Алексей Иванович Мусатов. Дом на горе OCR: Елена Байрашева  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. НА СТРЕМНИНУ *  Глава 1 ВОДОПОЙ Был тихий предзакатный час, жара давно спала, деревья замерли, и солнце неторопливо снижалось к горизонту. Мальчишки собрались у конюшни. И оттого ли, что закат предвещал на завтра хороший, погожий денек, или оттого, что все ладилось и шло по порядку в этом мире, обычно строгий и мрачноватый конюх Тимофей Новоселов оказался сегодня в добрейшем настроении и сам предложил ребятам свести коней на водопой. Мальчишки мигом разобрали лошадей. - Стоп, эскадрон! - Новоселов поднял руку. - Чур, моих директив не превышать! Поить где положено, скачек не устраивать. Дошло, лихачи? - Дошло, Тимофей Иваныч... Уж вы положитесь на нас, - смиренно ответил Паша Кивачев, коренастый подросток с широким лицом и светлыми волосами. - Тогда будь за старшего, Павел. Присматривай там! - наказал конюх и задержался взглядом на худощавой, но крепко сбитой фигуре Кости Ручьева. Тот, точно влитой, сидел на медно-красном сильном жеребце Гордом, крепко сжав босыми загорелыми ногами его горячие бока. "Порох на порохе едет и порохом погоняет! - Новоселов неодобрительно покачал головой. - И когда он Гордого успел захватить?.." - Ты бы, Костюшка, жеребца-то Паше уступил - у него рука спокойная. Костя, чубатый, смуглый, с упрямой складкой на переносице, вспыхнул и с силой вдавил темные пятки в бока лошади. Гордый рванулся вперед, но мальчик туже натянул поводья - и жеребец заплясал на месте. - Тимофей Иваныч... - только и нашелся сказать Костя. Глаза его вспыхнули, и конюх понял: сейчас мальчишка никому не уступит Гордого. - Мы за ним присмотрим, - сказал Пашка. - Ну-ну, поезжайте, коли так, - согласился конюх. Мальчики тронули коней. Миновали колхозные усадьбы, кузницу, силосную башню, водокачку, легко взметнувшую вверх колесо ветродвигателя, похожее на огромный веер. Потом пустили коней рысью по глубокому, прохладному овражку и вскоре выехали к реке, к тихому полноводному водопою. Отороченная по берегам густыми зарослями ивняка и черемухи, река лежала без единой складочки, и в ней, как в зеркале, отражались курчавые прибрежные кусты и перистые облака высокого неба. Лучшего места для водопоя не найти! Мальчики, остановив коней у самого берега, опустили поводья и разом причмокнули языком, что должно было означать: "Вы сегодня хорошо поработали. Пейте, кони, досыта - воды хватит!" Лошади жадно припали к парной воде. Пили долго, сосредоточенно, не отрывая губ, а мальчики сидели не шелохнувшись, и им начало казаться, что река мелеет, вода отступает от берегов и вот-вот обнажится дно, усеянное цветными камешками. Первым, фыркая и роняя с губ зеленоватые капли, похожие на виноградины, оторвался от воды жеребец Гордый. Он вскинул точеную рыжую голову, вытянул мускулистую, сильную шею и заржал призывно и звонко, словно хотел оповестить всех, что вот он наконец утолил жажду и теперь по-прежнему резв, бодр и молод. Потом вошел по колени в воду и властно ударил копытом по глади реки. Мальчишки переглянулись. - Абреки и джигиты! - тонким голосом закричал Алеша Прахов, малорослый веснушчатый паренек с лукавыми черными, как спелые ягоды черемухи, глазами. - Неужели мы конюха испугались? Форсируем водную преграду! - Не хорохорься, Прах! - остановил его Паша. - Все равно тебя в кавалерию не примут... ноги коротки. - В самом деле, Кивачев, - с досадой сказал рослый Митя Епифанцев, - раз к реке приехали, надо хоть искупать коней. - Насчет искупать сказано не было... - не очень уверенно возразил Паша. - А ты по сказанному все живешь! Отсюда досюда! - не оборачиваясь, вполголоса сказал Костя Ручьев, незаметными движениями коленей и пяток заставляя Гордого идти вперед. - Ты это брось, брось! - встревоженно закричал Паша. - Там, посередине реки, ключи бьют... закрутить лошадь может. Но Костя ничего, казалось, не слышал. Смешно же, в самом деле, слушать предостережения Паши, про которого в селе говорят, что он рассудителен и осторожен, как столетний дед! А ведь Гордый - знаменитый фронтовой конь. Ему, верно, и самому хочется тряхнуть стариной и после утомительной работы выкинуть что-нибудь такое, чтобы люди сразу признали в нем бывалого кавалерийского коня. Вот уже вода достигла Гордому до груди, коснулась шеи. Жеребец вдруг оттолкнулся от песчаного дна, вытянулся и поплыл. Костя ощутил, как заиграли твердые мускулы Гордого. Мальчики невольно залюбовались, как легко и, главное, бесшумно плыл Гордый. - Хорошо плывет! На таком только в разведку ходить... - с удовольствием оценил коня Алеша Прахов и воинственно скомандовал: - Эскадрон, за мной! Вплавь! Но пегая кобыла, на которой сидел Алеша, известная в колхозе под кличкой Командировочная, не захотела форсировать реку. Она покрутилась на берегу, потом лихо взбрыкнула, без всяких усилий сбросила Алешу со спины и неторопливо побежала к клеверищу полакомиться молодой отавой. Сконфуженный Прахов помчался догонять строптивую лошадь. Костя между тем, сделав большой круг по реке, направил коня к берегу. Здесь он сполз с мокрой спины лошади, нарвал осоки и, как мочалкой, принялся тереть лоснящиеся бока Гордого, его грудь и спину. - Ну, что же ты? Клюквы объелся? - насмешливо спросил он, заметив растерянное лицо Паши Кивачева. - Купать, так купать... Командуй! Кивачев уныло махнул рукой - нет, не слушают его ребята, всегда этот Ручьев сделает по-своему. - Купайте, коли так, - уныло согласился Паша. Река забурлила, закипела, словно в ее глубине разыгрались могучие сомы. Четкое отражение прибрежных кустов исказилось, светлые перистые облака порвались в клочья. О берег заплескались мелкие, частые волны. Глава 2 "ГВОЗДИ" Неожиданно Костя услыхал песенку. Ее пели два голоса: один был глуховатый, с хрипотцой, другой - тонкий, срывающийся. Певцы пели не очень складно, но громко, с удовольствием и, наверное, были уверены, что лучше их никто еще не пел. Как ни прислушивался Костя, он не мог понять песни и только улавливал отдельные слова о походе, о золоте, о бруснике. Но вот из-за кустов вынырнул вихрастый мальчуган с палкой в руках. - Колька! - крикнул Костя, и лицо его озарилось улыбкой. Но в то же мгновение он нахмурился: не годится все же так откровенно выражать свою радость, даже если встречаешь родного брата, которого не видел целый месяц. Зато Колька Ручьев - а это действительно был он, веселый, никогда не- унывающий Колька, бравый путешественник и великий проказник, - своих чувств не скрывал. - Костюха! - завопил он, зачем-то с размаху швырнул в реку суковатую палку, верой и правдой служившую ему с первого дня похода, и бросился брату на шею: - Вот здорово, что я тебя первого встретил! - Да обожди ты!.. Грязный весь... дымом пропах, как головешка. - Костя легонько отстранил братишку и придирчиво осмотрел его с ног до головы. - Слушай, ты с конем? - Колька с восхищением взглянул на Гордого. - Прокати разок! На рысях! - Стой, стой передо мной, как лист перед травой! - прикрикнул Костя. - Ну и вид же у тебя... Бродяга ты, а не путешественник! Кепку потерял, рубаху прожег, лицо все в ссадинах... Хорошо еще, что живой вернулся, в болоте где-нибудь не завяз. - А мы было завязли в Больших Мхах, вот с ним вместе! - выпалил Колька и кивнул на подошедшего дружка, Петю Балашова. Но тот сделал предостерегающий жест, и Колька быстро спохватился: - Это ничего. Мы выкарабкались. А знаешь, какую мы песню сочинили! - И он вновь с воодушевлением пропел о золоте, двух реках и бруснике. - Какое золото? - с досадой отмахнулся Костя. - Чего ты мелешь? - Ну, не золото... охра! Варя говорит: наша находка имеет всенародное значение. А еще зуб окаменелый нашли... исторической давности. А еще двум ручьям название дали... И, как старший брат ни хмурил брови, Кольку нельзя было удержать. С облупленным носом, в прожженной угольками рубахе, с ссадинами на лице и руках, он сиял, как именинник, и без умолку тараторил о ночевках у костра, синих огоньках на болоте, заповедных ягодных местах, о студеных ключах в оврагах... - Слушай, Колька, можешь ты переключиться на первую скорость? - поморщился Костя. - Ты мне лучше скажи: почему вы с Петькой от пионеров отбились? - Пионеры по большой дороге пошли, к школе... - А вы последними ползете? - И вовсе не последними, - возразил Колька. - Варя сзади идет. Мы с Петькой на болото ходили. В разведку. Ох, и брусники там, Костя! - Та-ак... понятно... А Варя, значиг, по болоту бегала, искала вас, малолеток? - Да мы и сами бы вернулись... Тут от села близко. Разведали бы и вернулись. - Уж вы бы разведали! - не на шутку рассердился Костя и вдруг неожиданно выкрикнул: - Гвозди вы, а не ребята! - Он взял Кольку за ворот рубахи и притянул к себе: - Вот что, гвоздь: лети домой, бери мыло, мочалку и мойся как миленький. Приду - я тебе устрою проверочную, контрольную... Колька с сожалением покосился на жеребца - как видно, ни шагом, ни рысью ему сегодня прокатиться не удастся. Шмыгнув носом, он уныло поплелся к дому и все не мог решить, как же понимать слово "гвоздь" - очень это плохо или плохо только наполовину. Не успели Колька с Петькой пройти и десяти шагов, как тоненько зазвенел звонок, и на тропке, что вилась по берегу реки, показался на велосипеде Витя Кораблев. Никелированная дужка руля сияла на солнце, от мелькания спиц рябило в глазах, за колесами тянулся тонкий узорчатый след. Этот новенький велосипед Вите Кораблеву купил его отец, Никита Кузьмич, после того как сын весной с отличием сдал экзамены за седьмой класс. Вручая велосипед сыну, отец пошутил: - Катайся, сокрушай машину, выписывай любые фигуры, но желательно, чтобы было поменьше "восьмерок" да побольше "пятерок". А восьмой класс с похвалой окончишь - мотоцикл куплю, не пожалею. Мы люди с достатком... По этому поводу злые языки в школе даже острили, что Витя Кораблев, с его способностями, к окончанию десятого класса обзаведется всеми видами транспорта, вплоть до автомобиля и моторной лодки. Новенький велосипед с тисненной золотом маркой завода был щедро оснащен разными кожаными сумочками, ручным тормозом, сиял блестящими держателями; лакированная рама могла посоперничать по яркости раскраски с фазаньим пером. Витя берег свой велосипед пуще глаза: кататься выезжал только в сухую погоду, дорогу выбирал без сучка, без задоринки и, если встречал подозрительную канавку, не стеснялся переносить велосипед на себе. Алеша Прахов уверял ребят, что осенью он сможет выступить в школе с докладом и на основании самого тщательного подсчета докажет, что не велосипед возит Кораблева, а наоборот. Услышав звонок велосипеда, ребята оставили лошадей и выбежали на, тропинку. Они были немало изумлены, видя, как Витя во всю мочь жмет на сияющие педали, не разбирая ни ухабов, ни рытвин. - Ребята, небывалый случай! - сказал Прахов. - Витька Кораблев - и такая скорость... Это же чепе! - Ясно, чрезвычайное происшествие. Может, у Кораблевых заболел кто, Витька в больницу гонит? - заметил Митя Епифанцев. - Эй-эй, Кораблев! Что случилось? - закричал Алеша. Витя резко затормозил, спрыгнул со скрипучего седла, затянутого белым чехлом, и вытер вспотевшее лицо. Был он сильный, круглолицый, с пухлыми губами. Клетчатая кепка едва прикрывала копну белокурых волос. - Понимаете, ребята, какое дело... - сглотнул он слюну. - Варька Балашова пропала! - Как - пропала? - подался вперед Костя. - Загадочная история! Пионеры из похода вернулись, а Вари нет и нет... - Вот так история с путешествием по родному краю! - присвистнул Прахов. - Великая исследовательница малой реки Чернушки и ее притоков в плену у диких племен. Снаряжаю спасательную экспедицию. Записываю! Подходи! - Прищеми язык, болтолог! - прикрикнул на него Митя Епифанцев. - Какие тут шутки! Колька, заглядевшийся на велосипед и даже успевший почтительно погладить светлый руль и звонок, вдруг почувствовал, как его дернули за рукав. - Где Варя? - грозным шепотом спросил Костя. - И совсем она не пропала, - с невинным видом сказал Колька. - Позади нас шла все время. Потом отстала чуток: ногу на что-то напорола в болоте. - Так что же мы стоим! - заторопился Митя. - Встретить надо, помочь... - Я встречу, вы не беспокойтесь! - покровительственно заметил Кораблев и занес ногу через раму велосипеда. Костя с досадой перебирал сыромятный ремешок уздечки. Как же так? Он ведь первый узнал от Кольки, что Варя отстала от пионеров, но ему почему-то и в голову не пришло, что с ней могло что-нибудь случиться... Костя пристально посмотрел на Витю. Что-то шевельнулось в его душе, но настолько слабо уловимое, неосознанное, что он, верно, никогда бы никому в этом не признался. Только одно стало ясно - что ему, и только ему, надо первому встретить Варю Балашову. - Послушай, Виктор! - Костя подошел ближе, коснулся дужки руля. - Дай велосипед... Знаешь, какую я скорость могу развить! Витя удивленно и чуть насмешливо оглядел Костю. А он что же, колченогий, увечный? А насчет скорости пусть Ручьев вспомнит, как они бегали стометровку. Всем же известно, кто тогда пришел первым. - Так то на своих двоих, а тут на машине... Будешь все ямки объезжать... - сорвалось у Кости с языка, в чем он очень скоро раскаялся. Витя, как подстегнутый, вскочил на седло и поехал с такой скоростью, что Алеша схватился за голову и заявил, что теперь от велосипеда останутся одни рожки да ножки. Но Витя катил себе и катил. Он был уже недалеко от моста. Но тут и сбылось предсказание Прахова: на каком-то злополучном ухабе велосипед так подбросило, что Витя полетел с седла. Он поднялся, потер ушибленную ногу, отряхнулся от пыли и принялся колдовать над машиной. - Так и есть: авария! Камера лопнула или цепь порвалась! - горестно воскликнул Алеша и осуждающе посмотрел на Костю: - И охота тебе дразнить его!.. - Да о чем разговор! - перебил их Митя. - Можно и пешком встретить. - Зачем же пешком? - Костя вдруг потрепал Гордого по влажным розовым ноздрям и заглянул в темные и глубокие, как колодцы, глаза, словно хотел спросить коня, друг он ему или нет. Гордый, благодарный за ласку, играя, ухватил Костю крупными перламутровыми зубами за плечо. - Ну-ну, не балуй! - Мальчик отстранился и легко взбросил свое поджарое тело на спину Гордого. - Ребята, я мигом! - крикнул он оцепеневшим приятелям и пустил коня размашистым галопом. - Ручей, куда ты? - всполошился Паша Кивачев. Но Гордый был уже далеко. Он летел как стрела, перемахивая через канавы и рытвины, рассекая грудью кусты ивняка, обступавшие тропинку. В том месте, где река делала большую петлю, Костя круто повернул коня к берегу и пустил вплавь. - Правильное решение - напрямик режет! - восторженно одобрил Алеша Прахов. Паша хотел было напомнить ребятам о строгом конюхе Новоселове, но только покачал головой и произнес, не то одобряя, не то осуждая Ручьева: - Вот голова! Всегда-то он все с превышением делает. Глава 3 ЗЕЛЕНЫЙ ЛУЧ И откуда было знать Варе Балашовой, что навстречу ей спешат и всадник, и велосипедист, и пешие? Опираясь на длинный, с развилкой на конце посох, девочка, прихрамывая, брела тихой полевой дорогой. Была она худенькая, большеглазая, загорелая, в пестром легком сарафанчике. В коротко остриженных светлых волосах держалась гибкая, как пружина, гребенка. Ныла ступня ноги, уколотая злым сучком на болоте, плечи оттягивал тяжелый рюкзак, полный походных трофеев. Но не только потому, что болела нога, а плечи тяготила ноша, так неторопливо, часто останавливаясь и оглядываясь назад, шагала девочка. Мир в этот предзакатный час был несказанно хорош! Далеко окрест расстилались поля, бронзовые от поспевающих хлебов. На скошенных, закурчавившихся молодой отавой лугах стояли островерхие стога сена, напоминая шлемы богатырей, отдыхающих после ратного труда. Среди лугов причудливо извивалась розовая от заката полноводная, ленивая река, опоясывая села, поселки, усадьбу МТС, молочный завод. Все застыло в этот час-деревья, травы, посевы. Все было отчетливо вырисовано - смотри, любуйся! Западную часть неба застилали легкие слоистые облака, словно кто-то расставил огромные тенета, чтобы еще на часок задержать над землей солнце. Но раскаленный огненный диск неудержимо снижался к далекой синей гряде елового бора, легко пронизывал на своем пути встречные облака и окрашивал их таким богатством красок, что Варя, забыв все на свете, не могла оторвать глаз от неба. Но идти домой все же надо. Варя кинула прощальный взгляд на солнце и побрела по дороге. А впереди двигалась ее тень, непомерно длинная, вытянутая, смешная тень-великанша. Ноги тени соединялись с ногами Вари, а голова, повязанная платочком, покачивалась где-то за тридевять земель-на зеленом лугу. Там же пропадала развилка дорожного посошка. И, глядя на эту причудливую тень с посохом в руках и рюкзаком за плечами, Варя вдруг ощутила, как это хорошо и отрадно - возвращаться из дальнего похода к родным местам, к семье, к товарищам. Пусть устали плечи и болят ноги, пыль скрипит на зубах и хочется пить, но на душе легко и радостно. Да и было отчего радоваться! Дело сделано, поход прошел на славу. Для школьного музея собраны коллекция окаменелостей и гербарий трав. Обследованы верховья реки Чернушки и двух ее притоков. Найдены залежи охры, о чем школьники, конечно, напишут в город. Из участников похода никто не заболел. не потерялся, даже такие бесенята, как Колька и Петька. И Варе очень захотелось, чтобы этот памятный час возвращения из похода не один еще раз повторился в ее будущей жизни. Тогда Варя будет большая и, наверное, много умнее, чем сейчас. Но пусть и тогда у нее на душе будет так же легко и радостно! Она честно сделала свое дело, и ей не стыдно смотреть людям в глаза. "Трам-там-там!.. Трам-там-там!" - Варя принялась выбивать на донышке закопченного котелка, что висел у нее на поясе, задорный походный марш и даже тверже стала ступать, но в ту же секунду охнула и на одной ножке запрыгала в сторону от дороги. Сняла с плеч рюкзак, опустилась на пень, перевязала пораненную ступню и долго укачивала больную ногу, словно ребенка, пережидая, пока утихнет боль. И тут до слуха Вари донесся конский топот. Девочка подняла голову. Через луг от реки во весь карьер летел всадникОсвещенный закатным солнцем, конь под ним казался сказочно мощным, точно вылитым из меди; грива коня горела и билась, как пламя, и пыль из-под ног его поднималась багровым облаком. Так бы, верно, и проскакал мимо сидящей на пне Вари этот неизвестно откуда появившийся всадник, если бы ее зоркие глаза не приметили знакомого чуба. - Костя! - Девочка встала на пень и радостно замахала руками. - Здравствуй, Костя! Натянув поводья, мальчик резко осадил коня и протянул Варе руку. Девочка вскарабкалась на спину лошади. Костя гикнул, и Гордый, всхрапнув, ринулся вперед. Варя обернулась, схватила Костю за плечо: - Сумасшедший!.. Упадем же... Останови коня! Глаза у Кости были озорные, лукавые, тонкие ноздри вздрагивали, чуб бился на ветру. - Не могу... Конь у меня дикий! Мустанг! Теперь на край света унесет. Лихой вид мальчика немного испугал Варю, но все же она больше не настаивала, чтобы Костя остановил Гордого. Ведь не каждый день приходится ей кататься на таком коне, да и Костю она не видела больше месяца! - Ой, казак-разбойник, рюкзак забыли! - вдруг спохватилась девочка. - А там все мои коллекции. Сконфуженный Костя повернул коня обратно. Оживление его померкло. Хорош наездник!.. Забрав оставленный под кустом тяжелый рюкзак, Костя положил его на круп лошади и уступил поводья девочке - пусть правит как хочет. Варя пустила лошадь шагом. - Вы что, скачки на лугу затеяли? Будет вам теперь проработка от старшего конюха! - обернулась она к мальчику. - Нет... не было ничего такого... - Слова у Кости шли почему-то с трудом. - Просто я тебе навстречу поехал. - Мне? Навстречу?.. - Варя с удивлением обернулась к мальчику. - Ну да... Ты же ногу поранила, - поспешил объяснить Костя, чувствуя, как кровь прилила ему к щекам. - Болит нога? Сильно? - Пустяки! На сучок напорола. - Варя погладила влажную шею Гордого. - Спасибо, что ты навстречу выехал... А то когда бы я дошла! - Чего там спасибо! - Мальчик беспокойно заерзал на крупе лошади. - Кораблев первый догадался. На велосипеде к тебе гнал. - Витька? - вскрикнула Варя. - Где же он? - Авария у него... Камера лопнула... Да что там Кораблев! Тебя многие ребята встречать собрались. - Ой, какие же вы все... - Варя прижала ладони к порозовевшим щекам и огляделась кругом, словно уже видела всех своих высоковских друзей. - Ну, как вы тут без меня? Рассказывай скорей! Но девочка не стала ждать рассказа, потому что знала, как Костя всегда любил делать немножко наперекор тому, о чем его просили. Она сама забросала мальчика вопросами: где работают ребята, вернулся ли из Москвы директор школы Федор Семенович, готовятся ли школьники к осенней спартакиаде, как тренируется Витя Кораблев?.. А через два вопроса - опять что-то про Кораблева. Костя отвечал скупо, односложно. Ребята работали на сенокосе, Федор Семенович еще не вернулся, в школе вовсю идет ремонт. Витька, конечно, тренируется - что же ему еще делать! И ответы мальчика были скупы не потому, что все эти дела не занимали его ум и сердце, а потому, что в этот вечерний час, когда они вдвоем ехали через поле, хотелось сказать совсем о другом... Сказать о том, как он ждал Варю весь этот месяц, как, заслышав звук горна, бежал к школе, думая, что Варя с пионерами уже вернулась из похода, а там просто от нечего делать дудел в светлую трубу толстощекий Савка, сторожихин сын. Но разве можно сказать об этом вслух? Да и где найдешь такие слова?.. К тому же Варя вдруг остановила коня и, устремив глаза вперед, вся озарилась какимто радостным светом, хотя солнечные лучи и били ей в спину. - Смотри, ведь это наша школа! - сказала девочка. Высоковская школа-десятилетка стояла в километре от колхоза, на пологом зеленом холме. И хотя край был спокойный, равнинный и не было кругом ни высоких гор, ни бурных рек, но почему-то все с уважением называли пологий зеленый холм "нашей" или "школьной" горой; может быть, потому, что с холма далеко была видна окружающая местность. От школы, как живые ниточки, тянулись во все стороны проторенные ногами детей белые тропки - к Высокову, Липатовке, Почаеву, Соколовке и другим деревням. - Я, наверное, очень глупая, Костя! - смущенно рассмеялась Варя. - Но ты знаешь, когда я ухожу надолго куда-нибудь из колхоза, я всегда говорю школе: "До свидания". А когда возвращаюсь, мне хочется поздороваться с нашей школой и помахать ей рукой. - И она действительно помахала рукой бревенчатому дому на холме, просторные окна которого светились сейчас на солнце. - Может, тебе домой надо скорей? - Костя поспешил переменить тему разговора. - Ногу перевязать. Так ты погоняй. - Успею... Я давно на Гордом не ездила. - И она тронула коня. Несколько минут они ехали молча. - Слушай, Костя, - вдруг вспомнила девочка, - а почему ты о самом главном молчишь? Костя пожал плечами - попробуй угадай, что для Вари самое главное, если она сразу берется за десять дел и каждое ей дорого и важно. - Это ты о чем? О просе, что ли? - наугад спросил мальчик. - Ну конечно! Как с ним? - Ничего просо. Говорят, скоро убирать можно. - Почему "говорят"? А ты сам разве не бываешь на участке? - Бываю... Не часто, правда, - запнулся Костя. - Дома у тебя трудно... Я понимаю, - вздохнув, сказала Варя. - Дома в порядке, - нахмурился Костя. - Не хуже других живем. Девочка замолчала, и ни о чем больше не допытывалась. Она знала: Костя не любил, когда касались его домашней жизни. Опустив поводья, Варя задумчиво смотрела на небо. Лошадь, довольная тем, что седоки про нее забыли, брела наугад, лениво сощипывая стебельки трав. Неожиданно все кругом потемнело, стало суровее, строже. Померкли щедро расцвеченные облака, потемнела листва на деревьях, трава на лугу - это солнце зашло за плотное, тугое облако. На секунду Варе стало даже грустно, оттого что какое-то маленькое облако смогло так затенить большое, сильное и непокорное солнце. Но вскоре облако порозовело, края его сделались ослепительно золотистыми, и из-за них хлынули такие неистовые и мощные столбы света, что они, казалось, способны были пронизать землю насквозь. - Красиво-то как! - вскрикнула девочка. - Словно прожектора зажгли! Наконец солнце вырвалось из-за облака и почти приметно для глаза стало опускаться за горизонт. - Костя, а ты про зеленый луч слышал? - неожиданно спросила Варя. - Я где-то читала, что когда солнце заходит, то в самый последний миг можно уловить такой зеленый луч. Давай подождем немного, может, и увидим. Девочка остановила лошадь, обернулась и устремила взгляд на солнце. - Зачем тебе зеленый луч? - недоумевая, спросил Костя. - Знаешь, это очень интересно. Вот как в жизни... одни много-много видят: и зеленый луч, и как звезда падает, и как трава растет. А другие не замечают ничего, живут как слепые, а потом говорят: "Этого не бывает!" А я хочу много увидеть. Только для этого надо уметь смотреть долго-долго и ничего не бояться... Ты можешь так, Костя? И, кто знает, может быть, в этот час нашим друзьям и удалось бы увидеть редкий зеленый луч, если бы к ним не подошел с косой в руках конюх Новоселов. Невдалеке от него стояла подвода, нагруженная травой. - Так... Прогулочку устроили? Закатами любуетесь?.. - начал было старик, но, увидев, как мальчик с девочкой, подавшись вперед, словно завороженные, смотрят на падающее за горизонт солнце, он только покачал головой. Костя, заметив Новоселова, спрыгнул с лошади и, отводя глаза в сторону, торопливо заговорил: - Тимофей Иваныч! Я Варю встречал... Она ногу поранила... Идти не может... - А я разве против? Ну и вези домой своего дружка-товарища. Старик погладил дремучую бороду, и Костя заметил, что на бородатом лице скупого на ласку конюха вдруг. как светлый лучик, мелькнула улыбка. - Да-а... Старые старятся, молодые к небу тянутся, - задумчиво сказал он и, наказав Косте отвести по приезде коня в ночное, направился к подводе. Глава 4 КИСЛЫЕ ЯБЛОКИ Дома по утрам Витю Кораблева обычно не будили рано. - Пусть поспит, птенец! - любил говорить отец, Никита Кузьмич. - Сон на заре что живая вода: силы прибавляет. И круглощекий, розовый "птенец", доходивший отцу до плеча, нежился в тихой затененной клетушке, не слыша ни сборов родителей на работу, ни щелканья пастушьего бича, ни фырканья прогреваемого мотора грузовика. Правда, мать Вити, Анна Денисовна - маленькая, сухая, подвижная женщина, - иногда наперекор мужу заглядывала по утрам в клетушку и расталкивала сладко посапывающего сына: - Витенька, утро-то какое! Редкостное! Жемчужное! Ты бы встал, росой умылся, солнышку поклонился... - Экая ты, мать, - вмешивался Никита Кузьмич. - В такую рань птица своего птенца в гнезде не потревожит, а ты сынка родного будоражишь. - Куда это годится, Кузьмич! - противилась жена. - Парню за пятнадцать лет перевалило, а он всякой работы сторонится. Пусть он с нами в поле побудет. - Успеет еще, наработается - жизнь велика. А сейчас у него каникулы, пусть отдыхает. В семье Кораблевых Витя был младшим из детей, и Никита Кузьмич горячо любил сына. Витя был находчив, сообразителен, учение в школе ему давалось легко, он хорошо рисовал, бойко играл на баяне, а выступая с декламацией на школьных вечерах и колхозных праздниках, всегда вызывал бурные аплодисменты. "С искрой сынок, высоко парить будет!" - с гордостью говорил отец и не уставал твердить сыну, что тот после окончания десятилетки, по примеру старшей сестры, непременно должен пойти учиться в город. Споры мужа и жены обычно заканчивались тем, что Никита Кузьмич прикрывал дверь клетушки и, бесшумно собравшись, уходил с Анной Денисовной в поле. Но сегодня Витя Кораблев, вопреки заведенному правилу, сам проснулся чуть свет и, поеживаясь от утренней свежести, выбежал на крыльцо, к умывальнику. На ступеньках сидел отец и, кряхтя, натягивал заскорузлые сапоги. Был он грузный, широкоплечий, с аккуратно подстриженной щеточкой усов, с благообразной, в русых колечках бородой. - Ты что это, сынок, вскочил в такую рань? - Никита Кузьмич удивленно поднял голову. - Или мать подняла на зарю полюбоваться? - На какую зарю? - не понял Витя. - Встал и встал... не спится мне. - Ну-ну... Что-то раненько ты бессонницу наживаешь. Витя про себя усмехнулся: какая там бессонница! Он с удовольствием бы поспал еще часок-другой... Вскоре отец с матерью ушли на работу. Витя направился в огород. Нельзя сказать, что его очень тянуло в это утро поработать лопатой или мотыгой, да и приусадебный участок был в полном порядке. Все же Витя взял в руки мотыгу и принялся с таким усердием рыхлить почву около помидорных кустиков, словно это было его самое любимое занятие. А глаза его все время косили за изгородь, на соседний участок Балашовых. И он не ошибся в своих расчетах: вскоре там появилась Варя. В стареньком домашнем платьице с короткими рукавами девочка долго стояла среди грядок, щурясь на поднимающееся из-за здания школы солнце. Потом, присев на корточки у грядок, она осмотрела помидоры, коснулась пальцем голубоватых скрипучих листьев капусты, покрытых сизой холодной росой, - все девочке надо было потрогать, всему напомнить, что она, Варя Балашова, вернулась домой. Только вот Витю Кораблева она почему-то не замечала, хотя он и стоял с мотыгой почти у самой изгороди. Но тут через калитку в огород заглянула мать Вари: - Варюша, так я пошла! - Иди, мама, иди! - отозвалась девочка. - Я быстренько полью все, потом печку истоплю. - Ты бы ногу поберегла... На огороде и без полива все хорошо растет. - Я только цветы полью. Ты иди, мама. Варя взяла лейку и, прихрамывая, направилась к пруду за водой. Недолго раздумывая, Витя сменил мотыгу на лейку и тоже побежал к пруду. Маленький круглый пруд, затянутый зеленой ряской, лежал на самом конце участка, изгороди здесь не было, и Варя сразу заметила соседского мальчика. - Витя, ты! - обрадовалась она. - И так рано проснулся? - Здравствуй, Варя... Когда же ты вернулась? - Будто не знаешь? - удивилась девочка. - А мне сказали, что ты ехал встречать меня на своем велосипеде, но у тебя лопнула камера. Витя вспыхнул и, нагнувшись, погрузил лейку в воду. Ну вот, она уже все знает и смеется над ним! А он ведь так не хотел вспоминать об этой неудавшейся встрече... Потом не утерпел и украдкой, снизу вверх, заглянул девочке в лицо. Глаза ее были серьезны. И Вите стало легче. - Ну, ехал... Откуда ты знаешь? - А мне Костя Ручьев рассказал, - призналась Варя. - Знаешь, он как джигит... на край света умчать может! - Знаю! - Витя, как пробку, с силой вырвал из пруда полную лейку, и вода под ней сомкнулась и забурлила. - Вы катались с ним до самого вечера... - Что ты! - нахмурилась Варя. - Мы просто ехали... У меня так болела нога... Но Витя все же не удержался и насмешливо сказал, что устраивать скачки на рабочих конях - не такая ужвеликая доблесть. Затем он властно забрал Варину лейку и зашагал к грядкам: - Показывай, где поливать, я все сделаю. - Зачем... Я сама! - Ну-ну, не спорить! Ты же еле ходишь. А хочешь наших яблок? Замечательный сорт! И, не дождавшись ответа, он ринулся в свой огород, натряс с деревьев яблок и, набрав полную кепку, принес их девочке. Потом Витя деловито принялся поливать грядку с цветами, а Варя стояла в сторонке и, улыбаясь, грызла яблоки. И, хотя они были еще жесткие, недозрелые, остро пощипывали язык и десны, девочка ела их с таким удовольствием, словно ничего слаще и вкуснее не было на свете. И что за беда, если струя воды из лейки не всегда попадала туда, куда нужно, и мутные ручейки уже подтекали к ногам девочки! Нет, что бы там ни говорили высоковские мальчишки, а Витя Кораблев - настоящий товарищ. А как давно началась их дружба! Они были совсем малышами, когда отец Вити построил им в саду под раскидистой черемухой дом: на окнах голубые наличники, крыша под железом, резной петух на крыше; в окна были вставлены настоящие стекла, дверь запиралась на засов. Жили ребята дружно. По утрам они выходили "на работу". За несколько часов успевали вспахать поле, засеять его зерном, закончить сенокос на лугу, сжать и обмолотить хлеб, отпраздновать день урожая. После "работы" Витя старательно проставлял углем на дощечке палочки - отмечал, сколько трудодней выработано. Потом, когда ребята пошли в школу, Витя носил Варины книжки, катал ее на плоту по реке. Они вместе решали задачи. А как-то раз Витя написал длинное стихотворение и передал его Варе. В стихотворении двенадцать раз упоминалось имя "Варя" и было семнадцать ошибок. Девочка всюду вымарала свое имя и передала стихотворение учительнице. Та оставила Витю после уроков и заставила повторить правила на правописание гласных. Мальчик не разговаривал с Варей после этого две недели, стал решать задачи Кате Праховой и всем рассказывал, что Варя страшно боится ящериц и лягушек и до сих пор тайком играет в цветные стеклышки. Потом они помирились и с тех пор, кажется, ни разу не ссорились... Наконец лейка опустела, и Витя, решив, что поливать на сегодня довольно, посмотрел на Варю: - А я уж думал, что ты никогда не вернешься из этого похода... - А нам времени не хватило, - призналась девочка. - Еще бы недельку побродить.. Да, Витя! Вы как с Костей? В комсомол готовитесь? - Я хоть сейчас! - А Костя? - Ручьев сам себе голова. Я его и не вижу совсем. - Все вам тесно... - огорченно вздохнула Варя. - И что вы только не поделили? Глава 5 "А МЫ ПРОСО СЕЯЛИ..." В огород зашел Митя Епифанцев, староста кружка юных мичуринцев. Митю сопровождал Алеша Прахов с сестрой Катей - белолицей, пухлой девочкой в нависшем на глаза белом платке Катя больше всего боялась, как бы не загрубело от солнца ее белое личико. - Наш вам боевой салют! - Алеша потряс кулаком над головой и ухмыльнулся. - Замри, народ! Варя с Витькой встретились после разлуки... и закусывают кислыми яблоками. - Алешка! - Варя со смехом протянула ему яблоко. - А ты все такой же... не переменился? - Ему фамилия не позволяет: Прахов-Вертопрахов, - сказал Витя. Митя Епифанцев подошел к Варе, застенчиво пожал ей руку, расспросил о походе. - А знаешь, я по делу к тебе. Насчет просяного участка. - А что такое? - насторожилась Варя. - Запустили вы его. - Как "запустили"? - Это тебя надо спросить. - Митя хоть и был застенчив, но, когда нужно, умел говорить правдивые и резкие слова. - Ты у нас бригадир по просу. Твоя группа отвечает. На днях дед Новоселов был на пришкольном участке. Я ему про делянки с просом поясняю: так, говорю, и так, испытываем разные сорта проса на предмет рекордного урожая. "Вижу, говорит, участок показательный. Показываете, как не надо за просом ухаживать?" - Так я же, когда в поход уходила, Кораблеву делянки передала... - Варя растерянно обернулась к Вите: - Что случилось? Ты же мне обещал? Тот пожал плечами: - Ничего особенного... По-моему, с просом все в порядке. Растет себе и растет. - Лучше скажи: все в беспорядке, - хмуро поправил Митя. - Просо растет, а сорняки его перерастают. - Ну, знаете, я не культиватор! - вспыхнул Витя. - Один за всех не переполешь. - Один? - удивилась Варя. - А ребята? Нас же целая группа была. - Ищи-свищи их!.. Кивачев совсем из юннатов выбыл. Прахов в арбузную бригаду переметнулся-на сладкую культуру, а сестрица его все больше на свой личный огород налегает: кабачки там у нее, фасоль, помидоры... Прямо сказать - подсобное хозяйство. - Это к делу не относится, - обиделась Катя, еще ниже спуская на лицо платок. - А ты, коль за бригадира остался, собирал бы нас почаще. А то знай гоняешь велосипед да на рыбалку ходишь! И с Ручьевым повздорил. - Почему повздорил? - спросила Варя, - Да что о нем говорить! - отмахнулся Витя. - Такое выкинул... Всю вторую делянку погубил. - Как - погубил? - Вот так!.. Работать с нами не захотел, отделился... Участок запустил... Варя растерянно заморгала глазами и зачем-то торопливо расчесала гребенкой волосы. - Вот это ребята! Спасибо вам! Удружили!.. - Потом вплотную подошла к Вите: - А тебе... тебе вдвойне спасибо! - В чем дело, Варя? - искренне изумился Витя. - Ну, допустим, в просе сорняки. Немного больше, чем нужно. Так сейчас пойдем все и выполем. Чего же расстраиваться!.. Варя пристально посмотрела на мальчика. Как он не понимает! Дело же не только в сорняках. Ведь он, когда Варя уходила в поход, дал ей слово, что на просяном участке все будет в порядке. Какая же цена его слову? Но ничего этого Варя не сказала, а только сунула в руки Вите клетчатую кепку: "Возьми свои яблоки!" - и, обойдя мальчика, как столбушок на дороге, пошла к калитке. Витя с досадой вытряхнул из кепки яблоки и обратился к Кате Праховой: - Хоть бы ты уговорила ее! Куда она пошла, колченогая! - Да что вы, Варьку Балашову не знаете? - вздохнула Катя, зябко пряча руки под кофту. - Она уж такая... Теперь никому не поклонится, одна все просо выполет. - Это уж совсем глупо! - вспылил Витя и вдруг решительно заявил: - Раз так, пошли, ребята, на участок! Мы это просо в один миг прополем... Варя, обожди нас! Девочка уже распахнула калитку. В этот момент, едва не сбив ее с ног, в огород ворвались Колька с Петькой. Заботливые руки уже одели их в чистые рубахи, лица были умыты, волосы подстрижены. Но все в их облике говорило о том, что мальчишеское утро было полно бурных трудов и поисков. Колька запустил руку за пазуху, вытащил пригоршню камней и протянул их Варе. - Что это? - удивилась девочка. - Камни... В школу, для коллекции! - пояснил Колька. - Мы их с Петькой в песчаном карьере нашли. - Если мало, мы еще принесем! - услужливо поддержал дружка Петька, в свою очередь извлекая из карманов несколько камней, и вполголоса высказал то, что, по-видимому, все утро терзало мальчиков: - А хорошие это камни? Примет их Федор Семенович для музея? Кто знает, что это были за камни, но Варя решила не охлаждать ребячьего рвения: - Обязательно примет... Просто замечательные! - Она бережно сложила камни в кучу около изгороди и, немного подумав, поманила Кольку и Петьку ближе к себе: - А теперь соберите всех пионеров. Срочно! По цепочке! - Опять в поход? Да? Что-нибудь искать? - обрадовался Колька. - Будем уничтожать злых недругов, биться не на живот, а на смерть, - таинственным шепотом сообщила Варя. - Вооружайтесь до зубов!.. Берите тяпки, мотыги, лопаты! Приятелям это пришлось по душе. Ничего так сильно не любили они на свете, как внезапные тревоги, розыски, шумные сборы, неожиданные приключения и тайны. Проделав для разбежки сложный "ход конем" - два шага вперед, шаг в сторону, - приятели помчались собирать пионеров, а Варя, решительно захлопнув калитку, пошла к дому. Алеша поскреб свой вихрастый затылок и дурашливо пропел: А мы просо сеяли, сеяли!.. И не понять было - огорчен он всем случившимся или, наоборот, обрадован. Глава 6 РАЗЛАД А дело с просом началось вот с чего. Весной среди юных мичуринцев разгорелись горячие споры. Каждому хотелось выращивать какое-нибудь необыкновенное, невиданное на высоковской земле растение: арбуз, дыню, кок-сагыз, земляной орех, амурскую сою или совсем уже редкостное-вроде коэнринции или ляллиманции. В спор пришлось вмешаться директору школы Федору Семеновичу. Он хотя и не был преподавателем биологии, но любил сельское хозяйство и помогал юннатам во всех их начинаниях. Учитель собрал ребят и рассказал им легенду про одно растение, которое в умелых руках человека может давать урожай сам-пятьсот и больше. Но называлось это растение очень обыкновенно: просо. - Но это гималайское просо? - спросил учителя Костя. - Или какой-нибудь китайский сорт? - Да нет, самое обычное просо, наше, русское. То самое, из которого мы варим пшенную кашу. - Так зачем же его выращивать? Просо без нас в колхозе сеют, - удивились ребята. - Верно, сеют, - согласился Федор Семенович. - Но вот рожь, скажем, или пшеницу любят у нас в колхозе, заботятся о них, а просо вроде пасынка. Заброшенная культура. Ну, и оно своими урожаями никого не радует... Вот вы и докажете, что и просо может приносить высокий урожай. - А это как будет - по заданию колхоза или по нашему почину? - спросил Костя. - Самое боевое задание, - подтвердил Федор Семенович. - Об этом даже на правлении говорили. Сам председатель обратился с просьбой к школе. Желание удивить колхоз высоким урожаем проса мало-помалу захватило юннатов из седьмого класса, и они создали небольшую группу, которую в классе прозвали "просяной бригадой". Бригадиром выбрали Варю Балашову. Просо посеяли на двух небольших делянках. Одна делянка находилась посередине пришкольного участка, другая - в дальнем углу, у самой канавы. Молодые просоводы не жалели сил: землю разделали "под пух", пичкали ее всяческими удобрениями, а девочки тайно даже пытались поливать посевы на делянке. Костя решительно восстал против этого: колхозу не нужны растения-неженки! Ребята поспорили, пошумели, но в конце концов согласились с Костей, который давно уже увлекался юннатскими делами и провел на пришкольном участке немало опытов: он выращивал земляной орех, арбузы. дыни, прививал помидоры на картошку, наблюдал жизнь насекомых, птиц. Как-то раз Костя вырастил на делянке корни кок-сагыза. Чтобы доказать, что это действительно каучуконосные корни, он выдавил из корней клейкий сок, смешал его с бензином и, приготовив таким образом клей, принялся заклеивать всем желающим худые калоши. Костя мог часами сидеть на солнцепеке около цветущего арбуза или тыквы, наблюдая, какие насекомые летят на цветы этих растений, и никто не в силах был помешать ему. "Его хоть жги, хоть колесами дави - с поста не уйдет!" - говорили ребята. Про Костю даже рассказывали, что он однажды чуть ли не целый километр полз на коленях за каким-то ничтожным жучком, чтобы выяснить путь его передвижения. И хорошо еще, что жук быстро утомился и забрался в земляную норку, а то бы Костя мог ползти за ним невесть сколько. Но на этот раз опытное просо не очень радовало Костю. Оно выглядело не лучше, чем в поле у колхозников. Костя заявил юннатам, что если они и дальше так будут ухаживать за просом, то из их опыта ничего путного не получится. - Ну, а как за ним ухаживать? Как? - расстроилась Варя. - Я вот и агронома спрашивала, и бригадиров, и Федора Семеновича перед отъездом в город - все говорят, что правильно ухаживаем. - Может, оно и правильно, да толку мало, - стоял на своем Костя. - Раз уж по заданию колхоза работаем, так вот какое просо выгнать надо - по пояс! Чтобы ахнули все! Витя Кораблев, который записался в просяную бригаду только потому, что там работала Варя, от души рассмеялся: - А по маковку не хочешь? Ох, и затейливый ты, Ручей гремучий!.. Все-то тебе не по душе да не по сердцу! И он принялся уверять юннатов, что просо растет нормально и нечего им слушать Ручьева. Но Костя все же настоял на том, чтобы послать письмо в Москву, Андрею Новоселову, и спросить у него, как ухаживать за просом. Сын конюха Тимофея Ивановича, бывший ученик высоковской школы, а теперь научный сотрудник Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина, Андрей Новоселов охотно поддерживал с юннатами переписку, присылал им семена, давал советы. Письмо Андрею было послано, но ответ почему-то задерживался. Как-то раз Костя зашел к деду Новоселову, чтобы узнать, не было ли от Андрея какой весточки. - Давненько сынок не писал, - ответил старик. - Похоже - срочное задание выполняет. - Вот и нам Андрей не отвечает! Мы его насчет проса спрашивали. И Костя рассказал о неудачном юннатском опыте на пришкольном участке. - А ты бы, Костюшка, по колхозам походил. Вот в "Заре", говорят, неплохое просо растет, - посоветовал дед Новоселов. Мальчик отправился в Соколовский колхоз "Заря", но ничего поучительного там не обнаружил. Потом он побывал еще в нескольких колхозах, и повсюду посевы проса выглядели не лучше высоковских. Только в отдаленном денисовском колхозе "Реконструкция" Костя случайно обнаружил небольшую делянку с хорошо разросшимися стеблями проса. Он разыскал заведующего хатой-лабораторией, старика Свешникова, и принялся расспрашивать, как тот ухаживал за просом. - Уход обыкновенный, - ответил Свешников. - Я только посеял его немного иначе. Вспомнил, как мой отец советовал: "Сей просо редко - попадешь метко. Чтобы каждому стебельку просторно было". Я так и сделал. А оно, видишь, тоже небогато как выросло. - Все равно лучше нашего, - признался Костя. - И выше, и стебли сильнее... А мы вот не догадались так посеять. Он вернулся домой вконец расстроенный. Как видно, их опыт с просом в этом году не удался. Придется с будущей весны начинать все заново. А жалко, что лето пройдет впустую! Несколько дней Костя не показывался на просяной делянке, отсиживался дома и упорно что-то обдумывал. Варя к этому времени ушла с пионерами в поход и ухаживать за просом поручила Вите Кораблеву. Он начал с того, что созвал всю "просяную бригаду" на прополку. Явился и Костя. Он предложил вместе с сорняками вырвать половину кустов проса. - Простору им нет, растениям... Задыхаются они, - пояснил он. Ребята удивились, а Витя пренебрежительно отмахнулся: - Начинаются фокусы! Много ты понимаешь, агроном участковый! - А ты послушай, что Свешников из Денисовки говорит... - Дай тебе волю, Ручей гремучий, ты наломаешь хворосту! - И Витя заявил, что ухаживать за просом будут по старой инструкции. Но Костя не успокоился. Однажды утром Кораблев застал его на второй просяной делянке, что находилась в дальнем углу пришкольного участка. Мальчик безжалостно прореживал посевы проса. Витя вышел из себя. Он закричал, что не позволит Ручьеву самоуправничать и губить на делянке посевы. - Уходи прочь! Я бригадир... я отвечаю! Витя забежал сзади, изловчившись, схватил Костю за плечи и потащил с делянки. - Не тронь лучше! - вырвался тот. Витя побежал за юннатами. Когда они собрались, Костя уже успел проредить почти всю делянку. Ребята ахнули: вырванные из земли хорошо прижившиеся стебли проса валялись в куче вместе с сорняками. - Смеется над нами Ручьев! - возмутился Витя. - Мы работали, старались, а он повырывал все с корнем! Юннаты обвинили Костю в озорстве, в неорганизованности и других смертных грехах. Они грозили исключить его из "просяной бригады". В спор вмешался староста юннатского кружка Митя Епифанцев. Он сказал, что Костя Ручьев излишне погорячился, но он прав: юннат потому и юннат, что он всегда ищет новое, придумывает, испытывает. И пусть Костя заканчивает опыт с просом по-своему: удастся - хорошо, не удастся - он из этого извлечет серьезный урок. Юннаты переглянулись: Митя, пожалуй, ловко придумал! Вот теперь Костя сам себя и высечет. Кому же не ясно, что с делянки, где вырвана половина посевов, хорошего урожая не получишь! - Пусть отвечает, коли так, - согласился Витя. - Можем вторую делянку навечно закрепить за Ручьевым. А осенью мы еще поговорим о его дисциплине... С этого дня Костя стал работать один. Он попытался перетянуть на свою сторону Пашу Кивачева и Васю Новоселова, но те отказались. - Замутилось у нас все. Больше шума, чем дела. Отпишусь, я, пожалуй, из юннатов, - сказал Паша. - Давайте лучше в колхозе работать. Там дела поважнее. И Костя согласился с приятелем. В бригадах шла трудовая страда. Каждый день ребятам находилась какая-нибудь работа: то они бороновали пары, то пололи хлеба, то сушили и сгребали на лугу сено. На уход за опытным просом у Кости не хватало времени. Прореженная делянка все гуще зарастала сорными травами. Костя понял, что из его опыта ничего дельного не получится, махнул на делянку рукой и больше не показывался на пришкольном участке. Глава 7 НА "КАТЕРЕ" Все утро Колька Ручьев пропадал неизвестно где. В полдень он прибежал домой, выпил наспех кружку молока, отрезал ломоть хлеба, прихватил из чугунка пяток картошек в мундире и принялся засовывать их в карман. Костя тоненько присвистнул. Нет, так дело не пойдет! Что же поделаешь, если нет у них теперь ни отца, ни матери. Но обед есть обед, и он должен проходить не хуже, чем в других семьях, - чинно, неторопливо, в положенное время. Да и к тому же, зачем он сегодня утром старался, готовил щи из свежей капусты, бегал к соседке то за советом, то за луком? Смешно, в самом деле, обедать одному, самому себе подливать щей из чугунка, самого себя угощать и похваливать! - Колька, стоп! - голосом, не допускающим возражений, приказал Костя и загремел заслонкой у печи. - Обедать будем все вместе. Сейчас Сергей придет. - Так я же сытый! - взмолился Колька. - А потом, мне и по делу бежать надо. Костя насмешливо оглядел братишку: удивительно, до чего деловой человек стал этот Колька! Один вид чего стоит - рубаха измазана землей, руки зазеленились. - Ты что, Колька, в команду пластунов записался? Или за горохом к кому-нибудь лазил? - Такими делами не занимаюсь, - обиделся братишка. - Я, можно сказать, ваши грехи покрываю. - Какие еще грехи? - Костя застыл с ухватом в руке. - Да, да... Запустили свое хваленое просо, а мы поли за вас, гни спину! - Меня это теперь не касается, - нахмурился Костя. - Понятное дело: загубил вторую делянку и носа к юннатам не показываешь. Выдохся, все пары вышли! - Это кто говорит так? - Костя грозно шагнул к брату. - Витя Кораблев говорит. - Колька на всякий случай подался поближе к двери. - Вот погонят тебя из юннатов, будешь знать! Решив, что брат наголову разбит его доводами и теперь не посмеет силой усаживать за стол, Колька шагнул к двери. - А обедать все равно будешь! - настойчиво сказал Костя. Колька готов был возмутиться такой несправедливостью, но тут в избу вошел старший брат, Сергей, рослый, скуластый парень с крупными чертами лица. - Как на катере? - Сергей снял пиджак, повесил его на гвоздь у двери и, оставшись в одной линялой матросской тельняшке, мельком оглядел избу. - Вижу, вижу: полный порядок. И команда вся в сборе. Тогда свистать на обед. Корми, Костя!.. А ты, Микола, полей мне. Не в службу, а в дружбу. Скрепя сердце Кольке пришлось покориться. Захватив ведро с водой, Сергей вышел в проулок, снял тельняшку. Колька лил брату на шею студеную воду и обдумывал, как бы это половчее пожаловаться на Костино самоуправство. Но на руках Сергея, опушенных золотистыми волосами, так молодо и легко играли и перекатывались желваки мускулов, что мальчик невольно засмотрелся. "Сильный он у нас... морячок! - с уважением подумал Колька. - Кого хочешь поборет и морским узлом завяжет". Он потрогал тугой бицепс на правой руке Сергея и вздохнул. Когда же у него будут такие мускулы? Да и вообще, старший брат у них деловой, серьезный, таким можно только гордиться. Во время войны Сергей был бравым старшиной первой статьи на торпедном катере "Удалой", заслужил три боевых ордена и пять медалей, а сейчас он работает председателем правления колхоза. Только брат почему-то редко вспоминает о своей матросской службе, а все больше рассказывает Косте и Кольке о том, что у них в колхозе к Новому году будет пущена в ход электростанция, начнет работать свой радиоузел, появятся три грузовые машины... Спору нет-это, конечно, хорошо, но нельзя же забывать и про боевые дела на фронте! Что до Кольки и Кости, то они могли часами рассказывать приятелям о наградах Сергея, о его матросской службе, о подвигах торпедного катера "Удалой" и просто о море. В их представлении оно было картинно-синим при солнце, фиолетовым - вечером, свинцовым - в бурю. Опасной, тяжелой, но вечно солнечной, вольной казалась им жизнь на море. Не желая, чтобы матросская слава брата так скоро забылась, Костя с Колькой поддерживали ее, как могли, - старую бревенчатую избу с резными наличниками на окнах называли "катер" и по всякому поводу старались объясняться на морском языке: по утрам не будили друг друга, а "свистали побудку"; пол не мыли, а "драили палубу"... Умывшись, Сергей с братьями сел обедать. Он достал книжку, положил ее на край стола и зачитался. Щи он ел, не глядя в тарелку. Колька решил созорничать - отодвинул тарелку в сторону, и Сергей, точно слепой, долго шарил ложкой по столу. Братишка прыснул в кулак. - Не балуйся, Микола! - погрозил ему пальцем Сергей, обнаружив проделку. Обедать Кольке стало скучно. Он наспех поел щей и покосился на дверь. Но Костя сегодня был на удивление хлебосолен-то и дело подкладывал Кольке хлеб, под ливал густых дымящихся щей. - Кушай, Микола, поправляйся! Смотри, щи-то какие - в звездочках, с мясом... - Сережа, - не выдержал Колька, - чего он меня, как гуся на убой, откармливает! Это он нарочно... я знаю. Из-за проса все! Но Костя и глазом не повел, а только деловито заметил Сергею, что Кольке надо поправляться. Сергей на минуту вскинул голову: - Правда, Микола, отощал ты у нас за лето. Ешь больше! - и опять опустил глаза в книжку. А обеду, казалось, не будет конца. После щей Костя подал картошку с грибами, потом молоко. Когда наконец отяжелевший Колька выбрался из-за стола, его потянуло подремать. Но он стойко преодолел этот соблазн и, тяжело передвигая ноги, вышел из избы. На свежем ветерке он быстро взбодрился, заглянул с улицы в окно, показал Косте кукиш и весело пропел: А вы просо сеяли, сеяли... А мы его выполем, выполем!.. - Что это он? - удивился Сергей. - Пообедал крепко, вот и веселится! - хмыкнул Костя. После обеда Сергей мельком взглянул на часы: "Ага, минут сорок можно!", достал тетрадь, пузырек с чернилами и принялся что-то писать. Он учился на первом курсе заочного сельскохозяйственного института и использовал для занятий каждую свободную минуту. Костя, на цыпочках передвигаясь по избе и обходя наиболее скрипучие половицы, бесшумно убрал со стола посуду, подмел пол. На полочке, между окнами, он заметил стопку ученических тетрадей. Мальчик заглянул в одну, в другую. Это были тетради Сергея по химии, математике, ботанике. Писал Сергей крупными кособокими буквами, строчки загибались книзу. Встречались и кляксы, тщательно затертые резинкой. Тетради были аккуратно обернуты в газету, в каждой лежал листок промокашки. "Как у Кати Праховой", - подумал Костя о своей однокласснице, аккуратные тетради которой учителя всегда ставили ребятам в пример. Просмотрев тетради, Костя стал спиной к печке, скрестил руки и принялся наблюдать за Сергеем. А любопытно, когда здоровый, плечистый парень сидит над тетрадями и книжками, пыхтит, ерошит волосы, дергает себя то за кончик носа, то за губы, поминутно клюет пером в пузырек с чернилами!.. Неожиданно Сергей поднял голову и встретился глазами с братом. - А знаешь... - Он отложил в сторону ручку. - Ты сейчас, как наша мать... Она вот так же, бывало, станет у печки, руки на груди сложит и смотрит, смотрит... Потом обязательно про учение заговорит, про школу... Костя не нашелся, что ответить. Как подбитая птица, он вдруг закружился по избе, переставил зачем-то с места на место крынки и чугунки на лавке, потом схватил тяжелый черный косарь и принялся скоблить и без того уже чистый, шероховатый кухонный столик. Ему вспомнилось, как война все смешала в доме Ручьевых. Ушли на фронт отец Кости - Григорий Ручьев - и старший брат Сергей. Вскоре отец погиб, а вслед за ним умерла давно болевшая мать. Осиротевших Костю и Кольку взял к себе Федор Семенович. Но потом и учителя призвали в армию. Ребята остались с его женой. Клавдией Львовной. Избу Ручьевых заперли на замок, окна закрыли ставнями. Костя частенько прибегал к родному дому: летом вырывал траву около крыльца, зимой разгребал снегпусть люди не думают, что Ручьевы совсем покинули свое родное гнездо. Колхоз не забывал сирот Ручьевых. "В нашем Высокове ни одна душа не потеряется", - говорили люди и помогали братьям чем могли. Правление снабжало их продуктами, обувью, одеждой. Костя до глубины души был благодарен людям за их заботу, постоянно рвался по-серьезному помочь колхозникам, но взрослые сдерживали его пыл и зорко следили, чтобы мальчик не отбился от школы. Втайне Костя дал себе клятву, что рано или поздно он сторицей отблагодарит родной колхоз. Но вот война кончилась. Вернулись с фронта Федор Семенович и Сергей Ручьев. В первые же дни старший брат привел Костю и Кольку в родной дом. - Нас, Ручьевых, теперь мало на свете осталось, - сказал он учителю. - Нельзя так. Кучно жить надо. - Это правильно! - согласился Федор Семенович. - Только ведь ребятам такой человек нужен... чтобы и за мать и за отца... Сможешь ли, Сережа? - Попробую, Федор Семенович, - со вздохом ответил Сергей. Колхозники помогли ему починить избу, и с тех пор крыльцо у дома Ручьевых уже больше не зарастало сорной травой... - Ну-ну, Константин, чего ты? - спохватился Сергей, заметив смятение в лице брата. - Я ведь это так... вспомнилось. Иди-ка сюда... Ты в математике силен? Костя подошел к столу, заглянул к Сергею в тетрадь. - Мы этого еще не проходили, - признался он. - Жалко!.. Засел я тут с контрольной. Крепкий орешек попался. - Что, студент, достается тебе? - Есть немного... С последним зачетом задержался. Время меня подпирает. - Сергей потер ладонью коротко остриженную голову. - Ну да ничего... Ночку-другую не посплю - наверстаю. Тут, братец, другое... Вы же с Колькой у меня и завхозы, и шеф-повары, и бытовой сектор. С ног сбились. Меня даже люди попрекать стали: мол, не жалею я вас. Я сегодня с бабкой Аленой договорился. Она теперь у нас домовничать будет. Костя насупил брови. Этого еще недоставало! Неужели они с Колькой такие бездельники и белоручки? Хотя, если сказать по правде, живется братьям Ручьевым неплохо. Сергей целый день проводит в правлении или в поле, а все заботы по дому ложатся на плечи Кости и Кольки. Вернее же, одного Кости, потому что с младшего братишки какой же спрос... И Костя за последнее время многое постиг: научился готовить отменные щи, жарить картошку, топить печь, молниеносно заметать пол и мыть посуду. Слава о кулинарных способностях Кости Ручьева разнеслась по всему колхозу. Ребята, посмеиваясь, то и дело набивались к Косте на обед и прочили его на дни уборки поваром в полевой стан. Костя даже пытался стирать белье, но делал это так неумело, что соседка, сжалившись над рубахами и руками мальчика, взяла стирку белья на себя. И еще одно терзало Костю: он не успевал пришивать пуговицы и ставить заплаты на Колькины штаны и рубашки, которые у того рвались с удивительной быстротой. Тогда Колька, не дожидаясь брата, действовал самостоятельно и ставил на очередную дыру такую яркую латку, что все на него обращали внимание... Все же Костя считал, что хозяйство у них в доме налажено не так уж плохо. И теперь вдруг пустить в дом какую-то бабку Алену!.. - Дело твое, - с обидой сказал Костя. - Не по вкусу мои щи - зови хоть двух бабок... только мы с Колькой все равно их признавать не будем. Сергей нахмурился: - Ну-ну, придержи свой характер! Вам же с Колькой легче будет. - И, взглянув на брата, с усмешкой добавил: - А нрав у тебя вылитый батькин! Копия! Глава 8 "БРИГАДИР-ДВА" За окнами послышалась песня про зеленый лужок, про коня на воле. Сергей и Костя выглянули в окно. По улице, мимо палисадника, шли девчата второй бригады с граблями и вилами на плечах. Они любили чуть свет выходить с задорной песней в поле и с песней приходить обратно. Вместе с девчатами шагала Марина Балашова - "бригадир-два", как звали ее в колхозе. Сергей убрал тетради в шкаф, быстро надел пиджак. застегнулся на все пуговицы. - Крикнуть бригадира? - понимающе спросил Костя. - Да-да, позови. Сообщить кое-что надо. Сергей окинул взглядом избу: кажется, на "катере" все в порядке. Костя выбежал на крыльцо. Но Марину звать ему не пришлось: она без его приглашения отделилась от дев" чат и направилась к дому Ручьевых. Марина была темноволосая и почти коричневая от солнца. Выцветшая голубая майка плотно обтягивала ее плечи, рукава были закатаны выше локтя. Рядом с Мариной, прилаживаясь к ее размашистому шагу, шел Пашка Кивачев и что-то оживленно говорил. "О чем это он?" - ревниво подумал Костя и побежал им навстречу. Домой с работы Марина никогда не возвращалась с пустыми руками: то принесет пучок спелой земляники, то пригоршню звездчатых гроздьев лесных орехов, то букетик серебристого ковыля или просто ветки молодой березы с клейкими, пахучими листочками. Сейчас Марина держала в руках огромный букет влажных, душистых водяных лилий и желтых кувшинок с длинными шнурами потемневших стеблей. - Сергей дома? - спросила Марина у Кости. Тот кивнул головой, и они втроем вошли в избу. - Здравствуй, председатель! - сказала от порога Марина. - Мы ведь с тобой сегодня не виделись? - Здравствуй, бригадир-два! - в тон ей ответил Сергей. - По-моему, не виделись. - Я вам цветов принесла. Не запрещается? - Девушка отделила половину букета и сунула Косте в руки: - В воду поставь! Не то совсем завянут. - Откуда это? - удивился Сергей, зная, что лилии и кувшинки можно достать только в глубоком Черном омуте. - Сама нарвала? - В мои-то годы в омут прыгать! - засмеялась Ма" рина и покосилась на Пашу: - Тут помоложе, меня нашлись. Вот он, молодец-удалец, целую охапку приволок. Паша не выдержал пристального взгляда Кости и отвел глаза в сторону: - А что ж такого... Купался и нарвал... Марина подошла к лавке, зачерпнула из ведра кружку воды, жадно напилась. Потом присела к столу: - Докладываю, председатель. С сенокосом моя бригада покончила. Завтра начинаю подготовку к уборке хлебов. - Хорошо! По плану идешь! - похвалил Сергей и сообщил бригадиру новость: завтра в Высоково прибывает делегация из Соколовского колхоза "Заря" по проверке соцсоревнования; возглавляет делегацию бригадир Никита Воробьев. - Ой, Сережа! - вскрикнула Марина. - И глазастый же этот старик! Ничего не пропустит. Все в акт запишет. - А ты что, робеешь? - Да нет... - помолчав, сказала Марина. - За пшеницу я спокойна - наверняка соколовским не уступим. И рожь, у нас неплохая, и овсы... А вот просо не радует... чахлое, редкое, трудов жалко. - У соколовских, я знаю, просо тоже не лучше, - заметил Сергей. - Все равно обидно. Над пшеницей или рожью мы вроде полные хозяева, а вот просо нам еще не подчиняется. Хоть не сей его больше! И в чем тут беда, разгадать не могу. Марина вновь подошла к ведру, зачерпнула воды, - Может, тебя обедом накормить? - предложил Сергей. - Костя сегодня щи готовил... Приняты с высшей оценкой. - Можем на постоянное довольствие зачислить, - шутливо сказал Костя. - Еще чего! Будто у меня и дома нет, - отмахнулась Марина. Но тут Сергей напомнил ей, что сегодня звонили по телефону из почаевского колхоза и просили вернуть сортировку, которую "бригадир-два" взяла у них еще весной. - Отвезу завтра, - пообещала Марина. - Вот кого послать только? - А меня! И Костю еще, - поднялся от порога молчавший до сих пор Паша. - Мы быстро управимся. Марина согласилась - пусть ребята прокатятся. Потом она оглядела избу, и взгляд ее задержался на бревенчатой стене, увешанной портретами прославленных на всю страну хлеборобов, льноводов, хлопкоробов - Героев Социалистического Труда. Костя уже давно вырезал эти портреты из газет и журналов и по вечерам любил рассказывать старшему брату, кто из мастеров земледелия где живет, чем прославился, и все это с такими подробностями, что Сергей невольно удивлялся: "Ты, случайно, не в гостях ли у них побывал?" А в прошлом году осенью, когда высоковского бригадира Марину Балашову за высокий урожай пшеницы наградили орденом Ленина, Костя снял со стены карточку Сергея и Марины, закрыл картонкой лицо брата и пополнил портретом Марины галерею знатных людей. Сейчас Марина нахмурилась и попросила Костю снять со стены ее карточку: - Сделай мне одолжение, сколько раз тебя просила! Никакой я не герой, и незачем меня тут пристраивать... - А может, будешь в этом году... - вырвалось у Кости, и он переглянулся с Пашей. Сергей улыбнулся: - Видала, Марина! Надеются на тебя хлопцы, ждут... - Да ну вас, Ручьевых! Разве с вами договоришься! - Девушка с досадой махнула рукой и хлопнула дверью. Сергей вышел за ней следом. Костя и Паша посмотрели в окно. Сергей и Марина молча и быстро спустились с крыльца, потом шаг их замедлился, и они остановились у палисадника. Буйно разросшиеся кусты акации и сирени лезли через изгородь. Сергей сломал ветку сирени и, щелкая ею по голенищу сапога, принялся в чем-то убеждать Марину. Посмеиваясь, девушка отобрала у него ветку и что-то ответила. Сергей заговорил еще горячее. - Костя, это они все о колхозных делах беседуют? - спросил Паша. Костя нахмурился. Этот простак Паша ни о чем, верно, не догадывается, в то время как весь колхоз знает, что Сергей ухаживает за Мариной Балашовой. - О чем надо, о том и беседуют! - буркнул Костя и подозрительно оглядел Пашу:-А ты чего для Марины стараешься? И цветы ей, и "в Почаево могу съездить"! - Понимаешь, какое дело... - мечтательно заговорил Паша. - Хорошая бригада у Марины, дружная. У них даже правило есть: работай не как-нибудь, а с отличием, с красотой. Вроде как марку ставь: наша работа, балашовской бригады. - Поздненько же ты разобрался! - усмехнулся Костя. - Да кто же об этом не знает? Паша, на редкость словоохотливый сегодня, продолжал говорить. Если уж работать летом в колхозе, так лучше всего им примкнуть к бригаде Марины Балашовой. Для начала они, пожалуй, поработают ездовыми. - Что там ездовыми! - Костя махнул рукой, всем видом говоря, что у него на этот счет имеется свое особое мнение. x x x Утром Костя все же отправился в конюшню. Паша Кивачев был уже здесь и запрягал в телегу Командировочную. Костя с неудовольствием покосился на пегую коротконогую кобылу. - Попросил бы Гордого для выезда, - заметил он. - Как-никак, в Почаево едем! Засмеют нас с такой красавицей. - Ничего... Лошадь справная, - заступился Паша. Он неторопливо, но обстоятельно, как и всегда, завязал чересседельник, поправил шлею, проверил, прочно ли держатся подковы на копытах лошади. Потом положил в передок телеги охапку свежего сена, сунул банку с колесной мазью. - Сборы такие, будто мы за сто верст едем! - засмеялся Костя. - Это не мешает. В дороге всякое может случиться... Мальчики подъехали к машинному сараю, погрузили на телегу сортировку и тронулись в Почаево. Дорога шла полем, среди хлебов. Костя и Паша Кивачев сидели на краю телеги, и граненые, никнущие к земле колосья пшеницы ударяли их по ногам. Колхозники второй бригады немало потрудились над тем, чтобы вырастить добрые хлеба. Сейчас колосья были тяжелы и полновесны, словно отлиты из бронзы, и ветер, казалось, уже был не в силах пошевельнуть их. Скоро уборка!.. Как чудесно преобразится тихое поле! Застрекочут жатки, на токах вырастут горы зерна, по дорогам побегут машины, полные пшеницы... Костя вытянул руку и коснулся усатых, шершавых колосьев. Вид хлебов всегда приводил его в волнение... Потом он спрыгнул с телеги и шагнул в прохладную, густую пшеницу - было приятно ощущать, как колосья щекочут руки, бьются о грудь, тянутся к лицу. - Паша, хлеба-то какие! Как река в половодье. Море.. До самого горизонта разлилось. Так бы вот и шел и шел! - Тебе везде море видится... Ты брось пшеницу топтать! - охладил его порыв Паша. - Еще сторож увидит. - Паша оглядел поле, потом сорвал один колосок, вышелушил из него зерна, попробовал их на зуб и с досадой сказал: - Эх, переспеет хлеб! Что это Марина с уборкой тянет?.. Они долго ехали молча. Неожиданно среди хлебов замелькали головы людей, Костя догадался, что это делегация Соколовских колхозников проверяет высоковские поля. - Давай немного послушаем, - предложил он и, спрыгнул с телеги. Паша нехотя остановил лошадь. Делегация по узкой меже выбралась на дорогу. Впереди шел высокий белобородый старик с орденом Ленина и тремя медалями на новеньком пиджаке. Он еще раз зорко вгляделся в посевы, бережно провел рукой по тяжелым колосьям, потом обернулся к Марине: - Твои труды, молодая? - Наши... второй бригады, - сказала девушка. - Да... Ничего не скажешь! - И старик кивнул стриженному под бобрик подростку с карандашом и блок^ потом в руках: - Пиши, Иван... Хлеба отменные, первой категории. Костя вгляделся в подростка, на груди которого на полосатой ленточке сияла медаль "За трудовую доблесть". - Паша! - шепнул он. - А ведь это Ваня Воробьев! Он когда-то в нашей школе учился... Узнаешь? - Как не узнать!.. Ох, и надраил он медальку! Делегаты сели отдохнуть. Ваня Воробьев, увидев ребят, подошел к ним, поздоровался. Костя с завистью поглядел на медаль: - За высокий урожай получил? - Да, за пшеницу, - ответил Ваня. - С дедом на семенном участке работал. Ему орден Ленина дали, а мне вот это... - По-большому, значит, живешь? - Это как? - не понял Ваня. - Ну, как... считаются с тобой... уважают. - Это есть... Вот с делегацией от колхоза приехал. Договор проверять. Меня от комсомола назначили. - Ну и как? - ревниво спросил Костя. - Кто в победителях будет? - Пока сказать трудно. До конца уборки ждать надо! Но недоделок у вас еще много: с сенокосом запоздали, хлеба в первой бригаде засорены... - У вас все очень чисто, гладко! - недовольно перебил его Костя. - Ты погоди! - усмехнулся Ваня. - Мы и достижения замечаем. Здорово у вас вторая бригада работает!.. На большой площади - и такой урожай! Мой дедушка говорит: теперь ваша Марина Балашова на всю область прогремит. На Героя вытянет. - Ага, признаешь, - обрадовался Костя. - А вы что, тоже у Балашовой в бригаде работаете? - Нет... мы пока где придется, - сознался Костя. - Зря! - пожалел Ваня. - У вашего бригадира есть чему поучиться. - Наша Марина свое дело понимает, - сказал Костя с достоинством. - Еще как! Я тут всю ее агротехнику записал! - Ваня открыл испещренный записями блокнот. - Только вот не пойму: в чем она наш колхоз опередила? Та-ак... Глубокая зяблевая вспашка, весеннее боронование... Но это и у нас было... Ваня листал блокнот, щипал себя за нижнюю пелную губу и, забыв, казалось, про Костю и Пашку, задумчиво рассуждал: - Яровизация семян, двукратная прополка, три подкормки... Ага! А у нас всего две. Интересно, чем Марина третий раз посевы подкармливала: суперфосфатом или калийной солью? Вы, ребята, не помните? Костя с Пашей с недоумением переглянулись - откуда им знать? - "Внесены гранулированные удобрения", - прочел Ваня и вдруг сердито ткнул в блокнот пальцем: - Вот оно! Я ж говорил дедушке: "Давай испытаем, дело верное". А он все выжидал, опасался. А Марина ваша не побоялась, внесла гранулированные удобрения. Вот и прибавка к урожаю! - А какие это гра...гранулированные? - часто моргая глазами, спросил Паша. - Вы что, не знаете? -удивился Ваня и охотно принялся объяснять: - Они вроде зернышек, вносятся в почву через сеялку вместе с семенами... - Слышали мы, - покраснев, сказал Костя и отвернулся в сторону. - Ну, пока! - спохватился Ваня. - Зовут меня. Сейчас пойдем третью бригаду проверять. Он сунул ребятам руку и убежал. Костя с Пашкой сели на телегу и тронули лошадь. Черные когцы осей наклоняли стебли трав, росших около дорожной колеи, и пачкали их колесной мазью. Нагретый воздух струился над хлебами. Через час ребята были в Почаеве. Сдали сортировку в машинный сарай, напоили у колодца лошадь и тронулись в обратный путь. Костя лежал на телеге и, подперев щеку рукой, задумчиво жевал соломинку. Паша никогда толком не понимал своего приятеля: то он оживлен и весел, строит несбыточные планы, всех будоражит и подзадоривает; то вдруг задумается, часами смотрит в пустое небо, словно видит там невесть что примечательное. Левое заднее колесо надсадно поскрипывало, и Паша опасливо прислушивался - как бы не застрять в дороге. Но Костя, казалось, ничего не замечал. Перед глазами его стоял Ваня Воробьев с медалью на белой рубашке. Вот он ходит сейчас вместе с делегацией по полям и усадьбам высоковского колхоза и все видит, все примечает. Вот эти хлеба хороши, а эти запущены, заросли сорняками. Эти жатки исправны, завинчены на все гайки - хоть завтра выезжай на косовицу, а у этих тупые ножи и худое полотно. А чьи это нерадивые руки ладили телеги для перевозки зерна? Только посмотрите, какие крупные щели в ящиках!.. А потом на собрании Ваня достанет блокнот, попросит слова и расскажет обо всем, что видел. И все будут слушать его, смотреть на его медаль и думать: "Какие боевые ребята есть в колхозе "Заря"! - Вот как в колхозе жить надо, - наконец со вздохом проговорил Костя: - чтобы считались с тобой, уважали... А мы куда годимся? "Гранулированные удобрения"! - вдруг передразнил он самого себя. - А что это такое? - Ты же сказал, что знаешь, - заметил Паша. - Слышал с пятого на десятое. - Костя сорвал с досадой колос пшеницы. - Да и вообще! Живем рядом с Мариной, крутимся около нее, а толком ничего не знаем. Как она работает? Какие у нее секреты?.. Видал, как Воробьев нас в лужу посадил? - Это верно, - согласился Паша. - Мало еще, очень мало мы в колхозном деле понимаем. Мне вот на днях дед Новоселов показывает сорняки и спрашивает: "Объясни по науке, как этих кровососов из поля изгнать?" А я глазами хлопаю. "Мы, говорю, в школе этого не проходили". - Вот то-то!.. - Костя подумал и искоса посмотрел на приятеля:-А знаешь, Паша, чего я хочу? - Мало ли ты чего хочешь. - Нет, ты послушай... Вот если бы что-нибудь такое сделать... чтобы и в районе узнали, и в области, а может быть, и в Москве! Как вот о Воробьеве... - Куда нам до него!... Костя не успел ничего больше сказать, как Паша привстал на телеге и закричал: - Смотри, смотри... белка бежит! Глава 9 БЕЛКА Неизвестно кем перепуганная белка как оглашенная мчалась через поляну, наискось к дороге. - Ружье бы теперь! - с сожалением воскликнул Паша и погрозил белке кнутом. Костя, в душе которого никогда не умирал заядлый охотник, спрыгнул с телеги и кинулся навстречу белке. Ружье, конечно, было бы очень кстати, а вот попробуй, если ты настоящий охотник, взять зверька голыми руками!.. Остановившись на минуту, Костя сорвал с плеча пиджак. Белка, ничего не видя и не слыша, летела прямо на мальчика. Когда она была уже совсем близко, Костя вытянул вперед руки с пиджаком и упал на землю. Чтото упругое и сильное ударилось в пиджак. - Ага, векша, попалась! - восторженно заорал Костя, крепко прижимая под пиджаком драгоценную добычу. - Паша, тащи мешок! Есть трофей! Паша остановил подводу, схватил пустой мешок и только было собрался бежать к Косте на выручку, как увидел, что белка как ни в чем не бывало скачет по траве. - Эх ты, голова, два уха! Выпустил! - с досадой крикнул он лежащему на траве приятелю и, раззадорившись, тоже пустился за белкой. Костя, обнаружив свой непростительный промах, поднялся, чертыхнулся и снова бросился в погоню. Белка выскочила на дорогу, заметила подводу и резко изменила направление. Теперь она как бы оказалась меж двух огней: с одной стороны, улюлюкая и размахивая мешком, бежал Паша, с другой - нажимал на нее Костя. Белка бестолково заметалась. Мальчишки то и дело падали на землю, стараясь накрыть ее пиджаком или мешком. Со стороны казалось, что они ловили какуюто редкую бабочку, которая никак не давалась им в руки. Так бы, наверное, и ушла рыжая белка восвояси и потом в кругу бельчат, в уютном дупле, не раз бы хвалилась, как она ловко провела своих преследователей, если бы в охоту не вмешался еще один человек. Это была девушка лет двадцати пяти, среднего роста, с тугими русыми косами, уложенными вокруг головы. Через ее правое плечо был перекинут красный плащ, похожий на свернутый флаг, а в левой руке она держала букет полевых цветов. Увлеченные охотой за белкой, Костя с Пашей не заметили, откуда появилась девушка, но, судя по тому, как блестели ее туфли, словно щеткой высветленные сухими травами, можно было угадать, что девушка прошла немалый путь полями и перелесками. Она давно уже стояла около кустов и с улыбкой наблюдала, как мальчики азартно гонялись за белкой. Белка, наконец сообразив, в чем ее спасение, помчалась к перелеску. Какое бы, казалось, девушке дело до мальчишек и до резвой белки! Но она вдруг положила на землю цветы, распахнула красный плащ, бросилась вперед и, как сачком, накрыла белку. Зверек забился, но, почувствовав сильные руки девушки, вскоре успокоился, притих. Девушка закутала белку в плащ, оставив маленькое отверстие для мордочки, и взяла на руки. Белка смотрела сиротливо, жалостливо. Подбежали запыхавшиеся, красные Костя с Пашей. Увидев белку на руках у незнакомой девушки, они растерянно переглянулись. - Послушайте, - осторожно начал Костя, - это наша белка... Мы ее сколько гоняли! - Ваша? - удивилась девушка. - А может быть, общая? Вы гоняли, а я поймала. - Ловкие вы очень! - нахмурился Паша. - Мы семь потов спустили, а вы тут как тут. Из-под самого носа выхватили! - Если так - не спорю. Возьмите, пожалуйста! - Девушка протянула Паше закутанную в плащ белку. - Только жалко мне ее. Убьете, а шкурку - на шапку. А какой хороший зверек, мог бы пригодиться. - Что вы! - обиделся Костя. - У нас так не водится, чтобы убивать. Что ни поймаем, все в школу несем... для живого уголка. - В школу? - переспросила девушка, и лицо ее осветилось улыбкой, словно она встретила добрых старых друзей. - Тогда, мальчики, молчите, я сейчас угадаю, из какой вы школы. - Так уж и угадаете! -не поверил Паша. - Мы же не меченые. - А вот увидите... Девушка прикрыла глаза, потерла лоб, словно что вспоминала, потом лукаво оглядела ребят: - Ну вот и отгадала!.. Вы из высоковской школы. Ребята оторопело переглянулись. - Может, вы и директора нашего знаете? - удивленно спросил Паша. - И учителей? - Знаю. Директор - Федор Семенович Хворостов, преподаватель русского языка - Клавдия Львовна, географ - Илья Васильевич Звягинцев, историк - Матвей Иванович Полозов... - Вот и не угадали! - тихо, не скрывая печали, сказал Костя. - Историк у нас теперь другой. Матвей Иванович на войне погиб. - Вот что... А я этого не знала, - так же опечаленно призналась девушка. - Я ведь давно школу закончила... в сороковом году. - Она вдруг пристально оглядела мальчиков: - Расскажите мне про школу... про все расскажите. - Садитесь с нами, подвезем, - предложил Костя, показывая на подводу. - Вы, наверное, к Федору Семеновичу? - Теперь вы угадали! - кивнула девушка. Забрав свои цветы, она села на телегу. Паша осторожно вытащил из плаща белку и сунул ее в мешок. Подвода тронулась. Костя сидел рядом с девушкой и искоса посматривал на нее. Интересно, откуда она родом: из Почаева, из Соколовки или из Липатовки? Но спросить никак не удавалось - девушка засыпала их вопросами. И ребячьи языки развязались. Да и как могло быть иначе, если в школе прожито семь лет, полных труда, радостей и открытий, если известен каждый школьный закоулок, изучен каждый шаг учителей! Паша в своих рассказах больше напирал на хозяйственную сторону школьной жизни. Школа теперь не чета старой: просторная, двухэтажная, под железной крышей. Строили ее все восемь колхозов; одних бревен пошло на стены, может быть, не меньше тысячи. А какой у них физический кабинет, школьный музей! - А сад? - нетерпеливо спросила девушка. - Я ведь помню, как мы его закладывали. - Живет, здравствует... От морозов все сады в районе погибли, а наш школьный выжил. Потому как из семечек выращивали! Костю больше занимала судьба учителей. Он рассказал про Федора Семеновича. Учитель прошел всю войну рядовым солдатом. Домой он вернулся по ранению: правая рука его висела, как плеть, - мертвая, безжизненная. Это было большое горе для Федора Семеновича. Деятельный, живой человек, он любил физический труд, движение. Надо ли привить яблоньку в школьном саду. взрыхлить грядку на огороде, установить плуг в борозде или отрегулировать сеялку - он всегда учил наглядным примером. "Делай, как я!" - казалось, говорили его ловкие, отточенные движения. А теперь он мог рассчитывать только на слово. И ребята видели, как страдал их учитель. Левой рукой он пытался писать или рисовать на доске, брался за лопату, садовый нож, но все получалось не так, как прежде. Костя уже не помнит, с чего это началось, но все школьники, точно по сговору, принялись помогать Федору Семеновичу. На уроке, едва только учитель, по привычке, подходил к классной доске, как около него вырастал кто-нибудь из учеников: "Федор Семенович, что нужно нарисовать? Скажите, я сделаю". Когда учитель появлялся на пришкольном участке, за ним следили десятки ребят и по первому его знаку хватались за лопаты, мотыги, грабли. Особенно отличался Митя Епифанцев. Он отдал по кружку юных мичуринцев строжайший приказ: "Научиться прививать яблони так, как Федор Семенович". Началось повальное увлечение прививками. Чтобы набить руку, школьники упражнялись на чем только можно. Щадя пока яблони, они делали надрезы в форме буквы "Т" на молодых березках и осинах, вставляли в надрезы черенки с глазками, забинтовывали деревца тряпками и мочалой. Потом Митя привел юннатов к Федору Семеновичу, и те "держали экзамен" - показывали учителю свое умение владеть садовым ножом. И в зависимости от того, одобрительно ли учитель кивал головой и замечал: "Хорошо", "Умеет", "Молодец", или хмурился и говорил: "Пусть на березе поучится", - Митя выставлял юннатам оценки: одних зачислял в "перворазрядники по прививке", других - в "резерв". Весной Федор Семенович пришел с "перворазрядниками" в колхозный сад. - Желаем помочь вам, Василий Кириллыч! - сказал он садовнику. - Дело доброе... У вас рука счастливая: все ваши прививки всегда хорошо приживались. А вот теперь... - Садовник покосился на правую руку учителя. - Дот они - моя правая рука... - кивнул Федор Семенович на учеников. - Не беспокойтесь: привьем не хуже прежнего. И ребята под присмотром учителя привили саженцы мичуринскими сортами. Но Федор Семенович все же не мог смириться с тем, что одна рука его беспомощна. Он начал заниматься лечебной гимнастикой: захватывал здоровой, левой рукой кисть правой и, преодолевая острую боль, часами поднимал и опускал ее. Учителю казалось, что он занимается гимнастикой втайне от всех, но ребята еб этом хорошо знали. На уроках они зорко следили за больной рукой учителя, в перемены азартно спорили, сколько еще нужно времени, чтобы рука совсем ожила, а горячие головы даже уверяли, что видели, как Федор Семенович держал в правой руке топор и рубил дрова. Мало-помалу рука учителя заметно окрепла, обросла мускулами, и только из-за неправильно сросшейся кости рука не сгибалась. По совету местного врача, Федор Семенович решил этим летом поехать в Москву, на операцию к известному хирургу... - Так его нет в школе? - озадаченно переспросила девушка. - Скоро должен приехать. Его все ждут... - ответил Костя и невольно посмотрел вдоль дороги: а вдруг изза поворота покажется Федор Семенович, высокий, худощавый, а в руке - обязательно в правой - тяжелый тюк с книгами или учебными пособиями?.. Учитель, откуда бы ни возвращался, всегда привозил что-нибудь для школы. За разговорами не заметили, как подъехали к Высокову. Девушка увидела дом на горе и спрыгнула с телеги: - Хорошо, ребята, рассказали!.. Спасибо вам. Я, пожалуй, пройду прямо к школе, сад посмотрю... Взяв с телеги плащ и цветы, девушка помахала мальчикам рукой и легко пошла по белой тропинке. Костя проводил ее взглядом, потом вдруг схватил мешок с белкой, догнал и сунул мешок ей в руки: - Возьмите! - Так это же ваша белка. Сами передадите Федору Семеновичу. - Возьмите, возьмите! Раз в школу идете, без подарка нельзя... Вы затем и ловили белку. Я знаю! - Опять угадал! - засмеялась девушка, принимая мешок. - Тогда пусть это будет наш общий подарок - от троих. - Пусть общий! - облегченно согласился Костя. Глава 10 РОДНОЙ ДОМ С волнением приближалась девушка к школе. Это чувство не покидало ее с той минуты, когда она сошла на маленьком полустанке с поезда. Добраться до Высокова оказалось нетрудно: у коновязи стояли попутные подводы, и возчики охотно соглашались подвезти девушку. Но она попросила высокого старика захватить ее чемоданчик, а сама налегке направилась к родному селу, но не большаком, а кратчайшим путем, который знала с детства. Узенькая тропинка сначала тянулась лесом. То ее пересекали узловатые обнаженные корни деревьев, то укрывали темно-зеленые мшистые коврики, то она круто сбегала в лесные овражки, где пахло сыростью, прелым листом, дикой смородиной. И кратчайший путь оказался самым долгим. Девушка собирала цветы, забиралась в заросли малинника или черничника и лакомилась ягодами. Потом, когда лес поредел, на полянках стали попадаться грибы. Они словно сбегались на звук ее легких шагов, и девушка не могла равнодушно пройти мимо них. Красная плащ-накидка превратилась в кошелку. Вскоре она стала тяжелой, и девушка спохватилась: к лицу ли ей появиться с такой необычной ношей в родных местах? К счастью, повстречались на пути трое ребят, и девушка пересыпала все грибы им в кузовки... Слева невдалеке лежало Высоково: памятный порядок изб, широкая прямая улица, высокие тополя и могучие березы с черными шапками грачиных гнезд. Девушка на минуту приостановилась. Может быть, все же сначала зайти домой, где она так давно не была?.. Нет, сперва в школу. Ведь это тоже дом, родной и близкий! Тропка бежала среди хлебов. На межниках и углах делянок девушка заметила высокие шесты с перекладинами. На них то и дело садились птицы и, как зоркие часовые, всматривались в поле. "А ведь это школьники о птицах позаботились, - догадалась девушка. - Когда я училась, мы тоже такие шесты в поле ставили". И чем ближе девушка подходила к школе, тем вес больше и больше видела она примет и знаков того, что к светлом доме на горе живут люди с отзывчивым сердцем и трудолюбивыми руками. Изреженная аллея белоствольных берез и лип, ведущая к школе, была пополнена молодыми посадками, а старые, видавшие виды деревья окружены почтительной заботой: мертвые ветки спилены, срезы и дупла тщательно обмазаны смолой. Через глубокую, обрывистую канаву был перекинут легкий мостик из жердочек. Он казался зыбким, обманчивым, ненадежным, и девушка на минуту задержалась: не обойти ли мостик стороной? Но тут в глаза ей бросилась дощечка с надписью: "Сделано школой". И девушка, устыдившись своего недоверия, смело вступила на мостик и на самой середине даже слегка подпрыгнула. Там, где "школьная гора" круто спадала к речке Чернушке и курчавилась кустами, из земли пробивался родничок. Был он маленький, неприметный, но такой живой и неугомонный, что только самые лютые морозы могли смирить его, да и то ненадолго. Весна еще только подавала первую весточку о своем приближении, а родничок, точно храбрый подснежник, уже пробивался на волю, и, не умолкая, звенела его серебряная песенка. Вода в роднике была такой обжигающе студеной, что от двух глотков у ребят начинало ломить зубы. Казалось, пробуравив толщу земли, родничок прибежал к школе с самого Северного полюса. Но школьников это не страшило. Они с удовольствием пили родниковую воду в жару и холод. Мальчишки пили на спор, на выдержку - кто из них дольше не застучит зубами, а девочки даже немного верили, что если перед экзаменами выпить родниковой воды, то непременно достанется счастливый билет. Трудно сказать, за что именно, но все школьники очень любили свой родничок. Они обнесли его деревянным срубом, обложили булыжником, рядом поставили деревянную скамеечку и привязали к колышку искусно сделанный берестяной черпачок. И, хотя сейчас девушка совсем не испытывала жажды. она все же завернула к родничку и выпила глоток воды. Потом по крутой тропинке поднялась к плодовому саду. Это был добрый сад, гордость школы, в котором оставил следы своего труда не один выпуск учащихся. Были тут плодовые деревья с толстыми стволами и крепкими сучьями, полные сил и здоровья, густо обсыпанные плодами; были и маленькие саженцы-первогодки, трепетно вздрагивавшие на ветру. За садом раскинулся просторный участок, аккуратно разграфленный на грядки, делянки, клетки, - место увлекательных юннатских опытов. Но мало ли на земле хороших садов и огородов! И, пожалуй, не это изумило сейчас девушку, а то, что ни сад, ни опытный участок не были ограждены ни колючей проволокой, ни частым тыном, ни дощатым забором. Вместо этого весь пришкольный участок был обнесен зеленой изгородью, да с задней стороны тянулась глубокая канава, которую ребята именовали "противокоровьим рвом". "А ведь когда я училась, наш школьный сад имел прочную ограду, и сторожа с берданкой, и злую собаку. Где же теперь все это?" - подумала девушка. Но, как ни вглядывалась девушка в глубину сада, она не заметила ни поломанных сучьев, ни ободранной коры, ни помятой травы. И опять, как у мостика, взгляд ее упал на дощатый щит, прибитый к шесту. "Здесь все выращено детьми!" - было крупно написано на щите. Так вот она, чудесная сила, что охраняет сад надежнее, чем самые прочные заборы и неподкупные сторожа! И девушка вспомнила, как Федор Семенович любил мечтать о том времени, когда все сады будут без оград и заборов, а проселочные дороги украсятся плодо^ выми деревьями. Так неужели это время настало? Девушка вступила в сад, шумящий широкими кронами. Его можно было читать, переходя от дерева к дереву, как живую школьную летопись. Вот эту раскидистую, крепко вцепившуюся корнями в землю яблоньку-антоновку посадил Андрюша Новоселов. А эти деревья, помоложе, вырастили Сережа Ручьев, Миша Печерников, Марин*а Балашова... Хорошие они были ребята, верные и отзывчивые друзья! А вот дело и ее рук - три вишневых деревца. Девушка посадила их в тот год, когда вступала в комсомол. Как они разрослись, окрепли, как широко и привольно раскинули свои ветви! До самого последнего класса девушке так и не удалось попробовать сладких вишен, зато сейчас деревца были густо унизаны ягодами. Шустрые, вездесущие воробьи не зевали и, прыгая с ветки на ветку, беззастенчиво клевали спелую вишню. Девушка спугнула воробьев и потянулась за ягодами, И то ли потому, что вишни давно созрели и подсохли на солнце, или потому, что это были ягоды с ее родного деревца, - они показались ей необыкновенно вкусными. - Та-ак! - раздался вдруг негромкий голос. - Что это за лакомка в саду объявилась? Девушка обернулась. По садовой дорожке, осторожно отводя ветки яблонь, шла учительница Клавдия Львовна, невысокая, полная женщина с гладко зачесанными назад седеющими волосами. Девушка, опустив мешок с белкой на землю, бросилась к учительнице, схватила ее за руки, потом обняла и крепко поцеловала. - Галя!.. Кораблева? - Клавдия Львовна отступила назад, чтобы лучше рассмотреть девушку. - Да нет... Какая там Галя! Галина Никитична. Вот нежданно-негаданно! А девушка что-то быстро говорила, смеялась, совала в руки учительнице букет увядших цветов, потом насылала ей в ладонь горсть спелых ягод: - Вы только попробуйте! Это с моего дерева... - Нашла? Узнала? - Как не узнать!.. Мне здесь все памятно. Только вот... - девушка покосилась в сторону, - без изгороди как-то странно. Неужели вы ее нарочно сняли? - Да, вполне обдуманно. С согласия детей и родителей. Устроили как бы открытый сад - заходи, любуйся, пробуй! - И неужели никто у вас яблоки не обрывает? - Как тебе сказать... - усмехнулась Клавдия Львовна. - Бывает, конечно, что кто-нибудь из молодежи и созорует. Но школьники тут во все глаза смотрят. Чуть что - шум поднимут на весь белый свет: и через правление колхоза и через стенгазету. Так что, если и пропадет какая толика яблок, - не жалко. Главное, люди честнее становятся, детский труд начинают уважать... Да что мы все про сад толкуем, - спохватилась учительница. - Ты о себе, Галенька, расскажи! Знаем мы с Федором Семеновичем, что ты на фронте была, потом институт заканчивала. Ну, и как? - Успешно, Клавдия Львовна. Госэкзамены выдержала. Диплом на руках - преподаватель биологии средней школы. Как приворожил Федор Семенович меня тогда к жукам да травкам, так и пошла по этой дорожке. - Жалеешь? - Учительница пытливо посмотрела в глаза девушки. - Нет... довольна! - Галина встряхнула головой. - По душе мне это дело. - Рада за тебя!.. И от души поздравляю! - Учительница пожала ей руку. - Где работать думаешь? - Направили в наш район. Сдала документы, школу еще не получила. Пока там суд да дело, я дома решила побывать... Да, Клавдия Львовна, мы белку для живого уголка поймали! - Галина шагнула к мешку. - Какую белку? И кто это "мы"? - не поняла учительница. Галина передала учительнице мешок с белкой и рассказала про встречу с ребятами. - Узнаю Галю Кораблеву! - засмеялась Клавдия Львовна. - Ни одной живой твари, бывало, не пропустит, все в школу тащит... - Помню, помню... Я раз Федору Семеновичу яички какой-то бабочки принесла, целую щепотку. Он ссыпал их в пустую чернильницу и забыл. А из яичек потом гусеницы вывелись, расползлись по всей комнате. Уж мы их собирали, собирали... - А помнишь, Галенька... И воспоминания, как полноводная река, закружили обеих, понесли... В саду послышались тяжелые шаги, и кто-то многозначительно кашлянул: - Мир доброй беседе! Галина оглянулась, вспыхнула и бросилась к отцу: - Здравствуй, отец! - Здравствуй, дочка! - Никита Кузьмич Кораблев, обтерев рот ладонью, степенно расцеловался с Галиной. потом покачал головой: - Чудеса на белом свете! Чемодан твой дома давно, а тебя нет и нет. Уж не беда ли какая приключилась, думаю, в дороге? А теперь смекаю, что за беда... - Никита Кузьмич покосился на Клавдию Львовну: - Дочка еще с дороги передохнуть не успела, а вы ее уже в полон захватили! - Неповинна, Никита Кузьмич, прошу поверить! - Учительница развела руками. - Я думала, что Галина Никитична уже побывала дома и пришла проведать школу. - Вы с Федором Семеновичем никогда не виноваты, - с легким укором сказал Никита Кузьмич. - Ничего, отец, ничего... - перебила его Галина. - Я по дороге, на минутку всего и забежала... сад посмотреть. И, кивнув учительнице, она потянула отца к дому. Глава 11 НА "ШКОЛЬНОЙ ГОРЕ" Дома Галину Кораблеву не знали, куда посадить, чем угостить. Мать вдруг вспомнила, что дочке недавно исполнилось двадцать пять лет, и решила задним числом отметить день рождения. Поставила тесто на пироги, принялась прикидывать, кого из родных позвать в гости. - Обожди, мать, с гостями, - остановил ее Никита Кузьмич. - Прежде своей семьей посидим... поговорим тишком да ладком. Давно ведь мы дочку не видели... - Гости как-нибудь потом, - согласилась с отцом Галина. - Мне ведь скоро в район нужно - назначение в школу получать. Но Анна Денисовна все же не утерпела: на другой день напекла пирогов, ватрушек и созвала самых близких родственников - своего двоюродного брата Тимофея Новоселова и двух сестер мужа. Чай устроили в саду, в беседке, обвитой хмелем. Никита Кузьмич, обычно словоохотливый и гостеприимный, на этот раз был неразговорчив, хмуро тянул с блюдечка чай и искоса поглядывал на дочь. Зато гости интересовались всем: как Галина сдала экзамены, куда ее направляют на работу, долго ли она пробудет дома. - Значит, судьбу свою твердо определила? Учительница теперь? Вроде нашего Федора Семеновича? - Новоселов внимательно оглядел племянницу: - А вспять не пойдешь? Не отступишься? - Что вы, Тимофей Иванович! - вспыхнула Галина. - Да теперь уж поздно. - И думать об этом не смей! Выбор твой верный. Великое это дело - ребятишек растить! Одно имя чего стоит: учитель!.. - А ты вот походи с годок в учительской шкуре, тогда скажешь, какое это дело, - перебил его Никита Кузьмич. - Стожильная работенка!.. - Я не говорю, что легкая работа! Учитель, он кто? Садовник. Сад растит. И если ты любишь хорошие плоды, так, будь добр, потрудись в саду: вскопай, полей, подвяжи, сухую веточку обрежь... - Дед Новоселов вновь посмотрел на Галю: - Ты, племянница, в нашу школу просись... под крылышко к Федору Семеновичу. И знают тебя здесь все, и к дому близко... - Какая же у дочки учительская солидность может быть, если ее все здесь с пеленок помнят? - недовольно сказал Никита Кузьмич. - И как с мальчишками дралась, и как телят пасла... Так и останется Галкой да Галинкой. по отчеству никто не назовет. Ты, Тимофей, дочку мне не сбивай, пусть подальше от дома устраивается - в районном центре, скажем, а еще лучше в городе. - Устраиваться в городе и жить, как Мария Антоновна, - усмехнулась Галина, вспомнив преподавательницу химии, которую отец ей всегда ставил в пример. Мария Антоновна жила тихо, спокойно, имела свой домик на околице деревни, огород, небольшую пасеку и все свободное время отдавала хозяйству. - А хотя бы и так, - подтвердил Никита Кузьмич. - Мария Антоновна - человек достойный... живет в свое удовольствие... За кустами послышались приглушенные голоса. Анна Денисовна вышла из-за стола и вскоре подвела к беседке Варю и Митю Епифанцева. Они поздоровались со всеми, кто сидел за столом. - Здравствуйте! - кивнула им Галина и, к стыду своему, обнаружила, что не помнит ни девочки, ни мальчика. - Это кузнеца Балашова дочка, парторга нашего, - подсказала мать. - А это сынок Егора Епифанцева. - Мы к вам, Галина Никитична! - выступила вперед Варя. - Посмотрите наше просо на участке... Может, что посоветуете. Галина с интересом посмотрела на школьников: - А почему вы ко мне обращаетесь? Ведь у вас есть свои учителя! Варя переглянулась с Митей и пояснила: Федор Семенович в отъезде, посоветоваться ребятам не с кем. А Галина Никитична - преподавательница биологии и недавно была на практике в колхозной школе, так сказала им Клавдия Львовна. - Это верно, была, - призналась Галина. - Но, не видя вашего проса, трудно что-нибудь сказать. - Так пойдемте, Галина Никитична! - воскликнул Митя. - Сейчас все наши юннаты в сборе! - Это как так "пойдемте"! - Никита Кузьмич строго посмотрел на школьников. - Видите: гости собрались, чай пьем, беседуем... Повежливее надо быть, молодые люди! Митя покраснел: - Если не вовремя, мы подождем... - Нет, нет... Пожалуй, я посмотрю. - Галина вышла из-за стола и кивнула отцу и матери: - Я скоро вернусь!.. - Вот и правильно! - одобрительно ухмыльнулся дед Новоселов. - Раз ребятишки зовут - иди! От них не закроешься, не упрячешься... Если ты, конечно, с живинкой учитель, а не душа чернильная... - Ох, и дипломат эта Клавдия Львовна! - покачал головой Никита Кузьмич. - Дочка, видишь ли, ребятам нужна, опыт проверить... - Да уж Хворостовы теперь из шк