то, что вы нам рассказывали, правда, Биггер? - спросил мистер Долтон. - Да, сэр. - Нет, он не врет, - сказал Бриттен. - Идемте. Где у вас телефон? Я сейчас скажу, чтобы этого молодчика задержали для официального допроса. Без этого не обойтись. И потом, нужно вызвать людей и сделать обыск у мисс Долтон в комнате. Мы раскроем это дело. Даю голову на отсечение, что этот красный мог бы нам кое-что порассказать. Бриттен вышел, и мистер Долтон последовал за ним; Биггер все так же сидел на краю постели. Когда внизу хлопнула дверь, он встал, взял свою кепку и потихоньку спустился в котельную. С минуту он постоял у котла, глядя сквозь щели дверцы на гудящее пламя, ослепительно яркое сейчас. Но долго ли оно будет гореть так ярко, если он не выгребет золу? Он вспомнил свою первую попытку взяться за это и истерический страх, охвативший его тогда. Нужно взять себя в руки. Он присел на корточки и ухватил правой рукой дверцу зольника, глядя при этом в сторону. Он боялся увидеть, как в зольник ссыплются обугленные кости, зная, что этого он не выдержит. Вдруг он вскочил на ноги и стремительно бросился к двери, подгоняемый чувством страха и вины. Нет, ни за что на свете он не прикоснется к этому зольнику. Но, может быть, можно обойтись и без этого? Ну понятно. Он попытался утешить себя мыслью, что ему ничего не грозит. Кому придет в голову заглядывать в зольник? Никому. Никто его не подозревает, все идет как по маслу: он успеет послать письмо и получить деньги, прежде чем раскроется, что Мэри убита и сожжена в топке, а о золе беспокоиться нечего. Он прошел через двор и вышел на улицу; снег все еще падал. Он сейчас же поедет к Бесси; письмо должно быть немедленно послано; нельзя терять времени. Если мистер Долтон, Бриттен или Пегги хватятся его и спросят, где он был, он скажет, что ходил за сигаретами. Но в этой суматохе едва ли кто-нибудь о нем вспомнит. И потом, они сейчас заняты Джаном; ему бояться нечего. - Биггер! Он круто повернулся, сунув руку под рубашку, за револьвером. В дверях большого магазина стоял Джан. Когда он хотел подойти к нему, Биггер отступил назад. Джан остановился. - Ради бога! Не бойтесь меня. Я вас не трону. Они стояли друг против друга под бледно-желтыми лучами уличного фонаря; большие мокрые хлопья снега медленно спускались, разделяя их тонкой, непрочной завесой. Рука Биггера по-прежнему лежала на револьвере. Джан пристально смотрел на него, полуоткрыв рот: - Что все это значит, Биггер? Ведь я же ничего вам не сделал. Где Мэри? Биггер вдруг почувствовал себя виновным; Джан одним своим присутствием изобличал его. Но он не знал, как ему искупить свою вину, ему казалось, что нужно поступать именно так, как он поступает. - Я с вами не хочу разговаривать, - пробормотал он. - Но почему, что я вам сделал? - с отчаянием настаивал Джан. Джан ему ничего не сделал; но именно оттого, что Джан был невиновен, в Биггере нарастала злоба. Он крепче сжал револьвер в руке. - Я не хочу с вами разговаривать, - повторил он. Он чувствовал, что, если Джан не уйдет и это невыносимое чувство вины будет расти, он не выдержит и выстрелит в Джана. Его бросило в дрожь, рот у него раскрылся, глаза округлились. - Уходите, - сказал Биггер. - Послушайте, Биггер, если эти люди запугивают вас, вы только скажите мне. Не бойтесь. Я знаю эти дела. Вот что: давайте зайдем куда-нибудь, выпьем кофе и поговорим обо всем. Джан снова хотел подойти, но Биггер выхватил револьвер. Джан остановился; лицо у него побелело. - Ради бога! Что вы делаете? Не стреляйте... Я ведь вас не трогал... Не надо. - Оставьте меня в покое, - сказал Биггер напряженным, неестественным голосом. - Оставьте меня в покое! Оставьте меня в покое! Джан отступил на шаг. - Оставьте меня в покое! - почти взвизгнул Биггер. Джан отступил еще на шаг, потом повернулся и быстро пошел прочь, оглядываясь на ходу. Дойдя до угла, он пустился бежать и скоро скрылся из виду в густой завесе снега. Биггер стоял неподвижно, зажав револьвер в руке. Он забыл, где он и что с ним, глаза его все еще были прикованы к топ точке пространства, где в последний раз мелькнула фигура Джана. Потом напряжение стало ослабевать, рука медленно опустилась, и револьвер почти повис в разжавшихся пальцах. Он постепенно приходил в себя; каралось, эти несколько минут он был под властью непонятного наваждения, силы, которую он ненавидел и вместе с тем не смел ослушаться. Он вздрогнул, услышав шаги; кто-то шел к нему, мягко ступая по снегу. Он оглянулся и увидел белую женщину. Женщина увидела его и остановилась, потом круто повернула назад и бросилась бежать через улицу. Биггер сунул револьвер в карман и побежал к углу. По дороге он оглянулся: женщина была уже далеко, сквозь падающий снег мелькала ее спина. Его гнала вперед холодная, настойчивая воля. Нужно кончать с этим, нужно действовать быстрее. Он почувствовал в Джане решимость гораздо более твердую, чем он ожидал. Письмо должно быть послано раньше, чем Джан сумеет доказать свою полную невиновность. В эту минуту ему было все равно, пусть даже его поймают. Только бы внушить Джану и Бриттену страх, заставить их бояться его, его черной кожи, его униженной покорности! Он увидел аптеку на углу и вошел. Белый продавец спросил, что ему нужно. - Дайте мне конверт, лист бумаги и карандаш, - сказал он. Он уплатил, спрятал пакетик в карман и направился к трамвайной остановке. Подошел трамвай, он сел и поехал в сторону Черного пояса, обдумывая дорогой, что написать в письме. Он нажал на кнопку звонка, требуя остановки, сошел и зашагал по тихим улицам негритянского квартала. Он проходил мимо пустующих домов, белых и безмолвных в тишине вечера. В одном из этих домов спрячется Бесси и будет ожидать машину мистера Долтона. Но все дома, которые ему попадались, были ветхие; в такой дом страшно даже войти, как бы он тут же не обрушился. Он шел дальше. Нужно было все-таки выбрать дом, из окна которого Бесси будет видно, как коробка с деньгами полетит на мостовую. Он прошел до Ленгли-авеню и свернул к скверу, на Уобеш-авеню. Здесь тоже было много нежилых домов с черными окнами, похожими на глаза слепца, домов, точно скелеты подставляющих зимним ветрам свои обсыпанные снегом ребра. Но среди них не было ни одного углового. Наконец на углу Мичиган-авеню и Восточной тридцать шестой улицы он увидел то, что ему нужно. Это был высокий белый пустой дом, стоявший на ярко освещенном перекрестке. Отсюда, встав у любого из фасадных окон, можно смотреть во все четыре стороны. О! А фонарь? Он зашел в аптеку и купил за доллар электрический карманный фонарик. Он сунул руку во внутренний карман пальто: проверить, там ли перчатки. Вот теперь все готово. Он перешел улицу и стал ждать трамвая. У него озябли ноги, и он топтался на снегу, в толпе других ожидающих. Он ни на кого не смотрел; это все были слепые люди, такие же слепые, как его мать, брат, сестра, Пегги, Бриттен, Джан, мистер Долтон, и незрячая миссис Долтон, и тихие пустые дома с зияющими черными окнами. Он огляделся и на одном доме увидел вывеску: СОБСТВЕННОСТЬ ЖИЛИЩНОЙ КОМПАНИИ ЮЖНОЙ СТОРОНЫ. Он слыхал, что Жилищная компания Южной стороны принадлежит мистеру Долтону, а дом, в котором он жил, принадлежал Жилищной компании Южной стороны. Он платил восемь долларов в неделю за комнату, кишевшую крысами. Он никогда не видел мистера Долтона до того, как поступил к нему шофером; квартирную плату мать вносила в контору компании. Мистер Долтон пребывал где-то далеко и высоко, недосягаемый, словно бог. У него были дома на всех улицах Черного пояса, и в кварталах, где живут белые люди, у него тоже были дома. Но Биггер не мог бы поселиться где-нибудь "за чертой". Хотя мистер Долтон жертвовал миллионы долларов на негритянское просвещение, квартиры неграм он сдавал только в этой отведенной им части города, в этих полусгнивших, готовых обрушиться домах. Биггер угрюмо сознавал это. Ладно, он пошлет письмо. Он им задаст жару. Подошел трамвай; он сел, доехал до Пятьдесят первой улицы и пошел к Бесси. Ему пришлось пять раз позвонить, пока он добился ответа. Ах ты черт, верно, напилась, подумал он. Он поднялся по лестнице и увидел, что она высунула голову из-за двери и разглядывает его покрасневшими от сна и виски глазами. Он сомневался в ней, и это его пугало и злило. - Биггер? - окликнула она. - Иди в комнату, - сказал он. - А что случилось? - спросила она, отступив на шаг. - Дай мне войти! Открой дверь! Она широко распахнула дверь и при этом споткнулась и чуть не упала. - Зажги свет. - Что случилось, Биггер? - Зажги свет, говорят тебе, сколько раз повторять нужно? Она зажгла. - Опусти шторы. Она опустила шторы на окнах. Он молча следил за ней. Только не хватало из-за нее попасться. Он подошел к комоду, сдвинул в сторону ее флакончики, гребенки и щетки, вынул из кармана свой пакет и положил его на расчищенное место. - Биггер? Он обернулся и посмотрел на нее. - Ну? - Неужели ты хочешь это сделать? - А ты что думала, я шутки шучу? - Биггер, не надо! Он схватил ее руку выше локтя и стиснул с ненавистью и страхом. - Ах так, чертова девка, теперь на попятный? Ну нет, не выйдет! Она промолчала. Он снял пальто и кепку и бросил их на кровать. - Биггер, ты же весь в снегу! - Ну и что ж что в снегу? - Я не пойду на это дело, - сказала она. - Посмей только отказаться. - Ты не можешь меня заставить! - Мне стоит рассказать про все кражи у твоих хозяев, в которых ты мне помогала, так тебя и без этого упрячут в тюрьму. Она не ответила; он отвернулся от нее, взял стул и придвинул его к комоду. Он развернул свой пакетик, скомкал обертку и швырнул в угол. Бесси машинально нагнулась поднять ее. Биггер захохотал, и она поспешно выпрямилась. Да, Бесси тоже слепая. Он собирается писать письмо с требованием тысячного выкупа, а она беспокоится о чистоте своей комнаты. - Что случилось? - спросила она. - Ничего. Он мрачно усмехнулся. Он разложил все на комоде; карандаш не был очинен. - Дай нож. - Разве у тебя нет? - Значит, нет. Дай нож. - А куда ты дел свой? Он посмотрел на нее в упор: да, ведь она знала, что у него был нож. Окровавленное лезвие, поблескивающее в отсветах огня, встало у него перед глазами, и ему вдруг сделалось жарко от страха. - Хочешь, чтоб я тебе дал как следует? Она ушла за занавеску. Он сидел и смотрел на бумагу и карандаш. Она вернулась и подала ему кухонный нож. - Биггер, миленький... Не надо, я не хочу. - У тебя виски есть? - Есть... - Промочи горло, а потом садись на кровать и сиди смирно. Она с минуту колебалась, затем достала из-под подушки бутылку и приложила к губам. Потом она легла на кровать и повернулась лицом к нему. В зеркале, стоявшем на комоде, ему видны были все ее движения. Он очинил карандаш и разгладил лежавший перед ним листок бумаги. Он уже хотел приняться за письмо, как вдруг вспомнил, что не надел перчаток. Ах ты черт! - Дай мне мои перчатки. - Что? - Мои перчатки, они в пальто, во внутреннем кармане. Она с трудом встала на ноги, принесла перчатки и остановилась за его стулом, перчатки свисали у нее с ладони. - Дай сюда... - Биггер... - Дай сюда перчатки и ложись, понятно? Он вырвал у нее перчатки, толкнул ее и опять повернулся к комоду. - Биггер... - Ты замолчишь или нет? - спросил он, отодвигая нож, чтобы он ему не мешал. Он надел перчатки, взял карандаш дрожащей рукой и остановился в нерешительности. Нужно изменить почерк. Он переложил карандаш в левую руку. И писать печатными буквами. В горле у него пересохло, он проглотил слюну. Так, теперь с чего начать? Как только я получу от вас десять тысяч долларов... Нет, это не годится. Не нужно говорить "я". Лучше - "мы". "Ваша дочь у нас", медленно вывел он большими круглыми буквами. Да, так лучше. Теперь нужно дать мистеру Долтону понять, что Мэри жива. Он написал: "Она цела и невредима". Теперь предупредить его, чтоб он не обращался в полицию. Нет. Сначала еще что-нибудь насчет Мэри. Он наклонился и написал: "Она хочет вернуться домой..." Вот, а теперь про полицию. "Если вы хотите получить вашу дочь целой и невредимой, не пытайтесь обращаться в полицию". Нет, что-то не то. От возбуждения у него горела вся кожа на голове, ему казалось, что он чувствует каждый волос в отдельности. Он перечитал последнюю строчку, вычеркнул слово "целой" и надписал "живой". На секунду он замер, застыл в неподвижности. Потом внутри у него началось какое-то медленное, леденящее, нарастающее движение, как будто в этом тесном пространстве заключен был весь круговорот планет. У него кружилась голова. Усилием воли он овладел собой и снова сосредоточил свое внимание на письме. Теперь нужно сказать о деньгах. Сколько? Десять тысяч, да, не меньше. "Положите в коробку от ботинок десять тысяч бумажками по 5 и 10 долларов..." Правильно. Где-то он так именно и читал... "и завтра вечером несколько раз проезжайте на машине по Мичиган-авеню от Тридцать пятой до Сороковой и обратно". Так им будет трудно узнать, где именно прячется Бесси. Он продолжал писать: "Вы должны ехать с мигающими фарами. Когда в окне одного дома три раза подряд зажжется свет, кидайте коробку прямо в снег и уезжайте. Сделайте все так, как сказано в этом письме". Теперь подпись. Но какая? Нужно придумать что-нибудь такое, чтоб навести их на ложный след. Ага, вот! Подпись будет "Красный". Он старательно вывел печатными буквами "Красный". Но почему-то ему показалось, что этого недостаточно. Ах, вот что. Он нарисует такой значок, как на тех коммунистических книжечках. Что там было, на этом значке? Молоток и еще такой круглый кривой нож. Он нарисовал молоток, нарисовал изогнутый нож. Но вышло что-то не так. Он пригляделся к рисунку и заметил, что у ножа не хватает ручки. Он пририсовал ручку. Ну вот, теперь все. Он внимательно перечитал письмо. Ах ты, черт! Одну вещь он забыл. Он не указал, в котором часу им привезти деньги. Он наклонился и приписал внизу такими же печатными буквами: "Деньги привезите в полночь". Он вздохнул, поднял глаза и увидел в зеркале, что Бесси стоит за его стулом. Он повернулся и посмотрел на нее. - Биггер, так ты вправду это сделаешь? - с ужасом прошептала она. - Сделаю. - _Где_ девушка, Биггер? - Не знаю. - Ты _знаешь_. Ты бы этого не сделал, если б ты не знал. - А тебе-то что? Она заглянула ему прямо в глаза и спросила шепотом: - Биггер, ты убил ее? Челюсти у него сомкнулись со стуком; он встал. Она отскочила от него и, рыдая, бросилась на кровать. Ему вдруг стало холодно, он почувствовал, что весь покрылся потом. Он услышал какой-то шелест и посмотрел вниз: письмо тряслось в его дрожащей руке. А все-таки я не боюсь, подумал он. Он сложил письмо, вложил в конверт, заклеил, лизнув край языком, и сунул в карман. Он лег на кровать рядом с Бесси и обнял ее. Он хотел заговорить с ней, но горло у него было так сдавлено, что слова не вышли. - Ну чего плачешь, дурочка? - сказал он наконец. - Биггер, что ты задумал? - Ничего. Ты увидишь, это совсем легко. - _Я не хочу_. - Не бойся. - Ты мне обещал, что никогда не будешь убивать. - Я и не убивал. - Неправда! Я вижу по твоим глазам. Я вижу по тебе. - Ты, значит, мне не веришь? - Где эта девушка, Биггер? - Не знаю. - Почему ж ты так уверен, что она не объявится? - Уверен, и все. - Ты _убил_ ее. - Да что она тебе далась, эта девушка? Она встала с кровати. - Если ты убил _ее_, ты и _меня_ убьешь, - сказала она. - Не пойду я на это дело. - Не говори глупостей. Я же тебя люблю. - Ты обещал, что _не будешь_ убивать. - Ну и что ж! Это ведь белые. Мало они наших убили? - Все равно. Он вдруг почувствовал недоверие к ней: никогда раньше она не говорила с ним таким тоном. Он посмотрел в ее мокрые от слез глаза, в которых застыл страх, и подумал о том, что никто не видал, как он вышел из дому. Да, Бесси теперь знает, но это легко исправить. Можно взять с комода кухонным нож и перерезать ей горло. Так или иначе, но для того, чтобы вернуться к Долтонам, он должен знать наверняка, что она его не выдаст. Сжав кулаки, он подступил к ней вплотную. У него было такое же чувство в эту минуту, как тогда, когда он стоял над кроватью Мэри и смотрел на приближавшееся белое пятно; еще одна капля страха - и он очертя голову пошел бы на новое убийство. - Слушай, Бесси, мне сейчас не до шуток. - Я боюсь, Биггер, - жалобно всхлипнула она. Она попыталась увернуться; он понял, что она увидела сумасшедшую искру у него в глазах. Страх жег его. Он заговорил сбивчивым, невнятным шепотом: - Я не шучу. За мной вот-вот будет погоня. Я им не дамся в руки, понятно? Не дамся, нет. Куда они придут раньше всего искать меня? Они придут к тебе. Они будут выпытывать у тебя про меня, и ты, пьяная дура, ты им скажешь. Если ты не будешь замешана в этом сама, ты им скажешь. Если ты не будешь рисковать тут головой, ты скажешь! - Нет, Биггер! Нет! - повторяла она жалобно. Она была так перепугана, что не могла даже плакать. - Будешь делать, что я тебе скажу? Она наконец высвободилась, перекатилась через кровать и забилась в угол. Он обежал вокруг кровати и настиг ее. Задыхаясь, он прошипел: - Оставить тебя тут, чтоб ты все выболтала, да? - Я не буду болтать! _Честное слово_, не буду! Он наклонился к самому ее лицу. Нужно было чем-то связать ее. - Да, я убил девушку, - сказал он, - вот, теперь ты знаешь. Ты должна мне помочь. Ты так же виновата, как и я. Ты тратила деньги... Она снова упала на кровать, всхлипывая, захлебываясь слезами. Он стоял и смотрел на нее, терпеливо выжидая. Когда она немного успокоилась, он взял ее за плечи и заставил встать. Пошарив под подушкой, он вытащил бутылку и откупорил, потом обхватил Бесси одной рукой и запрокинул ей голову. - На, пей. - Нет. - _Пей_... Он поднес бутылку к ее губам, она глотнула. Когда он хотел отнять бутылку, она удержала его руку. - Нет, нет, хватит. Мне не нужно, чтобы ты была совсем пьяная. Он отпустил ее, и она снова повалилась на кровать, тихо всхлипывая. Он нагнулся к ней: - Слушай, Бесси. - Биггер, миленький! Не заставляй меня! Миленький, не надо. Ведь я только и знаю, что работать как каторжная, с утра до ночи. Нет у меня в жизни ничего хорошего, и никогда не было. Ничего у меня нет, а ты еще хочешь навязать мне _это_. Ты от меня никогда зла не видел. Зачем же ты хочешь испортить всю мою жизнь? Я для тебя делала все, что могла, а ты теперь мне навязываешь _это_. Не надо, Биггер... - Она отвернулась и стала смотреть в пол. - Господи, не допусти до этого. Что я сделала, за что это мне? Я ведь только работаю! У меня ведь ничего нет, никакой радости нет в жизни. Я только знаю свою работу. Я черная, и я работаю и никого не трогаю... - Вот, вот, - сказал Биггер, кивая головой; он и без ее слов знал, что все это правда. - Вот, вот, тебе, видно, и не нужно ничего другого. - Но я не хочу это делать. Нас поймают. Вот увидишь, поймают. - Я не могу тебя тут оставить, ты все выболтаешь. - Я никому ни слова не скажу. Вот как перед богом обещаю, никому. А ты уезжай отсюда. - У меня нет денег. - У тебя есть деньги. Я только заплатила за квартиру и купила бутылку виски. Остальное все цело. - Это гроши. Мне нужно много денег. Она опять заплакала. Он достал из кармана нож и подошел к ней. - Я могу сейчас кончить все это дело, - сказал он. Она вздрогнула и широко раскрыла рот для крика. - Если ты крикнешь, я должен буду тебя убить. - Нет, нет! Биггер, не надо! _Не надо_! Его рука с ножом медленно разогнулась и повисла, Бесси беззвучно рыдала. Он боялся, что ему придется убить ее до того, как все будет кончено. Взять ее с собой невозможно, а оставить тоже нельзя. - Ладно, - сказал он. - Но я тебе советую не упрямиться. Он положил нож на комод, вынул из кармана пальто фонарик и снова вернулся к ней: с письмом в одной руке и фонариком в другой. - Идем, - сказал он. - Одевайся. - Только не сегодня, Биггер! Только не сегодня... - Сегодня ничего и не будет. Я только хочу показать тебе, что нужно делать. - Но на улице очень холодно. Снег идет... - Тем лучше. Никто нас не увидит. _Одевайся_! Она сползла с постели; он смотрел, как она с трудом натягивала пальто. То и дело она останавливалась и оглядывалась на него, моргая, чтоб смахнуть слезы. Когда она была готова, он тоже надел пальто и кепку, и они вышли на улицу. Снег валил густыми хлопьями. Дул сильный ветер. Поднималась метель. Фонари казались грязно-желтыми пятнами. Они подошли к трамвайной остановке на углу. - Все, что угодно, только бы не это, - сказала она. - Ну, хватит. Теперь уже поздно. - Биггер, миленький, давай убежим вместе. Я буду работать на тебя, золотко. Не нужно нам этого. Ты ведь веришь, что я тебя люблю? - Не старайся, все равно ничего не выйдет. Подошел трамвай, он помог ей войти, уселся с ней рядом и стал смотреть мимо нее на белые хлопья, суматошливо кружившиеся за окном. Потом он взглянул на нее; она смотрела прямо перед собой пустыми глазами, точно слепая, которая ждет, чтоб ей сказали, где она находится. Один раз она всхлипнула, и он так сдавил ей руку выше локтя, что ощущение боли отвлекло ее на минуту от мыслей о том, что ее ждет. Они вышли на Тридцать шестой и пешком дошли до Мичиган-авеню. На углу Биггер остановился и заставил остановиться ее, снова сжав ей руку. Они стояли перед высоким белым нежилым домом с черными окнами. - Куда мы идем? - Вот сюда. - Биггер! - жалобно простонала она. - Ты опять начинаешь? - Но я не могу! - Ты _должна_. Он взглянул направо, потом налево: длинный призрачный ряд фонарей ронял мерцающие конусы желтого света в снежную мглу. Он подвел Бесси к парадной двери, за которой был омут безмолвной черноты. Он вынул фонарик и направил луч на шаткую лестницу, уходившую в непроглядный мрак наверху. Ступени заскрипели, когда они начали подниматься. Время от времени он чувствовал под ногами что-то мягкое, рыхлое. Паутина щекотала ему лицо. Кругом стоял сырой запах гнили. Вдруг он круто остановился: что-то, дробно шурша сухими лапками, метнулось ему под ноги и пронеслось мимо, издав жалкий, тоненький, испуганный писк. - Ай! Биггер стремительно повернулся и навел кружок света на лицо Бесси. Рот у нее был открыт, зубы обнажены, руки поднялись вверх, заслоняя совсем круглые от страха глаза. - Ты что же это? - спросил он. - Хочешь, чтобы весь Чикаго сюда сбежался? - Ой, Биггер! - Идем! Еще через несколько шагов он остановился и стал водить фонарем вокруг. Он увидел покрытые плесенью стены, почти такие же высокие, как в доме у Долтонов. Двери были гораздо шире, чем в тех квартирах, где ему приходилось жить. Когда-то здесь жили богатые белые, подумал он. Богатые белые. Почти все дома на Южной стороне были такие - затейливой постройки, старые и запущенные; когда-то они принадлежали богатым белым, но теперь были населены неграми или стояли пустые и мрачные, с черными дырами на месте окон. Он вспомнил о том, как белые бросали бомбы в эти дома, когда негры впервые стали переселяться на Южную сторону. Он перевел круг желтого света вниз и, осторожно ступая, прошел коридором в большую комнату, расположенную по фасаду. Свет уличных фонарей проникал в нее. Биггер погасил фонарь и огляделся. В комнате было шесть широких окон. Из них видны были улицы, расходящиеся по всем четырем направлениям. - Смотри, Бесси... Он оглянулся и увидел, что ее нет в комнате. Он позвал сдавленным голосом: - Бесси! Ответа не было; он бросился к двери и нажал кнопку фонаря. Она стояла, прислонясь головой к стене, и тряслась от рыданий. Он подскочил к ней, схватил ее за руку и втащил в комнату. - Перестанешь ты или нет? - Лучше убей меня сразу, - простонала она. - Чтоб больше я этого не слышал, понятно? Она молчала. Его раскрытая черная ладонь описала в воздухе стремительную дугу и звучно опустилась на ее лицо. - Заснула, что ли? Так я могу тебя разбудить. Она низко нагнула голову, он снова схватил ее за руку, потащил к окну. Он заговорил, прерывисто, как будто запыхавшись от долгого бега: - Ну смотри. Завтра вечером ты должна прийти сюда, понятно? Ничего с тобой не случится. Я все устрою. Бояться нечего. Делай, что я тебе говорю, и все. Встанешь тут у окна и будешь смотреть. Около двенадцати мимо проедет машина. Фары у нее будут мигать, понятно? Как только ты ее увидишь, бери фонарь и три раза подряд зажги и погаси его, понятно? Вот так. Запомни хорошенько. Потом следи за машиной. Оттуда выбросят сверток. Следи за свертком, в нем будут деньги. Он упадет прямо в снег. Тогда посмотри, нет ли кого поблизости. Если никого нет, выходи, бери сверток и иди домой. Но не сразу, понятно? Сначала проверь, не следят ли за тобой, не идет ли кто сзади. Садись на трамвай, пересядь на другой, на третий. Сойдешь кварталов за пять от дома и по дороге почаще оглядывайся, понятно? Теперь смотри сюда. Вот Мичиган, а вот Тридцать шестая, отсюда все видно во все четыре конца. Если кто-нибудь будет следить, ты сейчас же увидишь. Я завтра целый день буду там, в доме. Если они пошлют кого-нибудь на слежку, я тебе дам знать, чтоб ты не ходила... - Биггер... - Ну, еще что? - Проводи меня домой. - Сделаешь, как я сказал? Она молчала. - Все равно ты тоже будешь в ответе, если что, - сказал он. - Часть денег у тебя. - Мне уже все равно, - вздохнула она. - Это очень просто, вот увидишь. - Совсем не просто. Меня наверняка поймают. Но мне уже все равно. Я и так пропащая. Не надо было мне связываться с тобой. Теперь я пропащая, и пусть будет что будет. - Ну идем. Он повел ее к трамвайной остановке. Пока они ждали под снегом, кружившимся в воздухе, Биггер не говорил ни слова. Только когда послышался грохот трамвая, он взял у нее из рук сумочку, открыл ее и положил туда фонарь. Трамвай остановился; он помог ей войти, всунул семь центов в ее дрожащую руку и, отойдя в сторону, смотрел сквозь снег на ее черное лицо в заиндевевшем окне, пока трамвай не скрылся в темноте вечера. Под густым снегом он шел пешком к Долтонам. Правая рука была в кармане, пальцы нащупывали лежавшее там письмо. Дойдя до ворот, он внимательно осмотрелся по сторонам. Никого не было видно. Он взглянул на дом; дом высился перед ним безмолвной белой громадой. Он взошел на парадное крыльцо и остановился у двери. С минуту он постоял, чего-то ожидая. Так сильно было в нем сознание запрета, который он дерзко готовился нарушить, что он бы не удивился в эту минуту, если б само небо заговорило вдруг, приказывая ему отступить. Он быстро плыл вперед, навстречу ледяному ветру, от которого у него захватывало дух; но это ему нравилось. Вокруг него была ночь и тишина, и снег все шел и шел, как будто он шел так испокон веков и будет идти до конца мира. Он вынул письмо из кармана и подсунул под дверь. Потом, повернувшись, сбежал по ступеням и обежал вокруг дома. Я сделал это! Я сделал это! Сегодня вечером или завтра утром они его увидят... Он подошел к двери, ведущей в подвал, открыл ее и заглянул: там не было никого. Точно бешеный зверь, билось в топке пламя, бросая на все красные отсветы. Он стоял перед котлом, сквозь щели дверцы глядя на суетливые языки огня. Сгорела Мэри или еще не совсем? Ему хотелось помешать золу и посмотреть, но он не смел; он содрогался при одной мысли об этом. Он повернул рычаг, чтобы подбавить угля, и пошел в свою комнату. Когда он вытянулся на постели в темноте, он вдруг почувствовал, что дрожит всем телом. Ему было холодно и хотелось есть. Вдруг жаркий, жарче крови, поток страха затопил его, и он вскочил на ноги. Он стоял посреди комнаты, и перед ним мелькали его перчатки, карандаш, бумага. Как он мог про них забыть? Нужно было сжечь их. Скорей, сейчас же. Он зажег свет, подошел к своему пальто, достал перчатки, карандаш и бумагу и засунул их за пазуху. Он подошел к двери, прислушался, потом вышел в коридор и спустился в котельную. С минуту он постоял, глядя в полыхающие жаром щели. Потом он торопливо распахнул дверцу и бросил перчатки, карандаш и бумагу в огонь; он следил, как они задымились, вспыхнули, он захлопнул дверцу и услышал, как их подхватил яростный вихрь тяги. Странное ощущение овладело им. Что-то жгло внутри, и вся кожа горела. Колени подгибались. Он пошатнулся и, схватившись за стену, беспомощно прислонился к ней. Изнутри, из живота, поползло по всему телу цепенящее чувство онемения, захватило даже голову, глаза, заставило рот судорожно раскрыться. Силы оставляли его. Он упал на колени и ладонями уперся в пол, чтобы не свалиться совсем. Его охватил животный ужас. Зубы у него стучали, пот выступил под мышками, стекал по спине. Он застонал, стараясь не шевелиться. Предметы расплывались у него перед глазами, но постепенно опять обрели четкую форму. Снова он увидел котел. Тогда он понял, что был на грани обморока. Вскоре гул и блеск огня вошли опять в его сознание. Он закрыл рот и скрежетнул зубами, цепенящий столбняк проходил. Когда он оправился настолько, что мог уже держаться без опоры, он поднялся на ноги и рукавом вытер лоб. Он извелся оттого, что слишком долго не ел и не спал, а волнение еще истощило его силы. Нужно бы пойти на кухню пообедать. Это просто глупо - морить себя голодом. Он поднялся по лестнице и робко постучал в дверь; ответа не было. Он повернул ручку, толкнул дверь и увидел, что кухня залита светом. На столе белыми салфетками было покрыто что-то, по-видимому тарелки с едой. Он постоял, глядя на стол, потом подошел и приподнял край одной салфетки, другой, третьей. Там лежал нарезанный ломтиками хлеб, жареное мясо, картофель, стручковая фасоль, шпинат и большой кусок шоколадного торта. У него рот наполнился слюной. Неужели это все для него? Он оглянулся, недоумевая, где Пегги. Может быть, нужно пойти поискать ее? Но эта мысль ему не понравилась: выйдя из кухни, он обратил бы на себя внимание, а этого ему меньше всего хотелось. Он стоял посреди кухни в нерешительности, ему очень хотелось есть, но он боялся. Он положил свои черные пальцы на край белого стола, и безмолвная усмешка растянула его губы; на одно мгновение он как бы увидел себя со стороны во вспышке мертвенно-бледного света: он убил белую девушку, дочь богатого человека, отрезал ей голову и сжег ее тело в топке котла, солгал, чтобы свалить вину на другого, написал письмо с требованием выкупа в десять тысяч долларов - и вот теперь стоит и не решается тронуть еду, которая наверняка для него же и приготовлена. - Биггер! - А? - откликнулся он, еще не сообразив, кто его зовет. - Куда вы пропали? Вас обед с пяти часов ждет. Берите стул, садитесь и ешьте... "...сколько захочется..." Он уже не слушал. В руках у Пегги было его письмо. "Вы ешьте, а я вам пока кофе подогрею". Открывала ли она его? Знает ли она, что в нем? Нет, конверт цел. Она подошла к столу и сняла салфетки с тарелок. От волнения у него дрожали колени и на лбу выступил пот. Ему казалось, что вся кожа у пего пузырится, как от ожога... "может быть, подогреть мясо?" Вопрос дошел до него откуда-то издалека, и он покачал головой, не зная даже, о чем она спрашивает... "что вам, нездоровится?" - Нет, ничего, - пробормотал он. - Разве можно так долго ходить не евши? - Я не был голоден. - Это вам так только кажется. Она поставила у его прибора чашку и блюдце, потом положила письмо на край стола. Там оно лежало и притягивало его взгляд, как магнит железо. Пегги принесла кофейник и налила ему полную чашку. Видимо, она только что нашла письмо под дверью и еще не успела передать его мистеру Долтону. Она поставила перед ним маленький кувшинчик со сливками и взяла письмо со стола. - Я сейчас вернусь, - сказала она. - Вот только отнесу это мистеру Долтону. - Да, мэм, - шепотом отозвался он. Она вышла. Он перестал жевать и с пересохшим ртом уставился в пространство перед собой. Но он знал, что _нужно_ есть. Если он не будет есть сейчас, это может возбудить подозрение. Он стал набивать себя пищей, наскоро прожевывая каждый кусок и запивая глотком горячего кофе, чтобы он легче проходил. Когда кофе был выпит, он перешел на холодную воду. Все время он напряженно вслушивался, ловя ухом каждый звук. Но ничего не было слышно. Наконец дверь бесшумно распахнулась, и вошла Пегги. По ее круглому красному лицу ничего нельзя было узнать. Следя за ней уголком глаза, он увидел, как она подошла к плите и начала возиться с кастрюлями и сковородками. - Еще кофе хотите? - Нет, мэм. - Слушайте, Биггер, вас, верно, напугала эта суматоха в доме? - Нет, мэм, что вы, - сказал он, недоумевая, чем он мог навести ее на этот вопрос. - Уж эта Мэри! - вздохнула Пегги. - Вы подумайте, что только позволяет себе девчонка. Отец с матерью прямо голову потеряли. Ну и дети теперь пошли... Он торопливо доедал свой обед и ничего не говорил; ему хотелось поскорей выбраться из кухни. Никто еще ничего не знал о Мэри. Он представил себе отчаяние и ужас всей семьи, когда станет известно, что Мэри похищена. Это сразу отведет их подозрения от него. Они подумают, что Мэри похитили белые люди; им никогда не придет в голову, что жалкий, трусливый негр мог сделать это. Они возьмутся за Джана. Подпись "Красный" и рисунок молотка с кривым ножом наведет на мысль о коммунистах. - Ну как, сыты? - Да, мэм. - Завтра с утра надо-будет выгрести золу из топки, Биггер. - Да, мэм. - И к восьми подать машину мистеру Долтону. - Да, мэм. - Вам нравится ваша комната? - Да, мэм. Дверь резко распахнулась. Биггер подскочил от испуга. В кухню вошел мистер Долтон; лицо у него было пепельно-серое. Он пристально посмотрел на Пегги, а Пегги, с полотенцем через плечо, пристально смотрела на него. Мистер Долтон держал в руке распечатанное письмо. - Что случилось, мистер Долтон? - Кто... Где вы... Кто вам дал это? - Что? - Это _письмо_. - Никто мне не давал. Я его нашла под дверьми. - Когда? - Да вот сейчас только. А что? Мистер Долтон обвел взглядом кухню, ни на чем не останавливаясь, просто скользя по стенам широко раскрытыми, невидящими глазами. Потом он снова взглянул на Пегги, он как будто отдавался на ее милость: ждал от нее каких-то слов, которые рассеют надвинувшийся ужас. - Что с-случилось, мистер Долтон? - снова спросила Пегги. Прежде чем он успел ответить, в кухню вошла миссис Долтон, нащупывая дорогу протянутыми вперед руками. Биггер видел, как ее белые пальцы, дрожа, шарили в воздухе, пока не встретили плечо мистера Долтона. Они вцепились в борт пиджака с такой силой, что казалось, вот-вот оторвут его. Биггер не пошевелился, не моргнул глазом, только жар пошел у него по телу и мышцы напряглись. - Генри! Генри! - вскричала миссис Долтон. - Что случилось? Мистер Долтон не слышал ее; он все еще, не отрываясь, смотрел на Пегги. - Так вы не видели, кто принес это письмо? - Нет, мистер Долтон. - А вы, Биггер? - Нет, сэр, - прошептал он, с трудом ворочая языком в набитом рту. - Генри, я тебя умоляю! _Скажи мне_! Ради бога, скажи мне! Мистер Долтон обнял миссис Долтон одной рукой и прижал к себе. - Это... Это насчет Мэри... Эти... Она... - Что, что? Где она? - Они... Она у них... Они похитили ее! - Генри! Нет, не может быть! - застонала миссис Долтон. - Не может быть! - откликнулась Пегги, бросаясь к миссис Долтон. - Девочка моя! - рыдала миссис Долтон. - Ее похитили, - повторил мистер Долтон, как будто ему нужно было еще раз услышать эти слова для того, чтоб в них поверить. Биггер беспокойным, блуждающим взглядом смотрел на всех троих. Миссис Долтон все еще рыдала. Пегги, закрыв лицо руками, повалилась на стул. Вдруг она вскочила и бросилась вон из кухни, вскрикнув: - Господи, не допусти их убить ее! Миссис Долтон покачнулась. Мистер Долтон поднял ее на руки и понес, но в дверях запнулся о порог. В мозгу у Биггера пронеслась картина вчерашней ночи, как он нес на руках бесчувственную Мэри. Он встал и придержал дверь, помогая мистеру Долтону пройти, и потом стоял и смотрел, как он шел полутемным коридором, пошатываясь под тяжестью своей ноши. Он теперь остался в кухне один. Снова явилась у него мысль уйти, развязаться со всем этим. И снова он отогнал ее. Его непреодолимо тянуло остаться до конца, хотя бы даже этот конец означал темную пропасть, готовую поглотить его. Он как будто стоял сейчас на высокой башне, открытой всем ветрам. Приглушенный плач донесся до его ушей. Потом вдруг все стихло. Что там делается сейчас? Позвонит мистер Долтон в полицию или не позвонит? Он напряг слух, но все было тихо. Он подошел к дверям, осторожно шагнул в коридор. Ничего не было слышно. Он огляделся и, убедившись, что никто за ним не следит, на цыпочках стал красться дальше. Он услышал голоса; мистер Долтон разговаривал с кем-то. Он прокрался еще дальше; да, теперь все слышно... "Попросите пожалуйста Бриттена". Мистер Долтон говорил по телефону. "Пожалуйста приезжайте сейчас же да очень срочно случилось нечто ужасное по телефону я не хочу говорить". Значит, сейчас приедет Бриттен, и его опять будут допрашивать. "Да пожалуйста хорошо я вас жду". Нужно вернуться в свою комнату. Все так же, на цыпочках, он прошел назад, в кухню, спустился по лестнице и очутился в котельной. Щели дверцы пламенели в багровой полутьме, слышно было, как с хриплым присвистом всасывается в трубу воздух. Сгорела или нет? А впрочем, если даже нет, кому придет в голову искать ее в топке? Он поднялся к себе в комнату, вошел в стенной шкаф, затворил дверцы и прислушался. Тишина. Он вылез, но дверцы оставил раскрытыми и снял ботинки, для того чтоб быстро и бесшумно добежать до шкафа, когда понадобится. Потом он снова вытянулся на кровати, в голове у него быстро сменялись картины, рожденные сотнями противоречивых стремлений. Он мог убежать, мог остаться, мог даже сойти сейчас вниз и рассказать о том, что он сделал. Одна мысль о том, что перед ним открыто столько возможностей, давала ему ощущение свободы, ощущение, что он сам - хозяин своей жизни, что его будущее в его руках. Но никто не поверит, что это сделал он, смирный чернокожий паренек. Он вскочил с постели и прислушался: внизу как будто раздавались голоса. Он так ушел в свои мысли, что сам не знал, действительно ли он слышал разговор, или это ему только почудилось. Нет, верно, вот и шаги слышны. Он бросился к шкафу. Шаги прекратились. Донеслось приглушенное всхлипывание. Это была Пегги. Постепенно всхлипывания стихли, потом вдруг перешли в громкий надсадный плач. Долго он стоял так, вслушиваясь в рыдания Пегги и протяжные стоны ветра за окном. Наконец рыдания смолкли, и шаги послышались снова. Куда она пошла? Может быть, на парадном звонили? Снова раздались шаги, Пегги возвращалась на кухню. Он услышал низкий мужской голос. Сначала он не узнал его, потом понял, что это говорит Бриттен. - ...и там вы нашли письмо? - Да. - Когда это было? - С час тому назад. - Значит, вы не видели, кто его принес? - Оно торчало из-под двери. - Постарайтесь припомнить, вы никого не видели возле дома или у ворот? - Нет. Я да шофер, больше там никто не ходил. - А где сейчас шофер? - Наверно, у себя наверху. - Почерк этот вам незнаком? - Нет, мистер Бриттен. - Может быть, все-таки вы знаете иди догадываетесь, кто мог написать такое письмо? - Нет, мистер Бриттен. Просто ума не приложу, - простонала Пегги. Голос Бриттена смолк. Послышались еще чьи-то тяжелые шаги. С шумом задвигали стульями. Какие-то люди вошли в кухню. Кто они? Судя по шагам, это были мужчины. Снова Биггер услышал голос Бриттена. - Слушайте, Пегги. Как он вообще вам _показался_, этот шофер? - Я не понимаю вас, мистер Бриттен. - Ну что он: развитой, умный? Не _кажется_ вам, что он хитрит? - Не знаю, мистер Бриттен. Он такой же, как все негры. - Говорит он "да, мэм", "нет, мэм"? - Да, мистер Бриттен. Он очень вежливый. - Но вам не кажется, что он прикидывается большим простачком, чем он есть на _самом деле_? - Не знаю, мистер Бриттен. - У вас тут ничего не пропадало с тех пор, как он в доме? - Нет, ничего. - А не было случая, чтоб он вас оскорбил, наговорил вам дерзостей? - Нет, что вы! Ни разу! - Что он вообще за парень? - Право, не могу сказать, мистер Бриттен. Негр как негр. - Вы не замечали, чтоб он книжки читал? - Нет, мистер Бриттен. - А не бывает так, что вдруг он начинает говорить более складно, чем всегда? - Нет, мистер Бриттен. По-моему, он всегда разговаривает одинаково. - Вы ничего такого за ним не замечали, чтоб можно было подумать, что он знает про это письмо? - Нет, мистер Бриттен. - Когда его о чем-нибудь спрашивают, случается, что он отвечает не сразу, как будто раньше обдумывает, что сказать? - Нет, мистер Бриттен. Он говорит, как все люди. - А нет ли у него привычки размахивать руками при разговоре, как будто он много бывает среди евреев? - Что-то не замечала, мистер Бриттен. - Вы не слышали, чтобы он кого-нибудь называл _товарищ_? - Нет, мистер Бриттен. - Когда он входит в дом, он снимает шапку? - Я как-то не обращала внимания, мистер Бриттен. Должно быть, снимает. - Не случалось ли ему садиться в вашем присутствии без приглашения, так, как будто он привык бывать среди белых? - Нет, мистер Бриттен. Он всегда стоит, пока я не скажу, чтоб он сел. - Бывает, что он заговаривает первый, не дожидаясь, когда к нему обратятся? - Что вы, мистер Бриттен! Он слова не скажет, если его не спросят. - Теперь вот еще что, Пегги. Постарайтесь вспомнить, не растягивает ли он слова, когда говорит, знаете, на еврейский лад. Вы понимаете, я стараюсь выяснить, водится ли он с коммунистами. - Нет, мистер Бриттен. Он говорит так же, как все негры. - Где он сейчас, вы сказали? - У себя наверху. Когда голос Бриттена смолк, Биггер усмехнулся. Да, Бриттен хочет подловить его, найти против него улики, но ему не за что уцепиться. Вероятно, сейчас он придет к нему. Внизу послышались незнакомые голоса. - Скорей всего, ее уже нет на свете. - Да, пожалуй что. Они в таких случаях всегда спешат развязаться. Боятся, как бы их потом не опознали. - А что старик говорит? Будет платить? - Еще бы! Дочку-то хочется выручить. - Ну так это десять тысяч собаке под хвост, вот что я вам скажу. - Ему дочь дороже. - Голову прозакладываю, что это красные решили пополнить свои фонды. - Да ну! - А что ж вы думаете, так оно и делается. - Я бы их всех поодиночке перестрелял, и красных и некрасных. Скрипнула дверь, и послышались еще шаги. - Ну как, добились толку от старика? - Пока нет еще. - Это был голос Бриттена. - Он, верно, совсем раскис, а? - Ну знаете ли, и вы бы раскисли на его месте. - А полицию звать не хочет? - Нет. Боится. - Конечно, родным нелегко; но, если бы сказать этим бандитам раз навсегда, что никаких денег им не видать, они бы бросили это занятие. - Брит, вы бы все-таки попробовали уломать его. - Да, да, скажите ему, что тут другого ничего не придумаешь: надо звать полицию, и все. - Что-то я не уверен. Не хочется мне его трогать. - Ну, в конце концов, это _его_ дочь. Пусть делает как знает. - Да поймите, Брит. Ведь когда возьмутся за этого Эрлона, все равно без полиции не обойтись, и вся история попадет в газеты. Так дайте туда знать сейчас. Чем раньше полиция начнет действовать, тем лучше. - Нет, я все-таки подожду распоряжений старика. Значит, мистер Долтон не хочет вызывать полицию - это, во всяком случае, было ясно. Но надолго ли хватит его решимости? Как только задержат Джана, полиция вмешается в дело, потому что Джан расскажет достаточно, чтобы поднять на ноги и полицию, и газеты. Но что будет, когда Джан узнает потом, что Мэри похищена? Найдутся ли у него доказательства алиби? Если да, то полиция будет искать другого виновника. Опять начнут допрашивать его, Биггера, захотят узнать, для чего он солгал, будто Джан входил в дом. А может быть, подпись "Красный", которую он поставил под требованием денег, собьет их со следа и заставит думать, что это все-таки дело рук Джана или его товарищей. Ну кому придет на ум, что Мэри похитил Биггер? Биггер выбрался из шкафа и рукавом отер пот со лба. От долгого стояния на коленях у него затекли ноги, и в икрах словно иголками покалывало. Он подошел к окну, поглядел на пляску снежных хлопьев. Ветер все крепчал, разыгрывалась настоящая метель. Снег падал не сверху вниз, а сыпал во все стороны, наполняя мир белой бушующей бурей. Видно было, как при каждом порыве ветра хлопья долго кружились на одном месте, точно маленький снежный смерч. Окно выходило в переулок, упиравшийся в Сорок пятую улицу. Биггер попробовал открыть его; рама подалась, сначала немного, потом пошла кверху с громким скрипучим шумом. Кто-нибудь слышал? Он подождал, ничего не случилось. Ладно! На худой конец он сможет выскочить из этого окна и убежать по переулку. Окно было на втором этаже, и прямо под ним намело высокий сугроб. Он закрыл окно и снова лег на кровать, выжидая. На лестнице раздались тяжелые шаги. Да, кто-то поднимается сюда! Он сразу весь окостенел. В дверь постучали. - Да, сэр! - Открой! Он зажег свет, отворил дверь и увидел перед собой белого человека. - Ступай вниз, тебя зовут. - Да, сэр. Человек посторонился, и Биггер мимо него прошел в коридор и спустился в котельную, чувствуя на своей спине его взгляд, и слыша приглушенное дыхание пламени в топке, и видя перед собой окровавленную голову Мэри с завитками агатово-черных волос, блестящими и слипшимися от крови на смятых газетах. У котла стоял Бриттен и еще трое белых. - Привет, Биггер! - Здравствуйте, сэр, - сказал Биггер. - Слыхал, что случилось? - Да, сэр. - Вот что, приятель. Здесь все свои, и дальше это не пойдет. Скажи мне, как по-твоему, тут замешан Джан? Биггер опустил глаза. Он не хотел торопиться с ответом и решил про себя, что не нужно слишком прямо обвинять Джана, так как это повлечет подробный допрос. Он только намекнет, только наведет их на след Джана. - Не знаю, сэр, - сказал он. - Ну а как тебе _кажется_? - Не знаю, сэр. - Ведь ты его здесь вчера вечером видел, _правда_? - Да, сэр, видел. - Ты можешь подтвердить под присягой, что это он велел тебе снести сундук вниз и оставить машину у подъезда? - Я... я могу подтвердить под присягой все, что правда, сэр. - Было заметно по его поведению, что у него что-то на уме? - Не знаю, сэр. - Как ты сказал - в котором часу ты ушел отсюда? - Около двух, сэр. Бриттен повернулся к остальным; один из них стоял у самого котла и грел руки, заложив их за спину. Ноги его были широко расставлены, в углу рта торчала сигара. - Это его работа, этого красного, - сказал ему Бриттен. - Факт, - сказал человек, гревший руки. - Зачем ему понадобилось заставлять этого парня стаскивать вниз сундук и оставлять машину на дворе? Для отвода глаз, ясно. - Слушай, Биггер, - сказал Бриттен. - Неужели ты ничего не заметил в нем особенного? Ну, может быть, он нервничал, был возбужден, а? О чем он с тобой вообще _говорил_? - Про коммунистов говорил... - Он уговаривал тебя вступить в партию? - Он мне дал те книжечки, чтоб я их прочел. - А еще? Повтори, какие он тебе слова говорил. Биггер знал, какие слова белые не любят слышать от негров, и знал, что именно эти слова всегда говорят красные. И еще он знал, что белые не любят слышать эти слова даже от белых, которые вступаются за негров. - Он говорил, - сказал Биггер с запинкой, как будто нехотя, - он говорил, что наступит такое время, когда не будет ни богатых, ни бедных... - Ну, дальше. - И что неграм тогда тоже все можно будет... - Дальше. - И что никого не будут линчевать. - А девушка что говорила? - Она тоже говорила, что так будет. - Ну а ты что? - Простите, сэр? - Ты-то сам охотно слушал эти разговоры? Он знал, что белым людям обычно не нравится, когда негр охотно слушает такие разговоры. - Я на службе, сэр. Что мне прикажут, то и делаю, - пробормотал он. - А тебе не показалось, что девушка чего-то боится? Он начал понимать, какое обвинение они хотят возвести на Джана, и тут он вспомнил, что Мэри заплакала, когда он отказался войти в кафе и сесть за стол вместе с ними. - Не знаю, как сказать, сэр. Один раз она плакала... - _Плакала_? Его окружили со всех сторон. - Да, сэр. - Он что, ударил ее? - Этого я не видел. - Что ж он сделал, когда она заплакала? - Он ее обнял, и она перестала. Биггер стоял, прислонясь спиной к стене. Багровые отблески пламени играли на лицах белых людей. В ушах у Биггера гул тяги смешивался с глухими завываниями ветра в темноте за окном. Усталость одолевала его, на секунду он закрыл глаза, но сейчас же снова открыл, помня, что ради собственного спасения нужно быть начеку и отвечать на все вопросы. - А о белых женщинах он ничего тебе не говорил, этот Джан? Биггер весь подобрался. - Сэр? - Не говорил, что, если ты вступишь в партию, он тебя сведет с белыми женщинами? Он знал, что очень многих белых одна мысль о близости негра с белой женщиной приводит в бешенство. - Нет, сэр, - сказал он с притворным смущением. - Джан спал с мисс Долтон в тот вечер? - Не знаю, сэр. - Ты не возил их в гостиницу или в какой-нибудь дом? - Нет, сэр. Только катал по парку. - А они сидели сзади? - Да, сэр. - Долго вы там были, в парке? - Так, часа два, сэр. - Да ты говори, не стесняйся. Спал он с ней или нет? - Я не знаю, сэр. Они сидели сзади и целовались и все такое. - А она сидела или лежала? - Простите, сэр. Она лежала, - сказал Биггер и опустил глаза; так, он решил, будет лучше. Белые уверены, что все негры мечтают о белых женщинах, а поэтому уместно выказать почтительную робость, когда в его присутствии хотя бы упоминают имя белой женщины. - Они ведь были пьяны оба, правда? - Да, сэр. Они много выпили. Он услышал шум автомобилей, въезжающих во двор. Полиция? - Кто это? - спросил Бриттен. - Не знаю, - сказал один из его людей. - Я пойду посмотрю, - сказал Бриттен. Он оставил дверь открытой, и Биггер увидел на снегу четыре машины с зажженными фарами. - Эй, кто там? - крикнул Бриттен. - Пресса! - Здесь для вас ничего нет, - сказал Бриттен с беспокойством в голосе. - Ладно, ладно, - ответил чей-то голос. - Все равно половина истории уже попала в газеты. Можете смело досказать нам остальное. - Что попало в газеты? - спросил Бриттен, когда приехавшие репортеры входили в котельную. Высокий краснолицый человек сунул руку в карман, вытащил сложенную газету и протянул ее Бриттену. - Красные заявили, что вы обвиняете их в похищении дочери старика. Биггер, не двигаясь с места, покосился на газеты; он прочел: АРЕСТ КОММУНИСТА В СВЯЗИ С ИСЧЕЗНОВЕНИЕМ МОЛОДОЙ НАСЛЕДНИЦЫ. - Вот дьявольщина, - сказал Бриттен. - Уф! - сказал краснолицый. - Ну и вечерок. Арест красного! Снежная буря! А у вас тут так прямо и пахнет убийством! - Советую вам придержать язык, - сказал Бриттен. - Вы находитесь в доме мистера Долтона. - О, прошу извинить. - А где сам старик? - Наверху. Он просил, чтобы его не беспокоили. - А что, девушка действительно исчезла или это все розыгрыш? - Я вам ничего не могу сказать, - ответил Бриттен. - Кто этот парень? - Биггер, ни слова, - сказал Бриттен. - Это тот самый, о котором говорил Эрлон? Который его обвинил? Биггер жался к стене и смотрел на всех затуманенными глазами. - Что ж, так и будем играть в молчанку? - спросил один из репортеров. - Вот что, друзья, - сказал Бриттен. - Погодите расстраиваться. Я сейчас пойду и узнаю, может быть, старик вас примет. - Давно пора. Нам ждать некогда. Эта история уже разносится по всем проводам. Бриттен поднялся наверх, оставив Биггера одного в кругу белых людей. - Тебя зовут Биггер Томас? - спросил краснолицый репортер. - Биггер, ни слова, - сказал один из людей Бриттена. Биггер молчал. - Слушайте, что это за комедия? Вы не можете запретить ему разговаривать. - Чую я, тут дело серьезное, - сказал один из репортеров. Биггер в первый раз видел таких людей: он не знал, как с ними держаться и чего от них ожидать. Они не были такими богатыми и недосягаемыми, как мистер Долтон, и в них чувствовалась еще большая беспощадность, чем в Бриттене, только какая-то безличная, и это, пожалуй, было еще опаснее. Нахлобучив шляпу, сдвинув в угол рта сигары или сигареты, они расхаживали по котельной в отсветах огня. Биггер чувствовал их холодное равнодушие ко всем и ко всему. Они похожи были на бывалых охотников, идущих по следу. Теперь они не скоро отстанут, раз уж Джан арестован и дал показания. Как они относятся к тому, что он рассказал о Джане? Бриттен запретил ему разговаривать с ними, но нужно ли слушаться Бриттена? Глаза Биггера неотступно следили за свернутой в трубку газетой в обтянутой перчаткой руке белого человека. Если б ему прочесть эту газету! Репортеры примолкли в ожидании Бриттена. Вдруг один из них подошел и встал у стены рядом с Биггером. Биггер покосился на него и ничего не сказал. Репортер закурил сигарету. - Куришь, малый? - Нет, сэр, - пробормотал он. Он почувствовал, как что-то коснулось его ладони. Он хотел посмотреть, что это, но услышал предостерегающим шепот. - Тес, тише. Это тебе. Я хочу, чтобы ты мне все выложил начистоту. Пальцы Биггера сомкнулись на лоскутке глянцевитой бумаги; он уже знал, что это деньги и что их нужно отдать. Он сжимал бумажку и ждал удобного случая. События развивались так быстро, что он не успевал оценить их должным образом. Он устал. Ах, если б можно было поспать! Если б только можно было отложить это все на несколько часов, чтобы хоть немного отдохнуть! Тогда уж он сумел бы справиться со всем этим. Все, что происходило, было похоже на обрывки мучительного сна, сменяющие друг друга без всякой связи. Временами он как будто забывал, что только что было и чего он ждет теперь. Дверь наверху отворилась, и он увидел Бриттена. Все повернулись к нему, и, воспользовавшись этой минутой, Биггер быстро сунул деньги в руку стоявшего с ним рядом репортера. Тот оглянулся на него, покачал головой, отшвырнул свою сигарету и пошел навстречу Бриттену. - Очень мне жаль, друзья, - сказал Бриттен, - но старик не может принять вас раньше вторника. Биггер быстро соображал: значит, мистер Долтон решил заплатить и не звать полицию. - Вторника? - Ну, это ерунда! - _Где_ же все-таки девушка? - К сожалению, ничего не могу сказать вам, - ответил Бриттен. - Раз так, мы должны будем дать в прессу все, что удастся разузнать стороной, и вы сами в этом будете виноваты, - сказал один из репортеров. - Все вы знаете мистера Долтона, - возразил Бриттен, - и вы этого не сделаете. Подождите, не трогайте старика. Я сейчас не могу вам сказать почему, но это очень важно. А за ним не пропадет. - Но девушка в самом деле _исчезла_? - Не знаю. - _Здесь_, в доме, ее нет? Бриттен помялся. - Сейчас, по-видимому, нет. - Когда она уехала? - Не знаю. - А когда вернется? - Не могу сказать. - Правду говорит этот Эрлон? - спросил один из репортеров. - Он сказал, что мистер Долтон подвел его под арест, чтобы бросить тень на коммунистическую партию. И еще для того, чтобы помешать ему встречаться с мисс Долтон. - Я ничего не знаю, - сказал Бриттен. - Эрлона арестовали, отвезли в полицейский участок и допросили, - продолжал репортер. - Он заявил, что утверждение этого парня, будто он заезжал сюда вчера вечером, - сплошная ложь. Кто же из них прав? - Ничего не могу сказать об этом, - ответил Бриттен. - А это правда, что мистер Долтон запретил Эрлону встречаться с мисс Долтон? - Не знаю, - сказал Бриттен, вытаскивая платок и отирая пот со лба. - Честное слово, я вам ничего не могу сказать. Вот, говорите со стариком. Все головы поднялись. Мистер Долтон стоял на площадке лестницы, белый как мел, с листком почтовой бумаги в руке. Биггер сразу узнал свое письмо. Что будет сейчас? Все репортеры заговорили разом, выкрикивая вопросы, требуя разрешения снимать. - Где мисс Долтон? - Это вы добились ордера на арест Эрлона? - Правда, что они были обручены? - Правда, что вы запретили ей видеться с ним? - Вам не нравятся его политические взгляды? - Может быть, вы хотите сделать заявление, мистер Долтон? Биггер увидел, что мистер Долтон поднял руку, как бы желая водворить тишину, затем медленно спустился на несколько ступенек и остановился почти у подножия лестницы, слегка возвышаясь над кучкой людей, замерших в ожидании. Репортеры придвинулись ближе, вскинули свои серебряные лампочки. - Вы не хотите высказаться по поводу заявления Эрлона о вашем шофере? - А что сказал Эрлон? - спросил мистер Долтон. - Он сказал, что шофера подкупили, чтобы он оговорил его. - Это неправда, - твердо сказал мистер Долтон. Прямо в глаза Биггеру сверкнула молния, и он зажмурился. Репортеры убрали серебряные лампочки. - Джентльмены! - сказал мистер Долтон. - Прошу вас! Одну минуту. Я хочу сделать заявление. - Мистер Долтон остановился, губы у него дрожали. Биггер видел, что он сильно волнуется. - Джентльмены, - снова начал мистер Долтон, - я хочу сделать заявление и прошу вас точно записать его. Помните, от вас зависит сейчас жизнь и смерть человека, человека очень близкого мне, всей моей семье. Человека... - Голос мистера Долтона прервался. Гул нетерпения прошел по котельной. Биггер услышал тихий шелест бумаги; рука, державшая письмо, задрожала. Лицо мистера Долтона было мертвенно-бледно, глубоко посаженные глаза покраснели, а под ними темнели коричневые круги. Огонь в топке догорал, и в трубе только тихо посвистывало. В бледных отсветах пламени седые волосы мистера Долтона блестели, как расплавленное серебро. Внезапно, так внезапно, что все вздрогнули, проем двери позади мистера Долтона заполнило что-то белое, струящееся. Это была миссис Долтон; она шла, устремив вперед неподвижные, широко раскрытые белые глаза, подняв к лицу руки с длинными белыми, широко раздвинутыми пальцами. Брызнул белый свет десятка серебряных лампочек. Миссис Долтон бесшумно, как привидение, спустилась по лестнице и остановилась рядом с мистером Долтоном; за ней по пятам шла белая кошка. Одну руку миссис Долтон легко положила на перила, другая осталась висеть в воздухе. Мистер Долтон не оглянулся и не двинулся с места; он только накрыл рукой ее руку на перилах, продолжая смотреть на толпу репортеров. Между тем белая кошка сбежала вниз, одним движением вспрыгнула Биггеру на плечо и уселась там. Биггер замер у стены; он почувствовал, что кошка выдала его, указала на него как на настоящего убийцу Мэри. Он попробовал сбросить ее, но она крепко вцепилась когтями в его пиджак. Снова сверкнула серебряная молния, и он понял, что сфотографирован с белой кошкой на плече. Он опять потянул кошку вниз, и на этот раз ему удалось оторвать ее. Она шлепнулась на все четыре лапы с тихим жалобным визгом, потом стала тереться о ноги Биггера. А, черт! Что она ко мне пристала, эта кошка! Он услышал голос мистера Долтона: - Джентльмены, можете снимать сколько вам угодно, но прежде выслушайте меня. Только что я звонил в полицию и просил немедленно освободить мистера Эрлона. Заявляю публично, что я не намерен поддерживать обвинение против него. Мне важно, чтобы в этот вопрос была внесена полная ясность. Прошу вас дать сообщение в ваши газеты. Биггер задумался: значит ли это, что с Джана снято подозрение? Что, если попробовать сейчас ускользнуть из дома? Следят за ним или нет? - Это еще не все, - продолжал мистер Долтон. - Я желаю публично принести мистеру Эрлону извинения за причиненное ему беспокойство. - Мистер Долтон сделал паузу, провел языком по пересохшим губам и оглядел сверху тесную кучку людей, быстро записывавших его слова в блокноты. - Джентльмены, я хочу сообщить вам, что мисс Долтон, наша дочь... мисс Долтон... - Голос мистера Долтона дрогнул. Позади него, чуть ближе к перилам, стояла миссис Долтон; при этих словах она положила свои белые пальцы на его руку. Репортеры вскинули серебряные лампочки; еще раз молния прорезала красноватый полумрак котельной. - Я хочу сообщить, - сказал мистер Долтон ровным голосом; это был почти шепот, но он разнесся по всему подвалу. - Я хочу сообщить, что мисс Долтон стала жертвой киднапинга... - Киднапинга! - О! - Когда? - По-видимому, это случилось вчера ночью, - сказал мистер Долтон. - Какой выкуп требуют? - Десять тысяч долларов. - Вы не догадываетесь, кто похитители? - Мы ничего не знаем. - Вы что-нибудь получили от нее, мистер Долтон? - От нее - нет. Но мы получили письмо от похитителей... - Это письмо у вас в руке? - Да. Вот оно. - Когда вы его получили? - Сегодня вечером. - По почте? - Нет, его подбросили к нам на порог. - Вы думаете платить? - Да, - сказал мистер Долтон. - Думаю платить. И я прошу вас, джентльмены, указать в своих сообщениях, что я сделаю все, чего от меня требуют. Этим вы окажете мне неоценимую услугу, быть может, спасете жизнь моей дочери. А самое главное - пусть там будет сказано, что я не намерен обращаться в полицию. Пусть они знают, что я согласен на все их условия. Пусть они отдадут мне дочь. Только, ради бога, пусть не убивают ее, напишите, что они получат все, чего хотят, только пусть ее не трогают... - Мистер Долтон, у вас нет никаких предположений, кто они? - Никаких. - Можно взглянуть на письмо? - К сожалению, нельзя. Там указано, каким способом должны быть переданы деньги, а этого я не смею разглашать. Но вы напишите в газетах, что все указания будут выполнены. - Когда в последний раз видели мисс Долтон? - В воскресенье, около двух часов ночи. - Кто ее видел? - Мой шофер и моя жена. Биггер смотрел прямо перед собой, стараясь не сводить глаз с одной точки. - Пожалуйста, не задавайте ему никаких вопросов, - сказал мистер Долтон. - Я говорю от лица всех своих домашних и не желаю, чтобы распространялись всякие нелепые и никому не нужные подробности. Мы хотим вернуть свою дочь, остальное все не имеет значения. Пусть она узнает из газет, что мы делаем все возможное для того, чтобы ее вернуть, и что мы все ей прощаем. Напишите, что мы... - Тут его голос опять прервался, и он не мог продолжать. - Мистер Долтон, - попросил один из репортеров, - пожалуйста, разрешите сделать хоть один снимок с этого письма... - Нет, нет... Это невозможно. - А как оно подписано? Мистер Долтон опустил глаза. Биггер подумал: скажет или нет? Он увидел, как губы мистера Долтона беззвучно задвигались, словно он высчитывал что-то. - Хорошо, это я вам скажу, - произнес старик; руки у него дрожали. Миссис Долтон слегка повернула лицо в его сторону, и ее пальцы вцепились в его рукав. Биггер понял, что миссис Долтон спрашивает без слов, не лучше ли умолчать в газетах о подписи на письме; но он понял и то, что мистер Долтон, видимо, не случайно решил сказать о ней. Может быть, таким образом он хочет уведомить красных, что получил их письмо. - Вот, - сказал мистер Долтон. - Подписано: "Красный". И больше ничего. - _Красный_? - Да. - Вам известно, кто это? - Нет. - И у вас нет никаких подозрений? - Внизу, после подписи, нарисована эмблема коммунистической партии: серп и молот, - сказал мистер Долтон. Наступила тишина. Биггер видел удивление на всех лицах. Некоторые из репортеров не стали дожидаться продолжения и выскользнули из котельной, чтобы по телефону передать сообщения в свои газеты. - Вы думаете, что это дело рук коммунистов? - Не знаю. Я никому не предъявляю обвинения. Я только хочу, чтобы все, и в том числе сами похитители, знали, что я получил это письмо. Если мне возвратят мою дочь, я не буду задавать никаких вопросов. - Ваша дочь была близка к коммунистам, мистер Долтон? - Об этом я ничего не знаю. - Но ведь вы сами запрещали ей встречаться с Эрлоном? - Я полагаю, это не имеет отношения к делу. - Вы не думаете, что Эрлон замешан в это? - Не знаю. - Почему вы распорядились освободить его? - Я просил о его аресте до того, как было получено это письмо. - Вы надеетесь, что, очутившись на свободе, он возвратит вам дочь? - Не знаю. Не знаю, где наша дочь, у него или в другом месте. Я знаю только одно: я и миссис Долтон хотим, чтоб она вернулась домой. - Зачем же вы велели его освободить? - Потому что я не могу предъявить ему никакого обвинения, - упрямо повторил мистер Долтон. - Пожалуйста, мистер Долтон, поднимите руку с письмом, а другую протяните вперед, как будто вы взываете к нам. Вот так! Вы тоже, пожалуйста, руку вперед, миссис Долтон. Вот, очень хорошо! Минуточку! Биггер увидел, как вспыхнули опять серебряные лампочки. Мистер и миссис Долтон стояли на лестнице: миссис Долтон, вся в белом, и мистер Долтон, с письмом в руке, вперив глаза в дальний угол котельной. Биггер слышал тихий шелест огня в топке, видел, как репортеры нацеливались объективами аппаратов. Другие, стоя в стороне, продолжали торопливо царапать в своих блокнотах. Снова вспыхнули лампочки, и Биггер вдруг увидел, что объективы повернулись к нему. Он хотел наклонить голову или закрыть лицо руками, но было уже поздно. Все равно, у них есть достаточно снимков, чтоб всякий мог узнать его в тысячной толпе. Еще несколько человек ушли; мистер и миссис Долтон повернулись, медленно поднялись по лестнице и скрылись в кухне вместе с белой кошкой, неотступно следовавшей за ними. Биггер неподвижно стоял у стены и внимательно наблюдал за происходящим, стараясь понять, как это отразится на нем и на его шансах получить деньги. - Как вы думаете: удобно позвонить по телефону отсюда? - спросил один из репортеров Бриттена. - Конечно. Бриттен повел репортеров наверх, в кухню. Три человека, которые явились в дом вместе с Бриттеном, сидели на ступеньках и молча, насупившись, смотрели в пол. Репортеры скоро вернулись. Биггер видел, что им хочется поговорить с ним. Бриттен тоже вернулся и сел на ступеньку. - Послушайте, ведь вы наверняка еще что-нибудь знаете, - сказал один из репортеров Бриттену. - Мистер Долтон вам все сказал, - ответил Бриттен. - Да, материален богатый, - сказал другой репортер. - Скажите, а как отнеслась к этому миссис Долтон? - Упала в обморок, - сказал Бриттен. Несколько минут длилось молчание. Потом Биггер увидел, как все, один за другим, повернулись к нему. Он опустил голову; он знал, что им не терпится расспросить его, и хотел избежать этого. Он рассеянно водил глазами по всему подвалу и вдруг увидел смятую газету, брошенную кем-то в угол. Его мучило желание прочесть ее, узнать, что говорил Джан; только бы подвернулся случай. Репортеры бесцельно слонялись по котельной, заглядывали в углы, осматривали лопату, мусорное ведро, сундук. Один остановился перед топкой. Вот он протянул руку, открыл дверцу; слабый багровый отблеск лег на его лицо, когда он наклонился к куче тлеющих углей. Что, если ему взбредет на ум поворошить их? Что, если покажутся кости Мэри? Биггер затаил дыхание. Но репортер не стал ворошить углей; ни у кого не возникало подозрения. Что он для них? Чурбан, черномазое чучело, и ничего больше. Репортер захлопнул дверцу, и он перевел дух. Вдруг у него задергались углы губ, как будто ему хотелось смеяться. Он отвернулся и, напрягая все силы, старался овладеть собой. Он был близок к истерике. - А нельзя ли посмотреть комнату девушки? - спросил один из репортеров. - Почему нельзя? Можно, - сказал Бриттен. Все пошли за Бриттеном, и Биггер остался один. Глаза его сейчас же устремились на газету; он хотел взять ее, но боялся. Он прошел к внутренней двери и удостоверился, что она заперта; потом поднялся по лестнице и осторожно заглянул в кухню - никого не было видно. Тогда он в три прыжка сбежал с лестницы, схватил газету и развернул. Поперек первой страницы шел заголовок, набранный жирным черным шрифтом: ПРОИСШЕСТВИЕ В ГАЙД-ПАРКЕ. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ДОЧЕРИ МИЛЛИОНЕРА. АРЕСТ МЕСТНОГО ЛИДЕРА КРАСНЫХ В СВЯЗИ С РОЗЫСКАМИ МЭРИ ДОЛТОН. ПОЛИЦИЯ ДЕЙСТВУЕТ ПО УКАЗАНИЯМ ОТЦА ДЕВУШКИ. А посреди страницы был портрет Джана. Он сразу узнал его. Портрет был очень похожий. Он вернулся к началу и стал читать. "Может ли быть, что безумная мечта разрешить проблему людского горя и нищеты, раздав неимущим отцовские миллионы, заставила Мэри Долтон, единственную дочь м-ра и м-с Генри Долтон, бульвар Дрексель, 4605, покинуть роскошный особняк родителей и под вымышленным именем поселиться среди своих длинноволосых коллег по коммунистическому движению? Ответа на этот вопрос искала полиция сегодня вечером, во время допроса Джана Эрлона, ответственного секретаря чикагского Комитета защиты труда, коммунистической организации, членом которой, как говорят, состояла Мэри Долтон вопреки воле своего отца". Дальше говорилось, что Джан находится в камере подследственных при полицейском участке на Одиннадцатой улице и что Мэри ушла из дому в субботу, в восемь часов вечера. Еще упоминалось о том, что Мэри "до поздней ночи находилась в обществе Эрлона, в одном из широкоизвестных негритянских кафе Южной стороны". Это было все. Он ожидал большего. Он перевернул страницу. А, нет, вот еще кое-что. Портрет Мэри. Сходство было так велико, что он зажмурился; такая она была, когда вошла тогда в кабинет мистера Долтона. И снова, весь в холодном поту, он увидел перед собой ее голову на ворохе слипшихся газет и черное пятно крови, медленно растекающееся до самых краев. Над портретом была надпись: "В ГОЛЛАНДИИ С ДЭДДИ". Биггер поднял глаза и посмотрел на котел: ему не верилось, что она там, в огне... В газетном сообщении не было того, чего он опасался. Но что будет теперь, когда все узнают, что Мэри похищена? Он услышал шаги, поспешно бросил газету в угол и принял прежнюю позу, прислонясь к стене, уставившись в пространство сонным, отсутствующим взглядом. Дверь наверху отворилась, репортеры стали спускаться с лестницы, переговариваясь негромкими оживленными голосами. Снова Биггер заметил, что они наблюдают за ним. Бриттен тоже вернулся. - Послушайте, почему нам не дают побеседовать с этим парнем? - спросил один из репортеров. - Он вам ничего не может рассказать, - ответил Бриттен. - Он может рассказать то, что он видел. Машиной ведь он правил. - Да мне все равно, в конце концов, - сказал Бриттен. - Но мистер Долтон вам уже все сказал. Один из репортеров подошел к Биггеру: - Скажи, Майк, как по-твоему, это сделал Эрлон? - Меня зовут не Майк, - сердито сказал Биггер. - Ну, ну, я не хотел тебя обидеть, - сказал репортер. - Так как же по-твоему? - Отвечай на вопрос, Биггер, - сказал Бриттен. Биггер пожалел о своей вспышке. Сейчас не время было обижаться. Да и не к чему. Очень нужно обижаться на толпу дураков. Ищут девушку, а девушка горит в топке, в двух шагах от них. Он убил ее, а они и не догадываются об этом. Майк так Майк, ну и пусть. - Я не знаю, сэр, - сказал он вслух. - Да ты не ломайся, расскажи все как было. - Я ведь только шофером тут, сэр, - сказал Биггер. - Не бойся. Никто тебя не тронет. - Вы лучше спросите мистера Бриттена, - сказал Биггер. Репортеры покачали головами и отошли от него. - Что за черт в самом деле, Бриттен! - сказал один. - Ну что мы узнали об этом похищении? Получено письмо, Эрлон будет освобожден из-под стражи, письмо подписано "Красный", и внизу нарисованы серп и молот. Это все равно что ничего. Дайте нам какие-нибудь подробности. - Слушайте, ребята, - сказал Бриттен. - Не надо мешать старику. Он хочет получить дочку обратно, и но мертвой, а живой. Он вам дал уже первосортный материал; теперь подождите немного. - Скажите нам хотя бы одно: когда в последний раз видели девушку? Биггеру пришлось выслушать опять всю историю сначала. Он внимательно прислушивался к каждому слову Бриттена и к тону, которым репортеры задавали вопросы, стараясь уловить малейшую тень подозрения. Но никто его не подозревал. Все вопросы относились к Джану. - Но послушайте, Бриттен, - сказал один репортер. - Почему же старик велел освободить Эрлона? - Попробуйте сами сообразить, - сказал Бриттен. - Значит, он все-таки думает, что Эрлон причастен к этому делу и скорей вернет девушку, если будет на свободе? - Не знаю, - сказал Бриттен. - Да ну, будет вам валять дурака! - А вы думайте, шевелите мозгами, - сказал Бриттен. Еще два репортера застегнулись на все пуговицы, надвинули шляпы пониже и вышли. Биггер знал, что они направились к телефону давать очередную информацию; сейчас они расскажут про то, как Джан пытался обратить его в коммунизм, про коммунистическую литературу, про виски, про полупустой сундук, отправленный на станцию, и наконец про письмо с требованием десяти тысяч долларов. Оставшиеся репортеры бродили по котельной с карманными фонариками, заглядывая во все углы. Биггер по-прежнему стоял у стены. Бриттен сидел на лестнице. Огонь в топке тихо ворчал. Биггер знал, что скоро ему придется выгребать золу, потому что огонь горел недостаточно жарко. Пусть только уляжется суматоха и все разойдутся, тогда он займется этим. - Скверное дело, а, Биггер? - сказал Бриттен. - Да, сэр. - Миллион долларов прозакладываю, что это все Джан состряпал. Биггер ничего не ответил. Он весь обмяк; какая-то чужая, непонятная сила удерживала еще его на ногах, у этой стены. Он уже даже не пытался собрать свою энергию; энергии не было. Он просто опустил руки и плыл по течению. Становилось прохладно; огонь догорал. Гула тяги почти не было слышно. Вдруг наружная дверь распахнулась, и один из тех, что уходил к телефону, ворвался в котельную. Лицо у него было красное и мокрое от снега. - Слыхали новость? - закричал он. - Ну? - Что еще такое? - Мне сейчас сказал редактор городского отдела, что этот Эрлон не хочет уходить из тюрьмы. Это было так неожиданно, что с минуту все молчали и только смотрели на него во все глаза. Биггер встрепенулся, напряженно соображая, что это может означать. Тогда кто-то задал вопрос, который он не решался задать. - Не хочет уходить? То есть как это? - Очень просто: когда ему сказали, что мистер Долтон просил освободить его, он заявил, что не уйдет. Видно, он услышал о похищении и поэтому отказывается. - Вот и ясно, что это его рук дело, - сказал Бриттен. - Он не хочет уходить из тюрьмы, потому что знает, что за ним будут следить и найдут девушку. Он просто _боится_. - А еще что? - Еще он сказал, что может представить десяток свидетелей, которые подтвердят под присягой, что он здесь не был вчера вечером. Биггер замер, подавшись всем телом вперед. - Враки! - сказал Бриттен. - Шофер же видел его. - Ты его видел, это верно? Биггер колебался. Он подозревал ловушку. Но если Джан действительно представил алиби, нужно говорить, нужно отвести их мысли от себя. - Да, сэр. - Значит, кто-то из них лжет. Эрлон говорит, что у него есть доказательства. - Грош цена его доказательствам! - сказал Бриттен. - Выставит кого-нибудь из своих красных приятелей, и те наврут в его пользу, только и всего. - Но на кой черт ему держаться за тюрьму, я не понимаю, - сказал другой репортер. - Он сказал так: если он будет сидеть в тюрьме, будет ясно, что он непричастен ко всей этой истории с выкупом. Он говорит, что шофер лжет. Он говорит, что его подучили дать такие показания, потому что кто-то заинтересован в том, чтобы опорочить его, Эрлона, имя и репутацию. Он утверждает, что родные отлично знают, где девушка, и все это только провокация против красных. Биггера окружили со всех сторон. - Слушай, малый, говори начистоту. _Был_ этот тип вчера здесь или нет? - Да, сэр, был. - Ты его видел? - Да, сэр. - Где? - Я привез их в машине, его и мисс Долтон. Мы вместе поднялись наверх за сундуком. - А потом? Ты ушел, а он _остался_? - Да, сэр. Сердце у Биггера стучало, но он старался не выдать себя ни лицом, ни голосом. Нельзя показывать, что это новое известие взволновало его. Он думал о том, может ли Джан действительно доказать, что не был здесь прошлой ночью; и в то время, как он мысленно задавал себе этот вопрос, он вдруг услышал чей-то голос: - А кто докажет, что Эрлон не был здесь прошлой ночью? - Он говорит, что встретил одного приятеля в трамвае, когда ехал отсюда. И потом он говорит, что поехал не домой, а к знакомым и попал к ним в половине третьего. - А где живут эти знакомые? - Где-то на Северной стороне. - Ну, если он говорит правду, значит, что-то тут не так. - Чепуха! - сказал Бриттен. - Его же приятели, с которыми он вместе все это надумал. Как же им не подтвердить его алиби? - Вы, значит, все-таки _уверены_, что это сделал он? - А то кто же? - сказал Бриттен. - Эти красные, они на все способны, и они всегда держатся друг за дружку. Понятно, у него есть алиби. Уж он об этом позаботился. У него там довольно дружков, которые для него орудуют. Все эти его разговоры, что он не хочет уходить из тюрьмы, - просто трюк. Он рассчитывает, что сам останется чист, а его банда тем временем обделает все дело, да только номер не пройдет. Разговор вдруг круто оборвался: наверху, на площадке, открылась дверь. Высунулась голова Пегги. - Может быть, кофе выпьете, джентльмены? - спросила она. - С удовольствием! - Блестящая идея! - Я сейчас вам принесу, - сказала она, затворяя дверь. - Кто это? - Экономка и кухарка миссис Долтон, - сказал Бриттен. - А она что-нибудь знает об этом деле? - Нет, ничего. Снова все повернулись к Биггеру. Он подумал, что на этот раз придется сказать им еще что-нибудь. Джан сказал, что он лжет, и теперь надо спешно рассеять сомнения, которые у них могли возникнуть. Если он будет отмалчиваться, они подумают, что он знает больше, чем говорит. В конце концов, до сих пор по всему их поведению было видно, что они не считают его причастным к похищению. Для них он тупой, забитый негр, и ничего больше. Важно теперь удержать их мысли в прежнем направлении - в направлении, ведущем к Джану или к друзьям Джана. - Скажи-ка вот что, - сказал один из репортеров, подойдя к нему и поставив одну ногу на крышку сундука. - Этот Эрлон вел с тобой разговор о коммунизме? - Да, сэр. - Ах ты черт! - вскричал Бриттен. - Что такое? - Я совсем забыл! Хотите посмотреть литературу, которую он дал мальчишке? Бриттен даже покраснел. Он встал, полез в карман, вытащил пачку брошюр, которые Джан дал Биггеру, и поднял их так, чтобы все видели. Репортеры поспешно включили свои лампочки, торопясь сделать снимок. Биггер слышал их частое дыхание, видел их довольные возбужденные лица. Они покончили со снимками и снова вернулись к Биггеру. - Он был здорово пьян, скажи? - Да, сэр. - А девушка тоже? - Да, сэр. - И как только вы приехали, он повел ее наверх? - Да, сэр. - Скажи, Биггер, какого ты мнения об общественной собственности? Считаешь ли ты, что правительство должно строить жилые дома для населения? Биггер растерянно мигал: - Сэр? - А как ты относишься к частной собственности? - У меня нет никакой собственности, сэр, - сказал Биггер. - Брось ты этого болвана. Ничего он не знает, - сказал кто-то шепотом, но достаточно громко, чтобы Биггер услышал. Наступило молчание. Биггер прислонился к стене и думал, что теперь они хоть на время от пего отстанут. Пламя в топке совсем заглохло. Дверь наверху отворилась снова, и показалась Пегги с кофейником в руке и складным столиком под мышкой. Один из репортеров пошел ей навстречу, взял у нее стол, раскрыл его и поставил. Она опустила кофейник на стол. Биггер увидел тонкую струйку пара, подымающегося от кофейника, и ощутил приятный запах кофе. Ему тоже захотелось кофе, но он знал, что не смеет просить, пока не напьются белые люди. - Спасибо, джентльмены! - пролепетала Пегги, оглядывая незнакомые мужские лица. - Сейчас я принесу чашки, сахар и сливки. - Эй, Биггер, - сказал Бриттен. - Расскажи им, как Джан заставлял тебя есть за одним столом с ним. - Да, да, расскажи нам. - Это правда? - Да, сэр. - Он тебя заставлял, а ты не хотел? - Да, сэр. - А раньше тебе никогда не случалось есть за одним столом с белыми? - Нет, сэр. - Эрлон тебе ничего не говорил про белых женщин? - Нет, что вы, сэр! - Как же ты себя чувствовал, сидя за одним столом с ним и мисс Долтон? - Не знаю, сэр. Я ведь на службе, сэр. - Тебе было неловко? - Не знаю, сэр. Они мне велели есть, и я ел. Я ведь на службе. - Значит, ты боялся, что если ты не будешь есть, то потеряешь службу, так? - Да, сэр, - сказал Биггер, решив, что ему выгодно представиться беспомощным и запуганным. - Черт возьми! - сказал один из репортеров. - Какой материал! Вы чувствуете? Негры хотят, чтобы их оставили в покое, а красные насильно тянут их в свое общество! С ума сойти! Мы раззвоним об этом по всей стране. - Да, это похлеще, чем Леб и Леопольд, - сказал другой. - Я подам это так: протест первобытного человека - негра против смущающей его покой цивилизации белых. - Здорово! - А что, Эрлон - американский гражданин? - Этим надо поинтересоваться. - Фамилия у него какая-то иностранная, не забудь указать на это. - Может быть, он еврей? - Не знаю. - Хватит и этого. Нельзя же все сразу. - Замечательно! - Великолепно! И тут не успел Биггер опомниться, как в него опять нацелились серебряные лампочки. Он медленно наклонил голову, медленно, чтобы они не догадались, что он это делает нарочно. - Голову выше, пожалуйста! - Стой ровно! - Смотри в эту сторону. Так, хорошо! Да, у полиции не будет недостатка в его фотографиях. Он подумал об этом с легкой горечью и усмехнулся усмешкой, которая не дошла до губ и глаз. Вернулась Пегги, с руками, полными чашек, блюдец, ложек, не считая сливочника и сахарницы. - Пожалуйста, джентльмены. Угощайтесь. Она повернулась к Биггеру. - Наверху что-то холодно стало. Нужно выгрести золу и подбавить угля. - Да, мэм. Выгрести золу! Сейчас, когда котельная полна народу! Нет, ни за что! Он не трогался с места и молча смотрел, как Пегги поднималась по лестнице и потом скрылась в кухне, притворив за собой дверь. Что же все-таки делать? Все слышали слова Пегги, и, если он не исполнит распоряжения, это покажется странным. Да и сама Пегги скоро придет опять и спросит про котел. Что-то нужно сделать. Он подошел к котлу и открыл дверцу. Угли были раскалены докрасна, но воздух, сразу обдавший ему лицо, был не такой жаркий, как нужно, не такой жаркий, как тогда, когда он втолкнул туда Мэри. Он пытался заставить свой уставший мозг работать быстрее. Как устроить так, чтобы не надо было выгребать золу? Он присел на корточки, отворил нижнюю дверцу: зола, серая и белая, лежала почти вровень с решеткой, и воздух не мог проходить в топку. Может быть, если немного ссыпать золу вниз, огонь продержится, пока все не уйдут из котельной? Нужно попробовать. Он ухватился за ручку и стал трясти решетку, глядя, как красные угли и белая зола проваливаются вниз на дно. За спиной он слышал голоса, звяканье ложечек в чашках. Ну вот! Ему удалось освободить решетку, но теперь зола забила отверстия поддувала, и воздух все равно не проходил. Что, если прибавить угля? Он закрыл дверцу топки и повернул рычаг: раздалось знакомое тарахтение о стенки желоба. Внутренность топки зачернела углем. Но гула тяги не было слышно, и уголь не загорался. А, черт! Он поднялся и растерянно заглянул в топку. Может быть, выбраться сейчас незаметно отсюда и бросить всю эту безумную затею? Нет! Ему нечего бояться; он сумеет получить эти деньги. Еще угля, как-нибудь разгорится. Он увидел, как уголь в топке задымился; сначала потянулись узкие струйки белого дыма, потом дым стал темным, заклубился. Биггеру стало есть глаза, у него выступили слезы, он закашлялся. Дым теперь вырывался из топки и стлался по всей котельной густыми серыми волнами. Биггер отступил назад, но успел набрать полные легкие дыма. Он согнулся, мучительно кашляя. Он услышал, как закашлялись остальные. Что-нибудь надо было сделать, и немедля. Протянув вперед руки, он ощупью разыскал ручку и отворил нижнюю дверцу. Густой едкий дым повалил оттуда. А, черт! - Что ты там такое наделал? - крикнул один из репортеров. - Нужно выгрести золу, Биггер, воздух не проходит. - Это был голос Бриттена. - Да, сэр, - пробормотал Биггер. Он ничего, перед собой не видел. Он стоял неподвижно, плотно сжав слезящиеся веки, и тяжело дышал, силясь выдохнуть дым. Он сжимал лопату, ему хотелось куда-нибудь кинуться, что-нибудь сделать, но он не знал, что. - Эй ты! Что же не выгребаешь золу! - Он хочет, чтоб мы тут все задохнулись! - Я выгребаю, - пробормотал Биггер, не двигаясь с места. Он услышал, как на цементный пол со звоном упала чашка и вслед за тем кто-то выругался. - Что за дьявол! Ничего не вижу, дым глаза ест! Биггер услышал, что кто-то подошел к нему; кто-то дергал за лопату. Он вцепился в нее что было мочи, с таким отчаянием, как будто, упустив ее из рук, он предал бы свою тайну, свою жизнь. - Слушай, ты. Дай мне лопату! Я тебе помочь хочу... - кашлял человек, стоявший рядом. - Нет, сэр. Я сам все сделаю, - сказал Биггер. - Да пусти же, черт тебя возьми! Его пальцы разжались. - Да, сэр, - прошептал он, не зная, что еще можно сказать. Он услышал, как репортер с шумом ковыряет лопатой в зольнике. Он снова закашлялся и отступил на шаг, глаза жгло, как будто огонь проник под веки. Позади он тоже слышал кашель. Он приоткрыл глаза, стараясь рассмотреть, что делается вокруг. Ему казалось, что над самой его головой подвешено что-то огромное, тяжелое, что вот-вот свалится и задавит его. Несмотря на дым и боль в глазах и кашель, сотрясающий грудь, он весь был натянут как струна. Ему хотелось напасть на репортера, вырвать лопату, ударить его по голове и броситься вон из котельной. Но он стоял как вкопанный, прислушиваясь к гулу голосов и стуку лопаты о железо. Он знал, что репортер яростно ворошит золу в зольнике, стараясь расчистить дорогу, чтобы воздух мог пройти через решетки, трубы, дымоход и вырваться на волю, в ночь. - Откройте дверь во двор! Дышать нечем! Зашаркали подошвы по полу. Морозный ночной ветер охватил Биггера, и он почувствовал, что весь взмок от пота. Каким-то образом что-то сорвалось, и теперь все совершалось помимо его воли. Растерянный и оглушенный, он ждал, что принесет ему новая волна событий. Дым тянулся мимо него к открытой двери. Воздух в комнате очищался: осталось только редкое сероватое облако. Он услышал ворчание репортера и увидел, что тот стоит нагнувшись и продолжает раскапывать золу. Он хотел подойти и попросить у него лопату, хотел сказать, что сам теперь все сделает. Но он не двигался с места. Он чувствовал, что выпустил все из рук и теперь уже не может изменить этого. Вдруг он услышал шум тяги, тихий посвист на этот раз перешел постепенно в гул и потом в рев. Доступ воздуху был открыт. - Что ж ты, приятель, за своим делом не смотришь? - прохрипел репортер. - Тут золы была целая гора. - Да, сэр, - шепотом ответил Биггер. В трубе теперь оглушительно ревело: проход был совершенно чист. - Эй, малый, закрой дверь! Холод собачий! - крикнул один из репортеров. Он хотел подойти к двери и выйти и затворить ее за собой. Но он не трогался с места. Репортер сам закрыл дверь, и Биггер почувствовал, как холодный воздух отпустил его влажное тело. Он оглянулся: репортеры с покрасневшими глазами стояли вокруг столика и допивали кофе. - Что с тобой, приятель? - спросил один. - Ничего, - ответил Биггер. Человек с лопатой все еще стоял у котла и всматривался в кучу золы, лежавшей на полу. Чего это он, удивился Биггер. Репортер нагнулся и ткнул в кучу лопатой. _Что он там увидел_? Судорога прошла по телу Биггера. Он хотел скорее броситься к этому человеку, узнать, на что он смотрит; ему вдруг представилось, что это голова Мэри, окровавленная и не тронутая огнем, лежит там перед ним. Репортер выпрямился, но сейчас же опять нагнулся, как будто не решался поверить своим глазам. Биггер подался вперед; легкие его не пропускали воздуха ни внутрь, ни наружу, он сам стал словно огромный котел, лишенный тяги; а страх, который шевелился у него внутри, распирал, душил его, был точно те клубы дыма, которые вырывались из топки. - Эй... - позвал репортер; в голосе его слышалось сомнение, неуверенность. - Что такое? - откликнулся один из репортеров за столом. - Идите сюда! Смотрите! - Голос звучал негромко, напряженно, взволнованно, но, если ему не хватало силы, это с избытком возмещалось его странной выразительностью. Слова были произнесены без дыхания, как будто сами собой скатились с губ. Репортеры поставили чашки на стол и бросились к куче золы. Биггер, не зная, на что решиться, замер, когда они пробежали мимо него. - В чем дело? - Что тут такое? Биггер тоже подошел на цыпочках и заглянул через плечо стоявшего впереди, он сам не знал, откуда у него взялась сила подойти и взглянуть, просто вдруг он заметил, что идет, а потом - что стоит и смотрит через плечо. Он увидел кучу наваленной как попало золы, и ничего больше. Но что-то там должно быть еще, иначе на что же они тут смотрят? - В чем дело? - Вот! Видите! - Что? - Смотрите! _Это_... Репортер, не договорив, снова нагнулся и глубже копнул лопатой. Тогда Биггер увидел, как на поверхность кучи выглянуло несколько мелких осколков белой кости. В то же мгновение его обволокла густая пелена страха. Да, надо было ему самому выгрести золу из топки; но он был слишком взволнован и напуган и сам расставил себе ловушку. Теперь надо уходить, нельзя, чтобы его схватили... Все это молнией сверкало у него в голове, но он не двигался с места, ослабевший и беспомощный. - Это кости... - Ну и подумаешь! - сказал один из репортеров. - Тут же всякий мусор сжигают... - Нет, погодите, дайте _взглянуть_! - Идите сюда, Турмэн. Вы ведь были на медицинском. Тот, которого звали Турмэн, вытянул ногу и носком подбросил продолговатый обломок кости: он откатился немного по цементному полу. - Господи! Это же _человеческая_... - Смотрите, смотрите! Вот еще что-то... Один нагнулся, подобрал в золе круглый кусочек металла и поднес его к глазам. - Серьга... Стало тихо. Биггер смотрел прямо перед собой, без единой мысли, без единого образа в голове. Только старое чувство вернулось, чувство, не покидавшее его всю жизнь: он черный - и он виноват; белые люди увидели что-то, что послужит уликой против него. Это было старое чувство, опять ставшее упорным и неотступным, старое желание схватить что-нибудь и зажать в руке и швырнуть кому-нибудь в голову. Он знал. Вот они стоят и смотрят на кости Мэри. Отчетливой картины не возникало у него в мозгу, но он понимал, как это все случилось. Не все кости сгорели до конца, и, когда он тряс решетку, осколки провалились вниз, в зольник. Белый человек лопатой расчищал проход воздуху и выгреб их оттуда. И вот теперь они лежат, полузарывшись в мягкую золу, крохотные продолговатые кусочки кости. Ему нельзя больше здесь оставаться. Каждую минуту подозрение может пасть на него. Его задержат; его не выпустят, даже если не будут вполне уверены, что это сделал он. А Джан в тюрьме и обещает представить алиби. Теперь станет известно, что Мэри умерла; ведь видели обломки ее белых костей. Начнут искать убийцу. Репортеры, все еще молча, нагнувшись, шарили в серой куче. Биггер увидел мелькнувшее среди золы лезвие топора. Боже правый! Мир рушился вокруг него. Глаза Биггера быстро скользнули по согнутым спинам: никто на него не смотрит. Красный отблеск огня освещал их лица, в трубе мерно гудело. Да, он успеет уйти! На цыпочках он обошел котел и остановился, прислушиваясь. Репортеры переговаривались испуганным, сдавленным шепотом: - Это она! - Господи! - Но кто же это сделал? Биггер стал подниматься по лестнице, осторожно, шаг за шагом, рассчитывая, что рев пламени, и голоса, и скрежет лопаты заглушат скрип ступеней под его ногами. На площадке он остановился и перевел дыхание, чувствуя боль в груди, оттого что легкие так долго удерживали воздух. Он прокрался к своей комнате, отворил дверь, вошел и зажег свет. Он подошел к окну, обеими руками уперся в верхнюю раму и поднял ее; холодный воздух, тяжелый от снега, ворвался в комнату. Снизу донеслись приглушенные восклицания, и он почувствовал жар, выжигавший ему внутренности. Он подбежал к двери, запер ее и потом потушил свет. Ощупью он добрался до окна, влез на него, и снова его обдало леденящим дыханием вьюги. Поставив ноги на край нижней рамы, подогнув колени, дрожа от холода, прохватившего его потное тело, он заглянул вниз, пытаясь увидеть землю; но не увидел. Тогда очертя голову он прыгнул и почувствовал, как все его тело сжалось на ледяном ветру. С закрытыми глазами, со стиснутыми кулаками, он летел вниз. Он был в воздухе одно мгновенье, потом, перекувырнувшись, ухнул в снег. Сначала ему показалось, что он упал мягко, но толчок отдался во всем его теле, дошел до головы, и он лежал оглушенный, зарывшись в холодный сугроб. Снег набился ему в рот, уши, глаза, талыми струйками стекал по спине. Руки были мокрые и холодные. Потом вдруг все его мышцы свела судорога, и в то же мгновение он почувствовал теплую влагу в паху. Это была моча. Он не сумел помешать реакции разгоряченного тела на холод снега, облепившего его со всех сторон. Он поднял голову, непрестанно моргая, и огляделся. Он чихнул. Теперь он снова стал самим собой; он забарахтался в снегу, отталкиваясь и отбиваясь от него. Он привстал сначала на одну ногу, потом на обе и вылез из сугроба. Он пошел, попробовал даже бежать, но у него не хватило сил. Он шел по бульвару Дрексель, сам не зная, куда он идет, зная только одно: что ему нужно выбраться из этого квартала белых. Он избегал оживленных улиц, выбирая темные переулки, шел все быстрее и быстрее, внимательно всматриваясь вдаль и только изредка оглядываясь на ходу. Да, надо предупредить Бесси, чтоб она не шла в тот дом. Теперь все кончено. Надо спасать себя. Но в этом бегстве было что-то знакомое. Всю жизнь он знал, что рано или поздно что-нибудь такое случится с ним. И вот оно случилось. У него всегда было такое чувство, будто он живет за пределами этого белого мира, и это чувство не обмануло его. Потому все было просто. Он сунул руку за пазуху. Да, револьвер на месте. Может быть, придется пустить его в ход. Без борьбы он не дастся им в руки; все равно его ждет смерть, так лучше он умрет, расстреляв свои патроны. Он вышел на Коттедж Гроув-авеню и свернул к югу. Нельзя строить никаких планов, пока он не побывает у Бесси и не возьмет деньги. Он старался изгнать из сознания мысль о том, что его могут поймать. Он наклонил голову, чтобы снег не хлестал в лицо, и, сжав кулаки, брел по обледеневшим тротуарам. Руки у него сильно озябли, но он не хотел прятать их в карманы, потому что это лишило бы его ощущения, что он готов защищаться, если полиция вдруг нападет на него. Он шел мимо уличных фонарей, прикрытых толстым слоем снега, точно большие замерзшие луны, сияли они над его головой. Лицо саднило от мороза, а ветер резал мокрое тело, как длинный острый нож, вонзающийся в живую плоть. Уже показалась Сорок седьмая улица. Сквозь прозрачную пелену снега он увидел мальчишку-газетчика, укрывавшегося под брезентовым навесом. Он ниже надвинул кепку и вошел в какое-то парадное, чтобы дождаться трамвая. За спиной у мальчишки на стойке громоздилась высокая кипа газет. Ему захотелось увидеть жирный черный заголовок, но из-за вьюги ничего нельзя было разглядеть. Теперь во всех газетах, наверно, только и речи, что о нем. Он не видел в этом ничего странного: всю жизнь ему казалось, что все происходящее с ним достойно попасть на газетные страницы. Но только теперь, когда чувства, которые владели им много лет, претворились в действие, в газетах напишут об этом, напишут о нем. Он понимал: до тех пор пока все жило и горело глубоко внутри его, им незачем было писать. Но теперь, когда это вырвалось наружу, когда он бросил это в лицо тем, которые заставляли его жить так, как им хотелось, в газетах уже пишут об этом. Он нащупал на дне кармана три цента и подошел к газетчику, пряча лицо. - "Трибюн". Он взял газету и вернулся в парадное. Сначала, выглядывая из-за газеты, он обежал глазами улицу, потом опустил их и прочел набранное крупными черными буквами: БУДУЩАЯ МИЛЛИОНЕРША - ЖЕРТВА КИДНАПИНГА. ПОХИТИТЕЛИ ТРЕБУЮТ 10000 ДОЛЛАРОВ ВЫКУПА. СЕМЕЙСТВО ДОЛТОНОВ НАСТАИВАЕТ НА ОСВОБОЖДЕНИИ ЗАПОДОЗРЕННОГО КОММУНИСТА. Да, это они уже знают. Скоро узнают и о ее смерти, о том, как репортеры нашли ее кости в топке котла и как он убежал, воспользовавшись суматохой. Он выглянул, услышав грохот приближавшегося трамвая. Когда трамвай подошел, он увидел, что в вагонах почти пусто. Очень хорошо! Он перебежал тротуар и успел вскочить за последним садившимся пассажиром. Он взял билет, косясь на кондуктора - обратил ли тот на него внимание; потом прошел через весь вагон, оглядываясь на пассажиров - смотрит ли кто-нибудь в его сторону. Он вышел на переднюю площадку и встал рядом с водителем. В случае чего отсюда ему недолго выскочить. Трамвай тронулся, и он снова взялся за газету. "За сегодняшний вечер прибавились еще два новых обстоятельства в деле об исчезновении Мэри Долтон, одной из самых богатых чикагских наследниц, - деле, которое ставит в тупик всю местную и федеральную полицию. Мы говорим о найденном у дверей дома Долтонов письме, которое содержало в себе грубо нацарапанное карандашом требование выкупа в 10000 долларов за пропавшую девушку, и о неожиданном ходатайстве семьи Долтонов об освобождении Джана Эрлона, лидера местных коммунистов, задержанного в связи с этим делом. Письмо было обнаружено Пегги О'Флаэрти, кухаркой и экономкой семьи Долтонов, под парадной дверью особняка Генри Долтона в Гайд-парке. На письме имеется подпись "Красный" и рисунок серпа и молота: эмблема коммунистической партии". Дальше шел длинный столбец, напечатанный мелким шрифтом, в котором фигурировал "допрос негра-шофера", "полупустой сундук", "коммунистическая литература", "пьяные оргии", "обезумевшие от горя родители" и "сбивчивые показания коммунистического лидера". Глаза Биггера скользили по строчкам: "тайные встречи облегчали возможность похищения", "полицию просят не вмешиваться в дело", "семья стремится установить связь с похитителями" - и дальше: "Предполагают, что семейство Долтонов получило сведения, подтверждающие догадку о том, что Эрлону известно местонахождение пропавшей девушки, и некоторые полицейские чиновники склонны именно в этом усматривать причину ходатайства об освобождении заключенного коммуниста. Эрлон, однако, настаивает, что его арест явился частью провокационного плана, цель которого - добиться высылки коммунистов из Чикаго, и на этом основании потребовал, чтобы предъявленное ему первоначально обвинение было предано широкой гласности. Не получив удовлетворительного ответа, он отказался покинуть тюрьму, после чего был снова взят под стражу, на этот раз по обвинению в неподчинении властям". Биггер поднял глаза и огляделся: никто не смотрел в его сторону. От нервного возбуждения у него тряслись руки. Трамвай, громыхая, несся вперед сквозь снежную метель, и он увидел, что подъезжает к Пятидесятой улице. Он шагнул к выходу и сказал: - Остановите здесь. Трамвай остановился, и он соскочил прямо в снег. Дом Бесси был почти рядом. Он посмотрел вверх: ее окно не было освещено. Мысль, что ее може