гналу тревоги... - Хорошо, хорошо, Иван Павлович, будьте спокойны. Мы с Димой твердо знаем свои обязанности на случай аврала. - Надо бы Диму разбудить, да жаль. Очень уж крепко спит. - Вы хотите увести машину отсюда? - Да, это необходимо. Нельзя оставлять ее слишком близко к морю. Кроме того, при такой погоде хотелось бы быть поближе к нашему складу... - Ну, тогда делать нечего. Садитесь в кресло, а я разбужу Диму. Через несколько минут вездеход тронулся в путь, а Дима был одет и сел завтракать. Машина, покачиваясь, медленно и осторожно пробиралась по неровному полю на северо-восток. Ветер иногда словно подгонял ее, потом вдруг нападал сбоку, грозя свалить со склона, ревел и свистел, поднимая с торосистых вершин облака снежной пыли. Вскоре вездеход вышел на ровное поле. Стали попадаться трещины во льду, то едва заметные, вьющиеся черными змейками, то пошире, с открывавшейся внизу водой. Машина легко переходила через них, все более ускоряя ход. Одна из трещин неожиданно, на глазах у Ивана Павловича, начала быстро расширяться, и когда машина на полном ходу приблизилась к ней, трещина достигла уже более двух метров в ширину. Не замедляя хода, Иван Павлович нажал кнопку на доске управления. Стоявший на своем посту, у двери возле скафандров, Комаров увидел через заднее окно кабины, что две широкие толстые лыжи, обычно поднятые кверху по обеим сторонам двери, вдруг с громким пощелкиванием опустились верхними концами вниз и легли на лед, далеко простираясь позади вездехода. Передняя часть машины уже нависла над водой, но кормовая, более тяжелая часть, перевешивая, не давала передней упасть носом в воду. Трещина продолжала расширяться, и ее противоположный край довольно быстро отходил, однако вездеход двигался быстрей. Выровняв горизонтально носовую часть цепей, машина настигла наконец край льда и вцепилась в него, работая острыми ребрами пластин. Вдруг корма вездехода сорвалась с края льда и скользнула вниз, к воде. В следующее мгновение она грузно колыхнулась и повисла над пустотой, задержавшись на мощных упругих лыжах. Они были так надежно закреплены на задней оси, что, лишь слегка пружиня и сгибаясь, отлично выдержали тяжесть машины. Носовые части гусениц, все дальше выходя на лед, вскоре быстро вынесли на него вездеход по ту сторону трещины, хотя концы лыж еще тащились далеко позади, а ширина трещины за время перехода значительно увеличилась. Выйдя на лед и подняв лыжи на место, вездеход устремился в прежнем направлении по ровному полю. Вскоре пошел густой снег. Ветер с ревом кружил его, бросал в окна; все впереди затянулось белой мятущейся мглой, дорога стала едва различимой. Началась пурга. Иван Павлович убавил ход машины. Вездеход, словно ощупью, осторожно продвигался вперед. Трещины встречались все чаще. Некоторые, уже широко разошедшиеся, вдруг начинали быстро смыкаться, и Иван Павлович, немного подождав, переводил через них машину, не прибегая к помощи лыж. Моряк становился все озабоченнее. Остановив вездеход перед одной из таких смыкающихся трещин, Иван Павлович минуту словно прислушивался к чему-то сквозь свист и вой пурги, потом повернулся и движением головы подозвал к себе майора. Тот быстро подошел, обеспокоенный тревожным выражением лица Ивана Павловича. - Прислушайтесь внимательно, Дмитрий Александрович! - почти прокричал Иван Павлович сквозь рев ветра. - Вы ничего не чувствуете под ногами? - Под ногами? - переспросил Комаров и, сосредоточенно помолчав, воскликнул: - Машина качается! Иван Павлович кивнул головой. - Дела неважные, - сказал он. - Морская зыбь уже докатилась сюда. Шторм быстро разбивает ледяное поле на части. Не знаю, доберемся ли мы до нашей базы... А если и доберемся - благополучно ли там... Трещина тем временем почти сомкнулась, и Иван Павлович поспешил перевести через нее машину. Но едва вездеход очутился по ту сторону трещины, как лед под ним круто накренился, и машина медленно поползла назад, к трещине. Комаров схватился за кресло. - Ой, что это? - громко вскрикнул Дима, цепляясь за диван, на котором занимался упаковкой боевых припасов и подвязыванием их к ружьям и пистолетам. - Видите? - сказал Иван Павлович, давая полный ход вперед и сбрасывая задние лыжи на лед. - Уже мелкие льдины встречаются. Впереди, вероятно, открылось широкое разводье. Льдина выровнялась под быстро удаляющимся от трещины вездеходом. Теперь уже явственно чувствовалось ее равномерное покачивание под машиной. Но еще через минуту, когда вездеход, очевидно, перешел середину льдины, она опять стала крениться под ним, и Иван Павлович вынужден был вновь уменьшить обороты моторов. Вездеход медленно подползал к невидимому за снежным ураганом краю льдины. Наконец перед вездеходом открылось широкое разводье. Его противоположный ледяной берег нельзя было различить. На темной свинцовой поверхности воды беспорядочно толкалась высокая зыбь. В снежной мгле то и дело показывались и исчезали, качаясь на взволнованной воде, небольшие обломки льда. - Придется переплывать, - сказал Иван Павлович, пристально всматриваясь вперед и готовясь включить моторы. - Не лучше ли обойти разводье? - спросил майор, которому тоже, видимо, не улыбалось плыть в такое волнение по каналу неведомой ширины. - Неизвестно, сколько времени придется обходить его. Судя по ширине, и длина разводья очень велика. А за ним, на севере, наш склад. Надо спешить. Ну, пошли... Проверьте, Дмитрий Александрович, хорошо ли задраена дверь. Удостоверившись, что все в порядке, Иван Павлович осторожно повел машину к краю льдины, опускающемуся все ниже. Вездеход почти незаметно сошел в полынью. Заработал гребной винт, и машина понеслась по воде. Волны начали хлестать в окна, заволакивая их светло-зеленой кисеей. Носовая часть кабины то и дело зарывалась в воду. Только что оставленная льдина скрылась из виду за крутящейся стеной снега. Ветер яростно выл, словно преследуя машину. Высокая волна вдруг поднялась перед правыми окнами, остервенело бросилась на вездеход и с злобным шипением перекатилась через крышу. Еще через минуту совершенно неожиданно перед кабиной возникла из снежной мглы высокая ледяная стена из торосов, почти отвесно спускавшаяся к воде. Очевидно, льдина отделилась от ледяного поля непосредственно по линии торосистой гряды. Взобраться на нее прямо из воды было совершенно немыслимо. Едва успев избежать столкновения, Иван Павлович круто повернул вездеход налево и повел его вдоль ледяной стены, выискивая в ней мало-мальски подходящий пологий подъем. Шторм шел с запада, приходилось идти против ветра. Различить что-нибудь впереди было необычайно трудно, но Иван Павлович все же заметил, что ледяная стена непрерывно и настойчиво налезает на вездеход справа. Уже несколько раз Иван Павлович отводил машину от стены до предела видимости, но через несколько минут льдина неизменно приближалась. "Что бы это значило? - с беспокойством думал Иван Павлович, вновь отводя вездеход в сторону. - Ветер нас прижимает или разводье опять смыкается?" Он все чаще вглядывался через смотровое окно налево, на юг, опасаясь увидеть сквозь мглу оставленную вездеходом льдину, и вдруг заметил, что машину стало меньше качать, а волны и брызги перестали заливать смотровое окно. "Смыкается!.. - с упавшим сердцем заключил Иван Павлович. - Что же делать? Пройду еще немного. Ясно, льдину кружит..." Оставалась крохотная надежда на то, что все же удастся найти в этой проклятой стене какую-нибудь лазейку и взобраться на лед с северной стороны разводья. На севере склад - пища, одежда, аккумуляторы... Страшно остаться отрезанными от всего, без запасов на голой пустынной льдине! Пурга продолжала неистовствовать над кабиной, проносясь вверху; внизу, между льдинами, было как будто тише. Вездеход медленно шел против ветра и волны. Сосредоточенно наблюдая за краем правой льдины, напрасно выискивая в ее безнадежной и неприступной высоте место для подъема, Иван Павлович на короткое время забыл о южной стороне разводья. - Внимание! - раздался вдруг голос майора. - Торосы слева! Один быстрый взгляд раскрыл Ивану Павловичу всю опасность положения. Сквозь снежную крутящуюся мглу он увидел совсем близко южный край быстро смыкающегося разводья и высокую, такую же неприступную кайму торосов, круто спускающихся к воде. "Попался!.. - мелькнуло у Ивана Павловича в голове. - Успеть бы только развернуться..." Он резко повернул вездеход налево, но машина при встречном и боковом сносившем ветре плохо слушалась руля. Через минуту вездеход уткнулся носовыми частями гусениц в южный ледяной берег разводья. Высоко поднятые носовые пластины гусениц отчаянно царапали почти отвесную стену льда, гребной винт, пущенный на максимальное число оборотов, гнал их из воды на лед. Все напрасно. Это была непосильная для машины задача. - Льдина напирает сзади! - опять послышался спокойный голос майора. Недовольно морщась, он погладил шершавый подбородок (отточенный нож Ивана Павловича приносил одни страдания) и тихо сказал стоявшему рядом Диме: - Приготовься к выгрузке... Проверь свой костюм... Живей, живей... поторапливайся... - И, бросив взгляд через окно, повернулся к Ивану Павловичу: - Льдина над кормой! Раздался громкий треск, немедленно перешедший в пронзительный скрежет, визг и стоны. Гусеницы беспомощно замерли на ледяной стене впереди, заглох винт, выключенный Иваном Павловичем. Тотчас же из носовой части кабины послышалась команда: - На лед! Выгружаться! Одно нажатие кнопки, и дверь распахнулась. Ветер с тучей снега ворвался в кабину. Буроватая стена торосов на северной льдине поднималась в двух-трех метрах от края, освобождая небольшую площадку. Кормовая часть гусениц упиралась в лед ниже ее. Дверь от шкафа с продовольствием, быстро снятая Комаровым, легла на лед. - Дима, выходи с Плутоном! Дима был уже наготове. Со связкой легких ружей, взволнованный, немного испуганный, он быстро перешел на крохотную площадку под торосом. За ним последовал Плутон, навьюченный пакетами с боевыми припасами и портативной палаткой. Вездеход еще держался, стиснутый льдинами. Он весь дрожал под их напором, жалобный визг и скрежет больно отдавались в сердцах его пассажиров. Сминались гусеницы, лед приблизился почти вплотную к выходной двери кабины. Майор уже выбросил на ледяную площадку скафандры, лыжи, утварь, ящик с аккумуляторами, поданный ему Иваном Павловичем. Пользуясь лишними минутами, которые дарила им стойкость машины, Иван Павлович и Комаров перебросили на лед груду меховых одежд и два ящика с продовольствием. Сзади послышался угрожающий треск. Смотровое окно, вогнутое чудовищным натиском ледяного бугра, разлетелось в куски. Вслед за ним носовая стена кабины упала. Вездеход начал оседать кормой в воду. - На лед, Дмитрий Александрович! - крикнул Иван Павлович. Они едва успели вскочить на площадку, как машина, царапая лед ребрами пластин, начала медленно погружаться в воду. Еще мучительно долгая минута - и вода хлынула потоком в раскрытую дверь кабины. Все круче оседая на корму, вездеход скользнул вниз и исчез в пучине. Его бывшие пассажиры, сбившись в тесную кучку, молча стояли на краю площадки, провожая его взором. Пурга с воем налетала, словно пытаясь и их сбросить в пучину, густой снег заметал разбросанные на льду вещи... x x x Потерпевшим аварию удалось разбить палатку. В ней было очень тесно. Ярко горела висевшая под крышей электрическая лампочка. Против входа сидел на грузе мехов Дима и допивал кофе. Возле него справа от входа, опираясь на локоть, полулежал на разостланной меховой одежде Иван Павлович. В середине палатки излучала тепло электроплитка. Небольшое свободное пространство слева от завешенного входа было местом Комарова; сейчас оно пустовало. Плутон свернулся у входа, у приподнятой, как порог, полосы материи, выстилавшей пол палатки. Ноги Ивана Павловича касались собаки, и, очевидно, беспокоили ее. Кроме того, из под входного полога дуло, и Плутон с недовольным видом встал, направляясь к свободному месту майора. Повертевшись, он улегся, свернулся калачом и вновь задремал. Снаружи, за крохотным оконцем, кружился снег и робко проглядывал мутный рассвет. Ветер яростно сотрясал палатку, словно силясь сорвать ее с места и унести с собой. Иногда его порывы были настолько сильны, что Дима невольно хватался за петли на стальных ребрах палатки. Под входное полотнище просунулась рука в перчатке и изнутри отстегнула его. Полотнище открылось, и, стряхивая с себя на ходу снег, низко согнувшись, в палатку вошел майор. - Ну что, Дмитрий Александрович? - живо спросил Иван Павлович. - Ничего не видно, - застегивая полотнище, ответил Комаров. -С трудом дополз до перевала. Снег, снег и снег... Сколько он еще будет валить? Знаете, Иван Павлович не знаю, верить себе или нет, но временами, когда ветер на минуту стихал, мне слышался с севера какой-то ровный, грохочущий гул. Не открытое ли море там? Комаров присел на корточки перед плиткой и налил из кофейника горячего кофе. Иван Павлович, сосредоточенно глядя на майора, спросил: - Значит, и вы это расслышали? Меня всю ночь тревожил этот гул. Если там, на севере, действительно открытое море, то дело плохо. Это значило бы, что к нашему главному складу нам уже не пробраться, если даже он еще существует... - Вы хотите сказать, что он затонул? - спросил майор. - Или его унесло вместе с отделившейся частью ледяного поля... - ответил Иван Павлович. - Для нас это, в сущности, безразлично. Уже трое суток пурга держала в плену на обломке ледяного поля небольшой отряд с потерпевшего крушение вездехода. Медленно тянулись часы, пурга не унималась, и, казалось, ярость ее все возрастала, грозя разрушить и это последнее ледяное убежище маленького отряда. Майор и Иван Павлович долго молчали. Наконец Комаров встряхнулся и сделал глоток из стакана. - Что же, по-вашему, надо теперь делать, Иван Павлович? - Думаю, что ждать, пока затихнет шторм, - это напрасная трата времени. Часы нашей льдины, очевидно, тоже сочтены. Того и гляди, она развалится под нами, и именно тогда, когда мы этого ожидать не будем. Предлагаю немедленно отчаливать отсюда. Майор поставил возле себя недопитый стакан, минуту помолчал и тихо спросил: - Куда, Иван Павлович? - К Северной Земле. В пролив Шокальского, к поселку Мыс Оловянный. - Как? Каким путем? - Под водой. - В скафандрах? - Да. Надо решиться! - твердо заявил Иван Павлович. - Все равно в такую пургу никакой самолет нас не отыщет, если и начались розыски. А пурга, вероятно, не скоро прекратится. В полдень посветлеет. Я постараюсь определить наши координаты и еще раз проверить, что делается на севере. Если там действительно открытое море, то сейчас же начнем готовиться в путь. Через восемь-девять часов мы будем на земле. - На Северной Земле?! - воскликнул вдруг Дима. - На острове Комсомолец?.. И замолчал, в замешательстве прикусив губу. Иван Павлович и Комаров удивленно взглянули на мальчика. - Да, на острове Комсомолец, - сказал Иван Павлович. - А что? - Нет... я так... - не поднимая глаз, пробормотал Дима. - Их же там три больших острова. - Да, да, - подтвердил Иван Павлович и, занятый своими мыслями, продолжал, обращаясь к майору: - Так вот мое мнение, Дмитрий Александрович. А вы что скажете? Комаров как-то нехотя отвел пристальный взгляд от Димы и медленно проговорил: - Тем же путем, под водой, мы могли бы добраться к шахте номер шесть? Иван Павлович не сразу ответил. Он внимательно посмотрел на майора и сказал: - Можно. Но это потребует втрое больше времени, учитывая и несколько остановок на льду для отдыха и необходимость астрономических наблюдений. Тяжеленько будет для мальчика. - Та-ак... - протянул майор и провел несколько раз рукой по подбородку. - Не забывайте, дорогой Иван Павлович, что на шахте меня, если можно так выразиться, ждет не дождется Коновалов. Боюсь, долго ждать он не будет и что-нибудь натворит. И еще имейте в виду, что Диму там ждет, в беспокойстве и, может быть, в отчаянии, его отец... Но Дима вдруг побледнел, потом вспыхнул и закричал: - Нет, нет! Это неправда! Это я так... Мне сказали Березин и Георгий Николаевич, что если я не буду так говорить, то меня вернут в Москву... Я хотел в Арктику... Мне было очень нужно в Арктику. Здесь, где-то на острове Комсомолец, пропал мой брат Валя... Я хотел искать его на острове... А они велели мне назваться другим именем и даже удостоверение дали. Майор и Иван Павлович изумленно переглянулись. - Постой... Постой... - проговорил, растерявшись, Иван Павлович. - Какое удостоверение? Какой тут Валя пропал? - Так я же вам говорю, что это мой брат Валя... Валерий. - Ничего не понимаю... - начал было Иван Павлович, но его перебил Комаров. - Это удостоверение сохранилось у тебя, Дима? - спросил он. - Да. Вот. - Дима торопливо порылся в карманах своей куртки, нашел там сложенную бумажку и подал ее майору. - Вот. Майор развернул бумагу и быстро пробежал ее глазами. - Твоя фамилия Антонов? - Нет, Денисов. Иван Павлович вдруг хлопнул себя по лбу и закричал: - Ах, черт побери! Так это ты о конструкторе Валерии Денисове говоришь? Это твой брат? Скажите пожалуйста! Вот так история! А почему ты думаешь, что он на острове Комсомолец? Разве его уже нашли? - Подождите, подождите, Иван Павлович, - спокойно сказал Комаров. - Мы и в этом разберемся. А пока скажи мне, Дима, кто тебе дал эту бумажку? - Коновалов... Георгий Николаевич. - А ему кто дал? - Не знаю... Майор опять бросил взгляд на бумажку. - Удостоверение выдано ВАРом... - медленно и задумчиво произнес он - Министерством Великих Арктических Работ. - А! Ну конечно! - обрадованно сказал Дима. - Это, вероятно, сделал Березин, Николай Антонович... Он же там работает. - Березин? - удивленно воскликнул майор. - Николай Антонович? - одновременно изумился Иван Павлович. - Ведь это мое прямое начальство! - Ну да! Он на арктических работах, - объяснял, как мог, Дима. - Он там работает вместе с Сергеем Петровичем Лавровым. С минуту майор и Иван Павлович, пораженные, молча смотрели друг на друга. Потом Комаров так же молча сложил бумажку, спрятал ее во внутренний карман своей куртки и наконец произнес: - Хорошо, мой мальчик! Мы отправимся все вместе к шахте номер шесть. Так, Иван Павлович? - Есть, Дмитрий Александрович! - твердо ответил Иван Павлович, многозначительно глядя майору в глаза. - А сейчас, Дима, - продолжал Комаров, вынимая записную книжку и искоса бросая взгляд на моряка, - мне нужно с тобой о многом поговорить. Иван Павлович посмотрел в крохотное, трепетавшее под порывами ветра оконце палатки и, кряхтя, поднялся с места. - Совсем рассвело, - сказал он. - Пойду посмотрю, что делается на льдине. Вернусь, и начнем собираться в путь. Иван Павлович отстегнул полотнище и вышел, оставив майора и Диму наедине.  * ЧАСТЬ IV *  ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ ПУТЕШЕСТВИЕ ПОД ВОДОЙ Вокруг простиралась мутная зеленоватая полутьма - спокойная, неподвижная, переходящая внизу в черноту ночи. По сторонам беззвучно проносились смутные гибкие тени. Сердце тревожно билось в ожидании чего-то неожиданного, может быть опасного и грозного... Но тени, быстро мелькнув, растворялись вдали, а настороженное ожидание вновь заставляло беспокойно озираться и прислушиваться. Лишь впереди ничто не внушало тревоги: длинные серебристые лучи фонарей расплывались туманными пятнами света. И гибкие тени, случайно прорезая световые полосы и пятна, превращались в упругих серебристых рыб, и тогда все становилось простым и даже интересным. Если представить себе, что наверху - небо, кажется, что оно покрыто светло-серыми тучами, как в раннее-раннее утро зимнего дня. На небе непрерывно, без отдыха, пляшут какие-то плоские тени; порою их сменяет темная туча, она спокойно проплывает над головой, и вновь начинается беспокойная, безмолвная пляска теней. "Волны пляшут на поверхности моря, а это льдины проплывают", - вспоминает Дима объяснения Ивана Павловича. Все-таки скучно, когда такая мертвая тишина вокруг. Тихое монотонное гудение мотора и винта за спиной не нарушает этой тишины, а, скорее, сливается с ней. Все молчит... А так хочется услышать чей-нибудь голос, когда все в тебе напряжено, сердце замирает при появлении какой-нибудь тени и весь ты натянут, словно струна! Вытянув сомкнутые ноги, лежа на груди, Дима направил на соседний скафандр луч своего фонаря. - Плутон! А, Плутон! - тихо позвал Дима. - Ну, что же ты молчишь? Послышалось слабое повизгивание. Сквозь прозрачный шлем растерянно и скорбно глядели преданные глаза собаки, словно она жаловалась и искала помощи у друга. Бедному Плутону было очень неудобно в огромном скафандре. Он то вытягивал передние лапы, стараясь просунуть их в воротник, чтобы подложить под морду, то поджимал их под грудь. От этих движений скафандр вертелся с боку на бок, вместе с ним вертелась и собака, и Дима должен был крепко прижимать его к себе, чтобы Плутон не измучился вконец. - Тебе нехорошо, Плутоня моя? - касаясь своим шлемом шлема собаки, говорил Дима, и слабое ответное подвывание раздавалось теперь громким гудящим шумом в ушах мальчика. - Потерпи, потерпи... Иван Павлович внимательно следил за курсом, за изменчивым рельефом дна мелководного в этих областях Карского моря. Отряд плыл, то поднимаясь, над мелями и подводными плато, то выравниваясь над глубинами. Комаров был молчалив и задумчив. Мысль о Коновалове не оставляла майора. Где он? Что делает? Кто знает, какие, может быть, еще более ужасные преступления он готовит сейчас! Скорее, скорее к шахте... - Смотрите! Смотрите - раздался вдруг крик Димы. Сверху широким веером навстречу путникам метнулось множество довольно крупных рыб. Следом за ними черной молнией мелькнула узкая тень с круглой головой и длинным телом. - Тюлень на охоте, - сказал Иван Павлович. С удивительной быстротой тюлень догнал рыбу. Раскрытая пасть со множеством мелких острых зубов схватила и мгновенно проглотила ее, словно втянув в себя. В стороне, среди рассыпавшейся стаи рыб, виднелось еще несколько тюленей. Быстрота, ловкость и гибкость их движений были поразительны. Они извивались, как змеи, и почти без промаха настигали добычу. Стая рыб была очень велика, и, очевидно, совершала один из обычных переходов в поисках новых пастбищ. Чем дальше, тем гуще делалась она и, наконец, совершенно затемнила поверхность моря. Множество тюленей сопровождало стаю. Добыча шла так густо, что можно сказать, сама лезла в пасть охотнику. Часто тюлени, увлеченные преследованием, так близко подплывали к людям, что неожиданно оказывались в луче фонаря. И тогда Дима успевал рассмотреть их круглые, гладкие, словно прилизанные головы, осмысленное выражение больших глаз с необычайным зрачком в виде четырехконечной звезды, их запертые клапанами ноздри, подвижные, послушные ласты и все их гибкое тело, способное к самым необыкновенным акробатические упражнениям в воде. Ослепленные и растерянные, они кружились и метались в световом луче и через некоторое время, придя в себя и выпустив в испуге добычу, устремлялись вверх. - Какие они ловкие! - воскликнул Дима. - Какие быстрые! Не то что на льду! Его слова то и дело заглушал лай Плутона, наблюдавшего эту охоту и пришедшего в необычайное возбуждение. - Родная стихия, - сказал Иван Павлович. - Вода для них значит больше, чем земля. Вода - это пища, а значит - жизнь. Через несколько минут, когда люди пересекли уже путь стаи и поднялись ближе к поверхности, новое зрелище представилось их глазам. Среди рыб начали быстро мелькать небольшие вытянутые фигурки с длинными гибкими шеями и крыльями, работающими, как весла. - А это кто, Иван Павлович? - с недоумением спросил Дима. - Неужели птицы? - Совершенно верно. Чайки на охоте. Чайки с раскрытыми крючковатыми клювами преследовали рыб, пожалуй, так же ловко и быстро, как тюлени. Но справляться с добычей под водой им, несомненно, было трудней. Тюлень тут же проглатывал захваченную рыбу, не опасаясь благодаря особому строению горла проникновения воды в легкие. А чайка должна была извлечь свою извивающуюся и бьющеюся добычу из воды на воздух, чтобы полакомиться ею. Но чайки справлялись и с этой трудной задачей. Вскоре стая и ее преследователи остались позади. Опять потянулась однообразная дорога в мутно-зеленой мгле. Время от времени вдали мелькала то одинокая рыба, то куча рачков-креветок, быстро сновавших во все стороны, то студенистая медуза, равномерно сжимавшая края своего прозрачного, как стекло, розового колокола. Порой величественно проплывала, испуская слабый зеленоватый свет, замечательная обитательница полярных морей, красно-бурая "северная цианея" - гигантская медуза с колоколом до двух метров в поперечнике и щупальцами, достигающими в длину часто тридцати метров. Они тянулись из-под колокола, как пучок бесконечно длинных, извивающихся водорослей. Встречавшиеся на пути айсберги1 Иван Павлович со своими спутниками большей частью огибал снизу. Иногда айсберги сидели так глубоко, что приходилось плыть под их изъеденными водой основаниями, совсем близко от дна. Тогда под лучами фонарей были видны ползающие по коричневому илу разноцветные морские звезды с длинными, раскинутыми по дну лучами-шупальцами, некоторые из них - с тельцами не больше крупной сливы и щупальцами длиной с человеческий палец. Они сплошь покрывали отдельные участки дна, и когда над ними проносились струи взволнованной винтами воды, они вспыхивали и сверкали фосфорическими искорками желтовато-зеленого цвета. Тогда по дну за проплывающими людьми тянулся длинный, переливающийся цветными огоньками хвост. 1 Айсберг - ледяная гора Попадались и знаменитые "головы горгоны" - большие офиуры2 терракотового цвета с длинными ветвистыми лучами, сплетающимися вокруг в кружевную корзинку или шевелящимися на грунте, словно змеи в поисках добычи. 2 О ф и у р а, или змеехвостка, - морское иглокожее животное, близкое по типу к морским звездам; отличается тонкими членистыми и подвижными лучами. Подводные камни были покрыты похожими на мох бесцветными серовато-белыми мшанками, или асцидиями3, напоминавшими то лимоны, то помидоры - иногда прозрачные, как слеза, иногда словно заросшие давно не чесанной бородой. На камнях, как красивые кубки и вазы из длинных, тесно прижавшихся друг к другу волнистых перьев, сидели морские лилии. Диму приводили в восторг придонные цветы морей - прекрасные "северные кисти" - колонии полипов4, похожие на настоящие растения с тонким, как карандаш, стеблем высотой до двух метров и гроздью склонявшихся на его вершине крупных цветов с длинными живыми, извивающимися, как змейки, лепестками. Раздражаемые струями воды, они зажигались разноцветными слабыми искорками и, долго не успокаиваясь, мерцали в подводной темноте. 3 Асцидия - мягкотелое морское животное; имеет вид мешка со студенистой оболочкой. 4 Полип - морское животное с телом в виде длинного мешка, неподвижно прикрепленного одним концом ко дну; на другом конце мешка расположен рот с венчиком щупалец. Встречались бледно-лиловые голотурии5, или морские огурцы, наполовину зарывшиеся в ил, которым они питались. Камни бывали покрыты букетами из пестро окрашенных "морских роз" - актиний6 с распущенными лепестками, колебавшимися в струях воды, словно от ветра. 5 Голотурия - морское иглокожее животное. 6 Актиния - морское животное; имеет форму мешка с отверстием, окруженным щупальцами в виде лучей Попадались и заросли водорослей, особенно морской капусты, широкие вырезанные листья которой напоминали зеленые лопухи. Дно было усеяно множеством моллюсков7 в ракушках, полузарытых в ил. 7 Моллюски - мягкотелые животные, большей частью покрытые раковинами, водятся в воде и на суше. Иван Павлович едва успевал отвечать на беспрерывные вопросы Димы и даже майора, которого эти картины молчаливой подводной жизни нередко отвлекали от тревожных мыслей. Но большая часть пути проходила в средних глубинах, где можно было более или менее безопасно развивать наибольшую скорость. Темнота все больше сгущалась, все реже и реже встречались просветы наверху. Иван Павлович объяснил, что, вероятно, на поверхности простирается сплошной лед. На короткие минуты слабый свет пробивался на ту небольшую глубину, которой держались путешественники. То были просветы небольших разводьев и трещин или просто тюленьих лунок. Иван Павлович решил выбраться на лед через одну из таких лунок, чтобы еще при дневном свете определиться. Первые лунки были слишком узки. Лед был сравнительно тонок, и Ивану Павловичу удавалось высунуть руку на поверхность, но плечи, несмотря на все усилия, не пролезали. После долгих поисков удалось наконец найти более широкую лунку, которую, вероятно, проделал крупный тюлень. - Ну, здесь, наверное, пройду, - сказал Иван Павлович, осмотрев нижнее отверстие лунки. - В крайнем случае, подрубим лед топориком. Помогая себе вращающимся винтом, он выбросил свою закованную в гибкую сталь руку на лед. В тот же момент что-то очень тяжелое придавило его руку ко льду. Правда, Иван Павлович не почувствовал боли, но глухой и мягкий удар по металлу скафандра достиг его слуха. Он рванул руку назад, но освободиться не удалось: что-то крепко держало ее на поверхности льда. Иван Павлович дернул еще раз, уже изо всех сил, но результат был тот же. - Что за черт! - в недоумении произнес Иван Павлович, вися на руке. - Глыба свалилась на руку, что ли? Раскачавшись слегка, он выбросил на лед вторую руку и, вцепившись в край лунки, одним усилием подтянулся кверху. Но едва его шлем показался у края отверстия, как на Ивана Павловича вдруг обрушился такой удар, что подбородок его стукнулся о стальной воротник скафандра, зубы лязгнули и Иван Павлович больно прикусил язык. Оглушенный, он висел некоторое время на придавленной руке и, лишь придя немного в себя, посмотрел наверх. Он увидел над собой голову белого медведя. Вероятно, зверь сам был озадачен не менее Ивана Павловича. Однако он не снимал своей лапы с руки Ивана Павловича - потому ли, что просто забыл о ней, или надеялся овладеть этим странным тюленем, которого он так долго и терпеливо поджидал у лунки. Так или иначе, но Ивану Павловичу приходилось ожидать, пока владыка ледяных пустынь смилостивится и отпустит его. Майор и Дима, наблюдая странные упражнения Ивана Павловича, сопровождаемые глухими стонами, наперебой забрасывали его вопросами: - Что там случилось? - Что с вами, Иван Павлович? - Дьяво-о-ол!.. Че-орт!.. - неистово закричал вдруг каким-то плачущим голосом Иван Павлович, обретя наконец дар речи. - Отпусти, каналья! Он шарил по бедру свободной рукой, но, как назло, кобура со световым пистолетом висела на другом бедре, и бедный Иван Павлович, извиваясь в тесной лунке, напрасно старался достать его. - Да что с вами, Иван Павлович? - ничего не понимая, спрашивал майор. - Медведь меня держит! - в отчаянии крикнул Иван Павлович, удивляясь недогадливости своих товарищей! - Ага! Вот, получай!.. - торжествующе закричал он. Блеснул яркий свет, раздался короткий рев, и Иван Павлович рухнул на майора, увлекая его в глубину. Веревка, связывавшая обоих, запуталась вокруг них, работавшие винты то гнали их в разные стороны, то прижимали друг к другу, а Дима с Плутоном, оказавшиеся между ними, увеличивали суматоху и неразбериху. Испуганные крики, недоумевающие вопросы, советы, лай Плутона - все смешалось в их ушах в невообразимый галдеж. Лишь остановив винты, люди понемногу стали приходить в себя и распутываться. Когда минут через пять Иван Павлович получил свободу действии, он мигом кинулся к лунке и в два приема очутился на льду. Медведь лежал мертвый, опрокинувшись на спину, словно пораженный молнией. Из простреленного горла текла тонкая струйка крови. Пуля, вероятно, снизу прошла в мозг, и смерть была моментальной. Шторм продолжался, но снег падал не так густо, как раньше. Видимость все же была скверная. Кругом тянулась бесконечная ледяная равнина. Судя по быстро замерзающим капелькам и струйкам воды на скафандре, по прилипающим ко льду подошвам, мороз был сильный. Быстро определившись с помощью захваченных с вездехода инструментов и взглянув еще раз на убитого медведя, Иван Павлович скользнул в лунку и скрылся подо льдом. - Ну, как там ваш медведь? - спросил Комаров. - Лежит... целехонек... - ответил Иван Павлович, обвязывая себя концом веревки и становясь на свое место, впереди цепи. - Жаль, шкуру нельзя взять. Замечательный мех! Ну, плывем, товарищи. ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ В ШАХТЕ э 6 До параллели пролива Шокальского плыли без особых приключений. За проливом Иван Павлович лег на новый курс - прямо на северо-запад, к центру северной части Карского моря, к шахте. Глубины здесь были сравнительно большие для такого мелководного моря - примерно от пятидесяти до двухсот метров. Иван Павлович старался держаться подводного желоба, тянувшегося по дну между прибрежным мелководьем Северной Земли и огромной банкой, лежащей к западу. Непосредственно подо льдом стояли густые сумерки. Вероятно, большие ледяные поля покрывали море, и более или менее значительные просветы попадались редко. Поэтому Иван Павлович вел свой небольшой отряд поближе ко дну, чтобы незаметно для себя не потерять желоб и не очутиться на мелководье. Время приближалось к полудню, когда Иван Павлович со своими спутниками взобрался на край большого ледяного поля. Надо было определиться, проверить правильность пути, пообедать и отдохнуть. Погода была морозная, тихая, облачная. На черной спокойной воде плавали голубоватые, словно фарфоровые, льдины. На облаках вплоть до горизонта лежал светло-стальной отблеск ледяных полей. Лишь изредка то там, то сям по "ледяному небу" проходили узкие темные полосы "водяного неба", указывавшие на присутствие пока еще свободных пространств чистой воды. Зима уверенно вступала в свои права. На лед втащили ящик с аварийными запасами, сняли скафандры. Плутона выпустили на свободу, чтобы дать ему размяться. Привыкнув к подводному путешествию, он уже не так страдал под водой, но все же радость его была безмерна, когда он очутился на снегу. Иван Павлович вынул из оболочки ящика свои портативные инструменты и готовил их для определения координат. Майор и Дима достали продукты, электроплитку и утварь. Пакет-палатку развернули и поставили на лед в виде чума. Через десять минут в ее уютной тесноте шипели поджариваемые на электросковороде ломтики медвежьего мяса, в кофейнике попискивала начинавшая закипать вода из растопленного снега, электроплитка распространяла приятную теплоту. Ровно в двенадцать часов Иван Павлович определил координаты льдины. Сделав короткие вычисления, он вернулся в палатку, сел на свое место и с удовлетворением сказал: - Чуть уклонились к западу. А вообще идем правильно. К вечеру будем на траверзе острова Домашний. - Хорошо было бы там остановиться минут на десять, - сказал Комаров, всыпая кофе в кофейник, - послать оттуда радиограмму в Москву. - Ну, ничего, - ответил Иван Павлович, - часов через восемь после острова сделаем это из шахтного поселка. С аппетитом пообедав и накормив Плутона, путники вздремнули на непромокаемом полу палатки и снова двинулись вперед. Часов в восемнадцать, сделав подсчет, Иван Павлович объявил, что скоро будет параллель на которой находится остров Домашний. - А вот опять сайки! - заметил Дима. Маленькие рыбки сначала в одиночку, потом все гуще неслись с севера. Огромная стая, как черная туча, скоро совершенно закрыла слабый свет, проникавший сверху. Стая шла так густо, что казалось, если бы проткнуть ее толщу, палка так стоймя и пошла бы вместе с рыбой. Неожиданно среди скопища саек мелькнуло несколько огромных белых тел. Это были животные желтовато белого или голубовато серого цвета, длиной около четырех-пяти метров, с тонким сравнительно туловищем и круглой головой. Очень выпуклый лоб почти отвесно спускался к короткой и тупой морде. Широкая пасть с мелкими конусовидными зубами раскрывалась, захватывая сразу массу саек, которые тут же и заглатывались. Сайкам, в сущности, невозможно было спасаться: они шли так плотно, что податься им было некуда. - Иван Павлович, а это что за охотники? - спросил Дима. - Белухи. Киты такие, из той же породы, что кашалот, дельфин, касатка. - Значит, опасные? - Нет, смирные. Охотятся вот за такой мелочью. - Можно к ним поближе? Интересно посмотреть, как они охотятся. - Ну, немножко поднимемся. Только надо глядеть в оба, чтобы не попасть в самую гущу саек Иван Павлович, а за ним и остальные, повернув горизонтальные рули на крагах скафандров, поднялись повыше. Белухи спокойно двигались вместе со стаей, изредка удаляясь в сторону и исчезая в зеленоватой полутьме. - Уходят наверх подышать свежим воздухом, - говорил Иван Павлович. - Ну, подойдем к краю стаи. Гам, наверное, еще больше белух работает. Они всегда ходят стадами. Метров на сто пришлось отплыть в сторону, чтобы заметить некоторое разрежение саек Здесь было просторней, и сайки сплоченной массой то бросались в сторону, то погружались вниз, спасаясь от белух. Белухи держались вместе, их было не менее ста пятидесяти голов. Они молниеносно врезались в гущу саек, набивали пасть добычей, взмывали кверху, спускались оттуда вниз и вновь принимались за пиршество. Путники плыли под ними на замедленном ходу, и даже свет фонарей, по видимому, не пугал пришедших в азарт охотников. Вдруг в зеленоватой тьме глубин, словно торпеды, пронеслись какие то широкие белые полосы. Еще миг - и над этими полосами возникли черные длинные круглые спины с высокими треугольными лезвиями спинных плавников. Лезвия высоко торчали, как широкие косы или сабли, посреди спин. Иван Павлович встревоженно крикнул: - Касатки! Вот это уже будет поопаснее. А ну-ка. товарищи, отойдем в сторону. Здесь сейчас такая бойня начнется... Между тем среди белух началось дикое смятение. Забыв об охоте, они в панике бросились врассыпную. Но отовсюду из темноты с быстротой молнии возникали огромные шести-семиметровые тела, широкие короткие морды с раскрытыми пастями, в которых торчали острые конусовидные зубы. Уже пролилась первая кровь. Одна касатка, пронесясь словно тень под своей жертвой, острым плавником прошлась по ее брюху и разрезала белуху почти до позвоночного столба. Как будто уверенная, что эта добыча теперь не уйдет от нее, изогнувшись дугой, касатка набросилась на другую белуху и мгновенно растерзала ее в куски. Отрезанные от свободного моря, белухи в панике бросились в самую гущу стаи саек, словно ища среди них спасения. Но напрасно. Разбойницы морей преследовали и настигали их всюду. Да и где было белухам устоять против этих смелых хищников, вооруженных такими страшными зубами! Касатки наводят ужас на все живое в обитаемых водах. Они нападают даже на кита, затравливая его, словно стая собак оленя. Моржи и медведи остерегаются входить воду, если заметят поблизости устрашающие лезвия плавников, режущих поверхность моря. Разве лишь один кашалот не боится этих "убийц китов", как с ненавистью зовут касаток китоловы. Люди знают: там, где замечены в море касатки, распуганных китов не найдешь на огромном расстоянии. Майор со своими спутниками находились в стороне от стаи саек, которая продолжала дефилировать перед ними бесконечной скученной массой. Избиение белух уже заканчивалось. Лишь немногим удалось прорвать кольцо касаток и спастись в открытом море. - Ну, пойдемте, товарищи, - сказал Иван Павлович. - Хватит! Средним ходом вперед, за мной! Все, что произошло через минуту, можно объяснить лишь догадками и только приблизительно. Пока люди наблюдали избиение белух касатками, яркие лучи фонарей освещали участников битвы, скрывая в то же время наблюдателей за собой в глубокой тьме. Но как только фонари после команды Ивана Павловича повернулись в другую сторону, силуэты людей стали, вероятно, достаточно заметны в слабо освещенной сверху зеленоватой мгле. Одна из касаток, свернувшись почти в кольцо, стремительно развернулась и с неуловимой для глаза быстротой бросилась на уходившую цепочку людей. Майор никак не мог потом объяснить ни себе, ни другим, каким образом он заметил какую-то смутную черно-белую полосу, несущуюся к нему из темноты. Может быть, он ничего и не заметил, просто почувствовал какую-то опасность, но, не размышляя - потому что и времени не было для этого, - он выхватил из кобуры световой пистолет. И в тот самый момент, когда раздался отчаянный скрежет его скафандра в страшных челюстях, майор ткнул пистолетом в скользкую впадину и нажал кнопку. Короткий ослепительный блеск - и, не разжимая челюстей, не выпуская из них майора, касатка завертелась словно в конвульсиях, свертываясь и развертываясь, как чудовищная пружина, хлеща хвостом по шару с аварийным ящиком, вертя с собой майора и всех связанных с ним общей веревкой. Беззвучные вспышки выстрелов следовали одна за другой, сопровождаемые отрывистыми словами майора: - Не подпускайте других касаток... Боли не чувствую... Дайте полный ход винтам... Старайтесь не запутаться... Дима, держи крепче Плутона... Ну, вот... Последняя вспышка, и касатка, разжав челюсти, медленно стала опускаться на дно, извиваясь в последних судорогах. Иван Павлович и Дима пустили винты на всю мощность моторов и увлекли за собой майора. Через минуту в прозрачной мгле исчезли место кровавой бойни, бесконечная туча саек и зловеще рыскающие черно-белые тени подводных страшилищ. Прошло некоторое время, пока люди восстановили строй и пришли окончательно в себя. - А знаете, - говорил майор, отвечая на вопросы, - в первый момент я даже забыл, что на мне скафандр. Мне показалось, что я совершенно гол, беззащитен и что через секунду кости мои захрустят в этой ужасной пасти. Бр-р... И вспоминать неприятно... Мороз по коже подирает. - Ну, и так-таки никакой боли? - спросил с любопытством Иван Павлович. - Абсолютно! Я это объясняю тем, что она схватила меня за бедро. Если бы в ее пасть попала ступня, касатка могла бы, дернув, вывихнуть мне ногу. - Ну-ну... - покачал головой Иван Павлович. - По правде сказать, я ни разу в такой переделке не бывал. И все с опаской подумывал: а что если на зубы кашалоту или акуле попасть - выдержит скафандр или нет? Конечно, все теоретические расчеты относительно его выносливости и огромное давление воды, которое он выдерживает, я знал и сам на практике испытал. Но на себе, честно говоря, не хотелось бы устраивать первый опыт с таким чудовищем. Разговоры о касатках, белухах, об их повадках продолжались долго. Уже давно с поверхности перестал достигать хотя бы слабый свет. Сплошной лед тянулся теперь над головами путников. Лишь изредка поднимаясь кверху, люди обнаруживали полынью, разводье и канал... Около девятнадцати часов все вылезли на лед. Солнце еще не зашло, хотя стояло на юге, у самого горизонта. Впрочем, Иван Павлович узнал это только по приборам, когда определял координаты ледового лагеря. Все небо было затянуто тучами, жестокая пурга свирепствовала вокруг. Было почти совсем темно, и наснятых скафандрах зажгли фонари, чтобы легче было разбить палатку. Под сбивающим с ног ветром, с трудом укрепив палатку, втащили туда ящик с продовольствием, уложили и прикрыли от снега скафандры. Вспыхнула электролампочка, загорелась электроплитка. Отдыхали не больше часа. Майора охватывало все большее нетерпение и беспокойство. Он несколько раз выходил из палатки, быстро возвращался, заснеженный, молчаливый, односложно отвечал на вопросы и наконец попросил ускорить отплытие. Никто не возражал. Быстро собрались, надели скафандры и ушли под воду. Ивану Павловичу, видимо, передалось настроение майора. Он вел отряд с максимальной быстротой. Никто не разговаривал, все стремились скорей достичь шахты. Там закончится наконец миссия майора. Там должны разрешиться его сомнения, опасения, беспокойства. Что там произойдет? Найдет ли майор Коновалова? Задержит ли он его? Не будет ли Коновалов сопротивляться? Может быть, и там суждено разыграться какой-нибудь трагедии? Коновалов, по-видимому, опасный враг, он не сдастся покорно. Эти мысли волновали всех участников отряда, долгие часы плывших в молчании. Наконец Дима не выдержал. - Иван Павлович, - нерешительно спросил он, - далеко еще? - Минут через сорок будем на месте. У Димы сильнее забилось сердце. Страх перед встречей с Коноваловым смешивался с радостью при мысли, что через сорок минут он станет ногой на первую ступеньку лестницы, а по ней - к Вале, к Вале! Что с ним?.. Все время шторм... Наверное, не смогли начать поиски... Бедный Валя! Скорее бы! Лучи фонарей, словно серебряные мечи с расширяющимися и тающими в темноте клинками, резали воду. Все как будто спало вокруг, тени одиноких рыб или медуз мелькали изредка во тьме и бесшумно исчезали. Сердца людей трепетали от нетерпения и ожидания, которое казалось бесконечным. - Не понимаю, - после долгого молчания донеслось вдруг во все шлемы бормотание Ивана Павловича. - По-моему, давно уже должно было появиться зарево поселочных огней... В голосе Ивана Павловича звучали нотки тревоги. - Неужели я сбился с курса? - неуверенно спрашивал он сам себя, вглядываясь в свой маленький компас. - Да нет, не может быть... Не впервой, кажется. Знаете, Дмитрий Александрович, - обратился он к майору, - пожалуй, надо идти медленней, а то еще проскочим, если уклонились в сторону. Малый ход, товарищи! Отряд быстро разрезал воду, жадно всматриваясь в тьму. - А скоро покажется зарево? - нетерпеливо спросил Дима. - Да, конечно, скоро, - заторопился Иван Павлович. - Собственно, оно должно было уже давно появиться. Не понимаю... Время уходило, но зарево не появлялось. ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ ДОЛГОЖДАННЫЕ ВСТРЕЧИ Беспокойство Ивана Павловича возрастало. Он поминутно подносил компас к глазам, пристально всматривался в его синевато поблескивающий язычок, разворачивал непромокаемую карту и, наклонив над ней шлем с фонарем, изучал ее сквозь мутную пелену воды. - В чем дело, Иван Павлович? - спросил наконец майор, обеспокоенный поведением моряка. - Не сбились ли мы в самом деле с пути? - Да, все не видно поселка. И банки вроде подводного порога все нет и нет... Сам начинаю думать, что сбились. Магнитное склонение1 в этом районе Карского моря огромное, и стрелка компаса вертится, словно голову потеряла... 1 Магнитное склонение - угол между географическим меридианом и направлением магнитной стрелки компаса, - Может быть, пойти зигзагами? Все же больше шансов наткнуться на поселок. - Еще больше времени потеряем, если действительно уклонились от истинного пути, - возразил Иван Павлович и вздохнул: - Придется, видно, вылезать на лед и определяться... Этак вернее будет. Наверх выбрались через первое встретившееся разводье, пробивая шлемами тонкий ледок, успевший за ночь покрыть воду. Сняв скафандры и вытащив на лед ящик с аварийными запасами, живо распаковали его и вынули необходимые моряку астрономические инструменты. На юго-востоке, за тучами, покрывавшими весь небосклон, алела полоска зари. Ветра не было. Кругом, по обе стороны извилистого, не очень широкого разводья, громоздились в диком беспорядке торосы. Все было покрыто кроваво-красным снегом, искрившимся под первыми багровыми лучами еще не видимого солнца. - Пользуйтесь случаем! - провозгласил Иван Павлович, к которому вернулось хорошее расположение духа. - Даю полчаса на завтрак и отдых. Искаженное рефракцией солнце выглянуло из-за горизонта, когда Комаров и Дима, усевшись вокруг вскипавшего кофейника, ожидали к завтраку Ивана Павловича. Покончив с наблюдениями и расчетами, моряк объявил: - Ну конечно! Уклонились к востоку на два градуса. Эх, горе-штурман у вас, дорогие товарищи! Дайте стаканчик горячего кофе в наказание... Уже кончили завтракать, когда с севера, из-за торосов, подул легкий ветерок. - Если усилится, - сказал Иван Павлович, укладывая инструменты и посуду в ящик, - как бы не привел в движение лед. Разводье сойдется... Надо торопиться. Смирно лежавший после сытного завтрака Плутон внезапно встрепенулся и вскочил, повернув голову к северу и усиленно поводя носом. - Что ты, Плутон? - спросил его Дима. - Не медведя ли почуял наш медвежатник? - отозвался майор. - Новую профессию, видно, себе нашел, - пошутил Иван Павлович, завязывая ящик сложным морским узлом. - А все-таки, - сказал майор, - пойду проверю. Он быстро и легко вскарабкался на ближайший торос, посмотрел на север и вскрикнул: - Лагерь! Лагерь с геликоптером! Иван Павлович, сюда скорей! Иван Павлович буквально взлетел на торос. За ним неслись Дима, кричавший "ура", и Плутон. На ровном поле, за торосами, чернела большая палатка, несколько человек суетились возле высокого геликоптера с тихо гудящим ротором. Вдруг люди отбежали от машины, ротор взревел, геликоптер высоко подскочил над площадкой и сразу взмыл на сотню метров, сверкая пропеллерами на солнце. - Знаков, знаков на фюзеляже нет! - крикнул Иван Павлович, указывая на поднимавшуюся машину. - Странно... - проговорил майор, не сводя глаз с нее. - Кто бы мог залететь сюда? - А чего проще? Сходим и посмотрим, - предложил Иван Павлович. - Посмотреть, конечно, надо, но будем осторожны. Не следует обнаруживать себя раньше времени, - говорил майор, спускаясь с тороса вслед за моряком. Через торосы перебирались скрытно, прячась за обломками льда и придерживая рвавшегося вперед Плутона. На последней гряде, по предложению майора, залегли, наблюдая за людьми, быстро разбиравшими палатку, складывавшими в ящики и мешки предметы, разбросанные на снегу. Неожиданно, в разгаре суеты, люди прекратили работу и, словно по команде, повернулись к торосам, на которых скрывались наши друзья. - Неужели мы обнаружили себя? - с беспокойством спросил Комаров. - Кажется, нет, - ответил Иван Павлович, - Лежим, как припечатанные... Люди у палатки - их было пятеро - начали суетиться. Они разбежались по лагерю, что-то хватали, затем бросились бегом к торосам. - Что за диковина? - удивился Иван Павлович. - Бегут, словно в атаку. И ружья у них в руках... Плутон, лежавший с Димой позади, вдруг зарычал. Дима взглянул в его сторону и тихо вскрикнул: - Смотрите, смотрите... И с той стороны люди! Майор обернулся. На востоке среди нагроможденного льда мелькали, то появляясь, то исчезая, три человеческие фигуры, тоже, по-видимому, спешившие к месту, где скрывался отряд. - Понятно! - сказал майор. - Нас заметили с геликоптера и по радио дали знать людям на льду. Со стороны бежавших по ровному полю донеслась отрывистая команда, и люди разбежались в цепь, словно стремясь окружить отряд майора. - Вы слышали? - быстро спросил майор, повернувшись к Ивану Павловичу. - Они говорят не по-русски. - Мне тоже так показалось, - ответил моряк. Уже не больше полукилометра отделяло бегущих от гряды торосов. Люди, пробиравшиеся среди льдов справа, были еще ближе. - Назад! - скомандовал майор. - К скафандрам! Скрытно, не обнаруживая себя! Когда, усталые и запыхавшиеся, они прибежали к разводью, на торосах, только что покинутых ими, появились фигуры людей. Трое, бежавшие с востока, тоже приблизились: очевидно, с геликоптера им велели изменить направление и бежать наперерез отступающему отряду. - Пожалуй, успеем, - сказал Иван Павлович, помогая Диме надеть скафандр. Майор тем временем сшивал электроиглой скафандр на Плутоне, который, по приказанию Димы, сразу, без обычных проволочек, влез туда. Раздалось несколько выстрелов. Пули взрыли лед, его осколки звякнули о скафандр Димы. Вокруг возникло несколько струек дыма. Гонимые ветерком, вырастая и ширясь, они неслись на майора и его друзей. В воздухе разлился сладкий запах, глаза заслезились. - Скорее в скафандр, Иван Павлович! - приказал майор. - Газовые пули! Сам он, окончив работу над скафандром Плутона и выхватив из кобуры световой пистолет, выбежал за газовую полосу, припал на колено за глыбой льда и прицелился. - Надо немного умерить их пыл... - говорил он, нажимая кнопку на рукоятке пистолета. Послышался резкий свист. Один человек из ближайшей группы упал и исчез среди нагромождения торосов. - Ото! - воскликнул Иван Павлович, скрепляя на себе иглой стальные, брюки и обувь. - Недурно для дистанции в триста метров! Дима, подтащи Плутона к разводью и сам будь готов. Послышался новый свист пистолета. Люди моментально скрылись, словно провалившись. Над дальними торосами, где была первая группа, взвилось и заискрилось в лучах солнца облачко снежной пыли. Сверху послышались тихое жужжание и одновременно несколько выстрелов. Дымок на льду сгустился. Майор поднял голову. На высоте пятисот метров в воздухе висел геликоптер. - Кончайте одеваться, Иван Павлович, - сказал майор, не повышая голоса. - Что же вы стоите, голубчик, как на параде? Недолго и пулю получить или отравиться. Не забывайте, что нам еще в поселок надо попасть... Иван Павлович поспешно заканчивал одевание. Все же время от времени он успевал посылать выстрелы то в одну, то в другую сторону. - Готово! - откликнулся через минуту бравый моряк и закашлялся. Но кашель резко оборвался под шлемом, который в это мгновение он надел на голову. - Дима, стреляй в белый свет, - сказал майор. - Попадешь не попадешь - лишь бы головы не поднимали или ползком ползли. Иван Павлович, поддерживайте огонь! Я одеваться буду. Он выпустил еще несколько пуль по геликоптеру. Дима и Иван Павлович продолжали стрельбу. Очевидно, одна из пуль майора попала в самолет, так как тот резко взмыл кверху, посылая вниз выстрел за выстрелом. С торосов тоже усилилась стрельба, хотя людей не было видно. Вокруг маленького отряда и лед и вода в разводье словно кипели, но усилившийся ветер быстро разгонял ядовитые дымки. Осколки льда летели со всех сторон. Пули свистели: две ударили в Диму, стоявшего на виду, одна угодила в скафандр Плутона, но все отскочили, не причинив никому вреда. Пригнувшись и не дыша, майор бросился сквозь сизый дымок, закрывавший разводье, вытащил свой скафандр и вновь скрылся за торосом. Под неумолчный свист пистолетов Ивана Павловича и Димы он, по своей обычной манере, не торопясь оделся и отдал команду: - Дима с Плутоном - в воду! Иван Павлович - в воду. Я буду прикрывать отступление. Он возобновил стрельбу, теперь уже почти не скрываясь. Несколько пуль защелкало по его скафандру, прозрачные струйки дыма окружили его. - Живей, Иван Павлович! - повторил майор, заметив какое-то движение среди нападающих. - Сейчас бросятся в атаку... - Пошли в воду, - ответил голос Ивана Павловича, прерываемый легким кашлем. Послышались звон и хруст молодого ледка и три сильных всплеска воды. Одновременно донеслись громкие крики со стороны торосов. Метрах в двухстах от разводья во весь рост поднялись люди. Крича и стреляя, оступаясь и падая, они начали быстро скатываться с торосов. Две пули одновременно щелкнули о скафандр майора. Майор покачнулся от этого двойного удара, но, выпрямившись, послал ответные две пули и успел заметить, как еще один человек, схватившись за грудь, упал на снег. Майор повернулся к разводью и вдруг остановился, окаменев: в стороне, метрах в пятнадцати, полускрытая ропаками и мелкими торосами, медленно и тяжело вылезала из воды на лед фигура в скафандре, точь-в-точь таком же, как на майоре и его друзьях. Крики атакующих приближались, и долго думать не приходилось. Было ясно: кто-то из шахты номер шесть приплыл сюда за каким-то делом, не зная, что здесь враги. И, не медля ни минуты, со всей быстротой, какую допускал скафандр, майор заковылял к неожиданному гостю. Он уже почти вплотную приблизился к неизвестному, когда тот наконец встал на ноги у самого края льда и выпрямился. В то же мгновение, схватив незнакомца в свои стальные объятия, майор бросился в воду, увлекая его за собой. - Что случилось? - встревоженно воскликнул Иван Павлович, запуская винт и бросаясь к месту, где в зеленоватой тьме, сплетаясь и вертясь, опускались все ниже два скафандра. - Вяжите ему ноги... - услышал Иван Павлович хриплый, задыхающийся голос Комарова. Ошеломленный, ничего не понимая, но привыкший в экстренных случаях, не раздумывая, выполнять распоряжения своего командира, Иван Павлович сорвал с пояса веревку и... остановился: в темноте он не мог разобрать, на какую пару из четырех энергично работающих ног накинуть петлю. Привычным движением он зажег фонарь на своем шлеме. Яркий луч скользнул по синеватым скафандрам, по прозрачному шлему, сквозь который виднелось побагровевшее от напряжения лицо майора, и задержался на знакомом смуглом лице с горбатым носом и небольшим розовым шрамом на лбу. - Коновалов! - вскрикнул Иван Павлович. Даже когда его ноги были крепко стянуты веревкой, Коновалов продолжал биться и извиваться, пытаясь вырваться из объятий майора. - Вы не имеете права... - хрипел он, отбиваясь ногами. - Вы ответите... Пустите... Я со срочным поручением Лаврова на лед... Отпустите сейчас же... Я опоздаю туда... Вы ответите... - Спокойно... спокойно... - уговаривал его Комаров, выворачивая руки Коновалова за спину. - Ваши друзья на льду подождут... Вяжите, Иван Павлович... Я придержу... Дима, подай веревку... Еще через минуту Коновалов со связанными руками и ногами беспомощно висел в воде между майором и Иваном Павловичем. - Это вам не пройдет, - продолжал хрипеть Коновалов. - Вы за это ответите... - Ответим, ответим! - подхватил уже пришедший в себя Иван Павлович. Ответим и за появление иностранного самолета на территории Союза и за стрельбу в советских граждан... Будьте спокойны... Он уже закончил приготовление двух больших петель на концах веревки, связывавшей Коновалова, и надевая одну из них себе через плечо, обратился к майору: - Ну-с, Дмитрий Александрович, начнем буксировать этот мертвый груз к поселку? Надевайте вторую петлю... - К поселку... - хрипло засмеялся вдруг Коновалов. - К поселку?! Плывем, плывем... Если вы его еще найдете... - Там посмотрим, - после минуты молчания сдавленным голосом отозвался майор, запуская одновременно с Иваном Павловичем винт. - И горе вам... Горло его что-то перехватило, и слова оборвались... В полном молчании отряд понесся на запад, увлекая за собой Коновалова. Море было пустынно. Лишь тени каких-то неразличимых рыб изредка мелькали по сторонам да одинокие тюлени появлялись и тут же исчезали, взмывая к поверхности. Через десять минут стремительного и молчаливого плавания далеко впереди показалось слабое сияние, похожее на пятнышко светящегося тумана. - Поселок впереди по правому борту! - радостно закричал Иван Павлович. Это прозвучало так неожиданно, что в первое мгновение ни майор, ни Дима не смогли проронить ни звука. Неужели конец всем лишениям, тревогам и опасностям? Звонкий, радостный голос Димы переплелся со сдержанным густым голосом майора: - Где? Где? - А вон направо чуть виднеется светлое пятнышко... Оно медленно росло, светлело, это пятнышко, постепенно распространяясь все шире и выше по темному подводному горизонту. И вдруг посреди этого туманного сияния сверкнула ослепительная молния, вспыхнуло огромное багровое зарево, сейчас же потухшее, раздался громовой удар. Грохочущее эхо, многократно отраженное дном океана и льдами на поверхности, прокатилось и заглохло. Что-то мягкое, но непреодолимо мощное толкнуло оглушенных и ослепленных людей, потащило их назад, несмотря на работу винтов. Спокойное туманное сияние, заполнившее было почти четверть подводного неба, исчезло, и перед глазами ослепших на мгновение людей опустилась тьма, еще более черная и непроницаемая, чем обычная ночь морских глубин. - Что это? Что случилось? - спрашивал Дима. - Катастрофа... - дрогнувшим голосом произнес майор. - Катастрофа в шахте... - Гибель!.. Гибель поселка!.. - не своим голосом закричал Иван Павлович. - Вперед! Вперед! Там люди гибнут... - раздалась команда майора. - Горе вам, Коновалов... Не докончив, он выхватил из ножен кортик, одним ударом рассек веревку, связывавшую Диму с аварийным ящиком, и устремился вперед на все десять десятых хода, увлекая за собой Коновалова и Диму с Плутоном. Теперь, без груза, двигаться было легче. Вновь из тьмы, далеко-далеко впереди, начало возникать широкое туманное сияние. Первым его заметил Иван Павлович. Робко, едва слышно он прошептал: - Поселок, кажется, живет... Живет... Живет, Дмитрий Александрович! Последние слова он уже кричал уверенно и радостно. Но голос его вдруг смешался с каким-то гулом, непонятным шумом, сквозь которые прорывались едва различимые голоса и крики. Тревога опять возвратилась в сердце майора и Ивана Павловича. - Что там такое? - бормотал Иван Павлович. - Что делается в поселке? Дима плыл позади, прижимая к себе Плутона, не имея сил собрать мысли, подумать, представить себе ясно, в какой вихрь событий он попал. Он чувствовал себя жалкой соломинкой в яростной толчее каких-то могучих волн. Сияние вдруг как-то сразу выросло, охватило половину горизонта, сделалось ярким и сильным. И под все шлемы ворвались звонки, уханье подводных клаксонов1, зазвучали ясные, возбужденные, перебивающие друг друга голоса: 1 Клаксон - механический или электрический звуковой сигнал - Листы подавай!.. - Цемент! Цемент сюда! - Дорогу! Дорогу!.. Световое пятно росло и ширилось, превращаясь в светящееся желтое облако, отсветы которого ложились солнечными бликами на шлемы и скафандры мчащегося вперед отряда. - Ура! Поселок живет! - неистово закричал Иван Павлович. - Мы слышим их! - Осторожней, Арсеньев! - переплетаясь с голосом Ивана Павловича, ясно прозвучал чей-то тревожный голос. - Подальше! Подальше от края... - Лавров! Лавров! - словно безумный, закричал вдруг Дима. - Сергей Петрович! Милый... родной... Это я! Это Дима! Сергей Петрович!.. Сергей Петрович! Голос его затерялся в отчаянном многоголосом крике: - Держи! Держи! Арсеньев! Арсеньев!.. ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ ДОЛГОЖДАННЫЕ ВСТРЕЧИ (Продолжение) Вот что произошло в поселке после гибели Грабина. Двери всех секторов были раскрыты, и клубы пара неслись из них, заполняя весь тоннель едва проницаемым для глаз туманом. Если бы не эскалаторы, добраться до щита было бы трудной задачей. Кундин догнал Лаврова недалеко от входа в тоннель, и они вместе, став на движущуюся ленту эскалатора, понеслись к щиту. - Туман стал как будто реже, Григорий Семенович, - сказал Лавров. - Вы не замечаете? - Определенно реже, - ответил Кундин. - Еще рано утром, когда я после совещания спустился сюда, в двух шагах ничего нельзя было разобрать... - Кажется, дело идет к концу. Могло быть хуже. Это будет для нас хорошим уроком. Какая бы ни была на пути горная порода, надо проходить ее обязательно с глубокой разведкой. Все равно, встретится ли мягкая осадочная порода или интрузивная. - Да, Сергей Петрович... - согласился Кундин, и его голос сразу потускнел. - Это все упущение... Моя вина. И я дорого заплатил за этот урок... Человеческой жизнью заплатил... В нарастающем гуле воды работающих вентиляторов и насосов оба замолчали. - Где тело Грабина? - спросил через некоторое время Лавров. - В его комнате... - Врачи уже дали заключение? - Да. Он умер от удара о щит во время падения с этой огромной высоты. - Скафандр был цел? - Да. Тело совершенно не пострадало от высокой температуры. Эскалатор то всползал на крыши галерей, то спускался с них на дно тоннеля. На встречной ленте показывались время от времени расплывчатые силуэты людей, ящиков, машин. Сквозь туман стало понемногу пробиваться оранжевое пятно. - Цвет лавы изменился, - заметил Лавров. - Да, да! - встрепенулся Кундин. - Влияние холодильных машин сказывается. - А мощность потока лавы? - Сильно уменьшилась. Вязкость увеличилась. Выход газов почти прекратился. Внутреннее давление упало на три четверти. - Хорошо. Думаю, ничего ужасного не будет, - говорил Лавров. - Вероятно, дня через два все будет ликвидировано, и мы сможем возобновить проходку. Вы слушали статью Герасимова? Перед сном я пропустил тонленту с этой статьей через аппарат. И эта авария и гибель Грабина произвели тяжелое впечатление на некоторых участников строительства. - Ничего, - сказал Кундин. - Строительство будет доведено до конца. Никакое великое дело не проходит без потерь. У самого щита, где было множество мощных вентиляторов, туман стал реже и прозрачнее. Лава лилась откуда-то сверху, из облаков пара, несколькими тягучими струями красноватого цвета и расползалась внизу, за щитом. Количество брандспойтов здесь было увеличено, вода растворяла лаву, а насосы выкачивали горячую пульпу из-за щита и выбрасывали наверх. Людей почти не было видно. Под шлемами скафандров лишь изредка звучали человеческие голоса. Было незаметно, что здесь происходит напряженная борьба с могучей стихией, идет поединок между волей человека и взбунтовавшимися силами природы. Люди спокойно, без суеты работали у своих аппаратов и механизмов. За щитом сквозь пелену оранжево-красного тумана едва видна была стена породы, усеянная мерцающими основаниями проникших в нее сверл. К ним сквозь двери в щите тянулись черные змеи переплетавшихся шлангов. Еще выше темнело несколько выдвинутых площадок, откуда со свистом и жужжанием входили в породу новые сверла, ведя наступление на магмовую жилу. Средний горизонтальный эскалатор высоко вверху переносил Лаврова и Кундина из бокового сектора щита на его центральную площадку, к одинокой фигуре гидромониторщика у пульта, когда какой-то мощный глухой гул мягко ворвался в тоннель и проник под шлемы людей. Лавров почувствовал, как внезапно дрогнул под его ногами гигантский щит. На одно мгновение ему показалось, будто щит качнулся вперед, потом назад, готовый рухнуть вместе с людьми и сотнями машин. Сердце Лаврова замерло, он схватился рукой за бегущие перила эскалатора. И в тот же миг все необъятное пространство тоннеля наполнил ужасный, леденящий душу вой сирены, и среди множества ламп и прожекторов, звездным роем освещавших тоннель, внезапно засветились, как раскаленные метеоры, огромные кроваво-красные шары. И сирена и шары, казалось, кричали и звали на помощь: "Все наверх!.. Смертельная опасность!.. Спасайтесь!.." Зловещие сигналы были понятны без слов. И внезапно отовсюду показались тени бегущих людей - из галерей, с площадок щита, со дна тоннеля. Все спешили к центральному эскалатору. Меньше минуты длились вопли сирены, потом они сразу оборвались, и гул продолжавших работу брандспойтов и машин показался людям сладостной тишиной. Но кровавые круглые глаза ламп продолжали изливать свой тревожный свет, окрашивая туман в зловещий оттенок. В наступившей тишине под всеми шлемами прозвучал твердый голос: - Молчание! Говорит дежурный диспетчер шахты. Ищу Лаврова и Кундина. - Я и Кундин в тоннеле, - ответил Лавров, подбегая вместе с Кундиным к центральному эскалатору. - Что случилось? - Огромной силы взрыв, - отчетливо докладывал диспетчер, - разрушил нижнюю часть поселкового свода возле главного склада материалов. Механизм заградительного щита на своде не действует. Предполагаю, что сотрясение от взрыва повредило его. Предохранительный слой выдержал удар, но парабола быстро приближается к острому углу склада. Грозят осложнения. Необходимо присутствие Кундина на месте аварии. - Я перехожу в скоростной лифт... - срывающимся голосом ответил Кундин. - Скоро будем на месте... - Ваши распоряжения, товарищ Кундин? - настойчиво требовал диспетчер. - Нужно вызвать людей... принимайте скорее меры... Сейчас буду... Кровь ударила Лаврову в голову, и, резко отодвинув Кундина в сторону, словно от невидимого микрофона, он почти прокричал: - Товарищ диспетчер, говорит Лавров! С этого момента слушать только меня! - Есть, товарищ Лавров! - с живостью, словно обрадованный, ответил диспетчер. - Всем из поселка перейти в порт-тоннель и одеться в подводные скафандры. Ворота порт-тоннеля закрыть, оставив лишь калитку. Вышлите на дно к пролому аварийную команду с ремонтными материалами и механизмами... - Курилин не отзывается, - сказал диспетчер. - Не могу найти его. Прикажу взломать склад. - Курилин исчез? - воскликнул Лавров. Страшная догадка, смутное подозрение мелькнуло в его мозгу, но останавливаться на нем не было времени. - Взламывайте склад! Сейчас буду у пролома. Прекращаю разговор. Не дожидаясь приближения кабины лифта к остановке и не обращая внимания на Кундина, Лавров лихорадочно стаскивал с себя подземный скафандр. - Откуда взрыв? - бормотал Кундин, дрожащими руками снимая свой скафандр. - Нас затопит... Мы погибнем... - Замолчите! - возмущенно крикнул Лавров. - Сейчас же из кабины вы отправитесь со всеми детьми и свободными людьми в порт-тоннель! Слышите? И не выходите оттуда! - Сергей Петрович... - продолжал бормотать Кундин, словно не слыша Лаврова. - Мне нужно в порт-тоннель... Там мой подводный скафандр... Я сбегаю за ним, Сергей Петрович... Лавров ничего не ответил. Он презирал, он ненавидел сейчас этого человека. Едва кабина лифта остановилась, Лавров, не оглядываясь, выскочил из нее и устремился из башни в поселок. Поселок напоминал встревоженный жужжащий улей. Люди бежали в разных направлениях: одни - к закрытым воротам порт-тоннеля, другие - в противоположную сторону, к главному складу. Голос диспетчера громко и внятно разносился под сводом поселка: - Распоряжения заместителя министра Лаврова обязательны для всех... У разбитых ворот склада несколько человек при помощи выдвижной стрелы электрокрана быстро и почти безмолвно нагружали большие электрокары пластинами прозрачного металла, мешками из черного непромокаемого материала, пузатыми баллонами с какой то зеленоватой жидкостью разными аппаратами и механизмами. Лавров заметил знакомое полное лицо под высоким "философским" лбом. "Арсеньев... - подумал на бегу Лавров. - В аварийной команде... Хорошо... " Молодая женщина в спортивном костюме неслась впереди Лаврова большими легкими прыжками. Ее черные подстриженные волосы развевались на бегу. Она оглянулась показала на мгновение смуглое лицо с горящими черными глазами, и Лавров машинально отметил про себя: "Сеславина... Молодец..." Из-за здания склада стремительно выбежал человек и резко остановился перед Лавровым Это был Садухин. - Товарищ Лавров! - запыхавшись, произнесен. - Хорошо, что пришли... Парабола своей вершиной уже уткнулась в угол склада... Деформируется под огромным давлением воды... Лавров молча кивнул головой и быстро обогнул здание. Необычная картина, до сих пор знакомая ему только по лабораторным опытам, предстала его глазам. Огромная рваная пробоина зияла в своде, начинаясь от его подножия. От краев пробоины выпячивалась внутрь поселка прозрачная парабола, закругленная вершина которой достигла задней стены склада и упиралась в его острый угол. Тревога диспетчера и Садухина сразу стала понятной Лаврову и передалась ему. Вся чудовищная сила взрыва израсходовалась на разрушение мощного материала свода. Свод был разрешен, но его внутренний предохранительный слой из искусственного прозрачного каучука, как податливый пластырь, принял на себя огромное давление наружной воды и, медленно уступая ему, стягивая к себе на помощь прозрачный каучук с соседних, не пострадавших участков свода, выпячивался огромным тупым конусом внутрь поселка. Но растяжимость каучукового пластыря, по-видимому, уже достигла предела. Аварийная команда должна была сейчас же после взрыва поставить на пути параболы горизонтальный домкрат с раздвижной параболической "шапкой" для встречного давления на параболу, пока другая аварийная команда снаружи заделает пробоину свода. Это не было сделано. Парабола, выдерживая огромное наружное давление, растянулась уже в длину по шести метров и, очевидно, скоро должна была лопнуть. Угрозу усиливало и то обстоятельство, что парабола, соприкасаясь своей закругленной вершиной с углом склада, начала деформироваться. В то же время здание склада под огромным давлением начало подозрительно скрипеть. Человек десять аварийной команды, очевидно плохо инструктированных Кундиным, беспомощно топтались на месте, не зная, что делать. Надо было поскорее принять меры, чтобы предотвратить катастрофу. Домкрат с параболической "шапкой" был уже бесполезен. - Садухин, - приказал Лавров, - возьмите несколько человек и разрушьте, чем можете, угол склада! - Егоров и Анохин, за мной! - крикнул Садухин. - В склад за ломами и кирками! По микротелефону Лавров на всякий случай приказал диспетчеру открыть восточный котлован под поселком, наглухо закрыть шахту, выключить все ее механизмы, кроме света, и уйти с поста. Но едва он успел закончить приказ, как здание склада со скрипом, похожим на стон, пошатнулось и стало крениться набок. Одна сторона вершины параболы расползалась по стене склада, другая выпятилась за его углом. Разрыв был неизбежен... - Садухин, вон из склада! - закричал во весь голос Лавров. - Все в порт-тоннель! В то же мгновение раздался грохот, покрывший последние слова Лаврова. Угол склада отделился и полетел вниз, словно пушинка, подхваченная ветром. Верхняя часть стены обвалилась и рассыпалась градом пустотелых кирпичей. Мощная струя воды, толщиной больше метра, с воем ударила в стену здания, окружив его облаком водяной пыли и брызг. Здание рухнуло, словно карточный домик. Грохот падающих стен, шум воды, крики людей смешались. Лавров и все находившиеся возле него бросились вправо, по улице поселка. Выбежав из-за склада, Лавров успел заметить, как перед воротами здания, позади бегущих людей, медленно раскрывалось стекло мостовой, обнаруживая черную пустоту. Садухин последним успел перескочить через длинную расходящуюся трещину, в которую, пенясь и бурля, уже падал нарастающий поток воды. Еще дальше, ближе к порт-тоннелю, катилась вереница нагруженных электрокаров, сопровождаемая бригадой Арсеньева. Уже почти достигнув раскрывшихся перед электрокарами ворот порт-тоннеля, Лавров остановился. Внезапная мысль, словно обухом, ударила его. Он побледнел и, выхватив из кармана свой микротелефон, крикнул: - Диспетчер! Диспетчер! - Диспетчер слушает, - прозвучал спокойный ответ. Ярость охватила Лаврова. - Что же вы там торчите? - закричал он вне себя. - Я приказал уходить! Вон из башни немедленно! - Прошу прощения, товарищ Лавров, - ответил с некоторым смущением диспетчер. - Гидромониторщик Георгиевский упал с эскалатора, получил сильный ушиб и задержался. Теперь поднимается в лифте. Жду его, кабина подходит. - Простите... - пробормотал Лавров. - Вы управитесь с ним? Я пошлю на помощь... - Спасибо, товарищ Лавров. Не беспокойтесь. Он свободно передвигается. Кабина подошла. Выключаю лифт... Задраиваю шахту... Прекращаю разговор... Лавров оглянулся. Вдали, между центральной башней поселка и развалинами склада, зиял огромный квадратный котлован. Гигантская, уже во всю ширь пролома, струя воды, с ревом проносясь над грудой развалин, почти достигла краев котлована. Мощный, белый от пены водопад с грохотом низвергался в его черную пустоту. "Наполнится минут через восемь... - быстро подумал Лавров. - Успею... Что за чудесный народ!.. А я орал на диспетчера". Через маленькую калитку Лавров вошел в уже закрытый порт-тоннель. Все население поселка, человек сто вместе с детьми, собралось здесь. Люди разместились на причалах для подводных лодок, на грудах нераспакованного груза, на штабелях ящиков, тюков, мешков. Мужские, женские и детские голоса тревожно перекликались, слышался детский плач. Большинство людей было уже в подводных скафандрах, но пока без шлемов, остальные поспешно заканчивали одевание. Возле ворот порт-тоннеля несколько человек в обычной одежде быстро нагружали электрокары, пользуясь малыми электрокранами. Бригада Садухина в полном подводном снаряжении, с нагруженными электрокарами стояла у наглухо запертых дверей выходной камеры. Из камеры доносился глухой гул наполняющей ее воды. - Сюда, сюда, товарищ Лавров! - послышался знакомый голос из гардеробной. - Здесь скафандры... Это был Садухин. - Вызовите ко мне портового коменданта, товарищ Садухин, - проговорил Лавров, надевая скафандр. - Вызываю коменданта, - ответил Садухин, нажимая на стене одну из кнопок, и произнес в невидимый микрофон, скрытый в стене: - Коменданта порт-тоннеля к заместителю министра товарищу Лаврову в гардеробную! Слова его прокатились под сводом тоннеля, покрывая разноголосый шум. - Где бригада Арсеньева? - сшивая брюки электроиглой, спросил Лавров. - В выходной камере, - быстро ответил Садухин. - Отправилась к пролому. - Передайте главному автоматчику шахты Егорову, - продолжал Лавров, обращаясь к Садухину, - чтобы он немедленно по выходе из поселка всплыл над сводом и принялся за исправление механизмов аварийного щита. И скажите своей бригаде, товарищ Садухин, чтобы захватила с собой несколько малых электрокранов... В гардеробную донесся шум насосов: бригада Арсеньева вышла на дно, камера освобождалась от воды. - Есть захватить с собой малые электрокраны! - ответил Садухин. - Иду к бригаде... - В гардеробную вбежал комендант порт-тоннеля. - По вашему вызову, товарищ Лавров... - Лично следите за калиткой в воротах порт-тоннеля, - прервал его Лавров, поднимая шлем над головой. - В центральной башне задержались диспетчер и гидромониторщик. Если через три минуты они не появятся, вызовите охотников для оказания им помощи... Завинчивая на ходу воротник шлема, Лавров вслед за комендантом поспешно заковылял из гардеробной. Дверь в опустевшую выходную камеру была уже открыта. В камеру входила бригада Садухина с гружеными электрокарами и электрокранами. Лавров присоединился к ней. - Всем настроить телефоны на общую волну, - сказал он. - Готово! Настроены! - послышались под шлемом Лаврова разноголосые ответы, перепутавшиеся с другими возникшими откуда-то голосами и шумом. Вода уже заливала пол камеры. - Товарищ Арсеньев! - вызвал Лавров. - Здесь! - ответил знакомый голос. - Что делаете на дне? - Подходим к пролому. Ил очень вязкий, электрокары идут с трудом... - Листы с вами? - Со мной. - Они значительно меньше пролома. Начинайте закладывать и приваривать их снизу на рваных углах. Постепенно наращивайте листы к центру, с противоположных сторон пролома. - Будет сделано, товарищ Лавров... Пришли... - Будьте осторожны... Держитесь в стороне от пролома... Струя захватит... - Не беспокойтесь... - Товарищ Садухин! - Здесь... - Ту же работу ваша бригада будет делать в верхней части пролома... - Есть, товарищ Лавров! - Товарищ Егоров! - Здесь! - отозвался густой рокочущий бас. - Вам к механизмам заграждения на вершине свода... - Знаю, товарищ Лавров... Вода заполнила камеру. Лавров нажал кнопку у выходных дверей, двери медленно вползли в стены. Все устремились на дно. Одна человеческая фигура тотчас взвилась и через минуту исчезла где-то над сводом поселка. У пролома в облаке взмученного ила суетились люди Арсеньева, с треском и шипением горели синеватые огни, гудели электрокраны, поднимая с электрических тележек и подавая к пролому большие толстые листы прозрачного металла. Люди, стараясь держаться подальше от пролома, подхватывали висевшие над дном пластины, подтягивали их к своду и накладывали на рваные края пролома, уже залитые горящей цементирующей жидкостью. Иногда приподнятая над дном тяжелая плита вдруг взлетала, словно лист бумаги, подхваченный бурей, и, вертясь в воде, рвалась на тросе к пролому, притягиваемая к нему силой потока. Крановщик с трудом отводил подпрыгивающий тяжелый кран в сторону, и успокоенный лист ложился в разлившееся пламя на другой лист, высунувшись за его край к центру пролома. Бригада Садухина приступила к установке своих электрокранов. Два человека поднялись над дном, держа в руках баллоны с вязким полужидким цементом и пытаясь приблизиться к верхнему краю пролома. Но мощная струя чуть не увлекла их с собой. Они едва успели вырваться, быстро переведя винты на полную мощность. - Засасывает, товарищ Лавров! - послышался крик. - Обвязаться металлическим тросом! - приказал Лавров. - Свободный конец приварить к своду! Товарищ Садухин, без этого не допускать людей к работе! Работа внизу, в бригаде Арсеньева, уже наладилась. - Листы подавай! - крикнул Арсеньев замешкавшемуся крановщику. - Цемент! Цемент сюда!.. - Дорогу! Дорогу! - кричал крановщик. В глухом гуле рвущейся сквозь пролом воды, в шуме перекликающихся голосов, гудения электрокаров и кранов, шипения и треска горящего цемента под всеми шлемами вдруг прозвучал чей-то крик: - Ура! Поселок живет! "Кто это? - подумал Лавров. - Слишком рано..." И вдруг громко с внезапной тревогой закричал: - Осторожней, Арсеньев! Подальше! Подальше от края!.. Но Арсеньев как-то странно подпрыгнул вверх и в сторону и неуловимо быстро, вертясь с раскинутыми руками, понесся прямо в пролом. Раздались полные отчаяния крики: - Держи! Держи! Арсеньев! Арсеньев! Арсеньев мелькнул в последний раз и пропал в зеленоватой струе воды за проломом. На мгновение все застыли от ужаса. А в ушах у всех звенел детский ликующий голос: - ...Это я! Это Дима! Сергей Петрович!.. "Я с ума сошел... - пронеслось в голове Лаврова. - Откуда Дима?" И тут же, перекрывая шум и гул, сверху донесся мощный бас Егорова: - Все прочь от свода! Пускаю аварийный щит! Все прочь от свода!.. Щит пошел!.. Все отхлынули в сторону. Сверху, по прозрачному своду, с нарастающей быстротой скользнула широкая прозрачная тень. Сорвав только что приваренные листы и взметнув облако ила, щит врезался в дно. Закрыв пролом, он только прилип к своду под огромным давлением океана. И сразу, словно отрезанный ударом ножа, оборвался страшный рев воды и наступила тишина. За проломом, сквозь прозрачное вещество спасительного щита, среди груды залитых водой развалин склада, в спокойном свете солнечных фонарей виднелась сверкающая синеватой сталью фигура Арсеньева с раскинутыми в сторону руками... - Люди!.. Люди!.. - раздался чей-то радостный голос. Все растерянно оглянулись, словно пробуждаясь от сна. Из тьмы глубин к поселку стремительно неслась странная процессия в скафандрах: два человека влекли за собой третьего, связанного по рукам и ногам, за ним следовали еще две тесно прижавшиеся друг к другу фигуры... - Сергей Петрович! - звенел детский голос. - Где вы? Это я! Дима... - Дима! - закричал Лавров, запуская винт и стрелой летя навстречу. - Дима!.. Голубчик!.. ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ ПЕРВЫЕ РАЗГОВОРЫ Казалось, прошла вечность с того момента, когда впервые под ногами вздрогнул эскалатор и щит устрашающе покачнулся. События пронеслись с такой быстротой, что Лавров не поверил своим глазам, когда, случайно посмотрев на часы, увидел, что прошло всего лишь час тридцать минут. Но Дима, радостный, возбужденный, с блестящими глазами, немного похудевший - тут, рядом. Как он похож сейчас на Ирину!.. Плутон трется у ног, размахивая тяжелым пушистым хвостом и стараясь просунуть огромную голову между Лавровым и Димой. Крепко обняв Диму, Лавров входит с ним в свою комнату, и комната кажется какой-то новой и радостной, наполняясь звуками детского голоса. Дима и Лавров, торопясь и перебивая друг друга, говорят вместе. - Как же ты дорогу нашел? - Я Плутона запряг в лыжи... Он меня повел... А Дмитрий Александрович такой добрый... и Иван Павлович... - А страшно было, когда льдины раздавили вездеход? - Ой, как страшно!.. Но я не думал об этом... Надо было спасать оружие, палатку... А Плутон ни за что сначала не лез в скафандр... А потом сам... - Бедная Ира... Она так боялась за тебя... Что, Плутонушка? Что, мой хороший? - Ира очень сердится?.. Знаешь, Плутон научился медведей ловить! Он настоящий медвежатник!.. Иван Павлович говорил... Иван Павлович все знает... - Кто? Как ловить? А Ира все плакала... Она хотела лететь с Порскуновым искать вас... - С Порскуновым? С Юрием Сергеевичем? Он опять будет драть меня за уши... - И следует... Как ты очутился здесь? Почему ты удрал из дому? Мало горя было из-за Вали, так ты еще и от себя добавил! Дима нахмурился, поджал губы, и его ребяческое лицо стало вдруг замкнутым и далеким: - Я ради Вали и уехал. Я буду искать его на Северной Земле... И ты мне должен помочь, а не бранить меня. Лавров не узнавал Диму. Эти поджатые губы, это решительное лицо... Совсем как у Иры, когда она заявила, что полетит с Порскуновым. Впервые видя превращение ребенка в юношу, Лавров даже немного растерялся. Не зная, что сказать на категорическое заявление Димы, он инстинктивно увильнул от ответа: - Надо же поскорее радиограмму Ирине послать... И Хинскому... И в министерство... Но ты, наверное, голоден! И устал, спать хочешь... Раздевайся и ложись. Я закажу поесть что-нибудь... А сам сяду писать радиограммы... Лавров укладывал Диму в постель, заказывал завтрак, убегал в кабинет писать радиограммы и вновь возвращался в комнату - оживленный, радостный, безмерно счастливый. Как будто гроза прошла: обрушилась, загремела, напугала, и вот в какие-нибудь полтора часа все так счастливо кончилось... И пролом заделан, и Арсеньев жив, и Дима здесь... "Ирине Денисовой. Дима с друзьями только что прибыл в поселок шахты номер шесть. Все здоровы. Дима лег спать. Плутон тоже. Все благополучно. Отмени полет. Сережа". Уже подписывая радиограмму, Лавров мельком подумал было: "То есть как "Плутон тоже"? Но останавливаться было некогда. "Ира разберет..." И нетерпеливая рука уже набрасывала другую радиограмму: "Лейтенанту Хинскому; В отмену моей предыдущей 188. Коновалов, он же Курилин, задержан майором Комаровым, после попытки взрыва поселка шахты номер шесть. Все благополучно. Комаров, Карцев и Дима Денисов у меня, в поселке шахты. Коновалова доставлю в Москву в ближайшее время. Замминистра ВАРа Лавров 189". Дальше следовало подробное радио министру ВАРа. Вызванный по телефону радист вошел в кабинет, получил депеши и исчез с ними, как бесплотный дух. Непрерывно гудел телевизефон. Садухин сообщил из тоннеля, что поток лавы багровеет и густеет, брандспойты работают и удаляют все, что накопилось у щита, холодильные машины продолжают действовать. Егоров, сменивший Арсеньева, докладывал, что аварийная команда начала уже заделывать пролом изнутри поселка. Необходимо предварительно выровнять пламенем термита его рваные края, но склад разрушен, среди развалин невозможно отыскать термитно-паяльные аппараты. Что делать? - Требуйте их у коменданта порт-тоннеля, - ответил Лавров. - Я привез с собой в подлодке новую партию этих аппаратов. Котлованы осмотрели? - Оба котлована - восточный и северный - уже закрыты. Они полны почти доверху... - Спасибо Карелину, - весело засмеялся Лавров. - Это его идея, котлованы-то: выгадать время на случай прорыва воды в поселок... - И выгадали, товарищ Лавров... - Как держится щит на проломе? - Отлично. Стоит, словно припаянный... - Ну, очень хорошо. Действуйте быстро. Щит надо поскорей вернуть на место... Лавров выключил телевизефон, глубоко передохнул и вызвал к экрану телевизора госпитального врача. На экране появился врачебный кабинет. В кресле сидел Арсеньев, которому врач массировал обнаженное плечо. Врач обернулся и вопросительно посмотрел на Лаврова. - Как здоровье Арсеньева? - спросил Лавров. - Здоров, здоров, Сергей Петрович... - ответил Арсеньев, широко улыбаясь. - Не беспокойтесь... - Очень рад за вас, дорогой, - тепло сказал Лавров. - Я хотел бы попозднее зайти к вам поговорить, как со старым горняком. - Пожалуйста, Сергей Петрович, всегда готов. Хоть сейчас. - Нет, уж вы полежите, отдохните. Вы знаете, Кундин уезжает со мной. Я увожу его. - Разве? - недоуменно наморщил свой высокий лоб Арсеньев. - Что это вдруг такая спешка? - Он вел себя позорно в эти критические часы, оказался трусом. Кроме того, полная неподготовленность аварийных команд... Одним словом, я хочу поговорить с вами о многом... Ну, не буду пока мешать... До свиданья. Часов в семнадцать зайду. Лавров выключил экран, откинулся на спинку кресла и задумался. Да, Арсеньев, кажется, самая подходящая кандидатура. Смелый, решительный человек. Работает с самого начала строительства. Что толку от более опытного Кундина, если в ответственный момент он теряется, нервничает, боится за себя? А других Кундиных не может оказаться на трассе?.. Быстрой чередой промелькнули в памяти знакомые лица - Красницкий, Грабин, Егоров, Садухин, Гуревич, Калганов, Сибирский, Малинин и еще и еще... Одни уже испытаны на деле, в трудную минуту, другие показали себя на прежней работе. За них можно быть спокойным. Вот только Сибирский... Сибирский с шестнадцатой шахты бис. Все спрашивает, по каждому пустяку, по каждой мелочи просит совета, ни на что сам не решается. Не сдаст ли и он, как Кундин, в момент опасности? Надо крепко подумать о нем... Лавров вздохнул. Да, нелегко нести эту огромную ответственность за жизнь людей, за великое дело, дело всей страны. Он провел рукой по глазам и оглянулся. У дверей стоял Дима в длинной ночной сорочке Лаврова и с беспокойством смотрел на него. - Димочка, ты? - улыбнулся ему Лавров. - Что же ты не спишь? - Ты чем-то расстроен, дядя Сергей? - тихо спросил Дима. - Нет, нет, голубчик, - поспешно ответил Лавров, опускаясь в кресло. - Заботы... Поди ко мне. Садись на колени. Помнишь, как бывало дома? Усядешься, а я что-нибудь рассказываю. - Хорошо тогда было, дядя Сергей... Только я сяду рядом. Кресло широкое, - говорил Дима, втискиваясь в глубокое кресло Лаврова и поджимая под себя босые ноги. - А какие у тебя заботы? Тоже о других думаешь?.. "Совсем как Ира, - с согревшимся сердцем подумал Лавров. - Эти задумчивые глаза... И манера ноги поджимать... Как он переменился, милый мой мальчик!.." Он крепко прижал к себе Диму и сказал: - Почему "тоже"? Ты про кого? - Иван Павлович все время заботился о нас... О Дмитрии Александровиче, и обо мне, и о Плутоне. Если бы не он, плохо бы нам пришлось! А Дмитрий Александрович все думал о вас, о шахтах. Очень беспокоился, что Коновалов как-нибудь навредит. А ты о чем думаешь? - Я? - машинально переспросил Лавров, всматриваясь в похудевшее лицо мальчика. - Что же я?.. И я думаю... Так и должно быть, Димочка. Иван Павлович, милый человек, думал о вас, Дмитрий Александрович думал и беспокоился о нас. Все должны думать и беспокоиться о других. Тогда всем будет хорошо. Вот Красницкий... Помнишь, Красницкого? - Помню, - серьезно кивнул головой Дима. - Он разбился тогда на шахте. Ира часто вспоминала его. - Помни и ты о нем, не забывай его. И он тогда думал о других. И, может быть, всех, кто был тогда в шахте, спас. А нынче Арсеньев бросился мне на помощь. Могло и так случиться, что мы вместе погибли бы... - Дядя Сережа! - с испугом закричал Дима. - Но это его не остановило... Да, Димочка, нужно думать о других. И нельзя бояться ответственности за них. Надо о них заботиться. Другие, может быть, заботятся в это время о тебе. Лавров уже не видел внимательных глаз Димы. Он смотрел куда-то вдаль, в огромный родной мир, пославший сюда Красницких и Арсеньевых, Садухиных и Сеславиных, Комаровых и моряков Карцевых и многих других. И все, что говорил сейчас Лавров, он говорил не столько Диме, сколько себе, и на душе у него становилось яснее, светлее. Все тяжелое и горестное таяло в этом свете, как утренний туман перед восходящим солнцем. Этим солнцем была великая родина, полная неисчерпаемых сил, могущественная и непобедимая любовью своих детей. Тихая радиомузыка, незаметно наполнившая комнату, замолкла. Из радиоаппарата послышалось неразборчивое бормотанье. Но Дима вдруг побледнел, сорвался с кресла и, подбежав к аппарату, усилил звук. Голос диктора загремел: "...Крушение произошло на острове Октябрьской Революции, на двадцать шестом, самом южном его квадрате, недалеко от пролива Шокальского. Лишенные радиосвязи и не получая помощи, люди решили самостоятельно пробираться к поселку Мыс Оловянный в проливе Шокальского. Свирепствовавшая пурга не остановила их. Они уже успели пройти на электролыжах с гружеными электросанями около трети расстояния до поселка, когда были замечены спасательным геликоптером (пилот Красавин), бесстрашно вылетевшим в пургу для обследования своего квадрата. Пилот Александров легко ранен, конструктор Денисов здоров". - Валя! - отчаянно закричал Дима и с сияющими глазами бросился Лаврову на грудь. x x x Словно черная лилия на длинном стебле, стоял на столе диктофон. Казалось, что раскрытый цветок рупора и широкий глаз окуляра внимательно и настороженно глядели на Курилина, сидевшего в кресле, у стола. В ящике с тихим непрерывным шуршанием разворачивалась визетонлента. В другом кресле сидел майор Комаров. Два человека из комендатуры поселка со световыми пистолетами в руках стояли за спиной майора, не сводя глаз с Курилина. Из-за стены глухо доносился могучий храп Ивана Павловича. Спокойный голос майора звучал в комнате: - ...Предупреждаю вас, что все ваши ответы и все поведение ваше во время допроса будут точно зафиксированы этим аппаратом на визетонленте, которая впоследствии может быть, в случае надобности, воспроизведена в ходе судебного следствия и на суде. Заявлений по этому поводу у вас нет никаких? Курилин, тяжело дыша, с опущенными глазами, помолчал, потом хрипло произнес: - Я протестую против этого незаконного задержания... Майор тем же спокойным, ровным тоном ответил: - Ответственность перед законом за это задержание мне известна. Итак, прошу назвать вашу фамилию, имя, отчество. Короткое молчание, потом Курилин кашлянул и поднял воспаленные глаза: - Вам известно... - Все-таки? - Курилин... Степан Матвеевич. - А раньше? Курилин злобно сверкнул глазами, помолчал, потом крикнул: - Да что вы комедию ломаете! Не знаете? - Все-таки? - Коновалов... Коновалов Георгий Николаевич, если это вам доставляет удовольствие! - Это все? - спокойно и настойчиво продолжал майор. - Других фамилий не было? - Н-нет... - ответил Курилин, бросив быстрый подозрительный взгляд на майора. - Ваша национальность? - Русский. - Ваше подданство? Молчание. Потом медленный отпет: - Советского Союза... Из дальнейших ответов Курилин а выходило, что он уроженец города Саратова, инженер-электрик по образованию, работал в разных городах Советского Союза, что ему сорок пять лет, что прибыл он сюда на "Полтаве", куда перешел с "Чапаева" после его гибели. К взрыву на "Чапаеве" он никакого отношения не имеет, и то, что взрыв произошел именно в трюме, где он работал, вероятно объясняется тем, что в трюме находились взрывчатые вещества, о которых он, Курилин, ничего не знал и которые могли взорваться от самовозгорания. Причины взрыва поселка он тоже не знает, но, направляясь на дно океана для работы по уборке грузов, услыхал страшный грохот и в страхе, потеряв голову, старался уйти подальше от места катастрофы. От майора же и Ивана Павловича он пытался скрыться, сам не зная почему - вероятно, все в том же страхе, будучи почти без памяти... Он вообще человек нервный и подвержен припадкам... О лагере иностранцев? О самолете на льду? Нет, об этом он ничего не знает... Что касается перемены фамилии, вместо Коновалова - Курилин, то документы на имя Курилина он нашел на палубе "Чапаева" в момент его гибели. Их, вероятно, обронили в панике, и он с радостью взял их себе. Зачем это ему нужно было? Это объясняется тяжелой личной историей, тяжелыми личными переживаниями. Он хотел покончить со старым, забыть о нем, постараться, чтобы и другие о нем забыли, и зажить новой жизнью в Арктике, участвуя в великом строительстве. Почему? Неприятно вспоминать... Но если это необходимо... что же, он может сказать, что недавно от него ушла горячо любимая женщина, и он сам в этом виноват: ему показалось, что она полюбила его старого друга, и в припадке ревности он чуть не убил ее и его. Вот... Ее имя?.. Жаль, конечно... Не хотелось бы вмешивать любимого человека, тем более женщину, в эту неприятную историю... Но, видно, ничего не поделаешь: ее зовут Антонина Васильевна Лебедева. Она живет в Ростове-на-Дону, на Средней улице, дом э 87. Голос Курилина, по мере того как он давал показания, делался все тверже, спокойнее, даже предупредительней, Под конец в нем уже звучали, правда сдержанно, нотки чуть интимной откровенности. Он свободно держал себя, откинулся на спинку кресла, перебросил ногу на ногу. Майор с любопытством присматривался к Курилину и к перемене, происшедшей с ним. Все ожесточение, все волчьи повадки, которыми так злобно бравировал Курилин в начале допроса, исчезли. Перед майором сидел вежливый, доверчивый человек, которому нечего скрыват