(Сокращенный журнальный вариант)




     Как сейчас  течет  духовная  жизнь  нашего  народа?  Какие
взгляды,  настроения, симпатии, антипатии - и в каких его слоях
формируют отношение людей к жизни?  Если судить по личным  впе-
чатлениям, то размах исканий (и может быть, метаний) необычайно
широк:  приходится слышать о марксистах,  монархистах,  русских
почвенниках,  украинских или еврейских националистах, сторонни-
ках теократии или свободного предпринимательства и т.  д.  и т.
д.  И, конечно, о множестве религиозных течений. Но как узнать,
какие из этих взглядов распространены шире других, а какие лишь
отражают мнение активного одиночки?  Социологические обследова-
ния на эту тему,  кажется, не проводятся, да и сомнительно, что
они дали бы ответ.
     Но вот случилось непредвиденное:  в  70-е  годы  произошел
взрыв активности именно в этой области.  В потоке статей, пере-
дававшихся здесь из рук в руки или печатавшихся в западных жур-
налах, авторы раскрывали свое мировоззрение, взгляды на различ-
ные стороны жизни. Судьба как будто приоткрыла крышку кастрюли,
в которой варится наше будущее,  и дала заглянуть в нее.  В ре-
зультате обнаружилась  совершенно  неожиданная  картина:  среди
первозданного хаоса самых разнообразных,  по большей части про-
тиворечащих друг другу суждений,  обрисовалась одна четкая кон-
цепция,  которую естественно счесть выражением взглядов сложив-
шегося,  сплоченного течения.  Она привлекла многих авторов, ее
поддерживает  большинство  русскоязычных эмигрантских журналов,
ее приняли западные социологи, историки и средства массовой ин-
формации в оценке русской истории и теперешнего положения нашей
страны. Приглядевшись, можно заметить, что те же взгляды широко
разлиты в нашей жизни:  их можно встретить в театре,  кино, пе-
сенках бардов, у эстрадных рассказчиков и даже в анекдотах.
     Настоящая работа  возникла как попытка уяснить себе причи-
ны, вызвавшие это течение, и цели, которое оно себе ставит. Од-
нако, как будет видно дальше, здесь мы неизбежно сталкиваемся с
одним вопросом,  находящемся под абсолютным  запретом  во  всем
современном человечестве. Хотя ни в каких сводах законов такого
запрета нет,  хотя он нигде не записан и даже не высказан, каж-
дый  знает  о  нем и все покорно останавливают свою мысль перед
запретной чертой. Но не всегда же так будет, не вечно же ходить
человечеству в таком духовном хомуте!  В надежде на возможность
хоть в будущем читателя и написана эта работа (а отчасти и  для
себя самого, чтобы разобраться в своих мыслях).
     В наиболее четкой законченной форме интересующее нас тече-
ние  отразилось  в  литературной продукции - ее мы и будем чаще
всего привлекать в качестве источника. Укажем конкретнее, о ка-
кой литературе идет речь.  Она очень обширна и растет от года к
году, так что мы назовем только основные работы, чтобы очертить
ее контуры. Началом можно считать появление в Самиздате сборни-
ка эссе Г.  Померанца1 и статьи А.  Амальрика2 в конце 60-х го-
дов. Основные положения, потом повторявшиеся почти во всех дру-
гих работах, были более полно развернуты в четырех псевдонимных
статьях, написанных здесь и опубликованных в издающемся в Пари-
же русском журнале "Вестник Русского Студенческого Христианско-
го  Движения".  Разъясняя принципиальный,  программный характер
этих работ, редакционная статья предваряла: "Это уже не голоса,
а голос,  не вообще о том,  что происходит в России, а глубокое
раздумье над ее прошлым, будущим и настоящим в свете христианс-
кого откровения. Необходимо подчеркнуть необыкновенную важность
этого, хотелось бы сказать, события.." С усилением потока эмиг-
рации  центр  тяжести  переместился  на Запад.  Появились книги
Б.Шрагина3 "Противостояние духа" и А.  Янова4  "Разрядка  после
Брежнева" и "Новая русская правая", несколько сборников статей.
Близкие взгляды развивались в большинстве работ современных за-
падных  специалистов  по истории России.  Мы выберем в качестве
примера книгу Р.  Пайпса5 "Россия при старом режиме",  особенно
тесно  примыкающую к интересующему нас направлению по ее основ-
ным установкам.  Наконец,  множество статей того же духа появи-
лось в журналах,  основанных на Западе недавними эмигрантами из
СССР:  "Синтаксис" (Париж),  "Время и мы" (Тель-Авив),  "Конти-
нент" (Париж), и в западных журналах и газетах.
     Вот очень сжатое изложение основных положений, высказывае-
мых в этих публикациях.
     Историю России, начиная с раннего средневековья, определя-
ют  некоторые "архитипические" русские черты:  рабская психоло-
гия,  отсутствие чувства собственного достоинства, нетерпение к
чужому мнению, холуйская смесь злобы, зависти и преклонения пе-
ред чужой властью.
     Издревле русские полюбили сильную,  жестокую власть и саму
ее жестокость;  всю свою историю они были склонны рабски подчи-
няться  силе,  до  сих  пор в психике народа доминирует власть,
"тоска по Хозяину".
     Параллельно русскую  историю,  еще с XV века,  пронизывают
мечтания о какой-то роли или миссии России в мире,  желание че-
му-то  научить  других,  указать  какой-то  новый путь или даже
спасти мир.  Это "русский мессианизм" (а  проще  -  "вселенская
русская  спесь"),  начало  которого  авторы  видят  в концепции
"Москва - Третий Рим",  высказанной в XVI веке,  а  современную
стадию  - в идее всемирной социалистической революции,  начатой
Россией.
     В результате Россия все время оказывается во власти деспо-
тических режимов,  кровавых катаклизмов. Доказательство - эпохи
Грозного, Петра I, Сталина.
     Но причину своих несчастий русские понять не в  состоянии.
Относясь  подозрительно  и враждебно ко всему чужеродному,  они
склонны винить в своих бедах кого угодно:  татар,  греков, нем-
цев, евреев... только не самих себя.
     Революция 1917 года закономерно вытекает из  всей  русской
истории.  По существу,  она не была марксистской,  марксизм был
русскими извращен,  переиначен и использован для восстановления
старых русских традиций сильной власти.  Жестокости революцион-
ной эпохи и сталинского периода объясняются особенностями русс-
кого  национального  характера.  Сталин был очень национальным,
очень русским явлением,  его политика - это прямое  продолжение
варварской  истории России.  Сталинизм прослеживается в русской
истории по крайней мере на четыре века назад.
     Та же тенденция продолжает сказываться и сейчас.  Освобож-
даясь от чуждой и  непонятной  ей  европеизированной  культуры,
страна  становится  все  более  похожей  на московское царство.
Главная опасность, нависшая сейчас над нашей страной, - возрож-
дающиеся  попытки  найти какой-то собственный,  самобытный путь
развития - это проявление исконного "русского мессианства". Та-
кая  попытка неизбежно повлечет за собой подъем русского нацио-
нализма,  возрождение сталинизма  и  волну  антисемитизма.  Она
смертельно  опасна  не только для народов СССР,  но и для всего
человечества. Единственное спасение заключается в осознании ги-
бельного характера этих тенденций,  в искоренении их и построе-
нии общества по точному образцу современных  западных  демокра-
тий.
     Некоторые же авторы этого направления высказывают бескомп-
ромиссно-пессимистическую точку зрения, исключающую для русских
надежду на какое-либо осмысленное существование:  истории у них
вообще  никогда не было,  имело место лишь "бытие вне истории",
народ оказался мнимой величиной, русские только продемонстриро-
вали  свою  историческую импотенцию,  Россия обречена из скорый
распад и уничтожение.
     Это лишь самая грубая схема.  Дальше по ходу нашего иссле-
дования мы должны будем  еще  очень  много  цитировать  авторов
рассматриваемого направления.  Надо надеяться,  читатель сможет
тогда более ясно почувствовать дух этих работ и тот тон,  в ко-
тором они написаны.
     Такая энергичная литературная деятельность с  четко  очер-
ченными взглядами отражает,  несомненно, настроения гораздо бо-
лее широкого круга:  она выражает идеологию  активного,  значи-
тельного  течения.  Это течение уже подчинило себе общественное
мнение Запада.  Предлагая четкие, простые ответы на центральные
вопросы,  связанные с нашей историей и будущим,  оно в какой-то
момент может оказать решающее влияние и на жизнь нашей  страны.
Конечно,  историю движут не теории и концепции, а гораздо более
глубокие и менее рациональные переживания, связанные с духовной
жизнью народа и его историческим опытом. Вероятно, то отношение
к истории и судьбе своего народа, те жизненные установки, кото-
рые важнее всего для нашего будущего, вызревают веками, продол-
жают создаваться и сейчас и хранятся где-то в глубинах душ.  Но
пока все эти черты национального характера,  традиции,  чувства
не нашли выхода в сферу разума,  они остаются аморфными и мало-
действенными.  Они должны быть конкретизированы,  связаны с ре-
альными проблемами жизни.  С другой стороны, четкая, безапелля-
ционная,  ярко  сформулированная схема может захватить на время
сознание народа,  даже будучи совершенно чуждой  его  духовному
складу  -  если  его  сознание  не защищено,  не подготовлено к
столкновению с подобными схемами. Поэтому так важно было бы по-
нять и оценить это новое течение в области мировоззрения. Имен-
но само течение и породивший его социальный слой  будут  предс-
тавлять  для нас основной интерес,  а созданная им литература -
привлекаться лишь как материал для его анализа. Авторы, которых
мы  будем цитировать,  вряд ли и сейчас широко известны,  а лет
через 10 их,  возможно, никто не будет знать. Но социальные яв-
ления,  отражающиеся  в их произведениях,  несомненно будут еще
долго и сильно влиять на жизнь нашей страны.
     План работы  таков.  Изложенные  выше взгляды группируются
вокруг двух тем: оценка нашей истории и оценка нашего будущего.
Мы  разберем их,  разделив по этому признаку,  в двух следующих
параграфах. В оставшейся части работы мы попытаемся понять про-
исхождение этих взглядов: какое духовное течение и почему могло
их породить?




     Начать, конечно,  надо с обсуждения конкретных аргументов,
которыми  авторы  рассматриваемого направления подкрепляют свои
взгляды. Такое обсуждение предпринималось уже не раз, и это об-
легчает мою задачу. Приведем краткий обзор высказанных при этом
мыслей.
     Декларируемый многими  авторами  тезис  о  "рабской  душе"
русского человека, о том, что в нем собственное достоинство бы-
ло менее развито, чем у жителей Запада, трудно подкрепить каки-
ми-либо фактами,  Пушкин,  например,  считал, что соотношение -
обратное.  Мнениям приезжих иностранцев, видевших в России ази-
атскую деспотию, а в ее жителях - рабов, можно противопоставить
взгляды  других иностранцев,  поражавшихся чувству собственного
достоинства у русского крестьянина или даже видевших  в  России
"идеальную страну, полную честности и простоты", скорее всего и
те и другие очень мало знали реальную Россию.
     Отношение к  власти в московской Руси никак не совпадает с
"рабским подчинением".  Термин "самодержец",  входивший в титул
русского царя, не означал признания его права на произвол и бе-
зответственность,  а выражал только, что он - Суверен, не явля-
ется ничьим данником (конкретно - Хана). По представлениям того
времени,  царь был  ответственен  перед  Богом,  религиозным  и
нравственными нормами,  и царю, нарушающему их, повиноваться не
следовало, идя, если надо, на муки и смерть. Яркий пример осуж-
дения царя - оценка Грозного не только в летописях,  но и в на-
родных преданиях.  В одном из которых, например, говорится, что
"Царь обманул Бога". Так же и Петр I прослыл в народе Антихрис-
том, а Алексей - мучеником за веру.
     Концепция "Москва - Третий Рим", сформулированная в начале
XVI века псковским монахом Филофеем,  отражала историческую си-
туацию того времени.  После флорентийской унии Византии с като-
личеством и падения Константинополя Россия осталась  единствен-
ным православным царством.  Автор призывает русского царя осоз-
нать свою ответственность в этом новом положении. Он напоминает
о судьбе Первого Рима и Второго (Царьграда),  погибших,  по его
мнению,  из-за отпадения от истинной веры, и предсказывает, что
Русское царство будет стоять вечно,  если останется верным пра-
вославию. Эта теория не имела политического аспекта, не толкала
Россию  к какой-либо экспансии или православному миссионерству.
В народном сознании (например,  в фольклоре) она никак не отра-
зилась.  Утверждение,  что идея "Третьего Рима" и революционная
марксистская идеология XX века составляют единую традицию, при-
надлежит Бердяеву, которого, по-видимому, особенно пленило соз-
вучие Третьего Рима с Третьим Интернационалом.  Но  ни  он,  ни
кто-либо другой не пытался объяснить, каким образом эта концеп-
ция передавалась в течение 400 лет,  никак за это время не про-
являясь6 .
     Никакой специфической для русских ненависти к  иностранцам
и иностранным влияниям,  которая отличала бы их от других наро-
дов,  обнаружить нельзя.  Сильны были опасения за чистоту своей
веры,  подозрительность по отношению к протестантской и католи-
ческой миссионерской деятельности. Здесь можно видеть известную
религиозную  нетерпимость,  но  эта  черта никак уж не отличает
Россию того времени от Запада,  уровень религиозной  терпимости
которого  характеризуется инквизицией,  Варфоломеевской ночью и
30-летней войной.
     Сводить всю  дореволюционную  историю  России к Грозному и
Петру I - это схематизация,  полностью искажающая картину.  Это
все  равно что представлять историю Франции,  состоящей лишь из
казней Людовика XI, Варфоломеевcкой ночи, гонений на протестан-
тов  при Людовике XIV и революционного террора.  Такая подборка
выдернутых фактов ничего не может доказать. Не доказывает она и
того тезиса,  что революция была специфически русским явлением,
закономерным следствием русской истории.  И если  бы  это  было
так,  то  как  можно было бы объяснить революцию в Китае или на
Кубе,  господство марксизма над умами  западной  интеллигенции,
влияние коммунистических партий Франции и Италии?
     К этим аргументам,  заимствованным из упомянутых выше  ра-
бот,  прибавлю несколько своих, чтобы обратить внимание на один
важный аспект вопроса.
     1. Как мало отношение русского допетровской эпохи к власти
походило на "рабскую покорность", "стремление думать и чувство-
вать одинаково с нею", показывает Раскол, когда второстепенные,
не имевшие догматического значения изменения обрядов, введенные
властью,  не  были приняты большой частью нации,  люди тысячами
бежали в леса,  шли на муки и смерть,  самосжигание - и за  300
лет проблема не потеряла своей остроты.  Интересно сравнить это
с похожей ситуацией в классической стране,  утвердившей принцип
личной свободы и человеческих прав, - Англии, Генрих VIII скро-
ил совершенно новое вероисповедание,  взяв кое-что  от  католи-
чества, кое-что от протестантизма, да еще несколько раз его пе-
рекраивал, так что под конец его подданные уже и не знали хоро-
шенько, во что же им надлежит верить. И вот - парламент и духо-
венство оказались покорными, большинство народа приняло это со-
чиненное  из политических и личных соображений вероисповедание.
Конечно,  в Западной Европе XVI-XVII веков религиозные разделе-
ния  играли не меньшую роль,  чем у нас,  но они,  по-видимому,
больше сплелись с  политическими  и  материальными  интересами.
Так,  Р.  Пайпс поражается:  "Секуляризация церковных земель (в
России XVIII века. - И. Ш.) - пожалуй, самая веская причина Ев-
ропейской Реформации - прошла в России так спокойно,  как будто
речь шла о простой бухгалтерской операции".  Немыслимо в России
того  времени  было бы положение,  зафиксированное Аугсбургским
религиозным миром, выражавшееся формулой "куйус регио, эйус ре-
лигио" (чья власть, того и религия), когда вера подданных опре-
делялась их светскими властителями. Некоторые из авторов разби-
раемого  направления считают особенно ярким проявлением рабских
черт русского национального характера - подчинение церкви госу-
дарству в форме синодального управления Церкви, введенного Пет-
ром I.  В цитированной книге Р. Пайпса одна глава так и называ-
ется:  "Церковь служанка государства". А. Шрагин пишет: "Наибо-
лее ярко и,  так сказать,  архитипически7 российская психологи-
ческая предрасположенность к единогласному послушанию сказалась
в подчинении церкви государству в тех формах, какие оно приняло
в синодальный период".  Уж им-то - историку и философу - должно
быть прекрасно известно,  что  возникли  эти  формы  подчинения
церкви государству в протестантских странах, откуда и были точ-
но скопированы Петром I,  так что в них нет  ничего  не  только
"архитипического", но вообще типичного для русских.
     2. Другое любопытное наблюдение связано с  точкой  зрения,
которую высказывает Р.  Пайпс. Он считает, что законодательство
Николая I послужило образцом для советского,  с которого в свою
очередь  Гитлер якобы копировал законы Третьего Рейха (!),  так
что законодательство николаевских времен  оказывается  в  итоге
источником всех антилиберальных течений XX века. Он прокламиру-
ет даже,  что значение николаевского законодательства для тота-
литаризма  сравнимо  со значением великой хартии вольностей для
демократии!  Концепция Р.  Пайпса, конечно, является всего лишь
анекдотом, типичным, впрочем, для всей его книги, но интересно,
что более внимательное рассмотрение этого  вопроса  приводит  к
выводам,  прямо о б р а т н ы м тем,  к которым его тянет.  Вся
концепция тоталитарного государства (как в монархическом, так и
в  демократическом  его варианте),  подчиняющего себе не только
хозяйственную и политическую деятельность подданных,  но  и  их
интеллектуальную и духовную жизнь, была полностью разработана н
а 3 а п а д е,  - а не будь она столь глубоко разработана,  она
не могла бы найти и воплощения в жизни8 .  Так, еще в XVII веке
Гоббс изобразил государство в виде единого существа, Левиафана,
"искусственного человека",  "смертного Бога". К нему он относит
слова Библии:  "Нет на земле подобного ему;  он сотворен  бесс-
трашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами
гордости".  А более конкретно, Суверен обладает властью, не ос-
новывающейся ни на каких условиях. Все, что он делает, справед-
ливо и правомерно.  Он  может  распоряжаться  собственностью  и
честью подданных, быть судьей всех учений и мыслей, в частности
и в вопросах религии.  К числу главных опасностей для государс-
тва Гоббс относит мнения ("болезни"), что частный человек явля-
ется судьей того,  какие действия хороши и какие дурны,  и  что
все,  что человек делает против своей совести, является грехом.
Отношение подданных к Суверену,  по его мнению, лучше всего вы-
ражается словами "вы будете ему рабами". В этом же веке Спиноза
доказывает,  что к государственной  власти  вообще  неприменимы
нравственные категории,  государство принципиально не может со-
вершить преступления, оно в полном праве нарушать договоры, на-
падать на союзников и т.  д. В свою очередь любое решение госу-
дарства о том, что справедливо и несправедливо, должно быть за-
коном для всех подданных.  В XVIII веке Руссо разработал демок-
ратический вариант этой концепции.  Он полагает,  что верховная
власть  принадлежит народу (тоже называемому Сувереном),  и те-
перь уже ОН образует "коллективное существо",  в  котором  пол-
ностью растворяются отдельные индивидуальности.  Суверену опять
принадлежит неограниченная власть  над  собственностью  и  лич-
ностью граждан,  он не может быть не прав и т.  д.  От Суверена
каждый индивид "получает свою жизнь и свое бытие". Суверен дол-
жен  изменить "физическое существование" человека на "существо-
вание частичное".
     "Нужно, чтобы  он  отнял у человека его собственные силы и
дал взамен другие,  которые были бы для него чужими и  которыми
он  не  мог бы пользоваться без содействия других".  Что уж тут
могло прибавить столь бледное на  таком  фоне  законодательство
Николая I ?!  Да, можно четко проследить, как эти принципы были
заимствованы в России с Запада.  Положение о том, что подданные
отреклись от своей воли и отдали ее монарху,  который может по-
велеть им все, что захочет, высказано в "Правде воли монаршей",
составленной Феофаном Прокоповичем по поручению Петра. Там поч-
ти дословно цитируется Гоббс со всеми основными элементами  его
теории,  как,  например,  о "договоре", который заключают между
собой подданные,  отказываясь от своей воли и отдавая ее монар-
ху.
     3. "Мессианизм",  то есть вера некоторой социальной группы
(нации,  церкви,  класса, партии...) в то, что ей предназначено
определить судьбу человечества, стать его спасителем, - явление
очень старое.  Классическим примером,  от которого пошло и само
название, является содержащееся в иудаизме учение о Мессии (По-
мазаннике),  который  установит  власть "Избранного народа" над
миром. Такая концепция возникала в очень многих социальных дви-
жениях и учениях. Марксистское учение об особой роли пролетари-
ата принадлежит к традиции "революционного мессианизма", разви-
вавшейся в Европе в XIX веке.  Недавнее очень тщательное иссле-
дование этой традиции описывает различные ее стадии (Сен-Симон,
Фурье)  вплоть даже до концепции "Третьего Рима" ("Рома Терцио"
у Мадзини),  но о России упоминает лишь в самом конце  книги  в
связи  с  тем,  что западный "революционный мессианизм" к концу
века захлестнул и Россию.
     4. Наконец  тезис о том,  что революция в России была пре-
допределена всем течением русской истории,  надо было бы прове-
рить  на  вопросе о происхождении русского социализма,  так как
без этого ингредиента столь радикальное изменение всего общест-
венного и духовного уклада жизни было бы невозможно - что дока-
зывают многочисленные прецеденты,  хотя бы наше Смутное  время.
Социализм  же,  по-видимому,  не  имел никаких корней в русской
традиции вплоть до ХIX века. В России не было авторов типа Мора
и Кампанеллы. Радикальное сектантство, которое в Западной Евро-
пе было питательной средой социалистических идей,  в России иг-
рало гораздо меньшую роль, и лишь в исключительно редких случа-
ях в еретических учениях встречаются взгляды, которые можно бы-
ло  бы  считать  предшественниками  социалистических  концепций
(например,  пожелание общности имущества).  Там более это отно-
сится  к попыткам воплотить такие взгляды в жизнь:  ничего хоть
отдаленно напоминающего "Мюнстерскую коммуну" в России не было.
Другой источник, в котором можно было бы искать зародыши социа-
листических идей - народные социальные утопии,  - тоже не  дает
ничего,  на  что  могла бы опереться социалистическая традиция.
Они поражают своей мягкостью,  отсутствием воинственной  агрес-
сивности.  Это осуждение Зла, противопоставление Правды - Крив-
де,  мечты о "царстве Правды", призывы к братству всех людей во
Христе, провозглашение любви высшим законом мира.
     В Россию социализм был полностью привнесен с Запада. В ХIХ
веке  он настолько однозначно воспринимался как нечто иностран-
ное,  что,  говоря о современных ему социалистических  учениях,
Достоевский часто называл их "французский социализм". И осново-
положниками движения являются два эмигранта - Бакунин и Герцен,
начавшие развивать социалистические идеи только после того, как
эмигрировали на Запад.  Зато западное общество нового,  постре-
нессансного типа родилось с мечтой о социализме, отразившейся в
"Утопии" Мора, "Городе Солнца" Кампанеллы и целом потоке социа-
листической литературы.
     Таким образом, многие явления, которые авторы рассматрива-
емого  направления  объявляют типично русскими,  оказываются не
только не типическими для России,  но и  вообще  нерусскими  по
происхождению,  занесенными с Запада: это как бы плата за вхож-
дение России в сферу новой западной культуры.
     Подобных аргументов можно было бы привести гораздо больше,
но,  вероятно, и этих достаточно, чтобы дать оценку разбираемой
нами концепции: ОНА ПОЛНОСТЬЮ РАССЫПАЕТСЯ ПРИ ЛЮБОЙ ПОПЫТКЕ СО-
ПОСТАВИТЬ ЕЕ С ФАКТАМИ.
     Обратим внимание  еще  на  одну черту рассматриваемых нами
произведений: их равнодушие к фактической стороне дела, исполь-
зование  удивительно  легковесных аргументов,  так что минутное
размышление должно было бы сделать для авторов очевидной их не-
состоятельность. Например, Померанц приводит в качестве примера
того, как русская душа "упивалась жестокостью власти", "Повесть
о Дракуле", распространявшуюся в списках в ХVI веке, в то время
как она посвящена обличению  жестокости,  в  некоторых  списках
Дракула называется диаволом. В одной из работ, посвященных кри-
тике подобной концепции,  указывается на это обстоятельство. Но
в появившейся позже самиздатской "антикритике" Померанц заявля-
ет, что он и не особенно настаивает на своей трактовке повести.
Зато,  говорит он,  ему был известен один автор,  подписывавший
свои самиздатские произведения псевдонимом "Скуратов".  Так что
приверженность русских жестокой власти все равно доказана!
     Из одного рассуждения Р.  Пайпса следует, что он полагает,
будто  в Московской Руси не существовало частной собственности!
В другом месте своей книги он приводит пословицу "Чужие слезы -
вода"  как доказательство "жестокого цинизма" и эгоизма русских
крестьян.  По-видимому, он понял ее не как осуждение эгоизма, а
как нравственную максиму.  Он же утверждает, что в допетровской
Руси не было школ и подавляющее большинство служилого  сословия
было неграмотным.  А ведь еще в 1892 году А. И. Соболевский пи-
сал:  "Мы привыкли  думать,  что  среди  русских  того  времени
(ХV-ХVII вв.) было очень немного грамотных, что духовенство бы-
ло малограмотно,  отчасти безграмотно,  что в  высшем  светском
сословии  грамотность  была  слабо  распространена,  что низший
класс представлял безграмотную массу". Он приводит многочислен-
ные подсчеты,  из которых вытекает,  что белое духовенство было
поголовно грамотно, среди монахов процент грамотных был не ниже
75,  среди  землевладельцев  не ниже 50,  среди посадских - 20,
среди крестьян (в ХVII в.) - 15,  по  всей  стране  было  много
"училищ" для обучения грамоте. Как полагает Д. С. Лихачев, уро-
вень грамотности в России ХVII в.  во всех слоях населения  был
не ниже,  чем на Западе.  И вот предрассудок,  опровергнутый 90
лет назад,  сейчас повторяет ведущий специалист США по  русской
истории!
     Особенно много таких мест в работах А.  Янова (может быть,
по той причине,  что он чаще привлекает конкретные аргументы, в
то время как другие авторы в основном ограничиваются деклараци-
ями),  Так,  он  полагает,  что  "Архипелаг ГУЛАГ" - постоянный
спутник русской истории,  периодически в ней проявляющийся, и в
качестве  даты  его предшествующего явления указывает 1825 год.
Сначала даже не поймешь,  что речь идет о восстании декабристов
-  попытке вооруженного свержения правительства и убийства царя
(а по некоторым планам - истребления всего царского дома), ког-
да был убит генерал-губернатор Петербурга Милорадович - а в ре-
зультате были казнены 5 человек и около ста сосланы.  При  том,
что в это же время в Испании, Неаполе, Сицилии, Пьемонте и Лом-
бардии были совершены  такие  же  попытки  военных  переворотов
(1820-1823  гг.),  сопровождавшиеся  после подавления такими же
казнями.  В Англии в 1820 году был раскрыт заговор Тистельвуда,
ставивший себе целью убийство членов кабинета. Пятеро руководи-
телей заговора были казнены, остальные участники сосланы на ка-
торгу  в колонии.  Так что ничего типичного для русской истории
здесь вообще нет.  Не "отсталая" Россия,  а "передовая" Франция
показывала,  как надо расправляться с подобными возмущениями! -
тысячи расстрелянных после подавления восстания в Париже в 1848
году, десятки тысяч - после подавления Парижской коммуны.
     Или желая показать, что даже самые на первый взгляд невин-
ные русские национальные течения, вроде славянофильства, приво-
дят к черносотенству и погромам,  он рассматривает для  доказа-
тельства  в  качестве  последователей славянофилов только Дани-
левского,  Леонтьева,  третьеразрядного публициста начала этого
века Шакапова и очень темного интригана В.  И. Львова (которого
он почему-то называет князем), обер-прокурора Синода во Времен-
ном  правительстве,  эмигрировавшего,  потом вернувшегося и под
конец вступившего в "Союз воинствующих безбожников". Но если он
счел бы, что идеи славянофилов развивал Достоевский - как писа-
тель, Соловьев - как философ, Тихомиров - как публицист, А. Ко-
шелев, Ю. Самарин и другие деятели эпохи реформ, а позже Д. Ши-
пов - как политики,  то картина получилась бы совсем другая,  в
еще при одном подборе - третья.  Вот прием, при помощи которого
можно доказать решительно все, что желательно!
     Обсуждая вопрос  о приемлемости для России демократической
формы правления,  Янов отводит указания на некоторые недостатки
этого строя тем, что "демократия как политическое изобретение -
еще ребенок.  Ей не 1000 лет, а едва 200". Трудно себе предста-
вить  человека,  рассуждающего об истории и не слыхавшего о де-
мократии в Греции, Риме или Флоренции, не читавшего посвященных
ей страниц Фукидида,  Платона, Аристотеля, Полибия, Макиавелли!
Наконец - уже совсем курьез - Белинского Янов относит к  "клас-
сикам славянофильства"!  За такой ответ школьник получает двой-
ку, а пишет это кандидат философских наук и ныне профессор уни-
верситета Беркли.
     Мы поневоле приходим к вопросу, от ответа на который зави-
сит все дальнейшее направление наших размышлений: интересует ли
вообще истина этих авторов? Вопрос неприятный: существуют "пра-
вила игры",  согласно которым следует обсуждать аргументы, в не
добросовестность и мотивы оппонента. Столь опостылела постанов-
ка  вопросов:  "Кому  это выгодно?",  "На чью мельницу льет во-
ду?.." Но с другой стороны,  дискуссия с авторами,  которых  ни
факты,  ни  логика не интересуют,  действительно превращается в
какую-то игру. Поэтому прежде чем идти дальше, давайте проверим
наши сомнения еще на одном примере:  на утверждении,  встречаю-
щемся почти во всех разбираемых работах,  - о жестокости,  вар-
варстве, специфическом якобы для всей русской истории.
     Как будто существовал народ,  который в этом нельзя упрек-
нуть!  Ассирияне  покрывали стены завоеванных городов кожами их
жителей. В Библии читаем:

     "И предали заклятию все,  что в городе,  и мужей, и жен, и
молодых,  и старых,  и волов,  и овец, и ослов, [все] истребили
мечом".
                                    (Кн. Иисуса Навина, VI, 20)
     И о царе Давиде:

     "А народ живший в нем,  он вывел,  и положил их под  пилы,
под железные молотилки,  под железные топоры, и бросил их в об-
жигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитски-
ми".
                                    (2-я книга Царств, ХII, 31)

     И светлые,  прекрасные  эллины  во время междоусобных войн
уничтожали население целых городов (по  их  масштабам  -  госу-
дарств):  всех  мужчин  убивали,  а  женщин и детей продавали в
рабство. И так идет через всю Историю: не только в темные сред-
ние  века,  но  и в эпоху торжества разума.  Кромвель уничтожил
треть населения Ирландии,  и только восстание в Шотландии поме-
шало  ему осуществить первоначальный план - покончить с ирланд-
цами как нацией. В США благочестивые пуритане истребляли индей-
цев,  как волков: была назначена плата за скальп. А работоргов-
ля,  в которой участвовали короли, которую парламенты защищали,
ссылаясь на права человека, и которая стоила Африке 100 миллио-
нов жизней!  А французская революция, число жертв которой неко-
торые  современники оценивали в 1 миллион - это когда все насе-
ление Франции составляло 28 миллионов! И наконец Гитлер! Конеч-
но,  много жестокости было и в нашей истории, но ведь нужно со-
вершенно позабыть о добросовестности, чтобы приписывать русским
жестокость как какую-то специфическую черту!  Нет,  кажется, ни
одного из названных выше авторов,  который не помянул бы с тор-
жеством опричнину!  Но современный историк, специально исследо-
вавший число жертв опричнины,  пишет: "Традиционные представле-
ния о масштабах опричного террора нуждаются в пересмотре.  Дан-
ные о гибели многих десятков тысяч человек крайне преувеличены.
По синодику опальных, отразившему подлинные опричные документы,
в годы массового террора было уничтожено около 3-4 тысяч  чело-
век". (Речь идет, конечно, о числе убитых. Голод, эпидемии, на-
беги крымцев и бегство от непосильных поборов уменьшили населе-
ние  Центральной России на сотни тысяч человек.) А в Варфоломе-
евскую ночь, близкую по времени, за несколько дней было истреб-
лено больше народа (в Париже и провинции).
     Русскую историю авторы рассматривают исключительно в плос-
кости современного сознания, полностью игнорируя требования ис-
торизма.  А ведь все они - люди  с  гуманитарным  образованием,
факты,  которые  мы выше напомнили,  должны быть большинству из
них прекрасно известны. Приходится признать, что мы имеем здесь
дело не с искренними попытками понять смысл русской истории, не
с "историософскими размышлениями".  Перед нами деятельность со-
вершенно другого типа:  это журналистская публицистика,  пропа-
ганда,  стремящаяся внушить читателю некоторые заранее заданные
мысли и чувства. Но тогда ее и надо исследовать как пропаганду.
А всякая пропаганда имеет определенную цель. Мы приходим к важ-
нейшему вопросу: какова же ЦЕЛЬ всей этой литературы, зачем по-
надобилось внушать читателям взгляд,  согласно которому русские
-  это  народ рабов,  всегда преклонявшихся перед жестокостью и
пресмыкаюшихся перед сильной властью,  ненавидевших все чужое и
враждебных  культуре,  а Россия - вечный рассадник деспотизма и
тоталитаризма, опасный для остального мира?
     Можно было  бы и не ломать голову над этим вопросом,  если
бы мы имели дело просто с эмигрантскими эмоциями.  Но дальше мы
убедимся,  что это не так. Мы просто видим надводную часть айс-
берга:  то,  что рассматриваемая литература в своем большинстве
опубликована на Западе,  объясняется только тем, что там публи-
ковать безопаснее и легче. А сами эти настроения уходят корнями
сюда,  да и здесь они проявляются,  хотя и не так прямолинейно.
Ведь надо отдать себе отчет в том,  что если эта концепция впи-
тается в национальное сознание, то это будет равносильно духов-
ной смерти:  народ,  ТАК оценивающий свою историю, существовать
не может. Мы имеем здесь дело с каким-то явлением, которое нас,
жителей этой страны, кровно затрагивает.




     Ответить на вопрос,  поставленный в конце  предшествующего
параграфа,  поможет рассмотрение второй группы взглядов, разви-
ваемых авторами интересующего нас направления.  Как оценивается
сегодняшнее положение страны и какие пути предлагаются на буду-
щее. Если верно высказанное нами предположение, что интерес и к
Древней Руси, старцу Филофею, Грозному, Пересвету и т. д. опре-
деляется не склонностью авторов к историческим исследованиям, а
какими-то  очень злободневными интересами и чувствами,  то оче-
видно,  что их суждения о современности должны особенно  прояс-
нить их мотивы.
     Все высказываемые здесь точки зрения концентрируются в ос-
новном вокруг двух положений: опасность, недопустимость влияния
русского национального начала на жизнь государства и  необходи-
мость точно следовать образцу современных западных демократий в
построении общества.
     Авторы очень болезненно и резко реагируют на любые попытки
взглянуть на жизнь с русской национальной точки зрения, то есть
подойти к сегодняшним проблемам с точки зрения русских духовных
и исторических традиций.
     "...Не национальное возрождение, а борьба за свободу и ду-
ховные ценности должна стать центральной творческой идеей наше-
го будущего", (Горский, псевдоним.) Тот же автор предупреждает:
     "Новое национальное сознание должно строиться не  на  бес-
сознательном патриотизме..." (как оно, по-видимому, строилось у
20 миллионов сложивших свою голову в последней войне).  Опасным
соблазном автор считает размышление о СМЫСЛЕ существования Рос-
сии,  то есть саму презумпцию ОСМЫСЛЕННОСТИ русской  судьбы.  С
осуждением он говорит:
     "Русский человек,  если он только способен  самостоятельно
мыслить,  до сих пор мучается вопросом: что такое Россия? в чем
смысл ее существования? каково ее назначение и место во Всемир-
ной  истории?" (Интересно,  что по смыслу этой фразы сам "Горс-
кий" себя к числу "русских людей",  не крайней мере  "самостоя-
тельно мыслящих", не относит!)
     К анонимным авторам,  выступившим в "Вестнике РСХД",  э 97
("Горский"  и  др.),  с большим сочувствием относится Янов.  Он
считает даже, что будущее России в значительной степени зависит
от того, какую политическую ориентацию примет движение "Русско-
го Православного Ренессанса".  Здесь он различает два направле-
ния: одно, близкое ему по духу, к которому относятся упомянутые
авторы,  он называет "либерально-экуменическим". Трудно вложить
в  этот  осторожный и деликатный оборот речи другое содержание,
кроме - безнациональное. Да и в предисловии к другой книге Яно-
ва Бреслауер подчеркивает, что симпатии Янова - на стороне КОС-
МОПОЛИТИЧЕСКОЙ прослойки советского общества. Нужно как-то наз-
вать и другое направление в "Православном Ренессансе", по смыс-
лу оно НАЦИОНАЛЬНОЕ,  но тут Янов не выдерживает роли профессо-
ра,  беспристрастно  анализирующего интересный социальный фено-
мен,  его прорывает: оно - "ТАТАРСКИ-МЕССИАНСКОЕ" и угроза "ми-
ровому политическому процессу".
     В этом противопоставлении  Янов  видит  основную  проблему
современной советской жизни: "решающий водораздел проходит меж-
ду националистами и ненационалистами". Излишне оговаривать, что
"национализм"  имеется  в виду не армянский,  литовский или ев-
рейский,  а только русский.  И очевидно, по какую сторону водо-
раздела стоит автор.  Более того, он обвиняет своих противников
в том,  что если бы реализовались их идеи о будущем России,  то
там не оказалось бы места АНТИРУССКОЙ ОППОЗИЦИИ!  Не берусь су-
дить,  справедливо ли это обвинение,  но уж очень ярко оно  де-
монстрирует заботы автора.
     С предельной отчетливостью концепции Янова  проявляются  в
его полемике с самиздатским журналом "Вече", выходившим в нача-
ле 70-х годов.  Как иллюстрацию "слепого отказа видеть происхо-
дящее"  цитирует  он  статью  из этого журнала:  "Даже проблема
гражданских прав в СССР МЕНЕЕ важна в данную историческую мину-
ту, чем проблема гибнущей русской нации". Поучительно дать себе
отчет в позиции самого Янова.  Если эта точка зрения не верна и
"проблема гибнущей русской нации" является менее важной, то что
же произойдет,  если мы сконцентрируем усилия на  более  важной
проблеме,  а нация погибнет? (В цитированной статье утверждает-
ся, что численность русских сокращается.) За чьи же права тогда
бороться? Уж конечно - не за права русских!
     Наконец эта проблема обсуждается еще раз на более  высоком
уровне. По поводу одной самиздатской статьи Янов пишет:
     "Рискуя профанировать  метафизический  энтузиазм   статьи,
сформулируем просто ее смысл: человечество квантуется, так ска-
зать,  не на отдельные индивидуальности,  как до сих пор наивно
полагало "гуманистическое сознание", но на нации".
     Однако "профанирование метафизического  энтузиазма"  здесь
совсем ни при чем, то, что делает Янов, называется гораздо про-
ще:  подмена одной  мысли  другою.  В  отрывке  из  обсуждаемой
статьи,  который Янов сам приводит перед цитированным выше мес-
том,  говорится: "нации - ОДИН из уровней в иерархии Христианс-
кого космоса.." (выделено мною. - И. Ш.), то есть, если пользо-
ваться терминологией Янова, человечество квантуется И НА НАЦИИ.
Обратная  точка зрения,  которой,  по-видимому,  придерживается
Янов,  заключается в том, что человечество квантуется ТОЛЬКО НА
ОТДЕЛЬНЫЕ ЛИЧНОСТИ, а не на нации. Точка зрения не новая. Чело-
вечество, распыленное (или "квантованное") на ничем друг с дру-
гом не связанные индивидуумы,  - таков, по-видимому, идеал Яно-
ва.
     Но существует  и  еще более радикальное направление мысли.
Вместо того чтобы бороться с национализмом, предупреждать о его
опасности  - утверждается,  что спора и вести-то не о чем,  так
как НАРОДА ВООБЩЕ НЕТ.  Мы уже  приводили  утверждение:  "народ
оказался  мнимой величиной" ("Горский").  Особенно подробно и с
любовью эту мысль развил Померанц:

     "Народа больше  нет.  Есть масса,  сохраняющая смутную па-
мять, что когда-то она была народом и несла в себе Бога, а сей-
час совершенно пустая.
     Народа, в смысле народа-богоносца, источника духовных цен-
ностей, вообще нет. Есть неврастенические интеллигенты - и мас-
сы.
     В нашей  стране  остались  только следы народа,  как следы
снега весной.
     То, что у нас обычно называют народом,  совсем на народ, а
мещанство".

     Итак, если в прошлом у русского народа не было истории, то
в настоящем нет уже и русского народа...
     Эти мысли естественно вытекают из концепций, рассмотренных
в предшествующем параграфе.  В русской истории авторы не  видят
ничего,  кроме тирании, раболепия и бессмысленных, кровавых су-
дорог. Померанц разъясняет:
     "Так в России вообще делается история.  Русский народ тре-
пещет и пятится перед грозным самодержцем, который его режет на
части,  как Иванушку, и спекает заново. Потом, когда спечется -
признает хозяина своим и служит верой-правдой".
     Или в поэтической форме Галич:

                   Что ни год - лихолетье,
                   Что ни враль - то мессия.

     Если принять этот взгляд, то действительно попытка строить
будущее на основе ТАКИХ традиций может кончиться лишь еще одной
катастрофой. Мнение одного из авторов, что "Россия не имела ис-
тории", другие, может быть, отклонили бы как полемическое преу-
величение, но по существу все их взгляды приводят к этому выво-
ду: Истории, как того чрева, в котором вынашивается будущее на-
рода,  Россия,  согласно их точке зрения,  не имела.  На чем же
тогда  строить будущее этой страны?  Ответ дает второй основной
тезис,  выдвигаемый рассматриваемой нами литературой: на основе
чужого опыта, заимствуя как образец современную западную много-
партийную демократию.  Именно то, что это опыт чужой, не вырас-
тающий органически из русской истории, делает его привлекатель-
ным, так как дает гарантию, что он не заражен теми ядами, кото-
рыми пропитано,  по мнению авторов, все наше прошлое. Наоборот,
поиски какого-то своего пути неизбежно вызовут, как они полага-
ют,  цепь новых катастроф. Янов, например, считает это основным
вопросом,  "который сейчас, как и много поколений назад, разде-
ляет  русское диссидентское движение - является ли Россия евро-
пейской страной,  или для нее  существует  особый,  собственный
путь развития..."
     Таким образом,  именно ПОИСК собственного  пути  (конечно,
без ограничения его направления,  так что, в частности, резуль-
татом мог бы оказаться и какой-то собственный  вид  демократии)
здесь отклоняется. Причина в том, что, по мнению авторов, вооб-
ще существуют лишь два решения, выбор возможен лишь из двух ва-
риантов:  современная  демократия  западного типа или тоталита-
ризм.  Говоря о том же основном вопроса,  что и в  цитированном
только что отрывке, Янов спрашивает:
     "Не заключается ли он в поисках альтернативы для европейс-
кой демократии? И не приводит ли такой поиск неизбежно даже са-
мых благородных и честных мыслителей в  объятия  авторитаризма,
ибо  никакой "особой" русской альтернативы демократии в истории
до сих пор не было известно.  Далее,  не ведет ли логика борьбы
против  демократии (как доктрины и как политической реальности)
в конце концов к оправданию самых  крайних,  тоталитарных  форм
авторитаризма?"
     Отметим эту характерную черту, которая будет дальше полез-
на  для  анализа  взглядов наших авторов:  они предлагают выбор
только из двух возможностей или "европейской  демократии",  или
"авторитаризма", да еще в его "самых крайних тоталитарных" фор-
мах.  Вряд ли реальная жизнь укладывается  в  столь  упрощенную
схему. В обществе действовало и действует столько сил: монархи-
ческая власть,  аристократия, буржуазия и другие сословия, цер-
ковь или церкви, корпорации, партии, национальные интересы и т.
д.  и т.  п.,  что из их комбинаций способен возникнуть (и  все
время возникает) непрерывный спектр государственных форм,  а не
те две его КРАЙНИЕ точки, между которыми нам предлагается выби-
рать. И часто тот механизм, при помощи которого формируется го-
сударственная власть,  оказывается далеко не самым важным приз-
наком  общества.  Иначе мы должны были бы признать родственными
Римскую империю в "Золотой век Антонинов" и  китайскую  империю
Цинь Ши Хуан Ди с ее всеобщим рабством, круговой порукой и сож-
жением книг.  В нашем веке однопартийные государства - и совре-
менней Югославия,  и Кампучия при красных кхмерах,  а многопар-
тийные - и ЮАР,  и Швейцария.  Тот строй, который существовал в
Англии, когда она победила Людовика ХIV, выдержала четверть ве-
ка войн с революционной Францией и Наполеоном,  стала "мастерс-
кой Европы" и образцом свободного общества, - был столь отличен
от современной демократии,  что вряд ли разумно  объединять  их
одним термином. Он опирался на очень ограниченное избирательное
право. Парламент состоял из лиц, тесно связанных общими интере-
сами и даже родством, дискуссии в нем носили технический харак-
тер,  и демагогия,  стремлание влиять на общественное мнение не
играли  заметной роли.  Зомбарт сравнивает его с советом акцио-
нерной компании,  где обсуждается, как вести предприятие, в ус-
пехе  которого  все одинаково заинтересованы и в делах которого
все более или менее хорошо осведомлены. Большинство членов пар-
ламента  фактически  назначалось  крупными землевладельцами,  а
часто места и покупались.  И тем не менее суд Истории  показал,
что  этот  парламент  в какой-то мере получил поддержку народа.
Точно так же,  как в 1912 году русский народ, по-видимому, еди-
нодушно поддержал самодержавную власть, а американский народ во
вьетнамской войне, потребовавшей от него сравнительно небольших
жертв,  отказался поддерживать правительство, выбранное по всем
канонам западной демократии.  И как оценить, кто в большей мере
выразил волю американского народа:  партийная машина, выдвинув-
шая президентов Кеннеди, Джонсона и Никсона, которые вели вьет-
намскую войну,  или левые круги, опирающиеся на средства массо-
вой информации,  которые добились отставки президента и капиту-
ляции в этой войне?
     Здесь возникает очень глубокая  проблема.  Поиски  лучшего
пути для выявления воли народа молчаливо предполагают,  что та-
кое понятие,  как "воля народа",  существует и всеми  одинаково
толкуется.  А именно это предположение, которое почти не обсуж-
дается, требует тщательного анализа. Говоря современным научным
жаргоном,  народ  - это "большая система".  Но далеко не всякая
большая система обладает свойством,  которое можно было бы наз-
вать  "волей".  Например,  заведомо им не обладает сколь угодно
сложная вычислительная машина; совершенно не ясно, можно ли его
приписать  живой природе в целом или отдельному виду или биоце-
нозу - и только в отношении индивидуального человека или высших
животных  наличие  воли не вызывает у нас сомнения.  В реальной
жизни народ проявляет себя не путем формулирования своей  воли,
а восстаниями или подъемом хозяйственной активности, ростом или
падением рождаемости, взлетом культуры или распространением ал-
коголизма и наркомании, стойкостью и жертвенностью на войне или
легкой капитуляцией.  Именно  бесчисленная  совокупность  таких
признаков и показывает, здоров ли народный организм. Выработать
наиболее органичную для данного народа и в  данный  момент  его
истории форму государственного устройства - это, конечно, необ-
ходимое условие здорового существования народа.  Но  далеко  не
единственное и зачастую не самое важное.
     Что касается демократии западного типа, которую столь нас-
тойчиво предлагают разбираемые авторы в качестве универсального
решения всех общественных проблем,  то в ее современном состоя-
нии  она вызывает ряд сомнений,  которые надо было бы тщательно
обсудить,  прежде чем рекомендовать ее безоговорочно в качестве
единственного решения наших проблем. Назовем некоторые из них.
     1. Этот строй,  по-видимому,  не является таким уж естест-
венным. Переход к нему обычно был связан с мучительным и крова-
вым катаклизмом:  очевидно, необходимо какое-то насилие над ес-
тественным историческим процессом. Такова была гражданская вой-
на в Англии.  Во Франции гражданская в