сть как хотелось такого дела, в котором он мог бы раскрыть все свои недюжинные таланты, пустить в ход весь многолетний опыт. И случай не замедлил явиться. Както раз, выполняя то, что мы очень обтекаемо обозначили "другою работкой", Михаилу Федоровичу пришлось иметь дело с Анной Сергеевной Глухаревой. Заинтересовавшись столь колоритным человеческим экземпляром, Михаил Федорович решил за нею проследить то ли от нечего делать, то ли чтобы не терять навыков агента наружного наблюдения. И очень скоро наружное наблюдение за Анной Сергеевной привело Михаила Федоровича сначала на Горохово городище, а затем и в ЦарьГород. Первым его побуждением было сообщить об удивительном открытии московскому начальству, однако, пробыв в параллельном мире несколько дней, Михаил Федорович переменил решение. Даже беглого взгляда на ЦарьГород и его обитателей было достаточно, чтобы понять, что существенного различия между двумя мирами нет, а человеческая природа повсюду одинакова. К тому же первое появление Михаила Федоровича в ЦарьГороде пришлось как раз на те годы правления царя Дормидонта, которые были отмечены разбродом и шатанием и как следствие невиданным разгулом мздоимства и казнокрадства. И Михаил Федорович решил: раз на родине мои способности оказались невостребованными, то приложу их здесь, а заодно и помогу подданным Кислоярского царя вернуть в страну порядок и процветание. То есть руководили им те же благие намерения, которые несколькими годами раньше привели в ЦарьГород недоучившегося студента Толю Веревкина отличались лишь цели, да и, пожалуй, методы. Вскоре Михаил Федорович скромно поселился в неприметной хатке на окраине ЦарьГорода, а неподалеку от него несколько верных людей, взятых им с собой. Все это были опытные особисты, такие же, как и Михаил Федорович, оставшиеся не у дел или неудовлетворенные служебным положением. x x x Когда автобус остановился возле "пригородной" платформы Кислоярского автовокзала, Серапионыч пригласил Надю и Василия к себе: Посидим, побеседуем в узком кругу. Александра Иваныча, как водится, помянем... А Васятка где, у вас? спросил Дубов. Нетнет, у вашей хозяйки, у Софьи Ивановны, ответил доктор. Кстати, строго между нами: я ему добавил в чай одну сотую миллиграмма своего эликсира для успокаивающего и снотворного воздействия. Васятке теперь это необходимо, тем более что он знает все про отца Александра. Значит, вы всетаки проговорились! возмутилась Чаликова. Нетнет, Наденька, он сам обо всем догадался, вздохнул Серапионыч. Мне только осталось подтвердить. Да вообщето я с самого начала понимал, что Васятку не обманешь. И как он?.. не очень определенно спросила Чаликова. Вы, Надя, всех меряете по себе, печально улыбнулся доктор. Нет, ну конечно, первым его порывом было скорее возвращаться в ЦарьГород, и все такое. Но когда я ему объяснил, хотя вообщето мог и не объяснять, и так все ясно, что Александру Иванычу уже не поможешь, а только сам пропадешь, то Васятка согласился остаться. Хотя бы на какоето время, пока все уляжется и о нем забудут. Правда, не совсем понятно, как мы об этом узнаем... Есть способ, понизил голос Василий, чуть скосив глаз в сторону чаликовского саквояжа, где хранился "херклаффский" кристалл. За этими разговорами путники и сами не заметили, как добрались до серапионычевского дома. В подъезде они столкнулись с дамой, выносящей мусорное ведро. Наталья Николаевна! обрадовалась Чаликова, узнав соседкуучительницу, которая за двадцать лет, прошедших со вчерашнего дня, почти совсем не постарела. Это моя гостья, Надежда Чаликова, пояснил доктор. Помоему, я вас както уже знакомил? Нет, не припомню, ответила Наталья Николаевна, крепко пожимая Наде руку, но очень рада познакомиться. Здравствуйте, Василий Николаич. И Наталья Николаевна неспешно прошествовала к мусорным контейнерам. Эта женщина обладает поистине феноменальной памятью, вполголоса произнес Серапионыч, когда они поднимались по лестнице. Не сомневаюсь, что она вас узнала. Двадцать лет спустя? изумилась Надежда. Если что, Наденька, вы дочка той учительницы, которая приезжала ко мне в гости с Севера, предупредил Серапионыч. А Васятка? спросил Дубов, в душе слегка посмеиваясь над осторожностью доктора. Может быть, клон с того мальчика, что гостил у вас вместе с Надей? Чегонибудь придумаем. Серапионыч отпер двери. Прошу. На сей раз в холодильнике и в кухонном шкафу у доктора нашлись более вкусные кушанья, чем "Завтрак туриста", а в баре отнюдь не медицинский спирт, а бутылочка "Киндзмараули". Выпив пару рюмочек, Надя немного "оттаяла" и даже нашла в себе силы вкратце рассказать Серапионычу обо всех событиях минувшего дня. А после третьей раскрыла саквояж и извлекла оттуда кристалл: Хочу проверить, действует ли он только в параллельном мире, или у нас тоже. Владлен Серапионыч, скажите не задумываясь, кого бы вы хотели увидеть. Ну, хоть Наталью Николаевну, не задумываясь, сказал доктор. Надя поставила кристалл на журнальный столик большой гранью кверху, и тут же там изобразилась соседка она сидела на стареньком кресле в скромно обставленной комнате и читала "Учебник математики для средней школы". Удивительный человек, заметил доктор. Уже лет десять на пенсии, а в курсе всех педагогических новшеств. Видимо, бывших учителей не бывает, как бывших шпионов, пошутила Надя. Ну, за кем еще пошпионим? За дядей Колей, предложил Дубов. Но поскольку кристалл на это никак не отозвался, то Василий уточнил: За инспектором Лиственницыным. Наталья Николаевна тут же уступила место Лиственнницыну несмотря на поздний час, он находился в своем служебном кабинете, причем не один: напротив инспектора ерзал на стуле поэт Щербина, облик которого свидетельствовал, что вещий сон Серапионыча относительно его дальнейшей участи сбылся, что называется, на все сто процентов. Как вы думаете, о чем они речь ведут? поинтересовался доктор. Или здесь только изображение, а звука нет? Пожалуйста, включите звук, вежливо обратился к кристаллу Василий. И тут же откудато из глубин кристалла раздался не очень внятный, но вполне различимый голос Лиственницына: Говорили же вам умные люди, что пьянство, да еще в сочетании с азартными играми, до добра не доведет! И вот, пожалуйста, чем это кончилось. Инспектор пододвинул к себе протокол и с выражением зачитал: "Едя на пригородном поезде Кислоярск Островоград, гражданин Щербина, будучи в средней степени алкогольного опьянения, произвел дергание тормозного устройства, в дальнейшем именуемого стопкраном, что вызвало спонтанное остановление поезда и упадок части пассажиров на пол. На предварительном допросе гражданин Щербина мотивировал свои хулиганские действия нижеследующе: "Прямо под стопкраном была размещена реклама игорного дома "Черная шавка" с надписью: "Дерни удачу за хвост выиграй ДжекПот". Приняв стопкран за хвост удачи, я дернул за него, но вместо ДжекаПота получил привод в милицию". Инспектор отложил протокол в сторону и устало глянул на Щербину: Теперь я должен вас оштрафовать, а что толку? Вы ведь все равно не заплатите, потому что нечем. Нетнет, я заплачу, залопотал Щербина. Вот продам партию рейтузов... Кстати, Николай Палыч, вам не нужны рейтузы? Нет, спасибо, решительно отказался инспектор. Да что толку, если вы их даже и продадите. Все равно ведь выручку пропьете, или в Бинго проиграете! Ну почему сразу проиграете? оживился Щербина. Должен же я хоть раз выиграть!.. А кстати, это не ваши стихи? перебил Лиственницын и с выражением зачитал по памяти: Проиграл зарплату в Бинго, И бранится вся родня. Лучше уж собака динго Покусала бы меня! Вот до чего людей водка доводит, вздохнула Чаликова. Если бы только водка, возразил Дубов. Тут и еще многое другое. Я ведь давно знаком со Щербиной и многое мог бы порассказать... Все это, конечно, очень занятно, перебил Серапионыч, но что будет, если такой кристалл попадет в руки преступников? Мое мнение его нужно куданибудь подальше запрятать. А еще лучше отдать Чумичке. Так и сделаем, легко согласился Дубов. Надя молча кивнула. Кстати, давайте посмотрим, что происходит в том мире. А это возможно? засомневалась Надя. Заодно и проверим, чуть улыбнулся Василий. Изображение на большой грани замутилось, потом пошло черными и белыми полосами. Еще через двадцать двадцать пять секунд полосы стали постепенно бледнеть и сделались почти прозрачными, а потом грань отразила полутемные стогны ЦарьГорода. Насколько можно было понять, грабежи и бесчинства уже прекратились, а по улицам патрулировали смешанные отряды из стрельцов и людей в обычных кафтанах чтото вроде народного ополчения или старого доброго ДНД. Ну, слава Богу, что еще так, с облегчением вздохнула Чаликова. Хоть какойто порядок. Интересно, кто там теперь у власти? И хотя Надя сказала это, обращаясь как бы и ко всем, и ни к кому, кристалл тут же "вывел на экран" некое маловыразительное помещение, где за столом восседали несколько человек, среди коих Дубов и его друзья тут же узнали Путяту. Ччто это значит? дрожащим голосом проговорила Чаликова. Его же съели?.. Ну, насколько я понял, господин Херклафф не только людоед, но и колдун, дельно заметил Серапионыч. Сначала съел, а потом, так сказать, восстановил съеденное. Василий вглядывался в грань кристалла, но сходу удалось определить только двоих Рыжего и Патриарха Евлогия. Главный водопроводчик сидел с каменным выражением лица и, казалось, был погружен в глубокие думы, а Патриарх поглядывал на Путяту с какойто, как показалось Дубову, боязливой неприязнью. Рядом с царем примостился неприметный с виду господин, на которого Василий даже не обратил бы особого внимания, если бы не узнал в нем того человека, что суетился на похоронах отца Александра и про которого Чумичка говорил, что он из той же шайки, глава которой покоился под развалинами Храма на Сорочьей улице. И лишь про пятого за столом Дубов мог с уверенностью сказать, что видит его впервые. Это был человек средних лет с умными выразительными глазами и слегка восточными чертами лица. Одет он был так, словно угодил на царское совещание откудато из ночлежки или даже острога на нем было рваное нищенское рубище, прикрытое роскошной шубой, явно у когото одолженной. Но несмотря на все это, остальные смотрели на странного оборванца с уважением и даже немного заискивающе. Речь шла о предметах скорее нравственного свойства. Почему дела у нас в стране идут через пеньколоду? задавался вопросом Путята. И сам же отвечал: Потому что мало внимания уделяем воспитанию наших подданных, мало приобщаем их к высокому искусству... Господин Рыжий! А? Что? вздрогнул Рыжий, оторвавшись от своих раздумий. Вы, кажется, последним из нас видели князя Святославского, продолжал царь. Знаете, где он теперь? Мне он нужен. Боюсь, Государь, что теперь от Святославского много пользы не будет, все еще думая о чемто своем, сказал Рыжий. Его надо брать утром, когда он опохмелится. но не успеет загулять по новой... Ну хорошо, утром так утром, согласился Путята. Глеб Святославович, вы уж проследите, чтобы князь с утра не запил. А то знаю я его! Проследим, Государь, не изволь беспокоиться, откликнулся "неприметный господин". Разрешите полюбопытствовать, на что он вам так срочно понадобился? Ну, я ж говорил, наша главная задача приобщить народ к искусству. Как вы думаете, ежели бы люди были бы приобщены к полету Высокого Духа, то они учинили бы сегодняшние бесчинства? Еще как учинили бы! ляпнул Рыжий. А вот и ошибаетесь! с азартом подхватил Путята. Все беды от того, что нашим славным скоморохам негде давать представления. Великий Софокл на базарной площади это ж курам на смех. А для этого нужен такой дом, про который бы сказали вот он, истинный Храм Высоких Искусств! Чтобы такой выстроить, Государь, много средств нужно, подал голос незнакомец в шубе не по размеру. А злата, как я понимаю, в царской казне совсем не густо. Истину глаголешь, боярин Ходорковский, закивал царь. Посему до той поры, покамест не построим, будем давать представления в храме Ампилия Блаженного. А заодно переселим туда и князя Святославского со всем его Потешным приказом. Что ты вещаешь, подлый нечестивец! вскочил Евлогий. Не позволю Храм Божий сквернить! А кто тебя спрашивает, Ваше Высокопреосвященство, пренебрежительно бросил Путята. Впрочем, если хочешь, то переезжай со своими попами в Потешный приказ. А в Ампилии завтра же начнем готовить новую постановку. Государь, а удобно ли играть в Храме этого... как его, Софрокола? осторожно спросил Глеб Святославович. А кто вам сказал, что начинать будем с Софокла? весело пожал плечами царь. Для почину попрошу князя Святославского поставить галльскую комедь "Шлюшка Маруся и ее полюбовнички". А заодно и сам в ней сыграю. Кого? изумился боярин Ходорковский. Марусю, вестимо! радостно сообщил Путята. Евлогий со всех сил грохнул по полу посохом: Будь ты проклят Богом и людьми, гнусный самозванец! Отряхаю прах с ног моих и покидаю сие нечестивое сборище. А завтра всем скажу, кто ты есть на самом деле! И Его Высокопреосвященство с неожиданной прытью кинулся прочь. Говори, что хочешь, крикнул ему вослед самозванец. Кто тебе поверит, когда ты сам же меня благословлял?! Государь, а не слишком ли вы круто с ним? почтительно спросил Глеб Святославович. Да, чегото я малость погорячился, самокритично согласился "Государь". Ну ладно, чтобы не выступал много, так уж и быть, разрешим ему в те дни, когда не будет представлений, проводить в Ампилии его дурацкие богослужения... Глеб Святославович, об чем бишь я толковал, когда ихнее Преосвященство меня сбило с панталыку? О том, что вы собираетесь играть шлюшку Марусю, напомнил Глеб Святославович. Дадада, вот именно, подхватил самозванец. А в образе Марусиного любовничка я вижу нашего почтенного градоначальничка, сиречь князя Длиннорукого. Кстати, где он? В дороге, сообщил Глеб Святославович. Ты ж сам, Государь, отправил князя послом в Ливонию, а на его место назначил господина Рыжего. Неужели? Путята удивленно обернулся к Рыжему. Рыжий молча извлек изпод кафтана царский указ и предъявил его Путяте. Да уж, после... после нынешнего происшествия чтото с памятью у меня стало, ничуть не смутился самозванец. Так что будьте уж так любезны коли я еще чего позабуду, то напоминайте безо всякого стеснения!.. Ну, что скажете? Серапионыч оторвался от "экрана" и проницательно глянул на друзей. Дело ясное, что дело темное, рассеянно откликнулся Дубов. Из огня, да в полымя, добавила Чаликова. Ясно одно Васятке в этот гадюшник возвращаться никак нельзя. Я так думаю, что нам пока что надо бы проследить за развитием событий, в раздумии промолвил доктор, а уж потом решим, стоит ли вмешиваться. А то как бы еще хуже не вышло! Что ж, пожалуй, не очень охотно согласилась Надя. Не то чтобы она разделяла докторскую осторожность, но опыт последних дней наглядно подтверждал его правоту. Вася, а как вы считаете? Дада, Наденька, я с вами полностью согласен, невпопад ответил Василий. Как только Надежда с Серапионычем затеяли обсуждение извечного вопроса "Что делать?", Дубов наклонился к самому кристаллу и чтото чуть слышно прошептал. Самозванец и его соратники тут же исчезли, и по грани побежали полосы, которые сначала были чернобелыми, а потом незаметно начали принимать различные цвета. Признайтесь, Вася, вы чтото задумали, сказала Надежда, невольно любуясь необычною цветовой гаммой. Должно быть, попросили кристалл о чемто таком, на что он не способен. И я даже догадываюсь, о чем, добавил доктор. Да, кивнул Василий. Знаете, я в последние дни ловлю себя на том, что поступаю совершенно нерационально и нелогично. И ничего не могу с собой поделать. Вернее, даже не столько не могу, сколько не хочу. Вот, например, когда я решил задержаться в ЦарьГороде. Да, конечно, устроить побег боярина Андрея. Но главноето для меня было в другом отплатить Путяте за его хамство. Хотя раньше я такие пустяки и в голову никогда не брал. А теперь... Я прекрасно понимаю, что это невозможно, потому что невозможно. И тем не менее попросил кристалл показать... показать Солнышко. Я знаю, что вы скажете что "того света" не существует, а если он и есть, то его нельзя увидеть, даже через колдовской кристалл. Но ведь вы же видели Солнышко вчера! Вчера двадцать лет назад, мягко уточнила Надя. Ей было искренне жаль Василия, а в голове мелькнула мысль: непременно надо завтра сходить на почтамт и позвонить в Москву родителям и Егору, сказать, что помнит и любит их. Дубов оторвал взгляд от кристалла и посмотрел на часы: Уже три с половиной минуты. Подождем еще полторы, и если ничего не будет значит, увы. Однако на исходе четвертой минуты полосы стали рассеиваться, и вскоре грань кристалла показала некое помещение, более похожее на мастерскую художника: стена была завешана картинами, некоторые стояли на полу прислоненные к стенке, а посреди комнаты стоял мольберт с неоконченным лесным пейзажем, над которым трудился человек в очень коротких джинсовых шортах и шлепанцах на босу ногу. И хотя со спины его лица почти не было видно, Василий изумленно прошептал: Это он... Надя и Серапионыч пригляделись. Действительно, волосы у художника были такими же яркорыжими и коротко подстриженными, как у юного Гриши Лиственницына, а когда он приоборачивался, то его профиль тоже очень походил на Солнышкин. И все равно верилось с трудом. Надя пыталась рассуждать логически: "Кристалл в поисках заданного сначала "сканирует", или, проще говоря, "прочесывает" ту реальность, в которой находится, затем параллельную, а уж потом то, что находится за пределами их обоих. Поэтомуто Наталью Николаевну он показал сразу, ЦарьГород с небольшой задержкой, а это..." Надя даже в мыслях затруднялась или не решалась обозначить тот мир, краешек которого приоткрылся в кристалле. Серапионыч пребывал в некотором смятении. Всю свою долгую жизнь он придерживался материалистических взглядов, и даже существование параллельного мира объяснял "по науке", выдвинув теорию, скорее, впрочем, фантастическую, нежели научную: будто бы несколько веков назад в результате некоего катаклизма наша планета Земля разделилась (или расщепилась) надвое, и с тех пор обе планеты движутся параллельно с минимально возможным интервалом, отчего определить наличие второй Земли обычными средствами невозможно. И лишь в определенных местах, вроде Горохова городища, и при определенных условиях (после заката и до восхода Солнца) возможен переход с одной планеты на другую. Но теперь он наблюдал в кристалле того самого Гришу Лиственницына, которого почти двадцать лет назад видел у себя в морге с ранениями, несовместимыми с жизнью. И, что еще удивительнее, молодой человек в кристалле при несомненном сходстве с мальчиком, которого все звали Солнышком, выглядел приблизительно на столько лет, сколько ему было бы, доживи он до наших дней. Доктор понимал, что какоето научное объяснение всему этому должно быть, но пока что ничего придумать не мог. Василий же, в отличие от своих друзей, ни о чем не думал. Он просто резко подался вперед, чтобы лучше разглядеть изображение на грани. Но тут художник, порывисто бросив кисть на пол, обернулся к зрителям, и его лицо просияло, на миг став таким же детскибеззаботным, каким его запомнили все, знавшие Солнышко при жизни. Вася! раздался крик, от которого все вздрогнули, таким он был не то чтобы громким, а живым и явственным, словно звучал гдето здесь, рядом, а не из "загробного" мира. Васька, давай сюда! Дубов нагнулся еще ближе к кристаллу, и вдруг произошло нечто такое, чего никто не ожидал: Василий в мгновение ока исчез, а его изображение оказалось в грани кристалла, в объятиях Солнышка. Что за чертовщина! в сердцах проговорил Серапионыч и привычно потянулся за скляночкой. Это ловушка, обреченно прошептала Надежда, без сил откинувшись на спинку кресла. Они его убьют, а мы ничего не сможем поделать. Кто убьет? не понял доктор. Помните, как у Бредбери? через силу проговорила Надя. Сейчас Солнышко превратится в Глухареву, в руке появится кинжал, и она вонзит его Васе в спину! Погодите, Надюша, может быть, все не так страшно, пытался увещевать доктор, но Чаликова резко дернулась к кристаллу, будто надеясь следом за Василием попасть в "закристалье", и, конечно же, наткнулась на холодную гладкую поверхность. Вася, будьте осторожны! крикнула Надежда, будто Вася мог ее услышать. Неизвестно, услышал ли Дубов чаликовский крик, но Солнышко, похоже, не только услышал, но и увидел Надю. Радостная детская улыбка еще раз осветила лицо художника, и тут же поверхность кристалла медленно померкла. Знаете, Надя, ваше предположение насчет Бредбери и Глухаревой оно вроде бы логично, заметил Серапионыч. Но у меня есть одно возраженьице. Всего одно, и к тому же лишенное всяческой логики. Какое? обернулась к нему Чаликова. Наденька, вы только что видели улыбку... Ну, скажем так, молодого человека в кристалле. Не далее как вчера вы видели, как улыбался Солнышко, будучи ребенком. А теперь скажите, способна ли так улыбаться достопочтеннейшая госпожа Глухарева? Понимаю, вы меня пытаетесь успокоить, както даже чуть обиделась Надя. Не надо, Владлен Серапионыч, я совершенно спокойна!.. x x x Поселившись в ЦарьГороде, на первых порах Михаил Федорович не предпринимал никаких резких действий: он приглядывался, собирал информацию, анализировал и делал выводы. И всякий раз выводы были одни и те же чтобы изменить положение к лучшему, следовало кардинально менять систему государственного управления. Но это было невозможно, пока на престоле находился царь Дормидонт, в окружении которого преобладали взаимоконкурирующие олигархи и коррумпированные чиновники (то есть, выражаясь понятнее мздоимцы и казнокрады, враждующие друг с другом). Итак, задача была поставлена, и Михаил Федорович, засучив рукава, приступил к ее осуществлению. От физического устранения Дормидонта он отказался сразу, поскольку считал такой способ слишком примитивным и недостойным себя. Более привлекательным выглядел дворцовый переворот, и Михаил Федорович даже начал разрабатывать несколько вариантов его реализации, однако на этом направлении перспективы представлялись весьма сомнительными: при любом раскладе на престол сел бы ктото из великих князей, родственников Дормидонта, а все они, как на подбор, были насквозь коррумпированными, да в придачу еще и горькими пьяницами, под стать самому Государю. Исключение по обоим пунктам составлял, пожалуй, лишь князь Борислав Епифанович, но данная кандидатура Михаила Федоровича никак не устраивала воззрения князя по большинству вопросов не то чтобы не совпадали, а были почти диаметрально противоположны планам Михаила Федоровича. Однако Михаил Федорович не терял время в раздумьях он исподволь, день за днем, плел широкую сеть агентов, резидентов и просто осведомителей, собирал компромат, наводил связи с различными слоями Кислоярского общества, вплоть до самых высших. Тогда же он познакомился с Глебом Святославовичем скромным служащим Тайного приказа, который считал, что его ведомство работает по старинке и оттого не выполняет в должной мере своего высокого предназначения. Однако все дельные предложения Глеба Святославовича его начальство, привыкшее работать как раз по старинке, разумеется, неизменно клало под сукно. Зато Михаил Федорович сразу заприметил Глеба Святославовича, оценил его деловые качества и неподдельную страсть к работе. Вскоре Глеб Святославович сделался "правой рукой" Михаила Федоровича, который не только доверял ему самые деликатные поручения, но и, в отличие от начальства Приказа, внимательно выслушивал все его предложения и многое, что называется, "брал на вооружение". Именно Глеб Святославович както в доверительной беседе заметил, что вот бы, дескать, завести у нас порядки, как в Белой Пуще у князя Григория. Михаил Федорович очень этим заинтересовался, навел справки, более того, самолично побывал в Белой Пуще, где познакомился с тамошней системой государственного управления и даже имел аудиенцию у главы государства, князя Григория Первого Адольфовича Лукашеску, графа Цепеша, владетеля Белопущенского и прочая и прочая и прочая. Проанализировав увиденное и услышанное в Белой Пуще, Михаил Федорович пришел к выводу, что именно такая модель государственного устройства идеально подошла бы Кислоярскому царству. Глеб Святославович с ним согласился, но добавил, что вообщето Григорий не совсем князь, или, вернее, даже вообще не человек, а упырь. Владетелем Белопущенским он стал двести лет назад, обманом женившись на единственной дочке князя Ивана Шушка, а затем отравив тестя и, кажется, даже выпив его кровь. Не веривший в существование упырей и прочей нечисти, Михаил Федорович слова о происхождении князя Григория пропустил мимо ушей, а способ его прихода к власти взял на заметку. Единственное, что отчасти смущало, так это абсолютная неуправляемость князя Григория, но с этим Михаил Федорович надеялся справиться, хотя и не совсем представлял, как. Вскоре в Белую Пущу отправился господин Каширский, впереди которого бежала профессионально пущенная народная молва, будто бы он великий лекарь и чуть ли не чародей, способный исцелять все хвори, включая половую немощь, каковою, по конфиденциальной информации, добытой Михаилом Федоровичем, уже более пятидесяти лет страдал князь Григорий. Естественно, глава Белой Пущи тут же зазвал чудолекаря к себе, и Каширский, прибегнув к помощи гипноза, избавил пациента от импотенции, подкрепив лечение лошадиной дозою "виагры", а заодно и дав ему "установку" искать руки и сердца царевны Танюшки единственной и любимой дочери Кислоярского царя Дормидонта. Собственно, князь Григорий этим установкам вовсе не противился его привлекала не только и не столько перспектива женитьбы на Татьяне Дормидонтовне, которую он ни разу не видел, сколько возможность естественным способом присоединить к своему княжеству еще и Кислоярское царство, а в будущем, как знать, добавить к своему и без того длинному титулу еще и звание царя Кислоярского. О том, что вышло из этой затеи, мы теперь распространяться не будем все это в подробностях описано в книге "Холм демонов". Скажем только, что князь Григорий потерпел полное фиаско, а царевна вышла замуж за Рыжего, своего давнего возлюбленного. x x x В отличие от Нади и Серапионыча, Василий не задавался ни теоретическими, ни практическими вопросами, а о логике верной спутнице частного детектива позабыл начисто. Скажи, Солнышко, а тетю Свету я тоже смогу увидеть? спросил Вася, когда его друг чуть ослабил объятия. Ну конечно, увидишь! радостно откликнулся Солнышко, жадно разглядывая Васю. И тетю Свету, и дядю Колю, и всехвсехвсех но завтра. "При чем тут дядя Коля он же еще на этом свете, мельком подумал Василий, подразумевая Николая Павловича Лиственницына. Или, наверное, Солнышко имел в виду другого дядю Колю, двоюродного брата тети Светы, он как раз в прошлом году помер..." Додумать эту думу что раз он встретил давно умершего Солнышко, а завтра увидит покойных Светлану Ивановну и дядю Колю, то он и сам, стало быть, умер Василий не успел. А Солнышко тем временем потащил Василия в соседнюю комнату, обставленную скромно, но уютно и со вкусом, хотя и здесь находилось великое множество оконченных и неоконченных картин. У одной стены стоял диванчик, а у другой платяной шкаф, на верху которого были хаотично навалены книги и художественные альбомы. Под окном стоял колченогий журнальный столик, украшенный бутылью шампанского и вазой с фруктами. Погоди, спохватился Дубов, ты же был делом занят, наверное, когото ждал, а тут я свалился, как метеорит на голову... Кого я ждал, тот и свалился! завопил Солнышко. Да ты раздевайся, располагайся, будь как дома. Да ты и есть дома! ...Прошел час, может быть, два. Сон не шел. Василий лежал на спине, закинув руки за голову. Рядом, подетски прильнув носом к его плечу, мирно спал Солнышко других спальных мест, кроме дивана, в этой странной квартире не было. Несмотря на истинную радость от встречи с давно потерянным другом, Дубов не мог не задаваться некоторыми вопросами, от которых никак нельзя было уйти. Не будучи ни твердо верующим человеком, ни убежденным атеистом, Василий с одинаковой вероятностью допускал как существование потустороннего мира, так и его отсутствие. Но при допущении первого он представлял жителей загробного мира в виде неких бесплотных духов, обитающих в некоем Мировом Эфире, а Василий оказался во вполне осязаемой мастерской художника, на более чем прозаическом диване, да и Солнышко вовсе не представлялся бесплотным духом, в чем Вася имел случай только что убедиться его косточки до сих пор слегка побаливали от бурных объятий при встрече. "Наверное, бесплотные духи они только для живых, смекнул Василий, а между собой..." Только тут до него дошло, что в таком случае и сам он теперь "бесплотный дух", в то время как бездыханное физическое тело частного детектива Василия Дубова осталось там, на квартире доктора Серапионыча, а сейчас, наверное, уже находится в его же служебных апартаментах. Но в это както не очень верилось (или не хотело вериться), и Василий стал перебирать другие возможности, пока, наконец, не пришел к тому же, о чем сразу после его исчезновения подумала Чаликова. Как там было в "Марсианских хрониках"? вспоминал Дубов, даже не замечая, что думает почти вслух. Как только первые земляне прилетели на Марс, их встретили давно умершие родственники. Потом, когда командир ночевал в так называемом "родительском доме" в одной комнате с покойным братом, он понял, что это ловушка, и попытался уйти. Не помню, что там дальше, но кончилось тем, что всех астронавтов поубивали... Очень осторожно, чтобы не разбудить Солнышко (или того, кто принял его образ), Василий встал с дивана и, стараясь ступать как можно тише, направился к двери. Но, конечно, в темноте наткнулся на табуретку и с грохотом ее опрокинул. Тут же у него за спиной вспыхнул свет и раздался голос Солнышка: Руки вверх! Стой и не оборачивайся! "Ну, вот и все", обреченно подумал Василий, но приказание выполнил. Миг спустя раздался выстрел, и Василий, поняв, что терять больше нечего, резко обернулся. Рядом с диваном стоял улыбающийся Солнышко с двумя пенящимися бокалами: Что, испугался? Ну, давай за встречу! И, хитро улыбнувшись, добавил: И за Рея Бредбери. И тут Василий понял: живой или нет, но перед ним действительно стоял Гриша Лиственницын. Ибо сколько Вася помнил себя в детстве, столько же Солнышко устраивал и ему, и всем, кто попадался под руку, всяческие розыгрыши, далеко не всегда безобидные и отнюдь не только первого апреля. И почемуто все, даже зная Солнышкину страсть, то и дело на них попадались. Солнышку крепко доставалось и от родных, и от друзей, да и от Васи, который чаще других становился жертвой этих шуточек, но отказаться от них было выше Солнышкиных сил. За встречу, стараясь не показать, что испугался, Вася принял бокал и поднес к губам. Ну как? спросил Солнышко, когда Василий выпил до дна. Что ну как? Ты ничего не заметил? А что именно? Странно, а я туда целых три ложки цианистого калия всыпал. Уши надеру, ласково пообещал Вася. x x x Первая неудача только раззадорила Михаила Федоровича. "Не удалось экспортировать вождя из Белой Пущи значит, будем воспитывать его в собственном коллективе", говаривал Михаил Федорович в доверительных беседах с Лаврентием Иванычем, а сам между тем вел активную подготовку к смене власти: распускал всякие невыгодные слухи о царе Дормидонте и его семье, провоцировал скандалы и разоблачения, словом, дестабилизировал обстановку в стране, как только мог. Временами, увлекшись этими опасными играми, он даже как будто забывал, для чего их затеял, а себя именовал теперь не иначе как политтехнологом, а то и "делателем царей", всерьез примеряя сомнительные лавры Фуше и Талейрана. Но если эти Великие Интриганы имели дело со всякими Наполеонами и Людовиками, то у Михаила Федоровича выбор был куда скромнее. Он собирал сведения обо всех скольконибудь заметных подданных царя Дормидонта, анализировал информацию и в конце концов отобрал несколько наиболее приемлемых кандидатур, в число которых входили, как ни странно, господин Рыжий, глава Потешного приказа князь Святославский, а также некто боярин Ходорковский, известный своими купеческими и ремесленными предприятиями. Каждый их них имел свои плюсы и минусы, и окончательное решение о том, кого "двигать" в цари, все время откладывалось, ибо Михаил Федорович не имел права на ошибку. Положительной стороной Рыжего была женитьба на царевне Татьяне Дормидонтовне это обстоятельство как будто облегчало его восхождение на престол и придавало ему хоть какуюто легитимность. Но оно сводилось на нет, мягко говоря, нелюбовью к Рыжему как со стороны высшей знати, так и среди простого люда, который был отчегото уверен, что именно водопровод, канализация и прочие нововведения Рыжего приносят ему все новые и новые утеснения. И Михаил Федорович прекрасно понимал, что в данном случае, даже задействуй он все пиарресурсы, этого вряд ли хватит, чтобы поднять рейтинг царского зятя хоть на сколькото приемлемую высоту. Столь же неоднозначно обстояли дела с князем Святославским. С одной стороны, князь представлял собою ярко выраженную творческую личность, малосведущую в государственных делах, и Михаил Федорович мог надеяться, что он, даже став царем, продолжит "витать в небесах" и не будет мешать энергичным людям вести страну железной рукой к счастью и процветанию. Но, с другой стороны, Михаил Федорович никак не мог переступить через неприязнь, которую издавна испытывал именно к творческим личностям. Это чувство родилось в нем лет пятнадцать назад, когда он по поручению начальства отправился в Кислоярский драмтеатр, чтобы убедить главного режиссера сотрудничать с Органами то есть информировать последние о неблагонадежных разговорах актеров и работников администрации. О результатах этого визита до сих пор напоминала еле заметная вмятина во лбу, которую режиссер нанес Михаилу Федоровичу тяжелым медным подсвешником. Больше всего в этой истории его возмущал тот факт, что режиссер сумел "отмазаться", заявив, что перепутал настоящий канделябр с бутафорским из папьемаше. Дело тогда замяли, но неприязнь осталась. Михаил Федорович понимал, что князь Святославский тут совершенно не при чем, но ничего не мог с собой поделать, тем более, что его давний обидчик, совсем как глава Потешного приказа, тоже слыл тонким ценителем вин и редких блюд. Не вызывал особого доверия и боярин Ходорковский, но совсем по иным причинам. Вопервых, ни для кого не являлось тайной, что его богатства были приобретены не всегда честным путем, а это вряд ли было бы возможно без поддержки "на самом верху". Вовторых, боярин имел вздорный нрав и порой действовал даже во вред себе, просто потому что "левая нога так захотела", а это никак не устраивало Михаила Федоровича, который видел в будущем царе прежде всего администратора, добросовестно выполняющего возложенные на него поручения. И, наконец, третье в роду Ходорковского были инородцы, и боярин даже не считал нужным этого скрывать. Нетнет, собственно Михаил Федорович отнюдь не был ни расистом, ни ксенофобом, но совершенно искренне считал разумную долю национальной розни необходимой составляющей для общественной жизни любого государства, и Кислоярское царство в том идеальном виде, как его представлял Михаил Федорович, не было никаким исключением. (При этом его ничуть не смущало, что большинству кислоярцев вышеназванные пороки были глубоко чужды Михаил Федорович собирался данный недостаток исправить). Словом, царь с сомнительным "пятым пунктом" его никак не устраивал Наверное, Михаил Федорович долго еще пребывал бы в сомнениях, если бы в один прекрасный день ему не подвернулся князь Путята. Подвернулся, конечно, не в прямом смысле, а в разговоре все с тем же Глебом Святославовичем. Во время очередного ежевечернего доклада Глеб Святославович, между всеми прочими новостями, поведал, что глава Сыскного приказа Пал Палыч поручил одному из своих помощников, некоему князю Путяте, разобраться с незаконными перекупщиками на городском базаре. Впервые услышавший такое имя, Михаил Федорович попросил рассказать, что это за князь, занимающийся не очень княжескими делами, но Глеб Святославович сходу мог вспомнить лишь то, что Путята это такой чудик из Сыскного приказа, которому всегда больше всех нужно. Трудно сказать, что в этой полупренебрежительной характеристике "зацепило" Михаила Федоровича, но он велел навести о Путяте более подробные справки, а получив их, тут же понял: вот оно как раз то, что нужно! Конечно, и у Путяты имелись свои недостатки например, очень уж нерепрезентабельная внешность и столь же нецарственные повадки. Но это Михаила Федоровича ничуть не смущало, даже наоборот он решил, что создаст Путяте имидж "народного" царя, понимающего нужды и чаяния простых кислоярцев. К тому же, в отличие от Рыжего, он принадлежал к старинному (хоть и изрядно обедневшему) княжескому роду; в отличие от князя Святославского, не витал в облаках и не имел склонности к "треклятому зелью"; и, наконец, не был связан с коррумпированной верхушкой, как боярин Ходорковский, а напротив имел заслуженную репутацию борца с казнокрадами и мздоимцами. Последнее подтверждал случай, имевший место быть еще за несколько лет до прибытия в ЦарьГород Михаила Федоровича. Когда к Дормидонту поступила очередная челобитная на одного очень высокопоставленного государственного мужа, будто бы он предается мздоимству безо всякой меры и совести, царь велел Сыскному приказу разобраться. Но поскольку подобные кляузы бояре друг на друга часто писали, а последствий обычно никаких не бывало, то Пал Палыч поручил князю Путяте как бы заняться этим делом, а в действительности просто отчитаться, что проверку провели и никаких нарушений не обнаружили. Однако Путята отнесся к поручению с полной ответственностью. Гдето добывал доказательства, исколесил всю страну в поисках свидетелей, и даже за границу ездил, причем на свои средства. И в конце концов добилсятаки, что мздоимца поймали с поличным и осудили. Правда, Михаил Федорович знал лишь о внешней стороне этого дела, а подоплека оставалась ведома одному Путяте. Действительно, поначалу князь был совершенно согласен, что дело пустое, однако для того, чтобы его закрыть и послать отписку "наверх", он, как добросовестный служака, решил "для порядка" допросить подозреваемого. Будучи уверен в своей безнаказанности, вельможа развалился на лавке, соболья шапка набекрень, изпод кафтана золотая цепь виднеется, на перстах золотые кольца с огромными камнями словом, настоящий барин. И речи вел соответствующие: "Кто ты таков, чтобы со мною тягаться? Вот я и богат, и собой пригож; иду по улице, на меня все девки заглядываются, и даже замужние бабы. Да и Государь меня жалует. А ты мелкий чинуша, так и будешь до старости в своем Приказе задницу протирать". Впридачу государственный муж имел неосторожность очень обидно высказаться насчет Путятиной личности дескать, мелкий, плешивый, с таким ни одна уважающая себя девушка под венец не пойдет, разве какая кривая или кособокая. Однако Путята сумел сдержаться. Он как ни в чем не бывало задавал вопросы и все записывал. Но прощаясь, уже в дверях, сказал вельможе очень тихо и зловеще: "Каков бы ты ни был, но я тебя в покое не оставлю всю твою подноготную узнаю". А тот Путяту снисходительно по плечу похлопал мол, давайдавай, милок, посмотрим, что у тебя получится. И вот после этого допроса Путята и начал под мздоимца понастоящему "копать", пока своего не добился. А после суда, когда приговор был вынесен, он даже побывал у осужденного в темнице и спросил: "Ну что, чья взяла?". Итак, приняв концептуальное решение "продвигать" Путяту, Михаил Федорович взялся за дело с удвоенной энергией. Для карьерного взлета Путяты были задействованы все ресурсы вплоть до подкупа и шантажа. Затем, когда он занял достаточно высокий пост, в ход пошли скандалы, громкие разоблачения, а чуть позже загадочные убийства, поджоги и общественные беспорядки, которые сразу прекратились, едва Путята возглавил Тайный приказ и сделался при Дормидонте кемто вроде премьерминистра. За короткий срок все в ЦарьГороде настолько привыкли к Путяте рядом с Дормидонтом, что когда накануне Сочельника под воздействием не то "установок" Каширского, не то чегото иного, Государь объявил о своем отречении от престола в пользу князя Путяты, это было воспринято очень спокойно, как само собой разумеющееся, хотя ничего подобного в Кислоярском государстве не происходило, наверное, уже тысячу лет, если не больше. x x x Ни Надя, ни доктор не имели даже приблизительного представления, как вернуть Дубова. Серапионыч предложил было вновь отправиться в ЦарьГород и обратиться за помощью к Чумичке, однако Чаликова возразила, что Чумичка и сам не оченьто разбирается в магических кристаллах, и как бы не вышло еще хуже. Тогда уж лучше идти на поклон прямо к Херклаффу, добавила Надя. А что толку? вздохнул доктор. Ежели все это безобразие сам Херклафф и организовал... И то правда, согласилась Чаликова и надолго замолкла. Молчал и Серапионыч, попивая чаек и изредка поглядывая на кристалл, который попрежнему не выказывал никаких признаков жизни. Вдруг Надя спросила: Владлен Серапионыч, вы могли бы чтото вспомнить о вчерашнем дне? Такое разве забудешь, протянул доктор. Нетнет, вы не так поняли. Не вчерашнее "путешествие во времени", а тот самый день именно двадцать лет назад. Наверное, я не очень точно выражаюсь, но... Аа, вчера двадцать лет назад? ухватил мысль Серапионыч. Ну, я же вам уже говорил, что был сильно пьян и воспринял все это как научнофантастический сон. Дада, в морге вы были мало что пьяны, так еще и читали "Советскую фантастику", нетерпеливо подтвердила Надя. Но когда мы назавтра заявились к вам сюда, на квартиру, вы были трезвы и немало удивились нашему приходу. Неужели вы ничегошеньки не помните? Знаете, Наденька, я и сам удивляюсь, что ничегошеньки не помню, чуть подумав, отвечал доктор. Наверное, это изза того, что я находился в диком похмелье, а потом проспался и все начисто забыл. Такое тоже бывает. Возможно, кивнула Надя, хотя совершенно не заметила, чтобы "младший" Серапионыч был в похмелье, да еще и диком, во время их второго посещения. А теперь прошу вас, Владлен Серапионыч, выслушайте меня внимательно, мне очень важно услышать ваше мнение. В том числе и как профессионала. В смысле, патологоанатома? Да нет, врача широкого профиля. И даже не столько врача, сколько человека с огромным жизненным опытом. И Надя, стараясь не упустить ни малейшей подробности, рассказала о странном поведении юного Васи Дубова и его друзей незадолго до второго покушения то есть до попытки Анны Сергеевны утопить будущего Великого Сыщика. Давайте подытожим, сказал Серапионыч, когда Надя закончила. Стало быть, все пятеро одномоментно испытали какието, скажем так, необычные ощущения. В частности, Вася услышал какойто голос внутри себя, который назвал ему дату скорой смерти. Люсе показалось, что она поднялась вверх, увидела саму себя и друзей сверху, а затем улетела. А Генке, по его словам, открылись некие "тайные знания". И как вы, Наденька, все это объясняете? Ну, вообщето я не задумывалась, не до того было, откликнулась Надя. Напрашивается одно объяснение: фокусы Каширского. Прежде чем дать конкретную "установку" Васе, чтобы вошел в воду, где его поджидала Глухарева, господин Каширский послал пробный импульс, который воздействовал на всех ребят. Да, объяснение вроде бы логичное, кивнул Серапионыч. Но ведь на полянке, кроме них, находились и вы, и Васятка, но никаких необычных ощущений, как я понял, не испытали. Или не заметили, уточнила Чаликова. Знаете, когда поблизости два опасных преступника, способных на убийство, тут уж не до внутренних ощущений. Что верно, то верно, опять согласился доктор. И последний вопрос: во сколько это случилось? Около часа пол второго, не очень уверенно ответила Надежда. А что, это имеет какоето значение? Возможно, что как раз имеет, сказал Серапионыч. Дело в том, что приблизительно в это же время я находился в Доме Культуры в компании профессора Кунгурцева и нескольких наших общих знакомых. И вот в какойто миг со всеми ними произошло нечто очень похожее. К примеру, для Ивана Покровского, тогда еще просо Вани, мир сжался в точку, а потом перед глазами поплыли какието прекрасные видения. Ну ладно, юный поэт мог и преувеличить, и нафантазировать, но вот как передала свои ощущения человек науки, историк Хелена: иду по дороге, дорога раздваивается, а я продолжаю идти сразу по обеим. Профессор Кунгурцев и Толя Веревкин тоже чтото ощутили, хотя особо не распространялись. И заметьте, Наденька никакого Каширского поблизости не было. И наконец, подобно вам, я не испытал никаких странных ощущений. С чего бы это? А вы как думаете? ушла Надя от прямого ответа. Хотя Серапионыч почувствовал, что он у Чаликовой уже есть. Или вотвот появится. Отчего не знаю, пожал плечами доктор. Но одна закономерность прослеживается: чтото странное ощутили люди "того" времени, а мы, то есть вы, я и Васятка нет. Ах да, кстати! Совсем забыл когда я днем звонил нашему связному Солнышку, то он тоже начал рассказывать, будто бы на мгновение испытал раздвоение сознания, или чтото вроде этого, да я не дослушал в кабинку стучали... А знаете что, Наденька, давайтека заглянем в дневник. В какой дневник? В мой. У меня это давно вошло в привычку вечером записываю, что происходило днем. Здорово помогает привести мысли в порядок. Серапионыч отворил комод, где, кроме прочего хлама, находилось множество общих тетрадей в картонных и коленкоровых обложках, и довольно быстро отыскал нужную. Перевернув несколько листков, уже слегка пожелтевших, и найдя искомую дату, доктор зачитал: "Вчера я не делал записей, так как задержался на работе за бутылочкой спирта и книжкой советской фантастики и там же заночевал. Вынужден сознаться себе, что эти две субстанции в гремучей смеси мне явно противопоказаны в ночных кошмарах мне явились какието инопланетяне, да еще путешествующие во времени, причем один из них принял мой облик. Если это начало белой горячки, то довольно редкая разновидность. А утром, проснувшись у себя в кабинете лицом в салате, я обнаружил на столе служебный бланк, на котором был записан рецепт некоей смеси, куда входил целый ряд компонентов, имеющихся в любой домашней аптечке. Поскольку записка была сделана моим почерком, то вывод мог быть один ее написал я, находясь в алкогольном беспамятстве. Едва ли этому следует удивляться прецедент уже есть, и имя ему Дмитрий Иваныч Менделеев. Общеизвестно, что именно он путем научных экспериментов пришел к выводу, будто оптимальная крепкость водки должна составлять 40 градусов. И вот как раз после одного такого эксперимента он и увидел во сне свою знаменитую периодическую таблицу и это тоже общеизвестный факт". Вообщето я читала и о водке, и о "периодическом" сне, заметила Надя, но впервые слышу, что второе проистекает из первого. Дада, позднее я узнал, что "водочные" исследования Дмитрий Иваныч проводил уже после открытия "Таблицы Менделеева", закивал Серапионыч, но в тот раз мне нужно было объяснить необъяснимое, и такое объяснение меня вполне удовлетворило. Доктор поправил пенсне и продолжил: "Днем, сбежав из морга домой (мог ли я о таком помыслить при незабвенном Юрии Владимирыче Андропове?), я засел на кухне за приготовление этого снадобья, и первые же результаты оказались просто удивительными: едва я, как было указано в рецепте, растворил в кружке чая пол чайной ложечки конечного продукта и принял внутрь, у меня сразу исчез похмельный синдром, а в голове возникло приятное кружение вроде легкого ветерка. Думаю, для усиления положительного воздействия можно будет внести в рецепт небольшие коррективы: вместо йода добавить зеленку и поменять местами фракции ацетилсателиновой кислоты и фенолфталеина..." Ну, дальше идет фармацевтическая терминология. Тактактак, вот: "Работа оказалась ненадолго прервана: около половины второго заявился телемастер проверять проводку к коллективной антенне. Очень своеобразный типаж, похож на иностранца. Говорил с явным немецким акцентом и вставлял всякие иностранные словечки. Чтобы не отрываться от работы, я отправил его в комнату к телевизору, а сам вернулся к своим медикаментам. Вскоре заслышался грохот, и я уж решил, что мастер опрокинул этажерку, она так неудачно стоит, что я и сам вечно на нее натыкаюсь. Надо бы один раз собраться с духом и ее переставить. Но тут телемастер заглянул на кухню и сказал, что с проводкой все в порядке, а шум был от того, что он уронил отвертку. Проводив мастера, я быстро завершил приготовление снадобья и тут же употребил его, как было написано в рецепте, растворив в жидкости, то есть в чае. Затем я вернулся на работу, и очень удачно как раз подвезли пару покойников, и у меня могли бы возникнуть служебные неприятности, если бы я в тот момент отсутствовал по неуважительным причинам. С работы, не заходя домой, я отправился в наш Дом культуры на встречу с ленинградским профессором историкоархеологических наук Кунгурцевым, которая затянулась до позднего вечера. Свои впечатления от этой интереснейшей лекции я запишу завтра, а теперь отправлюсь на боковую". Вот, собственно, и все. Владлен Серапионыч, а вы ничего не могли перепутать? удивленно проговорила Надя. Как мы могли встретить вас "тогдашнего" здесь, на вашей квартире, если в это время вы находились либо на работе, либо на лекции? Может быть, вы все же успели по дороге заглянуть домой? Ну да, заглянул домой, застал путешественников во времени, и среди них себя "двадцать лет спустя", а потом начисто все забыл, с сомнением покачал головой доктор. Или счел такими пустяками, что и в дневник записывать не стал. Нет, Наденька, чтото тут не так... И еще, продолжала Чаликова, если в разных частях Кислоярска и его окрестностей разные люди испытали разные, но в чемто схожие ощущения, то чем объяснить, что вы "тогдашний" ничего не почувствовали? Я исхожу из аксиомы, что если бы чтото подобное было, то это нашло бы отражение в дневнике. Вы согласны? Согласен, откликнулся Серапионыч. И что из этого, повашему, следует? Надя ничего не ответила. Доктору даже показалось, что она просто задремала, сидя в удобном старомодном кресле. "Ничего удивительного после такихто приключений", подумал доктор и рассеянно отхлебнул пару глотков из чашки. За окном уже почти стемнело, но Серапионыч не стал включать свет, чтобы ненароком не разбудить гостью. x x x Свои стратегические планы Михаил Федорович держал в тайне даже от ближайших соратников, не говоря уж о самих кандидатах на престол. Но в какойто момент, когда "раскрутка" князя Путяты достигла определенной стадии, будущий царь должен был узнать о своем предназначении, хотя и не впрямую (как в известном фильме: "Андрюша, хочешь заработать миллион?"), а исподволь, намеком. Это ответственное задание было поручено все тому же господину Каширскому, однако в данном случае его способности к внушению почемуто не сработали, и "человек науки" обратился за подмогой к чародею Херклаффу, как раз в это время случившемуся в ЦарьГороде. Так, собственно, и состоялся знаменитый сеанс предсказания будущего, описанный в самом начале нашей книги. Однако, в свою очередь, следствием прорицательского сеанса стала уверенность господина Херклаффа (возможно, даже совершенно искренняя), будто именно он, господин Херклафф, и есть виновник резкого взлета Путяты. И, что самое удивительное, сам Путята уверовал в это не меньше, чем Херклафф, и продолжал верить, даже узнав об истинных силах, возведших его на престол. Таким образом, с воцарением Путяты в стране установилось, если можно так выразиться, тайное двоевластие: с одной стороны Михаил Федорович и его камарилья, с другой людоед Херклафф, а между ними царь Путята, волею случая вовлеченный в бешеную круговерть событий. Однако, понемногу освоившись, Путята научился умело лавировать между обоими "начальствами", не забывая и о себе. С Херклаффом было проще за свои услуги чародей ожидал в основном "голде унд бриллиантен", каковые Путята ему время от времени и подкидывал, когда было что, а когда не было, кормил обещаниями и своими подданными (как в случае с Минаидой Ильиничной). Правда, в конце концов такая игра в кошкимышки закончилась для Путяты самым плачевным образом, но об этом в начале своего царствования он, конечно, еще не догадывался. Сложнее складывались отношения с Михаилом Федоровичем в общемто взгляды Путяты на государственное устройство (если таковые вообще имелись) не противоречили воззрениям Михаила Федоровича, но тот установил над царем настолько навязчивую опеку, окружив его своими агентами и соглядатаями, что Путяте это вскоре начало всерьез досаждать. И тогда новый Государь начал действовать. Будучи не столько умным, сколько хитрым, Путята ничем не проявлял недовольства он всегда вел себя ровно и вежливо как с Михаилом Федоровичем, так и с Лаврентием Иванычем, которого тот "внедрил" в ближайшее царское окружение. Но очень осторожно, исподволь, царь начал плести свою собственную сеть, используя все возможные средства. Нужно отметить, что в этой "подковерной возне" Путята проявил немалые тактические и стратегические способности. Например, узнав, что Михаил Федорович усиленно продвигает одного из своих ставленников на временно не занятую должность столичного градоначальника, Путята в срочном порядке вернул из опалы князя Длиннорукого и собственным указом назначил его на этот пост. И хотя Путята прекрасно знал, что из себя представляет князь Длиннорукий, он пошел на этот шаг и выиграл: покамест Михаил Федорович анализировал и просчитывал ходы, Путята сумел как бы незаметно поставить градоправление под собственный контроль, навязав князю в помощники своих верных людей. В дальнейшем Государь намеревался заменить Длиннорукого более предсказуемым чиновником, и так оно, собственно, произошло другое дело, что воспользоваться плодами этой комбинации Путяте уже не довелось. Поначалу подобные действия Путяты Михаил Федорович списывал на неопытность нового царя или даже на некий корыстный умысел, но позже, разгадав путятинские маневры, он получал чисто "шахматное" удовольствие от этой хитроумной дуэли, в которой отнюдь не все происходило по правилам древней благородной игры. Вот один из весьма характерных эпизодов, который оказал немалое влияние на общее развитие событий. Желая еще больше знать об окружении царя, Михаил Федорович через своих агентов предложил некоему купцу средней руки, вхожему в дом одного боярина, женатого на двоюродной сестре Путяты, докладывать обо всем, что происходит в этом доме. И хотя купцу претило следить за друзьями, он скрепя сердце согласился страстно полюбив замужнюю женщину, он собирался бежать с нею за границу, а для этого нужны были средства, и немалые. Но однажды, на именинах хозяйки, встретив там Путяту, купец не выдержал и во всем ему признался. К немалому удивлению, царь не только не разгневался, но даже развеселился: "Очень хорошо. Продолжай и дальше в том же духе, но с небольшим уточнением. Я буду тебе доплачивать столько же, и даже еще больше, а ты будешь им передавать то, что я тебе велю". Несколько времени спустя поняв, что ему простонапросто скидывают дезинформацию, Михаил Федорович оценил находчивость Путяты, но твердо решил проучить неверного купца в назидание другим своим агентам, дабы не вздумали вести двойную игру. Вскоре последовало происшествие на пруду, позже являвшееся Ярославу в ночных кошмарах, затем обыск в церкви на Сороках, а уж потом началась лавинообразная цепная реакция, которая не только унесла жизнь отца Александра, но и погребла под обломками храма самого Михаила Федоровича вместе с его верным оруженосцем Лаврентием Иванычем. За пару месяцев до роковой развязки "битва гигантов" достигла такой стадии, что стало ясно добром это не кончится, ибо "шахматисты" зашли очень уж далеко: Михаил Федорович в стремлении подчинить себе Путяту, а Путята в не всегда безуспешных попытках вырваться из железных тисков старого чекиста. Узнав или догадавшись, что Михаил Федорович когдато всерьез подумывал о возведении на престол боярина Ходорковского и, возможно, этих мыслей не оставил, Путята решил избавиться от опасного соперника. Это было не так уж трудно просто в один прекрасный день стрельцы Сыскного приказа явились к боярину на дом и, произведя весьма поверхностный обыск, увезли его в городской острог. Хотя в планы Михаила Федоровича арест боярина Ходорковского по ряду причин никак не входил, ничего сделать он уже не мог: на следующий день были обнародованы данные о темных делишках Ходорковского, собранные Путятой еще на службе в Сыскном и Тайном приказах, и теперь любая попытка заступиться за опального боярина значила бы взять под защиту злостного неплательщика податей. Так что Михаилу Федоровичу пришлось проглотить эту жабу, но именно тогда он сознался себе, что недооценил Путяту, и впервые задумался о том, что его "раскрутка" была ошибкой, которую, пока не поздно, нужно исправлять. Но пока Михаил Федорович размышлял, какой именно способ выбрать для исправления ошибки (иначе говоря делать ли рокировку в короткую или длинную сторону), Путята предпринял столь стремительный рейд в стан противника, что Михаил Федорович оказался в такой позиции, когда ему, образно выражаясь, грозит "мат в два хода". А произошло вот что. Продолжая "зачистку" возможных претендентов на престол, Путята решил избавиться от князя Борислава Епифановича, а попутно и от боярина Андрея, в благонадежности которого отчегото сомневался. В тот день, когда было назначено покушение на князя Борислава, боярину Андрею окольными путями дали знать, что Бориславу грозит опасность. Ну а дальнейшее нам уже известно: князь Борислав погиб, а боярин Андрей, пришедший предупредить князя, был "схвачен с поличным" и препровожден в острог. Едва людская молва об "отравном духе", которым заморские злые колдуны извели князя Борислава, достигла ушей Михаила Федоровича, тот понял: щупальца Путяты дотянулись уже и до его ближайшего окружения, до тех людей из "нашего" мира, которых он тщательно отбирал, прежде чем переправиться в ЦарьГород. Так как доступом к отравляющим газам и соответствующими навыками обладал весьма узкий круг лиц, то установить виновного для Михаила Федоровича труда не составило. Изменник был примерно наказан, а его труп обнаружился на Сорочьей улице, в избе у соседей отца Александра, с которым у Михаила Федоровича оставались давние счеты, еще с тех пор, когда тот был майором Селезнем. И хоть мы описали далеко не все перепетии этого увлекательного состязания, но даже из вышесказанного ясно то была схватка достойных соперников, и исход ее стал вполне закономерен: боевая ничья, выразившаяся в гибели обоих главных участников. x x x Надя не спала. Она пыталась представить себе, каким ходом размышлений шел бы Дубов, чтобы распутать этот клубок загадок. Но разрозненные факты никак не хотели складываться в общую картину. Или картина представлялась настолько фантастичной, что даже привыкшая к чудесам Надежда отказывалась в нее верить. Надя открыла глаза: Владлен Серапионыч, пожалуйста, налейте мне чаю. И, если можно, с вашей добавкой. Доктор не очень удивился, хотя с подобным предложением Надя выступала впервые если она изредка и соглашалась отведать серапионычевского эликсира, то только после уговоров. Видите ли, это мне необходимо, иначе я не решусь сказать вам о своих выводах, пояснила Чаликова, когда доктор выполнил ее скромную просьбу. Надежда решительно отпила несколько глотков, закашлялась, закусила овсяным печеньем, которое ей поспешно подал Серапионыч. Нетнет, пожалуйста, не надо, проговорила Чаликова, когда доктор потянулся к выключателю торшера, в темноте я лучше смогу сосредоточиться... Вообщето я, конечно, не очень уверена в своих выводах, но всетаки скажу. А согласитесь вы со мною или нет дело ваше. Хотя я бы на вашем месте решила, что у меня "крыша поехала". Ну, я же знаю, Наденька, что вамто это не грозит, подбадривающе улыбнулся доктор. Вы говорите, а уж диагноз потом поставим. Но Надя не стала сразу огорошивать Серапионыча выводами, а начала чуть издалека: Владлен Серапионыч, если я верно понимаю вашу теорию, то существование параллельных миров связано с тем, что по орбите движутся две Земли, и все такое?.. Ну, в общемто да, подтвердил доктор, хотя это всего лишь гипотеза. Но если она вас не устраивает, то предложите другую. Нетнет, что вы, полностью устраивает, поспешила согласиться Надя. А допускает ли ваша гипотеза наличие в природе не двух, а большего количества таких "параллельных" планет? Очень даже возможно, чуть подумав, ответил Серапионыч. В таком случае, вчера мы с вами побывали на Третьей планете! выпалила Надя. А теперь можете ставить диагноз. Диагноз никуда не убежит, чуть озадаченно проговорил доктор. Но, может быть, сначала, Наденька, вы объясните, что вы имели в виду под "Третьей планетой". Это както связано с мультфильмом "Тайна Третьей планеты", или как? Нетнет, мультфильм тут не при чем. Просто я пользуюсь вашей "теорией неоднопланетности", если вы не возражаете против такого названия. Так вот, вчера мы побывали не просто в прошлом, но еще и в третьем параллельном мире. Аа, я понял! радостно подхватил доктор. Произошло искривление времени, ну, теоретическую базу потом подгоним, и "Третья планета" точная копия нашей, только с двадцатилетней задержкой. Наверное, это както связано с чуть более медленным вращением вокруг оси, какието сотые доли секунды, вот и набежало целых два десятилетия. Правда, не совсем понятно, как мы туда попали, но, в принципе, объяснение найти несложно. Даже целых два... Мне кажется, Владлен Серапионыч, что вы слишком все усложняете, поспешно перебила Надежда, почувствовав, что доктор вновь погружается в неисследованные глубины научной фантастики. Вы полагаете, Наденька, что все гораздо проще? удивился Серапионыч. Увы, вздохнула Надя. Наоборот, гораздо сложнее. Ну так объясните, предложил доктор. Постараюсь, хотя это и непросто. Надя осторожно отпила еще глоток чая "с добавкой". Я не знаю, в чем истинная природа этих "параллельных миров", поэтому продолжу использовать вашу "планетную" теорию. Когда мы позавчера вечером прошли между столбов, то со "Второй планеты" (так мы будем называть тот мир, где ЦарьГород и Кислоярское царство) мы попали на нашу, "первую" Землю, но на двадцать лет назад. Это, как нам известно, устроил господин Херклафф, чтобы дать возможность Глухаревой и Каширскому уничтожить юного Васю. Но когда Херклафф узнал, что и мы оказались там же и тогда же, да еще и с половиной магического кристалла, то он решил воспользоваться случаем и отправился вслед за нами. Стало быть, телемастер... Да, совершенно верно, телемастер и был господин Херклафф. Пока вы на кухне готовили свой чудоэликсир, он вовсе не проверял проводку, а залез в саквояж и слямзил оттуда магический кристалл. Ну, этото понятно, с еле скрываемым нетерпением заметил доктор. Но при чем здесь "Тайна Третьей планеты"? Так я к тому и веду, невозмутимо продолжала Чаликова. Вы записали в дневнике, что из комнаты, где работал телемастер, донесся какойто грохот. Но уронил он вовсе не этажерку и не отвертку, а нечто совсем другое магический кристалл. Уж не знаю, произошло ли это случайно или с умыслом, но как раз в тот миг и возникла еще одна параллельная реальность. Или, если хотите, пресловутая "Третья планета". Надя остановилась, чтобы перевести дух. А может быть, в ожидании того, что Серапионыч начнет ей возражать или даже примется ставить диагноз. Но доктор лишь внимательно молчал, и Надя, хлебнув еще пару глотков, продолжала: А что здесь такого особенного? "Второй планете", или параллельному миру с ЦарьГородом, Новой Ютландией и Белой Пущей, уже несколько столетий. По историческим подсчетам госпожи Хелены, этот мир появился гдето около двенадцатоготринадцатого века. И в первые годы он мало чем отличался от "нашего" те же люди, те же города и села, те же дома... А чем дальше, тем больше появлялось различий, путь развития оказался совсем другим, а что получилось в итоге вы сами знаете. Так же и тут. Погибший в нашем мире Солнышко на "Третьей планете" вырос и стал художником, а когото из нас, ныне здравствующих, возможно, там уже нет в живых. Да, Наденька, теоретически это звучит весьма занятно и даже отчасти убедительно, отметил Серапионыч. Но как вы себе представляете, так сказать, практическую сторону этого события? Все и люди, и предметы одновременно как бы раздвоились, и каждый продолжал жить своей жизнью, чем дальше, тем более отличающейся от своего двойника. Но люди "нашего" мира ничего даже не заметили, а возникшего параллельного испытали мгновенные ощущения, которые очень точно отразили происходящее: дорога раздваивается, а человек идет сразу по обеим. Что ж, очень даже возможно, согласился доктор. Но тогда непонятно, что же в этот миг с намито произошло с вами, со мной, с Васяткой. Нет, Наденька, вы меня совсем запутали! Постараюсь распутать, невесело усмехнулась Надя, хотя боюсь, что запутаю еще больше. И не только вас, но и самое себя. Скорее всего, "раздвоение" не коснулось гостей из другого времени или из другого мира вас, Меня, Васятки, тех же Глухаревой с Каширским. Но все мы в тот момент не остались в "своем" мире, а перешли в параллельный и стали свидетелями его рождения: вы в Доме культуры, а я на полянке у реки. И почему же так случилось? спросил доктор, который напряженно следил за Надиным "полетом мысли", не очень за ним поспевая. Боюсь, Владлен Серапионыч, что ответа на этот закономерный вопрос мы никогда не узнаем, вздохнула Надежда. Возможно, что вмешались, условно говоря, "высшие космические силы", которые "перенаправили" даже не столько нас с вами, сколько Анну Сергеевну и Каширского, на "Третью планету", а потом через Горохово городище дали возможность вернуться восвояси. Причина очень проста не дать им убить Васю, ведь это привело бы к непредсказуемым историческим последствиям. А та реальность толькотолько возникла, и в ней можно было вытворять все, что угодно, даже включая убийство Дубова. Ага, так вот почему в тот миг Вася "услышал" о своей скорой смерти! смекнул Серапионыч. Это "высшие силы" его предупреждали об опасности. И Анна Сергеевна непременно его бы утопила, если бы не вы, Наденька. Возможно, что так, не очень уверенно согласилась Чаликова. Ясно одно: из трех покушений только одно произошло в "нашем" прошлом попытка отравления на бульваре. А два другие, на речке и в лесу, угрожали не нашему, а "параллельному" Васе Дубову. Кстати, Владлен Серапионыч, как вы думаете если Вася и впрямь не просто исчез в кристалле, а попал на "Третью планету", встретит он там своего двойника, или нет? Наверно, он сам обо всем расскажет, когда вернется, оптимистично заметил доктор. Вы в этом уверены? Что расскажет не знаю. А что вернется уверен. А я нет, тихо проговорила Надя. Вообщето у меня создалось впечатление, что "Третья планета" изолирована от нас куда сильнее, чем мы от Кислоярского царства. Вспомните, как долго возился кристалл, когда ему задали искать Солнышко. А как же тогда Василий Николаич оказался по ту сторону экрана? задумчиво промолвил Серапионыч. Нет, право же, в вашей теории чтото не сходится. Но зато она многое разъясняет, возразила Надя. Например, то, что мы вечером застали вас дома, хотя вы в это время были на лекции. Я уж не говорю про корейский самолет. Кстати, как вы думаете, отчего наши доблестные противовоздушные оборонщики его не сбили? Ну, право, не знаю, чуть растерялся Серапионыч. Наверное, чтобы не вляпаться в еще один международный скандал?.. Владлен Серапионыч, сейчас я скажу еще одну жуткую глупость, которую не решилась бы сказать никому другому, даже Васе. Надя чуть не на ощупь нашла чашку и отпила "для храбрости" еще пару глотков. Мне кажется, "параллельный мир" теряет всякий смысл, если он мало чем отличается от нашего. "Мир ЦарьГорода" это, в сущности, наш мир, но только застрявший в техническом развитии. А в остальном то же самое, со всеми нашими пороками завистью, корыстью, жлобством и далее по списку. Вот почему и Анна Сергеевна, и Каширский, и эти негодяи Михаил Федорович с Лаврентием Иванычем так вольготно там себя чувствовали, а Александр Иваныч как здесь был "белой вороной", так и там. И даже священническая ряса, кажется, не оченьто помогала... Или я и впрямь несу полную чушь? Ну, одной чушью больше, одной меньше невелика беда, отшутился доктор, хотя слушал Надю очень внимательно и вовсе не считал ее слова чушью. Ну, тогда я продолжу. Помоему, "Третья планета" должна отличаться от нашего мира не столько внешними приметами, сколько чемто иным, внутренним в отношении людей друг к другу, к природе, к обществу. Это трудно объяснить словами, но вы меня, наверное, понимаете? Пытаюсь, усмехнулся Серапионыч, хотя и с переменным успехом. Если позволите, Наденька, я вам задам наводящий вопрос. То, что вы говорите о моральнонравственных особенностях "Третьей планеты" это ваши фантазии на уровне благих пожеланий, или нечто большее? Боюсь, что у нас маловато "информации к размышлению". Только то, что Солнышко вырос и стал художником. Так ведь он мог стать художником и в нашем мире, если бы не трагическая случайность. Действительно, информации маловато, со вздохом согласилась Надя. Но в свете нашей "теории Третьей планеты" можно иначе взглянуть на то, что мы наблюдали вчера после предполагаемого "раздвоения". Вот хотя бы случай с корейским самолетом. Да, возможно, не хотели вызывать скандал. А может быть, человек, который в "нашем" мире не задумываясь нажал бы на кнопку, вдруг подумал о людях, и рука дрогнула? И если так, то значит, чтото всетаки сдвинулось с мертвой точки! Хорошо бы, коли так, пожал плечами Серапионыч. Да както, знаете, сомнительно. А как хотелось бы! вырвалось у Нади. x x x Михаил Федорович смолоду отличался предусмотрительностью и, затевая какоето дело, даже самое "вабанковое", старался не только просчитывать ход событий, но и быть готовым к любому повороту. Задумывался Михаил Федорович и над таким вопросом а что будет, если с царем Путятой чтото случится? Ответ был один если даже с Путятой чтото случится, царь должен оставаться на престоле. Как это обеспечить на практике, Михаил Федорович поначалу не знал. Выход отыскался как бы сам собой, когда Глеб Святославович, среди прочих мелочей царьгородской жизни, доложил ему о некоем Макарии Галке, скоморохе из Потешного приказа, очень похоже изображающем царя Путяту (или, точнее, будущего царя разговор имел место незадолго до отречения Дормидонта). Михаил Федорович попросил узнать об этом скоморохе поподробнее и даже сам сходил на представление с его участием. А на следующий день к Галке заявился Глеб Святославович и сделал ему такое предложение, от которого тот не смог отказаться: Галка получал жалованье вдвое больше против того, что имел в ведомстве князя Святославского, а за это должен был поселиться в полузаброшенной усадьбе в трех верстах за городскою стеной, на дармовых харчах, и просто жить там, ничего не делая и никуда не отлучаясь, до особого распоряжения. Особое распоряжение последовало на следующий день после гибели князя Борислава Епифановича. Михаил Федорович понял, что если он не предпримет самых решительных действий, то в ближайшие дни его "тайной власти" может придти конец. И тогда был задействован проект "Путята2". Глеб Святославович перевез Галку в свой городской дом, где держал чуть не взаперти, а в свободное от других дел время натаскивал бывшего скомороха в том, что и как говорить в образе Путяты. Впрочем, Галка был парнем смышленым и все схватывал на лету. Не менее смышленым парнем был и сам Глеб Святославович. Хотя Михаил Федорович, по обыкновению, не говорил своему помощнику, для чего ему так срочно понадобился ПутятаГалка, но Глеб Святославович прекрасно понимал: чтото произойдет, и очень скоро. "Чтото" произошло стремительно и неожиданно. Почти одновременно погибли и Михаил Федорович с Лаврентием Иванычем, и царь Путята; в городе начались беспорядки, правительство разбежалось кто куда, и Глеб Святославович остался, имея при себе скомороха Галку и широкую агентурную сеть Михаила Федоровича. Сначала он растерялся, не зная, что делать, но осознание того, что пришел его "звездный час" и лишь ему по силам не дать родной стране погрузиться в пучину, заставило Глеба Святославовича собрать всю волю и действовать четко и напористо. Конечно же, разыскать немногих оставшихся в столице влиятельных представителей светской и духовной власти и предъявить им "чудом спасшегося царя Путяту" для Глеба Святославовича особых трудностей не составляло. Трудности были совсем иного рода. В своем деле Глеб Святославович был знатоком и умельцем высочайшего уровня, ничем не уступающим Михаилу Федоровичу, а кое в чем и превосходящим его, но, в отличие от Михаила Федоровича, он не обладал широким взглядом на происходящее и имел весьма приблизительное представление об управлении государством. Отдавая себе отчет в собственных недостатках, Глеб Святославович понимал, что в одиночку ему не справиться, даже если он сумеет всех убедить, что Галка это и есть Путята. Нужен был знающий и деятельный человек, который стал бы при лжеПутяте, хотя бы на первых порах, тем, кого на Востоке зовут Визирем, а на Западе Первым Министром. У Глеба Святославовича, в отличие от Михаила Федоровича, времени на раздумья не было совсем, и решение приходилось принимать на ходу. В самый разгар беспорядков под стенами городского острога собралось десятка с полтора оборванцев, весьма похожих на Петровича. Размахивая палками и ржавыми ножами, они требовали выдать им боярина Ходорковского утеснителя простого народа и главного ворога невинно убиенного Государябатюшки, в противном же случае грозились разнести острог по бревнышку. (Правда, как они собирались это делать, оставалось не совсем ясно, так как темница была выстроена не из бревен, а из камня). Начальника острога на месте не оказалось он побежал спасать от погрома свое имущество а его подчиненные с перепугу вывели незадачливого боярина из тюрьмы и сдали его оборванцам. Однако, к удивлению охранников, вместо того, чтобы тут же растерзать ненавистного богатея, оборванцы посадили его в невесть откуда взявшуюся добротную карету, запряженную тройкой упитанных коней, которые унесли Ходорковского в неизвестном направлении. Вскоре карета остановилась у крыльца третьеразрядной корчмы на краю погоста, где ее уже поджидал Глеб Святославович. Обменявшись на ходу несколькими словами, они оба вошли в корчму, где и произошла известная сцена встречи и примирения двух врагов царя Путяты с боярином Ходорковским. Причем Галка играл свою роль настолько вдохновенно, что даже Глеб Святославович на мгновение почти уверовал, что перед ним настоящий царь Путята, хотя сам не далее как вчера втолковывал бывшему скомороху, что, как и при каких обстоятельствах тот должен говорить. А в мечтаниях уже вставало грядущее устройство Кислоярского царства: Галка на престоле, Ходорковский правитель, а он, Глеб Святославович, будет при них заведовать Тайным приказом и разветвленной сетью осведомителей, оставшейся в наследство от Михаила Федоровича. Глеб Святославович знал, что здание Тайного приказа сгорело вместе со всеми бумагами, но не оченьто кручинился, так как был уверен, что сумеет возродить его на новом месте, на новых началах и, может быть, даже под новым названием. А в том, что без подобных служб не способно существовать ни одно государство, даже самое просвещенное и справедливое, Глеб Святославович был свято убежден. Эпилог Василий почти проснулся и лежал, не открывая глаз. Вчерашнее припоминалось очень смутно и казалось происходившим во сне. "Или всетаки наяву?" подумал Дубов. Он нехотя вытащил руку изпод теплого одеяла и провел рядом по дивану там никого не было. Значит, приснилось, вслух подумал Василий. А жаль... Он уже хотел было повернуться к стенке и еще немного поспать, как раздался громкий голос: Васька, не притворяйся, я знаю, что ты не спишь. Вставайте, граф, вас ждут великие дела! Василий открыл глаза прямо над ним стоял улыбающийся Солнышко. Из одежды на нем были только стоптанные шлепанцы, зато в руке он сжимал огромный кухонный нож. Дубов невольно попятился по дивану. Да это я картошку чистил, заметив Васин испуг, беззаботно расхохотался Солнышко и, положив нож на тумбочку, присел на краешек дивана. Солнышко, а ты совсем не изменился, задумчиво произнес Василий. А что, это плохо? Это просто замечательно! А ты изменился, посерьезнел Солнышко. Может быть, ты теперь вообще совсем другой человек... Может, и другой, улыбнулся Василий, но для тебя я тот же самый. Правда? Солнышко прилег на диван и, подняв одеяло, прижался к Василию. Васенька, мы же с тобой столько лет не виделись, а ты словно как и не родной. Давай разговаривать, болтать, трепаться обо всякой всячине! Давай, охотно согласился Дубов. Ему и впрямь хотелось о многом поговорить с Солнышком и о многом его расспросить, и прежде всего о том, действительно ли это "тот свет". Но начать Василий решил с более "приземленных" вопросов: Так ты что, прямо здесь и живешь? Да ну что ты, засмеялся Солнышко. Тут у меня студия, мы ее на пару с еще одним марателем холстов снимаем. А я живу неподалеку, отсюда три квартала. Кстати, супруга у меня инопланетянка! Правда? И с какой планеты? спросил Вася совершенно серьезно, решив, что, наверное, "тот свет" один общий для разных планет и галактик. А ты и поверил? залился смехом Солнышко. Да нет, она просто иностранка. Из Японии. А ребятишки у нас прелесть. Двое. Мальчик и девочка. Да что я рассказываю скоро сам их всех увидишь!.. Ну, хватит валяться, соня ты эдакая, а то картошка вся выкипит. Живо умываться и на кухню! То, что Солнышко называл кухней, оказалось маленькой комнатушкой, заставленной неоконченными шедеврами живописи и заваленной кистями, мольбертами и прочим художественным инвентарем; газовая плита, кухонный стол и две колченогие табуретки, казалось, с огромным трудом отвоевали себе пространство среди этого первозданного творческого хаоса. Пока Солнышко суетился у плиты над кастрюлей, из которой валил пар свежесваренной картошки вперемешку с чесноком, укропом и еще какимито вкусно пахнущими травками, Василий не без труда втиснулся за стол и, отодвинув на окне самодельные пестрые занавесочки, осмотрел окрестности. Судя по березовым веткам, слегка покачивающимся у самого окна, студия находилась гдето на втором или третьем этаже. Прямо под березой на скамейке мирно беседовали две пожилые женщины, а чуть поодаль, под скромным дощатым навесом, стояли несколько велосипедов. Дальше двор незаметно переходил в огороды, а что было еще дальше, разглядеть не удалось изза густой белозеленой стены молодых березок. Словом, это могла быть и сельская местность, и окраина города, но города или села наших, земных, а не... А собственно, кто сказал, что "тот свет" должен отличаться от "этого"? вслух подумал Василий. Эй, Васька, что ты там бубнишь себе под нос, прикрикнул Солнышко, который, несмотря на тесноту, ловко управлялся с кастрюлями и тарелками. Давай лопай, да не зевай, а потом я тебе город покажу. Какой город? спросил Дубов, принимаясь за картошку. Вот вкуснятина! Когда ты научился так готовить? Да пустяки, махнул рукой Солнышко, хотя Васина похвала пришлась ему по душе. А город... Солнышко наконецто влез за стол напротив Васи, положил себе пару картофелин и заговорил скучным "экскурсоводским" голосом: Дорогие гости, сейчас вы увидите главные достопримечательности нашей столицы: тесячелетний Колизей, прославленный БигБен, а также Эйфелевскую башню, которая все падает, да не может упасть. А те из вас, кто после всего этого еще будет способен держаться на ногах, смогут совершить восхождение на священную вершину Фудзиямы... Так мы что, в Париже? прожевав картофелину, как бы наивно спросил Дубов, вспомнив известную поговорку "Увидеть Париж и умереть". Хотя в его случае вроде бы выходило с точностью "до наоборота". В Кислоярске мы, в Кислоярске! радостно закричал Солнышко, радуясь, что сумел еще раз обмануть Васю. И тут Василий сдался. Он понял одно что он ничего не понимает: где он оказался, на том свете или этом; с кем он оказался, с Солнышком или с кемто, подделавшимся под Солнышко; в каком городе Кислоярске, Париже, Кислоярске "того света" либо гдето еще. Василий решил до поры до времени вынести все эти вопросы "за скобки", принять все происходящее за данность, расслабиться и получить удовольствие. "В концето концов, сам виноват, подумал Дубов. Никто ж меня за язык не дергал, когда я просил кристалл показать Солнышко..." И только когда они уже собрались покинуть гостеприимную холстомарательную мастерскую, Василий спохватился: Постой, мы же не одеты! Не волнуйся, на улице тепло. Ты, главное, не забудь чтонибудь на ноги обуть, а то босиком педали крутить не оченьто удобно... Ну ладно, Васенька, раз ты у нас такой стыдливый, то можно и одеться, сжалился Солнышко и тут же накинул приглянувшиеся ему еще с вечера Васины "бермуды". Васе ничего не оставалось, как напялить Солнышкины шорты и свою безрукавку. Хоть Василий и решил ничему не удивляться, при выходе из квартиры он все же слегка удивился: Солнышко, а что, дверь закрывать ты не будешь? Думаешь, надо? Ну ладно, можно и закрыть. Художник снял с гвоздика в прихожей ключик и запер замок, которому Василий в "своем" мире не доверил бы и почтового ящика, а сам ключ даже не положил в карман, а небрежно засунул под коврик. Выйдя из дома, Солнышко раскланялся с женщинами на скамеечке и потащил Васю к "велосипедному" навесу. Вот этот мой, с гордостью сообщил Солнышко, беря старый драндулет, раскрашенный яркими красками чуть не всех цветов радуги. А ты выбирай себе по размеру. Да вот хоть этот. А удобно ли без спросу? засомневался Василий. Чужой всетаки. Удобно, удобно, я обо всем договорился, заверил Солнышко. Сейчас, только сидение чуть приподнимем... Пока Солнышко возился с седлом, Дубов оглядел дом, из которого они вышли. Это было трехэтажное здание барачного типа, одно из тех, что выросли на окраинах Кислоярска в послевоенные годы. Присмотревшись, он увидел за деревьями еще несколько таких же домов. Скажите, пожалуйста, это ведь район Кировской улицы? обратился он к старушкам. Кировской? переспросила одна из них. Да нет, я о такой и не слыхивала. Там, за рощей Зеленая улица, а здесь Виноградная. Так ведь Виноградная это и есть бывшая Кировская, припомнила вторая женщина. Ты что, Степановна, забыла? "Значит, если Виноградная это Кировская, то Зеленая соответствует нашему Индустриальному проезду, сообразил Дубов. А ведь сразу и не узнаешь..." В "нашем" Кислоярске Дубову коли и доводилось бывать в этой части города, то, как правило, по профессиональной надобности: район Кировской и Индустриального проезда считался одним из самых криминогенных. Да и чисто внешне он выглядел совсем иначе: никаких садов и лужаек, а между бараками простирались замусоренные пустыри с редкими деревьями и кустами. Красиво, правда? сказал Солнышко, перехватив взгляд Василия. Мы тут всем городом порядок наводили, вот и Степановна с Семеновной соврать не дадут! Ну, поехали, что ли? Последние десять с лишним лет Дубов передвигался по городу и окрестностям преимущественно на стареньком синем "Москвиче", приобретенном по случаю еще в годы комсомольской работы, а на велосипед в последний раз садился и того давнее, и теперь Василия беспокоило даже не столько то, удержится ли он в седле, сколько сумеет ли "вписаться" в общее движение транспорта. Наблюдая за маневрами наиболее "продвинутых" велоджигитов, Василий всякий раз дивился, как они ухитряются проскакивать между мчащимися машинами и автобусами и при этом иногда остаются целыми и невредимыми. Но все оказалось куда проще. На Кировской, или, вернее, Виноградной, куда друзья попали, проехав по широкой тропе между двух бывших бараков, транспортного движения как такового почти что не было: люди передвигались преимущественно пешком или на велосипедах, а коекто даже на самокатах или роликовых коньках, которые здесь явно служили не столько забавой, сколько средством передвижения. Изредка попадавшиеся автомашины имели чисто служебное назначение: скорая помощь, аварийная служба или перевозка продуктов. Самой большой машиной оказалась старая добрая мусоросборщица"Норба", но не выкрашенная в ядовитозеленые тона, как в "нашем" Кислоярске, а размалеванная полуфантастическими зверями и растениями. По верху шла разноцветная надпись: "Берегите природу, мать вашу!" Я рисовал! не без гордости крикнул Солнышко, обернувшись за рулем. Он ехал впереди, показывая дорогу. Внушает, похвалил Василий, хотя он и не был поклонником такого рода живописи. А чего у вас машин так мало? А зачем зря воздух загрязнять? искренне удивился Солнышко. Нет, ну если кому нужно быстрее, или зимой, или еще какие причины, так у нас и автобусы есть, и такси. А эту мусоросборку прикрыть хотели, да Петрович настоял, чтобы оставить, пока ничего получше не придумали. Какой Петрович Соловейразбойник? не подумав, переспросил Дубов. Вот именно, засмеялся Солнышко. Александр Петрович Разбойников, наш мэр. Василий еще раз мимолетно удивился в отличие от Солнышка, Александр Петрович был жив и, следовательно, на том свете никак находиться не мог. Правда, и мэром он уже давно не являлся: увлекшись левым экстремизмом, плавно переходящим в путчизм, товарищ Разбойников угодил на скамью подсудимых, отсидел шесть лет, а в последние годы, не довольствуясь скромным пенсионерским существованием, возглавлял Социалистическую партию. Словом, Александр Петрович прошел тот славный путь, который ему в качестве одного из вариантов предсказал Васин приятель Генка после лекции профессора Кунгурцева. Хотя Дубов этого не помнил и помнить не мог. Понемногу освоившись в новых для него обстоятельствах уличного движения, ранее виденных лишь по телевизору гденибудь в Голландии, Дубов понемногу начал поглядывать по сторонам, изучая окружающую его действительность. А действительность не очень отличалась от той, что была привычна Василию. В этом предместье Кислоярска он бывал нечасто и помнил его довольно смутно, однако в глаза бросалось обилие всяческой зелени, деревьев и кустарников, которых здесь в таких количествах никогда не бывало, а заборы, словно в оправдание нового имени улицы, были увиты диким виноградом. Что до прохожих и велосипедистов, то большинство из них были одеты (или раздеты) так же, как Солнышко, то есть в одних шортах или спортивных трусиках, а меньшинство как Василий, то есть в том же плюс в майке или рубашке с очень короткими рукавами, а то и вовсе без рукавов. Наряд некоторых был и того скромнее: поскольку Дубов, как неопытный велосипедист, ехал довольно медленно, то несколько раз его обгоняли люди самого разного возраста и пола на роликовых коньках, все обмундирование которых, помимо коньков, составляли защитные наколенные щитки и рюкзачок за плечами. А в одном из сквериков, коих вдоль Виноградной было бесчисленное множество, прямо на траве загорали несколько ребят и девочек. Счастливые, вздохнул Василий, вспомнив, как они с друзьями ездили загорать чертте куда за город, на речку. Здесь, правда, не хватало реки, но остальное в наличие имелось: и не погородскому свежий воздух, и солнце, и травка, и еще естественность обнаженности, которой порой не хватало Васе и его одноклассникам. Одна из девчат, лет двенадцатитринадцати, которую Дубов издали даже принял за мальчика, показалась ему на когото очень похожей. Василий на миг прекратил крутить педали, отчего чуть не свалился вместе со всем велосипедом. Заметив, что на нее глядят, девочка улыбнулась и приветливо замахала Васе рукой. Дубов страшно смутился и пришпорил своего двухколесного коня. Словно услышав его мысли, Солнышко еще раз обернулся: Узнал? Люськина дочка, Танюша. А вырастет станет такая же красавица! О том, какой красавицей стала выросшая Люся, Дубов не имел ни малейшего понятия вскоре после окончания школы она кудато уехала из Кислоярска, и с тех пор о ней не было ни слуху, ни духу. Проехав еще пару кварталов, Солнышко, а следом и Василий свернули с Виноградной на более узкую улицу, которая в советское время носила имя Урицкого, а затем была переименована в ул. Канегиссера, даром что имена обоих этих исторических деятелей кислоярцам мало о чем говорили. Здесь же, судя по вывеске на угловом доме, улица называлась Тихая, и это название очень ей соответствовало, так как на нее выходило старейшее кладбище города Матвеевское. Вскоре вдоль тротуара показался дощатый забор, за которым темнели кресты и памятники. А у неприметной калитки Солнышко спешился и завел велосипед на территорию погоста. Василий немного удивился, но последовал его примеру. Спрямим путь, пояснил Солнышко, а заодно от велика отдохнешь. Я ж вижу, что ты с ним не оченьто ладишь. Друзья вступили на широкую аллею с двумя рядами молодых елей по краям. Раньше не приживались сохли, заметил Солнышко. А как только военный завод закрыли, так сразу воздух стал в тыщу раз чище, и вот вам пожалуйста, елки растут, будто в настоящем лесу. Здорово, правда? А вон погляди туда. Да не туда, а левее. Видишь? Василий хоть не сразу, но разглядел в еловых ветвях белку. Словно почувствовав, что за ней наблюдают, белочка перепорхнула на более нижнюю ветку и вскоре, спрыгнув на старинное замшелое надгробие, уселась на пышный хвост и уставилась на людей маленькими глазкамибусинками. Вот попрошайка! Ну извини, не захватил угощения, виновато развел руками Солнышко. Белочка насмешливо фыркнула и, вспрыгнув обратно на ветку, кудато исчезла. Правда, хороша? И главное, никто их ниоткуда не завозил, сами завелись. А еще тут, говорят, ежики появились. Сам не видел, врать не буду, но люди видели. Правда, здорово: на кладбище и ежики?! Хотя Василий и не очень понимал, для чего на кладбище ежики, он одобрительно закивал, чтобы не обижать равнодушием своего восторженного друга. Ведя велосипед, Солнышко продолжал увлеченно рассказывать о редких растениях и животных, обитающих на Матвеевском кладбище, так что Дубова так и подмывало спросить, не открылся ли здесь филиал зоопарка и ботанического сада. Вполуха слушая Солнышко, Василий машинально разглядывал памятники и читал надписи, и чем дальше, тем более ему казалось, что кладбище чемто отличается от того, которое было в "его" Кислоярске. Сначала он не мог понять, чем именно, а потом сообразил, или, вернее сказать, ощутил, что оказался как бы на двух кладбищах одновременно. Одно, условно говоря, Старое Матвеевское, олицетворялось огромными крестами и надгробиями, аляповатыми оградами, а в звуковом выражении вороньим карканьем, долетавшим откудато сверху, из крон вековых деревьев. Новое же кладбище как бы незаметно врастало в старое небольшими легкими памятниками, невысокими холмиками, засаженными зеленым дерном, оградками из кустарника, наконец, молодыми елками, белочками и веселым чириканьем воробьев и какихто других пташек, в названиях которых путался даже Солнышко. А сравнивая надписи на могильных камнях, Дубов установил, что "новому" кладбищу лет пятнадцатьвосемнадцать, но никак не более двадцати. Чтобы спрямить дорогу через кладбище, нужно было пройти по той аллее, которая теперь звалась Еловой, а затем повернуть на центральную. Однако Солнышко отчегото свернул на какуюто довольно узкую дорожку. Так как продвигаться здесь можно было не очень быстро, то Василий успевал прочитывать все подписи на памятниках, попадавшихся на пути. Одна могилка, из "новых", привлекла особое внимание Василия. Рядом с аккуратным прямоугольным холмиком, засаженным какойто веселой травкой вперемежку с ромашками и васильками, стояла невысокая белая плита, на которой было выбито: "Васенька Дубов". (Именно так Васенька, а не Василий или хотя бы Вася). "Тезка", подумал Дубов, но когда сумел прочитать то, что было под именем, то ему стало малость не по себе: тезкин год рождения совпадал с его годом, а год кончины значился 1988. Отсутствие дня и месяца в обеих датах еще внушали надежду, что это простое совпадение, но Солнышко, прислонив велосипед к вековой липе, отправился между могил именно туда, к месту последнего упокоения юноши, которого звали Васенькой Дубовым. Василию ничего не оставалось, как последовать за Солнышком. Последние сомнения исчезли, когда Дубову удалось получше разглядеть темное пятно над именем покойного это была фотография, а точнее, фотокопия с рисунка спящего мальчика. Василий тотчас узнал свой портрет, который нарисовал Солнышко незадолго до собственной гибели. Солнышко нагнулся к камню, нежно погладил его, будто спящего ребенка, и повернулся к Василию: Извини, Вася, забыл цветочков прихватить. Ну ничего, на обратном пути завезем. А заодно напомни, чтобы я купил орешков, белочек покормим. И, перехватив взгляд Дубова, прикованный к портрету, пояснил: Нет, ну ты не подумай, у нас и фотки твои сохранились, и более похожие портреты, но мы выбрали этот, он ведь и тебе самому нравился. Тут Василий не выдержал: Прости, пожалуйста, Солнышко, но я тебе задам один очень глупый вопрос. Тебе не кажется странным, что ты так заботливо прибираешь мою могилку и одновременно разговариваешь со мною живым? Однако Солнышко ничуть не смутился: А я никогда понастоящему и не верил, что тебя не стало. Даже у учителя спрашивал, правда ли, что ты жив, а он мне ответил, ну, ты ж его знаешь, он любит позаумничать, что, дескать, в какомто смысле так оно и есть. Василий, разумеется, понятия не имел, о каком учителе толкует его друг, но переспрашивать не стал. Я его тогда спросил мол, если ты в какомто смысле жив, то не могли бы мы с тобой в какомто смысле встретиться. Учитель сказал, что это вообщето не положено, но если очень хочется, то можно. А вчера он мне позвонил и сказал: "Принимай гостя". Я сразу все понял, и вот пожалуйста мы снова вместе. А я ничего не понял, вздохнул Вася. Потом заглянем к учителю он тебе все объяснит, пообещал Солнышко. Ну ладно, поехали дальше. И они поехали. Вернее, пошли, катя велосипеды. После нескольких поворотов, они вышли на центральную аллею, а по ней к главному выходу с Матвеевского кладбища. За железнодорожным переездом открывалась перспектива Матвеевской улицы. Как и в "нашем" Кислоярске, она была покрыта булыжником, что очень затрудняло движение машин, а езду на велосипеде делало бы совсем невыносимой, если бы не широкие асфальтированные тротуары. Решили оставить, как есть, пояснил Солнышко. История всетаки. Не мы брусчатку клали, не нам ее и убирать. Да ничего, Вася, мы поедем другим путем. И с этими словами он привычно вскочил на велосипед. "Другой путь" оказался безымянным переулком, который отходил от Матвеевской улицы, а вторым концом в прежние годы упирался в проходную военного завода, того самого, изза которого на кладбище не приживались хвойные деревья. Василий не знал, как выглядел этот завод, не имевший даже названия, только "почтовый ящик номер такойто", при советской власти, но бывал на его территории уже в более поздние годы. Большинство корпусов были "приватизированы", а на самом деле просто разгромлены и разграблены и имели такой вид, как будто подверглись массированному нападению той продукции, которую долгие годы выпускали. Лишь несколько небольших вспомогательных корпусов, куда вселились фирмы, имели болееменее пристойный вид, отчего общая картина запустения выглядела еще безрадостнее. Совсем не то было здесь, в Кислоярске "потустороннем", как Василий продолжал его звать, хотя уже не совсем был уверен в точности такого обозначения. Переулок не прерывался у проходной, которой здесь и не было, а продолжался дальше, через бывший завод. Да и безымянным он больше не был сердце Василия на миг дрогнуло, когда он прочел название: "Улица Сорочья". Территория бывшего завода разительно отличалась от того, что мог видеть Василий в "своем" Кислоярске. В ярких, праздничных зданиях трудно было узнать те мрачноватые серые корпуса, где люди, высшее творение природы, производили орудия для уничтожения себе подобных. Теперь здесь размещались мастерские, гостинницы, кафе, а коегде и обычные жилые дома. Ну и, разумеется, все свободное пространство занимали деревья, цветочные клумбы и зеленые лужайки. А там, Солнышко махнул рукой кудато в сторону, даже вишневый сад посадили. Ты бы поглядел, как он хорош в цвету!.. И вдруг Василий затормозил, как вкопанный: на месте прежнего технического водоема возвышалась церквушка, полностью повторявшая ту, где служил отец Александр, даже ограда была точно такая же, разве что более новая и не покосившаяся. Конечно, это могло быть и совпадением мало ли на свете похожих церквей но стояла она не просто гдето, а на Сорочьей улице. Хотя в ЦарьГороде Сорочья улица находилась в совсем другой стороне. Не добавила ясности и памятная доска, вделанная в ограду: "Храм Всех Святых на Сороках. Восстановлен стараниями Кислоярской общественности в 19972001 годах". Далее следовал список юридических и физических лиц, коим общественность выражала особую благодарность за соде