удь новый кандидат, которого поддержат влиятельные члены Совета, Кристл может подумать, что мы не сумеем им противостоять. И решит отказаться от поддержки Джего. В этом и заключается смысл его оговорки. Я, конечно, вовсе не утверждаю, что именно так и случится, однако, надеясь на лучшее, нельзя забывать и о худшем. Джего кружил по дворику - он миновал Резиденцию, прошел под окнами трапезной и профессорской, а теперь опять приближался к нашему окну. Он шагал неспешно и радостно - в его походке совсем не ощущалось всегдашней деловитой стремительности. Когда он поворачивал, я увидел его светящееся счастьем лицо. Он поглядел на траву, как бы говоря себе - "моя трава". Шагнул с каменных плит дорожки на брусчатку - "мои плиты, моя брусчатка". Остановился в центре дворика и посмотрел вокруг - "мой колледж". Потом глянул на окна ректорской спальни и сразу же отвернулся. - Радуется как ребенок, правда? - покровительственно, спокойно и дружелюбно проговорил Браун. - Он принимает все слишком близко к сердцу. Надеюсь, нам удастся провести его в ректоры. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОЖИДАНИЕ 13. РЕКТОРУ СТАНОВИТСЯ ХУЖЕ Недели проходили за неделями, в парадной спальне Резиденции каждый вечер зажигался свет, и нам по-прежнему приходилось навещать ректора, чтобы разговаривать о распределении научно-исследовательских стипендий на будущий год или гадать вместе с ним, когда врачи разрешат ему отобедать в трапезной. Кристл больше не мог этого выносить и всякий раз под каким-нибудь предлогом отказывался идти к ректору, а извиняясь перед леди Мюриэл, с трудом подавлял раздражение. Леди Мюриэл превосходно понимала в чем дело и всячески показывала, что презирает его. "Я всегда знала, что он неотесанный грубиян", - говорила она Рою. А Рой был теперь ее главной опорой в жизни. Только от него она и соглашалась принимать помощь. Ему приходилось часами сидеть у постели Ройса и слушать, как тот толкует о своем выздоровлении, - а потом спускаться в гостиную, чтобы утешить леди Мюриэл, которая ни с кем другим никогда не говорила про свои горести. Рой любил и ректора и леди Мюриэл, его любовь помогала ему держаться, но он был страшно измучен. Такое испытание любому из нас вымотало бы нервы, а для Роя, с его приступами депрессии, это было просто опасно. Тем не менее именно ему приходилось чаще других наблюдать, как удивляется Ройс, обнаруживая, что после временных псевдоулучшений он продолжает катастрофически худеть и чувствует себя все хуже. Мы понимали, что вскоре леди Мюриэл будет вынуждена сказать мужу правду. И многие ждали этого с большим нетерпением - нас очень угнетало постоянное притворство у постели умирающего. Даже такие добросердечные люди, как Пилброу или Браун, жаждали освободиться от этого тяжкого бремени, перевалив всю его мучительную тяжесть на Ройса и леди Мюриэл. Это был эгоизм здоровых людей, который защищает нас от страданий перед лицом чужой смерти. Человек, не отгораживающийся в мыслях от смерти - а сейчас так вел себя только Рой Калверт, - невыносимо страдает. Все, кроме Роя, смотрели на умирающего ректора сквозь призму своих собственных житейских забот, и даже Браун хотел, чтобы леди Мюриэл открыла мужу правду, избавив таким образом его, Брауна, от постоянного напряжения во время визитов к ректору. Да, даже Браун хотел, чтобы Ройс узнал правду - но только после праздника: ведь на праздник в колледж должен был приехать сэр Хорас Тимберлейк, и они с Кристлом тщательно подготовились к встрече. Браун, по-всегдашнему откровенно, сказал: - Если праздник состоится, ректору хуже не будет. А если его отменят, то нам не удастся поговорить с сэром Хорасом, и, возможно, он никогда уже не приедет в колледж. Так что, надеюсь, леди Мюриэл немного повременит. Праздник приближался, и наставники уже почти не скрывали, что очень хотят попраздновать. Некоторым из нас было стыдно: человеку иной раз легче признать, что он великий грешник, чем сознаться в мелком эгоизме. Мы стыдились - и все же очень хотели, чтобы праздник состоялся. Как бы с общего согласия - хотя ни слова не было сказано вслух, - в Резиденции мы обходили эту тему молчанием, считая, что при леди Мюриэл и Джоан неприлично упоминать о дате праздника или визите сэра Хораса. Нам было бы слишком стыдно сознаться в собственном эгоизме. Пусть леди Мюриэл сама решает, как ей поступить, думали мы. Праздник был назначен на последний вторник перед великим постом, а в воскресенье я случайно встретился с Джоан: мы оба шли к Джего в гости. Джоан сразу же, с первых слов, нашла предлог, чтобы заговорить о Рое Калверте, а я лишний раз подивился, как одинаково ведут себя все влюбленные. Джего каждое воскресенье приглашал коллег к себе на чан, но в тот день пришли только мы с Джоан. Миссис Джего встретила нас необычайно высокомерно: перед нашим приходом она, по-видимому, твердила себе, что никто к ним не придет, не придет именно из-за нее, - а поэтому приняла нас покровительственно и свысока. Джего, передавая нам чашки, мягко - чересчур, на мой взгляд, терпимо и мягко - подтрунивал над ней. Чай у них всегда был замечательный, сервировка - как и все, чем окружала себя миссис Джего, - лучшая в колледже: вкус у этой женщины был не менее тонкий, чем у Брауна, хотя она и уступала Брауну в изобретательности. Джоан, которая не отличалась особой домовитостью, но любила хорошо поесть, спросила, как миссис Джего делает домашнее печенье. Однако та была слишком разобижена, чтобы увидеть в этом вопросе комплимент. Зато потом Джоан восхитилась фарфоровым сервизом, и миссис Джего немного оттаяла. - Нам подарили его к свадьбе, - весело сказала она. - Я думаю, что венчание в церкви вовсе не пустой обряд, - раздумчиво проговорила Джоан. Миссис Джего, окончательно забыв про свои обиды, деловито воскликнула: - Еще бы! Вам не следует даже думать ни о чем Другом! - Она имеет в виду, что при церковной свадьбе вы получите гораздо больше подарков, - вставил Джего. Миссис Джего счастливо рассмеялась. - Что ж, они нам очень пригодились, и ты не можешь этого отрицать, - сказала она. - Я, признаться, целиком и полностью согласна с вами, - поддержала ее Джоан. Во взгляде Джего засветилась издевка. - Ох уж эти женщины! - воскликнул он. - Вы обе притворяетесь, что любите книги, по вам никогда не избавиться от вашего природного естества. Жутчайшая практичность - вот непременное свойство любой женщины. Им обеим это понравилось. Им нравилось, когда их объединяли - пожилую разочарованную женщину и пылкую, искреннюю девушку. Да, он сумел угодить им обеим: его обаяние подействовало даже на сварливую миссис Джего, а Джоан улыбнулась ему, как она обыкновенно улыбалась только Рою. Все еще улыбаясь, девушка посмотрела на миссис Джего, и та, ответив ей такой же приветливой улыбкой, с непритворным участием спросила ее об отце: - Он мучается? - К счастью, нет. Только чувствует иногда общее недомогание. - Слава богу, - проговорила миссис Джего. Джоан сказала: - Он очень похудел и ослаб. Мама понимает, что больше нельзя скрывать от пего правду. - Когда же она ему скажет? - Буквально на днях. Мы с Джего переглянулись. Мы не поняли, а спросить не решились, подождет ли она до среды. - Ей, наверно, будет очень тяжело, - проговорила миссис Джего. - Им обоим было бы сейчас гораздо легче, если бы отец узнал все с самого начала, - сказала Джоан. - И он имел на это право, я уверена. Да-да, я уверена, что от человека нельзя скрывать ничего жизненно важного - мы не такие мудрые, чтобы брать это на себя, вот в чем дело. - Для молоденькой девушки вы рассуждаете удивительно разумно, - сказал Джего. - Мне в двадцать лет казалось, что я знаю все на свете. - Ничего не поделаешь, ведь вы мужчина, - проговорила Джоан. Это был реванш за отзыв Джего о женщинах. - А мужчины поздно взрослеют. - Очень поздно, согласен, - улыбнувшись отозвался Джего. - Но сейчас я уже достаточно взрослый, чтобы понять, насколько правильно вы оцениваете... ошибку леди Мюриэл. Да, она должна была сразу же открыть ему правду. - Надеюсь, мне никогда не пришлось бы скрывать от тебя правду! - воскликнула миссис Джего. - А я думаю, что мое бесстрашие ничего но стоит в сравнении с твоим, - заметил ее муж. - Надеюсь, мне удалось бы сделать именно то, что необходимо, - простодушно улыбаясь, сказала миссис Джего. Возможно, она всю жизнь будет готовиться к величайшим испытаниям, подумалось мне. Я все еще размышлял об этом, когда Джоан, поспешно распрощавшись, убежала на какую-то вечеринку, и миссис Джего опять почувствовала себя оскорбленной. После ухода Джоан Джего сказал: - Какая милая и умная девушка. Жаль, что она держится такой букой. Да, удивительно достойная девушка. - Может быть, ты и прав, - проговорила миссис Джего. - Но она могла бы не показывать, что ей непереносимо скучно, когда ее пытаются развлечь. - Эта вечеринка наверняка интересует ее только потому, что она надеется встретить там Роя Калверта, - сказал я. - Дай им бог, чтобы у них все сладилось, - заметил Джего. - Она поможет ему преодолевать его неуравновешенность. - А я надеюсь, что его не заполучит ни одна женщина! - воскликнула миссис Джего. - Он слишком мил и обаятелен для семейной жизни. Джего нахмурился, и на минутку она развеселилась. А потом принялась брюзжать. На нас выплеснулось все ее скопившееся за вечер раздражение. Ей невыносимо видеть, восклицала она, снобизм этой так называемой леди, которая считает, что женам наставников незачем бывать в Резиденции. Ей, разумеется, неудобно было спросить Джоан - но как, на взгляд Джего, сумеет она подготовить Резиденцию к их въезду, когда он станет ректором? Тут я опять подумал, что она всю жизнь будет готовиться к величайшим свершениям. - Неужели ты думаешь, - выговаривала она мужу, - что мне удастся наладить нормальную жизнь в Резиденции за каких-нибудь полгода? Я понимаю, что мне там вовсе не место, и хочу только благоустроить твое жилище. Хоть это-то я могу для тебя сделать. Будет очень неловко, если она начнет заводить такие разговоры и при других, думал я, возвращаясь к себе. Более оскорбительного и грубого нарушения общепринятых в нашем колледже норм нельзя было и придумать; я решил, что Браун как глава нашей партии должен узнать об этом немедленно. - Ну и ведьма! - вспыхнув от возмущения, буркнул он, когда я передал ему речи миссис Джего. На этот раз он был по-настоящему раздражен. Джего обязательно следовало предостеречь - однако с ним было очень трудно говорить об его жене. - Да, все это весьма опасно, - проворчал Браун. Когда они с Кристлом зашли ко мне после обеда, Браун уже успокоился. - Мы не станем докучать вам разговорами о выборах, - приветливо сказал он. - Нам просто надо как можно лучше подготовиться к встрече сэра Хораса. - Вы знаете его вкусы? - спросил меня Кристл. - В прошлый раз нам показалось, что он гурман, - объяснил мне Браун. - И мы подумали, что вам, может быть, известны какие-нибудь особые его пристрастья. Они готовились к встрече тщательно и умело - так же тщательно и умело, как вели предвыборную кампанию. Для них не существовало незначительных и маловажных деталей. Однако я ничем не мог им помочь: все, что было известно мне, они уже узнали и учли. Кристл попросил меня пригласить в среду сэра Хораса на завтрак. - К тому времени мы уже успеем ему надоесть, - сказал он. - Нельзя ему показывать, что мы постоянно его опекаем. - Кристл холодновато улыбнулся. - Но и совсем выпускать его из-под нашей опеки тоже нельзя. - Винслоу интересовался, - сказал Браун, - по делу ли приедет в колледж сэр Хорас. И если нет, то почему мы хотим рассадить всех не так, как обычно. Он утверждал, что мы переоцениваем влиятельность нашего гостя. - Винслоу меня _поражает_, - проговорил Кристл, вложив в эту фразу странно зловещий оттенок. - Ну, а мы, на мой взгляд, очень неплохо подготовились к встрече. - Остается только пожелать нам, чтобы встреча состоялась, - заметил Браун. - До праздника еще сорок восемь часов, а из Резиденции сообщают не очень-то утешительные вести. Я повторил им слова Джоан, сказанные ею у Джего. - Я поверю, что мы встретились с сэром Хорасом, только когда усажу его за праздничный стол, - проговорил Браун. - Да, все это весьма прискорбно, - сказал Кристл. Послышался негромкий стук в дверь, и я с удивлением увидел Найтингейла. Мне показалось, что он чем-то встревожен, но его бледное лицо было необычайно решительным. Он поздоровался со мной - чтобы не нарушать элементарных правил вежливости, - спросил, не возражаю ли я против его вторжения, и сразу же обратился к Брауну: - Я заходил к вам и вчера вечером, и сегодня, да все не мог застать и решил, что вы у кого-нибудь из ваших друзей. - Как видите, меня не так уж трудно найти, - сказал Браун. - У вас личный разговор? - спросил я Найтингейла. - Тогда мы с Кристлом можем посидеть в спальне. - Пожалуй, личный, - ответил Найтингейл. - Но я вполне могу говорить и при вас. Он сел в кресло, перегнулся через подлокотник к Брауну с Кристлом и спросил: - Как будут перераспределяться административные должности, если Джего пройдет в ректоры? Кристл посмотрел ему в глаза, потом перевел взгляд на Брауна и, немного помолчав, ответил: - Вы знаете то же, что и мы, Найтингейл. - Знаю, да по все, - возразил тот. - Вы знаете то же, что и мы, - повторил Кристл. - Если Джего выберут в ректоры, освободится одна-единственная административная должность - та, которую он занимает сейчас. И вам известно не хуже, чем нам, что кандидата на эту должность выбирает сам ректор. - Не надо цитировать мне Устав, - сказал Найтингейл, - я и сам могу его прочитать. - Я просто ответил на ваш вопрос. - Я знаю Устав, - повторил Найтингейл. - А сейчас мне нужно выяснить, как у вас распределены роли. - Он улыбнулся. Это была улыбка бесконечно наивного человека, которому за каждым событием чудятся хорошо организованные злокозненные махинации. - Должен вам заметить... - начал Кристл, но Браун, перебив его, торопливо сказал: - Если Джего, как мы надеемся, станет ректором, то он, я думаю, без всякой предубежденности рассмотрит любые разумные предложения. Но мы еще ни разу не разговаривали с ним об этом. - Именно так и будет, - поддержал друга Кристл. - Ректор всегда советуется с коллегами... - Это-то мне известно, - опять повторил Найтингейл. - ...хотя он и не обязан следовать их советам, - закончил Кристл, едва сдерживая раздражение. - И я знаю немало случаев, когда ректоры действовали вопреки советам своих коллег. Если вы спрашиваете нас, как поступит Джего, мы можем высказать вам только свои предположения. Но знаем мы не больше вашего. Лично я уверен, что старшим наставником он назначит Брауна. Тут у меня нет ни малейших сомнений. А на должность, которую сейчас занимает Браун, ему надо будет подыскать кого-то еще. - Вы правы, сомневаться тут не приходится, - посмотрев на Брауна, заметил Найтингейл. - А если б вы усомнились, это было бы прямым оскорблением, - зло вставил я. - Всякий нормальный человек при первой же возможности назначил бы Брауна на эту должность. Найтингейл помолчал. - Стало быть, если я вас правильно понял, кандидата на должность наставника еще не подобрали? Вот я и пришел сказать вам, что рассчитываю получить эту должность. Мы молча смотрели на него. А он продолжал: - Я старше всех других членов Совета, которые не занимают административных должностей. Есть, правда, еще Кроуфорд, он старше меня, но ему не нужны административные должности. С тех пор как я работаю в колледже, меня неизменно обходили, если освобождалась какая-нибудь должность. И я должен знать, что теперь уж этого не случится. Браун, понимая, что надо говорить помягче, сказал: - Мне совершенно очевидно, что Джего со всей серьезностью рассмотрит вашу кандидатуру. Или, говоря иначе, он попросту обязан рассмотреть вашу кандидатуру в первую очередь. Так что у вас, на мой взгляд, нет сейчас никаких оснований для беспокойства. - Все это звучит слишком туманно, - сказал Найтингейл. - Мне много раз давали туманные обещания, а потом напрочь забывали про них. - Ничего более определенного вы ни от кого сейчас не услышите, - твердо сказал Кристл. - Значит, вы ничего не можете мне пообещать? - полупросительно, полуугрожающе проговорил Найтингейл. - Не можем, - отрезал Кристл. - Именно не можем, - мягко сказал Браун. - Мы не имеем никакого права давать обещания за будущего ректора. Вы и сами должны с этим согласиться. Если он решит попросить у нас совета - а мне кажется, что такая мысль должна бы прийти ему в голову, - то мы, конечно, не забудем сегодняшнего разговора, тут уж вы можете не сомневаться. Мы гарантируем вам, что ваша кандидатура будет рассмотрена совершенно беспристрастно. - Мне этого мало, - сказал Найтингейл. - Весьма прискорбно, - буркнул Кристл. - Это и в самом деле весьма прискорбно, - проговорил Браун. - Мы не имеем права давать обещаний. И я просто не представляю себе, что тут можно сделать. - Я знаю, что я могу сделать, - сказал Найтингейл. - Что вы можете сделать? - Я сам пойду к Джего и спрошу его напрямик. Было уже очень поздно - слишком поздно для визитов, с облегчением подумал я, - по Найтингейл немедленно распрощался и ушел. 14. ПОМИНОВЕНИЕ ОСНОВАТЕЛЕЙ Проснувшись на следующее утро довольно рано, я долго лежал в кровати, слушая, как часы отбивают четверти, и размышляя о расстановке сил в противоборствующих партиях. После первых совещании никто не изменил своих намерений, и партии остались прежними, хотя Винслоу с Гетлифом попытались перетащить на свою сторону Юстаса Пилброу. Это была единственная попытка открытой предвыборной агитации. Мы с Роем Калвертом собирались сходить к старику Гею, но Браун попросил нас подождать. Обе партии придерживались тактики пассивного ожидания; всем было известно, что в каждой из них есть колеблющиеся, но переубеждать их было пока что рано. Браун даже обрадовался, узнав, что Винслоу и Гетлиф так поторопились. В нашей партии самым ненадежным членом был, конечно же, Найтингейл. Поджидая ритуального бидведловского "уже девять, сэр", я думал, что Найтингейл, вероятней всего, переметнется к нашим противникам. В его нынешнем состоянии он просто не слышал никаких разумных доводов. Вчера он потребовал прямого обещания. И на меньшее вряд ли согласится. Выглянув после завтрака во дворик, я увидел Джего и решил, что его надо предупредить о притязаниях Найтингейла. Я спустился по лестнице; Джего сказал мне, что ни вчера, ни сегодня он не встречался с Найтингейлом, и спросил, почему меня это интересует. - Он собирался поговорить с вами. - О чем? - Ему хочется получить обещание, что, став ректором, вы назначите его на должность наставника. Лицо Джего потемнело от гнева, он выругался, но в эту секунду мы услышали, как кто-то постучал изнутри в окно первого этажа. Это был Браун; он поманил нас в дом, и мы вошли в спальню одной из квартир для гостей. Спальню уже приготовили к приему гостя, в камине пылал огонь, а на столик возле кровати Браун положил несколько книг, я заметил большую Историю нашего колледжа и томик мемуаров о Кембридже восемнадцатого столетия. - Что это вы тут делаете, Браун? - спросил Джего. - Проверяю, все ли у нас готово к приему сэра Хораса. Джего удивился. - Надо, чтобы здесь было не слишком роскошно, - объяснил ему Браун. - А то вдруг у сэра Хораса сложится неверное представление о колледже? Вдруг он не заметит нашей бедности? Предусмотрительность иногда, знаете ли, очень полезна. Однако позаботиться о благопристойном уюте для нашего гостя тоже не вредно. - Вам вовсе не пристало заниматься этим, Браун, - резко сказал Джего: уязвленная домогательствами Найтингейла гордость сделала его безрассудно раздражительным. - Нельзя превращать колледж в экзотическую гостиницу для богатеев. Они не достойны того, чтобы мы им прислуживали! - Только ради бога не разговаривайте так с Кристлом! - торопливо, взволнованно и озабоченно воскликнул Браун. - Я-то человек не обидчивый. Я всегда готов прислушаться к чужому мнению. Но ведь люди бывают разные. Меня не обижают ваши мысли о сэре Хорасе, хотя я уверен, что вы ошибаетесь. Однако, даже если бы вы были правы, я все равно посчитал бы себя обязанным воспользоваться теми возможностями, которые предоставляет нам судьба. - Он дружески улыбнулся Джего. - Кстати, мне хотелось поговорить с вами о других наших возможностях - я имею в виду Найтингейла. - Мы как раз о нем и говорили, - вставил я. - Поразительный наглец, - зло сказал Джего. - Вам надо вести себя очень осмотрительно, - заметил Браун. - Вот уж кого я ни за что не назначу наставником! - воскликнул Джего. - Надеюсь, вы не считаете, что ему надо сообщить об этом? - С удовольствием сообщил бы, - ответил Джего. - Нельзя, - сказал Браун. - Ваша порядочность не должна его отпугнуть. Помните, что сейчас возмущение, пусть даже и справедливое, - непозволительная для нас роскошь. - К несчастью, большинство из нас далеко не так благоразумны, как вы, мой дорогой друг, - сказал Джего. Он уже почти успокоился и через несколько минут спросил, кого, на наш взгляд, следует назначить наставником. - Я-то думаю, что если мне посчастливится пройти в ректоры, то эту должность надо будет предоставить Гетлифу, - скатал он. Браун предположил, что Гетлиф откажется работать наставником (он всегда необычайно убедительно объяснял, почему люди отказываются от официальных должностей): он "буквально завален" научной работой, и его с огромным трудом уговорили стать экономом. - Тогда я предложу эту должность вам, Элиот, - решил Джего. - Я не могу пока бросить мою юридическую практику в Лондоне, - возразил я, - а чтобы работать наставником, мне пришлось бы от нее отказаться. - Просто беда с этими назначениями, - удрученно сказал Джего. - Не кручиньтесь о бедах, пока их нету, - посоветовал ему немного успокоившийся Браун. - У нас еще будет время оглядеться. И надеюсь, вы поймете меня правильно, если я скажу вам о некоторых своих опасениях. Мы не должны показывать людям, что считаем выборы предрешенными - это очень, очень опасно. - Вы правы. Я веду себя неблагоразумно, - с виноватой улыбкой проговорил Джего. - И надеюсь, вы не обидитесь, если я спрошу у вас, уверены ли вы в благоразумии... ваших близких? Джего тотчас перестал улыбаться и с высокомерной враждебностью ответил: - Совершенно уверен. Когда он ушел, Браун озабоченно посмотрел на меня и сказал: - Будь она трижды проклята, эта ведьма. Неужели он не решится поговорить с ней? До чего же часто люди сами создают себе трудности! Я вот сказал ему о возможностях, которые порой предоставляет нам судьба... но, знаете, когда я думаю об его жене, о нем самом, о Найтингейле, мне приходит в голову, что судьба могла бы предоставить нам и побольше возможностей. Да, нелегкую мы выбрали дорожку. - Он оглядел комнату и подравнял стопку книг. - Ну, да ладно, - проговорил он. - Зато к приезду сэра Хораса мы подготовились неплохо. Я думаю, он захочет познакомиться с историей нашего колледжа. Если, конечно, приедет. Вы не слышали, в Резиденции все по-прежнему? В Резиденции все пока оставалось по-прежнему. Утром во вторник Ройс все еще не знал правды о своей судьбе. Вечером, когда я одевался к обеду, Браун сказал мне по телефону, что сэр Хорас уже приехал. - Кажется, все в порядке, - проговорил он в трубку. - Теперь, пожалуй, можно считать, что праздник состоится. Он добавил, что Найтингейлу так до сих пор и не удалось поймать Джего. В четверть седьмого начал бить церковный колокол. Ярко освещенные ворота церкви были хорошо видны из моего окна. Через дворик двигались темные фигуры членов Совета - сегодня совершалась служба поминовения основателей, а только эта служба, единственная в году, и собирала в церкви почти весь Совет колледжа. Таких изменений - совершенно очевидных, однако не афишируемых - было в колледже много. Когда начиналась карьера Гея, все члены Совета получали священнический сан, и никому из них даже в голову не приходило уклоняться от церковных служб: церковь так же естественно вписывалась в их жизнь, как, например, трапезная. А сейчас большинство из них были агностиками, все церковные службы отправлял Деспард-Смит, ректор посещал церковь регулярно, Браун с Кристлом - иногда, а остальные - только раз в год, когда совершалась служба поминовения основателей... Я надел поверх фрака мантию и отправился в церковь. Сегодня здесь собрались все, кроме ярых атеистов Винслоу и Гетлифа. Рядом с Роем Калвертом стоял Льюк, который с удовольствием провел бы время как-нибудь иначе и явился сюда, только чтобы никого не оскорбить. Вслед за мной в церковь неспешно вошел Кроуфорд, под галстуком у него поблескивал орден Британской империи. Когда члены Совета распахивали мантии, у многих из них я видел ордена и медали, полученные во время войны четырнадцатого - восемнадцатого годов. Удивительное все же это явление - храбрость, подумалось мне. У Найтингейла я заметил ордена "За безупречную службу" и "Военный крест", у Пилброу - множество медалей, заработанных на Балканах. Оба были по-настоящему храбрыми людьми - однако, если бы я не знал об их воинских заслугах, мне едва ли пришло бы это в голову. Браун с Кристлом ввели в церковь сэра Хораса. Они считали, что ему будет полезно услышать, как поминают жертвователей. Он один среди нас был без мантии, в вечернем костюме - откормленный, ухоженный, цветущий, со свежим открытым лицом и большими голубыми глазами, которые казались искренними и бесхитростными; он был старше Кристла и Джего, но лицо его прорезала одна-единственная морщинка - вертикальная морщинка сосредоточенного внимания между прихмуренными бровями. Сегодня в церкви собралось много народу - студенты, члены Совета, кое-кто из гостей; по витражам стрельчатых окон барабанили капли дождя, из-за вечернего сумрака цветные стекла казались черными, а переполненная людьми церковь - маленькой, тесной и очень уютной. Мы пропели псалом и гимн. Ликующий голос Гея, сидевшего на скамье для почетных прихожан, звонко выделялся из общего хора. Стареющий Деспард-Смит в накинутом на плечи стихаре, торжественный и мрачный, монотонно прочитал несколько молитв, а потом, нисколько не изменив манеры чтения, - список пожертвований. Это была странная мешанина из самых разнообразных даров, восходящих по времени к основанию колледжа и перечисляемых не в порядке их ценности, а хронологически. Завещание шестого ректора колледжа выделять на ежегодном празднике по пять шиллингов каждому члену Совета описывалось так же подробно, как пожертвование огромного земельного участка и самый большой в истории колледжа денежный вклад. Было очень странно сознавать, что кое-кто из жертвователей слышал в свое время начало этого весьма пестрого перечня и тоже захотел вписать в него свое имя. А потом я подумал, как сильно должно впечатлить Джего упоминание о двенадцатом ректоре, завещавшем колледжу "пятьсот фунтов стерлингов, а также коллекцию столового серебра", и какой взрыв досады он должен испытать, вспомнив при этом об угрозах Найтингейла. Но по окончании службы свои впечатления высказал только Гей - когда мы проходили через притвор, он звонко воскликнул: - Примите мои поздравления, Деспард! Великолепная служба, просто великолепная! Особенно мне поправилось "Воздадим же хвалу преславным человекам...". По-моему, в наши дни слишком часто восхваляют самых обычных людей. Их, конечно, нельзя назвать никчемными, но все-таки на их долю приходится чересчур много восхвалений. Дождь еще не кончился; разбившись на небольшие группки, мы поспешили в профессорскую. Многие гости уже ждали нас там, и, когда мы пришли, они забросали нас вопросами о здоровье ректора - смертельная болезнь Ройса и подготовка к выборам его преемника часто обсуждались в замкнутом, однако весьма болтливом мирке Кембриджа. - Никаких перемен, - резко объявил Кристл. - Он еще ни о чем не догадывается. Но на днях его домашним придется сказать ему правду. В профессорской становилось тесно; гости с бокалами в руках протискивались к плану, на котором было указано, как надо рассаживаться за столом в трапезной. Я уже видел этот план - Кристл потребовал изменить всегдашний порядок только потому, что хотел посадить сэра Хораса за стол членов Совета. Винслоу тоже его видел; но сейчас опять угрюмо рассматривал непривычное расположение фамилий. Кристл потянул его за рукав мантии. - Винслоу, я хочу представить вас сэру Хорасу Тимберлейку. - Вы чрезвычайно любезны, декан. Чрезвычайно любезны. Сэра Хораса немного ошеломила ядовитая вежливость Винслоу. Беседа у них явно не клеилась. Тогда гость заговорил о поминовении основателей. - Ваша церковная служба произвела на меня глубочайшее впечатление, мистер Винслоу, - сказал он. - Она совершается очень естественно и органично. - Неужели? - Мне очень понравилась ваша церковь, - быстро перестроился сэр Хорас. - У вас там замечательные панели восемнадцатого века - это ведь, если не ошибаюсь, именно восемнадцатый век? - Вы наверняка правы, сэр Хорас, - отозвался Винслоу. - Тем более что я в этом ничего не понимаю. Я хожу в церковь только на выборы ректора. Потом он извинился, сказав, что ему нужно встретить своего гостя - тот пришел вместе с Пилброу и французским писателем. Сэр Хорас, слегка растерянный, остался один. Джего появился в профессорской только около восьми часов. И хотя он привел с собой гостя - ректора одного из колледжей, - к нему немедленно подошел Найтингейл. Я слышал, как он сказал: - Мне обязательно надо поговорить с вами, сегодня же. - Я бы с удовольствием, Найтингейл! - чрезмерно огорчаясь, преувеличенно дружески и задушевно воскликнул Джего. - Но у меня, к несчастью, нет ни одной - буквально ни единой! - свободной минутки. - Он помолчал и неохотно добавил: - Давайте попробуем встретиться завтра. 15. ПЕРЕГОВОРЫ ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА В трапезной, по случаю праздника, электричество не горело, и комната освещалась свечами. Огоньки свечей, многократно дробясь, отражались в серебряных подсвечниках и солонках, в золотых блюдах и чашах, в крышках оловянных пивных кружек с чеканным узором и в хрустальных бокалах, так что над столом дрожало ярко переливчатое сияние, но затянутые шелком стены тонули в неясной полутьме, а потолка было просто не видно. Чтобы гости расположились так, как хотел Кристл, Винслоу, мне и Пилброу с его гостем-французом пришлось сесть за стол, где в обычные дни обедали студенты. Я устроился напротив Винслоу и заговорил через стол с французом. Вскоре мне стало ясно, что он очень неинтересный собеседник. Я припомнил, с каким радостным волнением мы ждали его приезда, с каким заносчивым снобизмом отзывались о сэре Хорасе... А Кристл-то оказался прав. Беседа с сэром Хорасом наверняка была бы гораздо интересней. Слушать француза было скучно, и Пилброу всячески пытался оживить разговор. - Порнограммы! - экспансивно вскричал он. - Очень верное слово! Двузначное. Текст как в телеграмме, а рисунок как на диаграмме. - Каламбур ему не удался, и француз заговорил снова - мне показалось, что он начал читать страницу из своего романа. Французу праздник не нравился, но все остальные гости были явно довольны. Неподалеку от нас, за столом членов Совета, сидел Гей, и я все время слышал его звонкие реплики: - Устрицы? Великолепно! Вы ведь не любите устриц, Деспард? Официант, подайте мне порцию господина Деспарда. Превосходно! Особенно сочные устрицы нам подавали, помнится, в Оксфорде, когда мне присваивали там почетную степень. Эти устрицы, знаете ли, с таким удовольствием проскальзывали в желудок, будто они тоже принимали участие в празднестве. Гей до сих пор предпочитал вино, которое любил в молодости. По праздникам к обеденному столу в колледже подавалось шампанское, но большинство наставников пили теперь рейнвейн и мозельское. Гей не изменил своих старых привычек. - Бокал шампанского в студеный зимний вечер, - воскликнул он, - подумайте, что может быть лучше! Бокал шампанского всегда вливал в меня свежие силы! Так-так, дайте-ка припомнить. Я посещаю наши праздники ни больше ни меньше как почти шестьдесят лет. При этом должен с гордостью сообщить вам, что ни разу не заболел во время праздника и неизменно получал наслаждение от бокала шампанского. Ему постоянно наполняли бокал, а говорил он, обращаясь ко всем, кто мог его услышать. - Герои моих саг никогда так вкусно не ели. Герои моих саг никогда не пили шампанского. Они вели суровую, трудную, героическую жизнь и не страшились глядеть в лицо своей судьбе. Они были великими парнями, герои моих саг. Я счастлив, что помог моим современникам познакомиться с этими великими парнями. Когда начиналась моя деятельность, в нашей стране почти никто и слыхом не слыхивал об этих парнях. Зато теперь, если человек не знает их так же хорошо, как героев "Илиады", его надобно назвать невеждой. Слышите, Деспард? Слышите, Юстас? Невеждой! Мы еще долго сидели в трапезной за вином и фруктами, неторопливо попивали кофе и курили сигары. Застольных речей никто не произносил. Наконец, что-то около половины одиннадцатого, мы вернулись в профессорскую. Рой Калверт начал беззлобно подтрунивать над Кроуфордом и Деспардом. У него, как и у всех остальных, раскраснелись щеки, радостно и доброжелательно искрились глаза. Вернее, как у всех, кроме Найтингейла, - тот не пригласил на праздник гостя, всегда равнодушно относился к еде, не пил вина сам и презирал, а может быть, даже ненавидел тех, кто пьет. Он странно и отчужденно выглядел в общей праздничной толчее. Винслоу оказался рядом с Геем, который медленно продвигался - все уважительно расступились перед ним - к своему персональному креслу. - А-а, это вы, Винслоу? - сказал он. - Великолепнейший праздник, правда? - И вы хотите принести мне за него свои поздравления? - спросил Винслоу. - Вовсе не вам, - отозвался Гей. - Вы ведь уже много лет как не эконом. Я хочу принести свои поздравления истинному устроителю этого замечательного праздника. Нашему нынешнему эконому - Гетлифу. Где Гетлиф? Передайте ему мои поздравления. Превосходно работают наши молодые ученые, просто превосходно. Кристл и Браун не хотели долго засиживаться в профессорской - они считали, что пора заняться делом. Повинуясь их выразительным взглядам, мы с Джего начали прощаться, а потом отправились вслед за ними и сэром Хорасом в служебную квартиру Брауна. - Может, кто-нибудь хочет выпить немного бренди? - спросил нас Браун, усадив сэра Хораса в кресло возле камина. - После праздника, насколько я заметил, бренди прекрасно восстанавливает силы. Когда мы выпили, сэр Хорас заговорил о том, зачем приехал, однако он долго, намеренно, как мне показалось, долго подходил к интересующему нас всех предмету. Сначала он обсудил с нами академические успехи юного Тимберлейка, своего троюродного брата, которого он почему-то называл племянником. - Мне хочется поблагодарить вас, джентльмены, и особенно мистера Брауна, за заботу о моем племяннике. Я очень вам признателен, джентльмены. Мне давно уже стало ясно, что он не слишком восприимчив к наукам, и одно время это меня, знаете ли, беспокоило, но потом я понял, что у него зато есть некоторые другие достоинства - надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю? - По-моему, у вас нет причин для беспокойства, - сказал Браун. - Он на редкость славный юноша! - чуть патетичней, чем следовало бы, воскликнул Джего. - Его все у нас любят. Как это ни удивительно, по он совершенно не испорчен. - Я рад, что вы упомянули об этом, - сказал сэр Хорас. - На этот счет у меня никогда не возникало сомнений. Он правильно воспитан. Об этом позаботилась его покойная мать. - Мы все считаем, что такой племянник делает вам честь, - вставил Браун. - Я прекрасно понимаю, что в беседе с такими высокообразованными людьми, как вы, мне следует осторожно высказывать свое мнение, - заметил сэр Хорас, - и все же я решусь утверждать, что правильно воспитанного человека нельзя назвать пустышкой, - вы согласно со мной? - Иногда мне кажется, сэр Хорас, - сказал Джего, - что наши главные заботы должны сосредоточиваться на питомцах, подобных вашему племяннику. Одаренные люди могут сами о себе позаботиться. Зато достойные, но не слишком способные к учебе юноши, они, поверьте мне, очень часто оказываются истинной солью земли. - Я рад, что вы так думаете, доктор Джего. Время шло. Сэр Хорас обсуждал довольно скромные успехи племянника, роль образования, интеллектуальные и нравственные достоинства человека, преимущества постепенного развития личности и правильного семейного воспитания - он разглагольствовал неутомимо и с огромным удовольствием. Его основным собеседником был Джего, а Браун только вставлял иногда в разговор мягко доброжелательные реплики. Кристл пару раз попытался вернуть сэра Хораса на землю. - Я должен извиниться за того старика, которого представил вам в профессорской, - сказал он. - Это вы про мистера Винслоу? - спросил сэр Хорас, хорошо запоминавший имена. - Да. С ним очень трудно иметь дело. Почти невозможно. Но он казначей нашего колледжа, так что, будь он невоспитанней, я познакомил бы вас поближе... если б нам удалось продолжить начатый в прошлый раз разговор. - В любой организации есть люди, с которыми трудно иметь дело, - сказал сэр Хорас. - И моя организация - тоже не исключение. Вот поэтому-то, - он опять повернулся к Джего, - я и придаю такое большое значение университетам, которые выпускают... - и он снова завел бесконечный разговор об образовании. Я хотел спать, но мне было очень интересно, чем все это кончится. Сэр Хорас говорил без устали: ни выпитое вино, ни позднее время на него явно не действовали. Он был не менее искусным тактиком, чем Браун с Кристлом, и превосходно знал, что людей, как правило, больше всего интересуют его деньги. По всегдашней привычке он мастерски скрывал свои намерения за туманной завесой слов и, применяя этот прием, мог говорить о чем угодно. У него это называлось "размышлять вслух". "Размышляя вслух", он часто молол чепуху, и сегодняшний вечер не был исключением. Он искренне любил племянника, не очень уверенно чувствовал себя в незнакомом ему обществе наставников колледжа, однако четко понимал, что главное для него - судьба собственных детей, что ему в общем-то наплевать на туповатых, по достойных юных родственников и что он вовсе не преклоняется перед "такими высокообразованными людьми", как мы, - он четко все это понимал и знал, что несет вздор. В конце концов сник даже энергичнейший Джего. Кристл давно молчал; утомленно приугасли всегда пронзительные глаза Брауна. Было уже за полночь. Говорил теперь только сэр Хорас - наши силы иссякли. Когда он умолкал, я слышал, как по оконным стеклам барабанят капли дождя. Вдруг сэр Хорас небрежно спросил: - А вы больше не думали об активизации вашей деятельности? - Думали, конечно, - живо откликнулся Кристл. - Кажется, кто-то из вас говорил - надеюсь, я ничего по путаю? - что для этого вам нужна небольшая помощь. Кажется, это ваши слова, мистер Кристл? - Вы правы. - В рамках тех возможностей, которые у нас сейчас есть, - сказал Браун, - мы не в состоянии активизировать пашу деятельность. Нам остается только поддерживать когда-то достигнутый колледжем уровень. - Понятно, - задумчиво проговорил сэр Хорас. - И для расширения вам нужна финансовая помощь. - Именно, - сказал Кристл. - Насколько я помню, мистер Кристл, вы говорили, что вам нужна финансовая помощь, но без всяких сопутствующих ей условий. Вы хотите, чтобы администрация колледжа могла распоряжаться деньгами по собственному усмотрению. Я думал об этом, мистер Кристл. Я, конечно, уверен, что вы лучше меня разбираетесь в нуждах вашего колледжа, но мне не совсем ясно, кто мог бы согласиться жертвовать деньги на предлагаемой вами основе. Надеюсь, вы понимаете, о чем я толкую? Я вполне могу представить себе людей, которые видят, что колледжу нужна финансовая поддержка, но их, на мой взгляд, насторожат ваши слова об условиях. Вы согласны со мной, мистер Кристл? Вместо Кристла поспешил ответить Браун. - Мы прекрасно понимаем, что глупо, более того, безрассудно ждать от людей финансовой поддержки и не принимать решительно никаких условий, - с этим наверняка согласится любой здравомыслящий администратор колледжа. Но, видите ли, сэр Хорас, колледж не раз уже получал пожертвования с такими условиями, которые просто невозможно выполнить. Мы, например, располагаем ежегодным фондом в двадцать тысяч фунтов на стипендии для сыновей протестантских священников из Голуэя. А это, знаете ли, похоже на танталовы муки. - Понятно, - повторил сэр Хорас. - Но разрешите мне высказать вам сомнения некоторых людей. Некоторые люди - и я, признаться, в их числе - считают, что учреждения вроде вашего часто тратят деньги впустую. Нам, к примеру, кажется, что вы склонны строить здания, которые вам вовсе не нужны. - А между тем новые здания строят как раз самые жизнеспособные колледжи, - вмешался Кристл. - Я тоже могу привести вам пример. Два кембриджских колледжа, которые стремительно развивались, в то время как у нас царил мертвый застой... Кристл разговаривал с сэром Хорасом почтительно и даже смиренно, но уступать не собирался. Сэр Хорас прикрывал свои намерения туманом ничего не значащих слов, а Браун с Кристлом, - перечислением мельчайших подробностей. Они прикрывались множеством точных и правдивых подробностей, словно щитом. Искусности сэра Хораса они с успехом противопоставляли свою уверенность в самодовлеющей ценности колледжа, который должен жить и развиваться по собственным законам; бесконечно детализируя суть вопроса, они убедительно показывали, что намечаемый ими курс безусловно верен, и перед их доводами пасовало даже могучее воображение сэра Хораса. Разгорелся общий оживленный спор. Наконец сэр Хорас покачал головой и сказал: - Мне очень жаль, но на этот раз я никак не могу с вами согласиться, мистер Кристл. - Мне тоже очень жаль, - проговорил Кристл; но и его почтительной, почти смиренной улыбке нельзя было не заметить холодного упорства. Сэр Хорас угадал. Получив пожертвование, Браун с Кристлом наверняка затеяли бы строительство: им хотелось, чтобы их время - _их_ правление - оставило в истории колледжа неизгладимый след. Начиная разговор, Браун, по его излюбленному выражению, "зондировал почву" в поисках компромисса, а теперь на этот путь свернул и Кристл. Вообще-то любой колледж с благодарностью принял бы пожертвование на каких угодно условиях, лишь бы они оказались выполнимыми. Сэр Хорас как будто бы тоже пошел на уступки, и в его глазах засветилась простодушная наивность. Но вдруг он остро, без всякой наивности глянул на Кристла. - Правда, я должен быть уверен, что, воспользовавшись моей финансовой помощью, вы не пустите на строительство свои денежные фонды, - сказал он ровным, без малейшего намека на усталость, приветливым и звучным голосом. - Мне представляется, что это вполне естественная в данном случае оговорка. Любой человек, мыслящий так же, как я, позаботился бы о подобных гарантиях - вы согласны со мной? Если мы, дельцы, решаем оказать людям финансовую поддержку, нам надо твердо знать, что ею воспользуются именно живые люди. В нашей стране, видите ли, ощущается острый недостаток высокообразованных специалистов. - Что вы имеете в виду? - спросил его Браун. - Ничего особенного, я просто размышляю вслух, - ответил сэр Хорас. - На взгляд стороннего наблюдателя, у вас крайне мало наставников-специалистов - особенно если думать о будущем. Специалистами я называю инженеров и ученых. Наша страна неминуемо придет в упадок, если учреждения вроде вашего не начнут готовить высококвалифицированных специалистов. А у вас, как мне кажется, крайне мало молодых наставников, которые могли бы этому способствовать. Мне неважно, как они распорядятся своей судьбой, когда вырастут в зрелых исследователей. Захотят - пусть остаются в университете, а не захотят - пусть идут к нам, в промышленность. Но сейчас их у вас слишком мало - надеюсь, вы согласны со мной. - Все это весьма интересно, - сказал Джего. - Вас что-то смущает, доктор Джего? - Мне не совсем понятно, насколько вы хотите изменить нашу структуру. - Джего говорил очень сдержанно. - Если мы примем на работу много... видите ли, сэр Хорас, тут трудно что-нибудь решать, ведь я не имею ни малейшего представления о размерах финансовой поддержки, которую вы могли бы нам предложить. - Да я просто размышляю вслух, - повторил сэр Хорас. В этих переговорах, как понимали Браун и Кристл, размер дара будет определен в последнюю очередь - отчасти потому, что суммой, количеством денег интересоваться было не совсем, так сказать, прилично, а отчасти потому, что деньгам придавалось мистическое значение. - Однако представьте себе, - продолжал сэр Хорас, - что человек, мыслящий так же, как я, предложил бы колледжу... весьма значительную сумму. Вы понимаете, что я имею в виду? - Каждый член Совета обходится в двадцать тысяч в год, - резко сказал Кристл. - О чем это вы, мистер Кристл? - Колледж ежегодно тратит на каждого члена Совета двадцать тысяч фунтов, - пояснил Кристл. - В эту сумму входит и жалованье, и все дополнительные расходы. - Я примерно так и думал, - неопределенно сказал сэр Хорас. - Так вот, представьте себе, что кто-нибудь смог бы предложить колледжу несколько таких ставок... - Он выжидательно умолк. - Ни о чем лучшем и мечтать нельзя, - после паузы сказал Кристл, - при условии, что колледжу предоставят право приглашать людей по своему усмотрению. Если же он будет вынужден брать только специалистов-естественников... - Вот-вот, так что тогда, мистер Кристл? - Тогда могут возникнуть осложнения. - Мне не совсем понятно - какие. - Давайте взглянем на дело немного иначе, - вмешался Браун. - Сейчас в колледже из тринадцати членов Совета четверо - специалисты-естественники. Я не утверждаю, что это правильное соотношение, все мы согласны - естественников у нас маловато. Но, разом изменив это соотношение, мы кардинально изменим всю структуру колледжа. Согласитесь, что это было бы не слишком осмотрительно. - Колледж очень нуждается в финансовой поддержке, - сказал Джего. - Но я согласен с моими коллегами. Помощь на предлагаемых вами условиях неузнаваемо изменила бы наше сообщество. - Вам все равно придется перестроиться в течение ближайших двадцати лет! - энергично и очень настойчиво проговорил сэр Хорас. - История заставит вас перестроиться. Жизнь заставит вас перестроиться. Вам не остановить этот процесс, доктор Джего... если вы понимаете, о чем я толкую. Он слышал, что Джего, по всей вероятности, будет ректором, и разговаривал с ним подчеркнуто уважительно. Он, по-видимому, редко встречался с людьми, похожими на Джего, его очаровала новизна, и он хотел, чтобы именно Джего безоговорочно поддержал его. К Брауну и Кристлу он уже попривык, прекрасно понимал их, а поэтому они не вдохновляли его так, как Джего. Мы ждали конкретного предложения. Однако сэр Хорас считал, что время еще не настало. Он сказал: - Но мне было очень, очень полезно услышать ваши суждения, джентльмены. Такие разговоры побуждают к раздумьям - надеюсь, вы согласны со мной? Да-да, они дают пищу для серьезнейших размышлений. Ему нравилось ощущать свое могущество: захочет - даст деньги, не захочет - не даст. И он старался растянуть удовольствие. Его тешило, Что люди, волнуясь, ждут, как он решит. Иногда, впрочем, ему бывало приятно объявить о своем решении. Он, как и Кристл, любил показывать свое могущество. Шел уже третий час ночи, но он опять заговорил об образовании. Он был неутомим, позднее время нисколько не смущало его, и он вспомнил, что пора спать, только в четвертом часу утра. 16. УНИЖЕНИЕ Утром, войдя в свою гостиную на полчаса раньше обычного, я обнаружил, что сэр Хорас, отдохнувший и бодрый, уже ждет меня к завтраку. Он спал меньше пяти часов, однако был таким же бойко словоохотливым, как всегда. Вспоминая общих знакомых, он упомянул о брате Фрэнсиса Гетлифа, а потом принялся расспрашивать меня про моих коллег, с которыми его вчера познакомили. Самое большое впечатление произвел на него Джего. - Он необыкновенный человек, - сказал сэр Хорас, - это сразу бросается в глаза. Очень, очень умен. Он будет вашим ректором? - Надеюсь. - А Браун с Кристлом его поддерживают? Я сказал, что да. - Они тоже замечательные люди. - Сэр Хорас помолчал. - Будь они дельцами, их наверняка никто не сумел бы провести. Я ввернул вопрос о нашем деле. Однако, несмотря на свою приветливую общительность, он и сегодня уклонился от ответа, многословно заговорив о том, как помог Браун его племяннику. - Надеюсь, он получит диплом, - сказал сэр Хорас. - Я считаю, что обеспеченные молодые люди имеют право учиться в университетах вроде вашего, только если они занимаются по-настоящему серьезно и честным трудом добиваются диплома. - Меня удивила бы эта реплика, если б я не знал о стихийном радикализме сэра Хораса. - Надеюсь, вы согласны со мной? Если парень не получит диплома, я буду считать, что потратил деньги впустую. И я, между прочим, прекрасно знаю, что ему не удалось бы получить диплом без помощи Брауна. Скажу вам откровенно, мистер Элиот, мне иногда бывало даже обидно, что парня нужно изо всех сил вытягивать на экзаменах. Едва мы кончили завтракать, пришел Рой Калверт. Его представили сэру Хорасу во время праздника, но поговорить они по успели. Сэр Хорас вежливо поздоровался с Роем, а потом отошел к окну и посмотрел во дворик, освещенный бледными лучами утреннего февральского солнца. - Удивительно у вас тут спокойно, - сказал он. - Так и подмывает бросить мои потасовки в деловом мире да и поселиться у вас на покое. Он улыбнулся нам - дружески, смущенно и немного потерянно. Рой тоже улыбнулся ему, по в его глазах зажглись насмешливые искорки. - Не очень-то у нас здесь спокойно, сэр Хорас, - сказал он. - Я, например, с удовольствием спрятался бы от нашего покоя в вашем бурном мире. - Но спокойную жизнь вы бы потеряли. - Как сказать. Ваши коллеги могут спокойно разговаривать друг с другом? Ну вот, а паши - далеко не всегда. Так что покой у нас... весьма относительный. Сэр Хорас принужденно улыбнулся: он не привык, чтобы над ним подсмеивались юнцы. Однако он быстро разбирался в людях. До сих пор Калверт ничем не выделялся на общем фоне, а теперь сразу заинтересовал его, как заинтересовал вчера Джего. Он принялся расспрашивать Роя о его работе. Половину того, что говорил ому Рой, он не понял, однако почувствовал, что раньше он с такими людьми не встречался. Я заметил, как внимательно изучает он лицо Роя, когда тот не смеется. Через несколько минут сэр Хорас спросил, не покажет ли ему Рой свои заметки. Они ушли, и я не видел их до полудня, когда Рой поднялся ко мне и сказал, что "старик" уезжает; он привел Кристла с Брауном, и мы отправились к воротам в третьем дворике, за которыми сэр Хорас оставил свою машину. Его шофер тоже только что явился; сэр Хорас, похожий в своей огромной меховой шубе на русского генерала царских времен, стоял у машины. - Мне, к сожалению, не удалось повидаться с вами сегодня утром, - сказал он Кристлу и Брауну. - Я был у мистера Калверта, он показывал мне удивительные вещи. Вчера кое-какие вопросы остались у нас непроясненными - вы понимаете, о чем я толкую? Но мы еще, надеюсь, встретимся. Машина тронулась, сэр Хорас приветливо помахал нам рукой. Когда он уехал, Рой Калверт спросил: - Он собирается раскошелиться? - Это уж вы узнайте у пего, - ответил Кристл и лояльно добавил: - Разумеется, такой солидный человек постоянно занят серьезнейшими делами. Наше дело для него - пустяк, он, видимо, решил заняться им, когда у него найдется свободное время. Да, не повезло нам. - А по-моему, еще не все потеряно, - бодро сказал Браун. - Мне не верится, что он просто водил нас за нос. - Да, будет забавно, если он ездил к нам только обедать да болтать, - заметил Калверт. - Не вижу в этом ничего смешного, - с раздражением сказал Кристл. - Надеюсь, все еще устроится, - повторил Браун. И торопливо добавил: - Разумеется, я окончательно поверю в это, только когда нашему казначею пришлют чек. - Потом он негромко сказал Кристлу: - Нам надо решить, как вести себя дальше. Мне кажется, что месяц-другой его не стоит беспокоить. Так что у нас есть время, чтобы подумать, как нам его деликатно подтолкнуть. Ветра не было, с прозрачно-голубого неба светило неяркое солнце, его лучи приятно ласкали кожу, и мы решили прогуляться перед ленчем по парку. Кристл и Калверт ушли вперед. Они обсуждали, во что лучше вкладывать деньги. Рой был единственным сыном в богатой семье, и Кристл любил поговорить с ним о выгодном помещении капитала. Мы с Брауном немного отстали от них. Дорожка в парк шла под окнами дома, в котором жил Джего, и внезапно я услышал, как он окликает меня. Я остановился, а Браун медленно пошел вперед. Через минуту во дворик спустился Джего - с Найтингейлом. - Вы можете уделить нам несколько минут, Элиот? - извиняющимся тоном, но при этом чуть ли не враждебно спросил он. - Конечно. - Мы с Найтингейлом обсуждаем будущность колледжа. Нам всем понятно, что наше будущее в большой степени зависит от тех людей, которых мы выдвинем на официальные посты. - Джего очень осторожно подбирал слова, вид у него был хмурый, а в глазах проблескивало беспокойство. - И вот мы прикидываем - кто же из наших коллег согласится занять эти посты. - Ведь все назначения всегда предрешаются заранее, - вставил Найтингейл. - Надеюсь, вы не откажетесь поделиться с нами вашими планами на будущее, - пришлось добавить Джего. - Пожалуйста, - сказал я. - Я понимаю, что это нелегко. Никто не может ручаться за свое будущее. Но я тут говорил Найтингейлу, что, насколько мне известно, вы не сможете в ближайшие несколько лет занять какую-нибудь административную должность в колледже. - Определенно не смогу, - подтвердил я. - А почему? Почему не сможете? - подозрительно спросил меня Найтингейл. Мне пришлось объяснить ему - ради Джего: - Я не хочу бросать юридическую практику. Мне необходимо два дня в неделю проводить в Лондоне, и у меня просто не хватит времени на административную работу. - Вы, наверно, неплохо зарабатываете в эти дни, - ухмыльнувшись, предположил Найтингейл. - И вместе с тем, - Джего изо всех сил старался говорить спокойно, - нашим студентам-юристам очень полезно, что с ними занимается практикующий адвокат. - А главное, это очень полезно Элиоту, - сказал Найтингейл и опять ухмыльнулся. Но его подозрительность на время приутихла, он распрощался с нами и ушел. - Ну и ну, - пробормотал Джего, когда он скрылся из виду. - Надеюсь, вы не погорячились? - спросил Браун, поджидавший нас чуть впереди. Мы догнали его и пошли втроем к парку. - Я вел себя очень тактично, - ответил Джего. - _До низости_ тактично, Браун. Нет, вы только предстаньте себе: он усомнился в моих словах, когда я сказал ему, что Элиот не сможет занять пост наставника, даже если ему предложат его! Ему, видите ли, надо было услышать это от самого Элиота! Мне следовало просто вышвырнуть его из моего кабинета. А вместо этого я вынудил Элиота объясняться с ним. Ради бога, простите меня, Элиот! - У вас не было выбора, - сказал я. - Вы поступили весьма осмотрительно, - заметил Браун. - Я поступил низко! - вскричал Джего. Парк был по-зимнему тих, почки на деревьях еще не набухли, в лучах февральского солнца изумрудно блестела трава. Рой и Кристл остановились возле огромного бука - там, где начинался "дикий" парк. - Господи, ну и срам! - с горечью воскликнул Джего, когда мы подошли к лужайке с нескошенной травой. - Я никогда еще так позорно не изворачивался. Человек прямо спросил меня, как я намерен поступить. А я ему ответил - да-да, я вам сейчас повторю, что я сну ответил! - я сказал, что мы оба окажемся в неловком положении, если он потребует от меня прямого ответа. А потом заверил его, что никто из тех людей, которым можно поручить пост наставника, но возьмется за эту работу. Тут-то и всплыло ваше имя, Элиот. Он хотел, чтобы мы обсудили каждую кандидатуру в отдельности. - Надеюсь, вы согласились? - спросил Браун. - Согласился. - Надеюсь, он не понял, что вы никогда не предложите ему эту работу? - Я бы так не стыдился, если б считал, что он понял. Джего был разозлен и встревожен. Он злился, вспоминая, как позорно ему пришлось изворачиваться, и тревожился, думая, что он изворачивался недостаточно искусно. Но особенно горько - горько и злобно - он мучился в это приветливое солнечное утро из-за того, что ему пришлось поступиться своей гордостью. Он унизился, унизился перед самим собой и Найтингейлом - вот что терзало его сейчас больше всего. С яростной злостью думал он об унижении, которого потребовала от него предвыборная политическая игра, - вот, значит, к чему приводят честолюбивые помыслы и жажда власти? - а ведь он понимал, что ему еще не раз придется переламывать свою гордость. Браун наверняка не обратил бы на это внимания. Его не терзала гордость, он был добрым, мудрым, заземленно практичным человеком и легко принимал правила игры - понимая это, Джего остро чувствовал свое одиночество. Позор и горечь он должен был взять на себя. Вот почему он вдруг заговорил с Брауном свысока. - Можете не беспокоиться, Браун, я ничего но испортил, - помолчав, сказал он: в его голосе прозвучало тревожное презрение к собеседнику и к себе самому. - Найтингейл остался доволен. Я был предельно тактичным. 17. "МЫ ВСЕ ОБРЕЧЕНЫ НА ОДИНОЧЕСТВО" В тот же день, после ленча, меня остановил во дворике Рой. Он криво усмехнулся и сказал: - Мы вот опасались, что нам придется отменить праздник, верно? - Опасались, ты прав. - Именно. А опасаться-то было нечего. Джоан и ее мать давно уже - несколько недель назад - решили сказать Ройсу правду только после праздника. Они знали, что на праздник приглашен этот старый хрыч и что он собирается раскошелиться - да вот, видно, не собрался, - и не хотели ломать наши планы. Ну, что ты теперь скажешь о женской интуиции? Я не смог удержаться и рассмеялся. - Мы остались в дураках, - сказал Рой. - Причем не только мы с тобой, а все наши мудрецы. Все мы, скопом, оказались круглыми, лопоухими дураками. Он предугадывал сегодняшние события, поэтому усмешка у него получилась очень печальной. Мы распрощались, и я не видел его весь день; он записался на обед, но в трапезной его не было. Он пришел ко мне поздно вечером и сказал, что несколько часов просидел у леди Мюриэл. В тот День она открыла Ройсу правду. Я с тревогой думал не только о ректоре и его домашних, но и о Рое. Он вел себя так, словно у него начинался приступ депрессии. И мне вовсе не стало спокойней, когда он, даже не рассказав, что было в Резиденции, настойчиво потащил меня на какую-то вечеринку. Мы оба понимали, что ему не миновать приступа. И его лихорадочно приподнятое настроение испугало меня больше самой мрачной тоски. На вечеринке он был приветливым и веселым, но когда мы вернулись под утро в колледж, он посмотрел на освещенное окно ректорской спальни и сказал: - Как ты думаешь, ему удалось сегодня уснуть? Мы стояли у стены дома, глядя на светящееся окно. В небе сверкали звезды, дворик тонул в сонной предутренней тишине. Рой проговорил: - Я никогда еще не встречался с таким мучительным одиночеством. Потом, сидя у камина в своей гостиной, он рассказывал мне, с острой проницательностью горького сочувствия, о Ройсе и леди Мюриэл. Их брак был не особенно удачным. Ройс мог бы принести счастье многим женщинам, но пробудить чувства леди Мюриэл не сумел. А про нее - уже перед самой свадьбой - ее тетка сказала Ройсу страшные слова: "Предупреждаю вас - она совершенно бездушная женщина". Леди Мюриэл на многих производила такое впечатление, но Рой всегда говорил, и я верил ему, что мы ошибаемся. Действительно, ее чувства разбудить было нелегко, и Ройсу не удалось этого сделать. Они прожили вместо двадцать пять лет, у них были дети, но, как сказал мне Рой, она никогда не понимала своего мужа. - Бедняжку вечно сбивали с толку его шутки, - заметил Рой. Однако они полностью доверяли друг другу, и сегодня ей пришлось сказать ему, что он умирает. По мнению Роя, она собралась с духом и без всякой подготовки выложила мужу всю правду. - Она всегда считала, что не умеет найти с ним общий язык, - рассказывал Рой. - И сегодня ей было особенно тяжко. Ее истерзала мысль, что любой другой человек наверняка отыскал бы задушевные, верные слова, а она за всю жизнь так и не научилась с ним разговаривать. Порой нам казалось, что Ройс обо всем догадывается, но мы ошибались. Правда потрясла его. Он не стал упрекать жену. Леди Мюриэл не помнила в точности, о чем он говорил, да он, как она передавала потом Рою, почти ничего и не сказал. "Трудно жить без будущего", - только эту фразу она и запомнила. Но тяжелее всего ей было видеть, что он даже не вспомнил про нее, думая о близкой смерти. "Он всю жизнь почти не замечал меня, а тут и вовсе забыл, что у него есть жена", - со слезами на глазах пожаловалась она Рою. Эта жалоба заставила Роя с горечью подумать о человеческом эгоцентризме и одиночестве. Они прожили вместе всю жизнь. Она открыла ему правду - и увидела, что он думает только о своей смерти, как будто жены у него просто не было. Когда леди Мюриэл ушла и ее сменила Джоан, он попросил, чтобы к нему никого не пускали. Рой сказал: - Мы все обречены на одиночество. Каждый из нас. На полное, абсолютное одиночество. Немного погодя он добавил: - Если ее мучает сейчас одиночество, то, подумай, - каково сейчас ему! Подумай, каково это - знать, что на днях ты обязательно умрешь! 18. ТРЕВОГА Найтингейл, предъявив Джего свои требования, притих - то ли успокоился, то ли перестал думать о должности наставника. По мнению Брауна, он просто понял, что ничего сейчас не добьется и что ему выгодней переждать. Браун не давал нам забыть о намерениях Найтингейла: - Я согласен, он очень неуравновешен, и его противоречивые чувства вы понимаете, наверно, лучше, чем я, но сейчас-то он, по-моему, твердо знает, чего хочет. И это беспокоит меня больше всего. У Найтингейла появилась вполне определенная цель, и он еще испортит нам немало крови. Браун был совершенно прав. Я уже научился у него предугадывать характер человеческих поступков и обуздывать, когда нужно, свое психологическое воображение. Однако и я был прав: Найтингейла терзало сейчас тревожное беспокойство, которое человек не в силах унять: сначала его мучает какая-нибудь одна забота - должность наставника, например, - он обдумывает, как ее добиться, предпринимает для этого какие-то шаги и ненадолго успокаивается; но вскоре его начинают одолевать другие заботы, и все начинается сначала. Найтингейла заботило сейчас голосование в Совете Королевского общества - Совет должен был собраться в марте, - и он тревожно гадал, примут ли его наконец в Общество, осуществится ли его заветная мечта. Каждую весну овладевала Найтингейлом эта мучительная тревога. Она походила на медленную пытку - ведь если должности наставника он мог как-то добиваться, то тут ему оставалось только ждать, и это приводило его в отчаяние. Кроуфорд во второй уже раз замещал в Совете Общества какого-то умирающего старика. Рассказывая нам об этом, он был по-всегдашнему невозмутим. Найтингейл слушал его, угрюмо нахмурившись, но все же не выдержал и спросил: - Вы знаете, когда будут известны результаты голосования? Кроуфорд полистал свою записную книжку. - В марте. - Он назвал точную дату. - Но опубликуют их месяца через два после этого. Вас интересует какой-нибудь определенный человек? - Д-да! Тут уж Найтингейла понял даже Кроуфорд. - Вы говорите о себе? - Да. - Простите, я сразу не сообразил, - равнодушно извинился Кроуфорд. - Я ведь работаю в другой подкомиссии, у нас с вами разные специальности. По-моему, я ничего не слышал о химиках. Или просто не обратил внимания. Но если мне удастся узнать что-нибудь определенное, я скажу вам. Вся эта никому не нужная секретность кажется мне чепухой. Фрэнсис Гетлиф внимательно слушал их разговор, а потом, когда мы вышли вместе с ним из профессорской и дверь за нами закрылась, сказал: - Неужели никто не избавит его от этой муки? - Ты что-нибудь знаешь? - Я слышал фамилии химиков. Разумеется, его там нет. Он но включен даже в списки кандидатов. Его никогда не выберут в члены Общества. - Вряд ли кто-нибудь скажет ему об этом. - Еще бы. - А когда, кстати, выдвинут твою кандидатуру? - спросил я Фрэнсиса, забыв о нашей размолвке. - Когда я буду уверен, что меня изберут - изберут через три или четыре года после выдвижения моей кандидатуры. Я не хочу ничего начинать без уверенности в успехе. - Ты собираешься сделать первую попытку будущей весной? - Собирался. Я надеялся, что тогда к сорок второму году я пройду в члены Общества. Но все поворачивается не совсем так, как мне хотелось бы, - с горькой откровенностью сказал Фрэнсис. - Тебе последнее время не везло? - спросил я. - Да, пожалуй, - ответил он. - На мою работу почти но обратили внимания. Но дело не только в этом. Я работал хуже, чем мог. - У тебя еще много времени впереди, - сказал я. - Много, - согласился Фрэнсис. Никто из нас, подумал я, не относится к себе так требовательно, как он. Недели через три, зайдя после ленча в привратницкую, я услышал голос Найтингейла. Меня поразил его тон, и я вспомнил, что сегодня должно выясниться, кого из кандидатов избрали в Королевское общество. - Если на мое имя придет телеграмма, - говорил Найтингейл привратнику, - пришлите мне ее тотчас же. Я буду у себя до самого обеда. Тотчас же - вы меня поняли? День был пронзительно холодный: зима прогнала неустойчивую февральскую весну, наползли свинцовые тучи, и часа в четыре уже стемнело. Я читал, сидя у камина, а потом позвонил дворецкому и заказал чай, чтобы выпить его до прихода студента. Дожидаясь официанта, я подошел к окну. В морозном воздухе кружились редкие снежинки; стуча по каменным плитам шипами футбольных бутс, через дворик прошло несколько старшекурсников, их голые коленки посинели от холода, изо рта облачками белого пара вырывалось теплое дыхание. Потом я увидел Найтингейла - он шагал в сторону привратницкой. Студенты громко и весело перекликались, но Найтингейл, казалось, не замечал их. Спустя минуту он прошел назад - медленно и понуро; он явно не чувствовал холода. Телеграммы не было. Сидя за обедом в трапезной - с мертвенно-бледным, неестественно напряженным лицом и словно бы высеченными на лбу морщинами, - он то и дело прикладывал руку к затылку, так что Льюку, который сидел с ним рядом, в конце концов стало не по себе. Он несколько раз посматривал на это бледное, изнуренное, мрачное лицо, порывался заговорить, но сдерживался. Потом спросил: - У вас все в порядке, Найтингейл? - Что значит - все в порядке? - огрызнулся Найтингейл. - Разумеется, у меня все в порядке. Что это вам пришло в голову? Льюк покраснел, но все же ответил: - Мне показалось, что вы, может быть, переработали. У вас такой утомленный вид... - Переработал? - повторил Найтингейл. - Вы думаете, это самое худшее, что может случиться? Льюк пожал плечами, неслышно выругался, и тут наши взгляды встретились. Последнее время Льюк говорил о себе с горестной насмешкой: у него не ладилась работа, и он сидел в лаборатории с утра до ночи. Уж ему-то было известно, что это значит - переработать. Мы уже съели суп и доедали рыбу, когда в трапезную вошел Кроуфорд. - Простите за опоздание, - сказал он, глядя на Винслоу, и сел рядом со мной за стол. - Сегодня утром собирался Совет Королевского общества, а в такую погоду даже поезда ходят плохо. Он принялся есть, по обыкновению быстро и методично, не замечая мучительно тревожного, вопрошающего взгляда Найтингейла, который не отводил от него глаз с тех самых пор, как он появился на пороге трапезной. Доев второе блюдо, Кроуфорд заговорил со мной - только потому, что я был его соседом по столу. Он разговаривал абсолютно одинаково со всеми своими знакомыми, и если ему хотелось что-нибудь сказать, то его устраивал любой собеседник. - Интересная это задача - выбор наиболее достойных. И вовсе не такая простая, как может показаться на первый взгляд. Мне вот сейчас пришлось заниматься утверждением новых членов Королевского общества. И должен сказать, что я как ученый предпочел бы опираться при этом на более определенные критерии. Нет, я не говорю, что члены Совета несправедливы или пристрастны - по-человечески, в рамках своих возможностей, они, на мой взгляд, совершенно беспристрастны. Но их критерии очень расплывчаты, и глупо делать вид, что это не так. "Выдающаяся и оригинальная научная работа" - ну как, скажите, можно сравнивать новую гипотезу внутреннего строения звезд с кропотливым исследованием сезонной миграции рыб? Обед кончился. Винслоу уже встал, чтобы прочитать молитву, но Кроуфорд продолжал говорить, пока не сказал все, что хотел. По пути в профессорскую он вдруг заметил Найтингейла и окликнул его: - А-а, Найтингейл. Можно вас на минутку? Мы ушли вперед, чтобы не мешать им. Но громкий, бесстрастно приветливый голос Кроуфорда раскатился по всему коридору: - На этот раз вам не повезло, Найтингейл. Они сразу же догнали нас. Последнее время мы редко заказывали после обеда вино, но сегодня Кроуфорд сказал, что очень устал и ему необходимо выпить бокал портвейна. Мы с Винслоу решили составить ему компанию и, попивая портвейн, слушали его рассказы об организации научных исследований в стране, о деятельности Королевского общества и научно-технической революции. Найтингейл благоговейно внимал каждому его слову. Кроуфорд любил поговорить, многих отталкивало его самодовольство, но говорил он всегда довольно интересно. У него не было блестящих способностей Роя Калверта, и в тесте на интеллектуальное развитие он уступил бы ректору или, например, Винслоу, а интуитивной человеческой проницательности в нем и вовсе никто бы не обнаружил. Но он обладал мощным и напористым практическим умом, так что ему удавалось порой очень здраво судить о многих явлениях нашей жизни. Найтингейл сидел немного поодаль от нас. Он все еще держался напряженно и скованно, но после сообщения Кроуфорда в глазах у него вспыхнула лютая, яростная непреклонность. Он вовсе не казался отчаявшимся: слушая Кроуфорда, он как-то весь подобрался, посуровел и явно на что-то решился. Он слушал молча. Его губы ни разу не искривились в злобной ухмылке. Но я заметил, что на меня он посматривает с откровенной враждебностью. Глаза у него лихорадочно блестели. Когда я уходил, Кроуфорд и Винслоу приканчивали бутылку портвейна, а Найтингейл по-прежнему сидел чуть поодаль. Назавтра, примерно за полчаса до обеда, я услышал на лестнице стремительные, резкие, но довольно тяжелые шаги Фрэнсиса Гетлифа. Раньше он часто наведывался ко мне по пути в трапезную, по после нашей размолвки не заходил ни разу. - Ты занят? - спросил он. - Да нет. - Прекрасно. - Он сел в кресло у камина, вынул сигарету и откашлялся. Ему почему-то было неловко, но он посматривал на меня с очевидным превосходством. - Послушай-ка, Льюис, - сказал он, - я решил, что тебе надо об этом знать. У вас больше нет абсолютного большинства. Он праздновал в душе победу, он говорил с явным удовлетворением, но как друг не мог не сочувствовать мне. - И кто же перебежчик? - спросил я, зная, что можно и не спрашивать. - Найтингейл. Он сам сказал вчера вечером Кроуфорду, что будет голосовать за него. Винслоу тоже там был. Я мысленно упрекнул себя: нельзя было оставлять Найтингейла, в его нынешнем состоянии, наедине с нашими противниками. Но тут же понял, что это чепуха, что я все равно ничего бы не изменил. - Если забыть об этих проклятых выборах, - сказал я, стараясь, чтобы Фрэнсис не заметил моей озабоченности, - то вам привалило сомнительное счастье. Он кисло усмехнулся. - Итак, шесть против пяти. Абсолютного большинства нет теперь ни у нас, ни у вас. Не знаю, как ты, а я не предполагал, что мы окажемся в таком тупике. 19. "ПРЕКРАСНАЯ НЕБОЛЬШАЯ КОМПАНИЯ" Как только Фрэнсис ушел, я позвонил Брауну. Он сказал, что у него сидит студент, но он скоро спровадит его и придет ко мне. Вскоре он появился, и я сразу же сказал ему о ренегатстве Найтингейла. - Вот, значит, как, - проговорил Браун. Он ничуть не удивился. - Что ж, чему быть, того не миновать, - со степенным спокойствием добавил он. - До сих пор все у нас шло слишком гладко. А без неудач, как известно, не проживешь. Хорошего-то в этом, конечно, мало, что и говорить. Ну, да жалобами делу не поможешь, а исправлять положение нужно, и, значит, нам нужно думать, как его исправить. - Вряд ли Найтингейл переметнется к нам снова, - сказал я. - По-видимому, вы правы, - согласился Браун. - Но у нас, знаете ли, есть и другие колеблющиеся, за которыми тоже следует присматривать. А я, между прочим, еще в первый день говорил, - раздраженно добавил он, - что мы неправильно ведем себя с Найтингейлом. Его обязательно надо было взять на совещание к Джего. Поспешность всегда все портит. Это, конечно, я виноват, что не настоял тогда на своем. Но Браун был деловым человеком и понимал, что, ругая себя самого или Кристла, он впустую тратит время. Он принялся по-деловому прикидывать, к чему привело отступничество Найтингейла. Шесть против пяти. За Кроуфорда - Винслоу, Деспард-Смит, Гетлиф, Гей и Найтингейл; за Джего - Браун, Кристл, Калверт, Элиот, Пилброу и Льюк. - Очень плохо, что мы утратили абсолютное большинство. Это может пагубно подействовать на нашу партию, - размышлял Браун. - Я думаю, что сейчас они чувствуют себя гораздо уверенней, чем мы. Нам нужно позаботиться, чтобы наши союзники не потеряли веры в победу. - Вы собираетесь что-нибудь предпринять прямо сегодня? - спросил я. - Нет, - ответил Браун. - Нам надо немного переждать. И незачем пока сообщать об этом Джего. Нет смысла тревожить его раньше времени. Мы узнали эту новость от наших противников. Теперь я, кстати, понимаю, почему Винслоу так ехидно разговаривал сегодня с Кристлом. Да, так вот - мы, по-моему, должны дождаться, когда эту новость объявит нам сам Найтингейл. Он ведь старается вести себя пристойно, и ему придется поговорить с Джего. Приличный человек не может переметнуться в противоположный лагерь без всяких объяснений. Ну и, кроме того, есть вероятность, что он одумается. Однако на этот раз благоразумие Брауна сослужило нам плохую службу. По колледжу в тот же день расползлись нелепые слухи - было очевидно, что Найтингейл уже начал злобно поносить Джего и "его клику". До Джего, правда, эти слухи еще не докатились, но мне-то рассказали о них никак не связанные между собой люди. Браун, поговорив с Кристлом, понял, что избрал неверную тактику, и решил вывести Найтингейла "на чистую воду". Они запланировали прихватить Найтингейла в трапезной наедине - как бы по случайности, после обеда. Была суббота, самый удобный для этого день. Число наставников, обедающих в колледже, прямо зависело от дня недели. По воскресеньям в трапезной собирались почти все члены Совета - женатые люди, отпустив на выходной прислугу, "спасались от холодного домашнего ужина", как говаривал Деспард-Смит. Зато по субботам обедающих было меньше всего: только холостяки, которые постоянно жили в колледже, - а в эту субботу Пилброу отправился на концерт, Рой, сопровождавший миссис Джего, тоже, а Деспард-Смит простудился и прихворнул, так что в трапезную пришли только Найтингейл с Льюком да наша троица - Браун, Кристл и я. Найтингейл упорно молчал. Браун вел легкий, ни к чему не обязывающий разговор о спортивных успехах наших студентов, но постоянно посматривал на застывшее, словно защитная маска, лицо Найтингейла. - Когда вы последний раз видели весенние гребные гонки? - вдруг спросил Найтингейла Кристл. - У меня нет на это времени, - ответил Найтингейл. До сих пор он не произнес ни одного слова. - Вы ведете нездоровый образ жизни, Найтингейл, - с неподдельным сочувствием проговорил Кристл. - Пойдемте-ка со мной в следующую субботу - посидим на бережку канала, посмотрим. Это, знаете ли, очень полезно для здоровья. - Как-нибудь обойдусь без ваших забот, - буркнул Найтингейл. Сегодня он даже не старался быть вежливым. - Вы всегда так отвечаете, - сказал Кристл. - А вот попробуйте-ка, послушайтесь хоть раз моего совета. Во взгляде Найтингейла не отражалось никаких чувств: слушая безмятежно спокойный голос Брауна и отрывистые реплики Кристла, он прекрасно понимал, о чем они вскоре заговорят, но деваться ему было некуда. Льюк ушел сразу после обеда. Он все еще трудился как каторжник и объяснил нам, что ему надо обработать результаты последних опытов. Его деликатность всегда поражала меня; но я так и не понял, догадался ли он в тот вечер, что мы хотим поговорить с Найтингейлом наедине. Браун сказал: - Ну, а у нас составилась прекрасная небольшая компания. Он заказал бутылку кларета и сел на председательское место. Найтингейл уже встал из-за стола. Он шагнул к двери. Он собирался уйти, даже не попрощавшись. Мы переглянулись - как раз в это мгновение он, стоя у двери, посмотрел на нас, резко остановился, вернулся к столу и с вызывающим видом сел по правую руку от Брауна. В его осанке вдруг появилась какая-то злобная внушительность. Мы разлили вино, и Браун, согревая в ладонях свой бокал, небрежно спросил: - Джего нет обедает последнее время в колледже? Я не видел его всю неделю. - В те дни, когда я здесь обедал, его не было, - ответил я. - На этой неделе я обедал в колледже только один раз, - сказал Кристл. - И Джего в тот день не появлялся. Найтингейл молча размешивал свой кофе. - А вы его видели? - обратился к нему Браун. - Нет. - Кстати, я все собирался у вас спросить, - по-прежнему беззаботно проговорил Браун, - что вы теперь думаете о выборах ректора? - А вы? - То же, что и раньше, разумеется, - сказал Браун. - Собираюсь поддерживать Джего и считаю, что никто из членов Совета не справится с этой работой лучше, чем он. - Так уж и никто? - Именно. К тому же я, как и вы, взял на себя совершенно определенные обязательства... - Обязательства? - перебил Брауна Найтингейл. - Вы, значит, считаете, что если я однажды свалял дурака, то теперь до конца жизни буду связан по рукам и ногам? Так вот, объявляю вам, что я поумнел и не собираюсь поддерживать Джего! - Жаль, очень жаль, - сказал Браун. - Но, может быть, мы... - И объявляю вам, что у моля есть для этого серьезные причины. Да-да, я очень рад, что вовремя одумался. Вы хотите заставить меня голосовать за человека, который еще до выборов... когда еще жив нынешний ректор... ведет себя так, как будто его уже избрали? Да что там он - его жена уже готова лопнуть от чванства! - Найтингейл перевел дыхание и заговорил еще озлобленней: - Вы хотите, чтобы я поддерживал его вместе с людьми, которые позорят наш колледж? - Это кто же позорит колледж? - возмущенно спросил я. - Да хотя бы ваш друг Калверт! - Ну, Калверт-то, конечно, не вам чета... - начал я. - И разные другие, которые живут отдельно от своих жен. Не знаю уж, для чего им понадобилось... - А ну прекратите, Найтингейл! - рявкнул Кристл, прежде чем я успел заговорить. - Вы слишком много себе позволяете. А я не желаю это терпеть - понятно? Найтингейл, белый как мел, откинулся на спинку стула. - А я очень рад, что сказал вам, почему не хочу голосовать за Джего! - выкрикнул он. Со злостью глядя на Найтингейла и стараясь успокоиться, я думал, почему же он все-таки примкнул к партии Кроуфорда. Его терзали зависть и отчаяние. Кроуфорд, небрежно рассказывая об Обществе, словно это был клуб, в который он вступил без всякого труда, постоянно бередил кровоточащую рану Найтингейла - тот слушал его, как слушает отвергнутый любовник своего удачливого соперника. Найтингейла приводили в исступление Кристл и Браун, счастливые, преуспевающие, умело руководящие жизнью колледжа, миссис Джего с ее вопросами о количестве комнат в Резиденции и разговорами о балах для студентов-выпускников, Рой Калверт, который так правился женщинам... Найтингейл все время страдал. Причем страдания ничуть не облагораживали его чувств, а поэтому он мучился постоянно и почти невыносимо - ведь благородство хотя и не облегчает страданий, но все же помогает их переносить, - мучился подло, мелко, как крыса, всегда ожидающая удара и готовая укусить. Он не знал, что на свете существует самоотверженность, не догадывался, что можно относиться к себе с иронией. Всегда внутренне ощерившийся, он чувствовал облегчение, только измышляя способы мести своим "притеснителям". Ему даже не приходило в голову, что человек может быть уверенным, спокойным и свободным. Я понимал, что он страдает - страдание было написано у него на лицо, - по не сочувствовал ему: он возбуждал во мне только неприязнь. Временами он вдруг начинал добиваться чего-нибудь с яростным упорством маньяка - он был одержим завистливым отчаянием, и вспышки лихорадочной деятельности, вроде нынешней травли Джего, ничуть не удивляли меня: его силы питала одержимость. Но я не понимал, почему отчаяние и зависть сначала оттолкнули его от Кроуфорда, а теперь привлекли к нему снова. Может быть, на него успокаивающе действовала кроуфордовская самоуверенность? Может быть, в глубине души он хотел походить на Кроуфорда? Этого я не знал. Но я был уверен - да и Артур Браун говорил о том же, - что сейчас он стремится к какой-то вполне определенной корыстной цели. И ему, наверно, казалось, что его поведение приближает его к этой цели. Возможно, он надеялся, что Кроуфорд поможет ему пройти будущей весной в Королевское общество. И он, вероятно, решил, что Джего не назначит его наставником, не захочет ему помогать. Разумеется, его расчеты на помощь Кроуфорда выглядели полено. Кроуфорд, равнодушный даже к своим друзьям, едва ли даже заметил бы, что Найтингейл ждет от пего помощи - если б ему и можно было помочь. Тем не менее он явно считал себя расчетливым и мудрым. Кристл сказал: - Вы должны были предупредить нас, что не собираетесь поддерживать Джего. - Это почему же? - Потому что вы были связаны с нами определенными обязательствами. - Не был я ни с кем связан. - Как это не были? Вы обещали свою поддержку одному кандидату, а потом вдруг объявили, что собираетесь голосовать за другого. Так дела не делаются, Найтингейл. - Значит, я, по-вашему, всегда должен поступать корректно, а другие пусть вытворяют все, что им в голову взбредет? Нет уж, больше я дураком не буду! - Так дела не делаются, Найтингейл, - повторил Кристл. - Обделывать всякие делишки я предоставляю зашей клике, - сказал Найтингейл. Он встал и, не попрощавшись, пошел к двери. На этот раз он даже не оглянулся. - Ничего не понимаю, - проговорил Кристл. - Что это с ним творится? - Ладно, бог с ним, - сказал Браун. - Неужели его нельзя образумить? - недоумевал Кристл. - Безнадежно, - ответил я. - Откуда у вас такая уверенность? - Должен сказать, что я, пожалуй, согласен с Элиотом, - заметил Браун. - Да и вообще, если мы будем готовиться к худшему, а жизнь покажет, что мы ошибались, это по крайней мере нам не повредит. Ну, а что касается Найтингейла, те я, признаться, очень удивлюсь, если он образумится. - Да, наверно, вы правы, - сказал Кристл. - Не наверно, а наверняка, - уточнил я. - И у вас нет ни малейших сомнений? - все еще не желая верить в неудачу, спросил Кристл. - Тут я готов целиком положиться на мнение Элиота, - проговорил Браун. - В таком случае, - резко перестраиваясь, сказал Кристл, - нам необходимо сейчас же повидаться с Джего. - Вам этого хочется? - спросил Браун; до сих пор я ни разу не замечал, чтобы он пытался увильнуть от дела. - Нет, конечно. Но его нельзя оставлять с неведении. - Вы правы, не стоит искушать судьбу... - Если мы не сообщим ему об этом сегодня вечером, то завтра или послезавтра его обязательно просветит какой-нибудь доброжелатель. Прискорбно, конечно, но ничего не поделаешь - он меньше расстроится, если услышит эту новость от нас. - Да, дьявольски неприятно... - Ладно, я схожу к нему одни, - сказал Кристл. - Если уж вам невмоготу. - Спасибо, Кристл. - Браун улыбнулся и, немного поколебавшись, добавил: - Нет, будет лучше, если мы сходим к нему все вместе. Пусть он лишний раз удостоверится, что его партия не распалась. Нам с Брауном очень хотелось отсрочить визит к Джего - хотя бы всего лишь на десять минут. Однако Кристл, всегда склонный действовать решительно и как бы черпающий в решительных действиях свежие силы, почти насильно увел нас из профессорской. 20. ЧЕСТОЛЮБИЕ Мы знали, что жопы Джего дома нет. Сам он сидел в своем кабинете и читал. Когда мы вошли, его глаза тревожно вспыхнули; он казался очень настороженным, в его приветствии прозвучала преувеличенно радостная горячность. - У нас плохие вести, - прервав его на полуслове, объявил Кристл. Джего даже не попытался скрыть свои чувства. - Предвыборная борьба всегда изобилует приятными и неприятными событиями, - стараясь смягчить удар, сказал Браун. - Нас, конечно, ждет еще много неожиданностей. - Да что случилось? Что случилось? - вскричал Джего. - Найтингейл переметнулся к Кроуфорду, - объяснил ему Кристл. - Понятно... - Ни печалиться, ни удивляться тут нечему, - сказал Браун. - На мой взгляд, он по недоразумению стал нашим союзником, а теперь закономерно перешел в партию Кроуфорда, и силы распределились так, как мы могли ожидать с самого начала. Джего, по-видимому, даже не услышал успокоительной реплики Брауна. - Это все потому, что я по пообещал назначить его наставником, - пробормотал он. - Но я же не мог! Я не мог согласиться на эту недостойную сделку. Решительно не мог. А сейчас уже ничего не исправишь. Сейчас было бы трудно сделать первый шаг... Браун смотрел на Джего с тревогой. - Забудьте про Найтингейла, - твердо сказал он. - Просто выкиньте его из головы. - Ведь если б я пообещал ему эту должность, он наверняка остался бы в нашей партии! - жалобно воскликнул Джего. - Сомневаюсь, - сказал я. - И всего-то было надо - дать ему самое неопределенное обещание! - Послушайте, Джего, - вмешался Кристл. - Если б вы дали ему обещание, он-то, может, и не переметнулся бы к Кроуфорду, но вы зато потеряли бы всех остальных сторонников. Так что выбора у вас не было. - Неужели мы не попытаемся его удержать? - воскликнул Джего. - Неужели его нельзя переубедить? - Безнадежно, - сказал Кристл. - А может быть, мне самому надо с ним поговорить? - спросил Джего. - Ни в коем случае, - ответил Кристл. - Это бесполезно, - решительно поддержал Кристла Браун. Потом по-дружески добавил: - Он очень упрям. Ваша встреча, скорей всего, только осложнила бы положение. Перебежчики, знаете ли, становятся самыми ожесточенными врагами. Так что вам, по-моему, надо поставить на нем крест. - Иначе я не смогу поручиться за последствия, - сказал Кристл. Браун с Кристлом говорили сейчас, как солидные, основательные, твердо стоящие на земле люди, и Джего - клубок напряженных нервов - был вынужден их слушать. Они утверждали - хотя и не прямо, а косвенно, - что он но должен пытаться удержать Найтингейла, не должен даже намекать ему на возможность сделки. А Джего-то как раз надеялся, что мы его поддержим, жаждал услышать от нас макиавеллиевский совет, который прозвучал бы примерно так: "Обещать Найтингейлу вы, разумеется, ничего не должны, однако будет совсем по плохо, если ему покажется, что он все же получил обещание... потом, обнаружив свою ошибку, он, конечно, разозлится - ну, да и бог с ним". Услышав что-нибудь подобное, Джего немедленно побежал бы к Найтингейлу и в беседе с ним, полагаясь на свое обаяние, застраховался бы только очень неопределенными оговорками. Да, при малейшей возможности он заключил бы в тот вечер сделку с Найтингейлом. Но его остановила угроза Кристла. Когда Найтингейл впервые предъявил нам свои требования, Джего оскорбился больше всех, а сейчас он был готов пойти на такие позорные уступки, какие никому из его сторонников не пришли бы и в голову. Тогда, солнечным февральским утром, он думал с горделивой надменностью: "Так вот, значит, до какой низости может довести человека честолюбие?" Но в то утро он считал, что его-то честолюбию ничто не угрожает. А сейчас, когда рушились его собственные честолюбивые надежды, он, мучимый отчаянием, не погнушался бы прибегнуть к хитрости, коварству и прямой лжи. Но он услышал угрозу Кристла. Он внимательно посмотрел на него - и встретил твердый, неуступчивый взгляд. Тогда он мельком глянул на меня и несколько секунд вглядывался в огорченное, исполненное сочувствия, но непреклонное лицо Брауна. Внезапно Джего опомнился. Ему стало непереносимо стыдно. Он, видимо, по достоинству оценил свои намерения. - Я должен снять свою кандидатуру? - сломленно спросил он. Улыбка Брауна засветилась дружелюбным облегчением, а его заботливая воркотня показала мне, как сильно он волновался. - Нельзя кидаться из одной крайности в другую, - проворчал Браун. - Наша партия по-прежнему сильнее, чем кроуфордовская. К врагам переметнулся наш самый ненадежный союзник - и только. Но у вас до сих пор больше сторонников, чем у Кроуфорда. Вы просто утратили чувство реальности. - Я согласен с Брауном, - холодноватым, но все же подбадривающим тоном проговорил Кристл. Джего улыбнулся нам - улыбнулся доверчиво и беззащитно. - Мы должны изменить тактику, - заметно повеселев, сказал Браун. - Вам-то беспокоиться незачем, всю организационную работу мы возьмем на себя. В партии Кроуфорда тоже есть ненадежные люди. Калверт с Элиотом хотели предпринять кое-какие шаги, но Элиот, кажется, согласился со мной, что пока еще рано. Мы должны обезопасить самих себя от новых дурацких неудач. Не знаю, согласны ли вы со мной, но, по-моему, у нас остался только один не совсем надежный союзник. - Вы имеете в виду старика Пилброу? - спросил Джего. - Да, Пилброу - союзник ненадежный, - сказал Кристл. - Вечно он носится с каким-нибудь очередным чудаком. - Правда, у Винслоу с Гетлифом так ничего и не получилось, когда они попробовали перетянуть его на свою сторону, - заметил Браун. - И я думаю, что мы вполне можем рассчитывать на его последовательность. Он, по счастью, относится к вам с искренней симпатией. - Меня это, признаться, до сих пор удивляет, - вставил Джего. - Но как бы то ни было... - Как бы то ни было, - перебил его Кристл, - других ненадежных союзников у нас нет. Джего сказал: - Вы трое по-настоящему надежные сторонники именно потому, что знаете обо мне все самое худшее. Если кто-нибудь из вас перестанет меня поддерживать, я потеряю не только должность ректора. Я навсегда потеряю веру в себя. - Короче, других ненадежных людей в нашей партии нет, - повторил Кристл. - Все остальные будут поддерживать вас до конца. Вы можете твердо рассчитывать на пять голосов. Мы вас не подведем. Джего благодарно улыбнулся. - Итак, - сказал Браун, - сейчас самое главное для нас - удержать Пилброу. Если он останется нашим союзником, Кроуфорд в ректоры не пройдет. Большинство - хотя и не абсолютное - у нас. Тем более что Кроуфорд решил не голосовать за себя. Я, правда, человек земной, грешный, и не удивлюсь, если он передумает. Вам, кстати, вскоре предстоит договориться с ним, как вы распорядитесь своими собственными голосами. И учтите - они могут оказаться решающими. - Да, теперь вам обязательно придется об этом договориться, - сказал Кристл. - Как раз сегодня я получил от Кроуфорда записку - он хочет со мной встретиться. Меня это, признаться, удивило... - Наши противники тоже наверняка понимают, что этот треклятый перебежчик сделал ваши собственные голоса решающими, - зорко и настороженно глянув на Джего, проговорил Браун. - Мне придется с ним встретиться, - сказал Джего. - Отказаться было бы неприлично. - Но будьте очень осторожны. Любое предложение, каким бы безобидным оно вам ни показалось, надо тщательно обдумать. Поэтому не связывайте себя обязательствами, не решайте ничего сразу. - Давая Джего подробнейшие наставления, Браун немного оживился, но потом снова помрачнел. - И я опять вынужден вас предостеречь... - Браун нерешительно замолчал; Джего не смотрел на него. Через несколько секунд Браун заговорил снова - медленно, с трудом подбирая слова: - Мы были бы плохими сторонниками и друзьями, если б не решились вам сказать, что вы рискуете безнадежно проиграть еще до выборов. Или, говоря иначе, мы должны предупредить вас, что Найтингейл перешел на сторону Кроуфорда отчасти из-за вашего собственного поведения. И если вы не перестроитесь, то навредите себе еще больше. Джего промолчал. Браун заговорил опять: - С Найтингейлом мы и сами наделали много ошибок. Он разозлился на нас с самого начала. Но одна наша ошибка - я уже намекал вам о ней - разъярила его вконец: ему показалось, что кое-кто из нас ведет себя так, будто считает результаты выборов заранее предрешенными. Излишняя уверенность чревата, знаете ли, серьезными опасностями. Мне очень неприятно, но я вынужден предостеречь вас еще раз... - Браун замялся, немного помолчал и закончил: - ...что женские беседы за чашкой чая тоже не всегда бывают безвредными. Брауну было неловко, но говорил он решительно и твердо. Джего сидел, опустив голову, и молчал. Браун, разумеется, еще помнил то утро, когда Джего, при намеке куда менее определенном, чем сегодняшний, ответил ему с резкой и враждебной отчужденностью. Брауну потребовалось все его дружелюбие, вся решимость и мудрость, чтобы заговорить об этом снова - заговорить именно сегодня, когда Джего получил жестокий удар, потерял на время веру в свои силы и осудил себя. - Спасибо за дружеский совет, - не поднимая головы, проговорил он. - Я постараюсь им воспользоваться... если смогу. Внезапно он посмотрел на Брауна, и в его глазах вспыхнуло неподдельное волнение. - Мне остается попросить моих друзей, - негромко сказал он, - чтобы моя жена не узнала об этих предостережениях. Она примет их исключительно на свой счет, и я просто не смогу вынести ее страданий. - Но сами-то вы с ней поговорите? - настойчиво спросил Браун. Мне показалось, что Джего не собирается отвечать. Но он сказал: - Поговорю... если буду уверен, что это не причинит ей слишком сильного горя. Слушая его, мы понимали, что перед нами приоткрывается глубокий и мучительный жизненный опыт. Никто из нас, даже Браун, не решился продолжать. Даже Браун не нашел в себе сил потребовать у Джего более определенного ответа. Вскоре пришла с концерта миссис Джего и сопровождавший ее Рой Калверт. По иронии судьбы, она вернулась домой в превосходном настроении - я никогда еще не видел ее такой счастливой. Ей удалось попасть на концерт, где собралась вся элита Кембриджа, ее спутником был один из самых обаятельных молодых людей в нашем городе, и все знакомые разговаривали с ней необыкновенно дружелюбно. Рой подошел к камину, а миссис Джего села рядом в кресло, кокетливо, снизу вверх посмотрела на него и сказала: - Подумать только, ведь вы могли пригласить на концерт какую-нибудь совсем молоденькую женщину! - Слишком молоденькие женщины, как правило, несносны, - отозвался Рой. - Да, хотелось бы нам верить, что это правда, - проворковала миссис Джего. - Вы прекрасно знаете, что это правда, - сказал Рой. - Признайтесь. Он разговаривал с ней весело, чуть игриво и очень заботливо, так что она, ощутив на мгновение полную уверенность в себе, отказалась от своих обычных претензий и сварливых жалоб - я, пожалуй, ни разу не замечал в ней такой милой и наивно жизнерадостной привлекательности. Возможно, именно эти ее качества очаровали Джего двадцать пять лет назад. Это было странное зрелище - радостно щебечущая пожилая грузная женщина в черном вечернем платье, которое ничуть не скрадывало ее массивности, и стройный, чрезвычайно изящный молодой человек, она сидела в кресле, а он стоял с ней рядом, спиной к камину, слегка откинувшись назад и опершись плечами о мраморную каминную доску. Миссис Джего с улыбкой посмотрела на мужа и сказала: - Я уверена, что провела время гораздо веселее, чем ты. - Вероятно, ты права, - нежно улыбнувшись ей в ответ, согласился он. 21. ПРОПАГАНДИСТСКАЯ ВОЙНА Когда леди Мюриэл открыла мужу правду, он попросил, чтобы к нему не пускали никого, кроме Роя. Но в конце триместра он передал нам, что хочет поговорить с каждым членом Совета. И вот что поразительно - он решил так поступить не для собственного удовольствия или успокоения, а ради нас. "Я уверен, что ему по-прежнему никого не хочется видеть, - печально заметил Калверт, - но он щадит наши чувства". Ройс понимал, что нам всем будет очень тяжело, если он не захочет встретиться с нами перед смертью, и смирился: в нем пробудилась странная для умирающего чуткость к переживаниям других. Да, нам было очень странно видеть его искреннюю и бескорыстную самоотверженность. Но еще более странно чувствовали мы себя, когда после визита к ректору снова окунались в насыщенную враждой атмосферу нашей повседневной жизни. Потому что Найтингейл, буквально источающий ненависть, вовсю развернул яростную кампанию против Джего. Он вел злобную и методическую пропагандистскую войну. Он тенденциозно подбирал факты-и каждый вечер, если в трапезной или профессорской но было активных сторонников Джего, без конца повторял все, что ему удалось узнать. Он нападал не только на самого Джего, но и на близких ему люден. Прежде всего на миссис Джего. Из вечера в вечер повторял он ее слова, доказывающие, что она считает себя женой будущего ректора; она и правда расспрашивала знакомых, где можно купить мебель восемнадцатого века, чтобы обставить парадную гостиную Резиденции, и жаловалась, что в Кембридже очень трудно найти слуг. Найтингейл издевался над ее выговором и ее социальным происхождением. "Вы только представьте себе, - говорил он, - в Резиденции, после леди Мюриэл, будет хозяйничать дамочка из предместий Бирмингема!" Эта злобная реплика особенно возмутила Брауна, хотя было ясно, что, в общем-то, она бьет мимо цели. Другие обвинения были гораздо опасней. Найтингейл постоянно рассказывал о нелепых флиртах миссис Джего. И он не лгал. Еще несколько лет назад она флиртовала напропалую - флиртовала для самоутверждения, потому что не верила в свою привлекательность. Флирты эти были совершенно невинными, но иногда - именно из-за неопытности миссис Джего - казались слишком уж откровенными и как б