лки без малейшего колебания. Волк взвизгивал и вертел головой. По морде зверя текла кровь, смешанная с гноем. Аман тряпкой обтер морду зверя и засыпал ранки пылью, которую собрал тут же на тропе. -- Зачем тебе живой волк? -- спросил я проводника. -- Это волчица. Молодая. Глупая. Оголодала и напала на джейру. Если не мы, от иголок она погибла бы. Я ее приручу. Давно хотел такую найти. Теперь нашел. От нее и Сары хорошие щенки будут. -- От пыли у нее заражение будет, и она подохнет. -- Ничего не случится. Я у Сары раны всегда пылью засыпаю. Хорошо заживают. -- А как ты ее повезешь? -- Она на осле поедет. Я пешком пойду. Когда я рассказал о таком методе лечения знакомому профессору-медику, он объяснил, что для лечения животных такой метод, может быть, и пригоден, потому что на юге Узбекистана солнце нагревает пыль до семидесяти -- восьмидесяти градусов тепла, и происходит как бы естественная пастеризация пыли, но для лечения ран у людей он не рекомендовал применять пыль. В пыли могут быть всякого рода микробы. Вечером, когда мы добрались до Ай-Бадама, Аман снял связанную волчицу с осла и облил ей морду водой. Насколько позволяли веревки, волчица раскрыла пасть и языком стала слизывать капельки влаги с шеретинок. -- Раз воду ищет. будет жить! -- обрадовался проводник. Он оказался прав. Недавно я был у него в гостях и видел эту волчицу. Она стала совсем ручной. Ее щенки, дети Сары, ростом с годовалого теленка, отлично пасут и сторожат овец. Слава о них разлетелась далеко по степи. Чтобы приобрести хоть одного из них, с Аманом договариваются за год вперед, и за щенка, не торгуясь, отдают двух баранов. Еще утром, когда мы кипятили чай, я заметил несколько орлов, круживших в небе. Вообще-то парящий орел в горах не такая уж редкость, но тут я насчитал их сразу десятка полтора. -- Смотри, Костя, -- сказал я. -- Это что же, орлиный перелет? -- Нет, -- ответил мне Костя. -- В окрестных горах обитает довольно много орлов. Скорее всего, где-то поблизости лежит падаль. Надо отдать должное Косте, повадки диких животных и птиц он знал прекрасно. Когда мы поднялись на перевал и сели отдохнуть, я разглядел в бинокль тушу мертвого осла. Она лежала недалеко от тропы, а вокруг нее на соседних камнях сидели большие темные птицы. -- Два черных грифа, семь орлов-могильников, один белоголовый сип, -- сказал Костя, поглядев в бинокль, и полез в карман за записной книжкой. - -- Костя, хочешь, мы поймаем живого орла? -- спросил нашего начальника Аман. -- Для этого нужно задержаться минимум на сутки, -- не отрываясь от записной книжки, ответил Костя, -- да к тому же еще неизвестно, попадет ли он в петлю. Нет у нас времени на это. -- Ты не понял меня, -- возразил проводник, -- я говорю тебе о том, чтобы сейчас поймать живыми одного или даже несколько орлов! -- Может быть, ты хочешь подстрелить их? -- Нет. Орлы будут совсем здоровые. Мы возьмем их руками. -- Как же это ты, Аман, поймаешь руками здорового орла? -- засмеялся Костя. -- Соли ему на хвост насыплешь, что-ли? -- Э-э! -- недовольно протянул проводник. -- Ученый ты человек, Костя, а такой простой вещи не знаешь! Скажи просто, нужен тебе здоровый орел? -- Особой нужды в орле нет, но если можно его поймать, давай лови! -- Хорошо. Поймаю. А ты разве не примешь участия в охоте? -- Я лучше отсюда посмотрю, как это будет выполнено, -- недоверчиво отозвался Костя. -- Леша, ты пойдешь? -- Пойду. -- Ладно. Только иди рядом со мной и делай все так же, как буду делать я. Дай-ка мне бинокль, Костя! Аман долго разглядывал птиц в бинокль, а потом повернулся ко мне и сказал: -- Мы с тобой спустимся по обратному склону до овечьей тропы и по ней выйдем к дохлому ослу. Возьми с собой крючок, которым прижимают змей. Мы осторожно подошли к овечьей тропе, горизонтально опоясывавшей склон, и, прячась за камни, стали подкрадываться к птицам, рвавшим на части тушу мертвого животного. Два крупных черных орла копались во внутренностях, а вокруг, нахохлившись, расположились около десятка других, поменьше. Птицы были настолько поглощены ожидаемым пиршеством, что потеряли обычную осторожность и позволили подобраться к ним/на полсотни шагов. Когда мы с Аманом выскочили из-за камней и побежали к падали, орлы, сидевшие в ожидании своей очереди, врассыпную бросились вниз по склону и, распустив крылья, один за другим стали взлетать. Орлам, что пировали, бежать вниз уже было нельзя -- мы от резали им этот путь. Размахивая громадными крыльями, две большие черные птицы неуклюже заскакали вверх по склону. Однако мы бежали быстрее. Орел, которого преследовал Аман, вдруг резко остановился, опустил голову до самой земли и начал выбрасывать из клюва проглоченные куски мяса. Аман быстро прижал голову птицы крючком к земле и тут же ухватил рукой за шею. Орел забился и свалился на бок. Проводник одной ногой прижал ему крыло, а другой -- ногу. Птица старалась повернуться к нему задом, но Аман держал ее крепко. -- Лешка, помоги! Я подскочил с другой стороны. Тут же мимо меня со свистом пролетела струя помета -- птица защищалась всеми доступными ей способами. Вдвоем мы быстро связали птице крылья и опустили ее на землю. Орел поднялся на ноги и щелкнул клювом. -- Берегись! -- крикнул мне Аман. Я отскочил в сторону. Орел, вытянув шею, неуклюже заковылял за мной. Аман отпихнул его крючком. Орел ухватил крючок клювом -- и десятимиллиметровое железо согнулось. -- Если этот "друг" схватит клювом твой палец, то считай, что этого пальца у тебя нет, -- сказал проводник, показывая мне крючок, -- видишь? Тем временем второй орел взобрался на самый гребень холма, тяжело замахал крыльями и побежал вниз по склону. Тщетно. Взлететь ему не удалось: он был слишком тяжел. Мы с Аманом настигли его в тот момент, когда он, как и первый, пытался отрыгнуть проглоченную пищу. Короткая схватка -- Я второй орел становится нашим пленником. Костя подогнал ослов. -- Черные грифы, -- сказал он, осмотрев птиц. На головы грифов набрасываем мешки, затем завертываем их в мешковину, и спустя немного времени они уже болтаются, как переметные сумы, на передней луке у Амана. -- Эти птицы могут голодать неделю, но уж когда находят пищу, то наедаются так, что не могут взлететь, и отсиживаются в укромных местах, пока не переварят съеденное, -- коротко объяснил причину нашего успеха Аман. С того дня прошло несколько лет, но в одном из зоопарков нашей страны эти орлы живут и сейчас. У КОЛОДЦА АИ-ГЮЛЬ Третий день мы идем в глубь пустыни Каракумы к колодцам урочища Ай-Гюль, там еще сохранились нетронутые очаги кобры. Наше имущество и канистры с водой несет четверка ослов. Идти нелегко: ноги по щиколотку тонут в мягком песке. Если утром после ночного отдыха шагаешь свободно, то уже к полудню каждый шаг дается с трудом. Солнце печет. Едкий соленый пот заливает глаза. Все время хочется пить, но пить много нельзя, во-первых, потому, что запас воды у нас небольшой и каждый получает строго ограниченное количество, а, во-вто рых, сколько ни пей, на жаре не напьешься. Вода будет булькать в животе, вызывая тошноту, мокрый от пота быстро потеряешь силы и не сможешь идти. Без воды же пересыхают рот и горло. Это так же неприятно, как и булькающая в животе вода. Чтобы рот не пересыхал, мы все время сосем гладкие камешки (Аман набрал их на берегу речки). Язык перекатывает камешек, и слюна смачивает рот. Очень помогает этот простой древний способ, но пить все же хочется. Каждый из нас мечтает о той минуте, когда можно будет напиться досыта. Вечером третьего дня, когда мы плелись уже в густых сумерках, ослы вдруг насторожили уши и оглушительно заревели. -- Держись бодрей! Колодец близко! -- радостно воскликнул Аман. Ослы оживились, как по команде свернули с тропы и затрусили куда-то в темноту. Мы последовали за ними и вскоре вышли к сардобе -- постройке, защищающей колодец от заноса песком. Вода в колодце была солоноватой, отдавала сероводородом, но и она казалась нам нектаром. Однако, едва мы выпили по кружке, как Аман сказал, что больше сегодня воды нам не даст. -- К этой воде привыкнуть надо, -- загадочно улыбаясь, сказал он. -- Это святая вода! Мы возмутились и попытались получить еще по кружке, но Аман больше воды все-таки не дал. Через несколько часов мы были ему за это благодарны: "святая вода" действовала как отличное слабительное. Ослы были привередливее нас. Они не стали пить воду из колодца, горестно ревели и тянулись к единственной канистре, где осталась вода из Ай-Бадама. -- Ничего, -- усмехнулся Аман. -- Завтра вас за уши не оттянешь от воды из этого колодца. На другой день ослы стали пить воду из колодца, да так, что дежурному приходилось изрядно потрудиться, прежде чем они напились досыта. Урочище Ай-Гюль (Лунный Цветок или Лунная Роза) -- большая котловина, окруженная высокими барханами. Вдоль котловины с запада на восток протянулись ровные глинистые площадки -- такыры. По краю такыров устраивали свои колонии маленькие зверьки песчанки. Возле этих колоний и следовало искать кобр. Здесь змеи живут в колониях песчанок: лазят по норам и поедают их хозяев. Охоту мы начали с поисков этих колоний. Найти их не составляло большого труда. Если склон песчаного бугра, чаще примыкающего к такыру, изрыт выходами нор, то это и есть колония песчанок. Но нам не везло. Три дня с рассвета до заката топтали мы пески вокруг колодца в радиусе десяти километров. Все колонии песчанок знали наперечет. Нашли в этих колониях и следы змей, а вот самих змей на поверхности земли застать нам не удавалось. С каждым днем становилось все жарче. Редкая трава стала желтой. К полудню песок нагревался так, что жег ноги даже через подошвы сапог. Костя ходил темнее тучи. План отлова змей срывался. -- Костя, -- осторожно сказал я, -- тебе Юрий рассказывал о своем методе поиска и отлова кобр? -- Рассказывал. -- Давай попробуем его применить? -- Не стоит. -- Почему? -- В этом методе очень много фантазии. -- Какой фантазии? -- Обычной. Ну скажи мне, пожалуйста, как это можно сидеть возле норы и ждать выхода кобры? Ты уверен, что она обязательно выйдет? Активный поиск гораздо эффективнее. -- Да ведь я своими глазами видел, как Юрий дождался выхода кобры и взял ее! -- Случайность. -- Но из активного поиска пока ничего не выходит. -- Не умеем искать. -- Давай все же попробуем применить Юркин метод! -- Глупостями заниматься у меня времени нет. -- Тогда разреши мне попробовать? -- Пожалуйста. Только не заблудись. Один ведь пойдешь. -- Постараюсь не заблудиться. Утром Костя, Илларионыч и Аман опять ушли до рассвета, а я поднялся только на восходе солнца и к обеду вернулся в лагерь. -- Ну и как? -- спросил меня Костя. -- Поставил две вешки. Вечером пойду караулить змей. -- Придешь к норе -- засеки пеленг на колодец, чтобы не блудить ночью. Если собьешься в темноте -- садись и жди рассвета. Утром легче разобраться что к чему. Ну а если ты не придешь к двадцати двум ноль-ноль, то я дам две красные ракеты. Засеки на них пеленг и только тогда иди. Будешь уходить от колодца, возьми с собой не одну, а две фляжки воды. Да фонарик не забудь! До первой вешки было километров пять. Из лагеря я вышел по жаре и к концу пути рубашка на мне была мокрой. Осталось идти с полкилометра, а солнце уже зашло за горизонт. Опаздываю! Я почти бежал. Вот, кажется, последний бархан. Задыхаясь, взобрался на песчаный гребень и... увидел кобру. Она ползла у подножия бархана. Я замер и огляделся. Эта не та, что я выследил. Флажок на вешке краснеет далеко в стороне. Быстро к змее! Она уже заметила меня и кинулась наутек. Уйдет! Огромными прыжками я приблизился к кобре. Она поднималась по склону бархана, но вдруг песок осыпался и увлек змею вниз. Тут я ее и настиг. Раздув капюшон, кобра резко подняла над землей переднюю часть туловища. Отрывистое шипение, затем стремительный бросок в мою сторону. Это уже опасно: голова змеи поднята выше голенища сапог. Отступать тоже нельзя. Змея удерет. Крючком прижимаю кобру к земле. Она отчаянно забилась, завертела головой, пытаясь достать крючок зубами. Туловище змеи прижато теперь ногой. Пинцет сдавливает ей челюсти. Еще секунда -- и голова змеи у меня в руке . Схватка кончилась. Кобра уже в мешке. Теперь скорее к норе с флажком. Может быть, я успею еще поймать и змею, выслеженную днем. Две кобры за вечер -- это будет здорово! Вот и вешка! Выходного следа нет: змея еще в норе. Снимаю вешку и сажусь на песок метрах в трех от норы. Сидеть нужно, сохраняя каменную неподвижность. Кобра может осматриваться, чуть-чуть выставив голову из норы. Если что-нибудь ей покажется подозрительным, она не выйдет. Попробуйте замереть, уставясь глазами в черную дырку норы, когда сердце еще не успокоилось от быстрой ходьбы, а в глаза назойливо лезут какие-то жгучие мошки! Я терпел эту пытку минут двадцать, потом не выдержал и отмахнулся от мошек. Нет, я не махал рукой. Плавно поднес руку к лицу и осторожно пошевелил пальцами, чтобы мошки хотя бы немножко отдалились от глаз. В следующую секунду я увидел мелькнувшую голову кобры. Змея юркнула в глубь норы. Все. Дальше ждать бесполезно. Под землей кобра уйдет далеко от подозрительного места. С досады я прежде всего помянул черта, потом с наслаждением перебил окаянных мошек и отправился восвояси. Быстро темнеет. С трудом разглядываю отпечатки следов. Взять пеленг на колодец я забыл и обратно плелся по своему следу. В темноте путь всегда кажется длиннее. Днем видишь далеко вперед и можно идти напрямую. Ночью же, да еще в незнакомом месте ты привязан к тропе или следу. В довершение всех бед на такыре я сбился со следа. Дальше идти нельзя. Если в темноте пройду мимо колодца, завтра в лучшем случае сорву работу товарищей, которые вместо того, чтобы ловить змей, будут разыскивать меня. В худшем же случае цена ошибки -- жизнь. Пески ошибок не прощают. Взбираюсь на гребень ближнего бархана и, чтобы не сесть на скорпиона или кого-нибудь похуже, освещаю песок фонариком. Песок чист. Протаптываю место ногами и сажусь. Ночное небо в пустыне -- алмазный бисер на черном бархате. Я очень люблю разглядывать звездные узоры, но сейчас мне не до того. На часах двадцать один пятьдесят. Через десять минут будут ракеты. Ориентирую компас, чтобы засечь пеленг по ракетам. Так, теперь можно оглядеться. Нет ли поблизости скорпионов? Обвожу лучом фонарика вокруг себя: предосторожность не помешает. Луч накрывает маленького зверька. Это тушканчик. Он сидит на задних лапках метрах в трех от меня и завороженно смотрит в рефлектор. Глаза тушканчика -- два розоватых огонька. В полосу света сверху сваливается серый комок. Сова! Тушканчик только пискнул, и сова вместе с жертвой исчезла в темноте. Веду луч дальше. Вот вспыхнули две голубоватые точки. Это глаза ящерицы. Она не ждет, как тушканчик, а стремглав ныряет в спасительную темноту. Луч ползет дальше, и вдруг заискрилась целая россыпь голубых огоньков. Сколько здесь ящериц! Только почему они активны ночью? Нужно будет спросить об этом Костю. Смотрю на часы: двадцать два ноль-ноль. Где же ракеты? Напряженно вглядываюсь туда, где, по моим расчетам, находится колодец. Ничего нет. Темнота. Ракета появилась гораздо правее. Светящейся точкой она летит вверх и там разлетается кровавыми брызгами. Засекаю пеленг. Теперь не собьюсь. Вторая ракета. Подхватываю мешок со змеей и быстро иду к колодцу. Время от времени проверяю направление по компасу. Через час с вершины бархана вижу огонек костра! Колодец! Мой фонарик заметили. Рядом с неровным взблескивающим огнем костра замигал яркий огонек фонарика. Мигаю в ответ. Яркий огонек разразился потоком длинных и коротких вспышек: Морзе. Это Костя сигналит. Читаю буквы нараспев: "растяпа". -- Как результат? -- спросил меня Илларионыч, едва я подошел к костру. -- Есть одна. Правда, это не из выслеженных, но возле тех же колоний. -- Ну а мы опять пустые. Костя взвесил мешок в руке, как-то странно хмыкнул и промолчал. -- Костя, если бы ты знал, сколько ящериц я видел сейчас на барханах! Кстати, почему они активны ночью? -- Вопрос соответствует уму его задавшего, -- сердито отозвался Костя. -- Ну и все же? -- Днем солнце нагревает песок так, что любое живое существо сварится. Змеи и ящерицы в это время прячутся от жары в норах или на кустиках. Да и вообще почти все животные в пустыне активны ночью, когда песок остывает. Еще вопросы есть? Больше вопросов у меня не было. Два последующих дня по вечерам повторялось то же: я приносил змею, а у Кости и Илларионыча мешочки оставались пустыми. Илларионыч не выдержал. -- Костя, -- сказал он. -- Хватит упрямиться. Результаты налицо: три вечера -- три кобры. Ты делай как хочешь, а я завтра пойду с Алексеем учиться методу Юрия. -- Пойдем вместе, -- сдался Костя. Прочесывая местность, мы идем цепью вдоль такыра. Интервал между ловцами -- пятнадцать метров. Дальше расходиться нельзя, участки останутся непросмотренными. В колониях песчанок все задерживались и тщательно осматривали каждую норку. Так посоветовал Костя. Иногда кобра лежит возле выхода норы и ее можно поймать. Вот Илларионыч остановился и поднял руку. Это сигнал: все сюда. Нашел след змеи! След начинался от норы и уходил на такыр. На плотной глине след исчез. Илларионыч стал обходить такыр по краю, а мы разошлись в стороны, стараясь обнаружить след. Нет, ничего не видно на гладкой поверхности такыра. Но вот Илларионыч снова поднял руку. След снова найден. Он тянется от такыра к склону соседнего бархана. Кобра переползла из одной колонии в другую. След скрылся в норе. Рядом с норой Илларионыч втыкает вешку с красной ленточкой в виде флажка. Теперь вход в нору виден издалека. В этот день мы отыскали семь следов кобр. У семи нор, как часовые, встали красные флажки. К полудню мы вернулись к колодцу, и до вечера каждый занялся своим делом. Незадолго до захода солнца все, кроме Амана, отправились к норам. В лагерь я опять принес змею, но главное было не в этом: Костя и Илларионыч тоже поймали по кобре! Мне очень хотелось задать Косте один-единственный вопрос. Этот вопрос " висела на кончике моего языка, но Илларионыч посмотрел на мою сияюще-ехидную физиономию, сравнил ее с хмурым лицом Кости, а потом отозвал меня в сторону и молча показал кулак. Вопрос сразу "исчез" с моего языка. На следующий день мы обнаружили еще с десяток следов. Кобр в Ай-Гюле было много, однако удача нам изменила, змей мы больше не приносили. У меня два вечера и два утра прошли в бесцельном ожидании. Змеи не выходили. На третий вечер змея вышла, но я упустил ее. У Кости и Илларионыча дела шли не лучше. -- Очень жарко, -- сказал Костя. -- Было бы чуть попрохладнее, охота была бы успешнее. В жару кобры отсиживаются в глубине нор. Подождем еще несколько дней. Рано возвращаться. ... Утро было хмурое. Небо обложили тяжелые серые тучи, и казалось, вот-вот хлынет дождь. Костя оживился и заторопил нас: -- Это не погода, а клад. В пасмурные дни кобры могут лежать возле нор целый день. Давайте-ка не засиживаться за чаем. Активный поиск должен себя оправдать. -- Костя, а как же тучи? Вдруг ливень хлынет! -- Дождя здесь не будет, -- вмешался Аман. Мне и Аману пришлось идти на дальние такыры. Уже по дороге, там, где в предыдущие дни я проходил несколько раз и не встречал даже ящериц, нам стали попадаться змеи. Стрелки, удавчики и даже очень редкие бойги клубочками лежали возле кустиков полыни. Почти рядом с ними затаились ящерицы. Змеи совершенно не обращали на них внимания. В свою очередь ящерицы не убегали от змей. Большой варан стоял на вершине бархана. Приподнявшись на ногах, он пристально смотрел в нашу сторону. Когда мы подошли ближе, варан нехотя перебрался на соседний бархан и снова замер. Почему-то и он не укрылся в норе. Возле первой же колонии песчанок мы увидели кобру. Змея заметила нас издалека, но в нору тоже не пошла, а заскользила по песку прочь от колонии. Когда мы ее настигли, она встала в позу угрозы. Но это нас не испугало, и она попала в мешок. Вторая колония -- вторая кобра. Дальше пошло как в сказке. Возле каждой колонии мы находили кобру. Я радовался и готов был ходить без устали. Аман, наоборот, хмурился. Любая встреченная им змея или ящерица вызывала на его лице недовольную гримасу. Когда же в каждом из трех мешков сидело по две кобры и я хотел уже пересадить змей в один мешок, Аман не выдержал: -- Леша, -- сказал он тревожно, -- я думаю, дальше не нужно ходить. Давай повернем к колодцу! -- Что ты, Аман, -- горячо возразил я. -- Зачем возвращаться? Ты видишь, как кобры ловятся -- за три часа шесть штук! Пошли дальше, до вечера еще далеко. -- Нет, Лешка, -- настаивал Аман, -- я думаю, нам нужно вернуться. Это неспроста змеи и ящерицы в норы не идут. Я думаю, беда какая-то будет. Пойдем к колодцу. -- Да ты что? -- рассердился я. -- День прохладный, вот и лежат змеи на поверхности. Пошли дальше! -- Нет, -- упрямо сказал Аман, -- дальше не пойдем. Поворачивай! Ну что я мог сделать с этим упрямцем! Одному идти нельзя. Пришлось возвращаться. Я был сильно обозлен и ругал Амана на все лады. Аман молча терпел самые страшные оскорбления и только прибавлял шагу. Скоро я стал отставать от него. -- Иди по моему следу, -- коротко бросил мне проводник, -- ждать не буду! -- Ну и черт с тобой, беги. Дойду сам! -- окончательно разозлился я. Я тащил тяжелые мешки со змеями (Аман никогда не прикасался ни к змеям, ни к мешкам). Кроме этого у меня в рюкзаке лежали фляги с водой, еда и аптечка. А он шел налегке. Как же мне было угнаться за ним? Аман, не оглядываясь, уходил все дальше. Вот его фигура исчезла за барханом. Я взобрался на гребень очередного бархана и присел отдохнуть. Вдруг раздался какой-то низкий воющий звук. В первую минуту я не понял, откуда он пришел. Оглянулся вокруг -- ни машины, ни самолета не видно. Гул повторился. Теперь я понял, что он идет из-под земли. Гул нарастал. Какой-то инстинктивный страх заставил меня вскочить на ноги. В этот момент земля подо мной дрогнула. Снизу ощутительно толкнуло раз, потом другой. Затем качнуло так, что я упал на бок. Под землей заскрежетало. Змеи в мешках зашевелились и громко зашипели. Вдруг узкая извилистая трещина расколола бархан и тут же исчезла, поглощенная осыпавшимся песком. Только тут я понял, что это землетрясение. Утихший было гул снова стал нарастать. Опять толчок, пожалуй сильнее тех, что уже были. Гул и скрежет оглушали. Толчки следовали один за другим. Бархан уходил из-под меня: песок, словно вода, струился вниз. Змеи бились в мешках так, что мешки подскакивали над землей. Меня охватил такой леденящий душу ужас, что я едва не закричал. Внезапно все стихло. Толчки прекратились. Я подхватил мешки и бросился бежать в сторону колодца. ДО ВОДЫ ТРИ ДНЯ ПУТИ К колодцу мы с Аманом подошли почти одновременно. Костя и Илларионыч уже ожидали нас. Сардобы не было. На ее месте груда обломков. -- Беда, -- коротко сказал Костя. -- Колодец завалило. У нас всего четыре полные фляжки, а до ближайшей воды три дня пути. Нужно немедленно уходить, иначе... Костя не договорил. И без слов все было ясно. -- Вещи оставить придется, -- сказал Аман. -- Да, все бросим. Возьмем только ящики со змеями. -- Три дня без воды ослам не выдержать, -- заметил проводник. -- Пойдут, сколько выдержат, -- отрезал Костя. -- В нашем положении иначе поступить нельзя. Аман подобрал и связал пучком валявшиеся таловые прутья. Пучок он привязал к седлу. -- Зачем тебе лишний груз? -- сказал Костя. -- Выбрось! -- Палка в дороге не бывает лишней, -- уклончиво ответил Аман. Четыре ящика с кобрами понесли два осла. На двух других поехали Илларионыч и Аман. Костя и я пошли пешком. Как только мы вышли на тропу, ослы горестно заревели. Они словно чувствовали, что идут в последний путь. Тогда никто из нас ничем не выдал своего волнения, хотя на душе у нас было далеко не спокойно. Мы уже попробовали и узнали, что такое жара и безводье в песках. Прошагать трое суток почти без воды -- это... Впрочем, попробуйте сами сделать подобный переход, и тогда поймете, что повод для волнений был довольно основательный. Фляжки с водой Костя положил во вьюк Амана. -- Пить будем только по моей команде, -- сказал он, не глядя на нас. В первый переход шли до темноты. Прошли много. На ночлег остановились там, где ночевали, идя в Ай-Гюль. -- Если так будем идти дальше, -- бодро сказал Илларионыч, -- послезавтра к обеду выйдем к воде. -- Конечно, выйдем! -- поддержал его Костя. -- Главное -- носа не вешать! -- Давайте идти ночью, -- предложил я. -- Сейчас прохладно и идти гораздо легче, чем днем! Аман отрицательно покачал головой. -- Нет, идти нельзя. Тучи. Звезд не видно. Можно целую ночь кружить на одном месте. Давайте лучше спать. Завтра будет трудный день. Перед сном Костя выдал каждому по полстакана воды. Стараясь продлить наслаждение, мы тянули воду крошечными глоточками. Ослам воды не было. Они стояли, понуро повесив головы. Я уснул сразу, а когда проснулся, было еще темно. Тучи ушли. Небо сверкало звездной россыпью. Рядом закряхтел и заворочался Аман. Через минуту он сел и позвал нас. -- Эй, друзья! Надо вставать. День будет жаркий. До жары нужно пройти как можно больше! Костя налил из фляги стакан воды и разделил ее на всех. Минут через десять мы были уже в пути. Жара наступила сразу, как только взошло солнце. Идти стало неимоверно трудно. Каждый шаг отдавался в висках. Безжалостное солнце, казалось, проникало сквозь панаму и череп и жгло мозг. Ослы шли, шатаясь. Шатались и мы. Илларионыч и Аман с самого утра плелись пешком. К полудню осел Амана упал и не поднялся. -- Не останавливаться! -- хрипло сказал Костя. -- Вперед! Остановиться все же пришлось. Аман не хотел оставлять свои прутья. Спорить с ним у Кости не было сил. Пока Аман перевьючивал прутья на другого осла, мы в изнеможении легли. Я думал, что не смогу подняться и идти дальше. Костя и Илларионыч тоже лежали. Однако когда Аман погнал ослов, то все поднялись. Лежащий осел не хотел оставаться. Он задрал голову и забил ногами, пытаясь перевалиться на живот. Мы с Костей помогли ему. Он было встал, но тут же рухнул. Лицо Амана скривилось, он махнул рукой и не оглядываясь пошел за уходившими ослами. Упавший осел из последних сил поднял голову и попытался зареветь. Вместо рева раздался болезненный хрип. Этот хрип резанул уши больнее, чем самый оглушительный рев. Не оглядываясь, чувствуя себя самыми последними негодяями, мы молча поплелись прочь. На закате солнца упал второй осел -- один из тех, что несли ящики со змеями. С трудом перевьючили ящики. -- Говорят, при безводье можно пить кровь животных, -- прохрипел Илларионыч. Все внутри меня горело от жажды, но даже и тогда такая мысль показалась чудовищной. Костя и Аман переглянулись и промолчали. Потом Костя достал флягу, налил четверть стакана и протянул Илларионычу. -- Пей! Илларионыч дрожащей рукой взял протянутый ему пластмассовый стакан. Мы отвернулись. -- На! -- толкнул меня в спину Илларионыч. Я нехотя оглянулся. Старик протягивал ко мне руку со стаканом. -- Ты чего? -- Пей! -- А ты? -- Я уже. Целый глоток. Костя и Аман сидели, не оборачиваясь. Я глотнул и толкнул Амана. Аман тоже сделал глоток и передал стакан Косте. Костя оглядел нас, судорожно глотнул и опрокинул остатки воды в рот. Потом вылил из фляги все, что там было, -- половину стакана, и пустил стакан по кругу. Я сделал небольшой глоток и долго держал воду во рту. Если бы вы знали, какое это было наслаждение! -- У нас осталась последняя фляга. Это неприкосновенный запас, -- сказал Костя. -- Мы не дошли до места первой ночевки на пути в Ай-Гюль. Нужно идти дальше. Когда мы остановились на ночевку. Костя стал рыть песок. -- Ты чего? -- всполошился Аман. -- Брось, береги силы. До воды все равно не доберешься! -- Я не воду ищу, -- тихо прохрипел Костя. -- Ящики со змеями нужно укрыть от солнца. Завтра мы оставим их в этой яме и укроем ослиными потниками. Ослы утром не встанут, а змей нужно сохранить. Мы за ними вернемся. В этот вечер небо было ясным. Можно было бы идти ночью, но все так устали, что о ночной ходьбе никто даже не помышлял. Утром мы ушли без ослов. Они остались лежать на месте ночевки. Подняться на ноги они не могли. Рядом с ямой, где стояли ящики со змеями, Аман воткнул в песок два длинных прута. На концах прутьев развевались белые лоскуты из чалмы Амана. Проводник сказал, чтобы каждый взял с собой прут. Назначение прута было теперь нам понятно. К полудню третьего дня мы вышли на место нашей первой ночевки в песках. Здесь Илларионыч потерял сознание. Костя достал последнюю флягу и влил ему в рот полстакана воды, Илларионыч застонал и открыл глаза. Мутный бессмысленный взгляд. Идти он не мог. Нести его у нас не было сил. Мы кое-как перетащили его в тень от гребня бархана, еще раз напоили и, поставив возле него прут с лоскутом, поплелись дальше. -- Кто-нибудь должен дойти до людей и вызвать помощь. Иначе погибнем все, -- хрипел Костя. Вид у него был страшный. Щеки и глаза ввалились. Из трещин на губах сочилась сукровица. Щетина бороды с набившимися песчинками делала его лицо похожим на безобразную маску. Думаю, что и я выглядел не лучше. Но мы шли. Сколько я прошел после того, как мы оставили Илларионыча, не помню, упал без сознания. Когда я пришел в себя, было темно, прохладно, сыро. Шелестели невидимые листья, тихо журчала вода. Страшно хотелось пить. Я попытался подняться, но не смог и застонал. -- Лежи, лежи. Чего тебе нужно? -- спросил тихий голос. -- Пить! Что-то обожгло рот и словно раскаленное железо полилось внутрь живота. Боль была нестерпимой. Я опять застонал. -- Ничего, ничего, - успокаивал меня тот же голос. - Это сейчас пройдет. И правда, прошло. Голова прояснилась -- Где я? -- В кишлаке Ай-Бадам. Тебя привезли вчера. -- А другие где? -- Все здесь. Спят. Сейчас ночь. Тебе тоже спать нужно. Сил набираться. Завтра всех увидишь. -- Еще пить! -- Больше нельзя! Ты выпил целый стакан. Спи. Утром еще дам. Я закрыл глаза и словно провалился в какую-то темную яму. Все обошлось благополучно. Аман добрался до кишлака ночью, и на рассвете в пески вышел спасательный отряд на вездеходе. Нашли нас довольно быстро: прутья с лоскутами видны на равнине очень далеко. Спасли даже тех ослов, которые лежали возле ящиков со змеями. Позже мы узнали, что Илларионыч не дошел до воды двадцать километров, я -- двенадцать, а Костя всего три. В Ай-Бадаме мы отдыхали целую неделю, а потом уехали в Ташкент. Работа экспедиции была окончена ЧЕМ ЗАКОНЧИЛСЯ ЭТОТ ПОХОД До Ташкента мы доехали без происшествий и даже с комфортом. Костя заранее запасся разрешением Управления железной дороги на перевозку змей в пассажирском поезде. Местное железнодорожное начальство отнеслось к этой бумажке с величайшим почтением: нам дали отдельное купе. В Ташкенте тоже все было бы в порядке, если бы... Впрочем, и здесь лучше все рассказать по порядку. В тот же день, как приехали в Ташкент, решили сдать кобр заказчику -- Среднеазиатской зообазе Зооцентра. На зообазе нас не ждали. В то время там не было еще специалистов, умевших обращаться со змеями, и помочь приемщику осмотреть змей попросили Костю. Костя измерял змей, вертел их перед глазами приемщика туда и сюда, а тот старался держаться подальше от Костиных рук, где извивались и разъяренно шипели страшные очковые змеи. -- И как вы только можете так просто обращаться с таки ми опасными тварями? -- зябко поводя плечами, заметил приемщик, когда осмотр был закончен. -- Вот так и можем, -- усмехнулся Костя, -- и вы тоже смогли бы, если бы пришлось. Ну-ка, Леша. осмотри ящики. У нас не хватает двух змей! Недостающие змеи нашлись в транспортных ящиках. Обе были мертвы. -- Задавлены, -- коротко сказал Костя, не дожидаясь моего вопроса, -- в ящиках было тесно... Костя не успел договорить, как в ближней клетке поднялось разъяренное шипение. Одна из кобр, самая крупная, ухватила зубами другую, поменьше, за капюшон. Та в свою очередь схватила обидчицу пастью за середину туловища. Первая змея судорожно дергалась и рвала зубами капюшон противницы. Борясь, змеи сплелись в клубок. -- Черт побери! -- закричал Костя. -- Они изорвут друг друга! Их нужно разогнать и рассадить! Легко сказать: разогнать двух разъяренных кобр. Себя я не причисляю к категории бесстрашных людей, но тут, когда с таким трудом добытые змеи бесцельно гибли у нас на глазах, крючок сам очутился у меня в руке. Не помня себя, я подскочил к клетке, распахнул ее дверцу, зацепил змеиный клубок крючком и выбросил его из клетки. От удара о пол клубок распался. Крючок сам собой отшвырнул одну из змей и тут же прижал вторую. Кто-то толкнул меня в бок. Не отпуская змеи, быстро поворачиваюсь. Это Илларионыч. Он прижал ползущую змею своим крючком. Дальше все было просто. Для того чтобы взять кобр в руки, потребовались считанные секунды. -- Сумасшедшие! -- заорал на нас опомнившийся Костя. -- Вы знаете, чем это могло кончиться? Только тут я заметил, что у него на ногах не сапоги, а легкие туфли и кричит он, стоя на столе. Когда и как он туда забрался, я не видел. Приемщик зообазы заглядывал в окно. Он тоже успел выскочить из комнаты. Обычно все пойманные змеи и в мешочках лежали смирно, и в транспортных ящиках не проявляли враждебности по отношению одна к другой. Этот случай был совершенно непонятным исключением. На мой вопрос Костя пожал плечами и сердито пробурчал: -- Не знаю, почему они не поладили. Сам впервые такое увидел! Мы рассадили противниц в одиночные клетки и пошли оформлять приемный акт на змей. Заполняя бланк акта, приемщик сказал: -- Нужно будет побыстрее избавиться от этих змей. Рас саживать их некуда, а брать на себя ответственность за издохших змей я не хочу. Кстати, тех змей, которые подрались в акт включать не будем. Они наверняка издохнут. -- Хорошо, -- согласился Костя, -- оставим этих змей в карантине на десять дней. Издохнут -- выбросим, останутся живы -- заприходуем. -- На том и порешим, -- отозвался приемщик, -- а всех остальных мы завтра же разошлем по зоопаркам. -- Как по зоопаркам? -- удивился Илларионыч. -- Разве вы не знаете, что эти змеи предназначены медикам? -- Пока медики перечислят деньги и заберут змей, не сколько штук издохнет. Это чистый убыток зообазе. Мы не можем ждать! -- Константин Михайлович, вы слышите, что говорит представитель зообазы? -- сказал Илларионыч. -- А вам разве не все равно, куда пойдут ваши змеи? -- удивился приемщик. -- Ваше дело деньги за них получить! -- Вот в том-то и дело, милый человек, что не все равно, -- насмешливо ответил Илларионыч. -- В зоопарках эти кобры издохнут без пользы, если не считать пользой то, что на них поглазеют. У медиков же яд змей спасет жизнь людям. Разницу улавливаете? -- До таких высоких материй мы еще не доросли, -- огрызнулся приемщик. -- Нам бы сбыть этих змей без убытка! -- И все же вам придется подождать с распределением змей, -- настаивал Илларионыч, -- известите медиков о получении вами змей... -- Может быть, вы возьметесь распределять и весь другой наш товар? -- вызывающе оборвал его приемщик. -- Тогда мне незачем будет ломать себе голову над решением этих задач! Кто сдает змей, Константин Михайлович, вы или этот человек? Если акт будет подписан и деньги за змей выплачены, я оставляю за собой право распоряжаться змеями. Если же вы согласны с этим человеком, то я акта составлять не буду и змей от вас не приму! Завязался спор. Илларионыч настаивал на своем и ругался. Приемщик тоже ругался и тоже настаивал на своем. Костя разговаривать с приемщиком не стал, а куда-то ушел. Я не знал, как поступить, молча слушал и ждал, чем все это кончится. А кончилось все очень плохо. Оказывается, Костя ходил к директору зообазы. Тот пришел в приемную. Костя и Илларионыч стали просить его отсрочить отправку змей на два-три дня. Приемщик кричал, что он не имеет права держать на зообазе неоприходованных змей не только три дня, а и три часа. Директор зообазы принял сторону своего сотрудника. Илларионыч страшно разъярился и потребовал, чтобы Костя отдал причитающихся ему кобр, я тоже потребовал, чтобы Илларионычу были отданы и мои змеи. Тогда Костя сказал: -- Кобр мы ловили все вместе. Большинство решает отдать их медикам. Пусть будет так. После этого директор, не желая терять крупную партию редких и ценных змей, распорядился принять змей на зообазу сейчас, а акт оформлять через два дня. -- Однако знайте, уважаемые, что я не оплачу вам не только издохших за это время змей, но и тех, которые через два дня ослабнут, -- пригрозил он нам, прощаясь. -- Все это хорошо, -- сказал Костя, -- но мы потеряем довольно большую сумму! -- Принимаю этот убыток на свой счет! -- решительно отрезал Илларионыч. -- Только пусть змеи пойдут по прямому назначению! Дядька остался верен себе. Своеобразие его мышления в этом случае проявилось в полном блеске. -- Гляди, какой сознательный! -- насмешливо сказал Костя. -- Выходит, ловить змей так всем вместе, а при расчете, значит, все убытки на себя? Не дурите, Илларионыч, и заработок, и убытки все делят поровну! В этот же день Илларионыч узнал адрес медицинского учреждения, которое заказывало кобр, поехал туда и добился того, что медики оплатили и получили змей за два дня. За это время издохли еще две кобры и четырех приемщик забраковал. -- И чего вы этим добились? -- с издевкой сказал приемщик дядьке. -- Морального удовлетворения и только! -- Разве этого мало? -- Эх вы, Дон-Кихот ташкентский! -- Да, -- гордо сказал дядька, -- я предпочитаю быть Дон-Кихотом, но никогда не соглашусь быть бизнесменом! Костя и сейчас продолжает работать в своем институте. Илларионыч стал профессиональным ловцом ядовитых змей. Ну а я, по выражению Кости, остался кандидатом сельскохозяйственных наук "со змеиным уклоном" и продолжаю ловить змей во время своего отпуска. Вот уже десять лет я не пропускаю ни одного сезона. На моем счету уже несколько тысяч разных ядовитых змей. Это, разумеется, меньше, чем у Илларионыча, но все же хороший счет. Разное случалось в этих экспедициях: и смешное, и трагическое. "Пометили" и меня зубки гюрзы, но все же я продолжаю охотиться и на них. Увидел и узнал за это время я много такого, о чем раньше и не подозревал. Когда-нибудь расскажу и об этом. Недялков Аркадий Демьянович ОПАСНЫЕ ТРОПЫ НАТУРАЛИСТА (Записки ловца змей) 1973 г. Тираж 65. 000 экз. Изд. 2-е. "Мысль", 1973. OCR Schreibikus timiy(at)mail.ru 03/2001 Примечания [0] Имена и фамилии всех участников экспедиций, кроме Илларионыча (дядьки), изменены. [1] Мутагены -- вещества, вызывающие изменение в строении хромосом, частей ядра клетки, от которых зависят наследственные качества потомства. [2] Сай (узбек.) -- ущелье. [3] Тал (узбек.) -- ива. [4] Богара (узбек.) -- участок земли, используемый как сельскохозяйст-венное угодье, но увлажняемый только атмосферными осадками. [5] Чигиртка (узбек.) -- саранча. [6] Тамаша (узбек.) -- гуляние, сборище. [7] Узун-кулак (узбек.) -- дословно "длинное ухо". У азиатских народов есть обычай при встрече сообщать друг другу новости. Благодаря этому обычаю новости распространяются очень быстро. [8] Пчак (узбек.) -- национальный узбекский нож. [9] Кибитка (узбек.) -- строение без окон. [10] Кок-чай (узбек.) -- зеленый чай. [11] Дастархан (узбек.) -- скатерть. [12] Аксакал (узбек.) -- белая борода -- почтительное обращение к старику. [13] Усто (узбек.) -- мастер. Почтительная прибавка к имени человека, известного своим мастерством. [14] Домулло (узбек.) -- учитель. Почтительная прибавка к имени человека, известного своей ученостью. [15] Имам -- руководитель молитвы. [16] Кори (узбек.) -- слово, прибавляемое к имени человека, умеющего читать Коран . [17] Бисмиллохи рахмонир рахим! -- Во имя бога всемилостивейшего! [18] Улема (узбек.) -- богослов. [19] Дэвы (узбек.) -- духи. [20] Илян (узбек.) -- змея. [21] Хурджун (узбек.) -- переметный мешок. [22] Чем меньше чаю наливают в пиалу, тем больше уважения проявляет хозяин к гостю. Тонкий слой горячего чая на донышке пиалы быстро остывает. Гость скорее утоляет жажду. а хозяин имеет повод лишний раз услужить гостю, подавая пиалу несколько раз. [23] Джингиль (узбек.) -- колючий кустарник. [24] Дивана (узбек.) -- юродивый, божий человек. [25] Хауз (узбек.) -- выкопанный пруд. [26] Айван (узбек.) -- помост под навесом или деревом. [27] Бобо (узбек.) -- дедушка. Почтительное обращение к старику. [28] Су ол (узбек.) -- возьми воды. [29] Кормак (узбек.) -- буквально "крючок". Здесь снасть типа жерлицы. [30] КСП -- контрольно-следовая полоса. [31] Понижения, глинистая почва которых разбита трещинами на паркетные отдельности. [32] Мерген (узбек.) -- охотник, меткий стрелок. [33] А.А.Шахов -- путешественник, геоботаник и писатель. Его книги о путешествиях "На разных широтах", "Под светлым небом" и другие получили широкую известность. [34] Кара-куек (узбек.) -- джейран.