ер не был в курсе подмены вашего клиента-анонима мистером Пипером, и поэтому если полиция в ходе следствия обнаружит наш маленький трюк... вы уловили? Мистер Кэдволладайн уловил. Вы полагаете, мистер... э-э... Хатчмейер может... э-э... потребовать неустойку? Или подать в суд,-- без обиняков сказал Френсик,-- и тогда лучше быть готовыми тут же вернуть ему всю сумму. О, разумеется,-- подтвердил мистер Кэдволладайн, которому явно очень мало импонировала роль ответчика.-- Предоставляю это целиком на ваше усмотрение. Френсик положил трубку с облегченным вздохом Взвалив часть ответственности на мистера Кэдволладайна и его треклятого клиента, он немного повеселел. Он даже не без удовольствия набил себе нос табаком, но тут зазвонил телефон: Соня Футл из Нью-Йорка. Голос у нее был совершенно подавленный. Ох, Френзи, я в таком горе,-- сказала она,-- и я во всем виновата. Если б не я, никогда бы этого не случилось. Что значит -- ты виновата?-- спросил Френсик.-- Ведь не ты же... Зачем я его сюда повезла? Он был так счастлив...-- голос ее прервался и послышались рыдания. Френсик сглотнул ком в горле. Бога ради расскажи мне, что случилось,-- попросил он. Полиция считает -- убийство,-- сказала Соня и снова зарыдала. Это я уже понял из телеграммы. А что случилось -- пока не понимаю. Как он погиб? Неизвестно,-- сказала Соня,-- и это ужаснее всего. Они шарят по дну залива, перекапывают золу на пожарище... Какую золу?-- удивился Френсик, силясь понять, зачем Пипера ищут в золе, если он утонул. Понимаешь, Хатч и я, мы поехали на яхте, разыгрался шторм, дом загорелся, и кто-то стрелял в пожарных, а катер Хатча налетел на нас и взорвался, мы чудом уцелели и... Рассказ ее был невнятный и сбивчивый, и Френсик, прижимая трубку к уху, тщетно пытался составить картину происшествия. Казалось, хаотические образы были частями бредовой головоломки, сцеплявшимися без малейшего подобия общего рисунка Огромный деревянный дом изрыгает пламя в ночное небо. Кто-то, укрывшись в пылающем доме, обстреливает пожарных из крупнокалиберного пулемета. Медведи. Хатчмейер и Соня на яхте во время урагана. Горящие катера бороздят залив -- и наконец самое чудовищное: Пипер отлетает в лучший мир вместе с миссис Хатчмейер в норковом манто. Какое-то адское видение. -- Кого подозревают?-- спросил он. Какую-нибудь террористическую группу,-- сказала Соня. Френсик судорожно сглотнул. Террористическую группу? Зачем террористам убивать бедного Пипера? Ну, вокруг него был устроен такой шум -- вышло целое побоище,-- сказала Соня.-- Когда мы сошли на берег в Нью-Йорке...-- И она рассказала об их прибытии, а Френсик в ужасе слушал. Ты говоришь, Хатчмейер нарочно это устроил? Да он сумасшедший! Он хотел, чтоб вышла большая шумиха,-- объяснила Соня. Тут он преуспел, ничего не скажешь,-- заметил Френсик. Но Соня опять разрыдалась. Ты просто бессердечный,-- выговорила она.-- Словно ты не понимаешь, что это значит... Понимаю,-- сказал Френсик,-- это значит, что полиция станет выяснять личность Пипера и... Что это наша вина,-- проплакала Соня,-- мы его послали сюда, из-за нас... Ну уж нет,-- сказал Френсик,-- если б я знал, какая ему уготована встреча, я бы в жизни не отправил его на заклание. Что же касается террористов... Полиция не вполне уверена, что это террористы. Сначала они думали, что его убил Хатчмейер. Вот это больше похоже на правду,-- сказал Френсик.-- А судя по твоему рассказу -- просто сущая правда. Он подстрекатель. Пусть не он сам... А потом они, кажется, подозревали мафию. Френсик опять сглотнул. Еще того не легче. Мафию? Чем Пипер мог насолить мафии? Да бедняга вообще... Не Пипер, Хатчмейер. Ты имеешь в виду, что мафия совершила неудачное покушение на Хатчмейера?-- огорченно спросил Френсик. Ничего я в виду не имею,-- сказала Соня.-- Я рассказываю тебе, что слышала от полиции: по их словам, Хатчмейер якшался с преступным миром. Если они хотели прикончить Хатчмейера, при чем тут Пипер? Ну ведь Хатч и я были на яхте, а Пипер с Бэби... Что за бэби?-- испуганно спросил Френсик, наспех расчищая загроможденную сцену преступления для новых ужасающих подробностей. Бэби Хатчмейер. Хатчмейер? Я и не знал, что у этой скотины... Да нет у него детей. Миссис Хатчмейер. Ее звали Бэби. О господи,-- сказал Френсик. Нельзя быть таким черствым. Тебе как будто все безразлично. Мне?-- сказал Френсик.-- Как это безразлично! Совершеннейший ужас. Так ты говоришь, мафия... Не я говорю, полиция говорит. Они думают, что это была попытка запугать Хатчмейера. И запугали?-- спросил Френсик, надеясь найти в ситуации хоть что-нибудь утешительное. Нет,-- сказала Соня,-- он злой, как черт. Говорит, что подаст на них в суд. В суд?--ужаснулся Френсик.-- Что значит -- в суд? На мафию в суд не подашь и к тому же... Не на мафию. На полицию. Хатчмейер в суд на полицию?-- спросил Френсик, окончательно потеряв нить. Ну, сначала они же на него подумали. Допрашивали несколько часов, оказывали давление. Ему еле поверили, что он был со мной на яхте. А тут еще эти канистры. Канистры? Какие канистры? Которыми я его обвязала. Ты обвязала Хатчмейера канистрами? Пришлось, а то бы он утонул. Френсик не нашел в этом особой логики. По-моему, если бы...-- Он осекся, не став выражать сожаления, что Хатчмейер не утонул. Между тем все бы очень упростилось. И что ты собираешься делать?-- спросил он наконец. Не знаю,-- сказала Соня,-- пока побуду здесь. Следствие не кончено, мне даже переодеться не во что... ах, Френзи, все это так ужасно!-- И она снова расплакалась. Френсик подумал, чем бы ее приободрить. Кстати, рецензии в воскресных газетах были одна лучшедругой,-- сказал он, но Соню это ничуть не утешило. Как ты можешь сейчас говорить о рецензиях?-- возмутилась она.-- Тебе просто наплевать, вот и все. Ну что ты, милая, вовсе мне не наплевать,-- запротестовал Френсик,-- это такая трагедия для всех нас. Я сию минуту звонил мистеру Кэдволладайну и объяснил ему, что его клиенту придется теперь подождать с деньгами. С деньгами? У тебя одни деньги на уме. Мой милый Питер погиб, а ты... Френсик выслушал обвинения себе, Хатчмейеру и какому-то Макморди: каждый из них и все вместе, как считала Соня, думают только о деньгах. -- Я понимаю твои чувства,-- сказал он, когда она остановилась перевести дыхание,-- но дело есть дело, и если Хатчмейер узнает, что Пипер -- не автор "Девства"... Но телефон замолк. Френсик укоризненно посмотрел на него и положил трубку. Оставалось надеяться, что Соня соберется с духом и что полиция не станет расследовать прошлое Пипера. В Нью-Йорке Хатчмейер был настроен совсем наоборот. Он считал, что полиция -- это свора кретинов, неспособных ничего толком расследовать. Он уже снесся со своими юристами, и те решительно отсоветовали подавать в суд на шефа Гринсливза за незаконный арест, потому что Хатчмейера не арестовывали. Этот ублюдок продержал меня несколько часов в одном одеяле,-- доказывал Хатчмейер.-- Они светили мне лампой в лицо, а вы говорите, я не имею права на возмещение. Должен быть закон, который защищает невинных граждан от подобных посягательств. Вот если бы какие-нибудь следы рукоприкладства, тогда бы можно было попробовать, а так... Не сумев раскачать на дело своих юристов, Хатчмейер взял за глотку страховщиков, но с теми оказалось не легче. К нему прибыл мистер Синстром из Отдела рекламаций и выразил некоторые сомнения. -- Как, то есть, полиция необязательно права насчет террористов?-- опешил Хатчмейер. Глаза мистера Синстрома холодно блеснули за очками в серебряной оправе. Три с половиной миллиона -- это большие деньги,-- сказал он. Конечно,-- согласился Хатчмейер,-- зато и взносов я вам выплатил немало. Что вы вообще-то хотите сказать? Мистер Синстром заглянул в свою папку. Береговая охрана выловила шесть чемоданов, принадлежащих миссис Хатчмейер. Это во-первых. В них были все ее драгоценности и лучшая часть гардероба. Это во-вторых. В-третьих, чемодан мистера Пипера был также на борту катера и, как мы удостоверились, содержал все его вещи. Ну и что?-- сказал Хатчмейер. -- Таким образом, если это политическое убийство, то представляется странным, что террористы заставили погибших упаковать чемоданы, погрузили их на борт, а затем подожгли дом и катер. Это расходится с обычными террористическими акциями. Картина несколько сдвинутая. Хатчмейер яростно сощурился. Если вы намекаете, что я умышленно подставил под катер себя и свою яхту, лишь бы потопить свою жену и самого многообещающего автора... Отнюдь,-- возразил мистер Синстром.-- Я лишь говорю, что в это дело необходимо вникнуть поглубже. Ну, давайте вникайте,-- сказал Хатчмейер,-- а когда вникните, выкладывайте мои деньги. Не беспокойтесь,-- сказал мистер Синстром,-- мы доберемся до сути дела. Три с половиной миллиона нас к этому обязывают. Он встал и направился к двери. -- Да, кстати, может быть, вам будет любопытно узнать, что поджигатель прекрасно ориентировался -- например, без труда отыскал бензохранилище. Возможно, это был кто-нибудь из домашних. У Хатчмейера осталось беспокойное ощущение, что мистер Синстром и его помощники, в отличие от полиции, слабоумием не страдают. Из домашних? Хатчмейер обдумал его слова. И все драгоценности в чемодане. Ну, а если... может, Бэби и правда решила сбежать с этим поганцем Пипером? Хатчмейер не отказал себе в довольной улыбке. Если так, то поделом получила, гадюка. Только вот не всплыли бы опасные документики, препорученные ее юристам' это не дай бог. Ну что бы ей умереть как-нибудь попроще, скажем от того же инфаркта? Глава 16 Особняк Ван дер Гугенов в Мэне остался пустовать со спущенными шторами и зачехленной мебелью. Как и обещала Бэби, уехали они очень просто. Покинув Пипера в полумраке спальни, она пешком пошла в Белсуорт и купила там подержанный автомобиль. -- В Нью-Йорке бросим его и подыщем что-нибудь получше,-- сказала она, держа путь на Юг.-- Не надо оставлять за собой хвостов. Пипер, лежавший на полу кабины у нее за спиной, не разделял ее оптимизма. Пока обошлось,-- проворчал он,-- только ведь раз наших тел не отыскали, значит, будут искать нас. Это же само собой разумеется. Они решат, что тела унесло отливом,-- невозмутимо заявила Бэби.-- Так бы и было, если б мы утонули. И я слушала в Белсуорте, что найдены наши чемоданы, а в них твой паспорт и мои драгоценности. Стало быть, нас нет в живых. Не такая я женщина, чтобы расстаться с жемчугом и бриллиантами, пока меня бог не приберет. Пипер счел этот ход мысли довольно убедительным. "Френсик и Футл" в его смерть безусловно поверят, но без паспорта и гроссбухов... Рукописи мои тоже найдены?-- спросил он. Об этом речи не было, но, уж наверное, где паспорт, там и рукописи. Не знаю, как мне быть без рукописей,-- сказал Пипер.-- Это труд всей моей жизни. Он лежал, глядел, как мелькают в синем небе верхушки деревьев, и думал о труде своей жизни. Теперь он не допишет "Поиски утраченного детства" и не станет признанным гением. Все его надежды пожрало пламя и поглотила пучина. На остаток дней в земной юдоли ему суждена посмертная слава автора "Девства". Это была невыносимая мысль, и Пипер проникся решимостью избавиться от чужой славы. Наверное, как-нибудь можно опубликовать опровержение. Но опровергать из-за гроба -- дело нелегкое. Вряд ли можно просто написать в литературное приложение "Тайме", что "Девство" -- не его роман и что "Френсик и Футл" уговорили его выдать себя за автора в своих корыстных целях. И подпись: "Покойный Питер Пипер"... Нет, это абсолютно исключено. А с другой стороны -- нельзя же войти в историю литературы автором порнографического романа! Пипер спорил сам с собой, пока не уснул. Когда он проснулся, они уже пересекли границу штата и были в Вермонте. Ночевать остановились в маленьком мотеле на берегу озера Шамплейн. Бэби расписалась в книге для приезжих за мистера и миссис Касторп, а Пипер тем временем отнес в коттедж два пустых чемодана, заимствованных у Ван дер Гугенов. Завтра запасемся одеждой и прочим,-- сказала Бэби. Но Пипера эти низкие материи не занимали. Он стоял у окна, пытаясь освоиться с дикой мыслью, что он и эта безумная женщина связаны узами крепче супружеских. Ты хоть понимаешь, что мы теперь никогда не сможем разлучиться?-- спросил он наконец. Это почему же?-- отозвалась Бэби из-под душа. По той простой причине, что у меня нет документов и я не могу устроиться на работу,-- сказал Пипер,-- и еще потому, что деньги все у тебя; а если кто-нибудь из нас попадется полиции, то сидеть нам обоим за решеткой до скончания дней. Мрачно смотришь на вещи,-- сказала Бэби.-- Жить надо по вдохновению. Уедем куда-нибудь, где нас и не вздумают искать, и начнем все заново. Куда же это? Да на Юг. На дальний Юг,-- сказала Бэби, выходя из ванной.-- Вот куда Хатчмейер носа не сунет. Он почему-то боится ку-клукс-клана. А какого черта делать мне на дальнем Юге?-- спросил Пипер. А попробуй писать романы в южном вкусе. Хатч хоть и не бывал там, но южных романов выпустил видимо-невидимо: на обложке обычно мужчина с хлыстом и запуганная девица. Сплошные бестселлеры. Мне только такие и писать,-- мрачно сказал Пипер, включая душ. Пиши под псевдонимом. Да уж придется, благодаря тебе. Когда за окнами стемнело, Пипер улегся, продолжая размышлять о будущем. В постели рядом вздыхала Бэби. -- Какое счастье, когда мужчина не мочится в умывальную раковину,-- проговорила она. Пипер словно и не заметил этого приглашения. Наутро они тронулись дальше окольными путями, медленно, но верно подвигаясь к югу. А Пипер все думал и думал, как ему вернуться на писательскую стезю. В Скрэнтоне, где Бэби с приплатой обменяла их рухлядь на новый "форд", Пипер купил себе два гроссбуха, бутыль Хиггинсовых чернил (на пробу) и ручку марки "Эстербрук". -- Хотя бы дневник буду вести,-- объяснил он Бэби. Дневник? Ты и в окошко-то не смотришь, а едим мы в стоячих закусочных -- что писать в дневнике? Я думал начать его задним числом. Как своего рода реабилитацию. Я бы... Реабилитацию? И каким это "задним числом"? Ну, начал бы с того, как Френсик уговорил меня ехать в Штаты, а там день за днем -- путешествие и... так далее. Бэби сбросила скорость и отъехала на обочину. Погоди-ка, давай разберемся. Ты, значит, начинаешь .. Кажется, с десятого апреля, когда я получил телеграмму от Френсика. Так-так. Десятого апреля -- а дальше? Ну, я напишу, как я не хотел, а они меня уламывали -- что, мол, напечатают "Поиски" и все такое прочее. А где же конец? Конец?-- удивился Пипер.-- О конце и не думал. Я просто продолжу, день за днем... Про пожар и тому подобное?-- подсказала Бэби. Конечно, и про это. Ведь не обойдешь. -- Как он, стало быть, случайно начался?-- Бэби поглядела на него и покачала головой. Ты, значит, напишешь, что я подожгла дом и запустила катер навстречу Хатчмейеру и этой Футл? Так, что ли? Ну да,-- сказал Пипер.-- Так ведь оно и было, а... Называется реабилитация. И не думай даже, выбрось из головы. Без меня ты себя не реабилитируешь, а я же тебе сказала, что у нас теперь на двоих одна судьба. Хорошо тебе говорить,-- горько сказал Пипер,-- на тебе не висит авторство мерзейшего романа, не то что... На мне висит гений, с меня хватит,-- сказала Бэби и включила зажигание. Пипер нахохлился и насупился. Я только и умею, что писать,-- сказал он,-- а ты мне не позволяешь. Почему это не позволяю?-- сказала Бэби.-- Пожалуйста, но дневники задним числом -- это обойдешься. Мертвецы вообще помалкивают. Дневников они уж точно не ведут, и вообще я как-то не понимаю, чего ты так набрасываешься на "Девство". По-моему, прекрасная книга. Разве что по-твоему,-- сказал Пипер. Очень мне интересно, кто же ее все-таки написал. Недаром ведь, наверное, за других прячется. Стоит прочесть это скотство -- и понятно почему,-- сказал Пипер.-- Сплошной секс. И теперь все будут думать, что это я. А ты бы написал вообще без секса?-- спросила Бэби. Конечно Это во-первых, а во вторых... Ну, и не пошла бы книга. Настолько-то я разбираюсь в издательском деле. И ладно, и пусть,-- сказал Пипер.-- Такие книги подрывают человечность -- вот в чем их вред. Ну, так перепиши ее по-своему,-- она запнулась на пороге озарения и задумалась. Через двадцать миль показался небольшой городок. Бэби припарковала машину и пошла в универмаг. Вернулась она с экземпляром "Девства". -- Берут нарасхват,-- сказала она и протянула ему книгу. Пипер посмотрел на свою фотографию, украшавшую задник суперобложки. Она была сделана в Лондоне, в те безмятежные дни, когда он любил Соню,-- и его лицо, растянутое дурацкой улыбкой, показалось ему чужим. Зачем это мне?-- спросил он. Бэби усмехнулась. Пиши. Писать?-- удивился Пипер.-- Она ведь уже... Написана, но не так, как ты бы написал, а ты ее автор. Какой я, к дьяволу, автор? Кисик, где-то в необъятном мире есть человек, который написал эту книгу. Он это знает, Френсик знает и эта сучка Футл тоже; ну, и мы с тобой. Вот и все. Хатч -- и тот не знает. Слава богу,-- сказал Пипер. Видишь, даже ты говоришь "слава богу"; а "Френсик и Футл" повторяют это днем и ночью. Хатч заплатил за роман два миллиона: сумма изрядная. ' Сумма громадная и постыдная,-- сказал Пипер.-- Ты знаешь, что Конрад получил за?.. Не знаю и знать не хочу. Меня интересует другое: что будет, когда ты перепишешь роман своим дивным почерком, а Френсик получит рукопись. -- Френсик получит...-- начал Пипер, но Бэби сделала ему знак молчать. Да, твою рукопись,-- сказала она,-- из-за гроба. Мою рукопись из-за гроба? Да у него ум за разум зайдет. Это еще что, потом мы запросим аванс и потребуем отчислений с продажи,-- сказала Бэби. Он же тогда поймет, что я жив,-- возразил Пипер.-- Пойдет прямо в полицию и... Дурак он соваться в полицию, а потом объясняться с Хатчем и так далее. Да Хатч на него всех собак спустит. Нет, сэр, мистер Френсик и мисс Футл -- оба они еще попляшут под нашу дудку. Ты с ума сошла,-- сказал Пипер,-- просто рехнулась. Если ты и правда думаешь, что я стану переписывать эту мерзость... Сам же хотел поправить свою репутацию,-- сказала Бэби при выезде из городка.-- А другого способа нет. Не понимаю, что это за способ. Погоди, поймешь,-- сказала Бэби.-- Главное -- слушайся мамочку. Вечером, в номере очередного мотеля Пипер раскрыл гроссбух, поставил чернила, разложил ручки и перья столь же аккуратно, как некогда в пансионе Гленинг, и, водрузив перед собой "Девство", принялся за дело. Страницу увенчали слова "Глава первая", затем появились строчки: "Дом стоял на холме, в окружении трех вязов, березы и кедра, горизонтальные ветви которого придавали ему вид..." Позади него Бэби разлеглась на постели с довольной улыбкой. Только этот черновик не очень правь,-- сказала она.-- Мы его сделаем подлинней подлинного. А я полагал, что весь смысл этого занятия,-- отложил перо Пипер,-- в том, чтобы я заново обрел свою погибшую репутацию, выправив... Во втором черновике,-- сказала Бэби.-- А это на затравку "Френсику и Футл". Так что давай ближе к тексту. Пипер взял перо и стал держаться ближе к тексту. Он делал на странице несколько поправок, потом зачеркивал их. и писал наверху, как было в подлиннике. Время от времени Бэби поднималась с постели, заглядывала ему через плечо и отходила довольная. -- Ну, Френсик у нас получит,-- сказала она, но Пипер вряд ли ее и слышал. Он вошел в прежнюю колею и снова ощутил себя личностью. Он писал и писал, как всегда теряясь в мире чужого воображения и предвкушая правку во втором черновике -- в том, который спасет его репутацию. В полночь, когда Бэби легла спать, он все еще переписывал. Еще через час усталый, но в общем довольный собой Пипер поднялся, почистил зубы и тоже забрался в постель. Утро не за горами. Но утром они пустились в путь, и лишь под вечер Бэби свернула к заведению Говарда Джонсона в Бинвилле, штаг Южная Каролина; там-то Пипер и продолжил работу. Покуда Пипер возрождался к жизни в качестве странствующего романиста, Соня Футл оплакивала его кончину с достохвальным упорством, которое выводило из себя Хатчмейера. Как так она не придет на похороны?!-- орал он на Макморди, сообщившего, что мисс Футл очень сожалеет, но принимать участие в комедии ради поднятия тиража "Девства" не намерена. Она говорит, без тел в гробах...-- начал было Макморди, но багровый Хатчмейер обрушился на него: Рожу я ей, что ли, эти тела? Полиция разводит руками. Следователи страхагентства тоже. Водолазы, ни дна им ни покрышки, ныряют без толку. А я, значит, доставай их из-под земли? Снесло, снесло их в Атлантику или акулы сожрали. Вы же, по-моему, говорили, что гробы можно загрузить бетоном,-- сказал Макморди,-- а тела эти никому... Мало ли что я говорил, Макморди. А сейчас я говорю, что надо наоборот, представить публике Бэби и Пипера. Трудновато, а? Мертвые, тел нет, и вообще. Может... Не может, а наверняка надо подкинуть "Девство" кверху в списке бестселлеров. По компьютеру и так вроде раскупается неплохо. Неплохо? Неплохо -- это как минимум плохо. Надо, чтоб было лучше хорошего. Надо нам сварганить этому гнусу Пиперу репутацию не хуже, чем... Как звали того болвана, от которого лепешки не осталось в автомобильной катастрофе? Да мало ли их... В Голливуде. Знаменитый такой. Джеймс Дин,-- сказал Макморди. Не Джеймс. Писатель. Насчет насекомых. Насекомых?-- сказал Макморди.-- Муравьи там и тому подобное? Читал я однажды книжку про муравьев... Какие еще муравьи! Про этих с длинными ногами, вроде кузнечиков. Которые все объедают. А, саранча. "День саранчи". Кино потрясающее. Как этот здоровый с ходу кидается на того вшиварика... Идите вы с вашим кино, Макморди. Книгу-то кто написал? Уэст,-- сказал Макморди.-- Натанаэл Уэст. Настоящая фамилия -- Вайнштейн. Кому нужна его настоящая фамилия? Вот про него никто не слышал, а он трах под машину -- и завтра, на тебе, знаменитость! С Пипером даже еще лучше. Кругом загадки. Рядом гангстеры. Дом горит, катера взрываются, ему-то самому кроме старух ничего не надо, а вот получай. Дело прошлое,-- сказал Макморди. Как раз его прошлое мне и требуется: полное досье. Где он жил, что делал, какие у него были женщины?.. И мисс Футл тоже?-- бестактно спросил Макморди. Нет,-- рявкнул Хатчмейер,-- нет, обойдется без мисс Футл. Она вон даже на похороны к бедняге не идет. Прочее бабье. Судя по книге, его хватало. Если по книге, так они небось все перемерли. Героине-то восемьдесят, а ему семнадцать. Пиперу было двадцать восемь, от силы тридцать -- значит, ей сейчас за девяносто, возраст беспамятный. Вот дьявол, да что вам -- все подсказывать? Стряпайте, Макморди, стряпайте. Звякните в Лондон, поговорите с Френсиком, покопайтесь в газетах. Что-нибудь да наберется. Макморди удалился и позвонил в Лондон. Через двадцать минут он вернулся с сообщением, что от Френсика толку не будет. -- Говорит, ничего ему не известно,-- сказал он гневному Хатчмейеру.-- Пипер будто бы прислал книгу, Френсик прочел, отослал Коркадилам, тем понравилось -- и примерно все. Никакого прошлого. Какое-то должно быть. Он же где-нибудь родился? И мать его... Нету. Родители погибли в автомобильной катастрофе. Словно и не жил. Ну, задрыга,-- сказал Хатчмейер. Столь же крепкие выражения приходили на ум Френсику, положившему трубку после звонка Макморди. Мало ему было потерять автора, который ничего не написал,-- так теперь еще требуются его биографические данные. Не хватало только прессы, какой-нибудь дотошной репортерши, которая пронюхает о трагическом детстве Пипера. Френсик пошел в Сонин кабинет и отыскал папку с пиперовской корреспонденцией -- очень объемистую. Папку он отнес к себе и призадумался, как с ней быть. Сначала он решил ее просто сжечь, но не так-то это было просто: Пипер понаписал ему из разных пансионов добрую сотню писем, а он ни одно не оставил без ответа. Копии ответов были в папке; оригиналы тоже, наверное, никуда не делись. Хранятся у тетки? Или у какой-нибудь свирепой хозяйки пансиона. Френсик сидел и ломал голову. Он сказал Макморди, что у Пипера родственников нет,-- а вдруг у него окажется несметное количество хищных теток, дядьев, кузенов и кузин -- и все они потребуют своей доли? А завещание? Зная Пипера, Френсик полагал, что его и в помине нет. Стало быть, дело пойдет в суд и начнется такое... С одной стороны, анонимный автор затребует аванс, с другой... И посреди всего этого безобразия болтается фирма "Френсик и Футл", мошенники из мошенников, уличенные Хатчмейером, уличенные родней Пипера, уплачивающие непомерные издержки, ублаготворяющие ненасытных юристов и наконец разоренные дотла. И все оттого, что какой-то умалишенный клиент Кэдволладайна пожелал, видите ли, остаться неизвестным. Проделав это жуткое путешествие в будущее, Френсик отнес папку на место, надписал ее на всякий случай "Мистер Смит" и стал думать о способах защиты. Только и можно было сослаться на инструкцию мистера Кэдволладайна -- а поскольку фирма "Кэдволладайн и Димкинс" весьма дорожит своей репутацией, то скандал им нужен не больше, чем ему. Автору, вероятно, тоже. Но тут утешения мало. Хатчмейер пронюхает и сразу поднимет бучу. Опять-таки на Соню в ее состоянии надежда плоха: того и гляди, сорвется и сболтнет что-нибудь лишнее. Френсик придвинул телефон и заказал разговор со Штатами. Пора Соне Футл возвращаться в Англию. Оказалось, что она отбыла утром и, по предположению дежурной Грамерси-парк отеля, торчит, небось, посреди Атлантики. -- Вы хотите сказать: летит над Атлантическим океаном,-- по правил Френсик, сообразив затем, что предположение дежурной не лишено добавочного, хоть и невольного, смысла. Ближе к вечеру Соня приземлилась в Хитроу и взяла такси до Ланьярд-Лейна. Безутешный вид Френсика был живым свидетельством его скорби. Я виню прежде всего себя,-- сказал он, не дожидаясь упреков,-- не надо было вообще втягивать в эту историю беднягу Пипера и рисковать его будущим. Единственное утешение, что он теперь видный романист. Останься он жив, все равно бы не написал книги лучше этой. Но ведь этой он не писал,-- сказала Соня. Да, да,-- кивнул Френсик,-- но она-то его и прославила. Он бы оценил иронию: он ведь был, знаешь ли, большим поклонником Томаса Манна. Почтим его память молчанием. Заранее разрядив таким образом Сонины укоризны, Френсис дал излиться ее чувствам в рассказе о страшной ночи и последующих деяниях Хатчмейера. Его это никак не просветило. М-да, более чем странно,-- сказал он в заключение.-- Остается предполагать, что вышла ужасная ошибка и убили не тех, кого надо. Вот если бы Хатчмейера... Меня бы тогда тоже убили,-- сказала Соня сквозь слезы. Нет худа без добра,-- заметил Френсик. На следующее утро Соня Футл взялась за работу. Пока ее не было, накопилась куча книг о животных: и тем временем как Френсик у себя за столом мысленно одобрял свою тактику и молча умолял судьбу смилостивиться, Соня занималась "Бобренком Берни". Над ним надо было поработать, но поработать стоило. Точно так же думал Пипер о "Девстве" в коттеджике на склоне Смоки-Маунтенз. Он глядел с веранды вниз на озеро, где плавала Бэби, и пересматривал свое отношение к роману. Да, видимо, прежде его сбили с толку эротические пассажи. Теперь, списав роман от начала до конца, он рассудил, что основа у него добротная. То есть даже по большей части речь здесь идет в нужном ключе о весьма существенных проблемах. Стоит лишь понизить возрастную разницу между Гвендолен и повествователем Энтони, выполоть всю порнографию -- и "Девства ради помедлите о мужчины" прекрасно приобщается к серьезной литературе. Тут есть глубинное рассмотрение вопросов о смысле жизни, роль писателя в современном обществе, обезличивание индивидуальности в городской среде, необходимость возврата к ценностным категориям былых, более цивилизованных, сельскохозяйственных времен. Особенно удачно описаны юношеские терзания на пороге зрелости и то душевное равновесие, которое дает столярное дело, в частности изготовление мебели. "Гвендолен пробежала пальцами по занозистой, сучковатой поверхности дуба, не по летам чувственно касаясь древесины. "Суровое время укротило неподатливое дерево,-- сказала она.-- Ты будешь строгать против волокна и придашь форму бесформенному и бесчувственному". Пипер одобрительно кивнул. Пассаж, исполненный литературных достоинств, а к тому же и вдохновляющий. Вот и он тоже будет строгать роман против волокна и придаст ему форму, так что в новом варианте от бестселлера ничего не останется, все сексуальные наросты, оскверняющие самое существо романа, будут устранены -- и книга станет памятником его литературному дарованию. Пусть посмертно, но все же репутация его очистится. В грядущие годы критики сравнят обе версии и выведут заключение, что в раннем, некоммерческом варианте сказались первичные намерения автора, устремленного к литературным высотам; а потом текст был изменен в угоду Френсику, Хатчмейеру и их извращенным представлениям о вкусе публики. На них ляжет вина за бестселлер, а его оправдают. И более того, превознесут. Он закрыл гроссбух и встал навстречу Бэби, которая вылезла из воды и шла от берега к коттеджу. Кончил?-- спросила она. Пипер кивнул. Завтра берусь за вторую версию,-- сказал он. Давай-давай, а я пока отвезу первую в Ашвилл и ксерокопирую. Чем скорее Френсик ее получит, тем быстрее мы его подпалим. , Ты бы лучше выражалась иначе,-- сказал Пипер,-- а то опять "подпалим". И вообще -- откуда ты собираешься ее отправить? Нас выследят по штампу на марке. Послезавтра нас здесь уже не будет. Мы сняли коттедж на неделю. Я съезжу в Шарлотт, слетаю оттуда в Нью-Йорк и там отправлю. Завтра к вечеру буду, послезавтра поедем. Зачем это мы все время едем,-- сказал Пипер,-- мне лично и здесь хорошо. Никто нас не тревожил, я спокойно писал. Может, здесь и останемся? Здесь не дальний Юг,-- сказала Бэби,-- а если я говорю -- дальний, значит -- подальше. За Алабамой, штат Миссисипи, есть такие места, куда ворон костей не заносил, мне как раз туда и надо. Я читал, что в Миссисипи не очень-то любят чужаков,-- сказал Пипер,-- пойдут расспросы, всякое такое. Фолкнера надо меньше читать,-- сказала Бэби,-- а четверть миллиона долларов отвечают за все. Она пошла в коттедж переодеться. После обеда Пипер плавал в озере и гулял по берегу, размышляя о текстуальных изменениях "Девства" No 2. Он уже решил переменить заглавие и назвать его "Возвратный труд". Тут было легкое напоминание о "Поминках по Финнегану" Джойса, публиковавшихся, как известно, под заглавием "Работа идет",-- словом, возникал литературный архетип. В конце концов Джойс взрыхлял и перерыхлял свои романы без всякой мысли об их продажной стоимости. И, кстати, в изгнании. Пипер мгновенно почувствовал, как он идет по стопам Джойса, инкогнито и без конца правя все ту же книгу -- с той разницей, что при жизни ему не суждено выбраться из безвестности к славе. Если только в труде его не будет явлен такой бесспорный гений, что всякие пустяки вроде пожара, горящих катеров и даже его мнимой гибели станут лишь деталями биографии великого писателя. Да, великого и неподвластного пустякам. Пипер повернулся и заспешил по берегу обратно в коттедж. Надо безотлагательно начинать "Возвратный труд". Вернувшись, он обнаружил, что Бэби уже уехала в Ашвилл с его первой рукописью. Для него была записка на столе, точная и краткая "Уезжаю. Вернусь завтра. Так держать. Бэби". Пипер повиновался. До вечера он прошел "Девство" с пером наперевес и перечеркал все упоминания о возрасте. Гвендолен сделалась двадцатипятилетней, а Энтони постарел на десять лет и ему стало двадцать семь. По ходу дела Пипер выкорчевывал малейшие упоминания о той сексуальной акробатике, из-за которой роман раскупали. Черкал он с упоением и наконец переполнился чувством праведности, перенеся его в гроссбух с Нужными Мыслями. "Коммерциализация пола как предмета купли-продажи,-- записал он,-- вот корень нынешнего загнивания цивилизации. В своем творчестве я пытался избегнуть опредмечивания пола и предохранить сущностные человеческие контакты". Затем он поужинал и улегся спать. Встал он рано и вскоре уже сидел за столом на веранде. Перед ним был раскрыт чистый, девственный гроссбух, ожидавший его пера. Он окунул перо в чернила и принялся писать: "Дом стоял на холме в окружении трех вязов, березы и..." Пипер запнулся. Кедра он никогда не видел, а словаря под рукой тоже не было. Он переменил "кедр" на "дуб" и опять остановился. Бывают у дуба горизонтальные ветви? У каких-нибудь дубов, наверное, бывают. К черту подробности. Главное -- добраться до анализа отношений Гвендолен и рассказчика. В великих книгах нет места большим деревьям. Книги эти -- о людях, о том, какие чувства испытываются, какие думаются думы. Проникновение -- вот в чем суть, а деревья проникновению не помогают. Черт с ним, с кедром, пусть стоит на своем месте. Он зачеркнул "дуб" и снова написал сверху "кедр". Еще полстраницы продолжалось описание; потом он напоролся на очередную проблему. Почему это рассказчик Энтони на школьных каникулах, если ему двадцать семь лет? Разве что он учитель, но тогда он должен что-то преподавать и иметь об этом какое-то понятие. Пипер попытался припомнить собственные школьные дни и подыскать образец для Энтони, но его преподаватели были невыразительные и совершенно ему не запомнились. Одна только мисс Пирс, а та все-таки женщина. Пипер отложил перо и подумал про мисс Пирс. Будь она мужчиной... или будь она Гвендолен, а он Энтони... и если бы Энтони было не двадцать семь, а четырнадцать... или если б, еще того лучше, родители его жили бы в доме на холме в окружении трех вязов, березы и... Пипер встал и прошелся по веранде, зажигаясь новым вдохновением. Ему вдруг пришло в голову, что сырье "Девства ради" можно переработать в "Поиски утраченного детства". А если не переработать, то создать сплав. Придется, правда, внести кой-какие поправки. Чахоточные слесари -- они, конечно, на холмах не живут. Но с другой стороны, у отца его чахотки-то не было. Чахоткой повеяло от Лоуренса и Томаса Манна. А любовная связь школьника и учительницы -- дело обычное, только надо избегать физиологических подробностей. Да, именно так. "Возвратный труд" станет "Поисками". Он сел за стол, взял перо и начал переписывать. Теперь не было нужды менять повествовательные очертания. Кедр, дом на холме и вообще тому подобные дома пусть будут как есть. Новизну внесет его мучительное отрочество и присутствие его исстрадавшихся родителей. Плюс мисс Пирс, она же Гвендолен, его наставница, советчица и преподавательница, с которой развернутся сложные отношения, сексуально окрашенные и без всякого секса. И снова затолпились на странице неизгладимые чернильные слова, сложенные по-прежнему изящно, на радость автору-переписчику. Внизу играло солнечными отсветами озеро, ветерок шевелил деревья над коттеджем, но Пипер потерял из виду окружение. Он воссоединил свое существование, прерванное в Эксфорте, в пансионе Гленигл,-- и трудился над "Поисками". Когда Бэби вернулась под вечер с рукописью, ксерокопия которой была отправлена из Нью-Йорка "Френсику и Футл", Ланьярд-Лейн, Лондон, Пипер уже стал самим собой. Пожар и бегство были забыты. Видишь ли, я тут сообразую "Девство" с моим собственным романом,-- объяснил он, когда Бэби наливала себе виски.-- Гвендолен теперь у меня... Утром расскажешь,-- прервала его Бэби.-- День был трудный, а завтра нам снова в путь. Я смотрю, ты новую машину купила,-- заметил Пипер, глядя на красный "понтиак". С кондиционером и южнокаролинским номером. Если они вдруг надумают нас искать, я им не завидую. На этот раз я и меняться не стала. Продала "форд" в Бинвилле, оттуда автобусом в Шарлотт, а этот купила в Ашвилле на обратном пути. Дальше к югу еще разок сменим машину и совсем запутаем следы. Не лучший способ их путать -- слать "Девство" Френсику,-- сказал Пипер.-- То есть он ведь теперь знает, что я не умер. Да, кстати. Я ему послала от твоего имени телеграмму. Ты, кстати, что?-- потерял голос Пипер. Телеграмму послала. И что в телеграмме? Всего-навсего: "Переводите аванс последующие отчисления Нью-Йорк Первый государственный банк счет 478776 любящий Пипер". Но у меня нет счета в ... Теперь есть, милый. Я открыла его на тебя и сама сделала первый вклад: тысячу долларов. И когда Френсик получит поздравление." Поздравление? Вымогательская телеграмма называется у тебя поздравлением? Надо же дать ему время ознакомиться с подлинником "Девства" -- вот я и заказала ему сюрприз к девятнадцатому, якобы ко дню рождения. Господи,-- сказал Пипер,-- ну и сюрприз. Ты хоть знаешь, что у него больное сердце? Такие потрясения могут убить его. Будете квиты,-- сказала Бэби.-- Тебя-то он фактически убил. Вовсе не он. Это ты подписала мой смертный приговор и загубила мою писательскую карьеру. Бэби допила виски и вздохнула. Вот она, благодарность. Твоя писательская карьера только начинается. Посмертно,-- горько сказал Пипер. Что ж, лучше поздно, чем никогда,-- заметила Бэби и отправилась спать. Наутро красный "понтиак" отъехал от коттеджа и запетлял по горной дороге в направлении Теннеси. -- Доедем до Мемфиса,-- сказала Бэби,-- там разделаемся с машиной и подадимся автобусом назад к востоку, в Чаттанугу. Я всю жизнь хотела посмотреть Чух Чух. Пипер никак не отозвался. Он только что припомнил, как судьба свела его с мисс Пирс, она же Гвендолен. На летние каникулы родители взяли его в Эксфорт, он как-то оставил их на пляже, пошел в публичную читальню и там... Нет, дом стоял не на холме. Он стоял на вершине горы в окружении скал, а окна выходили на море. Впрочем, это лишнее, пока и так сойдет. Пусть дом стоит, где стоял; надо разрабатывать нюансы отношений. Таким образом "Девство" и "Возвратный труд" будут согласованнее в деталях, вообще тождественнее. Вот уж в третьей версии он займется обстановкой и перенесет дом на эксфортские скалы. Что ни переработка, то приближение к его великому замыслу, оплодотворенному десятилетними трудами. Пипер осознал это и улыбнулся. Как автор "Девства ради помедлите о мужчины" он приобрел долгожданную славу, она сама обрушилась на него -- и теперь, медленной, кропотливой переделкой этой книги он создает труд своей жизни, литературный шедевр. И Френсик никак не сможет этому помешать. В Мемфисе они переночевали в разных мотелях, утром встретились на автостанции и поехали в Нашвилл. Красного "понтиака" точно не бывало, но Пипер даже не стал спрашивать, куда Бэби его дела. У него на уме были дела поважнее. Что, например, случится, если Френсик предъявит подлинную рукопись "Девства" и признается, что послал Пипера в Америку вместо настоящего автора? Два миллиона долларов,-- кратко ответила Бэби, когда он изложил ей свои опасения. При чем тут два миллиона долларов?-- не понял Пипер. Столько на тебя было поставлено в покерной -игре с Хатчмейером. Чтобы блефовать, рискуя двумя миллионами, нужны веские причины. Ума не приложу, что это за причины. Какая-то лажа с настоящим автором,-- усмехнулась Бэби.-- Только не дури мне голову насчет многодетного подагрика. Нет его в природе. Как нет?-- удивился Пипер. Нет и не было. Френсик поставил на карту свою репутацию посредника за проценты с двух миллионов и в угоду автору, который согласился на подмен, лишь бы остаться анонимом. И так уж все чудно, а это едва ли не чуднее прочего. Узнал бы Хатч, как его водят за нос, он бы с них шкуры посдирал. Если бы Хатчмейер узнал про нашу затею, он бы тоже не очень обрадовался,-- мрачно сказал Пипер. Ну, нас-то под рукой нет, а Френсик -- вот он, на Ланьярд-Лейн. Как раз сейчас, наверное, потом обливается. А Френсик и в самом деле обливался потом. Большая бандероль из Нью-Йорка, адресованная лично Фредрику Френсику, особого любопытства у него поначалу не вызвала. Спозаранку явившись в контору, он принес бандероль к себе наверх, прочел несколько писем и лишь затем распечатал объемистый пакет. Распечатал -- и оцепенело уставился на его содержимое. Перед ним лежала аккуратно ксерокопированная и несомненная рукопись Пипера, и рукопись эта столь же несомненно была подлинником романа "Девства ради помедлите о мужчины". Чего быть никак не могло. Пипер этой чертовой книги не написал. Не мог он ее написать. Исключено. Вдобавок зачем слать ему ксерокопию рукописи? Ага, рукописи. Френсик полистал ее и заметил поправки -- да, черт его дери, это черновик "Девства". Написанный почерком Пипера. Френсик встал из-за стола, пошел к архивному шкафу, извлек папку с надписью "Мистер Смит" и сличил почерк писем и черновика. Он самый. Френсик даже достал лупу и принялся разглядывать буквы. Такие же. Господи, что это за чертовщина? Просто кошмар наяву. Пипер написал "Девство"? Совершенно нелепое предположение. Этот шибздик в жизни бы не написал... а если вдруг неким чудом -- то как же мистер Кэдволладайн и его таинственный клиент? Зачем тогда было Пиперу присылать перепечатку книги через оксфордского поверенного? И вообще, он же погиб, мерзавец. Или не погиб? Да нет, сгинул, утонул, убит... Уж Сонино-то горе было неподдельно. Пипер погиб. И он вспять вернулся к вопросу: кто же прислал ему этот замогильный манускрипт? Из Нью-Йорка? Френсик поглядел на штамп. Из Нью-Йорка. И почему ксерокопия? Должно же быть какое-то объяснение. Френсик схватил и распотрошил обертку в надежде, что там окажется сопроводительное письмо, но письма не было. Адрес напечатан; обратного адреса на задней стороне бандероли не имелось. Френсик снова обратился к рукописи и прочел еще несколько страниц. Почерк подлинный, и поправки на каждой странице никаких сомнений в этом не оставляют. Точно такими были испещрены все ежегодные версии "Поисков утраченного детства": слова и фразы аккуратно вычеркнуты и сверху надписаны другие, буква в букву. Ошибки, и те налицо: Пипер всегда писал "черезвычайно" с двумя "е", а "парраллельный" с двумя "р" -- вот они, избыточные приметы его авторства. Стало быть, проклятый графоман в самом деле накатал книгу, которая вышла в печать с его именем на титуле. Но ведь имя-то поставили без Пипера: его уговорили, когда книга уже была запродана... У Френсика голова шла кругом. Он попробовал вспомнить, кто предложил Пипера -- Соня или он сам?.. Память отказывала, а Сони не было: она уехала в Сомерсет на переговоры с автором "Бобренка", чтобы он сдох, Берни, доказывать ему, что даже очень болтливые бобры не говорят "едритская сила" и "чертова мать", если хотят попасть на страницы детских книг. Тупо глядя на пиперовский черновик, Френсик чертыхался не хуже Берни, но наконец собрался с силами и придвинул телефон. На этот раз мистер Кэдволладайн выложит все как есть Однако телефон опередил Френсика, отчаянно затрезвонив. Френсик еще раз выругался и снял трубку. "Френсик и Футл", литературное агентство...-- начал он, но телефонистка не дала ему договорить. Это мистер Френсик, Фредрик Френсик? Да,-- сердито подтвердил Френсик. Он не любил своего имени. Вас поздравляют с днем рождения,-- сказала телефонистка. -- Меня?-- удивился Френсик.-- Мой день рождения не сегодня. Но голос, записанный на пленку, уже ворковал: "С днем рождения тебя, дорогой Фредрик, в этот радостный день, дорогой Фредрик, поздравления наши прими". Френсик отставил трубку от уха. Я же говорю, черт возьми, что у меня сегодня нет никакого дня рождения!-- заорал он на магнитофонную запись. Снова послышался голос телефонистки: Зачитываю текст поздравительной телеграммы: "Переводите аванс последующие отчисления Нью-Йорк Первый государственный банк счет 4--7--8--7--7--6 любящий Пипер". Повторяю: "Переводите..." Френсик сидел и оторопело слушал. Его начало трясти. Повторить еще раз номер счета?-- осведомилась телефонистка. Нет,-- сказал Френсик,-- Да.-- Он схватил карандаш и нетвердой рукой записал телефонограмму. Спасибо,-- механически сказал он, дописав последнее слово. Пожалуйста,-- отозвалась телефонистка, и трубка заглохла. Ничего себе "пожалуйста",-- сказал Френсик. С минуту он глядел на слово "Пипер", потом отправился в каморку, где Соня обычно варила кофе и мыла чашки. Там хранилась бутылка бренди для воскрешения отвергнутых авторов. "Для отвержения воскреснутых",-- пробормотал Френсик, наливая себе стопку, и вернулся к своему столу слегка приободрившись. После телеграммы манускрипт стал вдвое кошмарнее, но загадочности в нем поубавилось. Шантаж, дело ясное. "Переводите аванс последующие отчисления..." Френсику вдруг стало дурно. Он вылез из кресла, лег на пол и закрыл глаза. Через двадцать минут он поднялся. Ну, мистер Кэдволладайн поймет, что с "Френсиком и Футл" шутки плохи. Звонить ему, старому хрену, смысла нет. Надо завертывать круче. Этот ублюдок еще прибежит с визгом выдавать своего клиента, хватит трепотни насчет юридических тайн. Положение отчаянное, и нужны отчаянные меры. Френсик спустился по лестнице и вышел на улицу. Через полчаса он возвратился со свертком, где были сандалии, темные очки, легкий джинсовый костюм и панама. Теперь ему нужен был только крючкотвор с мертвой хваткой. Остаток утра Френсик листал "Девство", выбирая себе прототип, а потом позвонил Дратли, Скрытни, Взвесли и Джонсу, ходатаям из Понсет-Хауса. Но делам о клевете они на ходу срезали подметки. Мистер Взвесли назначил профессору Фациту свидание в четыре. В четыре без пяти Френсик с экземпляром "Девства" сидел в приемной, поглядывая сквозь мутные очки и косясь на свои сандалии. Тут было чем гордиться. Если что его и отличало по-настоящему от литературного агента Френсика, то прежде всего эти жуткие сандалии. Пройдите к мистеру Взвесли,-- сказала секретарша. Френсик встал, проследовал к двери с табличкой "Мистер Взвесли" и отворил ее. В комнате стоял надежный, спертый дух беспощадного крючкотворства. Мистер Взвесли, казалось, явился откуда-то со стороны. Он был маловат, черноват и вертляв не по обстановке. Френсик пожал ему руку и уселся. Мистер Взвесли выжидательно посмотрел на него. Кажется, вас встревожил какой-то пассаж в неком романе?-- вопросительно сказал он. Френсик выложил "Девство" на стол. -- Да, вот видите ли,-- сказал он с некоторым сомнением.-- Понимаете... мои коллеги, которые читают романы -- я-то сам, знаете, их не очень читаю,-- но они указали... тут, видимо, какое-то совпадение... конечно, забавно, однако... Некий персонаж романа чем-то напоминает вас?-- спросил мистер Взвесли, прерывая колебания Френсика. Ну, не то чтобы напоминает... но его поступки -- чтобы не сказать преступления... Преступления?-- спросил мистер Взвесли, хватая наживку.-- Персонаж, напоминающий вас, совершает преступления? В этом романе? Поглядите сами. Меня зовут Фацит,-- сказал Френсик и, подавшись вперед, раскрыл "Девство" на заложенной странице.-- Вот тут прочтете -- вам все станет ясно. Мистер Взвесли прочел три страницы и с восторгом поднял озабоченный взор. Н-да,-- сказал он.-- Я вас понимаю. Чрезвычайно неприятные намеки. Вот именно, правда?-- воскликнул Френсик.-- А мое назначение заведующим кафедрой этики в Уобаше должно быть утверждено и, откровенно говоря, если кому-нибудь на мгновение покажется... Все понятно,-- сказал мистер Взвесли.-- Ваша карьера под угрозой. Под угрозой? Кончена!-- сказал Френсик. Мистер Взвесли радостно выбрал сигару. И я полагаю, что вы никогда... что эти намеки совершенно безосновательны? Студентов вы, например, не соблазняли? Мистер Взвесли!-- возмущенно сказал Френсик. Ну да, нет, конечно. И вы не совокуплялись с четырнадцатилетней девочкой, подбавив ей в лимонад снотворного? Никогда. Самая мысль об этом мне глубоко омерзительна. А кроме того, у меня бы это просто не получилось. Мистер Взвесли задумчиво оглядел его. Нет, пожалуй, не получилось бы,-- сказал он наконец.-- И вас понапрасну обвиняют, что вы проваливаете студентов, которые не идут вам навстречу? Я к студентам не пристаю, мистер Взвесли. Кстати говоря, я не в экзаменационной комиссии и практических занятий не веду. Я вообще в годичном отпуске и занимаюсь здесь научной работой. Н-да,-- протянул мистер Взвесли, делая пометку в блокноте. Однако особенно неприятно,-- сказал Френсик,-- что я действительно одно время снимал комнату на Де Фритвилль авеню. Мистер Взвесли сделал еще одну пометку в блокноте. Поразительно,-- сказал он,-- совершенно поразительно. Сходство, знаете ли, почти что... да. Я полагаю, профессор Фацит, то есть, собственно говоря, я уверен... поскольку вы, конечно, не совершали этих противоестественных поступков... У вас, вероятно, никогда не было китайского мопса? Нет, не было. Ну. что ж, поскольку не совершали, а даже если и совершали -- у вас имеются все основания подать в суд на автора и издателей этого постыдного романа. Предположительная сумма возмещения... знаете, по правде сказать, я не удивлюсь, если это будет самая большая сумма в истории процессов о клевете. О боже мой,-- сказал Френсик, изображая колебания между трусостью и жадностью.-- Я, вы знаете, надеялся избежать суда. Огласка, понимаете... Мистер Взвесли отлично понимал. Поглядим на реакцию издателей,-- сказал он,-- Коркадилы -- не бог весть какая состоятельная фирма, но на случай клеветы у них наверняка страховка. Надеюсь, это не значит, что автор избежит... О нет, профессор Фацит, не избежит. Выплатит все до гроша, единовременно или по мере возможности. Страховая компания за этим присмотрит. Мне говорили, что автор, мистер Пипер, нажил в Америке состояние на этой книге,-- сказал Френсик. В таком случае придется ему расстаться с состоянием,-- заметил мистер Взвесли. И очень хотелось бы форсировать это дело,-- подвел черту Френсик.-- Мое утверждение в Уобаше... Мистер Взвесли заверил его, что делом займутся тотчас же, и Френсик, оставив адрес Рандолф-отеля в Оксфорде, удалился обнадеженный. Мистер Кэдволладайн света белого невзвидит. Но сначала невзвидел Джефри Коркадил. Френсик едва возвратился на Ланьярд-Лейн, снял отвратительные сандалии и стягивал джинсовый костюм, когда зазвонил телефон. Джефри был чуть ли не в истерике. Френсик отвел трубку от уха и послушал, как он ругается. Джефри, милый,-- сказал он, когда издатель истощил запас эпитетов.-- Я-то чем все это заслужил? Заслужил?-- взревел Джефри.-- Заслужил? Да чтобы я еще когда-нибудь связался с вами или с вашим пакостным Пипером. De mortuis nil nisi... (О мертвых ничего, кроме...(лат.)-- начал было Френсик. А о живых, значит, можно?-- кричал Джефри.-- Профессора Фацита, значит, можно поливать грязью только потому, что эта скотина жива и здорова?.. Какая скотина?-- спросил Френсик. Профессор Фацит. Тот самый, из романа! Тот развратник, у которого был... Да не был, а есть! Что значит -- есть? То и значит! Есть -- и затевает против нас процесс о клевете! Ай-ай-ай. Как это, право, неудачно. Неудачно? Катастрофа! Он сунулся к Дратли, Скрытни, Взвесли и... Не может быть,-- сказал Френсик,-- это же ужасные негодяи. Ну да, негодяи! Кровопийцы! Пиявки! Они из камня кровь высосут, а с профессором Фацитом у них дело верное. Накроют нас на миллионы. Нам конец. Мы никогда... Поговорите-ка вы с мистером Кэдволладайном,-- сказал Френсик.-- Пипер -- его подопечный. Я дам вам номер его телефона. Зачем это надо? Явный случай преднамеренной... Но Френсик уже диктовал телефон мистера Кэдволладайна и, сославшись на клиента в соседней комнате, положил трубку, прервав излияния Джефри. Он переодел джинсовый костюм, заказал по телефону в Рандолф-отеле номер на имя профессора Фацита и стал, во всеоружии злорадства, ждать, когда позвонит мистер Кэдволладайн. Подогревая себя, он изучал телеграмму Пипера: "Переводите аванс последующие отчисления счет номер 478776". Вот гад, он же умер. Что, ей-богу, творится? И что он скажет Соне? Вообще, не хатчмейеровские ли это козни? Соня сказала, что его допрашивали несколько часов, он вышел с допроса сам не свой и даже угрожал привлечь к суду полицию. Нет, непохоже, что он... Френсик не стал даже представлять, как Хатчмейер похищает Пипера и требует через него деньги назад -- это уж полный вздор. Если бы Хатчмейер узнал, что Пипер -- не автор, он бы подал в суд. Но Пипер -- автор. Вот он, черновик, прямое доказательство. Значит, надо поприжать мистера Кэдволладайна: на шее у него сидит мистер Взвесли и требует миллионной компенсации, так что придется ему, голубчику, выкладывать все начистоту. Он выложил. Я не знаю, кто автор этой ужасной книги,-- упавшим голосом признался он, позвонив через полчаса. Не знаете?-- спросил Френсик, сам немного опешив.-- А надо знать. Вы же мне эту книгу прислали. Вы согласились, чтобы Пипер поехал в Штаты. Если вы не знали, то не имели права...-- Мистер Кэдволладайн отрицательно замычал.-- Но у меня же ваше письмо, в котором... Знаю, что у вас,-- слабо отозвался мистер Кэдволладайн.-- Автор выразил согласие, и я... Да вы же только что сказали, что автор вам неизвестен,-- прокричал Френсик,-- а теперь говорите, что он выразил согласие! Письменное согласие? Да,-- сказал мистер Кэдволладайн. В таком случае вы должны знать, кто он такой. Не знаю,-- промямлил мистер Кэдволладайн.-- Видите ли, я имел с ним дело только через "Ллойдз банк". Через "Ллойдз банк"?-- ошеломленно переспросил Френсик.-- Вы сказали -- через "Ллойдз банк?" Да. Через директора. Такой респектабельный банк, мне и в голову не могло прийти... Фраза осталась неоконченной: все и так было ясно. Френсик опережал его на один ход. Стало быть, автор этого паршивого романа прислал его вам через оксфордское отделение "Ллойдз банка" и всякое сообщение с ним шло через тот же банк. Верно? Именно,-- подтвердил мистер Кэдволладайн,-- и теперь, когда возникло это ужасное дело о клевете, я, кажется, догадываюсь почему. Я в невыносимом положении. Моя репутация... Плевать на вашу!-- заорал Френсик.-- А моя? Я как идиот действовал по вашим инструкциям от лица несуществующего клиента, а теперь у нас убийство и... И ужасающее дело о клевете,-- подсказал мистер Кэдволладайн.-- Мистер Коркадил сообщил мне, что компенсация может достигнуть астрономической цифры... Но Френсик его не слушал. Уж если клиент мистера Кэдволладайна сообщался с ним через "Ллойдз банк", то этому подлецу есть что скрывать. Если это не Пипер. Френсик поискал, за что ухватиться. Роман-то к вам пришел не без сопроводительного письма? Перепечатка из машинописного агентства,-- сказал мистер Кэдволладайн.-- Письмо было прислано за несколько дней до того -- через "Ллойдз банк". Подписанное?-- спросил Френсик. Подписанное директором оксфордского отделения банка,-- ответствовал мистер Кэдволладайн. Вот и хватит,-- сказал Френсик.-- Фамилия? Мистер Кэдволладайн заколебался. Я полагаю...-- начал он, но Френсик потерял всякое терпение. Знаете, бросьте ваши штучки,--- отрезал он,-- давайте-ка фамилию директора, да поживее. Покойный мистер Сгибли,-- печально сказал мистер Кэдволладайн. Как вы сказали? Покойный мистер Сгибли. Умер от сердечного приступа под пасху, взбираясь на Сноудон. Френсик осел в кресле. Умер от приступа, взбираясь на Сноудон,-- пробормотал он. Так что его фамилия вам ничего не даст,-- продолжал мистер Кэдволладайн,-- вообще банки, изволите видеть, держат в секрете имена вкладчиков. Нужна, знаете ли, доверенность. Френсик это знал. Раньше, бывало, он как раз по этому поводу восхищался банками. Однако мистер Кэдволладайн что-то такое упомянул раньше... ах, да, машинописное агентство. Вы говорите, машинопись прислали из агентства,-- сказал он.-- Из какого, не помните? Не помню. Но могу выяснить.-- И Френсик ждал у телефона, пока мистер Кэдволладайн выяснял.-- Машинописное бюро Синтии Богден,-- сообщил он наконец Френсику смиренным голосом. Слава богу, хоть что-то,-- сказал Френсик.-- Позвоните ей и спросите, откуда... Лучше не надо,-- сказал мистер Кэдволладайн. Как это не надо? Нам грозит дело о клевете, ваша репутация на волоске, и вы... Не в том дело,-- прервал мистер Кэдволладайн.-- Видите ли, я занимался ее разводом... Ну и что же? Со стороны ее бывшего мужа,-- сказал мистер Кэдволладайн.-- Боюсь, как бы мое теперешнее посредничество... Ладно, я сам,-- сказал Френсик.-- Какой телефон?-- Он записал номер, положил и снова поднял трубку. Машинописное бюро Синтии Богден,-- сказал знающий себе цену голос. Я разыскиваю владельца рукописи, отпечатанной у вас...-- начал Френсик, но голос тут же оборвал его: Мы не разглашаем фамилий наших клиентов. Но я спрашиваю, потому что он мой друг... Это не основание для выдачи подобного рода конфиденциальных сведений. Все же я хотел бы поговорить лично с миссис Богден,-- сказал Френсик. Вы с ней поговорили,-- отозвался голос и дал отбой. Френсик разразился бранью. А, чтоб вас всех с вашими конфиденциальными сведениями,-- заключил он и брякнул трубку. Он посидел наедине с недобрыми мыслями о миссис Богден, потом снова позвонил мистеру Кэдволладайну. Этой мадам Богден,-- спросил он,-- сколько ей лет? Приблизительно сорок пять,-- вычислил мистер Кэдволладайн,-- а что? Да так,-- сказал Френсик. Вечером, оставив на Сонином столе записку, что он отлучился из города на день-другой по важному делу, Френсик сел в оксфордский поезд. На нем были темные очки, панама и джинсовый костюм. Сандалии остались дома в мусорной корзине. При нем был саквояж с ксерокопией рукописи "Девства", одним из писем Пипера и полосатой пижамной парой. Облачившись в нее, он к одиннадцати улегся спать в номере, заказанном на имя профессора Фацита. Глава 18 В Чаттануге сбывалась давняя мечта Бэби увидеть Чух Чух. Она лежала на медной кровати и глядела из окна Девятого Пульмана на разноцветный фонтан за рельсами. Ночное небо над станцией озаряли электронные слова "Хилтонский Чух Чух", а внизу, в бывшем зале ожидания, разносили кушанья. Возле ресторана был магазин сувениров; перед зданиями стояли громадные паровозы былых времен со свежевыкрашенными скотоотбрасывателями и начищенными трубами, сверкающими, словно в предвкушении дальнего путешествия На самом деле они никуда не ехали Их холодные тонки пустовали, поршни замерли навсегда Лишь воображение постояльцев изукрашенных и разделенных на спальни мотелей-пульманов могло стронуть их со станции и отправить в далекий путь на север или на запад. Отчасти это был музей, отчасти фантасмагория все поставлено на коммерческую ногу. У входа в железнодорожный парк стояла сторожка, оттуда служители в униформах блюли безопасность гостей, глядя на телеэкраны, высвечивающие все платформы, все закоулки станции. А за ее угрюмой оградой раскинулась тусклая Чаттануга: забитые окна гостиниц и заброшенные дома, из которых жизнь переместилась в пригороды, поближе к магазинам. Но Бэби не волновала ни Чаттануга, ни даже Чух Чух, очередные померкшие иллюзии ее запоздалой юности. Сказывался возраст: усталое уныние одолевало ее. Со всякой романтикой по милости Пи-пера было покончено. Денно и нощно общалась она с самозваным гением, все мысли которого вертелись вокруг литературного бессмертия, и внутренний мир его был явлен Бэби во всем своем диком однообразии. Рядом с ним махинатор Хатчмейер, одержимый погоней за деньгами и властью, положительно казался нормальным человеком. Пипера ничуть не интересовало, где они едут, какие города проезжают; ему было совершенно все равно, что они оказались на самом пороге дикого края, издавна дразнившего воображение Бэби. Он окинул беглым взглядом паровозы, собранные на станции и, видимо, несколько удивился, что они никуда не едут. Получив объяснение, он проследовал к себе в купе и засел за вторую версию "Девства". -- Великому романисту полагается что-то замечать вокруг себя,-- сказала Бэби, когда они встретились в ресторане за обедом.-- Ты бы хоть осмотрелся, подумал бы, зачем все это здесь собрано. Пипер осмотрелся. Странное выбрали место для ресторана,-- заметил он.-- Впрочем, здесь уютно и даже прохладно. Кондиционеры работают, вот и прохладно,-- раздраженно сказала Бэби. Ах, кондиционеры,-- сказал Пипер.-- Тогда все понятно. Ему все понятна А толпы людей, сорванных со своих жалких клочков земли, сидевших здесь и дожидавшихся поездов на север -- в Нью-Йорк, Детройт, Чикаго, чтобы там попытать счастья? Они тебя совсем не занимают? Да как будто никого особенно и нет,-- возразил Пипер, вяло поглядев на тучную женщину в клетчатых шортах,-- и вообще ты, помнится, сказала, что поезда больше не ходят. О боже мой,-- сказала Бэби.-- Я иногда не понимаю, в каком веке ты живешь. И тебе вовсе нипочем, что здесь в Гражданскую войну разыгралась большая битва? Нет,-- сказал Пипер.-- Великая литература битв не касается. Не касается? А "Унесенные ветром", а "Война и мир" -- это что тебе, не великая литература? Это не английская литература,-- сказал Пипер.-- Английская литература занимается исследованием человеческих взаимоотношений. Бэби отрезала ломтик бифштекса. -- А в битвах люди не вступают во взаимоотношения? Нет? Пипер покачал головой. Так что когда один человек убивает другого, это не взаимоотношения? Это взаимоотношения эфемерные,-- сказал Пипер. А когда войска Шермана грабят, жгут, насилуют на всем пути от Атланты до моря, оставляя за собой бездомные семьи и горящие усадьбы,-- взаимоотношения людей никак не меняются и писать об этом нечего? Лучшие романисты не пишут,-- сказал Пипер.-- Раз этого с ними самими не было, то нельзя. Чего нельзя? Писать об этом. То есть, по-твоему, писать можно только о том, что было с тобой самим? Верно я поняла?-- спросила Бэби с опасным оттенком в голосе. Да,-- сказал Пипер.-- Видишь ли, иначе оказываешься за пределами собственного опыта и поэтому... Он долго цитировал "Нравственный роман", а Бэби медленно пережевывала бифштекс и мрачно вдумывалась в его теорию. В таком случае тебе очень не хватает собственного опыта, вот и все. Погоди, погоди минутку,-- навострил уши Пипер,-- если ты собралась снова поджигать дома, взрывать катера и тому подобное и думаешь, что я в этом буду... -- Я не про такой опыт. Ведь горящие дома -- это пустяки, верно? Важны взаимоотношения: тут-то тебе и нужен опыт. Пипер обеспокоился. Разговор принимал неприятный оборот, и конец обеда прошел в молчании. Затем Пипер вернулся к себе в купе и написал еще пятьсот слов о своей истерзанной юности и о своих чувствах к Гвендолен, она же мисс Пирс. Наконец он погасил "керосиновую" электролампу над медной кроватью и разделся. По соседству Бэби готовилась преподать Пиперу первый урок взаимоотношений. Она выбрала рубашечку покороче, как следует надушилась и отворила дверь в купе Пипера. Ради бога,-- пискнул Пипер, когда она забралась к нему в постель. Это азбука, беби,-- сказала Бэби,-- азбука взаимоотношений. Нет, не азбука,-- сказал Пипер.-- Это... Ладонь Бэби легла на его губы, а голос зашептал в ухо: И не вздумай выскакивать из купе. На всех платформах телекамеры, и если ты будешь метаться перед ними нагишом, служителям станет интересно, что здесь происходит. Но я не нагишом,-- сказал Пипер, когда Бэби убрала ладонь. Сейчас будешь нагишом,-- шепнула Бэби, проворно стягивая с него пижаму. Пожалуйста, не надо,-- взмолился Пипер. Надо, котик, надо,-- отозвалась Бэби. Она задрала рубашечку и припечатала свой пышный бюст к груди Пипера. Два с лишним часа тряслась и скрипела медная кровать: Бэби Хатчмейер, урожденная Зугг, мисс Пенобскот 1935 года, делилась своим многолетним опытом. И вопреки самому себе, тщетно призывая на помощь "Нравственный роман", Пипер впервые в жизни оставил области литературы и проникся первозданным пылом. Он елозил внизу, наседал сверху, целовал силиконовые груди и скользил губами по швам на животе. Руки Бэби гладили, впивались, царапали и щипали: на спине Пипера не осталось живого места, ягодицы его были вспороты ногтями -- и все это время Бэби безучастно глядела в тусклый сумрак, дивясь собственной скуке. "Молодой, не перебесился",-- думала она, когда Пипер возобновлял бурные ласки. Ее молодость давно прошла, и буйство помимо чувства было не по ней. Есть же в жизни еще что-нибудь, многое, наверное, есть, и она с этим разберется. В Оксфорде Френсик был уже на ногах и разбирался с этим, когда Бэби вернулась в свое купе, покинув изнеможенно уснувшего Пипера. Френсик встал рано, позавтракал в восемь, а к половине девятого отыскал Машинописное бюро Синтии Богден на Фенет-стрит. С любопытствующим видом американского туриста Френсик зашел в церковь напротив и уселся на скамью, поглядывая через плечо на подъезд бюро Богден. По всем его расчетам миссис Богден, разведенная женщина средних лет, управляющая собственным делом, должна была явиться на службу первой и уйти последней. Эта надежда не покинула его и к четверти десятого: хотя женщины, одна за другой исчезавшие в конторе, были все не в его вкусе, первая показалась ему как-то презентабельнее других. Крупновата, правда; но Френсик успел уловить цепким взглядом неплохие ноги, и на свои сорок пять (если мистер Кэдволладайн не ошибся) она не выглядела. Френсик вышел из церкви и обдумал следующий шаг. Идти в контору и напрямик спрашивать миссис Богден, кто прислал ей "Девство", смысла не было. Судя по ее вчерашнему тону, требовалась тактика похитрее. Измыслив нужный ход, Френсик зашел в цветочный магазин. Через двадцать минут в Машинописное бюро Богден были посланы две дюжины алых роз с открыткой, гласившей: "Мисс Богден от неизвестного поклонника". Френсик хотел было написать "от пламенного поклонника", но передумал. Две дюжины дорогих роз пламенели без лишних слов. Мисс Богден была, собственно, миссис Богден: эта нарочитая описка направит ее мысли куда следует и послужит прилагательным. Френсик прогулялся по Оксфорду, выпил кофе в "Кораблике" и закусил у себя в Рандолф-отеле. Затем, рассудив, что миссис Богден имела достаточно времени переварить букетный намек, он поднялся в номер профессора Фацита и позвонил в контору. Как и прежде, трубку сняла сама миссис Богден. Френсик набрал в легкие воздуху, сглотнул слюну и вскоре, мучимый неподдельной робостью, с запинкой осведомился, не окажут ли ему неслыханную и незаслуженную честь отобедать с ним у "Элизабет". Миссис Богден отозвалась после шипящей паузы. Мы с вами знакомы?-- лукаво спросила она. Френсик поежился. Просто поклонник,-- выдавил он. А-а-а,-- сказала миссис Богден и сделала положенную приличиями задумчивую паузу. Розы,-- приглушенно намекнул Френсик. А вам не кажется, что это несколько необычно? Френсик молчал в знак согласия. -- Дело в том...-- начал он и пошел напролом:-- Я все не мог собраться с духом и...-- Горло перехватило. Однако миссис Богден уже дышала симпатией. Лучше поздно, чем никогда,-- мягко сказала она. Вот и я так подумал,-- поддакнул Френсик. Вы сказали -- у "Элизабет"? Да,-- подтвердил и Френсик,-- скажем, в восемь у бара? Как мне вас узнать? Я вас узнаю,-- сказал Френсик и невольно хихикнул. Миссис Богден приняла это за комплимент. Но вы не назвали мне своего имени. Френсик поколебался. Назваться собою нельзя, а Фацит -- персонаж "Девства". Кто же он такой? Коркадил,-- разрешился он наконец.-- Джефри Коркадил. ТОТ САМЫЙ Джефри Коркадил? Да, тот самый,-- пролепетал Френсик, умоляя силы адовы не выдавать ей сексуальную репутацию Джефри. Силы не выдали. Что ж, в таком случае...-- заворковала миссис Богден и многозначительно смолкла. До восьми,-- сказал Френсик. До восьми,-- ласковым эхом откликнулась миссис Богден. Френсик положил трубку и обессилено присел на постель. Потом он лег и как следует вздремнул. Проснувшись к четырем, он спустился вниз: предстояло еще кое-что. Не узнать миссис Богден было бы рискованно. К семнадцати тридцати он сидел в церкви на Фенет-стрит и наблюдал, как из конторы одно за другим появляются устрашающие существа. Френсик вздохнул с облегчением: букета алых роз ни у кого из них не было. Последней вышла крупная женщина, заперла за собой дверь и поспешно удалилась, прижимая розы к полной груди. Френсик покинул церковь и поглядел ей вслед. Миссис Богден определенно хорошо сохранилась. Перманент, бирюзовый брючный костюм, розовые туфли -- во всем этом была безвкусица почти вдохновенная. Френсик вернулся в гостиницу -- пропустил две стопки чистого джина, принял ванну и мысленно опробовал разные способы выведать у миссис Богден имя автора "Девства". В другом конце Оксфорда миссис Богден готовилась к вечеру столь же тщательно, как она делала все на свете. Со времени ее развода прошло уже несколько лет, и обед с издателем у "Элизабет" был добрым знамением, наряду с розами, аккуратно размещенными в вазе, и застенчивостью ее поклонника. В телефонном голосе не было никакого нахальства: голос культурного человека, и вообще Коркадилы -- солиднейшая фирма. Кроме того, Синтии Богден требовались поклонники. Она выбрала самый облегающий костюм, опрыскалась различными аэрозолями, положила тон на лицо и поехала наедаться, напиваться и, мягко говоря, совокупляться. Она с легкой надменностью вошла в вестибюль "Элизабет" и была несколько изумлена, когда к ней бочком пробрался мятый человечек и взял ее под руку. -- Мисс Богден,-- пробормотал он,-- я ваш пламенный поклонник. Миссис Богден смерила своего пламенного поклонника сомнительным взглядом. Через полчаса и через три выпитых розовых джина она все еще глядела сверху вниз, следуя за ним к абонированному столику в дальнем углу ресторана. Он усадил ее и, чувствуя, что недостаточно оправдывает ее ожидания, взялся за роль пламенного поклонника с таким отчаянным рвением и изобретательностью, что поразил не только ее, но и самого себя. -- Я впервые мельком увидел вас год назад, когда приезжал на конференцию,-- поведал он, заказав официанту бутылку не самого сухого шампанского.-- Я заметил вас на улице и сторонкой проводил до дверей конторы. -- Надо было представиться,-- сказала миссис Богден. -- Я не осмелился,-- проговорил Френсик, весьма натурально покраснев,-- и, кроме того, я думал, что вы... -- Замужем?-- помогла миссис Богден. -- Вот именно,-- кивнул Френсик,-- или, скажем так, не свободны. Такая... э-э... красивая... э-э... женщина... Миссис Богден покраснела в свой черед. Френсик поднажал: -- Я был пленен. Ваше обаяние, ваше спокойное достоинство, ваше... как бы это выразить...-- Но выражать не понадобилось. Пока Френсик возился с авокадо, Синтия Богден смаковала креветок. Человечек он, может, и невзрачный, но видно, что джентльмен и вращается в свете. Шампанское двенадцать фунтов бутылка свидетельствовало о чистоте его намерений. Когда Френсик заказал вторую, миссис Богден слабо воспротивилась. -- Особый случай,-- сказал Френсик, подумав, не пережимает ли он,-- и к тому же у нас есть за что выпить. -- Во-первых, за нашу встречу,-- сказал Френсик,-- а также за успех обоюдного предприятия. -- Обоюдного предприятия?-- переспросила миссис Богден, круто свернув мыслью к алтарю. -- Да, мы тут оба приложили руку,-- продолжал Френсик,-- то есть обычно мы таких книг не издаем, но успех она имела, ничего не скажешь. Мысли миссис Богден вернулись от алтаря. Френсик подлил себе шампанского. -- Мы очень держимся традиций,-- сказал он,-- однако нынче, что поделаешь, публика требует такого чтения, как "Девства ради помедлите о мужчины". -- Ужасный текст, правда?-- сказала миссис Богден.-- Представляете, я сама его печатала. -- Вот как?-- сказал Френсик. -- Не отдавать же девочкам, да и автор такой капризный. -- Капризный? -- Я звонила с каждым пустяком,-- сказала миссис Богден.-- Впрочем, зачем вам это знать? Френсик знал зачем, но миссис Богден взяла твердый курс. -- Не будем портить наш первый вечер деловыми разговорами,-- сказала она, и ни шампанское, ни куантро, ни хитрые повороты разговора делу не помогли. Миссис Богден желала знать все про Коркадилов: она явно интересовалась фирмой. -- Может быть, заедем ко мне?-- сказала она, выйдя после обеда к реке.-- На последний стаканчик? -- Вы необычайно добры,-- сказал Френсик, решивший не отступать до конца.-- Но вы уверены, что я вас не стесню? -- А я не против,-- сказала миссис Богден, хихикнув и прижав его руку,-- чтоб вы меня стеснили. Она повела его на стоянку, к светло-голубому "эм-джи". Френсик взглянул на спортивную машину. Она как-то не подходила сорокапятилетней заведующей машинописным бюро; вдобавок его смущали непривычные ковшовые сиденья. Он втиснулся и поневоле позволил миссис Богден закрепить пристяжной ремень. Затем они чересчур, на взгляд Френсика, быстро проехали по Банбери-роуд и помчались пригородами, мимо сдвоенных особняков. Миссис Богден жила в номере 33 по Вью-парк авеню, домике стиля тюдор, обложенном гравием. Она остановила машину у гаража. Френсик хотел было расстегнуть ремень, но Синтия Богден выжидательно склонилась к нему, протягивая губы. Смирившись с неизбежностью, он заключил ее в объятия. Поцелуй вышел долгий и страстный, тем более неприятный, что рукоятка скоростей упиралась Френсику в область правой почки. Когда, по завершении поцелуя, Френсик выбрался из автомобиля, он очень и очень подумал, стоило ли все это затевать. Но теперь уж колебаться не приходилось: ставки сделаны, Френсик последовал за хозяйкой в дом. Миссис Богден включила свет в прихожей. -- Выпьем по глоточку?-- спросила она. -- Нет,-- горячо отказался Френсик, убежденный, что она под несет ему какого-нибудь кулинарного хересу. Миссис Богден сочла его отказ за нетерпение, и они снова сплелись в объятии, на этот раз возле стойки вешалки. Потом она за руку повлекла его вверх по лестнице. -- Кое-куда -- здесь,-- предупредительно сказала она. Френсик шарахнулся в ванную и запер за собой дверь. Несколько минут он глядел на свое отражение, недоумевая, чем он так прельстителен для женщин самой хищной породы, зарекался иметь с ними дело и обещал себе никогда больше не корить Джефри Коркадила за его сексуальные предпочтения; наконец пришлось выйти и проследовать в спальню Синтии Богден, розовую-розовую. Шторы были розовые, палас розовый, мягкая стеганая обивка тахты -- розовая. И рядом розовый торшер. На тахте розовый Френсик разбирался с розовым бельем Синтии Богден, нашептывая в ее розовое ухо приторно-розовые нежности. Через час на розовых простынях лежал уже не розовый, а кирпичный Френсик, дрожащий с головы до ног. За его старания не осрамиться и угодить любыми средствами расплачивалась кровеносная система. А сексуальные кунштюки миссис Богден, опробованные в недаром расторгнутом браке и почерпнутые, вероятно, из какого-нибудь бредового пособия, как сделать секс волнующим, вынудили Френсика к таким позициям, какие не приснились бы самым его отъявленно эротическим авторам. Он пытался отдышаться, попеременно благодаря бога за то, что это кончилось, и опасаясь, что кончится все-таки инфарктом. Над ним возникла голова Синтии в нерушимой прическе. -- Не разочарован?-- спросила она. Френсик поднял глаза и яростно замотал головой. Всякий другой ответ был бы равнозначен самоубийству.-- А теперь мы еще капельку выпьем,-- сказала она и, к изумлению Френсика, легко выпрыгнув из постели, вмиг принесла бутылку виски, присела на край тахты и плеснула понемногу обоим.-- За нас,-- сказала она. Френсик осушил стакан залпом и протянул его за новой порцией. Синтия улыбнулась и вручила ему бутылку. В Нью-Йорке Хатчмейеру тоже нездоровилось -- правда, по иной причине. Его чуть не хватил удар из-за трех с половиной миллионов долларов. -- Какие такие у них свои сомнения?-- орал он на Макморди, сообщившего, что страховая компания задерживает выплату компенсации.-- Обязаны заплатить! Зачем же я страхую недвижимость, если мне не платят за ее поджог? -- Не знаю,-- ответил Макморди.-- Я вам докладываю, что мне сказал мистер Синстром. -- Подать мне сюда Синстрома!-- заорал Хатчмейер. Макморди подал Синстрома. Тот вошел в кабинет, уселся и учтиво посмотрел на крупнейшего издателя Америки сквозь очки в стальной оправе.-- Так вот я не знаю, чего вы там копаетесь...-- начал Хатчмейер. -- Докапываемся до истины,-- сказал мистер Синстром.-- И не более того. -- Это пожалуйста,-- разрешил Хатчмейер.-- Докапывайтесь и раскошеливайтесь. -- Дело в том, мистер Хатчмейер, что мы выяснили, как начался пожар. -- Как же? -- Некто поджег дом с помощью канистры бензина. Некто -- миссис Хатчмейер. -- Откуда вы знаете? -- Мистер Хатчмейер, наши эксперты могут сообщить вам, какой лак был на ногтях вашей жены, когда она извлекла из сейфа четверть миллиона долларов, которые вы туда положили. -- Ну да?-- сказал Хатчмейер, с подозреньем оглядев собеседника. -- Уверяю вас. Нам известно также, что она загрузила на катер пятьдесят галлонов бензина. При посредстве Пипера. Он таскал канистры: у нас имеются те и другие отпечатки. -- На черта ей это было надо? -- Уж это вам лучше знать,-- заметил мистер Синстром. -- Мне? Я был на середине треклятого залива. Как я мог знать, что делается у меня в доме? -- В это мы не вникаем, мистер Хатчмейер. Странное, правда, совпадение, что вы поехали в шторм кататься с мисс Футл, а жена ваша тем временем подожгла дом и инсценировала свою гибель... -- Инсценировала гибель?-- Хатчмейер побледнел.-- Вы сказали... -- Между собой мы это называем синдромом Стонгауза,-- кивнул мистер Синстром.-- То и дело кому-то бывает надо, чтобы его считали погибшим: он исчезает, а дорогие близкие предъявляют страховку. Вы требуете выплаты трех с половиной миллионов долларов, а очень может статься, что ваша жена пребывает где-нибудь в добром здравии. Хатчмейер втянул голову в плечи от кошмарной мысли, что Бэби, может статься, еще жива и таскает при себе документальные улики уклонения от налогов, подкупов и незаконных сделок, вполне достаточные, чтобы упечь его в тюрьму. По сравнению с этим невыплата трех с половиной миллионов долларов -- сущая безделица. -- Просто не могу поверить, что она такое сделала,-- сказал он наконец.-- У нас же была счастливая семья. Никаких сложностей. Все ей пожалуйста... -- В том числе молодые люди?-- спросил мистер Синстром. -- Нет, молодые люди не в том числе!-- крикнул в ответ Хатчмейер и пощупал свой пульс. -- Между тем этот писатель Пипер был молодой человек,-- сказал мистер Синстром,-- а насколько я слышал, миссис Хатчмейер была неравнодушна... -- Вы что, обвиняете мою жену? Да я вас... -- Мы никого ни в чем не обвиняем, мистер Хатчмейер. Как я сказал: мы всего-навсего докапываемся до истины. -- Значит, вы говорите мне, что моя жена, моя дорогая малютка Бэби, нагрузила катер бензином и покушалась убить меня посреди... -- Именно это я вам и говорил. Впрочем,-- добавил мистер Синстром,-- взрыв перед столкновением мог быть и случайностью. -- Ну, оттуда, где я стоял, на случайность это было не похоже, можете мне поверить,-- сказал Хатчмейер.-- Вот вылетел бы прямо на вас катер из темноты -- так небось не торопились бы с инсинуациями. Мистер Синстром поднялся. -- Итак, вам желательно, чтобы мы продолжили наши розыски?-- спросил он. Хатчмейер заколебался. Если Бэби жива, то продолжать розыски -- последнее дело. -- Ну, не верится, что моя Бэби могла на такое пойти, вот и все,-- сказал он. Мистер Синстром снова сел. -- Если она пошла на такое и мы это докажем, то боюсь, что миссис Хатчмейер подлежит суду. Поджог, покушение на убийство, обман страховой компании. Мистер Пипер тоже -- как пособник. Я слышал, он популярный автор. Таким всегда найдется работа в тюремной библиотеке. И процесс сенсационный. Если, стало быть, вы всего этого хотите... Хатчмейер ничего этого не хотел. Сенсационные процессы, на которых Бэби со скамьи подсудимых оправдывается тем, что... Ох, не надо. Совсем даже не надо. А "Девство" и так раскупают сотнями тысяч, общий тираж давно перевалил за миллион, а если будет кино, то компьютер предсказывает что-то сногсшибательное. Нет, обойдется без сенсационных процессов. -- А если не хочу?-- спросил он. Мистер Синстром подался вперед. -- Можем прийти к соглашению,-- сказал он. -- Мы-то можем,-- подтвердил Хатчмейер,-- а вот легавые... -- Сложили руки и ждут наших разъяснений,-- качнул головой мистер Синстром.-- Мне же это видится так... Когда он закончил, Хатчмейеру это виделось так же. Страховая компания объявит, что полностью удовлетворила иск, а Хатчмейер напишет заверенный отказ от иска. Так он и сделал. Три с половиной миллиона долларов даже в пересчете на центы -- это вздор, лишь бы не ожила Бэби. -- А что будет, если вы правы, и она возьмет да и объявится?-- спросил он, когда мистер Синстром собрался уходить. -- Тогда я вам не завидую,-- сказал мистер Синстром.-- Это все, что я могу сказать. Он удалился, а Хатчмейер сел за стол и обдумал, что чем грозит. Нашлось одно утешение: если Бэби жива, то ей тоже не позавидуешь. Попробуй-ка воскресни -- как раз угодишь в тюрьму: нет, не такая она дура. Стало быть, Хатчмейер может, жить сам по себе и даже снова жениться. Мысли его обратились к Соне Футл. Вот кто настоящая женщина. Глава 19 За две тысячи миль от Нью-Йорка переживания Бэби приняли иной оборот. Урок взаимоотношений так подействовал на Пипера, что если раньше он при всякой возможности хватался за "Возвратный труд", то теперь не менее рьяно кидался на нее. После долгих лет воздержания он спешил наверстать упущенное. Каждую ночь, целуя ее уплотненные груди и сжимая переобтянутые бедра, Пипер испытывал восторг, которого не дала бы ему никакая другая женщина. Искусственная Бэби была как нарочно создана для него. Усеченная и обчищенная наперекор природе, в глазах Пипера она очень выигрывала по сравнению с Соней Футл. Ее как бы отредактировали, и Пипер, очиститель "Девства", не уставал радоваться, что Бэби, с которой он как по нотам разыгрывал роль повествователя романа, была соответственно много старше его летами, но не внешностью. И вела она себя в постели как нельзя лучше: никакого пыла и отменная квалификация -- так что чужая страсть ему не угрожала. Бэби просто утоляла его похоть и не требовала постоянного внимания, то есть не мешала писать. Наконец, она прекрасно знала текст романа и всегда была наготове с нужной репликой. Когда он стонал в преддверии экстаза: "Дорогая, наша эвристика -- это акт творчества", Бэби, не ощущая ровно ничего, отзывалась: "Констатируем, дитя мое", точь-в-точь как ее прототип, престарелая Гвендолен на странице 185-й -- тем самым скрепляя художественный вымысел, основу бытия Пипера. Итак, Бэби вполне отвечала требованиям Пипера к идеальной возлюбленной; но самой ей ничуть не льстило понимание, что она лишь дублирует воображаемую героиню, вдобавок еще и придуманную не им, а настоящим автором "Девства". В упоении Пипера ей порою чудилось что-то вурдалачье, и, глядя в потолок из-за его плеча, Бэби с ужасом чувствовала, что, может быть, ее вовсе и нет, что она невзначай сошла со страниц "Девства" -- призрак вымысла, тускнеющего в "Возвратном труде" и расплывающегося на пути к третьей версии. В будущем она, значит, обречена быть оболочкой наигранных чувств, порожденным словесностью половым органом, используемым в промежутках между писанием. Изменился даже дневной распорядок. Пипер желал теперь писать утром, ехать по жаре и ранним вечером останавливаться в мотеле, чтобы прочесть ей написанное поутру и потом соотноситься. -- Ты не можешь как-нибудь для разнообразия выразиться прямо?-- спросила Бэби однажды вечером по прибытии в Таскалусу.-- Уж если мы этим занимаемся, так зачем миндальничать? Но Пипер прямо выражаться не хотел. В "Девстве" не было прямых слов, и в "Нравственном романе" это называлось "соотношение". -- То, что я испытываю к тебе...-- начал он, но Бэби перебила. -- Читали, знаем. Кино можно не показывать. -- Итак,-- сказал Пипер,-- я испытываю к тебе... -- Да ничего,-- отрезала Бэби,-- ничего ты ко мне не испытываешь. К этой чернильнице, в которую суешь перо, и то больше, чем ко мне. -- Это мне нравится,-- сказал Пипер. -- А мне нет,-- заметила Бэби с новой, надрывной нотой в голосе. Она подумала было бросить Пипера прямо здесь, в мотеле, и отправиться дальше одной. Но подумала мельком. Не зря же она подожгла свой дом, не зря исчезла из мира: нет, она теперь навечно связана с литературным неандертальцем, который думает, будто писательство -- это уход в прошлое и бестолковое подражание давно умершим романистам. И, что хуже всего, пиперовская одержимость прошлым казалась ей зеркальным отражением собственной. Она тоже сорок лет провоевала с временем, посредством хирургических уступок сохраняя внешний облик той безмозглой красотки, которая была в 1935 году избрана мисс Пенобскот. У них столько общего, и Пипер дан ей в память о собственном неразумии. Все это прошло -- и жажда юности, и желание быть по-прежнему обольстительной. Впереди была только смерть -- и уверенность, что хотя бы над мертвым ее телом бальзамировщики корпеть не будут. Об этом-то она позаботится заранее. Она и так уж о многом позаботилась. В приступе романтического сумасбродства она сама себя сожгла и утопила, чем опять-таки породнилась с Пипером. Оба они стали призрачными и жильцами череды однообразных мотелей, он -- со своими гроссбухами и ее телом, она -- с ощущением дикой бессмыслицы и бредовой тщеты. Этой ночью, когда Пипер соотносился, безжизненно простертая под ним Бэби приняла решение. Мотелей больше не будет: они свернут с торной дороги и проселками доберутся до неведомых захолустий дальнего Юга. А там что нужно случится само, помимо ее воли. С Френсиком все уже происходило помимо его воли. Он сидел за пластикатовым столиком на кухне у Синтии Богден, жевал кукурузные хлопья и силился забыть предрассветные происшествия. Ошалев от плотоядных аппетитов Синтии, он сделал ей предложение. В алкогольном тумане это казалось единственным спасением от инфаркта и способом дознаться, кто же все-таки автор "Девства". Но предложение в ночи так ошеломило миссис Богден, что ей было не до подобных пустяков. В конце концов Френсик ухитрился проспать несколько часов и был разбужен сияющей Синтией с чашкой чаю на подносе. Френсик дотащился до ванной, побрился чьей-то бритвой и явился к завтраку, решив скорее разузнать все, что можно. Однако в мыслях у миссис Богден было одно лишь предстоящее бракосочетание. -- Мы ведь устроим церковную свадьбу?-- спросила она у Френсика, ковырявшего переваренное яйцо. -- Какую?.. А, да. -- Я всегда хотела, чтоб это было в церкви. -- Я тоже,-- сказал Френсик с воодушевлением примерно таким же, как если бы ему предложили проследовать в крематорий. Он искрошил яйцо и повел лобовую атаку.-- Ты, кстати, встречалась с автором "Девства ради помедлите о мужчины"? Миссис Богден на миг отвлеклась мыслью от приделов, алтарей и Мендельсона. -- Нет,-- сказала она.-- Рукопись пришла почтой. -- Почтой?-- переспросил Френсик, уронив ложечку.-- И тебе это не показалось странным? -- Ешь свое яйцо,-- сказала миссис Богден. Френсик затолкал ложку крошева в пересохший рот. -- Откуда она пришла? -- Из "Ллойдз банка",-- сказала миссис Богден и налила себе еще чашку чаю.-- Чаю налить? Френсик кивнул. Надо было как-то ополоснуть рот от налипшего яйца. -- "Ллойдз банка"?-- выговорил он наконец.-- Но ведь были же в рукописи неразборчивые места? Как ты поступала? -- Ой, да просто звонила и спрашивала. -- Звонила? Куда -- в "Ллойдз банк", а они... -- Ох, какой ты глупенький, Джефри,-- сказала миссис Богден.-- Да не звонила я в "Ллойдз банк". У меня же был другой номер. -- Какой другой номер? -- По которому я звонила, глупыш,-- сказала миссис Богден и посмотрела на часы.-- Ой, сколько времени: почти уже девять. Из-за тебя я опаздываю, противный мальчишка.-- Она кинулась прочь из кухни и вернулась совершенно одетая. -- Когда будешь готов, вызови такси,-- сказала она,-- и приезжай ко мне в контору.-- Она крепко поцеловала Френсика в губы, слизнув с них яичную крошку, и отбыла. Френсик встал на ноги, выполоскал рот над раковиной и обмыл ее струей воды. Потом он набил нос табаком, подлил себе чаю и пораскинул мозгами. Звонила по другому номеру? Чем дальше он рыл, тем глубже закапывался. Подбираясь под автора "Девства", он сам угодил... Френсика передернуло. Именно что в яму, да еще в какую! Уныло сидя в уборной, он пытался обдумать свой следующий ход. Телефонный номер. Автор корректирует машинистку по телефону? По сравнению с этими вывертами собственное его поведение последних дней казалось прямо-таки разумным, хотя сделать предложение Синтии Богден было явно верхом безрассудства. Из уборной он вышел минут через десять и направился в прихожую, к телефону на столике. Френсик просмотрел телефонную книжку миссис Богден: но если нужный ему номер и был где-нибудь записан, то не там. Он вернулся на кухню, выпил чашку растворимого кофе, взял еще понюшку табаку и наконец вызвал такси. Такси приехало в десять, а в половине одиннадцатого Френсик заставил себя переступить порог Машинописного агентства. Миссис Богден ожидала его; двенадцать чудищ за машинками -- тоже. -- Девочки,-- эвфемистически выразилась миссис Богден, когда Френсик опасливо сунул нос в дверь,-- знакомьтесь с моим женихом, мистером Джефри Коркадилом. Существа повставали со стульев и пророкотали поздравления, а миссис Богден лучилась счастьем. -- Теперь -- кольцо,-- сказала она, когда поздравления смолкли, и Френсик последовал за ней на улицу. Чертовой бабе нужно кольцо. Ладно, лишь бы не очень дорогое. Оказалось -- очень. -- Пожалуй, мне нравится этот солитер,-- сказала она ювелиру. Услышав цену, Френсик вздрогнул, и весь его план зашатался, но помогло внезапное озарение. В конце концов, что такое пятьсот фунтов, когда на карту поставлено все его будущее? -- Выгравируем на нем?-- спросил он Синтию, которая надела кольцо на палец и любовалась сверканием камня. -- Что выгравируем?- проворковала она. Френсик заухмылялся. -- Что-нибудь тайное,-- прошептал он,-- что-нибудь только нам двоим понятное. Code d'amour. -- Ой, какой ты несносный,-- сказала миссис Богден.-- Ужас, что тебе в голову приходит. Френсик покосился на ювелира и снова приложил губы к перманенту. -- Любовный шифр,-- объяснил он. -- Любовный шифр?-- повторила миссис Богден.-- Как это? -- Какое-нибудь число,-- сказал Френсик и помедлил.-- Число, про которое мы одни знаем, что оно свело нас. -- Ты хочешь сказать?.. -- Вот именно,-- сказал Френсик, предупреждая возможные варианты,-- ведь ты же печатала книгу, а я ее издал. -- А может быть, просто "Вместе до гробовой доски"? -- Вроде заглавия телесерии,-- сказал Френсик, не терявший надежды расстаться гораздо раньше. Его выручил ювелир. -- Это внутри кольца не уместится. "Вместе до гробовой доски" -- слишком много букв. -- А цифры можно?-- спросил Френсик. -- Смотря сколько. Френсик вопросительно посмотрел на миссис Богден. -- Пять,-- сказала она, секунду поколебавшись. -- Пять,-- повторил Френсик.-- Пять миленьких маленьких цифленочек, наш сладкий любовный шифлик, самый-самый секлетный.-- Он выложился с потрохами, и миссис Богден не устояла. Она было заподозрила... но нет, человек, который в присутствии чинного поставщика ее королевского величества говорит о миленьких маленьких цифленочках, их самом-самом секлетном сладком шифлике -- нет, этот человек выше подозрений. -- Два-ноль-три-пять-семь,-- нежно пролепетала она. -- Два-ноль-три-пять-семь,-- гордо выговорил Френсик. -- Ты уверена? В таком деле ошибок не надо. -- Конечно уверена,-- сказала миссис Богден.-- Я вообще ошибок не делаю. -- Ну и хорошо,-- сказал Френсик, снимая кольцо с ее пальца и протягивая его ювелиру,-- выгравируйте эти цифры внутри кольца. Сегодня к вечеру я его заберу.-- И, твердо взяв под руку миссис Богден, он направил ее к двери. -- Извините, сэр,-- сказал ювелир,-- но если вы позволите... -- Что позволю?-- обернулся Френсик. -- Предпочтительнее, чтобы вы сейчас заплатили. Понимаете ли, гравированные кольца... Френсик понял с полуслова. Он отпустил миссис Богден и снова подошел к конторке. -- Знаете... э-э... как бы вам сказать...-- начал он, но миссис Богден надежно заслонила дверь. Полумерами не обойдешься. Френсик вынул чековую книжку. -- Буду мигом, дорогая,-- крикнул он Синтии.-- Перейди улицу, присмотри себе там платьице. Синтия Богден повиновалась инстинкту и не двинулась с места. -- Чековая карточка у вас при себе, сэр?-- спросил ювелир. Френсик благодарно поглядел на него. -- Вы знаете, нет. Не при мне. -- Тогда простите, сэр, желательно деньгами. -- Деньгами?-- сказал Френсик.-- В таком случае... -- Пойдем в банк,-- твердо сказала миссис Богден и повела его в банк на Хай-стрит. Она уселась, а Френсик обратился к кассиру. -- Пятьсот фунтов?-- сказал тот.-- Требуется проверить вашу личность и позвонить в ваш банк. Френсик глянул на миссис Богден и понизил голос. -- Френсик,-- нервно сказал он.-- Фредрик Френсик, Глас-Уок, Хампстед, но мой деловой счет в ковент-гарденском отделении. -- Проверим -- пригласим,-- сказал кассир. Френсик побелел. -- Только прошу вас, пожалуйста, не... -- Не -- что? -- Не важно,-- сказал Френсик и пошел к миссис Богден. Надо было как-нибудь выдворить ее из банка, прежде чем чертов кассир начнет выкликать мистера Френсика.-- Оказывается, это не сразу, милая. Вернись, детка, к себе и... -- Но я предупредила, что сегодня не вернусь, и думала... -- Сегодня не вернешься?-- сказал Френсик. Чего там сегодня -- еще час с нею, и он вообще никогда никуда не вернется.-- Но... -- Что "но"?-- поинтересовалась миссис Богден. -- Но сегодня у меня ленч с автором, профессором Дубровитцем из Варшавы. Он проездом и...-- Френсик выпроводил ее, обещая в два счета разделаться с профессором и зайти за нею на работу. Потом, облегченно вздохнув, он вернулся в банк и получил свои пятьсот фунтов. -- К ближайшему телефону,-- сказал он сам себе, запихивая деньги в карман и сбегая по ступеням. Синтия Богден дожидалась его. -- Но ведь...-- сказал Френсик и сдался. С миссис Богден всякие "но" пропадали впустую. -- Я решила, что мы сначала пойдем заплатим за кольцо,-- сказала она, взяв его под руку,-- а уж потом бог с тобой, иди к своему дурацкому профессору. Они возвратились к ювелиру, и Френсик выложил пятьсот фунтов. Только после этого миссис Богден отпустила его. -- Позвони мне сразу, как с ним развяжешься,-- сказала она, чмокнув его. в щеку. Френсик обещал не тянуть и помчался на почтамт. Там он на нервной почве набрал два-три-пять-ноль-семь. -- Ресторан "Бомбейская утка",-- отозвался какой-то индус, который вряд ли написал "Девство". Френсик яростно повесил трубку и опробовал другую комбинацию цифр на кольце. Рыбная торговля Мак-лафлина. Больше мелочи не было. Он потел, купил марку за шесть с половиной пенсов и, отдав пятифунтовую бумажку, вернулся с грудой мелочи. Телефонная будка была занята. Френсик стоял, притопывая ногой, а юный угреватый дегенерат не спеша охмурял какую-то девицу, хихиканье которой доносилось до посторонних ушей. Френсик припоминал правильный номер, и как раз припомнил, когда юнец отсосался от телефона. Френсик зашел в кабину и набрал два-ноль-три-пять-семь. Долго раздавались протяжные гудки; наконец трубку сняли. Френсик опустил монету. -- Да,-- сказал тонкий брюзгливый голос,-- кто говорит? Не долго думая, Френсик взял грубоватый тон. -- С Главного почтамта, отдел телефонных неполадок,-- сказал он.-- Мы тут ищем коллекторное пересечение линии. Будьте добры вашу фамилию и адрес. -- Неполадок?-- сказал голос.-- У нас неполадок не было. -- Не было, так будут. Прорвало водопроводную трубу, и нам нужны ваша фамилия и адрес. -- Вы, кажется, сказали -- пересечение линии?-- сварливо осведомился голос.-- При чем же тут водопроводная труба? -- Мадам,-- стоял на своем Френсик,-- трубу прорвало, коллектор вышел из строя, и нам нужно выяснить, где авария. Будьте так добры назвать фамилию и адрес...-- Последовала долгая пауза; Френсик грыз ноготь. -- Ну, пожалуйста, если вам нужно,-- возобновился голос,-- доктор Лаут, Садовый Выгон, 44... Алло, вы слушаете? Но Френсик не слушал, ужасаясь осенившей его догадке. Он положил трубку и побрел на улицу. На Ланьярд-Лейн Соня сидела за своей машинкой и смотрела на календарь. Она вернулась из Сомерсета обнадеженная, что Бобренок Берн" будет впредь легче выражаться; вернулась и нашла два послания. Первое было от Френсика -- что он пробудет день-другой неизвестно где и пусть она его заменит. Уже довольно странно. Френсик обычно изъяснялся подробнее и оставлял на всякий случай номер телефона. Но второе послание -- длинная телеграмма от Хатчмейера -- было куда удивительнее: ПОЛИЦИЯ УБЕЖДЕНА СЛУЧАЙНОЙ ГИБЕЛИ ПИПЕРА БЭБИ ТЕРРОРИСТЫ НИ ПРИ ЧЕМ СБЕЖАЛИ ДРУГ ДРУГОМ СХОЖУ ПО ТЕБЕ УМА БУДУ ЧЕТВЕРГ ВСЕЙ ЛЮБОВЬЮ ХАТЧМЕЙЕР. Соня перечла это невразумительное сообщение несколько раз: "Убеждена случайной гибели"? "Террористы ни при чем сбежали друг другом"? Что за бессмыслица? Она подумала, пожала плечами и заказала Нью-Йорк, "Хатчмейер Пресс". Подошел Макморди. -- Он сейчас в Бразилии,-- сказал он. -- Что это за новости насчет случайной смерти Пипера?-- спросила она. -- У полиции теперь новая версия,-- сказал Макморди,-- будто они собрались куда-то бежать, погрузили горючее на борт и нечаянно взорвались. -- Бежать? Пипер с этой тварью? Посреди ночи, катером? У кого-то не все дома.