астки их находились к северо-западу от Роя, и, проехав на челноке Роя по озеру, Скотти выгадывал двадцатимильный переход по высоким хребтам, которые вели к его владениям. - Вчера я узнал, что ты ушел из Сент-Эллена, - сказал Скотти, нагибаясь, чтобы ухватить челнок за нос. - Ну и шагал же ты! Я шел полночи, чтобы тебя нагнать. Скотти Малькольм уселся на камень, чтобы снять мешок, и протянул Рою ружье. Это был худощавый, подвижной, жизнерадостный кельт, ростом не выше Роя, лет на десять моложе его годами и лет на двадцать, - сложением. Он был одет как настоящий охотник и траппер, не то что Рой, который выглядел скорее как рабочий-литейщик по дороге на завод. У Скотти была хоть и поношенная, но настоящая охотничья шапка. Его шерстяная куртка была спортивного покроя, его сапоги были охотничьи сапоги, с резиновыми головками и высокими голенищами мягкой кожи. - Смотри, не замочи свои сапожки, - сказал Рой, когда Скотти, перегнувшись, опустил свой тяжелый мешок на дно челнока. Сапоги Скотти и в лесу всегда были до блеска начищены, и каждый год кто-нибудь дразнил Скотти, что они распугают дичь, отравят воду, собьют все следы и подпалят лес. - Смотри, не потопи лодку, - не остался в долгу Скотти. Усевшись, он взялся было за второе весло, закрепленное кожаной лямкой, но тут же ему пришлось отпустить его и ухватиться за борт, потому что Рой откинулся назад и сильно накренил челнок. - В чем дело, Рой? - крикнул Скотти через плечо. - Ты что, устарел для увеселительных прогулок? - Это все твой вес пера: никак не уравновесишь. - Это все ты, бездонная бочка, ишь накачался. - А давно ли ты стал трезвенником? Скотти не ответил. Скотти не был трезвенником, это он должен был признать, но он всегда четко различал добро и зло, даже в самом себе, а особенно в Рое, который часто не оправдывал его ожиданий. Они оттолкнулись от берега и поплыли к первому из капканов Роя. - Как это ты начисто не выловил это болото уже много лет назад? - сказал Скотти. - Ондатра в этом болоте никогда не переведется, Скотти. Не было еще зимнего сезона, когда я не брал бы здесь хоть сколько-нибудь. - Может быть. Но что ты называешь сколько-нибудь? - Три, иногда четыре крысы на десять ловушек. Иногда весной дело доходит до недомерков, но тогда я снимаю капканы и даю им подрасти. Странное дело, Скотти, но я всегда вылавливаю сначала самых старых и самых больших крыс, а потом они идут все мельче. Рой имел право говорить об ондатрах, потому что (из них двоих) он был знатоком. Все трапперы ставили капканы на разного зверя, но большинство из них специализировалось на каком-нибудь одном. Рой работал в своем стиле - был специалистом по массовому облову. Он специализировался на том пушном звере, который собирается в большом количестве в определенном месте: бобр или ондатра живут сообществами у плотин и на болотах; они никуда с места не двигаются и ежегодным приплодом не только восполняют убыль, но еще и растут в числе. Скотти предпочитал более пугливого и подвижного, но и более ценного зверя: норку, куницу, ласку - зверей-бродяг, которых надо было уметь выследить, разведать их тропы, водопои, ночлеги. Первый капкан был пуст, но разряжен. - Должно быть, сорвался, - сказал Скотти, удерживая челнок на месте. - Да нет. Это система "Виктор" с тугим предохранителем, они безотказные. Самая ловкая крыса и та не высвободится. А эта, должно быть, оттянула сторожок. - Так почему ты не поставишь капкан поглубже в нору, чтобы она не могла зайти сбоку? - Тогда тянет за цепочку. Капкан был поставлен в кормежную нору. Это была небольшая впадина в рыхлом обрыве, верхняя часть ее была над уровнем воды, нижняя уходила под воду. В поисках кола, которым был заякорен капкан, Рой глубоко погрузил руки в воду. - Ты что, достаешь его? - спросил Скотти. - Нет. Забиваю кол поглубже. Рой насторожил капкан и установил его в норе под водой. - Теперь не вытянет, - сказал он. Потом срезал три или четыре тростниковых стебля и воткнул их в грязь возле капкана как скромную приманку. Они объехали все болото, осмотрели все капканы: и в кормежках, и в ночлежных норах, и на кочках, где крысы поочередно оставляют следы пахучего липкого мускуса, вызывая на свидание или на поединок, и возле дуплистых пней, служащих им уборными. Нигде ничего. - Осталось еще два, - сказал Рой. - Похоже, что ты можешь поставить крест на этом болоте, - сказал Скотти. Но в последних капканах было по крысе. - Неплохие, - сказал Скотти. - Средние, - возразил Рой, бросая крыс в челнок. - В первый раз у меня на этом болоте такая неудача. - Две на десять капканов - это неплохо, Рой. Рою пришлось согласиться, но внезапно он принял решение: - Давай-ка пройдем еще раз. Я сниму половину этих капканов. Что им зря сидеть в этом болоте. - А тебе что, не хватает капканов? - Нет. - Так зачем же снимать их? - Зряшное дело, Скотти. Зряшное дело. Они сняли четыре из десяти капканов и переправились на другой берег озерка, где и пристали среди гущи водорослей. Скотти вылез первым и придерживал челнок, а Рой не захотел больше мочить ноги. Он закинул мешок за плечи и передал ружье Скотти. Став на колени, Рой быстрым броском опрокинул челнок себе на голову, и они начали переволок. Весла, закрепленные в кожаных уключинах, уравновешивали лодку на плечах, а борта упирались в предплечья. Главное было - держать равновесие, и Рой свободно размахивал руками, следуя за Скотти по узкой лесной тропе вверх по крутому подъему. Они не разговаривали. Еще до конца подъема пошел дождь. Поначалу слишком слабый, чтобы пробить сосновые ветви, нависавшие над тропой, он скоро стал окатывать их потоками воды, и они шли то мокрыми прогалинами, то прогретыми сухими аллеями из сосен, где было сухо над головой, сухо в воздухе, сухо везде. Так они дошли до перевала. Перевалив и начав длинный спуск, они все чаще попадали на мокрые прогалины и через час извилистого спуска, промокшие до костей, выбрались к узкому концу Акульего озера. - Спусти челнок на воду, а я погляжу. Тут у меня два капкана на норок, - сказал Рой. Он опустил челнок на отмель и пошел, пробираясь по берегу между скалами и буреломом. Капканы были поставлены у, входа, в обиталище норок, у самой воды. Рой поглядел на гладкую скалу, спускавшуюся к плоской песчаной отмели, и еще раз подумал, что нет места лучше для норки. Но в эти ловушки за всю весну не попалось ни одной. Теперь тоже ничего не было, и он снял их. - Ты становишься чересчур разборчив, Рой, - сказал Скотти, увидев капканы. - Зачем ты и эти снял? - Здесь нет больше пушного зверя, - сказал Рой. - Ты слишком многого требуешь, - Скотти влез в челнок. - Зверь приходит и уходит, - добавил он. - Он уходит, уходит, уже ушел! - сказал Рой. - Отсюда, по крайней мере, он ушел. - А ты просто на себя дурь напускаешь, - сказал Скотти, и от сильного удара весла нос лодки так зарылся в воду, что Рою пришлось дважды сработать веслом, чтобы ее выровнять. - Ты сколько лет твердишь, что участок выловлен, но каждый раз как-то обертываешься. Пушнины становится меньше и дичи тоже, но это дело поправимое. Всегда так бывало. - А теперь не то. С каждым годом зверь уходит все дальше на север. От дождя вода стала как мертвая, и нос челнока легко резал ее податливую поверхность. Хотя время близилось к полудню, видимость сквозь дождь была плохая. - Уходит на север, - повторил Скотти. - Все вы помешались на этом. Все собираются уходить на север. Рой и сам не был уверен, правильно ли он делает, снимая капканы. Как знать, а вдруг и эта покорность отчаяния и сборы на север - все это лишь отражение его краха в Сент-Эллене. - А то как же, Скотти, - сказал он крепким плечам и затылку впереди себя. - Нам всем предстоит либо уходить на север, либо осесть на ферме в Сент-Эллене. Так что выбирай, Скотти. Выбирай любое из двух. Всю дорогу по озеру они не переставали спорить. - Послушай. Уж с этим ты должен согласиться, - сказал наконец Скотти, когда они начали переволок через узкую перемычку к последнему озеру. - Если ты не перестанешь снимать отсюда капканы, то этой зимой мехов у тебя не будет. - Теперь Скотти тащил челнок на голове, а Рой шел впереди, посмеиваясь над тем, что Скотти в споре, как и всегда, чересчур принимает все к сердцу. Но невольно хотелось разделять оптимизм Скотти в отношении их будущего, и, хотя сам Рой слишком трезво смотрел на вещи, чтобы с ним соглашаться, все же слушать его было приятно. На мгновение это оживило в нем утерянную веру в свой охотничий участок. Прежде чем пускаться в путь на последнее озеро - озеро Т, основную базу охотничьих угодий Роя, они остановились позавтракать в одной из его старых, заброшенных хижин. Когда-то охотничьим центром Роя были Мускусная заводь и первая построенная на ней хижина. Позднее он передвинулся севернее и построил эту хижину на озере Т. Еще позже, десять лет назад, он подался еще севернее и выстроил свою третью хижину на другом берегу озера, в двух часах езды отсюда. Как и многие озера Канады, это озеро названо было по своей форме, напоминающей заглавную букву Т. Сейчас они были у основания буквы, а чтобы попасть к теперешней хижине Роя, надо было подняться по средней палочке, свернуть налево и плыть до конца поперечины. - Где у тебя ключ? - спросил Скотти, когда они сбросили мешки у порога хижины и отряхнулись от дождя. - А почему ты не хочешь развести огонь здесь, на воздухе? - спросил Рой. - К чему это? Разве ты снял печку? - Да нет, она стоит на месте, - отозвался Рой и достал ключ с гвоздя под застрехой. Скотти отпер дверь, и они вошли. Рою этого не хотелось, он не любил входить в свои заброшенные хижины. Она была прочной постройки, сухая, но внутри неимоверно запущена. В ней стоял тяжелый запах гнили, и все было запакощено мышами. Мыши изгрызли матрац, и вся хижина до самых стропил была в обрывках мочалы и растительного пуха. Повсюду - на полках, на грубо сколоченных столах, в печи и даже в лампе - были мышиные гнезда. Рой и Скотти затопали ногами, и большинство мышей скрылось, но некоторые остались и нагло глазели на непрошенных гостей. Одна не могла выбраться из стеклянной банки, пока Скотти не опрокинул банку, а тогда шмыгнула прочь. Рой сплюнул в ладонь табачную жвачку и запустил ком в последнюю мышь, сидевшую на печке. Он промахнулся, но мышь нырнула в открытую конфорку и больше не показывалась. Это была большая белоногая полевка, остальные же были обыкновенные серые домашние мыши и одна крыса, за которой Скотти долго охотился, выгоняя березовым поленом из всех углов, и наконец убил, когда она метнулась к открытой двери. - Зачем ты ее убил? - спросил Рой. - Всегда убиваю крыс, - сказал Скотти. - Ненавижу этих гадин! - Чем они гаже мышей? Убиваешь одних, убивай всех! - Да я крыс не терплю, - сказал Скотти. Рой не стал спорить. В другое время он заставил бы Скотти еще раз изложить свои теории о добре и зле в мире животных. Но Рой уже забыл про Скотти. Оглядывая хижину, он чувствовал, что время и жизнь проходят слишком быстро. Еще сравнительно недавно эта хижина в глубине леса жила полной жизнью - и казалось, что это надолго. Теперь она была заброшена и близка к полному разрушению. Еще немного - и пазы разойдутся, крыша провалится, бревна растрескаются, пол прогниет и вся его постройка рухнет. Пока еще она выглядела прочной, но Рой знал, что она обречена. Это было своего рода напоминанием, что лес мог поглотить все - человека, или хижину, или весь поселок Сент-Эллен. Рой подумал, что даже не столько лес разрушает дело рук человеческих, а сама жизнь опережает их. Рой не мог бы определить это точнее, но у него мелькала иногда мысль, что виноват в этом человек, что природа всегда будет побеждать людей, если только люди не побьют природу ее же оружием. Он твердо верил в победу человека над природой, но эта хижина была доказательством, что он частично побежден, что зверь ушел от него своим путем, на север, и что скоро ему придется-уходить туда же. Это было прообразом того, что ожидает и Сент-Эллен, если голый гранит и бесплодная земля победят Сэма и фермера Джека. - Пойдем отсюда, - сказал он Скотти. - Лучше поесть на воздухе. Они заперли дверь хижины и развели костер у самого озера. Эта полоска воды была для Роя настоящим домом. Он любил плыть по ней и наблюдать, как она раздвигается перед ним в широкое полотно озера, как растут высокие скалы, а потом делаются ниже и пропадают, скрытые густой зарослью пихт, елей и сосен. Именно здесь он опять начинал особенно остро чувствовать лес. Для него это озеро было началом необитаемого края, который простирался необжитой и нетронутый до самого Гудзонова залива. То, что на карте между озером и Арктикой были помечены поселения и города, не имело значения. Это были великие канадские леса, и чем выше Рой поднимался по озеру Т, тем ощутительнее они его обступали. Когда дождь перестал и прояснилось небо, перед ним возникли знакомые скалы, деревья и хребты. Они так четко были запечатлены в его мозгу, что он даже не сознавал, что наблюдает их, и все же каждый раз он находил что-нибудь новое, особенно возвращаясь из Сент-Эллена. - Ты замечаешь, как сосна и ель обгоняют березу, - сказал он Скотти. Они были на стыке основания и перекладины буквы Т. Напротив них, за самым широким плесом, был крутой склон хребта, протянувшегося по самому берегу на три-четыре мили. Им хорошо был виден лес по всему склону, лес, исполосованный неистовством лесоруба и огня. Это был молодняк по вырубкам, большей частью густые поросли крепкой березки, уже оголенной надвигающейся зимой. Березы ярко белели на фоне черной земли и скал, припиравших их к склону. Но как ни част был узор берез, темно-зеленые верхушки пихт и елей делались все многочисленнее. В битве за солнце между молодыми березами и хвойными медленнее растущие хвойные, в конце концов, брали верх. Рой знал, что они победят березу. Скоро вся округа станет опять хвойным лесом, если только неистовые лесорубы или яростные пожары не убьют всю молодую хвойную поросль. - А что я тебе всегда говорю. Рой, - твердил Скотти. - Все в лесу меняется. То, что на время уходит, потом возвращается. Зверь тоже вернется, как и эти пихты. Рой закинул голову и засмеялся: - Тебе бы священником быть, Скотти. - Не понимаю, чего это тебе всегда приходит в голову, - сказал Скотти. - Всегда надеешься увидеть то, чего на самом деле нет, - настаивал Рой. - А есть у тебя на тех островах капканы? - спросил Скотти, ненадолго перестав грести, когда они вышли на широкое место. Справа от них, в самом центре озера, над водой подымались два покрытых редким лесом островка - вершины двух подводных гор. - Нет, когда замерзнет, я ставлю там капканы на лис, - сказал Рой. - У тебя пропадают хорошие места для улова, - заметил Скотти. - На такие вот островки норки наведываются к уткам и чайкам в гнезда. Тебе бы поставить тут парочку капканов. Рой. - Но через неделю-другую птицы все снимутся, - сказал Рой. - А с ними уйдут и норки. - Так ведь это через несколько недель. И все равно, когда озеро замерзнет, норки там непременно будут. Рой уже давно потерял надежду поймать хоть одну норку на этих островах, но сейчас он был полон энергии. Лес овладел им, и он повернул челнок к острову. - Ладно, уговорил меня, Скотти! - закричал он. - Наддай, может успеем поставить капканчик-другой и вернуться домой засветло. Их соединенными усилиями двенадцатифутовый челнок быстро резал тихую воду. Они так его гнали, что нос задрался, а корма осела. Откинувшись, они нарочно перенесли центр тяжести назад, чтобы скользить на одной корме и тем уменьшить сопротивление воды. Надо было быть первоклассным гребцом, чтобы так сильно грести при такой неравномерной и большой загрузке, но оба были мастерами своего дела. Они щеголяли друг перед другом, стараясь сильнее подать лодку на своем гребке. Удары весел становились все быстрее и резче, челнок все больше задирал нос, но ни одному из них не удавалось пересилить. Впрочем, вес и сила здесь не имели значения. Важно было мастерство и выносливость, и оба не сдали до самого острова. Помогая друг другу, они поставили три капкана на обоих островах. Работали они споро и быстро, пустив в качестве наживки одну из подстреленных Роем уток. - Скорее, Скотти, - сказал Рой и оттолкнул челнок от берега, едва дождавшись товарища. - Я вовсе не собираюсь катать тебя по озеру. Берись за весло. Я тебя так завожу, что ты к хижине на карачках потащишься. Наддай, Скотта! Наддай! Теперь они по-настоящему спешили, и было не до разговоров. Только время от времени Рой откидывал голову и смеялся, смеялся их соревнованию, смеялся напряженному движению гибких плеч Скотти, мелькавших перед ним, смеялся терпкой радости быть снова в лесу вблизи от своего дома. В конце концов. Рой измотал Скотти: тот был моложе, и ведь это был привычный путь Роя, который спешил домой. К тому же темнело, а Рой был неутомим в состязании с темнотой. Рой, можно сказать, греб за двоих к тому времени, как они втянулись в узкий залив озера и перед ними на самом берегу внезапно открылась приземистая бревенчатая хижина, словно присевшая на огромном плоском валуне. - Ну, вот тебе приятное зрелище, - сказал Рой притомившемуся Скотти. - Хижина в лесу, возвращение охотника домой. - Где его кто-то ожидает, - добавил Скотти. Из трубы поднимался дым, и, когда они ввели челнок в скалистую бухточку, дверь хижины распахнулась и из нее вышли двое. 5 - Сохатый! - воскликнул Рой. Это был крупный мужчина. Держался он небрежно, ходил не торопясь. С беспечностью истого лесного бродяги он невозмутимо прошагал двадцать ярдов, отделявших хижину от воды. Он был так похож на лесного зверя, именем которого его прозвали, что Рою всегда казалось, что ему пристали бы гордые и мощные рога настоящего сохатого. - Да это никак Рой? - сказал Мэррей, и за этими словами не было никакой мысли, все было как на ладони, полно уверенности и спокойно до апатичности. - А почем ты знал, что это не инспектор? - радостно заревел Рой, давая волю своему восторгу. - Да еще с того берега слышно, как ты хохочешь, - сказал Мэррей. - Хэлло, Самсон, - обратился Рой ко второму. - Я привез тебе твоего напарника. Самсон был совсем другой. Где-то посредине между туго сбитым крепышом Роем и крепкой высоченной фигурой Сохатого. Не будь рядом Мэррея, Самсон казался бы великаном. Но не за рост наградили его кличкой. Он обязан был ею своей черной густой бороде. Бороде и еще решительным движениям, решительной походке и решительной осанке: полная противоположность Мэррею, который высился над ним волею природы, но не по собственной воле. - Ты что, пьян? - спросил Самсон Роя. - Спроси Скотти, - ответил Рой. - Он-то трезв, да совсем умаялся. Мэррей и Самсон потащили в хижину мешки и ружья, а Рой со Скотти тем временем вытянули челнок из воды и опрокинули его на береговые камни. Рой подобрал двух пойманных крыс и пошел к хижине таким шагом, словно отправлялся в большой переход. Совсем отощавший Скотти ковылял вслед за Роем. - Ты только понюхай, Скотти, - сказал Рой, когда они вошли в хижину. При виде разведенного огня и стряпни Рой совсем растаял. - А что это у тебя на сковородке? - спросил он Мэррея. - Да вот, подстрелил олененка у Небесного озера, - ответил Мэррей, отрезая еще два куска от неосвежеванной туши оленя, лежавшей тут же на козлах. Он бросил мясо на большую сковородку и занялся стряпней, а Рой и Скотти присели на одну из коек, чтобы разобрать мешки. - Как поживает твой друг, инспектор? - спросил Мэррей. - Собирается зимой к нам пожаловать, - сказал Рой. - Ты, конечно, пригласил его? - загрохотал Самсон. - Само собой. Конечно! - ответил Рой, наслаждаясь репутацией единственного человека, который осмеливается бросить открытый вызов инспектору, почему его и дразнили, что они с инспектором на дружеской ноге. - А у нас и капкан для инспектора готов, - сказал Самсон. Начался разговор об инспекторе, который все оживлялся по мере того, как росли угрозы. Больше всех грозился Самсон, спокойнее всех был Скотти, который заявил, что инспектор, собственно, выполняет свой долг. - Эх, инспектор, инспектор! - только и вымолвил Мэррей. Рой, снимая сапоги и носки и раскладывая их на полу возле печки, слушал и подзадоривал других. Сидя на койке и болтая толстыми босыми ногами, не достававшими до пола, он медленно свыкался с дружеским объятием своей хижины. - Подкинь-ка дровец. Сохатый, - сказал он в лад своим мыслям. - Наконец-то охотник вернулся домой! - Он ожидал, что тот отзовется на его выходку, но Мэррей только медленно и безучастно улыбнулся, и Роя это огорчило. Он всегда старался рассмешить Мэррея по-настоящему, заставить его играть свою роль в этой лесной постановке, но Мэррей разве что изредка снисходил до ленивой заключительной реплики. Единственный раз он засмеялся, когда Рой впервые назвал его лесным бродягой. Мэррей продолжал стряпать, а Рой вынул карманный нож с длинным лезвием. Сплюнув черную от жвачки слюну на точильный камень, он направил нож и принялся снимать шкурку с ондатры. - Ты когда-нибудь видел, как енот жрет крыс? - спросил Рой. - Да тут отродясь енотов не бывало, - ответил Мэррей. - Они все ушли на север, - кольнул Роя Скотти. Рой засмеялся: - Верно, Скотти. А я вот видел енота в прошлом году на болоте. Он грабил мои капканы. Один раз ночью я, сидя на кочке, видел, как он свежует и ест мою крысу. Начал он с того, что отгрыз ей голову, потом стянул шкурку вот так же, как я сейчас делаю. Ну, когда он кончил, тут я его пристрелил. Получил готовенькую шкурку крысы и енота впридачу. - Ты его, должно быть, выдрессировал, - сказал Самсон. - Поглядеть, как ты свежуешь этих крыс, можно подумать, что в тебе есть индейская кровь. Рой стягивал шкурки на индейский манер - от головы к хвосту, вместо обычного способа трапперов, которые, наоборот, начинали с хвоста. Они поспорили, как уже десятки раз спорили об этом. Рой утверждал, что, сдирая шкурку от головы, чище отделяешь жировой слой от шкурки и не рвешь ее, тогда как Скотти и Самсон утверждали, что при этом шкурка пересушивается, портится и ломается. В конце концов, последнее слово оставалось за Роем, потому что ему всегда удавалось получать самую высокую цену за меха, хотя это на самом деле было результатом более тщательной выделки шкурки, гораздо более тщательной, чем у кого-нибудь в Муск-о-ги. Но и это не прекращало спора, и они долго препирались. Все, кроме Мэррея. Он не выказывал никакого интереса к различным способам свежевания крыс. Сдираешь с крысы шкурку... Ну, и сдираешь... Вот и все! - Енот, - сказал в заключение Скотти, - он-то знал, что делает. Нет лучше зверя в лесу, чем енот, - продолжал Скотти. - И чистоплотней его нет. Какой еще зверь станет полоскать мясо в воде, прежде чем его съесть? - И как еще он его не поджаривает, - насмешливо заметил Рой. - Ну это, во всяком случае, поджарено, - сказал Мэррей про свои оленьи бифштексы. - Давайте тарелки. Они принялись за еду, сидя на сосновой скамье у стола, прибитого к стене. Как и все в хижине, стол был рубленый, но прямой и крепкий. Рой сколачивал его на годы. Он выстроил хижину так прочно, что Самсон уверял, что это он себе сколотил гроб. Но для хижины она была достаточно велика - двадцать футов на восемнадцать, и без единой щели. Кроме стола, в ней было две койки, голова к голове; в одном конце, у двери маленький столик с умывальным тазом, кладовка, ящик с добром Роя под окном и небольшая железная печка. Все было сделано основательно: пол прочный, бревенчатый, без перекосов и прогибов, крыша толевая, четыре окна. В одном углу до самой крыши были сложены березовые чурки, и Рой, на минуту оторвавшись от еды, подбросил несколько чурок в печку. Стало жарко, Самсон вскочил и распахнул дверь. - Тут с тобой задохнешься! - закричал он. - Снеговик Самсон! - пожаловался Рой. - Ты еще когда-нибудь до смерти замерзнешь. Вероятнее всего, у себя в хижине. В противоположность хижине Роя, у Самсона была убогая, сквозная хибарка. Самсон намеренно держал ее в таком состоянии. Скотти, который делил с ним хижину, находил, что зимой в ней совершенно невыносимо, но Скотти никогда не жаловался, потому что, по его убеждениям, он должен был считаться с правами другого. Оба страдали от этого, но Рой знал, что оба довольны тем, как и почему страдают. - Как это ты не задохнулся в своем танке на фронте? - сказал Рой Самсону. - Ты, должно быть, буравил дырочки в броне, чтобы дышать свежим воздухом. - Когда становилось жарко, - сказал Скотти, - он выпрыгивал и бежал рядом. Фронтовые дела было единственное, чем Скотти и Самсон друг друга поддразнивали. Они вместе пошли на фронт и служили на одном танке, так же как сейчас жили в одной хижине. Они дрались у Арнгема, освобождали Данию, переправлялись через Рейн, а потом возвратились домой, к охоте; один еще более загрубелый, другой с идеями. Между собой они сохраняли мир тем, что никогда не спорили, хотя Рой за последние два года много раз пытался стравить их. Друг к другу они относились уважительно, разве что когда спорили о военных делах, но и тогда в их перекорах не было едкости, вовсе нет. - Знаешь, я уже почти достроил хижину в заповеднике, - спокойно заявил Мэррей, отставив свою оловянную тарелку и облокотившись о стол. - Тебе бы лучше не рассказывать об этом в присутствии таких законопослушных граждан, - заметил Рой, наливая всем по большой кружке кофе. - А я думал всех вас пригласить туда с собой, - сказал Мэррей. - Зел уже приглашал меня, - отозвался Рой. - А как вы двое? - спросил Мэррей остальных. - Там норка водится? - спросил Самсон. - Чего только там не водится, - ответил Мэррей. - Всего на всех хватит. Там можно наловить столько, что на много лет вперед хватит, особенно бобра. Нигде не видел столько бобровых хаток. Рой. - Так как же, Самсон? - осведомился Рой. - Пойдешь туда? - А ты? - спросил Самсон. - Может быть, - поддразнил его Рой. - Особенно если ты пойдешь. Скотти знал, что Рой может подстрекнуть Самсона на любое, самое безрассудное предприятие. В прошлом году, перед самым ледоставом, он поспорил с Самсоном на пятьдесят долларов, что тот не переплывет озера. Самсон переплыл, но после этого едва выжил. Теперь Рой подзуживал Самсона на затею, еще более смехотворную и опасную, и Скотти ждал беды. - Если вы, ребята, вздумали стать миллионерами, - сказал он, - почему бы вам не ограбить банк? Ничуть не рискованнее, чем охотиться в заповеднике. - Да там тебя никто и не увидит, в заповеднике, - сказал Мэррей. - Легче легкого! - заявил Рой. - А еще легче попасться, - предостерег Скотти. - Его преподобие, отец Скотти Малькольм, - сказал Рой. - Ты чего, собственно, боишься? Инспектора? - Никого я не боюсь, и инспектора тоже, - сказал Скотти. - Вам, ребята, просто не терпится нарушить закон. Только и ждете случая. А как же можно без закона? Чем была бы без него наша страна? - Тем же точно, что и сейчас, - ответил за всех Рой. - Надо же во всем различать добро и зло, - настаивал Скотти. - Ну, так это зло, - сказал Рой. - Пойдешь, Самсон? На бородатом лице Самсона ясно видно было, как ему трудно устоять против этого явного подвоха. - Скотти? - воззвал он. - Что ты об этом думаешь? - Нет уж, меня увольте! Самсон пожал плечами, и это было достаточно выразительным отказом, но Рой уже не знал удержу и приставал к Скотти до тех пор, пока Мэррею это не надоело. - Ладно, один или все, - сказал он. - Но только каждый со своими капканами. Скотти почувствовал, что, пожалуй, хватил через край со своими нравоучениями, он порылся в брезентовом мешке и вытащил бутылку водки. - Мечта зверолова, - сказал он Рою. - Починай! - За ваше преподобие! - с восторгом воскликнул Рой и тут же припал к бутылке, как человек, умирающий от жажды. До сих пор Рой несерьезно относился к предложению Мэррея охотиться в заповеднике. Разыгрывал он на этот счет и Самсона. Но сам-то в глубине души знал, что разжигает Самсона потому, что сам разожжен Мэрреем; дразнит Самсона рискованной затеей потому, что она и самого его раздразнила. Всегдашняя история. Давешний вызов Самсону переплыть озеро возник из насмешливого замечания Самсона, что Рой стареет. Он обратил насмешку на самого Самсона, и вышло так, что вместо сорокатрехлетнего мужчины поплыл через озеро молодой двадцатисемилетний человек. В тот раз выручило Роя то, что Самсон едва выдержал это испытание, и Рой с удовлетворением убедился, что молодые тела могут быть менее выносливы, чем стареющие. Но теперь Мэррей предлагал всерьез, и Рою приходилось в одиночку бороться с искушением и самостоятельно делать выбор. - Длина того озера около десяти миль, - рассказывал Мэррей, пока все четверо допивали водку. - Со всех сторон в него впадают речки, и на каждой - бобровые плотины, так что все кругом заболочено. На всех запрудах, вероятно, не меньше трехсот бобровых хаток. А это значит не меньше девятисот взрослых бобров. Так ведь, Рой? - А почему же никто их там не охраняет? - спросил Рой. - Понятия не имею, - сказал Мэррей, - но только уже больше пяти лет туда ни один обходчик и носа не совал. Нам надо только перекинуть туда один из твоих челноков еще до морозов; тогда можно будет облавливать одну речку за другой. И вся эта первосортная пушнина на одном пятачке! Один из челноков Роя! Мэррей требовал многого и знал это, как знали и Рой, и Самсон, и Скотти. Но Мэррей умел просить, не считаясь с тем, о чем просит, умел просить с небрежным безразличием. Рой уклонился от прямого ответа. - А почем ты знаешь, что обходчики туда не заглядывали? - спросил Мэррея Скотти. - Да они всегда ставят свои отметины, - сказал Мэррей. - Вбивают столбы, клеймят деревья, вехами отмечают дорогу. А вокруг этого озера никаких следов или меток; я там все кругом облазил. Во всяком случае, до ближайшего кордона там не меньше трехсот миль, и это на самом краю заповедника. - Может быть, они вообще об этом озере не знают? - предположил Рой. - Я в этом совершенно уверен, - сказал Мэррей. - Ты и в прошлый раз был уверен, однако попался, - сказал Скотти. Он раскаивался, что выставил бутылку, опасался того, на какие сумасшедшие поступки она могла толкнуть Роя, и считал своим долгом бороться за Роя с преступным влиянием этого бродяги. - В прошлый раз, - спокойно отозвался Мэррей, - мне пришлось пересечь весь заповедник, чтобы добраться до места охоты. Ну, они меня и выследили. Но это озеро в самом дальнем конце. Туда мы можем попасть, обойдя участок Индейца Боба и срезав севернее твоего, Скотти, затем перетащить челнок через хребет Белых Гор и спуститься по долине к Серебряной реке. Озеро чуть севернее, и найти его нелегко. Оно затеряно среди сотен других озер и в самом заповеднике и вне его. Нам надо только добраться туда до заморозков и обловить, побольше речек, пока они накрепко не замерзнут. Иначе придется совершить хорошую прогулку туда и обратно. Рой поднялся и сплюнул жвачку прямо в топку печи. Самсон был поглощен очередным глотком из бутылки. Мэррей скручивал самокрутку очень тщательно и очень искусно. Скотти нервно щелкал затвором своего тридцатипятикалиберного ремингтона. - А в самом деле, почему бы нам не отправиться туда, Скотти? - вдруг спросил Самсон. - Нет уж, увольте! - повторил Скотти. Рой больше не уговаривал Самсона. Но сам он все более укреплялся в своем решении. - Хоть поглядели бы еще раз по-настоящему на бобров, - все горячее рассуждал он. - А то здесь на эти покинутые хатки глядеть противно. Когда уйдет бобер, словно весь лес пустеет, а бобер уходит, Скотти; уж мне-то можешь поверить, он уходит. И ты это знаешь, и я знаю, и все мы знаем. Уходит, все равно как фермеры из Сент-Эллена. Выловили зверя, выпахали землю. - Просто ты опьянел раньше времени, - заметил Скотти. - И ты, и инспектор, оба вы только и знаете, что твердить мне, что я пьян! Все они порядком выпили, и спор разгорался и переходил на личности, пока наконец Скотти не закричал, стараясь спасти Роя от самого себя: - Ты кончишь тем, что окажешься вне закона, как Мзррей! Мэррей отхлебнул еще глоток и спокойно слушал их спор. - Я еще не вне закона, - возражал Рой. - Ну, так скоро будешь, - настаивал Скотти. - Попадешься на незаконной ловле в заповеднике, вот ты и вне закона, Рой. - Я не собираюсь попадаться, - кричал Рой. - Я всю жизнь ловил королевскую дичь, однако не попадался. Да, черт побери, я стрелял королевских оленей в самой Англии и не попадался. Почему же мне непременно попадаться сейчас? Это была давнишняя похвальба Роя, - каждый зверолов Муск-о-ги слышал от него самого или от других, что Рой занимался охотой на королевскую дичь в Большом Виндзорском парке. В первую мировую войну часть Роя была расквартирована на границах этого парка, и Рой уверял, что снабжал весь лагерь олениной, еженощно перелезая через королевский забор, ловя олененка или лань и с помощью ротных поваров заменяя ею конину, которую отпускало им интендантство. Это была одна из лучших ставок Роя в его игре с жизнью, это, да еще то, что в шестнадцать лет он мог похвалиться, что объем грудной клетки у него рекордный для всей Канадской армии. - Слышали мы, как ты обедал за счет короля, - кисло прервал его Скотти. - Только в Виндзорском парке не было никаких инспекторов, а в заповеднике их пять. И потом. Рой, надо же когда-нибудь прекратить это браконьерство. Рой захохотал: - Мы браконьерствуем только потому, что кто-то назвал это браконьерством. Подожди, вот скоро инспектор объявит мертвый сезон на все виды пушного зверя в нашем Муск-о-ги и каждую пойманную тобой мышь тоже объявит браконьерством. - Ну, этого они не сделают, - сонно отозвался Самсон. Рой выпил со дна бутылки. Водка была густая и мутная, и когда она ожгла ему язык, к Рою вернулся заснувший было юмор. - Самсон, - сказал Рой, - когда король объявляет бобра крысой, а рысь - медведем, он все равно прав. Так сказано в законе о звероловстве и рыболовстве. Губернатор тоже может назвать всякую вещь как ему вздумается. Он может объявить рыбу пушным зверем, он может всякую тварь считать королевской дичью и заявить на все королевские права. Губернатор в государственном совете может объявить березу пихтой, сосну - кленом, озеро - рекой, дерево - камнем. На то он и губернатор. И если он заявит, что ты браконьер, то, клянусь богом, Самсон, ты им и будешь, чем бы ты на самом деле ни занимался. Так почему женам не браконьерствовать? И почему бы нам не охотиться в заповеднике? Что это, не тот же лес? Всякая дичь принадлежит лесу, а лес принадлежит трапперам, точно так же, как Сент-Эллен принадлежит фермерам, а Сэдбери - шахтерам. Ты веришь в то, что ты браконьер, только потому, что браконьером называет тебя губернатор. Да! А ты попробуй слови меня, когда я в лес заберусь! - Ты пьян, - с отвращением сказал Скотти. - Ваше преподобие, досточтимый отец инспектор, Скотти Малькольм, - произнес Рой. - Так что ж, ты и на самом деле туда собираешься? - спросил Скотти. Рой захохотал: - А что, там действительно такая уйма бобров, Сохатый? - А то как же, - сказал Мэррей, который с каждым глотком становился все спокойнее, все рассудительнее. - Тогда почему и не пойти, - сказал Рой. - Пойду. Хотя бы для того, чтобы натянуть нос этому губернатору. - Покажи им, Рой! - поддержал его Самсон. - Вот мы с тобой вместе и покажем всему свету, Самсон, - сказал Рой. - Мы с тобой, - повторил Самсон, вставая во весь свой рост рядом с Роем. - Самсон, - сказал Рой, - ставлю пятьдесят долларов, что ты не вышвырнешь Скотти за дверь. Ставлю сто, что зацепишь его за порог! Тут засмеялся даже Мэррей. - А я ставлю еще пятьдесят, что ты не сбросишь Роя в озеро, - сказал он Самсону. Скотти горестно допивал водку, а тем временем вызовы становились все отчаянней. - Кто лучший стрелок во всем Муск-о-ги? - вдруг спросил Рой. - Я! - заорал Самсон. - Ну что ж, посмотрим, как ты подстрелишь мышь в том углу из тридцатипятикалиберной Скотти, - сказал Рой. Он взял ремингтон Скотти и протянул его Самсону. - Пять долларов! - Дай-ка патронов, - попросил Самсон у Скотти. Скотти поглядел на своего напарника. - Только не моими патронами, - отрезал он. - Ну, полно, Скотти, - просил Самсон. Остальные двое наблюдали за их размолвкой, ожидая, что она превратится в ссору. Никогда еще дело у них не заходило так далеко, Скотти был взбешен, а Самсон полон самоуверенной заносчивости, и оба пьяны. - Если вы затеете стрельбу здесь, кто-нибудь пострадает, - сказал Скотти. - Да брось ты, Скотти, - сказал Рой. - Дай ему пострелять. Зная, что этого нельзя делать, но не желая ссориться с Самсоном, Скотти надорвал пачку и протянул Самсону пригоршню патронов. Самсон сидел на одной койке с Роем, а Мэррей и Скотти - на другой, все в ряд по одной стене хижины. Застреха, из-под которой время от времени появлялись мыши, была на другом конце, на верхнем бревне, соединявшем стену с крышей. По этому бревну мыши могли свободно бегать вокруг всей хижины, но чаще всего они появлялись над дверью. Гнездо у них, должно быть, было в углу, за сложенными чурками. Четверо охотников выжидали появления первой мыши, ружье лежало у Самсона наготове поперек колена. - Если пуля даст рикошет, - сказал Скотти, - она кого-нибудь из нас укокошит. - Может быть, тебя, Скотти, - сказал Рой. Самсон выстрелил. Пуля вылетела из ствола со скоростью около двух тысяч футов в секунду. Это была пуля с мягким наконечником, она ударилась в сухое сосновое бревно совсем рядом с мышью, отколола щепку, так что мышь расплющило о крышу, отскочила к боковой стене и провалилась в березовые чурки. Звук выстрела и взвизг рикошета заставил всех пригнуться и застыть на мгновение. Потом Скотти воскликнул: - Он заработал твои пять долларов, Рой! - Да, черт возьми, попал, - сказал Рой. Вместо того чтобы кончить игру, Самсон стал щеголять своим мастерством. Даже Скотти не могло не нравиться, как стреляет Самсон. В пьяном виде Самсон и то стрелял лучше их всех. Звук выстрела не обратил мышей в бегство, а только переполошил их, и Самсон на лету настиг пулей белоногую мышь, когда она прыгнула на пустую жестянку из-под табака. - Из такого ружья невозможно промахнуться, - сказал Мэррей. Винтовка Скотти была новехонькая, и ее скользящий затвор щелкал с четким звуком точного механизма. Это было первое, что приобрел Скотти на демобилизационное пособие после войны. Безотказное, современное, дальнобойное и меткое ружье. У самого Самсона был старый бокфлинт [двустволка с вертикальным расположением стволов], и Рой уверял, что нет на свете ружья более неуклюжего и хуже сбалансированного. Самсон пользовался свинцовыми самодельными пулями, большими тяжелыми болванками, которые на близкой дистанции убивали наповал, но на расстоянии более шестидесяти шагов выдыхались. - А ты попробуй ударить из своей бронебойки, - попросил Рой Самсона. - Посмотрим, как действует эта пушка по маленьким мышам. Самсон попробовал и промахнулся, свинцовая пуля продырявила крышу, потрясающий выстрел оглушил их гулким эхом от всех четырех стен. Не выдержал даже Рой. - Будет, - сказал он. - Пальни вот из этого. - И он протянул свое ружье. Это был охотничий винчестер с рычажным механизмом затвора, излюбленное ружье лесовиков всей Америки и особенно канадских трапперов. Оно было не длиннее карабина. И хотя ложе у него было выщерблено и механизм затвора слегка разболтан, но в руках Роя это было совершенное оружие. Для своего калибра оно обладало зычным голосом, и ступенчатый щелк его рычажного затвора сливался с выстрелом, так быстро он за ним следовал в руках искусного стрелка. Самсон дал из него два выстрела: раз попал, другой промахнулся. Потом некоторое время мыши не появлялись, но все четверо терпеливо ждали. Каждый теперь выискивал себе цель, и когда перепуганные мыши снова заметались из угла в угол, вверх по стенам и вниз по бревнам, - один охотник за другим спускал курок, и все разом пригибались, когда пуля давала рикошет над их головами или прыгала возле них по полу. Только Скотти не стрелял. Он любил стрелять, но не хотел принимать участия в том, что считал жестокой забавой. - Эти белоногие мыши никому не причиняют вреда, - говорил он. - Чего ради вы их стреляете? Приберегите пулю для крысы. Рой тоже ничего не имел против мышей, но утверждал, что они крадут у него носки, утаскивают в нору и делают из них гнезда. Это было оправданием, да к тому же Рой едва ли сознавал, что он убивает. Самсон уже вообще не сознавал, что делает. Мэррею было решительно все равно, что он делает, все равно, что попадалось ему на мушку: птица, зверь или человек. У него была старая винтовка военного образца, неуклюжий приклад которой он обстругал под охотничье ружье. Это сильно отяжелило ее дульную часть, кроме того, при каждом выстреле в глаза ему попадал дым, но била она достаточно метко по его основной дичи - лосю; стреляя в лося, он редко давал промах. - Смотрите-ка, - сказал Рой во время очередной передышки. Небольшая пегая ласка, выскочив из угла, погналась за мышью и исчезла вслед за нею. Она промелькнула так быстро, что они ее едва заметили. - Она у меня ручная, - сказал Рой. - Мышей ловит. - Вот это мишень, - добавил Мэррей. - Подвижная мишень, что надо. Все согласились. При виде ласки, мелькавшей сквозь поленницу в погоне за мышами, казалось, что их не меньше десятка. Ласка шныряла в самое маленькое отверстие и вылетала из него с непостижимой, невероятной быстротой. - А ну-ка, прибавим свету, - сказал Мэррей и подтянул блок керосиновой лампы так, что она ярко осветила застрехи, куда скрылась ласка. - Ставлю десять долларов, что никто не попадет в эту ласку, - сказал он. Рой был того же мнения. Да он и не хотел бы попасть в ласку. Она появилась в хижине летом, когда ей было отроду несколько месяцев - еще в коричневой шкурке. Теперь она уже одевалась в свою белую зимнюю шубку и достигла почти полного роста. Рой не хотел, чтобы ее подстрелили, но ему хотелось попытать счастья в этой почти безнадежной игре. Они сидели и ждали, и каждый изготовил ружье. Самсон свистел и пищал, стараясь вызвать ласку из ее убежища. Скотти настороженно молчал. Рой колебался, все же наслаждаясь этим соревнованием. Мэррей ждал, ровно ни о чем не думая. Внезапный рывок ласки мгновенно вызвал выстрел. Произошло это так быстро, что все изумились, а еще более изумились они, увидев, что ласка, разорванная пулей почти пополам, свалилась в умывальный таз. Все посмотрели на Скотти. - Не люблю ласок, - изрек идеалист Скотти. - Всегда за кем-нибудь охотится - кровопийца. Убивает ради того, чтобы убить. - Вот это был выстрел! - искренне восхитился Самсон удаче товарища. Роя это почти протрезвило, а Мэррей громко захохотал. - Не сердись, Рой, - сказал Скотти, чувствуя, что Рой недоволен. - Держи! - он снова полез в мешок и вытащил еще одну бутылку водки. - Может, эта еще вкуснее! Рой выпил, выпил и Скотти. При этом они позабыли об остальных, потому что между Скотти и Роем был давний спор, недоступный пониманию Мэррея и Самсона. Спор был настолько серьезен и глубок, что ни одному из них не надо было сейчас говорить. Они знали мысли друг друга и без этого. Выстрел, убивший ласку, был только очередным выражением их спора, и, хотя оба были пьяны, спор они вели и сейчас. Рой был материалист, объективный наблюдатель жизни лесов. Собственный опыт научил его, что все привычки и навыки лесных зверей (свирепые или кроткие) - это часть естественного процесса, процесса эволюции и борьбы за существование, что каждый зверь вынужден убивать, чтобы выжить, хотя бы в дальнейшем ему самому предстояло стать жертвой более сильного хищника. Для Роя это был естественный процесс, то, что надо было признать как существующее, будь оно жестоко или милосердно, трагично или смешно. Он принимал его как объективный факт и давно перестал искать в этом процессе добро или зло, потому что сам он не участвовал в нем. Рой знал, что человек стоит в стороне и над всеми прочими. Он включается в процесс только как властелин, потому что природа и все в ней враждебно человеку. Природа уничтожила бы людей, если бы они общими силами не добились победы над ней и не стали управлять ею. Рой всегда включал себя в эту общую борьбу с природой; частью ее были и постройка этой надежной хижины, и использование человеческой сноровки при ловле пушнины: мех для продажи, мясо для еды - все для того, чтобы выжить в этой битве со всей природой. Как существо общественное, способное к сочувствию и самообузданию, Рой, конечно, имел свои симпатии и антипатии и в том, что сам делал, и в том, что делали звери, но, симпатизируя одному зверю, он принимал их всех и никогда без надобности не вмешивался в их жизнь. Он любил наблюдать ее, не нарушая ее течения. Ему нравились мыши, но он с удовольствием наблюдал, как ласка выполняет свое предназначение, охотясь за мышами. Это была не жестокость, это был закон жизни. Иногда все-таки Рой вмешивался, иногда он включал себя или свое ружье в этот процесс, просто чтобы поглядеть, что ж из этого получится; но даже и тогда это было лишь развитие процесса, его проверка. В остальном Рой соблюдал строжайший нейтралитет. Иногда жестокость того, что происходило в лесу, возмущала его, но он никогда не наказывал одно животное за жестокость по отношению к другому. Это было бы тоже проявлением жестокости, его жестокости, а он не хотел быть жестоким. Он убивал медведя, если тот нападал на него, оленя - если нуждался в еде, бобра - мех которого был ему нужен; но убийство ради убийства было ему отвратительно. И не менее отвратительно для него было бы убийство по праву некоего божества, провозгласившего одних животных хорошими, других плохими, одних правыми, других виноватыми. Для Роя это было бы верхом абстрактной жестокости, и в этом-то и был корень его молчаливой распри со Скотти Малькольмом. Скотти Малькольм был идеалист, он верил, что существует общеобязательный для всех принцип добра и зла, что добро и зло существуют на свете, просто существуют, существуют как высший закон. Для Скотти весь животный мир был ужасной средой, жестоким и преступным круговоротом: убей, чтобы не быть убитым; процессом в корне порочным, порочным в целом и во всех своих частях. Каждый раз, когда того требовало его чувство добра и зла, Скотти вмешивался в этот процесс. Он убивал сову, если видел, что она нападает на зайца; он освобождал муху из паутины и убивал паука; он убил ласку, потому что она охотилась на крошечных мышей. Он, не задумываясь, карал виновных, потому что твердо знал, что хорошо и что плохо. Он знал это, пока не сталкивался с противоречиями, которые потрясали его. Сегодня он обязан был убить ласку, потому что она напала на мышей, но ведь завтра он, может быть, вынужден будет убить лисицу, которая погонится за лаской. Рой не уставал разоблачать это уязвимое место в его теориях, но Скотти всегда начинал толковать о жестокости оправданной и неоправданной. Он утверждал, что некоторые животные хуже других и потому их надо обуздывать. Это приводило Скотти к признанию, что некоторых животных он ненавидит и презирает, а других уважает как образец порядочности и хорошего поведения. Он наделял всех лесных зверей человеческими свойствами: жестокостью, верностью, чистоплотностью, прилежанием или намеренной подлостью. Животных, которые ем у нравились, он убивал неохотно. Тех, которых ненавидел, убивал с упоением. Он ненавидел норку, потому что норка, так же как и ласка, была самым прожорливым из маленьких хищников леса. Скунс ему нравился своим бесстрашием, медведь тем, что он простачина, енот тем, что он чистюля, бобер - как бесспорная умница; но лисицу он презирал за ее плутни, волка за безжалостность, белку за надоедливость, куницу за то, что она обкрадывала его капканы. Была у него еще теория, что самые кроткие животные леса - самые живучие и потому они переживут хищников и наследуют землю. Он утверждал, что дикобраз, который только и умеет защищаться, что свернувшись в колючий клубок, - царь лесов, потому что своей пассивной обороной он выигрывал сражение с противником. С ним не могли совладать даже прожорливость и жестокость самого закоренелого убийцы лесов - росомахи. Росомаха могла убить и пожирала дикобраза, несмотря на его иглы, но вскоре после этого она сама подыхала мучительной смертью, потому что иглы поглощенного ею дикобраза раздирали ей горло, легкие и желудок. Для Скотти в этом была поэзия справедливого возмездия и порука того, что кроткие возвеличатся и что пассивная оборона единственно правильная оборона. Он применял это и к скунсу, споря с Роем, что скунс идеал животного мира. Скунс безвреден, отважен, все в лесу сторонятся его просто потому, что боятся, как бы он не обдал их вонючей струей из хвостовой железы; скунс своеобычен и независим, живет один и не общается даже со своими родичами, он чистоплотен, привязчив, надежен, силен. Скунсу предназначено было стать идеальным образцом добра, как волку или норке - образцом зла. Все предопределено - кому суждено родиться убийцей, кому - его жертвой; и борьба между ними - это борьба зла с добром. Вера Скотти в дикобраза и скунса приводила его к заключению, что кроткие победят, пусть с его помощью. Вот в чем была между ними разница, в чем заключался их молчаливый спор. Это был спор без слов, потому что ни один из споривших не умел выразить своих доводов словами. Они никогда не могли добраться до сути дела. Они понимали, о чем спорят, но спорить могли только фактами, примерами. Они и сейчас спорили все о том же, как ни были пьяны. Рой твердил, что Скотти поступил жестоко, убив ласку. Скотти отрицал это, говоря, что убийц надо уничтожать. Рой спрашивал, почему Скотти не убьет своего любимца скунса? Ведь скунс пожирает мышей, пожирает вдвое больше, чем целый выводок ласок, и ест их даже сытый. Скотти возражал, что скунс иное дело, он ест ради пропитания, а не потому, что любит убивать. Кроме того, у скунса много других добродетелей, и он снова перечислил их, хотя Рой тут же заявил, что эти добродетели есть и у ласки, и у лисицы, и у енота. Рой утверждал, что подобные добродетели есть и у других хищников. Норка, например, заботливая мать, она себя уморит с голоду, только бы накормить детенышей. Росомаха уводит людей и собак от своих детенышей, рискуя собственной жизнью, а любимец Скотти, преподобный дикобраз, - трусишка и плакса, он при малейшей опасности забивается в нору с детенышами, ворчит, хнычет и плюется, а потом иной раз и покидает детенышей. А насчет того, что дикобраз наследует землю, Рой утверждал, что медведь (которым Скотти восхищался) может без особого для себя вреда убить и съесть дикобраза, как, впрочем, и куница-рыболов. Но этот довод только усилил восхищение Скотти медведем: вот ведь и есть умеет разумно, культурным образом, не обжираясь до смерти. Спор тянулся долго и кончился, как кончался всегда; кончился в тот самый момент, когда они коснулись существа вопроса. Когда Рой спросил, как можно решить, какой зверь прав, а какой виноват, Скотти возразил, что и решать тут нечего. Одни изначально правы, другие виноваты, и все животные подчиняются определенному закону. Но Рой спросил - если есть набор чистых и нечистых, как же человек может приучить волка жить мирно с зайцем, ласку с мышью, льва с овцой, собаку с кошкой. Тут оба начинали путаться, и спор их переходил в молчаливое несогласие, несогласие по основным взглядам на жизнь - неразрешимое, потому что они не умели его разрешить. - Ладно, - сказал Самсон, сползая с койки. - Пойду выкупаюсь в озере. Идем, Сохатый! Пускай они перервут друг другу глотку, доискиваясь, кто из них прав, кто виноват. А я пойду выкупаюсь в озере. Мэррей поднялся вслед за Самсоном. Наблюдать он мог за всем, что бы человек ни делал. Рой стал их удерживать. - Только тебя в этом озере не хватало, - говорил он Самсону. - Оно только и ждало, что ты пьяный в него плюхнешься. - Я его выловлю, если он упадет, - сказал Мэррей. - Знаю я тебя, будешь стоять и любоваться, как он тонет, - сказал ему Рой. Объединенными усилиями Скотти и Рою удалось удержать Самсона и Мэррея в хижине. Скотти соблазнил их остатками водки, а Рой доковылял до двери и запер ее. Когда они кое-как расположились по койкам на ночлег. Рой произвел последнее наступление на силы природы. Он до отказа набил печку березовыми чурками, и к тому времени, когда он тяжело повалился на койку рядом со Скотти, красное пламя затмило слабеющий свет лампы, а Рой, еще до того как заснуть, почувствовал восхитительное неудобство от нестерпимого жара тобою же затопленной печки. Хоть в этой битве он всегда мог остаться победителем! И с чувством одержанной победы он погрузился в глубокий сон. 6 Утром Рой собрался и ушел, не дожидаясь, пока другие проснутся. Ему хотелось скрыться от последствий вчерашнего пьянства, все равно каковы бы они ни были. Ему смутно помнилось, что он обещал Мэррею переправить для него челнок через хребет Белых Гор в заповедник. Ему не хотелось исполнять свое обещание, не хотелось испытывать то чувство неловкости, которое овладевает каждым при встрече с вчерашними собутыльниками. Когда он отплывал по озеру, вода, казалось, похрустывала под днищем лодки. Небо было холодное, темное, но это была напряженная темнота, готовая мгновенно уступить сиянию утра. Лес притих и, неимоверно притихший, казался заброшенным, мертвым. Нов тишине где-то слышалась хрупкая капель и более острый звук бегущей по склону воды. А потом, когда он вывел челнок на середину озера, когда на окрестных хребтах вспыхнули первые отсветы зари, вместе с утром родились и первые звуки лесной жизни. Снеговая сова - последний голос ночи - загукала, пролетая у него над головой. Потом откуда-то издалека донеслось тявканье лисы. Потом птицы - черноголовая синичка зачирикала: "чик-а-ди-ди-ди-ди"; засвистели, заверещали, зацокали белки; застрекотали голубые сойки; послышалось "бзт-бззт" куропаток. Это были слабенькие звуки, едва долетавшие до середины озера, но он слышал их и все их различал. А к тому времени как свет разлился по всему небу, сам лес начал помаргивать, потрескивать и покряхтывать непонятными звуками своего медленного пробуждения. Рой знал: ничего на свете не могло для него сравниться с тем удовлетворением, которое он испытывал сейчас, в первый день своей очередной битвы с коварными уловками природы, сейчас, когда он плыл в тяжело груженном челноке по основной артерии своего леса, уже ощущая приятное чувство здорового голода. Он знал, что на этот раз предстоит битва и за самого себя: быть ему траппером или бродягой, пьяницей или фермером, человеком или зверем. Но у него был план, какие-то зачатки плана, с помощью которого он должен был все и навсегда уладить; и он собирался этот план испробовать. Цепь капканов Роя располагалась по огромному кругу протяжением миль пятьдесят. Южным основанием его и началом маршрута было озеро Т. Обычно он начинал обход капканов, проплывая до самого конца озера Т и проверяя прибрежные норы. Потом оставлял челнок на том берегу и шел на север, через хребты к Четырем Озерам: это было его основное охотничье угодье, богатое бобром и ондатрой. На Четырех Озерах у него была небольшая хижина, из которой он, прежде чем идти на запад к Литтл-Ривер, как правило, три или четыре дня обходил все капканы на впадающих в озера речках. Иногда до ухода на запад он охотился на лося в болотах между Четырех Озер, но чаще довольствовался оленем, которого стрелял на хребтах по дороге к Литтл-Ривер. Это был быстрый узкий поток, на котором водилась норка, и тут проходила западная граница угодий Роя. На другом берегу начинались угодья Скотти и Самсона, здесь они иногда встречались. По этому потоку Рой спускался на юг к последнему своему озеру, которое он назвал Пит-Пит, по особенному звуку, с которым речка вливалась в озерную воду. Отсюда, чтобы добраться до хижины, ему оставалось перевалить еще один хребет, замкнув этим круг или квадрат маршрута на восток, север, запад, юг и опять на восток. Как правило, обход всей цепи капканов занимал пять-шесть дней. Но на этот раз он решил поступить иначе. Для начала он проплыл, как обычно, до восточного конца озера Т, проверяя по пути капканы на норок, некоторые снимая, другие перезаряжая, - как те, что накануне поставил вместе со Скотти. В самом конце озера Т он затащил челнок под большую упавшую сосну, прикрыл его ветками, а потом разложил костер, чтобы приготовить завтрак. Тяжело нагрузившись хлебом со свининой и сладким чаем, он навьючил на плечи увесистый мешок и пошел не на север, а на восток и шел на восток почти до полудня, пока не достиг мелкой порожистой речки. На том берегу ее виднелась хижина, и когда Рой вброд перебрался к ней, его встретил лай собак, кудахтанье перепуганных кур и наконец высокий худой индеец. - Хэлло, Рой, - сказал индеец. - Хэлло, Боб, - сказал Рой. Индеец Боб: так его прозвали потому, что настоящее имя его было слишком сложно. Рой знал его и охотно называл бы Боба по имени, радуясь тому, как оно звучит - Хома-Хомани: первое облачко на небе, - но это имя Боба было не для белого, будь то сам Рой. Ведь даже маленькая бронзоволицая индианка - его жена - теперь называла его Боб. Одежда Боба тоже была одеждой белого: заячья шапка, кожаная куртка, синие холщовые штаны, но индейские оленьи мокасины. Во все это было облачено высокое, худое, изможденное тело чахоточного - черноглазого, бледного человека, напоминавшего Рою сохнущий клен, из которого выцедили слишком много соку. - Хорошо, что я застал тебя, - сказал Рой. - Я только что собирался в Сент-Эллен за мукой и провизией, - сказал Боб. - А не поздно? - спросил Рой. - В этом году все запоздало. Рой. - Запоздало? - повторил Рой, думая о дичи. - Или просто ушло? - Мало-мало запоздало и мало-мало ушло, - сказал Боб. Это было пародией на мнимо индейский говор, которым Боб пользовался как своего рода насмешкой над белыми. По-английски он говорил, как и все в Сент-Эллене, как все охотники, но время от времени передразнивал тот жаргон, который белые приписывали индейцам. Сейчас он не высмеивал Роя, которого любил. Просто это был невольный протест. - Боб, - сказал Рой, - я хочу пройти к Зеленым Озеркам, туда, где мои владения вклиниваются в твои. Ты не против, если я пройду по твоим землям, чтобы попасть к озерам? - А для чего тебе туда надо, Рой? - Я хочу обловить там все, что мне удастся. Я засяду в своей хибарке на Четырех Озерах и расставлю капканы по всей округе, столько капканов, что мне только бы запомнить их место. Зверя там, может быть, и немного, но если он там есть, я его возьму без остатка. Массовый облов! Я хочу обловить даже Зеленые Озерки. Я там никогда не ставил капканов, взять там можно немного, но они, по крайней мере, все в одной горсти, и чем же они хуже здешних больших озер. Зеленые Озерки, маленькие, окруженные почти непроходимыми зарослями, по правде говоря, были Рою ни к чему. Он назвал их сейчас официальным именем, но чаще крестил их Никчемными озерами, Бросовой землей, Разоренной округой. - Может быть, там есть пушной зверь именно потому, что я его там не ловил, - сказал он. - Во всяком случае, испробую, но для этого мне надо пройти по твоей земле, чтобы не плутать по этим лесам. - Конечно, - сказал Боб. - Прошу тебя. - А есть тропы прямо к Зеленым Озеркам? - Есть одна старая охотничья тропа, но лучший путь туда по хребту. - А тебе не будет неприятно, если увидишь меня на хребте? - Я теперь редко хожу туда, - сказал Боб. - Слишком далеко. - Хочешь, если встречу, я подстрелю тебе дичину на мясо? - спросил Рой. - Там водится много оленей, - сказал Боб. - Увидишь, стреляй. Предложив снабдить Боба мясом, Рой хотел отплатить за разрешение на проход по его угодьям. Мясо было почти единственной пищей этой индейской семьи. Боб охотился, как и все, но он не мог позволить себе незаконной охоты. За это его - индейца - ждало то же воздаяние, что и белого, но для индейца потеря участка была потерей самой жизни. И вот Индеец Боб перебивался кое-как на законной норме. Это позволяло ему каждый год закупать немного провизии в лавке, но большую часть пропитания он выцарапывал из земли, здесь, у своего ручья, выращивая немного кукурузы и озерного риса, держа немного кур, свиней, коз и ловя в летнее время столько рыбы, сколько мог провялить или сохранить на зиму в своем погребе. - Почему ты не попросишь себе участок в бобровом заповеднике Джеймс-Бэй? - спросил Рой у Боба. Как некоторые другие заповедники Канады, Джеймс-Бэй был крупным лесным заказником, закрытым для всех трапперов, кроме ограниченного количества индейцев; это были угодья, кишевшие молодыми бобрами, и огражденные законом бобры быстро размножались и давали верный улов. - Не знаю такой земли, Рой, - сказал Боб. Рой знал: Боб хотел этим сказать, что Муск-о-ги его дом, дом его предков. Он не хотел покидать его, как Рой не хотел покидать Сент-Эллен. - Ты прав, - медленно промолвил Рой. - Джеймс-Бэй это очень далеко отсюда. - Кончится тем, что я стану фермером, расчищу вот тут лес и буду фермерствовать, - сказал Боб. Как и Рой, он знал, что дичь уходит на север и скоро совсем исчезнет. Как и Рой, он знал, что никогда не сможет покинуть лес, и чем покидать его, он готов был попробовать фермерство в лесу. - А что говорит уголовный кодекс насчет угодий на севере? - спросил его Рой. - Ведь ты мог бы попытаться получить участок на севере? - Трудно сказать, Рой. Одно дело, когда читаешь закон, совсем другое, когда его нарушаешь, особенно уголовный кодекс. Уголовным кодексом обычно называли положения об индейцах. Рой читал эти положения, читал их в хижине Боба, где они висели как еще одна из насмешек Боба над белыми. Рою они показались настолько похожими на положение о дичи, что он пришел к заключению, что индейцев сохраняют как дичь, как осколок естественной и желательной лесной жизни, которой нельзя было дать вовсе исчезнуть. - Ну что ж. Я пойду, Боб, - сказал Рой. Вид индейца начинал угнетать его. Мысль, что Индеец Боб обречен оставаться тут, - все равно, будет ли начисто выловлено его угодье, или нет, - всегда угнетала Роя. - Когда ты собираешься уходить к северу на новые земли? - спросил индеец Роя. Рой уже начал переходить речку. - Еще не знаю. Боб, это будет зависеть от многих обстоятельств. Но скоро это выяснится. - А Сохатый тоже где-нибудь близко? - перекрикивал Боб шум порогов. - Да. А что? - Кто-то ставил капканы на моей плотине у старых коряг. Должно быть, Сохатый. - Ты так думаешь? - ответил Рой. Теперь ему тоже приходилось кричать. - Скажи ему, если он будет искать свои капканы, что они висят на сухом дереве около плотины. - В этом не было злого умысла, индеец поступил так, как поступил бы любой траппер, найдя на своем угодье чужие капканы: он снял бы их и повесил. Во второй раз он имел право взять их себе. - Ладно, Боб. Увидимся, когда я буду возвращаться. - Счастливого пути, Рой. Рой перешел реку и заброшенной тропой пошел на север, к Четырем Озерам. Еще засветло он добрался до своей хижины, скатившись с последнего склона, как перегруженный состав, который давит на паровоз и подгоняет его. Пока он зажигал лампу и разводил огонь, мыши разбежались по углам и оттуда наблюдали, как он распаковывает провизию и прячет ее в прочный ларь, весь источенный следами их зубов. Рой устал; поужинав, он пригасил огонь, повалился на койку и заснул безмятежным сном. Утром Рой быстро и сноровисто принялся за свой массовый облов. Прежде всего он проверил капканы на Четырех, Озерах, сняв одного бобра и одну ондатру. Потом стал расставлять капканы во всех мало-мальски пригодных местах. У него в хибарке на Четырех Озерах было десять старых капканов системы "Ньюхаус"; он их починил, вычистил и расставил по бобровым запрудам, на кормовых площадках ондатры и у хаток. Он поставил полдесятка капканов первого номера по берегам и на песчаных отмелях. Эти предназначались для норок, которые каждую ночь бродят по берегу в поисках рыбы и лягушек. Покончив с Четырьмя Озерами, Рой совершил двухдневный поход в сторону, на север от угодий Индейца Боба, к Зеленым Озеркам. Это были глубокие озера, не очень удобные для бобров, но здесь могли водиться норки и, может быть, выдра. Прежде всего надо было разведать дичь, разыскать красноречивые кучки окровавленных перьев у обиталища норок, неприступные убежища ласок, скользкие глиняные склоны, по которым выдры, играя, съезжают в воду. Он обнаружил мало следов выдры или норки, но там, где они были, расставил капканы, расставил искусно, используя для приманки рыбу, наловленную сетью в Четырех Озерах. На одном из Зеленых Озерков были две небольшие бобровые запруды, и тут он тоже поставил три капкана прямо у хаток. - "Запрещается законом, - громко распевал Рой, ставя свои капканы, - любому гражданину ставить капкан ближе чем в пяти футах от обиталища бобра". Ну что ж, господин губернатор, я, кажется, нарушаю закон, но извольте пожаловать сюда и поймать меня на месте преступления. Пожалуйте сюда и посмотрите, как приходится бедному человеку изворачиваться, чтобы взять какого-то несчастного проныру - бобра. Когда Рой расставил все свои капканы, он стал устраивать западни. Он хорошо знал и параграф о западнях, и, так как единственным источником печатной поэзии для Роя был язык положений о дичи, он охотно цитировал вслух выдержки из закона. Параграф был очень прост, он гласил, что любому гражданину запрещается законом пользоваться западнями для любой цели на всем протяжении округа Сент-Эллен. Рой устраивал западни в расчете на любую дичь, какая бы в них ни попалась, будь то рысь, лиса, куница-рыболов или даже волк. Волчьи шкуры шли за бесценок, но за волка старше трех месяцев платили премию в двадцать пять долларов; и хотя Рой считал это лишь яростной местью закона по отношению к четвероногому охотнику, он не упускал и этой возможности. - Идет война, - говорил Рой звериной братии на охотничьих тропах, - и кто-нибудь должен в ней победить. Кто-нибудь должен перехитрить другого. Так берегись же, свирепый волчище, кровопийца-норка, сторожкая лисица, залегшая в чаще рысь. Кто-нибудь из нас должен перехитрить другого. Рой был очень хитер. Он не был специалистом по трудно уловимой дичи, но он мог перехитрить ее, потому что знал ее повадки. Вся дичь ходила по тропам, пробитым крупным зверем, таким, как олень или лось. На таких тропах Рой и ставил свои западни. Хитрее всего он устраивал их на лисицу. Обычно Рой перегораживал звериную тропу стволом; он подкатывал ствол к месту рычагом, к которому прикасался только в перчатках, совершенно устраняя всякий человеческий запах. Перегородив дорогу, он обматывал один конец длинной проволоки вокруг тяжелого ствола, а затем прилаживал петлю так, что лисица должна была попасть в нее, если бы вздумала обойти ствол. Делалась западня из стальной рояльной струны, прочной и упругой; чтобы и на ней не было следов прикосновения человека, Рой натирал ее воском. Некоторые трапперы пользовались для этого мускусом бобра или крысы, но Рой считал, что чем привлекать чуткий нос лисицы этим ложным запахом, лучше нейтрализовать западню безразличным запахом воска. Он еще никогда на деле не проверял этой своей теории, но теперь, расставив западни в большом количестве вокруг Зеленых Озерков и Четырех Озер, а также по хребтам и долинам, он должен был на опыте проверить настоящую их цену и свое собственное охотничье мастерство. В последнюю очередь Рой занялся куницей и родственной ей куницей-рыболовом. Эти ценные пушные звери могли попасться в любую из его ловушек, в капканы на норок, в некоторые западни, даже в капканы на бобров и ондатр. Но охота специально на рыболова или куницу требовала особого опыта и навыков. Они не только редко встречались, но, как правило, никогда не обнаруживали своего обиталища. Охотнику приходилось догадываться, где их искать, догадываться об их привычках. У обоих был богатый шелковистый коричневый мех стойкого цвета, за него всегда хорошо платили. Оба они жили на деревьях, не нуждаясь в логовах или норах. Оба питались мелкой живностью - зайцами, белками, мышами, всем, что попадало на их острый зуб. Раздумывая о них. Рой вспомнил, что за всю свою долгую жизнь в лесу он видел каждого из этих зверьков всего пять или шесть раз, особенно куницу. Она жила в самой гущине и темноте хвойных чащоб и не выносила воды и сырости. А рыболова, наоборот, можно было обычно найти возле болота или ручья, хотя и тут он держался на верхушках деревьев и спускался только охотиться. Они были заклятые враги, и в схватках куница обычно побеждала своего родича. Оба они охотились в одиночку, преимущественно ночью. Об их привычках у Роя сохранилось только одно воспоминание. Однажды у него на глазах рыболов загрыз красную белку; увидя Роя, рыболов откусил у белки пушистый хвост и метнулся к ближайшему дереву. Он мгновенно исчез в листве и помчался с верхушки на верхушку, держа в зубах белку, но освободившись от ее хвоста, который затруднил бы ему бегство. Рой заряжал свои капканы на куницу и рыболова красной белкой, но, вместо того чтобы закреплять капканы на поваленном стволе или на земле, он подвешивал их так, что, прыгая за белкой, куница или рыболов должны были непременно попасть в капкан. Он поставил пять полуторных капканов, все вокруг Зеленых Озерков. Для рыболова он выбирал нависшие над водой ели, для куницы заходил поглубже в чащу. Этим Рой закончил расстановку цепи капканов массового облова. Но расстановка была только началом. С этого дня ему надо было упорно и методично осматривать капканы, обходя их в строгой последовательности и освежая наживку. Он обошел сначала Четыре Озера, обобрал капканы и, возвращаясь с добычей в хижину, одновременно проверил кое-какие западни. Потом совершил двухдневный обход Зеленых Озерков, по пути туда проверяя западни, обобрал капканы у воды, а по дороге обратно проверил остальные западни. Ему приходилось тащить на себе провизию, приманку, топор и наловленную дичь. Обход приходилось делать быстро, потому что на Зеленых Озерках у него не было другого убежища, кроме шалаша из пихтовых веток, который он соорудил под большой сосной. Значит, ему приходилось тащить также и спальный мешок, а для человека, привыкшего к удобствам своих хижин, это было большим лишением. Но он не сдавался, надеясь, что результат оправдает все труды. За две недели Рой изловил четырех бобров, четырех ондатр, одну норку и двух ласок. Более редкая дичь: лисица, рысь, куница, рыболов, выдра - вовсе ему не попалась, хотя он обнаружил много следов лисицы и рыси и знал, что рано или поздно и они ему попадутся. Но это требовало тяжелого труда, бесконечного труда. - Вот тебе и одиннадцатый номер! Чем не автолиния, - говаривал он себе, возвращаясь измотанный в свою хижину у Четырех Озер. - Вот тебе и конвейер! - Но он протянул так еще и третью неделю, а потом понял, что пора это прекратить: стал выпадать снег. Началось все с небольшого бурана при порывистом северном ветре. Чистый ранний снежок пеленой лег на леса, озера и хребты гор, и с одного снегопада в долинах уже образовались сугробы. Всю эту бурю Рой пересидел в своей хижине на Четырех Озерах. Когда буря пронеслась, он сделал последний обход, - снег вынуждал его торопиться и скорее идти проверять капканы на Литтл-Ривер, а потом свернуть на юг и посмотреть, что делается у него на озере Пит-Пит. Оба эти участка были заброшены им почти на месяц, и Рою предстояло решить, стоит ли ради новой цепи капканов пренебрегать всеми старыми. От этого решения многое для него зависело. В последнем обходе его задерживал рыхлый снег, который приходилось приминать на ходу. Обход был неудачен. На Четырех Озерах попалось несколько бобров и несколько ондатр. И только. По дороге на Зеленые Озерки он нашел в одной западне лисицу. Лисица сидела на тропе, проволочная петля захлестнула ей шею, но она была еще жива и напоминала собаку на сворке. Она злобно смотрела на Роя, подходившего по тропе, и Рой остановился. - Эх ты, пугливая лиса, - задумчиво вымолвил Рой, - на этот раз перемудрила. Другие звери, попав в западню, яростно вырывались; но чем сильнее они вырывались, тем туже затягивалась петля на шее, и чем туже она затягивалась, тем сильнее они вырывались, пока петля не душила их насмерть. А эта лисица? Рой понял, что она тоже пробовала вырваться, но скоро сообразила, что борьба для нее опасна. Тогда она притихла и стала ждать, не удастся ли ей перехитрить западню, как сейчас она наблюдала за Роем, не удастся ли ей перехитрить его. Это был один из тех случаев, когда Рою бывало трудно убить зверя. Его всегда восхищала сметливость, восхищала упорная борьба зверя за жизнь, восхищало все, что могло перехитрить механическое коварство ловушки. Но шла война, и он был ее участником. Оставалось только вызвать лисицу на сопротивление. Рой так и сделал, тревожа ее длинным сосновым суком, а когда она стала пятиться от палки и туже затянула петлю, Рой дважды сильно ударил ее по голове, так сильно, что палка переломилась. Лисица была мертва, а Рой - победитель поневоле - стоял и восхищался чистым шелковистым мехом. Больше ничего он в своих западнях не обнаружил, а на Зеленых Озерках в капкан попалась только одна норка. Ни бобра, ни ондатры, ни выдры, ни куницы, ни рыболова. Рой кое-как пересидел морозную ночь в занесенном снегом шалаше на Зеленых Озерках, а потом быстрым ходом двинулся по снегу обратно к хижине на Четырех Озерах, раздумывая, удался ли опыт массового облова, стоит ли вылавливать здесь все, что только можно, за счет всех прочих участков. В хижине он подсчитал свою добычу. Всего наловлено было шесть ондатр, пять бобров, две норки, четыре ласки и лисица. Вывод был ясен. Для такой напряженной охоты результат был ничтожен, хотя, вообще говоря, это был неплохой трехнедельный улов. Но он не оправдывал исключительную ставку на интенсивный облов в этом месте в ущерб всем прочим. Кроме того. Рою казалось, что в дальнейшем здесь не набрать и этого. Он поймал четырех бобров на Зеленых Озерках, и больше там бобров не было, их следовало скинуть со счетов. На Четырех Озерах оставался его обычный резерв - полтора десятка хаток и несколько новых строек молодых бобров. Но при такой интенсивной ловле этого было мало. На Четырех Озерах следовало свернуть охоту, если он намерен сохранить там хоть сколько-нибудь бобров и ондатр. Может быть, и стоило при каждом заходе сюда производить напряженный недельный облов, но только не больше недели. Поэтому он оставил все свои капканы и западни на прежних местах, но уже твердо знал, что должен уходить на Литтл-Ривер, вниз к озеру Пит-Пит и обратно в свою хижину. Надо двигаться, пока снег не выпал по-настоящему, а реки и озера не сковал лед. Прежде чем покинуть Четыре Озера, Рой прошелся по еловым болотинам между озерами. Он искал следов лося, зная, что Джек Бэртон, запасаясь мясом на всю семью, предпочтет крупного лося более мелкому оленю. Рой нашел следы, помет и содранную кору на деревьях там, где гигантский самец старался утишить зуд своих раскидистых молодых рогов. Но самого лося он так и не нашел. Он обнаружил также много следов оленей, но за все три недели не встречал ни оленихи, ни теленка. Это было необычно и тревожно, и по дороге к Литтл-Ривер он во все глаза следил, не появится ли олень на хребте или лось в долине. Он заметил одну белохвостую олениху на склоне возле Литтл-Ривер и успел выстрелить, но увидел только, как мелькнуло и исчезло вдали ее белое зеркальце. - Ну что ж, хоть один олень да есть в этих лесах, - сказал он. - Оставлю его для Джека. Для фермера Джека, спасителя Сент-Эллена. Рой громко захохотал собственной шутке, и его зычный хохот раскатился по всему лесу. Он пошел на юг к озеру Пит-Пит и домой, гадая, застанет ли он Сохатого в своей хижине, или тот уже ушел один в заповедник. 7 Мэррей ушел, но в хижине был Джек Бэртон. - Как Сэм? - спросил Рой, когда увидел, кто у него гостит. Джек прикрыл дверь, на которую давил наметенный вьюгой сугроб; его жердеподобное тело, казалось, росло из бревенчатого пола. - Сэм все еще на ферме, если ты об этом спрашиваешь, - сказал он. - Но не знаю, долго ли он там продержится. - Принял он работника? - Да, но был очень сердит на тебя за то, что ты ушел не сказавшись. И Руфь тоже злилась. - Слова Джека звучали угрюмо. - Он все еще толкует об уходе. - А кого ты им нанял в помощь? - Билли Эдвардса. - Билли? Это тот, что купил упряжку? - Он самый. Ему нужны были деньги. Наличными. Я нанял его и упряжку дешево. Билли работяга, когда я сюда уходил, он занят был прокопкой канав на приусадебном поле. Знаешь, он собирался как-нибудь использовать даже то сопревшее сено, но ни в чем не встречает поддержки у Сэма. Рой был благодарен, но не ждал ничего хорошего. - Будем надеяться, что Билл расшевелит Сэма, - сказал он и скинул с плеч свой мешок. - Возможно. Рой в этом сомневался и внезапно почувствовал, что Сэм намеренно губит его, старается сделать из него лесного бродягу без иного пристанища, кроме этих лесов, без иного жилья, кроме этой хижины. - Нет, ты подумай, Джек. И как это может человек так вот покинуть свой дом? - закричал Рой. - Как может Сэм даже помышлять об этом? - И кроме Сэма, многие в Сент-Эллене сделают то же, - сказал Джек. - Вплоть до самой войны все мы были свидетелями, как мелкие фермеры один за другим выбывали из игры. Война это ненадолго приостановила, но теперь все начинается сызнова. Старый Пратт уже распродается, Рой, а если старый Пратт сошел с круга, чего же удивляться на Сэма? Но Роя не утешало разорение другого. - Для Сэма это не оправдание, - горько заметил он. - Он еще, может быть, выстоит, - предположил Джек. - Сомневаюсь, - сказал Рой. - Сомневаюсь! Рой чувствовал, что Джек сказал ему не все, но больше тот ничего не успел сказать, потому что пришел Зел Сен-Клэр; в руках у него было ружье, в черных зубах - короткая трубка. - А ты когда сюда пожаловал? - в изумлении спросил Рой. - Еще вчера вечером, - сказал Сен-Клэр. - Я встретил Джека на Мускусной заводи, по дороге сюда. А сейчас я ходил поискать олененка или еще какого-нибудь мяса на обед. - А где Сохатый? - Наверно, охотится с Самсоном и Скотти. В конце того месяца он сказал, что я найду его здесь. Он должен быть где-нибудь неподалеку. - Так он еще не ушел в заповедник? - Как же без меня? - сказал кроха Зел, и его испитое, заросшее седой щетиной лицо стало злым и обиженным. - Мы условились встретиться здесь, так что, если ты не возражаешь, я подожду их здесь денек-другой. - Ну конечно, - сказал Рой. - С месяц назад он был у меня, но я думал, что он уже ушел в заповедник. Он хотел перебросить туда челнок. Но мне кажется, что для этого время слишком позднее; через неделю всюду станет лед. - Ну что ж, пойдем пешком, - отрезал Зел. - А ты пойдешь? - При Джеке не могу тебе ответить, - сказал Рой, вымучивая из себя невеселую шутку. Джек Бэртон старательно делал вид, что и внимания не обращает на их разговор и всецело поглощен заправкой и разжиганием лампы. Потом он взялся за стряпню, но эту затею Рой решительно пресек, потому что Джек был плохим поваром. Рой оголодал и быстро состряпал обед из бекона, бобов, яиц, картофеля и банки персикового компота. Джек не умел даже сварить кофе по вкусу Роя, так что тот налил воды из ведра в эмалированный котелок, вскипятил ее, сам всыпал туда молотого кофе. В пути он пил чай, но у себя в хижине лакомился крепким, сладким кофе со сгущенным молоком. За едой стали расспрашивать Роя, как его дела. Он рассказал им о массовом облове на Четырех Озерах и признал опыт неудавшимся. Они возражали, что в общем улов у него неплохой, но Рой сказал, что и такого улова он больше не добьется. - На Зеленых Озерках не осталось больше бобров, а лисиц и рысей не хватит и по одной на западню. Для развлечения там можно поставить ловушку-другую, но настоящего лова там не жди. Работы зряшной - уйма, а добычи на грош. - Мы с Зелом проверили несколько твоих капканов по дороге сюда, - сказал Джек. - На болоте мы сняли крысу. - Джек сказал, что они освежевали ее и шкурку поставили на распялку. Она и висела на проволоке вместе со шкурками двух ондатр, взятых Роем на том же болоте. Рой уже взялся свежевать норку, которую поймал на Литтл-Ривер. Сидя на койке, он придерживал коричневого зверька между колен и, осторожно подрезая кожу вдоль лапок, сдирал шкурку, счищая при этом жир. Когда шкурка была снята, Рой натянул ее мехом внутрь на длинную деревянную рамку. Потом, загоняя в центр рамки клин, он стал ее растягивать, смягчая кожу мылом "Люкс", которое сунула ему в карман Джинни Эндрюс. Рой славился тем, что умел растягивать шкурки лучше всех трапперов Муск-о-ги. Он мог растянуть шкурку среднего бобра до размеров крупного, крупного - в большого, а большого - в целое одеяло. - Со временем, - сказал ему Джек, - ты так навостришься, что из ласки растянешь льва. Рой захохотал, но ему почудилось, что Джек шутит неспроста. Он опять подумал, что Джек чего-то недоговаривает, но, по-видимому, не хочет говорить об этом при Зеле. Возможность поговорить с Роем наедине представилась Джеку на другой день, когда они вдвоем на челноке совершили небольшой объезд капканов на озере Т. Но Джек опять ничего не сказал, и Рой перестал даже осторожно намекать на его озабоченность. Выяснилось только одно обстоятельство, но Рой знал, что не оно по-настоящему заботило Джека. - Несколько дней назад инспектор отправился в обход, - сказал Джек. - Куда? - Не знаю. Знаю только, что он ушел из Сент-Эллена. - Тоже ищет себе напасти, - сказал Рой. - Да, и, может быть, как раз тут, - сказал Джек. - Ты знаешь, что будет, если он накроет Зела и Сохатого у тебя в хижине? - Я всегда могу сказать, что не звал их. - Это не поможет, - предостерег Джек. - Тогда тебе крышка. - Мне и так крышка, - сказал Рой. - Ни одной шкурки с целого озера. С озера Т они возвратились с пустыми руками, и Джек убедил Роя поохотиться с ним на хребтах возле Четырех Озер, попутно осматривая капканы и западни, но главным образом выслеживая оленя или лося - одного для Джека, другого Рою на зиму про запас. Они ушли на другое же утро и пешком проделали маршрут Роя в обратном направлении, вверх к озеру Пит-Пит и Литтл-Ривер, потом по хребтам к Четырем Озерам. Зела Сен-Клэра они оставили в хижине дожидаться возвращения Мэррея, и только очутившись вдали от Зела и от хижины, Джек открыл, наконец. Рою то, что все время было у него на уме. Он сказал об этом Рою, когда они взобрались на Снежный Утес - высочайшую точку владений Роя. Они стояли там, оглядывая разбегавшиеся во все стороны хребты, лосиные пастбища и недоступные торфяные болотца. Отсюда удобно было высматривать дичь, и они остановились здесь позавтракать. - Кажется, я должен сказать тебе, что Энди Эндрюс вернулся, - сказал Джек. - Энди? - переспросил Рой. - О черт! - Он появился с неделю назад, - добавил Джек. - А где он объявился? - У Джинни. К ней и пришел. - И он был там, когда ты уходил? Джек кивнул. - Похоже на то, - сказал он. Рой долго не мог выговорить ни слова, молчал и Джек. Джек не раз прикидывал, стоит ли вообще говорить об этом Рою, но знал, что рано или поздно Рой все равно узнает, и сидел как на иголках, боясь, что Зел Сен-Клэр скажет про это первым. Джек не хотел, чтобы Рой узнал это от Сен-Клэра, потому что понимал, какой выбор предстоит Рою. Ему и без этого угрожала потеря родного дома, необходимость покинуть лес и фермерствовать, уверенность в том, что охота для него кончилась. А теперь он мог потерять и свою Персефону [в античной мифологии жена властелина подземного мира, которую муж отпускал на землю к ее матери Деметре всего на несколько месяцев в году]. Джек знал также, что для Роя возможны два решения. Во-первых, пересидев зиму здесь, он мог на будущий год уйти на север, получить там новый участок. Именно этого хотел Джек для своего старого друга, но он знал, как мало на это шансов. Теперь, когда Энди вернулся, когда Сэм не оставлял своего намерения бросить ферму, когда Рой особенно остро ощущал гнет леса, - вероятнее было, что он не углубится в глушь, оставляя позади такую неразбериху, Не в пример Джинни, Джек знал, что Рой не уйдет в глушь, если некуда ему будет вернуться. Теперь Рой лишался обеих своих опор, и другое возможное для него решение было уйти с Зелом и Мэрреем в заповедник с риском, что, вероятнее всего, его поймают, отнимут разрешение и угодья и этим погубят его самого. Это была одна из причин, почему Джек старался увести Роя от Сен-Клэра и Мэррея. Джек надеялся, что к тому времени, как Рой вернется в хижину, Зел и Мэррей будут уже далеко. И он твердо решил как можно дольше удерживать Роя от возвращения в хижину. - Значит, Энди все-таки вернулся, - спокойно сказал Рой. - Ну что ж! - он вытряхнул чайные опивки в огонь костра. Джек затоптал огонь и собрался идти дальше. - Ну как Энди? - медленно спросил Рой. - Потолстел, - сказал Джек. - Он был в армии. - Должно быть, без гроша? - Да нет. Я видел, в баре он заказывал выпивку для Сэма. Он и сам теперь, по-моему, пристрастился к бутылке. - Что-нибудь говорил... Джек понимал, о чем спрашивает Рой. - Нет, ничего. - И собирается остаться? - Не могу сказать. Ты же знаешь Энди. - Он останется, - сказал Рой. - Во всяком случае, до моего возвращения. Зная Энди, Рой был изумлен тем, что тот не явился прямо к нему в лес, чтобы объясниться. Энди всегда действовал напролом, по-бычьи, атакуя любое затруднение вслепую. - Как ты думаешь, придет он в лес? - спросил Рой Джека. - Не знаю, - сказал Джек. - Я говорил ему, что тебя со дня на день ждут обратно в Сент-Эллен. Джек сделал все, чтобы предотвратить появление Эндрюса здесь, в лесу, но Джек не сомневался, что, когда Эндрюс поймет истинный смысл "деловых отношений" Роя с Джинни, первая же волна необузданного гнева непременно приведет его сюда. Рой больше ничего не спрашивал, и они продолжали выслеживать оленя. Им попалось на снегу много оленьих следов, но ни одного оленя они так и не увидели. Ночь они провели в хибарке у Четырех Озер, а потом возобновили охоту, попутно осматривая капканы и западни Роя. Рой обнаружил еще одного бобра и рысь в западне, так что теперь ему приходилось тащить на спине большой груз. Они пошли по снеговым хребтам к озеру Т и по направлению к дому, расходясь, чтобы захватить обычные оленьи тропы, и вновь встречаясь в условленных местах. - Хочешь медведя? - спросил Рой, когда они встретились у большого завала горных валунов, окруженных хвойной порослью. - А где он? Рой показал вниз: - Присмотрись вон к тем скалам. Медведь, большущий бурый увалень, показался почти в то же мгновение и то вприпрыжку, то шагом, шлепая большими вихляющимися лапами по твердому снегу, двинулся прямо к молодой пихте. Дойдя до ствола, он, стоя на задних лапах, вытянулся во весь рост и царапнул дерево когтями так высоко, как только мог дотянуться. Потом он хрюкнул и свирепо куснул ствол. - Должно быть, он этим показывает другим медведям, какой он большой, - сказал Джек. - Не иначе как решил померяться ростом с подругой или соперником. - Не знаю, - сказал Рой, - но только самки поступают точно так же. - Никогда не видел, чтобы они так грызли ствол, - сказал Джек. - Это что, а я видел, как один такой мишка уселся верхом на молодой дубок и запрыгал на нем, как на лошади. - Они могли тихо переговариваться, потому что были много выше и за ветром. - Ты обрати внимание, какой он жирный. Он совсем приготовился залечь на зиму. Это плохой знак, Джек. Они так рано ложатся в берлогу, только если дичи становится мало. Они смотрели, как медведь принюхивался к ветру. - Так что ж, хочешь его? - снова спросил Рой. - Слишком много хлопот, - ответил Джек. Рой приложился. Ему доводилось стрелять медведей, когда он нуждался в их шкуре или мясе, но теперь, когда в этих местах их становилось все меньше, ему вовсе не хотелось убивать зря. Однако был момент, когда подавленный, но яростный протест против судьбы заглушил в нем лучшие побуждения: он ненавидел сейчас Эндрюса и прицелился в медведя; но самая тяга к жестокости вызвала отвращение к ней, и он перевел мушку на ствол пихты. - Смотри, как он сейчас прыгнет, - сказал Рой. Он попал в ствол возле самого медведя, и отколотая пулей щепка случайно ударила медведя по носу. Медведь замахал перед собой большими плоскостопыми лапами, словно отмахивался от мух или пчел, потом снова свирепо куснул дерево и пустился наутек, а Рой вслед ему крикнул: - Заметай следы, увалень, а не то я с тебя шкуру сдеру! Джек и Рой громко хохотали, глядя, как он улепетывает. - Ты когда-нибудь видел, как они нападают на улей, - сказал Рой. - Точь-в-точь как скунсы. Лезет прямо на рой и расшвыривает пчел так, что те в него впиваются. Они увязают в шкуре, а мишка сидит, знай обирает их и ест. Снова посмеялись, и Джек понимал, что для Роя это сейчас хорошо. Дай только время, и лес все вылечит. Они продолжали путь вместе до самого озера Т. У озера они снова разошлись, и Рой скоро присел отдохнуть на скалистом склоне, откуда снег был начисто сдут. Здесь было ветрено, но ему нравилось сидеть именно на этом хребте, потому что отсюда на север ему видно было далеко за пределы его угодий, а на юг за озером Т море лесных верхушек тянулось до самого Сент-Эллена. Он смотрел вниз, на черную воду озера в снеговой оторочке, и вдруг услышал самолет. Он наблюдал, как самолет медленно летит под низкими серыми облаками, крошечное существо с лапами утки и крыльями малиновки. Машина сделала круг над озером, потом взяла курс на запад и стала планировать. Рой поднялся на ноги. - Не иначе как один из этих маленьких гидропланов, - сказал он встревоженно. Тревога его возросла, когда он понял, что самолет большими бесшумными кругами идет на снижение к озеру Пит-Пит. - Джек, - позвал Рой. - Где ты, Джек? Ответа не было. - Джек! - снова позвал он. Наконец появился запыхавшийся Джек. - Черт возьми, а я только было выследил лося, - сказал он. - Мне кажется, я загнал его в тот конец рощи. И чего нужно лосю на такой высоте? - Джек говорил шепотом, возбужденный своим открытием гораздо больше, чем Рой. - А у тебя что? - Ты погляди на этот аэроплан, - сказал Рой. Самолет только что показался снова. - Он сядет на озеро Пит-Пит, - сказал Рой. - Если Зел и Сохатый сейчас в хижине, они не увидят и не услышат его. Похоже на то, что инспектор подкрадывается ко мне из-за угла. Раздобыл одну из машин лесной охраны. Смотри туда, на озеро Пит-Пит, видишь, он уже планирует. - Все равно ты слишком далеко, чтобы добраться до хижины раньше них, - сказал Джек. - Ты не успеешь предупредить. Рой стоял, глядя вниз на озеро Т. Ветер прибивал к берегу островки рыхлого снега, и, хотя под ними кое-где поблескивал ледок, озеро еще не совсем замерзло. - На восточном конце у меня остался большой челнок, - сказал Рой. - Я спрятал его там, когда переправился к Индейцу Бобу. Если я сейчас быстро спущусь вниз, я могу кое-что выжать из этого челнока и приплыть к хижине раньше, чем они туда доберутся. - Ну, тебе придется поднажать на озере Т, чтобы обогнать их. Да, поднажать придется! - сказал Джек. - Но ты иди. И скорей! Сохатый и Зел, должно быть, еще там и ничего не подозревают. Если инспектор накроет их, всем вам крышка. Скорее, Рой! Но Рой уже мчался вниз по склону к видневшейся далеко внизу воде. Свою ношу он сбросил рядом с Джеком и теперь взрывал рыхлый снег, бороздя его на крутом длинном склоне. Джек не мог понять, как это ему удается удерживаться на ногах, ведь он спускался так быстро. Но Рой умудрялся сохранять над самой землей центр тяжести своего коренастого, увесистого тела и благополучно скатился вниз, к воде. Возле того места, где он спрятал челнок, вода уже крепко замерзла, и Рою пришлось волочить челнок по предательскому льду к кромке чистой воды. Когда лед начал трещать под ногой, он вскочил в челнок, вывел его из мелких льдин и начал грести. К этому времени он уже взмок и выбился из сил, но руки его сами собой погружали желтое весло в холодную воду. Там, где она была свободна ото льда, он быстро скользил вперед, но где шелковистый ледок уже подернул поверхность, ему приходилось нажимать, и тогда слышались хрупкие звуки ледяных кристалликов, ломавшихся под носом челнока при каждом ударе весла. Он понял, что подвигается слишком медленно. Выбрав ближайшую отмель, он свернул к берегу, быстро выпрыгнул из челнока и сломал сухую елку, мертвую и бурую, но еще сохранившую хвою. У него не было с собой топора, чтобы срубить свежее дерево, и поэтому он закрепил сухую ель между распорками, привязав ее ременными уключинами, а потом снова стал на колено и пустился в путь. Ветер ударил в густую поверхность ели, достигавшей двенадцати футов, и челнок сразу прибавил ходу. При попутном порывистом ветре он несся теперь с такой быстротой, что под тяжестью ели едва не зачерпывал вскипавшую под его носом воду. Даже на подмерзавших участках он расталкивал тонкие льдины и не сбавлял скорости. Рою удалось обойти крепче всего замерзшие участки, но по временам, когда лед со скрежетом скользил по крашеному брезенту бортов, ему казалось, что челнок вспорот. Чем ближе подплывал он к дому, тем больше помогал ему ветер, и, подгребая, чтобы поймать его порывы, или проталкивая челнок через ледяную пленку, Рой уже начинал надеяться, что поспеет вовремя. Он с такой быстротой несся к скалистому причалу, что ему пришлось бросить весло и попытаться удержать челнок, отвязав ель, потом сверхчеловеческим усилием он поднял ее стоймя и, сохраняя равновесие при резких порывах ветра, вывел ствол за борт и метнул в сторону, как дротик. Это ему удалось, но челнок едва не опрокинулся и зачерпнул столько воды, что одно весло уплыло. Рой едва успел подхватить другое и, кое-как затормозив разогнавшийся челнок, ослабил удар о скалу. Но он опоздал. Рядом с Зелом Сен-Клэром там уже стояло двое мужчин 8 - Это Рой Мак-Нэйр, - сказал Зел незнакомым мужчинам. Рой уже разглядел, что ни один из них не был инспектором. - Здравствуйте, - сказали они Рою. Рой ничего не ответил. Он еще не мог отдышаться после отчаянного напряжения. Он знал, что это представители каких-то властей, он безошибочно определил это по их говору и манерам, как бы дружелюбно и непринужденно они себя ни вели. Один был грузный толстяк, с проницательными глазами и уверенной линией рта. Другой был молодой блондин среднего роста. Они были одеты по-охотничьи, в красные куртки и кепки, оба в высоких охотничьих сапогах и кожаных перчатках. Типичные должностные лица, только неизвестной должности. Рой подумал, уж не лесники ли это? Во всяком случае, не пушные инспектора. - Меня зовут Бэрк, - сказал приземистый. Он говорил решительно, почти резко, не спуская живых глаз с озабоченного лица Роя. - А это Лосон, - сказал он про молодого блондина. - Мы работники по охране пушных и рыбных ресурсов. Рой никогда не слыхал про таких. - Вы инспектора? - смело спросил он. - Биологи, - сказал Бэрк. Он заметил испуг Роя. Он едва улыбнулся, но глаза его хохотали удачной шутке. - Инспектора? - повторил он. - Нет. Ничего общего с инспекторами. Лосон тоже понял ситуацию и рассмеялся, откинув назад голову. - Мы вас встревожили, - сказал Лосон, проводя рукой по длинным, светлым волосам. Он все еще смеялся прямо в лицо Роя. - Мы отдел Управления по заповедникам. Ничего общего с инспекцией или контролем - только охрана. Рой держался настороженно. - Можно нам у вас переночевать? - спросил Бэрк. - У нас есть спальные мешки, и спать мы будем на полу. - Располагайтесь, - сказал Рой, ничего больше им не предлагая и все еще сомневаясь. - А зачем это вы попали на озеро Пит-Пит? - Озеро Пит-Пит? - повторил Бэрк, как бы вслушиваясь в это название. - Это единственная в этих местах годная посадка на воду, - сказал Лосон. - В озеро впадает несколько речек, и они отжали плавучий лед. Но у берега его все-таки слишком много, так что я сел несколько дальше. Вы удовлетворены? Он спрашивал Роя, как гость хозяина, за этим не крылось никакого подвоха. Рой сказал, что все в порядке, он только удивлен был, почему они не сели поближе к хижине. Но потом Рой опять засомневался. - А откуда вы обо мне узнали? - спросил он как можно небрежнее. - Мы знали только, что где-то поблизости должна быть охотничья хижина, - сказал Бэрк и едва уместил свое грузное тело у печки. - Мы облетели весь Муск-о-ги, и нам надо было где-нибудь спуститься на ночлег. - А ваша хижина нанесена на карту, - добавил Лосон. Они явно старались рассеять подозрения Роя, и Рой видел, что они делают это старательно и терпеливо, но ему и этого было мало. - А есть еще кто-нибудь с вами? - спросил он, подкладывая дров в печку. - Нет. Нас только двое, - сказал ему блондин Лосон. - Наша машина поднимает только двоих. И то она тяжело садится на воду. Рой верил им, но знал, что их появление грозит всякими непредвиденными последствиями. Чего это их сюда занесло? Что понадобилось этим биологам в такой глуши? Рою не совсем ясно было, чем вообще занимаются биологи, но он знал, что это работа весьма специальная, очень сложная. Они, конечно, образованные люди, но не новички в лесу. Надо с ними поосторожней. Это связано с Сохатым и заповедником, не иначе. - Ну что ж, поспели прямо к ужину, - сказал он. Это были его первые дружелюбные слова. Он заметил, что они переглянулись словно с облегчением. Несмотря на его подозрения, они нравились Рою, как часто нравятся люди с первого взгляда. Они были очень разные, но ясно видно было, что они хорошо друг друга понимают и что их соединяет настоящая дружба. А Рою нравилось, когда один человек понимает другого, когда друг друга понимают все люди, связанные общим делом. - Вы, как видно, неслись по озеру на всех парусах, - сказал Бэрк Рою. Рой все еще тяжело дышал, отирая пот с лица кепкой, куртку он с себя сбросил, чтобы немного остынуть в теплой хижине. - Тяжело, должно быть, грести в челноке, - добавил Бэрк. - Я старался идти вровень с ветром, - сказал Рой. Бэрк внимательно посмотрел на Роя и тот понял, что эти слова понравились приземистому биологу. Рою казалось, что этот человек быстро схватывает и понимает мысли и чувства других, и скованность Роя постепенно проходила. - Вы, специалисты, должно быть, проголодались? - сказал он им. - Да, мы не прочь соорудить для всех жаркое, - ответил Бэрк. - Если у вас найдется кастрюля достаточной величины, я сейчас же примусь за дело. Не возражаете? Опять Рой оценил это искреннее предложение, он не возражает, если они займутся ужином. С их стороны это было вежливо, они, должно быть, знали, как следует себя вести в чужой хижине и как вел бы себя в