Комиссар цепко ухватился за это слово. - Видите ли, мистер Аль Почино купил себе приключение без гарантии и погиб, - ответила девушка с той же подкупающей бесхитростностью. - Простите, что значит "без гарантии"? - не понял Гард. - Это означает, что фирма не гарантирует сохранение жизни клиента при осуществлении купленного им приключения. - Видно было, что она выучила эту фразу по инструкции. - Благодарю вас... Да, когда это случилось? - Секунду... Три дня назад, семнадцатого августа. Благодарю вас за внимание. И аппарат дал отбой. Гард задумался, и было над чем. Выходит дело, люди исчезали, исчезали, если можно так выразиться, фундаментально, то есть без следов, без писем и завещаний, исчезали так, что даже полиция не могла найти их след. Но стоило позвонить по телефону, и какая-то курица невинным голосом сообщает вещи столь удивительные, что хочется ущипнуть себя: не сон ли это? "Без гарантии"! - как вам это нравится?! А он тормошит досье, гоняет в ЦИЦе компьютер, ворошит горы карточек, когда так все просто и элементарно: "без гарантии", семнадцатого августа! Гард быстро набрал тот же номер. - Извините, - почему-то весело произнес он. - Это опять Гард. У нас нет под рукой подходящих справочников. Не смогли бы вы сказать, когда основана ваша фирма? - О да, конечно! "Фирма Приключений" работает уже три с половиной года, - с той же предельной готовностью сообщила девушка. - Большое спасибо. Так. Фирма рождена три с половиной года назад, а девятнадцать человек исчезли бесследно именно за этот период! О нет, связь тут, разумеется, эфемерна, но не сопоставить такие факты настоящий сыщик не может. А что, если взять сейчас да и вновь позвонить девице, продиктовать ей все девятнадцать фамилий гангстеров и, что называется, не отходя от кассы, получить желаемый ответ?! Спокойно, надо вспомнить слова великого и незабвенного учителя Альфреда-дав-Купера, говорившего, что "торопиться необходимо только тогда, когда нельзя медлить". Чего спешить? Тем более что Гард в принципе не знал, что делать потом, как идти дальше, и даже сам себе не мог объяснить, что он надеется найти в конце этого пути. Интуиция, или как там называть всю эту психологическую туманность, короче говоря, чутье подсказывало комиссару, и даже не просто подсказывало, а подсознательно, но властно требовало от него: копай здесь! В эти блаженные минуты наития он уже не думал собственно о несчастном антикваре Мишеле Пикколи и магните, - главная причина поиска как бы растворилась, четкие контуры конкретного преступления расплылись, зато ясно образовали логическую цепь, в начале которой был антиквар Пикколи, а в конце - но в конце ли? не потянется ли цепь дальше? - "Фирма Приключений". Гард почти физически ощущал присутствие рядом чего-то несравненно большего, чем "простое" убийство и ограбление антиквара. Этот туманный, неясный, предполагаемый мир был куда более важным, более страшным и глубоким, чем рядовое дело Мишеля Пикколи, несмотря на всю его занимательность для криминалиста. Причем электромагнитная установка, которую вряд ли могли создать и пустить в дело обыкновенные гангстеры, добавляла этому предполагаемому миру зловещую окраску, увеличивая его масштабы до... В общем, все это чертовски трудно было не только объяснить, но даже додумать. В мозгу комиссара шумела, кричала, горланила целая орава мыслей, и он просто ждал, когда она сама по себе несколько утихомирится, чтобы мозг его начал спокойно действовать. 6. ВИЗИТ К ГОСПОДИНУ ХАРТОНУ Утро Гард начал с просмотра реклам фирм, специализирующихся на организации досуга населения. Быстро пробежав глазами стыдливые анонсы всевозможных заведений весьма сомнительной репутации, он натолкнулся на объявление в респектабельной рамке: "Фирма Приключений". Гарантированные приключения от веселых путешествий до смертельных схваток на всех континентах планеты за умеренную плату. Кавалерам медали "За мужество" скидка десять процентов". - Алло, Таратура, - прямо из дома набрал номер инспектора комиссар Гард. - На всякий случай: я еду в "Фирму Приключений", площадь Согласия, 3. Подстрахуйте, хотя, я думаю, работы вам никакой не будет. - Вас понял, шеф. Разрешите полюбопытствовать: вам мало бесплатных приключений? - Появились лишние деньги, не проигрывать же их в вист, как некоторые из моих коллег! Чего примолкли, инспектор? - Беру слова обратно, комиссар! - Надеюсь. Без труда Гард обнаружил на площади Согласия прекрасный особняк, относящийся к началу века, который был украшен скромной и солидной вывеской: "Фирма Приключений". Гард вошел в вестибюль, и тут же, словно о визите его было сообщено заранее, навстречу ему выпорхнула тоненькая девица в огромных темных очках, делающих ее похожей на стрекозу: - Чем можем быть полезны господину... - Гард. Дэвид Гард. - Он протянул визитную карточку, сразу узнав голос: с ней они беседовали по телефону. - ...господину Гарду? Очевидно, вам было бы интересно узнать, что... - Я хотел бы купить приключение, - неожиданно для себя произнес Гард, перебив "стрекозу". - О, сколько угодно, господин Гард! - обрадовалась девица. - Не трудно ли вам последовать за мной? - И, не дожидаясь ответа, пошла по длинному коридору с многочисленными дверьми, за которыми редкие голоса, далекий стук пишущих машинок и скорее угадываемый, нежели действительно слышимый шорох бумаг создавали особый легкий звуковой фон, обязательный для каждой фирмы, стремящейся произвести впечатление на посетителей. А есть ли фирма, которая не стремилась бы к этому? Впрочем, мы отвлекаемся... Они вошли в приемную, где сидела другая девица в точно таких же очках, но не в белой, а в красной юбке - других отличий не отметил даже опытный глаз комиссара полиции. "Белая стрекоза", кивнув Гарду, сделала движение руками, которое помогло ей выпорхнуть из комнаты, а красная, взглянув на визитку, сообщила комиссару, что она будет счастлива доложить о нем господину Хартону, который, в свою очередь, будет счастлив его принять. Через секунду Гард уже сидел в просторном кабинете улыбающегося всеми тридцатью двумя искусственными зубами господина Хартона, пожилого грузного человека, розовое чело которого было обрамлено, как атолл пальмами, кольцом весело вьющихся седых волосков, что вместе с лукавыми, даже плутовскими глазками делало его похожим на старого вакха, спрыгнувшего за этот великолепный письменный стол прямо из рамы какой-нибудь аллегории Рубенса. Низко склонившись над столом, Хартон разглядывал Гарда, в то время как левая рука его машинально то накручивала на указательный палец, то раскручивала длинную черную прядь волос высушенной до размера кулака головы индейца, которая украшала собой письменный прибор. На столе Хартона Гард сразу заметил множество других экзотических мумий. Чучело рыбы пираньи, о зубы которой, как можно было заметить по белым стружечкам во рту, точились карандаши. Черепаховая пепельница стояла рядом с подставкой для трубок в виде медвежьей лапы. Настольная лампа с инкрустациями из тропических бабочек еще более усиливала впечатление, что вы находитесь скорее в каком-то этнографическом музее, нежели в кабинете делового человека. Хартон перехватил быстрый взгляд Гарда и без всякой связи с только что прозвучавшими любезностями знакомства сказал: - Надо, господин комиссар! Надо! Для дела. На вас эта рыба не действует, а многие просто сразу замирают. Итак, вы хотите купить приключение? Я, признаться, удивлен. Я вижу вас скорее в роли продавца, чем покупателя... Вас, творца и гения приключений!.. Гард сразу понял, что Хартон большой хитрюга. И эта очаровательная откровенность по поводу настольной экзотики, и подкупающая лесть, от которой должно было дрогнуть сердце любого полицейского, - все это говорило о хорошем импровизаторе, учитывающем психологию собеседника. Сразу стало интересно. - Вы правы, мне хватает собственных передряг. Я хотел бы купить приключение одному знакомому, - сказал Гард. - Мужчине? Женщине? - Мужчине. - Приключение, полагаю, без гарантии? - Нет, почему же? - удивился комиссар. - Видите ли, мой опыт подсказывает, что если приключение покупают не для себя, то обычно не возражают против смертельного исхода. - А чем это отличается от убийства? - То есть как это чем?! - воскликнул Хартон. - Во-первых, человек знает, на что идет. С согласия клиента, только с согласия клиента! Во-вторых, смертельный исход, конечно, планируется, но он вовсе не обязателен. Мы спустили машину с одним парнем в Гранд-Каньон. Машина падала в пропасть глубиной в тысячу метров, а парень вылетел из кузова и повис на первом же кусте. Поломал на ноге мизинец, только и всего! А с раненым слоном был случай! Обычно, если у вас одно копье, раненый слон - верное дело. Поверьте, что в колючих кустах, а тем более на поляне, слон бегает быстрее человека. Обычно он хватает вас за ногу хоботом и бьет о землю. Бьет, пока вы не перестаете кричать. А уж после этого начинает топтать. Да, раненый слон - это чистый верняк! Но три года назад один моряк убежал-таки от раненого слона! Иной раз подбираем группу "смертников", фрахтуем какой-нибудь плохонький пароходик, они уплывут, а мы их где-нибудь эдак миль за двести от берега возьмем да и подорвем по радио. И что вы думаете? Глядишь, двое-трое приплывут на бочках или на досках... Какое же это убийство? Что вы?! - Нет, - терпеливо выслушав, сказал Гард, - мне без смертельного исхода. Но чтобы нервы пощекотало все-таки. - Дорогой господин Гард! Но ведь мы и существуем для того, чтобы щекотать нервы! Все зависит от того, что вы подразумеваете под этим понятием? - Мне трудно сказать. А что вы можете предложить? - Да все что угодно! - всплеснул руками Хартон, и сушеная голова индейца закачалась перед лицом Гарда. - Выбирайте! Разорение мнимое или подлинное? Игорный дом? - Нет, это не то. - Прекрасно. Пожар? Наводнение? Буря на озере? На море? Ураган? Лавовый поток? Буран в степи? Самум в пустыне? Русская вьюга с водкой плюс вы вываливаетесь из саней, запряженных тройкой? Землетрясение? Цунами, но это, предупреждаю, дорого... - Мне бы хотелось, если можно, чего-нибудь, не связанного со стихийными бедствиями. - Ради Бога! Пленение дикарями? Портовая драка? Встреча с настоящим королем за одним столиком в кафе? - Если не секрет, что дешевле: портовая драка или король? - Конечно, король! У короля финансовые неприятности. Делать он абсолютно ничего не умеет. В молодости, говорят, неплохо играл в регби, а теперь и для регби стар. Мы даем ему немного подзаработать. Кстати, он в восторге, потому что никто не знает, что он работает, сидя за наш счет в кафе, и это, представьте, не оскорбляет достоинства его величества. А на портовую драку надо нанимать студентов, наряжать их в тельняшки, береты, при этом драться они не хотят и не умеют, клиенты часто их бьют, студенты обижаются и просят прибавки гонорара... Что вы, драка раза в три дороже короля! Да что мы гадаем? Ведь есть прейскурант. Пожалуйста: баронет - 4 кларка, герцог - 7 кларков, король - 20 кларков. Если вы сами угощаете короля - 35 кларков, за дополнительную экзотику. Так. Теперь драка в порту. Тридцать кларков - один матрос. Один на один - какое же это приключение? Берут минимум двух человек. Вот вам уже 60 кларков, а король всего двадцать, и рассказов, особенно если вы угощаете, на всю жизнь! Король, по-моему, гораздо выгоднее, причем именно за тридцать пять! - Нет, король - это совсем не в духе моего друга, господин Хартон. Это для мещан. Ну, король, ну и что? Мой друг - романтик, любитель приключений! - Прекрасно. Тогда свидание с кинозвездой в отеле плюс побег из окна по веревочной лестнице, когда неожиданно приходит ее муж. Сто кларков плюс по два кларка за каждый этаж... - А без звезды? Одну лестницу можно? - Пожалуйста. - И все же не то, нет, не то! - Спуск на дно моря? В жерло вулкана? В медвежью берлогу? - Опять немножко не то. - Гард от досады щелкнул пальцами. - Скачки на страусах? Верхом на дельфине? Гард вновь покачал головой, но Хартон был неистощим: - Тогда ограбление банка? Участие в похищении "Моны Лизы"? Клуб любителей гашиша? - Вы какой клуб имеете в виду? - машинально спросил Гард. - Дорогой комиссар, давайте не будем путать служебные интересы с увлекательным досугом. Все эти клубы вам, право, известны, поэтому на ваш вопрос я позволю себе скромно не отвечать. - Согласен с вами. Ну, что еще можете предложить? Только без львов, слонов и акул. Что-нибудь острое, запоминающееся на всю жизнь. - Есть парашют. Дергаете за кольцо, а раскрывается только через полторы минуты. Очень запоминающаяся вещь... - Неплохо. Но грубовато. - Танцующие скелеты в старинном замке? Летающие гробы? - Тоже не то. Здесь человек пассивен. Гроб летает, а тебе что делать? Ждать, когда он сядет? Кажется, Хартона обидели последние замечания Гарда, он уже давно мог потерять терпение, но был вышколен даже более основательно, чем его секретарши, - но кем? Кого представлял этот человек, умеющий сохранять улыбку в ситуации, когда другой на его месте уже взорвался бы и послал ко всем чертям не только комиссара полиции, но и самого президента, если бы тот пришел в фирму, чтобы с изощренностью инквизитора поиздеваться над ее сотрудниками. Однако Хартон позволил себе лишь чуть-чуть изменить тональность разговора, введя едва заметную ядовитость или язвительность, - зависит от того, кто что захочет услышать в его с улыбкой произносимых словах; с подобной тональностью ведут разговор с клиентами продавцы фешенебельных магазинов, когда догадываются, что те приходят без денег, во имя праздного интереса. Отставив голову индейца, Хартон откинулся в кресле и сказал подчеркнуто вежливо: - Господин Гард, весьма сожалею, но мне трудно что-либо предлагать вам, поскольку я не совсем понимаю, что вам надо. Повторю: я уверен, что наша фирма способна удовлетворить самый взыскательный вкус, но, согласитесь, надо прежде знать, что, собственно, удовлетворять. - Господин Хартон, все названные вами приключения, безусловно, интересны, - не менее вежливо ответил Гард. - И, поверьте, именно этим объясняются мои затруднения в выборе. Трудно остановиться на чем-либо определенном, когда перед тобой такие россыпи. Сердце Хартона как будто смягчилось от столь высокой оценки возможностей фирмы. - Итак, господин Гард, - с прежней открытой приветливостью сказал он, - приключения бывают трех категорий: драматические, романтические и мистические. Например, падение самолета в океан, прелестная незнакомка в гостиничном номере и привидение... - А нельзя ли, - перебил Гард, - познакомиться с незнакомкой в самолете, падающем в океан, а ночью, когда ты плывешь с ней в резиновой лодке, из воды лезут привидения? - Можно! - радостно воскликнул старый вакх. - Все можно, если у вас есть деньги. Я понял наконец: вам нужно ассорти! - Что?! - Ассорти. Вы, очевидно, не очень внимательно прочитали проспект фирмы. Ассорти из приключений включает приключения всех трех категорий. Это стоит до тысячи кларков. Согласен, дорого. Но поверьте, комиссар, ассорти стоит этих денег! В этом случае список приключений не оговаривается заранее. Вы развлекаетесь до тех пор, пока сами в устной или письменной форме не говорите: "Хватит!" Если в течение недели клиент не скажет "хватит", деньги возвращаются. Но хочу честно предупредить: был лишь один-единственный случай, когда мы вернули деньги. Буквально на второй же день после ночевки в склепе у клиента случился нервный шок и он онемел. Мы же ничего не знали и возились с ним целую неделю. Потом судились, но деньги все же пришлось вернуть! Кстати, после этого случая мы и ввели в правила эту поправку: "хватит" можно сказать как в устной, так и в письменной форме. Поверьте, ассорти - это великолепно! Не было ни одной жалобы! - Согласен, но мне бы не хотелось доводить дело до онемения и нервных шоков, - сказал Гард, который давно понял, что Хартон хитрее, чем он думает, и что вся эта милая болтовня и даже мнимая обида, которую этот старый вакх так неназойливо и тонко продемонстрировал, позволяют считать Хартона тертым калачом, да другого на его месте вряд ли бы держали. Продолжать игру дальше уже не имело смысла, и Гард сухо произнес: - Ладно, Хартон, довольно. Пощажу ваши нервы в обмен на то, что вы пощадите мои. Гляньте на список, вам известны поименованные в нем люди? С этими словами Гард вынул из кармана белую карточку, на которой были напечатаны девятнадцать фамилий пропавших бесследно гангстеров. - Ах, комиссар, комиссар! - Хартон откинулся в кресле и захохотал вдруг, запрокинув голову. - Так обмануть старика! А я-то думал... Вы не поверите, я ведь был уверен, что вам действительно нужно приключение. "Друг-романтик", как вам это нравится? Ведь я поверил, поверил! О, наивный, предлагал кинозвезду с веревочной лестницей! - Хартон опять заразительно расхохотался, показав фарфоровые зубы; вероятно, решил Гард, ему нужно какое-то время, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Ну что ж, пусть собирается... Комиссар молча смотрел на веселящегося вакха, и даже Хартону стало понятно, что Гард понимает, что он врет. Сразу оборвав смех, старик заговорил в том тоне, в каком только что произносил слова комиссар, решив, что сухость и строгость дадут понять комиссару, что его условия игры приняты. Пока Гард воображал, что изучает Хартона, Хартон сам изучал гостя, и этот финал с хохотом тоже разыгрывался с мастерством незаурядного актера. - Только дела, одни дела интересуют таких людей, как вы, комиссар, - устало произнес Хартон с некоторым сочувствием в адрес Гарда, промокая при этом глаза белоснежным платком. Затем, грустно улыбнувшись, он медленно взял карточку с фамилиями, пробежал ее глазами, некоторое время молчал, что-то обдумывая и как бы вспоминая, и наконец произнес: - Трудно сказать, господин комиссар... Вот эту последнюю фамилию я вроде помню, Аль Почино... Да, конечно, помню. Этот малый купил себе приключение без гарантии и... - Мне это уже известно. Хартон вяло посмотрел на комиссара, как бы желая сказать, что и ему известно, что это известно Гарду, а затем так же вяло перевел глаза на карточку с фамилиями: - Но ведь вы не знаете подробностей, господин Гард. Вы хотели бы знать, как погиб Аль Почино? - Разумеется. - Точно не помню, но что-то, связанное с морем... Это легко восстановить, если позволите. Вся документация... - Документация пока не нужна, - сказал Гард. - Море так море. Концы в воду. - Не понял? - произнес Хартон, склонив голову набок и приложив ладонь к уху, как бы давая этим понять, что он ослышался. - Я говорю, Хартон, что сейчас меня больше интересуют остальные восемнадцать человек! - Гард твердо посмотрел в глаза вакха, которые из вялых мгновенно превратились в осмысленно-энергичные. - О, это мы немедленно установим! Хартон нажал кнопку и, едва "красная стрекоза" появилась в дверях, проговорил, протягивая ей карточку: - Проверьте, мисс Паули, пользовались ли эти люди услугами нашей фирмы. - И когда, - вставил Гард. - И когда, - повторил Хартон. Затем добавил, предвосхитив слова комиссара: - И с каким результатом. Вам ясно? "Стрекоза" кивнула, и дверь за ней закрылась. Гард спросил: - Сколько человек в год погибают с вашей помощью? - Вот именно: всего лишь "с помощью", комиссар... Знаете, эта цифра сильно колеблется. В первый год существования фирмы - буквально единицы. Но мы не жалели денег на рекламу, сняли отличный документальный фильм, его показывали по многим программам ТВ. Помните, там есть кадры, когда человек гибнет в вулканической магме? Единственные в своем роде кадры... - Тогда и начал атаку на вас этот врач? - Коппи? Идиот. Завистник. Уверяю вас, люди, подобные этому, с позволения сказать, "врачу", погубят великую западную демократию. Свобода предпринимательства! Пока она существует, существуют все другие свободы, комиссар. Мир пресен. Мы окружены услужливыми машинами и механизмами. Человек стал человеком в результате борьбы за существование, в схватке со стихиями. Он должен был постоянно утверждать себя, именно так он рос. А сейчас? - Ну, борьбы за существование предостаточно и в наше время, - сказал Гард. - Ах, вы о социологии, - поморщился Хартон. - Нас не интересует социология. Я говорю о нагрузках физических. Тело взывает и возмущается! Оно рождено для борьбы, для движения, оно обязано напрягаться, это потребность мышц... - Да вы теоретик, Хартон? - Недовольство тела приводит к недовольству духа, - словно не слыша Гарда, продолжал старый вакх. - Здесь корень всех нервных расстройств и психического дискомфорта. И правоту этих моих слов подтверждает успех, я имею в виду коммерческий успех, нашей фирмы. Мы дали наконец возможность человеку вновь почувствовать себя человеком. И если он покупает себе приключение без гарантии, это означает только, что ему до смерти осточертел этот мир со всеми его страховками, спасательными кругами, привязными ремнями, футбольными щитками, предохранителями, огнетушителями, вентиляторами - со всей этой техникой безопасности в самом широком смысле этого понятия. Гард смотрел на Хартона и ловил себя на мысли, что опять не может понять, говорит ли тот искренне или валяет дурака. "Если это лицедей-профессионал, то профессионал самого высокого класса", - подумал Гард. - А что делаем мы? Мы говорим ему: плыви по морю жизни без спасательного круга! Испытай себя! Побеждай и тем самым научись уважать себя. И если он гибнет, если человеку не по силам эта борьба, то в миг своей гибели он не проклинает нас, нет! Утопающий никогда не проклинает бурю, он оплакивает себя, слабость своего тела и своего духа... - А не кажется ли вам, - сказал Гард, - что, рассуждая подобным образом, можно, например, организовать фирму в помощь самоубийцам? Человек хочет уйти из жизни, но не может решиться убить себя, и тут приходит агент фирмы... Впрочем, даже не приходит, а, получив заявку, ну и деньги конечно, подстерегает клиента, ничего в тот момент не подозревающего, на улице и с чердака из бесшумной винтовки с оптическим прицелом - шпок! - Блестящая идея, господин комиссар! - искренне воскликнул Хартон. - Вы гений! Давайте организуем общее дело, ведь у вас наверняка есть люди, умеющие метко стрелять, а мы со своей стороны... - Перестаньте говорить глупости, Хартон. Я, кажется, вас спросил, какое количество трупов в год делает ваша фирма? - с металлом в голосе произнес Гард. Хартон слегка сузил глаза, как бы прицеливаясь: - Прошу прощения, комиссар, но такой цифры я в данный момент не могу вам представить. Мы этих данных не имеем, надо считать. Зато всю прочую документацию, смею уверить вас, фирма хранит в идеальном порядке и готова... В это мгновение на пороге кабинета возникла "красная стрекоза", и Хартон оборвал себя на полуслове. Подойдя к столику шефа, она положила перед ним карточку Гарда и бесстрастным голосом произнесла: - Мистер Хартон, все поименованные в этой карточке господа в разное время были клиентами нашей фирмы. Они приобрели приключения без гарантии и погибли при различных обстоятельствах. - Благодарю вас, мисс Паули, - почему-то довольным тоном сказал Хартон, и "стрекоза", даже не взглянув на Гарда, упорхнула. - Вот так, господин комиссар, весьма сожалею, но увы... Гард встал. Дальнейший разговор был бесполезен. Из этого Хартона можно было вытряхивать цифры и сведения с таким же успехом, как пыль из металлического сейфа. - Я, признаться, всегда считал, что этим ребятам хватает приключений в повседневной реальности, - заметил Гард. - Как вы там говорили? "Потребность мышц"? У них эта потребность удовлетворена на сто лет вперед. - Поверьте мне, старику, - возразил Хартон с непременной улыбкой на устах, - что чужая душа - потемки! - Нет, не поверю, - произнес Гард, подавая Хартону руку, поскольку тот вежливо протянул свою. - Приготовьте для меня всю документацию, за ней заедет кто-нибудь из моих сотрудников. Впрочем, не гарантирую, что нам с вами больше не придется встречаться. Гард повернулся и пошел к двери. - Всегда к вашим услугам! - вдогонку произнес Хартон. - Да, - остановившись в дверях, сказал Гард, словно вспомнив нечто важное. - Скажите мне, Хартон, почему за целый час нашего с вами разговора ни разу не зазвонил телефон на вашем столе и никто из ваших людей вас не потревожил? Или вся жизнь на фирме замерла, как в кладбищенском склепе, над которым летают гробы? Хартон в ответ развел руки, как бы желая сказать много больше того, что он скажет на самом деле. Гард усмехнулся: - Ладно, так и быть: я буду поставлять вам метких стрелков, а вы? - Позабочусь о рекламе, - попытался в тон Гарду пошутить Хартон. - Об этом стоит подумать! С этими словами Гард вышел из кабинета. Он не мог видеть, как изменилось лицо старого вакха, как мгновенно слетела искусственная улыбка с его тонких губ, как резко сузились глаза, а вся физиономия приобрела суровые, даже жесткие черты. Некоторое время Хартон сидел неподвижно, разглядывая высушенную голову индейца на своем письменном приборе. Затем, не оборачиваясь, он протянул руку к красной кнопке за своей спиной, и в то мгновение, как Хартон нажал ее, из маленького динамика, вмонтированного в торшер, раздался спокойный голос с баритональными нотками: - Я все слышал, Хартон, не надо волноваться. Сегодня к шестнадцати часам подготовьте мне официальный доклад о визите комиссара Гарда и приложите к нему магнитофонную запись разговора. Динамик сам выключился, и губы Хартона неслышно прошептали уже в пустоту: - Слушаюсь, генерал! 7. КАПРИЗ - Ну, как дела? - спросил Гард, открывая дверцу "мерседеса" Фреду Честеру. - Не копайся, садись проворнее, - добавил он. Моросил теплый дождь. Мимо них в свете фонарей проносились деформированные тенями вечера автомашины. Честер выставил ладонь через приспущенное стекло и ловил ею щекочущие капли дождя. - Я спрашиваю, как дела? - повторил Гард. - Да ну вас всех к черту! - беззлобно произнес Честер. - Представь себе, сегодня днем Верблюд справился о здоровье Линды! Вы что, гипнотизируете, что ли? Оказывается, он даже знает, как ее имя... Признаюсь тебе, Дэвид, о чем я мечтал, становясь журналистом. О том, чтобы мои коллеги ценили меня за собственные качества, а не за достоинства моих друзей! - Если твой шеф - верблюд, - заметил Гард, - то ты настоящий безмозглый осел... Между прочим, достоинства твоих друзей суть продолжение твоих собственных достоинств: скажи мне, кто твой друг, - или забыл? - и я скажу тебе... - Ничего ты не скажешь! - воскликнул Честер, перебивая друга. - Ответь мне, каким образом Клоду удалось прищемить хвост Аделаиде Гриппски? Молчишь? За ней действительно что-то числилось по твоему ведомству? Когда Верблюд объявлял о моем назначении "контробозревателем", он не глядел никому в глаза, и вид у него был как у побитой собаки. Мне даже стало жаль его, честное слово! Вы все же шантажировали Аделаиду, да? Скажи мне, Дэвид, я такой ценой получил должность? - Извини, Фред, но мне неприятен этот разговор. Во-первых, "операцию" осуществлял не я, а Клод вместе с Рольфом, и что они там делали, мне неизвестно, да и знать, откровенно говоря, не хочется. Правда, не скрою, кое-какие данные об Аделаиде я им дал, она действительно женщина "с прошлым", как говорят в таких случаях. Это во-вторых. И если вместо того, чтобы сесть в тюрьму за прошлые грехи или, как минимум, попасть в лапы репортерам, она откупается местом для способного журналиста во вшивой газетенке своего супруга, то это для нее подарок судьбы. Щедрый, Фред! Так что хватит об Идке-вонючке и о Верблюде, лучше помоги мне разобраться в дурацком деле с "Фирмой Приключений", я сам удивляюсь своей тупости. - Комиссар полиции в принципе может быть тупым, - философически заметил Честер. - Но комиссар полиции, говорящий, что он туп, - это нарушение всех детективных канонов. - При чем тут каноны? Ты же сам говорил мне, что литература - это модель жизни, но всякая модель несовершенна. Каноны! Если бы я писал об убийстве Мишеля Пикколи роман или повесть, я бы давно нашел убийцу, связал бы его с "Фирмой Приключений" и откопал бы в этой фирме сюжет для кучи номеров самого популярного журнала. Писал бы, конечно, ты, но за идею и меня, надеюсь, не оставил бы без гонорара, а? - Знаешь, Дэвид, чем стоять на месте, поехали куда-нибудь и посидим за чашечкой кофе, - предложил Честер. Гард тут же вставил ключ в замок зажигания, и машина бесшумно сдвинулась с места, чтобы через какое-то время влиться в поток сотен автомобилей, летящих по вечерним улицам города, словно их гнала куда-то одна общая забота. Но вот через минут пятнадцать "мерседес" Гарда, миновав неоновые рекламы, пугающие фильмами ужасов и настоящими ужасами игорных домов, вырвался из общего потока чуть в сторону, где движение было поменьше, а потом Гард и вовсе свернул в тихую улочку, где по-семейному горела вывеска над дверьми двухэтажной виллы: "Не забывайте детство!" - Вот тут и посидим, - сказал комиссар, выходя из машины. - Не посидим, - с улыбкой поправил Честер, - а впадем в это самое детство! Ты иногда просто фантастически угадываешь настроение, Дэвид! Психолог! - Какой к черту психолог? - проворчал Гард. - Просто перед лицом невероятно сложной задачи я ощущаю себя младенцем, только и всего. Они вошли в небольшой зальчик, где им навстречу поднялась дама в очках с лицом гувернантки и жестом пригласила за стол. Ресторан был пуст, дела его шли, вероятно, не так уж блестяще - кому из взрослых, обремененных множеством тягчайших забот, удавалось найти время, чтобы "впадать в детство"? Впрочем, в самом углу друзья заметили пару - ее и его; они сидели рядом, как птенчики, держа друг друга за руки, и с умилением прикладывались к молочному коктейлю. Паре было, если не преувеличивать, не менее ста восьмидесяти лет на двоих. Усаживаясь за стол. Гард шепнул Честеру, показав глазами на "птенчиков": - Нам до этого, слава Богу, не дожить. - Чего изволите, мальчики? - нежным голосом, хоть и несколько фамильярно, спросила их "гувернантка". - Хм! Двойной стерфорд, - сказал Честер. - И кофе без сахара, если не возражаете. - Какая нынче молодежь пошла! - с улыбкой произнесла дама, явно желая сделать комплимент посетителям ресторана. - Не успели снять слюнявчики, и уже стерфорд! Гувернантка удалилась, но очень скоро вернулась назад, неся на подносе кофе и две рюмки со стерфордом. - Музыку? - спросила она. - Да, что-нибудь из ранней юности, - попросил Честер. - "Два поцелуя за фантик". У вас это есть? - Конечно! И детский голосок, сопровождаемый совсем недурным джазом, запел известную песенку, в которой речь шла о том, что все начинается с невинных фантиков, а заканчивается рождением младенцев, которым приходится петь эту песенку про поцелуи за фантики. - К сожалению, - сказал Гард, - мы все еще не утратили детской наивности. Во всяком случае, ты. - Твоя профессия скорее других излечивает от инфантильности. Между прочим, профессия Клода Серпино тоже. О Рольфе я не говорю: наука основана на принципе "много будешь знать - скоро состаришься". Из всех нас только Карел защищен от быстрого дряхления: он - народ, народ любит поэзию и музыку, а эти вещи благоприятствуют молодости, привилегия которой - наив! Ты согласен со мной, комиссар? - В какой-то степени. Я бы добавил, что рутинная работа в любой бюрократической канцелярии тоже оставляет человека наивным: ему не о чем и некогда думать. Они, не сговариваясь, отхлебнули одновременно по глотку стерфорда. - Давай еще раз прокрутим логику событий, - предложил Гард. - О другом мне пока не думается. - Давай, - без энтузиазма согласился Честер, но Гард знал, что с его характером он недолго останется холодным и равнодушным. - Смотри, кровавая лужа! - вдруг сказал он, показав на улицу за окном, где, подсвеченная неоновой рекламой ресторана, красным отблеском светилась лужа. - Фред, ты воспринимаешь мир через образ, но это хорошо для писателя. Для журналиста - губительно. Кровавая лужа! - Гард пожал плечами. - Неон есть неон, лужа есть лужа, все остальное - отрыв от реальности. - Покупка гангстерами приключений без гарантии - тоже реальность? - Без сомнения, - сказал Гард. - Но реальность этого факта не согласуется с логикой жизни. Скорее я могу представить себе алкоголика, который приходит в "Не забывайте детство!" и заказывает молочный коктейль, чем бандита, который выкладывает кровные деньги за то, чтобы его убили в "Фирме Приключений", вместо того чтобы там же заработать ту же сумму за убийство кого-то другого! Если это реальность, то что же тогда фантастика, Гард? - Да, нелепо. - Ты можешь объяснить мне, зачем они ищут смерть? Да еще не бесплатную? - Не могу, Фред. Если это всего лишь "крыша", тогда, конечно... Но самое долгое приключение без гарантии длится не более двух недель. Стало быть, смыться на две недели? Тоже нелепость, ибо потом возникает вопрос: что дальше? Что же касается Аль Почино, то я вообще теряюсь в догадках. Он чист передо мной, никаких улик, одни досужие предположения, - какой смысл скрываться? А если они в этой фирме действительно... погибают, тут уж, извините, надо обращаться за разъяснением к психиатру. - Гард помолчал, закурил сигарету, сделал еще глоток стерфорда. - Фред, я не так уж плохо знаю психологию преступников, поверь мне... - Верю, верю. Что ты хочешь сказать? - Гангстерам чужды идеи монтекризма. Они прагматики и никогда не чешут левое ухо правой рукой. Аль Почино много раз попадал в переплет, как и все восемнадцать его собратьев по ремеслу. У него должны быть крепкие нервы, за ним стоит мощная гангстерская организация, такая мощная, что даже это милое заведение, где мы сейчас сидим, быть может, их явочная квартира, а гувернантка в очках каждую ночь надевает через левый глаз черную повязку, берет в зубы кинжал и идет "на дело". Честер искренне рассмеялся, но Гард продолжал: - Кому нужно, чтобы Аль Почино умер, если у меня к нему нет никаких претензий? Он не только сам не хочет, он не должен, не может, не обязан погибать при помощи какой-то фирмы, щекочущей нервы бездельникам и взрослым младенцам! - Словом, - сказал Честер, - сплошное "не", "не", "не". Но минус на минус - плюс! - Ложная гибель?! Я об этом думал, Фред. Кто-то заставил, убедил их купить приключения без гарантии, при этом, напротив, гарантировав им жизнь! Их убирают - для меня, для жен, для правосудия, чтобы дать им новое существование... Но зачем? И кто это делает? Фрез и Гауснер? Какой им смысл? А если не они, то кто посмеет вопреки этим воротилам хозяйничать в их собственном доме, забирая у них лучших людей? Полная ерунда! Несколько минут они молчали. За это время пара стариков, воистину впавших в детство, покончила с молочным коктейлем и удалилась, причем он держал ее за руку, как будто им было по пять лет и будто они шли в колонне сверстников по аллее какого-нибудь зоопарка, - эта аналогия пришла на ум Честеру, который перехватил полные восторга взгляды стариков, обращенные на него и на Гарда, словно они были экзотическими животными. - Да, ерунда, - согласился Честер. - Дважды два получается не четыре, а... жирафа! - Что? - Это я так, по аналогии, - невразумительно объяснил Фред. - Скажи мне, Дэвид, почему фильмы ужасов, тошнотворные для любого нормального человека, собирают такую массовую аудиторию? - Щекочут нервы. Вот и все. - Между прочим, в дни нашей молодости таких фильмов не было. Что же щекотало нам нервы тогда? Или спроса на "щекотку" не было? - Гм, - промычал Гард. - В самом деле... А ты что думаешь? - Только не упрекай меня в том, будто я воспринимаю действительность не как факт. Думаю, что и тогда и сегодня людьми двигает скука. Да, Гард, скука! - Вот не сказал бы, что наша жизнь скучна. - С какой стороны на нее посмотреть, Дэвид! Я имею в виду не банальную скуку... Обрати внимание: мы все время идем по правой стороне тротуара. Почему? Потому, что встречный поток идет слева! Только отрегулированность потоков позволяет людям не сталкиваться. В жизни происходит то же самое: все отрегулировано, все обезопасено! Каждый шаг человека! Автомобилисты и мотоциклисты - в шлемах и ремнях безопасности, машины - с утапливающимися рулями, подземные переходы, таблетки от нервов и переутомления, темные очки от лишнего света, дистанционное включение телевизоров без отрыва, так сказать, зада от кресла, лифты, движущиеся тротуары, автоматы по продаже, регламентированный и санкционированный врачами досуг, - Господи, даже гангстеризм, и тот отрегулирован! Где былая свобода передвижений, чувств, переживаний и мелкого предпринимательства? Спроси Шмерля, сколько идиотских правил, о которых его отец-галантерейщик не имел представления, он вынужден соблюдать в своей ничтожной лавчонке! Певцы, художники, писатели зависят уже не просто от читательского спроса или, на худой конец, от критиков и издателей, а от мощных рекламных концернов, которые все взяли в свои руки, зажали в кулак и регулируют читательский вкус, как тот полицейский, что стоит на перекрестке и регулирует потоки машин. Когда-то, в дни сотворения мира, клетки человеческого тела были независимы - я в этом абсолютно убежден, Дэвид. Потом они с помощью Господа Бога или мистера Дарвина объединились в организм и утратили свою независимость. Нечто подобное происходит сейчас с людьми, с обществом. Люди сливаются в государственный организм и все меньше значат сами как личности, как индивидуальности. Отсюда - хиппи, наркомания, "красные бригады", увлечение сексом и разными паучьими ужасами, которые щекочут нервы, отсюда терроризм, угоны самолетов, самоубийства... Скучно стало жить, Дэвид! Это все симптомы острой социальной и физической неудовлетворенности, подсознательный протест против обесчеловечивания человека! Гард терпеливо выслушал страстный монолог Честера и, ни разу не сделав даже попытки его остановить, молча похлопал ладонью о ладонь. - Бурные аплодисменты, - констатировал с грустной иронией Фред, - переходящие в овацию. Все встают и... уходят, отплевываясь. Так? - Ох и далеко же ты удалился от моей фирмы, дружище, - с некоторым сожалением произнес Гард. - Ты форменный трибун! Хочешь, мы с Карелом и Шмерлем проголосуем за твою кандидатуру в парламент? Вот где тебя заслушаются! Честер продолжал грустно улыбаться. - Знаешь, Дэвид, пока я болтал, кофе превратился в лед... Между прочим, от моих идей до твоей фирмы ничуть не дальше, чем от меня до тебя. Мне вспомнилась сейчас одна задача. Квадрат. Тремя линиями надо начертить замкнутый треугольник, чтобы его стороны проходили через все четыре вершины квадрата. Представляешь? Гард тут же ручкой нарисовал на салфетке подобие квадрата и стал втискивать в него треугольник, но запнулся уже на втором варианте. - Типичная для каждого посредственного ума ошибка, - прокомментировал Честер. - Все начинают проводить линии внутри квадрата, а надо выйти за его пределы, и тогда замкнутый треугольник элементарно охватит все четыре вершины... Дэвид, давай, и я попробую выйти за пределы твоего "квадрата". - Ты имеешь в виду фирму, Аль Почино и антиквара Мишеля Пикколи? Это не квадрат - треугольник! - Я не о геометрии, Дэвид, я о жизни... Представь себе, что твой друг Фред Честер заскучал, и вот он становится клиентом "Фирмы Приключений", а? - Пустой номер, - жестко сказал Гард. - Если в приключениях без гарантии действительно гибли люди, ты не вернешься оттуда, а труп, извини за прямолинейность, свидетельствовать не может. Кроме того, я уверен, что полиция уже наводила справки относительно фирмы, мне остается лишь выяснить, в каком отделе эти данные. Так или иначе, рисковать тобой я не намерен, ты мне дорог как память. - Гард поднял рюмку, приветствуя Честера, и допил ее содержимое до конца. Фред церемонно поклонился, привстав со стула, и жестом пригласил "гувернантку", из-за стойки внимательно ловившую каждый взгляд или жест клиентов. - Что вам угодно, мальчики? - игриво спросила она, подходя. - Повторите этому грудному младенцу стерфорд, - сказал Фред, - иначе он разучится умно говорить. - Ха, ха, ха! - раздельно произнося каждый слог, сказала "гувернантка", давая этим понять, что и она в ладах с юмором. Принеся на подносе стерфорд, она аккуратно поправила у Гарда немного съехавший набок галстук, как у детей поправляют воротнички. От "гувернантки" так и веяло материнством. - Дэвид, - сказал очень серьезно Честер, - твои коллеги очень плохие ищейки, особенно применительно к "Фирме Приключений". Что они могли или могут там узнать, даже побывав там в качестве клиентов или познакомившись с документацией, если совершенно лишены воображения и никогда не задумывались над тем, почему люди стремятся к приключениям? - Не понимаю, - тупо сказал Гард. - Кто бы ни действовал за кулисами фирмы, кто бы ни стоял за этим Хартоном, надо признать, что это человек не лишенный воображения и богатой фантазии. - Предположим. - Иначе все было бы примитивно. Фирма прогорела бы через неделю, и тебе не пришлось бы ломать голову над загадками! Значит, воображению надо противопоставить воображение, а вовсе не полицейскую, прошу прощения, несколько притупленную педантичность. Согласен? - Возможно, ты и прав, - подумав, ответил Гард. - Даже наверняка прав. Но если ты нападешь на след, а они это почувствуют, тебе не помогут даже "гарантии", ты это понимаешь? - Отговариваешь? - Да. - Ну а меня интересует общественно-социальная подоплека всеобщего увлечения ужасами, жестокостями и приключениями. Я сам себе хозяин, в конце концов, и вполне могу обойтись без твоего благословения. Мы не дети, Дэвид, хоть и сидим в этом ресторане! - Перестань капризничать, Фред. И зачем кипятиться? - А затем, дорогой, - повысил голос Честер, - что однажды уже было увлечение "фильмами ужасов"! В двадцатых годах! В Германии! Ты об этом забыл? А с меня хватит! Каприз, говоришь? Мне вообще на тебя плевать, у меня собственный интерес к фирме! - Черт с тобой, - сдался Гард. - Мне ничего не стоит поломать это дело, как бы ты ни кипятился, но я не буду. Может быть, ты и прав... Но дай мне, Фред, одно обещание. - Не брать без гарантии? Вот тебе! - И Честер показал другу хорошо сконструированный кукиш. - Мальчики! - укоризненно воскликнула из-за стойки очкастая "гувернантка". - Извините, мадам, - поправился Фред. - И все же ты купишь приключение именно с гарантией, - тихо, но твердо сказал Гард, и в его тоне было столько железной уверенности, что у Честера язык не повернулся возразить. 8. АЙСБЕРГ Фред Честер отправился на фирму пешком. Ему пришлось идти до площади Согласия не менее полутора часов, то есть тащиться, по сути дела, через весь город, но почему-то хотелось потянуть время. И вовсе не страх - какая-то липкая тяжесть села на его душу, тяжесть, похожая на ту, которую испытывает почти каждый из нас, решившись на операцию под общим наркозом, даже если знает, что его будет резать известный и опытный хирург. Нет-нет, а в какой-то момент нас посещает предательская мыслишка о том, что вот дадут наркоз, мы уснем, а проснемся ли? В такие минуты вся наша жизнь дробится на воспоминания о прошлом, некогда украшавшем наше существование, и все окружающее, все мелочи, вплоть до случайных видов и запахов, воспринимаются нами с особой остротой и почти мистической символичностью. Не дай Бог, если по пути в больницу кошка пересечет нам дорогу или мы что-то забудем дома, за чем надо возвращаться, а уж если за нами придет такси под номером 13, чтобы везти к хирургу!.. - ответом на все эти глупые, нелепые, банальные или случайные совпадения будет такое сердцебиение, которое, кажется, способны услышать окружающие нас люди. Трусы мы? Жалкие и ничтожные людишки? Не мужчины и не рыцари? Отнюдь, дорогой читатель, все это зовется иначе: нервишки, которые шалят вопреки нашему истинно мужскому началу, - кстати, женщины почему-то в таких ситуациях более стойки, - нервишки, оказывающиеся сильнее мускулов, воли, характера... С другой стороны, ясное солнце с его теплыми лучами и галдящие над куполом собора птицы, созванные с окружающих крыш своими предводителями на какое-то совещание, и пряный запах национальной кухни, доносящийся из распахнутых настежь дверей и окон турецкого ресторанчика "Гарем", и даже обыкновенный дубовый лист, сорванный ветром с дерева и гонимый по улице, как бездомный человек в поисках пристанища, - женщины, кстати, и не столь сентиментальны, как мы! - все это не ускользнет от нашего обостренного внимания, как не ускользало от слуха и взгляда Фреда Честера, который шел в неведомую ему фирму за неведомым приключением, и потому воспринимал все эти детали, словно живые нити, из которых соткана паутина жизни. Фред шел по улицам города, с радостью и тоской откликаясь на все мелочи жизни, и даже воздух, вдыхаемый им, вроде бы содержал меньше выхлопных газов, чем всегда... "Слабый я человек!" - беспощадно думал про себя Честер. "Нет, я не трус! - думал он в следующее мгновение. - Я истинно слаб, Гард даст сто очков вперед таким людям, как я!" И тем не менее Честер шел, и расстояние между ним и площадью Согласия неумолимо сокращалось, и было ясно ему, что он не повернет обратно и не сойдет с дистанции. Площадь Согласия... С чем, спрашивается, "согласия", о каком "согласии" думали городские власти, несколько десятилетий назад давая название городской территории, случайно не застроенной домами? Вероятно, под "согласием", да к тому же таким откровенно безадресным, - не согласием, положим, с Богом или с собственной совестью, а просто "согласием"! - они имели в виду обычное человеческое смирение, которое не вредно никаким властям ни в какие времена и эпохи. Смирение с чем угодно, начиная с собственной жены и кончая общим президентом, с его политикой и характером, какими бы они ни оказались. Априори смирись, человек, еще не знающий, что ты выберешь этого президента, а в качестве жены - именно Линду, смирись заранее, ибо в противном случае тебе не стоит ни выбирать, ни свататься. Доверься судьбе, Фред Честер, кем бы ты ни был, журналистом или торговцем овощей, гражданином или люмпеном, мужчиной или тряпкой! Преклони колени и согласись со всем, что предложит тебе на ужин или на завтрак Линда, со всем, что скажет тебе президент! Ох и мысли же навещали Честера, когда он подходил к площади Согласия! - не позавидуешь... И вот он, прекрасный особняк в стиле семнадцатого века с ультрасовременной неоновой рекламой, растянувшейся по всему фронтону. Прекрасно. "Остановимся, - подумал Честер, - и оглядимся". За пять минут ни разу не шевельнулась входная массивная дверь. По улице, даже не задерживаясь возле названия "Фирма Приключений", бежали ко всему привычные и уже так рано равнодушные мальчишки - продавцы газет, крича истошными голосами: "Ограбление цирка "Шапито"! Угон двух слонов!.. Подробности интимной связи кинозвезды Мариэтты Вул и боксера Нортона Эрвина!.. Таинственное убийство антиквара Мишеля Пикколи в "закрытой комнате"! Дело ведет известный комиссар полиции Дэвид Гард!.. Нападение четырех акул на влюбленных у Вермского побережья!.. Карманная кража у министра внутренних дел Рэя Воннела! Преступник скрылся!.." Честер невольно сунул руку в карман, где лежали пятьдесят кларков, официально отпущенные ведомством Гарда для реализации "спецзадания". "Полный идиотизм! - подумал Фред. - Они еще потребуют с меня отчет с приложением квитанции... Так и скажу сотруднику фирмы: сэр, я выполняю специальное задание полицейского управления, а потому не забудьте, пожалуйста, выписать дубликат чека за купленное мною приключение!" И, вздохнув, Честер толкнул дверь. Едва он переступил порог фирмы, к нему подошла уже знакомая по рассказу Гарда "белая стрекоза", на лице которой была вежливая улыбка, а глаза за огромными очками сверкали хищническим взглядом, будто она хотела сказать Фреду: "Дорогой, хочешь, укушу?" Однако "стрекоза" елейным голосом произнесла: - Мы очень рады видеть вас, господин... - Фред Честер. - ...Господин Честер! Фирма благодарит вас от всей души; прошу вас присесть, знакомы ли вы с нашими проспектами и какой, простите, суммой вы располагаете? Все это она выпалила пулеметно, хотя и не без изыска. Фред понял: здесь деловые люди, у них нет времени на пустую болтовню. - У меня пятьдесят кларков. - О! - сказала "стрекоза", хищно сверкнув глазами. - За такие деньги можно получить удовольствие по высшему разряду! Приключение для себя? Для друга? Для жены? Брата? Сослуживца? Любимой женщины? Родственника? - Для себя. - Прошу! - И "стрекоза" сунула Честеру проспект фирмы. В этот момент нежно звякнул звонок селекторной связи, и "стрекоза" надела наушники, которые, в дополнение к очкам, выглядели на ней каким-то фантастическим органом зрения, именно зрения, а не слуха. Покорно восприняв то, что ей сказал невидимый Честером абонент, она произнесла в микрофон, вмонтированный в стол в виде извивающейся змеи: "Как прикажете, шеф!" - а затем, сняв наушники, обернулась к Фреду: - Господин Честер, вами хочет заняться лично управляющий нашей фирмой мистер Хартон. Позвольте сопроводить вас к нему в кабинет. "Дела! - не без восхищения подумал Фред. - У них, наверное, тоже есть картотека, как у Гарда в управлении, и стоило мне назвать свое имя, как автоматы навели обо мне справки и тут же выдали шефу результат. Валять дурака в таком случае не придется, буду действовать с открытым забралом!" Они прошли коридором, по которому всего сутки назад прошествовал комиссар Гард, и "стрекоза" остановилась перед дверью, за которой сидела ее красная напарница, или как там ее - представительница этого же подвида той же группы, если следовать учению мистера Дарвина. "Красная стрекоза" встретила Фреда улыбкой, словно перелетевшей с лица "белой стрекозы", и любезно ввела клиента в кабинет шефа. - Господин Честер! - приподнимаясь в кресле и протягивая Фреду руку, приветливо сказал Хартон. - Рад видеть вас, неутомимого работника пера, в качестве клиента нашей фирмы! Я знаю, что вы впервые у нас, я надеюсь, что не в последний раз... - Зачем уж непременно в последний? - улыбнулся Честер. - Прошу! - Хартон указал Фреду на кресло. - Кофе? Вино? Коньяк? - Сначала дело, - сказал Фред. - Напиться я всегда успею. - Ха-ха-ха-ха! - четырьмя искусственными "ха" отреагировал Хартон на слова Честера, оценив их как шутку, а не как грубость или, например, пошлость, что зависело от веса Честера в обществе или, точнее сказать, от того, каким представлялся этот вес Хартону. - Вы абсолютно правы: напиться нам никогда не поздно. Итак, вы ищете приключение для себя? - На свою голову, - в том же стиле подтвердил Фред, вновь вызывая смех управляющего, действительно очень похожего на веселящегося вакха, как тут не вспомнить характеристику Гарда. - Но я хотел бы знать, - сквозь "ха-ха-ха-ха" и как бы между прочим произнес Хартон, - вы хотите с гарантией или без? - А что вы посоветуете? - не стал торопиться Честер. - Дело в том, - осторожно начал Хартон, берясь за черную косичку высушенной головы индейца и машинально крутя ее пальцами, - что приключение без гарантии может кончиться тем, что вам не удастся рассказать о своих впечатлениях ни жене, ни широким читательским массам. А для творческого человека, каким, безусловно, являетесь вы, это, мне думается, несколько обидно. Зато... - Хартон сделал интригующую паузу. - Зато, дорогой Честер, - позвольте уж попросту называть вас "дорогим" без этих "мистер" и прочее, - зато уж впечатление будет такое... сногсшибательное, что его не жалко унести туда с собой! - Куда? - уточнил Фред. - Туда, - подтвердил, улыбаясь, вакх. - И удовольствие, право, стоит того, поверьте мне. - Вы пробовали? - без всякой иронии спросил Фред, прекрасно понимая, что Хартону ничего не остается, как ответить все тем же смехом, содержащим, как известно, наименьшее количество информации. - Ха-ха-ха-ха! - действительно засмеялся, откинувшись в кресле, вакх. - Между прочим, дорогой Честер, смертельные исходы мы хоть и планируем, зато и недурно страхуем весьма кругленькой суммой. - Кто же ее получает? - спросил Честер, явно заинтересовавшись. - Жена? Или заказчик? - Нет, нет, вы сами, то есть заказчик! Мы кладем деньги на ваш "мертвый счет", и если вы возвращаетесь, а такой шанс у вас есть, сумма ваша! - Весьма заманчиво. Но в следующий раз. Пока что я хотел бы сделать встречное предложение: вы даете мне умопомрачительный вариант, разумеется, с гарантией, я плачу вам за него деньги, затем публикую свои впечатления в "Вечернем звоне", делаю вам, как говорится, паблисити, ну а вы... Понимаете? - Надо подумать, - сказал Хартон, сразу все поняв и став серьезным. - Вы хотите, чтобы мы, во-первых, вернули вам уплаченную за приключение сумму, - так? - Но это всего лишь "во-первых", как вы точно выразились. - А во-вторых, еще добавили за рекламу? И это помимо того, что вы получите от редакции? - Совершенно верно, помимо гонорара. - Вот я и говорю: надо подумать. - Думайте, дорогой Хартон, - разрешил Фред. Хартон едва прищурил глаза, словно прицеливаясь, но тут же на его лице вновь возникла улыбка старого вакха. - Но у нашей фирмы и без того отличная репутация... Вот, взгляните: это альбом, в котором наиболее уважаемые клиенты оставляют свои отзывы... - "Оттуда" тоже? - Ха-ха-ха-ха! - как ни в чем не бывало засмеялся Хартон и стал говорить, как показалось Фреду, специально для того, чтобы потянуть время. - Все они, без исключения, восхищены! Ведь это так прекрасно: за каких-то пару-тройку десятков кларков испытать нечто такое, за что в нашей обыденной реальности расплачиваются целыми состояниями, а то и жизнью... Ужин в обществе квалифицированных людоедов! А? Вы представляете, дорогой Честер, эти невероятные ощущения, тем более что есть абсолютная гарантия, что не они вами поужинают, а вы - ими! Ха-ха-ха-ха!.. Я согласен. - Не понял. - Фред действительно не понял этого странного перехода. - Я подумал. Фирма согласна с вашим предложением. Мы даем вам экзотическое приключение с гарантией. На все ваши пятьдесят кларков. Это вполне приличная сумма. А затем, после вашей статьи, возвращаем вам деньги плюс... - Плюс? - Договоримся. "Поверил! - мелькнула в голове Честера торжествующая мысль. - Нет уж, я дожму его до конца, я сыграю свою роль лучше Сары Бернар!" - Я хотел бы знать сумму вознаграждения наперед, господин Хартон, - официальным голосом сказал Фред. - Давайте профессионально отнесемся к делу. Вы продаете, покупаю я, потом я продаю, вы покупаете, заранее оговорив сумму. - Вас устроит плюс сто? - Плюс сто пятьдесят! - Приятно иметь дело с масштабно мыслящим человеком! - Каждый мыслит на тот масштаб, которого он стоит. - Ха-ха!.. - И вдруг оборвал: - Честер, интересно бы знать, кто из нас кого переиграет в конечном итоге? Фред похолодел. Хартон вновь зловеще крутил прядь волос на высушенной голове бедного индейца. Неужели они о чем-то пронюхали? Или догадались? Или в той картотеке, которой они располагают, зафиксирована его давняя дружба с комиссаром Гардом, а уж связать два посещения фирмы, вчерашнее и сегодняшнее, по силам младенцу! "Влип! - подумал Фред. - Это провал, и ничего не остается, как встать, якобы обидевшись на подозрения, и уйти, хлопнув дверью, пока голова цела..." Хартон тем временем что-то определенно прочитал по лицу Честера и вновь изобразил улыбку: - Я, конечно, пошутил, дорогой Честер. Не обижайтесь. Давайте перейдем к выбору приключения, а уж затем уладим финансовый вопрос. Итак, чего вы хотите? - Вообще-то я контробозреватель "Вечернего звона", но политика меня и вас в данном случае мало интересует. Используем лучше то, что я до сих пор остаюсь репортером уголовной хроники и нахожусь на связи с криминальной полицией. Короче, мне хотелось бы испытать на себя, а затем описать в газетном материале какой-нибудь способ убийства! ("А ничего я ввернул ему про связь с полицией! - мысленно похвалил себя Фред. - И откровенно, и убедительно...") - Простое убийство или изощренное? - поинтересовался Хартон, как если бы продавец в обувном магазине спросил: вам туфли с пряжкой или с ремешком? - Но я хочу с гарантией! - напомнил Фред. - Разумеется, - подтвердил Хартон. - Однако убийств может быть... Вы представляете себе, сколько существует видов и типов убийств, дорогой Честер? Хоть вы и репортер уголовной хроники, я готов биться об заклад: вы этого не представляете. Тысячи! Говорю без преувеличения. Прежде всего, убийства делятся на массовые и индивидуальные. Затем они классифицируются в зависимости от места и времени. Бассейн с муренами в Древнем Риме - о! А некоторые тантрические обряды Востока - советую, настоятельно советую! Право, нет ничего слаще, древние кое-что в этом понимали. Хотя некоторые, должен сказать, предпочитают распятие на кресте. Что же касается съедения муравьями, то... - Я не хотел бы углубляться в прошлое, - перебил Фред. - Я уже сказал, если мне память не изменяет: современный город, наше время, традиционное, но какое-нибудь "эдакое" убийство. - Вы этого не говорили, если память не изменяет мне, но замечу вам, дорогой Честер, что и здесь много видов и подвидов, - не без вдохновения произнес Хартон. - Убийство в постели и в пьяной драке, топором и на электрическом стуле, из-за угла и с помощью винтовки с оптическим прибором, наконец, по приговору суда или человеком из толпы. Среди способов чуть не забыл яд или обезвоживание, - впрочем, не берусь перечислить вам все существующие способы. Но если вам угодно, наши специалисты достаточно быстро подготовят разнообразные варианты, даже такие, которые не упоминаются еще в наших законах: например, на операционном столе из-за ошибки хирурга. Короче, мы можем убить вас с применением современных данных науки, а можем и прирезать как бешеную собаку! - Лучше как свинью, - сказал без улыбки Фред. - Прирежьте меня как свинью, поскольку это вечный способ, одинаково пригодный как в первобытном обществе, так и во времена Нерона и при торжестве кибернетики. Разное - наше отношение к убийству, не более, так, по крайней мере, кажется мне. А вам? - Возможно. Не смею перечить. Как свинью так как свинью. - Хартон не смеялся, а сидел, откинувшись в кресле и слегка прищурив глаза. - Знаете, сколько будет стоить это убийство, если с гарантией? Всего пять кларков. - Ого! А если не один, а с десяток ударов ножом? - Все равно пять кларков. Топором - семь. Шпагой, как матадор, - десять, требует особого искусства. Лазером - уже двадцать! - Свинью - лазером?! - А хоть атомной бомбой? Хотите - нейтронной? - Сколько это будет стоить? - Все пятьдесят! - Мне не жалко денег, - сказал Фред, не сумев скрыть от Хартона, как его передергивает при каждом упоминании о новом методе убийства, - но я все же настаиваю на обыкновенном ноже. В конце концов, мне не важно, сколько я заплачу, а мне важен "плюс". - Ха-ха-ха-ха! - Веселящийся вакх почему-то и здесь нашел что-то остроумное. Он вновь был в своей стихии. - Дорогой Честер, завершим наше дело. Я вручу вам прибор, вот этот. - Он открыл ящик письменного стола и вынул похожий на портсигар предмет с красной кнопкой, его, вероятно, открывающей. - Договоримся так. В любой момент вы можете отменить убийство, отказаться от приключения, для чего вам нужно всего лишь нажать на эту кнопку. Но! Если вы это сделаете, то есть откажетесь, статью вы все равно напишете, однако никакого "плюса" уже не будет. А если не нажмете на кнопку, мы выдаем вам сто пятьдесят кларков и еще сто пятьдесят, итого - триста! Вас это устраивает? - Я хотел бы уточнить, - сказал Фред. - Если я ничего не нажимаю и ни от чего не отказываюсь, я все равно гарантирован от убийства? - Разумеется! Вы же покупаете приключение с гарантией! - Тогда вы рискуете напрасно, господин Хартон. - Без риска коммерции не бывает. - Хорошо. Я вас предупредил! - Я вас тоже. - Условия приняты. Хартон, приподнявшись, пожал протянутую Честером руку. - Когда бы вы хотели пойти в дело? - деловито осведомился управляющий, садясь на место. - А хоть сейчас! - смело сказал Честер. - Это будет стоить на десять кларков дороже. - Нет возражений. Я люблю оперативность. - Тогда прошу выполнить некоторые формальности. Вот вам анкета, здесь данные о вас и заказ на работу. Нуте-с, что же вы все-таки предпочитаете: кофе, стерфорд? - Коньяк, с вашего позволения. - Прекрасно, - сказал Хартон. - Заполняйте документы, я пока распоряжусь. И, положив перед Фредом лист с типографски отпечатанными вопросами, старый вакх вышел из кабинета. Честер уставился на бумаги: имя, адрес домашний и служебный, возраст, состояние нервной системы ("Откуда я знаю? - подумал Фред. - Напишу: удовлетворительное..."), телефон ближайших родственников ("Вероятно, на случай летального исхода") и уж совсем непонятное: отношение к воинской обязанности ("Зачем? Способных сидеть в окопах они щадят?"). В графе "заказ" Честер, не мудрствуя лукаво, написал: "Прирезать как свинью" - и в этот момент вошел Хартон в сопровождении "красной стрекозы". - Ваш коньяк, мистер Фред, - мило улыбнувшись, проговорила она, показывая на поднос с двумя наполненными рюмками. Честер взял ближайшую. - Благодарю вас, - сказала "стрекоза". И она протянула поднос Хартону. Вакх тоже взял рюмку, но, прежде чем пригубить коньяк, бегло просмотрел анкету. - Дорогой друг, - сказал он мягко, - вы ставите нас в ложное положение. Что значит "прирезать"? Некорректная формулировка. Напишите "убиение ножом", к тому же добавьте "с гарантией сохранения жизни". В противном случае могут возникнуть претензии: у вас или у ваших родственников к нам, если, не дай Бог, исполнители перестараются, или у нас к вам, если вы станете уверять, что не получили желаемое. Фирма всегда и во всем требует точности. Исправили? Ваше здоровье! Они поднесли рюмки к губам, Хартон лишь языком посмаковал коньяк, а Фред махнул сразу одним глотком, при этом отметив какой-то странный привкус миндаля. - Французский? - спросил он Хартона. - Манильский, - почему-то откуда-то издали ответил вакх, хотя он был не далее чем в полуметре от Честера. - Сигару? Фред потянулся к предложенной ему коробке, но пальцы слегка одеревенели и никак не могли ухватить сигару. - Черт возьми! - в сердцах сказал Честер, уже не узнавая собственного голоса, и подумал безвольно: "Наверное, я в работе... так быстро, оперативно..." И последнее, что видели его глаза и слышали уши: Хартон, протянув руку куда-то себе за спину, произнес: "Господин генерал, он пошел в дело..." Мозг Фреда, между тем, хотя и зафиксировал это обстоятельство, но отнесся к нему с полнейшим равнодушием отбывающего "туда" человека. "Будь что будет!" - мелькнуло последнее осмысленное и оформленное в словах чувство, и смертельный холод разлился по всему телу Честера. Ему еще хотелось громко и отчетливо спросить: "А гарантия?!" - но губы не шевелились, а Хартон стал быстро отдаляться куда-то назад и вверх, словно его уносило эскалатором, и на лице вакха все еще расплывалась от уха до уха зловещая улыбка: ха-ха-ха-ха!.. Веки Честера стали тяжелыми, как гранит, и закрылись сами. Сердце билось все реже и реже. Удар... Еще один... Потом странно долгая пауза... Вот оно встрепенулось и - все! Фред умер, - поразительно, но, ничего более не чувствуя, он каким-то образом понял это, констатировал факт все с тем же отчуждением и равнодушием, а затем растворился. ...На солнце грелся воробей. Он распушил перья, задрал вверх клюв и даже зевнул от удовольствия. Честеру воробей казался неимоверно большим. Сразу он и не узнал его, тем более что глядел на воробья почему-то одним глазом и снизу вверх. Тогда Фред попытался открыть второй глаз. Да, конечно, это весьма нахальный воробей, усевшийся прямо перед самым лицом Честера. "Сейчас я его сдуну!" - решил Фред и действительно дунул на воробья, но у него почему-то получилось не "ф-ф-фу!", а "хр-фу!". Воробей тем не менее странно оглянулся на Фреда и лениво отскакал на несколько сантиметров. Честер лежал на чем-то холодном и мокром. Тело его было покрыто гусиной кожей, пупырышками, это чувствовалось, хотя и не было ему видно, и тогда Фред решил приподняться. И вдруг услышал непонятный звук, похожий на хрюканье. Тогда он попытался разжать губы, и хрюканье повторилось. "Жив! Жив! Жив!" - тут же мелькнула мысль, она была единственной, но все же мыслью, и то, что она была, явно свидетельствовало в пользу ее самой: жив! Эта мысль наполнила Фреда какой-то животной радостью, именно животной, и он почувствовал прилив сил. Ноги, руки, тело, лицо - да, все это жило, и сердце билось, и кровь бежала по жилам, и веки моргали. "Встать! Ну-ка, попробуем встать!" - скомандовал сам себе Честер, но тут же, приподнявшись, потерял равновесие и боком снова плюхнулся в лужу. Почему в лужу?! Да, только теперь он вдруг понял, что лежит в луже и все лицо его забрызгано грязью: увы, он валялся среди пахнущей - Боже, какая мразь! - гадости. Фреда чуть не вырвало, при этом из глотки стали рваться наружу те самые звуки, от которых он очнулся. - От этой чушки мы ничего не добьемся, - услышал он чей-то грубый голос. - Надо ее прирезать. Вес неплохой, нагуляла достаточно... - Да, пожалуй, ты прав. Нечего тянуть. Рядом стояли двое. Честер не мог разглядеть их, шея его не гнулась, только две пары начищенных сапог, в которых отражались сразу четыре солнца, сверкали перед глазами. - Бери нож, я вчера как раз наточил, - услышал Честер. - А я придержу. - Хорошо, когда есть работа. И мясо, конечно! - ответил второй, после чего расхохотался. Что-то знакомое послышалось Честеру в этом искусственном смехе: ха-ха-ха-ха! Но Фред по-прежнему не мог поднять головы, чтобы взглянуть на смеющегося. Тогда он попробовал подняться сам, и на этот раз ему удалось. Честер стоял на четвереньках и никак не мог оторвать от земли руки. "Что это с ними?" - подумал он и взглянул вниз. В глазах сразу же помутилось: он увидел две тонкие, заросшие волосами ноги. Они заканчивались коричневыми копытцами! Тогда Фред, уже не стесняясь, истерично завизжал в полный голос. - Ишь ты, - прокомментировал мужчина, поглаживая Фреда за ухом, - чует, голубушка, смертный час... Фред сорвался с места и с визгом понесся по улице. Но нет, это была не улица, а замкнутый со всех сторон забором двор. Вдруг он услышал ласковое: - Фреди, Фреди, Фреди!.. Фредюшка, чего же ты, дура, бегаешь? Ц-ц-ц-ц! Стой, голубушка, стой, красавица!.. "Негодяи! Что они со мной сотворили! - в отчаянии подумал Честер. - Ох, поймают, ох, прирежут!" И он, визжа что было сил, вновь понесся вперед, пытаясь на ходу сбросить с себя и это мерзкое свинское обличье, и ярость, и бессилие с унижением, чтобы оказаться в достойном человеческом виде. И вдруг почувствовал, как на него наваливается нечто тяжелое. Не выдержав, Фред упал на бок, и тотчас перед его глазами блеснул длинный, остро отточенный нож. - Сначала в сердце! - услышал Честер. - Потом перережь горло! - Не учи, - недовольно отозвался второй, у которого был до боли знакомый голос. - У меня своя система. Фирма результат гарантирует, ха-ха-ха-ха! - Ну! - воскликнул первый. - Бей. Что-то красным пятном расплылось перед глазами Честера. Он обессиленно лежал на боку и видел только это мутное красное пятно. Кровь? Он был приговорен и сдался. Слезы текли из его глаз. Ему было отчаянно жалко себя, он тихо и обреченно плакал. - Ишь ты, плачет, - услышал Фред сердобольный голос. - Жалостливая... - Они все плачут, - ответил второй, - кому ж охота? И ты заплачешь, когда тебя, как эту свинью... Ладно, можешь теперь не держать. Она смирилась, не шелохнется. - Он взмахнул рукой, в которой был сверкающий лезвием нож, коротко выдохнул: - Е-ех! Но мгновением раньше Честер сообразил: красное пятно! Это же красная точка на портсигаре! Он успел нажать на нее передним копытом... В старом городском парке, что находится в ста метрах от площади Согласия, было несколько укромных уголков: посыпанные красновато-желтым песком аллейки вели в премилые тупички со множеством удобных скамеек. Они не пустовали в вечерние часы, но сейчас, когда куранты на ратуше готовы были пробить три раза, а затем отыграть первые такты из "Боже, прости нам грехи наши!..", лишь на одной из них сидел человек. Со стороны могло показаться, что он уснул, так как голова его упала на грудь, а руки безвольно лежали вдоль обмякшего тела. Однако прохожий, окажись он в парковом тупичке, обнаружил бы, что глаза у человека открыты, больше того, из них катятся крупные и догоняющие друг друга слезы. Впрочем, такой случайный прохожий весьма кстати оказался рядом с человеком. Он присел подле него, затем осторожно положил ему на плечо руку и тихим дружеским голосом произнес: - Господин Честер! Фредерик! Фред! Очнитесь, пожалуйста! Нам нужно ехать, прошу вас! Фред действительно очнулся, но слезы продолжали капать из его глаз. Почему он плакал, он и сам вряд ли мог объяснить: просто вокруг него была тишина, стояли мирные деревья со сцепившимися в вышине кронами, падали косые лучи солнца, часы на ратуше проиграли первую строчку из успокаивающей душу молитвы, а сам он был жив и здоров, и только тяжкая муть осела на дне его памяти, превращая факт его существования в нечто прекрасное и счастливое. - Да, - сказал Фред, не глядя на случайного прохожего, - мне и в самом деле пора... Прежде чем встать со скамьи, Честеру почему-то захотелось взглянуть на свои ноги. Ноги были как ноги, и часть тяжести словно свалилась с его души. Правда, на коленях у Честера лежал конверт, тяжелый, как пудовая гиря. Он вскрыл его, там была записка, отпечатанная на машинке и увенчанная фирменным бланком: "Уважаемый г.Честер! Ваше приключение прекращаем. Сожалеем, что Вы не до конца использовали заказ. Стоимость его возвращаем, как и было договорено, однако право на дополнение к газетному гонорару за публикацию репортажа Вы, к сожалению, утратили. Всегда к Вашим услугам. Ваш Джеймс Хартон". К записке были приложены кларки. - Фред, давайте конверт мне, - сказал прохожий, - у меня записка будет сохраннее. Тут только Честер поднял на него глаза. - Таратура! - удивился и одновременно обрадовался Фред. - Какими судьбами? Боже, как я рад, что вы рядом! Таратура невесело усмехнулся: - Я уже давно рядом, все время, что вы просидели на этой скамье, визжа, извините, как поросенок. - Так вы были свидетелем того, как меня хотели прирезать?! - спросил Фред. - Никто вас не трогал, Честер. Вы просто визжали. Наверное, вам снилась какая-то пакость. - Снилась?! С помощью Таратуры Фред поднялся и, опираясь на руку инспектора, пошел по аллее к выходу, неуверенно передвигая ноги, как младенец, недавно научившийся ходить. - Да, мне действительно снилась ужасная пакость, Таратура, - сказал Фред, уже сидя в машине. - Куда мы едем? - Как куда? К комиссару Гарду. Он беспокоится о вашем состоянии и с нетерпением ждет вас. - Взяв свободной рукой микрофончик и ею же переключив на панели тумблер, Таратура сказал: - Шеф, говорит "второй", мы на пути в управление! - Отдохните, Таратура, - сказал Гард, когда инспектор и Фред появились у него в кабинете. - Но будьте поблизости, сегодня я подкину вам еще одну работенку. Инспектор вышел, и Гард предложил Фреду подробно рассказать все, что с ним случилось. Потом задумчиво почесал за ухом: - Так я и думал. Какие, к черту, "приключения"? Самый обыкновенный наркотик! - Но я все пережил, понимаешь? Перечувствовал! И эти копыта, и нож, и голоса людей... - Пожалуй, наркотик не самый обыкновенный, - согласился Гард. - На фирму поработала наука. Препарат, вероятно, направленного действия. А я-то, наивный, считал, что они действительно нанимают студентов, переодевают в матросскую форму и устраивают драки! Как тебе нравится: буря, вулкан, спуск на дно океана, свидание с кинозвездой и неожиданный приход ее супруга... А весь фокус в том, какой концентрации и какой наркотик они подмешивают клиенту в кофе или коньяк! - Ты очень уж разошелся, Дэвид, - сказал Фред. - Разве есть наркотики, которые превращают человека то в свинью, то в любовника, ждущего свидания с кинозвездой? Или поднимающие в космос, а в другой концентрации - спускающие под воду? Мне кажется, ты переоцениваешь действие препаратов. Тут не обошлось, наверное, без какого-то внушения, сделанного в первый момент после принятия препарата... - Допускаю даже, что в иных случаях они устраивают ассорти: наркотик плюс внушение плюс реальность. Обман, ничуть не отличающийся от шарлатанства рыночных балаганов. - Что же в таком случае происходит с теми, кто берет приключения без гарантии? - Их элементарно режут как свиней! Ножами! Фреда передернуло, и по его лицу пробежала судорога. - Прости, - сказал Гард. - Наверное, не очень приятно побывать в поросячьей шкуре... Что будем делать дальше? - У меня пропало желание иметь с ними дело. - Они на это и рассчитывают. Но репортаж я все же советую написать. Понимаешь, твой приход к ним должен быть "чистым" даже при условии, что они знают о нашей дружбе. Они не должны ни меня, ни тебя подозревать, иначе нам будет трудно подозревать их. - В чем, Дэвид? - В связи с убийством Мишеля Пикколи! Между тем эта связь возможна, если тянуть ее от Аль Почино, оказавшегося в числе клиентов фирмы. И это - как минимум, Фред! - Знаешь, мне все же кажется, что я валялся в той луже... - Увы, старина, фирма - орешек, который так просто не раскусишь. Сколько изобретательности надо иметь, чтобы с такой реалистичностью воздействовать на психику человека! Ведь все твое "убийство" они всего лишь проиграли в твоем мозгу! - Лучше бы я заказал акул. - У них совершенная техника внушения, Фред, ты наверняка ощутил бы и акульи зубы... Но кто на них работает? Какой ученый или изобретатель? И на кого работают они? Вот в чем загадка... - Знаешь, Дэвид... - Фред потер лоб, как бы вспоминая нечто, ускользающее из его памяти. - Что-то было еще... Что-то такое, что я то ли слышал, то ли мне кажется, что слышал... Понимаешь, после этого пахнущего миндалем коньяка, когда я уже отваливал куда-то "туда", но еще был "тут"... этот Хартон с кем-то говорил... или кому-то докладывал... Не знаю, Дэвид, это похоже на слуховую галлюцинацию... он сказал: "Генерал..." Такое возможно, как ты считаешь? - Не знаю, не знаю, - пробормотал Гард, внимательно глядя на Честера. - Не фантазируешь? Имей в виду, каждое твое воспоминание - на вес золота! - Он помолчал. - Мне кажется, фирма - это айсберг. Над водой только крохотная часть, где делают элементарные фокусы с наркотиками и внушением. Что же касается "без гарантии", то это там, внизу, в глубине... И нужно нырять туда! - Уволь, - помрачнел Честер. - С меня довольно. - О чем ты, дружище? - улыбнулся Гард. - Я вообще был против твоего участия в этом эксперименте, а агитировать за его продолжение было бы с моей стороны совершеннейшим... свинством! - Дэвид! - Вырвалось, Фред. Извини, - сказал комиссар. - Я теперь сам их пощупаю. С парадного входа. Вот так! - И Гард нажал кнопку селектора: - Таратура? Перехватите Честера, он сейчас спустится вниз, и отправьте его домой в сопровождении Мартенса. - Вас понял, комиссар, - с готовностью отозвался инспектор. - А потом снова туда же, на свой пост. Ясно? - Как же не ясно, шеф! Мне бы вообще пора переселяться на площадь Согласия со всем своим домашним имуществом. Инспектор отключился. Гард спокойно выдержал встревоженный взгляд Честера, пожал ему руку и на прощанье, уже в дверях, ободряюще потрепал его по плечу. Затем вернулся к письменному столу и минут пять сидел в кресле, молча уставившись в одну точку. Да, именно так! - будто сказал он сам себе, решительно встал и, оттянув подтяжки, треснул ими по груди. Выйдя из управления. Гард едва увернулся от струи поливочной машины, которая совершала недолгое преображение душной улицы в прохладный оазис, и чуть не столкнулся с синеглазой девушкой в почти нематериальном голубом платьице. - Ах! - Простите! - Ничего... Девушка одарила Гарда мимолетной улыбкой и прошла дальше легкой танцующей походкой. Она скрылась в обшарпанном подъезде старого кирпичного дома, расположенного напротив управления, чуть наискосок. Над входом в подъезд висела тусклая вывеска какой-то экспортно-импортной конторы, не десять и не сотню раз виденная комиссаром Гардом, но никогда не обращавшая на себя внимание, как это было бы и на сей раз, если бы не синеглазая красотка. Прежде чем сесть в "мерседес", Гард невольно проводил ее взглядом, в котором было больше отеческого сострадания, чем донжуановского интереса. Ему и впрямь было жаль это юное существо, которое, войдя в подъезд, будет вынуждено досиживать этот прекрасный день в комнатушке с неистребимым запахом чернил, смотреть на мир сквозь пыльное окно, писать под монотонную диктовку какой-нибудь канцелярской мумии, - что может быть для такого воздушного создания тягостнее! "Ей бы сейчас толику романтики!" - подумал Гард, садясь в машину и трогая стартер. Настроение у комиссара было определенно игриво-лирическое, едва не легкомысленное, что случалось с ним, прямо скажем, не часто, притом беспричинно и, добавим, на весьма короткий отрезок времени. Так и теперь: через десять минут, подъезжая к площади Согласия, Гард уже забыл о девушке, ее образ растаял в глубине его памяти, где и не такие мимолетные встречи гибнут, будто их никогда не было. А это разве встреча? Так, случайное касание взглядов, нечто промелькнувшее, как пылинка в световом луче. Однако мудрая наука говорит, что отдаленное и близкое - все связано со всем, и никто не знает, чем была и чем станет та же пылинка, с которой секундой раньше мы сравнили случайную встречу Гарда с безвестной девушкой. Пылинка! - может, ее долго носило в холодных пространствах космоса, прежде чем она блеснула в воздухе? А может быть, это просто дорожная пыль, которая через пару сотен лет в виде атома окажется в человеческом мозгу и замкнет собою гениальную мысль? Ничто не исключено, даже то, что невинная пыль - зловещий сгусток канцерогенных молекул. Впрочем, нас, кажется, не туда занесло. Оставим Гарда, который с неслужебными мыслями вылезал из "мерседеса", чтобы войти затем в старинную виллу с неоновой вывеской "Фирма Приключений", уже горящей, несмотря на день, мерцающим светом, и проследим лучше за девушкой, тем более что, как это ни странно, ее поступки, как и поступки комиссара полиции, придут со временем в странное и роковое зацепление. Имя девушки - Дина Ланн. Сначала все было так, как и представлял себе Гард. Был коридор с дощатым, натертым мастикой полом, были грязноватые двери, за которыми стрекотали машинки, был и устоявшийся за многие десятилетия кислый запах чернил. Пропустим все это, потому что облик контор известен любому читателю, и пока Дина Ланн идет, скажем несколько слов по существу. Есть на земле места, для простого человека заведомо недоступные, как-то: вершина Эвереста или ледники Южного полюса. Мало, однако, кто задумывался, что столь же недоступные места находятся в двух шагах от людных улиц, скверов, где встречаются влюбленные, или комнат консьержек. Конечно, туда можно добраться без альпийского снаряжения, кислородных масок и полярных унт на гагачьем пуху, но вы туда не попадете. Попав же, не выйдете. Именно туда и лежал путь Дины Ланн. Спустившись по лестнице, она подошла к самой обыкновенной с виду двери и коснулась рукой четырехугольной ручки-пластины. Никто не пронзил девушку сверлящим взглядом контрразведчика, никто не прорычал в ее адрес: "Пропуск!" - закоулок в здании, где находилась дверь, вообще был пуст. Но Дина Ланн тем не менее двумя нежными пальчиками открыла себе путь и мгновенно скрылась за дверью. Это не значит, что вход этот так же легко и просто открылся бы любому постороннему человеку. Вовсе нет! Дверь не открылась бы даже перед Геркулесом, даже перед миллионером, посулившим ей пятьдесят или пятьсот тысяч кларков. Ключом, который отворял ее, был сам человек, вернее, его энергофизиологическая характеристика, столь же индивидуальная, неповторимая, как отпечатки пальцев. Коснувшись металлической пластины на двери, Дина Ланн привела в действие память компьютера, который в то же мгновение сличил саму девушку с ее энергофизиологическим портретом и услужливо распахнул створку. Собственно говоря, к чему, спрашивается, эта ненадежная процедура с пропусками, которые можно потерять или подделать, с охранниками, которых можно купить, если есть автоматика, лишенная человеческих слабостей и пороков? Место, где минутой спустя оказалась Дина Ланн... Впрочем, пришло, кажется, время расстаться с синеглазой красавицей на некоторый срок и вернуться к комиссару Гарду. 9. С ОТКРЫТЫМ ЗАБРАЛОМ Гард снова сидел в кабинете управляющего Хартона, который не только не удивился визиту крупного полицейского чина, но, кажется, даже обрадовался ему. Во всяком случае, он определенно ожидал Гарда. - Все готово, господин комиссар! - лучезарно улыбаясь, говорил старый вакх. - Документация к вашим услугам. Журнал общего учета? Расписки клиентов? Адреса их родственников? Финансовая отчетность? Гард несколько опешил от такой готовности, и это обстоятельство не ускользнуло от слегка прищуренных глаз Хартона. - Не надо удивляться, дорогой комиссар, мы знали, что рано или поздно нами заинтересуются высшие чины полиции, и потому готовы к диалогу. Кофе? Стерфорд? Пиво? Коньяк? - Сначала журнал учета, - мрачно сказал Гард, удобнее располагаясь в кресле. - Я имею в виду, учета тех, кто брал приключения без гарантии. - Прошу! Хартон протянул комиссару нечто, действительно напоминающее журнал, хотя, с другой стороны, и похожее на весьма модный проспект фирмы: красочная обложка, множество цветных иллюстраций внутри и, что более всего удивило Гарда, типографским способом напечатанные фамилии клиентов, не вернувшихся в этот мир, да еще недурные к ним фотографии фас и в профиль. Углубившись в изучение списка, комиссар нет-нет да и поглядывал в сторону Хартона. Управляющий вел себя в высшей степени уравновешенно, как будто перед ним был не комиссар полиции, что-то там "копающий", а финансовый инспектор рядового учреждения, который в крайнем случае способен указать на неточность в оформлении какого-либо документа и пригрозить на будущее штрафом величиной в десять кларков и семнадцать леммов. Однако, как и в предыдущий раз. Гард отметил про себя то, что в кабинет не входил никто из работников фирмы, даже обе "стрекозы", не клаксонил селектор и не трещал ни один из четырех телефонов. При визите рядового налогового инспектора такая стерильность обстановки вряд ли соблюдалась бы. "Волнуется, - решил про себя Гард. - Ему, конечно, есть из-за чего волноваться, но хотел бы я тоже знать из-за чего!.." Да, комиссар с Таратурой приняли решение еще раз зайти с "парадного хода", вполне официально, не скрывая своих задач. В конце концов, сейчас Гарду важно было нащупать их болевую точку. Например, не остался ли кто-нибудь жив из числа клиентов, купивших приключение без гарантии? Если остался, не значится ли этот клиент "случайно" и в списках полицейского управления как член какой-либо мафии или как подозреваемый по какому-либо уголовному делу? Разумеется, на такой щедрый подарок от фирмы Гард просто так не рассчитывал, однако, как и в любом учреждении, и в этом могли возникнуть непредсказуемые и нерегулируемые ситуации. Положим, любой клиент банка, принадлежащего тому же Клоду Серпино, со скандалом или без скандала мог в любой момент забрать свой вклад, имея целью перевести его в банк конкурента. Так и тут: уже внеся деньги за приключение, уже приподняв перо над распиской о добровольном вручении своей жизни работникам фирмы, уже увидев свою фамилию напечатанной в этом прекрасном журнале-проспекте, клиент мог передумать, чтобы отдаться воле случая, вручить свою судьбу в руки той же полиции или самой обыкновенной намыленной веревки, к тому же намного дешевле стоившей: чем черт не шутит?! Хартон, потеребив по своему обыкновению клок волос на засушенной голове индейца, вдруг сказал с невероятной прозорливостью: - Господин комиссар, из всех интересующих вас лиц, купивших приключения без гарантии, остался жив только один... Гард прямо-таки подскочил в своем кресле, вызвав тем самым веселье на лице старого вакха. Бесцеремонно хохотнув, Хартон сказал: - Я, кажется, уже поминал этого человека: помните, тот, которому удалось-таки убежать от разъяренного слона? - Как его фамилия? - Барроу. Мэтьюз Барроу. Вам угоден его адрес? И Хартон с той же любезной готовностью, с какой делал все, обхаживая комиссара полиции, протянул Гарду заранее заготовленный - уже отпечатанный типографским способом на отдельном листе бумаги! - адрес Мэтьюза К.Барроу, проживавшего буквально в двух шагах от площади Согласия, на улице Иностранных моряков! "Барроу, Барроу... - повторял про себя Гард, пытаясь возродить в памяти смутные воспоминания, связанные с этой фамилией. - Мэтьюз Барроу..." Года два назад было одно дело, в котором оказался замешанным бывший офицер военного флота, состоявший в довольно большом звании и живший... да, кажется, на улице Иностранных моряков. Но Барроу ли? И что за дело? Провоз наркотиков, какой-то большой партии? Или, может быть, перестрелка из-за них между двумя конкурирующими мафиями, потому что посредник, как оказалось, работал сразу и на Гауснера, и на Фреза, то есть был "двойником" и предпочел, чтобы мафии сами делили товар? Точно, перестрелка! И в ней один лихой и могучий морячок-гангстер отправил на тот свет без всяких гарантий и выставленных через банк счетов не менее десятка противников, а затем... Что затем? Исчез? Да нет, вроде не исчез, его накрыли месяца через два, и этим делом занимался комиссар Робертсон, если Гарду не изменяла память, потому что он, Гард, тогда с головой ушел в дело профессора Чвиза, погибшего якобы в автомобильной катастрофе... В таком случае надо немедленно связаться с Робертсоном: не был ли тем крепким малым Барроу, бывший офицер флота, и, вообще, чем кончилось дело? Все это мгновенно пронеслось в голове комиссара Гарда, однако Хартон не дал ему возможности додумать версию до конца. Накрутив меланхолично моток волос бедного индейца на свой указательный палец, он с поразительным равнодушием в голосе - казалось, в середине фразы он вот-вот зевнет во всю свою веселую пасть - произнес: - Морской офицер. Из бывших. Три года назад убил в драке нескольких человек, а потом, видите ли, учитывая неподкупность нашего правосудия, решил покончить с жизнью с помощью нашей фирмы, испытав напоследок острое ощущение. Но нервы его не выдержали, и он, хоть и моряк, по сухопутку смылся от слона, тем самым поставив себя перед лицом закона. - И что же? Был осужден? Приговорен к электрическому стулу? - быстро спросил Гард. - Прошу прощения, но это уже не по моей части, господин комиссар. Дело его где-то у вас, а сам он... Впрочем, адрес я вам передал. - А еще таких счастливчиков из этих девятнадцати у вас не было? - Увы! Фирма гарантирует, когда кто-то берет у нее без гарантии, ха-ха-ха-ха! - довольный собственным каламбуром, захохотал Хартон. Прежде чем покинуть кабинет веселящегося вакха, Гард все-таки внимательно перелистал журнал учета: все девятнадцать гангстеров, исчезнувших за минувшие три года, в том числе Аль Почино, аккуратно наличествовали в журнале со своими собственноручными расписками и фотографиями фас и в профиль, собранными с педантичностью нацистских палачей в каком-нибудь Майданеке или Освенциме. Правда, восемнадцать физиономий были в черных траурных рамках, а одна - в канареечно-желтой. Гард вгляделся в фотографию Мэтьюза Барроу: большие серые глаза, типично морские усики над верхней губой - тонкие, щегольские, мощная бычья шея, брови вразлет, прямой крупный нос, густые, назад зачесанные волосы. Мужчина что надо! Не скрываясь от Хартона, комиссар нажал кнопку переговорного устройства, находившегося в нагрудном кармане пиджака, и, не повышая голоса, сказал: - Инспектор, прошу машину. И в тишине кабинета Несколько мистически отозвался голос Таратуры: - Я на месте, господин комиссар. Не подавая Хартону руку, - впрочем, и Хартон не сделал попытки попрощаться с гостем при помощи рукопожатия, - Гард наклонил голову в качестве прощального жеста, на что получил точно такой же наклон приподнявшегося в кресле Хартона, и вышел из кабинета. В тот же момент ожил селектор, и не менее мистическим образом прозвучал чей-то басовитый спокойный голос: - Вы молодец, Хартон. Сейчас они, судя по всему, отправятся к этому Барроу. Подождем. - Так точно! - по-военному отозвался управляющий и даже щелкнул каблуками, вскочив с кресла, словно его не только слышали, но и могли видеть. 10. ГОВОРЯЩИЙ НЕМОЙ Тем временем Гард, сопровождаемый Таратурой и сержантом полиции Мартенсом, уже мчался, не видя светофоров, на улицу Иностранных моряков. Из машины комиссар сделал попытку связаться с Робертсоном, но в этот день Робертсон не дежурил, а дома застать "большого мастера по маленьким делам" было невозможно: он либо удил рыбу вместе с братом министра комиссаром Джо Воннелом, либо где-нибудь играл в бридж. Дом, в котором жил - или, по крайней мере, когда-то жил - Мэтьюз Барроу, разместился в глубине небольшого парка и напоминал скорее виллу, нежели городское жилье: небольшие колонны при входе, парадный подъезд, к которому вели широкие ступени, красный "церковный" кирпич первого этажа, добротное дерево второго, две террасы и мезонин, полукругом охватывающий правую половину здания. И еще собаки, встречающие прибывших не злобным лаем, а буйным весельем, как это и подобает гостеприимным сельским собакам. - Ладно, ладно, чего обрадовались? Людей давно не видели? А ну, марш по местам! - ворчливо и тоже беззлобно говорила собакам вышедшая навстречу полицейским старуха. - Вам кого, если не секрет? - Видите ли, - начал Гард, - в этом доме когда-то жил мистер Барроу, и нам хотелось бы узнать... - А кто вы будете? - спросила старуха, подозрительно посмотрев на огромного Таратуру, напоминающего внешним видом не то борца, не то штангиста. - Мы из полиции, - сухо сказал Гард, предъявляя старухе фирменный знак на внутренней стороне лацкана пиджака. Он, кстати, всегда менял тональность, говоря, что представляет полицию, и терпеть не мог елейность в голосе при словах о том, с какой организацией в его лице сталкиваются люди. Старуха не удивилась, не испугалась, правда, и не обрадовалась. Тем же ворчливым, но не злобным тоном она произнесла: - Почему "когда-то жил"? Он и сейчас живет, мистер Барроу, если это можно назвать жизнью... Вам чего, нужно его видеть? Так проходите, зачем зря стоять? А ну, марш отсюда, хватит галдеть! - вновь обратилась она к собакам, и те, все еще виляя хвостами, разбрелись по парку. Не без дурного предчувствия Гард двинулся вслед за старухой, жестом приказав Мартенсу остаться у входа в дом. Сам же вместе с Таратурой пошел за старухой, которая, миновав небольшой зал типа гостиной, вывела гостей к лестнице, ведущей на второй этаж. Второй этаж являл собой разительный контраст с первым: если внизу было хоть и "каменно", но достаточно убого - какой-то старомодный сервант, дряхлый рояль с никогда не опускающейся крышкой и гнилыми, словно зубы столетнего старца, клавишами, пыльные стеллажи без стекол, заставленные всякой рухлядью, в том числе заплесневелыми книгами, то наверху глазам комиссара с его помощником предстало хоть и деревянное, но вполне современное жилье. На стенах, обитых дорогим штофом, висели картины, свидетельствующие о неплохом вкусе и достатке хозяина, комнаты были обставлены мебелью красного дерева, сделанной, правда, в современных мастерских, но под старину, висели бра разных фасонов, но одного типа - короче говоря, во всем был изыск и признак роскоши. Может быть, былой?.. Они миновали одну комнату, вторую, после чего, на мгновение задержавшись и испытующе глянув на полицейских, старуха молча толкнула дверь в третью. Гард и Таратура вошли, она же осталась за пределами комнаты. Это было нечто похожее на кабинет, если не считать кровати, застеленной шерстяным пледом. Слабо горел боковой свет. Несмотря на яркий день, окна были плотно зашторены. За огромным письменным столом с большим количеством выдвижных ящиков с резными или инкрустированными, как у шкатулки, ручками, под лампой, укрытой сверху голубым колпаком, в наброшенном на плечи красно-желто-черном пледе сидел широкоплечий человек с улыбающимся лицом и раскладывал пасьянс, любовно поправляя каждую карту, чтобы она без зазоров и ровно ложилась к своим соседям. Это был, без сомнения, Мэтьюз Барроу, и его безмятежное занятие, не говоря уже об улыбающемся лице, неприятно поразили Гарда, разрушив в одно мгновение все его стройные и логические концепции. Немного помедлив и увидев, что Барроу не обращает никакого внимания на вошедших, комиссар сделал шаг к столу и произнес: - Если не ошибаюсь, господин Мэтьюз Барроу? Комиссар Гард из уголовной полиции. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, если позволите... Барроу даже не повернул головы. Он продолжал с тем же безмятежным спокойствием раскладывать пасьянс, а старуха все так же молча стояла в открытых дверях, не переступая порога комнаты. - Вы меня слышите, мистер Барроу? - повысил голос Гард. Черт его знает, может быть, этот бывший моряк стал туг на ухо? И снова Барроу никак не отреагировал. Тогда Гард беспомощно оглянулся на старуху, которая в ответ равнодушно пожала плечами, и совсем близко подошел к письменному столу. Невольно взгляд комиссара упал на карты, любовно раскладываемые хозяином дома, и Гард с внутренним содроганием понял, что никакого пасьянса нет: карты лежали в совершеннейшем беспорядке, как если бы были не картами, а кубиками, из которых не офицер флота, взрослый мужчина, бывший гангстер, а младенец пытался сложить нечто причудливое и бессмысленное. Впрочем, кое-какой порядок в разложенных картах все же был. Комиссар еще не понял, что именно они изображали, однако в его голове, как это часто бывало, что-то щелкнуло, словно в киноаппарате, глаза навсегда запечатлели в памяти то, что увидели, и теперь в любое время дня и ночи Гард мог поднять со дна своей памяти, как матрицу, запечатленный глазами миг. Но что означало увиденное, чем было то, что выкладывал из карт бессмысленными движениями Мэтьюз Барроу? "Боже, - подумал Гард, - да ведь он сумасшедший!" В то же мгновение Таратура потянул комиссара за рукав, как бы предлагая зайти с другой стороны, и Гард послушно повиновался. Зайдя слева от сидящего за столом хозяина дома, комиссар увидел на левой стороне лица Барроу не улыбку, а гримасу, судорогой искривленные губы, какие бывают у перенесших инсульт людей. У бедняги было как бы две стороны одного лица: безмятежно улыбающаяся и спокойная, а другая - испытавшая безумный страх или ужас. - А вы потрогайте его, - вдруг проворчала старуха, не двигаясь с места. - Иногда он чувствует. Гард молча положил руку на плечо, укрытое пледом, и, действительно, уловил под ладонью едва заметное движение, словно легкую дрожь. Барроу оторвался от мнимого пасьянса, медленно перевел глаза сначала на руку Гарда, затем проследил руку до самого плеча комиссара, с плеча перевел взгляд на шею, на подбородок, губы, нос, и когда натолкнулся на глаза, вдруг безмятежная улыбка слетела с правой стороны его лица, зрачки резко расширились, словно он попал в непроглядную тьму, рот медленно приоткрылся, и трясущиеся от страха губы выдавили: - Не... надо... - Успокойтесь, Барроу, - произнес мирным голосом Гард, как если бы говорил с ребенком. - Я не сделаю вам ничего дурного. Только два вопроса... ("Почему два? - подумал тут же Гард. - Я засыпал бы его сотней вопросов, если бы он был способен ответить. А если не способен, то и двух будет много!") Только два вопроса, - повторил тем не менее комиссар. - Скажите, Барроу, - Гард наклонился к уху сумасшедшего и рукой слегка погладил, успокаивая, его плечо, - вы покупали себе два года назад приключение? ("Зачем я об этом спрашиваю, если и без того знаю, что покупал?" - пронеслось в голове у комиссара.) Два года назад? На "Фирме Приключений"? Вы покупали? Вы понимаете, о чем я говорю? Вы меня слышите? В глазах Барроу мелькнуло некое подобие мысли, лицо мучительно напряглось, но губы вновь выдавили: - Не... надо... Затем автоматическим движением рук он медленно сгреб в кучу карты и принялся складывать их в одну колоду. Гард молча смотрел на сумасшедшего, а Таратура, переступая с ноги на ногу, все не решался в присутствии комиссара, а потом все же шепнул старухе: - Может, вы знаете? Вы давно с Барроу? Кем вы ему приходитесь? Он покупал приключение? - Как попугай прямо! - простодушно проворчала старуха. - Разве могу я сразу ответить на все вопросы? Давайте хоть по одному. Таратура смущенно извинился: - Простите, миссис... - Мисс! - поправила его не без гордости старуха. - Мисс Флейшбот! Ко мне за всю жизнь только один настоящий мужчина посватался, да и то так, что отбил навсегда охоту выходить замуж. Представьте себе, он въехал ко мне во двор на танке и чуть не разворотил весь дом! Так что вас интересует, господа? С Мэтьюзом, как вы уже поняли, говорить не о чем. Опоздали! Он на все будет говорить одно: не надо! Тоже как попугай... Но я-то привыкла. Несу ему кофе, и если он говорит "Не-е-е надо", значит, хочет с молоком, а если "Не на-а-адо" - со сливками... - Давно он так? - перебил Гард. - А сколько я его знаю, столько и так. - Вы служите здесь? - Конечно, не отдыхаю. - Два года? - Ого! - сказала старуха. - Вы прямо по глазам читаете. Точно, два года. Меня сестра его наняла... - (При этих словах Гард с Таратурой переглянулись.) - Да померла вскоре, царство ей небесное, хорошая была женщина. Но что мне? Деньги по ее завещанию выдают в банке исправно, каждый месяц, нам хватает, вот и доживаем. Ни я к нему ничего не имею, он спокойный, раскладывает себе карты, ну и пусть, ни он ко мне, слава Богу, не сватается. У нас даже собаки добрые. Вот недавно... "Уж больно она разговорилась, - подумал Гард. - Зря теряем время". - Мисс Флейшбот, - прервал он старуху, - в каком банке открыт счет на имя Барроу? - А в этом, как его, который за площадью, ну прямо напротив собора. - На улице Виноделов? - сказал Таратура. - Господин комиссар, да это же банк мистера Серпино! - Я это понял, - задумчиво произнес Гард.