самую гущу. Сюда и солнце с трудом пробивается. Со всех сторон стена зарослей. "Настоящая змеиная страна, этот Райен-Крик. Просто Змеиная яма". Похоже, однако, что сегодняшнее утро эти пресмыкающиеся отвели для домашних дел - вострят свои жала. Мысли Джоша вернулись к событиям дня. Он поднялся на ноги. Стало немного легче. Я поплакал о тебе, кролик. Кому-то было не все равно. Высморкался. Пожалуй, тетя Клара права. Так и сгореть можно. Еще раз высморкался - словно автобус фыркнул. Что обо мне подумают ребята? Только мне наплевать. Как это меня угораздило пойти на охоту? Я - и ружье, оружие... Да попади оно мне в руки, я бы против них же его и повернул. Бабахнул бы по тому месту, откуда ноги растут. Неуверенно покружил на месте, высматривая просвет в зарослях. Я стану вегетарианцем. Буду грызть орехи. Жевать салат. Мне сегодня что-то важное открылось. Откровение - вот как это называется. Может, я мистиком становлюсь? Достопочтенный Джош Плаумен, полоумный монах. Живет в крольчатнике, в Долине эвкалиптов. Питается орехами. Впадает в транс ежеутренне в десять часов. Желающие могут удостовериться. Вход свободный. При выходе не забудьте опустить пенни в ящик для бедных. Господи, какие только ужасы не угрожают человеку, пока он растет. Двинулся наудачу по тропинке вдоль журчащего ручья. Если ты монах, то нельзя иметь жену. А как же Бетси? Я и она. Жениться на таком голосе? Надо послать ее к учителю дикции. Будет твердить разные скороговорки и упражнения. Бетси и я. Вот была бы жизнь. Джош идет, легко ступая по земле и напряженно вслушиваясь, не раздадутся ли снова голоса ребят. Только, ради бога, не надо больше кроликов в капканах. Хватит с него капканов. Сколько этих гнусных ловушек они здесь понаставили? Застрекотали цикады, цикады или сверчки? Ритмично, как сердцебиение. На том берегу ручья в отдалении показалась земляная насыпь. Железнодорожное полотно, по которому, раскачиваясь, проносится поезд, когда пытается наверстать перед остановкой упущенные минуты. Бедный крольчишка. Пусть они подавятся твоими косточками. Видите ли, тетя Клара, я собираюсь стать поэтом. К нам в школу приходил как-то один человек. Не такой, каких обычно приглашают выступать. Не футболист и не крикетист, и не полицейский, и не пастор с воротником задом наверед. Этот был весь скрюченный и опирался на палку. Если хотите писать книги, сказал он, надо, чтобы вы умели чувствовать боль. Когда вы плачете, вы плачете о ком-то другом. Когда смеетесь - смеетесь над самим собой. Когда поступаете жестоко - это вы свою жизнь коверкаете. Так он стоял, тетя Клара, сгорбленный, скрюченный, и подшучивал над собой. Мы хохотали как сумасшедшие. Я хотел бы, когда вырасту, стать таким, как он. Он чуть не все время смотрел на меня, должно быть догадался. Остальные ребята почти никто ничего не поняли. Среди всего этого хохота - и вдруг сказать такое. Джош встал как вкопанный: прямо ему в лицо смотрел прадедушка Плаумен. Джош даже растерялся от неожиданности. Впереди виднелся прадедушкин мост, который как поставили здесь в 1882 году, так он и стоит до сих пор, поджидая Джоша. Ну что тут скажешь? Семейная гордость и мишень для семейных шуток. По-моему, прадедушка, ваш мост выглядит совсем неплохо, хотя готов пари держать, что сами вы не надрывались, только глотку надрывали, командуя, где какое бревно укладывать. И как же это вы не изобразили себя на картине держащим мост на плечах? Итак, дорогие друзья, в Райен-Крик пришла железная дорога. Пришла благодаря отцу города, который таким образом, и более ничем, добился своего избрания в парламент. Прадедушка на подножке движущегося поезда. Цилиндр и фрак. Лицо в угольной пыли. "Теперь, - голос прадедушки разносился над толпой, - по стальным рельсам и дубовым шпалам Райен-Крик со своими мужественными обитателями движется вперед. Сегодня нас нанесли на карту, завтра мы станем большим городом". Что же вышло не так, прадедушка? Кто просчитался? Джош бежит к желтой дороге, проходящей под мостом, рюкзак колотится по лопаткам, мешает дышать. К собственному удивлению, Джош взволнован. Этот длинный мост, красивой дугой вписавшийся с запада на восток в железнодорожную насыпь; этот длинный мост с могучими стволами опор, вбитыми в грунт и в камень, и с кружевом переплетающихся высоко в воздухе бревен; этот длинный мост, охватывающий реку, и запруду, и желтую дорогу, и лес. Он прекрасен, ваш мост, прадедушка! Подумать только, ведь старик сам, до последнего болта и гайки, продумал всю конструкцию моста. Сидел в своем доме на холме, за тем самым столом, за которым вчера вечером сидел Джош, и выдумывал этот мост из своей седой головы. Представь себе, как в далеком Мельбурне много лет тому назад сидел инженер, склонившись над - бумагами, и изучал этот проект, почесывая затылок, а рядом, молча, затаив дыхание, ждал прадедушка. Представь себе, как инженер наконец поднял голову от чертежей. "Да, мистер Плаумен, сэр. Небольшой просчет в формуле изгиба. Мы с этим разберемся. Сваи заглубим еще на шесть футов, если не наткнемся на каменную породу, и этот мост переживет нас. Если вы хотите иметь такой мост, вы такой мост и получите. Удивительно, мистер Плаумен". Джош стоял разинув рот, и перед ним оживала семейная легенда. Вы были необыкновенный человек, прадедушка. Может быть, Плаумены правы. Маме бы надо сюда приехать и посмотреть это. А не подсмеиваться над вами. Гарри, Билл и Рекс - это же они идут там впереди. Спиной к солнцу. Спиной к Джошу. И прекрасно. Идут себе по желтой дороге, в желтой дали, среди выжженного солнцем пшеничного жнивья в обрамлении моста, который построил прадедушка Плаумен. Вода в запруде под мостом взбаламученная, мутная, хотя совсем недавно в ней, наверное, отражались и кружево бревен вверху, и купы акаций по берегам, и клочок свежей зеленой травы у самой кромки. Сейчас на воде нет отражений. Только рябь и взбаламученный ил, и по пояс в воде - толстая девочка в зеленом купальном костюме. - Привет, Джошуа! Тут уж можешь не сомневаться, Джош. Можешь быть совершенно уверен. Стоит подумать о чем-нибудь вслух, порассуждать самому с собой, и непременно окажется, что кто-то тебя слышал. Со вздохом: - Привет, Лора. - Бедная некрасивая девочка. Ничего-то ей не досталось. Тебя обидели, Лора. Где же ты была, когда всех оделяли? Ты что здесь делаешь? Не рановато ли для купанья? Лора хихикнула: - Я же сказала, что поймаю тебя, Джошуа. Вот и поймала. - Что-то не припоминаю. - Я это вчера сказала. Два раза сказала. - Только не мне. Ты кому-нибудь другому говорила. - Не сердись на меня, Джошуа. - А ты зови меня Джош. Мне очень не нравится это другое имя. - Мисс Плаумен зовет тебя Джошуа. - Больше не зовет, и, если бы ты вчера пришла в церковь, ты бы знала об этом. Джошу хочется от нее уйти. - А ты сегодня уверенный. - Какой? - Другой, чем вчера. Вчера мне тебя жаль было. Ну что на это скажешь? - Послушай, Лора, не может быть, чтобы ты тут стояла, когда я проходил мимо. Не мог я тебя не заметить. Лора набрала полную грудь воздуха и исчезла. Джош проворчал про себя: "Вечно задаю дурацкие вопросы". Подождал немного. - Хорошо. Хорошо. Ты нырнула. А теперь выныривай. Еще подождал. Что она, тюлень какой-нибудь, что ли? Джош уже беспокоился. Стал считать. Начал прямо с тридцати. - Выныривай, Лора, тебе говорят! Лопнешь. Разводы на воде посветлели, пожелтели. С ума сойти! Она застряла. Зацепилась за что-то. Лора! Джош бросил считать, сорвал с плеч рюкзак и попытался, не расшнуровывая, сбросить ботинки. - А, черт! Как же быть, если не умеешь плавать? Стал, оскользаясь и увязая, спускаться вниз, к воде, и вдруг вдали от берега, прямо посреди пруда, всплыла круглая, как зеленый желудь, голова, зеленая шапочка в желтом облаке ила. - Вот сумасшедшая! Совсем спятила! Перепугала меня до смерти. - Поплаваем? - Ну уж нет! - Вода тут отличная. - Что-то не похоже. На мой взгляд, грязная, мутная лужа. - Я всегда так делаю. Джош стал выбираться на сухое место, стараясь не поскользнуться. Его все еще трясло, и он не сразу расслышал ее последние слова. - Что делаешь? - Ныряю в самой середке, где глубоко, достаю до дна и взбалтываю тину. Ребята злятся. - Взбалтываешь тину? Нарочно? Удивительно, что тебя за это не прибили. Заразу какую-нибудь получить можно. Лора снова была на мелком месте. - Я и с моста ныряю. - Психованная. Шею сломаешь. - Давай поплаваем. Давай! - Я сказал, нет. - Ты не умеешь плавать? - Конечно, умею. Но я не ношу в кармане плавки. А без плавок я не купаюсь. - У нас ребята купаются. - У вас-то, конечно, купаются, а я не буду. - Зачем ты снова надеваешь рюкзак на спину? - А куда же его надевать? Разбрызгивая воду, она вышла на берег, неожиданно женственным движением стянула шапочку с головы и тряхнула волосами. Она стояла у воды, наверно, по щиколотку в тине. - Не уходи, Джош! - Я иду в поход. А какой же поход, если я тут буду торчать? Я спустился, только чтобы на мост посмотреть. - Мост Максимилиана Плаумена. Джош вздрогнул. - Да, кажется, так его называли. - Но ты же пошел с ребятами. - Может быть. Ну и что? Лора, глядя в сторону, словно боясь причинить ему боль: - Мне Гарри сказал. - А никакого секрета и не было. - Про кролика. Что ты плакал из-за кролика. У Джоша сдавило горло. - А ты бы, конечно, не заплакала? - Из-за какого-то дурацкого кролика? Смешной ты, Джош. - Точно. Умереть от смеха можно. И зашагал вверх по дороге, слыша за спиной: - Джош, прости! Я не хотела тебя обидеть. Не уходи. Он буркнул в ответ, не оглянувшись: - А на черта мне здесь оставаться? Чего я здесь забыл? На дороге остановился - как застрял на мели: куда податься? Через мост и за реку, в желтую даль, рискуя встретить мальчишек, или обратно в поселок, прямо на Главную улицу? Вот так выбор. Вот так жизнь! А на душе нехорошо, неприятно, как после дурного поступка- будто совершил жестокость, своими руками убил кролика. В другом роде жестокость, но тоже по-своему не лучше, чем удар палкой. Зачем было так отвечать ей? Ей-то за что? Несправедливо. И Джош пошел обратно к запруде, высматривая ее у воды, не окликая, а просто негромко называя ее имя: - Лора. Куда она снова запропастилась? Не на дно же опять? Вон стоит у кустов с ворохом одежды и грязноватым полотенцем в руках, а лицо как у незаслуженно побитого спаниеля. Джош на миг замялся, постоял в нерешительности, а потом спустился и сел у самой воды, где уцелел клочок зеленой травы, уселся с обстоятельностью, будто располагался здесь лагерем на несколько дней. Кто ее знает, эту Лору, как она поступит, что подумает? Вроде бы она простушка, а может, и нет, может, наоборот, очень умная. Тетя Клара вчера вечером странно про нее сказала: "Лора Джонс - очень своеобразная девчушка". Ну уж, не девчушка, тетя Клара, можете мне в этом поверить. Лора тоже стоит и думает. Думает о чем-то, склонив голову набок. Может быть, прячет улыбку? Ничего-то ты не понимаешь, Джош. Вот она подходит, глядя вроде бы куда-то в сторону, и садится в двух шагах от него, закутавшись в полотенце. Что там у нее в голове, все еще склоненной набок? - Билл говорит, за тобой присматривать труднее, чем за двухлетним. Ну вот, получай. - Благодарю. Это завершает впечатления сегодняшнего дня. - Он сказал, что ты пошел домой к своей тетушке. Чтобы она сменила тебе подгузничек, припудрила тебе задик и уложила в кроватку. У Джоша защекотало шею, по спине побежали мурашки. А он-то из таких благородных побуждений к ней возвратился. Напрасно потраченное благородство. - Билл сердится. Джош с трудом проглотил слюну. - Скажите, какая важность! - Рекс сказал... - Я не хочу знать, что сказал Рекс. - Он очень смешно сказал. - Да уж наверно. У них все семейство смешливое. - А как же Бетси? Разве она тебе тоже не нравится? Вот и угодил в ловушку. Сам залез. Она своего добилась. Ходила, кружила вокруг да около и - бац! - Скажи, разве она тебе не нравится? Джош со вздохом: - Я этого не говорил. - Я видела, как ты на нее смотрел. Глаза пялил. - Смотреть не запрещается. - На Бетси все смотрят. В том смысле, что на Лору не смотрит никто. - Если ты хочешь заполучить Бетси, тебе придется иметь дело с Гарри. - Я вовсе не собираюсь "заполучать" Бетси. Что за дурацкий разговор. - Она подружка Гарри - Да? - Это Гарри так говорит, а тебя она считает желторотым. Ай да Лора! Умеешь подбодрить собеседника. - Значит, ты все-таки хочешь ее заполучить? - Вовсе нет. - Она ведь красивая. - Она ничего. - А я толстая. - Послушай, Лора... - Что с ней будешь делать? - Ты хочешь, чтобы я остался или нет? Перестань об этом, а то я пошел. Запомни раз и навсегда: мне нет дела до девчонок, они меня не интересуют. Я никогда не дружил с девчонками и не собираюсь - ни с Бетси, ни с тобой и ни с кем там еще. - Тогда не глазей на нее. Потому что, если ты не перестанешь, Гарри тебя отлупит. А Гарри отлупит так, что будь здоров. Он может Билла расплющить, что твой трактор. А по-моему, ты хороший. Час от часу не легче. Мало того, что Бетси считает его желторотым. - Билл сказал, ты сюда не придешь. Он сказал, что ты пошел домой к своей тетушке, чтобы она... Джош не дал ей договорить: - Я уже слышал, что сказал Билл. - Я здесь с полдевятого жду. Сердце у него упало, потому что теперь надо было у нее спросить: - Зачем, Лора? Чего ты тут ждала? - Ждала, что ты придешь. И ты пришел. Хорошо, что я осталась. Они хотели, чтобы я шла домой. Гарри ужасно сердился. Он сказал, что я за тобой бегаю и что это глупо. А это совсем не глупо, потому что ты хороший. Гарри сказал, что такой мальчик, как ты, на меня и смотреть не станет. - Это жестоко, так говорить. - Жестоко? Ну и пусть. Мне дела нет. Потому что ты ушел и снова вернулся. Ты хороший. И пусть ты чудной, мне все равно. Ну и что из того, что ты разревелся над каким-то дурацким кроликом. Те ребята, что пишут стихи, все такие, ведь правда, Джош? - Правда, Лора. Это ты очень складно говоришь. А сам чувствовал, что его сторговали и продали за полцены. И он достался Лоре Джонс. Сейчас она отнесет его домой, вставит в рамочку под стекло. И повесит над камином. - Ты мне еще не рассказал. - Я за тобой не поспеваю, Лора. Что я тебе не рассказал? - О своих стихах. О-о-о. Вот только этого и недоставало. Теперь все. - Ты обещал. - Да, я знаю. - А теперь не хочешь. Джош повернулся к ней с удивлением. - Почему ты так решила? - Ты же не хочешь, разве не правда? Просто не хочешь, и все. - Правда. Не хочу. - Я тоже сочинила стихотворение, когда мне было одиннадцать лет. И с тех пор никогда больше не сочиняла. Мистер Коттон сказал, что я его списала, и не захотел поставить мне отметку. Ребята надо мной смеялись. - А ты его вовсе не списала? - Счастливое время - весна: Зимы холода отошли. Птичек слышны голоса. Они строят гнезда свои. Нет лучше весенних дней, В году они всех зеленей. Они сидели рядом, и Джош видел Лорины слезы. - Я не списывала. Джош потянулся и взял ее за руку. - По-моему, это очень хорошее стихотворение, Лора. И ясно, что ты его не списала. 17  Что ты наделал, Джош? Доведет тебя до погибели твоя привычка поступать не размышляя. Никогда раньше не брал за руку девочку, разве только совсем малышку, что годилась тебе в младшие сестренки, или уж взрослую - маму. И вот ведь, связался с такой, которая готова тебя живьем съесть. Джош, отними руку. Высвободи пальцы, Джош. Надо же было так влипнуть. Она, конечно, славная девочка и нуждается в заступнике, и ты, конечно, поступил благородно, как настоящий рыцарь, но теперь ты в ее власти. Она тебя сцапала, Джош. Вырви руку. - Лора, у меня зачесалось вот тут. Отпусти-ка, дай почесаться. - У тебя же есть другая рука, Джош. - Я не левша, Лора. Я не могу чесаться левой рукой. - Стесняешься, да? Ты в самом деле хочешь, чтобы я отпустила твою руку? - Уж будь так любезна. Ужасно чешется. - А ты не думай об этом, Джош, и тогда пройдет. - Да нет, боюсь, что вряд ли. - Джош, тебе взаправду, честно понравилось мое стихотворение? - Ну да. - А твои стихи на него похожи? - Нет, Лора. - Он должен был мне поставить отметку. - Восемь из десяти, не меньше. - Ты так думаешь? - Да, Лора. - Мне еще никогда и ни за что не ставили восемь баллов из десяти. - Восемь баллов, не меньше. Тебе было только одиннадцать лет. И ты ни разу не получала восьми баллов. Твой учитель поступил неправильно. - Я его часто читаю про себя, по многу-многу раз подряд. - Да, Лора, а теперь, пожалуйста, отпусти мою руку. Это просто нехорошо. Я еще до этого не дорос. - Глупости. Конечно, дорос. У нас тут мальчишки и девчонки дружат с десяти лет. - Прадедушка Плаумен, я думаю, очень бы огорчился, если бы это услышал. Там, где я живу, ждут, пока вырастут. Ну пожалуйста, Лора, отпусти мою руку. Если кто-нибудь придет и увидит меня так, будет стыдно. - Да они и внимания не обратят. Здесь никто не обращает внимания. Все так делают. - По-моему, ты сочиняешь. Я что-то не видел, чтобы Гарри и Бетси держались за руки. - Бетси не станет. - Почему? Лора, к удивлению Джоша, выпустила его руку. - Почему Бетси и Гарри не держатся за руки? Почему, Лора? Ни слова в ответ, кажется, даже глаза закрыла, а это уж вовсе обидно: даром, что ли, Джош так рьяно чесался самым что ни на есть натуральным образом? - Лора. Но Лора встала. - Пойду прыгну с моста. - Зачем? - Затем. Сбросила с плеч полотенце, тряхнула головой, натянула купальную шапочку и, повернув к нему плотную спину, пошла прочь, не оглядываясь. - Лора, ты это не всерьез? - Да я все время прыгаю. Ребята только охают. Джош взвесил ее слова и возразил: - Ты слышишь, как они охают? До или после того, как они тебя по кусочкам соберут? - Но говорить так было жестоко. - Ты бы все-таки лучше не прыгала, Лора. Я, во всяком случае, этого не хотел бы. Он обеспокоенно встал, но она уже протискивалась сквозь проволочное ограждение железной дороги. - Я уйду, Лора. Если это ты меня хочешь поразить, то имей в виду, я ухожу! Она вдруг оглянулась. - Я же сказала, что для меня это обычное дело. Просто пустяки. Не уходи. Не будь злым. Обязательно погляди, как я буду прыгать. - Не хочу я глядеть. Это глупо. Там слишком высоко. Говорят тебе, шею сломаешь. - До сих пор не сломала. - А если поезд? - Поезд уже прошел. Он идет без двадцати восемь, а обратно уже вечером. Шутит все-таки, наверно, глупая девчонка. Не станет же она вправду жизнью рисковать. А Лора уже пролезла через проволоку и шла к насыпи, изящными женственными движениями рук разводя ветви кустов и высокую траву. - Лора! В траве могут быть змеи. Ты же босиком. - Нашел чего бояться. Джошу это показалось малоубедительным, он бросился вслед за ней к ограждению. - Вернись! - Не вернусь! Ты только обязательно погляди, как я буду прыгать. Мне это ничего не стоит. Не первый раз. - Такие ужасные глупости только мальчишки способны делать. - Он стукнул кулаками по верхней проволоке. - Я скажу твоей маме. - У меня нет мамы. Джош чуть язык не прикусил. Этого тетя Клара ему не сказала. Попал прямо в яблочко. Ну как можно было ругать эту девчонку, у нее вон и матери даже нет. Тетя Клара, вы меня предали. Мы же с вами вчера весь вечер проговорили. Я думал, вы рассказали мне историю всех райен-криковских семей до самого прародителя Ноя. - Не глупи, Лора. Лора уже карабкалась по насыпи. Джош полез было под проволоку вслед за ней, но дурацкий рюкзак не проходил, застрял, ни взад, ни вперед, как ни дергай и ни тяни. Ты попался, словно рыба на крючок, и лямки больно врезались в плечи. Ну и черт с ней, если ей так хочется разбиться насмерть, пусть разбивается на здоровье! С него хватит. Спокойно. Он вытянул руки из лямок и опустил на землю чертов рюкзак. Она над тобой смеется, Джош Плаумен. - Лора, немедленно спускайся вниз! Даже если ты ныряешь оттуда каждый божий день, меня это нисколько не интересует. Она уже наверху, идет, должно быть, вдоль самых рельсов. И глядя на него с высоты: - Смотри! - Лора Джонс, ты совсем рехнулась! - Ты оттуда ничего не увидишь. Отступи немного. Вон туда, к запруде. Не порть мне все, Джош. Как ее убедить? Все равно что взывать к благоразумию скал. - Ну отойди вон туда, Джош. Пожалуйста. - Лора, не может быть, чтобы ты запросто прыгала с такой высоты. - Подначиваешь? - Вовсе нет. На меня, пожалуйста, не переваливай. Я думал, у тебя в голове что-то есть. - Да я всегда тут прыгаю, Джош. Это пустяки. - Если пустяки, зачем же мне непременно смотреть? Стоит там в высоте глупая, ах какая глупая девчонка. Потом снова двинулась, осторожно ступая, вышла на мост. Там - ни перил, ни парапета. Только аккуратно обтесанные, давным-давно уложенные бревна и дальше - пустота. - Джош, прошу тебя, отойди, чтобы тебе было видно. - Мне и отсюда видно больше чем достаточно. - Но ты не увидишь, как я нырну. Я хочу, чтобы ты видел, как я уйду под воду. Не порть мне все, Джош. Страшное подозрение, что все-таки, наверно, она это делает специально для него. Даже не подозрение, а уверенность. И ужас. Лора, я читаю тебя, как открытую книгу. Ты ничего не можешь мне доказать. Что ж тут поделать, если мне нравится Бетси? Нет, правда, Лора, Гарри правильно сказал: в другом месте я бы на тебя и не посмотрел даже. Зачем же ради меня рисковать жизнью? Я же через неделю уеду. - Лора, сойди оттуда. - Не сойду. - Я позову Гарри. - Гарри далеко. И ему все равно. - Если ему все равно, значит, он еще глупее, чем кажется. Лора стоит на самом краю и ждет, чтобы он отошел подальше. Какая там глубина? Вдруг слишком мелко? А что, если она ударится об опору моста и разобьется? Далеко ли они выступают? Что, если она полетит отвесно вниз? Ах, Лора, не верю я тебе, не верю. Никогда ты с этого моста не прыгала. Лора все еще стоит на краю и ждет. Тебе нужно к ней подняться, Джош. Все-таки она дурочка. Просто это не всегда заметно. Она может быть хитрой, может быть чуткой, но это не меняет дела. Почему ты вечно связываешься с такими людьми? Только что хи-хи-хи да ха-ха-ха, и вот уже невесть что происходит. И так всегда, с самого твоего младенчества. Приводил в дом всех убогих и придурковатых, словно им больше деваться некуда. У тебя у самого винтиков не хватает. Лицо у тебя доброе, вот в чем твое наказание. - Лора, я смотреть не буду. Я закрою глаза! Зажмурюсь изо всех сил. По-моему, ты ведешь себя глупо. По-моему, ты просто выхваляешься. Будь хорошей девочкой и сейчас же спускайся вниз. - Джош, пожалуйста. Ты должен снять ее оттуда. На тебе ответственность, Джош. Ты ведь сам так говоришь маме, когда приводишь в очередной раз домой какого-нибудь бедолагу. Ты должен о ней позаботиться. Она не может сама за собой смотреть - ума не хватает. Неважно, сколько ей лет, пятнадцать, шестнадцать - все равно. Она действительно еще маленькая, Джош, - именно это тетя Клара и хотела сказать. Надо бы ей только яснее выражаться. Надо было бы сказать ему так: "Берегись этой девочки, Джош. Как увидишь, что она идет, беги со всех ног". В таком духе. - Лора, я сейчас поднимусь к тебе. - Зачем? - Неважно зачем. - Тоже хочешь прыгнуть? - Нет уж, я пока в своем уме. Перелез через ограждение, а там трава - по пояс. И палки от змей с собой нет. Ну а что ты будешь делать, когда взберешься туда, наверх? Схватишь ее в охапку и понесешь вниз, а она будет ногами дрыгать? Да ты ее от настила не оторвешь. Попробуй только поднять, и сразу в землю уйдешь, провалишься с головкой. - Ты зачем сюда лезешь, чтобы меня удержать, да? - Да нет, пожалуй. - Чтобы лучше видеть? - Возможно. Занять ее пока разговором. - Если ты плохо переносишь высоту, ты отсюда упадешь. - Это в мои планы не входит, Лора. - Парень, что в прошлый раз упал, убился насмерть. - Не удивительно. - Ударился головой. Ты бы лучше не лез сюда. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Нет, вы только послушайте ее! Он карабкался по насыпи, но то и дело скатывался обратно. Босиком Лора прямо-таки взлетела туда, а тебе, Джош, придется, видно, попотеть. Может, для нее это и правда привычное дело. Практика, как говорится, залог совершенства. Немногого же ты тогда стоишь, если она каждый божий день туда лазит и оттуда ласточкой, а ты не способен даже доверху добраться. Вперед! Тоже мне Дон-Кихот, повергнутый в прах ветряными мельницами. Неженка Джош Плаумен - не может разуться, босиком боится ноги наколоть. А может, у него ногти не стрижены или носки рваные. Вот так Плаумен! Уф-ф! Считай, половина подъема. Весь в горячем поту, скользя, спотыкаясь, ухватился за ветку акации. А Лора с моста: - Здесь за проволокой - полоса отчуждения. Если тебя заметят, начальник станции пожалуется твоей тетушке. Тяжело дыша, Джош бормочет что-то нечленораздельное. Какое невыносимое унижение. - Тебе сейчас запруду видно, Джош? - Видно. - Ну хорошо. Тогда смотри! Она сумасшедшая! - Лора, не смей! Разве это похоже на прыжок в воду? Она высоко подскочила, поджала ноги, одну руку вытянула вверх, другой зажала себе нос и, мелькнув за стропилами, рухнула в воду, точно груда кирпичей. Ужасный, невероятный всплеск. Джош тоже летит вниз, оскользаясь, спотыкаясь, крича: - Убилась! Продрался сквозь кусты, бросился к воде. - Сволочь ты, Лора Джонс! Тут только мелькнула мысль об ограждении - как взрыв в мозгу. Но было уже поздно. Натянутая проволока загудела от удара, и Джош, раскинув ноги и руки, шмякнулся головой - весь дух у него в землю ушел. Ошеломленный, на три четверти обеспамятевший, он лежит навзничь и внутренне оплакивает самого себя. Бедный я человек. Бедное мое тело. Не доживешь ты с ним до совершеннолетия. Всегда оно тебя подводит. Вечно ушибается, вечно падает, вечно ему ото всех достается, выбивают из него душу, как пыль из ковра. Голова кружится. И болит. С головой что-то явно неладно. Может, ты себе мозги повредил, Джош. Вот так так! Лишился своих блестящих способностей. Утратил свой талант. Не будешь больше писать стихи. И все из-за какой-то идиотки, вздумавшей прыгать с моста. Попробуй что-нибудь сочинить. А ну постарайся. Быстро. Матрос вырвался из горящего трюма, он был печальный и довольно угрюмый. Поднялся, держась за проволоку, преодолевая дрожь, боясь, что его сейчас стошнит. Оказалось, к его удивлению, что он находится уже за оградой, а Лоры нигде не видно. Никаких признаков Лоры. Джош побрел к запруде, тяжело дыша и чувствуя боль в животе, будто туда затолкали узловатую веревку. Растерзать эту девчонку мало. Убить ее мало. Нет Лоры. Желтые круги все еще набегают на берег. Но в воде Лоры нет. На берегу тоже. Брошенное полотенце так и валяется, и кучка одежды лежит нетронутая. Джош, как же быть? Здесь слишком глубоко. Ты утонешь. - Лора! - крик души. - Что ты с собой сделала? Шут ты гороховый, Джош Плаумен. Ходишь - ноги заплетаются. Не мог влезть на насыпь. Не умеешь плавать. Стать во весь рост и то не способен. - Лора. Спустился кое-как к самой кромке воды, ботинки сразу увязли в тине, но он не остановился, вошел в воду, все время окликая Лору, забредая все глубже и глубже. Вода уже по грудь. - Я здесь, Джош. Со мной ничего не случилось. Да где же она, в конце концов? В тени под мостом поднялась рука, потянулась, ухватилась за что-то, за какую-то укосину, за планку, за щепку. Бог знает за что. - Вылезай на берег, Джош. Я сейчас. Все в порядке. - Глупая девчонка. - Я прыгнула, Джош. - Ты могла убиться насмерть. - Я прыгнула, Джош. - Ты мне соврала. Никогда ты раньше не прыгала с этого моста. - Иди на берег, Джош. Я сейчас вылезу. Если ты там еще немного простоишь, совсем увязнешь. - Ты себе ничего не повредила? - Да нет. - Чего же ты тогда не плывешь к берегу? - Мне уже лучше. Пожалуйста, не стой, Джош. Ты увязнешь, а я еще не совсем очухалась, мне трудно будет тебя вытягивать. Я прыгнула, Джош. - Да, Лора. С трудом вытаскивая ноги, удивляясь, что не потерял ботинки, Джош выбрался на сухое место. Ну что на все скажешь? Хлюпая мокрыми ботинками и цепляясь руками за траву, он поднялся по откосу вверх, тяжело опустился на землю и растянулся на спине в полном изнеможении. 18  Страдая душой, Джош лежал с закрытыми глазами и сочинял стихи. А тело его под отвесными лучами солнца исходило паром, будто кипящий чайник. С одного края горячий, с другого холодный, там мокрый, тут сухой. Как отварное мясо с гарниром из салата, взятое на обед в кафетерии. Неаппетитная мысль, нарушающая его поэтическое отчаяние, и потому-долой ее. Напрягая все силы, Джош пытался выдавить из себя звучные фразы, которые увековечили бы девочку в зеленом в желтой воде, и желтую дорогу, и желтый свет на жнивье. Но ничего не выдавливалось, кроме желтой жижи и пузырей. Свершилось, Джош, свершилось ужасное: остался твой талант висеть на проволочных колючках. Стенание. - Чудной ты какой-то. С немалым огорчением Джош припомнил, что на земле обитает не один только Дж. Плаумен. Рядом сидела Лора и расчесывала волосы, накинув на плечи испачканное, в грязных потеках полотенце. Это как проснешься утром с тяжелым чувством и думаешь, что сегодня надо идти на экзамен, а потом вдруг вспоминаешь, что экзамен был вчера и ты уже с треском провалился. - Это ты верно говоришь, Лора. Сколько она пробыла в воде? И как давно уже сидит на берегу? - Ты теперь возьмешь меня снова за руку? - Нет, Лора. - Ты противный, вот что. Кивок. - Ты бы снял с себя мокрое. Хорошо бы она ушла. Его пугало, что придется опять с ней разговаривать, делать попытки разобраться, что к чему, хотя у него было такое чувство, что в ее присутствии он сразу как-то повзрослел. - Ты же весь насквозь мокрый. Тебе надо раздеться. С беззвучной мольбой о недостижимом одиночестве Джош сел и покачал головой. - Да нет, ерунда. Солнце горячее. - Расшнуруй хоть ботинки. А то ссохнутся на ногах. Он позволил себе поддаться на уговоры, но, как только наклонился вперед, сразу закружилась голова. - Разуйся, чего ты ботинки не хочешь снять. - Не приставай. Не буду я разуваться. - У тебя от ног, что ли, пахнет? - Не особенно. - А у Гарри пахнет. Джош поморщился. - Охотно верю. - Ты лицо поцарапал. - Жив останусь. - Как это ты умудрился? - К тебе бежал. Думал, ты убилась. - Тебе жаль было бы? - Конечно, было бы жаль. - Как кролика? Джош ничего не ответил. Но и она уже думала о другом, мечтательно глядя на воду. - Никто отсюда не прыгал. Бетси в жизни отсюда не прыгала. - Еще бы! - Только Брендан О'Халлоран. - Кто это? - Ему было девятнадцать лет. - Ну и что с ним случилось? - Убился насмерть, прыгая с этого моста. Джош закрыл глаза, чувствуя, что сердце его сжимают ледяные ладони. - Зачем ты мне соврала? Какая глупая ложь. - А я прыгнула. Ты видел. - ДурА ты. - Мисс Плаумен говорит, если ты называешь своего ближнего дураком... - Ладно. Прости. Но ты поступила крайне неразумно. - Неразумно, что сделала, чего никто еще не делал? И теперь никто не скажет, что я этого не сделала? - Да. - Что сделала и осталась живая? Джош с тяжелым вздохом: - Забудь мои слова, Лора. Давай все забудем. Я хочу побыть один. Иди поиграй в куклы. Ему даже захотелось, чтобы вернулись ребята. Кругом эти непроходимые заросли, эта огромная равнина, это бездонное небо над головой. Так было и тогда, когда в эти места впервые вышел прадедушка Плаумен, прорубил себе дорогу туда, где радуга уходит в землю. Но если бы он нашел там Лору Джонс, то сразу бы повернулся и прорубил себе дорогу обратно. Прадедушке-то хорошо было. - А что у тебя в рюкзаке? Она все еще здесь. - Завтрак. - На двоих хватит? - Послушай, Лора, как ты можешь думать о еде? - Я проголодалась. Я утром ела, знаешь как давно. В полседьмого. - Чего ради в такую рань? - Чтобы отец поспел на работу. - Так рано? - Он развозит хлеб. По всей округе. За много-много миль. Работы на весь день хватает. Лошадь устает. После завтрака я дою корову, кипячу молоко и принимаюсь за домашние дела. - А чем занят Гарри, пока ты все это делаешь? - Кормит свиней, засыпает корм курам. Приносит с огорода овощи для обеда. Опоражнивает выгребную яму, если приезжают. Джош похолодел. - Опоражнивает что? - Сама же она не опорожнится. Помереть можно. - Гарри умный. Он еще учится. Ему надо как-то зарабатывать, чтобы платить за ученье. - А что с вашим отцом? - Ничего. А что? - Почему он сам ее не опоражнивает? - Он же хлеб развозит. - Я не могу больше этого выносить, Лора Джонс. - Так как насчет завтрака, Джош? - Ах, Лора, ну как ты можешь? У тебя, должно быть, луженый желудок. - Ты не хочешь со мной поделиться? - Я не про то... - У него мелькнула мысль об умном Гарри и не особенно умной Лоре. - Гарри еще учится, а ты, Лора? - А зачем мне-то учиться? Чего ради? Так, мисс Джонс, вопрос по существу. - Значит, ты ходишь на работу? - На какую работу? - Не знаю, Лора, я тебя спрашиваю. - Где здесь взять работу? Здесь ничего нет для таких, как я. В магазины берут только хорошеньких. Ездить в Балларат? Ты это имел в виду? Какой смысл? Тратить на проезд, что зарабатываешь за день! - Чем же ты занимаешься? Весь день сидишь без дела? - Конечно, нет. - Может быть, тебя как раз сейчас ждут какие-нибудь дела? - Например? Ты ведешь сражение, Джош, и явно сдаешь позиции. - Это я тебя спрашиваю, Лора. - Ну, что за дела? Позавтракать днем. Помочь обед приготовить. А по вторникам вымыть полы у мисс Плаумен. - Значит, ты все-таки зарабатываешь что-то? У тебя есть работа? - Какая работа? - Как - какая? А полы у тети Клары? - Ты что! Думаешь, я беру деньги у твоей тети? Разве можно? - Я сам не знаю, что я думаю, Лора. Кажется, я уже совсем ничего думать не могу. Почему нельзя, чтобы она тебе платила? Почему? - Брать деньги у твоей тети! - Да-да, если ты для нее выполняешь работу, почему бы ей не платить тебе по справедливости? Так принято во всем мире. Чтобы перемыть у нее полы, надо ведь потратить целый день. - Брать деньги у твоей тети? Брось ты эти разговоры, Джош. Поделись с ней своим завтраком. Пусть ест и молчит. Пусть набьет себе желудок, тогда ее, может быть, сон сморит. Приехал погостить в Райен-Крик. Программа на понедельник: встреча с мисс Лорой Джонс. Программа на остальные дни недели: все повторяется, как икота, хотя за икоту винить приходится лишь самого себя. Джош развязал рюкзак и вытряхнул завтрак - смявшиеся пакеты и бутылка лимонада, на удивление целая. - Здорово у тебя все смялось. - Если бы тебя так швыряли и пинали, Лора, ты бы стала калекой. Он стал разворачивать пакеты, чувствуя все возрастающую неловкость. Гораздо лучше было бы их снова завернуть, да поскорее. (Тетя Клара, что вы со мной сделали? Тетя Клара, вы предательница. Как можно есть такой завтрак на глазах у других ребят?) Хлеб грубого помола, черствый, несвежий, намазанный густым слоем какой-то черной овощной замазки. Большие куски сыра, салатные листья. Морковка, молодая морковка, прямо с огорода, обчищенная и связанная пучком. Какая-то банка и при ней ложка, а в банке что-то липкое, наподобие патоки, и отдает рыбьим жиром. И еще медовый пряник, помятый, раскрошившийся. Почесывая ногу, Лора заметила: - Странный у тебя завтрак. И так, только в более умеренной форме, выразила его собственные чувства. - Что же в нем странного? - Все странное. - Нет, ты скажи, Лора. - Ты что, осел? Это только ослы едят. - Очень смешно. - Или кролик? Может, это твой маленький братик в капкан попался? - Ужасно смешно. Просто умора. Это исключительно полезный завтрак. - Очень рада. - Рада? - Ну да, больше-то ничего хорошего о нем не скажешь. - Так ты его будешь есть или нет? - А ты сам-то собираешься его есть? - Конечно, собираюсь. - Ты всегда ешь такие вещи на второй завтрак? - А у вас разве другое едят? Лора с ожесточением скребет ногу, того и гляди кровь пойдет. - Ты ешь, а я посмотрю. - Вот это здорово! Я достал свой завтрак, все распаковал, хотя сам есть не хотел, а теперь ты заявляешь, что будешь смотреть? - Угу. - Разве это не подлость? - Пойдем, если хочешь, ко мне домой, я тебе дам приличную еду. А то наешься этого сена, еще заржешь, пожалуй, по-лошадиному. - Ишь ты какая юмористка, оказывается. - Так пошли к нам? Джош решил перехитрить ее: - Ты иди вперед, приготовь все. А я подойду в двенадцать часов. Видно было, как она размышляет, соображает, прикидывает. - Я думаю, тебе лучше сразу пойти со мной. - Нет, Лора. - Почему же? - Мне нужно сперва тут подсушиться. - Мало у тебя было, времени? - При тебе, что ли? Лора опять поразмыслила. - Я умею печь вкусные блины. Я добавляю в тесто разные приправы. И мы едим их с томатным соусом. Я пеку много-много блинов. Хочешь четыре штуки? Гарри съедает четыре блина с тарелку каждый. - Сколько дашь, Лора. Она нерешительно натянула поверх купального костюма платье, сунула ноги в сандалии, но на душе у нее явно было неспокойно. - А ты правда придешь? - Приду. - Ко мне еще никогда ни один мальчик не приходил в гости к завтраку. Или к чаю. Я и не мечтала, что гость у меня будет вот такой, как ты. - Прошу тебя, Лора, не мучай меня. - Я напеку чудных блинов, Джош, вот увидишь. Ты знаешь, где я живу? - Конечно, знаю. Между домом дяди Джефри и магазином тканей. - Это Бетси там живет! Прямо зашипела, как кошка. Сейчас шерсть дыбом встанет. Что ты наделал, Джош! - Нет, лучше пойдем со мной. - Слушай, Лора, ты объясни мне, где ты живешь, и все. - Знаешь, где пекарня? - Найду. - Напротив нее, через дорогу. На калитке есть имя: "Смит". - Я думал, твоя фамилия Джонс. - Так и есть, но на калитке другое имя. Ты придешь? - Да, Лора. - А как ты узнаешь, что уже двенадцать? - Буду слушать бой часов. - Каких часов? - Ты беги, Лора. Я приду. - Может быть, уже сейчас двенадцать? - Нет, Лора. Не может быть. - Ты меня не обманешь? - Нет! - С ума сойти. - Но если ты сейчас же не уйдешь, я не успею высушить одежду. А я не собираюсь сидеть за твоим столом мокрый. Обиженная, сомневающаяся, Лора отходила пятясь. Бедная маленькая Лора. Бедная большая девочка. Такая неуверенная. Оглянулась, задрала голову, смотрит на мост. - А я спрыгнула. Спрыгнула! Теперь еще ты ко мне придешь, и это будет самый счастливый день в моей жизни. Пошла наконец. Джош весь сник, съежился на земле, внутренне опустошенный, будто выжатый, сам не веря, что это он сейчас с ней говорил, а не кто-то другой. Надо же! О господи! Лора шла по тропинке, то и дело оборачиваясь, наверно хотела удостовериться, что он в самом деле существует и никуда не исчез. Потом она скрылась из виду. С ума сойти. Джош Плаумен, ты низкое животное. Но ты не можешь пойти в этот дом. Это просто невозможно. Тишина. Спокойствие. Восхитительная тишина и спокойствие. Джош снова вытянулся на земле, лицом вниз, подставив спину ласковому солнцу. Какое облегчение. Гора с плеч. Словно пружина внутри расслабилась, и уже где-то в глубине души зашевелились первые ростки будущих стихов. Какие-то тени мыслей, не обретшие четких очертаний. Но все-таки они возникли. Благодарю тебя, господи, что ты исцелил мою голову. Тут он вспомнил про завтрак, брошенный на солнце. Ну и ладно. Пусть жарится. С вашей стороны, тетя Клара, это было нечестно. Я бы съел все это у вас за столом, только бы сделать вам приятное, но разве можно было заставлять меня есть этот ослиный корм на глазах у ребят? Джош перекатился на спину, чтобы обсохнуть спереди. Надо бы, конечно, снять одежду. В мокрой не очень-то приятно. Снять и вывернуть наизнанку. Пусть солнце прожарит. Да ну еще, возиться. Чудесное тепло. Чудесное чувство - куда-то погружаешься, все глубже и глубже, и наплывает знакомое и радостное биение стихов. Ушла. Ушла. Ушла. Бог прекрасен. Бог справедлив. Вот и тетя Клара так говорила. Хотя она, может быть, подразумевала не совсем то же самое. 19  Который же это час? Давно пора вылезать из печки или по крайней мере убавить жар. Да ты, Джош, совсем испекся. Добавить подливы из лимонада - одна бутылка. Присел, весь в поту, перед глазами круги. Солнце уже перевалило зенит, перешло черту и начало спуск. Скажем, час дня. Сколько же времени он проспал? Где лимонад? На самом солнцепеке, черт бы его драл. Разогретый, как теплый отвар от простуды, который пьешь непогожим зимним вечером. Выругался бы, да нельзя: ведь тетя Клара его сама выжимала. Джош вытащил пробку зубами - горячий, да еще и горчит - чуть не поперхнулся раздавленной мякотью. В двух шагах от него, скрестив ноги, сидит рыжий постреленок. Физиономия измазана лакричным леденцом, голубые глаза вытаращены. - Вкусный лимонад, Джош? Застигнутый врасплох, Джош беспомощно заморгал, лимонад струйкой побежал по подбородку, закапал на грудь. - Опять ты! - таким свирепым голосом, будто готов зарубить его топором. - Ага. - Ты что здесь делаешь? Другого места, что ли, не нашел? - Вкусный был леденец. А теперь я пить хочу. - Ну и иди домой к маме, попроси воды напиться. - А я хочу лимонада, вот чего. - Не получишь, не надейся. - Я лимонад люблю. - И я тоже, Сынок. - Это твой завтрак? - Да, - ответил, как отрубил. - Оставил его на солнце, мухи вон налетели. Ты его все равно что выбросил, вот что. Я твоей тетушке скажу. Она рассердится. - Ты ведь хороший мальчик, правда? - в голосе Джоша - хрипотца, в сердце - злоба. - Я лимонад люблю. Очень даже. Джош с кривой усмешкой: - Ну, если так, я дам тебе, пожалуй, немного. - И протянул бутылку. - Вот, отпей, Сынок, до сих пор. Сынок обтер горлышко бутылки грязной ладонью и стал, булькая, умело, как бывалый пьянчуга, лить лимонад себе в глотку. Джош обеспокоенно: - Все! Довольно! Сынок облизнулся, отрыгнул, два раза чихнул в бутылку и сказал: - Он горячий и противный. - Никто тебя не заставлял его пить. Отдавай. - А мне пить хочется, я долго на солнце сидел. Джош со стоном смотрел, как Сынок допивает его лимонад. - Спасибочки. - Да уж на здоровьице. Сынок утерся грязной рукой и сказал: - Опоздаешь. - Опоздаю. Куда? - На блины к Лоре. - Вот тебе на! Ты-то откуда знаешь? Сынок засопел и стал старательно разглядывать свое ведерко из ржавой жестянки с проволочной ручкой. - Я вот головастиков наловил, раки не ловятся. - Откуда ты знаешь про блины у Лоры? - Она меня послала проверить, где ты. - Она тебя послала? Ну вот, ты и проверил. - Ты же собирался прийти в двенадцать. - Еще нет двенадцати. - Есть. Уже больше двенадцати. Но я знал, что тебе не хочется идти, вот и не стал тебя будить. Джош ничего не ответил. Опасный малый. - Я еще, может, сегодня увижу Лору. Могу сказать ей, что ты сказал, пусть она провалится. - Посмей только! - Я бы съел шоколадную лягушку, вот мне чего хочется. - А по уху получить тебе не хочется? - Если бы у меня был пенни, я мог бы пойти и купить себе шоколадку. И я бы не пошел тогда к Лоре. - Нет у меня пенни. - А ты поищи. - По-твоему, я миллионер, что ли? - Я могу сказать Лоре, что ты сказал, она уродина. - Только попробуй! - Могу сказать Гарри, что ты обманул его сестру, потому что она жирная. Джош посмотрел на него в недоумении. Джош не верил своим ушам. - Ах ты, гаденыш! А вчера еще нес тетикларины книги. Пел псалмы. Собирал пожертвования в тарелку. Сколько монет ты спрятал себе в карман? - Я могу и это передать Гарри. Мы с Гарри родня, вот что. Мы с ним рядом живем. И еще я своему папе могу сказать. У папы есть знакомый полицейский в Балларате. - Держу пари, Сынок, что твой папа знаком только с тем полицейским, который сажает его под замок. Нашел тоже, кем меня пугать. Но пострел уставился в свою жестянку и молчал. То ли он ничего не понял, то ли размышлял, оценивал силы противника. Господи, ну что будешь делать с таким чудовищем? - Ладно. Бери мой завтрак. - Если я съем у тебя завтрак, об этом может узнать твоя тетушка, вот что. - Маленький, а какой негодяй. Надеюсь, мне не придется с тобой встретиться, когда ты вырастешь. Ну хорошо, у меня есть карандаш! Годится? - У меня у самого есть три карандаша. Я лучше хочу шоколадную лягушку. - Ладно, я дам тебе еще один пенни, но имей в виду, это будет в последний раз. В самый, самый распоследний. Если ты снова явишься с вымогательствами, я из тебя все мозги вытрясу. - Джош стал шарить в карманах. - Я из-за тебя совсем без денег останусь. На всю неделю. Иди домой и скажи своей маме, чтобы она тебя утопила! Он искал, но ничего не находил. Силы небесные. Он потерял все деньги! - Давай мой пенни! Джош сквозь зубы: - Нету твоего пенни. - Тогда я про тебя скажу. Тут Джош взорвался: - Иди. Иди говори, что хочешь! Говори, кому хочешь! Наплевать мне! Нет у меня ни пенни. Нет у меня денег. Я их потерял. Все деньги потерял! - Давай мой пенни! - Я из тебя сейчас котлету сделаю, Сынок. - Отдавай пенни! - Я тебя предупредил... Маленький людоед попятился: - Ты меня не тронь. Ты меня не бей. Я маме скажу, я папе скажу. И стал отступать задом, совсем как Лора, такой же расстроенный, неуверенный. Потом вдруг повернулся и бросился бежать. - Я маме скажу! Я папе скажу! Бежал, громко плача, бросив возле Джоша свое ржавое ведерко. Деньги... где же он их обронил? Может, в лесу, когда убегал от кролика? А может, на насыпи? Или когда лез через проволочное ограждение и свалился? А может, на дне пруда? Сынок отбежал уже далеко, но слышно было, как он орет, будто его режут. 20  Джош Плаумен шагал по желтому жнивью к желтому горизонту, туда, где начиналась широкая желтая равнина, на которой некогда люди умирали от жажды и лишений - если повезет. Куда люди уходили и пропадали, рассчитывая, что там их ни за что не отыщут. На придорожном указателе значилось: "Мельбурн, 110 миль". Удивительно. От Мельбурна считалось только 95. Шагал, прихрамывая, опираясь на палку, за плечами болтался пустой рюкзак, в карманах, где должны быть деньги, тоже пусто. Шел и грыз увядшую морковку. Думал о тете Кларе. Думал о Лоре. Думал о Сынке. Сочинял записку, которую найдут рядом с его телом. Я не знаю, тетя Клара, почему все так вышло. Просто у меня врожденный дар - нарываться на неприятности. Раз - закрутилось, и пошло-поехало. Так всегда бывает. Где что не так, там обязательно я. А вот где мои деньги - этого я не знаю. Посмотрите на мои руки: все ногти обломаны. Это я в земле копался, искал монетки. Четыре недели тяжкого труда. По субботам я расчерчивал теннисные корты. По воскресеньям подстригал газоны. Экономил на всем. А этот постреленок только сунется туда - и сразу найдет, можно не сомневаться. Мне очень жаль, тетя Клара, но откуда я знал, что маленький людоед побежит домой с ревом? Я его пальцем не тронул. Я, если б схватил его за горло, так бы вот, кажется, и придушил. Вымогатель паршивый. Уж у него-то деньжата водятся. Монетки под матрацем, монетки под половицей. Монетки зарыты в саду. Запирайте свое серебро, тетя Клара. Он же готовится в преступники. Не про то вы ему рассказываете, тетя Клара... Он вот наслушался о египетской резне. Но ведь если господь бог может рубить у людей головы, почему же тогда Сынку нельзя за их счет поживиться? А вы говорите, они живут в открытую, друг у друга на виду. Да в этом поселке, наверно, от таких, как он, каждый вынужден втихую откупаться. Теперь насчет Лоры. Вы должны понять, тетя Клара: Лора - хищница. Вас при этом не было, вы не поверите. Из-за таких, как она и этот Сынок, у вас в поселке просто страшно жить. Да я бы не пошел к ней домой, даже если б надо было пожар у них заливать. Пусть рвет на себе волосы - ничем не могу быть полезен. Пусть кричит со всех крыш - мне дела нет. Если повесится на люстре - пошлите цветы. Позволить, чтобы она запустила в меня когти? Да я бы от нее всю жизнь не отделался. Я еще мальчик, я пока жениться не собираюсь. Мне все равно, что они вам будут рассказывать, тетя Клара. Мне все равно. Все равно. Я не знаю, как это случилось. Что-то такое затевалось. А я как раз проходил мимо. Чему быть, того не миновать, если окажешься поблизости. Он брел в желтую даль и разговаривал с птицами. Это были вороны. Пронзительно каркающие черные вороны. После них остаются лишь чистые кости. Прочь, мерзкие стервятники. Поищите другое место и другое тело. Разве вы не видите, что я еще дышу? Это как история, тетя Клара. Как война. Просто я там оказался. Тот человек, что приходил к нам в школу, опираясь на палку, он нам рассказывал о войне. Мы хохотали как безумные. Потом, говорил он, обязательно нужно посмеяться, хоть в самое то время тебе совсем не до смеху. Потом, говорил он, все выглядит так, словно человеческую трагедию разыгрывают шуты. Я как раз об этом сейчас размышляю, тетя Клара, и мне это час от часу становится яснее. Он не рассказал нам, как его скрючило. Не рассказал, как чуть не погиб. Я прочитал об этом в книге, написанной кем-то другим, в истории его полка: мама эту книгу в библиотеке откопала. Там, тетя Клара, было все, о чем он говорил. Было все, но страшно серьезно, без всяких шуточек. Они все были героями, и все были как железные. Никто не дрогнул. Никто не намочил штаны. Живой человек, говорил он, должен уметь смеяться. Что ты делаешь, Джош? Смеюсь. С такой вытянутой физиономией? - Я смеюсь! Противно смотреть, когда мальчишка плачет. Джош уселся на камень, одной рукой подперев подбородок, другой отгоняя от глаз мух. Маленькая Лора Джонс, что я с тобой сделал? Тетя Клара, может, и поймет, но ты никогда. Ты прочитала мне свое стихотворение, ты прыгнула ради меня с моста, рисковала ради меня жизнью, напекла для меня блинов, а я обошелся с тобой как бессердечный негодяй. Я плачу о тебе. Слез нет, но я о тебе плачу. 21  С легким южным ветерком донеслось далекое поскрипывание. Затем среди безбрежной равнины, словно пририсованные с краю пейзажа, показались маленькие фигурки человека и лошади с телегой и стали с каждой минутой приближаться, расти, словно задались целью превратить пейзаж в портрет человека с лошадью и телегой на фоне пейзажа. Джош забавляется этой мыслью, как игрушкой. Вертит ее и так и этак. Поэты покрупнее, чем Джош, писали о менее значительных вещах. Джош побрел навстречу картине. Человек, лошадь и скрипучая телега уже сходили с полотна. На голове у лошади шляпа, сквозь шляпу торчат уши. Опусти уши, лошадь, и не будешь слышать скрип. В плоской телеге на высоком ящике сидит человек. Подложи под себя подушку, возчик, и тебе не будет жестко. На дне телеги подпрыгивают охапки сена. Перетянись веревкой, сено, тогда не вывалишься на дорогу. Свесив ноги через задний борт, на телеге едут мальчишки. Подложите руки себе под колени, ногам не будет больно. Джош посторонился, пропуская телегу. - Не в ту сторону идешь, парень. Охота уже закончилась. Полезай к нам. Телега остановилась. Человек смотрит сверху вниз, а мальчишкам и головы поворачивать не пришлось. - Я Митчелл, друг твоей тетушки. Мы в церкви с тобой виделись. Я думал, ты придешь с ребятами. Что случилось? Ах, Джош, мог бы ты догадаться, мог бы сообразить. - Ничего не случилось, мистер Митчелл. Не поспел. Вот и все. - Как-нибудь в другой раз? - Да, сэр. - Залезай, Джош. Места много. Отвезу тебя домой. - Я еще не готов идти домой, сэр. Меня не ждут раньше четырех. - Тогда лучше поспеши. Уже больше пяти. - Не может быть. - Точно. Залезай, Джош. Джош прошелся вдоль телеги, высматривая, где сено лежит не до самого борта. Свободное место только рядом с Гарри, Биллом и Рексом. Гарри протянул ему руку. Джошу не хочется ее брать, но приходится, потому что возчик следит и явно хмурится. Джош положил в телегу свою палку, ухватил за руку Гарри - тот без надобности сильно стиснул ему пальцы и втянул его в телегу. - Спасибо, мистер Митчелл. Я уже влез. - Но-о-о. Пошел! Подпрыгивая вместе с телегой и морщась от пронзительного скрипа, Джош старается усесться в сене поглубже, и в животе у него вдруг все сжимается, потому что он замечает трех убитых кроликов и большую птицу с размозженной головой, замечает кровь на штанах у Гарри и глупую ухмылку Рекса. У этого мальчишки, наверно, тик. - Ты что весь день делал? - спрашивает Гарри вполголоса, наклоняясь к самому его уху, дыша ему в затылок. - Ничего. - Ничего не делал, а натворил дел. Джош пожал плечами и отстранился, но Гарри напирал, и вид у него был откровенно угрожающий. С ним произошла какая-то перемена. Хорошо, что впереди сидит взрослый человек. Но из-за сена его не видно. Да и скрип и громыхание телеги заглушают голоса. - Что ты делал у запруды? - Разве я сказал, что был у запруды? - А и говорить нечего. От тебя сыростью пахнет. Зачем лазил в воду в одежде? - Это мое дело. - Там была Лора, а раз так, это и мое дело. - С Лорой ничего не случилось. - А что с ней могло случиться? Джош поджал губы. Сделал глубокий вдох. - Ты же первый про нее заговорил. Я ей не нянька. Сама может за собой смотреть, не маленькая. - Ты тут поосторожнее насчет Лоры, Джошуа. С Лорой надо поступать честно. - Она была у запруды? Была. Я ее туда не приглашал. Если ты о ней так заботишься, отправил бы ее домой. - Что он говорит? - Билл вытянул шею из-за спины Рекса, а этот дурак Рекс по-прежнему ухмыляется, он, должно быть, так и родился с усмешечкой на лице. - Говорит, что был на запруде. - Я этого не говорил. Это Гарри сказал. - А что он там делал? - Не знаю, но от него тиной разит. Она, видно, опять тину баламутила, а он бултыхнулся в ботинках и во всем. - Что я тебе говорил. Нельзя было оставлять ее там. - Я думал, он домой пойдет, поплакаться тетеньке. Ты тоже так думал. Что он делал целый день? Ведь пять часов уже. Рекс хихикнул: - Значит, за Бетси не гонялся, раз гонялся за Лорой. Гарри толкнул плечом Джоша. - А Бетси там была? - Это ты у Бетси спроси. - А я у тебя спрашиваю. Джош пожал плечами, стараясь не терять спокойствия, стараясь не проговориться, припоминая совет отца на случай, когда силы неравны: "Сильного противника надо озадачить". Но всему есть предел, и он к этому пределу уже приближался. - Держись подальше от наших девочек, Джошуа. Не приставай к ним. - Меня зовут Джош. - А я говорю Джошуа, и твоя тетя так говорит. А будешь приставать к нашим девочкам, вообще забудешь, как тебя звали. - Меня ваши девочки не интересуют. - Недостаточно хороши для тебя? - Да отвяжитесь вы! Послушай, мне четырнадцать, а не двадцать восемь. Я еще не путаюсь с девчонками. - А ты не ори! Ты тише говори, ясно? - Захочу - и буду орать, Гарри Джонс. А вам тут думать больше не о чем, что ли? Мне не разрешают путаться с девчонками, да у меня и охоты нет. - Ты в поезде на Бетси глаз положил. И в воскресной школе на нее глазел. И на улице чуть шею не вывернул, с нее глаз не спускал. - Ну и что? Она красивая. На нее приятно смотреть. Это еще не значит, что я собираюсь ей свидание назначать. А собирался бы, тебя бы не спросил. Ты что, ей дедушка? - Она Биллу сказала, передайте, пусть этот слюнтяй отваливает. Вот я тебе и передаю. - Ну и прекрасно. Ты передал. Дальше что? - И не беги опять жаловаться тете. Не вздумай ей на нас наушничать. Ты как у нас тут появился, только и знаешь, что всем пакостишь. - Я не наушничал и не пакостил! - Не ори! - Буду орать! Вам, может, есть что скрывать, а мне нечего. Надоело мне вас покрывать. - Что, что тебе надоело? - Я про вас тете Кларе ничего не говорил. Она даже не знает, что вы у нее за спиной над ней смеетесь. Ну что вы за ребята, в этом поселке, интересно знать? У нас бы вам в глаза плюнуть и то побрезговали. Джош уперся ладонями в бортик телеги, оттолкнулся и спрыгнул, но не устоял на ногах и шлепнулся коленями о желтый гравий. - Ох! Телега остановилась. Трое ребят сидят рядком, невинные лица - худого не видели, не слышали, не говорили. Трое ребят замерли как изваяния. Возчик спрыгнул на дорогу. - Ну, что случилось? Джош поднялся на ноги. В душе - неистовая буря чувств, в лице ни кровинки, губы крепко сжаты, чтоб не дрожали. - Джош, ты упал или тебя столкнули? Джош делает вдох, глубокий-глубокий, - надо, чтобы ответ прозвучал внятно: - Я спрыгнул. - Это было глупо. - Я хочу идти пешком. - Когда можно ехать? - Я сам дойду, мистер Митчелл. Спасибо вам большое. Я не привык ездить на телеге. На ней очень трясет. Меня укачало. - Вот как? - Да, сэр. Возчик трет ладонью затылок, испытующе вглядываясь в лица Гарри, Биллу и Рексу, а потом вспрыгивает к себе на ящик. - Только смотри шагай живее, Джош. Твоя тетя будет беспокоиться, если ты задержишься. Телега с сеном, скрипя, покатила дальше. Джош ковыляет следом. Теперь перед ним другая картина, другой пейзаж: телега на равнине все уменьшается и уменьшается. А в небе, как знамение, прочерчен прадедушкин мост. - Летите прочь, вороны. Я еще дышу. 22  На коврике перед дверью спит толстый белый Джордж. Джош - дома, он вернулся домой с войны, вернулся к запахам печного дыма и лаванды. - Это ты, Джош? - голос тети Клары из кухни. - Я, тетя Клара. - Иди сюда и рассказывай. - Мне бы сперва переодеться. Я ужасно грязный. Джош неуверенно топчется в прихожей. Дома-то ты дома, Джош, но какие россказни опередили тебя? В дверном проеме появилась тетя Клара. В руках у нее миска, она мешает в ней ложкой, но как-то машинально, все медленнее и медленнее. - Ничего не случилось, Джош? - Да нет, что вы. Ложка в руке у тети Клары совсем остановилась. - Ты припозднился. - Такой уж выдался день. - Хорошо ты его провел? - Пока не знаю. Мне еще надо все обдумать. Тетя Клара снова начинает помешивать. - Ты говоришь как взрослый. С сегодняшнего утра ты, кажется, повзрослел?.. Ушла. Только голос доносится из кухни: - Колонка в ванной наполнена, и дрова положены. Осталось спичкой поджечь. Ты ведь умеешь затапливать? Брось одежду в чулане. Я принесу тебе чистое. Джош выполняет приказания, как заводная кукла, и ему это не обидно, а даже, наоборот, приятно: так хорошо совершать простые действия, когда не надо думать и можно не опасаться последствий. Райен-Крик - это словно другая страна. Не такой климат, не такие люди, не такие события. Вот так же, папа рассказывал, бывает, когда, порвав с родным домом, человек уходит в большой мир на поиски своей судьбы. Прежние мерки не подходят. Ты уже не центр вселенной. Жизнь начинает тебя обламывать. В одних трусах Джош сидит на табуретке рядом с ванной и слушает, как гудит нагреватель. Ванна огромная - утонуть можно, - на массивных слоновьих ногах. Сбоку полка из красного дерева для цветов и туалетных принадлежностей. Пол выложен плиткой, вывезенной из Италии, а с потолка свисают горшки, из них тянутся вниз зеленые побеги каких-то папоротников, вьюнов и странных мясистых кактусов. Сквозь раскрытые ставни струится солнечный свет, в клубах пара все видится мутно. Тетя Клара рядом, за перегородкой. Джош чувствует ее присутствие. - Тетя Клара, у вас есть какая-нибудь особая причина, почему вы не платите Лоре? Джош повернулся на табурете, как на вращающемся стуле. А тетя Клара, наверно, опустила стопку белья на низкий мраморный столик. - Странный вопрос. Что ты знаешь о Лоре? - Не много. Она придурковатая? - Нет, Джош. Я бы этого о ней не сказала. Конечно, нет. Кто говорил с тобой о Лоре? Наверно, лучше было бы не заговаривать на эту тему. Начнешь, и невесть куда тебя занесет. Подымешь камень, а что под ним? Задашь вопрос, а тебе другой в ответ Тетя Клара ждала, но он молчал, боясь, что снова скажет что-нибудь не то. - Забавный выдался денек, тетя Клара. - Ты много смеялся? - Не совсем так, тетя Клара, но я старался. - Как прошла охота? Ты просто сам нарываешься, Джош. Ляпнул, теперь расплачивайся. Неужели не мог придержать язык за зубами? - Мне не доставляет удовольствия убивать, тетя Клара. - В деревне это не считают убийством. - Не знаю, как можно к этому относиться иначе. Тетя Клара опечалена. Или ему только показалось. Ты за ней не поспеваешь, Джош. Слишком она старая и мудрая для такого мальчишки, который может плакать над убитым кроликом. - И это все твои огорчения? - День выдался забавный, тетя Клара. Я уже говорил. - Но мне ты ничего рассказывать не хочешь? - А я должен? - Не обязан. Джош вздохнул. - Вы ведь уже, наверное, все слышали? - Что я могла слышать, Джош, если ты мне ничего не рассказываешь? Снова вопрос вместо ответа. Снова ты за ней не поспеваешь. И хуже всего, что ты сам это чувствуешь. Ах, Джош, повернуть бы тебе стрелку часов назад, на одну минуту назад. Сидел бы и помалкивал. - Тетя Клара, давайте начистоту. Я знаю, что они вам уже все рассказали. - О ком ты говоришь? Разве ты не был на охоте? Разве ты не был на участке Митчелла? - А разве Сынок к вам не прибегал? - Какой Сынок? У нас в поселке так можно назвать любого мальчика или мужчину, кроме уж совсем ветхих старцев. - Маленький такой, рыжий. - Джош сглотнул. - Он еще ваши книги нес в воскресенье. - Он должен был мне что-то передать? Джош затряс головой - бессмысленно, когда тебя не видят, зато емко. - Подложи-ка дров, Джош. Так много воды не нагреешь. А на твой первый вопрос я отвечу: да, у меня есть причина, почему я не плачу Лоре. Но тебя это вовсе не должно тревожить, а ты тревожишься, иначе не стал бы спрашивать. Что тебе до Лоры? Я думала, тебя интересует Бетси. - Я ничего не говорил о Бетси. Тетя Клара улыбнулась. - Конечно, Джош, ты не говорил. Бетси хорошая девочка. Я ее люблю. - А Лору вы не любите? - Боже мой, Джош, какое поспешное заключение, и совершенно необоснованное. Лору я очень люблю. - Тогда почему вы мне не сказали, что у нее нет матери? - У Лоры? Но я не предполагала, что она отправится вместе с вами к Митчеллу. - Она и не ходила. - Джош, скажу тебе одно относительно нашей Лоры... Тетя Клара, кажется, замялась. Джош в отчаянии: - Не станет же она врать про свою маму. - У Лоры есть мама. - Дома? И заботится о ней? - Дома, Джош. И заботится о ней. Ах, Лора, ах, Лора Джонс. - Джош, ты хочешь мне что-то сказать? - Нет, тетя Клара. - С тобой никакой неприятности не произошло? - Ничего такого, в чем можно помочь разговором... Я видел мост, тетя Клара. - Джош, задачу нельзя решить, если закрыть глаза на трудности. - Пожалуйста, тетя Клара. Один раз давайте закроем. Прадедушка построил замечательный мост. - Ему было бы приятно тебя услышать. Он удачно использовал местный материал и сделал дело на совесть. В мире много прекрасных мостов и много прекрасных стихов, и в каждом решается какая-нибудь задача. Мост - благородное сооружение. Меня особенно восхищают мосты, возведенные древними. - А мне нравится мост прадедушки... В голосе тети Клары улыбка: - Хорошо, когда семье есть чем гордиться. В среду, Джош, давай-ка мы с тобой сядем на поезд и съездим в Балларат. Экскурсия по следам Плауменов. Так что не трать пока все свои деньги на мороженое и орехи. - Поздновато говорить об этом, тетя Клара. - А что? Разве тебе не интересно? - Я потерял деньги. Джош смотрит в пол, разглядывает узор на плитке. - Ну что ж, постарайся их найти. - Я уже старался, тетя Клара. Но ведь это всего лишь деньги. - Боже мой, Джош, ты не перестаешь меня удивлять. Ты слишком молод для такого замечания. Джош пожал плечами. - Где ты их потерял? - Если бы я знал, то, наверно, сумел бы их отыскать. Джош по-прежнему сидит понурясь. - Честные деньги, Джош, - это не зло, даже если ты и открыл для себя более важные вещи. Когда начинается крикетный матч? Джош испуганно поднял глаза. - Когда ты должен там быть? Ты ведь играешь, не так ли? - Я не знаю. - Ты же любишь крикет? - Да, тетя Клара. - Ну хорошо, завтра утром, как встанешь, сбегай через дорогу и справься у Билла. Знаешь, мне кажется, что ты такой же рассеянный, как твой прадедушка. За ним постоянно нужно было следить, не то, бывало, не оберешься неприятностей. Представляешь, он все свои дела тщательно записывал в дневник, а потом забывал в него заглянуть. Джош ощущал на себе ее взгляд и испытывал неловкость. - Он тоже был широк в кости, твой прадедушка. Но не грузный, грузным он только казался. Так не забудь про Балларат, Джош, в среду. Мы купим там тебе Библию, позавтракаем в городском саду, сходим в музей. В музее есть вещи, принадлежавшие прадедушке. Экспонаты, особенно интересные для Плауменов. Музей получил их от меня. Он был хорошим человеком, мой отец. Он верил в людей. Из-за этого он часто страдал, попадал в трудные положения, но все равно продолжал верить. Отмокая, Джош вытянулся в ванной. Наедине со своими мыслями. Вторник 23  Джош опустился на одно колено возле канавы, которая вырыта вдоль Главной улицы. За канавой - бывший дом дяди Джефри, старый, заброшенный, пустой, на окнах - ставни. Почему в нем никто не поселился? Может, там привидения? Джош нервно теребит шнурок ботинка, делает вид, будто затягивает его, будто никак не может завязать. Да, брат Джош, нелегкая штука - жизнь. Утренняя улица уставилась на него во всю свою ширь - штакетные заборы, вывески магазинов, ранние пташки на крыльце у почты ждут девяти часов. Кому понадобилось на почту в девять часов утра? Мимо проехал мальчишка на велосипеде, загляделся на Джоша, велосипед виляет, едва не падает; девчонка провела корову на веревке, толстую, огромную, бедная глыба, идет колышется, надо бы погрузить ее на самосвал и доставить на ферму. Джош все туже затягивает без надобности шнурок, того и гляди, нога треснет. Тете-то Кларе хорошо. Она ведь не знает подоплеки. - Сбегай к Биллу, Джош. Почему ты не хочешь? Только через улицу, минутное дело. Тебе надо было еще вчера к нему зайти. Ей-богу, тетя Клара, эта жизнь на два фронта истерзала меня в клочья. Дом О'Конноров, где живут Билл с Рексом, и Бетси тоже, туда от ворот до ворот шагов сто, не больше. Минута - и ты там. Была бы миля или лучше десять миль, можно тогда под этим предлогом отказаться. А то - рядом с домом дяди Джефри. Слишком близко. Вот досада! Джош нарочно распускает шнурок, притворяется, что запутался, притворяется, что затягивает его снова притворяется, тянет, оттягивает неизбежное. Нет, правда, Джош, какое нахальство! Какая наглость - подойти и постучаться и, когда откроют дверь, сказать: "Здорово, Билл, я насчет крикетного матча. Ты куда меня думаешь поставить, Билл? А начало когда?" Нет, нельзя ему явиться к Биллу с таким наглым разговором и нельзя вернуться к тете Кларе, не побывав у Билла. А может быть, иначе - сняв шапку, смиренно: "Вот какое дело, Билл, я понимаю, это нахальство с моей стороны, но меня тетя Клара прислала, она спрашивает насчет крикетного матча". То-то Билл разъярится. А потом еще надо будет идти обратно через улицу, объяснять тете Кларе как-нибудь помягче, чтобы не огорчилась: "У Билла уже полная команда. Я поздно обратился. Понимаете, тетя Клара, мне, конечно, жаль, но он ведь не видел, как я играю, и не мог пойти на такой риск. Я знаю, вам хотелось, чтобы я играл: Плаумен в команде и все такое, вам хотелось присутствовать и смотреть. Я тоже огорчился, но Билл прав. Интересы команды - прежде всего". Вот незадача, ей-богу! Джош выпрямился во весь рост. Если он еще хоть минуту продолжит эту игру со шнурком, вся улица решит, что он чокнутый. За штакетником все так же виднеется дом дяди Джефри, соседний с ним - дом О'Конноров, дорожка от калитки к крыльцу затаилась и ждет. Бедный дядя Джефри, упокой господь его душу, уже пятнадцать лет как на кладбище, умер, когда тебя еще не было, не пришлось тебе его повидать, Джош. И прадед в земле сырой уже четверть столетия. Из семи Плауменов уже выросли ромашки под соснами в конце Главной улицы. Непременно надо туда сходить. Нарвать ромашек, сделать букеты. А зачем откладывать? Сейчас и пойти, поклониться могилам предков. Еще в воскресенье надо было. Эх, Джош, Джош, ну кого ты обманываешь? Не увиливай, кончай с неприятным делом. Он подошел к калитке О'Конноров, постоял, собираясь с силами, поднял щеколду и зашагал по дорожке до тростникового коврика перед дверью, споткнулся, как и следовало ожидать от этого Дж. Плаумена, о первую же ступеньку крыльца, готовый провалиться сквозь землю, ухватился за столбик, чтобы удержаться на ногах, подавляя в себе желание повернуться и убежать на край света, подавляя тошноту, чувствуя тяжесть под ложечкой, и вот уже слышны шаги. Ну что за жизнь, честное слово! Дверь открылась. Бетси. Лицом к лицу с Бетси. Глаза в глаза. Один на один с Бетси, остальные люди еще не возникли на земном шаре. Ну и ну! Вот это да! Потрясающая девчонка. Неважно, как она тебя обозвала. Наводи переправы на реках. Взбирайся на вершины гор. Пой вместе с ангелами, - Здравствуй, Бетси. - Ты чего заявился? Словно он - собака, приблудившаяся к чужой двери. Словно лук, выросший на тюльпановой клумбе. - Тебе чего надо? Осмелюсь ли я к вам обратиться, мисс Бетси О'Коннор? Не побоюсь ли рассердить Гарри и пригласить вас к нам обедать? И ведь что странно, я вообще-то вовсе не такой. Мне до сих пор на всех девчонок было наплевать с высокого столба. - Ну? Говори, с чем пришел, и двигай своей дорогой. Мне некогда. - Бетси, не сердись на меня. Он сам изумился своим словам, потому что точно такую же просьбу вчера слышал от Лоры. - Это все? До свидания. - Бетси, а крикетный матч? - Я что, в крикет играю, что ли? Откуда мне знать про крикетный матч? Джош беспомощно трясет головой. - Тебе Билла позвать? Он кивнул. - Бестолковый какой... Би-и-илл! - прямо как заводская сирена. - Плауменов племянник к тебе насчет крикетного матча. Бетси скрылась в темной прихожей. Ах, Бетси. Не топчи меня. Я же не грязь у тебя под ногами. Не уродуй себя грубостью. За решетчатой наружной дверью, где-то в темноте, появился невидимый Билл. - Да? Что там насчет крикетного матча? - радушно, как цепной пес. - Билл! - донесся голос из глубины дома. - Если это Джош Плаумен, пригласите его войти. Не заставляйте его топтаться за дверью. - Ему некогда, мам. Он торопится обратно. - Я уверена, что мисс Плаумен не рассердится, если он побудет у нас несколько минут. Приведи его сюда. Билл толчком открыл дверь и тихо говорит: - Слышал? Входи. Но имей в виду, приятель, попробуй только пикни про что-нибудь, я с тобой потом посчитаюсь. - Про что про что-нибудь? - Про все. Слыхал, Джош? Это тебе вроде открытого счета в банке. И, вступив с солнцепека в прохладу прихожей, он ощупью пробирается вперед. Как бы не споткнуться, с Билла вполне станется подставить ножку. Он бредет, моргая со света, по темному коридору, как по черной штольне, вдыхая крепкий запах не то белых лилий, не то муравьиной отравы, которым пропитан этот дом. Вот и кухня - сосновый, чисто выскобленный стол, на нем таз с горячей водой и стопка грязных простых тарелок, и удивительная женщина, наверное, еще моложе мамы, стоит, опустив в таз руки с закатанными рукавами. Лицом она похожа на Бетси и на Рекса тоже. - Здравствуй, Джош. Славные такие лучики вокруг глаз, а глаза зоркие, ничего не упустят, и сама женщина загорелая и худощавая, оттого что всегда на солнце, всегда на свету, на людях. - Доброе утро, миссис О'Коннор. Спасибо, что пригласили меня. - Как ты тут у нас отдыхаешь? - Спасибо, очень хорошо. У Билла лицо такое, будто он потерял кошелек с деньгами. - Я много слышала о тебе от твоей тети, но ты, оказывается, выше, чем я представляла. И лицом в родню. Сразу можно узнать: Плаумен. Тетя, наверно, хочет, чтобы ты у нее поправился? - Кажется, да, миссис О'Коннор. - Бетси! Тарелки! Билл, куда девалась Бетси? - Я здесь, мам. - Здесь, так входи. В собственном доме, а жмешься на пороге, Джош тебя не укусит. Берись за тарелки, пока горячие. Сначала ножи и вилки, сама знаешь. Бетси с посудным полотенцем в руках, совсем другая, не похожая на себя. - Присядь, Джош. Дай ногам передышку. - Я не могу долго, миссис О'Коннор. А что думает Бетси? Как-то неловко за нее. - Мне вообще-то надо уже идти. - Глупости, глупости. Скажешь тете, что это я виновата. Она поймет. Билл, чайник вскипел. Завари свежего чая. Никогда еще у нас в доме не бывало поэта... Ну вот, в краску его вогнала. Кто, спрашивается, меня за язык тянул? Не сердись на меня, Джош, но мы все очень гордимся - правда, Бетси? - что из нашей среды вышел человек, которому суждено прославить свое имя. Надеемся, что и нам немножечко перепадет от его славы. Бетси прямо стонет. - Ой, мам! Билл стремглав выскакивает с заднего крыльца вытряхнуть из чайника старую заварку. Джош лихорадочно перебирает в уме, что бы такое подходящее сказать, он совсем растерялся. Но миссис О'Коннор еще только распалялась. - Мисс Плаумен читала его стихи и восхищается, а она не станет попусту хвастать. Она женщина со вкусом и образованная, а он - Плаумен, а Плаумены здешние, из Райен-Крика. Мы теперь будем высматривать, где появится твое имя, Джош. И мы считаем, что ты наш. Что ты имеешь к нам самое прямое отношение. Бетси стоит бледная, скованная, смотрит перед собой в одну точку ничего не видящими глазами. Билл возвращается в кухню, лицо у него как зимняя туча. И Джош понимает, что должен что-то сказать, притом прямо сейчас, не откладывая. - Ну что вы, миссис О'Коннор... Все это гораздо сложнее. Тетя Клара не должна была рассказывать. Ни за что не должна была. Это - мое личное. Моя тайна. - Она так и осталась тайна. Твоя тетя не рассказывала, что там, в тех стихах. Просто она восхитилась и поделилась своим восхищением. Ты не должен на нее за это сердиться. Ну, Билл, заваривай, неси сюда чай, да побольше засыпай. Смотрите-ка, в рифму вышло! Мы тут, пожалуй, скоро все ударимся в поэзию. - Ма-ам!.. У Бетси вид такой, словно она рада бы обернуться червяком и заползти в самую дальнюю щель. Билл с размаху брякает на стол чайницу, хорошо, что жестяная, не разбилась. А у Джоша температура, наверно, повысилась до ста двух градусов, он весь горит. - Джош, ты, должно быть, думаешь, что я глупая женщина, но я совсем не такая глупая и бестактная, как тебе кажется. И присутствующие здесь это понимают. Я затем и пригласила тебя. У нас в поселке у кого-то с кем-то испортились отношения, и пора этому положить конец. Ты со мной не согласна, Бетси? - Я даже не знаю, о чем ты, мам. - А ты, Билл? - И я не знаю. - Ну, Рекс зато знает, конечно. Жаль, его дома нет. Вы, ребятки, забываете, что ваши родители тоже были когда-то детьми, и не так уж много лет назад. Вы думаете, мы ходим с закрытыми глазами. Думаете, мы глухие. А нам мало ли чего сорока на хвосте могла принести. Бетси, сжав зубы: - О чем ты, понять не могу. - Если это правда, значит, ты глупее, чем я думала. Хотите сохранить секрет - смотрите, чтобы сорока не проведала. Сорока на хвосте ваш секрет обязательно разнесет. У Билла лицо еще больше мрачнеет, оно теперь много темнее самой черной зимней тучи. - Так что договаривайтесь насчет матча, сынок. - Это уж мое дело, мам. - Не только твое, и ты это знаешь. Команду нужно собрать сильную. Джош, я надеюсь, у вас играет? Билл хмуро: - Может быть. Он ловить за воротцами умеет? - Это ты не у меня, а у него спроси. - Ты как, за воротцами можешь стоять? Джошу это не очень-то нравится. - Ты же говорил, вам нужен отбивающий. - Ну да. Но чтобы умел и ловить. Наш слишком маленького роста. - Можно попробовать. В одном Билл пошел в мать: у него такой же цепкий, все замечающий взгляд. Джош увидел, как у Билла Злорадно сверкнули глаза. - Возьмешься ловить за воротцами, можешь играть. - Возьмусь. - Тогда в полпервого на спортплощадке. Знаешь, где это? - Ему незачем знать, Билл. Он может пойти с тобой. - Ладно. Подойдешь за мной в двенадцать пятнадцать. В белой спортивной форме. - У меня только белая рубашка. - Не годится. Белые рейтузы, белые туфли - все как положено. Кто не в белом, не допускается до игры. У Джоша голос, вот досада, звучит жалобно: - А у меня нет с собой крикетной формы. - Такое правило. Играют в белом. Это ведь настоящий матч, Джошуа, а не детская возня на лужайке. Мы играем по правилам. Без отступлений. - По-моему, его зовут Джош, и, по-моему, тебе это хорошо известно. Билл покосился на мать и постарался придать своему лицу миролюбивое выражение. - Все равно без белой формы нельзя. - Ну, хорошо, Билл. Если ты хочешь, чтобы он играл... - А я этого не говорил. - Довольно! Стыдно быть злым. Это совсем на тебя не похоже. Надо раздобыть для него белую форму. Спроси у Дунканов и у Прайеров, их мальчики еще не приехали, или садись на велосипед и поезжай к Гуду. Чьи-нибудь вещи да подойдут. А теперь разливай чай. Бетси снова принялась с великим тщанием протирать тарелки и неторопливо составлять их стопками. Она опустила глаза, на Джоша не смотрит. Бетси, голубка, что у тебя на уме? А ты, Билл, почему ты такой непримиримый? Ну что я такого ужасного сделал? Нет, миссис О'Коннор, что-то не похоже, чтобы ваши старания увенчались успехом. Видели, как они ко мне на самом деле относятся? И уж если они даже дома, при вас, не могут держаться приветливо, значит, дело зашло чересчур далеко. Снова чай пить. Наверно, есть в Райен-Крике что-то постоянно возбуждающее жажду. Ведь часу еще не прошло, как позавтракал и выхлебал ведерную чашку этого ее пойла с молоком. И Бетси пьет чай. И Билл. И миссис О'Коннор подносит к губам огромную кружку, в которую,; кажется, вошла бы по локоть ее рука. Потом будут ходить и булькать. У них внутри не желудки, Джош, а бочки, налитые доверху. Буль-буль-буль! Вообрази себя верблюдом, который собирает запас жидкости в своем горбу. Беда в том, миссис О'Коннор, что матерям не все известно. Может быть, при вас и было no-одному, но теперь-то по-другому. Может, когда вы были маленькой, люди и относились друг к другу хорошо. И сороки, может быть, кое-что и приносят вам на хвосте, хоть я и не знаю, что это за сороки такие, да только известно ли сорокам, за что я обижен на этих ребят? И за что они здесь все против меня? Вежливый застольный разговор. Джош сидит и болтает. Про то, что в воскресенье дул северный ветер. Что у местного поезда очень частые остановки, на пять миль - семь остановок. Что хрустальные висюльки у тети Клары под потолком звенят при каждом его вздохе. - Надеюсь, ты еще к нам заглянешь, Джош. - Спасибо, миссис О'Коннор. - Желаю тебе получить удовольствие от крикетного матча. - Спасибо вам, миссис О'Коннор. Билл чуть не тащит Джоша по коридору, он держит его под руку, хотя и не из дружбы. - Ну, приятель, ты свое дело сделал. Ничего не упустил. - Я ничего не сделал! - Поди это сороке расскажи. И вот он уже снова на ярком солнце, чуть не взашей вытолкнут на крыльцо, и даже не успел ничего сказать Биллу в ответ, не смог ему возразить. Оглянулся, а Билла уже и в помине нет. Джоша охватывает ярость, он просто весь кипит от злости, кажется, сейчас он запрыгает на месте, сейчас заорет перед закрытой дверью: "Ты что из себя строишь, Билл О'Коннор? Что ты толкаешься? Ты что, Билл О'Коннор, думаешь, я такой? Я же на вас не пожаловался, я же ни словечка" не сказал". Но дверь наглухо закрыта, и Билла нет, и Джош стоит молча и потирает локоть. Нет, правда, Джош, что же это такое творится? Извольте играть за воротцами. Чтобы все кому не лень лупили по тебе мячами. Если у Билла сильный удар, тебе остается только молить бога, чтобы ровно в полдень разразился страшный ливень. 24  Он входит с улицы в открытую дверь ну просто как ни в чем не бывало. Ты обязан притворяться бодрячком, даже если на самом деле тебе прямо жить неохота. Джош жизнерадостно улыбается во весь рот и кричит: - Меня включили в команду, тетя Клара. Он только ждал, чтобы я зашел, вы были правы. Я буду ловить, тетя Клара, я буду стоять за воротцами. Начало в двенадцать тридцать. Большими мужскими шагами он идет по коридору, притворяться так притворяться, распихивает висячие нити портьеры... Вот те на! Ведро, и на коленях трет пол мыльной щеткой мисс Лора Джонс. Лора выглядывает из-под растрепанных волос, старается раздуть в них щелку, чтобы лучше видеть. И сама похожа на спаниеля, грустного такого спаниеля, который то ли потерялся, то ли украден, то ли забрел в чужой дом. Ну, Джош, ты попался. Тетя Клара, спасите меня! Дорога на кухню перерезана, укрыться негде, перед тобою стоят торчком скатанные дорожки, сидит на пятках Лора, и разлито целое мыльное море. - Вот и хорошо, Джош, - тетин голос из кухни, куда ему нет пути. - Я тебе говорила, что они будут рады тебя принять. Ты знаком с Лорой? Знаком ли я с ней? Еще бы. - Да, тетя Клара, я знаком с Лорой. А Лора молчит. У нее подрагивают губы. Что она, в гляделки с ним играет? Хочет, чтобы ему стало стыдно? Могла бы не трудиться. Нет, правда, Лора, выключи-ка прожекторы. - Лора - мой добрый друг. Она приходит каждый вторник и помогает мне по дому. - Ах вот как, тетя Клара. - Каждую неделю приходит обязательно, без исключений, хотя у нее дома, я не сомневаюсь, тоже много работы. А я без Лоры ни за что бы не управилась. Ну уж неправда, тетя Клара, тут вы переборщили. Вы бы в этом доме запросто управились одна, да еще в соседнем порядок бы навели. - Не наступай туда, где Лора моет. - Не буду, тетя Клара. - А ты свою постель застелил? - Да, тетя Клара. - И пол подмел? - Да, тетя Клара. - Ну, тогда будь добр, уйди пока и не мешай девочке. Сходи выполи клумбу в саду. И яйца собери в курятнике. Не все сразу, тетя Клара. Что это вы меня так? Ухожу, ухожу. Но вот куда мне идти, я понятия не имею. - Только ты не думай, что в тебе здесь не нуждаются, Джош. - Да нет, что вы, тетя Клара, я понимаю. Понимаю, как теорию относительности. - Ты мог бы сбегать для меня за покупками. Мне сегодня совсем некогда. А очень много всего нужно. Я тебе составлю список. - Но мне до вас не дотянуться, тетя Клара. Надо шлепать вброд через мыльное море. - Пройди тогда в столовую, и я передам тебе записку через перегородку. Он попятился сквозь портьеру, стараясь не увидеть печальных глаз, не прочесть слов, которые, кажется, складываются у Лоры на губах: "Ты не пришел". Да, но ты была очень уж настойчива, Лора; а кому приятно, когда заставляют. Он в полутьме пробирается в столовую, сам удивляясь: как могло ему не прийти в голову, что вчерашняя встреча с Лорой - не последняя? А Лора - вот она, стоит на коленях и трет пол мыльной щеткой, Лора работает, но не за деньги. Бесплатно. Что-то в этом есть грустное. Та самая Лора, которая прыгнула с моста. Для этого нужна была сильная воля. Лицо тети Клары над перегородкой. - Вот. Список в кошельке, а кошелек - на дне корзинки. Тебе не в тягость это поручение? - Нет, тетя Клара. - Я так и думала. Список довольно большой. Если не обернешься раньше одиннадцати, ничего страшного. Ну и ну, Джош, вот это неожиданность. Он идет обратно по коридору, перешагивает порог между цветными витражами, делает пятнадцать шагов вверх с камня на камень и останавливается под горячими солнечными лучами, чтобы почесать в затылке. Знакомо тебе это чувство, Джош, будто бы что-то не так, будто есть какая-то неувязка? Открыл кошелек. В нем пусто. Только лежит одна трехпенсовая монетка и обрывок бумаги, уголок от большого листа. На нем торопливые строки: "Купи себе мороженого. И пойди погуляй. Храни тебя бог". Тетя Клара, вы со мной заодно? 25  Джош сидит на могильном камне в загородке Плауменов, а внизу под ним лежит его прадед, и это вовсе не кажется неуместным. Максимилиан Плаумен, род. 12.6.1821, сконч. 5.5.1910 Основатель поселка Райен-Крик Он всегда толковал сомнения в пользу ближнего Вот так так, прадедушка, интересно, кто сочинил эту надпись? Не иначе как тетя Клара, а? Здорово, когда такие слова выбиты на камне, под которым покоится твоя голова. А знаете, прадедушка, ведь вы ровно на сто лет старше, чем я. Почти день в день. Сто лет назад вам тоже было четырнадцать лет и семь месяцев. Правда, здорово? Интересно, как все было в 1836 году? Вы тогда в Англии тоже ездили в деревню, как мы - в Райен-Крик? И сидели там на могильном камне под жарким солнцем, прикрыв голову какой-то дурацкой корзинкой? И у вас была своя тетя Клара, которая спасла вас в страшную минуту? И была там вот такая же Бетси, которая на вас не смотрела? И Лора, проклятье вашей жизни, и Билл, и Гарри, и Рекс, который все время хихикал? И к вам тоже приставал с вымогательствами какой-то маленький паршивец? Нет, правда, как все тогда было, сто лет тому назад? И вас, прадедушка, тоже, как меня, все кому не лень пинали ногами, будто футбольный мяч? А знали вы тогда, что станете основателем целого поселка? Знали, что построите мост? Что от вас пойдет род и он кончится вот таким Джошем, который придет посидеть на вашей могиле и выразить свое почтение? Сложное это дело - расти, вы согласны со мной? Расти и гадать: будешь ты в жизни знаменитым или не будешь? А сам даже не знаешь толком, хочется ли тебе этого. И может быть, ты так и пройдешь по жизни, плача о других и смеясь над собой. Наверно, вы потому и оставили столько этих дурацких автопортретов, что не хотели смеяться ни над кем другим? Розмэри Каролина Плаумен (урожд. Брэддок) род. 22.3.1831, сконч. 14.7.1868 В память о горячо любимой жене Покойся с Богом, который тоже тебя любит Вам предстояло, прадедушка, прожить без нее еще сорок два года. А вместе вы были не очень-то долго. Умерла и спит в земле, а была моложе моей мамы. Нет, правда, прадедушка, как это грустно. Потому, наверно, у нас о ней почти не говорят. Умерла так давно, что и не помнит уже никто. Грустно, когда тебя так давно нет на свете, что никто уже не помнит. Розмэри Каролина Плаумен, урожденная Брэддок. Я кладу для вас вот здесь цветок. Джейн Брэддок Плаумен, род. 14.7.1868. Жила три часа Покойся с Иисусом Ох, прадедушка, а мне ведь никто не говорил. Как это грустно. Простите меня. Вы потеряли свою любимую и еще - новорожденную малютку. В один день. Это уж слишком. А я тут трепыхаюсь из-за какого-то крикетного матча. Вы плакали, прадедушка? Или вы были такой большой, сильный человек, который никогда не терял самообладания? Не может быть, наверно, плакали все-таки. Наверно, слезы слепили вам глаза. Я чувствую свою близость к вам и хочу, чтобы вы это знали. 26  Джош бродит в тени сосен между могилами, легко помахивая корзинкой, поддевая носком сухие иголки, и они пружинят, мягкие, как подушка, как перина, иголочка к иголочке, без единой зеленой травинки. Тихо кругом, так тихо, что слышно, как падает солнечный свет, как колеблются тени и дышит земля. Кто посадил эти сосны, прадедушка? Кто расставил их двумя рядами и превратил кладбище в готический собор? А мое утро - в стихи. - Эй, Джошуа! В душе что-то прыгнуло, словно оборвалось. Прислонившись к сосне, руки в карманах, стоит Гарри, будто он так тут всегда стоял. И не один только Гарри. Вон и Рекс выходит из-за ствола, и еще кто-то там, в тени, кого лучше бы вовсе не видеть: Бетси, невозмутимая, лицо неподвижное, ничего не выражающее. Может быть, она думает, что ее не заметно? Рекс со смешком: - Тебя что же, тетенька на кладбище за покупками послала? Чего накупил? Шесть футов земли для могилы? Джошу хочется убежать, не нравится ему все это, даже не верится как-то. Гарри, Рекс и Бетси. Чего им от него надо? И много ли там их еще прячется? - Вам, ребята, делать, что ли, нечего? Вы что, за мной следом шли? - Мы тебя тут ждали, - Гарри, развернув плечи, отталкивается от соснового ствола. - Поговорить с тобой хотим. - Чего вы ко мне пристали? - А ты что из себя строишь? - Здесь вроде кладбище. Человек сидит один, что тут такого? - Ты не один тут был. Рекс тебя держал под наблюдением. Разговор насчет Лоры. - Слушай, Гарри, - только чтобы голос был спокойный и ровный, чтобы не зазвучал жалобно, - при чем тут Лора? Я тебе вчера объяснял. Гарри потер себе мосластым запястьем кончик носа. - Она тебя ждала, а ты не пришел. Ты ее обманул. Джош понурился. Он-то думал, что это останется между ним и Лорой. Выходит, она наябедничала? Но тут же вспомнил Сынка. Сынка, который не получил обещанного пенни. - Ты дал ей обещание - и не выполнил. Блинов - полон дом. Я не люблю, когда моя сестра плачет. Не люблю, когда из моей сестры делают посмешище. Пусть, мол, плачет. Ты бы что сказал, если б это была твоя сестра? - Я, наверно, ничего бы не сказал. Я бы сначала выяснил, все ли мне об этом деле известно. - По-твоему, Лора - врунья? Джош опять весь напрягся, задохнулся. - Я разве так говорил? - Не знаю. Разве нет? Джош покосился на Бетси, ища у нее - чего? Поддержки, должно быть. Или хоть капли понимания. Но Бетси на него не смотрит. Она стоит равнодушная, словно сама-то прийти пришла, а свой дар сочувствия оставила дома. И Рекс тут же, нос задрал чуть не до неба, уверенный в собственной неуязвимости за мускулистой спиной Гарри. - Так я жду. Ты обозвал Лору вруньей или нет? - Если так тебе показалось, то я этого не хотел. Я сказал, что ведь другую, мою, сторону ты не выслушал. А нужно всегда выслушивать обе стороны. - У обещания только одна сторона. Либо ты его выполняешь, либо нет. - Да брось ты с ним связываться, Гарри, - это Бетси, со вздохом. - Говорила я тебе, он придурковатый. Не знает, что сегодня: мороз или пятница. Он безвредный, что с него взять. И Лора может успокоиться. - Безвредный? - Гарри срывается на крик. - Это он-то безвредный? Да он ее чуть не убил. Прыгнуть с моста! Заставил ее прыгнуть с такой высоты. - Постой-постой! Ты что это говоришь? Вот уж неправда. - Значит, она с моста не прыгала? Джош опять понурился, опять весь поник, ему очень не хочется выдавать Лору, надо срочно придумать, как бы вывернуться. Но Гарри грозно наступает: - И ты, значит, не гнался за ней, не заставил ее подлезть под проволоку, не карабкался за ней вдогонку по насыпи до самого верха? Я вот что скажу тебе, парень: я там был, проверял и все видел своими глазами. Там следы идут снизу доверху, земля осыпалась. Довольно было бы одного Лориного слова, но у нас есть еще кое-что. Есть человек, который все это видел, от начала и до конца. Скажи спасибо, что вернулся вчера вечером невредимый. Если бы не тетя твоя, с тобой знаешь бы что сделали? Брендан О'Халлоран прыгнул с этого моста и убился насмерть. А Брендан О'Халлоран был атлет. И ты говоришь, он безвредный, Бетси! Да он бешеный. И после всего он еще нарушает слово. Прыгни, говорит, с моста, тогда приду к тебе' на блины. Ненормальный какой-то. Маленького Джимми пригрезился излупить, если он его выдаст. Ну, как это называется? Никого он не уважает, что ли? Даже свою тетю? На что подбил девчонку! А сегодня утром так прямо пулей вылетел из дома. Не успел войти и тут же обратно выкатился. И как ловко представляется! За покупками, видите ли, пошел, а в корзинке-то пусто. Никуда он не ходил, Рекс следил за ним. Где это видано, чтобы поесть мороженого бегали с продуктовой корзинкой? Джош пытается вставить хоть слово, кричит: - Послушай, это же все стечение обстоятельств! Косвенные улики! На самом-то деле я ни в чем не виноват! Я ничего плохого не сделал. - Косвенные улики? - Гарри говорит не издевательским, а просто немного брезгливым тоном. - Теперь он учеными словами бросается. Что вы за люди - Плаумены? Я ведь старался к тебе отнестись хорошо. Изо всех сил старался. Ради нее. Мы тут все старались. Но вы, Плаумены, все такие, непонятно, как она вас терпит? Один за другим являетесь сюда и думаете, что вы здесь хозяева. Расхаживаете по поселку, будто павлины, всеми помыкаете направо и налево, а чуть вам отпор дают, бежите к тете жаловаться. - Это неправда! - Твоя тетя - хорошая женщина, и нечего вам на ней верхом ездить, парень. Вы, Плаумены, приезжаете сюда один за другим и нахлебничаете, пользуетесь всем, а ей даже спасибо не скажете. Знаем мы вас. Наслышаны. В поселке каждый знает, что она все свое имущество заложила-перезаложила, чтобы оплатить учение чужих детей, что она дает людям бесплатный кров. А ваши Плаумены загребают вон сколько и все равно соки из нее тянут, кто ни приедет, обязательно увозят с собой охапками гостинчики. - Неправда! - Насмотрелись мы на вас, Плауменов. Эти Плаумены у нас вот где сидят! - Это неправда... - Джош, обескураженный, стоит перед Гарри, у него начинает неприятно сосать под ложечкой. - Она же богатая. Ей средства позволяют... - Да, уж такая богатая, куда там! А каково нам на это смотреть, как ты думаешь? Когда мы знаем, что она питается, можно сказать, жалкими крохами. Имей в виду, парень, у нас в Райен-Крике изо всех Плауменов только она одна пользуется любовью и уважением. А на остальных глаза бы не смотрели. Подумаешь, боги. Воображают, что они здесь хозяева. И у тебя хватает наглости стоять передо мной и говорить, что ты ничего плохого не сделал! - И не сделал! - Джош старается, чтобы у него в голосе не были слышны слезы. - Я и не понимаю даже, о чем ты говоришь. Для меня это сплошная тарабарская грамота. Я тут ни при чем. Могу сто раз повторить: я ничего не сделал! Он опять покосился на Бетси, мечтая о чуде: вдруг она все-таки перестанет смотреть равнодушно на то, как его подвергают гонениям. Ведь Бетси - добрая девочка, так сказала тетя Клара. Ну пожалуйста, Бетси... Гарри все так же брезгливо: - С ним разговаривать невозможно. Видали? Он, оказывается, сто раз может повторить, что ничего не сделал. Что же тогда он считает делом, интересно было бы знать. Рекс хихикнул, а Бетси только махнула рукой. - Ну что толку? Говорила я вам. Не стоило шум поднимать. Сопляк он. Недоразвитый. - Не стоило шум поднимать? - возмущается Гарри. - Ты посмотри на Лору. Бедная девочка! Никогда еще не гуляла с мальчишками и клюнула на такое ничтожество. Нет, я этого так не оставлю. Я тебе этого не прощу, Джошуа, я тебя предупредил. Слышишь? И меня уел: какого-то вшивого кролика, видите ли, пожалел. И малыша Джимми не забудь, который прибежал домой весь в слезах. Восьмилетний ребенок, а ты его до чего довел. Если бы не вмешалась твоя тетушка, его папаша тебе бы голову пробил, так и знай. И Бетси тоже от тебя страдает: что ты на нее все время пялишься? Отвяжись от нее, понял? Да мы все тут из-за тебя не можем тете твоей в глаза взглянуть, потому что ты уж, конечно, наговорил ей про нас всякого и все переиначил, переврал, как у нас, может, и в мыслях не было. Да, ты уж такое сокровище, парень, что дальше некуда. Ты всем Плауменам Плаумен, а это, скажу я тебе, что-нибудь да значит. И после всего у него еще хватило наглости прижать к стенке Билла, прямо при его мамаше, - мальчик, видите ли, хочет играть в крикет. И Билл же должен гоняться по всему поселку, искать для тебя форму. Ну, ты просто чемпион, парень, вот ты кто. В честь тебя надо выбить медаль. Но слушай, что я тебе скажу. Ты лучше заболей, заболей серьезно и сляг в постель, потому что, если ты придешь на крикет и кто-то из-за тебя останется без места в команде, ты об этом еще так пожалеешь, как никто на свете. Джош потрясен, ошарашен, он внутренне стонет, но изо всех сил старается не показать виду. Они сами все выдумали и его еще обвиняют. - Это все неправда. Вы просто все перепутали. И ничего не понимаете. Про крикет можете спросить вот у Бетси. Бетси, скажи, ведь правда все не так было? И остальное тоже. Совсем не так, как выходит по-вашему. Я вовсе не такой дурак. Может быть, вы про кого другого говорите? Рекс хихикает, Бетси смотрит в землю, а Гарри поддергивает штаны. - На крикете лучше не появляйся. Выкопай себе яму поглубже и спрячься. Если б не твоя тетя, Джошуа, я бы из тебя сейчас котлету сделал. Так и знай, Джошуа, котлету бы сделал. И пошел вразвалку, будто большая обезьяна. За ним Рекс, перекидывая камешки с ладони на ладонь. А Бетси осталась и стоит в тени под сосной, глаза в землю. - Бетси, - грустно говорит Джош. Бетси взглянула на него и еще ниже уронила голову, будто она у нее вдруг стала такая ужасно тяжелая. У Джоша мелькает мысль... Но Гарри остановился у кладбищенских ворот и смотрит назад. - Бетси! Пошли. Чего ты там делаешь? - Бетси, я ничего не рассказывал. Ничего, честное слово. - Она побрела к воротам, и ему хочется пойти за ней следом, но страшно Гарри. - Бетси, я не подначивал Лору прыгать с моста, клянусь тебе. На самом деле все было совсем иначе. Откуда они это взяли? И того малыша я припугнул не просто так, а за дело. За гнусность. Бетси, почему ты не объяснила Гарри про крикет? Ты что, боишься его, может быть? Но она уже оставила его, и он обращался к соснам. Эй, Джош, что это ты позволяешь втаптывать себя в грязь? Бросился бы на них с кулаками. Это единственный разговор, который они понимают. Всякое там рыцарство, благородство, они о них понятия не имеют. Влепил бы им раза, Джош, зачем всегда приносить себя в жертву? А эта Лора! Почему ты должен ее щадить? Что ты хочешь доказ