ой куколкой, даже оборванные выцветшие обои и те вспоминаю с любовью... Жаль, конечно, что всего этого нет теперь --ни книг, ни <...>, ни фотокарточек моих -- но все это в конце концов ничто по сравнению с тем, что вы пережили, эти ужасные 2 года и что мы встретились, и встретимся еще раз, уже навсегда. Очень рад; что обнаружился Зитька и что он и Женя Гриднева и Леня так внимательно к вам относятся, ты ничего не пишешь о Беллочке и ее детях. Где они? О З.К-не и Тусе ты, по-видимому, писала в одном из недошедших писем. Подробностей не знаю. Где Тусин муж? Где ее ребенок. Пишет ли Женя что-нибудь Сереже? Впрочем, на все эти вопросы ты, вероятно, уже 20 тысяч раз отвечала, но они до меня не дошли. Я очень беспокоюсь -- получили ли вы мои деньги, которые я выслал вам из резерва в середине января -- 900 рублей. С тех пор я еще ничего не получал (хотя мне и полагается за 2 месяца около 3000) -- мучаюсь, что ничем не могу вам помочь. Скорей бы уже определился бы на какое-нибудь постоянное место, а то это существование между небом и землей, между штабом и батальоном мне уже, признаться, порядочно надоело. Единственное, что меня еще утешает, это, что вокруг меня сейчас симпатичные и даже интересные люди, с которыми можно и поговорить, и поспорить, и пошутить, но к сожалению, вскоре придется с ними расстаться и запрячься опять в ярмо. А насколько все-таки интереснее и легче жить, когда возле тебя есть люди, которые тебе не противны и с которыми есть что-то общее. Ну, да ладно. Что-то заныл я.-- Скорей бы весна. А то надоела эта грязь и распутица, особенно противная здесь на Днепропетровщине. Ну, всего хорошего. Крепко вас обнимаю и целую. Привет всем друзьям. Одновременно пишу и Жене. Еще раз целую. . Ваш Вика. 5.03.44 No 2 Начинаю нумерацию писем, считал за No 1 посланное дня 2 тому назад, ответное на первые письма пришедшие от вас. Итак, получил уже назначение в саперный батальон своей родной дивизии на должность заместителя командира батальона. Посмотрим, что из всего этого получится. Батальон находится в другом селе, и итти туда надо километров 35. Перспектива -- малособлазнительная -- грязь непролазная. Как она надоела, если б вы только знали. Живя в городе, в мирное время, грязь как-то не замечаешь. Снег, потом ручьи, потом сухо. Вот и все. А тут в деревнях только и знаешь, что ругаешь ее. Подошвы у сапог отрывает. И так весь февраль было и, по-видимому, весь март будет. Скорей бы весна! Решили сегодня не выходить -- двинуть уже завтра с утра. Пишу "решили" в множ. числе, т. к. нас сейчас трое -- я, Обрадович и Скородумов. Обрадович в прошлом был командиром взвода того батальона, в который я еду. Часто выполнял работы у меня в полку. Сейчас он работает у корпусного инженера. Пресимпатичнейший молодой человек. Ленинградец, архитектор. На этой почве мы сблизились с ним еще в Сталинграде. Теперь же, во время моих командировок (а они почти всегда были в этот самый корпус), я всегда к нему заезжал. Последний раз я у него 5 дней провел. Сейчас же он оказался вместе со мной, т.к. приехал сюда зуб рвать и живет пока у меня. Кроме всех своих положительных качеств -- культурности, мягкости, интеллигентности, он обладает еще одним замечательным качеством -- у него чудный слух, и он знает наизусть чуть ли не все оперы. Евг. Онегина, Пиковую даму, Риголетто, Царскую невесту может чуть ли не с начала до конца пропеть. Этим мы и занимаемся, бездельничая сейчас, лежа на своих набитых соломой тюфяках. Я ему заказываю оперы и арии, а он исполняет. Я так за время войны соскучился по музыке, что даже его далеко не Шаляпинское исполнение доставляет удовольствие. Со Скородумовым я познакомился в резерве, а последнее время он был прикомандирован к нашему отделу и тоже разъежал в командировки с различными поручениями. Он москвич, по образованию геолог. Не глуп, хотя по интеллигентности и уступает Обрадовичу. Мы с ним подружились на почве Толстого, которым увлекались в резерве и культ которого до сих пор у нас свят. Я из резерва притащил с собой сюда 4-й том "Войны и мира", который мы буквально "прорабатываем" в перерывах между операми. Он обожает Толстого и неплохо его знает -- весьма редкое теперь явление. Я тоже влюбился теперь в Толстого, и некоторые сцены мы по многу раз перечитываем и вспоминаем. Некоторые места, честное слово, до того замечательны, что дальше некуда. "Объяснение в любви" между Эллен и Пьером, отъезд Ростовых из Москвы, смерть Пети Ростова, первая атака Николая Ростова, да, господи, всех и не перечтешь. Как видите, мы довольно культурно проводим время. Поем, спорим о Толстом, об архитектуре, искусстве, международном положении (больше всего, конечно, теперь о Финляндии) ну, и конечно, бьем вшей. Сейчас, правда, эта проблема у меня почти разрешена -- сегодня я, например, не обнаружил на себе ни одной вши. (помните, как дети в "Петре-диктаторе" ловили вшей на московской тетке), но это после основательной бани, которую мы недавно себе тут устроили, стирки белья и полной дезинфекции. До этого же, откровенно говоря, эти животные довольно прочно на мне обосновались, главным образом поселившись в шинели и брюках. Теперь все уничтожено, и я блаженствую. Ну вот и все пока. Был еще один друг, собст. говоря, "друг" -- это слишком много сказано, Кролль, о котором я вам уже писал -- тоже участник всех наших споров, но сейчас он тоже в командировке и, по-видимому, я его уже не увижу. Страмцов тоже на время уехал, т. что остались мы трое. Следующее письмо ждите уже из части. Адрес ее, по которому вам надлежит теперь писать -- полевая почта 16414. Целую крепко. Вика. 3.05.44. No15 Опять шагаем. Пятый или шестой день, или вернее ночь, шагаем. Уходим как смеркается, приходим с рассветом. Днем -- спим как убитые, завтракаем, обедаем и опять засыпаем. Поэтому и перерыв в письмах. Сегодня, хотя был и довольно большой переход, но я успел уже и поспать, и газеты прочитать, и наконец за письма взяться. Погода чудесная, на небе ни одного облачка, солнце вовсю. Сижу во дворе, на соломе и пишу на коленях. Кругом спят бойцы. Рядом Люся строчит какие-то сведения дивинженеру. Легко позавтракали вареным мясом и молоком. Теперь ждем обеда. 1-е мая, к сожалению, нам не удалось встретить по-настоящему. Всю ночь шли... Но как шли. Такого ужаса в природе я, пожалуй, еще никогда не видал. Ночь, тьма, сумасшедший ветер, сбивающий с ног и резкий, ни на минуту не прекращающийся, хлещущий прямо в лицо дождь. Промокли до ниточки, продрогли... Всю ночь брели по скользкой, вязкой грязи, ничего не видя вокруг себя. К месту назначения прибыли часов в 9. С трудом нашли себе квартиры. Растыкались по 2--3 человека в комнатах и почти целый день занимались тем, что сушили вещи -- сидели в одних мокрых, грязных кальсонах. Хозяйка постирала нам портянки, носки, сварила супу, а потом, когда пришли наши обозы -- по случаю праздника немножко выпили первомайской водки, а потом наслаждались настоящим кофе-мокко. Это было самое приятное в этот день. Целую громадную кастрюлю наварили, и я пил и вспоминал наш утренний, киевский кофе, к которому я тогда почему-то так хладнокровно относился.-- Вечером опять пошли. Перед самым отъездом из Овидиополя получил очередную пачку писем от Страмцова, правда, очень давнишних. Впрочем, я их читаю с неменьшим удовольствием. В одном из писем ты пишешь, что у тебя такое впечатление, как будто мы ни о чем с тобой не успели поговорить. Ты знаешь -- у меня такое же впечатление. А я ведь целую неделю пробыл... В связи с нашими передвижениями опять перебои в почте. Пока только одно письмо от вас на этот адрес получил. Ну -- готов обед. Кончаю письмо. Да -- не встретила ли ты Михаила Григорьевича Болотова, Нанкиного поклонника? Загляни как-нибудь в Рентгенинститут -- он, вероятно, там работает. Интересно, как вы встречали 1 мая. Были ли у вас хоть к этому дню деньги? Как поживают Женя с Лидией Вас-ной. Как ее здоровье? Привет всем. Крепко целую. Вика. 8.06.44. 26 или 27 Дня три вам не писал, и уже чего-то не хватает. Ну -- поздравляю со вторым фронтом! Наконец-то! Дождались! Надеюсь, что к моменту прихода этого письма к вам бои будут уже у самого Парижа. Конечно, и у вас так же, как и у нас, это сейчас основная тема всех разговоров и спрос на карты Франции очень велик. Я оказался все-таки тоже предусмотрительным. Еще на Буге, кажется, я нашел в грязи небольшую карту Франции и в ожидании открытия 2-го фронта подобрал ее. Вот и пригодилась. Есть еще и Норвегия. Авось, и там высадят. Наша жизнь в сказочном лесу, в котором так хорошо пахло акацией и в кот. мы так уютно устроились -- палатки, дорожки, самодельные столики и скамейки -- окончилась. Мы отъехали от своего расположения на 20 км. и превратились в ... косарей! Устроились тоже в лесочке, но пониже и помельче и на косогоре. Вобщем, конечно, тоже не плохо, но кино нам теперь уже не видать, а главное почта далеко -- на старом месте. Впрочем, по-видимому, долго мы здесь не просидим и уедем. Погода чудесная, солнечная. Жаль только, купаться негде. Третьего дня ходили, правда, за 3 км. на ставок -- помылись и немножко загорали, но это было еще на прежнем месте, а здесь, поблизости ничего мокрого нет. В прошлом году в это самое время мы жили под Купянском, на самом берегу озера и целыми днями купались. Посылаю вам любопытное письмо, кот. получил из Москвы. В период безделья в Апостолово мы с Обрадовичем, как-то прочитавши в "Правде" статью акад. Щусева о восстановлении Сталинграда и о предполагаемом устройстве парка культ. и отдыха на Мамаевом кургане (место, на кот. мы провоевали 5 месяцев в Сталинграде), написали статью в "Правду". Ответ вам и пересылаю. И газетную статью тоже пересылаю. По-видимому, наше письмо возымело все-таки какое-то действие. Посылаю вам и свою фотокарточку, снятую для удостоверения. Письма получаю более или менее регулярно. За все время получил уже около 70 штук. Недавно получил письмо еще от одного своего госпитального друга -- замечательного милого мальчика Саши Кондрашева. Он тоже где-то тут, совсем рядом. Может, и встретимся. В ручке кончаются чернила. Пора и мне кончать. Жду писем. Если поедем, будет большой перерыв -- у меня конечно, а не у вас. Я вам буду со всех станций посылать. Крепко целую. Вика. 29.06.44 Сбился! будем считать 35 Вчера вечером, на 16-й день перерыва, пришли первые письма -- два от тебя от 30.5 и 5.6 (48 и 50) и одно от Леньки. Надеюсь, что это начало целого потока писем, накопившихся за этот промежуток времени. И газеты московские стали получать, даже на второй день после их выпуска. Сразу стало как-то веселей. Зато метеорологически стало куда скучней. Второй день льет дождь. Вчера была гроза, а сегодня зарядил серенький, нудный с перерывами хронический дождик. Сидим вчетвером в палатке, курим, пишем письма, читаем. От живописной речки нашей ушли поближе к начальству. Живем в лесу. Нету уже горизонта, синеющих вдали лесов, камышей и заходящего так красиво солнца. Правда, почта, радио и кино под боком, но все-таки там было лучше. Живем мы по-прежнему вчетвером -- я, Люся, Митясов (новый после Кучмы нач. штаба) и наш ординарец Валега. Живем дружно, душа в душу и я даже сказал бы весело, хотя особых развлечений и нет. Боюсь только, что на место моего славного, всегда веселого, неунывающего Митясова пришлют нового офицера, т. к. он временно занимает эту должность. Он, т. сказать, выдвиженец -- в бат-н пришел в Сталинграде солдатом и вот дорос до нач-ка штаба. Несколько дней тому назад мы все снимались общей офицерской группой и потом поодиночке или попарно, по желанию. Дня через 2--3 будут готовы карточки, и я вам вышлю. , Ты все боишься, что я вернусь домой в трусах. Могу тебя успокоить -- все выданное обмундирование остается за нами и в крайнем случае первый послевоенный год я похожу как-нибудь и в военном. Кроме того, не все же время нам сидеть в лесу, настанет опять и наш черед гнать фрицев, а у них уже твердо укоренившийся обычай бросать все свое барахло, чтобы было легче бежать. Я уже за время войны стал не таким уж щепетильным, и меня нисколько не коробит немецкий плащ на моих плечах или авторучка в кармане. Ты не пишешь (или -- возможно, не дошло еще письмо) -- получили ли вы мой аттестат. И как вы сейчас живете? Сейчас, правда, лето -- легче. Не надо дров, и коптилки не так донимают. Застеклили ли ни окна? Как дела с уборной? Неужели до сих пор на 3-й двор бегаете? Как взаимоотношения с соседями? Утихла ли уплотнительная кампания? Ты спрашиваешь о Иончике. Да я толком и сам о нем ничего не знаю. Письма от него приходят редко и все рассуждительно-философс-кого порядка. О жизни своей почти не пишет. Ленька писал мне, что он стал заслуженным, но сам он об этом ничего не пишет. Ну, все. Целую. Вика. 23.07.44. Представляю, как вы волнуетесь, не получая от меня писем. Но, ей-Богу, я с первого дня наступления все собираюсь и буквально нет свободной минутки. Немец бежит так, что мы его и не видим. Мы делаем по 30--35 км в день и никак догнать не можем. Сейчас, если не тронемся дальше, напишу подробное письмо. А это на всякий случай. Крепко целую. Вика.