Михаил Садовский. Унисоны
---------------------------------------------------------------
© Copyright Михаил Садовский
Email: msadovsky AT mail.ru
Home page: http://www.zavalenka.com/
Date: 05 Jul 2001
Изд. "Власта", Тула, 2001
---------------------------------------------------------------
к н и г а с т и х о в
М о с к в а 1 9 9 9 г о д
Рано или поздно каждый задумывается: ради чего я живу? Кроме ненормальных и
фанатиков все приходят к одному - ради жизни. А все эти "ради детей", "ради
внуков", "во имя искусства" или, упаси бог, "ради отчизны"... хороши для
оболваненных дураков, озвучивания в разговоре с соседями и как аргументы в
семейном споре.
Вслед за первым неизбежно возникает второй вопрос: как я живу? На него
столько ответов, сколько людей, потому что все зависит от созвучия души той
любви, ненависти, равнодушию, боли, радости, горю... всему, что окружает
нас, да и наполняет нас.
Вечное стремление к гармонии предполагает точный и недостижимый унисон с
любым событием, происходящим в мире. Недостижимый... но мы стремимся к этим
унисонам невольно и постоянно именно потому, что живем не ради выдуманной, и
уже потому порочной идеи, а ради жизни.
Я ничего не придумал, но только почувствовал все, о чем написал, в
благословенном плаче младенца, кладбищенской тишине и глухоте кричащего
мира.
Читатель, спасибо, что ты открыл эту книгу. У меня только одна просьба: не
читай стихи подряд - делай паузы между ними подольше. Чтобы хватило времени
почувствовать, можеть быть, наши сердца хоть иногда бьются в унисон, а это,
по-моему, большое счастье.
Мих. Садовский
Москва
Умираю, как дерево старое,
В неухоженном нашем саду.
Может, людям еще что-то дарую,
Для себя ничего уж не жду.
Не отравлен беды равнодушием,
Я боюсь до конца не успеть
Хоть еще одной строчкою душу им
Словно яблоком спелым согреть...
Времена застоя?
Времена разгула.
Мрачного запоя
Черного, как дуло.
Времена значкистов,
Времена чекистов,
Тайн, ОВИРа, пушек,
Взяток и психушек.
Времена застоя -
Времена разгула.
Из гнезда такое
По стране раздуло!..
Времена глушилок,
Времена грешилок,
Замов, ЗИЛов, залов,
Серых кардиналов.
1988
В чаду устройства и аврала
За кружевом добра и зла,
Кого Россия потеряла,
Кого случайно обрела.
Одна лишь истина в итоге
Без права выбора и мест,
Для всех неотделимо строгий
Жил параллельно наш подтекст.
Пускай анкетная оплошность
Могла перекосить наш путь,
Но он, не огорченный ложью,
Был наша исповедь и суть.
Как антимир, он вечно с нами
Незримо сосуществовал,
Хранимый бережно, как знамя,
Как полный золота подвал.
То ли грядущим оправданьем,
То ли для нынешних друзей
Был принудительною данью
В неоценимости своей.
И ныне не спешит, не веря
И не найдя еще пути,
Сторожко с недоверьем зверя
Открыто рядышком идти.
А вдруг на чаше недостало,
И вновь следят из-за угла,
Кого Россия потеряла,
Кого случайно сберегла.
1994
По-русски горько ты звучишь, свобода,
Быть может, для тебя велик наш дом.
Мы всем народом вышли из народа,
Да вот куда теперь толпой придем...
Какую славу мы себе стяжали?
Мы жгли мосты, топили корабли,
И попирали каждый век скрижали,
И лишь людьми за все платить могли.
Духовностью божились и кичились,
Без принужденья сокрушая храм -
Когда ж на перепутье очутились,
И Бог своей руки не подал нам.
Зато поэтов били и стреляли,
И гнали в даль их со своей земли.
И от всего теперь свободны стали,
На что бы опереться мы могли.
Быть может, нам такой свободы надо? -
Мир избавлялся от нее века.
А нам непостижимая награда
Не просто так дана наверняка.
1998
Все кладбища да кладбища в снегу -
Глаз видит только то,
что сердце хочет....
Дома, машины, магазины -
прочерк,
В них вникнуть и проникнуть не могу.
Единый исцеления порог,
Один владелец вечности беспечный,
Неведомый и горький
Путь свой Млечный -
Нам цель его известна и итог!..
И не жалея ничего вокруг,
забыв, что нам не вырваться из круга,
отчаянно и дерзко
бьем друг друга,
и превращаем смысл слова
в слог!..
1997
Медовая пора. Телега.
И звздопад. И звездопад.
Сады от грозного набега
Орды безжалостной трещат.
В ночном безмолвье одиноко
Визгливый голос так смошон,
И без последствия и срока
Во тьме разбоя тонет он.
Трещат стволы. Плодов не взяли.
Стрясли, втоптали и ушли.
И никогда бы не узнали,
За что и где они, вдали.
Оставшиеся звезды крупны,
Весною обновится сад.
И божьи кары неподкупны,
Но время не вернуть назад.
1998
Слышно стрелок движенье -
Не времени бег -
И ворчание утренней каши.
За окном утекает
Разнузданный век,
Унося биографии наши.
Быстротечнее дни,
И мельчает любовь,
Стали мели,
Где были глубины,
И обманчив по-прежнему
Снежный покров
Дорогой среднерусской равнины.
1998
Уходит век без славы и наград,
И силятся разгневанные боги,
Назначив неспроста планет парад,
Скрыть в вечности печальные итоги.
Но в вышине опять рассеют зло
Осколки обезвреженной планеты,
И прорастут они, чтоб тяжело
Искали те же вечные ответы.
Окружности никак не распрямить
И уповать напрасно на везенье,
Одна лишь память, тоненькая нить,
Связующая тленье и цветенье.
1995
Прогресс без всякого стесненья
Идет по душам и телам.
Среди людей все шире мненье,
Что он страшней чем дикость нам.
А тем, кто выживет на свете,
Когда мы будем век кончать,
За окончание столетья
Медали надо выдавать.
1998
Прыжок безумный затяжной,
Не чую тверди под собою,
Мы рождены одной весной,
А связаны одною болью.
Все несбыванья, все "потом",
Неверьем безразличны стали,
И ожидание кнутом
Уже сумеет быть едва ли.
Так горек и так прост итог,
И сожаление не гложет:
А все ли сделал то, что мог,
Да и хотел ли сделать, может...
Для плута наступает час
В обмна день, а мы устали,
И это время в самый раз
Отдать, чего не наверстали.
Так долго ранняя весна
С трудом переползает в лето,
Что обманула всех она,
Лишь почки - ни тепла, ни света.
Обратно невозможен путь,
Рывок, прижаты мы к преграде,
Но не по силам нам чуть-чуть...
Перешагнут нас те, что сзади.
Если дни разложить, как шпалы,
И по ним провести мой путь:
Взлеты, горести и опалы...
Только в завтра, как заглянуть.
Вот уперлась в меня дорога.
Снова риск - не глухая кладь.
Только мне бы узнать, как долго
Будет в спину меня толкать.
И какою отметит метой,
Где венок менять на венец.
Все пока по дороге этой
Ездят только в один конец...
1983
На волю вышли лица и наряды
за много лет накопленные им,
из плена плоской памяти другим
кому в укор, куому-то, как награды.
Но страшно среди них себя найти
в стыде и боли горького сравненья,
что нам дают минуты откровенья
в конце неисправимого пути!?.
Тут не собрать уже, не починить,
не склеить, не вернуть, не сделать снова,
прожитое за плоскостью былого
бессмыслено и хаять и чернить...
На что такая емкость зеркалам?
Зачем их так беречь, и что в них прока?
Жестока плата так за взгляд пророка,
что никогда не расплатиться нам!
1997.
Перемешали небыли и были -
меж них напрасно не ищи черту,
спасибо вам, что вы на свете жили,
что вы ценить умели красоту.
Музей - ваш дом - разграблен и запущен,
в нем бой часов, свидание картин,
другие ныне ад и рая кущи,
чистилища кровавый карантин.
И кажется: в тревожной анфиладе
сейчас мелькнет шуршащий кринолин
и благородством горечь дней разгладит
под бой часов под взглядами картин.
Исчезли сотни стран в огне,
Душа завалена вещами,
Как прежде книга книг вполне
Серьезно о любви вещает.
Все, что построено, сгорит,
Задумайся - увидишь: скоро
Еще оплавится гранит,
И станут облаком озера.
Нетленно то, в чем тела нет,
Извечно дух страшил тирана,
О площадях других планет
Еще мечтать землянам рано.
Уходят города во тьму,
Пусть некому почистить сутки,
Слова бессмертны потому,
Что выражают предрассудки.
1992
Еще остались старые пруды,
не переделанные парки,
в зеленом зеркале воды
ворот разрушенные арки.
Фундамент, где стоял господский дом,
церквушка робкая с подклетом.
Тут тишина зимой и летом
и благолепие кругом.
Настоян на достоинстве покой,
изящны старые аллеи,
и неожиданно белеет
сквозь ветви флигель над рекой.
Остатки давних славных дней,
но сколько в них очарованья,
как ясно в них иносказанье
следов смятенья и страстей.
Как полно жили здесь, в глуши!
Уже минуло два столетья
и сквозь какие лихолетья! -
А не убило их души!
Спасибо, предки милые, за то,
что просто вы на свете были,
что жили здесь, что просто жили
и так дышали красотой.
Вхожу в затерянный негаданно в лесах
неподражаемый Акрополь,
он вечен, словно в небесах
светил немеркнущий некрополь.
Мать Сталина мне жалко.
Кто она?
Принесшая земле
Исчадье ада.
И если есть загробный мир,
Как больно
В проклятье жить,
Как горько сознавать,
Что ведь могла, могла
Не допустить
Его до света белого,
О, Боже!
Не ведая, творим
Но оттого
Расплата нам не легче...
Жаль мне, жаль...
Так где же справедливость?
Нет ее!
И быть не может,
Если от любви
Добро и зло
Родятся
Равноценно...
1989
О чем он думает,
Нерон,
Сандали сняв
И пальцами босыми
Лениво шевеля,
На солнце щурясь
И опершись на тогу локтем,
Вот уж час?..
Сенаторы толпятся -
В этот день
Он им придти велел.
Уже и камни,
Тепло скопив,
Пришедших опаляют.
Они с утра
Не пили и не ели -
Вдруг позовет...
Он отложил дела,
Как тунику,
И щурится,
Как дремлет...
А что - убить бы их,
Всех там внизу,
Нет-нет, не он -
А солнце
Сожгло бы разом
Эти сотни ртов,
Послушных головам
Ему подвластным,
Но...
каждая свое
таящая надежно...
Нет...
хорошо бы крылья...
Улететь,
Бабенку подцепить,
Вина и фруктов...
Боже!
Они кричали то же
Так похоже!...
Простолюдины,
Граждане?
Рабы...
А тут такая кровь?!.
Нет, хорошо бы
Их всех убить...
Оставить только тех,
Что потешают,
Кормят ,
Услаждают,
Воюют,
Охраняют,
Нежат,
Любят...
Оставить их,
не много ли?
Оса!..
Не приближайся, ну,
К особе венценосной!
Ее обходят все и лишний раз
Ей на глаза попасться
Не желают!
Хлоп!..
Мимо...
Жалить!..
Эй, болван!
Поди скажи,
Что я сегодня ...
За... нет - болен!
Пусть ужинать придут,
Когда луна
Коснется гор...
Да факелы прихватят...
Ступай!
Но, черт возьми,
И на ноге
Один большой лишь палец
Шевелится один,
А остальные - все вместе
Снова против одного...
А может, всем
В вино подсыпать яду...
Солнце,
Как же трудно
Пройти свой путь
С восхода до заката...
1989
Так мало накоплено за зиму.
Так быстро сходили снега...
Все вытекло, высохло, замерло -
другие вокруг берега.
Знакомо... и неузнаваемо,
привычно... и необжито...
Я вместо удачного займа
купил себе что-то не то...
Привычным и старым вопросом,
убрав вопросительный знак,
судьбу надоевших обносок
решить не умею никак.
А эта обновка не лезет
пока я не скинул хламье...
России наверно полезней
под грудой молчанье мое.
Но я то пророчески слышу
движенье воды под стерней,
и кто-то уверенно свыше
рисует мне берег иной,
куда утекло неизбежно,
что за зиму долго копил,
пусть луг не отыщется Бежин,
но все же недаром он был.
И пыль на копытах, мычанье,
тугая струя молока...
молчанье, молчанье, молчанье,
молчанье - но это пока...
1997
Властители не любят падать,
хранят величие свое.
Уносит время в море-память
навеки их - в небытие!
А там равны и безымянны,
как августовские дожди,
давно ушедшие тираны,
еще недавние вожди.
Реки теченье обозначить
мы можем лишь по берегам,
великими нельзя назначить -
река времен диктует нам
Обозначение эпохи -
наш неподдельный интерес.
Все возрождается до крохи
и вырастает до небес.
Так из укрытого в подвале
потомки выудят на свет
портреты всех, кто проживали,
и вещи их за много лет.
Приметами земля богата...
Но всем сестрам да по серьгам:
дни Пушкина и дни Булата
навек присвоены годам!
Жить как будто завтра умереть -
это надо попросту уметь.
Это подлый фарс самосожженья,
а гордыню не прощает Бог,
пьянь и смрад - не время разложенья,
а его торжественный итог.
Врите мне статистики и воры
в тронах, креслах, у дверей палат...
Тронут ли нас эти наговоры -
знаем все, чем этот сук чреват...
1997
За годом год и день за днем
По вечной Via de la Rossa
Идут к тахаре босиком
И прикасаются без спроса.
Не пропустить бы лишь им знака
Того, чем в день последний жил...
Но крестный путь его, однако,
Никто еще не повторил.
Я тебя в строку пускаю -
Больше места не осталось,
Ты заполнила ее.
Я тебя в строфу пускаю -
Больше места не осталось,
Ты заполнила ее.
Я тебя в судьбу пускаю -
Больше места не осталось,
Ты заполнила ее. . .
1998
Паузы считать и не роптать,
только бы себя не затоптать,
это очень просто - незаметной
для себя в своей гордыне стать.
А когда плывешь ты по судьбе,
не суди, как о ее рабе,
лучше верь, что припасет подарок
за твое доверие тебе.
1997
Кончаю век
и на закате
достиг предела своего -
тщеславен так я стал,что хватит
мне лишь признанья твоего!
И это так неуязвимо,
так абсолютно и тепло,
как в марте тающие зимы,
как капель звонкое стекло.
Там где для нас берет начало
печальной повести конец,
где навсегда нас повенчало
одно стремление сердец!
1997
Вот и поздно. И решать не надо.
Тайны, встречи - прежнему конец.
Но не смолкла сердца кононада,
если б знать еще, что двух сердец.
Я пошел бы выстрелам навстречу,
опрокинув застарелый страх,
я упал бы лучше под картечью,
почернел бы на чужих устах.
Может, и хотел бы оглянуться -
разве не был счастлив я, а все ж...
Я вдохнул бы так, чтоб захлебнуться
счастьем тем, что на меня прольешь...
1997
И дождик лил, и нехотя плелась
такая скань загадочности дивной...
Ты вдруг из ниоткуда-то взялась,
из вечера,
из воздуха,
из ливня.
И так уже осталась навсегда,
ничуть в материальном не утратя,
и обжигала как бы та звезда,
что с неба вдруг свалилась бы на скатерть.
Я ничего поделать не могу,
И в волшебстве нет моего участья,
но лишь одно - я и теперь не лгу
полуживой от горя и от счастья.
1997
На мартовском сером холсте
Весны наступающей тени,
Заметишь ли их в суете,
Пропустишь ли мимо из лени,
Они независимо тут
И, не обращая вниманья,
В ту весть о прибытье растут,
Что просится в зал ожиданья.
Назначит прибытия час
Не общеапрельское вече,
А то, что вернется для нас
С весной в наступающей встрече...
1998
В той мартовской влажной метели
У запертых крымских ворот
Мы разом с тобою влетели
В нежданный судьбы поворот.
Все пройдено порознь прежде
Затем лишь, чтоб только понять,
Что время настало
надежде
"Сбылось!" унисоном сказать.
Все гены слились в этом миге -
С него наше время считать,
Об этом в заоблачной книге
Поврозь нам придется читать.
Счет века безжалостно грубый,
Но что б ни творилось вокруг,
Ты не отрывай свои губы
И не размыкай своих рук.
Не верь ни в обман, ни в измену,
Что смог проболеть, одолеть -
Вранье. . .
Потому что на смену
Одно лишь теперь: умереть.
1998
Я пошел за тобой,
Как идут на убой,
Как без смысла
Да и без расчета
По приказу пехотная рота,
Чтоб расходы сберечь
Умудряется лечь
Под огонь без помина
В болото.
Но от сонной нужды
И от горькой беды
Ощущал у тебя я спасенье
И не мог отвернуть
Беззащитную грудь -
Это высшее было
Веленье.
И добрел, и дошел,
И отдал, и забрал,
И былое забыл,
И пустое предал,
И держал, что есть сил,
И прощенья просил,
И мне голос пришел:
- Ты в начале пути -
поднимайся, пора,
тебе снова идти!
Но куда и зачем -
Чтобы все повторить?
Я не понял затей,
Я не в силах разбить.
Но вращенье планет -
Бесконечный пример.
Ты сказала мне "нет" -
На особый манер.
Но обратно черту
Я не смог пересечь,
В дом и быт твой врасту,
Вот я - жаркая печь,
Стол, молитва, твой сон...
Я не в силах уйти,
Я теперь расщеплен
До молекул почти.
До пустот, до тревог,
До предчувствий дорог,
До зачатья усталого мига,
И как диполь един,
Как дуэт впереди.
И проста и абсурдна
Интрига.
Кто наказан теперь
Я не знаю, поверь,
Но не волей -
Моей ли, твоею...
Не отнять, не распять
И как быть не понять -
Как ты мной, я тобою
Болею.
1995
Сколько дней с тобой мы не видались,
Ровно столько и не расставались,
Столько дней
И столько же ночей,
В них я даже, может, был ловчей...
В зареве фантазий, слов немых
И виденьях сладких и простых.
Кто мне смог такое подарить?
И кого еще боготворить,
И чего еще на свете ждать,
И еще какое счастье знать! -
Никому такое не отнять!
Я избег и страха и тоски,
Волен я до гробовой доски!
А потом...
надеюсь, что опять,
Буду ждать тебя,
хоть долго...
ждать...
1998
В душе неодолимо пусто.
Быть может, это весь итог?
Боролись трудно долг и чувство,
И победить никто не смог.
В оцепененье поле брани,
Вы не устали наблюдать,
Не помогли, хотя я ранен,
И не желали отступать.
Вы с двух сторон меня казнили
Своим молчаньем и тоской,
В смертельной праздничной кадрили
Вилась свобода надо мной.
Тогда в беспомощной обиде
Я вдруг бороться перестал,
Как будто сам себя увидел
И отшатнулся и отстал.
Ни гнев, ни ревность, ни обида -
Лишь взгляд распятого с креста,
Любовью тщетной все убито,
А потому - душа пуста.
1996
Сравнения убоги и банальны,
Слова никак не выявляют суть,
Но каждый раз мы снова гениальны,
Когда не в силах до утра заснуть
Перебираем лика выраженье
В ответ на откровенные мольбы...
Скажи мне только правду: неужели
Как я, тебя хоть кто-нибудь любил!!!???
О, нет, не подвергаю я сомненью,
Что в поклоненье мир у ног твоих,
Но, все - таки, отбросив самомненья,
Скажи: ну, кто счастливей нас двоих!
Друг друга вознесли мы на вершину.
Бесспорно, что над нами только Бог.
Ах, если б эту вечную картину
Нарисовать я хоть словами мог!..
1998
Сомнением каждого мига
Себя обнажала весна,
Тысячелетняя книга
И ныне ей не прочтена.
Но кажется в новой странице
Найдется на счастье строка,
В которой доселе хранится
Все главное наверняка.
Чтоб только не слышать случайно:
" Ах, как же она холодна!"
Чтоб не упрекать себя тайно,
Что так затянулась она.
Не ждать понапрасну награды
За мысли свои и дела,
А попросту вынуть наряды,
Дождавшись, любви и тепла.
Тогда безоглядно отдаться,
Чтоб радость навек обрести,
Рассвету - встречаться, сливаться...
И только цвести и цвести.
1998
Казалось так обычно это:
Сошлись случайно Он, Она,
Но жизнь, как в оперном либретто
Бездарна и напряжена.
И не проходит незаметно
Ничто, чем вместе мы живем,
И мы все ближе метр за метром
И неразрывней день за днем.
И что удерживает все же,
И чем утраты оценить
Того, чего еще не можем
И что уже могло бы быть...
1997
Я уйду туда, где время вечно,
Попытаюсь отыскать семью,
Не уверен пустят ли, конечно,
Потому что все они в раю.
Я же с детства раннего греховен,
Хоть по божьей воле рифмовал,
Но волок судьбу свою, как Овен,
И к чужой судьбе не ревновал.
Я о них писал - родных и близких,
Что погибли в гетто и в бою,
Это их кровавые расписки -
Векселя доверья - отдаю.
Ни одной обиды не пропало,
Если что забыто, - так успех,
Только жизни оказалось мало
Расплатиться мне за них за всех.
Я им крикну, если не пропустят,
Перед тем как на костре гореть,
Чтобы не держались прежней грусти,
Что два раза им не умереть.
Понимаю: им привыкнуть трудно
К неземному райскому житью,
Но готов поклясться я прилюдно,
Что и там им жизнь отдаю.
Это все вранье, - такая пошлость!
Никому их жертва не нужна,
Роковая горькая оплошность,
Избранные Богом имена.
И одно лишь только утешенье:
Что опять мы сможем вместе быть,
Если будет мне хоть там прощенье
Лишь за то, что вновь хочу любить.
1998
Молчанья глухая завеса
Из боли, сомненья, любви,
Три козыря вечных, три веса,
Молчанье - зови - не зови!..
Но это великое благо,
Лишь в нем пониманье сердец.
И звуки солгут, и бумага,
А значит, и счастью - конец!
Молчи.
Чтоб терпенья хватило.
О, как я услышать хочу,
Что ты ничего не забыла,
О чем я так трудно молчу.
1998
Не верь, что тебе Страдивари
На выручку может придти,
Но каждой бы твари по паре -
Попробуй к ней сам прирасти
Горячей щекой, чтоб разлукам
Другие не шли имена,
Ласкай, прижимай, чтобы звуком
Всю страсть изливала она.
И не было силы сдержаться,
И даже в бессилье слепом
К тебе ей хотелось прижаться
И слиться с тобой целиком.
Чтоб только тебе отдавалась,
Лишь нежно коснешься струны,
Чтоб всем это ясно казалось:
До смерти друг - другу верны.
А после...
избегшая тлена,
Пусть будет в музее стареть...
В веках не грозит ей измена,
Ей так уже дважды не спеть.
1998
Я подглядываю в завтра -
Если б только мне дождаться!..
И боюсь, чтоб наступило -
Вдруг оно совсем другое!
Кабы мне волшебной властью
Можно было хоть бы разик
Самому распорядиться,
Чтоб счастливым завтра стать!..
1998
Пускай не примешь ты любви моей -
Я горечь всю и боль за песни спрячу,
На все, что в жизни есть, ее растрачу
И брошу песни в ночь, как соловей.
Быть может, их услышишь, и тогда
Они тебе однажды пригодятся,
И дни твои в мгновенья превратятся
Счастливые на долгие года.
А от меня останется лишь звук,
Но от него отделаться не сможешь,
Как от себя, - не бросишь не отложишь,
И в тишине его услышишь вдруг.
И сожаленье посетит тебя,
А ты ему тогда не поддавайся,
Ты только лишь поверить постарайся,
Что можно век прожить, тебя любя.
Ни запаха нету, ни цвета,
И трудно чужому понять,
Что ныне по-прежнему это -
Трагедия и благодать.
И падает лист одиноко
Затем, чтоб семью обрести.
Не выбрать ни века, ни срока,
И только грусти да "прости".
Но это покуда однажды
За горечь загубленных лет
Сметут в утоление жажды
Накопленый запах и цвет!..
1998
Не застывшая, как фреска,
Не как лодка на реке,
Жизнь моя, как занавеска
На любовном сквозняке.
Треплет складки, раздувает,
Отпускает и... тоска.
Раскачает, разыграет,
Посулит наверняка...
Нетерпеньем наполняет -
Хоть сегодня на убой,
Ожиданье превращает
Время хлынувшее в боль.
1982
Ты поймешь намек, полунамек,
То, о чем мечтал, чего не смог,
И тебя опять охватит дрожь
Жажды той, которой не испьешь.
Сколько сил потратил, чтоб сдержать
Все, что возвращается опять,
Неужели ты права была?
Или вдруг сильнее чувств слова?
Все, как прежде, -
Только дни ушли,
Только не вблизи мы а в дали...
Хоть теперь поверь, что не убить
То, чему до самой смерти быть.
1998
Что бы ты мне ни сказала -
Позвала бы, отказала,
Я услышу голос твой -
Значит, вроде, я живой.
Обернись ты без причины,
Вот и нет уже кручины,
Снова взгляд я вижу твой,
Значит, верно: я живой.
А бывало, а бывало,
Как ты сладко целовала,
Слеп я, глох и умирал -
Эх, зачем живым я стал!?.
1989
Прости не даль, не стиль, не слог -
Исправить все сумею,
Прости, что я тебя не смог
Увлечь еще сильнее.
Чтоб ты рвалась ко мне сквозб все
Кордоны и заслоны,
Стерев в нейтральной полосе
Черты нейтральной зоны.
Чтобы сжигала все мосты
И разошлась со всеми
И были б в мире только ты
И я...
Хотя б на время
1993
Когда я разгляжу усталый вечер
В твоих глазах,
а после ночь темна,
Мне кажется, что мир
и вправду вечен -
Такая вечность в них заключена.
Когда уходишь ты
в века иные,
в них устремив задумчиво глаза,
Я верю, что давно - давно впервые
С тебя писали храму образа.
Когда меня ты увлекаешь в бездну,
Где равнозначны
радость и печаль,
Мне кажется,
я вовсе не исчезну,
Так вечности коснулся невзначай.
1982
По закату льется медь,
Эх, пора бы поумнеть,
Кофе пить из медной джезвы,
Огорчаться не уметь.
Все такое трынь-трава,
Коль седая голова,
И всему то знаешь цену,
На предмет взглянув едва.
Что с собою боль таскать,
Ни поесть с ней, ни поспать,
А забрось ее и сможешь...
Боль с собой другую взять.
На закате в чугуне
Да на медленном огне
Все куда быстрее сваришь,
А потом подаришь мне.
1995
Такой сентиментальный вечер _
Весны попытка за окном
Зажечь каштановые свечи,
Пыльцой березы брызнуть в дом.
Едва обнять тебя за плечи
И мир ладонью ощутить,
И в первый раз тебе перечить,
Не в силах руку опустить.
А миг такой лишь раз дается,
И горе если не понять,
Прислушавшись, как сердце бьется,
Что ничего нельзя менять.
1998
Есть в робости моей
Душевной лени
Глубокие и горькие ростки,
Твои полузабытые колени,
Касание воздушное руки.
И страстью неразбуженные ночи,
Все то, что так томительно влекло,
Оборвано на недоступной ноте,
И верится, что было так легко,
Что это жизнью было - верным буднем,
Желаньем, наполнявшим ночи, дни,
И верится еще, что снова будем,
И ленится... но только помани...
1998
Думаешь, что позабыто что-то,
Думаешь, хоть запахи, слова?
Память - книга вечного почета,
От чего избавишься едва?
Ну, а если каждый день сначала
Все переживаешь по ночам,
Значит, год один - и то не мало,
А таких далось не мало нам.
И теперь, когда, как расстоянье,
Холодность твоя и твой резон,
На весь век, я говорю заранье,
Счастлив, что в тебя всегда влюблен.
1998
Годы гоголями пролетели,
И в разлуке печаль не светла,
Не отпетая даже метелью,
Ты сама незаметно ушла.
И осталась такая истома,
И такая находит тоска...
В утешенье ни слова простого,
И в пустыне души ни ростка.
Отрывается небо от тверди,
И уже не поможет исход.
Балом правят заезжие черти,
Роковой приближается год.
Возвращаюсь я в мартовский вечер,
Скоротечный хмельной полумрак,
И мне кажется он только вечен,
Ничему не подвластен, никак.
Даже слово могло исказиться,
Фитильком затеряться в ночи,
А в бессмертной душе сохранится
Он навеки, хоть вечно молчи.
Опрометчивым взрывом вселенной
Недостроенный мир разметет.
Бестелесное только нетленно,
Безрассудное в звездах живет.
1998
Неотступно, естественно, просто
Ты со мною везде и всегда,
Ты такого заметного роста -
В высоте, как ночная звезда,
Я все больше тебя открываю,
По тебе направляю свой путь,
И судьбу об одном заклинаю:
Ты со мной до конца его будь!
1982
Можно даже любовь вернуть.
Верность не достается.
Верность не продаеется
Без нее не прожить никак.
Можно все возвратить - и честь,
Если честь в тебе эта есть,
Только верность
Нельзя купить,
Только верность
Нельзя забыть,
Только верность
Нельзя вернуть,
А без нее не прожить никак.
1982
Ни под каким предлогом
Не возвращайся вновь -
Там будет все подлогом:
И горе, и любовь.
1987
Какая трудная тоска.
Она, как плоская доска,
И как колодец глубока,
И дна в ней нет наверняка.
Но я ей рад - в ней ты живешь,
Ты там меня так трудно ждешь,
В ней я живу, тебя я жду,
Как трудно я к тебе иду.
Через разлуку, через тьму...
Зачем все муки - не пойму,
Зачем, когда я все равно
В тебе одной живу давно?..
1982
Как грезил тобою я часто.
Банально - но годы летят,
И в сердце все больше участья,
А в жизни все меньше наград.
Любовь - неожиданный ливень,
Бери самоцветья дугу,
Сегодня я самый счастливый,
А завтра за счастьем бегу.
Пора бы уж мне приучиться,
Глотая вакцину невзгод,
Что счастье, как ливень, промчится,
И горе, как год, утечет.
1983
От зимних сугробов весною
Ручьями стремится вода.
Зачем я решил, что со мною
Любовь ее будет всегда?
Не терпит разумных напутствий,
Ручей, пробивающий путь.
Сугробы дождями вернутся -
Утекшей любви не вернуть.
Быть может, и правда: разлуки -
Лишь паузы радостных встреч,
Но сердце не знает науки,
Как счастье подольше сберечь!..
1983
"Я слышу голос твой..."
Перо касается бумаги,
И под диктовку вывожу я строки,
И боль твою больнее ощущаю,
И голос твой...
"Я слышу голос твой..."
И мысль твою своею называю,
И грусть твою считаю я своей.
И верю я в единое начало,
Один закон: " Я слышу голос твой" !..
1982
И когда тебе трудно и горько,
Ты найди в себе силы понять,
Что мое так устроено горло,
Чтобы имя твое повторять.
И когда вдруг почувствуешь пропасть,
Шаг шагнуть и упасть, и пропасть,
Ты пойми и поверь - это просто:
Что умрет моя лучшая часть
А когда ты, раскинувши руки,
На судьбу свою выйдешь крестом,
Ты доверь мне страданья и муки,
Чтоб я лег через пропасть мостом.
1982
Стало пусто вокруг и сурово
Вдалеке от тебя.
Вытесняет одно твое слово,
Не грозя, не трубя.
Вытесняет одно твое слово
Все вокруг, только ты...
И на все мое сердце готово,
Чтоб достигнуть твоей высоты.
1982
Какая дивная химера
То полуслово, полувзгляд,
На ценность их, какая мера,
За щедрость их, каких наград.
Нет, ничего тебе не надо
За это чудо-колдовство,
Мне полуслова, полувзгляда
Вновь не хватает твоего.
Прекрасна жизнь - неповторима,
Дотоле счастлив я и рад
Пока тебе необходимы
То полуслово, полувзгляд.
1983
Меня нежданно ты задела
Всего, быть может, в полкрыла,
За дело мне иль не за дело
Ты так сторицей воздала.
Растает снег и след растает,
И в сердце вырастет рубец,
И эта истина простая
Не фразой станет, наконец.
Но каждый март я снова буду
К себе тебя переносить,
За много лет я счастья ссуду
Сумею, может, погасить.
Я буду тот же - ты иная,
Сравняет возраст нас, как знать,
И может быть, не проклиная,
Меня ты будешь свпоминать.
1982
Прощанье - заповедь огня,
Не сотворить опроверженье,
И без тебя - уже ни дня,
И жизнь вся, как продолженье.
Ни остановки, ни черты,
Ни рва, ни берега, ни края,
Дорога - ты, стремленье - ты,
Лечу, от счастья замирая.
Ах, этот ведьминский полет:
Подъем и радость отчужденья.
И даль твоя меня зовет,
И ты - начало продолженья!
1982
Вечер встречает меня ворожбой,
Неодолимой тревогой свиданья.
Мне ни за что не расстаться с тобой,
И возвращенья трудней расставанья.
Рухнуло все за цепочкой дверной.
Нет оправдания крови и боли.
Полузабыто звучит "мой родной" -
Нежный рожок архаичной любови.
Не тяготись расстоянием лет -
Время беспомощней прикосновенья.
Каждое слово - вопрос и ответ,
Целая жизнь уместилась в мгновенья.
Смысла и правды нелепо искать -
Не для счастливых чужие законы,
Только одна у сердец благодать,
Только одни на земле унисоны.
1990
Жизни падежи -
как рубежи:
творительный...
родительный..
дательный...
предложный-
неподложный...
винительный -
извинительный...
и подпись по кончине -
именительный.
1997
То, что юности доступно,
Я пронес легко сквозь годы,
Очень хочется подспудно
Не зависеть от погоды
И, взобравшись на вершину
Века и тысячелетья,
Съехать вниз вполне невинно
Два десятка лет отметя.
Точка новая отсчета
Юность и любовь подарит,
Если только пришлый кто-то
Мой запас не разбазарит.
1998
На склоне жизни
Я найти
Уже не в силах утешенья,
И в сердце ни обид,
Ни мщенья, -
А только
Тихое "прости".
Прости, что не хватило сил
Души,
Что не достало веры...
Как часто внешние манеры
Скрывают суть, кого любил.
И не осилить одному
Судьбы,
а ты своим молчаньем
Дала мне волю на страданье,
Зачем лишь в толк я не возьму.
Хватило б даже головы
Кивка ... или простого взгляда...
Судьба за ним, а не награда,
Но не решилась ты - увы!
Прости, я значит, виноват,
Что так и не внушил доверья.
Моя последняя потеря.
Дожить осталось наугад.
1998
Дай Бог иметь вам это и не знать,
Что это счастье -
То, что повседневно
С рождения дано нам повторять:
Ходить,
жевать,
зевать,
дышать,
лежать
И говорить понятно и напевно.
Пока обыкновенно все для вас,
Что Бог дает, - еще не пробил час.
1998
Теряется в туманной дали
Тропа и цель, и смысл пути,
Но и обратный путь едва ли
Теперь понять или найти.
И перлами лажатся капли
Из плотной серой пелены,
Мы, знаем, что в чужом спектакле,
Обманом явным пленены.
Зато не надо покоряться
Или безумно побеждать
И от сердечных провокаций
Несуществующего ждать.
1994
Закрыто все: идверь и фортки,
Забиты ставни до весны,
Но сквозняки, надев ботфорты,
Забыли отдыхи и сны.
Они колышут занавески,
Меж рам на вату сыплют грязь,
И от порога дует зверски:
Терпи - хоть лопни - не вылазь!!
Топи напрасно, как в блокаду,
Дыши угаром и золой,
С конвоем белым нету сладу
И с завывающей хулой.
Уже занесены на четверть
Оконца. Вросшие в сугроб,
И, кажется. Готовыт черти,
К посту неспешно белый гроб.
И это белое всесилье
Не поменять, не одолеть,
Сюда такую боль вместили,
Что лишь дойти и околеть.
И от нее снега не тают
И обдирают наждаком.
Стоит Уржумка обжитая
Уральским полным сундуком.
Тут обретают доходяги
Свободу вечного тепла,
Тропа, как древко, и, как флаги,
На белом черные тела.
Без забора завод, без собаки,
Круглосуточный грохот стволов,
Полигон. И желтеют бараки
Поутру без звериных следов.
Нет различия жизни и смерти,
Нет понятия "тишины",
И сбивается узкоколейка:
Сколько верст до весны и войны.
Ни родных, ни вестей, ни конвоя, -
Снег идет, снег идет. Снег идет.
Все: и мертвое и живое
Тут сохранно без лишних хлопот.
Воочью плакала икона,
Слеза по темпере текла.
Поземка сквозь проем оконный
Рисунком белым без стекла.
Сместилось время оголтело -
Не соглашаясь, что мертва,
Она уже была без тела,
Но поднималась изо рва.
В тщете усильья векового
Однажды вздыбить груду тел
Таилось праведное слово,
Безгрешный лоб ее потел.
И как рубаха лесоруба,
Темнел пропитанный наряд,
А трещины тянулись грубо
В излом бесстыдно, наугад.
И разрывали дерзко тело,
Но боли вопреки опять
Не жизнь она вернуть хотела -
Предначертанье - утешать.
Летит, летит желанный снег,
В него ныряем с обожаньем,
Не помышляя о весне,
Морозным кутаясь дыханьем.
И в шаге каждом различиить
Предсмертные снежинок скрипы
Нам важно очень, чтобы жить,
А он блаженно сыплет, сыплет.
С небес спустилось божество,
Открыто радость засверкала,
Как не хватало нам его,
Как много надо нам и мало.
От долгой чехарды богов
Мы все язычниками стали,
Тупых апостолов с боков
Держали им на пьедестале.
Икона павшая - беда.
Вчерашний бог плевал нам в лица,
И в нас пропало навсегда
Желанье хоть кому молиться.
И грех какой теперь в зачет?
Снежок на все ложится ровный.
И вмерзший пароход течет
С рекой и воет по- коровьи.
И вновь в себя погружены,
Стоически неодлимы
Кристаллы хрупкой белизны,
Чтоб выстоять на них могли мы.
Летит , летит желанный снег,
А скуолько дней зима продлиться!?.
Не помышляя о весне,
С мороза расцветают лица.
Последний лист упал с рябины -
Роман об осени дописан.
Мы, погрустив, его осилим,
Зазимовав, его осмыслим.
В Замоскворецких переулках,
Где снег еще бывает белым,
Опять отыщется в разлуках
Несоответствие пробелам!
Опять ветвей переплетенье
Мне будет в сумерках казаться
Волос твоих на окнах тенью,
Куда сквозь вечер не пробраться.
И неожиданно заставит,
Почистив перышки, синица,
Где пир, посвистывая, справит,
Упавшей грозди поклониться!..
1998
Так ясно видишь,
Что найдешь плоды
За тем ручьем,
На том краю оврага,
Но это все напрасные труды,
Гордыня,
А не вера и отвага.
А что взамен смиренье принесет:
Лишь пустоту и горечь сожаленья,
И если сам родить ты можешь плод,
Тяжелые сомнения забвенья.
Так, век метаться, не остановясь, -
В одном томиться, о другом скучая,
И дней твоих таинственная вязь
Кого-то, может, удивит случайно.
Восстаний всех плачевная судьба,
Не радует, к смирению толкает,
Но злая ограниченность раба
Бацил непослушания питает.
И кажется: тебе иная стать,
Судьба над всем подняться призывает,
Но каждый может лишь собою стать,
А вот каким - один всевышний знает.
1997
Все в среднем выйдет, как обычно,
Количество не предает.
Судьба ведет себя цинично,
Спрямляя каждый поворот.
И проводя одну прямую,
Зигзаги все перечеркнешь,
Напрасно звал судьбу иную
И не ценил свою ни в грош.
А вот музейные порядки.
И в восхищении глядишь
На неумелые тетрадки,
Что век назад писал малыш.
На непривычные костюмы,
Обрезы золотые книг,
И воскрешаешь чьи-то думы,
И рад, что частью в них проник.
Нет новизны - до удивленья -
Все то же, хоть уклад другой,
Проказы, игры, вожделенья,
За что герой, за что изгой...
Так что же изменилось в мире?
Так что беречь и ревновать?
Что толку взгляд открыть пошире,
Все в среднем надо понимать.
1995
Не требует огласки дело,
Верней -коль тайно знаменит,
Так в шерсть укутанное тело
Тепло надежнее хранит.
С судьбой сожительствуй, как хочешь,
Люби, обманывай. Греши,
Но что велит. Хоть между прочим,
А непременно соверши.
И не разменивай напрасно
Страданья - бережно храни,
Чтоб самому вдруг стало ясно,
Что лишь тебе нужны они.
И заряжайся не успехом,
Не похвалами и рублем,
Поскольку это все - потеха
И скоро прорастет быльем.
Верь лишь единому на свете
И только для него твори,
Всего нужнее быть в ответе
Пред богом, что в тебе, внутри.
А остальное, как ни жалко,
Яснее все с теченьем лет,
Напрасно на пути лежало
И просто суета сует!
1995
Впускает лес, не оглядев, меня,
Не учинив оценки и допроса,
Он мне еще не друг и не родня,
Но на меня он не посмотрит косо.
Откроет мне, по крайней мере, дверь
А может быть, откроется с годами,
И ближе мне любой мелькнувший зверь,
И пенье птичье искренне, как в храме.
Я с наслажденьем подчиняюсь вновь
Врожденным, а не писанным законам,
Тут шкуры зверя - маска и покров,
А сердце остается обнаженным.
1995
Носите маску до конца,
Достоинства души не тратя,
Постыдно предъявлять к оплате
Черты любимого лица.
И никогда из-за кулис
Любви на свет не выводите,
Не перепутайте в обиде,
Чему однажды поклялись.
В моменты радости и зла
Отбросьте ложное движенье,
Чтоб в ненависть, как в продолженье,
Любовь, страшась, не уползла.
Свой суд суровее других,
Зато ценнее и награда,
Когда признания не надо,
Ни фраз, ни вымпелов пустых!
А что попрало тайно тлен:
Строка, улыбка, запах, слово -
Все будет снова вас и снова
Бессрочно поднимать с колен.
1995
Вот и речка ушла в глубину,
ничего никому не сказала...
так и я ничего не верну -
ни осенних дождей, ни вокзала.
Мостик старый висит над песком.
В порах свай муравьи поселились.
Я не вспомню теперь ни о ком,
с кем дружили и тайно молились.
Что с потерянным прошлым роднит,
Отчего оно каждому - гений?
Не скудеющий вечный родник
Обретений, а не повторений...
1997
Моя услада и спасенье -
свет ранний на стволе сосны.
Вхожу желанным гостем в сени,
где для чего-то мы нужны.
Теперь бы только в тень не сбиться,
на ствол ладони положить,
и не приснится - прояснится,
как век - не то что день - прожить!
1997
Когда я был маленьким,
Меня спас от болезни
Русский,
В дом пустил зимовать -
Украинец,
Всем счастливое детство дарил
Лицо кавказской национальности.
Когда я стал мальчиком,
Меня писать учила
Мордовка,
Фотографировать -
Немец,
А играть гна трубе -
Испанец.
Когда я блуждал пареньком,
Голос ставила мне
Еврейка,
Смысл формул открыл
Чеченец
И в стихи направил
Грузин.
Когда стал я уже седым,
В автобусе полном никто
Не хотел сесть на это место,
Потому что рядом с арабом.
Я протиснулся и уселся,
Посмотрел на него и вспомнил
Жизнь свою
И не тех, кто меня
Обвиняли "Жидовсская морда!",
А других,
Кто дарили мне
Жизнь, угол, хлеба кусок и душу...
1998
То, что с детства
Сердце помнит
И тихонько
Вечер шепчет,
Не сгорит и не утонет,
И любого камня крепче.
Строчка, строчка,
Оторочка,
Два словечка,
Два шажочка...
Мамин голос,
Смех и руки -
До чего
Живучи звуки!
Сквозь тяжелый
Стук колесный,
Рык натужный
Паровозный,
И речные ледоходы,
И метели-непогоды,
Сквозь сирены и бомбежку
Потихоньку, понемножку
Слышу снова
Голос мамы,
Строчки
Будто телеграммы
Из далеких
Детских лет -
Не по праздникам
Привет!
Просто так -
Счастливый случай! -
Ничего
На свете лучше!
Потому что -
Это мама!
Потому что -
Это детство...
Я с собой ношу до грамма
Это вечное наследство!..
1998
Может быть, лучшее,
Что я могу создать, -
Описать мои страдания,
Подробно и не стесняясь,
И передать их
Какому-нибудь врачу,
Чтобы помочь ему
Облегчить страдания многих?...
Но в трудный момент
У меня не хватает воли,
А в промежутках между ними -
Смелых слов...
И тогда я, как все,
Пишу о страданиях душевных,
Но кому нужны чужие страдания?..
1998
Когда я навестил в госпитале
Больного ***,
Он вышел ко мне
В неряшливой пижамной курточке,
Брюках с растегнутой ширинкой
И небритый...
Я не признал в нем
Бывшего боевого летчика,
Кадрововго офицера -
Мы обнялись.
Резкий запах мочи
Исходил от него.
Тогда я понял:
Старость -
Это плохой запах...
1998
Если в минуту боли,
Я могу думать
О рифме и сюжете -
Я писатель.
И не стоит
Задавать себе вопрос:
Стоит ли мне этим заниматься,
Перед каждым неначатым листом бумаги.
1998
От меня уходит лето,
Убегает от меня...
Голо, ветренно,
Раздето...
Все былое отменя...
В слезы выплеснув остатки
Откровений и надеежд,
Повергая без оглядки
В сослогательный падеж.
И у жизни на опушке,
Покидая шумный лес,
Майской ветренной кукушке
Я живу наперерез.
Все последнее на свете
Не во сне, а наяву,
Но, как все в обиде дети,
Верю: снова доживу!
1999
Государстово меня учило,
Но наука моя почила,
Выбирали ВУЗы доцентов
С соблюдением нац процентов.
И, расширив черту оседлости
Вплоть до первоотдельской ведомости
Номерные "почтовые ящики"
Проходными глаза таращили.
Я рванулся в другие области,
Там повышена норма подлости,
И великий, могучий, простой
Вел всю жизнь меня сквозь строй.
А когда порастратился порох -
Впору взять лишь суму да посох,
Но не знаю - может, и тут
Нац лимит, не смутясь, введут.
Я не верю тем, кто не верит
И, прикрыв неведеньем рот,
Молчаливо в облаве зверя,
Притаясь, сторожит поворот.
1998
Луна, как лампада,
над стылым прудом,
снег таял и падал
в прибрежный подол.
Война наступала -
ни ночи ни дня -
родня убивала
покорством меня.
Меняли на крохи
худое тряпье,
меня ли угрохал
голодным житьем
тот холод усталый,
плевавший на печь...
В снег свежий и талый
хотелось мне лечь -
не в спертой избенке
в нытье угарать -
есть право в ребенке
судить и карать...
Под бледной лампадой
я клятвы давал,
от голода падал,
в бреду воевал...
Все светится мутно
лампада в ночи,
и ежеминутно
обида кричит...
Мне вечнось, бывало,
кивала в те дни.
Меня убивало
покорство родни.
1997
Еврей крещеный - раб,
ложь - благодать,
я выкрестам не верю,
тем не менее,
найти в трудах их
крестное знаменние
пытаюсь,
чтобы тайну разгадать.
И Бог им не поверил -
никому!
Он не послал им
милости земные,
все бестии - напасти
продувные,
и в суете
падение во тьму!
Быть может, мстил
за тот неверный шаг,
но месть греховна,
не к лицу всесильным,
а все же веет
холодом могильным
всегда
вероотступничества мрак.
Зачем?.. Зачем?.. Бог истинно один.
Что в перемене? - Скрыть следы, поблажка?...
Для любящих тебя, как это тяжко!
Одумайся,
побойся,
погоди!..
Не брезгует ли
жертвою такой,
с небес взирая,
тот, кому молился?
Не оттого ль
несчастий дождь пролился
над хитрою твоею головой?..
1997
Не подведи, лишь на тебя надеюсь,
За весь свой век тебя не подводил,
старался не как надо - как хотелось
и по сердцу компанию водил.
Быть может, неоправданно измучил,
тебя мое любимое, а все ж
так до сих пор вопрос и не изучен:
кому за что ты сердце отдаешь
частицами и снова собираешь
его в груди и с болью и тоской...
мне кажется все началось вчера лишь -
ан вот - уже пора и на покой!
Ты - бич вранья, шестого чувства гений,
не измени, по-прежнему любя,
остановись, лиши меня мучений, -
немало их я принял за тебя.
Так сделать шаг последний все бы рады,
но ты реши счастливый выход мой...
любая смерть тускнеет от награды,
поклеванная пошлою молвой.
1997
Печальны мартовские дни.
Воспоминанье похорон
друзей и близких... крик ворон,
поминки, пьяной болтовни
необязательной назавтра
хрустящий невесомый прах.
Полуулыбка на устах,
как бы неведомая, правда...
И так весь месяц, а в конце
свой день рожденья в том ряду,
что я весь год с тоскою жду,
как ставшая под пули цель.
Что делать мне? Что поменять?
Ведь не вольны мы безусловно
воинственно иль полюбовно
свой день рожденья выбирать!?.
Но все же, если допустить:
перенести на май, декабрь -
там больше светлых дней хотя бы,
чтоб состраданьем не грешить.
Увы мой бедный календарь!
Пожалуй, в месяцы иные
все дни - одни лишь прописные
да обводящих рамок гарь...
нас хочет кто-то приучить:
кончина рядом и рожденье.
Но жизнь меж ними без сомненья,
чтоб их сильнее разделить.
1997
Не плача, не волнуя,
Не требуя наград,
Уходят дни - а ну их,
Иду не в рай, не в ад.
И только сожаленье
О скорости пути,
Стремительно, сложенье -
Попробуй не пусти!
Строчки, строчки
И без продолженья...
Так ли мысли мои коротки,
Есть опасность простого сложенья -
Разорвут на чужие ростки,
А когда словно капли в потоке
Или плавность воды у запруд,
Унесут меня струи и строки,
В недоступную даль увлекут.
1998
Волненье,
Но прекрасно пелось,
Тринадцатым был даже класс!
Число и дом!
Куда же делась
Та пятница?
Не отреклась?
Гонимые не суеверьем,
А бесшабашною мечтой,
Стучались мы к искуссству в двери
Навечно,
А не на постой.
Крылом фортуны не задеты,
Но до вершин вознесены,
Сменяли игреки и зэты
На восхитительные сны...
Тогда мы верили, что сказки
Сумеем в были воплотить,
И шли открыто без опаски,
И не за что себя корить.
Народной массой одолели
День и число, и номер класса,
И быль, как сказка, в самом деле,
И нет нам удержа и спаса.
1998
Я не сумею тебе рассказать,
Слышал ли, как вы меня хоронили...
Лучше при жизни опять и опять
Мне говорить, что меня вы любили...
Редко придете меня навестить,
Или со временем и не придете,
Это заранее просто простить,
Так приходите сейчас, по охоте...
Может, и стану я рядом витать,
Но показать это вам не сумею,
Лучше, чем песней за сценою стать,
К вам дотянуться рукою своею.
Жизнь жестоко диктует порой,
Но чтобы ей до конца насладиться,
Может, носиться в ней не по прямой,
Чтоб не тянуло назад возвратиться.
1998
Пугают даты под стихами,
Над чащей сосен петухи.
Полутона в вороньей гамме.
Почти замолены грехи.
Умеет за глухой оградой
Взгляд различить и тон, и суть.
И непомерною наградой
Считаешь каждое чуть-чуть.
1998
Я опять на часы не гляжу.
Слишком рано детей разбужу.
Что со мной? Нетерпения зуд.
Жизнь короткая - долог мой суд.
И вы будете тоже мечтать,
Чтобы мог вас мой голос поднять,
Но никак не вернуть, не забыть,
И вы станете детям звонить...
1998.
Пыльный ветер по стылой Фонтанке,
В Шереметьевском доме окно,
Можно в горькую тайну изнанки
Заглянуть сквозь него заодно.
До Цепного моста недалеко:
Только окна твои миновать
И подъезд недреманного ока,
Чтоб вернуться от Летнего вспять.
Все круженье,
круженье,
круженье,
Нету силы идти напролом,
Окружение, как окруженье,
Неразъемность наручников - дом.
В этом городе полном печали
Строк, отлитых на все времена,
Сколько душ свою ночь повстречали
Под приютом безмолвным окна.
К Черной речке теперь пешеходом,
Незастроенным веком мечты,
И больнее печаль с каждым годом,
И разведены ночью мосты.
Письма - это совсем не бумага,
Не отчаянья мрак по ночам,
Эти строки при свете - отвага
Разговора с собой по душам.
Тайна здешних болот не раскрыта,
Из погубленных душ пьедестал,
Конь в брезгливом испуге копыта
Над застывшею болью задрал.
И отчаянье в реку стекает,
Не скудеют его родники -
Наводнения проза такая
Хмуролобым совсем не с руки.
Обновления ветер спесивый,
Ожидание жизни иной,
Город самый красивый в России,
Город самый в России больной.
Червоточина в тайне зачатья
Открывается много спустя,
А смертельные сфинксов объятья
На почтовых конвертах - пустяк.
Но он тянет, как пропасть с обрыва,
Как объятья в разлуке твои,
Над Фонтанкой окно молчаливо,
За оградой в саду - воробьи.
Где-то тут, на Кронверке
Витают
Души их, и тени их бредут,
В жизни неприкаянны веками
Верой защищавшие редут.
Сколько тут опал и междометий,
Возвращений горьких и смертей,
Уголок не сыщешь на планете
Сердцу и страшнее и святей.
Отдана Лубянке эстафета,
Наполняет голос новояз,
Это здесь они висели где-то,
И веревка тут оборвалась.
Но концы ее легко связали
С той поры в трепещущей ночи
Тени их и души их из дали,
А за ними следом палачи.
Не полны раскаянья и страха
В рвенье "до конца искоренить",
По ветру их красная рубаха,
"Слово - дело" - вековая нить.
Волны что-то важное такое
Шепчут, как им кажется тайком,
На Руси не ведают покоя
Души ни до смерти, ни потом.
Это тайна ночного полета
Всех на свете земных Маргарит,
На Исакии ангел кого-то
Словно... шерп молодой сторожит.
За Фонтанкой у церковки Анны,
Зацепившись, упала луна
И катилась по рельсам трамвайным,
Как однажды в Москве голова.
Эти тонкие ленты стальные
Ночь разрежут двойной колеей,
И пойдут за тобой остальные,
Как тропинкой идут полевой.
Но в томительном сером тумане
Ночи, не насылающей сон,
Все мосты развели атаманы
Недоступных для смертных времен.
И приходится верить, тем паче,
Что уже совпаденья пошли,
И нельзя прикоснуться иначе
Ни к каким наслажденьям земли.
Тышлер здесь подглядел свои тени
Декорации крыш городских,
Робко окна трепещут в смятенье,
Заворожено город притих.
За какой занавеской отсюда
Абажуром расправленный свет,
Уцелевшая чудом посуда
Вековых дореформенных лет,
Молью травленный стол с перламутром,
Речь, отличная вязью от всех,
Этот взгляд неожиданно мудрый,
Этот не позабытый успех.
Возвращение, как отрезвленье,
Здесь живет еще дух, а не быт,
Из раскромсанного поколенья,
Кто осмеян, обгажен, убит...
У Никольского, словно в котомке,
В саркофаге глухого двора,
Перворусских варягов потомки,
Что на службу к холопам с утра.
А ночами,
ночами,
ночами,
Неподвластные гнусной братве,
Были горькой судьбе палачами
В непокорной своей голове.
И над крышами вдовой столицы
Поднимается дух по ночам,
И узорами окон хранится,
Шифрограммами светится нам.
И читается без перевода
Через век, через тысячу лет,
По истории странной подвода
На пути без конца и примет.
В Озерках горят дома
Вековой постройки,
На пожаре кутерьма,
Перерыв на койке...
Бродит Бродский под окном,
Ходасевич ходит,
Пушкин с пушкой - в полдень гром,
Эхо не находит.
Достоевский достает,
Пьет чаек Чайковский,
А на Невском идиот
Ищет нос майорский.
Скачут кони, львы рычат,
Фрески, маски, доски,
Барельефы для внучат
Мизерны и плоски..
Першпективы, купола,
Ворота, решетки,
Божья матерь, чья взяла?
Контуры нечетки...
У излучины реки
С подставной Авроры
Разбежались морячки
Все на заговоры.
Белый выбелил в ночи
Серебром останки,
Не умчались палачи
В табор на тачанке.
Задохнулись митинга,
И филон Филонов
Не хрипатит ни фига
Ни с каких балконов.
Киров бросился кирять
Из пуантов потных,
Жданов не желает ждать -
Скрип засовов плотных...
Ягужинский стылый дух,
Некрасив Некрасов.
Страсти фитилек потух
На трухе матрасов.
Как от дружбы дойти до любви.
Креслом бил зеркала режиссер.
И все кутался Храм на крови
В бесконечный ремонта узор.
Чилинзелли в окно заглянул,
Бестолково трубили слоны.
А мне слышался нежный Катул,
А им снились об Африке сны.
Не взирая на вывески лет,
На их красный партийный резон,
Во дворцах по полуночи свет
И хрустальный напоненный звон.
У Ани`чкова в красном дому
К Белосельской спешили на бал,
Угоревший в картежном дыму
Пушкин руку Россет подавал.
Их движения тень не легла
За решетки тельняшечьих лет,
И поганая власть не смогла
Воспаривших загнать в турникет.
Днем отсюда инспектор ходил
К Демени и спектакль принимал,
Он из марионеток удил
Большевистским чутьем криминал.
Но на вывеске каждой кресты
Жирно ставил хозяин былой
И бросал в опохмелку висты,
И в года, как в Неву, с головой.
Словно видел убогий конец
Неподкупно жестокий возврат.
По истории верный гонец
Возвращает беспечных назад.
Что за "Красная стрела",
Что за горькие дела,
Проводница убирала
Чай в стакане со стола.
Кутался в туман перрон,
Обреченно обнажен,
И Глиэр всегда готовый
Заводил свой грамофон.
Ни пролетки, ни такси,
Как обычно на Руси,
Встретят, если ты на кресле,
А проводят - не проси.
В электрическом луче,
Как в ночном параличе,
Шпиль один горит воспетый,
Лямка сумки на плече.
А на тихой Моховой,
На подушке пуховой
Досыпает сон Обломов
Непробудный, роковой.
Дек.1998
Прожил век, не зная покоя,
Пролетели годы, трубя.
Счастье, ты из себя какое?
Под конец бы взглянуть на тебя...
И заметил бывалый ветер,
Усмехнулся ехидно: -Ишь!
Где-то есть ведь оно на свете!
Ну, не тут - так там поглядишь!
- Ветер, ветер! - Мне так не светит!
Надо здесь - не живется вспять!
И про счастье хотел бы детям
Правду я до конца сказать!
1983
Слова растеряли, быть может,
Поступки зато обрели,
И совесть все яростней гложет
За все неустройства земли.
С годами трудней примириться
С неодушевленным концом,
И что, невзирая на лица,
Нам вечность заглянет в лицо.
И, не проявляя участья,
Проставит нам буднично лит,
А то, что не ведал ты счастья,
Нисколько твой век не продлит.
1983
В бесконечном караване
От восхода до заката,
Кто убит, а кто тут ранен,
Не замечена утрата.
На ходу тебя оплачут,
Кто идет с тобою близко,
И они же все оплатят
От носков до обелиска.
Но прошли, и нет возврата,
Топотня неумолимо -
Может быть, была утрата? -
Караван проходит мимо!..
По незнанью и от лени,
Презирая равнодушно
Мысли о переселеньи,
Ожидающем все души.
Только желтой пыли тучи,
Да жалельщики в опале,
На зубах песок скрипучий,
Будто тоже закопали.
В бесконечном караване
От восхода до заката -
Похоронен и едва ли
Переселишься куда-то...
1983
Я так привык к своему дому.
Я так привык к своим детям.
Я так привык к своей жене.
Мне так хорошо с этим небом,
Мне так хорошо с этим ветром,
Мне так хорошо с этим солнцем.
Почему же я должен покинуть их?
Почему же я должен знать об этом?
Почему я должен так жить?.
1982
Обыденность всесильна, как пехота,
В нас прочно занимает рубежи,
Она, как королевская охота,
И жертва точно на нее бежит.
Она легко любого настигает,
Не оставляя даже шанса нам,
И буднично безжалостно стегает
По тронам, креслам, званьям и чинам.
И мечутся офлаженные тяжко,
Стараются, дрожат и сторожат,
И вдруг провал - осечка и промашка,
Прорыв в кругу, и больше круг не сжат.
А тот один уходит в мир, в бессмертье
И буднично бросает на лету:
- О, люди, не играйте и не верьте
Ни в будничность, ни в смерть, ни в суету.
1982
Продешевить боясь и показаться
Невыгодно в глазах своих друзей,
Всю жизнь жаждал славы и оваций
И громкой репутации своей.
Как он боялся говорить об этом,
Как прятал эту тайну и берег,
А был когда-то, кажется, поэтом,
И может быть, достичь чего-то мог.
Но это время так и не настало,
И слава загордилась - не пришла.
А он все ждет и все брюзжит устало,
И, если что-то делает, - со зла.
1983
Что ты просишь в юности для счастья?
Пониманья, ласки и участья, -
Чтобы одолеть, дойти цели,
Чтобы оценить тебя сумели.
В зрелые года - здоровья близким...
Раздаешь, что можешь без расписки,
И кому-то подставляешь плечи,
Сомневаясь, что увековечен.
В старости, оборотившись к Богу,
Силы на последнюю дорогу,
Чтоб не быть обузой и помехой
Тем, кому ты был всю жизнь утехой.
1993
Где-то падает звезда
В никуда,
Ты уходишь из гнезда
Навсегда,
Я слова свои листу
На лету,
Просто душу я мету
В пустоту.
На звезду мою падет
Этот сор.
И кому-то перейдет
Мой позор,
Никого не огорчит
Моя ночь,
И строка моя горчит - не помочь.
Кто кому дарил давно
Все равно,
Всем нам прошлое дано
Заодно,
Вот и падает звезда
В никуда,
И строка идет туда
Без следа.
1994
Не бывает ветер старым,
Все, что он приносит ново.
Все вокруг зеленым стало -
Не найдешь теперь другого.
А потом примчится пестрый
Ветер - листьям в салки бегать,
Станет ветер белым...
Просто
Будем в темноте обедать.
Был бы вечно старым ветер,
Чтобы жизнь не летела, -
До того, что есть на свете,
Никакого ветру дела.
Подневольный он бродяга -
Ни воды ему, ни хлеба -
Дремлет у любого флага,
Если вызвездило небо.
Не жалея сил и духа,
Дует, дует,
Веет, веет,
По прорверенным по слухам
Никогда не постареет.
1998
Откуда эта тяга к обновленью?
От смен в году -
от марта, сентября...
нам в душу Бог вложил,
что мы не зря
не подвергаем череду сомненью.
Не в постоянстве благо и покой,
Приносит ветер солнце или влагу,
И мы привыкли: премены к благу,
И не к добру смиренье и застой.
Уже в утробе перемены ждем,
И так - весь век...
преследуемы страхом...
что остановим перемены махом,
когда в дубовый ящик упадем.
1998
Чем дальше свет моей звезды,
Тем здесь он видится яснее,
И я сказать уже не смею,
Что это прошлого следы.
И может, не напрасен труд
Любви и самоотреченья,
Когда далекого свеченья
Еще сердца другие ждут.
И наступает звездный час,
Когда с далекого плафона
Беспечно и непринужденно
Согреет свет звезды хоть раз.
1995
Его явление похоже
На свет, идущий изнутри,
Мурашки по спине, по коже,
Предвосхищение пари
Двух тел в любовном беспокойстве,
Мерцанье жадное огня,
И рифмы сыплются из горсти,
Бросая навсегда меня.
И тянут за собою строки
Те нервы, что во мне живут,
И отправляются на строгий
И как всегда неверный суд.
Так в тягостном опустошенье
Ни жить не в силах, ни грешить,
Гадаю лишь, за что мишенью
По божью промыслу служить!?.
Взамен - ни счастья, ни участья,
Наветы зависти слепой
И крест, распятье без причастья
Тупой озлобленной толпой.
1995
Шло весеннее тепло,
Примеряясь понемногу,
На разбитую дорогу
Щедро тратило стекло.
Не хотело прогонять
Стужу, чтоб не стать привычным,
Что считаем необычным,
В том находим благодать.
Да, по-правде, неспроста,
Вспомнив прошлые печали, -
Радость солнышка вначале -
После пыль и духота.
И томленье от жары,
От прилипчивого зноя,
Нам бы только, что другое -
Не навечно, до поры.
Да и это, как сказать, -
Надоевшая привычка,
То, что близко и обычно,
На чужое поменять.
1998
Сомненья дух посеян
В привычности простой,
Владеет лист осенний
Чужою наготой.
Любовная привычка
Расширить просит круг,
Все так же, все обычно,
А все таки, а вдруг...
Боязнь и тревога:
Пройти и не успеть,
Короткая дорога,
Безвыходная сеть.
Улыбки и походки
Невыносимый свет,
Презренья миг короткий,
Звезда на много лет.
Воображенье дразнит,
Но обжигает страх,
И нет однообразья
Лишь в горе и стихах.
1995
Я снова старый том возьму,
В который верил свято
И поверял тоску ему,
В него записки прятал.
Прочту опять я стих, другой...
Но что же с книгой стало?!
Она была мне дорогой
И часто выручала.
Теперь... теперь я удивлен:
Все плоско в ней и глупо,
Во что же был я тут влюблен,
Во что так верил тупо.
Поднялся выше на чуть-чуть,
И... новые сравнеья,
А кто просил меня вернуть
Тома былого чтенья?
Пускай бы в памяти они
Легендой милой жили
И мне напоминали дни,
Когда мы так дружили.
А то беда, совсем беда,
И дни упрямо мчатся...
О, как опасно иногда
В былое возвращаться.
1995
Звезда запуталась в ветвях,
плывет в сосновом аромате,
кто не участвовал в захвате,
беднее в чувствах и словах.
Какая проповедь жива,
в тех иглах, что сошлись едино?..
Бессильны звуки и слова,
но вечна тихая картина.
1997
Третьи лица - чужие глаза, -
Бережем сокровенные тайны.
Неприметны, опасны, случайны,
Те, при ком ничего не сказать.
А потом публикуем стихи -
Все наружу - ничуть не скрывая,
На Руси это мода такая:
Покаянье при всех за грехи.
1998
Разгоняется ветер по насту
И влетает в студеный февраль -
Тут зима коренна, коренаста
И короче белесая даль.
Но на Сретенье в пору оглядки -
За морозным узором окна:
Далеко
отшумевшие святки,
Вдалеке за капелью весна.
1998
Так ветренно и так неповторимо
Все то, что мне досталось на бегу.
Но лишь его уверенно и зримо
Я повторить в строках своих могу.
Оно в меня вошло и вырастает -
Из этого тревога и печаль.
Я отдаю, но ничего не тает,
И ничего мне для себя не жаль.
1997
Осенний лес светло страдает,
а я о нем да про свое -
какая пошлость оправдает
мое житееское вранье.
Ему не надо оправданья
грехов и горестных причин,
он жив ему страданьем данным,
как пламя горестью свечи,
И никакого приближенья,
сравненья верности людской -
он капля вечного движенья
неуязвимого тоской.
1997
За частоколом тоненьких сосенок,
Между стволовотроческих берез
Остался притаившийся поселок,
А новости любые - под откос.
Как черви, вечность нашу пожирая,
Мы причинить не можем ей вреда.
Жизнь только здесь - от края и до края -
Зачем я там...
и все стремлюсь сюда?..
1998
Откуда снова холода?
Они приходят к нам всегда,
Когда еще совсем не ждешь,
Когда октябрь так хорош...
Но вдруг из листьев дождь и снег,
И ветра ледяной набег,
Душа, продутая насквозь...
Не из нее ли все взялось?..
1998
Какое мужество: опять
Весной листвою наряжаться,
Когда дано наверно знать,
Кто будет ей распоряжаться.
Что просто выбросят ее,
Сметут, как сор,
Сожгут, как мусор,
Упорно повторять свое,
Упрямо класть ружье на бруствер.
Тревогой ветренной объят,
Продут сомненьем и печалью
Невольный и надежный брат
С непостигаемою далью.
Где колокольчики любви
Не станут бить колоколами,
И как удачу ни зови,
Она лишь гостья между нами.
1999
Выпадает снег и тает -
Сердце снова ждет чудес.
Все, как в детстве обретает
Непонятный рост и вес.
И на этом белом фоне,
И над этой белизной
Без следа обида тонет
Или видится иной.
Ненадежные надежды
Непорочной белизны,
Сбросив суеты одежды,
Как подснежники видны.
И приходится поверить
В этот день и в этот час,
Чтобы их к себе примерить,
Может быть, последний раз.
1998
Яблоня, не задумываясь,
Приносит свои плоды.
Красота и ценность яблок
Ничуть не страдают от тиража,
Что же мы так стремимся
К оригинальности и единственности
Своих творений и поступков.
Отчего так мучительно
Ищем единственную форму,
Выражающую неповторимую суть,
Отчего так страстно жаждем
Единственного понимающего тебя.
Отчего чахнем от обыденности
Прекрасных повторений
И отвергаем тиражирование чувства
Так щедро и не без умысла
Предлагаемое нам веком.
Как горько и невыносимо,
Что даже зная ответ,
Мы вынуждены поступать иначе.
1982
По картофельному полю
Я иду. По оспам лунок.
И по змеям желтых стеблей,
По гороху мелких клубней.
Где недавно был порядок -
Гряды ровные, межи,
Разоренье, запустенье,
Как всегда после победы.
И еще не скоро вспашут
Это поле жаркой битвы
И засеют, и взлелеют,
Чтобы снова разорить.
На обочине недвижно
Словно брызги солнца пижма
Над поникшею травой.
Я вдыхаю запах терпкий,
Я ломаю стебель крепкий,
Я несу горячий зонтик,
Я такая же частица
Этой осени спокойной,
Поля этого и пижмы,
Солнца, неба и земли.
1982
От людской утомившись стаи,
Где не веришь, кто враг, кто друг,
Километры перелистаю -
Тут осинки спешат на луг.
Я хочу тут дружить со всеми,
Душу им доконца открыть,
Подставляюсь под дождь осенний,
Под холодного ветра прыть.
Обретаю реальность мира,
Каждый лист, каждый луч ценю -
Тут свершенья иная мера,
Тут иная цена огню.
Возвращаются слух и зренье,
И как голос издалека,
Как пророчество, как прозренье,
Вновь приходит сама строка.
Не ищи в пустоте спасенья -
Ради жизни не стоит жить...
Не сжигай на костре осеннем
То, что может еще служить!..
1985
Какие осени уходят!
Какие тайны бередят!
О многом говорят в народе,
Страшнее то, о чем молчат...
Да что ж испытывать терпенье,
Пусть до конца не доживешь:
Сначала самоотреченье,
А там - и правды не найдешь...
Но выйду в поле... на опушке
Осины рдяные стоят,
И отбазарили кукушки,
И пни в осенниках опят.
Что ж вечно тут? Что сердцу мило?
Зачем тревога, непокой?...
Все было. Сколь раз уж было!
Что будет? - Вот вопрос какой.
1983
Когда дыханье облаков
Клубамии поле настигает,
Ложится настом над снегами
И над папахами стогов,
Сочится первая капель,
В полдневный час тревожа память,
Рябину заставляет падать
Небережливый свиристель,
В сыром полупрозрачном дне
Одно всплывает неизбежно -
В платке пуховом белоснежном
Приходишь снова ты ко мне.
Рисунок твоего лица
Сквозит в ветвях заиндевелых,
Его отчаянно и смело
Взгляд настигает без конца.
И так сентиментально прост
В тот день, оторванный от лета,
Так долго жаждущий ответа
Все опрокинувший вопрос.
1998
И никак мне теперь не осилить
Тот пропущенный где-то урок,
Что с тобой мы не раз повторили
В темноте бесконечных дорог.
Мне не каяться страшно и больно,
Не хула мне страшна, не друзья,
Но не знаю я слова "довольно",
И не верю я слову "нельзя".
Для меня богоматерь ты в храме,
Как она, ты безумно нежна,
Знаю я лишь, как день тебя ранит,
Ты мне клеточкой каждой нужна.
И не в мочь одному мне осилить,
Тот пропущенный где-то урок...
Только сердце, как листик осины,
Что октябрьским утром продрог.
1982
Пришла любовь,
И вдруг услышал я
Обиды трав,
Тревогу камышей,
Борьбу холмов
И жалобы болот.
Пришла любовь,
И вдруг услышал я
Сомненья скал,
Беспомощность пещер,
Усталость звезд,
Растерянность дорог.
Пришла любовь,
И вдруг поверил я
В ее неодолимость,
В мгущество сердец,
Бессмертье слов
И бесконечность дня.
1982
АХ, ВРЕМЕНИ НАПРАСНО ЖДАТЬ
У птицы нет души,
но как она поет!
А у меня душа -
и в чем ее полет?
Чтобы как птица петь? -
Душа тут ни при чем.
А камень как поет,
когда он увлечен!
Богини давних ней,
как ими мрамор горд -
мелодия церквей
и готики аккорд...
Не в том дыханье звезд,
чтобы ответ найти,
ответ про душу прост...
Но песней прорасти!..
1997
Ах, времени напрасно ждать,
Да мне его и не дождаться,
Захочется ль вернуться вспять,
Иль стать подобьем облигаций.
Но есть безбытности удел,
Апостольство любого века,
Стихи приходят словно день,
Они - столетий картотека.
Трагически звуча вразрез
Любви, желаниям, печалям,
В них высшей власти интерес,
Что мы, страдая, изучаем.
Тех вечных строк наперечет -
Провиденье, событий завязь,
Пусть их никто не перечтет,
Но для себя они писались.
И божий промысел спасет
Ниспосланные вехи эти -
Им времени наперечет
Средь проклинаемых столетий.
1995
Мучительно снова и снова
еще повторять, повторять -
все выглядит так пустяково,
кому на стихи наплевать.
Достаточно пушкинской строчки,
услышанной в детстве давно,
плевать на мои заморочки
и вместе со мной заодно.
Он выпьет со мной, потолкует
на тему Чубайс и Гайдар,
но вовсе его не волнует
меня иссушающий дар,
Попытки все снова и снова
однажды прорваться к себе...
так чистая фраза готова -
живет в золотистой трубе!
Вот губы мундштук поцелуют,
и вырвется вздох из груди!
Я мысли лицую, лицую
с собою один на один,
И верится вдруг небывало:
конец откровеньям настал!
Но вновь возвращает начало
полуутвержденный финал.
1997
Я - русский поэт - но не русский
на родине славной моей,
а русский я в области Рурской,
в Израильской гуще людей.
"Де русо" в Испанской Алькампо,
Я в Бостоне тоже русак,
повсюду я русский, однако...
лишь здесь попадаю впросак.
Уеду в Стамбул или Ниццу -
на родину тянет скорей,
а переступаю границу
и сразу я снова еврей!
Мой голос и слышный и зычный -
неважно с венком иль венцом -
в России я - русскоязычный,
но с явно не русским лицом.
Живу на Голгофе распятый,
сожженный в фашистских печах,
я в гетто Варшавское спрятан,
отвержен в кремлевских врачах...
Так после всего неужели
я вдруг отрекусь... подлецом?...
На Родине в знак уваженья
я - русский с еврейским лицом!..
1997
В бессмысленности
этой непредвзятой
ненужности
понятной и простой
на жизни общей
кажется заплатой
строфа
деепричастной пустотой.
Увы,
полвека
брошены на пламя
сигнальных беззастенчивых костров,
но я.
сказать по правде,
между вами
прожить еще
полстолько же
готов.
Не будучи ни тайной, ни обузой,
не требуя вниманья и наград,
но без меня так неглубок и узок
ваш мир,
когда оглянетесь назад.
И все, что вы,
гордясь,
изобретали,
окажется наивной суетой...
Останутся лишь
милые детали,
что вы найдете
под моей чертой.
Торжественный
огонь неувяданья
поманит,
пробиваясь между строк,
и станет после нашего свиданья
ваш мир
не так придавлен
и жесток.
1997
Утро
Серым грунтует холсты
Для осенней своей
Красоты.
И графит
Чернотою стволов,
И рябит
Пестротою мазков.
В это время
Так много красот,
В это время
Так много ветров -
Славу этих картин
Разнесет,
И художник
Отдать их готов.
Помнит он
Про короткий свой век,
Как хрупка и нежна
Красота,
И пытается
Времени бег
Перебросить
На серость холста.
1998
За форму прятаться не надо,
Когда от мысли польза есть,
Иконы суть - важней оклада,
Рамыта беззаконьем честь.
Но есть простое пониманье
И вовсе не грядущих дней
Вне осуждений, тайных маний
И всех ценителей верней.
Когда, как рельсы под колеса,
Ложатся души, чтоб катить,
Где все ответы на вопросы
С поэтом вместе воплотить.
Куда неведомо доныне,
Гонимы волею иной,
Как рыбаки на хрупкой льдине
К порогу бурною рекой.
1998
Так удивись -
Лишь удивленье
Рождает свежесть и азарт
И удиви, чтобы мгновенье
Не увлекло тебя назад.
Когда по принципу парада:
Открыто,
На глазах у всех
И оправданье и награда,
Одно сложение - успех!
1999
Владимир Иванович
Немирович -Данченко
Прожил жизнь, считаю, удачненько:
На водах в Европе тесной
Молодым
Повстречал старика Дантеса.
А небезысветному
Арнольду Ильичу Гессену
Не меньше
Повезло, я уверен,
Он целовал мальчишкой
Руку Анны Петровны Керн.
Вот и выходит
Такая задачка:
Видел я Немировича- Данченко
И знакомство водил тесное
С уже упомянутым Гессеном.
Значит, никак нельзя отрицать,
Что до Пушкина точно:
Рукой подать.
Оглянуться.
Дотронуться.
Дотянуться.
Плакать в день похорон.
И, как ни гляди, со всех сторон,
Что бы потом возразить ни могли вы
Современником быть его
Несчастливым!
1999
А.Кулыгину
Ре-минор для этой шири
Не годится - он интим,
Ну, а если "жили-были",
Тон иной необходим.
Может, в си-бемоль мажоре
Расцветут твой ум и дух,
В соль-минорном тайном море
Возрождений и разрух.
А всего верней в печальном
Свисте ветра меж ветвей
Бескорыстном, изначальном
Горечь Родины твоей.
1999
Ну, и что, что повторенье,
Что прожито, прочтено,
Что одно стихотворенье
Разным людям не одно,
Что привычка, как отмычка,
Что притуплен интерес,
Это все другим обычно,
Не согласен наотрез!
Даст привычка верный тонус,
С ним в дорогу дальше тронусь!..
И не хоженным путем,
Тот оставлю в стороне,
Потому что пожил я нем,
Он давно известен мне.
1998
Что такое: душа не стареет,
Для чего ей обуза такая?
Если утро с годами серее,
И не тронув ее, утекает.
В небо цвета каспийской селедки
Утыкаются тупо смычки,
Фронтовые вчерашние сводки,
Перед вечным прогнозом очки.
Ну, а если бы не замечала
Повторений привычных опять,
Если б все не хотела сначала
Повторить и себя отыскать.
Вот, когда анфилада надежды
Ей открыла бы тайную дверь,
Что ж опять понукают невежды,
А попробуй им просто не верь.
Это вот что - навстречу вопросу
И ответственно мир отмыкая,
Я беру то, что мне не по росту,
И не в мир, а в себя лишь вникаю!
1998
Античастица пробивает землю.
Пуля пробивает солдата.
Утрата пробивает мать.
Боль пробивает сердце.
Зачем Бог велел мне
собирать эту боль в стихах,
чтоб отдать ее людям?
Разве мало у них своей боли?
Разве мы так избавимся от нее?
Или... нет...
Не может быть,
чтобы он хотел этого...
1997
Я не был воском, из меня
никто лепить не собирался.
Я неумело сам старался,
себя по-своему ценя,
и похвалам не доверял,
хотя бывало и хвалили...
Достоинства анкеты скрыли,
а остальное растерял
Готов с начала был начать
я, все отвергший понемногу,
но ни друзьям своим, ни Богу
я это не посмел сказать.
Он сам во мраке и грязи
нашел меня и дал мне в руку
перо и тем обрек на муку
и болью вечной просквозил...
Неведомы пределы мне.
Одно: пчелиная работа -
тут рифма - взяток, строчка - сота,
строфа - свеченье дня в окне!...
1997
Тянет так неодолимо
На холмы Ерусалима,
На безлесные, пустые
Серожелтые холмы,
Что же там забыли мы,
Что же там зарыли имы,
Что пройти не можем мимо!?.
1998
И вам хотелось бы однажды,
Как те в далекие года
Всего для утоленья жажды
Меня прикончить без стыда.
Да, в мире тлену все послушно,
Во взрыве плавится гранит,
Слабеют, покоряясь, души,
И только слово не горит.
Оно одно неуязвимо -
Не звук, не краска и не знак,
То слово, что весь мир вместило,
И не убить его никак!
1982
Над Костромой дожди косые,
Глухие долгие дожди.
Читай Олешу и Кассиля,
Над Заболоцким посиди.
Учить насильно не заставлю,
Но лучше уж, чем жизнь во мгле,
Читай Демьяна в Ярославле,
А Мандельштама в Чухломе.
И на гостиничной подушке
Или в вагонной кутерьме
Лишь Александр Сергеич Пушкин
Заменит всех один вполне...
1983
Стихи приходят,
Как разлука,
Как боль ночная,
Как беда,
Стихи приходят
И ни звука,
Ни отголоска,
Ни следа.
Но умереть они не могут
И остаются на века,
Поскольку тлену не подвластна,
Как мысль, строка.
1982
Отчаянно гукнет
прощальный гудок,
отчаянно брызнет
из яблока сок,
отчаянно страшно
в вагонах пустых,
отчаянно смолкнет
оборванный стих.
1982
Эти башни, пруд зеленый
Неотступно предо мной,
Я счастливый и влюбленный
Перед мощною стеной.
Сколько было здесь -забыто,
Сколько вынесла стена,
Сколько здесь врагов убито,
Сколько видела она.
Здесь и шляхта бушевала,
И стрельцы кончали дни,
Сестры царские бывало
Горевали здесь одни.
Здесь торжественные храмы
Возводили в честь побед,
Здесь попы, поэты , дамы,
Уж кого в земле тут нет?!.
И автографы на стены,
На ворота, на столбы
Разбросали откровенно
Современные жлобы.
Но теперь совсем иное...
Помню я иные дни...
Ты бывала здесь со мною...
Речки тусклые огни.
Улиц гул далекий... снова
Как молитву я творю -
Каждый взгляд твой, жест и слово
Сердцем снова повторю...
И мое воспоминанье
Мне дороже и нужней -
Стало каждое свиданье
Здесь историей моей.
И сливается с веками
Происшедшее едва,
И хранят седые камни
Наши жесты и слова.
1982
Освобождение от боли и тревог,
Когда бы день прожить в покое мог.
Когда бы мог на десять лет сменять,
Но где мой бог
И как ему пенять.
А может, мудрый все предусмотрел,
И боль моя - залог духовных дел,
И без нее я слеп и глух, и нем,
Он так хотел и сделал так затем.
Мне не дано, быть может, все понять,
А темнота так клонит проклинать...
1995
Чего-чего, а горечи хватало,
слез от обид и страха по ночам.
И потому нам просто не пристало
растратить наши дни по мелочам.
И все больней утраты настигают,
о, Господи, прости - конца им нет...
Привязанности те же нас стегают,
разорванные натяженьем лет.
И все таки поэты остаются -
земли, родившей и принявшей, - честь,
не потому что песни их поются,
а потому уже, что песни есть!..
1997
От Автора
Умираю, как дерево старое
Времена
Времена застоя? Времена разгула
В чаду устройства и развала
По-русски горько ты звучишь свобода
Все кладбища. Да кладбища в снегу
Медовоя пора. Телега.
Слышно стрелок движенье
Уходит век без славы и наград
Прогресс без всякого стесненья
Прыжок безумный затяжной
Если дни разложить, как шпалы
На волю вышли лица и наряды
Перемешали небыли и были
Исчезли сотни стран в огне
Еще остались старые пруды
Мать Сталина мне жалко
О чем он думает Нерон
Так мало накоплено за зиму
Властители не любят падать
Жить как будто завтра умереть
За годом год и день за днем
Унисоны
Я тебя в строку пускаю
Паузы считать и не роптать
Кончаю век и на закате
Вот и поздно. И решать не надо
И дождик лил, и нехотя плелась
На мартовском сером холсте
В той мартовской влажной метели
Я пошел за тобой
Сколько дней с тобой мы не видались
В душе неодолимо пусто
Сравнения убоги и банальны
Сомнением каждого мига
Казалось так обычно это
Я уйду туда, где время вечно
Молчанья глухая завеса
Не верь, что тебе Страдивари
Я подглядываю в завтра
Пускай не примешь ты любви моей
Ни запаха нету, ни цвета
Не застывшая, как фреска
Ты поймешь намек, полунамек
Что бы ты мнре ни сказала
Прости не даль, не стиль, не слог
Когда я разгляжу усталый вечер
По закату льется медь
Такой сентиментальный вечер
Есть в робости моей
Думаешь, что позабыто что-то
Годы гоголями пролетели
Неотступно, естественно, просто
Можно даже любовь вернуть
Ни под каким предлогом
Какая трудная тоска
Как грезил тобою я часто
От зимних сугробов весною
"Я слышу голоас твой"
И когда тебе трудно и горько
Стало пусто вокруг и сурово
Какая дивная химера
Меня нежданно ты задела
Прощанье - заповедь огня
Жизни падежи
Жизни падежи
Что ты просишь в юности от счастья
То, что юности доступно
На склоне жизни я найти
Дай Бог вам это и не знать
Теряется в туманной дали
Зима
Так ясно видишь, что найдешь плоды
Все в среднем выйдет, как обычно
Не требует огласки дело
Впускает лес, не оглядев, меня
Носите маску до конца
Вот и речка ушла в глубину
Моя услада и спасенье
Когда я был маленьким
То, что с детства сердце помнит
Может быть, лучшее
Когда я навестил в госпитале
Если в минуту боли
От меня уходит лето
Государство меня учило
Луна, как лампада
Еврей крещеный - раб
Не подведи, лишь на тебя надеюсь
Печальны мартовские дни
Не плача, не волнуя
Строчки, строчки и без продолженья
Волненье, но прекрасно пелось
Я не сумею тебе рассказать
Пугают даты под стихами
Я опять на часы не гляжу
Петербургские ночи
Прожил век, не зная покоя
Слова растеряли быть может
В бесконечном караване
Я так привык к своему дому
Обыденность всесильна, как пехота
Продешевить боясь и показаться
Весенняя звезда
Где-то падает звезда в никуда
Не бывает ветер старым
Откуда эта тяга к обновленью
Чем дальше свет моей звезды
Его я вление похоже
Шло весеннее тепло
Сомненья дух посеян
Я снова старый том возьму
Звезда запуталась в ветвях
Третьи лица -чужие глаза
Разгоняется втер по насту
Так ветренно и так неповторимо
Осенний лес светло страдает
За частоколом тоненьким сосенок
Откуда снова холода
Какое мужество опять
Выпадает снег и тает
Яблоня, не задумываясь
По картофельному полю
От людской утомившись стаи
Какие осени уходят
Когда дыханье облаков
И никак мне теперь не осилить
Пришла любовь
Ах, времени напрасно ждать
У птицы нет души
Ах, времени напрасно ждать
Мучительно снова и снова
Я - русский поэт, но не русский
В бессмысленности этой непредвзятой
Утро серым грунтует холсты
За форму прятаться не надо
Так удивись - лишь удивленье
Владимир Иванович Немирович-Данченко
Ре-минор для этой шири
Ну и что, что повторенье
Что такое: душа не стареет
Античастица пробивает землю
Я не был воском, из меня
Тянет так неодолимо
И вам хотелось бы однажды
Над Костромой дожди косые
Стихи приходят, как разлука
Отчаянно гукнет прощальный гудок
Эти башни, пруд зеленый
Освобождение от боли и тревог
Чего-чего, а горечи хватало
Last-modified: Mon, 11 Feb 2008 19:23:59 GMT