моя приятельница. - Весной бывает тоска и бессонница и я много плачу. А помню, когда-то, когда была девочкой, я любила ее. Я много спала весной - и ночью и днем. Особенно сладко спалось днем. А сны какие бывали! Ветер утих. Облака плыли, как во сне. Солнце таяло за белым, густым облаком. - Какие же сны бывали у вас? - Вот как эти облака. Быстрые, беспорядочные и непрерывные. И такие же тяжелые и бурные, как облака. ИЗУМРУДНЫЙ ОСТРОВ  Из путевых очерков "По Ирландии" I  После долгого и безвыездного пребывания в Англии ничто не может так сильно освежить душу, как прогулка по вольной и пуст<ынной?> Ирландии. Я проделал около сотни миль пешком, странствуя по берегам величественного Шаннона, и мне казалось, что я уехал из Лондона давным-давно, лет десять тому назад, и нахожусь на расстоянии многих тысяч миль от Англии. Я отправился не в протестантский Ольстер, не в Белфаст, куда устремляются ныне десятки и сотни корреспондентов {1}, даже не в Дублин, центр национально-католической Ирландии, где также бьет ключом политическая жизнь, а на юг и на запад страны, в один из глухих углов. Незадолго пред моей поездкой туда я слышал беседу нескольких англичан, друзей Ирландии. Один из них пел старую ирландскую песню: Картофель уродился у нас мелкий и редкий На холмах, на холмах. Мы роем его в листопад, Мы роем его в листопад, Полные тревоги, Полные тревоги. О, я хотел бы, чтобы мы все были... гуси... <Ночью и днем, Ночью и днем.> О, я хотел бы, чтобы мы все были гуси. Ибо они клюют зерно в тишине и покое, Пока не приходит для них смертный час... Смертный час. Мелодия покорно-грустная и ленивая. Ирландия пережила на своем веку очень трудные и грустные времена: преследования, голод, нужду. Огромные просторы ее пустынны и невозделаны. Восьмая часть страны занята болотами. Картофель - главная пища ирландцев, и неурожай его мог породить не одну песню скорби и отчаяния - наподобие той, какую мне привелось услышать. - Правда, население Ирландии небогато, - сказал один из моих собеседников-англичан. - А между тем почва там очень плодородная. С восьмидесятых годов прошлого столетия парламент занимается очень серьезными земельными реформами в Ирландии. Чуть ли не три четверти земли выкуплено у лордов и предоставлено земледельцам на самых льготных условиях {2}. Для бедноты строятся прекрасные коттеджи, за которые они выплачивают очень небольшие проценты. Иной платит за свой участок земли два - пять шиллингов в год - и все-таки жалуется. Иной раз они жалуются неискренне, не всерьез. В этом проявляется особый юмор ирландцев. - Говорят, что ирландцы ленивы, - заметил другой англичанин, - между тем в Америке, где их в десять раз больше, чем на родине, они отлично преуспевают, богатеют и играют большую роль в политической и общественной жизни. Некоторые полагают, что влажно-теплый климат их родины повинен в этой бездеятельности и лени населения. А может быть, в этом виновата вековая борьба и вековые преследования. - Непременно побывайте в Ирландии, - посоветовал мне один из моих собеседников, - вы почувствуете себя там на полной воле. Ирландцы не признают правил, законов. В вагонах железных дорог набивается такое количество людей, которое явно противоречит числу пассажиров, обозначенных в уставе. Вот вам пример ирландской точности и аккуратности. На одной из веток железной дороги поезд подходит к пересечению линий. Там ворота - шлагбаум. Поезд издали дает свисток. Но сторожа на месте не оказывается: ушел по своим делам. После нескольких тщетных призывов поезд дает задний ход, а затем налетает на ветхое заграждение и сшибает его. Вот что бывает в Ирландии. - Но какой это добрый, гостеприимный и поэтичный народ, - единодушно вырывается у всех. Мне уже не раз приходилось слышать об этой стороне характера ирландцев, я знаю их легенды. Одна из них рассказывает о четырех всадниках (The riders of the Shee {Всадники из Ши (англ.).}), которые стерегут весь мир, объезжая его кругом днем и ночью и держа в руках четыре древних символа: кольцо, чашу, голубя и крест. Я слышал песни ирландцев. К сожалению, их маленькая "галльская арфа" давно уже перестала быть национальным инструментом в их стране. Теперь ее можно увидеть только у какого-нибудь редкого любителя музыки или любителя старины. II  Фишгардский экспресс примчал меня, пролетая сквозь туннели и не останавливаясь на станциях, в Фишгард. За окнами мелькали синие "сахарные головы" уэлльских гор. Из Фишгарда до Росслера, ирландской гавани, установлен самый короткий из всех рейсов, которые только имеются между Англией и Ирландией: всего 2 3/4 часа. Но и в этот короткий период бурное и своенравное Ирландское море дает себя почувствовать. Пароход подбрасывает, как футбольный мяч. Брызги перелетают через палубу, и у пассажиров остается на губах едкий, соленый привкус. Но вот и невысокий берег Росслерской гавани. После стремительного экспресса и плавания по бурному морю приятно отдохнуть в покойном и неторопливом поезде ирландской железной дороги. За окнами - мирная зеленая равнина, озаренная закатом, догорающим за покатыми холмами на горизонте. Вот они - просторы, где трудятся земледельцы, терпеливо идущие за плугом. Деревни с избами, крытыми соломой. Стада, вольно бродящие по диким пастбищам без присмотра пастухов. Даже в вагоне царит настроение, какого не бывает в английских вагонах. Там пассажиры редко вступают в разговор. Читают газету или смотрят в окно. Здесь же очень быстро завязывается всеобщая беседа. Старушка с дочерью возвращаются из Англии и ругают англичан и все английское. К ним присоединяется старая дева, учительница, пользующаяся случаем провести параллель между Ирландией и Англией, обычаями и нравами обеих стран. - Мама ни за что не хотела оставаться в Англии, - говорит бледная девушка. - Мне лично нравилось там жить. Англичане живут богаче и веселее. Но мама настояла на своем. Старушка на вид кроткая-прекроткая. Но видно, что у нее хватило решимости и упорства для того, чтобы настоять на возвращении на родину. Губы у нее крепко сжаты, а на лбу упрямая морщинка. Она добилась своего и выглядит довольной и умиротворенной. - Англичане очень много едят. Ах, как они много едят. И всегда мясо. - У англичан нет никакой религии. Вот только в церковь ходят по воскресеньям. - Это правда, совершенная правда! - восклицает учительница. - Я часто дразнила моих знакомых англичан тем, что их разводы недействительны. Их религия допускает развод, но ведь мы, католики, знаем, что никто не может развести супругов помимо святого престола. Я говорила одной даме, которая развелась и снова вышла замуж, что у нее теперь два мужа. - Англичане ужасно любят деньги. Кто-то, защищая англичан, говорит, что они энергичны, культурны и свободны от суеверий - между тем ирландцы до сих пор верят в фей и ведьм. - Мама верит, - говорит бледная девушка. Кроткая "мама" улыбается и кивает головой. - Да, я верю. - Какие же они бывают - феи? - спрашиваю я. - Разные: добрые и злые, светлые и темные. - А где они живут? - В пещерах, в лесу, да и в домах иногда, - отвечает старушка, улыбаясь... Кто-то противопоставляет немузыкальность англичан музыкальности ирландцев. По этому случаю пожилая учительница даже спела куплет одной народной песни: Ах, продам тебя я, прялка. Я продам веретено. Мне себя самой не жалко, Жизнь иль смерть - мне все равно. Я мог бы проездить по английским железным дорогам десяток лет, а не услышал бы песни - особенно из уст старой девы... В этот день я приехал в большой город Лимерик, где я рассчитывал переночевать перед тем, как отправиться в путь - по левому берегу реки Шаннон. Рано утром я вышел побродить по улицам и заглянул в парк. У необычайно высокого памятника с классически задрапированной фигурой на скамье сидел молодой человек. - Чей это памятник? - полюбопытствовал я. - Сторонника Унии между Англией и Ирландией {3}, Сиринг Раиса. Памятник, правда, красивый, но лучше бы он не стоял здесь. Вот было бы время убрать его... теперь, когда гомруль станет законом и уния тысяча восьмисотого года будет уничтожена. Худощавый молодой человек произнес эти слова очень Энергично. Впалые глаза его засветились гневным огоньком. Я сообщил ему, что я иностранец и нахожусь в Ирландии впервые. Молодой человек счел своим долгом прочесть мне целую лекцию об Ирландии и ее прошлом. Об англичанах и их политике в Ирландии он говорил с озлоблением, весь дрожа. В воздухе веяло сыростью и ранней прохладой, и этим можно было отчасти объяснить дрожь моего собеседника, который был в легком пиджачке без пальто. Я спросил его: - Примирит ли вас с Англией ваша автономия? - Не знаю, не думаю, - увлеченно ответил молодой человек, - века преследований не забываются. Мы все были бы счастливы, если бы какая-нибудь держава отторгла нас от Англии... Сколько способностей и дарований погибало и погибает в нашей стране даром. Сколько естественных богатств не использовано из-за религиозной вражды. Капиталы находятся, главным образом, у протестантов. Все крупные фермы в их руках. Вот отчего нашей молодежи так трудно пробивать себе дорогу. Вы побродите по Ирландии, вы узнаете и полюбите наш народ. О, это прекрасный народ. Пойдите в наши доки здесь в Лимерике, и вы услышите много глубоких и остроумных вещей, каких бы не сказал никакой писатель или профессор. Ни одного бранного слова вы не услышите в наших тихих доках. На днях я прихожу на почту рано утром. Вижу, стоят двое рабочих-грузчиков. Дрожат от холода. "Что, спрашивают, пришли ли газеты. Мы хотим узнать результат голосования в Палате общин после второго чтения гомруля" {4}. А еще говорят, что наше простонародье не интересуется гомрулем. Городские часы пробили девять. Молодой человек, еще не остывший от недавнего волнения, поплелся на службу. Город давно проснулся. По улицам ходили женщины в черных шалях - без шляп. (В Англии последняя прачка или деревенская жительница выходят на улицу не иначе, как в шляпке. Даже цыганки - и те носят шляпы!) На почте ко мне подошел высокий, прямой старик и сказал мне строго и просто: - Пишите мне телеграмму, - и не дожидаясь моего согласия, продиктовал: - "Килдайсарт. О'Селливану. Везти ли телят на базар или оставить их дома". После высоко просвещенной Англии меня даже тронул этот экземпляр неграмотности, невежества. Старик напомнил мне родную мне Россию... Мой утренний знакомый был прав. Доки Лимерика оказались необычно тихими. Ни гулкой брани, ни выкриков. Добродушные грузчики вели за работой тихую беседу, столь несвойственную людям их профессии: будто старушки у камина. Если в воздухе и слышались здесь какие-нибудь крики, то они принадлежали чайкам, галкам и воронам, носившимся над доками. Снежно-белые и черные птицы мелькали над водой и кружились над мачтами парусных судов, прибывших издалека. ВЕРБЛЮД И СВИНЬЯ  Верблюд сказал: - Я рад, что у меня длинные ноги и длинная шея. Это очень удобно. Свинья сказала: - А я рада, что у меня короткие ноги и короткая шея. Это гораздо удобнее. Верблюд сказал: - Давай поспорим. Если ты окажешься права, я отдам тебе свой горб. Свинья сказала: - Давай. Если ты окажешься прав, я отдам тебе свой пятачок! -- Ладно! - сказала свинья. - Идет! - сказал верблюд. Они пошли вместе и остановились у сада. Сад был обнесен низкой оградой, а калитки не было. Верблюд, не долго думая, вытянул шею и стал срывать с веток сладкие плоды. А свинье ничего не досталось. Верблюд позавтракал и сказал свинье: - Ну, кто из нас прав? - Пойдем дальше! - сказала свинья. Пошли дальше и пришли к огороду. Вокруг огорода была очень высокая ограда, а калитка была очень низенькая. Свинья вошла в огород и стала есть вкусные овощи, которые росли на земле. А верблюд не мог войти и остался за оградой. Свинья пообедала и, выйдя из калитки, сказала верблюду: - Ну, кто из нас прав? Спорили они, спорили да и порешили, что верблюд останется со своим горбом, а свинья со своим рылом. ЗАМОК ИНЧИКУИНА  Я учился в английском колледже. Был у нас рыжий студент, потомок древних ирландских королей. Звали его Инчикуин. Ему было всего шестнадцать лет. Мы с ним учились вместе целый год, а никогда не разговаривали. У него было всего два приятеля - с ними он ездил верхом по парку каждое утро перед завтраком. А на других студентов и смотреть не хотел. Как-то раз я вышел после лекции в сад. Было это весной, солнце начинало припекать. Вижу - на скамейке сидит Инчикуин, без шапки, в руках держит книжку. Ветерок растрепал его рыжий пробор. - Проклятая латынь! - бормочет Инчикуин, наморщив маленький лоб. Я молчу. Инчикуин вынул изо рта трубку и говорит сквозь Зубы: - Послушайте, вы что-нибудь смыслите в латыни? Будь я проклят, если когда-нибудь пойму хоть одну латинскую строчку. - Давайте, я вам помогу, - сказал я и быстро перевел ему несколько строк. - О, - сказал Инчикуин, - вы, иностранцы, дьявольски умный народ! А для меня латынь все равно что готтентотский язык. Пожалуйста, переведите еще раз, я запишу. Ничего не поделаешь - пришлось продиктовать ему страницу из Овидия. Он то и дело прерывал меня и спрашивал, как пишутся слова. - Да ведь я диктую вам не по-латыни, а по-английски - на вашем же родном языке! Инчикуин не смутился и сказал очень весело: - Будь я проклят, если я когда-нибудь одолею английское правописание! Для меня это китайская грамота! После этого случая не только Инчикуин, но и его товарищи стали при встрече улыбаться мне. Я часто слышал, как они говорят между собой: - О, эти иностранцы - чертовски умный народ! Жарят Овидия, как "Отче наш". ----- Однажды я сидел в нашей маленькой тихой университетской библиотеке. Инчикуин вошел в комнату, перелистал журнал "Хоккей", а потом от нечего делать подсел к моему столику. В библиотеке нельзя было курить - поэтому он держал во рту потухшую трубку. - Слушайте, - сказал он, - знали ли вы в России одного человека, я забыл его фамилию. Кончается на "ский"... Славный парень, ростом в шесть футов! Я ничего не мог ему ответить, но он и не ждал моего ответа. - Слушайте, - сказал он опять. - А знакомы ли вы с русским царем, то есть я хочу сказать - бываете ли во дворце? Я в прошлом году видел вашего великого князя. Позабыл только, как его зовут. Кажется, Михайловна. ----- Я очень любил читать книги о средневековых рыцарях. Инчикуин увидел у меня в руках книгу, которая называлась "Ирландский замок". На первой странице были изображены развалины замка с деревьями на крыше. - О, - сказал Инчикуин, - у меня у самого есть в Ирландии замок. Ему восемьсот двадцать три года. - А башни уцелели? - спросил я. - Да, башни, подъемный мост и все прочее. На реке Шаннон, недалеко от деревни Килдайсарт. Красивый вид. Приезжайте посмотреть. Только мы живем не в замке, а в двух милях от него. У меня дома отличные лошади. Читали вы в газетах о Ирландской Девушке, которая взяла приз на Дерби? Это моя кобыла. Я записал адрес Инчикуина на обложке "Ирландского замка". ----- Летом я жил в английской деревне у подножия высоких гор, похожих на сахарные головы. Гладко вымощенная, будто полированная дорога проходила через деревню, а потом вилась в горах. Деревня была чистенькая, уютная, вся увитая розами и диким виноградом. Я жил в небольшом двухэтажном доме, а против моего окна высился столб с блестящей вывеской гостиницы: "Королевская таверна. Автомобильный клуб". По дороге то и дело проезжали автомобили. Зашел я раз в бакалейную лавочку за папиросами "Золбтой мундштук". В лавочке пахло всеми английскими колониями: тут были ящики кофе, какао и корицы, а на стене висели целые ветви желтых, слегка почерневших бананов. Перед прилавком стоял высокий и прямой юноша в роговых очках. Не шевелясь, он смотрел на лавочника в упор и допрашивал его, как следователь. - Лучше всего, - говорил пискливым голосом лавочник, сидя на высокой табуретке, - лучше всего доехать по железной дороге до гавани Фишгард. Оттуда есть пароход в Ирландию, в Росслер. Когда я подошел к прилавку, лавочник весело пропищал: - Доброе утро, сэр. Славная сегодня погода! Вот мистер Робертсон собирается путешествовать по Ирландии - пешком. Забавная страна! Вы подумайте только - Англия с Ирландией составляют одно королевство, а какая разница! Вы там не бывали еще? Я сказал, что давно собираюсь. Высокий молодой человек, не поворачивая головы, сказал мне: - Если хотите, поезжайте со мною. Вдвоем веселее. Вы умеете ходить? Захватите дорожный мешок и будьте у "Королевской таверны" через два часа. Потом он повернулся, оскалил лошадиные зубы и сказал: - Та-та. Так говорят для краткости вместо "гуд бай". "Гуд бай" значит "прощай", а "та-та" что-то вроде нашего "пока". ----- Мы поехали. В поезде мистер Робертсон все время молчал и читал путеводитель, раскрыв маленькую карту. На пароходе он лежал в длинном кресле на палубе. Лицо у него было зеленое, как море зимой. Рот был широко открыт. Шляпу он надвинул на глаза, чтобы не видеть мелких перекатывающихся морских волн. - Как вы чувствуете себя? - спросил я, проходя мимо. - Отлично, великолепно, наслаждаюсь путешест... - попробовал он соврать, но, не кончив слова, закрыл глаза и склонил голову набок. В несколько часов мы переправились через небольшое, но бурное Ирландское море. - Что же, пешком? - спросил я у Робертсона, когда мы с ним сошли на землю. - Да, я признаю только пешее передвижение. Мы пошли по пыльной большой дороге. По одну сторону виднелись круглые холмы, по другую только луга. На лугах паслись овцы без пастухов и собак. По дороге проходили женщины, закутанные в черные платки и похожие на монахинь. Мистер Робертсон опустился у края дороги на камень. - Что с вами? - спросил я. Притворно улыбаясь, он прошептал: - Маленькое головокружение... от свежего воздуха. - А вы можете дальше идти, мистер Робертсон? Все с той же веселой улыбкой он отвечал: - Конечно, могу, но лучше бы поехать. Мимо нас бежал мелкой трусцой ослик, тащивший повозку вроде открытого ящика. В ящике стоял длинный человек в соломенной шляпе и колотил осла палкой. - Ги-ги! - кричал он. - Двигай ногами, дармоед, а то я тебе перешибу спину! - Послушайте! - закричал я ему. - Моему товарищу дурно, не подвезете ли вы нас немного? - Он и меня везти не хочет, - отвечал человек в шляпе. - Садитесь, будем вместе погонять его! Робертсон тяжело грохнулся в повозку, как замороженный труп. Я полез за ним. - А не будет ли ослу тяжело? - спросил я. - Спросите у него, - пробормотал человек в шляпе и ткнул осла дубиной. В это время нас догнала женщина. Из-под черного платка виднелся только край ее красного лба и седые космы волос. - Пьяница! - закричала она. - Посадил черт знает кого, а я должна пешком тащиться! Осел, видимо, испугался крика и поскакал по дороге, как хороший призовой конь. - Вы знаете ее? - спросил я, когда женщина пропала из виду. - Зияю, - спокойно ответил возница. - А кто она такая? - Жена. - Чья жена? - Моя. Осел остановился у маленькой железнодорожной станции. Робертсон стал шарить по карманам. - Что потеряли? - спросил я. Робертсон побледнел и сказал дрожащим голосом: - Путеводитель... Возница посмотрел на Робертсона с испугом и участием. - Оставил в кресле на палубе, - сказал Робертсон. - Проклятое Ирландское море! - Что за беда, Робертсон. Будем путешествовать и без путеводителя. - Как же это можно! - возмутился Робертсон. - Там указаны все замки, церкви, кладбища, все гостиницы, все станции, все дороги шоссейные и проселочные. Я без него не пойду. Придется сесть на поезд. Я даже не знаю, где здесь останавливаются на ночь. А новый путеводитель не во всяком городе найдешь - особенно здесь, в этой дурацкой Ирландии. - В Лимерике найдем, - успокоил я его. Где-то близко свистнул паровоз. Мы торопливо простились с владельцем осла и побежали на станцию. Через несколько минут мы сидели на полинялых диванах в душном маленьком вагоне и мчались на запад Ирландии - в город Лимерик. - Лимерик, - вспоминал Робертсон, - страница сто семьдесят пятая в путеводителе... Кожевенные фабрики, памятник Родсу... Расположен на реке Шаннон. - Шаннон! - закричал я. - Там находится замок студента Инчикуина, потомка ирландских королей. Мы непременно побываем у него. Мы увидим подъемный мост, башни, бойницы, деревья на крыше. - Сначала надо найти путеводитель, - угрюмо, сказал Робертсон. ----- В Лимерике мы хорошо выспались. Робертсон опять повеселел и заходил большими шагами. Под мышкой у него был новенький путеводитель в красном переплете. Мы побывали в доках. Там грузили пароход, но никто при этом не кричал и не суетился. Это была самая тихая пристань в мире. Кричали одни только чайки. - Знаете, Робертсон, - сказал я, - хорошо бы нам сегодня отправиться в деревню Килдайсарт, в замок Инчикуина. - Постойте, - ответил Робертсон, - надо сначала узнать, есть ли на свете такая деревня и такой замок. Он присел на перевернутую лодку и раскрыл свой новенький путеводитель. - Деревня Килдайсарт, - прочел он. - Церковь, кладбище... А никакого замка Инчикуина поблизости нет. Никакого. Есть, правда, замок в окрестностях Лимерика, но совсем в другом направлении. Я обиделся и сказал резко: - Я иду в Килдайсарт. Я хорошо знаю, что замок Инчикуина находится недалеко от деревни Этиа. Хотите - идем вместе, а не хотите - мы можем здесь расстаться. Робертсон притворно улыбнулся и сказал: - Держу пари, что никакого Инчикуина на свете нет. - Нет Инчикуина? Что же, я его выдумал? - Нет, вы просто ошиблись. Его фамилия, вероятно, не так произносится, а может быть, не так пишется. Никакого замка вы не найдете. Пари на фунт табаку? - Идет, - сказал я, - через три дня мы встретимся в Лимерике и увидим, чей табак будем курить. - Отлично, - сказал Робертсон, ласково и ехидно улыбаясь. - Только имейте в виду, что в деревне нет гостиницы и вам негде будет ночевать. - Переночую под деревом или у местных жителей. - Под деревом? - изумился Робертсон. - Разве что под деревом, а у жителей вряд ли. Ну, счастливого пути! Пожимая мне руку, он еще раз улыбнулся. - А где же вы будете ночевать? - крикнул он мне вслед. - В рыцарском замке! - ответил я гордо. ----- Я шел зелеными лугами. Надо мной висели и дрожали, как на резиновых ниточках, жаворонки. Я видел, как они отрывались от земли, а потом падали в траву или в колосья. Только изредка попадался мне домик или церковь. Перед церковью высилось распятие из белого или черного мрамора. Свернув с дороги, я чуть было не утонул с болоте. Сначала я заметил только, что мои сапоги заблестели, а потом у меня под ногами захлюпала и зачмокала трава. Я вернулся на дорогу. "Подвез бы меня кто-нибудь, - подумал я, - а то мне и до вечера в деревню не поспеть". Мимо пробежало несколько осликов с ящиками на колесах - вроде того, в котором мы с Робертсоном тряслись вчера. По ящики были плотно набиты бидонами с молоком. Вдруг сзади послышалось громкое, веселое ржанье. Я обернулся и увидел в столбе пыли большой и высокий экипаж. Должно быть, важная карета. Не подвезет, пожалуй. Да, правда, карета. Везут ее две крупных лошади. Громко щелкают длинные бичи. На козлах два человека. Должно быть, кучер и лакей. Уж не сам ли Инчикуин катит - потомок ирландских королей? Ближе, ближе, - я отхожу в сторону и пропускаю лошадей. Что это значит? Карета без окон! На боковой стенке надпись крупными буквами: ДЖЕЛФС, ДЖЕЛФС И КОМПАНИЯ  ЛУЧШАЯ ПРАЧЕЧНАЯ В ЛИМЕРИКЕ - Простите, - закричал я бородатому кучеру, - не можете ли довезти меня до деревни? - Отчего же нет, - сказал бородач, осаживая лошадей. - Место найдется, а лошади у нас, как видите, не дохлые. Я взобрался на высокое колесо, а оттуда полез на сиденье. Вместо лайся я увидел на козлах маленькую сморщенную старушонку. Я сел между нею и бородачом. Опять щелкнул бич, и мы с грохотом покатили. "Этак мы скоро домчимся", - подумал я, задыхаясь от быстрой езды и от пыли. Но через пять минут фургон остановился у ворот. За железной оградой я увидел великолепный парк. На ветвях каштанов качались, как султаны на цирковых лошадях, белые цветы. По главной аллее, между двумя рядами каштанов, шел важный мужчина в блестящем цилиндре и вел под руку женщину. Сморщенная старушонка скатилась с козел и быстро побежала в ворота, кланяясь на ходу гулявшим по парку людям. Бородач тоже поклонился. Человек в цилиндре пристально посмотрел на меня. Через несколько минут старушка воротилась с громадным узлом. Отодвинув дверцу фургона, она впихнула туда узел, а сама с ловкостью мальчишки взобралась к нам на сиденье. Так вот оно что! Мы собираем по усадьбам грязное белье и развозим господам чистое. Только теперь я это понял. Чем дальше, тем чаще мы останавливались в пути. Когда мы подъехали к седьмым воротам, я решил покинуть прачечный фургон и продолжать путь пешком, хотя солнце уже садилось. Едва только я поставил ногу на колесо, как из ворот вышли несколько молодых людей. Один из них, рыжий, без шляпы, вел на привязи двух рыжих собак. Я посмотрел на него и сразу узнал: Инчикуин. Я хотел было его окликнуть, но в эту минуту проворная старушка скатилась с козел, и обе собаки на нее залаяли. - Тубо, дьяволы! - закричал Инчикуин. - Будь я проклят, если я не утоплю вас сегодня же в грязной луже! - Добрый вечер, Инчикуин, - сказал я. - Добрый вечер, - пробормотал он смущенно, наклоняясь к собакам. Потом он пришел в себя и сказал: - А это вы! Как вы здесь очутились? Куда это вы едете? - Никуда, Инчикуин. Я путешествую по Ирландии. - Путешествуете? А давно ли вы служите в прачечной? Я расхохотался. - Нет, я не служу в прачечной, Инчикуин. Я встретил фургон по дороге и попросил этих людей подвезти меня. Инчикуин посмотрел на своих спутников, будто хотел спросить, верят, ли мне они или не верят. Его спутники - такие же мальчишки, как Инчикуин, - смотрели на меня с любопытством. - Простите, - сказал Инчикуин, наморщив лоб. - Я ничего не понимаю. Люди обыкновенно ездят в каретах, в автомобилях, иногда на велосипедах. Но я никогда, никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь когда-нибудь совершал путешествие в прачечном фургоне! Мне надоели его рассуждения, и я перебил его: - Послушайте, Инчикуин, отчего в путеводителе ничего не говорится о вашем замке? Инчикуин пожал плечами и сказал: - Спросите об этом людей, которые сочиняют путеводители. - А можно ли посмотреть ваш замок? - Сделайте одолжение. - Вы мне дадите ключи от замка? Товарищи Инчикуина переглянулись, а он сердито пробормотал: - Не надо никаких ключей. - А разве замок всегда открыт? - Всегда открыт, - сказал Инчикуин и сейчас же заорал на своих собак: - Молчать, дьяволы! Ни с места! Когда я отошел на далекое расстояние, я услышал голос Инчикуина: - Эй, подождите минутку! Я остановился. - Где вы будете сегодня ночевать? - крикнул Инчикуин. - Буду ночевать в деревне. Спокойной ночи! Мимо меня с грохотом прокатил прачечный фургон. Бородач и старушка ласково кивали мне сверху. ----- Когда я пришел в деревню, уже темнело. Двери в домах были заперты. Только одна дверь была открыта настежь, - толстая женщина выгоняла из дома осла. - Можно у вас переночевать? - спросил я. Женщина покачала головой. - Вам у нас не понравится, - сказала она. - Ничего, понравится! Только найдется ли у вас место? - Место найдется, - сын дома не ночует, теленка в больницу повез. Вот и отлично. Я вошел в дом и огляделся. На полу под навесом тлела кучка торфу, и дым от нее уходил к потолку, где была дыра. Пахло гарью и скотом. Это была старинная курная изба. Я не заметил ни одного окна. Верхняя половина двери открывалась, заменяя окно. По земляному полу бегали цыплята, а из темного угла резко хрюкала, будто резала ножницами жесть, большая свинья. Небогато живут в этой деревне. Я стоял у огня, а хозяйка, миссис Селиван, сложив руки на животе, пристально меня разглядывала. - Скажите, миссис Селиван, далеко ли отсюда замок? - Какой замок? Замок в Дублине. Там живет правительство. - Да нет, старинный замок Инчикуина. Знаете вы его? - А-а-а, - догадалась хозяйка, - ну бог с ним!.. Больше она ни слова не сказала. Свинью на ночь выгнали - так же, как прежде выгнали осла, которого я встретил у входа. Меня заботливо уложили в пристройке - в небольшой клетушке. Проснулся я на рассвете и поспешил выйти на свежий воздух. Толстая хозяйка бегала по двору за курицей. - Где тут у вас можно умыться? - спросил я. - А вон там за домом стоит кадушечка, - сказала хозяйка и ткнула куда-то пальцем. Я скоро нашел кадушечку за домом, но в эту самую минуту из нее пила воду большая черная свинья. Я не стал ей мешать и, махнув рукой, пошел назад в избу. Миссис Селиван накормила меня картошкой. Во время еды я еще раз заговорил с хозяйкой о замке Инчикуина. - Там теперь живут злые феи, - сказала она. - Лучше туда не ходить. - А где это, миссис Селиван? - Я вам покажу дорогу, только ничего хорошего там нет. Вы поверьте мне. После завтрака она показала мне тропинку, а сама вернулась домой. ----- Я долго шел и все всматривался в даль, не видать ли высоких башен с бойницами. Но башен не было. Тропинка кончилась, и я пошел по пустырю, заросшему травой и заваленному грудами камня. Вдруг я услышал не то чиханье, не то фырканье. Я вздрогнул и огляделся кругом. В стороне я увидел остаток стены в два человеческих роста. Кладка была старая, сухая. В стене было два отверстия: одно большое, другое - на самом верху - поменьше. Это были, очевидно, дверь и окно. Опять послышалось фырканье сверху. Будто кто-то оттуда плевался. "Фея! - подумал я. - Фея сердится на меня и плюется". Я отошел от стены на несколько шагов, и только тогда увидел того, кто плевался. Это была худая рыжая кошка. Она злобно водила усами и шипела. К ней прижимался худой рыжий котенок, очень похожий на Инчикуина. А где же ров? Я обнаружил его только тогда, когда оступился и полетел в яму, царапаясь о колючие кусты и камни. Вот и все, что я увидел. Стоило ли ради этого ссориться с Робертсоном и тащиться целый день по пыльной дороге - сначала пешком, а потом на прачечной колеснице! А табак я все-таки выиграл: я нашел замок древних Инчикуинов и унес с собой на память грязный камень, обросший мхом. Через три дня я встретился с Робертсоном в Лимерике. Он сидел за столом в чистеньком номере гостиницы и спокойно читал книгу в красном переплете. Вид у него был свежий и бодрый, а я притащился запыленный, немытый и весь в царапинах. Я положил на стол камень и рассказал Робертсону все, что было. Робертсон очень долго смеялся, а потом сказал мне; - Вот что значит путешествовать без путеводителя! КЛЮЧИК И ЗАМОЧЕК  Сказка Жили-были два друга, ключик и замочек. В одном доме жили, одну дверь сторожили. Замочек черный, а ключик белый. Замочек маленький, а ключик еще меньше, хоть и с бородкой. Замочек всегда дома оставался, а ключик гулять уходил. Вернется ключик, а замочек висит себе на дверных кольцах, засунув палец в рот, и спит. - Здравствуй, - скажет, ключик. - Ты, верно, без меня хорошо выспался? Отомкнись, пожалуйста. Замочек щелкнет и вытащит палец изо рта. Дверь сразу и откроется. Любил ключик теряться. Потеряется на целый день. Его ищут, ищут. А он лежит себе где-нибудь на полу и думает: "Не там ищите. Вот он я!" Час ищут, два ищут. Ведь без него в комнату попасть нельзя. Маленький, крепкий замочек висит на дверных кольцах, держит палец во рту и никого в дом не пускает. - Найдите, - говорит, - сначала ключик, тогда пущу! Пробуют отомкнуть замочек другими ключами, - ничего не выходит. Не слушается замочек других ключей. Подберут наконец ключик точь-в-точь такой, как тот, что потерялся. А замочек все не открывается. - Не обманете, - говорит, - я свой ключ хорошо знаю! Что тут делать? Замок ломать, кольца из двери вытаскивать или за слесарем идти? Только пойдут за слесарем, сразу ключик найдется. - А? Что? - говорит. - Замок вам открыть? Пожалуйста! Щелкнет раз, другой - и готово. - Ох, - говорят люди, - надо на цепочке ключик носить. Может быть, тогда не потеряется. Посадили ключик на цепочку, как собаку. А он взял н вместе с цепочкой потерялся. Насилу нашли под кроватью. ----- Каждый вечер говорил ключик своему приятелю замочку: - Жалко мне тебя, замочек! Всегда ты на двери висишь, в темном коридоре, и ничего на свете не видишь. То ли дело я! Где только я не побывал, чего только не повидал! И в университете я был, и в доме культуры был, и на вокзале, и на базаре, а один раз даже в милиции пришлось побывать. - Верно ты говоришь, - отвечает ключику замочек. - Я все дома торчу, а ты по городу гуляешь. Оттого-то ты такой умный, а я глупый. Хоть бы один разок и меня куда-нибудь взяли. Да разве возьмут! - Ни за что не возьмут! - визжит старая желтая дверь. - Я уже здесь тридцать лет служу, а меня ни разу в город не взяли. Значит, и тебя не возьмут! ----- Но старая дверь ошиблась. Ее-то, конечно, никуда не взяли, а замочек взяли. Сняли его люди с дверных колец и повесили на новую блестящую скрипучую корзину. Замочку все едино - что дверь, что корзина. Висит он себе на корзине, засунув палец в рот, и ждет, что дальше будет. А дальше было вот что. Положили в корзину вещи, заперли ее на ключ и вынесли за дверь. Завизжала старая дверь на прощанье: - Будьте здоровы, замочек и ключик! Будьте здоровы! Поскорее назад возвращайтесь! - Ладно, ладно, вернемся, - ответил замочек, весело постукивая о корзину. Снесли корзину с лестницы. Повезли на автомобиле через весь город к вокзалу. А там уже поезд стоит - длинный поезд с паровозом впереди. Занесли корзину в вагон и поставили на самую верхнюю полку над дверью. Очутилась корзина на другой корзине, а та корзина стояла на новеньком желтом чемодане, а под этим чемоданом другой чемодан был, старый, коричневый, а под ним еще третий чемодан, черный, блестящий, с двумя серебряными замочками. Тронулся поезд, закачались замочки из стороны в сторону, заболтали, заговорили между собой: - Далеко ли едете? Далеко ли едете? - Сами не знаем куда, сами не знаем куда! А ехали корзины и чемоданы в разные города и страны: и в Швецию, и в Грецию, и в Данию, и в Испанию, и в Италию - и так далее. И дальше всех ехала корзина с черным блестящим замочком. С поезда попала она на пароход, с парохода на самолет, с самолета опять на пароход. На крышке ее и на боках появилось много-много разноцветных бумажных наклеек. На каждой наклейке было написано большими буквами название страны и города, где корзина побывала. А на одной бумажке была очень интересная картинка: синий слон с золотой палаткой на спине. Под картинкой было напечатано непонятное слово: "Калькутта" Это город такой в Индии. ----- Старая дверь по-прежнему на своих петлях висела и никуда из дому не выходила. Вместо черного замочка висел на ней теперь огромный ржавый замок. А отпирали этот замок большим ржавым ключом. Не ладили между собой ключ с замком. Не слушался замок ключа. Целый час дверь отпирать приходилось. Ворочается ключ в замке, скрипит, ворчит, а толку нет. Захочет ключ из замка вон вылезти, а замок его не пускает. "Эх, - думает старая дверь, - возни с вами сколько! Хоть бы поскорее мои друзья, замочек и ключик, назад вернулись! За всю жизнь ни разу они между собой не поспорили. Такие были тихие, солидные. Где-то теперь они странствуют? Может, потерялся ключик где-нибудь по дороге или в море утонул, а без ключика и замочек никому не нужен стал. Вернется домой корзина, а на ней будет болтаться какой-нибудь диковинный заграничный замочек. Эх, жалко, жалко!" Но опять ошиблась старая дверь. Как-то раз утром приехала домой корзина. Поднялась во второй этаж и остановилась отдохнуть перед самой дверью. Смотрит дверь на корзину и не узнает: вся она оклеена разноцветными бумажками. А какой на ней замочек висит? Новый? Заграничный? Нет, прежний - черненький, кругленький, похожий на собачку, свернувшуюся клубком. - Здравствуй, здравствуй, замочек, - завизжала старая дверь. - Цел ли ключик? - Цел, цел, - защелкал замочек, постукивая о корзину. ----- На другой день утром сняли с двери большой ржавый замок и вместе с ключом выкинули вон. А на дверь прежний замочек повесили. Будто и не уезжал он никуда из дому. - Ну, друзья, - сказала старая дверь, - рассказывайте, что за границей делается. Есть ли, например, там в домах двери или люди в окна лазают? Первым начал рассказывать ключик. Он с хозяином всюду ходил, всюду ездил. Куда хозяин - туда и он. А замочек и за границей при вещах оставался, корзину сторожил. Служба у него такая. - Ах, - говорит ключик, - где только я не побывал, чего только не повидал! - Рассказывай, рассказывай! - визжит старая дверь. - Ладно, - говорит ключик. - Начнем по порядку. Выехали мы скорым поездом в 9.30. Я это потому знаю, что со мной в одном кармане ехали часы со звоном. А еще с нами ехала коробка папирос, спички, перочинный ножик и два двугривенных. Ну, и толкались же мои соседи в дороге, особенно двугривенные. Хорошо, что их скоро истратили. - А какой вагон у вас был? - спросила дверь. - Расскажи, пожалуйста. Я никогда в жизни железной дороги не видела. - Вагон? - переспросил ключик. - Я его как следует не разглядел. Темно было. - Что ты, ключик, это в кармане темно было, - сказал замочек. - А в вагоне и днем и ночью свет был. Мы с корзиной все время глядели с полки в окно и видели, как мимо нас едут деревья, домики, башни, телеграфные столбы, высокие перила мостов. А ночью окошко делалось черным-черным, и в [нем] отражались электрические лампочки, которые горели у нас под потолком. Ты, ключик, ничего этого не видел потому, что в кармане сидел. - Верно, сидел, - говорит ключик. - А потом мы с замочком поехали по морю на пароходе. - По морю? - удивилась дверь. - Расскажи, какие моря бывают и какие пароходы по ним плавают. - Да что тут расскажешь, - пробормотал ключик. - По-моему, ничего интересного в море не было. Со мной вместе ехали большой толстый лимон и перочинный нож. Лимон занимал очень много места. Потом лимон с ножиком куда-то вышли, и в кармане стало просторнее. Лимона я с тех пор больше не видел, а когда нож вернулся, от него сильно пахло лимоном. Должно быть, он зарезал лимон. Я в этом не сомневаюсь. - И больше ты ничего про море не расскажешь? - Больше ничего. - Что ты! - сказал замочек. - Мы с корзиной и на пароходе все время в окошко глядели. Окошки там круглые, а стекла в них толстые-толстые и чистые-чистые. Каждый день их по два раза моют и протирают. Очень интересно было глядеть в окошко. Утром солнце прямо из воды вылезало, а вечером опять падало в воду. И как только оно до сих пор не потухло в воде - я не понимаю. А днем мы в море летающих рыб видели и черных жирных дельфинов, которые кувыркались в воде. Ты, ключик, ничего этого не видел, потому что в кармане сидел. - Ну, расскажите теперь, пожалуйста, про южные жаркие страны, - попросила дверь. - В жарких странах очень жарко, - сказал ключик. - Наш хозяин все время белые полотняные брюки носил. - Да ты не про хозяйские полотняные брюки рассказывай, а про жаркие страны. - Больше мне нечего рассказывать, - сказал ключик. - Как нечего? - удивился замочек. - Да ведь мы там на слоне катались. Видала ли ты когда-нибудь слона, дверь? - Ни разу в жизни, - проскрипела дверь. - И я не видал, - сказал ключик. Замочек даже палец изо рта вынул. - Что ты, что ты, ключик? Да ведь ты же сам в Индии на слоне катался, вместе со мной. Только тебе из кармана не видно было, на ком ты едешь. А это был самый настоящий живой слон. Ну, если вы с дверью хотите, я попрошу корзину показать вам слона. Он у нее на боку нарисован. Вот вы и увидите слона хоть на картинке. В тот же день ключик увидел в первый раз в жизни слона. А так как на картинке слон был маленький и синий, - он и подумал, что слоны бывают маленькие и синие. А на самом деле они бывают серые и очень большие. ----- Когда я написал эту сказку, я прежде всего прочел ее одному своему знакомому, который когда-то побывал в Индии. Он выслушал сказку и сказал мне: - Про Индию у тебя мало говорится. - Верно, - согласился я. - Про Индию я очень мало знаю. Не расскажешь ли ты мне о ней чего-нибудь. - Ладно, расскажу. Он уселся поудобнее на диване, поправил на носу очки, положил ногу на ногу, нахмурил лоб и сказал: - В Индии водятся слоны. - Это я и без тебя знаю, - перебил я его. - А еще что расскажешь? - В Индии живут индусы. Больше я не стал его слушать. Должно быть, он в Индии все время в гостинице сидел и папиросы курил. Оттого-то он ничего не знает про Индию. Знает только, что в Индии живут индусы, женаты на индусках и говорят по-индусски. Вот и все. ПРИМЕЧАНИЯ Проза разныx лет Зимовье на юге. - Впервые во "Всеобщей газете", СПб. 1911, э 470, 1 января, за подписью: С. Яковлев. Печатается по тексту газеты. Авиация. - Впервые в журнале "Всеобщий ежемесячник", СПб. 1911, э 6, за подписью: Нанди, в разделе "Фельетон Всеобщего ежемесячника". Печатается по тексту журнала. Под железнодорожным мостом. - Впервые в "Неделе "Современного слова", СПб. 1913, э 260, 1 апреля. В конце августа 1912 года Маршак уехал в Англию, договорившись с рядом петербургских газет и журналов о публикации его корреспонденции. Это давало ему средства для учебы в Лондонском университете. Данный очерк - один из первых в этой серии. 1 Имеется в виду известная строка из "Божественной Комедии" Данте: "Оставь надежду всяк, сюда идущий" ("Ад", песня 3, стих 9; перевод Д. Мина). Печатается по тексту газеты (приложения). На детской выставке. - Впервые в газете "Биржевые ведомости", СПб. 1913, 10 апреля, вечерний выпуск, за подписью: Д-р Ф-н (сокращенный вариант псевдонима С. Маршака: Доктор Фрикен). 1 Слушательница Бестужевских курсов - женского высшего учебного заведения при Петербургском универснтете. Слушательницы, окончившие курсы, получали право преподавать в женских средних учебных заведениях. Курсы получили название по фамилии профессора русской истории Константина Николаевича Бестужева-Рюмина (1829-1897), первого их руководителя. 2 Фребелевская школа - школа, созданная на основе идей немецкого педагога Фридриха Фребеля (1782-1852), разработавшего систему дошкольного воспитания. Печатается по тексту газеты. Робинзон нашего времени. - Впервые с подзаголовком "(Корреспонденция "Биржевых ведомостей")", в газете "Биржей вые ведомости", СПб. 1913, 14 апреля, за подписью: Д-р Фрикен. Впоследствии, в мае 1914 года, Маршак перевел книгу Дж. Ноульса. Книга выпущена в сентябре 1914 года издательством "Прометей" под заглавием "Два месяца в лесах" и без указания имени переводчика. 1 Рескин Джон (1819-1900) - английский теоретик искусства и публицист; считал возможным преодоление социальных уродств буржуазного общества путем художественного и нравственного воспитания человека в духе "религии и красоты". Печатается по тексту газеты. Школа простой жизни. - Впервые с подзаголовком "(От нашего корреспондента)" в газете "Биржевые ведомости", СПб. 1913, 2 августа, вечерний выпуск, за подписью: Д-р Фрикен. В очерке описывается первое посещение Маршаком школы английского педагога Филиппа Ойлера (род. в 1880 г.). Впоследствии весной и в начале лета 1914 года Маршак вместе с женой Софией Михайловной принимал участие в деятельности школы. 1 Имеется в виду фигура Иоанна Крестителя с картины А. А. Иванова (1806-1858) "Явление мессии народу" (1837-1857). 2 Дункан Айседора (1878-1927) - танцовщица, искала новых путей развития танцевального искусства, проповедовала идею всербщего художественного воспитания детей. Печатается по тексту газеты. Праведное завещание. - Впервые в "Неделе "Современного слова", 1913, э 291, 4 ноября: Третья из цикла индийских легенд, написанных Маршаком в 1913 году во время его пребывания в Англии. Цикл состоит из пяти легенд: 1. Испытание. 2. Поручение раджи. 3. Праведное завещание. 4. Песни попугая. 5. Бедный судра. Печатается по тексту газеты. Песни попугая. Впервые под названием "Попугай" в "Неделе "Современного слова", СПб. 1913, э 293, 18 ноября. Четвертая из цикла индийских легенд Маршака 1913 года. В 1957 году Маршак обратился к рукописи первоначального варианта легенды, весьма отличавшегося от газетного текста, и внес ряд исправлений в свое юношеское произведение. Печатается по тексту машинописи 1957 года. Отдых моряка. - Впервые в приложении к газете "День", СПб. 1914, 23 февраля. Первый очерк из цикла путевых очерков "По Англии", написанных Маршаком на основе впечатлений от путешествия по Корнуоллу и Девонширу (графствам на юго-западе Англии). С 20 июня по 7 июля 1913 года Маршак и его жена преодолели расстояние 140 миль (около 224 км.) - большей частью пешком. Они посетили порт Плимут, городок Тинтаджель (26-27 июня), курорт Фой (29-30 июня). В архиве поэта сохранился стихотворный дневник путешествия. Отрывок из него был опубликован Маршаком в 1917 году под названием "Армия спасения" (см. т. 5 наст, изд.). 1 Герои кельтской легенды о трагической любви Изольды, жены корнуоллского короля Марка, к его племяннику Тристану. Легенда легла в основу французского рыцарского романа. Маршак имеет в виду английскую версию романа. 2 Теннисон Альфред (1809-1892), Моррис Уильям (1834-1896), Суинберн Алджерон Чарлз (137-1909)английские поэты. Печатается по тексту газеты с исправлением по рукописи очерка (слово "амвон" было заменено цензурой на "трибуну"). Лифт. - Впервые в газете "Петербургский курьер", 1914, 14 апреля, за подписью: Уэллер. В очерке упоминаются Бодмин, Лонстон - города, в которых побывал Маршак вместе со своей женой во время путешествия по Корнуоллу и Девонширу летом 1913 года. 1 Легендарный король британцев Артур, живший в Корнуолле, и его 12 приближенных рыцарей. Как самые храбрые и благородные приверженцы короля, эти рыцари имели право заседать вместе с ним за одним круглым столом. Печатается по тексту газеты. Рыбаки Полперро. - Впервые в журнале "Аргус", СПб. 1914, э 18, июнь. Полперро - рыбацкая деревня на берегу Ла-Манша в 7милях (11 км.) от курорта Фоя. С. Я. и С. М. Маршаки побывали в Полперро 30 июня - 2 июля 1913 года. Печатается по тексту журнала. Двенадцать месяцев. - Впервые напечатано одновременно в сборнике "Новый год", Детгиз, М. - Л. 1943, с подзаголовком: "Новогодняя сказка", и в кн.: С. Маршак, Двенадцать месяцев, Детгиз, М. - Л. 1943, с подзаголовком: "Славянская сказка". Прозаический вариант драматической сказки "Двенадцать месяцев", написанной и напечатанной одновременно с данной сказкой. Печатается по кн.: С. Маршак, Двенадцать месяцев, Детгиз, М. -Л. 1943. Весенние облака. - Рукопись отрывка - в тетради автографов стихотворений, написанных во время путешествия Маршака по Ближнему Востоку, в 1911 году. Печатается по автографу. Изумрудный остров. - Первый из цикла путевых очерков "По Ирландии", задуманного Маршаком после его путешествия пешком по берегам реки Шаннон в мае 1914 года. Однако начавшаяся в августе 1914 года мировая война помешала осуществлению этого замысла. 1 В Бельфасте, центре графства Ольстер (на севере Ирландии), весной - летом 1913 года под влиянием английской реакции среди протестантской части населения шла активная подготовка к вооруженному выступлению против католиков - сторонников гомруля (см. ниже). 2 Это заявление собеседника Маршака насквозь лицемерно. На самом деле английское правительство на кабальных условиях финансировало "выкуп" ирландским крестьянством у лендлордов земли, некогда принадлежавшей его предкам. 3 Согласно "Акту об унии" (вступил в силу 1 января 1801 г.) ирландский парламент был упразднен посредством объединения его с английским парламентом. 4 Билль о гомруле (самоуправлении - от англ, home rule), предусматривавший создание ирландского парламента, был внесен английским правительством либералов в парламент в 1912 году, был принят Палатой общин, но консерваторское большинство Палаты лордов отклонило билль. По английским законам, правительство имело право еще раз внести билль на рассмотрение парламента. Этим правом оно воспользовалось в следующем, 1913 году. Печатается по автографу 1914 года. Верблюд и свиньи. - Пересказ одноименной индийской сказки из английской книги: "Indian Fables. Collected and edited by P. Y. Ramaswami Raju", London, 1887. Печатается по автографу начала 1920-х годов. Замок Инчикуина. - Впервые посмертно в газете "Литературная Россия", 1966, э 34, 19 августа. В рассказе нашли свое отражение воспоминания об учебе в Лондонском университете и путешествии пешком по Ирландии в мае 1914 года. В письме от 13 мая 1914 года к своим родным Маршак описал случайную встречу с бароном Инчикуином ("прямым потомком короля Ирландии Браян Бору, победителя англичан"), однако барон из рассказа не имеет ничего общего с реальным Инчикуином. Печатается по автографу середины 1930-х годов. Ключик и замочек. - Впервые посмертно в газете "Литературная Россия", 1966, э 8, 19 февраля. Маршак работал над сказкой в основном в 1935 году. Печатается по автографу.