КОШКА На короля глядит в упор Порою кошка праздная. И я подчас бросаю взор На вещи безобразные. ДОЖДИК Всех мочит дождик с высоты, Но больше мокнет люд хороший. У нехороших есть зонты, И макинтоши, И калоши. ЛУНА Когда выходит полная луна Из облаков, я об одном жалею - Что не видна другая сторона. Удастся ль мне полюбоваться ею? ЧТО ТАКОЕ "ИНТЕЛЛИГЕНТ" Необразованный элемент, Который ума не лишен, Почему-то считает, что "интеллигент" Это тот, кто имеет двух жен. ПРОФЕССОРУ - ЛЮБИТЕЛЮ РЫБНОЙ ЛОВЛИ Среди седых профессоров Истории Вы - рыболов Высокой категории. Когда клевали Рыбы червяка, Вы забывали Прошлые века. НЕ ПАДАЙ ДУХОМ! Человеку, чей конь после долгой борьбы Закружился на месте и встал на дыбы, Мы сказали: - Ну что ж! Коль с хвоста ты сползешь, Будешь ты здоровей от ходьбы! НЕВЕРОЯТНЫЙ СЛУЧАЙ Он видел, как пташка с куста Слетела, заметив кота. - Что ж, пташка была Слаба и мала? - Нет, вчетверо больше куста. ЯБЛОЧНЫЙ СОК Пьянеет от яблок мисс Дженни. Должно быть, идет в ней броженье И яблочный сок Становится сидром в положенный срок В желудке малютки мисс Дженни. О ЧЕРЕПАХЕ Одета черепаха в две брони. Меж двух щитов она проводит дни. И в этом положенье неудобном Еще дарует жизнь себе подобным. НАПРАСНАЯ УГРОЗА - Едва невинности лишусь, Умру я в тот же час! - Давайте с вами я прощусь: Уж нет на свете вас! НЕУНЫВАЮЩАЯ ДЕВИЦА С девицей я встретился в Лукке. Была она с милым в разлуке. На пальме она Сидела одна И финики ела от скуки. x x x Весь высший свет уехал из столицы, Но в городе остались три девицы. Они, как духи, в том витают месте, Где некогда - увы! - лишились чести... ЗАГАДКА Встретив друга своего, Ты спроси его: кого Бог не видит никогда, Царь встречает иногда, Ну а мы с тобой всегда? (Ответ: равного) x x x Адам пахал, его жена Возилась с сыном Каином, А кто же в эти времена Был лордом и хозяином? ИЗ СОВРЕМЕННОЙ АМЕРИКАНСКОЙ НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ ЧЕЛОВЕК ИЗ ПОРТЛЭНДА Был я в Портлзнде рожден, да, рожден. Был я там же обручен, обручен. Трех я вырастил ребят, да, ребят. Трех для армии солдат, да, солдат. На войну они пошли, да, пошли. Там и смерть свою нашли, да, нашли. На могиле их венок, да, венок. Я же стар и одинок, одинок... ЛЮБОВНЫЙ РАЗГОВОР - Когда ты придешь ко мне, милый, Мой милый, мой милый? Когда навестишь меня, старый, застенчивый друг? - На этой неделе, Неделе, неделе, неделе Приду, если будет погожий денек и досуг. - Как долго пробудешь Со мною, мой милый, мой милый? Как долго пробудешь, мой старый, застенчивый друг? - Всю ночь до рассвета Пробуду, пробуду, пробуду С тобой, если будет погожая ночь и досуг. - Когда ж мы поженимся, Милый, мой милый, мой милый? Когда ж мы поженимся, старый, застенчивый друг? - Спустя две недели, Недели, недели, недели Женюсь, если будет погожий денек и досуг. - Кого позовешь ты на свадьбу, Мой милый, мой милый? Кого позовешь ты, мой старый, застенчивый друг? - Детишек возьму я На свадьбу, на свадьбу, на свадьбу, Возьму, если будет погожий денек и досуг. - Так есть у тебя уж ребята, Ребята, ребята? Об этом молчал ты, мой старый, застенчивый друг. - Пять душ, дорогая, Пять славных детишек, детишек, Иль шесть, если будет погожий денек и досуг. - Нет, миленький, свадьбы Не будет, не будет, не будет, Не будет, хоть будет погожий денек и досуг! ИЗ ВЕНГЕРСКОЙ НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ АННА МОЛНАР Баллада В путь собрался Мартон Айго, В путь - в далекую дорогу. Отыскал он Анну Молнар У домашнего порога. - Не пойду я, Айго Мартон. На кого я дом покину? На кого оставлю мужа И трехмесячного сына? Будет плакать сын мой милый. Не пошла. Похитил силой. Двое скачут по дороге. Друг за другом едут двое. Под ветвистым, старым дубом Оба спешились от зноя. - Посмотри в глаза мне, Анна. Отчего лицо ты прячешь? На щеках я вижу слезы. Ты о чем, голубка, плачешь? Отвечает Анна Молнар: - Что вы, сударь! Я не плачу. То роса с вершины дуба Пала каплею горячей. По ветвям взобрался Айго И с вершины на поляну Уронил свой меч тяжелый... - Подыми! - он просит Анну. Но она швырнула метко Острый меч с такою силой, Что и рыцаря и ветку Острием перерубила. А потом, сорвав доспехи С остывающего тела, Доломан его широкий На себя она надела. Возвратилась Анна Молнар Поздним вечером к воротам, И знакомый голос мужа Со двора ответил: - Кто там? - Приюти меня, хозяин, Тьма спускается ночная! - Не могу, почтенный рыцарь, Как зовут тебя, не знаю. - Приюти меня, хозяин. Только ночь переночую. - Не проси, любезный рыцарь. Рад впустить, да не могу я. - Не забуду я, хозяин, Никогда твоей услуги! - И впустил он Анну Молнар, Не узнав своей супруги. - Извини меня, хозяин, Что не вовремя разбужен. Не достанешь ли в деревне Для меня винца на ужин? А сама пошла к постели, Где лежал младенец милый, Доломан свой расстегнула, Сына грудью покормила. КРАСИВАЯ ИЛОНА - Добрый день, судья! С поклоном Я пришла в твой дом. - Бог послал тебя, Илона, В этот скромный дом! Что же плачешь ты, Илона, На крыльце моем? - На лугу пасутся гуси Белые мои. Но пришел на луг зеленый Юный сын судьи. Навсегда он опозорил Честь твоей семьи! Он убил мою гусыню, Небом я клянусь!.. - Ты не плачь, не плачь, Илона. Сколько стоит гусь? Заплачу тебе сполна я За твое добро! - Золотой червонец стоит Каждое перо. А за белый пух подхвостья, Пышный и густой, Мне купить твой сын обязан Веер золотой. Пусть две чаши золотые Даст за два крыла, Золотой кувшин - за шею, Что, как снег, бела. За гусиную головку, Добрый господин, Пусть мне купит золотое Яблоко твой сын. А за два горящих глаза Даст мне две свечи, И литые золотые Кольца и ключи. - Ах, красивая Илона, Небом я клянусь, - Слишком дорого он стоит, Твой покойный гусь! Нет, уж лучше я для сына Припасти велю Две скрипучие осины Да на них петлю!.. - Если должен быть повешен Твой прекрасный сын, Пусть я виселицей буду Вместо двух осин. Если должен быть повешен Юный сын судьи, Пусть петлею будут руки Нежные мои! ЯHOШ Плача, по дороге бродит Янош. Сверху спрашивает кто-то: - Что ты плачешь, Янош? - Кабы вам пришла охота Для меня открыть ворота! - Можно, милый Янош! По двору блуждая, плачет Янош. Слышит голос из светлицы: - Что с тобою, Янош? - Мне бы к двери прислониться, На ступеньках примоститься. - Можно, милый Янош! На ступеньках сидя, плачет Янош. Слышит голос из окошка: - Что ты плачешь, Янош? - Кабы мне побыть немножко В ваших сенцах у порожка! - Можно, милый Янош! Плача, по сеням блуждает Янош. Слышит шепот через щелку: - Что с тобою, Янош? - Быть в сенях - немного толку. Кабы мне попасть в светелку!.. - Можно, милый Янош! Плача, по светелке бродит Янош. Все ему, бедняжке, мало! - Что ты плачешь, Янош? - Что-то холодно мне стало, Мне бы к вам под одеяло. - Можно, милый Янош! ВЕСЕЛАЯ СВАДЬБА Жил сверчок и не тужил, Пел он в уголочке. И жениться он решил На мушиной дочке. Лучшей пары не найдешь, Да невеста - крошка. А жених собой хорош, Только крив немножко. Сговорились, наконец, И сверчок и муха. Дочь в карете под венец Повезла старуха. А жених пешком пошел, Чтоб не тратить денег. Жук под кличкой богомол Был у них священник. Золотистая пчела Шаферицею была. Трутни с комарами Были шаферами. А потом на целый мир Задала веселый пир Мать невесты - муха, Славная стряпуха. Прилетела егоза, Голубая стрекоза В шелестящем платье. Прискакали молодцы, Полевые кузнецы, Жениховы братья. Прилетели мотыльки, Щеголи и франты. Прикатили и жуки, Хлопцы-музыканты. Принимала всех гостей Муха на лужайке. Притащился муравей, Старый друг хозяйки. Собралась ее родня - Шмель, слепень и овод. Шершень старого коня Притащил за повод. Приготовили столы, Скатертью накрыли, На столах стоят котлы, Жбаны да бутыли. За здоровье молодых Осушили кубки, А невеста и жених Пили из скорлупки. Серый волк был мясником. Ободрал десяток Жирных коз, козла с быком, Пару поросяток. Из лесов медведь пришел Да и вывалил на стол Целую колоду Липового меду. В ступке перец натолкла Старая собака. Кошка в печке напекла Пирожков из мака. Жук, и овод, и слепень Выводили трели, На лужайке целый день За обедом пели. Был кузнечик скрипачом, Суслик был флейтистом, Оглушал он всех кругом Разудалым свистом. Старый дятел на дубу Клювом барабанил. Дула выпь в свою трубу: "Бу-бу-бу" да "бу-бу-бу", А петух горланил. Длинный аист с журавлем В пляс пустились лихо, Хомячиха с хомяком, Барсучиха с барсуком, С русаком зайчиха! А потом плясать пошли Гости друг за дружкой - Журавли, коростели, Пчелы, зайцы и шмели, Аисты, лягушки. Пировали целый день, Танцевали ночью. Пьяный овод и слепень Разодрались в клочья. Подралась оса с пчелой Из-за капли меду. Испугался их косой, Да и задал ходу. Помирить хотел гостей Старый черный ворон - Да чирикнул воробей, Что и сам-то вор он! Ворон клюнул воробья, И пошла тут драка. Жаба съела муравья, Барсука - собака. Тут и аист с петухом За столом сцепились. А невеста с женихом В уголок забились. С этих пор на свет сверчок Вылезать не хочет. Целый день сверчок - молчок, По ночам стрекочет. Да зато его жена Не бывает с мужем - То на чай приглашена, То летит на ужин! РАССТАВАНИЕ Долго я думал, что счастье от всех утаю. люди же нашу любовь разглашают повсюду. Пусть они знают заветную тайну мою, Верному другу по-прежнему верен я буду. С высохшей ветки летит далеко соловей, В поисках крова несется за горы и реки. Так, далеко улетая с родимых ветвей, Я покидаю любимую розу навеки. Дыня с арбузом, покинув бахчу, разошлись. Так расстаюсь я на целую вечность с тобою. Черные тучи закутали синюю высь. Небо рыдает над нашей печальной судьбою. ИЗ ФРАНЦУЗСКОЙ НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ ПЕСЕНКА Быть ли мне монашенкой? Да иль нет? Быть ли мне монашенкой? Думаю, что нет. В яблоневой роще, В зелени ветвей Горлышко полощет Песней соловей. Оп поет для вдовушки, Что одна живет... Для меня ж соловушко Песен не поет. Яблоне подрубленной Не цвести весной. Девушке разлюбленной Скучно быть одной. Ей на грудь головушку Милый не кладет... Для меня ж соловушко Песен не поет. ИЗ КАРЕЛО-ФИНСКОГО НАРОДНОГО ЭПОСА "КАЛЕВАЛА" РОЖДЕНИЕ КАНТЕЛЕ Старый, вещий Вейнемейнен, Проходя опушкой леса, Услыхал: береза плачет, Дерево роняет слезы. Он подходит к свилеватой, Тихо плачущей березе И такую речь заводит, Говорит слова такие: - Что ты, дерево, тоскуешь? Что ты плачешь, белый пояс? На войну тебя не гонят, Воевать не заставляют. Тихо молвила береза: - Людям может показаться, Будто я смеюсь на солнце, Будто весело живу я. Мне же, слабой, не до смеха. Веселюсь порой от скуки, Глупая, от горя плачу. Как не плакать мне, бессильной, Не томиться, бесталанной! Кто удачею богаче, Тот надеется на лето, Красное, большое лето. Я же, бедная, тревожусь, Чтоб кору с меня не сняли, Не срубили тонких веток. Краткою весной к березам Резвые приходят дети, Режут нас пятью ножами, Добывая сок прозрачный. Летом пастухи-злодеи Белый пояс мой сдирают, Чтоб сплести кошель и ковшик И для ягод кузовочек. Подо мной, березой белой, Под листвой моей кудрявой, Девушки в кружок садятся, Игры девичьи заводят И зеленый веник вяжут Из моих душистых веток. А порою ствол березы Подсекают для пожоги, Разрубают на поленья. Трижды этим жарким летом Подо мною дровосеки Топоры свои точили, Чтобы стройную березу Подрубить под самый корень. Вот что лето мне приносит, Таковы его подарки. А зима не лучше лета, Снег и стужа - не милее. Грусть меня зимой сжимает. Я сгибаюсь от заботы, И лицо мое бледнеет. Злую боль несет мне ветер, Иней - горькую обиду. Буря с плеч срывает шубу, Стужа - платье золотое. И тогда я, молодая, Сиротливая береза, Остаюсь под ветром голой, Неодетой, неприкрытой. Дрожью я дрожу от вьюги. Слезы стынут на морозе. И промолвил Вейнемейнен: - Перестань грустить, береза, Полно плакать, белый пояс! Скоро ты дождешься доли, Лучшей доли, жизни новой. Ты от счастья плакать будешь И смеяться от веселья! С этим словом Вейнемейнен Взял плакучую березу. Целый день ее строгал он, Долгий день над ней работал. Кантеле построил за день, Сделал гусли из березы На мысу среди тумана, На пустынном побережье. И промолвил Вейнемейнен: - Сделан короб деревянный, Вечной радости жилище. Славный короб - весь в прожилках, Весь в разводах и узорах. Где же я колки достану, Где достану я гвоздочки? Дерево росло на воле - Дуб высокий на поляне. Ветви дружные вздымались. Желуди на каждой ветке В золотых росли колечках, И на каждом из колечек - Голосистая кукушка. Чуть кукушка закукует, В пять ладов несутся звуки, - Золото из клюва каплет, Серебро из клюва льется. Вот для кантеле гвоздочки! Вот колки для звонких гусель! Есть гвоздочки золотые И колки для звонких гусель. Но теперь нужны и струны. Целых пять достать их надо, А без струн играть не будешь. Старый, вещий Вейнемейнен, Он искать пустился струны, Струны тонкие для гусель. И дорогою в долине Молодую видит деву. Девушка не плачет горько И не слишком веселится. Просто - песню напевает, Чтоб скорее минул вечер И пришел ее любимый. Старый, вещий Вейнемейнен Сапоги своя снимает И, подкравшись к юной деве, Говорит слова такие: - Пять волос твоих, девица, Дай для кантеле на струны, Добрым людям на утеху! И без ропота девица Пять волос дала тончайших, Пять иль шесть нежнейших прядей Вейнемейнену на струны, Добрым людям на утеху. Вот и кончена работа, - Вышло кантеле на славу. Вещий, старый Вейнемейнен Сел на плоский серый камень, На гранитную ступеньку. Взял он гусли осторожно, В руки взял земную радость, Выгибом поставил кверху, А основой - на колени. И настраивает струны, Согласует их звучанье. Наконец, настроив струны, Короб кантеле кладет он Поперек своих коленей, Наискось слегка поставив. Опускает он на струны Ногти рук своих проворных. Пять его искусных пальцев По струнам перебегают, Перепархивают ловко. Так играет Вейнемейнен, Отогнув большие пальцы, Струны чуть перебирая. И откликнулась береза, Дерево заговорило Всей листвой своей зеленой, Всеми гибкими ветвями, Звонким голосом кукушки, Нежным волосом девичьим. Заиграл он побыстрее - Громче струны зазвучали. А кругом трясутся горы, Валуны, катясь, грохочут, В море падают утесы, Мелкая скрежещет галька. Пляшут сосны на вершинах, Пни обрубленные скачут. Девы Калевы и жены, В хижинах шитье оставив, Как река с горы, бежали, Как поток весенний, мчались. Шли, танцуя, молодицы, Шли степенные старухи - Вейнемейнена послушать, Похвалить его искусство, Рокот струн звонкоголосых. Из мужчин, кто был поближе - Шапку снял и слушал тихо. Женщины стояли молча, Подперев руками щеки. Девушки роняли слезы, Головы склонили парни И внимали вечным рунам, Пенью нежному березы. Все уста одно шептали, Языки одно твердили: - Никогда никто не слышал Музыки такой приятной С той поры, как светит солнце, Золотится в небе месяц! Далеко, за шесть селений, Пенье кантеле звучало. И селенья опустели. Все, что было там живого, Побежало слушать гусли, Струн приятное звучанье. Слушали не только люди, - Звери дикие лесные На своих когтях сидели, Пенью кантеле внимая, Удивляясь нежным звукам. Опустились с неба птицы И расселись на деревьях. Разные морские рыбы К берегам подплыли близко. И бесчисленные черзи Из земли ползли наружу, Чтобы слушать, изгибаясь, Гусель нежное звучанье, Радость струн звонкоголосых. Тут уж старый Вейнемейиен Показал себя на славу. Он сыграл им хорошенько, Очень чисто и красиво. День играл, другой и третий. Все в один присест играл он, Обуви не сняв ни разу, Пояса не распуская. Он играл в своем жилище, Между стен своих сосновых, И гудела крыша дома, Сотрясались половицы, Окна весело смеялись, Потолки и двери пели, Каменная печь плясала, Притолочный столб качался. Поднял гусли Вейнемейнен И пошел зеленым лесом, А потом сосновым бором. Ели низко наклонялись, Сосны головы сгибали. Шишки с них валились градом, Сыпались дождем иголки. А пошел он через рощи, По лесным побрел полянам, - Рощи радовались гуслям, И поляны веселились. А цветы медовой пылью Усыпали путь-дорогу. ЗОЛОТАЯ ДЕВА Безутешный Ильмаринен Горько плачет вечерами. По ночам не спит, а плачет, Белым днем не ест, а плачет. Жалуется ранним утром, На закате причитает. Нет его супруги юной, Спит красивая в могиле. Позабыл он свой тяжелый Молот с медной рукоятью. Кузница его умолкла Не на день - на целый месяц. Вот идет второй и третий, Настает четвертый месяц. Встал могучий Ильмаринен, Золота достал из моря, Серебра - со дна морского, Съездил в лес тридцатикратно, Множество свалил деревьев И пожег стволы на угли. Славный мастер Ильмаринен Золото бросает в пламя, На огне расплавил слиток Серебра величиною С зимовалого зайчонка Иль осеннего барашка. Рукавиц не надевая, Не прикрыв от жара плечи, Он в огне мешает угли, Раздувает мех могучий, Чтобы сделать золотую И серебряную деву. Дунул раз, качнул еще раз, А на третий наклонился Посмотреть на дно горнила, Что из пламени выходит, Что таится в огневище. Из огня овца выходит, Выбегает из горнила. Треть руна ее из меди, Треть из серебра литого, Треть, как солнце, золотая. Все любуются овечкой. Недоволен Ильмаринен. Он сказал такое слово: - Волку надобна овечка, Ильмаринену - подруга, Златокудрая, как солнце, Среброликая, как месяц. Он овцу бросает в пламя, Золота кладет в придачу, Серебра кладет вдобавок, В пламени мешает уголь, Раздувает мех могучий, Чтобы сделать золотую И серебряную деву. Дунул раз, качнул еще раз, А на третий наклонился Посмотреть на дно горнила, Что из пламени выходит, Что таится в огневище. Конь из пламени выходит, Выбегает жеребенок. Блещет грива золотая, Серебром сверкает шея, А копыта - красной медью. Хвалят люди жеребенка. Недоволен Ильмаринен. Он сказал такое слово: - Волку нужен жеребенок. Ильмаринену - подруга, Златокудрая, как солнце, Среброликая, как месяц. Он коня в огонь бросает, Золота кладет в придачу, Серебра кладет вдобавок, В пламени мешает уголь, Мех кузнечный раздувает, Чтобы сделать золотую И серебряную деву. Дунул раз, качнул еще раз, А на третий наклонился Посмотреть на дно горнила, - Что из пламени выходит, Что таится в огневище. Из огня выходит дева, Среброликая, как месяц, С волосами золотыми, Заплетенными в косички, И с красивым, стройным станом. Задрожал народ от страха, Но не дрогнул Ильмаринен. Он берется за работу, Он кует свое изделье. Ночь кует без передышки, День кует без остановки. Ноги девушке он сделал, Сделал ноги, сделал руки, Но ходить не могут ноги, Обнимать не могут руки. Сделал уши Ильмаринен, Но не могут слышать уши. Сделал он уста на славу, Чудные уста и очи, Но уста молчат, не дышат, Но в глазах не видно ласки. И промолвил Ильмаринен: - Славная была бы дева, Если бы заговорила, Кабы дать ей ум и голос! Он понес свою невесту На пуховые подушки, Под шелковые покровы, Под цветной широкий полог. Славный мастер Ильмаринен Натопил пожарче баню, Вовремя запасся мылом И водой наполнил кадки Да связал зеленый веник, Чтобы пуночка купалась, Подорожничек помылся, Смыл серебряную накипь, Накипь золота и меди. Сам он выкупался тоже, Всласть попарился, помылся И улегся с девой рядом На пуховые подушки, Под цветной широкий полог. В этот вечер Ильмаринен Приготовил одеяла, Две иль три медвежьих шкуры, Шесть платков из мягкой шерсти, Чтобы спать с женою рядом, С золотой своей супругой. У него был этой ночью Бок один теплей другого. Бок, укрытый одеялом, И платками шерстяными, И густым медвежьим мехом, Хорошо нагрелся за ночь. Но зато другой, который Прикасался к золотому И серебряному телу, - Белым инеем покрылся, Толстой коркой ледяною, Стал холодным, точно камень. И промолвил Ильмаринен: - Не жена мне эта дева. В Вейнеле ее свезу я Вейнемейвену в подруги. В Вейнеле отвез он деву И, вручая свой подарок, Говорил такие речи: - Слушай, старый Вейнемейнен, Я привез тебе подругу. Хороша она собою, А мешать тебе не будет, Потому что не болтлива. Старый, вещий Вейнемейнен Взглядом девушку окинул И сказал такое слово: - Для чего привез ко мне ты Это чудо золотое? - Отвечает Ильмаринен: - Угодить тебе хотел я И привез тебе в подарок Среброликую супругу С золотыми волосами. И промолвил Вейнемейнен: - Ах, кузнец, мой братец младший, Растопи ты эту куклу, Наготовь изделий разных. А не то свези к соседям Или в дальний край немецкий. Много там людей богатых На нее польститься может. Непристойно в нашем роде, Мне подавно не пристало Брать невесту золотую, На серебряной жениться! Заповедал Вейнемейнен, Завешал Сувантолайнен Внукам, правнукам растущим, Многочисленным потомкам, Людям будущего века: Золоту не поклоняться, Серебру не быть слугою. Он сказал такое слово: - Бедные сыны и внуки, Удальцы времен грядущих, Будет ли у вас достаток, Иль совсем его не будет - До тех пор, пока сияет В небе месяц златорогий, Пуще смерти берегитесь Брать в подруги золотую И серебряную деву. Сердца золото не греет, Серебро морозом дышит. АЙНО Айно, дева молодая, Прутья в рощице ломала, Веники в лесу вязала: Батюшке родному - веник, Матушке родимой - веник. И еще связала веник Своему красавцу брату. Возвращалась к лому Айно, Шла домой через ольшаник. Ей в дороге повстречался Осмойнен, идущий с поля, Калеванин из подсеки. Увидал он в роще деву В пестрой юбочке нарядной И сказал слова такие: - Не для всех, краса девица, Для меня, моя невеста, Ты носи на шее бусы, Надевай свой крест нагрудный, Заплетай тугие косы, Шелком их перевивая. И ответила девица: - Нет того на белом свете, Для кого ношу я бусы, Шелком косы обвиваю! Крест с груди она сорвала, Кольца с рук швырнула наземь, Ожерелье - с белой шеи, С головы - цветные нити - Матери-земле в подарок, Лесу темному на память. А сама вернулась, плача, В дом родной - на двор отцовский. Был отец в то время дома, У окна сидел на лавке, Украшая топорище. - Ты о чем горюешь, дочка? Отчего, девица, плачешь? - Как мне, батюшка, не плакать, Не печалиться, родимый? Мой нагрудный крест потерян, Кисти пояса пропали, Крест - из серебра литого, Кисти пояса - из меди. Брат у изгороди частой Дерево тесал на дуги. - Ты о чем, сестрица, плачешь? Что горюешь, молодая? - Как не плакать, милый братец, Не печалиться, родимый? Лучший перстень мой потерян, Бусы лучшие пропали - Золотой, как солнце, перстень И серебряные бусы. На мостках сестра сидела, Золотой вязала пояс. - Что горюешь ты, сестрица? Отчего, меньшая, плачешь? - Как, сестрица, мне не плакать, Не печалиться, родная? У меня в лесу сегодня Золото со лба скатилось, Серебро с волос упало, Синий шелк с лица сорвался, Красный шелк расплелся в косах. Мать у погреба сидела, С молока снимала сливки. - Ты о чем горюешь, дочка? Отчего, бедняжка, плачешь? - Как мне, матушка, не плакать, Не печалиться, родная? В роще я ломала прутья, Веники в лесу вязала. А когда я шла обратно, - Повстречался мне дорогой Осмойнен, идущий с поля, Калеванин из подсеки. Он сказал такое слово: "Не для всех, душа-девица, Для меня ты носишь бусы, Крест серебряный нагрудный, Ленты шелковые в косах". Я сорвала крест нагрудный, С пальцев - перстни золотые, С белой шеи - ожерелье, Синий шелк - с лица сорвала. Красный шелк, вплетенкый в коси, Матери-земле в подарок. Лесу темному на память! Дочке матушка сказала: - Ты не плачь, моя дочурка, Не тоскуй, ребенок милый, В молодости мной рожденный. Год кормись коровьим маслом, Будешь статной и высокой. Год кормись свининой белой, Будешь резвой и веселой. Год - лепешками на сливках, Всех подруг нежнее будешь. Да пойди на горку, Айяо, Отопри амбары наши, Б самом лучшем из амбаров На ларце ларец увидишь, Сундуки под сундуками. Ты открой сундук заветный. Под его узорной крышкой Есть полдюжины блестящих Поясов золототканых, Семь хороших синих юбок. Дочь луны сама их шила, Солнца дочь их вышивала. Ты повяжешь косы шелком, Золото на лоб наденешь, Шею бусами украсишь, Драгоценным ожерельем. Подбери себе рубашку Белой ткани полотняной, Натяни на бедра юбку Самой лучшей синей шерсти, Поясок надень нарядный, На ноги - чулки из шелка, Башмачки - из тонкой кожи, На руки надень запястья Да на пальцы по колечку. А вернешься из амбара На порог избы отцовской, - Всей семье отрадой будешь, Роду-племени утехой! Ты по улице пройдешься, Как цветок благоуханный, Словно ягода-малина. С каждым днем прекрасней будешь, С каждым вечером милее! Так сказала мать родная Дочери своей любимой. Но не стала слушать дочка Утешений материнских. Плача, по двору бродила, Шла по улице, рыдая, И, тоскуя, говорила: - Что за мысли у счастливых? Что за думы у блаженных? Верно, мысли у счастливых, Верно, думы у блаженных Так и плещут, точно волны, Волны малые в корыте. - Что за мысли у несчастных, У девчонок бесталанных? Верно, мысли у несчастных, У девчонок бесталанных, Как сугробы под горою, Как вода в колодце темном... Целый день вздыхала Айно, Целый вечер горевала, И спросила мать родная: - Отчего ты, дочка, плачешь? У тебя жених на славу, Муж великий на примете. У окна сидеть он будет, Разговаривать с роднею. Но в ответ сказала Айно: - Ах ты, матушка родная, Вот о том-то я и плачу, - О красе своей невинной, О косе своей девичьей, О волосиках коротких, Что растут большим на смену. Целый век я буду плакать, Тосковать о красном солнце, Вспоминать про ясный месяц, Край оплакивать родимый, Дом родительский, откуда Ухожу еще ребенком, Поле, где мой брат работал Под окном избы отцовской. Оттого я буду плакать, Что дитя свое родное Старику ты обещала, Посылаешь молодую Быть для дряхлого опорой. Для отжившего утехой, Для трясущегося нянькой, Для бессильного защитой. Лучше б ты меня послала С берега крутого в воду Быть сигам родной сестрою, Рыбам вод морских подругой! Тут пошла она на горку, Дверь амбара отворила И, открыв сундук тяжелый, Пеструю откинув крышку, Отыскала шесть блестящих Поясов золототканых, Семь хороших синих юбок. Это платье дорогое На себя надела Айно, Золото на лбу связала, Серебром одела темя. Синий шелк прикрыл ей щеки, Красный шелк обвил ей косы. И пошла она печально Вдоль одной лесной поляны, Поперек другой поляны. Шла по рощам, перелескам, По прогалинам, болотам, По лесным дремучим чащам. По пескам она бродила И печально напевала: - Рано мне приходит время С белым светом распрощаться, В Манала уйти навеки, В дом подземный удалиться. Плакать батюшка не станет, Матушка рыдать не будет, Не прольет мой брат слезинки, Не вздохнет по мне сестрица, Если с берега я кинусь В море, где гуляют рыбы, Где большие ходят волны Над глубоким темным илом!.. День была она в дороге И другой была в дороге, А на третий день к закату Ей в пути открылось море, Камышом шумящий берег. Плакала весь вечер Айно, Горько жаловалась ночью На прибрежном сером камне, Где залив вдается в берег. На рассвете рано-рано Айно в море посмотрела, Поглядела в ту сторонку, Где конец виднелся мыса. Там купались три девицы, В море весело плескались. Айно к ним пошла четвертой, Веточка лесная - пятой. Бросила у моря Айно На ольху свою сорочку, Юбку синюю - на иву. На земле чулки остались, Башмачки - на сером камне, На песке - цветные бусы, Перстни светлые - на гальке. Высился утес над морем, Пестрый камень золотистый. Поплыла к утесу Айно, На скалу она взобралась И уселась на вершине. Но качнулся пестрый камень, Быстро в воду погрузился И ушел на дно морское. Вместе с ним исчезла Айно, Айно - вместе со скалою! Так в волнах погибла дева, Тихая лесная пташка. Кто ж теперь доставит слово, Весть печальную доставит Роду-племени девицы, Знаменитому в округе? Эту весть доставил заяц, Быстрый заяц длинноногий. Он принес родному дому Весть о гибели девицы: - Ваша дочь погибла в море С ожерельем оловянным И серебряною пряжкой. Отстегнулся медный пояс, И ушла девица в воду, В мокрое упала море, Чтобы стать сигам сестрою, Рыбам вод морских - подругой! Услыхала мать родная, Залилась слезами тихо, А потом заговорила: - Матерям скажу я слово: Не качайте ваших дочек, Не баюкайте малюток. А когда придет им время, Замуж их не выдавайте За немилых против воли, Не губите понапрасну Так, как я сгубила дочку, Айно, пташечку лесную! Так рыдала мать родная, И текли ручьями слезы Из очей глубоких, синих По страдальческим морщинам, По щекам ее увядшим. Вот слеза, другая, третья По щеке ее скатилась, Пала светлою росою На подол ее одежды. Бот слеза, другая, третья На подол ее скатилась, А с подола пала наземь - Матери-земле на благо, Канула в морскую воду - Морю синему на благо. Но еще струились слезы, И бегущие потоки Три реки образовали. А на тех горючих реках - По три огненных порога. И у каждого порога По три отмели песчаных. А на отмели песчаной - По холму по золотому. На холмах растут березы. И у каждой на верхушке Три кукушки золотые. Первая из трех кукушек "Любит, любит!" - куковала. А вторая из кукушек "Милый, милый!" - напевала. А последняя кукушка "Радость, радость!" - повторяла. Первая из трех кукушек Куковала вешний месяц, И второй, и третий месяц - Для девицы, что лежала Без любви в холодном море. А вторая из кукушек Вдвое дольше куковала Над печальным, одиноким Женихом девицы юной. А последняя кукушка Никогда не умолкала, Матери несчастной пела, Навсегда забывшей радость. И сказала мать родная, Услыхав напев кукушки: - Мать, утратившая дочку, Не должна кукушку слушать. Чуть кукушка закукует, - Сердце матери забьется, По щекам польются слезы, Капли слез крупней гороха, Тяжелей бобовых зерен... Укорачивает горе Век ее на целый локоть, Отнимает четверть жизни, Изнуряет скорбью тело. Нет, не слушайте весною Пенья звонкого кукушки! ИЗ АРМЯНСКОЙ НАРОДНОЙ ПОЭЗИ КРЫЛАТЫЙ ЗВЕРЬ Вольный перевод армянской народной сказки, обработанной С. Рабел <> 1 <> Седой орел Кавказских гор Большие крылья распростер И криком огласил простор: - Эй, слуги верные мои - Сороки, совы, соловьи, Стрижи, чижи и воробьи! Все, у кого есть два крыла, Кто режет небо, как стрела, Явитесь во дворец орла. Ты, разговорчивый скворец, Будь мой глашатай и гонец. Зови пернатых во дворец. Скажи: сегодня, в Новый год, Считать я буду свой народ - Жильцов полей, лесов и вод. Вот мчится по небу гонец, Шныряет из конца в конец, Зовет пернатых во дворец. Летят жильцы ветвей и крыш - Ворона, аист, чиж и стриж, Но не летит ночная мышь. Она ленива и хитра. - Я, - говорит, - вам не сестра, На мне ни пуха, ни пера. Себя я птицей не зову. На свете зверем я слыву, И подати плачу я льву. Орел, живущий между скал, В тот день народ пересчитал - Всех, кто велик, и всех, кто мал. Тут были птицы разных стран - Фламинго, дятел, пеликан, Снегирь и страус-великан. Всех верноподданных орел Глазами зоркими обвел И только мыши не нашел. С тех самых пор орел и чиж, Скворец и ястреб, дрозд и стриж Преследуют ночную мышь. <> 2 <> Про эту перепись молва Дошла до царственного льва, А был он всех зверей глава. Ударив по хребту хвостом, Он зарычал, и все кругом Подумали, что грянул гром. - Эй вы, сородичи-друзья! Назначить соизволил я На завтра перепись зверья. Олень, мой верный скороход. Зови подвластный мне народ - Зререй лесов, полей и вод! Закинув голову, олень Помчался в степь, в лесную тень И к морю, где живет тюлень. Созвал волков, созвал овец, Лисиц, куниц. И, наконец, Ночную мышь зовет гонец. Но мышь в испуге подняла Два перепончатых крыла И речь такую повела: - Зачем ко мне стучишься в дверь? Живет здесь птица, а не зверь. Ты сомневаешься? Проверь. Вот видишь эти два крыла? Их мать-природа мне дала. Я числюсь в списках у орла. Ему я подати плачу, Его боюсь, за ним лечу. А льва и знать я не хочу! Олень убрался от дверей. Мышь обманула двух царей - Орла и льва, царя зверей. <> 3 <> Но лев с орлом был незнаком, Пока за свадебным столом Не повстречались лев с орлом. Медведь племянника женил, Колоду меду раздобыл И тьму народу пригласил. Позвал он всех зверей и птиц - Скворцов, слонов, куниц, синиц, Царей обоих и цариц. Наелись меду лев с орлом, И оба стали за столом Хвалиться подданных числом. Орел спросил: - Зачем таишь. Что в вашем царстве есть малыш Крылатая ночная мышь Но лев сказал ему в ответ: - У нас такого зверя нет. Его твоим считает свет. И тут до льва и до орла Впервые истина дошла, Что мышь обоих провела! Тогда орел, пернатых царь, И лев, звериный государь, Казнить решили эту тварь. С тех пор уклончивая мышь Предпочитает тьму и тишь, А днем ее не подглядишь! ИЗ ЕВРЕЙСКИХ НАРОДНЫХ ПЕСЕН ВРЕМЕН ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ КОЛЫБЕЛЬНАЯ Ночью ветер с жалким воем Рвет входную дверь. Твой отец ушел с конвоем. Где-то он теперь? Мы одни с тобой на свете. Только мы вдвоем. Буйный ветер, будто третий, К нам стучится в дом. То в заботе, то в работе Мы проводим дни. За рекою на болоте Мы корчуем пни. Обувь мы порвали в клочья, А идет мороз. Лучше спать и днем и ночью Тем, кто гол и бос. Ты усни скорее, крошка. Плакать нам нельзя, Часовой глядит в окошко, Смертью нам грозя. Буйный ветер гулко воет. Спи, дитя, усни. Пусть приснятся нам с тобою Радостные дни! x x x Настали сумрачные годы, Без перемены дни идут. У нас ни солнца, ни свободы, А только труд, тяжелый труд. Еврейские бригады - Дырявые наряды, Босые пятки, марш вперед, Вперед под бременем невзгод! Отгородили нас от света Тройной стеной со всех сторон. Любой из нас, живущих в гетто, На смерть и пытку осужден. Еврейские бригады - Дырявые наряды, Босые пятки, марш вперед, Вперед под бременем невзгод!.. ИЗ ЛАТЫШСКОЙ НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ КОЛЫБЕЛЬНАЯ Спи, усни, мой медвежонок, Мой косматый, косолапый. Батька твой ушел за медом, Мать пошла лущить овес. Скоро батька будет с медом, Мать - с овсяным кисельком. Кто постельку-колыбельку Для волчонка, медвежонка Из ветвей сплетет еловых, Из еловых, из сосновых, Из березовых ветвей? Кто подвесит медвежонку, Медвежонку, олененку Зыбку легкую на ветку, Кто им песенку споет? Будет нянькой вольный ветер, Ветер песенку споет. Стал медведем медвежонок, Стал оленем олененок, Оба стали мужиками, А никто их не лелеял. Не лелеял, не баякал, Не баюкал, не качал. РИЖСКИЙ ЗАМОК Кабы мне достались деньги, Что лежат на дне морском, Я купил бы рижский замок И баронов заодно. Я бы всех господ заставил Делать то, что делал сам: Целый день в лесу работать, Ночью в риге молотить, Кто слабей, пусть глину месит, Кто сильней, корчует пни. Пусть узнают дармоеды, Как дается людям хлеб. ПЕСНЯ ПРО БАНЮ Спасибо, спасибо Тому, кто строил баню, Кто печку топит в бане И греет воду в чане! Еще тому спасибо, Кто поддает нам жару, Кто поддает нам жару И не жалеет пару! Спасибо, спасибо Заботливой хозяйке, Спасибо, спасибо Тому, кто сделал шайки, Гладко выстругал полок, Вправил в печку котелок, Кто дровишек нам припас, Вяжет веники для нас! Спасибо, спасибо! ХМЕЛЬ И ДЕД Пьяный хмель и старый дед Неразлучны с давних лет. Хмелю дед подпорки ставит, Деда хмель плясать заставит. ЗОЛОТО И СЕРЕБРО Черен пахарь в день рабочий. Золото в его руках. Пусть черны рыбачьи ночи - Серебро в их челноках. x x x Коту не водиться Среди горностаев. А нам не садиться За скатерть хозяев. x x x Что ты, барин, делать будешь, Если весь народ помрет? Где ты хлеб себе добудешь, Где найдешь себе почет? x x x Кто там воет, кто там ноет В адском пламени, в котле? Это барин, что крестьянам Ад устроил на земле. ДУМУ ДУМАЛ Я Думу думал я - откуда Столько денег у господ? Ведь не пашут и не сеют, Не копают огород. Огонек горит в светлице. То хозяину не спится. Он шаги считает наши, Наши слезы мерит чашей. МНЕ МИЛЕЕ ЭТОТ СВЕТ Пусть бездельник помирает. Помирать я не хочу. Укажи мою могилу - Я чурбан в нее вкачу. Любят нас на этом свете, А не любят нас на том. Этот свет давно мы знаем, А другой нам незнаком. МАТУШКА МОЯ Нынче рано вечереет. Рано матушка стареет. Мама, матушка моя, Горемычная моя. Потрудилась, пострадала, Горе горькое видала, Горы-горки исходила, На руках меня носила. Я лучину зажигала - От лучины света мало. Моя матушка вошла Да беседу повела. Стала горенка светла, Словно зоренька взошла. СОВУШКА Совушка, совушка, Толстая головушка, Твои детушки пригожи. - На меня они похожи! А в кого твои совята Лупоглазы и косматы? - Все птенцы мои с лица В черта лешего, в отца! ЧТО ЗА ГРОХОТ? Что за грохот, что за стук? Сел комар в лесу на сук. Треснул сук под комаром - Вот откуда стук и гром! Перед печкой вечерком Пляшут блошка со сверчком. Раздобыл себе сапожки, Шпоры медные сверчок. А у блошки-быстроножки - Черный вязаный платок. Серый кот сидит на камне. - Что задумал, котофей? В Ригу, думаю, пора мне - На возы грузить мышей! ПЕТУШОК Ты куда, куда, мой Петя, Петушок? Рано-рано на рассвете Скок-поскок. - К деревенским, к деревенским Девушкам лечу. Разбудить их, разбудить их На заре хочу. Прибегу я, прилечу я К ним на двор. Перед домом, мне знакомым, Сяду на забор. На забор высокий сяду, Трижды проною, Только мне будить не надо Милую твою. Куры сонные с насеста Не сойдут, Уж она - твоя невеста - Тут как тут! ВСЕМ ДЕРЕВЬЯМ ПО ПОДАРКУ От зари вечерней яркой Всем деревьям по подарку: Дубу-дубу - Золотую шубу, Ясеню - сорочку, Липам - по платочку, В чаще каждому кусту - По цветному лоскуту. x x x Поле черное, просторное, Чем тебя я наряжу? Я посею рожь отборную, Дуб зеленый посажу. ДРУЗЬЯ И БРАТЬЯ Люди русские, литовцы - Все друзья мои и братья. Замужем сестра за русским, Сам женат я на литовке, И в Москве я буду гостем, И в Литве я погощу. ТРИ ГОРОШИНЫ Петуха я впряг в телегу, Три горошины везу - Чуть добрался до ночлега Нет гороха на возу! x x x Иду я полем торопливо. А надо мной - небесный свод, Восходит солнышко над нивой, За нивой солнышко зайдет. ИЗ УЗБЕКСКОЙ НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ О ХРАБРОЙ СТАРУХЕ И О ТРУСЛИВОМ ШАКАЛЕ Узбекская сказка Горько плакала старуха: - Ай, шакал, шакал! Сколько ты пера и пуха В год перетаскал! Мясом птиц набил ты брюхо, - Вот и жирным стал... Нет старухе житья от шакалов! По ночам кричишь, проклятый, Не даешь мне спать. Знаешь ты, где спят цыплята, Подползешь - и хвать! А назавтра в час заката Явишься опять. Нет старухе житья от шакалов! Я тебя бы наказала - Плохо вижу я. Я бы зятю приказала - Крепко спят зятья. У собак моих не стало Прежнего чутья... Нет старухе житья от шакалов! Я гнездо устрою курам, Ты их не найдешь. А найдешь - отдашь мне шкуру За ночной грабеж. Пропадешь, разбойник, сдуру, Если к нам придешь! Нет житья от проклятых шакалов! Нелегко заснуть старухе. - Ай, шакал, шакал!.. - А шакал слова старухи Хорошо слыхал, И, подкравшись к ней на брюхе, Так он отвечал: - Нет ума у сварливой старухи! Слушай, старая ослица, Ты не спорь со мной! Ты - домашняя жилица, Я - шакал степной. У тебя не будет птицы В доме ни одной. Нет ума у сварливой старухи! Я от смерти, как бывало, Ноги унесу. Дробь шакала не догнала, - Не догнать и псу. Воют старые шакалы В молодом лесу... Нет ума у сварливой старухи! Говорит старуха: - Рано Хвалишься, шакал, Ты стрелков Узбекистана, Верно, не видал. Бьют охотники сапсана В небе наповал. Нет житья от проклятых шакалов! Отвечал шакал с досадой: - Скучно слушать мне. Положить конец бы надо Глупой болтовне. Всех овец твоих из стада Задушу к весне! Нет ума у сварливой старухи! Я, шакал неуловимый, Не боюсь огня. Ваш заряд промчится мимо, Не задев меня, Но умрет твой внук любимый До начала дня! Нет ума у сварливой старухи! Говорит старуха гневно: - Видишь, я встаю. На тебя я всю деревню Подыму свою, И злодейский род ваш древний Весь я перебью! Нет житья от проклятых шакалов! В тишине старуха встала, Села на коня, Внуков, правнуков собрала В первом свете дня, И помчалась на шакала Вся ее родня. Нет житья от проклятых шакалов! По пескам степным до края Рощи молодой Повела вдова седая Внуков за собой. И сказала: - Вот пришла я. Выходи на бой! Нет житья от проклятых шакалов! Но, услышав топот звонкий, Убежал шакал, Тонким голосом ребенка Завизжал шакал. А стрелок ему вдогонку Весь заряд послал. Честь и слава бесстрашной старухе! ИЗ ЗАРУБЕЖНЫХ ПОЭТОВ Из Иоганна Вольфганга Гете К МИНЬОНЕ Катит по небу, блистая, Колесница золотая, Озаряя высь и даль. Но, увы, с лучом рассвета В сердце где-то Просыпается печаль. Долго ночь владеет нами, Убаюкивая снами, Замедляет бег минут. Но, увы, с лучом рассвета В сердце где-то Скорби сеть свою плетут. Я любуюсь год за годом, Как вдали под синим сводом К берегам идут суда. Но с душой моей в раздоре Злое горе Не уходит никуда. Я другим кажусь здоровым, Выхожу в наряде новом Ради праздничного дня. Но из тех, кого я встретил, Кто заметил Сердце в ранах у меня? Пусть в душе я горько плачу, Но в улыбке слезы прячу. Если б горести могли Нас приблизить к двери гроба, Я давно бы Спал в объятиях земли. Из Генриха Гейне ПОГОДИТЕ! Из-за того, что я владею Искусством петь, светить, блистать, Вы думали, - я не умею Грозящим громом грохотать? Но погодите: час настанет, - Я проявлю и этот дар. И с высоты мой голос грянет, Громовый стих, грозы удар. Мой буйный гнев, тяжел и страшен, Дубы расколет пополам, Встряхнет гранит дворцов и башен И не один разрушит храм. x x x Чтобы спящих ее встревожить, Не вспугнуть примолкших гнезд, Тихо по небу ступают Золотые ножки звезд. Каждый лист насторожился, Как зеленое ушко. Тень руки своей вершина Протянула далеко. Но вдали я слышу голос - И дрожит душа моя. Это зов моей любимой Или возглас соловья?.. x x x Весь отражен простором Зеркальных рейнских вод, С большим своим собором Старинный Кельн встает. Сиял мне в старом храме Мадонны лик святой. Он писан мастерами На коже золотой. Вокруг нее - цветочки, И ангелы реют над ней. А волосы, брови и щечки - Совсем, как у милой моей. ЛОРЕЛЕЙ Не знаю, о чем я тоскую. Покоя душе моей нет. Забыть ни на миг не могу я Преданье далеких лет. Дохнуло прохладой. Темнеет. Струится река в тишине. Вершина горы пламенеет Над Рейном в закатном огне. Девушка в светлом наряде Сидит над обрывом крутым, И блещут, как золото, пряди Под гребнем ее золотым. Проводит по золоту гребнем И песню поет она. И власти и силы волшебной Зовущая песня полна. Пловец в челноке беззащитном С тоскою глядит в вышину. Несется он к скалам гранитным, Но видит ее одну. А скалы кругом все отвесней, А волны - круче и злей. И, верно, погубит песней Пловца и челнок Лорелей. x x x Рокочут трубы оркестра, И барабаны бьют. Это мою невесту Замуж выдают. Гремят литавры лихо, И гулко гудит контрабас. А в паузах ангелы тихо Вздыхают и плачут о нас. x x x Двое перед разлукой Безмолвно подают Один другому руку, Вздыхают и слезы льют. А мы с тобой не рыдали, Когда нам расстаться пришлось. Тяжелые слезы печали Мы пролили позже - и врозь. ГОНЕЦ Гонец, скачи во весь опор Через леса, поля, Пока не въедешь ты во двор Дункана-короля. Спроси в конюшне у людей, Кого король-отец Из двух прекрасных дочерей Готовит под венец. Коль темный локон под фатой, Ко мне стрелой лети. А если локон золотой, Не торопись в пути. В канатной лавке раздобудь Веревку для меня И поезжай в обратный путь, Не горяча коня. x x x Когда выхожу я утром И вижу твой тихий дом, Я радуюсь, милая крошка, Приметив тебя за окном. Читаю в глазах черно-карих И в легком движении век: "Ах, кто ты и что тебе надо, Чужой и больной человек?" Дитя, я поэт немецкий, Известный в немецкой стране. Назвав наших лучших поэтов, Нельзя не сказать обо мне. И той же болезнью я болен, Что многие в нашем краю. Припомнив тягчайшие муки, Нельзя не назвать и мою. x x x Над пеною моря, раздумьем объят, Сижу на утесе скалистом. Сшибаются волны, и чайки кричат, И ветер несется со свистом. Любил я немало друзей и подруг. Но где они? Кто их отыщет? Взбегают и пенятся волны вокруг, И ветер протяжно свищет. x x x Они мои дни омрачали Обидой и бедой - Одни своей любовью, Другие своей враждой. Мне в хлеб и вино подсыпали Отраву за каждой едой - Одни своей любовью, Другие своей враждой. Но та, кто всех больше терзала Меня до последнего дня, Враждою ко мне не пылала, Любить - не любила меня. x x x Когда тебя женщина бросит, - забудь, Что верил ее постоянству. В другую влюбись или трогайся в путь. Котомку на плечи - и странствуй. Увидишь ты озеро в мирной тени Плакучей ивовой рощи. Над маленьким горем немного всплакни, И дело покажется проще. Вздыхая, дойдешь до синеющих гор. Когда же достигнешь вершины, Ты вздрогнешь, окинув глазами простор И клекот услышав орлиный. Ты станешь свободен, как эти орлы. И, жить начиная сначала, Увидишь с крутой и высокой скалы, Что в прошлом потеряно мало! x x x Как из пены вод рожденная, Ты сияешь - потому, Что невестой нареченною Стала ты бог весть кому. Пусть же сердце терпеливое Позабудет и простит Все, что дурочка красивая, Не задумавшись, творит! x x x Какая дурная погода! Дождь или снег, - не пойму. Сижу у окна и гляжу я В сырую, ненастную тьму. Чей огонек одинокий Плывет и дрожит вдалеке? Я думаю, это фонарик У женщины старой в руке. Должно быть, муки или масла Ей нужно достать поскорей. Печет она, верно, печенье Для дочери взрослой своей. А дочь ее нежится в кресле, И падает ей на лицо, На милые, сонные веки Волос золотое кольцо. x x x В почтовом возке мы катили, Касаясь друг друга плечом. Всю ночь в темноте мы шутили. Болтали - не помню о чем. Когда же за стеклами в раме Открылся нам утренний мир, Амур оказался меж нами, Бесплатный слепой пассажир. x x x Кто влюбился без надежды, Расточителен, как бог. Кто влюбиться может снова Без надежды, - тот дурак. Это я влюбился снова Без надежды, без ответа. Насмешил я солнце, звезды, Сам смеюсь - и умираю. x x x Как ты поступила со мною, Пусть будет неведомо свету. Об этом у берега моря Я рыбам сказал по секрету. Пятнать твое доброе имя На твердой земле я не стану, По слух о твоем вероломстве Пойдет по всему океану! x x x Не подтрунивай над чертом, - Годы жизни коротки, И загробные мученья, Милый друг, не пустяки. А долги плати исправно. Жизнь не так уж коротка, - Занимать еще придется Из чужого кошелька! x x x Уходит Счастье без оглядки. Не любит ветреница ждать. Рукой со лба откинет прядки, Вас поцелует - и бежать. А тетка Горе из объятий Вас не отпустит, хоть стара. Присядет ночью у кровати И вяжет, вяжет до утра. x x x С надлежащим уважением Принят дамами поэт. Мне с моим бессмертным гением Сервирован был обед. Выбор вин отменно тонок. Суп ласкает вкус и взор. Восхитителен цыпленок. Заяц сочен и остер. О стихах зашла беседа... И поэт, по горло сыт, Устроительниц обеда За прием благодарит. x x x Материю песни, ее вещество Не высосет автор из пальца. Сам бог не сумел бы создать ничего, Не будь у него матерьяльца. Из пыли и гнили древнейших миров Он создал мужчину - Адама. Потом из мужского ребра и жиров Была изготовлена дама. Из праха возник у него небосвод. Из женщины - ангел кроткий. А ценность материи придает Искусная обработка. x x x Твои глаза - сапфира два, Дна дорогих сапфира. И счастлив тот, кто обретет Два этих синих мира. Твое сердечко - бриллиант. Огонь его так ярок! И счастлив тот, кому пошлет Его судьба в подарок. Твои уста - рубина два. Нежны их очертанья. И счастлив тот, кто с них сорвет Стыдливое признанье. Но если этот властелин Рубинов и алмаза В лесу мне встретится один, - Он их лишится сразу! x x x За столиком чайным в гостиной Спор о любви зашел. Изысканны были мужчины, Чувствителен нежный пол. - Любить платонически надо! - Советник изрек приговор, И был ему тут же наградой Супруги насмешливый взор. Священник заметил: - Любовью, Пока ее пыл ее иссяк, Мы вред причиняем здоровью. - Девица спросила: - Как так? - Любовь - это страсть роковая! Графиня произнесла И чашку горячего чая Барону, вздохнув, подала. Тебя за столом не хватало. А ты бы, мой милый друг, Верней о любви рассказала, Чем весь этот избранный круг. x x x Прекрасный старинный замок Стоит на вершине горы. И любят меня в этом замке Три барышни - три сестры. Вчера обняла меня Йетта. Юлия - третьего дня. А день перед тем Кунигунда В объятьях душила меня, В замке устроили праздник Для барышень милых на днях. Съезжались бароны и дамы В возках и верхом на конях. Но жаль, что меня не позвали. Не видя меня на балу, Ехидные сплетницы-тетки Тихонько смеялись в углу... БОЛЬШИЕ ОБЕЩАНИЯ Мы немецкую свободу Не оставим босоножкой. Мы дадим ей в непогоду И чулочки и сапожки. На головку ей наденем Шапку мягкую из плюша, Чтобы вечером осенним Не могло продуть ей уши. Мы снабдим ее закуской. Пусть живет в покое праздном, - Лишь бы только бес французский Не смутил ее соблазном. Пусть не будет в ней нахальства, Пусть ее научат быстро Чтить высокое начальство И персону бургомистра! x x x Кричат, негодуя, кастраты, Что я не так пою. Находят они грубоватой И низменной песню мою. Но вот они сами запели На свой высокий лад, Рассыпали чистые трели Тончайших стеклянных рулад. И, слушая вздохи печали, Стенанья любовной тоски, Девицы и дамы рыдали, К щекам прижимая платки. x x x К плечу белоснежному милой Припав безмятежно щекой, Узнал я по трепету сердца, Что в нем потревожен покой. Трубят голубые гусары, Въезжая под своды ворот. И ты меня завтра покинешь, Едва только солнце взойдет. Ты завтра меня покинешь. А нынче, пока ты моя, В объятиях нежных двойное Блаженство изведаю я. Трубят голубые гусары, Насилу их бог унес. И я прихожу к тебе снова С букетом алых роз. Здесь дикое было раздолье, Солдатский постой, привал. Небось не один в твоем сердце Военный квартировал. БОГ АПОЛЛОН Отрывок На горном утесе стоит монастырь. Струится Рейн под обрывом. Глядит сквозь решетку на водную ширь Монахиня взором тоскливым. Челнок по сверкающей глади скользит, От блеска заката багровый. Он яркой и пестрою тканью покрыт, Увенчан веткой лавровой. Поет светлокудрый пловец-великан, В челне белопарусном стоя. И пурпур, которым обвит его стан, - Аттического покроя. С ним вместе прекрасные девы плывут. Все девять стройны, белолики. Гармонию девственных тел выдают Свободные складки туники. Поет светлокудрый, касаясь рукой Лиры золотострунной. И вольная песня тревожит покой Монахини - пленницы юной. Напрасно ко лбу поднимает она Для крестного знаменья руку. Душа ее горьким блаженством полна, И сладко терпеть эту муку. x x x Большое море в блеске дня Сверкает на просторе. Когда умру я, вы меня Похороните в море. Я в этой жизни так любил Бегущий вал свободный И охлаждал сердечный пыл Морской волной холодной. * * * Будто призраки - мы оба. Между нами - тень любви. Ну-ка, дурочка, попробуй - Этот миг останови! Счастьем пользуются люди Только несколько минут - Сердце - все оно забудет, А глаза - глаза уснут. x x x Я с любимой разлучился И смеяться разучился. Шутят глупо иль умно - Мне нисколько не смешно, Только с ней я разлучился, Я и плакать разучился. Рвется сердце на куски, Но не плачу от тоски. x x x Юноша девушку любит. Другой ее сердцу милей. Другой же влюбился в другую И вскоре женился на ней. За первого встречного замуж Девушка выйти спешит. Идет она замуж с досады, А юноша горем убит. Все это - старая песня, Но вечно она молода. И тот, с кем такое случится, Теряет покой навсегда. МИР ШИВОРОТ-НАВЫВОРОТ Весь мир на голове стоит. Мы ходим вверх ногами. И не один стрелок убит В лесу тетеревами. Корова пастуха пасет, Кухарку жарит кролик. Свободу совести несет В наш мир сова-католик. Сам Геринг теперь санкюлотом слывет, И правду вещает Беттина. А Кот в сапогах направленье дает Софоклу на сцене Берлина. У нас обезьяна воздвигнуть велит Немецким героям Валгаллу. А Массман причесан, острижен, обрит, Коль верить возможно журналу. Молиться немецкий медведь перестал, Назвался атеистом, A попугай французский стал Христианином истым. Дает "Монитор" - укермаркский журнал Пример сумасшедшему дому. В журнале покойник на днях написал Обидный некролог живому. Как видно, и вправду смириться пора. Что спорить нам против теченья! Взойдем на Темпловер и крикнем "Ура!", Склонив перед троном колени. x x x Скрипят от ветра деревья. Осень. Во мраке глухом, В серый свой плащ завернувшись, По лесу еду верхом. Еду я быстро, но мысли Мчатся вперед быстрей. Мысли меня переносят К дому любимой моей. Лают собаки. Привратник Отпер тяжкий затвор. Вверх по ступеням лечу я С легким бряцаньем шпор. Вот по коврам пробегаю. Луч озаряет мне путь. В теплом душистом покое К милой бросаюсь на грудь. Дуб зашумел надо мною, Будто сказал, шелестя: - Что ж ты доверился, всадник, Глупому сну, как дитя? x x x Жил-был король на свете. Он был суров, Угрюм и сед, А в жены взял принцессу, Девицу юных лет. И было при дворе пажей Изрядное Количество. Но лишь один - он был блондин Нес шлейф ее величества. Как говорят, она и он Друг друга полюбили. За это он давно казнен, Да и она в могиле. ПСИХЕЯ В ручках - маленький светильник, Пламя жаркое в крови, - Робко крадется Психея К богу юному любви. Наклонилась, задрожала. Как прекрасен спящий бог! Но, внезапно пробужденный, Покидает он чертог. Каясь два тысячелетья, Плоть мученьям предает Та, которой на мгновенье В наготе предстал Эрот. Из Эдварда П. Мида В переложении на немецкий язык Фридриха Энгельса КОРОЛЬ ПАР Есть на свете король - не из сказки король, Тот румян, добродушен и стар. Этот зол и суров, губит белых рабов. Беспощадный король этот - Пар. Хоть рука у тирана всего лишь одна, Но владеет он силой такой, Что сметает народы, крушит племена Раскаленной железной рукой. Он, как Молох - его прародитель - царит, Сеет горе и ужас окрест, А внутри его пламя, бушуя, горит И детей человеческих ест. Шайка жадных жрецов, - как и он, голодна. Управляет железной рукой. Золотые червонцы чеканит она Из накопленной крови людской. Человеческих прав все основы поправ, Эти люди не знают стыда. Им смешон матерей умирающих стон, Им отцовские слезы - вода. Точно музыка, вздохи ласкают им слух, Скрежет голода тешит сердца. Груды мертвых костей стариков и детей Наполняют подвалы дворца. Сеет гибель бездушный властитель-злодей В королевстве неправды и зла. Убивает он души живые людей, Изнуряя трудом их тела. Так долой короля, палача-короля! Миллионы рабочих, - вперед! Свяжем руку его до того, как земля Темной ночью поглотит народ. Да проснется ваш гнев и разверзнет свой зев. Да покатится в пропасть на дно Раззолоченный сброд тунеядцев-господ И жестокий их бог заодно! Из Вильгельма Буша ВЕСЕЛОЕ КУПАНЬЕ Купать ребят Решила тетка. Они сидят И смотрят кротко. Оставив мальчиков вдвоем, Уходит тетя за бельем. Вдвоем оставшись, мальчуганы Пускают мыльные фонтаны. Ныряя в воду, не забудь, Что уши следует заткнуть! Из уха Франца речка льется, А Фриц доволен и смеется. Зато теперь, склонившись ниц, Пощады просит бедный Фриц. Но не остался Фриц в долгу - Удар в лицо нанес врагу. За это Франц заставил Фрица Три раза низко поклониться. Но Франца правая нога В плену осталась у врага. У Фрица больно стиснут нос, У Франца вырван клок волос. Вбегает тетушка со свечкой, А в это время ванна с печкой, Кувшин и чашки с молоком - Все полетело кувырком! Кто в этом деле виноват? И старший брат, и младший брат, А также ванна виновата - Она немного тесновата. ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО Веселый Франц и шустрый Фриц Идут охотиться на птиц. На самой верхней ветке клена Гнездо устроила ворона. Увы, затея сорвалась. Два шалуна свалились в грязь. Печально кончилась охота: Торчат ботинки из болота. Сосед охотился в лесу. "Ищи, Дружок!" - сказал он псу. Полез в болото верный пес И Франца мокрого принес. Потом сказал коротким лаем: "Спасать другого не желаем!" Пропал бы Фриц во цвете лет, Но пожалел его сосед. У братьев грязь струится с лиц: Не разобрать, кто Франц, кто Фриц. Охотник - в мокрых сапогах, У пса - чулочки на ногах. А три горластых вороненка Смеются весело и звонко. МУХА Обедом сытным утомлен, Папаша спит и видит сон... А надоед