не помнишь, Фреди, на какие сутки всплывают покойники? В холодной воде, кажется, на девятые. А в теплой? - Иди к черту! - сказал Фред. Таратура присел к нему на кушетку и доверительно, почти шепотом сообщил: - Она замечательная девчонка, эта Сюзи Бейл! Нет, ты согласись, у нее очаровательная мордашка! А? - Иди к черту! - Плавает отлично, - продолжал задумчиво Таратура. - У нее акваланг. Мы решили вечером плыть вместе. К Гарду. - Что?! - Честер вскочил с кушетки как ужаленный. - Что ты сказал?! - Могу повторить. - Улыбка исчезла с лица Таратуры. Он, кажется, говорил серьезно, хотя в его глазах еще сверкали искорки смеха. - Я размышлял так. К сожалению, нам неизвестно, легальна или нелегальна организация, расположенная в зоне. Если это действительно "центр" по подготовке разведчиков, то почему до сих пор не вернулся комиссар полиции Дэвид Гард с Майклом на руках и тремя билетами на самолет и не сказал нам с тобой шепотом, чтобы мы на всякий случай забыли, с кем имели дело? Стало быть, нелегальная? - Ну? - Что "ну"? Не знаю! Вот об этом и стоит потолковать с Гардом. - По радио? - К черту радио. Надо встретиться и поговорить. - Не строй из себя идиота! За последнее время ты так вжился в этот образ, что вас невозможно разделить! - Благодарю, - сказал Таратура. - Я давно догадываюсь, что вы, сеньор, прекрасного обо мне мнения. Однако теперь есть возможность проникнуть в зону. - И потерять свободу? Ты же сам говорил, что мы чуть ли не единственная гарантия безопасности Гарда! - А почему ты решил, что мы отправимся туда вместе? И кто сказал тебе, что я собираюсь расставаться со свободой? Потому-то речь и идет о черном ходе. - Рискованно. - За элементы риска мне дополнительно платят сто двадцать кларков в неделю. - Хорошо. Что ты придумал? - Тут я, признаться, ничего не придумал. Вернее, я придумал, что надо прямо спросить Сюзи, не знает ли она, как проникнуть в зону. - Ты объяснил зачем? - Да. Я сказал, что там затерялся мой приятель, и этого ей было достаточно. - Ну? - Она ответила, что не знает. И добавила, называя меня Арно. "Арно, - сказала она, - я часто плаваю с аквалангом. В четырех милях от пляжа, за мысом, в море выходит какая-то труба..." - Ну? - Пожалуйста, не нукай. Я сразу вспомнил канализацию, но Сюзи сказала, что из трубы идет чистая вода. Правда, подогретая. "Не сваримся ли мы в этой трубе?" - спросил я. Она ответила, что вроде бы не должны свариться. Тогда я спросил, точно ли эта труба идет из зоны. Она сказала, что точно не знает, но больше неоткуда. И тогда я стал уговаривать ее показать мне эту трубу. Таратура умолк. Честер жадно закурил сигарету. - Уговорил? - Конечно, она боится. Она сказала, что в прошлом году два курортника случайно забрели в зону, их застрелили без всякого предупреждения, когда они постучались в стальные ворота. Скандал замяли. Официальная версия была такова, будто бы они нарвались на шального бандита. - Ты все же уговорил? - Разумеется, - улыбнулся Таратура. - Ей хоть и страшно, но любопытство пересиливает. Кроме того, я намекнул, где служу, она чуть не задохнулась от восторга и сказала: "Никогда не думала, что там работают такие обаятельные..." В общем, сам понимаешь. - Хвастун ты, инспектор, но молодец! - восхищенно сказал Честер. - Когда же? - Сегодня в пять часов. Я поручил ей купить акваланги. - Я с вами. - Ну уж нет! Ты будешь нашей общей гарантией безопасности. Честер молча подошел к Таратуре, положил ему руку на плечо и посмотрел прямо в глаза. Конечно, нервы Фреда были на пределе. Наконец Таратура представил себе, какие глупости он натворит, оставшись один хотя бы на сутки. Уж лучше пусть будет перед глазами. - Ладно, Фреди, - сказал инспектор. - Еще один акваланг я выиграю сейчас в тире. Плебейская привычка экономить кларки, даже казенные. Выйди в коридор. Никого нет? Я исчезаю. В пять на пляже, у нашего места! Понял? За ним захлопнулась дверь... Они плыли кильватерным строем. Сюзи впереди, за ней Таратура, Честер замыкающим. На пляже похохотали, подурачились для отвода глаз, потом, перемигнувшись, по очереди нырнули и ушли в море. За мысом они вынырнули, поставили шнорхели, чтобы не расходовать воздух в баллонах, и поплыли дальше. Честер пристегнул выигранный накануне вечером в тире подводный фонарь. Он колотил по правому боку, мешая плыть. Чтобы не отставать, Честер посматривал иногда вперед и замечал большое, увеличенное маской тело Таратуры, его синие ласты, от мерных колыханий которых вихрилась вода, а там, еще впереди, черный купальник девушки. Она плыла кролем, обгоняла их, а потом, обернувшись, поджидала, медленно и плавно покачиваясь на одном месте. Они проплыли минут сорок, когда Сюзи внезапно нырнула и, мелко перебирая ластами, вертикально ушла в глубину. Дно здесь было ниже и опускалось круче. Честер видел, как Сюзи развернулась у дна, зависла, оглядываясь вокруг, потом, резко оттолкнувшись ногами, быстро пошла наверх, показывая поднятым пальцем, чтобы и они всплывали. Три головы появились над водой почти одновременно. Сюзи выплюнула загубник. - Теперь совсем близко, - сказала она, - метров тридцать, вон там, у самого берега. Таратура и Честер пригляделись. Земля была совсем рядом. Они уже прошли всю бухту, открывающуюся за зеленым мыском. Здесь берег был крутой, голый. Отполированные прибоем скалы стояли стеной, лишь кое-где маленькими островками торчали из воды камни. - Плывите за мной, а когда я вам махну, включайте баллоны, и пойдем вниз. Ты не потерял свою пилку? - Сюзи посмотрела на Таратуру. "Они уже на "ты", - отметил про себя Честер. - Современные темпы!" Таратура улыбнулся под маской и похлопал себя по бедру, где у него висела маленькая ножовка с красной ручкой. Слева, у другого бедра, висел отличный нож для подводной охоты: Таратура не поленился накануне и теперь имел недурную экипировку, за счет, разумеется, хозяина тира. Сюзи тихо ушла под воду. Маленький фонтанчик с хриплым свистом вырвался из ее шнорхеля. Таратура и Честер последовали за ней. Действительно, проплыв метров тридцать - сорок, девушка дала сигнал к погружению. Они переключили акваланги на питание от баллонов и начали медленно погружаться. У Честера сдавило лоб. "Ничего страшного, - подумал он, - пройдет". На глубине около двадцати - двадцати пяти метров Сюзи обернулась и протянула вперед руку, указывая направление. Теперь они плыли уже плотнее друг к другу, и Честеру некогда было разглядывать дно. Солнечные лучи проникали и сюда, и, если бы камни были светлые, тут, наверное, было бы совсем светло, но темно-бурые скалы и водоросли скрадывали свет, рождая таинственный голубой сумрак. "В приключенческих фильмах в таких местах звучит электронная музыка", - подумал Честер. Сюзи опять пошла чуть ниже и опять протянула вперед руку. Глянув в указанном ею направлении, Честер увидел какое-то черное овальное пятно, перечеркнутое аккуратными светлыми полосами. По мере того как они приближались к этому пятну, все заметнее становилось движение воды, идущей навстречу мягкими теплыми волнами. Они были уже совсем близко, и теперь легко было разглядеть черное отверстие трубы и решетку из стальных прутьев в мизинец толщиной. Из трубы действительно шла теплая вода. Но не горячая, а именно теплая, градусов тридцать; течение было несильным, но заметным, словно дул теплый ветер из аэркондишена. Таратура коснулся плеча Сюзи и ткнул пальцем вверх. Потом обернулся к Честеру. Журналист кивнул: понятно, всплываем. - Нас тут не пристрелят? - Это были первые слова Таратуры, когда они поднялись на поверхность. - Не знаю, - просто ответила Сюзи. - Мы под скалой в мертвой зоне, - сказал Честер, обводя взглядом береговые скалы. - Будем надеяться, - пропыхтел Таратура. - Теперь я принимаю командование. Фред и Сюзи, вы остаетесь здесь, но так, чтобы вас не было видно с берега. Акваланги отключите, будем экономить воздух. Когда я перепилю решетку, позову вас. Фред, не вздумай ухаживать за Сюзи... - Она пойдет с нами? - спросил Честер. Сюзи согласно кивнула, не ожидая, что ответит Таратура. - Тогда поторапливайся. - Фред похлопал инспектора по маске. Таратура скрылся под водой. Прошло, кажется, не менее двадцати минут, прежде чем голова Таратуры заплясала на волнах. Он начал говорить, еще не отдышавшись, и выстреливал слова короткими очередями: - Пилить трудно... упереться не во что... Ну, пошли! Фонарь не потерял?.. Я впереди, потом Фред, а ты сзади... - Он подмигнул Сюзи. - Держимся кучей, чтобы не потеряться... - Таратура быстро вставил загубник и, повернув переключатель акваланга, первым скрылся под водой. Честер секунду помедлил, взглянул еще раз на Сюзи, которая без голубых ресниц и пышной прически казалась ему сейчас совсем не похожей на девицу из кордебалета, а была вполне нормальной девушкой спортивного склада, - надо же, как естественность меняет человека в лучшую сторону! - и последовал примеру Таратуры. Следом ушла под воду Сюзи. Труба была широкая, метра полтора в диаметре, плыть было легко, и Таратура только изредка касался руками стенок, скользких на ощупь. Честер отставал: ему мешал фонарь, не говоря уже о том, что движение замедлялось из-за течения в трубе. Они проплыли метров сто, когда Таратура остановился и поднял вверх палец. Честер и Сюзи отчетливо услышали шаги над своей головой. Да, там кто-то ходил. Один раз им даже послышались голоса. Слова разобрать было невозможно, но Таратура мог поклясться, что слышал разговор двух мужчин. Потом все стихло. Пловцы двинулись дальше. Вскоре плывущий впереди инспектор опять остановился и прислушался. Он уловил какой-то странный звук - бульканье не бульканье, скорее журчание, плавно повторяющееся, словно кто-то помешивал в огромной кастрюле большущей ложкой. Таратура осторожно двинулся дальше. Звук нарастал. Вода стала заметно теплеть, хотя, увлеченный звуками, Таратура не сразу это почувствовал. "Теплая вода - это прекрасно, - успокоил себя Таратура. - Меньше расходуем кислорода!" Но, честно говоря, спокойствие не приходило, и по мере нарастания звуков Таратура тревожился все больше. "Втянет в какой-нибудь насос и изрубит на куски! - подумал он и оглянулся. - Сюзи, наверное, не стоило брать с собой..." Не успел Таратура сделать и пяти гребков, как труба кончилась. Он почувствовал, что стенки ушли в стороны, под ногами тоже не было осклизлой вогнутости, разом изменился тон звука. Таратура всплывал медленно. Он знал, что Честер и Сюзи тоже поднимаются, но не слышал их: все заглушало шипение и журчание. Он всплыл первым. Со всех сторон его окружала темнота. Внизу голубел фонарь Фреда. Вот и он. А вот и Сюзи. Луч фонаря, поднятого над водой, уперся в серую бетонную стену. Честер медленно повел луч. Они находились в круглом зале метров десяти в диаметре, со сводчатым потолком, расположенным довольно высоко над водой. Вынули загубники. Воздух застоявшийся, спертый, видно, что этот воздушный колокол редко проветривался. Почти все пространство зала занимали какие-то трубы, идущие сверху, из сводчатого потолка. Они были не толще водопроводных, но было их очень много, и стояли они густо, как бамбуковая заросль. Таратура хотел ухватиться за одну трубу, но тут же отдернул руку: труба была горячая. В противоположном от них конце зала находилось то, что издавало тревожный звук. Это была вполне мирная крыльчатка, очень похожая на вращающиеся двери, которые делали в старых гостиницах. Позеленелые концы ее больших, не меньше дверей, лопастей, на которых повисли обрывки водорослей, медленно, с тяжелым всхлипом вращались, перегоняя воду, которая с журчанием обтекала частокол труб. - Поняли? - шепотом спросил Таратура. - Что-то вроде теплообменника, - сказал Честер тоже шепотом. - Гоняют воду и охлаждают эти трубы. - Похоже, мы в огромном автомобильном радиаторе! - Смотрите! - перебила Таратуру Сюзи и показала рукой на стену позади них. Все обернулись. Честер повернул фонарь. Над водой, как балкончик, висела маленькая площадка, подобная тем, какие делают снаружи зданий для пожарных. Из воды на площадку вела лесенка, а прямо напротив нее в серой бетонной стене ясно угадывался темный квадрат двери. Таратура, не говоря ни слова, подплыл к лесенке и поднялся на площадку. Сюзи последовала за ним и присела на большой кусок брезента, свернутого в рулон и, вероятно, кем-то забытого на площадке. Для Честера места уже не было, он встал на лесенке, освещая дверь. - Ну, что я говорил! - торжествующе зашептал Таратура. - Вот вам и черный ход! - Тише! - перебила Сюзи. - Слушайте... - Внимание, говорит главный пульт! - раздался за дверью сухой, ровный голос. Он был слаб, звучал откуда-то издалека и сверху, но все отчетливо слышали слова. - Даю предварительную на разгерметизацию. Сброс давления до семи атмосфер в блоке "М" начинать только после остановки центрального насоса! Голос умолк. - Все ясно, - шепотом сказал Таратура. - Это дверь, которую мы искали. Весь вопрос, как в нее войти. Никаких ручек, даже выступов не было. - Она открывается изнутри и к нам, - сказал Честер. - Откуда вы знаете? - спросила Сюзи. - Здесь, где мы находимся, избыточное давление, - прошептал Честер. - Ведь мы явно ниже уровня моря. Значит, чтобы открыть дверь, надо уравнять давление снаружи и внутри. - Пожалуй, ты прав, - прошептал Таратура. - Или искать другую дверь? - Поплыли домой, - робко попросила Сюзи. - Погоди, крошка, - перебил Таратура. - Общая схема нам ясна. Ничего, как видите, страшного нет. - Он внимательно разглядывал кусок брезента, на котором сидела Сюзи. - Все очень просто, я бы сказал, даже примитивно! И Таратура изложил в нескольких фразах свой план: если с помощью брезента навести пластырь на то отверстие, через которое они всплыли и через которое уходила подогретая вода, движение этой воды, по существу, прекратится, она перегреется, теплообменник перестанет срабатывать, и дверь, по мнению Таратуры, легко откроется. С пластырем справились довольно быстро и заняли места на лесенке и площадке. Легкое противодавление, создаваемое рабочей крыльчаткой, удерживало брезент на трубе. Поскольку стока воды не было, ее уровень в камере поднимался, но ненамного. Честер погасил фонарь. Он вновь сидел на лесенке. Таратура шептался с Сюзи на площадке и через каждую минуту просил Честера окунать в воду ногу и проверять, насколько она нагрелась. Вода грелась довольно медленно, но грелась. Минут через тридцать было уже горячо. Честер понял, что температура приближается градусам к пятидесяти. Стало душно и по-настоящему жарко, но они терпели. Вдруг за дверью раздался уже знакомый сухой голос автомата: - Внимание, говорит центральный пост. Перегрев во втором контуре реактора. Посту 73 снять температуру во втором контуре. - Ага! - тихо завопил Таратура. - Дошло наконец! В этот момент тон звуков в зале, к которому они уже привыкли, изменился. Честер зажег фонарь, и они увидели, что крыльчатка стала вращаться гораздо быстрее. Под ними ходили маленькие волны кипятка, а брызги достигали ног Честера. - Все идет по расписанию, - сказал Фред. - Они разогнали крыльчатку, чтобы увеличить теплосъем, но, если брезент выдержит, ничего у них не выйдет. - Слушай, - сказал Честер Таратуре, - а ведь у нас еще одна неувязочка получается. Если дверь открывается сюда, в камеру, то, когда она начнет открываться, она прижмет нас, и придется прыгать в кипяток. Сюзи жалобно пискнула. Таратура молчал. Потом сказал: - Значит, так. Если дверь начнет открываться, Сюзи станет за дверь, а я побеспокоюсь, чтобы она не очень широко раскрылась. Ты, Фред, на всякий случай... - Внимание, говорит центральный пост, - перебил Таратуру голос за дверью. - Немедленно устранить перегрев во втором контуре реактора! - Ну, теперь можно ждать гостей, - сказал Честер. - Однако встреча будет чересчур жаркой, - добавил он, вытирая пот со лба. - Слушай-ка, - он дернул Таратуру за ногу, - а если сюда нагрянет целая ремонтная бригада, человек десять, что тогда? - Перекидаем всех в кипяток и полезем наверх, - бодро отозвался Таратура. - Тихо! - перебила Сюзи. Наверху что-то щелкнуло, раздался какой-то скрип, звуки каких-то движений, опять щелчок, потом шипение. Таратура начал срывать водонепроницаемый мешочек со своего пистолета. Потом они услышали тяжелые шаги над головой: кто-то спускался к двери. - Кажется, один, - прошептал Таратура на ухо Сюзи. Заскрипел штурвал замка, толчок - и узкая щель света вспыхнула перед ними. И начала расширяться. - Ну и баня тут, черт побери, - раздался спокойный, даже сонный голос, и в этот момент, скользнув из-за двери, Таратура уже приставил к груди говорящего дуло своего семизарядного "шелеста". - Одна маленькая просьба, - тихо сказал Таратура, - где здесь можно обсушиться и выпить чего-нибудь прохладненького? Потом, десятки раз вспоминая этот эпизод, и Честер и Таратура говорили, что все их планы, рассчитанные на внезапность и неожиданность, провалились в первый же миг встречи с незнакомцем. Он не только не выказал никакого страха, замешательства, паники, напротив, он привел в полнейшее замешательство всю тройку, ответив на вопрос Таратуры совершенно спокойно, так спокойно, будто не только ожидал встретить за дверью голого человека с пистолетом, но и был уверен, что этот человек ждет его. - Наверху есть сифон с холодной водой, - сказал незнакомец, даже не взглянув на пистолет. - Но погоди немного, сперва надо узнать, отчего тут все греется. У Таратуры отвалилась челюсть. Такой встречи он не ожидал. Спокойно отстранив рукой пистолет, незнакомец попробовал шире раскрыть дверь. - Осторожно, там девушка, - промямлил Таратура. - А, - сказал ремонтник, - понятно. - Он заглянул за дверь. - Иди сюда, чего там стоять. - И он пропустил Сюзи в шлюз. Ничего не понимающий Честер зашевелился на своей лесенке. - Вон вас тут сколько! - сказал ремонтник таким тоном, словно увидел муравьев на чайном блюдце. - Но отчего же все-таки греется? - спросил он задумчиво. - Внимание! Говорит главный пульт! Аварийный режим перегрева второго контура реактора! - раздалось откуда-то сверху, но гораздо громче, чем из-за закрытой двери. - Пост 73, немедленно доложите, что у вас там происходит. Вы слышите меня, пост 73? - Слышу, слышу, - сказал ремонтник так, как обычно говорят самому себе. - Ну отчего же все-таки греется? - Это мы заткнули трубу, - сказал Честер со смущенной улыбкой, поднимаясь по лесенке. - Чем? - спросил ремонтник. - Брезентом? - Да, - ответил Честер. - Вот, смотрите... - Он дернул за веревку, подтянул мокрый брезент, от которого валил пар, и кипяток с бульканьем и свистом понесся в освободившуюся трубу. - И правильно сделали, что заткнули, - невозмутимо сказал ремонтник. - Давно надо было заткнуть, чтобы все у них полопалось к чертовой матери. Тут только Честер разглядел его. Ему было за пятьдесят. Довольно грузный, длиннорукий, он был одет в рабочий комбинезон, чистый, но мятый, просто жеваный, и застиранную голубую рубашку. Лицо его, несколько одутловатое, припухшее, походило на лицо только что разбуженного человека, да и по глазам можно было понять, что он лишь недавно встал. - Вас тут трое? - спросил ремонтник. - Или больше? - И, не дождавшись ответа, сказал Честеру: - Брось брезент на лестницу и пошли наверх: жарко тут. Таратура со своим пистолетом, а за ним Сюзи с Честером полезли по скобам вверх. Ремонтник затворил за Фредом дверь, повернул штурвал замка и крикнул вверх Таратуре: - Там у люка красная кнопка. Нажми и отворачивай люк! По свисту воздуха и боли в ушах Честер понял, что из шлюза стравливают воздух. Потом что-то щелкнуло наверху, заскрипело, и стало заметно светлее: Таратура открыл люк. Он высовывался осторожно, держа наготове пистолет. И первое, что он увидел, были зеленые глаза, тревожные и злые, смотревшие прямо на него: на стуле у пульта лежал кот. Таратура огляделся по сторонам. Это была небольшая, очень чистая круглая комната. Посредине стоял пульт, довольно маленький и с обычными, ничем не примечательными шкалами, циферблатами, кнопками, тумблерами и штурвальчиками. Два стула на винтах, маленький шкафчик, и ничего больше. Стены отделаны кремовым пластиком, светильники упрятаны в потолок. Короче, в высшей степени скромная обстановка. Следом за Таратурой поднялась Сюзи, затем Честер и, наконец, ремонтник. Сняли акваланги и прислонили их к стене. Таратура обошел пульт с пистолетом в руках, оставляя мокрые следы на пластике. Сейчас в этой обстановке он выглядел очень глупо в плавках с дурацким пистолетом, но и девать пистолет ему было некуда. С голых капало, на полу образовались пятна и потеки, вся пультовая стала выглядеть какой-то неопрятной. Кот с брезгливым возмущением осматривал мокрых людей. - Нет ли у вас чем вытереться? - робко спросила Сюзи. - Есть, - ответил ремонтник и достал из шкафчика полотенце, не сказать чтобы свежее, но терпимое. Сюзи начала отжимать волосы. Честер подумал, что теперь, когда после всей этой бездны волнений и приключений они достигли наконец желанной цели, никто не знает, что делать дальше. Все ждали схватки, борьбы, перестрелки, а оказались в каком-то мирном купальном павильоне. - Ну что же, - сказал Честер, переминаясь с ноги на ногу, - давайте знакомиться. - Он протянул руку ремонтнику. - Фред. - Очень рад. Вальтер Шиз, - буркнул ремонтник и сунул руку. Сделав книксен в купальнике, представилась Сюзи. Таратура переложил пистолет в левую руку и тоже поздоровался, назвав себя. Помолчали. Шиз подошел к пульту и долго рассматривал какую-то шкалу. - Порядок, - сказал он то ли самому себе, то ли коту, но, во всяком случае, не гостям. - Пошла вниз. - Температура? - участливо спросил Честер. - Ага, - ответил Шиз. Вновь помолчали. - А где мы, собственно говоря, находимся? - наигранно легкомысленным тоном спросил Таратура. - Пульт 73, - спокойно ответил Шиз. - Внимание, говорит главный пульт, - раздалось из динамика. - Пульту 73 доложить о причинах перегрева! Шиз лениво пошел к пульту. И следов замешательства нельзя было заметить у него, хотя чувствовалось, что докладывать ему неохота. - Говорит пульт 73, - глухо сказал Шиз. - Перегрев произошел из-за закупорки отводящего трубопровода. - Какой еще закупорки? - раздраженно спросил динамик. - Чем закупорился ваш трубопровод? - Брезентом, - сказал Шиз и замолчал. - Как могла закупориться полутораметровая труба брезентом? - недоумевал главный пульт. - Вы что, специально ее затыкали? - Я не затыкал, - сказал Шиз. - А кто затыкал? - Двое парней и девчонка, - сказал Шиз. - Какие парни? Какая девчонка? Откуда вы знаете? - кипятились на главном посту. - Знаю, - сказал Шиз и замолчал. Таратура водил пистолетом и не знал, что ему делать. Честера вся эта откровенность совершенно вышибла из седла. Сюзи почувствовала, что ноги ее не держат, и опустилась на стул, где лежал кот. Раздался громкий, хриплый вопль. - Кто у вас там вопит? - запросил главный пост. - Ивэн, - ответил Шиз. - Какой Ивэн? - теперь уже вопил главный пост. - Кот, - объяснил Шиз. - Сумасшедший дом! - После этих слов динамик щелкнул - главный пост отключился. - Зачем же вы... - начал Таратура, но Шиз перебил его. - А пошли они все к дьяволу! - с досадой сказал он. - Зря мы вытащили брезент, пусть бы у них вся эта чертовщина распаялась ко всем чертям! - Какая чертовщина? - осторожно спросил Честер. - Вся. И большой купол тоже, - сказал Шиз. - А что это за большой купол? - спросил Честер. - Ну, купол такой... В общем, долго рассказывать, - сказал Шиз. Было ясно, что никакие соображения секретности его не сдерживают, просто ему не хочется объясняться. - А что тут вообще происходит? - в лоб спросил Таратура. - Где? - не понял Шиз. - В зоне, - сказал Честер. - Тут вся эта чертовщина, но самое главное, - он сделал паузу и многозначительно поднял вверх палец, - самое главное, что я, старый дурак, им помогаю делать синеньких. - И Шиз горестно покачал головой. - Каких таких "синеньких"? - спросил Честер. - Ну, как вам сказать... - Шиз развел руками. - Синенькие - это синенькие. - Это люди? - спросил Таратура. - Да какие, к черту, люди! - рассердился Шиз. - Нет, мы зря вытащили брезент. Надо было кончать с этим делом. - Сколько человек работает в зоне? - спросил Таратура. - Человек тридцать. А может, сорок. А может, четыре тыщи, - сказал Шиз. - Вы не знаете, где наш товарищ, который попал сюда вчера? - спросил Честер. - Сидит в кабинете этого дьявола, - сказал Шиз. - Какого дьявола? - спросил Честер. - Динст. - Это далеко? - спросил Таратура. - Не очень. - Туда можно пройти? - Можно. Через главный пост. Но там охрана. Три человека. - А где же остальные? - Наверху. Человек десять в ЛАФИЗ... - Что это за ЛАФИЗ? - спросил Честер. - Лаборатория. Хирургии и физиологии. Или физиологии и хирургии, черт ее знает... А какого черта вы меня спрашиваете? - вдруг возмутился Шиз. - Если вы хотите взорвать всю эту зону к чертовой матери, я вам помогу, а допрашивать себя не позволю! - Ну что вы, - сказала Сюзи, - вы так интересно рассказываете. - Тогда другое дело, - смирился Шиз. - Понимаете, нам очень надо увидеть нашего друга, - сказал Честер. - Для этого мы и... - он кивнул на люк, - и были вынуждены вас потревожить. - Понял, - сказал Шиз. - Пошли. - Куда? - спросил Таратура. - К вашему приятелю. - А охрана? - спросил Таратура. - Так у тебя же есть эта штука. - Шиз кивнул на пистолет. - Перестреляй их всех к чертовой матери! - Стрельбу поднимать вряд ли стоит, - осторожно возразил Честер. - Их надо разоружить и, может быть, связать. - Валяйте, вяжите, - разрешил Шиз. - А чем? - спросила Сюзи. Честер и Таратура начали беспомощно озираться по сторонам. - У меня есть резиновые трубки, - сказал Шиз. - Не годится, - сказал Таратура. - Есть провод, - предложил Шиз. - Давай провод, - сказал Таратура. Шиз достал из шкафчика моток провода. - Кусачки взять? - спросил он. - Бери кусачки, - сказал Таратура. - Надо взять кусачки, - кивнул Шиз. - У них на пульте микрофон для переговоров с верхом. - А наверх как поднимаются? - спросил Честер. - Есть два лифта, - сказал Шиз. - Их можно отключить? - спросил Честер. - На главном пульте проще простого, - сказал Шиз. - Отлично, - сказал Таратура. - Итак, я их держу, Фред и Сюзи вяжут, а ты, - он обернулся к Шизу, - вырубаешь лифты и отключаешь связь с верхом. - Это мне ничего не стоит, - сказал Шиз. - Сюзи, - сказал Таратура, - ты начнешь психическую атаку... 14. УЛЬТИМАТУМ - Так вот, - сказала Дина Динст, - у нас накопилось много сомнений относительно вас, и, пока мы их не разрешим, вам придется воспользоваться нашим гостеприимством. Впрочем, не исключено, что вы сами захотите помочь нам, и тогда дело будет исчерпано. Улавливаете то, о чем я говорю? - Стараюсь, - сказал Гард. - Отлично. Свои сомнения я изложу вам в той последовательности, в какой они накапливались, причем позволю себе быть откровенной. ("Еще бы! - подумал Гард. - Волк тоже имеет право на откровенность с козленком!") Во-первых, дорогой мой, ваше прибытие к нам вопреки инструкции не было подтверждено телеграммой. Во-вторых, вы не остановились в том отеле, где обязаны останавливаться наши люди. В-третьих, вы не знаете пароля, хотя в вашем распоряжении были полотенца с метками. Только случайность позволила нашему агенту набрести на вас и доставить в зону. Кстати сказать, вы очень позабавили наших сотрудников своим нелепым крестом, но это так, к слову. В-четвертых, находясь в зоне, вы должны любому "зоннику" по первому требованию называть свое имя, и никакой инструкции, запрещающей это делать, не существует. В-пятых, наш филиал в Нью уже ответил на запрос, сообщив, что с Майклом Честером никакой ошибки нет и что никому не поручалось сопровождать его обратно. В-шестых, дорогой мой, обнаруживая незнание элементарных правил, вы одновременно поразительно осведомлены в таких вещах, которые неведомы не только рядовым, но и старшим агентам. Вы назвали код, существование которого известно только шефу, мне и двум самым верным людям. Улавливаете? Гард промолчал. - Но это еще не все. Ваше появление на острове совпало с некоторыми печальными для нас событиями. Девочка, которая должна была прибыть тем же рейсом, каким прилетели вы, - странное совпадение! - не прибыла и не передана нам на аэродроме. В газетах уже помещена идиллическая фотография: ребенок в объятиях счастливой матери. Дураки, разве в этом счастье? Полиция объявила фамилии двух рэкетиров, якобы укравших ребенка, но мы проверяем сейчас, каким образом рэкетирам удалось перехватить девочку у наших агентов. Но дело не только в этом. Дело в том, что агент, долженствующий сопровождать ребенка сюда, исчез! Кроме того, пропали еще три наших сотрудника, участвовавших в операции по изъятию девочки. И вот, представьте, в этот сложный момент появляетесь вы! Повторяю: без уведомления, без знания пароля, без имени, с надуманной версией... Достаточно? Или вам мало? Ей трудно было отказать в логике. - Таким образом, - продолжала Дина Динст, - я прихожу к выводу, что вы не тот человек, за которого себя выдаете. - Верно! - неожиданно согласился Гард. - Быстрое признание делает вам честь, - улыбнулась Динст. - Кто же вы? И какова ваша цель? Надеюсь, мы поладим? Гард встал, и рука Дины Динст дернулась из карманчика. Дуло крохотного пистолета холодно смотрело на комиссара. - Я люблю рассуждать прохаживаясь, - успокоил Гард собеседницу. - Не пугайте меня и себя этой штучкой. Давайте лучше пофантазируем. Могу я быть агентом конкурирующей фирмы, желающей получить кое-какие ваши секреты? - У нас конкурентов нет и быть не может, - сухо сказала Дина Динст, не убирая пистолета. - Предположим. А что вы скажете, если я специальный представитель шефа, которому поручено проинспектировать вашу бдительность? Глаза Дины Динст сощурились, она напряглась, сомнение пробежало по ее лицу. - Вот произнесу сейчас нечто такое, - продолжал Гард, - что будет выше всех паролей, и вы поймете, что я не только сильнее вас, но и старше по должности. А? Гард почти физически ощущал, как инициатива переходит к нему. Она молчала: ни слова в ответ, одно ожидание. Но обе руки уже легли на колени, пальцы сжимали друг друга, нервно перебирая фаланги, как четки. Пройдя из угла в угол комнаты. Гард выдержал паузу, а затем, мысленно сказав себе: "Ну, пора в решительную атаку!" - продолжал: - Но дело еще серьезней, дорогая моя Дина Динст, нежели вы можете себе представить. Я не сотрудник конкурирующей фирмы, не представитель шефа и даже не агент иностранной разведки. Я очень опасный для вас человек, мадам. И не только для вас. Для шефа тоже. Для всей вашей фирмы. Мое имя Гард. Дэвид Гард, комиссар полиции, разрешите представиться! И Гард поклонился. Она не сделала ни одного движения, не дрогнула ни единым мускулом. "Вот это выдержка! - восхищенно подумал комиссар. - Если вернусь живым и невредимым, непременно наберу в помощники одних женщин!" Ее реакция вполне удовлетворила Гарда, подтвердив некоторые его догадки. Это была реакция хоть и мужественного, но врага, а если она враг комиссару полиции, значит, она представляет не государственное учреждение, санкционированное правительством, а частную лавочку. Хуже было бы, если бы она вдруг расхохоталась, дав понять, что ей куда спокойней иметь дело с родной полицией, нежели, к примеру, с иностранной разведкой. Она боялась Гарда, хотя и не показывала вида, что боится. - Итак, дорогая моя, прошу вас помнить: я не частный детектив, и, когда я действую, это происходит с ведома властей. Улавливаете? О том, что я здесь, там известно. - Комиссар показал пальцем на потолок. - Если до определенного дня и часа от меня не будет вестей, машина придет в действие, и вам придется иметь дело с новыми гостями, которые, как вы отлично понимаете, уже знают к вам дорогу. Короче говоря, я советую вам торопиться. Прежде всего познакомьте меня с тем, что делается в вашей "зоне". А для начала представьте меня шефу. Вот так. И Гард, повернувшись, пошел к двери. - Сядьте! - вдруг приказала Дина Динст. Комиссар остановился, посмотрел на нее. - Повторяю: сядьте! - В руках у женщины вновь блеснул пистолет. - Не делайте глупостей. Дина Динст, - спокойно произнес Гард, продолжая стоять. - Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. - И тем не менее сядьте! Она была неумолима, и Гард понял, что, если он сделает еще один шаг, ее нежный пальчик нажмет курок. - Вы хотите пригрозить мне электрическим стулом или газовой камерой? - с презрением сказала Дина Динст. - Человек, который занимается тем, чем занимаюсь я, уже ничего не боится. Запомните это, комиссар Дэвид Гард! И сядьте. Я не могу позволить вам выйти из этой комнаты, будь вы самим президентом. Но кое в чем вы правы, комиссар. И потому будете представлены. - Шефу? - Возможно. 15. КУПОЛ Захват центрального поста по своей стремительности и эффективности мог претендовать на место в антологии путчей и мятежей. Пройдя двумя длинными чистыми и светлыми коридорами, Шиз и полуголая тройка остановились у двери с номером 001. Все дальнейшее продолжалось не более двух минут. Сюзи открыла дверь и вошла в комнату, очень похожую на комнату Шиза, только все здесь было побольше: пульт побольше, шкаф, и винтовых стульев не два, а шесть, и еще столик был. Кота, правда, не было. За пультом сидел симпатичный молодой человек в синем комбинезоне и голубой рубашке. У стены за маленьким столиком двое в форме охранников играли в нарды. Больше никого в пультовой не было. Так вот, Сюзи вошла в своем черно-желтом купальнике с полотенцем через плечо, тряхнула мокрыми золотыми кудряшками и не спеша пошла к пульту. Молодой человек оглянулся на нее и остолбенел. Двое застыли над своими фишками, как громом пораженные, выкатив глаза и открыв рты. Сюзи подошла к пульту, взяла полотенце и не спеша стала обматывать его вокруг головки микрофона, торчащего на тонком стебле. А все смотрели, не мигая, на то, что она делает, и молчали. И только когда Сюзи уже навернула все полотенце, молодой человек сглотнул и выдавил из себя: - Э... э, простите, вы, собственно... - Встать! - Таратура с пистолетом в руках уже появился в комнате. - Руки! Всем повернуться лицом к стене! Живо! И все встали, и подняли руки, и повернулись лицом к стене. Совершенно молча. Честер, бросив на пол моток провода, прошлепал босиком к охранникам и вытащил у них из кобур пистолеты. - Забери и вон там, - сказал Таратура и кивнул в сторону двери. Там стояли два автомата. - К чертовой матери! - С этими словами Шиз перекусил несколько проводов на пульте. - И чтобы ни один дьявол не опустился в эту преисподнюю! - Он вырубил электропитание лифтов. - Порядок, - сказал он. - А теперь надо взорвать все остальное. Слушай, - он обернулся к Таратуре, - а на черта нам их вязать? Давай их просто запрем в аккумуляторной. - Они там ничего не сумеют натворить? - Могут напиться кислоты, - сказал Шиз. И еще через минуту Таратура и Честер, вооруженные автоматами, уже заперли своих пленников в кисло пахнущей каморке, где на стеллажах заряжались аккумуляторы. - Очень чистая работа, - сказал Таратура. - Пошли к Динст. - Я возьму полотенце, - сказала Сюзи. - Зачем? - улыбнулся Таратура. - Возьми, возьми, - сказал Шиз, - это мое полотенце. Честер ловил себя на том, что ему кажется, будто они в салоне корабля. Однажды редакция еженедельника "Зеркало галактики" послала его на Бермуды, где проходил Всемирный конгресс паразитов, которые называли себя членами союза "праздных". Требовалось написать восторженный репортаж под заранее придуманным заголовком "Исполины отдыха", и Честер согласился - это было вскоре после свадьбы, и ему не хотелось, чтобы Линда сразу почувствовала великолепие бедности. Так вот, тогда он плыл на огромном океанском лайнере с точно такими же коридорами во втором классе. Вот такой же был свет матовых плафонов, и чистота, и двери кают с такими же золотыми номерками. Честер боялся морской болезни, но лайнер совсем не качало, как не качало и тут. Но он постоянно ощущал, что находится не на суше: чуть заметно подрагивало, и что-то низко гудело, и где-то очень далеко работала большая машина. Здесь было так же. Он сначала не обращал на это внимания, но теперь ему стало совершенно ясно, что внизу работает какой-то громоздкий механизм. Была еще одна деталь, которая напоминала Честеру бермудский лайнер: голые Таратура и Сюзи. Там тоже по всему пароходу шлялись эти голые, которые загорали на верхних палубах и барахтались в купальных бассейнах. Шиз остановился и дернул ручку одной из дверей. - Заперли, черти! - с досадой произнес он. - А что запирать? Как будто в этом чертовом подземелье можно что-нибудь спереть. - Наверное, - предположил Таратура, неуклюже забросив очередную удочку, - можно украсть синеньких? Шиз обернулся. - Синеньких? Э, нет... Синеньких украсть никак нельзя. Все, что хотите, но не синеньких. - Почему? - спросила Сюзи. - Потому что нельзя, - сказал Шиз, и все поняли, что больше он ничего не скажет. - Итак, тут заперто. Можем пройти по галерее Д, если там не отключены лифты. Они повернули в коридор налево и стали взбираться по винтовому трапу. - Ты знаешь, что обиднее всего? - прошептала Сюзи, взяв Таратуру под руку, когда они первыми достигли галереи. - Ты будешь смеяться, но обиднее всего, что ни Мэги, ни Каролина не поверят ни единому моему слову! И будут правы! Это же черт знает что такое! Это же не какой-нибудь пикник в пещере, это же... не знаю, как и назвать! Это приключеньище! - Как бы тебе не пришлось пожалеть об этом, - усмехнулся Таратура. - Никогда! - с жаром прошептала Сюзи. - Единственное, о чем я пока жалею, так это о том, что не было стрельбы и ты очень глупо выглядишь со своим пистолетом. - Не торопись, - успокоил ее Таратура. - Без этого тоже не обойдется... Лифты в галерее были отключены. Шиз опять начал чертыхаться, поносить всех и вся и ругался бы, наверное, очень долго, если бы не Честер, который перебил его вопросом: есть ли еще какой-нибудь путь к Гарду? Шиз задумался. - Вообще-то есть, - медленно сказал он, - но лучше туда не ходить. - Опасно? - Да нет, просто страшно. - Э, дружище, - мягко сказал Таратура. - Так не пойдет. Это не разговор серьезных людей. - Никакие опасности нас не страшат! - храбро добавила Сюзи. - При чем здесь опасности, - вдруг совсем тихо сказал Шиз. - Плевать я хотел на все опасности, черт их задери совсем... Это просто страшно. Если можно туда не ходить, я туда никогда не пойду. - Куда? - спросил Честер. - В купол. - Но ведь другой дороги нет? - Вроде нет... - Шиз почесал затылок. - Ну, я вас предупредил. Дело ваше, но, даю слово, по доброй воле я бы туда не пошел. Они снова спустились по винтовому трапу, прошли каким-то светлым и пустынным коридором и остановились перед массивной дверью со штурвалом, которые обычно устраивают в атомных газоубежищах. Шиз повернул штурвал и потянул дверь на себя. Она тяжело отошла. Честер хотел шагнуть первым, но Таратура остановил его, тронув за плечо. - Погоди, Фред, - сказал инспектор. - Эта штука просится туда первой. - Он кивнул на пистолет в своей руке, и Честер посторонился, хотя Шиз ни словами, ни выражением лица не выдал собственного отношения к сказанному Таратурой. За дверью был небольшой бункер и вторая дверь - точь-в-точь как первая. Теперь уже Таратура, легонько звякая о штурвал пистолетом, повернул его и потянул дверь. Полоска сине-сиреневого сумрака за дверью раздвигалась все шире и шире. После яркого света коридоров пространство за дверью показалось им поначалу совсем темным, хотя темноты вовсе не было. Ровный, мягкий, мертвый сине-сиреневый свет заливал открывшуюся перед ними картину. И еще до того, как мозг сказал Фреду Честеру, что он видит, еще до этого жуткого мгновения синий свет сжал его сердце, и все существо Фреда наполнилось неосознанной и нестерпимой тоской... Они стояли у подножия гигантского прозрачного купола. Трудно сказать, каковы были его истинные размеры. Круг в основании имел, очевидно, диаметр около ста пятидесяти метров, находился внутри огромной залы, как они догадались, внутри кратера потухшего вулкана. Вокруг на разной высоте шли три кольцевых балкона. Они стояли как раз на нижнем из них. В стены и потолок зала, окружающего купол, были вмонтированы синие светильники, создающие гнетущий полумрак. Неподалеку от них нижний балкон расширялся, и там приглушенным светом светились какие-то маленькие лампочки, не сразу можно было понять, что там пульт. Вся полусфера купола - серебристо-синяя, прозрачная - была гладкой, без следов какого-либо монтажа. Честер слегка отстранил рукой Таратуру и шагнул вперед, чтобы лучше рассмотреть, что же находится внутри купола. Впрочем, видно все было отлично и так. Там двигались синие люди. В их облике не было ничего страшного, в чертах лиц - ничего уродливого, просто они были синими. Главное было не в цвете их кожи, а в том, как они двигались, как смотрели и общались друг с другом. Бывают такие кошмарные сны, когда ты медленно идешь или летишь, всем существом ожидая впереди какую-то смертельную опасность, понимая, что каждое движение твое гибельно, и все-таки не можешь остановиться. В эти секунды беззвучный крик отчаяния переполняет тебя, но и крикнуть ты не в состоянии. Подчиняясь незримой воле, ты уже не властен над собой, своим телом, своей жизнью, из-за этого и бьет тебя мелкая дрожь, и капли холодного пота разом выступают на теле. Так вот, эти синие люди двигались как привидения, они были, словно призраки, бестелесны, и казалось, надо крикнуть, ударить в звенящий гонг, чтобы они вдруг встрепенулись, сбросили с себя вязкий дурман и взглянули друг на друга, как смотрят люди. Честер поймал взгляд девушки, стоящей за прозрачной преградой ближе других к нему, и увидел в ее глазах долгий, привычный и одновременно удивленный ужас. Это не был взгляд затравленного животного, запуганного или лишенного рассудка человека, она не боялась сейчас чего-то конкретного, не страшилась никакой реальной опасности, взгляд ее был человечен и разумен, и это было самое страшное! Все обширное пространство под куполом, совершенно ровное, было покрыто не то крупным сиреневым песком, не то опилками и напоминало цирковую арену. В этой пустыне не видно было ни зданий, ни хижин, ни каких-либо признаков жилья, как не видно было никаких следов человеческой утвари: мебели, посуды, одежды. Синие люди были прикрыты серебристыми то ли плащами, то ли комбинезонами. Многие из них просто стояли молча и одиноко, другие медленно передвигались с места на место без видимой цели. Можно было заметить несколько темнеющих групп. Ближайшая такая группа вдруг распалась, расплылась - они ходили так, что слово "плавание" подходило здесь больше, чем слово "ходьба", и Честер увидел, что они окружили аккуратную компактную машину величиной с бочонок, довольно замысловатую, похожую одновременно и на автоматическую межпланетную станцию, и на кассовый аппарат. Потом он заметил еще несколько таких штук вдалеке. Все отошедшие от машины держали в руках длинные, тонкие белые полосы, с виду очень похожие на бумажные ленты, и медленно их ели, глядя куда-то в пространство. Честер подумал вдруг, что все эти синие больше всего похожи на оживших покойников. - Боже мой. Боже мой! Он услышал тихий шепот и обернулся. Сюзи, не отрываясь, во все глаза смотрела на обитателей купола. - Пойдемте отсюда, - предложил Шиз. - Сколько их здесь? - спросил Таратура. - Может, сто. А может, и двести, - нехотя ответил Шиз. Честер окинул взглядом все пространство под куполом. Да, тут было, наверное, человек двести молодых мужчин и женщин. Странным казалось и то, что, живя на ограниченном пространстве, они принимали такие позы, что создавали зримую иллюзию совершенного одиночества: одного синего человека отделяли от другого многие и многие мили. Разглядывая дальние фигуры, Честер заметил вдруг, что некоторые из них двигаются чуть живее, энергичнее, как бы преодолевая в себе этот кошмар медлительности. Честер всмотрелся пристальнее и увидел, что эти более быстрые существа вроде бы меньше других, - перспектива сферы искажала масштаб расстояний? Просто они дальше от Честера? И вдруг, как молния, ударила в голову страшная мысль: это дети! И, поняв это. Честер, словно сорвавшись с привязи ужаса, метнулся по кольцевому балкону вокруг сферы к противоположному краю купола. - Куда?! - крикнул Таратура, но Фред не слышал его, он несся что было сил, и под сводом огромного зала громко билась дробь его бега. Таратура бросился следом. Он не поспевал за журналистом, хотя был неплохим бегуном. Честер обогнал его метров на пятьдесят, потом вдруг остановился, рванулся вперед. И, распластав руки, упал на синий прозрачный купол, и все они - подбегающий с пистолетом в руке Таратура, оцепеневшие на месте Сюзи и Шиз - услышали страшный, душераздирающий вопль: - Майкл!!! Зал загудел, и со всех сторон понеслось каркающее эхо: - Айкл! Айкл! Айкл! И тут Таратура увидел Майкла. На нем был такой же серебристый комбинезончик или плащ, а сам мальчик стоял один, неподалеку от края сферы. Синева кожи не исказила и не изуродовала его черты, это был тот же Майкл, только синий, вернее, густо-голубой. Он просто стоял, опустив ручонки, ничего не видя и не слыша, и смотрел куда-то поверх купола, поверх фигуры отца с тем выражением привычного и спокойного ужаса во взгляде, который и был здесь до боли невыносим. Когда подошли Сюзи и Шиз, Честер все еще лежал на куполе, мертво распластавшись, как будто он упал на этот синий шар с какой-то неоглядной высоты. Таратура тронул его за плечо. - Встань, Фреди. Надо идти. Здесь мы не сделаем ничего. - Дай мне пистолет, - глухо сказал Честер, поднимаясь. - Я расколочу этот колпак. - Ни черта не сделаешь пистолетом, - тихо проворчал Шиз. - Пули его не возьмут. А потом, этого делать нельзя, вы их убьете... Всех... К чертовой матери... Он двинулся по кольцевому балкону, Сюзи за ним, Таратура, взяв под руку Честера, пошел следом. Честер продолжал оглядываться на Майкла, но ребенок стоял не двигаясь, не меняя выражения ужаса на лице. - Вот, - сказал Шиз, когда они подошли к нише с огоньками, которую Честер вначале принял за пульт. - Смотрите сами. Это был демонстрационный щит с множеством приборов. Под каждым из них были аккуратные таблички, но они ничего не объясняли Честеру. Плавными волнами катилась на зеленом экране светящаяся кривая: "Уровень радиации в поясах". Прибор с надписью: "Время суток", - и цифры, составленные из светящихся точек: "24 часа 18 минут". "Что за чепуха, - подумал Таратура. - Как это может быть! Наверное, 0 часов 18 минут?" И вдруг Честер увидел: "Давление под куполом - 6 миллибар", "Температура под куполом - минус 94 С"! Он не мог вымолвить ни слова, не мог даже перевести дух. Если эти стрелки не врут, там, под куполом, была ледяная пустота. Как они могли жить там?! - Пошли, - сказал Шиз. - Я останусь здесь, - сказал Честер. - Это бессмысленно, - тихо произнес Таратура. - Ты ничего не добьешься, Фреди. По крайней мере здесь, Мы еще вернемся сюда... 16. СМЕНА ВЛАСТИ - Надеюсь, мне не придется долго ждать? - сказал Гард после того, как Дина Динст признала его право разговаривать с шефом. - Времени у меня, да и у вас тоже, в обрез. - Возможно, - неопределенно ответила Динст. - Теперь все зависит от шефа. Наберитесь терпения. Ну что ж, ждать так ждать, решил Гард, хотя, собственно говоря, ничего другого ему не оставалось. Они уселись в разных концах комнаты на почтительном расстоянии друг от друга и замолчали. Прошло пять минут, затем десять. - Скажите, мадам, - прервал Гард молчание, - почему вы не доверяете меня своим людям и сами исполняете роль охранника? Вам больше нечего делать? - Вы слишком хитры и опасны, - коротко ответила Динст. Да, в нелегкую ситуацию попал комиссар полиции, пожалуй, такого в его практике еще не было: пленник собственных пленников! Хотя, конечно, профессия сыщика только тем и хороша, что, в какое бы отвратительное положение он ни попадал, всегда можно утешить себя представлением о еще более худшем. Гард снова взглянул на Дину. Ее рука уже не сжимала судорожно браунинг в кармане, а спокойно лежала на подлокотнике кресла. Но взгляд был прикован к комиссару. Быть может, именно в этом и заключается в настоящий момент его единственный козырь? Он может расслабиться, до конца сбросить с себя напряжение, освободить свой мозг от каких бы то ни было раздумий, тревог и предчувствий, стряхнуть с себя мучительность ожидания и просто _существовать_, даже уснуть - вот взять сейчас и уснуть! - чтобы сохранить силы для самой решительной минуты, от которой будет зависеть его жизнь или смерть. Динст не сойдет с места - комиссар был в этом уверен, - а его странное поведение еще больше насторожит ее. Гард невольно улыбнулся этим мыслям, тут же отметив про себя, что даже улыбка играет не последнюю роль в психической атаке на Дину Динст. Затем он поудобней устроился в кресле и мгновенно уснул. Когда он открыл глаза, все было так же, словно он проспал две минуты. Динст сидела на том же месте, в той же позе, и только глаза ее несколько потускнели. Тогда Гард решительно и бодро встал - сама логика продиктовала ему, хорошо отдохнувшему, такое действие - и, машинально глянув на запястье левой руки, где когда-то были его часы, словно желая этим сказать, что время истекло, произнес: - Извините, мадам, я вынужден принять свои меры, если... - Что "если"? - сказала Дина Динст, и в ее голосе Гард уловил совершеннейшую опустошенность. - Если вы немедленно не проинформируете меня о том, что здесь происходит. Она устала. Или пришло к ней безразличие? Или она поняла, что теперь, когда до появления шефа остались считанные часы или минуты, можно позволить себе слабость перед этим сильным и решительным человеком? Посмотрев на часы, Дина Динст что-то взвесила про себя и сказала: - Хорошо. Для разговора с шефом вам, пожалуй, даже будет полезно знать, чем мы занимаемся. - Почему же раньше?.. - начал было Гард, но Динст его перебила. - Шеф на подлете, у нас есть около тридцати минут. Господа! - сказала она в крохотный микрофончик, торчащий на письменном столе. - Прошу вас, господа! Открылась дверь, и в комнату вошли два человека в белых халатах, которые, очевидно, ожидали приглашения не одну минуту, зная при этом, для чего их вызвали. Увы, пока комиссар спал. Дина Динст, как говорится, не дремала. Вошедшие сдержанно поклонились Гарду, один - совершенно лысой головой, хотя был явно моложе своего коллеги, другой - иссиня-черной шевелюрой, неприятно контрастирующей со старым, сморщенным лицом. - Профессор Янш, - представила лысого Дина. - Профессор Биратончелли. Они еще раз поклонились. "Какие церемонии!" - подумал Гард. - Надеюсь, мне нет нужды вам представляться. Приступим к делу, - сказал он сухо. - Меня интересуют дети, которые здесь находятся. Профессор Янш слегка наклонил лысую голову к Дине Динст, что-то шепнул ей, она кивнула в ответ. Тогда он подошел к стенному стеллажу, отпер его, вынул кассету и привычно заправил ее в приставку стоящего в углу телевизора. Биратончелли сложил руки на груди, а Дина Динст показала Гарду рукой на кресло. Кино? Этого Гард не ожидал. Он думал, что сейчас последует долгое или, возможно, короткое, но обязательно словесное объяснение, они освободятся от груза тайны, Гард примет на себя этот груз, затем начнет задавать вопросы, они будут уклоняться от ответов, пока не явится шеф и не скажет, что комиссару полиции теперь все известно, чего, мол, он еще хочет? И Гард скажет, что готов поверить словам, если увидит все собственными глазами, и вот тогда начнутся настоящие сложности - уходы и зигзаги, проволочка времени и увертки, и не будет этому ни конца ни края. И вдруг на тебе, смотри, получай, как говорится, товар лицом! Потрясающая, даже пугающая своей необъяснимостью откровенность. Впрочем, что они хотят показать Гарду? Быть может, какой-нибудь видовой фильм братьев Ступак или последнюю комедию с участием Юма Рожери? А потом скажут, что это было необходимо для психологической подготовки комиссара к серьезному разговору? Засветился экран. Гард сел, взяв сигарету. И после первых же кадров, в отличном цвете показавших ему обитателей купола, сделалось комиссару как-то нехорошо от этих плавающих походок, от бумажных лент, которые они медленно и безучастно поглощали, от их застывших в привычном ужасе взглядов, от синевы их тел, сиреневости песка, безысходности поз, от всего кошмарного видения, смысл которого был непонятен Гарду, но античеловеческая противоестественность которого была явной, жутко и страшно поражающей мозг нормального человека. - Хватит! - Гард больше не мог сдержать себя. Экран погас. Комиссар сидел в кресле, закрыв лицо руками. Профессора молча смотрели на него с леденящей душу безразличностью. Дина Динст ждала дальнейшей реакции Гарда. - Смысл? - с трудом выдавил он из себя. Они молчали. - Я спрашиваю: смысл?! - почти вскричал комиссар. - Вы показали мне детей?! Это то, чем вы занимаетесь? Почему они синие? Зачем так едят? И так ходят? Зачем?! Что все это значит? - Прежде всего, - с достоинством начал профессор Янш, - не получив ответа на эти вопросы, не торопитесь считать нас преступниками. Мы ученые, и... - Не могу! - прервал его Гард, вскакивая с кресла. - Не могу потому, что похищение детей само по себе преступно и свидетельствует о преступности замысла! И не торгуйтесь, господа! Даже если вы крали детей для... - Господин Гард, - вмешалась Дина, - не стоит произносить обличительные речи. Оцените реальность обстановки: мы здесь не подсудимые, а вы не комиссар полиции. - Кто же я? - Наш пленник, - с циничной откровенностью сказала Дина Динст. - Вы можете вновь стать комиссаром полиции лишь при одном условии: если поймете нас и примете нашу позицию. В противном случае... Она вдруг умолкла, словно поперхнулась, и Гард, глядя на нее, понял, что за его спиной произошло нечто такое, что заставило Дину Динст обескураженно замолчать. Профессор Янш тихо попятился назад, а Биратончелли, подчиняясь какой-то силе, стал медленно поднимать руки кверху. Шестым чувством оценив ситуацию, Гард не обернулся, а, наоборот, приблизился к Дине Динст и сухо сказал: - Положите руки на стол. Не двигайтесь. Вот так. Потом он нагнулся, вынул из ее кармана браунинг и лишь тогда позволил себе обернуться. В распахнутых дверях стояли почти голые Честер, Таратура и девушка, которую Гард где-то видел, но не мог сейчас припомнить, где именно. - Очень кстати, - только и произнес комиссар деловым тоном, как будто появление его друзей было заранее запланировано и вот наконец осуществилось. - Мы видели Майкла! - сказал Честер. - Он там, под куполом. - Спокойно, Фреди, спокойно, - тихо произнес Гард. - Еще не все потеряно. Таратура, одной рукой держа пистолет, другой быстро ощупал карманы профессоров. - Прошу сесть, господа! - сказал Гард. - Инспектор, внимательно следите за этой особой и пресекайте каждое ее движение. Не позволяйте ей ни до чего дотрагиваться! Здесь полно микрофонов, кнопок, клавиш и Бог знает чего еще. - Шиз! - позвал Таратура, и только сейчас в комнату как-то боком вошел электрик, стараясь не глядеть в глаза Дины Динст, словно боясь гипноза. - Будьте любезны, обеспечьте нам одиночество. - У, дьявол! - пробурчал Шиз, явно адресуясь к Дине, но по-прежнему не глядя на нее. - К чертовой матери! С этими словами, не скрывая удовольствия, он аккуратно, с большим знанием дела, перекусил кусачками провода под столом у Дины Динст, в торшере, где-то в углу комнаты и около дверей, а затем, сказав: "Да, чуть не забыл!" - в подлокотнике кресла, в котором уже сидела Сюзи. Гард, ничего не понимая, следил за действиями Шиза, но Таратура глазами показал комиссару: не волнуйтесь, мол, так надо, это наш человек. Динст тоже наблюдала за электриком, поджав тонкие губы, и ничего, кроме брезгливости, ее лицо не выражало. - Садитесь, садитесь, господа! - повторил Гард, поскольку Янш и Биратончелли все еще продолжали стоять. - Теперь, как мне кажется, и вам будет легче говорить, и нам будет проще вас понять. Мадам, - перевел он взгляд на Дину Динст, - шеф явится один или с сопровождающими? - Динст молчала. - Вы потеряли дар речи? Таратура, что вы предлагаете? - А проще простого, - сказал вдруг Шиз. - Давайте посадим их всех в аккумуляторную! К чертовой матери! - Эта дверь запирается? - спросил Таратура. - Эта? - сказал Шиз. - А черт ее знает! Можно, наверное, и запереть. Он стал возиться с дверью. - Итак, господа, я готов выслушать вас, - произнес Гард. - Прежде всего, что вы делали с детьми и в каких целях? Вероятно, профессора все еще оценивали обстановку. Биратончелли, правда, уже открыл было рот, чтобы ответить Гарду, но Янш остановил его коротким жестом. - Мадам, - сказал он, обращаясь к Дине Динст, - вы позволите нам говорить? - Я позволяю! - резко произнес Гард. - И не просто позволяю, а приказываю! Отныне вы исполняете только мои указания, пора бы это понять, господа! Динст вновь промолчала. Биратончелли осторожно кашлянул: - Простите, комиссар, но мы только ученые, перед нами была поставлена научная задача, и мы решали ее... - Какая? - Сначала, господин комиссар, мы пытались с помощью генной хирургии искусственным образом изменить структуру генов, но проблема оказалась чрезвычайно сложной, я могу объяснить почему... - Он сделал паузу, ожидая санкции комиссара на объяснение, но она не последовала, и тогда профессор продолжил: - Короче говоря, профессором Яншем, моим коллегой, была выдвинута идея работать с уже сформировавшимся человеческим организмом, и прежде всего с молодым. - С детьми? - Да, главным образом. - Вивисекция? - спокойно сказал Гард, но у каждого из его друзей при этом резко участилось сердцебиение. - Не совсем так, - вмешался профессор Янш. - Перед нами вообще не ставилась задача создания "недочеловеков", мы не руководствовались расовыми теориями. Мы... - Мы занимались скорее селекцией, господин комиссар, - добавил Биратончелли. - Генетическими манипуляциями. - Цель? - Цель? - переспросил Янш. - Но мы только ученые, мы не касались практических целей эксперимента. - А научная цель? - спросил Гард. - Что вы жуете резину? Вам не хватает слов? Вы забыли родной язык? Вы можете сказать коротко и ясно: чего вы добивались? - Хорошо, - решился Биратончелли. - Я скажу. Перед нами была поставлена задача вывести особую породу людей. - Для чего? - Вот дьяволы! - Сказал Шиз. - Перестрелять бы их всех к чертовой матери! Профессор Янш недоуменно пожал плечами и посмотрел на Гарда, как бы ища у него, интеллигентного и умного человека, сочувствия и понимания, на которое не мог рассчитывать, имея дело с таким тупицей, как Шиз. Но Гард не ответил "пониманием" Яншу, чем откровенно его смутил. - Мы в сложном положении, комиссар, - извинительным тоном начал Янш. - Мы всего лишь ученые, и, когда нам говорят: сделайте так, чтобы люди могли жить при температуре минус сто градусов по Цельсию, обходиться без кислорода и выдерживать давление в шесть миллибар, для нас это чисто научная проблема! Нам совершенно безразлично, в каких практических целях ставится эксперимент. Научный интерес поглощает нас до такой степени, что, право же, мы перестали бы называться учеными, если бы думали о политике! В чем виноваты мы, господин комиссар? В том, что определили оптимальный вариант человеческого организма для производства опытов? Что провели несколько пробных экспериментов, давших блестящие результаты? Ни один экземпляр, господин комиссар, у нас не погиб! Разве это не наша заслуга?.. Он что-то еще говорил, что-то доказывал и объяснял, приводил резоны, но ни Гард, ни его товарищи не могли постигнуть значения слов, хотя все произносимые слова были им знакомы. Они сидели с расширенными зрачками, как будто всем им одновременно вкапали в глаза атропин, и каждый чувствовал, что окружающие предметы постепенно видоизменяются, теряют свои границы и очертания, а откуда-то изнутри подступает к горлу тошнота. - Экспериментальный период мы завершили полтора года назад и тогда же перешли на поточное производство, создав совершенно идеальные условия для операций как на детском, так и на юношеском организме! - на возвышенной ноте закончил профессор Янш. Гард с трудом сбросил с себя оцепенение. Динст улыбалась. Эта ведьма, конечно, все понимала: и то, какое жуткое впечатление производили слова профессора на Гарда и его друзей, и как эта нормальная человеческая жуть не понимается гениями - гангстерами от науки. Затем она бросила короткий взгляд на свои часы - взгляд, который, как правило, редко ускользает от внимания окружающих. Не пропустил его и Гард. "Так, - решил он, - надо действовать". И отозвал в сторону Фреда Честера. - Фреди, с минуту на минуту здесь будет шеф, - сказал комиссар тихо, чтобы никто, кроме Честера, не мог услышать его слов. - Один он будет или со свитой, я не знаю, как не знаю и того, что станет с нами в следующее мгновение. Кто-то из нас должен немедленно уйти отсюда, выбраться на волю и оповестить мир о случившемся. - А Майкл? - Доверь его мне, Фреди. И уходи. Немедленно. Сейчас же! Ты знаешь, как выйти отсюда? - Он