высунут. Научены. - Оружия лишнего не найдешь? - Есть пара автоматов. А что? - Да новенькие мои пустые. - Это мы с удовольствием, вооружим до зубов. Пошли со мной, парни. - Он было тронулся, но Старков остановил: - Погоди. Возьмешь с собой в засаду его. - Он кивнул на Олега. - А вы двое, - это относилось к Димке с Рафом, - пойдете с Рытовым. Старший - Рытов. ...Димка получил у Стаса старенький "шмайссер" и две обоймы, а Раф - карабин и пару гранат-лимонок тоже немецкого производства. Рытов ждал их у поваленного плетня "агрономского" дома. - Вооружились? - неприязненно спросил Рытов. - Вояки на мою голову... - Не набивались, - обозлился Димка. - Можешь катиться на все четыре, без тебя обойдемся. - Вы обойдетесь, - хохотнул Рытов, сдвинул кепку на глаза, потер затылок, заросший длинными, вьющимися волосами. - А я вот без вас никак... Комиссар не велел, а он лучше знает. Комиссар знал лучше. Самостоятельности Олегу было отпущено ровно настолько, насколько эта самостоятельность не могла повредить отряду. От леса до околицы - не дальше. Сейчас за ним Стас присмотрит, человек надежный, партизанский ставленник на должности фашистского старосты. А Димка с Рафом - сошки помельче. Им и Рытова хватит. Хотя Рытов - не из последних в отряде. И старшим его комиссар оставил, когда сам с Олегом и Тороповым к лесной дороге отправился. Так что можно гордиться: какому человеку в подчиненные приданы! Димка усмехнулся про себя: будем гордиться. Будем подчиняться лучшим людям отряда, однако и о самостоятельности не забудем. Покажем этим лучшим людям, что мы умеем... Рытов привел их к бревенчатому сараю на площади - прямо напротив дома старосты, распахнул дверь: - Прошу! В сарае было тепло. Куча прелого сена в углу, тележные колеса, какие-то слеги, заржавленный плуг. Крохотные оконца почти не пропускали дневной свет, но устроены были, словно нарочно, как бойницы: шесть узких прямоугольников вдоль стены на уровне человеческого роста. На чердак вела приставная лестница. - Один внизу, двое наверх, - скомандовал Рытов, пошел к лестнице, поманил Димку: - Со мной будешь. Димка предпочел бы остаться с Рафом внизу, но приказы не обсуждают. Полез по скользким перекладинам за Рытовым. На чердаке тоже лежало сено и тоже тянулись по стене окошки. Крыша протекала. - Хозяина нет, - подосадовал Рытов, отгреб сено от дыры в кровле, уселся. - Будем ждать, парень. Как звать-то, не спросил? - Дмитрием. - Откуда родом? - Из Москвы. - А я из Молдавии. Шоферил там на бортовой после школы. - Сейчас он не кривлялся, не изображал из себя опереточного цыгана, говорил спокойно, весомо и оттого казался старше своих девятнадцати лет. - Что не в армии? - Не успел. Да и не рвался: по мне, в партизанах лучше. Странный критерий для военного времени: лучше, хуже... - Ищешь где лучше? - Как и все. Только ты меня на слове не лови. Я не легче долю ищу, а лучше. - Какая разница? - Большая. Здесь не легче, чем в армии, но здесь я - хозяин. В лесу хозяин, в деревне, на большой дороге. Полоснул из-за кустов нежданно-негаданно, гранатами забросал - и бери гадов тепленькими. А в армии ты - винтик. - Хозяин большой дороги? - А что? Хорошее прозвище. Прозвище... Человек должен быть там, где он принесет больше пользы общему делу. Димка совсем не умалял значения партизанского движения в Великой Отечественной войне, но не оно решило ее исход. Димка читал, знал по рассказам знакомых отца, как осаждали военкоматы его ровесники. А это: "не рвался"... Впрочем, может, он рожден быть партизаном, бесстрашным и осторожным, может, он нужнее именно здесь - кто знает. Не стоит заранее осуждать человека, если тебе его слова не понравились. Не торопись с выводами, Димка, не поддавайся первому впечатлению. Свесился в люк, оглядел полутемный сарай: - Как ты там? - Хорошо, - откликнулся откуда-то из темноты Раф. - Так бы век... - Ну ты, не очень-то расслабляйся, - подал голос Рытов и вдруг схватил Димку за руку: - Смотри, смотри. Далеко впереди, у околицы, перед лесом показались зеленые коробки бронетранспортеров. Площадь перед сараем по-прежнему была пустынна. Да и площадью ее можно назвать лишь с помощью великой фантазии. Просто большой квадрат, окруженный редкими избами, невысокими штакетниками. Лужи, грязь. Чей-то недорезанный петух ковыляет вдоль забора. Неширокая улочка ведет к околице. Канавы-водостоки вдоль улицы, почерневший от воды низкий сруб колодца покосился у ворот. Бронетранспортеры медленно катились по улице, оглушительно ревели в дождливой тишине деревни. Никто не выбегал им навстречу, даже собаки не лаяли из-под заборов. А может, и не было их - собак... Рытов прижался к стене, выглядывал из-за косяка. Димка сжимал внезапно вспотевшими руками холодный автомат, тщетно пытался унять дрожь, молил, чтобы Рытов не заметил. Рытов не обращал на него внимания, всматривался в дождь. - Сейчас будет... - прошептал он. Бронетранспортеры и грузовик въехали на площадь, остановились. Водители глушили моторы. Из своей избы вышел "агроном" Стас, побежал к машинам, распахнув руки, будто готовился обнять дорогих гостей, как давеча на околице. Из кабины бронетранспортера выпрыгнул офицер в кожаном пальто, пошел навстречу Стасу. Остановился, заложив руки за спину. Стас вытянулся перед ним, что-то рапортовал. Димка не слышал слов, но слишком угодливая поза старосты вызывала отвращение. Хорошо: он должен быть актером. Хорошо: он обязан выслуживаться перед фашистами, чтобы ни подозрения не возникло - все лояльны, все преданы новой власти. Но есть же чувство собственного достоинства, наконец! Зачем вытягиваться в струнку перед сволочью?.. Офицер неторопливо поднял руку, наотмашь ударил Стаса по щеке. Сильно ударил, потому что голова старосты дернулась, он даже покачнулся, но продолжал стоять так же по стойке "смирно". Офицер обернулся к машинам, крикнул что-то. Из кузова выпрыгивали солдаты, строились у бортов - повзводно. Офицер указал Стасу на дом, повелительно махнул рукой. Стас, ссутулившись, пошел к дому, поминутно оглядывался. Офицер смотрел ему вслед, ждал. И в это время в воздух взлетела красная ракета. 8 Ударили автоматы со всех сторон. Надломилась черная цепь гитлеровцев, распалась. Офицер зайцем подскочил, метнулся к машине, спрятался за колеса. Его солдаты торопливо лезли обратно в кузова бронетранспортеров, отталкивали друг друга, падали, скошенные точными очередями партизанских автоматов. Стас успел добежать до своего забора, перемахнул через него, упал в траву. Димка видел, как он, пригнувшись, пробежал по двору, бросился за поленницу дров. И сразу оттуда вспыхнули язычки пламени: открыл огонь. На площади около машин остались лежать тела убитых эсэсовцев - десять или двенадцать трупов, Димка не считал. Только сейчас он сообразил, что по-прежнему сжимает холодный автомат, так и не выстрелив из него ни разу. "Трус!" - обругал он себя, взглянул на Рытова. Рытов смотрел в окошко, тихо смеялся. - Ты что? - спросил Димка, ошалело вытаращив глаза. - Идиоты, - выдавил сквозь смех Рытов. - Кто же так воюет? Они больно в себе уверены, вот о бдительности и не вспоминают. А мы их как курей... - Не всех же... - А может, и всех. - Он вытащил из кармана лимонку, выдернул чеку, высунулся в окно, размахнувшись, швырнул гранату. Она шлепнулась около первой машины, взлетел в воздух черно-синий столб земли, воды, дыма, застыл на мгновенье гигантским грибом, начал медленно оседать. И тотчас же из кузова забил автомат. Прицельно бил. Пули щелкнули о бревна сарая где-то под Димкой. Он отшатнулся. - Тикай вниз! - крикнул Рытов. - Сейчас они пулеметом шуганут. Метнулся к люку, прыгнул. Димка - за ним. Выскочили из сарая, пригибаясь к земле, рванули к забору. Рытов ударил ногой по планке штакетника, выломал ее, нырнул в дыру. Димка пропустил вперед Василия и Рафа, задержался на секунду. В кузове грузовика на площади полыхнул огонь. - Ложись, дурило! - Рытов выглянул из дыры в заборе, дернул Димку за полу. Димка упал на землю, уткнулся лицом в траву. Вовремя. Пулеметная очередь била точно в крышу сарая. Вспыхнула, взлетела к небу дранка, поплыли по воздуху клочки сена. Снова громыхнуло. От грохота заложило уши. Как сквозь вату пробился голос Рытова: - Погибнуть хочешь? Димка встал на четвереньки, полез в дыру. Рытов подхватил его под руку, силком потащил за дом. Димку шатало. - Оглушило? - Лицо Рытова было где-то рядом, качалось у глаз, расплывалось. - Сейчас-сейчас, - пробормотал Димка, помотал головой, приходя в себя. - Как это я? - Не ожидал? - Честно - не очень. Миномет, что ли? - Граната. Идти можешь? - Могу. - Димка встал, придерживаясь за стену. - Давай за дом. Из-за дома высовывался перепуганный Раф: - Цел? - Целехонек, - засмеялся Рытов. - Меняем дислокацию. Они теперь оправились от первого испуга, вспомнили о своей силе. Бронетранспортеры разворачивались, натужно рыча, шли к горловине улицы, куда уже убрался грузовик с пулеметчиками. Теперь, когда их прикрывали с флангов слепые за закрытыми ставнями избы, фашисты почувствовали себя полегче. По вспышкам выстрелов можно было определить, что партизаны простреливали только деревенскую площадь. Вероятно, это был просчет Старкова. Можно было предположить, что эсэсовцы сумеют отступить, и встретить их огнем из засады. Теперь исправлять ошибку поздно. Один из бронетранспортеров перевалил через канаву, врезался в забор, обрушил его, ткнулся носом в дверь дома. - Там кто-нибудь живет? - спросил Димка. - Не знаю, - ответил Рытов. - Тут много пустых изб. Кто-то из кузова пустил очередь по закрытым ставням, по двери. Из дома никто не пытался выскочить. Раф тронул Рытова за плечо: - Обойдем их по краю. Подберемся с тыла. - Верно. - Рытов одобрительно посмотрел на Рафа. - Я и сам хотел... Он пошел вдоль стены, перебежал двор. Димка уже забыл, что оглушен и что голова все еще кружилась, побежал за ними, за Рафом с Василием, думая, что не такой уж Раф великий пацифист, умеет тактически мыслить, если надо. Вот понадобилось, и - доказал. Выстрелы стихли. Вероятно, не только рытовская группа меняла расположение. Деревня по-прежнему казалась начисто вымершей: жители выполняли распоряжение старосты, сидели в погребах. В конце улицы пулеметчики наспех устанавливали свои треноги. Димка понимал, что положение партизан - не самое лучшее. Фашистов больше, они быстро успели сориентироваться, отойти и занять довольно выгодную позицию. Эффект неожиданности партизаны использовать не сумели. Почему? Мало людей, мало боеприпасов... Может быть, стоило быть посмелее, решительней атаковать карателей, ошеломить их натиском, создать впечатление, что не тридцать - триста человек против них? Может быть, так... Димка усмехнулся: руководи в этом бою партизанами Олег, он бы не раздумывал, повел бы людей в атаку. И - не исключено - потерпел бы поражение. Все-таки взвод - не рота, фашисты - не слепцы и не дураки. Раскусили бы за милую душу. Так что не стоит осуждать Старкова за нерешительность. Его разумная осторожность помогла пока выиграть время. Да и о численности партизан каратели не знают... Честно говоря, Димка считал, что выиграть бой будет трудно. Вероятно, надо бы отойти, дождаться карателей на лесной дороге. Нет, нельзя. Тогда они точно сожгут деревню и расстреляют жителей. Да и рация у них наверняка есть. Вызовут подкрепление, зажмут в тиски отряд... Значит, если отходить, то отходить вместе со всеми жителями. Или драться до конца. А как драться? ...Димка прижался спиной к глухой бревенчатой стене сарая, выглянул за угол. Насквозь промокший стог сена, поваленные прясла забора, заросли бурьяна у забора. В зарослях кто-то шевелился. - Видишь? - Димка обернулся к Рытову. - Кто-то из наших, - прошептал Рытов, сложил руки лодочкой - крякнул негромко. Бурьян закачался, выглянула голова. Олег. Димка даже засмеялся невольно, забыв об опасности: уж больно забавно выглядел взъерошенный и мокрый Олег. - Ты чего? - удивился Рытов. Димка не ответил, брякнулся на землю, пополз к бурьяну. Только слышал сзади трудное дыхание товарищей. Добрался до Олега, пристроился рядом, посмотрел на улицу. Эсэсовцев видно не было: попрятались, замаскировались. Только чернели бронетранспортеры в конце улицы и - Димка помнил - скрывались за ними пулеметчики. - Добросишь гранату? - спросил он у Олега. - Доброшу. Только попозже. - Почему? - Пусть остальные подтянутся. - Где они? - Старков и еще пятеро - здесь. Вон - за поленницей. Остальные идут по той стороне улицы. - Будем атаковать? - догадался Раф. - У нас нет другого выхода. Откуда-то с улицы послышалось кряканье. - Все на месте, - удовлетворенно сказал Олег. - А ну, готовьтесь. Бросаю гранату - и в атаку. - И к Рытову: - Крякни-ка в ответ. А то я не умею. Достал лимонку из кармана, подбросил ее на ладони, почему-то понюхал, улыбнулся: - Ну, поехали... Выпрямился во весь рост, сорвал предохранитель, размахнулся - как на институтском стадионе, швырнул гранату, подхватил с земли автомат: - Впере-о-од! Перемахнул через прясла, помчался по улице, стреляя на ходу. Димка бежал следом, оглушенный неожиданно громким взрывом лимонки, потом еще одним, и еще, и еще, кричал что-то и не слышал собственного голоса. Только видел впереди, в сизом мареве взрывов, выскакивающие из-за машины фигурки гитлеровцев. Он нырнул в сорванную с петель калитку и нос к носу столкнулся с карателем. Отскочил, замер в растерянности. Ражий эсэсовец ругнулся, поднял автомат. И вдруг нелепо взмахнул руками, как в замедленной съемке, повернулся вокруг своей оси на ватных ногах, упал. Димка обернулся: Раф сжимал карабин, растерянно смотрел на убитого им фашиста. Димка не стал благодарить друга, даже не подумал тогда об этом, просто подхватил выпавший у немца автомат, протянул Рафу: - Бросай свою дуру. И не стой, не стой. Вперед... Внезапная опасность вдруг обострила чувства. Он стал слышать и крики, и выстрелы, ощутил запах пороха и вкус гари на губах, увидел бегущих рядом партизан, полоснул огнем из "шмайссера" по черным фигурам пулеметчиков у грузовика, метнулся к нему, выглянул из-за капота. Вскочил на подножку, вскинул автомат - пулеметчик повалился на бок, потянул за собой орудие. - Готов! - выкрикнул Димка, рванул дверь кабины, плюхнулся на сиденье. Ключ зажигания - вправо. Двигатель взревел. Димка выжал сцепление, включил передачу, вдавил газ. Он еще не знал, зачем это делает, просто захвачен был бешеным ритмом боя, не понимал даже его нюансов, действовал по наитию. А откуда оно у него - великое наитие, подсказывающее верный ход? Потом, потом разберемся, некогда сейчас! Двинул трехосную махину грузовика по улице, подмял убитого пулеметчика. Впереди вырос задранный в небо ствол пулемета. Около него - трое. На них, на них, не сворачивать. Треснуло лобовое стекло, побежали по нему лучи-трещины - стреляют? Пригнул голову, больше газа! Машина прыгнула вперед, закачалась, кто-то кричал за окном. Прямо перед радиатором выросла стена, в ней - полуоткрытая дверь. Димка толкнул плечом дверцу кабины, прыгнул вниз, только успел подумать: автомат в кабине! - и покатился по земле, не чувствуя боли. Вжался в грязь лицом, накрыл ладонями затылок. Оглушило взрывом, жаром полыхнуло. Поднял голову: около дома горел грузовик, выскакивали из двери и из-за дома засевшие там гитлеровцы, бежали куда-то, падали. Поднялся на ноги - шатнуло. Ухватился за стену, задышал часто-часто, посмотрел вверх. Где-то высоко, под облаками - или показалось? - парил воздушный змей, детский коробчатый змей с планками крест-накрест, с длинным хвостом из мочала. Кто его запустил? В глазах потемнело, пополз вниз, хватаясь онемевшими пальцами за бревна стены, потерял сознание. И уже не слышал ни выстрелов, ни взрывов. Была тишина, сонный покой, далекое синее небо, в котором по-прежнему качался на ветру игрушечный неправдоподобный змей, склеенный маленьким Димкой давним летом в Малеевке, в пионерском лагере. ...Димка очнулся оттого, что его кто-то тряс. С трудом разодрал слипшиеся веки, смотрел сквозь ресницы. Над ним нависла огромная черная фигура, страшная фигура, тянула к нему длинные руки. Это было ужасно, и Димка снова закрыл глаза. Однако трясти его не перестали, и, как сквозь вату, он услыхал голос Олега: - Да очнись ты, наконец! Живой ведь, симулянт чертов... "Пожалуй, надо встать, - тяжело ворочались мысли, голова прямо раскалывалась от боли. - Олег в покое не оставит". Снова открыл глаза, сощурился, встал на четвереньки. Олег подхватил его под мышки, поднял рывком, прислонил к стене. Димка очумело посмотрел на него, спросил хрипло: - У тебя анальгин есть? Олег отпустил его, сел на корточки, зашелся смехом. Димка понемногу приходил в себя, удивленно разглядывал истерично всхлипывающего Олега. - Анальгин, - рыдал Олег, - фталазол, стрептомицин... Сумасшедший. Где ты находишься? Димка ошалело огляделся. Метрах в двадцати догорал грузовик, ленивые язычки пламени плясали под крышкой капота, выглядывали из кабины. Стена дома обуглилась, но пожара не было: дождь помешал, насквозь промокшие бревна не поддались пламени. Рядом лежали трупы эсэсовцев - как в кино "про войну". От дома к Димке шел черный от копоти Старков, волочил автомат на порванном ремне, улыбался. Димка наконец сообразил, где находится, испуганно спросил: - Что случилось? Как наши? Старков прислонил автомат к стене, сел на траву, потер пальцами глаза - только больше копоть размазал. - Все. Конец. - А фашисты? - Нет больше фашистов. Олег хлопнул Димку по плечу. Тот даже пошатнулся. - Пожара они испугались, - смеялся Олег. - Когда ты избу протаранил, так бабахнуло, что даже я решил: не иначе - артиллерия подоспела. Их в избе и за ней человек тридцать было. Ну, все - наружу. А тут - мы. Готовенькими их брали. - А я как же? - Димка шарил руками по телу, искал рану, но тело не отзывалось болью, только гудела по-прежнему голова, и пара таблеток анальгина все-таки была бы кстати. - Взрывом крышу сорвало. Доски прямо по небу летали. Одна тебя и приложила по темечку. Спасибо, кепка удар смягчила. Димка ухватился за затылок, вскрикнул, посмотрел на руку: - Кровь... - Не беда, - устало улыбнулся Старков. - Ты же физик. Вот и пошел по пути Ньютона. У него яблоко, у тебя кое-что повесомее. Пора закон всемирного тяготения открывать. - Все бы вам шутки шутить, - мрачно сказал Димка. Он не терпел крови, боялся даже палец порезать. Ну ладно бы пуля или штык. Благородно и моменту соответствует. А тут доска... Чем вас в бою ранило? Да, знаете, доской пришибло. Даже стыдно. Расскажешь - засмеют. Олег понял мучения друга, обнял его: - Ты у нас герой. Как додумался машину пустить? Димка любил, когда его хвалили. Он таял и гордился собой. Он считал, что похвала - даже за ерунду - очень стимулирует любую деятельность. - Да вот как-то додумался... - засмущался он, ногой шаркнул, вроде и голова поменьше болеть стала. Но не стал врать, честно признался: - Я не думал о последствиях. Просто вскочил в грузовик - и ходу. А стену я в последний момент заметил: я же не умею водить машину. - Умел бы - объехал? - восхитился Олег наивной откровенностью Димки. Димка пожал плечами: - Не знаю... наверно... - Ну ты даешь! Старков по-прежнему сидел, привалившись спиной к стене, закрыл глаза, как будто дремал. Услышал реплику Олега, приоткрыл один глаз. - Он не знал, что делать, а сделал все правильно. Ни одной ошибки. Его незнание помогло нам больше всех наших знаний. Как считаешь? - О чем разговор? - Олег не был ревнив, и удача друга радовала его не меньше своей. И великодушным он был, умел признать чье-то преимущество над собой. Что ж, в нынешнем бою Димка сделал больше Олега. Пусть неосознанно, но все же, рискуя жизнью, он выманил под пули партизан три десятка карателей, прочно засевших в надежных стенах избы. Подвиг? Несомненно, - согласился Олег, считая, что ему самому просто не повезло: не догадался вовремя, не увидел машины, увлекся боем. Но какая разница, кто сделал? Важно, что сделано. И сделано - будь здоров! Димка окончательно пришел в себя, хотя и побаливала голова, саднила рана на затылке. "Ох и попадет мне от шефа, - думал он. - Было велено: не лезть ни в какие переделки. Легко сказать! Интересно, дорогой шеф: сами вы сумели бы сидеть сложа руки? Не сумели бы, знаем вас. Так что придется смирить гнев..." - А как наши? - спросил он, вдруг вспомнив о страшном исходе боя в старковском прошлом. - Севку убили, - помрачнел Олег. - Севку... - Вспомнились веснушки, узкие, с рыжинкой глаза. Только что рядом был, еще злились на него: больно бдительный, и вот - конец. Ох, не игра это, не игра, ребяточки, настоящая война, которая догнала вас, достала. И не сможете вы уже быть прежними - веселыми и беспечными, неунывающими "орлами" с физфака. Не сможете. Хотя бы потому, что Севку убили... - А остальные, остальные? - Да вроде потерь не так уж много... И опять вмешался Старков: - Немного? Щедрый ты парень, Олег. Для нас любая потеря - беда. Понял: любая! И если бы только один Севка погиб, я бы считал, что мы потеряли слишком много... Он рывком поднялся, подхватил автомат, пошел на улицу. - Комиссар прав, - тихо сказал Димка. - Ты бестактен. - Не спорю, - согласился Олег. - Ляпнул не подумав. Только я помню, что у Старкова уцелело одиннадцать бойцов... - У того Старкова, у нашего. - Да, этот - другой. И прошлое другое. - А вдруг наше? Вернемся, а там - куча изменений. А виноваты в них мы. - Не говори вздора, - обозлился Олег. - Ни в чем мы не виноваты. Ну, я подстрелил человек десять. Ты этих сволочей на Божий свет вытащил. Но не мы погоду сделали. Пока ты у стеночки отдыхал после встречи с доской, Рытов с Севкой ворвались вдвоем в соседнюю избу, гранату - на пол и из двух стволов за три минуты двадцать человек наповал. Хороша арифметика? - Он засмеялся. - Потом Рытов спохватился: что-то слышать хуже стал. Хвать за ухо, а его нет. - Как нет? - Осколком отрезало. Вместе с серьгой. Он и не заметил. - Всю красоту испортило, - покачал головой Димка, спохватился: - Где Раф? - Раненых перевязывает. Он у нас герой, не хуже тебя. - Олег даже присвистнул. - Ну-у, Раф... Он ведь и Торопова спас... - Как? - Прикрыл его. Увидел, что в старика целятся, прыгнул на него и повалил. Сам сверху. - А фашист? - Какой? - Который целился. - А-а, этот... Убили его. Кто-то из наших, - безразлично сказал Олег. - Ну, пошли. - Он взял Димку под руку. - Все уже на площади. 9 Олег ошибался: на площади никого не было. Партизаны собрались во дворе бывшего сельсовета, где теперь обосновался староста. Кто сидел на ступеньках крыльца, кто прогуливался вдоль стены, заглядывал в окна, где Раф, Торопов и староста Стас занимались ранеными. Раненых было семеро. Прошлое физика Старкова разительно отличалось от прошлого, в которое он отправил своих учеников. Только пятеро убитых, среди которых - бдительный Севка, рыжий Севка, веселый и лихой человек. Старков отправил партизан хоронить павших бойцов. На маленьком деревенском погосте они вырыли пять могил, завернули тела в старую мешковину, поставили таблички с фамилиями и двумя датами. Собрались у могил, дали прощальный залп. Всего один: патроны приходилось беречь, хотя и разжились у немцев боеприпасами. Да только понадобятся они еще, впереди - дорога в Черноборье, длинная дорога, мало ли что может на ней случиться... Необходимо было спешить. Раф, выросший в семье врачей-хирургов, умело перебинтовал раны, благо - невелики они. У кого - рука прострелена, у кого - бедро. Рытов красовался в повязке, закрывавшей почти всю голову, ходил чертыхаясь, переживал сильно: несерьезное ранение. Его утешало только, что Димка пострадал еще глупее. Тут все-таки осколок, а у Димки - доска. Раф не считал всяких там царапин или легких сквозных пулевых ран. Тогда и Димку с его ссадиной пришлось бы зачислить в раненые. Нет, это пустяки, до свадьбы заживет и забудется. Рафа волновало состояние Макарыча, у которого было прострелено легкое. Для невеликих медицинских познаний Рафа это ранение казалось слишком серьезным. Макарыч все время терял сознание, дышал тяжело, со свистом. Термометра в деревне не нашлось, но даже на ощупь чувствовался жар. - Успеть бы довезти старика, - говорил Раф комиссару. - Сколько времени займет переход? - С таким обозом - суток трое. - Плохо дело. А быстрее никак нельзя? Или, может, где-нибудь поблизости врач есть? - Врача нету, - вступил в разговор Стас, - а фельдшерица в соседней деревне проживает. Лучше бы к ней... - Медикаменты у вашей фельдшерицы есть? - зло спросил Раф. - Откуда? Травки должны быть. - Травки... Тут антибиотики нужны, - сказал и поморщился, получив увесистый удар по ноге: Олег напоминал забывшемуся товарищу о том, что антибиотики появились лишь после войны, да и то не сразу. Однако никто не заметил обмолвки Рафа, не прислушался. Мало ли какие мудреные названия в медицине имеются? Разве нормальный человек все упомнит? - В отряде есть врачи и лекарства, - сказал Старков. - Значит, надо везти в отряд. Будем рисковать. - Зачем рисковать? - удивился Олег. Его удивило то, что никто из присутствующих не видел явного выхода. - Это пешкодралом трое суток. А на машине? - Ах, черт! - вспомнил Старков, хлопнул себя по лбу. - Действительно. Всю дорогу не осилим, а половину - наверняка. Кто поведет? - Я, - сказал Олег. Раф изумленно посмотрел на него: - Как здоровье? Часов они с собой не взяли: "Полеты" и "Секунды" не годились для военного времени. Но и без часов можно было догадаться: срок эксперимента на исходе. - Который час? - спросил Олег. Старков полез в карман, вытащил старенький плоский хронометр. - Половина седьмого. - И добавил не к месту: - Есть хочется. Олег реплику о еде пропустил мимо ушей, хотя и ему есть хотелось, урчало в животе, а вот поздний час его расстроил. Через полчаса Старков вырубит генератор, и придется топать в избушку, так и не закончив начатого. Олег считал, что это несправедливо. Он хотел довезти Макарыча до Черноборья, увидеть настоящее партизанское соединение, с молодым председателем познакомиться - да мало ли что еще! А тут и попрощаться ни с кем нельзя - не поймут. С чего бы это им расставаться? Вся война впереди... Кончилась война для студентов. Что ж, против уговора не пойдешь. Но надо кое-какие советы оставить... - Верно говоришь, - скрепя сердце начал врать Олег, - я бронетранспортер не доведу. Опыта нет. Шоферы в отряде есть? - Есть, - сказал Старков. - Рытов до войны шофером был. - Он и поведет. Погрузим в машину всех раненых, пулеметы, оружие трофейное - и в путь. А мы - пешочком, не торопясь. - Стоит поторопиться, - вмешался Стас. - Через несколько часов сюда нагрянут фашисты. - Сколько человек в деревне? - спросил комиссар. - Двадцать три со мной. Пятеро мужиков, остальные - бабы с детьми, да стариков трое. - Все уйдут с нами. - И я? - И ты. - А как же деревня? - Тебе что дороже: избы или люди? - Глупый вопрос, - пожал плечами Стас. - Однако людям ведь в избах жить... - Именно: жить. Собирай людей, староста. Да поживей, поживей. Вот и еще одно несоответствие с реальным прошлым Старкова: Стас уйдет с партизанами, и все жители деревни тоже уйдут, и никого не обнаружат каратели, когда примчатся сюда, одержимые жаждой отомстить непокорным "бунтовщикам". Но почему Раф упорно называл реальным именно прошлое своего шефа? А это прошлое? Что в нем нереального? Оно существовало и существует сейчас, оно торопит события, спешит сквозь осенние дни сорок второго года к годам семидесятым, когда другой Старков и другие студенты станут собирать свой чудесный генератор времени, чтобы махнуть назад - на тридцать с гаком лет, и махнуть опять-таки в чужое прошлое, в его третий вариант. Или в десятый. Или в сотый. В самый что ни на есть реальный вариант. В котором, может быть, Макарыча не ранят и не погибнет Севка. Или даже не будет этого боя... ...Раненых погрузили на бронетранспортер, который пригнал умелец Рытов. Набросали в кузов сухого сена, постелили брезент, подсадили к раненым малых детишек. - Может, с ними поедешь? - спросил Рафа Старков. Раф бы поехал, будь его воля... - Да я там только помехой буду, - сказал он бодро. - Пусть товарищ Торопов едет. Старков не настаивал. Наказал Рытову не гнать, в случае чего - сворачивать в лес, выжидать, на рожон не лезть. - С Богом, - сказал Старков. - И без Бога справимся, - хохотнул Рытов, тронул машину, высунулся из окна: - Догоняйте! Осторожно повел бронетранспортер, объезжая ямы с водой, скрылся за околицей. Партизаны смотрели ему вслед, молчали. - И нам пора, - вздохнул Старков, еще раз хлопнул крышкой часов. - Семь без минуты. - Пора, - подтвердил Олег. Он знал точность своего Старкова и надеялся только, что старый хронометр спешит, подгоняет время хозяина. И вправду спешил. Успели построиться, подхватить трофейное оружие, которое не погрузили в машину, вышли за деревню неторопливой колонной - женщины, дети, старики шли в середине. Олег с друзьями намеренно пристроились в хвосте. Вошли в лес, и Олег придержал друзей: вроде бы осмотреться - не ждать ли опасности откуда-нибудь? Опасности не было. Пусто кругом. И дождь моросить перестал. Виднелись еще деревенские избы, крутился дымок над местом недавнего боя, ветер уносил рваные облачка дыма. И вдруг пропал дымок. А возник совсем в другой стороне. И не робкий он был, а сильный, будто затопил кто-то печку в невидной от леса пустой избе. - Кто это? - испуганно спросил Димка. - Кто-то остался? Он обернулся к лесу, куда только что скрылась колонна партизан, прислушался, вдруг рванулся в кусты, обломил ветку, она с треском упала. - Тише, ты! - бросил вслед ему Олег. А Раф все уже понял, усмехнулся невесело: - Не от кого таиться. Вернулся Димка, сказал, ни на кого не глядя: - Все. Конец. Это был конец эксперимента. Пунктуальный Старков отключил поле. Дым над пепелищем исчез, потому что не было пепелища. Печку топили во многих домах - холодная погода, промозглая, - и дым из труб рвался в небо, сливался в мощное серое облако, уходил за деревню. - Интересно, дойдут они до Черноборья? Димка задал вопрос без адреса, просто так спросил, чтобы не молчать. И Олег ответил тоже для того: - Хотелось бы... Теперь и не проверишь: другое прошлое. В нашем вот дошли... - Дойдут, - убежденно сказал Раф. - Должны дойти. Он так считал и не верил в иной исход, не мог верить. - И нам пора? - Пора. Пустой обмен словами. Говорить не хотелось, и надо было говорить. Слишком резко оборвалось действие - сразу и навсегда. Слишком многое осталось там, в прошлом. Именно в прошлом: как же иначе назвать? Теперь и у них, у двадцатилетних, тоже было прошлое - далекое и кровное. - Ты помнишь, где спрятал дублер? - Помню. - Надо бы забрать... - Потом. Успеем. Машинально вглядывались в мягкую тропу - не осталось ли на ней следов. И другая то была тропа, давно знакомая, потому что бегали по ней из лесниковой избушки в деревенский магазин: за сахаром и за хлебом. И на танцы в клуб, бывало, заглядывали - по той же тропке. - Сколько мы отсутствовали? - Как и договаривались: двенадцать часов. - А кажется - дольше. - Кажется... Уже никогда не вернуть напряженных минут боя, ощущения уверенности в себе, кристальной ясности мыслей, которая возникает именно в момент опасности, в состоянии стресса, и ты поступаешь так, как должен поступить, и никак иначе, и твое решение - самое верное, единственное, и ты силен, и ты бесстрашен, и дело твое правое, и победа конечно же - за тобой... - Вроде бы дошли... - Кто? - Мы, мы дошли. Вон наш дворец... Последние шаги к избушке. Выбить сапоги о стальную скобу у порога, снять мокрую грязь. Но тише, тише, чтобы не слышали ни шеф, ни председатель: не стоит портить театральный эффект неожиданного появления. Аккуратно приоткрыть дверь - только бы не скрипнула! На цыпочках - в сени. Дверь в комнату - рывком на себя. - А вот и мы! 10 - Наконец-то, - сердито сказал Старков. Генератор выключен, стрелка - на нуле, рубильник торчал перпендикулярно щиту. Старков пил чай из фаянсовой кружки с петухом, нарочито громко хрустел сахаром, на студентов - никакого внимания. - В самом деле. - Председатель не сумел подыграть Старкову. Он был взволнован, обрадован, все удалось, и живые вернулись. - В самом деле, не могли раньше прийти? - Хорошо, что я опыт ограничил двенадцатью часами, - проворчал Старков. - А то бы они там до конца войны сидели... - Неплохая идея. - Олег повесил телогрейку на гвоздь, уселся за стол, придвинул чайник. - Ух, изголодались... - Не кормили вас там, что ли? - Некогда было. Этим "некогда" Олег невинно намекал на информацию - немалую и важную, которую они готовы сообщить заждавшимся руководителям. Но Старков не понял намек, не захотел понять. Он все еще играл роль сердитого воспитателя, не прощающего ослушников, выдерживал характер. Председатель - тот попроще. Ему прямо-таки не терпелось узнать подробности путешествия, он бросал умоляющие взгляды на Старкова, но тот игнорировал его, тянул чай, помалкивал. Потом не выдержал, спросил Олега: - Что ты на меня уставился? Давно не видел? - Давненько, - протянул Олег. - Считайте: тридцать пять лет. Изменились вы здорово... Старков подался вперед, чуть не опрокинув кружку. Все было мгновенно забыто: и показное равнодушие, нелепое желание убедить всех, да и себя тоже, в том, что важен лишь удачно поставленный эксперимент, само путешествие-во времени, а не его содержание. Мол, с таким же успехом можно было переместиться в год тридцатый, пятый, восемьсот девяностый - в какой угодно... В какой угодно? Ох, врешь, Старков, сам с собой душой кривишь! Ждал ты ребят из своего года, мучился, сгорал от нетерпения. Так не ломай комедию - не перед кем. - Рассказывайте, - почему-то шепотом сказал Старков. - То-то же... - Олег не собирался долго мучить шефа и председателя. Начал рассказ, к нему присоединились Раф с Димкой, перебивали друг друга, вспоминали подробности, вскакивали, размахивали руками, демонстрируя перипетии боя. Поймали Димку: тот вырывался, прикрывал руками голову. Подтащили к Старкову, показали след борьбы с "летающей доской". Вопреки Димкиным страхам Старков не рассердился, только сказал огорченно: - Вечно тебе не везет. Прошлый раз - пуля. Теперь - деревяшка. - Почему не везет? - удивился логичный Раф. - Наоборот: все пули, равно как и все доски, мимо него. Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин. - Он герой, - заявил Олег. - Он всех спас. - Я герой, - скромно согласился Димка. Здесь, в натопленной избушке, в привычной обстановке, в своем времени все пережитое казалось далеким и, пожалуй, игрушечным. Даже запекшаяся кровь на затылке вызывала скорее приятные воспоминания. Тем более, что голова уже не болела. Теперь и пошутить можно, покуражиться, посмеяться над Рафом, который сначала растерялся, увидев живого фашиста, а потом "совершил рекордный прыжок", прикрыв от пули старого учителя. Или вспомнить бдительного Севку, рыжего Севку и его пикировку с "подозрительными типами". Или то, как умелец Димка разобрался за пять минут в партизанской рации. Или вышутить Олега, ставшего командиром отряда всего на... полчаса, когда шли из леса к деревне. Все-таки это было не их прошлое. Даже не потому, что лежало оно на какой-то иной ветке времени, не совпадало с прошлым Старкова и председателя, вернее, не во всем совпадало. А прежде всего потому, что их прошлое было детсадовским, школьным прошлым веселых игр в "казаки-разбойники", прошлым серьезных фильмов "про войну", которые остались только фильмами, пусть убедительной, но все же иллюзией реальной жизни. И не казалось ли им путешествие таким же фильмом, в котором они сами сыграли прекрасные роли? Вот так: сыграли, а не пережили... Может быть, может быть. И трудно, думал Старков, их упрекнуть за то, что относятся они к прошедшему эксперименту как к лихой игре, к опасной игре, к серьезной, к увлекательной, но - игре. Хотя действовали они - или играли? - надо признать, умно и по-взрослому. Здорово действовали - не упрекнешь ни в чем. - А ведь я никак не мог поверить в ваше ветвящееся время, - задумчиво проговорил председатель. - Как это так: мышь вчера убили, а она сегодня жива-здоровехонька? Не укладывалось такое в моем крестьянском сознании. - Теперь улеглось? - ехидно спросил Раф. Председатель не заметил ехидства или не захотел замечать. - Теперь улеглось. Не в моем прошлом вы побывали. Са-авсем в чужом. Вон у вас Макарыча только ранило, хотя и серьезно, а наш Макарыч еще до этого боя убит был. И Стас в вашем прошлом с отрядом ушел. Значит, жив остался, не казнили его... - Помолчал, подумал, сказал убежденно: - Хорошее у вас прошлое, что и говорить. Так и сказал: "у вас". Он так же, как и студенты, не считал это своим прошлым, своим и старковским. Но раз и навсегда отдал его самим ребятам: вы воевали, вы все переживали, вам вспоминать. Он уже не смотрел на них как на сосунков неумелых, которые жизни не знают, пороха не нюхали. Они были равны ему, равны далекому Рытову, о котором председатель не слыхал с конца войны, равны Старкову, кого партизаны избрали комиссаром отряда прикрытия, несмотря на его тоже несерьезный возраст. И у председателя и у студентов сейчас было прошлое, которым стоило гордиться. И он гордился им, как гордился самими ребятами, хорошими ребятами, смелыми и надежными - так он считал. А Старков молчал. Он узнал все, что хотел узнать. - Скажите, профессор, - спросил его Димка. - Почему вы так настаивали именно на сорок втором, на этих местах, на вашем отряде? Ностальгия по былому? Старков усмехнулся: красиво говорит парень. Может, и вправду ностальгия? Пожалуй, что так. Но не только она. Надо ли скрывать дальше? Он встал, подошел к шкафу, стащил с него свой чемодан, старый кожаный чемоданчик, щелкнул замками, порылся, выбросил на стол толстую тетрадь, по сути даже не одну, несколько, переплетенных в общий клеенчатый переплет. На переплете синими чернилами значилось: "1941-1944". - Что это? - спросил Олег. - Посмотри сам. Олег протянул было руку, но Димка опередил его. Он сейчас вспомнил полутемную землянку, вспомнил бородатого комиссара, что-то сосредоточенно пишущего при свете коптилки. Схватил тетрадь, быстро перелистал ее, нашел то, что искал, поднял голову: - Можно прочесть? Старков кивнул. - Давай вслух, - нетерпеливо сказал Раф. Димка начал запинаясь: почерк неважный, да и карандаш истерся с тех пор, некоторых слов вообще не разберешь. - "Нас осталось двадцать девять, - читал Димка. - Подождем день-другой и тоже тронемся. В деревне пока тихо. Стас молчит, никого не присылает. Выставил дозоры, следим за дорогой. Сегодня дозор Торопова привел троих. Говорят: из отряда Лескова. Парни молодые, из бывших окруженцев. Принесли весть: отряд Лескова разбит наголову, только они трое и спаслись..." Димка оторопело посмотрел на Старкова. Тот сидел с закрытыми глазами, улыбался воспоминаниям. - Как же так? - Димка почему-то осип, говорил хрипло, будто простыл днем: - Выходит, это мы были? Выходит, вы все заранее знали? Старков встал, подошел к Димке, отобрал дневник, снова сунул в чемодан. - Ничего я толком не знал. Разве догадывался... - Сел за стол, подмигнул Димке: - Давайте ужинать. Самое время.