-----------------------------------------------------------------------
Л., Гидрометеоиздат, 1966.
Spellcheck by HarryFan, 22 June 2001
-----------------------------------------------------------------------
ЗНАКОМСТВО ПОД ВОДОЙ
История, которую я хочу рассказать, по-моему, не совсем обычна, хотя и
произошла она не на далекой звезде, а в местах, где каждый год проводят
отпуск сотни тысяч людей. Я бы и сам не поверил, что такие приключения и
открытия возможны в Крыму. Даже мне самому все случившееся прошлым летом
порой начинает казаться нереальным.
На столе передо мной лежит коричневый осколок греческой амфоры, который
я своими руками подобрал на дне моря. Мы нашли и гораздо более ценные
вещи. Но, конечно, они хранятся не дома, а в музее, где посмотреть их
может теперь каждый.
Лежит передо мной на столе и маленькая зазубренная косточка. Я приобрел
ее дорогой ценой: она едва не стоила мне жизни...
Беру косточку в руки и думаю: значит, все это было, а вовсе не
пригрезилось. И о наших приключениях под водой стоит рассказать. Но,
конечно, начинать следует сначала.
А начало тоже было необычным. Не так-то часто приходится знакомиться и
заводить себе новых друзей под водой, верно?
Прошлым летом я демобилизовался из армии и не знал, куда себя деть.
Другие как-то сразу выбирают себе жизненный путь, а у меня так не
получилось. Кончив школу, решил я поступить в Институт кинематографии на
сценарный факультет. Зачем, и сам до сих пор не знаю. В институт не попал
и пошел работать на завод учеником электрика, а потом меня призвали в
армию.
Но, видно, и армия мне ума не прибавила, потому что вот теперь снова
стою на распутье и гадаю: как жить дальше? Куда податься? Проситься в
экипаж космической ракеты, которую скоро, наверное, пошлют на Луну, или
ехать в Сибирь на какую-нибудь стройку?
Никакого решения я принять не мог и отправился на лето в Керчь к дяде -
побродить, покупаться в море.
- Непутевый ты, Колька, - сказал мне дядя, когда я без приглашения
нагрянул к нему. - В каждом человеке должен быть стержень, понимаешь? А в
тебе его нет.
Наверное, дядя Илья прав: нет во мне стержня. А где его взять? И что
это за стержень, который должен быть в каждом человеке? В дяде моем он
есть? Сам дядя Илья, конечно, считает, что живет правильно. Он у меня
честный трудяга, без всяких возвышенный мыслей и взлетов. Работает на
метеостанции, составляет прогнозы, которые очень редко оправдываются, а
после работы копается в своем огородике или, подняв очки на лоб,
старательно изучает таблицы в толстенных фолиантах. Я тоже было
заинтересовался ими, соблазнившись толщиной книг и ветхостью переплетов.
У дяди мне скоро стало скучно. И в одно прекрасное утро на маленьком
смешном пароходике я сбежал в Тамань, Почему именно сюда? Не знаю.
Хотелось мне отыскать ту хату, в которой когда-то ночевал Лермонтов и едва
не стал жертвой "честных контрабандистов". Помните "Тамань"? Я эту повесть
очень люблю и знаю почти наизусть.
Легендарной хаты я не нашел, вернее, мне указали не одну, а сразу
несколько; Все они были подозрительно новые, явно отстроенные уже после
войны.
Я выбрал одну из них, стоявшую на самом краю станицы, и прожил здесь
несколько дней у болтливой тетки Горпины.
Конечно, в этой хате Лермонтов никак не мог бывать. Но сразу за ее
низеньким плетнем начинался пустырь, заросший высохшим на корню бурьяном,
а дальше - крутой обрыв к морю. Именно потому я и выбрал себе это
пристанище. Вспомнилось: "...берег обрывом спускался к морю почти у самых
стен ее, и внизу с беспрерывным ропотом плескались темно-синие волны. Луна
тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию..."
Я наслаждался тишиной, солнцем, соленым ветром. Целые дни проводил на
море: загорал на горячем песке, нырял с маской за рыбами. А потом решил
поискать места совсем необитаемые и но совету знакомых рыбаков перебрался
на попутном ялике на Тузлу. Вот тут-то и начались приключения.
Тузла когда-то была косой, длинным песчаным мысом, далеко вдававшимся в
Керченский пролив. Но в двадцать пятом году после сильного шторма Тузла
превратилась в остров, хотя местные жители и продолжают называть ее по
старой памяти косой. Расстояние между островом и берегом все росло и
теперь уже достигает трех с лишним километров.
На острове всего несколько домиков, где во время путины живут рыбаки, а
вокруг - желтая песчаная пустыня. Берег такой низкий, что его не заметишь
с моря, пока не подплывешь вплотную. На Тузле я сначала увидел даже не сам
берег, а дом и одинокое раскидистое деревце возле него. Казалось, они
стояли прямо посреди моря. Это мне сразу понравилось. Ночевал я прямо под
открытым небом, на согретом за день песке, пропитание добывал у рыбаков. А
пляж здесь оказался таким, какого я никогда в жизни не видывал. Он тянулся
на десятки километров. В сущности, весь остров был просто-напросто
громадным песчаным пляжем, совсем пустынным и голым. Отойдя от рыбачьего
стана всего метров сто, можно совершенно свободно почувствовать себя
Робинзоном на необитаемом острове.
Но скоро я убедился, что остров обитаем, - даже, пожалуй, слишком.
Как обычно, с утра, прихватив самодельный гарпун, я отправился на охоту
за рыбами. Вода в Керченском проливе такая мутная, что не различишь порой
кончики пальцев протянутой перед собой руки, и с ружьем тут охотиться
бесполезно. Зато с гарпуном можно ловко подкрасться к зазевавшейся
рыбешке.
Ныряя и вновь поднимаясь на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, я
постепенно удалялся от берега. Море было пустынным и спокойным. Только
вдали маячило несколько рыбачьих лодок, неподвижно застывших на якорях.
Под водой я вдруг услышал громкое постукивание. После паузы оно
повторилось. Мне приходилось читать, будто рыбы издают разные звуки в
воде, как бы переговариваются друг с другом. Но эти звуки были слишком
размеренными и громкими: два звонких удара подряд, потом пауза, снова
удар... Да ведь это азбука Морзе!
Постепенно складывалась фраза, хотя и не очень понятная: точка-тире,
тире-точка, снова точка-тире... "Ана плыву тебе"...
Точка-точка-точка-тире, тире-точка-точка, - вдруг кто-то застучал,
казалось, над самым моим ухом. Это означало: "Жду".
Кто же это переговаривался под водой? Вынырнув, я огляделся вокруг. Но
наверху все оставалось по-прежнему спокойным и безмятежным. Только в одной
месте, недалеко от меня, на поверхности воды вскипали пузырьки. По-моему,
именно оттуда и раздавались таинственные сигналы.
Я снова нырнул почти до самого дна. И вдруг увидел впереди смутную
большую тень. Приближаясь к ней, я стал различать очертания человеческой
фигуры. Но только подплыв совсем вплотную, я разглядел, что это женщина.
Она была не просто в маске, как я, а в легководолазном костюме -
акваланге, так что ей не приходилось подниматься на поверхность за свежим
воздухом.
Незнакомка повернулась ко мне и поманила рукой. Но когда я подплыл,
почти столкнувшись с нею нос к носу, думая, что ей нужна какая-нибудь
помощь, она отшатнулась и замахала на меня рукой. Я ничего не понимал. Но
запас воздуха в моих легких уже кончался, и мне пришлось вынырнуть.
Я тотчас же нырнул снова и легко нашел женщину по пузырькам
отработанного воздуха - они цепочкой струились из ее акваланга. Но теперь
она уже была не одна. Рядом с ней я увидел мускулистого, загорелого парня
примерно моего возраста, в голубых плавках. Они оба посмотрели на меня,
переглянулись и медленно поплыли, взявшись за руки, над самым дном. Они
демонстративно не обращали на меня никакого внимания и словно что-то
искали на дне.
Это меня заинтересовало, и я поплыл вслед за ними. Что они потеряли?
Подбитую рыбу? Но у них не было ружей в руках. Или что-нибудь упало с
лодки? А может, ищут утопленника и надо помочь им?
Без акваланга мне приходилось то и дело подниматься на поверхность за
воздухом. Но глубина не превышала трех метров, а плыли они медленно,
пристально рассматривая илистое дно, так что каждый раз я их легко нагонял
и не упускал из виду.
Моя навязчивость, видно, надоела им. Они остановились и подождали, пока
я не подплыву совсем близко. Тогда девушка неожиданно протянула мне руку.
Я пожал ее. Она закивала, словно говоря: ну вот и познакомились. И
помахала мне рукой, что, несомненно, должно было означать: а теперь до
свидания.
Но мне вовсе не хотелось оставлять их, не узнав, что же такое они ищут
на дне морском. И когда они повернулись и так же медленно поплыли дальше,
я снова начал их преследовать.
Через некоторое время они опять остановились. Теперь навстречу мне
двинулся парень. Вид у него был довольно свирепый, но что он мог мне
сделать: не затевать же драку под водой? На всякий случай я вызывающе
выставил вперед свой гарпун. Но он вдруг наклонил голову, точно собираясь
бодаться, и выпустил мне прямо в лицо целую тучу воздушных пузырьков.
Вода вокруг меня буквально закипела.
Это произошло так внезапно, что я чуть не захлебнулся и пулей выскочил
на поверхность. Пока я приходил в себя, они успели отплыть довольно
далеко. Но теперь уже я разозлился и кинулся в погоню за ними.
Не знаю, чем кончилась бы вся эта история, если бы мы вдруг не
заметили, что постепенно заплыли на отмель, где воды оказалось всего по
грудь. Мы могли теперь высунуться из воды и объясниться по-человечески.
- Ты что, ненормальный? - свирепо спросил парень, сдвигая маску на лоб.
- Что ты к нам пристал?
- А что вы здесь ищете? - в свою очередь ощетинился я. - Кто вы такие?
Ваши документы...
- Вот я тебе сейчас покажу документы! - замахнулся он.
Но девушка, не снимавшая маску, а только вынувшая изо рта дыхательную
трубку, схватила его за руку:
- Не смей, Михаил! Ему просто надо все объяснить. - И, повернувшись ко
мне, начала втолковывать, словно глупому ребенку. - Мы археологи, у нас
тут целая экспедиция. Мы ищем затопленные древнегреческие города, которые
стояли на этих берегах тысячи лет назад. Понимаете? А вы нам мешаете
работать.
Мне стало неудобно, что со мной так разговаривают, словно с ребенком.
Но сразу отступать не хотелось, и я упрямо повторил:
- Все равно у вас Должны быть какие-то документы. Предъявите...
- А ты что, милиционер? - насмешливо буркнул парень.
Девушка снова потянула его за руку и мягко сказала мне:
- Ну откуда же у голых людей могут быть под водой документы? Если вы
так уж сомневаетесь, приходите вечером в наш лагерь - он вон там, за
холмом.
- А, да что с ним толковать! - сказал ее товарищ в стал натягивать
маску. - Пошли, а то скоро обед.
Девушка снова помахала мне рукой, и они скрылись под водой. По
воздушным пузырькам, выскакивавшим на поверхность, я видел, что они
уплывают все дальше, от берега. Наверное, там ждала лодка. Но преследовать
их я больше не стал.
Весь день эта встреча под водой не выходила у меня из головы.
Припоминалось, что я и раньше читал в газетах или в каком-то журнале о
подводных археологах. Неужели на морском дне действительно прячутся целые
древние города? Искать их, пожалуй, куда интереснее, чем гоняться одному
за испуганными рыбешками. Может быть, пойти к их начальнику и попросить,
чтобы взял в экспедицию. Ныряю я неплохо...
Я думал об этом и весь вечер, сидя в одиночестве на теплом песке.
Лагеря археологов отсюда не было видно, его скрывали песчаные холмы. Но
мне казалось, будто ветер иногда доносит оттуда веселые голоса и смех.
СЛИШКОМ ОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ
Утром, закусив колбасой с черным хлебом, я сложил в рюкзак свои
нехитрые пожитки и отправился искать лагерь археологов.
Он оказался дальше, чем я предполагал. Пришлось больше часа идти
берегом моря, у самой воды, где мокрый песок был плотным и не вязли ноги.
Сегодня море слегка разгулялось, и порой волна, с шелестом подкатываясь
под ноги, заставляла отскакивать в сторону. Местами на берегу попадались
доски, принесенные морем. В это утро они казались мне обломками затонувших
кораблей...
Еще издали я увидел две большие оранжевые палатки. В стороне от них,
под навесом, был вкопан в песок большой самодельный стол из некрашеных
досок. Рядом торчала тоже самодельная печка с трубой из перевернутого
чугунка без донышка, какие обычно устраивают на лето в кубанских станицах.
На высоком шесте возле одной из палаток лениво трепыхался выгоревший
флажок.
Лагерь выглядел совершенно пустым и покинутым. У меня даже екнуло
сердце: не уехали ли все на другое место? Но когда я подошел поближе, под
ноги мне с неистовым лаем выкатилась маленькая собачонка, похожая на комок
свалявшейся шерсти.
- Шарик, на место!.. - крикнули из палатки.
Брезентовая дверца ее откинулась, и оттуда высунулась лохматая голова
Михаила - моего вчерашнего противника.
Несколько минут он смотрел на меня, не узнавая, потом лицо его
помрачнело.
- Ты что сюда пожаловал? - спросил он грозно. - Документы проверять?
- Мне нужен начальник экспедиции, - ответил я, не желая ввязываться в
драку.
- Жаловаться пришел?
- Очень вы мне нужен, чтобы из-за тебя ходить в такую даль. Просто мне
нужен ваш начальник. По личному делу, понял?
- Вот я тебе покажу сейчас личное дело. - Он начал выползать на локтях
из палатки и неожиданно крикнул: - Шарик, куси его!
Собачонка, которая сидела шагах в пяти от меня, неуверенно тявкнула и
тут же, словно извиняясь, замахала куцым хвостом. Она была куда
добродушнее своего хозяина.
Я повернулся и отошел в сторону, стараясь шагать как можно медленнее,
чтобы это ни в коем случае не походило на отступление.
Шарик и Михаил молча смотрели мне вслед. Я отошел метров на двадцать и
сел у самой воды, всем своим видом показывая, что готов ожидать начальника
хоть до скончания века.
Ждать мне пришлось долго.
Уже под вечер с моря донеслось, наконец, далекое комариное гудение
мотора. Звук все приближался, и скоро я увидел небольшой катер, спешивший
к берегу. Шарик приветствовал его появление веселым лаем.
Катер с выключенным мотором мягко стукнулся о причал. Двое темных от
загара ребят примерно моего возраста быстро и ловко закрепили его канатом.
Кроме них, в катере находились еще две девушки и старик с остренькой седой
бородкой. Один из парней помог ему спрыгнуть на причал, а потом уже с
веселым хохотом выскочили остальные, с любопытством посматривая на меня.
- Ба! Да это наш неутомимый преследователь! - воскликнула одна из
девушек, высокая и белокурая.
Только теперь я узнал в ней свою подводную знакомую. Но без маски она
выглядела гораздо лучше. Ее подруга, подвижная и вся черная, как жучок,
тотчас же схватила ее за руки и громко зашептала так, что слышно было
всем:
- Кто это, Светланка? Где вы познакомились?
- Под водой, - ответила та с хохотом и, спрыгнув на песок, протянула
мне руку. - Ну, а теперь давайте знакомиться по-настоящему. Меня зовут
Светлана.
- Николай, - ответил я хмуро. - Николай Козырев.
Пожатие у нее было совсем мужское, твердое. А зеленоватые глаза все
время смеялись, и я старался в них не смотреть.
- Мне нужен начальник экспедиции, - пробормотал я.
- Я начальник - ответил старичок, воинственно выставив вперед свою
бородку и с любопытством разглядывая меня. - Слушаю вас, молодой человек.
Это было для меня полной неожиданностью. Я считал, что начальник
экспедиции подводников должен быть непременно здоровяком этакого
богатырского сложения. Может быть, флотский капитан. С ним мне было бы
легко столковаться.
Поэтому я стоял и растерянно молчал. Тогда Светлана насмешливо сказала:
- Под водой вы были активнее, Коля.
Все вокруг засмеялись.
- Так я слушаю вас, - повторил начальник. - Судя по всему, вы хотите
присоединиться к нашей экспедиции, - он смотрел на рюкзак, лежащий у моих
ног.
- Да, - обрадовался я.
- А вы кто, археолог?
- Нет.
- А кто же?
- Я, собственно, служил в армии.
- Военная косточка? - оживился старик. - Это отлично!
Потом уже я узнал, что своим упоминанием об армии сразу расположил его
к себе. Военное дело было, оказывается, любимым коньком профессора - по
своей специальности, казалось бы, совершенно мирного человека.
Мы никогда не могли понять этого его увлечения. В армии Василий
Павлович служил недолго и очень давно, еще в первую мировую войну. Но до
сих пор во время раскопок носил военную фуражку, сапоги и брюки-галифе,
любил, когда ему отвечали по-военному, коротко и четко. Даже в своей науке
он сумел выбрать какую-то особую военную тропку, написав несколько
интересных исследований о вооружении и тактике древних греков.
Все это я узнал уже потом, а сейчас просто обрадовался, что армейская
служба оказалась хорошей рекомендацией.
- А где же вы служили? - продолжал он расспрашивать.
- На флоте, - ответил я. (Это было не совсем так: я служил в береговой
обороне. Но все равно ведь это рядом с морем.)
- Отлично. И с аквалангом знакомы?
- Знаком.
- И плавает он хорошо, - лукаво вставила Светлана.
- А документы, простите, у вас при себе? - спросил профессор.
Светлана засмеялась. Он удивленно посмотрел на нее.
- В чем дело?
- Так, Василий Павлович, - ответила она, подмигнув мне. - Вы же знаете,
я сметливая.
Покраснев так, что мне стало жарко, я достал из рюкзака все свои
документы и передал их профессору. Он внимательно изучал их, а я смотрел
себе под ноги, чтобы только не встретиться взглядом с насмешливыми глазами
Светланы.
- Отлично, - одобрительно сказал, наконец, профессор, возвращая мне
документы. - Ну что же? Я вас зачисляю. Только учтите, зарплата у нас
маленькая...
- Да мне это совсем не важно!
- Ладно. Тогда отправляйтесь завтра в Керчь на медицинскую комиссию.
Я попробовал было возражать, уверял что здоров как бык. Но он поднял
палец, посмотрел на меня поверх очков и строго сказал:
- Порядок есть порядок. Вы же военный человек, Козырев.
Я понял, что спорить бесполезно.
Комиссия, конечно, признала меня совершенно здоровым, и к вечеру
следующего дня я уже снова был на косе. Теперь меня встретили как своего.
Только Мишка бросил по моему адресу несколько замечаний, но я на них решил
попросту не обращать внимания.
Остальные ребята были довольно славными. Долговязого и нескладного
звали Павликом Борзуновым. С ним мы быстро подружились. Он оказался
хорошим товарищем, не навязчивым и добродушным, - предложил мне место
рядом с собой в палатке, давал читать книги по истории, которые повсюду
таскал с собой в старом, облупленном чемодане. Разговаривая, Павлик быстро
начинал горячиться и размахивать длинными руками. За это над ним частенько
подшучивали, но он не обижался.
А другой паренек - его звали Борисом Смирновым - нередко сердился по
пустякам, хотя и был медлительным, молчаливым, всегда как будто немножко
сонным.
Светлана, ее подруга Наташа, Михаил и Павлик учились, оказывается,
вместе на четвертом курсе. А Борис был на курс младше их и учился заочно.
Он работал слесарем на заводе, а в экспедиции проводил свой отпуск.
Я немножко побаивался первого погружения. В армии нас, правда,
знакомили с устройством легководолазных аппаратов, и я совершил больше
десятка погружений. Но то были кислородные, а не акваланги, работающие на
сжатом воздухе. Однако, получив утром от профессора Кратова акваланг, я
увидел, что легко разбирался в его устройстве, и успокоился. Конструкция
была собственно, та же.
Зная, что Василий Павлович наблюдает за мной, я одевался как можно
более спокойно и неторопливо. Павлик помог мне укрепить на спине два
увесистых баллона. Запаса воздуха в них хватит на целых два часа. В воде
этот груз станет почти невесомым. К поясу я пристегнул металлические
ножны, в них торчал кинжал с пробковой рукояткой, чтобы не тонул в воде, а
всплывал на поверхность, если его нечаянно выронишь. "Зачем он нужен? -
подумал я про себя. - Ведь акул в Черном море нет".
На левую руку я нацепил часы в герметическом футляре, а на правую -
особый маленький компас, Грузил мы не брали, потому что нырять тут
приходилось неглубоко.
Напялив на ноги неуклюжие ласты, я стал прилаживать маску. Ну вот,
кажется, все готово.
- Не забывайте прислушиваться к указателю минимального давления! -
погрозил мне пальцем Кратов. - А то знаю я вас. Попадете в воду и
забываете о времени.
- Что вы, профессор, - солидно ответил я.
Устройство указателя мне тоже было знакомо. Так называют маленький
манометр, укрепленный над левым плечом водолаза. Посмотрев на него, можно
всегда узнать, много ли воздуха еще осталось в баллонах. А когда запас
воздуха станет иссякать, указатель напомнит об этом громким щелчком под
самым ухом.
Профессор еще раз повторил, как мы должны вести поиски. Собственно, обо
всем договорились еще вчера вечером, но таков уж характер у нашего
начальника: обо всем напоминать по сто раз.
А задача была простая: плыть недалеко друг от друга по определенному
азимуту над самым дном и смотреть, не попадутся ли обломки кирпичей,
обтесанные камни или осколки древних глиняных сосудов.
А я-то ожидал сразу найти на дне целый город...
Наконец беседа закончилась, и мы один за другим полезли по трапу в
воду. Я нырнул следом за Светланой и сразу пошел на глубину. Волнующее
чувство внезапного освобождения от земной тяжести сразу охватило меня.
Я парил, как птица. Я мог кувыркаться, повиснуть вниз головой - земное
тяготение больше не сковывало меня. К этому ощущению невозможно
привыкнуть. Оно радует при каждом погружении.
Пробыл я под водой два часа, пока хватило воздуха в баллонах, но не
нашел ничего - даже обломка кирпича, хотя так старательно разгребал ил на
дне, что все исчезало вокруг в облаке поднимавшейся мути.
Было стыдно возвращаться с пустыми руками. Но, увидев, что и другие не
удачливее меня, я успокоился.
В этот день мы ныряли еще по три раза, но так же безрезультатно. Мне
хотелось расспросить толком, что же именно мы ищем, но я как-то по-глупому
стеснялся. Не хотелось лишний раз напоминать другим, что вокруг все
студенты, хорошо знакомые с историей, а я круглый неуч.
Вечером у костра все разговоры вертелись вокруг наших бесплодных
поисков, и, слушая их, я сразу поумнел, точно побывал на лекции.
Две с лишним тысячи лет назад, еще до нашей эры, здесь, в Крыму, жили
кочевники - скифы и другие племена. Потом сюда разузнали дорогу греческие
мореплаватели. Сначала они приплыли из далекой Эллады торговать, а потом
греки построили здесь несколько своих колоний. Так на берегах Черного
моря, которое они прозвали Понтом Евксинским - "гостеприимным морем", -
появилась Ольвия возле нынешнего Николаева, Херсонес, развалины которого
сохранились неподалеку от Севастополя, и другие города.
Особенно много греческих городов возникло по обоим берегам Керченского
пролива. Он тогда назывался Боспором Киммерийским. Под угрозой набегов
скифов эти города объединились в Боспорское царство. Столицей его был
город Пантикапей, на месте которого теперь стоит Керчь. Отсюда в Грецию
вывозили хлеб, рыбу, пушнину, закованных в цепи рабов.
Боспорское царство существовало почти тысячу лет, пока, наконец, не
рухнуло под натиском кочевых племен. Древние города были разрушены. Теперь
их раскапывают археологи, восстанавливая по находкам жизнь и обычаи
народов.
За тысячелетия уровень моря повысился, и развалины некоторых этих
городов очутились на морском дне. Вот их-то и разыскивала экспедиция
профессора Кратова, оказывается, уже не первый год. Удалось найти остатки
греческого города Гермонассы, стоявшего как раз на месте станицы
Таманской, и Карокондама - у основания Тузлинской косы. Возможно,
существовали какие-то поселения и на самой косе. Вот это-то и предстояло
проверить.
Теперь, когда я уже немножко разобрался в истории, я решился спросить у
Кратова:
- Василий Павлович, а разве может что-нибудь уцелеть в морской воде?
Ведь тысячи, лет прошли. На-верное, все давно растворилось?
- Что вы, голубчик! - ответил он. - Камень, глиняная посуда, даже
металлические изделия превосходно сохраняются...
- О, мы в прошлом году такие чудные амфоры здесь нашли.
- А ритон какой из слоновой кости! - вспоминали ребята.
- Я бы даже сказал, что на дне моря древности порой сохраняются лучше,
чем на суше, - продолжал профессор. - Люди копаются в земле, строят дома,
вспахивают поля. Следы минувших веков при этом, конечно, стираются. А в
море развалины никто не тревожит. Их быстро заносит песком и илом, и так
они лежат тысячелетия. На суше при раскопках в Тамани нам попадались
только разрозненные черепки да обломки камня, а на дне мы нашли отлично
сохранившееся на большом протяжении основание крепостной стены древней
Гермонассы. Поэтому я и решил организовать подводную экспедицию...
- Вот если бы греческий корабль найти, - задумчиво сказал Павлик,
помешивая в костре суковатой палкой.
Целый рой огненных искр взвился в ночное небо.
- Да, это было бы весьма заманчиво, - ответил Кратов и посмотрел на
часы. - Ну, а теперь спать! А то вы завтра у меня под водой носами клевать
будете! Спать, спать, отбой...
"НУ И РЫБКА!"
Мы ныряли уже целую неделю, пропустив только один день, когда
разыгрался шторм, но найти так ничего не удалось. Один раз я, правда,
откопал в иле кусок кирпича, но меня подняли на смех: кирпич оказался
современной выделки. Наверное, просто упал с палубы парохода.
Нам хотелось подвигов, приключений, настоящих открытий.
И приключения неожиданно начались, дав нашим поискам совершенно новое
направление.
В то утро мы отправились на катере к самому концу косы. День начинался
чудесно. Стоял полный штиль, и море в этот утренний час, пока солнце еще
не поднялось высоко, было жемчужно-серым, каким-то удивительно тихим,
ласковым. Вдалеке, там, где море незаметно сливалось с небом, маячили три
рыбачьих баркаса. Они, казалось, парили в воздухе.
После вчерашнего небольшого шторма вода сегодня была особенно мутной.
Плавать в такой тьме не очень приятно. Все время кажется, будто сзади
кто-то подкрадывается, то и дело хочется оглянуться.
Дно появилось так внезапно, что я едва не ткнулся маской в серый мягкий
ил. Стараясь не взмутить его, я не спеша поплыл по указанному мне азимуту.
Заметить что-нибудь среди серого ила в такой мутной воде, пожалуй, не
легче, чем найти иголку в сене.
Я проплыл уже метров двести, как вдруг услышал звонкое постукивание:
точка-тире-точка. Звук распространяется в воде в пять раз быстрее, чем в
воздухе, и мне показалось, будто сигналы подает кто-то совеем рядом со
мной. Но я уже знал, что источник звука может находиться за добрый
километр, а все будет казаться, словно он возле тебя.
Тире-тире-тире-тире... Я остановился и расшифровал эти сигналы:
"Шестой, я второй... Шестой, как у тебя дела?.."
Шестой - это мой условный номер для вызова под водой. Второй - это
номер Светланы. Видно, ей уже стало скучно и она решила поболтать со мной.
Я вынул из ножен кинжал и постучал по баллону с воздухом: "Дела
неважные... Атлантиды пока не нашел..."
"Я тоже, - ответила Светлана. - И мне уже надоело... Очень мутная
вода..."
Точка-тире-тире-точка, - вдруг загремело у меня, казалось, прямо над
самым ухом: "Прекратите болтовню, продолжайте поиск..."
Ага, это Михаил скучает на катере и изображает начальника. Сейчас я ему
отвечу!
Но кинжал выскользнул у меня из руки и, тускло сверкнув, провалился
куда-то вниз.
Мне достался кинжал с обломанной пробковой ручкой. Все собирался ее
приделать, да так и не успел. Вот теперь расплачивайся!
Мысленно обругав себя растяпой, я попытался найти кинжал на дне. Но
сколько ни шарил, ничего, кроме ракушек, не попадалось под руку. Видно, он
упал лезвием вниз и глубоко ушел в ил.
Потеря была не так уж велика. Жалко только, что не удастся продолжить
беседу со Светланой.
А она так и сыпала точки-тире, отвечая Михаилу, чтобы "он не мешал
своими глупыми замечаниями вести планомерный творческий поиск затонувших
сокровищ глубокой древности".
Я тоже попытался добавить кое-что от себя, постукивая согнутым пальцем
по баллону. Но звук получался слабый и невнятный, я сам его еле слышал.
"Шестой, шестой, - вызывала Светлана. - Почему не отвечаешь?"
Я решил немного изменить свой курс и плыть навстречу ей, чтобы она
могла услышать меня. Плыл я довольно быстро и внимательно смотрел по
сторонам"
И вдруг сильно ткнулся головой в какое-то препятствие. Оно было
невидимым и упругим, словно совершенно прозрачная стена, которая слегка
подалась под ударом, а потом, как резиновая, мягко спружинила и отбросила
меня назад. Сколько я ни всматривался, ничего различить не мог. Это было
так неожиданно и, главное, непонятно, что я напугался.
Я попробовал свернуть чуть правее. Невидимая преграда не только снова
оттолкнула меня, но вдобавок еще цепко ухватила за манометр, выступавший
над левым плечом. Я дернулся что было силы. Но невидимка держала крепко.
Попытался оттолкнуть загадочную преграду рукой и почувствовал, что она
тоже в чем-то запутывается.
Я стал вырываться как бешеный. Но чем больше барахтался, тем сильнее
запутывался. Я поднял такую муть, что уже ничего не видел вокруг. От
волнения я начал задыхаться, и мне показалось, будто запас воздуха в
баллонах кончается. Теперь я понял, как должна себя чувствовать муха в
паутине.
...Паутина?! И вдруг я догадался, что случилось со мной, на какую
преграду я наткнулся. Конечно же, это была сеть, поставленная рыбаками! Я
ведь видел вдали три баркаса, когда нырял. Уйдя со своего азимута, я дал
большой крюк и прямехонько заплыл в рыбачьи сети.
Сообразив это; я стал успокаиваться. Мне вспомнилась первая заповедь
подводника: никогда не поддаваться панике. Стоит только испугаться под
водой, как опасность возрастет во сто крат, - испуганный человек не может
принимать правильных решений. Дыхание у него затрудняется, мутится разум.
Я только что испытал это на собственном примере. Теперь мне стало стыдно,
и я поспешил исправить ошибку: перестал барахтаться, расслабил мускулы,
начал дышать спокойно и глубоко, выжидая, пока рассеется муть.
Расходилась она страшно медленно. Мне хотелось начать осторожно
выкарабкиваться из проклятой сети. Но пока сеть не было видно. Надо ждать.
В этой мути я даже не мог рассмотреть часов на руке и узнать, сколько
времени пробыл под водой. Вероятно, много, потому что снова услышал
настойчивый стук: "Шестой, шестой, выходи на поверхность! Немедленно
выходи на поверхность!" Это с катера вызывал меня Михаил. Но ответить ему
я не мог.
Если бы не потерялся кинжал! С его помощью я бы уже давно освободился
из этих злополучных сетей. Пока же мне оставалось одно: терпеливо ждать.
И вдруг услышал под самым ухом сухой, негромкий щелчок. Он был
тревожнее самого громкого взрыва. Это указатель минимального давления
предупреждал меня, что воздух в баллонах кончается. Надо немедленно
всплывать!
Противный, липкий страх начал овладевать мною. Забыв обо всем на свете,
я опять стал барахтаться, но только сильнее запутывался в тонких
капроновых нитях.
И тут я почувствовал, что сеть начинает подниматься. Она суживалась,
смыкаясь вокруг меня, как мешок. На меня стали накатываться рыбы,
подавшие, как и я, в плен и обезумевшие от страха. Одна из них сильно
ударила меня скользким хвостом по липу, едва не разбив маску.
Еще несколько мгновений - и в глаза ударил ослепительный, веселый
солнечный свет.
Упираясь ногами в сеть и расталкивая метавшихся вокруг рыб, я высунул
голову из воды. Прямо перед моим носом покачивался накренившийся борт
рыбачьего баркаса. С него свесилось несколько загорелых лиц. Они выражали
такую растерянность, что я едва не расхохотался и не выпустил из зубов
мундштук.
- Вот так рыбка! - растерянно сказал один из рыбаков, молодой парнишка
в выгоревшей тельняшке, и подтолкнул локтем соседа: - Что это, Петра?
- А вот мы сейчас проверим, - мрачно ответил склонившийся рядом с ним
рыбак лет сорока, с черной гривой взлохмаченных волос, кривой на один
глаз. Он взял в руки багор и встал во весь рост, чуть не опрокинув баркас.
Я ожидал, что он протянет багор мне и поможет вскарабкаться на борт. Но
он угрожающе поднял его над головой, явно замахиваясь на меня, и гаркнул:
- Хенде хох!
"Руки вверх!" - настолько-то я знал немецкий язык. Да и так все было
понятно и без перевода, стоило только взглянуть на эту грозную фигуру с
занесенным над головой багром. Но почему вдруг он решил беседовать со мной
по-немецки?! И как могу я поднять руки, если они запутались в ветке, а сам
я един держу голову над водой?
- Брось, не валяй дурака! - закричал я, забыв, что мой рот занят
мундштуком.
Конечно, он сразу выпал изо рта, и я хлебнул мутной воды.
- Петро, ты что, сдурел? Ведь он же тонет! - тонким голоском воскликнул
третий рыбак. Это явно была девушка, хотя и одетая, как остальные, в
брезентовую куртку и брюки и остриженная совсем как мальчишка.
Свирепый Петр бросил багор, и они все трое ухватились за тросы,
подтягивая сеть поближе к борту. Потом паренек в тельняшке схватил меня за
ремень, которым крепят баллоны к поясу, и с трудом втащил в лодку.
- Тяжелый какой, аж чугунный, - бормотал он. Рыба билась вокруг и,
изловчившись, выскакивала за борт. Но никто не обращал на нее никакого
внимания. Все трое выжидательно смотрели на меня. А я сидел на дне
баркаса, сгорбившись, как старик, под тяжестью баллонов, и никак не мог
отдышаться.
- Документы есть? - вдруг строго спросил меня Петр. - Паспорт!
Повторялась та же глупая история. Но теперь уже со мной.
- Тю, тю, сказился, - сказала девушка и звонко расхохоталась. - Да
откуда у голого человека паспорт? Где он его держать будет?
Засмеялся неуверенно и парнишка в тельняшке. Но Петр был неумолим, хотя
и смутился немного.
- Я порядки знаю, на фронте в разведке был, - сказал он. - Вот доставлю
в комендатуру, там пощупают, что это за рыбка.
- Да что вы меня за диверсанта принимаете, что ли? - возмутился я. - Мы
же археологи, здесь работаем. Вон и катер наш стоит.
Они все трое послушно посмотрели в ту сторону, где виднелся наш
экспедиционный катерок.
Петр, сунув в рот два пальца, по-разбойничьи свистнул, потом, сложив
рупором ладони, громко закричал:
- Эге-ге-гей! На катере!
На катере тоже закричали в ответ и замахали белым флажком. Через минуту
он снялся с якоря и двинулся в нашу сторону.
- Сейчас проверим, какой ты археолог, - уже мирно сказал Петр и лукаво
подмигнул мне единственным глазом.
- А что же вы там ищете, под водой-то? - спросил паренек в тельняшке.
Постукивая от холода зубами, я коротко объяснил, что мы ищем здесь
остатки затопленных древних городов и амфоры, которые могли бы нас навести
на след затонувших греческих кораблей. Слушали они меня внимательно, но не
очень поверили, потому что, когда я кончил, Петр подозрительно посмотрел
на меня, потом на приближающийся катер и буркнул:
- Какие тут города под водой? Так, сказки одни. Я тут сызмальства
рыбачу, все дно, как полы в своей хате, знаю. Какие уж там города...
- А может и правда, - вступилась девушка. - Вот в Тамани, гуторят,
что-то нашли...
- А что это за амфоры такие? - перебил Егор. Я снова начал терпеливо
объяснять, что в этих глиняных сосудах древние греки хранили и вино, и
масло, и даже зерно. (Вот каким стал специалистом!) Для наглядности я
попытался нарисовать в воздухе очертания амфоры с заостренным донышком и
длинной горловиной. Все трое следили за моим пальцем...
Мы так увлеклись, что не сразу заметили: катер с выключенным мотором
уже покачивался рядом с нами. Я вздрогнул, когда раздался голос Светланы:
- Полюбуйтесь, он тут лекции читает. А мы его на дне ищем...
- Козырев, потрудитесь объяснить, что с вами произошло? - строго
спросил Василий Павлович.
- Да он в сетку нашу запутался, - ответил вместо меня Петр. - Распугал
нам всю рыбу, рассказывает невесть что. А вы кто же будете?
- Мы археологи, научная экспедиция из Москвы. А я руководитель, Кратов
моя фамилия.
- Очень приятно познакомиться. А моя фамилия Созинов, Петр Трохимович.
Я тут вроде за бригадира.
Он явно чувствовал себя виноватым, старался не смотреть в мою сторону и
незаметно ногой заталкивал под лавку тот самый багор, которым хотел
встретить меня. На дне лодки билось несколько крупных рыбин - все, что по
моей вине осталось от улова. Взяв две из них за хвосты, Созинов сказал:
- Вот, товарищ руководитель, примите рыбацкий подарочек. На уху хватит.
- Что вы, что вы! - замахал руками Василий Павлович.
Но Созинов, не обращая на это внимания, ловко Перебросил рыбу на катер.
- Какая с той рыбы уха! - набросилась вдруг на него девушка-рыбачка. -
Постыдился бы показывать людям, а не то что дарить. Вы его не слухайте,
товарищ Кратов. А лучше приходите к нам вечером на стан - вон у той хатки.
Мы вас настоящей ухой угостим.
Мы запустили мотор и отправились домой.
- А теперь, Козырев, объясните нам толком, что же все-таки произошло? -
спросил Кратов, когда рыбачьи лодки остались за кормой.
- Да вы же слышали, Василий Павлович, запутался в сети, - неохотно
сказал я.
- А почему вы не воспользовались кинжалом? Почему вы заставили всех
волноваться и не отвечали на сигналы?
- Да он потерял его, - весело сказала Светлана. - Посмотрите, у него на
поясе пустые ножны болтаются, а кинжала нет и в помине.
Испепелив ее презрительным взглядом, я рассказал честно, как потерял
кинжал.
- Растяпа, - поспешил вмешаться Аристов. А Кратов покачал головой и
сказал:
- Козырев, Козырев, что мне с вами делать? Вроде взрослый уже человек,
а ведете себя как мальчишка. Когда вы поймете, что у каждого из вас только
одна жизнь и глупо рисковать ею без толку? Придется отстранить вас на
некоторое время от погружений. А всем остальным приказываю перед спуском в
воду проверять друг у друга снаряжение. При малейшей неисправности
погружение отменю.
До самого причала добирались молча. Молчали и за обедом. А после обеда
я забрался в палатку и притворился спящим. Разговаривать ни с кем не
хотелось. Я чувствовал себя обиженным: еще бы, пережить такую опасность и
в благодарность получить выговор. Но еще обиднее будет, если Кратов
выполнит свою угрозу и отстранит меня от погружений. А я уже знал, что в
таких случаях он тверже гранита.
Не пошел я вечером и к рыбакам, хотя Светлана пыталась вытащить меня за
ноги из палатки. Признаться, пойти мне хотелось. Я любил слушать рассказы
Василия Павловича. О событиях древней истории и жизни греческих городов он
умел говорить так, словно сам был очевидцем.
Все ушли веселой гурьбой, даже Шарик, а я остался сторожить лагерь.
Когда голоса затихли вдали, я вылез из палатки, насобирал сухого бурьяна,
и развел костер у самой воды. Пламя жадно охватывало стебли, и они с
треском корежились и разбрасывали искры.
Лежа у костра, я читал о древних городах, которые некогда стояли на
этих берегах, об отважном Савмаке, поднявшем две тысячи лет назад
восстание рабов Боспора, о жестоком и хитром царе Митридате, который
захватил Савмака в плен, а затем казнил его.
Этот Митридат был отчаянным авантюристом. Прежде чем стать царем, он
долго жил в изгнании, странствуя с караванами по разным странам. Еще в
юности он выучил двадцать два языка! А потом, заточив в темницу родную
мать, захватил Понтийский престол и начал завоевывать страны одну за
другой. В конце концов он прибрал к рукам и Боспорское царство. Его
империя, раскинувшаяся по берегам Черного моря, сорок лет угрожала Риму.
Даже такие полководцы, как Помпей и Юлий Цезарь, долго не могли
перехитрить Митридата.
Потом им все-таки удалось разбить его, и Митридат убежал сюда, в
Пантикапей. Против него поднял мятеж его собственный сын. Митридат заперся
в крепости и отбивался до последнего. А когда понял, каким будет исход
битвы, принял яд. Но яд на него не подействовал. Он всю жизнь боялся, что
его отравят враги, и ля профилактики принимал разные яды маленькими
порциями, постепенно приучая к ним организм, вырабатывая в себе иммунитет,
что ли, как сейчас говорят. И это ему действительно удалось. Но зато,
когда он решил покончить с собой, яд оказался бессильным против его
организма!
И тогда Митридат приказал самому сильному из своих телохранителей
заколоть его кинжалом. Наверное, тот сделал это с удовольствием...
Я сидел на теплом песке у затухающего костра и размышлял о судьбе царя
Митридата Евпатора. Уже стало темно, и вдалеке, над самой водой, сверкали
огоньки Керчи на том берегу пролива. И подумать только, что все эти
события происходили не где-нибудь за тридевять земель, а именно здесь, в
Керчи. Крепость, в которой погиб Митридат, стояла на горе над городом.
Гора эта до сих пор носит его имя.
Незаметно для себя я уснул и очнулся только от заливистого лая Шарика.
Он прыгал вокруг меня и норовил лизнуть в лицо.
Ужинать все отказались, видно, уха была отменной. Но спать не
расходились, донимали Василия Павловича расспросами о какой-то банке
Магдалины.
Я ничего не понимал и, отозвав Павлика в сторонку, спросил его, в чем
же, наконец, дело?
- Понимаешь, рыбаки нам сказали, будто в одном месте им попадаются в
сети настоящие греческие амфоры. Это где-то возле банки Магдалины, как они
утверждают. Говорят, как раз туда должны на днях отправиться разведчики
рыбы. Вот мы и уговариваем Кратова, чтобы связался с ними и попросил их
пошарить там на дне. Они, наверное, не откажут.
Амфоры на морском дне... А вдруг там затонувший древнегреческий
корабль? Теперь я жалел, что не пошел с ребятами в гости к рыбакам и
вынужден узнавать такие новости последним.
Тем временем Василий Павлович сходил в свою палатку и вернулся к костру
с большой книгой в руках. Я узнал ее. Это была лоция Черного и Азовского
морей, изданная еще в прошлом веке. Я несколько раз брал ее у Василия
Павловича и любил листать, наугад останавливаясь на красочных описаниях
разных маяков и опасных скал. О них повествовалось возвышенным, суровым и
мужественным языком, так не пишут ни в каких других книгах.
Василий Павлович придвинулся поближе к огню я нашел нужную страницу.
- Сейчас посмотрим. Вот, пожалуйста: "Близ устья реки Кубани, на
зюйд-ост 48 градусов, в пяти милях от Бугаза лежит четырехфутовая каменная
банка Марии Магдалины, в расстоянии от ближайшего берега одна и три
четверти мили. Между нею и берегом существует свободный проход глубиною от
пяти и трех четвертей до шести с четвертью сажен и шириною в одну милю,
считая между линиями 30-футовой глубины на банке и у берега..."
- Как у устья Кубани? - раздались удивленные голоса. - Вы же говорили,
что это в Черном море?
Вместо Кратова ответил Мишка Аристов, Он любил свою образованность
показать:
- В конце прошлого века Кубань впадала не в Азовское, а в Черное море.
Только позднее она изменила свое русло, надо бы знать историкам.
- Ну что же, - подумав, сказал Василий Павлович, - пожалуй,
действительно стоит поговорить с разведчиками рыбы. Может быть, и помогут
нам. Завтра наведаюсь в Керчь.
"АЛМАЗ" ВЕДЕТ ПОИСК
Сначала Кратов предполагал отправиться в Керчь один. Но выяснилось, что
запас продуктов у нас на исходе. Значит, надо брать еще двух-трех человек.
А что делать остальным? Ведь катер уйдет в Керчь. А без него нельзя
продолжать поиски.
Мы быстро свернули лагерь и двинулись в город все вместе, включая
Шарика, который всю дорогу сидел на носу катера, словно заправский
впередсмотрящий.
Нам удивительно везло. В управлении Василию Павловичу и Аристову
сказали, что разведчики тоже находили амфоры у банки Магдалины и передали
их в местный музей и что один из кораблей отправляется завтра на поиски
рыбы к берегам Кавказа. Он будет проходить мимо банки Магдалины и немного
задержится, чтобы забросить для нас трал.
Вести, принесенные Кратовым, мы встретили радостными воплями. Но он
поднял руку, требуя тишины, и сказал:
- Подождите радоваться. Я возьму с собой не всех. Это разведывательная
поездка, она может и не принести никаких результатов. Нельзя, чтобы из-за
нее срывалась основная работа. Поэтому со мной отправятся только двое, -
тут он остановился. - Ну, скажем, Борзунов и... Козырев. А остальные
должны к нашему возвращению решить все хозяйственные проблемы. Старшим
оставляю Аристова.
- Везет тебе, - буркнул стоявший рядом со мной Михаил. - Хотя понятно:
старик боится, как бы ты без него еще чего не натворил.
На язвительный выпад я ответил ему: пусть, дескать, не слишком
огорчается, что не плывет с нами, все-таки его оставляют не просто так, а
за начальника...
Утром мы отправились в порт искать судно разведчиков.
Оно стояло на якоре метрах в ста от берега, напротив гостиницы. Это
оказался обыкновенный средний рыболовный траулер - "СРТ", как называют
такие суда моряки. На борту большими белыми буквами аккуратно выведено:
"Алмаз".
Мы подплыли к нему на шлюпке.
На палубе нас поджидала чуть ли не вся команда.
- Курбатов, Трофим Данилович, капитан, - представился один из моряков.
Он был действительно в черной фуражке с "крабом", но вид имел совсем
некапитанский: уже не молодой, толстый, в тенниске и парусиновых брюках.
Какой-то бухгалтер в отпуске, а не морской волк.
Не очень моряцкий вид был и у остальных членов команды. Я ожидал
увидеть их в чем-то вроде морской формы. А тут каждый одевался, как хотел,
хотя у всех в разрезах воротников виднелись тельняшки...
Нас развели по каютам. Василия Павловича поселили отдельно, а мы с
Павликом попали в общий кубрик. Почти все койки в кубрике пустовали,
потому что, как объяснили нам матросы, ночью здесь душно и все спали на
палубе.
- Да вы тоже сбежите, только вещички тут держать будете, - сказали нам
они.
Для вещей мы с Павликом получили один шкафчик на двоих. Но не успели их
рассовать, как басовитый низкий гудок поманил нас на палубу.
Заработала машина, сотрясая переборки. По всем признакам мы снимались с
якоря, и пропускать такой момент никак не следовало.
Берег медленно уплывал вдаль. Над коричневой вспененной водой носились
за кормой чайки. Они кричали жалобными, скрипучими голосами: "Дай, дай,
дай..." Все явственнее выступала над городом на фоне бледного, словно
выгоревшего от летнего зноя неба лысая гора Митридат.
Полюбовавшись на исчезающую вдали Керчь, мы с Павликом отправились
осматривать корабль. Заглянули сквозь открытый люк в машинное отделение,
но оттуда пахнуло таким зноем, что мы отшатнулись. С завистью посмотрели
на капитанский мостик, где наш шеф оживленно толковал о чем-то с
капитаном.
Мы спустились в каюту и занялись раскладкой своих вещичек, но не прошло
а получаса, как прибежал матрос и сказал, что нас требуют на мостик.
- Идите рыбу искать, - встретил нас капитан, когда мы поднялись по
трапу.
Я ожидал, что нам выдадут бинокли и предложат смотреть на море с высоты
мостика. Как же иначе искать рыбу? Но капитан открыл дверь и втолкнул нас
в тесную рубку, где царила полная темнота.