Фернандо Пессоа. Лирика

     ББК 84.4ПР, П28
     Составление Е. ВИТКОВСКОГО
     Предисловие Е. РЯУЗОВОЙ
     Художник    Ю. КОННОВ
     Издательство  "Художественная литература", 1989 г.
     OCR: Klio_22






     === [ Ф. ПЕССОА ] =====================================


        ВИДЕНИЕ

     Есть некая огромная страна,
     Недостижимая для морехода;
     Животворит и властвует она,
     И от нее свой род ведет Природа.

     Под небом там покой и тишина,
     Там не грозит малейшая невзгода,-
     И мысли нет, что тучка хоть одна
     Там проскользнет по глади небосвода.

     Но это все же не земля, о нет, -
     Страну сию, лишенную примет,
     Душа узрит столь странной, столь холодной:

     Безмолвно простирается вокруг
     Один лишь лес кроваво-красных рук,
     Воздетых к небу грозно и бесплодно.





        x x x
     О корабли перед тихим портом
     По возвращении счастливом
     После невзгод на пути ночном...
     Спит мое сердце озером мертвым,
     И над озерным мертвым заливом
     Рыцарский замок забылся сном.

     У госпожи в этом замке смутном
     Бескровны руки, и цвет их матов,
     И знать не знает она о том,
     Что где-то порт оживает утром,
     Когда чернеют борта фрегатов
     В рассветном мареве золотом...

     И знать не знает она, что в мире
     Есть этот замок... Душой черница,
     Всему на свете она чужда...
     И, покидая морские шири,
     Пока впотьмах ей забвенье снится,
     В средневековье плывут суда...






        АБСУРДНЫЙ ЧАС

     Молчанье твое - каравелла под парусом белым...
     Улыбка твоя - словно вымпел в руках ветерка...
     Молчанье твое почитает насущнейшим делом,
     Чтоб я на ходули взобрался у края райка...

     Я сердце мое уподоблю разбитой амфоре...
     Молчанье твое сберегает тончайшую грань...
     Но мысль о тебе - словно тело, которое море
     Выносит на берег... Искусство, бесплотная ткань..

     Распахнуты двери, и ветер приходит с разбоем
     И мысль похищает про дым, про салонный досуг..
     Душа моя - просто пещера, больная прибоем...
     Я вижу тебя, и привал, и гимнастов вокруг...

     Как дождь, тускловатое золото... Нет, не снаружи.
     Во мне: ибо я - это час и чудес, и беды...
     Я вижу вдову, что вовеки не плачет о муже...
     На внутреннем небе моем - ни единой звезды...


     Сейчас небеса - будто мысль, что корабль
     не причалит...
     И дождь моросит... Продолжается Час в тишине...
     Ни койки в каюте!.. О, как бесконечно печалит
     Твой взгляд отчужденный,- ни мысли в нем нет
     обо мне...

     Продляется Час и становится яшмою черной
     Томления - мрамором, зыбким, как выдох и вдох...
     О нет, не веселье, не боль - это праздник позорный,
     И миг доброты для меня не хорош и не плох...

     Вот фасции ликторов вижу у края дороги...
     Знамена победы не взяты в крестовый поход...
     Ин-фолио - стали стеной баррикады в итоге...
     Трава на железных дорогах коварно растет...

     Ах, время состарилось!.. Нет на воде ни фрегата!
     Обрывки снастей и куски парусины одни
     Вдоль берега шепчутся... Где-то на Юге, когда-то,
     Нам сны примерещились,- о, как печальны они...

     Дворец обветшал... О, как больно - в саду замолчали
     Фонтаны... Как скорбно увидеть с осенней тоской
     Прибежище вечной, ни с чем не сравнимой печали...
     Пейзаж обернулся запиской с прекрасной строкой...

     Да, все жирандоли безумство разбило в юдоли,
     Клочками конвертов испачкана гладь озерца...
     Душа моя - свет, что не вспыхнет
     ни в чьей жирандоли...
     О ветер скорбей, иль тебе не бывает конца?

     Зачем я хвораю?.. Доверясь олуненным пущам,
     Спят нимфы нагие... Заря догорела дотла...
     Молчанье твое - это мысль о крушенье грядущем,
     И ложному Фебу твоя вознесется хвала...

     Павлин оперенья глазастого в прошлом не прячет.
     О грустные тени!.. Мерещатся в недрах аллей
     Следы одеяний наставниц, быть может, и плачет
     Услышавший эхо шагов меж пустых тополей...

     Закаты в душе растопились подобием воска...
     Босыми ногами - по травам ушедших годов...
     Мечта о покое лишилась последнего лоска,
     И память о ней - это гавань ушедших судов...

     Все весла взлетели... По золоту зрелой пшеницы
     Промчалась печаль отчужденья от моря... Гляди:
     Пред троном моим отреченным - личин вереницы...
     Как лампа, душа угасает и стынет в груди...

     Молчанье твое - только взлет силуэтов неполных!..
     Принцессы почуяли разом, что грудь стеснена...
     Взглянуть на бойницы в стене цитадели - подсолнух
     Виднеется, напоминая о странностях сна...

     В неволе зачатые львы!.. Размышлять ли о Часе?..
     Звонят с колоколен в Соседней Долине?.. Навряд...
     Вот колледж пылает, а мальчики заперты в классе...
     Что ж Север доселе не Юг? Отверзание врат?..

     Но грежу... Пытаюсь проснуться... Все резче и резче...
     Молчанье твое - не моя ль слепота?.. Я в бреду?..
     На свете бывают и кобры, и рдяные вещи...
     Я мыслю, и ужас на вкус опознаю, найду...

     Отвергнуть тебя? Дожидаться ли верного знака?
     Молчанье твое - это веер, ласкающий глаз...
     Да, веер, да, веер закрытый, прелестный, однако
     Откроешь его ненароком - сломается Час...

     Скрещенные руки уже коченеют заране...
     Как много цветов, как неждан их бегучий багрец...
     Любовь моя - просто коллекция тайных молчаний,
     И сны мои - лестница: вместо начала - конец...

     Вот в дверь постучались... И воздух улыбкою сводит...
     На саваны девственниц птицами скалится мрак-
     Досада - как статуя женщины, что не приходит,
     И если бы астры запахли, то именно так...

     Как можно скорее сломить осторожность понтонов,
     Пейзажи одеть отчужденьем незнаемой мглы,
     Спрямить горизонты, при этом пространства не тронув,
     И плакать о жизни, подобной визжанью пилы...

     Как мало влюбленных в пейзажи людского рассудка!..
     Умрешь, как ни сетуй,- а жизнь-то войдет в колею...
     Молчанье твое - не туман: да не станет мне жутко,
     Низвергнутый ангел,- вступаю в улыбку твою...

     Столь нежная ночь приготовила небо как ложе...
     Окончился дождь и улыбкою воздух облек...
     Столь мысли о мыслях твоих на улыбку похожи,
     А знанье улыбки твоей - это вялый цветок...

     Два лика в витраже, о, если б возникнуть посмели!..
     Двуцветное знамя - однако победа одна!..
     Безглавая статуя в пыльном углу близ купели,
     "Победа!" - на стяге поверженном надпись видна...

     Что мучит меня?.. Для чего ты в рассудок мой целишь
     Отравою опия,- опыт подобный не нов...
     Не знаю... Ведь я же безумец, что страшен себе лишь...
     Меня полюбили в стране за пределами снов...


        x x x
     Мой облик, жесты, взгляд - не я:
     Так нереален небосвод.
     Та суть во мне, что не моя,
     Моею жизнью не живет.

     Притихший ветер сном прогрет,
     День смысла начисто лишен.
     Моей тоске исхода нет.
     Я выжат и опустошен.

     Когда б на память мне пришли
     Другие небеса, края,
     Прекрасней жизни и земли,
     Известных мне! Но мысль сия,

     Плод умствующего ума,
     Что праздным умствованьям рад,
     В моей дремоте спит сама,
     Как водоросли в море спят.

     И лишь в чужой мне яви дня,
     Забывшей обо мне давно,
     Есть все места, где нет меня,
     Есть все, чего мне не дано.

     Мне нет ни сути, ни пути,
     Ни знания, ни бытия.
     Мне только снится жизнь моя.


        x x x
     Мой колокол деревенский,
     С душою наедине
     Отплачется звон вечерний
     И долго звучит во мне.

     Твой голос, подобно жизни,
     Печален, тягуч и глух,
     И я уже в первом звуке
     Повтор узнаю на слух.

     Всплывая, как сон, над полем,
     Где снова мой путь пролег,
     Твой близкий, твой встречный голос
     В душе моей так далек.

     И с каждым твоим ударом,
     Дошедшим издалека,
     Все дальше мое былое,
     Все ближе моя тоска.







        КОСОЙ ДОЖДЬ

        I
     Вплывает в окрестность мираж небывалого порта,
     И в купах соцветий сквозит белизна парусов,
     За которыми стелются тенью
     Вековые деревья пронизанной солнцем округи...

     Та гавань, которая снится мне, вечно в тумане,
     Как вечно на солнце окрестные рощи.
     Но где-то во мне это солнце становится портом,
     Прощально туманя залитые солнцем деревья...

     И, дважды свободный, я трогаюсь в путь.
     Портовая пристань - обочина тихой дороги -
     Встает, как стена,
     И в отвесную горизонтальность
     Уходят суда сквозь деревья,
     С каждой ветки роняя швартовы...

     Кто я сам в этом сне, я не знаю...
     Внезапно на рейде становится море прозрачным,
     И в нем, как огромный эстамп,
     Видна вся округа, деревья, дорога на солнце,
     И старинное судно - древнее, чем весь этот порт,-
     Затеняет окрестную явь,
     Подплывает ко мне и мгновенье спустя,
     Всколыхнув мою душу, плывет на другой ее берег...


        II
     В дожде загораются свечи,
     И что ни свеча, то новые всплески в окне...

     Сегодняшний дождь - это светом залитая церковь,
     Где отсветы окон становятся отзвуком ливня...

     Алтарь ее - горы, которые еле видны
     Сквозь дождь, золотое шитье на алтарном покрове...

     Идет литургия, и в окна латынью и ветром,
     Стекло сотрясая, вторгается пасмурный хор...

     Секвенция - шум лимузина, который рассек
     Ряды прихожан, в день печали склонивших колени...
     Вдруг ветер сотряс литургию
     На высшей из нот - и все потонуло в дожде,
     Лишь пасторский голос воды отозвался вдали
     Гудению автомобиля...

     И церковь задула огни
     На исходе дождя...

        III
     В бумажном листе спит великий египетский Сфинкс...
     Я пишу - и его очертанья сквозят под рукой,
     А поодаль растут пирамиды.

     Я пишу - и, нечаянно глянув на кончик пера,
     Вижу профиль Хеопса...
     Роняю перо.
     Все темнеет. Я падаю в бездну веков...
     В глубине пирамиды я горблюсь под этой же лампой,
     И вся косность Египта хоронит меня и стихи...

     Слышу в скрипе пера
     Смех Великого Сфинкса,
     И огромная, необозримая лапа
     Сметает с бумаги слова -
     И в бумажной пустынности труп фараона
     Не спускает с меня неподвижно расширенных глаз.
     Наши взгляды встречаются,
     И в глубине перспективы
     На пути от меня к моим мыслям
     Плещет Нил и на солнце играют
     Весла, золото и вымпела.

     Это древнее золото - я, саркофаг фараона...

        IV
     Тихий угол мой оглох от бубнов!
     Это андалузский перекресток.
     Жар весны и чувственного танца.
     Все на свете разом замирает,
     Цепенеет, ширится, пустеет...
     Белая рука приоткрывает
     В гуще строк заветное окошко,
     Падает фиалковый букетик
     И весенней ночью предстает
     Моему невидящему взгляду.

        V
     Где-то солнечный вихрь карусельных лошадок.
     Пляшут камни, деревья, холмы, замирая во мне...
     Ночь в потешных огнях, полдень в лунных тенях.
     И на свет балаганов ворчат хуторские ограды...
     Стайка девушек, радуясь солнцу
     И придерживая кувшины,
     Встречается с буйной ватагой идущих на праздник.
     С мельтешеньем людей, балаганных огней и потемок.
     И обе процессии, та и другая,
     Став одной, остаются двумя...
     А праздник, и отсветы праздника,
     и на праздник идущие люди,
     И полночь, донесшая праздник до самого неба,
     Плывут над вершинами залитых солнцем деревьев,
     Плывут под обрывами выжженных солнцем утесов
     Скользят по кувшинам, венчающим девичью стайку
     И все это вешнее утро - луна над гуляньем,
     И весь этот праздник в огнях - озаренная даль.
     И вдруг будто кто-то тряхнул надо мной решето,
     И пыль этой сдвоенной яви легла в мои руки,
     В ладони мои, где сквозят очертания порта
     И уходят во мглу корабли, не надеясь вернуться
     То белый, то черный песок золотится в ладонях,
     Невесомых, как поступь той девушки, что
     возвращается с тандев.
     Одна, беспечальней, чем эта весенняя даль...

        VI
     Дирижерская палочка взмыла,
     И зал наполняет томительно-грустная музыка...

     Она так похожа на детство
     И день, когда в нашем саду
     Я играл у беленой стены и кидал в нее мяч,
     На котором с одной стороны был зеленый пес,
     А с другой - голубая лошадка под желтым жокеем...
     Музыка длится, и вдруг между мной и оркестром
     Вырастает из детства стена, и вращается мяч,
     И носится взад и вперед то зеленый мой пес,
     То моя голубая лошадка под желтым жокеем...

     Весь театр - это сад, мое детство
     Обступает меня, отзывается музыкой мяч
     Все смутней и смутней, и все слитней
     под музыку скачут
     Мой желтый жокей вперегонку с зеленой собакой...
     (Так быстро вращается мяч между мной и оркестром...)

     Я бросаю его в мое детство,
     Он летит по театру, который готов, как ребенок,
     У меня под ногами играть с моим желтым жокеем,
     И зеленой собакой, и вскочившей на белую стену
     Голубою лошадкой... И музыка звонко бросает
     Мячи в мое детство... И так уморительно скачет
     Дирижерская палочка над каруселью жокеев,
     Голубых лошадей и зеленых собак на стене...
     Весь театр - это музыка, ставшая белой стеной,
     Где зеленому псу не угнаться за памятью детства,
     Голубой моей лошадью, загнанной желтым жокеем...
     И на всем протяжении, слева направо - деревья,
     А на нижних ветвях музыканты
     Провожают меня к пирамиде мячей на прилавке -
     И мужчина за ним улыбается в мареве детства...

     Обрывается музыка, словно упала стена,
     И мяч по обрыву скатился на дно сновидений.
     Бросив палочку вслед, обернувшийся черным жокей
     Осадил голубую лошадку
     И с улыбкой склонился, качнув белый мяч на макушке,
     И мяч этот белый исчез у него за спиной.


        x x x
     Мне сердце тихая боль саднит.
     Не знаю, откуда она и чья.
     Над мнимой гордыней моею - нимб
     Из сонного бреда и забытья.
     Крупицы страха блестят под ним,
     Как звезды с неба небытия.

     Мне снег безмолвия полнит слух.
     Вон всадник вглядывается в дом
     Белесый холод недвижен, глух,
     Мертвую ночь оковало льдом.
     В оцепенении никнет дух,
     Тоску я сглатываю с трудом.

     Мне мысль мучительна и горька.
     Дрожь пробегает по коже рук,
     Словно по водам, когда река
     Про то, что на дне, вспоминает вдруг.
     В кузнице скорби кует тоска
     Холодной ковкой ночной досуг.


        ПЕСНЯ

     Кобольдов или эльфов
     Пение вдалеке?
     Кружатся отголоски
     В сумрачном сосняке.

     Вслед за безвестной тропкой
     Прянут за поворот,
     Будто из рощи кто-то
     Глянет - и пропадет.

     Кто-то, чей призрак смутный
     Тонет, уйдя во тьму...
     Слышу - и чуть не плачу.
     Плачу, но почему?

     И наяву ли эта
     Песня, что так легка,
     Или она - лишь сосны,
     Сумерки и тоска?

     Но, улетая с ветром,
     Отзвук последний стих,
     И ни единой ноты
     В гуще стволов ночных.


        x x x
     Ночи конца не видно!
     Время - за часом час -
     Тянется еле-еле...
     Сядь и склонись к постели,
     Где не смыкаю глаз.

     Это любил ребенком
     И не сберег, взрослев...
     Спой надо мною, няня:
     Будит воспоминанья
     Горестный твой напев.

     Дочь короля влюбилась...
     Сколького не верну!
     Где это все? Ни тени
     Спой же мне о забвенье,
     Тихо клоня ко сну...

     Вправду ли это было?
     Вправду ли это я?
     Спой, как над детской зыбкой,
     Чтобы уснуть с улыбкой
     Вечного забытья.


        x x x
     В вышине - луна.
     О любовь, доколе
     Мне стенать от боли?
     Чем душа больна?..

     Скорбный, бесприютный,
     Я сожжен дотла...
     Как луна тускла
     Над равниной смутной...

     Усмехнусь слегка,
     Сердце успокою,
     Сжатое тоскою
     Так - издалека

     Зов летит печальный
     На короткий миг
     (О, бесплодный клик!
     Кто ты, друг мой дальний?

     Это - лунный свет
     Умножает боли
     Здесь, в земной юдоли -
     И спасенья нет...

     Горько и нелепо...
     О, предел тоски -
     Смыслу вопреки,
     Пробираться слепо

     Дебрями ума -
     И страдать при этом.
     Нежным лунным светом
     Озарится тьма

     Для того, кто сможет
     Жить во имя сна:
     Лишь его луна
     Больше не встревожит.


        x x x
     Пусть вихрь гудит ураганней
     И даст отдохнуть уму.
     Маячит на дне сознанья
     Та суть, что вот-вот пойму.

     Душа ль, что жизнью другою
     Невыдуманной дарит...
     Мгновение ли покоя,
     Что душу животворит..

     Все резче порывы ветра.
     И мысль забытью страшна,
     Что станет пытать ответа,
     Едва пробудясь от сна.

     А вихрь то взмывает круто,
     То рушится, пыль клубя...
     О, если б хоть на минуту
     Суметь разгадать себя!..


        x x x
     Дождь? Да нет, покуда сухо.
     Лишь однажды на веку
     Сердцу дождь навеял глухо
     Бесполезную тоску.

     Где же рокот струй унылых,
     Дождь, куда же ты исчез?
     Улыбнуться я не в силах
     Счастью голубых небес.

     Льнет завеса дождевая
     К сердцу, к мыслям день и ночь.
     Я - незримая кривая
     На ветру, летящем прочь.

     Небосвод, твоя окраска
     Сердце ранит... Для меня
     Нереален, словно маска,
     Горний свет живого дня.

     В сердце - пропасти, в которых
     Солнце спит, не восходя,
     И не умолкает шорох
     Бесконечного дождя.

     Где ж ты, друг, со мной не дружный?
     Заалей, заголубей,
     Свет небесный, свет наружный,
     Гибель всех моих скорбей!


        x x x
     Так поет она, бедная жница,
     Словно жизнь ее вправду легка,
     И в беспечную песню рядится
     Безымянная вдовья тоска.

     Голос реет, как птица в зените;
     Воздух чист, как воскресный наряд;
     И, вплетаясь, лукавые нити
     Домотканую песню пестрят.

     И щемит ее голос, и греет,
     А она все поет и поет,
     Словно жизнь без нее не сумеет
     Обрести этот песенный взлет.

     Столько свежести в ритме упругом
     И припев так затейливо спет,
     Что дохнуло любовью и югом
     И печаль улыбнулась в ответ.

     Пой, о, пой же бездумно и мудро!
     И в холодную грудь мою влей
     Теплый голос, волнуемый смутно,
     Беспричинную песню полей!

     Всколыхни мое сердце тоскою
     По душевной твоей тишине,
     Где колышутся крылья покоя,
     Отголосок рождая во мне!

     Если б мог я, чужой, не от мира,
     Стать тобой, горемыка жнея,
     Чтобы душу мою вразумила
     Неразумная радость твоя!

     Знанье тяжко, а жизнь тороплива.
     Певчий вздох в вышине голубой!
     Обрати меня в отзвук мотива
     И возьми, отлетая, с собой!






        x x x
     Небосклон туманный
     С ледяной луной.
     Тянет с океана
     Пылью водяной.

     И - смутнее далей
     По закате дня -
     Сходятся печали,
     Сердце леденя.

     Тяжелы движенья,
     Мысли тяжелы.
     Лед опустошенья
     И бескрайней мглы.

     Обняло ненастье
     Сном небытия
     Помыслы и страсти...
     Спи, душа моя.



        x x x
     Жизнь моя, ты откуда идешь и куда?
     Отчего мне мой путь столь неясен и таен?
     Для чего я не ведаю цели труда?
     Почему я влеченьям своим не хозяин?

     Я размеренно двигаюсь - вверх или вниз,
     И свое назначенье исполнить способен,
     Но сознанье мое - неумелый эскиз:
     Я подвластен ему, но ему не подобен.

     Ничего не поняв ни внутри, ни вовне,
     Не пытаюсь достичь понимания даже.
     И не боль и не радость сопутствуют мне.
     Я меняюсь душой, но изнанка все та же.

     Кто же есмь я, о Господи, в этакой мгле?
     Что постигну, мечась в утомительной смуте?
     Для чего я куда-то иду по земле,
     Оставаясь недвижимым в собственной сути?

     Путь мой пуст и бесплоден так нужен ли он,
     Если смысл от деяний моих отодвинут?
     Для чего мне сознанье, которое - сон?
     Для чего я в реальность жестокую кинут?

     Да пребуду сознаньем и слеп я, и нем.
     О иллюзии! Стану под вашей защитой
     Пребывать в тишине, наслаждаться ничем
     И дремать бестревожно, как берег забытый.



        ПАУЗА

     Эта мысль - о, молчанье прерви! -
     От которой бессмертной богини?
     Эта ранняя тайна любви
     Кем тебе приоткрыта доныне -
     Назови, назови!

     Я иль некто - скажи, успокой,
     Кто с тобою в потемках былого
     К волосам прикасался щекой
     И шептал сокровенное слово -
     Был ли, был ли другой?

     Или в грезе - молю, не таи -
     Был тот миг бессознательно прожит?
     Что слова, коль они не мои?
     Что дела, если я их, быть может,
     Намечтал в забытьи?

     Или тот, кто решился припасть
     К твоему приоткрытому слуху,
     Лишь мою тебе высказал страсть?
     Нет покоя смятенному духу,
     Это ревности власть.

     Иль не смертные тело и рот,
     А желанье одно лишь на ложе
     Нашептало тебе наперед
     Те слова, что богиням дороже
     Олимпийских высот?



        x x x
     Рассудок мой - подземная река.
     Куда струится он, да и откуда?
     Не знаю... Ночью, словно из-под спуда
     В нем возникает шум - изглубока,

     Из лона Тайны мысль спешит в дорогу
     Так мнится мне... Не ведает никто
     Путей на зачарованном плато
     Мгновенья, устремившегося к Богу...

     Как маяки в незнаемых просторах,
     Печаль мою пронзают вспышки грез,
     Они мерцают нехотя, вразброс,
     И лишь волны не умолкает шорох...

     И воскресают прежние года;
     Былых иллюзий пересчет бесцелен,
     Но, в памяти воспряв, бушует зелень,
     И так божественно чиста вода,

     Что родина былая поневоле
     Мое переполняет существо,
     И больно от желания того,
     Как велико мое желанье боли.

     Я слушаю... Сколь отзвуки близки
     Моей душе в ее мечте туманной...
     Струя реки навеки безымянной
     Реальней, чем струя любой реки...

     В какие сокровеннейшие думы
     Она стремится будто со стыдом,
     В каких пещерах стынет подо льдом,
     Уходит от меня во мрак угрюмый?

     О, где она?.. Приходит день, спеша,
     И будоражит блеском, и тревожит.
     Когда река закончит бег - быть может,
     С ней навсегда окончится душа...



        x x x
     Закат окутал смутной дремой
     Дома, как горы кряжа,
     И в городе без окоема
     Грусть, золотая пряжа.

     Спускается с вечерней тенью
     И отдается болью
     Все, неподвластное забвенью
     И ставшее судьбою.

     В золе и золоте заката,
     В неверный час,
     Оплакиваю вас, утраты,
     Не зная вас.

     Восторг начала, весь мой путь,
     И страх конечный,
     И жажда претвориться в суть,
     Что будет вечной,-

     Все в шепот мой, в мольбу войдет
     Об отпущенье.
     Да снидет ночь, да обретет
     Душа прощенье.




        x x x
     Всю ночь заснуть не мог. Как мрачен и угрюм,
     Лучится в глубине
     Небесной пропасти - светила зрак холодный.
     Что делать в мире мне?
     И полночь, и рассвет переполняют ум
     Заботою бесплодной.
     В тоске бессонницы не зная забытья,
     Слежу, смиряя дрожь:
     Приходит новый день, но он сулит все то же -
     Обыденную ложь;
     Он равен прошлым дням, у них одна семья -
     Как все они похожи!
     Нет, символ свет пусть не ослепляет глаз!
     Рассвета дивный миг
     Не увлажнит слезой измученные вежды;
     Кто сердцем ночь постиг
     И кто надеялся напрасно столько раз -
     Свободен от надежды.


        x x x
     О солнце будней унылых,
     Впотьмах забрезжи скорей,
     И если душу не в силах,
     Хотя бы руки согрей.

     Пускай бы в этих ладонях
     Душа свой холод могла
     Укрыть от рук посторонних,
     Вернув подобье тепла.

     И если боль - до могилы
     И мы должны ее длить,
     Даруй нам, господи, силы
     Ни с кем ее не делить.


        x x x
     Утро воскресло! И встало, коль верил ты прежде,
     Веры светило:
     Встало, и спящей - но только не мертвой! - надежде
     День возвратило.
     Те, кто мечтают и ночью и днем, сознавая
     Тщетность мечты,-
     Все же мечтают: душа не приемлет живая
     Лишь пустоты.

     Но воздвигает мечта мирозданье, в котором
     Солнце незримо;
     И невидимкой оно пред мечтательным взором
     Движется мимо.


        x x x
     Все легче мчатся прочь тяжелые мгновенья...
     О нет! Судьбу не проведешь:
     Все так же ни к чему и вера и сомненья -
     Во всем сокрыта ложь!

     Все так же новый день походит на вчерашний...
     Все так же тщетный взор
     Вонзается в простор полей с высокой башни -
     В пустой простор!

     Надежда и тоска - все минет без возврата...
     Придет пора -
     И нищая душа припомнит, как богата
     Была вчера.

     Все тот же зыбкий миг, мерцающий над бездной
     Бескрайних дней...
     И вот я стал, прельстясь химерой бесполезной,
     Еще бедней!

     Все так же, день и ночь, бесцельно длится драма...
     И не видать конца - все тот же тщетный взор
     Стремится с высоты покинутого храма
     В пустой простор!



        x x x
     Опять я, на исходе сил
     Забыв усталость,
     Глазами птицу проводил -
     И сердце сжалось.

     Как удается на лету
     По небосклону
     Себя нести сквозь пустоту
     Так неуклонно?

     И почему крылатым быть -
     Как символ воли,
     Которой нет, но, чтобы жить,
     Нужна до боли?

     Душа чужда, и быть собой
     Еще тоскливей,
     И страх растет мой, как прибой,
     В одном порыве -

     Нет, не летать, о том ли речь,
     Но от полета
     В бескрылой участи сберечь
     Хотя бы что-то.



        x x x
     Отраден день, когда живешь
     Дневным отрезком,
     И свод небес вдвойне пригож
     Лазурным блеском.

     Но синева, явясь тебе,
     Лишь боль умножит,
     Коль место ей в твоей судьбе
     Найтись не может.

     Ах, если б зелень дальних гор,
     Поля и реки
     Вобрать и в сердце и во взор,
     Вобрать навеки!

     Но время обрывает нить
     Как бы невольно.
     Пытаться миг остановить -
     Смешно и больно.

     Лишь созерцать, как хороши
     Лазурь, дубрава -
     Кто не отдаст своей души
     За это право?



        x x x
     Уже за кромкой моря кливера!
     Так горизонт ушедшего скрывает.
     Не говори у смертного одра:
     "Кончается". Скажи, что отплывает.

     О море, непроглядное вдали,
     Напоминай, чтоб верили и ждали!
     В круговороте смерти и земли
     Душа и парус выплывут из дали.



        x x x
     Я грежу. Вряд ли это что-то значит.
     Сплю, чувствуя. В полуночной тиши
     Рассудок в мысли мысль упорно прячет,
     И нет в душе души.

     Я существую - это ложь, пожалуй.
     Я пробуждаюсь - это тоже бред.
     Ни страсти нет, ни власти самой малой,
     Простейшей воли нет.

     Обман, оплошность разума ночная,
     Навязанное тьмою забытье.
     Спи, о других сердцах не вспоминая,
     Спи, сердце, ты ничье.



        x x x
     Я вслушиваюсь: ветер, ночь...
     Привычное стремится прочь,
     Неведомое мчится мимо.
     Все слышно - и ничто не зримо.

     Все родственно, и все едино -
     И ночь и ветер... Сердцевина
     Одна: и ночь и ветер дети
     Мечты, создавшей все на свете.

     Все - только греза наяву.
     И я тотчас ее прерву,
     Поведав лишь, помыслив лишь
     О ветре и о ночи. Тишь...

     Все родственно, и все похоже.
     И ночь прошла, и ветер тоже.
     И день приблизился несмело.
     Все грезилось - и отлетело.



        x x x
     Спать! Забыв минуты и часы,
     Облако плывет в небесной сини.
     Волосы неведомой богини
     В две прозрачных заплелись косы.

     Но затишья миги нелегки:
     Снидут, сгинут - словно передумав.
     Лабиринты сна, блужданье шумов,
     Доброты отжившие зрачки.

     О счастливый миг небытия!
     Радость или боль? К оцепененью
     Жизнь потянется обманной тенью -
     С ней могу и не считаться я.

     Я ли это? Как постичь во сне,
     На которые заброшен круги?
     В смутном и томительном досуге,
     Кажется, черед растаять мне.

     Сохнет мысль, как летние ручьи.
     Будто веер, жизнь моя закрыта.
     Вот - цветы, но где для них защита?
     Быстро вянут все цветы мои.

     Неосознаваемая страсть -
     Не желать... запутанные тропки,
     Что ведут от жизни прочь, за скобки..



        x x x
     Навевая сумрак смутный,
     Землю осень пожелтила
     Дуновением своим.
     Ветер, странник бесприютный,
     Как во сне, бредет уныло,
     Одиночеством томим.

     Вижу листьев желтых вьюгу:
     Поднимаются бесцельно,
     Падают, скользя к земле
     По незамкнутому кругу,-
     Только ветр в тоске смертельной
     Мертвенно бредет во мгле.

     И надежда не тревожит,
     И мечты все безнадежней,
     Но из собственных же уст
     Завтра мне уже, быть может,
     Прозвучит: "О, где ты, прежний!"
     Ветер хладен, ветер пуст.



        x x x
     Кротко и нежно взлетев,
     Птичий напев
     Возвещает начало дня,
     Звеня.
     Слушаю - вот и исчезло оно...
     Лишь потому, что я слушал, звучать
     Было ему дано.

     Везде и всюду - зря
     Всходила бы заря,
     Догорал бы закат, восходил бы рассвет,
     Если бы я вослед
     От них удовольствия не получал:
     Все потеряло бы смысл, когда не чередованье
     Концов и начал.



        x x x
     Простой мотив старинный!
     Не знаю, почему
     Прислушиваюсь плача
     К звучанью твоему.

     Когда тебя я слышал?
     Не знаю, но давно...
     Не в детстве ли, что эхом
     Твоим возвращено,

     Куда тянусь вернуться
     Я из последних сил,
     Не зная: был ли счастлив
     И я ли это был?



        x x x
     Пребывай в объятьях сна
     В этот час ночной.
     Пусть прекрасна, пусть нежна
     Лишь для грезы ты нужна,
     Для нее одной.

     Плоть манящая твоя
     Грезам ни к чему.
     И на грани забытья
     Льнуть к тебе не стану я
     И не обниму.

     Нежность видишь ты во сне,
     Так дремли, дремли,-
     И в полночной тишине
     Низойдет мечта ко мне
     От тебя вдали.




        x x x
     В ночи свирель. Пастух ли взял от скуки?
     Не все равно? Из тьмы
     Возникли, ничего не знача, звуки.
     Как жизнь. Как мы.

     И длится трель без замысла и лада,
     Крылатая, как весть.
     Вне музыки. Но бедная так рада,
     Что все же она есть.

     Не вспомнить ни конца и ни начала
     Ее несвязных нот,
     И мне уж горько, что она звучала
     И что замрет.



        x x x
     Искрится вода, мешая
     Увидеть, что впереди.
     И чья-то, совсем чужая,
     Тоска поднялась в груди -

     Тоска сиротливой тени,
     Пришедшей из той страны,
     Где муки - благословенье,
     А страсти - просветлены.

     И с болью она взирает,
     Как жизнь, идя стороной,-
     Обманутая,- стирает
     И сон о себе иной.


        x x x
     Склонись ко мне, мечтая.
     Забудься забытьем.
     Томление читаю
     В слепом зрачке твоем.
     Забудься сном, что любим,
     И сказкой, что живем.

     Все мнимо, все напрасно:
     Не лжет мечта одна.
     Темно в дали безгласной.
     Забудься явью сна
     И улыбнись забвенью,
     Умиротворена.

     В слепом зрачке читаю
     Незыблемый покой
     Постигших небыль жизни
     С блаженством и тоской.



        x x x
     Вокруг меня стихией жизни
     Бурлят, рокочут, как прибой,
     День, время и труды чужие,
     Мир яви, сущий сам собой.

     Но, пленник снов и наважденья,
     Я силюсь лишь воссоздавать -
     Невольно, тщетно - те виденья,
     Которым явью не бывать.

     Я - вымысел, живой до боли,
     Сон, хоть мне чувствовать дано,
     Останки отгоревшей воли,
     Созвучье, что обречено

     Прервать полет в тоске бессилья,
     Страшась найти удел чужой
     Иль опустить навеки крылья
     В пути меж сердцем и душой.

     Да не пробьет он, час прозренья:
     Быть может, видеть - тяжелей...
     О солнце, свет, как прежде, лей
     На сонное мое забвенье!



        x x x
     Важно ль, откуда приносят
     Запах чуть слышный ветра,
     Если ответа не просит
     Сердце о смысле добра?

     Зачаровав, убаюкав,
     Музыка льется в тиши -
     Важно ль, что магия звуков
     Гасит порывы души?

     Кто я, чтоб с миром делиться
     Тем, что несет забытье?
     Если мелодия длится -
     Длится дыханье мое.




        x x x
     Еще не сгустились тени,
     Но все холоднее высь.
     Бичуя опустошенье,
     Над сердцем ветра взвились.

     О канувшие удачи,
     Которых не нужно мне!
     О сон, что живешь иначе!
     И жизнь, что ведешь во сне...

     Взвевайтесь, ветра, над глушью
     Простершейся мглы ночной!
     Безлюдье пугает душу
     Бескрайнею тишиной.

     И, слезы тайком глотая,
     Вперяешься в миражи...
     О жизнь ты моя пустая,
     Хоть кто я такой, скажи!





        МАМИН СОРВАНЕЦ

     Бриз, дыша теплынью,
     Травостой рябит.
     Никого в долине.
     Лишь посередине
     Замер он, убит.

     Бурые потеки
     Форму кровенят.
     И, голубоокий,
     В небосклон далекий
     Он уставил взгляд.

     Бледный, русоватый
     И совсем юнец!
     Мертвого солдата
     Мать звала когда-то
     "Мамин сорванец".

     Выпав из кармана,
     Больше ни к чему
     Портсигар чеканный,
     На дорогу данный
     Мамою ему.

     И сквозит в бурьяне
     Возле паренька
     Строчка на прощанье
     Сунутого няней
     Свежего платка.

     Дома ждут бессонно,
     Но нашел конец
     На траве зеленой
     (К вящей славе трона!)
     Мамин сорванец.





        МАРИНА

     Благо вам, благо! - безвольно
     Я помаваю платком.
     Счастливы будьте: вам больно.
     С болями я не знаком.

     Жизнь моя, повесть живая,
     Но становлюсь сиротлив,
     Словно сквозь сон прозревая,
     Что оборвется прилив.

     И, не спеша поначалу,
     Словно пресытясь борьбой,
     Хлынет навеки к причалу
     Дней беспощадный прибой.

     ("МАРИНА" - морской пейзаж)




        x x x
     Я по дороге шел в своей печали вечной,
     И мысли были зыбки.
     И, глянув на меня, какой-то школьник встречный
     Вдруг просиял в улыбке.

     Да, знаю я: улыбка и всем и никому,
     Случайная, не в счет.
     Но все-таки досталась она мне одному,
     Чего же мне еще?

     Никто я в жизни этой, не-я, ничей, иду
     К неведомым мне срокам.
     Так пусть же улыбнется мне кто-то на ходу,
     Хотя бы ненароком.




        x x x
     Ветер чуть качает
     Стебли камыша.
     Дрожью отвечает
     И моя душа.

     Сердце сиротливо
     Плачет не о том,
     Что слышны порывы
     Ветра над прудом.

     Это легче вздоха,
     Чище ветерка:
     Если сердцу плохо,
     Где моя тоска?

     Если ветер тронет
     Блики на воде,
     Знаю: сердце стонет,
     Но не знаю где.




        x x x
     Уж дотлевает свет дневной...
     В душе уныние сокрыто.
     Душа... ей горько быть одной...
     Лазурный лучик ледяной
     Уперся в мостовые плиты...
     То лучик, синий и туманный,
     Угаснувшей поры дневной
     Привет прощальный, безымянный..
     Он весь во мне, он здесь со мной:
     То луч лазурный, ледяной.




        x x x
     Я иду с тобою рядом.
     Что ни слово - в сердце жалит
     Сгустком горечи и зла.
     Все пронизано разладом.
     Боль вчерашняя печалит
     Тем, что мимо не прошла.

     Да, сегодня день погожий,
     Но ненужный, неуместный,
     Жизни подлинной вразрез.
     Не глазами и не кожей
     Ощущаю: свод небесный -
     Только тень иных небес.

     Не избыть печаль такую.
     Нет, не спрашивай ответа -
     Что случилось там, в ночи?
     В одиночестве тоскую.
     Сон ли это? Смерть ли это?
     Все напрасно. Помолчи.





        ПОСЛЕ ЯРМАРКИ

     Кто знает, чем гонимы -
     Неверной ли мечтой,
     Иль жаждой одержимы,
     Иль верою пустой -
     Идут шуты и мимы,
     Звучит напев простой.

     Бредут поодиночке,
     Попарно и толпой -
     Спешат без проволочки
     Незнаемой тропой.
     Кто первым вспомнит строчки,
     Тот первым их и спой.

     Пажи легенды бренной,
     Поведанной не раз,
     Уйдя в самозабвенный
     Лирический экстаз,
     Не знайте о Вселенной,
     Не знающей о вас.




        x x x
     Сочельник... По захолустью -
     Рождественские снега.
     Дохнуло старинной грустью
     У каждого очага.

     И сердцу, для всех чужому,
     Впервые она близка.
     Мне снится тоска по дому,
     Непрошеная тоска.

     Смотреть так тепло и ново
     На белую колею
     Из окон гнезда родного,
     Которого не совью.





        x x x
     Твой голос так наполнен лаской,
     Твоих речей так нежен пыл...
     Искать обман под кроткой маской
     У сердца недостанет сил.

     О музыка - гораздо боле,
     Чем просто сочетанье нот!
     И твой напев не оттого ли
     Неодолимо к сердцу льнет?

     Меня? Любить? Но внемлю голос..
     Звучит неискренний мотив,
     С которым сердце не боролось.
     Я внемлю, верю - и счастлив.

     Я знаю: счастье чуждо фальши,
     Доколе не прейдет оно.
     Я знаю... Говори же дальше.
     Пускай ты лжешь - не все ль равно?




        АБАЖУР

     Этот свет уютный
     (Не в моем окне)
     Красотою смутной
     Долетел ко мне

     И застыл в покое
     На полу моем,
     Там, где я с тоскою
     Заперся вдвоем.

     И от света к тени
     И опять назад
     Проводил виденья
     Мой дремотный взгляд.

     Помню... Свет нездешний
     Улыбался мне...
     Это было прежде
     И в иной стране...

     И по светлой кромке
     Я к нему плыву,
     Бередя потемки
     Снами наяву.




        x x x
     Здесь - простор, покой, дремота.
     В них - от бытия защита.
     Прошлое похитил кто-то,
     И грядущее забыто.
     Здесь - простор, покой, дремота.

     Взор невинный, безобидный
     Вспоминаю - и тоскую.
     Но незримые ехидны
     В суету влекли мирскую
     Взор невинный, безобидный.

     Море, небо, тишина.
     Меж водой и небосклоном
     Тень тончайшая видна -
     Голубая на зеленом.
     Море, небо, тишина.

     Да, наверное, сбылось бы...
     Но ни воле, ни уму
     Не исполнить наши просьбы,
     Не расторгнуть нашу тьму.
     Да, наверное, сбылось бы...

     Память! Ты сродни забвенью.
     Слушаю, сомкнув глаза,
     И струится зыбкой тенью
     На зеленом - бирюза.
     Память! Ты сродни забвенью!

     Не намеренно, отнюдь...
     Были взоры безобидны,
     Но пронизывали грудь,
     Как незримые ехидны.
     Не намеренно, отнюдь.

     Без стремленья, без усилья...
     Жизнь! Влачу тебя доселе,
     Как ветряк забытый - крылья,
     Что вращаются без цели,
     Без стремленья, без усилья.

     Безысходность роковая,
     Отрешенье гробовое...
     Поникаю, сознавая,
     Что один, увы,- не двое.
     Безысходность роковая.





        x x x
     Здесь, в бесконечность морскую глядя, где свет и вода,
     Где ничего не взыскую, где не влекусь никуда,
     К смерти готовый заране, вверясь навек тишине,
     Так и лежал бы в нирване, и отошел бы во сне.

     Жизнь - это тень над рекою, что промелькнет ввечеру.
     Так по пустому покою тихо идешь, по ковру.
     Бредни любви суть отрава: станет реальностью бред.
     Столь же бессмысленна слава, правды в религии нет.

     Здесь, от блестящей пустыни прочь отойти не спеша,
     Знаю: становится ныне меньше и меньше душа.
     Грежу, не веруя в чудо, не обладав, отдаю
     И, не родившись покуда, смерть принимаю свою.

     Необычайна услада: бризом прохладным дышу,
     И ничего мне не надо: бриза всего лишь прошу.
     Это на счастье похоже, то, что дано мне теперь:
     Мягко песчаное ложе, нет ни страстей, ни потерь.

     Выбрав тишайшую участь, слушать, как плещет прибой,
     Спать, не тревожась, не мучась и примирившись
     с судьбой,
     В успокоенье отрадном, от изменивших вдали,
     Бризом пронизан прохладным здесь, у предела земли.




        x x x
     Всю летнюю благую синь
     Мне застят зимы небом сирым...
     В геенну огненную сгинь
     И отпусти мне душу с миром!

     Мне горько по твоей вине:
     Ум в скорби, чувство непокорно.
     Мысль о тебе всегда при мне
     И, как безденежье, упорна.

     С мечтою мне не совладать.
     Мне не влюбить тебя. И пусть.
     Что делать мне? Грустить и ждать,
     Когда пойдет на убыль грусть.

     Да, знаю: сердце страждет, ноя,
     Как зуб. Не я сказал. Не ново.
     Любовь к тебе - как паранойя.
     (Что толком значит это слово?)

     Смешно? О да! И всем известно.
     Но то, что это все и впрямь балаган,
     сумел вложить я честно
     В пять строф и в объективность ямба.



        x x x
     В ночи, не ведающей обо мне,
     Уже давно пора взойти луне,
     Но проблески ее размылись в дрожи.
     Забыл не знаю что. Живу во сне.
     Какое выбрать "я", не знаю тоже.

     Что за туман лег странной пеленой
     Меж вечной смутой чувств моих и мной?
     Час междуцарствия, пора больная.
     Ко мне прильнул бесстрастно бриз ночной.
     Я сплю. Но кто уснувший "я", не знаю.

     Вся суть моя, я сам - ничто, и вот
     Все, чем я жив, во Мне как боль живет.
     Ночь - меч в ножнах, не вступишь в споры с нею.
     Ты алчешь, сердце? Все из рук плывет.
     Уж лучше чувствуй, сердце: так вернее.




        x x x
     Мне больно быть. И вот из этой боли
     Вздымает мысль суровое чело,
     Как будто сердце, спавшее дотоле,
     В бескрайней стуже одинокой доли
     Способность знать и думать обрело.

     Я - только сгусток горечи притворной:
     И вот, вершить обряд себе веля,
     Идее, мне неведомой, покорный,
     Ряжусь торжественно в наряд придворный,
     Чтоб лицезреть притворство короля.

     Лишь сны - и суть моя, и все желанья.
     Все, чем владел, я выронил из рук
     И жду, хоть безнадежно ожиданье,
     Как нищий, что просил бы подаянья,
     Да в безысходности смутился вдруг.




        x x x
     Когда ушли все гости
     И день ушел впотьмах,
     Остались меж тенями
     Аллей пустого сада
     Двое: я и мой страх.

     Я не был зван на праздник.
     Когда же он угас,
     Остались меж тенями
     Заросших аллей двое:
     Я в прошлом и я сейчас.

     Здесь все и всем дарилось.
     Но вот с уходом дня
     Остались меж тенями
     Заросших аллей двое:
     Я сам и я без меня.

     Быть может, новый праздник
     Вернется в сад чуть свет.
     Остались меж тенями
     Заросших аллей двое:
     Я и тот, кого нет.




        x x x
     Ухожу в себя, как в рощу,
     Стану частью окоема,
     О себе самом забыв.
     И в мечтах - благая дрема,
     И в желаниях - отлив.

     Я внимаю, не внимая.
     Голос ветра беспечален
     И безрадостен пока...
     Откровения прогалин,
     Устремленья сосняка...

     Улыбнусь, когда сквозь ветви,
     Что сомкнулись над потоком,
     Луч потянется к воде.
     Под водой, на дне глубоком,
     Камни скрыты кое-где.

     Драгоценна боль ушибов,
     Без нее ступить ни шага
     Не дает коварный склон...
     Где ты, призрачное благо,
     Коим дух мой опьянен?

     Эти тропы, эти травы!
     Край лесной, который все же
     Не похож на край лесной...
     Я ли это? Боже, Боже,
     Что же сделал Ты со мной?




        x x x
     Раздумья дней монотонных
     Плывут, грустны и легки,
     Как водоросли в затонах -
     Тенета волос зеленых
     У топле нницы-реки.

     Сплывают листвой осенней -
     Лохмотья небытия.
     Пылинки, от света к тени
     Плывущие в запустенье
     Покинутого жилья.

     Сон жизни, как пантомима
     Не посланного судьбой,
     Плывет неостановимо -
     Не знаю, вспять или мимо,
     Не знаю, сон или боль.





        x x x
     Над озерной волною
     Тишина, как во сне.
     Вдалеке все земное
     Или где-то во мне?

     Ко всему безучастен
     Или с жизнью в ладу,
     Наяву ли я счастлив,
     Да и счастья ли жду?

     Блики, тени и пятна
     Зыбью катятся вспять.
     Как я мог, непонятно,
     Жизнь на сны разменять?





        x x x
     Память, странной казнишь ты карой:
     Копишь небыли все подряд.
     Но утрата той были старой
     Мне больнее других утрат.

     Мне от были той мои бредни
     Не оставили ни листка,
     И низвержен мой бог последний:
     Атеистка моя тоска.

     Что ж, небывшее вспомяни,
     Память, раз уж ты - его эхо.
     Возврати меня в светлые дни,
     Дай поплакать: устал я от смеха.




        x x x
     Сколько душ сокрыто в теле?
     Я менялся всякий миг.
     Самого себя доселе
     Не прозрел и не постиг.
     И в душе ни на минуту
     Я смирить не властен смуту,-
     Умножаясь и дробясь,
     Сам с собой теряю связь.

     Все, впиваемое взглядом,
     Обратится тут же мной.
     Я, терзаемый разладом,
     Чуждый миру и родной,
     Я - равнины, скалы, воды,
     Я - привалы, переходы...
     Переменчив, одинок,
     Я - и семя и росток.

     И душа моя стремится
     Самое себя прочесть:
     За страницею страница,
     За благой - дурная весть;
     Мимолетных мыслей прах,
     Позабытый на полях...
     Мой ли почерк? Мой ли слог?
     Я не знаю. Знает Бог.




        x x x
     Лунные лесные гномы,
     В полночь льнущие к полянам,
     Мимолетны, невесомы,
     Подмигнув издалека нам,
     Завлекаете обманом;

     И, мелькая с нами рядом,
     Исчезаете, едва
     Настигаемые взглядом!
     Но шепнет о вас листва
     Бессловесные слова...

     Стать как вы - бесплотным блеском,
     Бликом, чтобы в темноте
     Мой полет по перелескам
     Угадали только те,
     Кто доверится мечте.

     Стану пляской смутных пятен,
     А потом вольюсь во тьму,
     Не подвластен, не понятен
     Никому и ничему -
     Ни безумью, ни уму.




        x x x
     Пред наступлением бури
     Миг выдается такой:
     Сердцу даруя покой,
     В облаке - просверк лазури.

     В оцепененье, в тиши,
     Вдруг прерывается вялость:
     Гонит тупую усталость
     Просверк в глубинах души.

     Непредсказуемы крайности,
     Кто из живых - без греха?
     Кроют кристаллы стиха
     Донце бокала случайности.

     Чувство - терзает и гложет,
     Вспыхнет - уже не отстанет.
     Тот, кто себя не обманет -
     Чувствовать тоже не сможет.

     Мучимся? Горькие строки.
     Лжем? Это снова они.
     Все - листопадные дни,
     Долгого ливня потоки.




        x x x
     Не постыдная это подачка,
     Не пустяк, что обиден чуть-чуть.
     Приколите их там, гордячка,
     Где слегка обозначилась грудь.

     Я сорвал их на ближнем поле,
     Чтобы только порадовать вас.
     То ли вы не заметили, то ли
     На меня не подняли вы глаз.

     Такова моя бедная участь.
     Я собрал их в чудесный букет
     И поднес вам, немного мучась,
     Что не слышу ни слова в ответ.




        x x x
     Ветер нежен, и в кронах древесных
     Без него зарождается дрожь.
     Спит молчанье в пределах окрестных.
     Даль, куда и зачем ты зовешь?

     Я не знаю. По собственной воле
     Меж собой и природою связь
     Создаю, на зеленое поле
     Как тяжелый мешок повалясь.

     И душой - словно спинкой звериной,
     Обращенной в простор голубой,-
     Ощущаю, как бриз над долиной
     Бытие подменяет собой.

     Взором медленным шарю без толку,
     Нет ли в поле кого, на виду?
     В стоге сена ищу я иголку -
     Дай-то бог, ничего не найду.





        x x x
     Коль скоро все сущее - лживо,
     То значит все сущее - ложь.
     Ничто ничему не пожива,
     В ничто ничего не вернешь.

     Когда не важно, какою
     Представлю я сущего суть,
     Мне хочется не тоскою,
     А радостью все обернуть.

     У жизни есть высшая воля o-
     Умение жить умно.
     Цветок засыхает в поле
     И сорванный с ним заодно.

     Все истинное - бесценно,
     А прочее скроет трава.
     Останется то, что нетленно,
     Чтоб лишними стали слова.




        x x x
     Смех, рождаемый листвой.
     Ты со мной - как ветер зыбкий.
     Ловишь взор - поймаю твой.
     Обойтись ли без улыбки?
     Смейся, не страшись ошибки.

     Смейся вправду, наяву,
     Не подсматривай неловко,
     Как ласкает ветр листву,-
     У него на то - сноровка.
     Все - лишь ветр, лишь маскировка.

     Взора не встречает взор,
     Но на сердце полегчало;
     Возникает разговор,
     Хоть ничто не прозвучало.
     Где конец и где начало?




        x x x
     В безвестности окна
     За неподвижной шторой
     Виденью отдана
     Душа моя, в которой
     Мечта воплощена.

     Любовью я богат,
     Но все, чем я владею,
     Отдать я был бы рад
     За тонкий аромат
     Той, что назвать не смею.

     Зачем? Пусть воплотится
     Мой выстраданный сон:
     Взойдет Императрица,
     Которая приснится,
     На недоступный трон.

     В видении слепом
     Пространство есть для трона,
     Есть обветшалый дом
     С мечтой, живущей в нем
     За шторою оконной.

     По улицам петляю,
     Полночный путь неведом.
     Себя почти теряю
     И тихо повторяю:
     Остаться бы соседом...




        x x x
     Котенок, ты спишь как дома
     На голой земле двора.
     Твоя судьба невесома -
     Она ни зла, ни добра.

     Рабы одного уклада,
     Мы все под ее рукой.
     Ты хочешь того, что надо,
     И счастлив, что ты такой.

     Ты истина прописная,
     Но жизнь у тебя - твоя.
     Я здесь, но где я - не знаю.
     Я жив, но это не я.





        x x x
     В листьях иссякли соки,
     В небе иссякла просинь.
     Льются с ветвей потоки
     Листьев - иссякли соки...
     Морось. Ненастье. Осень.

     Стали бесцельны мысли,
     Стала душа пуста;
     Вверх погляжу ли, вниз ли
     Нынче бесцельны мысли,
     Словно полет листа.

     Листья, скорбей не зная,
     Трепетный век скончали.
     Доля у них иная...
     Падает лист, не зная
     Темной моей печали.




        x x x
     Разноголосье улицы взлетало,
     Шумя над головою, как прибой:
     Я вижу сущность вещи самой малой,
     Я слышу звук в отдельности любой.

     Я - берег моря. Вздыбленные воды,
     Обрушиваясь, тают без следа.
     Ах, только в том вся истина исхода,
     Что должен я исчезнуть навсегда.

     Когда меня не станет, смолкнет пенье.
     Нет, ничего я изменить не смог.
     Растраченное мною вдохновенье -
     На мостовой потерянный цветок.




        x x x
     Все пейзажи в сердце живы,
     Все пейзажи мне близки -
     Светлое волненье нивы,
     Солнца луч, ручьев извивы,
     Тишь, безлюдье, тростники...

     О пейзажи!.. Галерея:
     Этот холст - замыслил Бог,
     Этот - сотворила фея,
     Этот - я писал как мог,-
     Вспоминая, сожалея...

     О пейзажи... Если даже
     Предстаете в первый раз -
     Все же встарь картина та же
     Завораживала нас
     В открывавшемся пейзаже!

     О пейзажи, коих суть
     Не подвластна светотени!
     Солнце. И простерся путь.
     И душа - в оковах лени...
     Пусто. Не на что взглянуть.




        x x x
     Я спал... От сновидений к пробужденью
     Мучительно свершает переход
     Моя душа, проникнутая ленью.
     Я родствен зыби океанских вод,
     Что словно и не движутся вперед.

     Схож отлетевший сон с погасшим бликом...
     Я был заворожен его игрой,
     Я грезил о неясном и великом.
     Я - океан бессолнечной порой:
     Я - повесть, где отсутствует герой.

     Ужели греза причиняет рану?
     О, кто же я? Чем стражду обладать?
     Подобен я ночному океану -
     Зыбь улеглась, и распростерлась гладь:
     Плеснет, проблещет - и замрет опять.




        x x x
     Растаяла дымка сквозная,
     След облака в небе пустом.
     Ничто не вернется, я знаю,
     Но плачу совсем не о том.

     Гнетет мою душу иное,
     А если чего-то и жаль -
     Виной облака надо мною,
     Следы в нелюдимую даль.

     Они чем-то схожи с печалью,
     И сходство печалит меня -
     И смутной тоске я вручаю
     Кипучие горести дня.

     Но то, что гнетет, нарастая,
     И плачет всему вопреки,
     Живет выше облачной стаи,
     Почти за пределом тоски.

     Я даже не знаю, дано ли
     Душе разгадать его суть.
     И силюсь поверхностью боли
     Ее глубину обмануть.




        x x x
     Клубятся тучи в вышине
     И небо облегли:
     Последний синий лоскуток
     Печалится вдали.

     Вот так и безутешный ум,
     В безвыходной глуши,
     Припомнит светлым лоскутком
     О бытии души.

     Прекрасной правды лоскуток -
     А правде суждено
     Стать вечной по другую грань
     Того, что нам дано.





        АВТОПСИХОГРАФИЯ

     Поэт измышляет миражи -
     Обманщик, правдивый до слез,
     Настолько, что вымыслит даже
     И боль, если больно всерьез.

     Но те, кто листает наследье,
     Почувствуют в час тишины
     Не две эти боли, а третью,
     Которой они лишены.

     И так, остановки не зная
     И голос рассудка глуша,
     Игрушка кружит заводная,
     А все говорят - душа.






        x x x
     Когда я дольше чем мгновенье
     Разгадываю жизни ход,
     По собственному разуменью,
     Я - труп, что воскресенья ждет.

     Кончается мое скитанье.
     (Кто жил, тот прожил мало лет.)
     Я - заблужденье, я - желанье,
     Я - обладанье и запрет.

     Я стану на земле незримым.
     Чужим, бесчувственным, не мной,
     Под солнцем я рассеюсь дымом
     Иль опьянюсь зарей иной.

     Я потеряю непременно
     Обогревающую связь
     С людьми, с мечтой, со всей
     Где цепь времен оборвалась.

     И сколько б солнечная ласка
     Земной ни золотила лик,
     Все это маска, только маска,
     Все - ночь, повсюду мрак проник.







        ВОЗВЕДЕНИЕ ЛЕСОВ

     Я часто вижу сны о том,
     Как чахнут прежней жизни всходы.
     Я написать сумел бы том
     Про то, как миновали годы
     В мечтах о будущем пустом.

     Ручей - подобьем вижу я
     Всего, что пережил доселе:
     Спешит прозрачная струя,
     Изображая бытия
     Бесстрастный бег, лишенный цели.

     Надежда, нужен ли отгадчик,
     Чтоб распознать, как ты слаба?
     Взлетает выше детский мячик,
     Чем ты, и не хочу подачек,
     Что мне еще сулит судьба.

     Вода быстробегущих рек -
     Вода ли ты иль сон текучий?
     Проходит час, проходит век,
     Иссохнет зелень, сгинет снег,
     Чуть сгинуть подвернется случай.

     Иллюзия так долго длилась:
     Быть королевой - чем не роль?
     Но вот она явила милость,
     Пред королем разоблачилась -
     И умер в тот же час король.

     Как нежно, берег размывая,
     Журчать доводится волне!
     О, эта память чуть живая,
     Туманная и вековая,
     И сон, приснившийся во сне!

     Что сделал я с самим собой?
     В итоге встречи слишком поздней,
     Решив не лезть в бесплодный бой,
     Оставил я вдвоем с судьбой
     Безумца, жертву темных козней.

     Как мертвая, течет вода,
     Не зажурчит, пути не спросит;
     Воспоминанья без следа
     Она смывает в никуда,-
     Надежды - губит и уносит.

     Я сгину через миг короткий,
     Я жив, покуда сном объят,-
     О сон несвязный и нечеткий,
     В нем только стены и решетки,
     Мой окружающие сад.

     О волны, в море через мол
     Да будет жизнь моя влекома -
     Туда, где мне сужден прикол,
     Туда, где я леса возвел,
     Однако не построил дома.





        x x x
     Сегодня я с собой наедине,
     И различает мой душевный взор
     Все облики, погибшие во мне,-
     Все, чем я не был до сих пор.

     Сегодня, в сути собственной изверясь,
     Никем останусь - невелик урон:
     Я от себя самим собой за ересь
     Высокомерно отлучен.

     Во всем я проиграл судьбе строптивой:
     Не сделал, не осмелился, не смог...
     Жизнь от меня сокрыла под крапивой
     Блаженства зыбкого цветок.

     Я знаю, не дано свершиться чуду,
     Но, бедный,- уподоблюсь богачу:
     Я равнодушным до конца пребуду -
     И расписаться в том хочу.





        x x x
     Сегодня, в ясной тишине заката,
     Когда неспешно подступает мрак,
     Хочу постичь, каким я был когда-то,
     Каким я стал, и почему, и как.

     Но прошлое пронизываю взглядом
     И вижу: я всечасно походил
     На все и вся, что обреталось рядом,-
     Собою быть недоставало сил.

     Минувшее! забытая страница
     С изображеньем чуждого лица!
     Осколок истины во мне таится,-
     Стремленье без начала и конца.

     Мне цель была от века незнакома,
     Из двух путей годился мне любой;
     Я был в миру - частицей окоема
     И был ничем наедине с собой.

     Я, чуждый очертаниям доныне,
     Разнообразен там же, где безлик.
     Я по себе влачусь, как по пустыне,-
     Свой собственный изменчивый двойник.

     Быть может, я (все быть на свете может)
     Из обликов нездешних соткан весь,
     И суть мою душа пространства множит,
     И есмь лишь потому, что явлен здесь?

     А может (не положено предела
     Стремленью мысли!) - о, быть может, я -
     Продленный миг, который жаждал тела,
     Дабы вкусить земного бытия?





        x x x
     Песня с горных отрогов взлетела,
     Мне ее донесла тишина:
     Чем бы только душа ни владела,
     Несчастливою будет она.

     Этот мир для нее не приют,
     Не очаг, не домашний кров.
     Все на свете душе дают,
     Ей не нужно земных даров.

     Так ли пелось? Не знаю. Без слов
     Эта песня. Стою одиноко
     У окна. И мелодии зов
     Как сиянье звезды далекой.






        x x x
     Я год не бился над строкой.
     Давящее раздумье
     Оберегает мой покой
     От вещего безумья.

     Тоскую о себе самом.
     Паря под небесами,
     Я жил в пространстве неземном,
     Стихи слагались сами.

     Теперь стихи - плоды ума,
     И в мыслях - постоянство.
     Кого же угнетает тьма
     Из вечного пространства?






        x x x
     Смерть - поворот дороги,
     Кто завернул - незрим.
     Снова твой шаг далекий
     Слился в одно с моим.

     Стерты земные грани.
     Смертью не обмануть.
     Призрачно расставанье.
     Подлинен только путь.






        x x x
     Кто в дверь стучит мою,
     В столь горькую годину -
     Постиг ли, как таю
     Своей души кончину?

     Он тайну ли постиг
     Моей судьбы несчастной?
     Как ночью каждый миг
     Томлюсь тоской напрасной?

     Что на устах - печать?
     Что прозябаю сиро?
     Зачем же в дверь стучать
     До окончанья мира?





        x x x
     Старая песня в соседней таверне:
     Скольким похожим внимал на веку.
     Слушаю, в сумрак уставясь вечерний,
     И без причины впадаю в тоску.

     Пусть я не знал этой песенки старой,
     Это не важно, не важно ничуть.
     До крови ранено сердце гитарой,
     Кончились слезы - а то бы всплакнуть.

     Вызвана кем и явилась откуда
     Эта печаль, не моя и ничья?
     Всем на земле одинаково худо,
     Прошлое - вечная боль бытия.

     Жизнь завершается, скоро - в потемки.
     Грустная песня, печальная весть.
     Есть лишь мотив, незнакомый, негромкий.
     Есть только то, что пока еще есть.




        x x x
     Один на один
     С той болью, которой мечен,
     Ее до седин
     Стремлюсь оправдать, да нечем.

     Все так же она
     Бессменна и беспричинна.
     Как небо, видна,
     Как воздух, неразличима.





        x x x
     Нелегко, когда мысли нахлынут.
     Еле брезжит, и тьма за стеной -
     И в беззвучную тьму запрокинут
     Одиночества лик ледяной.

     На рассвете, бессонном и грустном,
     Безнадежней становится путь
     И реальность бесформенным грузом
     Тяготит, не давая вздохнуть.

     Это все - и не будет иного.
     И порукой оглохшая ночь,
     Что мертвы эти дали для зова
     И что жить этой жизнью невмочь.

     (Это все - и не будет иного.
     Но и звезды, и холод, и мрак,
     И молчание мира немого -
     Все на свете не то и не так!)




        x x x
     Чертою белой являясь взору,
     Штрихом на лоне холма зеленом,
     Тропа восходит по косогору -
     И пропадает за дальним склоном.

     Тропою этой на гребень ската
     Влекутся люди, как муравьи.
     Они бездумно спешат куда-то,
     Теряя в спешке черты свои.

     Людскому роду причастный тоже,
     Я все же вижу со стороны,
     Как друг на друга они похожи
     И как друг другу они равны.

     У них, возможно, различны лица,
     Но предо мною безликой цепью
     Ползет бесцельно их вереница,
     Навек чужая великолепью.

     Себе подобных не узнавая,
     Душа скудеет с теченьем дней.
     И вниз по склону идет кривая,
     И мчится сердце мое по ней.





        x x x
     Мечтаю, глядя на морскую гладь,
     Где, кроме глади, не на что взирать.
     Душа, питаясь пустотой лазури,
     Не называет Божьей благодать.

     Мы жаждем видеть верно. И плутаем
     Столицей буйной иль безлюдным краем,
     Мним, будто видим, но всегда и всюду
     Мечтаем, и мечтаем, и мечтаем.

     Деревья отдаленного леска
     Так изумительны издалека!
     Чудесно все, пока на расстоянье...
     Всему цена, увы, невелика.

     Любовь? Ее не помню я нимало:
     Уже меня вчерашнего не стало.
     Пей, ибо все течет и опьяняет,
     Но сякнет там же, где берет начало.

     Срываешь розы? Губишь, обратив
     Напевы красок в меркнущий мотив?
     Срывай! Ведь так и так на свете этом
     Лишаешься всего, покуда жив.





        x x x
     Я сломлен. Обращаются светила-
     Душа моя! Твой давний блеск исчез,
     И ты в потемках нынче приютила
     Мой разум, отлученный от небес.

     Я сломлен. И отныне успокоюсь.
     Я неизбывно одинок и сир:
     Налево - полюс, и направо - полюс,
     А посреди простерся чуждый мир.

     Я сломлен. Я ничто. Влачатся дни...
     Никчемен я, как ветхие поленья,
     Что поднесенной жаждут головни:
     Иного не сыскать употребленья.





        x x x
     Ту повесть, что осталась втуне,
     Мечта дополнила моя.
     Нет, не о принце иль колдунье,
     Но лишь о том, кем был не я.

     Мой голос слышался сквозь дали,
     Но я был тот, кто не был мной.
     Цветы весною расцветали,
     Но не была весна весной.

     Легенда грез подобна мигу -
     Чем жил, того не отыскать.
     Из рук моих кто вырвал книгу,
     Что я хотел всю жизнь читать?





        x x x
     На свете этом есть у всех вещей
     Предназначенье,
     И лишь лягушки в памяти моей -
     Как исключенье.





        x x x
     В подлунном этом мире есть приют
     Любой гнилушке,
     Но лишь в болоте грез моих поют
     Мои лягушки.

     Во мне встает поддельная луна,
     И лунным светом
     Вся заросль камышей оттенена
     В болоте этом.

     Откуда, из какого бытия
     За мною следом
     Воспоминанье шло - не помню я,
     И путь неведом.

     Безмолвствует ничто средь камыша,
     Где нет в помине
     Меня. И чья-то квакает душа
     В ночной пустыне.




        x x x
     Услышал и вспомнил лето,
     Пропахший цветами сквер...
     Оркестрик, возникший где-то,-
     Воздушный цветник химер.

     Вернулась ничьей улыбкой
     Мелодия давних лет
     С какой-то надеждой зыбкой,
     В которой надежды нет...

     Я слушаю. Что мне в этом?
     Себе не отдам отчет.
     Но дарит улыбка светом
     И в дар ничего не ждет.





        x x x
     То ли в яви, то ли в сонной тайне,
     То ли там, где слиты явь и сон,
     Расположен остров южный, крайний,
     Тот, что нежностью заворожен.
     Только там, на юге, только там
     Место есть и счастью и мечтам.

     Может быть, кокосовые рощи
     В никому неведомом краю
     Сделали бы жизнь милей и проще
     Для поверивших в мечту свою.
     Счастливо - быть может, о, быть может
     Был бы век наш в тех пределах прожит.

     Но как много тягостных вопросов!
     Так что грезить - стоит ли труда?
     Лунный свет среди листвы кокосов
     От луны доносит холода.
     Ах, и там печаль стара, стара:
     Много зла, и нет почти добра.

     Нет, не островком на крайнем юге,
     Нет, не рощей, виденной во сне,
     Исцелит душа свои недуги:
     Все лекарства - в ней самой, на дне.
     Только там, в душе, о, только там
     Место есть и счастью и мечтам.




        x x x
     Шаги среди растений,
     Среди лучей луны...
     Шаги бесплотных теней -
     Неспешны, неслышны.

     Шаги подобны эти
     Падению пылинок.
     В лесу, при лунном свете,-
     Шаги среди былинок.

     Ужели гном иль фея,
     Незримые для нас?..
     Очнусь, мечтать не смея,-
     И загрущу тотчас.




        x x x
     Что печалит - не знаю,
     Но не в сердце ютится
     То, чему в этом мире
     Не дано воплотиться.

     Только смутные тени
     Тают сами собою -
     И любви недоснились,
     И не узнаны болью...

     Словно грусть облетает
     И, увядшие рано,
     Листья след застилают
     На границе тумана.





        x x x
     Зачем, не убаюкав,
     Волнует душу сон?
     Душа во власти звуков -
     Я с нею разлучен.

     Тревожная дремота,
     Пришедшая извне,
     Гнетет меня без гнета -
     И не очнуться мне.

     Становятся чужими
     Мои судьба и суть.
     Ужели между ними
     Я обречен уснуть?

     Не будет мне возврата,
     И нет за мной следа.
     Во сне спешу куда-то.
     Куда-то... Никуда.





        x x x
     Не разойтись туману.
     Поздно, и ночь темна.
     Всюду, куда ни гляну,
     Передо мной стена.

     Небо над ней бездонно,
     Ветер утих ночной,
     Но задышало сонно
     Дерево за стеной.

     Ночь он не сделал шире,
     Этот нездешний шум
     В потустороннем мире
     Потусторонних дум.

     Жизнь лишь канва сквозная
     Яви и забытья...
     Грустен ли я, не знаю.
     Грустно, что это я.






        x x x
     В затихшей ночи
     На паперти смутной
     Бессонной свечи
     Огонь бесприютный.

     Спокойны черты,
     Где жизнь отлетела.
     Спокойны цветы
     У бедного тела.

     Кто снился ему,
     Кем он себе снился
     Дорогой во тьму,
     С которой сроднился?





        x x x

     Между сном и тем, что снится,
     Между мной и чем я жив
     По реке идет граница
     В нескончаемый разлив.

     И рекой неодолимой
     Я плыву издалека,
     Вечно вдаль и вечно мимо,
     Так же вечно, как река.

     Под чужим недолгим кровом
     Я лишь место, где живу:
     Задремлю - сменилось новым,
     Просыпаюсь на плаву.

     И того, в ком я страдаю,
     С кем порвать я не могу,
     Снова спящим покидаю
     Одного на берегу.





        x x x

     Хлеба под ровным светом,
     Волнуются, рябя.
     Бреду, себе неведом,
     Вновь обманув себя.

     О, если б хоть когда-то
     Забыть судьбу свою,
     Всей сутью без возврата
     Вверяясь забытью!

     Шумящая пшеница
     Все тот же свет чужой...
     И беглой тенью мнится
     Владевшее душой.





        x x x

     Отбивает усердная прачка
     О прибрежные камни белье
     И поет, оттого что ей грустно
     Жизнь, как песня ее, безыскусна
     В этой песне вся радость ее.

     Мне бы тоже стихи отстирать,
     Словно прачка стирает холстины.
     Этой стирки познав благодать,
     Мне бы судьбы свои растерять,
     Обретя только жребий единый.

     С жизнью истинной единенье
     Петь бездумно, как будто во сне,
     Пусть почти не звучит это пенье,
     Колотить полотно в белой пене...
     Кто же сердце отмоет мне?




        x x x

     Льет. Тишина, словно мглой дождевою
     Гасятся звуки. На небе дремота
     Слепнет душа безучастной вдовою,
     Не распознав и утратив кого-то.
     Льет. Я покинут собою...

     Тихо, и словно не мгла дождевая
     В небе стоит - и не тучи нависли,
     Но шелестит, сам себя забывая,
     Жалобный шепот и путает мысли.
     Льет. Ко всему остываю...

     Воздух незыблемый, небо чужое.
     Льет отдаленно и неразличимо.
     Словно расплескано что-то большое.
     Словно обмануто все, что любимо.
     Льет. Ничего за душою...





        x x x

     Сон безысходный коснулся чела -
     Тягостен, горек.
     Слышу: гармоника вновь забрела
     Прямо во дворик.

     Вьется незримою нитью мотив,
     Весел, несложен.
     Разум, соломинку счастья схватив,
     Странно встревожен.

     Ритмику танца ловлю на лету -
     Смерть всем заботам!
     Сердце, отдай же свою теплоту
     Простеньким нотам!

     Снова мотив сквозь окошко проник -
     Так же, как прежде.
     Рвется душа - хоть на час, хоть на миг
     К новой надежде.

     Что же, исчезнуть и ей, отгорев.
     Сумрак все ближе.
     Вечной гармоники вечный напев,
     Не уходи же!

     Если б отдаться мечте, забытью
     Мог навсегда я!
     Губит гармоника душу мою,
     Не сострадая.





        x x x

     Думаю все чаще,
     Как спокойно я
     Отошел бы, спящий,
     В море забытья,

     Без стыда и боли,
     Мирно, в тишине -
     Но не просто в поле,
     А дремать бы мне

     Под древесной кроной,
     Там, где так легка
     Тень листвы зеленой,
     Тень у родника.






        x x x

     Волна, переплеск зеленый,
     Ты раковиной витой
     Уходишь в морское лоно,
     Клонясь, как над пустотой.

     Зачем же ты в хаос древний,
     Где нет ни добра, ни зла,
     Несла свою смерть на гребне
     И сердце не унесла?

     Так долго оно сгорало,
     Что я от него устал.
     Неси его в гул хорала,
     С которым уходит вал!





        x x x

     Горы - и столько покоя над ними,
     Если они далеко.
     Свыклась душа моя с мыслью о схиме,
     Но принимать нелегко.

     Будь я иным - верно, было б иначе.
     С этим я жизнь и пройду.
     Словно глаза поднимаю незряче
     На незнакомых в саду.

     Кто там? Не знаю. Но веет от сада
     Миром, которого нет.
     И отвожу, не сводя с нее взгляда,
     Книгу, где канул ответ.






        x x x

     Отринул я грехи былой судьбы,
     Отринул я грехи былой мечты.
     Настал мой час - и отлетел, дабы
     Я в счастье не изведал полноты.

     Свое былое, словно груду хлама,
     Отринул я, спеша по той дороге,
     Где остановка - маленькая драма,
     Где спутник - отступленье в монологе.

     Отринул я бесцельное былое -
     Как будто путешествовал в плаще,
     И скинул плащ на беспощадном зное,
     И бросил, чтобы не влачить вотще.





        x x x

     Хочу заснуть. Зову ли смерть со стоном,
     И какова она?
     Но будь судьба хоть верой, хоть законом,
     Она мне не страшна.

     Хочу лугам оставить отдаленным
     Свою земную суть,
     Безмолвным беспредельностям зеленым
     Любовь мою вернуть.

     Хочу я жизнь создать в воображенье,
     Похожую на бред,
     И промотать ее без сожаленья
     В мечтах, где боли нет.

     Хочу я все разрушить во вселенной
     И, подводя итог,
     Разрозненное сочленить мгновенно
     С тем, что являет рок.

     Хочу я быть в грядущем коронован -
     Король небытия,
     Где мой неколебимый трон основан,
     Где скипетр - жизнь моя.





        x x x

     Я знаю, южнее полуденной дали
     Лежат неизведанные острова.
     Пейзажей таких на земле не видали,
     Там бархатным тканям подобна трава.

     Я знаю, деревья, что смотрятся в море,
     Кораллы и горы - той жизни черты -
     Как отсвет любви в угасающем взоре,
     Как преображенье вечерней мечты.

     Я знаю, там ветви висят онемело,
     Но ветер пронесся, слегка их задев.
     И мысль дуновеньем ко мне прилетела:
     Любовь - это ветра немолчный напев.

     Да, знаю я, отсвет прекрасный и зримый
     Немыслимый, призрачный сон наяву. .
     Он есть, он имеет предел ощутимый,
     Он брезжит во мне, оттого я живу.

     Да, знаю, я знаю все это, и даже,
     Что все невозможное - именно там.
     Мне видится свет, что рисует пейзажи,
     И по морю путь к этим дивным местам.





        x x x

     Лазурен, изумруден и лилов
     В закатный час, в багряности сусальной,
     О море, твой изменчивый покров,
     Порою - взвихренный, порой - зеркальный;
     В годину старости печальной
     Зову тебя в душе, простор морской, -
     Пусть нет к тому причины никакой.

     Для капитанов и для моряков -
     Один причал в воде глубин стоячей,
     Где спят они, наперсники веков,
     Забвения и горькой неудачи.
     Лишь для немногих все иначе,
     Когда взнесет валы простор морской
     И прогремит о них за упокой.

     Я грежу... Море - попросту вода,
     Окованная сумрачным экстазом, -
     Он, как стихи, приходит иногда,
     Уходит вновь, послушен лунным фазам.
     Но если слушать - с каждым разом
     Бормочет все ясней прибой морской:
     Он лишь отлива жаждет день-деньской.

     Что есть душа? Чему она дана,
     Дана ли вообще, по крайней мере?
     Тревожна мысль, но истина темна.
     В пустой простор отворены ли двери?
     О греза, дай прийти мне к вере,
     Что если не внимать волне морской,
     То к сердцу снидут благость и покой.

     Вы, капитаны пролетевших лет,
     Вы, боцманы, - к которой смутной цели,
     Мелодии неведомой вослед
     Сквозь океаны кочевать посмели?
     Быть может, вам сирены пели,
     Но встречи не судил простор морской
     С сиренами - лишь с песней колдовской.

     Кто посылал вам из-за моря весть,
     Тот все предвидел, несомненно зная,
     Что не один лишь зов богатства есть
     Для вас и не одна алчба земная,
     Но жажда есть еще иная -
     Желанье вслушаться в простор морской
     И вознестись над суетой мирской.

     Но если истину проведал я,
     Что суть одна и в вас и в океане,
     И мысль о вас - превыше бытия,
     А за пределом самой тайной грани -
     Душа, которую заране
     Вместить не в силах весь простор морской,
     К чему томлюсь сомненьем и тоской?

     Пусть в аргонавта превратится дух,
     Пусть ноше древней я подставлю плечи
     И песне прежней мой внимает слух,
     Пусть донесутся звуки издалече
     Старинной португальской речи, -
     Ее от века слышит род людской
     В извечном шорохе волны морской!





        x x x

     Чуть брезжит в предвестье рассвета
     У самой небесной кромки,
     Окрашенной негустой,
     Редеющей чернотой,
     Мерцанье студеного цвета,
     Рассеявшее потемки.

     Где сумрак пепельно-синий
     Разлился по небу незримо,
     Окутала вялая дрема
     Восточный край окоема.
     Безветрие утренней стыни
     В пространстве едва ощутимо.

     Но я в полудреме неверной
     Не чувствую утренней дрожи,
     Зари не жду приближенья
     В пустыне уединенья,
     Лишь чувствую, как безмерна
     Душа, пустынная тоже.

     Напрасно рассвет наступает,
     Ведь ночь провожу без сна я,
     Как те, в ком сердца глубины
     Не истиной живы единой,
     В ком жизнь себя отрицает,
     Кто любит, любви не зная.

     Напрасно небо, напрасно
     Сквозит бирюзой ледяной,
     Пепельно-зеленоватой.
     Каким же чувством объята
     Душа, что ко мне безучастна,
     Ночью смертельно больной?





        x x x

     Я слушал мудрецов ученый спор,
     Я опровергнуть мог весь этот вздор,
     Но предпочел вино в тени пригубить
     И молча слушать чуждый разговор.

     Правитель правит, потому что он,
     Худой ли, добрый, править вознесен.
     Как мы велики в час благоприятный
     И как смиренны, покидая трон.

     Зачем нужны величие и власть?
     Владыку тоже доведется класть
     Во гроб - и век людской совсем недолог,
     И бедность - быстротечная напасть.



        СОВЕТ

     То, что видишь во сне, окружи частоколом,
     Сад устрой, оборудуй дорожки к жилью,
     А затем, возле самых ворот, впереди,
     Посади и цветы - пусть по краскам веселым
     Опознают зеваки усадьбу твою.
     Там, где зрителей нет, ничего не сади.

     Делай клумбы у входа как можно богаче,
     На парадный фасад не жалей красоты,
     За порядком приглядывай ночью и днем.
     Но на заднем дворе все да будет иначе:
     Пусть покроют его полевые цветы
     И простая трава разрастется на нем.

     Защитись от реальности жизнью двойною,
     Не давай покушаться на тайны твои,
     Ни морщинкой не выдай на гордом челе,
     Что душа твоя - сад за высокой стеною,
     Но такой, где одни сорняки да репьи
     И сухие былинки на скудной земле.





        x x x

     В расплесканной пучине злата,
     В предощущенье мертвой мглы,
     В непрошеном огне заката
     И золоте золы,

     В разливе зелени безгласной,
     В золотоносной тишине -
     Я помню. Ты была прекрасна,
     Ты все еще во мне.

     Перед разлукой неизбежной
     Лицо еще хоть раз яви!
     Ты - словно ветерок прибрежный,
     Ты - слезы о любви.

     Непостижимая утрата,
     Где сновиденье вторглось в явь.
     Но все небывшее когда-то
     На память мне оставь:

     Любви не преступлю запрета,
     Я знаю, мыслью ни одной -
     Но да не снидет час рассвета
     К томленью тьмы ночной.



        x x x
     Системы, идеалы, мифы, сны -
     Щербинки на поверхности волны
     Здесь, под причалом, - как клочки бумаги,
     Судьбой врученные тяжелой влаге;
     Гляжу на них, гляжу со стороны
     Глазами равнодушного бродяги.

     Я нахожу в них радость и ответ
     На множество болезненных сомнений, -
     И это я, за столько долгих лет
     Обретший только тени, только тени,
     Уставший от надежд, и от сует,
     И даже от богов, которых нет!



        x x x
     Ничего не свершив и не зная труда,
     Только грезил бездумно и вяло.
     Видел, дни мои мимо текли в никуда
     И усталость во мне нарастала.

     Юность длилась и длилась, себя пережив,
     Пережив, все же двигалась дальше.
     Слабый голос надежды был скучен и лжив,
     Даже юность устала от фальши.

     Бесполезных часов неизбежен полет,
     Дней пустых бесконечно скольженье.
     Так хоть раз опоздавший всегда отстает,
     Так ленивый лежит без движенья.

     Суть моя неподвижно бредет стороной,
     Видит: я прозябаю без цели.
     Вечер скуку зеленую льет надо мной,
     Чьи желанья давно оскудели.

     Как забытые морем на суше суда,
     Жизнь ненужная, полупустая.
     Без надежды позвольте уснуть навсегда,
     Лучшей книги вовек не читая!



        x x x
     Ветшает жизнь - покинутая шхуна
     В пустом порту, где бьет ее волна.
     Когда же прочь от мутного буруна
     Уйдет она, с судьбой обручена?

     Кто окрылил бы плеском полотна
     Ее снастей оборванные струны
     И той дорогой вывел из лагуны,
     Где ждет заря, свежа и солона?

     Но зыбь тоски защелкнула капканом
     Плавучий гроб покоящихся сил -
     И никого, кто б мертвых воскресил.

     Не слышно ветра в такелаже рваном,
     В зеленый тлен засасывает ил,
     А милая земля - за океаном.


        x x x
     Коль не слетит весна к душе сновидца
     В своем сиянье вечном,
     То где ему, на чем остановиться
     В скитанье бесконечном?

     Коль дерево цвести весной не станет,
     Виденьям вверясь темным -
     То чем природа мысль мою поманит
     К свершеньям самым скромным?

     Нет: пусть легчайший ветер с бескорыстьем
     Слетит к деревьям сада,
     Пусть ласково прошелестит по листьям -
     Вот вся моя отрада.




        НАША НОВАЯ ДЕРЖАВА

     Это - Новая Держава,
     Будь, о Нация, горда:
     Раз Держава - значит, слава
     Ждет тебя, а ты об этом
     Не мечтала никогда!

     Всюду радостей навалом.
     Каждый счастлив быть готов
     В упоенье небывалом, -
     Радость столь же вездесуща,
     Как, допустим, Саваоф.

     Есть дороги, но при этом
     Есть еще и Главный Путь,
     Обеспеченный бюджетом
     И в грядущее ведущий:
     Только как с него свернуть?

     Порт, и пристань, и так далее -
     Перечислить нелегко.
     Впрочем, судна "Португалия"
     Не видать: оно утопло
     Далеко и глубоко.

     Есть отряды... Не возропщем
     И признаемся смелей:
     Не совсем отряды... В общем -
     Это, стало быть, название
     Полицейских патрулей.

     Зависть, злоба - с буквы строчной:
     Убедим весь белый свет,
     Что скорбеть - неправомочно!
     Есть Союз Единства Нации,
     Жаль, как раз единства нет.

     А Империя? Дорогу
     Пролагает большинство
     Христианству, значит - Богу,
     Это делается мягко, -
     Знать бы только для чего.

     О, счастливые годины!
     Совладавши с косной тьмой,
     Аполлон и Марс едины,
     Правя сценою Театра
     (Раньше он служил тюрьмой).

     К Вере путь тяжел и долог;
     Нынче вряд ли кто поймет -
     Где священник, где теолог.
     На Брехне Вранье женато,
     Нет надежды на развод.

     Нас Всевышний не осудит,
     Наши помыслы чисты!
     Сплетня, что жратвы не будет.
     Эскапизм! Возвеселимся!
     Нынче - на обед мечты!




        АНТОНИО ДЕ ОЛИВЕЙРА САЛАЗАР

     Антонио де Оливейра Салазар.
     Три имени - божий дар.
     Антонио, правда, всего лишь Антонио.
     Оливейра, ясно, большая олива.
     Салазар - фамилия, отвлеченный предмет.

     Положенье, казалось бы, равное.
     Но то, в чем значения нет, -
     Имеет значение главное.
     ...
     Ох, господин Салазар-то!
     Весь из сала да из азарта.
     Если сало кто-нибудь съест
     Или останется слишком мало
     Сала,
     То, кроме азарта,
     Ни навара, ни фарта.
     Черт побери!
     Сало кто-то уплел, да в один присест..
     ...

     Пропусти стаканчик,
     Бедный наш тиранчик!
     Тиранчик пить не хочет,
     Он только зубы точит.
     Он, как воду,
     Пьет свободу,
     Он терзаем жаждой!
     Так, что на базаре
     Прячет свой товар торговец каждый.

     Сущий болванчик
     Наш тиранчик!
     Мой-то братанчик
     Выслан на гвинейские берега.
     Все расчеты с крестным моим папашей -
     В Лимоейро, обители нашей,
     Тут, рядом, за углом.
     Известно лишь то, что сидит поделом.
     Но мы начеку!
     Достоверное произреку:

     Будет чем утешиться
     На нашем веку.
     Ведь наш болванчик,
     То бишь наш тиранчик,
     Не то что не выпьет вина стаканчик,
     Он не пьет ни чайку,
     Ни кофейку!





     === [ ИЗ СБОРНИКА "35 СОНЕТОВ" ] ============================


        1
     Ни взгляд, ни разговор, ни письмена
     Нас передать не могут. Наша суть
     Не может в книгу быть заключена.
     Душа к душе найти не в силах путь.

     Бессмысленно желанье: без конца
     Пытаться о себе сплести рассказ.
     Как прежде, связи лишены сердца,
     И сущности души не видит глаз.

     Меж душами не создадут моста
     Ни колкость, ни софизм, ни каламбур,
     Передавая мысль, солгут уста,
     Рассудок слаб и косен чересчур.

     Мы - сновиденья, зримые душой,
     И непостижен сон души чужой.



        2
     Когда б не плотским оком обозреть
     Живую долю прелести земной.
     Я полагаю, блага жизни впредь
     Предстанут только ширмой расписной.

     Непреходящих форм в природе нет,
     Непостижима Истина извне.
     Возможно, мир - всего лишь странный бред,
     Глазам закрытым явленный во сне.

     Где жизни подтверждение? Нигде.
     Все - лишь обманный сумрак бытия,
     И ложь сравнения - в ее вреде
     Сомнений нет. И ощущаю я

     Лишь тело, что погрязло в маете,
     И ненависть души к своей мечте.


        9
     Бездействие, возвышенный удел!
     Бездействую, сгорая со стыда.
     Сколь сильно бы трудиться ни хотел -
     Не приступаю к делу никогда.

     Как лютый зверь, забравшийся в нору,
     Бездействием томлюсь, оцепенев:
     Впадаю в безысходную хандру
     И на нее же низвергаю гнев.

     Так путнику не выйти из песка,
     Из ласковых, предательских зыбей:
     Вотще за воздух держится рука,
     Она слаба, а мысль еще слабей.

     Иной судьбы не знаю искони:
     Средь мертвых дел за днями длятся дни.


        11
     Людские души - те же корабли,
     Скользящие по вспененным волнам.
     Мы тем верней доходим до земли,
     Чем больше тягот выпадает нам.

     И если шторм в безумье одичал -
     Грохочет сердце, наполняя грудь.
     Чем с каждым часом далее отчал,
     Тем ближе порт, куда нацелен путь.

     Мы пожинаем знание с лихвой,
     Там, где лишь смерть маячила сперва.
     Нам ведомо - за бездной штормовой
     Встает небес далеких синева.

     Черед за малым: чтоб от слов людских
     Меняли путь громады волн морских.



        14
     Родясь в ночи, до утра гибнем мы,
     Один лишь мрак успев познать вполне.
     Откуда же у нас, питомцев тьмы,
     Берется мысль о лучезарном дне?

     Да, это звезд слепые огоньки
     Наводят нас на чуть заметный след,
     Сквозь маску ночи смотрят их зрачки,
     Сказать не в силах, что такое свет.

     Зачем такую крохотную весть
     Во искушенье небо нам дало?
     Зачем всегда должны мы предпочесть
     Большому небу - то, что так мало?

     Длиннеет ночь, рассудок наш дразня,
     И в темноте смутнеет образ дня.


        22
     Моя душа - египтян череда,
     Блюдущая неведомый устав.
     Кто сделал эту роспись и когда,
     Сработал склеп, поставил кенотаф?

     Но что б ни значил этот ритуал,
     Он, несомненно, вдвое старше тех,
     Кто на Земле близ Господа стоял,
     Кто в знанье видел величайший грех.

     Я действо древнее хочу порой
     Постичь сквозь вековую немоту -
     Но вижу лишь людей застывший строй
     И смысла ни на миг не обрету.

     И память столь же бесполезна мне,
     Как лицезренье фрески на стене.



        28
     Шипит волна, в пути меняя цвет,
     Чтоб пеной стать и на песке осесть.
     Не может быть, чтоб это не был бред,
     Но где-то есть же то, что все же есть!

     Лазурь - ив глубине и в вышине, -
     Которую в душе боготворим, -
     Лишь странный образ, явленный извне:
     Он невозможен, потому что зрим.

     Хоть жаль почесть реальностью пустой
     Весь этот яркий, грубо-вещный сон,
     Я пью мечту - магический настой:
     Пусть к истине меня приблизит он.

     И отметаю, горечь затая,
     Всеобщий сон людского бытия.



        31
     Я старше времени во много раз,
     Взрослей во много раз, чем мир земной.
     Я позабыл о родине сейчас,
     Но родина по-прежнему со мной.

     Как часто посреди земных забот
     И суеты - случайно, на бегу
     Передо мною образ предстает
     Страны, которой вспомнить не могу.

     Мечты ребячьей свет и тяжкий груз,
     Его не отмету, покуда жив:
     Все обретает струй летейских вкус,
     И целый мир становится фальшив.

     Надежды нет, меня объемлет мрак -
     Но что, как не надежда, мой маяк?




     [ АНТИНОЙ ]

     Как дождь, душа дрожала Адриана.
     Был отрок тих
     В испарине последнего тумана,
     И зренье Адриана страх постиг
     Затменьем смерти, павшим в этот миг.

     Был отрок тих, во мрак свернулся свет -
     И дождь долбил и был как скверный бред
     Убийцы - перепуганной Природы.
     Прошло очарованье прежних лет,
     Врата восторга затворили входы.

     О руки, к Адриановым рукам
     Тянувшиеся, - сколь сегодня стылы!
     О волосы, привычные к венкам!
     О взор, своей не ведающий силы!
     О тело - то ли девы, то ли нет, -
     Божественный посул земного счастья!
     О губы, чей вишневый вешний цвет
     Таил секрет любви и сладострастья!

     Перстов неописуемый язык!
     И влажный зов, каким звучал язык!
     И полная победа совершенства
     В самодержавном скипетре блаженства!
     Отныне все - тоска, туман, обман
     И небыль. Дождь стихает. Адриан
     Склоняется над телом. Горе гневно:

     Нам жизнь даруют боги - и берут,
     И красоту, создав ее, крадут, -
     Но самый плач щемит в груди плачевно:
     Объемлет стон грядущие века,
     И боль в душе настолько велика,
     Что нас не оставляет повседневно.

     Он мертв и не вернется никогда.
     Сама Венера, зная Антиноя
     И зная - он погублен навсегда,
     Былые по Адонису печали
     Смещала с Адриановой тоскою.
     Но все слова любви бессильны стали.

     И Аполлон поник, когда объяли -
     Уж не само ль объятье? - холода.
     Соски его двуглавою горою
     Лобзаний позабудут горный снег,
     Застынет кровь в теснине прежних нег,
     Твердыня страсти станет грудой льда.
     Тепло не ощутит тепла другого -
     И руки на затылке не скрестит,
     Когда, навскрыт распахнут и раскрыт,
     Всем телом ждешь касания чужого.

     Дождь падает, а отрок возлежит,
     Как будто позабыв уроки страсти,
     Но ожидая: обожжет она
     Внезапным возвращеньем. Надлежит
     Былому жару быть у льда во власти.
     Не плоть, а пепел; смерть сильнее сна.

     Как быть отныне с жизнью Адриану?
     С империей? Чем горе превозмочь?
     Кому запеть блаженную осанну?
     Настала ночь -
     И новых нег не чаешь и невмочь.
     Ночь вдовствует на ложе одиноком,
     Сиротствует не ждущий ночи день,
     Уста сомкнулись, только ненароком
     На миг окликнув на пути далеком
     В объятья смерти схваченную тень.

     Блуждают руки, радость уронив.
     Дождь кончился, не ведаешь, давно ли,
     В нагое тело тусклый взор вперив.
     Лежит он, наготу полуприкрыв
     Движеньем сладострастья, а не боли.
     Он, возбуждавший страсть и поневоле,
     Любое пресыщенье претворив
     В любовный нескончаемый порыв.

     Его уста и руки поспешали,
     Куда едва за ним ты поспевал.
     Казалось: он тебя опустошал.
     Усталости не ведая, печали
     И чувства. Он тебя околдовал,
     И наставал карнальный карнавал,
     Взывая окончаньем о начале.

     "Любовь моя как пленница была
     И в муках отдавалась и брала,
     И боль свила гнездо в ее глубинах.
     Тебя похоронил великий Нил
     И выдал нам - и смерть зажала в львиных
     Объятиях превыше наших сил".
     И с этой мыслью страсть его (а страсть -

     Всего лишь память о страстях минувших)
     Очнулась победительно в уснувших
     Бессильно чреслах и взыграла всласть.
     Мертвец восстал, и ожил, и, все ближе,
     Все ближе подходя, манил на ложе -
     И смертью не смиренная рука
     Проведала все подступы и входы
     Туда, где плоть не ведает свободы, -
     Нежна, неосязаемо легка...
     Парфянцы, вы жестоки и бесстыжи!

     И вот припал к влюбленному влюбленный,
     И оба стали стылы и мертвы
     В слиянности, столь неопределенной,
     Что каждый поцелуй их воспаленный
     Был ледяным ожогом, и, увы,
     Как тени были оба, как волхвы,
     Как дух живой и дух непогребенный
     Был каждый - и витал речной травы
     Вкус на устах, ленивой и зеленой.

     Туман или иная пелена,
     Меж Антиноем пав и Адрианом,
     Дышать им не давали. И, влажна,
     Скользила по округлостям желанным
     Рука, в них вызвать пламя не вольна;
     Бог умер, бог казался деревянным!

     Он взор воздел и руку в небеса,
     Но боги были символ безучастья,
     Иль их неразличимы голоса.
     Бессмертные! Свою отрину власть я!
     В пустыню я навеки удалюсь,
     Меж варваров простым рабом представлюсь, -
     Лишь с отроком, прошу вас, не прощусь,
     Покуда сам покойно не преставлюсь.

     Податливую женственность земли
     Избудьте, не изведав сожаленья.
     Но ты, Юпитер, внемлющий вдали,
     Ты, юноше отдавший предпочтенье
     Пред девою, во имя восполненья
     Того, чем губы Гебы не могли
     Откликнуться желаньям в исполненье, -
     Отринь, отец богов, бездушный прах
     Постылой женской плоти - ив мирах
     Восставь, поставь над ними Ганимеда!
     Иль сжал уже в завистливых руках
     Ты Антиноя? В том твоя победа?

     Котенком он играл с мужским желаньем
     И с отроческим - то их сочетая,
     То чередуя, - и игра такая,
     Где промедленье сходно с обладаньем,
     Где загляденье слитно с упоеньем,
     Неведенье чревато нападеньем,
     Разнузданность лукава обузданьем,
     Игра - игрой, волнение - волненьем, -
     Часам давала волю, как мгновеньям,
     И сочетала малость с мирозданьем.

     Часы струились из сплетенных рук,
     Лобзаньям срока не было - и пыткам:
     Бил в пальцах вечный ключ то нег, то мук,
     То чашей были губы, то напитком,
     То был туманен, то был чуток взор,
     То чудились призывы, то отпор,
     То был листом распластанным, то свитком.

     Богослуженьем их любовь была -
     И боговоплощеньем это было:
     Над алтарем порой витала мгла,
     Порой светило страсти восходило -
     И матовая мраморность царила
     Богов в пылу, спалившем их дотла.

     Он был Венерой, вышедшей из пены,
     И Аполлоном юно-золотым.
     Юпитером на троне восседал он -
     Влюбленный раб склонялся перед ним.
     И Вакхом победительно ступал он
     В предел мистериально-сокровенный.

     Он был плебеем, подлым и больным,
     В уничиженье высшего величья.
     Все, что угодно, лишь не безразличье!
     Но безразличье овладело им.
     И Адриан блуждает, как в тумане,
     По лабиринту боли и любви.
     Одолевают не воспоминанья,
     А привиденья, образ потеряв.
     То рядом Антиной - лишь позови,
     То изнываешь, пустоту обняв.

     Дождь зарядил с болезнетворной силой,
     И сырость загустела, как тоска.
     И Адриан на свой альков унылый
     Взглянул, как сквозь века, издалека.
     Увидел тело тихое на ложе,
     Себя в слезах над ним увидел тоже
     И в мыслях, не отличных от скорбей,
     Промолвил приговор души своей:

     "Я статую воздвигну на века
     Свидетельством незыблемым тому,
     Каков он был, каким сошел во тьму.
     Такой красе и вечность коротка.
     Божественности подлинную суть
     Она вдохнуть умела мне во грудь, -
     И если смерть и жизнь и страсть затмила, -
     Ваятель одолеет естество
     И возвратит потомкам божество
     Из глубины веков и Нила.

     И статую я эту вознесу
     На высоту невиданной колонны,
     Чтоб времени завистливые стоны
     Не посягнули на ее красу
     Чредой сражений и землетрясений.
     Рок не таков! Богами правит рок,
     Рукою рока часто служит бог,
     И роковых страшится сам гонений, -
     Ни бог, ни рок не смеет в здешний срок
     Сразить уже сраженный ими гений.

     Из прошлого в грядущие века
     Мост нашей страсти белый перекинем.
     Как Рим над миром, в вечности застынем.
     Чтобы потомок понял: высока
     Любовь и бесконечна в небе синем.

     Но подлинной тоски не передашь...
     Ты - обонянья розовая дрожь.
     С зеленым лавром ты безмерно схож
     И с пламенем любви из винных чаш.
     Воистину алтарь повержен наш,
     И ты меня из бездны упрекнешь,
     Мол, пыл бессилен и напрасен раж -
     И ничего из мрака не вернешь, -
     А может, головы не повернешь,
     А может, возвратишься, как мираж,
     И боль мою, кровавую, как нож,
     Глухим ножнам отчаянья предашь".

     Как тщетно ожидающий свиданья,
     По анфиладам собственной души
     Он мечется - то полон упованья,
     То ужаса - и муки хороши,
     Чтоб время скоротать в такой тиши.

     Там, где сошлись любовь и смерть, - туман.
     Там, где в любовь проникла смерть, - неясность
     Опасность превратилась в безопасность,
     А безопасность - в морок и обман, -
     И пустоты прекрасный истукан
     Вдохнул огонь в минутную безгласность.

     "Мне твой удел внушил иную страсть -
     По вечности великую печаль:
     Достойна ль императорская власть
     Державного стремленья ввысь и вдаль -
     Туда, где боги, жизни не поправ,
     Но подлинную жизнь даруя ей,
     Тебя скрывают в вечности своей -
     Еще прекрасней, но не столь желанным,
     Как некогда любим был Адрианом, -
     И ждет забвенье всех земных забав?

     Любимый мой, любимый мой, ты - бог!
     Ты бог уже - так я велю и жажду!
     Не жажду, не велю, а вижу - в срок,
     Отмеренный богами, нашу жажду
     Любви переливающими в чаши,
     Где пламенем горят желанья наши,
     Где жизнь - не только в жизнь заточена,
     И чувство не повязано на чувство,
     Где и желанье - только лишь искусство
     Желать того, чем боль обделена,
     Иначе бы звалась она блаженством.
     Ты на Олимпе - и завершена
     Земная жизнь небесным совершенством.

     Душа моя, как птица, запоет.
     Надежда к ней направится с небес
     С известием: зла не содеял тот,
     Кто вовсе не попал в водоворот,
     А лишь в бессмертье собственном исчез.
     Любимый мой! Мой бог! О, дай прильнуть
     К твоим остылым мертвенно устам.
     Они как пламя в вечности. Ведь там
     Земную смерть дано перечеркнуть.

     Не будь Олимпа, я б его сложил
     По камушку - и там тебе служил -
     Единственному богу и один -
     Превыше всех заоблачных вершин.
     Божествен был тогда бы космос наш
     Любви и поклоненья. Мир вдвоем -
     И вечность бесконечная кругом,
     И прошлое - лишь призрачный мираж...

     Но вся твоя божественная сила -
     Есть плоть твоя, изваянная мной, -
     И если плоть победно покорила
     И если победила мир земной,
     То страсть моя была тому виной -
     Та страсть, что вознесла тебя превыше
     Затменья, и забвенья, и затишья,
     Из праха вырвав горькою ценой.
     Полки молитв моих полны тобой:
     Не ты, а мощь их - вот что небу мило.

     Создатель твой, а не любовник твой,
     Созданье я любил, а не находку -
     Любил твой облик и твою походку,
     Тебя любил, но более - себя,
     И, возроптав, склоняюсь все же кротко
     Пред тою, что и губит не губя.

     Любимый мой, любимый мой! На Небо
     Моей великой властью вознесен
     Там кравчий Ганимед, там он и Геба
     Поникнут пред тобой! Но будь влюблен -
     В божественной телесности отныне -
     И в тех, кого найдешь в небесной сини,
     В старейших небожителей... Не там,
     А здесь тебе воздвигнут будет храм!

     Но истинно бессмертным изваяньем
     Не мрамор станет или же гранит,
     А боль моя, которая кричит,
     Проникнувшись неслыханным страданьем, -
     Кричит, чтоб стать всеобщим достояньем.
     Пусть боль моя и память о былом
     Предстанут обнаженным божеством
     Над Времени великим океаном.
     Одни сочтут такое горе странным,
     Другие - непростительным грехом,
     И, красоту земную ненавидя,
     Рванутся в оскорбленье и в обиде
     С холодным оскопительным ножом
     К тому, в ком подражателя найдем, -
     Но весь Восток Любви своим восходом
     Сиять во мраке будет год за годом,
     И боги снидут в мир, как мы вдвоем.

     Не ты один поник, а мы с тобой.
     Любовь образовала двуединство
     И в узел плоть стянула - столь тугой,
     Что жизнь стряхнула пошлое бесчинство,
     Божественной омывшись чистотой, -
     Не признавая никакой другой.

     Но не душой - глазами смотрят люди,
     Лишь мрамор им внушает мысль о чуде,
     Тогда как плоть - лишь трепет вожделенья,

     Поэтому во мрамор облеку
     Мою невыразимую тоску,
     Печаль утраты, тяжесть сожаленья.
     Столь много было на моем веку
     Достойного любви и поклоненья,
     Что зов фанфар услышат поколенья,
     Зов от материка к материку;
     Любовь и боль - цепи единой звенья,
     Свет вечности - не ровня светлячку.

     Двойным напоминаньем мы застынем;
     Обнявшись, мы друг друга не покинем,
     Хоть не в прикосновенье суть любви.
     Нас видеть будут люди, будут боги,
     Века на нескончаемой дороге
     Узнают очертания твои.
     Ты Золотого века будешь эхо,
     Его возврата будешь знак и веха.

     Дни кончатся, Юпитер вновь родится
     И кравчим станет снова Ганимед -
     Но наш союз, взаимный наш обет
     В мирах превыше сроков укрепится -
     Дано любви продлиться, -
     И даже если сгинет белый свет
     И станут прахом мрамор и гранит,
     Над прахом будет веять вышний свет,
     И небо наши тени сохранит,
     И все, что было с нами, повторится".
     Дождь не кончался. Наступала тьма,
     Любому чувству веки опуская
     И самый ум души сводя с ума.
     Ночь наставала, длилась, наставая.
     Забылся Адриан, уже не зная,
     Не понимая, где он и зачем,
     И голос скорби стал не глух, а нем,
     Все отошло, ушло, свернулось в свиток,
     Дрожа вдали, как круглая луна,
     Когда ущербом кажется избыток...

     Бесчувственна была и холодна
     Рука, надбровья пальцами терзая.
     Глаза закрыты были. И, теряя
     Связь с явью, силуэты полусна
     Струились. Он хрипел и, значит, жил.
     И ветер оглашал потемки воем,
     И душу он вытягивал из жил.
     Спал император.
     Боги, он забыл!
     Берите же порывом мощных крыл
     Блаженный груз, проникнутый покоем.



     === [ АЛБЕРТО КАЭЙРО ] ====================================


        ПАСТУХ

     В жизни ни разу не пас я стада.
     А все мне кажется - пас когда-то.
     Моя душа, как пастух прилежный,
     Близко знакома с солнцем и ветром
     И, подчиняясь времени года,
     Бродит, вдаль напряженно глядя.
     Мир безлюдной этой природы
     Со мной в согласии пребывает.
     Лишь позже я становлюсь печальным,
     Когда солнце, как кажется нам, уходит,
     И тянет холодом из долины,
     И ночь наступающая влетает,
     Словно бабочка, к нам в окошко.

     Впрочем, печаль моя, она спокойна,
     Ибо естественна в своей сути -
     Лишь ею и должно наполнить душу,
     Когда ухе знаешь о ней, и руки
     Обрывают цветы, хотя ей об этом
     Ни за что на свете не догадаться.

     От звона бубенчиков, зазвеневших
     Где-то за поворотом дороги,
     Вмиг благодать на меня нисходит.
     Одно только жаль - что я о ней знаю,
     Потому что, когда б я о ней не ведал,
     Мои мысли, полные благодати,
     Отзывались бы радостью, а не грустью.

     Беспокойные мысли - они как дорога,
     На которой все время и дождь и ветер.

     У меня ни стремлений нет, ни желаний.
     И не в том моя цель, чтобы быть поэтом.
     Это просто мой способ быть одиноким.
     Ну, а если мне хочется временами
     На мгновенье представить себя барашком
     (Или даже целым огромным стадом,
     На заре рассыпавшимся по склону,
     Или тысячью разных вещей счастливых) -
     Это лишь оттого, что я сам ощущаю
     Все, о чем я пишу на закате или
     Когда туча свет прикрывает лапой
     И по траве пробегает молчанье.
     Когда я сижу, стихи сочиняя,
     Или тихо по горной бреду тропинке
     И пишу стихи свои на бумаге,
     Воображаемой лишь условно, -
     Я ощущаю в руках своих посох
     И вижу свой силуэт, одиноко
     Маячащий где-нибудь на вершине.
     Когда я поглядываю на стадо,
     Я вижу собственные свои мысли,
     А когда я заглядываю в свои мысли,
     Я вижу стадо свое и смутно
     Тогда улыбаюсь, как тот, кто смысла
     Собственной речи не понимает,
     А лишь притворяется, что понимает.

     Приветствую всех, кто меня читает.
     Я молча снимаю пред ними шляпу,
     Когда по дороге ползет телега
     И они замечают меня у двери.
     Я приветствую их, я желаю им солнца,
     А также дождя, когда дождь им нужен,

     А также чтоб возле окна в их доме
     Всегда стоял бы их стул любимый,
     На котором они, удобно усевшись,
     Под вечер стихи бы мои читали.
     И чтобы, читая стихи, считали,
     Что я тоже некая часть природы,
     Вроде старого дерева, под которым
     В своем давнем детстве, уже забытом;
     Наигравшись вдоволь, они сидели,
     Утирая лоб свой разгоряченный
     Рукавом полосатой своей рубашки.







        x x x

     Из моей деревни глазу открывается такой простор,
     словно из вселенной.
     А раз так, то моя деревня не меньше целой страны,
     Значит, и я столь же велик, как то, что мне видно,
     А не такой, как на самом деле...
     Просто в городе жизнь ростом поменьше,
     Чем в