----------------------------------------------------------------------------
     Библиотека всемирной литературы
     Испанские поэты XX века
     Хуан Рамон Хименес, Антонио Мачадо, Федерико Гарсиа Лорка,
     Рафаэль Альберти, Мигель Эрнандес
     М., "Художественная литература", 1977
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------



     Из книги "ОДИНОЧЕСТВА, ГАЛЕРЕИ И ДРУГИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ" (1899-1907)

     Одиночества

     Путешественник. Перевод М. Квятковской
     "Я прошел немало тропинок..." Перевод М. Квятковской
     "Площадь. Темную листву раздвинув..." Перевод М. Самаева
     Воспоминание детства. Перевод Ю. Петрова
     "Был погожий вечер, грустный вечер лета..." Перевод В. Дубина
     "Я слышу напевы..." Перевод О. Савича
     Берега Дуэро. Перевод М. Самаева
     "На вымершую площадь..." Перевод Б. Дубина
     "Иду, размышляя, по росным..." Перевод О. Чухонцева
     "Словно твое одеянье..." Перевод В. Андреева
     Канте Хондо. Перевод А. Гелескула
     "Вечер. На балконах дотлевает пламя..." Перевод Б. Дубина
     "Беглянка всегда, и всегда..." Перевод О. Савича
     Горизонт. Перевод М. Квятковской
     "Зеленый палисадник..." Перевод Н. Горской

     В дороге

     "Било двенадцать..." Перевод М. Квятковской
     "Мы создаем во сне..." Перевод В. Андреева
     "Время - нагой терновник..." Перевод Л. Боровиковой
     "Солнце - огонь неистовый..." Перевод В. Андреева
     "Вечереет. Туманная дымка..." Перевод В. Столбова
     "Быть может, дымкой золотых курений..." Перевод М. Квятковской
     "В твоих глазах я вечно вижу тайну..." Перевод В. Андреева
     "Бывают уголки воспоминаний..." Перевод А. Гелескула
     "В тени церковная площадь замшела..." Перевод Н. Горской
     "В сумраке, за кипарисовой рощей..." Перевод В. Столбова
     "Моя любовь? Ты помнишь..." Перевод Н. Ванханен
     "Мне весенняя зорька сказала..." Перевод В. Столбова
     "Однажды к нам в пути придет изнеможенье..." Перевод Ю. Петрова
     "То молодость, которая ушла..." Перевод Л. Боровиковой

     Песни

     Элегические куплеты. Перевод В. Васильева
     "Однажды мне сказал..." Перевод Н. Горской
     "Апрельское небо улыбкой встречало..." Перевод Б. Дубина
     "Замшелый, источенный временем остов..." Перевод М. Самаева

     Юмор, фантазии, заметки

     Нория. Перевод О. Чухонцева
     Эшафот. Перевод Н. Горской
     Мухи. Перевод Ю. Петрова
     Быть может... Перевод М. Квятковской
     Сад. Перевод Н. Горской
     Черные сны. Перевод С. Гончаренко
     Унынье. Перевод П. Грушко
     "Час часы показали..." Перевод В. Андреева
     Советы. Перевод О. Савича
     "Ночью вчера мне снилось..." Перевод В. Андреева
     "Сердце мое, ты уснуло?.." Перевод П. Грушко

     Галереи

     Вступление. Перевод М. Квятковской
     "Разорвана туча. И в небе..." Перевод В. Столбова
     "Меня позвали на пороге сна..." Перевод И. Копостинской
     Детский сон. Перевод М. Квятковской
     "Когда бы я старинным был поэтом..." Перевод Ю. Петрова
     "Ветерок постучался негромко..." Перевод В. Столбова
     "Сегодня ты будешь напрасно..." Перевод В. Андреева
     "И нет в том беды, что вино золотое..." Перевод Ю. Петрова
     "Ушедших времен приметы..." Перевод М. Квятковской
     "Любимый дом, в котором..." Перевод О. Савича
     "На тусклой холстине сумерек..." Перевод М. Квятковской
     "Мне бы, словно Анакреону..." Перевод М. Квятковской
     "Какой сияющий вечер!.." Перевод М. Квятковской
     "Землистый вечер, чахлый и осенний..." Перевод А. Гелескула
     "Так и умрет с тобой волшебный мир..." Перевод П. Грушко
     "Оголена земля. Уныло воет..." Перевод М. Квятковской
     Поле. Перевод Инны Тыняновой
     "Сегодня - хотой, завтра - петенерой..." Перевод О. Савича
     "И снится - красный шар всплывает на востоке..." Перевод М. Квятковской
     "Апрель целовал незримо..." Перевод В. Васильева
     "Давно ли шелковый кокон..." Перевод А. Гелескула
     Возрождение. Перевод Н. Горской
     "Может быть, сеятель звезд..." Перевод В. Столбова
     "Еще берегут деревья..." Перевод В. Столбова
     "Под лавром вымыта чисто..." Перевод В. Андреева



     "Пегасы, красавцы пегасы..." Перевод В. Столбова
     "Игра детских рук - не гармония..." Перевод О. Савича
     "Площадь перед закатом. Струйка воды студеной..." Перевод Б. Дубина
     Мирские песни. Перевод Инны Тыняновой
     Зимнее солнце. Перевод Ю. Петрова

                    Из книги "ПОЛЯ КАСТИЛИИ" (1907-1917)

     Портрет. Перевод В. Андреева
     На берегах Дуэро. Перевод Ю. Петрова
     По землям Испании. Перевод Ю. Петрова
     Богадельня. Перевод Б. Дубина
     Иберийский бог. Перевод Б. Дубина
     Берега Дуэро. Перевод А. Гелескула
     "Ты ль это, друг мой Гвадаррама, ты ли?.." Перевод Инны Тыняновой
     Апрель придет, водой зальет. Перевод М. Самаева
     Сумасшедший. Перевод Ю. Петрова
     Преступник. Перевод Ю. Петрова
     Осенний рассвет. Перевод В. Андреева
     В поезде. Перевод Н. Горской
     Летняя ночь. Перевод А. Гелескула
     Поля Серии. Перевод М. Самаева
     Земля Альваргонсалеса. Перевод О. Савича
     Засохшему вязу. Перевод М. Самаева
     Дороги. Перевод А. Гелескула
     "Ты отнял, господь, у меня ту, кого я любил всех сильней..." Перевод В. Столбова
     "- Жди, - говорит мне надежда..." Перевод В. Васильева
     "Туда, к земле верховий..." Перевод А. Гелескула
     "Снится, что майским утром..." Перевод А. Гелескула
     "Летней ночью, бессонно-тревожной..." Перевод В. Андреева
     Поэма одного дня. Перевод Н. Горской
     Саэта. Перевод В. Андреева
     О призрачном прошлом. Перевод Ю. Петрова
     Плач по добродетелям и строфы на смерть дона Гидо. Перевод О. Савича
     Призрачное завтра. Перевод Ю. Петрова

     Пословицы и песенки

     "Я не мечтал, чтобы мне досталась..." Перевод О. Савича
     "Зачем называть дорогой..." Перевод В. Андреева
     "С неверья нашего попробуй сиять одежды..." Перевод О. Савича
     "Наша жизнь - всего лишь минуты..." Перевод В. Андреева
     "Я когти зверя видел и на руке холеной..." Перевод В. Андреева
     "Не спрашивай о том, что сам ты знаешь..." Перевод О. Савича
     "Позавидовав добродетели..." Перевод О. Савича
     "Глаза, вы однажды открылись..." Перевод О. Савича
     "Всех лучше те, кто сознают..." Перевод О. Савича
     "Мы добродетельны, когда душа оттает..." Перевод О. Савича
     "Повторяйте вместе со мной: мы не знаем, зачем живем..." Перевод В. Андреева
     "Человек? Но кто же парадоксальней его?.." Перевод В. Андреева
     "Как человек, никто не может лицемерить..." Перевод О. Савича
     "Я в детстве мечтал о героях..." Перевод В. Столбова
     "Мне снилось вчера, будто бога я встретил..." Перевод В. Столбова
     "Чему ты дивишься, друг мой..." Перевод Б. Дубина
     "Представьте себе на поляне..." Перевод В. Андреева
     "На свете из нас любой..." Перевод Б. Дубина
     "Помни, путник, твоя дорога..." Перевод В. Столбова
     "Сердце, звонкое еще недавно..." Перевод В. Андреева
     "Вера вкусивших познанья!.." Перевод Б. Дубина
     "Я чту Христа, что сказал нам..." Перевод Б. Дубина
     "Не для нас созиданье, сказал ты?.." Перевод О. Савича
     "Не для нас созиданье, сказал ты?.." Перевод О. Савича
     "Прекрасно знать, что бокалы..." Перевод В. Столбова
     "Говоришь, что все остается..." Перевод В. Столбова
     "Говоришь, что все остается..." Перевод В. Столбова
     "Все проходит, и все остается..." Перевод О. Савича
     "Мне снилось прошлой ночью: бог..." Перевод О. Савича
     "Четыре вещи на свете..." Перевод Б. Дубина
     "Свет души! Божественный свет!.." Перевод В. Столбова
     "Уже есть в Испании кто-то..." Перевод В. Андреева
     Притча. Перевод В. Столбова
     Символ веры. Перевод Б. Дубина
     "Бог, какого себе рисуем..." Перевод В. Дубина
     "Слышишь ли, мыслитель: гулко..." Перевод Ю. Петрова
     Мой шут. Перевод Ю. Петрова

     Послания

     Дону Франсиско Хинер де лос Риосу. Перевод М. Квятковской
     Из моего угла. Послание. Перевод Ю. Петрова
     Молодая Испания. Перевод Инны Тыняновой
     На смерть Рубена Дарио. Перевод В. Столбова
     Дону Мигелю де Унамуно. Перевод М. Квятковской
     Хуану Рамону Хименесу. Перевод О. Савича

                     Из книги "НОВЫЕ ПЕСНИ" (1917-1930)

     К приморским землям. Перевод В. Столбова
     Луна, тень и шут. Перевод П. Горской
     Песни. Перевод М. Самаева

     Пословицы и песенки

     "Глазом зовется глаз..." Перевод В. Столбова
     "Как вести диалог..." Перевод В. Столбова
     "Но глядя в свое отражение - также..." Перевод В. Андреева
     "Новый век? Разве доныне..." Перевод В. Столбова
     "Сегодня - всегда доныне". Перевод В. Столбова
     "Я снова слышу: во мгле..." Перевод В. Столбова
     "Ищи двойника, человече..." Перевод В. Столбова
     "Если пришла весна..." Перевод В. Столбова
     "В раздумьях своих одиноких..." Перевод В. Столбова
     "Все благо: вода и жажда..." Перевод В. Столбова
     "Лавры и похвалы..." Перевод В. Столбова
     "Проснитесь, поэты! Пора..." Перевод В. Столбова
     "Не "я" основного, нет ..." Перевод В. Столбова
     "Другую истину скажу..." Перевод В. Столбова
     "Все оставлять другим?.." Перевод В. Столбова
     "Половину ты правды сказал?.." Перевод В. Столбова
     "Час моего сердца..." Перевод В. Столбова
     "Сон отделяет от бдения..." Перевод В. Столбова
     "Я думал, - в моем очаге..." Перевод В. Столбова
     "Да будет труд разделен..." Перевод В. Столбова
     "Внимание! Следует знать..." Перевод В. Столбова
     "Пчелы и певцы..." Перевод В. Столбова
     "Гвадалкивир! Слезы в горле..." Перевод В. Столбова
     "Однако..." Перевод В. Столбова
     "Что есть истина? Может, река?.." Перевод В. Столбова
     "Скажи, предскажи нам, поэт..." Перевод В. Столбова
     "А искусство?.." Перевод В. Столбова
     Глаза. Перевод Ю. Петрова
     Путешествие. Перевод В. Столбова
     И если твой поэт... Перевод Ю. Петрова
     Это снится. Перевод Ю. Петрова
     Любовь и сьерра. Перевод А. Гелескула
     Скульптору Эмильяно Барралю. Перевод В. Андреева
     Сны в диалогах. Перевод М. Квятковской
     Из моей папки. Перевод Н. Горской

     Сонеты

        I. Перевод М. Квятковской
        II. Перевод М. Квятковской
        III. Перевод Ю. Петрова
        IV. Перевод П. Грушко
        V. Перевод П. Грушко

     Старые песни. Перевод М. Самаева

              Из книги "АПОКРИФИЧЕСКИЙ ПЕСЕННИК АБЕЛЯ МАРТИНА"

     "Глаза в зеркальной глубине..." Перевод Н. Горской
     "Из-за глаз твоих я себя потерял..." Перевод В. Андреева
     "И сердце все время поет об одном..." Перевод В. Андреева
     "Мысль, что создана без любви..." Перевод В. Андреева
     Весеннее. Перевод М. Квятковской
     Враждебная любовь. Перевод М. Квятковской
     "Была на площади башня..." Перевод В. Васильева
     "Сквозь все решетки окон ловит взор..." Перевод В. Васильева
     "Заря охапку роз..." Перевод В. Васильева
     "Над той, чья грудь белее, чем опал..." Перевод В. Васильева

            Из книги "АПОКРИФИЧЕСКИЙ ПЕСЕННИК ХУАНА ДЕ МАЙРЕНЫ"

     Последние жалобы Абеля Мартина. Перевод А. Гелескула
     "Губы ее - пламя..." Перевод М. Квятковской
     Обрывки бреда, сна и забытья. Перевод А. Гелескула
     Песни к Гиомар. Перевод Ю. Петрова
     Новые песни к Гиомар. Перевод Ю. Петрова
     Смерть Абеля Мартина. Перевод А. Гелескула
     Иные времена. Перевод А. Гелескула
     Детское воспоминание. Перевод М. Квятковской


                  Из книги "СТИХИ ВОЕННЫХ ЛЕТ" (1036-1939)

     Мадрид. Перевод В. Столбова
     Преступление было в Гранаде... Перевод Н. Горской
     Дневные раздумья. Перевод Ю. Петрова
     Голос Испании. Перевод Л. Беринского
     "Луна на краю небосклона..." Перевод Ю. Петрова

     Сонеты

     Весна. Перевод М. Самаева
     Поэт вспоминает поля Сории. Перевод П. Грушко
     Рассвет в Валенсии. Перевод Н. Горской
     Смерть раненого ребенка. Перевод Н. Горской
     "Меж нами - вал войны, морей бездонней..." Перевод П. Грушко
     "Вновь прошлое поет на той же ноте..." Перевод П. Грушко
     "Испания, от моря и до моря..." Перевод П. Грушко
     "Отчизна-мать, заступница святая..." Перевод Ю. Петрова
     Бурьян. Перевод М. Квятковской
     "Эти дни голубые, это солнце далекого детства..." Перевод М. Квятковской


     Из книги "ОДИНОЧЕСТВА, ГАЛЕРЕИ И ДРУГИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ" (1899-1907)





                     Сидим в семейной полутемной зале,
                     и снова среди нас любимый брат, -
                     в ребячьих снах его мы провожали
                     в далекий край немало лет назад.

                     Сегодня у него седые пряди,
                     и серебрится на свету висок,
                     и беспокойный холодок во взгляде
                     нам говорит, что он душой далек.

                     Роняет листья на осенний ветер
                     печальный старый парк, и в тишине
                     сквозь стекла влажные сочится вечер,
                     сгущается в зеркальной глубине.

                     И словно озарилось кротким светом
                     его лицо. Быть может, вечер смог
                     обиды опыта смягчить приветом?
                     Иль это отсвет будущих тревог?

                     О юности ль загубленной взгрустнулось?
                     Мертва - волчица бедная! - давно...
                     Боится ль, что непрожитая юность
                     вернется с песней под его окно?

                     Для солнца ль новых стран улыбка эта,
                     и видит он края знакомых снов,
                     свой парус - полный ветра, полный света, -
                     движенье судна в пении валов?

                     Но он увидел силуэты сосен,
                     и эвкалипта желтые листы,
                     и кустик розы, что для новых весен
                     выпестывает белые цветы.

                     И боль его, тоскуя и не веря,
                     слезой блеснула на какой-то миг,
                     и мужества святое лицемерье
                     ложится бледностью на строгий лик.

                     Трагический портрет еще светлеет.
                     Болтаем ни о чем. Часы стучат.
                     И скука очага печально тлеет.
                     Все громче тиканье. И все молчат.




                       Я прошел немало тропинок
                       и немало дорог измерил.
                       По каким морям я не плавал,
                       на какой не ступал я берег!

                       Везде на земле я видел
                       караваны тоски и смятенья,
                       высокомерные в скорби,
                       опьяненные черной тенью.

                       Видел я осторожных педантов;
                       они смотрят, молчат и верят,
                       что отмечены мудростью, ибо -
                       не пьют в придорожных тавернах.

                       Эти злые людишки землю,
                       проходя, заражают скверной.

                       И везде на земле я видел
                       людей, проходящих с песней;
                       если им везет - веселятся,
                       засевая надел свой тесный.

                       Они вас не спросят: - Где мы?
                       Они бредут наудачу,
                       они по любым дорогам
                       трясутся на старых клячах.

                       По праздникам не суетятся,
                       не спеша за дела берутся.
                       Есть вино - они пьют с охотой,
                       нет вина - водой обойдутся.

                       Эти люди - добрые люди -
                       свой путь в трудах и невзгодах
                       проходят с надеждой, покуда
                       не лягут на вечный отдых.




                     Площадь. Темную листву раздвинув,
                     тяжелеют ядра апельсинов.

                     Взапуски из школы выбегает
                     малышей ватага озорная,
                     буйным кличем голосов зеленых
                     полусонный воздух наполняя.

                     Радость детства в тихих закоулках
                     запустелых древних захолустий,
                     где порою встретим ненароком
                     тень былого - и проводим с грустью...




                         Холодный декабрьский ветер
                         и неуют заоконный.
                         Пасмурный вечер. Дети
                         учатся. Дождь монотонный.

                         Класс. На картине - Каин
                         прочь убегает; тут же
                         Авель убитый; камень
                         в кровавой, карминной луже.

                         Звук колокольчика медный.
                         Книгу рукой усталой,
                         иссохший, в одежде бедной,
                         держит учитель старый.

                         Школьники тянут вместе
                         прилежно и голосисто:
                         - Два раза по сто - двести.
                         - Три раза по сто - триста...

                         Холодный декабрьский ветер
                         и неуют заоконный.
                         Пасмурный вечер. Дети
                         учатся. Дождь монотонный.




                  Был погожий вечер, грустный вечер лета.
                  Жухлыми плетями с каменного вала
                  висла повилика. В отдаленье где-то
                  струйка напевала.

                  Повернулся ключ мой в скважине замковой;
                  простонали петли заржавелой двери,
                  что с глухим ударом затворилась снова,
                  запечатав мертвый сумрак повечерья.

                  Тихо и безлюдно было за оградой.
                  Лишь вода звенела и, маня руладой,
                  выводила к плитам, где струя фонтана,
                  падая на мрамор, пела неустанно.

                  - Позабытый сон твой с песенкою этой
                  вспоминаешь? - пела струйка ледяная. -
                  Был дремотный вечер дремлющего лета.

                  - Нет, не вспоминаю, -
                  отвечал воде я, -
                  позабыт он вместе с песнею твоею...

                  - Был такой же вечер, и струя фонтана
                  падала на мрамор так же неустанно.
                  В той же, что сегодня, буксовой куртине
                  песенка звенела, что звенит и ныне.
                  Разве ты не помнишь? Тяжелели ветки
                  от поспевших яблок огненной расцветки,
                  как сегодня... Разве ты не помнишь это?
                  Был такой же вечер дремлющего лета.

                  - И отрадна песня, что немолчно льется,
                  а не знаю снов я, о каких поется.

                  Знаю, что и раньше яблоки алели
                  в безмятежных водах твоего потока;
                  что давно печали в сердце отболели,
                  миновали снами той поры далекой;

                  что любовь и прежде мороком извечным
                  повторялась в этом зеркальце беспечном, -
                  старое преданье лучше расскажи ты,
                  расскажи о счастье, что давно забыто.

                  - О забытом счастье не проси преданий}
                  ничего не знаю, кроме грусти давней.

                  Был погожий вечер дремлющего лета...
                  Горько ты склонялся над водою этой;
                  и, делясь тоскою, припадал ты к струям
                  в тот погожий вечер горьким поцелуем.

                  Припадал ты к струям, жаждою пылая,
                  и осталась прежней жажда та былая.

                  - Так прощай навеки! Неустанным звоном
                  лейся по безлюдью в этом парке сонном -
                  и прощай навеки: песня твоя ныне
                  еще горше, струйка, чем мое унынье.

                  Повернулся ключ мой в скважине замковой;
                  простонали петли заржавелой двери,
                  что с глухим ударом затворилась снова,
                  запечатав мертвый сумрак повечерья.




                            Я слышу напевы
                            старых-старых песен,
                            поют их дети,
                            играя вместе
                            и вместе изливая
                            своих сердец мечтанья,
                            как изливают воду
                            каменные фонтаны:
                            всегда на тех же нотах
                            со смехом и слезами,
                            но смех тот невесел,
                            а слезы льются сами
                            без горечи и боли, -
                            и с ними льются чинно
                            любовные печали
                            легенд старинных.

                            В детском рассказе
                            о печали страстной
                            история туманна,
                            но горе ясно;
                            и так же ясно
                            вода ведет сказанье
                            о старой любви, которой
                            удел - молчанье.
                            На площади старой
                            в тени играя,
                            пели дети хором...

                            Струя крутая
                            каменного фонтана
                            лилась не смолкая.

                            Дети пели хором
                            наивную сказку
                            о чем-то, что проходит
                            и не придя погаснет:
                            история туманна,
                            но горе ясно.

                            И этому рассказу
                            фонтан спокойно вторил:
                            историю отбросив,
                            рассказывал о горе.




            Аист глядит с колокольни, обозревая округу.
            Вкруг развалившейся башни с криками, как с перепугу,
            носятся ласточки. Вихри, лютые бури, метели,
            словно дыхание ада, с белой зимой пролетели.
            Утро. И слабое, низкое
            солнце с трудом прогревает скудную землю сорийскую.
            Зелень косматых сосенок
            заголубела, вздохнула.
            Вся удивленье, спросонок
            робко весна проглянула
            из тополей. Под обрывом, меж берегов, на приволье
            дремлет Дуэро. Есть что-то детское в радости поля.
            Среди травы голубеет, в утреннем мареве нежась,
            новорожденный цветок. О первозданная свежесть
            тайной поры обновленья!
            Тополи белых дорог, тополи белых селений,
            снежной горы полыхание
            средь голубого огня.
            Солнце безбрежного ясного дня...
            Как хороша ты, Испания!




                     На вымершую площадь
                     ведут проулки по глухим кварталам.
                     Наискосок - церковка
                     чернеет облупившимся порталом;
                     с другого края - пальмы
                     и кипарисы над стеной беленой;
                     и, замыкая площадь, -
                     твой дом, а за решеткою оконной -
                     твое лицо, так счастливо и мирно
                     сквозящее, за сумерками тая...
                     Не постучу. Я тороплюсь сегодня,
                     но не к тебе. Приходит молодая
                     весна, белея платьем
                     над площадью, что гаснет, цепенея, -
                     идет зажечь пурпуровые розы
                     в твоем саду... Я тороплюсь за нею...




                         Иду, размышляя, по росным
                         лугам, по тропе луговой.
                         Дубы пропыленные, сосны
                         зеленые над головой.

                         Куда убегает тропинка?
                         Не знаю. Она далека.
                         Ложится вечерняя дымка,
                         и падает песня в луга.
                         Ах, в сердце заноза застряла.
                         Однажды я вырвал ее
                         и чувствую - сердца не стало.
                         Кто скажет, где сердце мое?

                         И дума моя безответна,
                         и в тишь отдаются шаги,
                         и слышно в тиши, как от ветра
                         звенят тополя у реки.

                         И песня моя безутешна,
                         а вечер темней и темней,
                         и за темнотою кромешной
                         не видно тропинки моей.

                         Заноза моя золотая,
                         как счастлив я был бы опять,
                         горючие слезы глотая,
                         забытую боль ощущать!



                         Словно твое одеянье,
                         облака легкий полет.
                         Я больше тебя не увижу,
                         но сердце все-таки ждет.

                         Твоим дыханием тихим
                         дышит ночной небосвод,
                         в каждом горном ущелье
                         отзвук шагов живет.
                         Я больше тебя не увижу,
                         но сердце все-таки ждет.

                         С башен и колоколен
                         медленный звон плывет.
                         Я больше тебя не увижу,
                         но сердце все-таки ждет.

                         По крышке черного гроба
                         бьет молоток и бьет,
                         неотвратим и жаден
                         могилы уродливый рот.
                         Я больше тебя не увижу,
                         но сердце все-таки ждет.




                    Притихший, я разматывал устало
                    клубок раздумий, тягот и унынья,
                    когда в окно, распахнутое настежь,
                    из летней ночи, жаркой, как пустыня,

                    донесся стон дремотного напева -
                    и, ворожа плакучей кантилене,
                    разбили струны в сумрачные трели
                    мелодию родных моих селений.

                    ...Была Любовь, багряная, как пламя...
                    И нервная рука в ответ руладам
                    взлетела дрожью вздоха золотого,
                    который обернулся звездопадом.

                    ...И Смерть была, с косою за плечами...
                    - Я в детстве представлял ее такою -
                    скелет, который рыскал по дорогам...

                    И, гулко вторя смертному покою,
                    рука на растревоженные струны
                    упала, словно крышка гробовая.

                    И сирый плач дохнул подобно ветру,
                    сметая прах и пепел раздувая.




                     Вечер. На балконах дотлевает пламя
                     гаснущего солнца, скрытого домами.

                     Чье лицо мелькнуло за стеклом оконным
                     розовым овалом, смутным и знакомым?

                     Проступает облик из неверной дымки
                     то бледней, то ярче, как на старом снимке.

                     Одиноким эхом будишь запустенье;
                     все туманней блики, все чернее тени.

                     О, как тяжко сердцу!.. Это ты?.. Затишье...
                     никого... дорога... и звезда над крышей.




                        Беглянка всегда, и всегда
                        со мною рядом, вся в черном,
                        едва скрывая презренье
                        на бледном лице непокорном.
                        Не знаю, куда ты уходишь,
                        где ночью краса твоя с дрожью
                        постель себе брачную ищет,
                        какие сны растревожат
                        тебя и кто же разделит
                        негостеприимное ложе.
                        . . . . . . . . . . . . . .
                        Краса нелюдимая, стой
                        на этом ночном берегу!
                        Хочу целовать я горький
                        цветок твоих горьких губ.




                Вечером, вольным и терпким, подобным тоске,
                в час, когда копья метало палящее лето,
                сон мой недобрый дробился и плыл вдалеке
                сотнями призрачных теней, бегущих от света.
                Пурпурным зеркалом был несравненный закат,
                в алом стекле отражал он пожар величавый,
                страшные сны унося в бесконечную высь.
                Я услыхал, как шаги мои гулко звучат
                и отдаются в пустыне за далью кровавой -
                там, где веселые песни зари занялись.




                            Зеленый палисадник,
                            улочка прямая
                            и фонтан замшелый,
                            где вода немая
                            видит сновиденья,
                            камни омывая.

                            Почернела зелень
                            вянущих акаций,
                            их сентябрь целует,
                            и несет куда-то
                            налетевший ветер
                            желтый лист измятый,
                            на земле играя
                            с пылью беловатой.

                            Смуглая красотка,
                            свой кувшин наполнив
                            влагою стеклянной,
                            ты меня заметишь,
                            но рукою легкой,
                            словно бы случайно,
                            не поправишь локон,
                            завиток атласный,
                            и в зеркальный глянец
                            на себя не глянешь.

                            Ты стоишь под ветром
                            вечером душистым,
                            и водою светлой
                            полнятся кувшины.






                     Било двенадцать... двенадцать раз
                     заступ вдали простучал.
                     Я вскрикнул: - Пробил мой час!
                     - Ты не бойся, - шепнуло молчанье, -
                     ты не увидишь, когда последняя капля
                     в клепсидре блеснет прощально.

                     Ты все еще будешь спать
                     на своем берегу печальном,
                     а проснешься - увидишь: к новому берегу
                     челн твой причален.




                        Мы создаем во сне
                        над скудной землей печальной
                        лабиринты, тропинки, сады:
                        в цветенье, во тьме, в молчанье;

                        паденье... стремление ввысь...
                        надежды... воспоминанья...
                        Невысказанная грусть,
                        призрачные созданья -

                        фигурки нашего сна,
                        склоненные над дорогой;
                        виденья цветущей земли...
                        тропинки... далеко... далеко...




                         Время - нагой терновник -
                         медленно зацветает
                         в излуке нищей долины,
                         на голом камне дороги.

                         И чистый голос молитвы
                         звучит, измученный, снова;
                         и возвращается в сердце
                         слово, светлея скорбно.

                         Утихло древнее море.
                         Погасла грозная пена
                         исхлестанных побережий.
                         Бриз плывет над полями.

                         И, в исцеленном мире,
                         в мире обетованном,
                         под одиноким небом
                         тень твоя воскресает.




                         Солнце - огонь неистовый,
                         а луна - нежна и смугла.

                         На кипарисе старом
                         голубка гнездо свила.

                         Мирт над белой дорогой
                         слоем пыли покрыт.

                         Вечер и сад. Как тихо!
                         И чуть слышно вода журчит.




                          Вечереет. Туманная дымка
                          на бесплодную землю легла.
                          Роняют звонкие слезы
                          старые колокола.

                          Дымится стынущим жаром
                          западный край земли.
                          Белые призраки - лары
                          поднялись и звезды зажгли.

                          Час мечты наступает.
                          Открывайте балкон! В тишине
                          вечер уснул, и в тумане
                          колокол плачет во сне.




                     Быть может, дымкой золотых курений
                     твою молитву встретит этот день,
                     и в новом полдне сбывшихся прозрений
                     твоя, о путник, сократится тень.

                     Нет, праздник твой - не синь дремотной дали,
                     а здешний скит на берегу реки;
                     ты не истопчешь за морем сандалий,
                     не побредешь пустынею тоски...

                     Она близка, паломник,
                     зеленая страна твоих видений -
                     цветущая, святая; так близка,
                     что можно пренебречь тропой и тенью,
                     в подворье встречном не испить глотка.




                     В твоих глазах я вечно вижу тайну,
                     подруга, спутница моя.

                     Безмерный свет из черного колчана -
                     любовь ли, ненависть? - но манит он меня.

                     Со мной идти - пока с моих сандалий
                     сухая не осыплется земля.

                     Ты на моем пути - вода иль жажда? -
                     неведомая спутница моя.




                     Бывают уголки воспоминаний,
                     где зелень, одиночество и дрема, -
                     обрывки снов, навеянных полями
                     вблизи родного дома.

                     Другие будят ярмарочный отзвук
                     далеких лет, полузабытой рани -
                     лукавые фигурки
                     у кукольника в пестром балагане.
                     . . . . . . . . . . . . . . . . .
                     Навеки под балконом
                     оцепенело горькое свиданье.

                     Глядится вечер в огненные стекла...
                     Струится зелень с выступа стенного.

                     На перекрестке призрак одинокий
                     целует розу, грустный до смешного.




                     В тени церковная площадь замшела,
                     на святые старые камни упрямо
                     взбирается мох. На паперти - нищий...
                     И душа его старше этого храма.

                     Он по ступеням медленно всходит -
                     в утреннем холоде, рано-рано -
                     и застывает в каменной нише,
                     и стынет рука под рубищем рваным.

                     И глаза его - темные два кострища -
                     глядят, как мелькают в храме
                     белые тени, - при ясной погоде, -
                     белые тени - святыми утрами.




                      В сумраке, за кипарисовой рощей,
                      гаснут последние угли заката...
                      Каменный мальчик, нагой и крылатый,
                      в беседке стоит у фонтана.
                      Молча он грезит, а в мраморной чаше
                      покоится мертвая влага.




                           Моя любовь? Ты помнишь
                           тростник, поникший грустно,
                           засохший, пожелтевший
                           на дне сухого русла?

                           А пламя маков красных?
                           Они цвели, но вскоре
                           завяли и погасли,
                           одели крепом поле.

                           Ты помнишь луч несмелый,
                           трепещущий и ломкий
                           в ключе обледенелом,
                           на ледяной каемке?




                     Мне весенняя зорька сказала:
                     "Я цвела в твоем сердце тревожном.
                     Был ты молод, а нынче ты бродишь,
                     не срывая цветов придорожных.

                     Все ли жив аромат моих лилий
                     в твоем сердце, как память весны.
                     Мои розы хранит ли фея,
                     что алмазами вышила сны?"

                     Я весенней заре ответил:
                     "Мои сны - стекло, не алмазы.
                     Я не знаю, цветет ли сердце,
                     феи снов я не видел ни разу.

                     Но настанет весеннее утро,
                     разобьет мой стеклянный сосуд.
                     Твои лилии и твои розы
                     тебе сердце и фея вернут".




                  Однажды к нам в пути придет изнеможенье,
                  и наша жизнь тогда - лишь время ожиданья,
                  лишь смена жалких поз - ненужное волненье;
                  ведь с Нею все равно не избежать свиданья.




                        То молодость, которая ушла,
                        в забытое жилище постучится.
                        Откуда ты вернулась к нам, когда? -
                        не отзовется давняя жилица.
                        Как некогда, войдет не отвечая,
                        откроет окна - утро, тишина,
                        пахучая прохлада луговая.
                        На тропке, побелевшей от росы,
                        вдали чернеют вязы-исполины.
                        Зеленым дымом дремлющей листвы
                        занесены широкие вершины.
                        Покоит полноводная река,
                        туманная, зеркальные просторы.
                        На миг мрачит непрошеная тень
                        свинцово-фиолетовые горы.






                         О, горе тому, кто страждет
                         у родника день-деньской
                         и шепчет бессильно: "Жажду
                         не утолить мне водой".

                         И горе тому, чей скуден
                         постылой жизни исток,
                         кто на кон тьму своих будней
                         ставит, как ловкий игрок.

                         О, горе тому, кто голову
                         пред высшей властью склонил,
                         тому, кто взять Пифагорову
                         лиру исполнился сил,

                         тому, кто своей дорогой
                         шагал со склона на склон
                         и вдруг заметил с тревогой,
                         что путь его завершен.

                         Горе тому, кто вверится
                         предчувствиям скорых бед,
                         и горе тому, чье сердце
                         соткано из оперетт,

                         тому соловью, что прячется
                         в розах над быстрой рекой,
                         если легко ему плачется,
                         если поется легко.

                         Горе оливам, затерянным
                         в раю, в миражах садов,
                         и горе благим намереньям
                         в аду сокровенных снов.

                         Горе тому, кто мечтает
                         найти надежный причал,
                         и кто в облаках витает,
                         и кто на землю упал.

                         Горе тому, кто не жаждет
                         с ветки попробовать плод,
                         как и тому, кто однажды
                         горечь его познает.

                         И первой любви, что птицею
                         скрылась за далью морей,
                         и безупречному рыцарю
                         сердца любимой моей.




                        Однажды мне сказал
                        весенний вечер:
                        когда с цветущею землей
                        ты жаждешь встречи,
                        убей слова,
                        прислушайся к душе извечной.
                        Рассвета полотно
                        тебе окутывало плечи
                        в годину скорби
                        и на празднике беспечном.
                        И радость и печаль
                        люби сердечно,
                        когда с цветущею землей
                        ты жаждешь встречи.
                        И я сказал в ответ:
                        ты разгадал, весенний вечер,
                        ту тайну, что во мне
                        звучит молитвенным наречьем!
                        я радости бегу,
                        чтоб от печали быть далече.
                        Земле цветущей
                        я тогда назначу встречу,
                        когда умрет во мне
                        мой дух извечный.




                     Апрельское небо улыбкой встречало
                     погожего дня золотое начало.
                     Луна заходила, сквозя и бледнея,
                     белесое облачко мчало над нею
                     и призрачной тенью звезду омрачало.

                     Когда, улыбаясь, поля розовели,
                     окно отворил я рассвету апреля,
                     туману в лощине и зелени сада;
                     вода засмеялась, дохнула прохлада,
                     и в комнате жаворонки зазвенели.

                     Апрель улыбался, и вечером светлым
                     окно распахнул я в закатное пламя...
                     Повеяло ветром и розовым цветом,
                     и дали откликнулись колоколами...

                     Их ласковый звон замирал на излете,
                     и полнился вечер дыханьем соцветий.
                     ...Розы весенние, где вы цветете?
                     Что слышится ветру в рыдающей меди?

                     Я ждал от вечернего неба ответа;
                     - Вернется ли счастье? - Улыбка заката
                     сверкнула прощально; - Дорогою этой
                     прошло твое счастье. - И замерло где-то:
                     - Прошло твое счастье. Прошло без возврата.




                   Замшелый, источенный временем остов
                   убогой фелюги
                   лежит на песке...
                   Но парус поникший еще
                   мечтает о солнце и море.

                   А море кипит и поет -
                   оно точно сон многошумный
                   под небом апреля.
                   Поет и смеется
                   лазурными волнами в пене серебряной море,
                   смеется, кипит.
                   Молочное море,
                   лучистое море,
                   серебряной лирой разносит раскаты лазурного смеха,
                   смеется, поет!

                   И чудится, спит зачарованный ветер
                   на облачке зыбком блестящебелесого солнца.
                   Летит одинокая чайка и, плавно-лениво,
                   сонливо паря, удаляясь, теряется в солнечной дымке.






                            Вечер спускался
                            печальный и пыльный.
                            Вода распевала
                            гортанную песню,
                            толкаясь по желобу
                            нории тесной.

                            Дремал старый мул
                            и тянул свою муку
                            в такт медленной песне,
                            журчащей по кругу.

                            Вечер спускался
                            печальный и пыльный.

                            Не знаю, не знаю,
                            какой добрый гений
                            связал эту горечь
                            покорных кружений

                            с той трепетной песней,
                            журчащей несложно,
                            и мулу глаза
                            повязал осторожно.

                            Но знаю, он верил
                            в добро состраданья
                            всем сердцем, исполненным
                            горечью знанья.




                           Заря в отдаленье
                        сверкнула зловещим блеском.
                           Средь намалеванных резко
                        чудовищных туч гротескных -
                        кровь преступленья
                        на полотне небесном.
                        . . . . . . . . . . . . . .
                           И в древнем селенье
                        на площади древней
                        обозначился четко
                        черным кошмарным бредом
                        скелет эшафота
                        из бревен крепких.
                           Заря в отдаленье
                        сверкнула зловещим блеском.




                        Вы, обжор всеядных тучи,
                        мухи, племя удалое,
                        вас увижу я - и тут же
                        предо мной встает былое.

                        Ненасытные, как пчелы,
                        и настырные, как осы,
                        вьетесь над младенцем голым,
                        беззащитным, безволосым.

                        Мухи первой скуки - длинной,
                        словно вечера пустые
                        в той родительской гостиной,
                        где я грезить стал впервые.

                        В школе мрачной, нелюбимой,
                        мухи, быстрые пилоты,
                        за свободные полеты
                        вы гонимы,

                        за пронзительное действо -
                        звон оконных песнопений
                        в день ненастный, день осенний,
                        бесконечный... Мухи детства,

                        мухи отрочества, мухи
                        юности моей прекрасной