Джеймс Олдридж. Охотник ----------------------------------------------------------------------- James Aldridge. The Hunter (1950). Пер. - И.Кашкин. В кн. "Джеймс Олдридж. Дело чести. Охотник. Не хочу, чтобы он умирал". Л., Лениздат, 1958. OCR & spellcheck by HarryFan, 14 December 2000 ----------------------------------------------------------------------- Рою - такому, каков он есть, - пролагателю новых троп, пионеру, человеку среди людей который, как все ему подобные, в конце концов одерживает победу над человеческим отчаянием. 1 Рой Мак-Нэйр в точности знал, где он выберется из лесу, поэтому он не задержался, попав на заброшенную лесовозную дорогу. Приземистый крепыш, весь мускулы и движение, он выкатился из кустарника, как бочка, которую не остановить. Рой не сбавил шага на трудном подъеме по лысому граниту, он просто пригнулся под тяжелым грузом, чтобы облегчить работу коротким и крепким ногам. Одолев подъем, он поднял голову к быстро оглядел то, что называли поселком Сент-Эллен. Эта горсть разбросанных строений была окружена и, можно сказать, раздавлена лесными и гранитными массивами, которые тесно прижимали ее к голому берегу озера Гурон. Глядя на поселок, Рой улыбался - больше Сент-Эллену, но также и при воспоминании о тех днях, когда он бывал на этом склоне со своим другом Джеком Бэртоном. Будь Джек сейчас рядом с ним, Рой махнул бы небрежно в сторону Сент-Эллена и сказал бы вызывающе: "Все еще держится, Джек. Все еще держится!" На что Бэртон ответил бы презрительно: "Этот город будет стоять здесь и после того, как ты умрешь. Рой, еще долго после того, как ты умрешь и тебя похоронят". В те дни Рой громко смеялся бы над этим до самого конца спуска. До самого поселка он дразнил бы Джека Бэртона, подзадоривая его защищать Сент-Эллен от угрозы окончательного поглощения лесом. Тогда после долгого охотничьего сезона в лесах Рою нравились доводы Бэртона в пользу Сент-Эллена, и сейчас ему их не хватало. Рой любил смотреть на городок с этого склона и любил, чтобы при этом присутствовал Джек Бэртон. Но вот уже четыре года, как Бэртон бросил охоту ради фермерства, и Рой, спускаясь по склону один, по привычке улыбнулся, когда городишко пропал из виду, заслоненный березами и соснами, теснее обступившими дорогу. Хотя Рой был доволен, что дом уже близко, он знал, что его еще огорчит по пути вид разрушенной фермы. Он приостановился на дороге и поглядел на нее: единственная уцелевшая стена на заросшем участке. Это и само по себе было трагичное зрелище, но для Роя трагедия заключалась и в ином, в назойливом напоминании о человеке, которого он хотел забыть: об Энди Эндрюсе, уже давно пропавшем без вести. Каждый год, глядя на развалины старой фермы, Рой задавал себе вопрос: а что если Энди Эндрюс возвратился в Сент-Эллен и теперь вся моя жизнь полетит к черту? - Бедняга Энди, - пробормотал он. Смешанное чувство - расположение к другу и страх перед призраком - охватило Роя. - Да его, должно быть, на свете нет. - Рой только наполовину верил этому; но, как вызов судьбе, он усилием воли заставил себя позабыть про Энди: если после двенадцати лет отсутствия Энди вернулся домой, значит, ничего не поделаешь и придется решать всякие трудности. А сейчас важнее не забыть о том, кто ему действительно страшен, о пушном инспекторе, но перед этим последним спуском он не мог выкинуть из головы ни того, ни другого. Ближе всего было идти по дороге, но обычно Рой сейчас же сворачивал с нее, огибал городок и подходил к дому сзади. Здесь мало вероятным было повстречать инспектора, который имел право остановить и обыскатъ его в надежде обнаружить незаконные и несезонные меха, что инспектор и пытался делать ежегодно уже на протяжении двадцати лет. На этот раз Рой дольше обычного не сворачивал с дороги, потому что запоздал. Ему хотелось вернуться в Сент-Эллен до наступления темноты, хотелось поспеть к ужину на братниной ферме. Стряхивая пот, слепивший ему глаза, и в последний раз поправляя на плечах лямки, он заметил, что над головой кружит большая ушастая сова. Он остановился и увидел, как, расправив крылья, она по всем правилам спикировала через просеку с верхушки высокого дерева до самой земли. В лесу было уже слишком темно, чтобы разглядеть конец пике, но Рой понял, что оно кончено, когда на весь лес раздался совиный всхлип и плач. Хотя Рою и не хотелось задерживаться, он свернул в сторону и стал продираться сквозь заросли, чтобы поглядеть, в чем дело. На опушке леса, почти у самой земли, он увидел сову. Головой она крепко застряла в развилке стволов молодой березки. Сова в ярости раскинула крылья и глубоко впилась когтями в мох и землю. Когда Рой подошел, она попыталась угрожающе поднять голову. Рой подобрал валежину, и сова вцепилась в нее крючковатым клювом. Потом он раздвинул стволы березки и освободил сову. Она свалилась, и Рой отступил, опасаясь, что сова заденет его при взлете, но она билась на земле: крылья у нее были почти вырваны. Рой поднял маленькую полевую мышь, выпущенную хищником. Мышь была жива, но вся оцепенела от страха. Рой положил ее в безопасное место между двумя пнями и вернулся к сове. Она смертельно расшиблась. Рой отступил, дважды ударил ее по голове березовым суком, и она замерла. Он подумал: "С чего это сова, ночная птица, вздумала охотиться днем? Видно, от старости? Или с голода?" Он поглядел, как юркнула прочь отдышавшаяся мышь, потом пошел дальше по дороге. Свернул он с нее, когда увидел огни магазина Дюкэна. Он пересек пустырь и собирался нырнуть в пихтовый молодняк, когда впереди, шагах в пятидесяти, появился человек, видимо, подстерегавший его. Рой круто свернул и в мгновение ока исчез, продираясь что есть мочи сквозь густую заросль. Остановился он, только услышав, как его окликает знакомый голос. Обернувшись, он увидел за спиной тощую фигуру с топором в руке и услышал смех Джека Бэртона. - А ты становишься беспечным, - сказал тот. - Я тебя заметил за милю, еще на спуске. - Фермер Джек! - радостно воскликнул Рой. - Что ты здесь делаешь? - Подстерегаю тебя, а ты ломишься, как медведь. - Да я знал, что это ты, другой такой скелетины нет во всем Сент-Эллене. - Ты думал, что это инспектор, - заявил Бэртон. Рой посмеялся и над Бэртоном и над собой. - Но все-таки, что ты тут делаешь? - спросил он еще раз. Бэртон взялся за топор: - Корчую этот пустырь. - Ты что же, батрачишь на матушку Деннис? - Я фермер, - сказал Бэртон. - В жизни своей ни на кого я не буду батрачить. Дрова матушке Деннис, земля мне. - Обираешь бедную старуху, - сказал Рой. - Ты меня послушай, - ответил Бэртон. - В один прекрасный день инспектор подстережет тебя и, когда увидит, что в твоем мешке мехов сверх нормы, отберет у тебя участок, а самого отдаст под суд! Это была отместка, но это было и трезвое предупреждение человека, который знал, каким бедствием для Роя было бы лишиться своего охотничьего участка и права на охоту. А это бедствие угрожало Рою при каждом возвращении в Сент-Эллен, потому что как зарегистрированный траппер [в Северной Америке охотник на пушного зверя, применяющий западни и капканы] он имел право на определенное количество шкурок каждого пушного зверя и не больше. Останови и обыщи его сейчас инспектор - это было бы концом для Роя-охотника, потому что, конечно, у него за спиной навьючено много больше нормы, и Джек Бэртон это прекрасно знает. - Ну, инспектору надо еще поймать меня, - сказал Рой. Мысль о давнем поединке с инспектором доставляла Рою удовольствие, но предостережение Бэртона его на мгновение обескуражило. - В один прекрасный день он поймает тебя, Рой, - сказал Бэртон и заговорил о другом. - Как охота? - спросил он, ощупывая заплечный мешок Роя. - Весенний бобер, ондатра, - сказал Рой, - несколько лисиц и котов. Мало становится, Джек, слишком мало. - Когда же ты собираешься податься на север, Рой? - Если так пойдет дальше, откладывать не придется. Обловлен весь участок. Разве только за Четырьмя Озерами найдешь приличную бобровую хатку. А норок мне за весь год ни одной не попалось. Кончается для нас охота, Джек. - Это ты говорил еще четыре года назад. - И сейчас говорю, - мирно возразил Рой. - С Муск-о-ги покончено. Можно вернуть территорию Бобу и прочим Оджибуэям. Муск-о-ги был в свое время охотничьей территорией индейского племени Оджибуэев. Это они назвали так неисследованное пространство, которое тянулось к северу от озера Гурон вплоть до хребта Серебряного Доллара. Пионеры выжили оттуда индейцев, и на протяжении двухсот лет заказник Муск-о-ги кормил охотников и мелких фермеров. Он и сейчас кормил их, особенно тех тринадцать трапперов, которым отведены были там охотничьи участки; но Рой был убежден, что в Муск-о-ги охотникам скоро делать будет нечего. - Да, Джек, - сказал он, - вот и доохотились! - Так что же тебя здесь держит? - спросил Бэртон. - На север надо двигаться скорее, а то будет поздно. Все охотники Муск-о-ги разинут рот на эти новые участки на севере, и на будущий год ты останешься ни с чем. Так что же тебя держит здесь? - Джек Бэртон знал, что удерживает Роя. Рой любил возвращаться из лесов в свое обжитое жилье. Трудно будет Рою уйти далеко на север и отрезать себя от своих, стать бездомной лесной тварью. Но, с другой стороны, за пятнадцать лет совместной охоты Бэртон знал, как нужен Рою лес. Для Роя не было иной жизни. - А если ты не поспешишь перебраться на север, Рой, тебе скоро придется ковырять здесь землю за кусок хлеба. - По тому, как сразу помрачнел Рой, Джек понял, что для него это по-прежнему самая страшная угроза, и пожалел, что сказал об этом так прямо. - Ты раньше станешь премьер-министром, чем я фермером, - сказал Рой и улыбнулся своему прежнему товарищу по охоте. - Эх ты, фермер Джек! - сказал он. - Фермер Джек! - Ну что ж что фермер? Что в этом плохого? - Неплохо для больного, для женатого, что им еще остается? Но будь у тебя хоть какая-нибудь возможность, ты завтра же вернулся бы в лес. - Рой знал, что это не совсем так. Джек Бэртон был фермером по природе и по доброй воле, но слишком сжился с лесом, чтобы забыть о нем окончательно. Хоть он и покончил с охотой, но раз в год отправлялся поохотиться: по его словам, чтобы запастись олениной, но на самом деле - и Рой это знал, - чтобы выгнать из себя лес на весь остаток года. - Ну как, собираешься в этом году? - спросил Рой. - Да вот, может быть, смотаюсь в лес за оленем к рождеству, - ответил Бэртон. - Следов много, - сказал Рой, - а оленей не видел. - А лоси? - Ну, лося всегда найдешь. Все дело в том, чтобы выследить его раньше Мэррея или Зела Сен-Клэра. Они уже суют свой нос во все участки, готовятся к зимней охоте. - А инспектор готовит им по хорошенькой тюремной камере. Мэррею закатят десять лет, если инспектор его поймает, а Зел - тот прямо угодит в Форт-Уэнтворт. Инспектор предупредил, что в городе он его не тронет, но если встретит в лесу, то засадит непременно. А Мэррея посадят, где бы он ни попался. - Пусть только не пытается ловить их в лесах. А то повстречают его там Мэррей или Зел - тогда быть греху. - Смотри, не позволяй им пользоваться твоими хижинами, - быстро добавил Бэртон. - Но разве за ними уследишь? Они что снег: выпал - и нет его. Да Мэррея я и не видел все лето. - А Зел только что пожаловал в город, - сообщил Джек. Рой недослышал и пришел в неописуемое смятение. - Кто пожаловал в город? - спросил он. - Зел Сен-Клэр, - ответил Джек. - А, Зел! - Рой посмотрел на Джека, ему хотелось спросить, не вернулся ли Энди Эндрюс; но спросить об Энди было свыше его сил, как свыше сил было для Джека Бэртона промолвить хоть словечко об их бывшем сотоварище, хотя Джек знал, как заботит это Роя. - А где Зел? - спросил Рой, снова вытесняя Энди из головы, убеждая себя, что и в этом году, как и раньше, Энди не явился и не появится никогда. Ушел и не вернется. - Что, Зел работает на дороге? - спросил он Джека. - Нет. Я пустил его в заброшенную сторожку в конце моей вырубки. У его жены еще один младенец. - Ну для чего ты пускаешь его в сторожку? Ведь ты дорожный уполномоченный? Ты должен следить за порядком! - Рой любил титул "дорожный уполномоченный", кроме его звучности, и за то, что его носил друг Джек Бэртон, хотя был он всего-навсего десятником на летних дорожно-ремонтных работах. - А Зел платит тебе? - Это за мою развалюху? Я пустил его, чтоб он расчистил и вспахал вырубку. - Думаешь фермера из него сделать? - Нет. Но теперь, когда он потерял свой участок в лесу, ему ничем нельзя пренебрегать. - Из Зела, как бы он ни старался прокормить семью, никогда не выйдет ничего, кроме бродяги. Ты никогда не сделаешь из него фермера, - сказал Рой. - Тем хуже для него, - заметил Джек. - Я думаю, Мэррей тоже постарается повидать жену и детей. - Она уехала в Марлоу, работает на консервном заводе, - сказал Джек. - Бедняга Мэррей! - вздохнул Рой. - Несправедливо это со стороны инспектора так притеснять человека только за то, что он взял несколько шкурок не в сезон. - Не в сезон и не там, где положено! У Мэррея в его хижине в пушном заповеднике нашли шкурок на две тысячи долларов. Если бы он не улизнул, с ним бы тут же расправились. - Э, да что и говорить, оба хищники и бродяги! - сказал Рой, подтягивая лямки заплечного мешка. - А если ты с ними не перестанешь знаться, кончишь тем же: станешь вместо охотника дичью. - Это было словечко самого Роя, которое Джек обратил против него же. Но Рою понравилось, что Джек повторяет его слова. - Пока меня кто-то ждет дома, я не стану бродягой, - сказал Рой, за шутливым тоном скрывая серьезность. - Я еще зайду к тебе, Джек. Непременно зайду, прежде чем возвращаться на озеро. - Ты напьешься, и я тебя не увижу, пока сам не соберусь на озеро! - прокричал ему вслед Джек Бэртон, но Рой уже был далеко, и в ответ Джек услышал только его смех из сумерек вечернего леса. Темнота обогнала Роя, и когда он отворил дверь в жарко натопленную кухню, его невестка собирала ужин. Она испугалась. - Думала, что это медведь, Руфь? - спросил Рой. - А откуда мне знать, что это ты? - раздраженно сказала она. - Сэм дома, а больше мы никого не ждем. Разве можно вламываться так прямо из лесу! Роя забавлял ее испуг, и он не обратил внимания на ее раздраженный тон. - Сэм вернулся так рано? - спросил он, прислонив мешок к стене и высвобождая руки. - Он всегда возвращается рано, - едко заметила Руфь Мак-Нэйр. - До зимы далеко, а он редко работает полный день. Поздно выходит, рано возвращается. - Стареет, должно быть, - сказал Рой, поднимаясь по лестнице в свою комнату. Он скинул на пол мешок и чиркнул спичкой, чтобы зажечь лампу. Она была грязная - и керосину ни капли. Он спустился в кухню и стал наполнять ее из большого бидона. Тут вошел брат. - Ну, как дела? - спросил он. - Неплохо, Сэм, неплохо. - Как бобер в этом году? - Шкурки хорошие, только мало. - Говоря с братом, Рой из вежливости распрямился, но Сэм уже ушел. Рой опять присел на корточки и долил лампу. Он вытер ее, зажег и отнес в свою комнату. Рой вытащил из мешка три связки шкурок и положил их под матрац. Не то, чтобы он их прятал. Он клал их туда, чтобы разгладить: ведь пролежав целый день в мешке, они смялись и скомкались. Больше в мешке ничего не было. Он швырнул его под кровать и вытер грязные руки о штанину. В неубранной комнате было пыльно и душно, и он настежь распахнул окно. Потом Рой пошел в кухню, помылся у раковины, под пристальным взглядом худенькой, бледной девочки лет восьми. - Здравствуй, Грэйс, - сказал он ей, но она молча наблюдала, как он полощется. Помыв за дверью ноги, Рой поднялся к себе наверх, чтобы надеть все чистое к ужину. Сунувшись за чистой рубашкой в сосновый комод, он обнаружил, что добрая половина его вещей исчезла: свитеры, летнее белье, даже брюки и сапоги. Бывало, что и раньше пропадала сорочка-другая, но такого еще не случалось. Его это рассердило. Кто бы это мог быть: брат или этот мальчишка - племянник Фрэнк? И не то чтобы ему было жалко платья. Роя бесило, что так встречал его после отсутствия родной дом. Это было признаком чего-то гораздо более угрожающего, чем просто пропажа какого-то тряпья. Он отмахнулся от горьких мыслей, спустился вниз и сел к столу. Там уже был Фрэнк, которого мать пробирала за то, что он пропадал до ночи. Это был румяный мальчишка лет двенадцати, ростом с отца и выше Роя. Но он был худ, и голубая рубашка Роя болталась на нем, как на вешалке. Значит, это Фрэнк, подумал Рой. - Хэлло, Фрэнки, - сказал он мальчику. - Хэлло, Рой, - громко ответил тот. - Говори с дядей как следует, - одернул его отец. - А если еще раз пожалуешь так поздно, отправлю тебя спать в хлев, со свиньями. - Угроза была серьезная, но высказана была как-то вяло. Фрэнк улыбнулся Рою, и все продолжали ужинать в молчании. Ужин был пресный, безвкусный, совсем не такой, какого ожидал Рой. Сейчас осень, уже должен быть молодой картофель, горошек, тыква, капуста, новый хлеб. А вместо всего этого вываренная свинина и кукурузная кашица. Благо еще свинина была свежая. - Ты что, купил борова? - спросил Рой. - Нет, продал свинью, - ответил Сэм. - Последнюю. Теперь в этом доме не скоро полакомятся свининой. - И как будто отвечая на следующий вопрос Роя, Сэм продолжал быстро: - Пришлось продать ее, Рой, чтобы купить у Пита Дюкэна хоть немного чаю и сахару. Себе оставили только окорок; она у нас была здоровенная чушка. - Опять в его словах прозвучала вялая горечь. - Надо же было хоть что-нибудь продать, чтоб выручить денег, - едко добавила Руфь. Рой промолчал. То, что творилось в этом доме, нравилось ему все меньше и меньше, но ничто уже не могло удивить его здесь ни в прошлом, ни в этом, ни в грядущем году. Попросту дела шли все хуже. После ужина детей отослали спать, хотя Фрэнк громко протестовал, что еще только восемь часов. На это мать не нашла лучшего ответа, как подзатыльник, и кухня с уходом ребят сразу помрачнела. Сэм и Рой уселись у печки, а Руфь убрала со стола. Долго все трое молчали. Сэм курил, Рой жевал табак и старался насладиться сознанием, что он наконец у себя дома. Но это ему не удавалось, потому что он не мог быть спокоен и дома, пока не разузнает об Эндрюсе. Ему хотелось небрежно спросить Сэма: "А что, Энди не вернулся?" Но этих-то слов он никак и не мог выговорить, и вот он сидел молча и ждал, когда заговорит Сэм. Как и в прошлые годы, Рой убеждал себя, что, вернись Энди домой, об этом кто-нибудь да сказал бы, и все же не был уверен и ждал. - Когда собираешься вернуться на озеро? - спросил Сэм. - Да через несколько дней, - ответил Рой. Сэм не глядел на младшего брата. - А ты не мог бы задержаться? - спросил он. - Я должен вернуться, Сэм. Я пришел только за продовольствием на зиму. - Брат и без того знал все это, но Рой старался быть терпеливым. - А ты не мог бы остаться здесь до зимы? - спросил Сэм. - Зачем? - Рой был изумлен. Сэм помолчал, подыскивая доводы в пользу своей просьбы. - Тебе надо остаться и помочь мне по хозяйству, Рой. Только до зимы, всего несколько недель. Оба они говорили сдержанно и сейчас были очень похожи. Сэм был всего на полтора года старше Роя и на каких-нибудь два дюйма выше. Сложением, манерой речи и внешностью они очень походили друг на друга, только Сэм был чуть рыхлее и медлительней. Но они по-разному смотрели на жизнь. В Рое не было ни подавленности, ни жалости к себе, ни горечи. Сэму свойственны были все эти три чувства, и, когда они прорывались, Рой просто не знал, как себя держать. - Я не могу оставаться в городе в это время года, - медленно сказал он. - Но почему? - спросил Сэм. - Что для тебя значат несколько недель? - Много значат, Сэмюель. Участок истощен, ты знаешь. Ловушек у меня столько, что я едва успеваю обойти их, и все-таки добыча так мала, что рано или поздно мне придется брать новый участок на севере. - Ты уж давно говоришь об этом, - сказал Сэм и сплюнул в огонь. - Я знаю, что твой участок истощен. Именно поэтому тебе и надо остаться в Сент-Эллене. Охота в Муск-о-ги кончена. Рой. Лучше бы помог мне спасти ферму. Для одного человека это непосильно. Ну почему тебе не попробовать хоть один год? Почему? - Я охотник, Сэм. Ты - фермер. - Просто я старший сын! - горько промолвил Сэм. - А ты фермер получше меня, таким фермером мне никогда не стать. Рой не любил, когда ему это говорили, но знал, что это правда. Вернувшись после первой мировой войны из Франции девятнадцатилетним юношей, он два года хозяйствовал на ферме. И эти два года после войны он не давал ферме захиреть, расчистил достаточно земли, обработал ее так, что она держалась до сих пор. Но двух лет фермерства было для Роя достаточно, и он обрадовался, когда старший брат вернулся из Торонто с пустыми руками и вступил во владение фермой. Сэм был старшим, и ферма была его по праву. Мать их умерла, оставив их еще малолетками, отец умер, когда они были на фронте, а младший брат скоро покинул Сент-Эллен и стал работать на рудниках в Сэдбери. Теперь ферма принадлежала Сэму, и это он был обязан работать на земле, а вовсе не Рой. Он не отказывается помочь Сэму летом, когда может урвать на это время и когда ему вообще можно побыть в городе, но сейчас вовсе не время Рою торчать в Сент-Эллене, и Сэм это прекрасно знает. - Ну только в этот раз, Рой, - просил Сэм. - Помоги мне подготовиться к зиме. - Если я останусь до зимы, - сказал Рой, - я уж не смогу уйти. - А зачем тебе уходить! - настаивал Сэм. Рой почувствовал ловушку, но спорить ему не хотелось. - А разве у тебя плохо идет хозяйство, Сэм? - спросил он. - Не должно бы. - Он сказал это как можно спокойнее. Сэму тоже не хотелось спорить, но он не мог сладить с чувством горечи: - Лучше уж быть батраком. Работая на другого, по крайней мере хоть получаешь деньги в конце каждой недели. А выручка с фермы - ее и не видишь. - Разве ты ничего не выручил с урожая? - Выручил, но, когда внес все платежи, денег не хватило даже на семена, не то что на какие-нибудь закупки у Дюкэна. Я все еще выплачиваю по закладной, и недоимки за тридцатые годы, и даже по земельной ссуде, которую отец получил еще в тысяча девятьсот третьем году. Рой знал про эти долги, но у какого фермера нет долгов! Фермерам всегда приходилось изворачиваться, платить, когда есть чем, а не то залезать в долги, проклиная высокие проценты, и налоги, и земельные банки, которые обирали их до нитки. И все же он знал, что Сэм не должен был так обнищать; обнищать до того, чтобы спустить последнюю свинью. За все то долгое время, что Мак-Нэйры обрабатывали землю, не было, кажется, случая, чтобы кто-нибудь из них продавал последнюю свинью, и для чего: на чай и сахар. Так мог поступить только в конец отчаявшийся человек. - На этих лесных фермах еще можно перебиться одному, - продолжал Сэм. - Можно прокормиться тем, что тебе дает ферма: есть свое масло, молоко и хлеб, но для семейного человека этого недостаточно, Рой. Недостаточно. - А я думал, что цены на хлеб сейчас хороши, - сказал Рой. - Они хороши с самой войны, да что толку, если все другие цены растут еще быстрей. А к тому же у меня пшеница не дозрела и нет кормов. Земля мокла все лето, половина сена сгнила неубранной. Рой все-таки не мог понять. - Но если земля такая тяжелая, почему ты по весне не посеял горох или еще какие-нибудь овощи? - Да она не тяжелая, - сказал Сэм, - а вся заболочена, прокисла. - Ну так осушить ее. - Ты же знаешь, только переднее поле как следует вспахано. А все остальное мочежины. - А разве нельзя было достать машину? Прокопать канавы? - У меня всего две руки, - сказал Сэм. - Поэтому тебе и надо остаться. Мы наладили бы осушку усадебного надела, выкорчевали бы сорок четвертую расчистку, могли бы посеять красный клевер, а может быть, кукурузу или картофель. Мне нужны рабочие руки, Рой, а нанять я никого не могу. - А я думал, что ты выкорчевал сорок четвертую еще летом. Руфь Мак-Нэйр, опустившаяся женщина с презрительным взглядом и отвислой грудью, присела к столу. - Он был слишком занят, все лошадей сдавал на сторону, - сказала она, - а деньги тратил бог знает на что. Все лето бездельничал, смотрел, как другие работают. Сэм не спорил с женой, и Рой знал, что дело тут не в лености. Слабость Сэма была в другом: он неспособен был понять, что фермерство - это расчет; расчет во всем: никогда не покупать больше семян, чем можешь посеять, никогда не сеять больше того, что можешь собрать, при продаже никогда не оставлять скот и семью без запасов. У Сэма не хватало для этого ни сноровки, ни охоты. Если он и потерял зря все лето, это говорило не о лени, а скорее о том, что он отчаялся. - А как упряжка? Работают? - Роя это особенно интересовало, потому что это он купил брату двух тяжеловозов-клайдсдэлей, купил всего два года назад, потратив на это выручку за полгода охоты. Но и это оказалось Сэму не в прок и не под силу. - Я продал упряжку, - сказал Сэм и в первый раз посмотрел на Роя. - Но как же, Сэм, - яростно воскликнул Рой. - Ведь это была лучшая упряжка в Сент-Эллене! Сэм пытался что-то сказать, но у него ничего не вышло. Рой пожалел о своей вспышке. Его изумление и гнев были подавлены привычным усилием держать язык за зубами. Ему жалко было брата, он был горько разочарован и угнетен тем, что этот развал происходит у него на глазах, не только душевный распад брата, но и распад дома, семейного очага. - А как же ты обойдешься без лошадей? - печально проговорил Рой. - Никак не обойдусь, если ты мне не поможешь. Об этом я и толкую тебе, Рой. - В безжизненном тоне Сэма все та же вялая угроза. Но Рой не поддастся; он не верит даже, что дело так уж плохо. Сэм удручен и подавлен, просто на себя не похож. - А что если я попрошу Джека Бэртона помочь тебе? - предложил Рой. - Джек сделает все, что может. - У него и без меня забот хватает, - сказал Сэм. - Не хотим мы его, - вмешалась Руфь Мак-Нэйр. - Он свинопас и лесоруб, одно слово - поденщик. - Он хороший фермер, Руфь, - сказал Рой. - А для меня он всегда останется батраком, и я не хочу, чтобы такие люди помогали нам задаром. Ему надо поденщину. Таким он был, таким и всегда будет. Рой терпеливо выслушал ее, он знал, что она презирает Джека, как может презирать дочь фермера сына батрака. Отец Джека десять лет батрачил у старого Боба Муди, отца Руфи. Теперь на земле не удержалось никого из этой семьи, а у Джека была какая ни на есть, но своя ферма, которая его все-таки кормила. Он даже прикупил два акра из той земли, которую старый Муди вынужден был продать, когда его разорили земельные банки и сломили постоянные споры, раздоры и грубость своих же детей, в том числе и Руфи. Рой всегда сознавал то зло, которое она внесла в их дом, постепенно обволакивая спокойного Сэма своей чванливостью и мелочностью, никогда не поддерживая его ласковым словом, участливой заботой, помощью в труде. Она так много поработала, чтобы сделать Сэма таким, каким он стал, что Рой уже не отделял их друг от друга, разве лишь в том, что Сэм был окончательно измотан и почти не говорил с женой, тогда как Руфь и сейчас еще пыталась его подзуживать. "Бедняга Сэм, - подумал Рой. - Ему только и нужна была что тихая, спокойная жена, которая заботилась бы о нем и уважала бы его. А он получил в жены злую бабу, которая держала его в постоянном страхе, прицеплялась к каждому слову и каждый спор раздувала в грубую свару". Ее пошлая грубость была главной причиной теперешнего состояния Сэма. - Не хочу я его, - твердила она и сейчас о Джеке Бэртоне. - Я так ему самому прямо в лицо скажу, если вы его сюда приведете. Он нам ни к чему! - У него собственная ферма, - заметил Рой, обращаясь к Руфи в тщетной попытке защитить Джека. - И хозяйствует он неплохо. - Ему и нельзя иначе при такой жене: наплодили целый выводок. - Эти грубые слова, сказанные с циничной усмешкой, были подчеркнуты непристойным жестом ее уродливых рук. Роя возмутила такая грубость, недостойная человека, и он отвернулся. Сэм покачал головой: - Джек выкручивается потому, что сколачивает кое-какие деньги - корчует другим землю, работает на дороге, продает тыкву, но через год-другой его тоже прижмут. Все эти карликовые фермы соснового пояса обречены. Тут вовсе не место для ферм. Вся эта полоса вдоль Гурона возникла потому, что несколько пустоголовых нищих кротов, вроде дедушки Мак-Нэйра, приплелись сюда за лесорубами и принялись ковыряться среди скал: вырастят картошку, выведут свиней и выколачивают из лесорубов деньги. Может быть, тогда игра и стоила свеч, но это все кончилось, как только лесные компании взяли все снабжение в свои руки. А потом, когда лесорубы оголили всю округу и ушли, фермерство здесь лишилось последнего смысла. Тогда нужно было уходить и Мак-Нэйрам, уходить в Манитобу, на Ниагару, в Буффало, в Детройт. А они не ушли, цеплялись за лесную опушку, как занесенные снегом овцы, которые боятся сдвинуться с места. - Сэм носком сапога открыл дверцу топки и сплюнул на угли. - Так вот, я как раз тот Мак-Нэйр, который не задержится здесь, если только не получит помощи. Это я серьезно говорю тебе, Рой. Рой промолчал. - В следующий твой приход здесь не будет больше Мак-Нэйров. Рой сделал несколько тяжелых шагов, открыл дверь кухни и сплюнул в темноту черную струю табачной жвачки. Вернувшись к огню, он уселся на свое место возле брата и просидел там молча, пока предстоящее ему решение не улеглось у него в уме. Тогда он поднялся наверх и сейчас же сошел вниз с большим пакетом и двумя связками шкурок из-под матраца. Руфь Мак-Нэйр наблюдала за ним. Зная, куда он идет, она едко сказала ему, когда он открывал наружную дверь: - Вот так пойдешь как-нибудь к Эндрюсам и наткнешься на своего Энди. Рой приостановился у открытой двери. - Говорят, его видели! - прокричала она ему вслед. Рой старался не слушать ее, но слова эти уже впились в него и терзали его настороженную совесть. Пересекая освещенные луной каменистые гряды на полях и сосновые рощицы, он все думал, а может, Энди Эндрюс уже дома, с Джин, и поджидает, когда покажется на пороге Рой. Уже десять лет Рой, проходя этими местами, задавал себе все тот же вопрос, но никогда еще до сих пор не было и намека на то, что Энди где-то поблизости. Двенадцать лет назад в последний раз видели, как Энди Эндрюс пешком ушел по дороге в Марлоу, в меру пьяный, чтобы не обращать на себя внимания, но, видимо, достаточно трезвый для того, чтобы знать, что делает. Оставив жену и двух ребят, он так и не вернулся. Даже полиция не смогла обнаружить его - живого или мертвого. Все знавшие Энди, и в их числе и Рой, верили, что Энди жив и когда-нибудь вернется. Он всегда был непоседлив и быстр на решения, легко попадал в беду, но всегда из нее выпутывался. В детстве они с Роем и Джеком Бэртоном были тройкой неразлучных удальцов, обуянных духом разрушения и неукротимых. Редко их видели в школе, и вечно они пропадали в лесу, излазив всю округу от Гурона до Соо. Двадцатилетними юношами они вместе охотились и ставили ловушки, но Энди был слишком беспокойным, чтобы месяц за месяцем проводить в лесу, и он отправился в Торонто, откуда вскоре вернулся с женой, женщиной, рожденной и воспитанной в городе, которого она до того ни разу не покидала. Женившись, Энди сделал все, что мог, чтобы устроить оседлую жизнь. Отцовская ферма была уже давно заброшена, и Энди перебрался на прежнюю ферму Мак-Нэйров - бревенчатый сруб в три комнаты с приусадебным участком. Несколько лет он издольничал у Сэма Мак-Нэйра, работал на совесть, когда работалось, но так и не стал фермером, не осел на земле. И Рой и Джек Бэртон всегда считали, что в конце концов он сбежит, а когда он сбежал, им его не хватало, особенно Рою. Мало того, что он потерял в Энди друга, не стало и незаменимого партнера в деловых операциях. Именно Эндрюс забирал у Роя весь пушной излишек - все незаконные и не в сезон взятые шкурки - и преспокойно сбывал их на пушной фактории в Бога - ближайшем городишке, каждый раз выжидая, пока Рой не вернется в леса, и устраняя тем самым всякие подозрения. Тем, что Рой так легко сбывал весь свой незаконный улов, и объяснялись его охотничьи успехи. Без незаконной пушнины он недолго продержался бы на своем охотничьем участке, на законную норму невозможно было прокормиться. Когда Энди скрылся, Рой оказался в большом затруднении. Сам он не мог возить шкурки на факторию, это было бы слишком очевидно и опасно. На помощь пришла миссис Эндрюс, которая взялась продолжать сбыт пушнины за деньги - обычные комиссионные по таким сделкам. Рой согласился на это сначала неохотно, но потом вполне оценил ее услугу. Скоро он обнаружил, что эта хрупкая горожанка, которая так и не освободилась от своих городских привычек и манер, на самом деле вошла во вкус игры с законом. Для нее это был поединок, в котором ее авторитет горожанки и ее хрупкая внешность состязались с доверчивостью инспектора и простоватостью окружной полиции, - поединок, который она вела теми же макиавеллевскими методами, какими боролся против инспектора сам Рой. - Если инспектор поймает вас, - сказал ей однажды Рой, - он вас отпустит, только сообщите ему, у кого достали меха. Ее ответ внес что-то новое в их отношения. - Во-первых, сначала инспектор поймает вас, - ответила она, - а во-вторых, обо мне он узнает только от вас. Не иначе. - Она сказала это спокойно, ее ласковые глаза перехватили взгляд Роя, опровергая и подтверждая смысл ее слов. Сознание общего дела как-то по-новому связало их. Близость их возникла без сложных переживаний, а как нечто естественное и внезапное, и совесть мучила Роя, только когда в это вмешивались другие. Его невестка Руфь, вовремя ввернув замечание об "этой миссис Эндрюс", могла представить в греховном свете самые добрые побуждения Роя. Но сама Джин Эндрюс не делала из этого моральной проблемы. Если бы она сказала ему: "Мы не должны, Рой", - он подчинился бы голосу совести и никогда больше не пришел бы к ней. Но она принимала эту близость так же просто, как и сам Рой. Энди ее бросил; никакие обязательства ее не связывали; общественные условности не в счет; с Энди было покончено. И все же, каждый раз проходя этим полем, Рой переживал тяжелую минуту: а вдруг Энди вернулся! - и стуча в дверь и открывая знакомую щеколду, терзался сомнениями. - Вот человек! Всегда появляется, словно призрак с больными нервами, - сказала ему Джин Эндрюс. Она так же испугалась, как и Руфь Мак-Нэйр, и Рой захохотал, как он умел хохотать, во-первых, потому, что она испугалась, а затем и потому, как она это сказала. Он знал, что ни одной местной женщине такое и в голову бы не пришло. - Хэлло, миссис Эндрюс, - сказал Рой и вежливо и смущенно. - Хэлло, Рой, - сказала она. - Я принес меха. - Он достал связки. - А я по такой погоде ждала вас не раньше как на той неделе, - сказала она. Ему хотелось пошутить, что не ждал его и инспектор, но он еще не позволял себе с ней такой фамильярности. Он просто положил шкурки на клеенку кухонного стола. Пока она рассматривала их, он поднял крышку деревянной скамьи-ларя под окном и достал оттуда несколько старых газет. - Только четырнадцать, - сказала она. - Плохая охота. Рой. - Никогда еще так мало шкурок не доставалось с таким трудом, - сказал он. - Зато хорошие. - Она подняла лисью шкурку. - А какие они хитрые, - сказал Рой. - Я и не подозревал, что эта вот жива, пока не вытащил из западни. А как только я освободил ей голову, она куснула меня за руку и пустилась бежать. Пришлось ее пристрелить. Хорошо еще, что уцелела шкурка, я попал прямо в глаз. Охотничье счастье, - добавил он. - Какое варварство, - заметила миссис Эндрюс. Рою вовсе не нравилось, что его считают жестоким, но необычное выражение его позабавило, и он впервые со времени прихода поглядел на миссис Эндрюс. Она была мала ростом, немного ниже Роя, но значительно тоньше. Хотя ей было уже под сорок, но бледная кожа ее была не по летам свежая и гладкая; и никакой деревенской огрубелости не было в этой еще не старой на вид горожанке. Движения у нее были быстрее и резче, чем у обитательниц Сент-Эллена, но в остальном она была довольно изящна. "Родилась в трамвае, вскормлена на деликатесах", - говорил Рой, когда узнал Джин настолько, чтобы заметить ее резкие движения и прозрачную кожу. Глядя, как она наливает воду для кофе в большой эмалированный кофейник и ставит его на плиту, Рой снова отметил то несоответствие, которое каждый раз задевало его при встрече после долгой отлучки. Она была спокойная, даже ласковая женщина, но не было в ее манерах собранности. Ее тонкие руки и длинные пальцы были постоянно в движении, не всегда оправданном. То она глубоко вздыхала, то теребила пальцами короткие вьющиеся волосы, и каждое из этих движений было чуть беспокойно, недостаточно скромно для такой женщины. Рой наблюдал, как она сыпала кофе в кофейник. Она делала это точно так же, как сделал бы своими грубыми руками неуклюжий лесовик Рой, и это так расстроило его, что он отвел глаза в сторону. В отдалении Джин Эндрюс представлялась ему гораздо сдержаннее и строже. В конце концов такая Джин в ней победит, когда молчаливое, но явное неодобрение Роя заставит ее понять и смягчить эту не идущую к ней резкость. И вместе с тем как любил он немой смех, игравший в ее ярко-голубых глазах, озорство и юмор за повадкой тихони. - Об Энди ничего не слышно? - спросил он очень спокойно, завертывая шкурки в газету и укладывая их в ларь под окном. На этот обычный вопрос она обычно отрицательно мотала головой. Но на этот раз она взяла газету с полочки над камином и протянула ее Рою. - Не знаю, Энди это или нет, - сказала она, указывая на заметку. - У него есть второе имя? Рой прочитал заметку. В ней говорилось, что некий Эндрю Дж.Эндрюс, без определенного местожительства, приговорен окружной сессией к шести месяцам тюремного заключения за кражу четырех мешков зерна и за попытку (сознательно или нет) продать то же зерно его первоначальному владельцу. - Похоже на Энди! - одобрительно сказал Рой. - Так это он? Рой сказал - нет, Энди зовут не Эндрю Дж.Эндрюс, а Элистер Гордон Эндрюс. Разве она не знает? - Я не знала другого имени, кроме Энди, - сказала она. - Слава богу, что он не в тюрьме. - Бедняга Энди, - сказал Рой. Он продолжал просматривать газету. Это была "Торонто стар энд Джорнел". - Где вы это раздобыли? - спросил он. - Мне принесла Руфь Мак-Нэйр. Рой вспыхнул и отбросил газету, как будто это была сама Руфь: - Руфь сказала мне, что Энди здесь видели. - Кто-то говорил ей, что Энди работает на рудниках в Сэдбери, - объяснила она. - Но Энди никогда не стал бы работать на руднике. Не правда ли? Рой пожал плечами и не ответил. Миссис Эндрюс поняла, что Рой оттаивает медленно, и сама стала осторожней. Она говорила ласковей, двигалась более плавно, внимательно размеряла свои жесты и тут же принялась убирать кухню. Вся беда была в том, что долгое одиночество Роя в лесах слишком повышало его требовательность по отношению к другим, особенно к ней. А Джин знала, что достаточно неряшлива: не в одежде, но по хозяйству. Уборка началась с банок на столе, в которые она уже налила уксус со специями, чтобы мариновать редис, репу, свеклу и зеленые помидоры. Она задвинула тазы с очистками под стол и расправила клеенчатые дорожки на буфете. Собралась было подмести дощатый пол, но потом раздумала. Рой наблюдал за этим и понял, чем это вызвано. Все, что она сейчас делала, было слегка нарочитым. Она как бы подтрунивала над его представлением о чистоте и порядке. Она добилась своего, он оттаял и уже готов был расхохотаться, когда в кухню вошел ее четырнадцатилетний сын. - Хэлло, мистер Мак-Нэйр, - сказал он. В другой обстановке он назвал бы Роя по имени, но при матери это был мистер Мак-Нэйр. - Добрый вечер, Джок, - серьезно сказал Рой и отметил, как и каждый год, до чего похожим на Энди растет этот мальчик. Голос, крупное сложение, смелый взгляд, сразу ощущаемая независимость - все это было от Энди. - Вчера я встретил инспектора, - сказал Джок, - он меня спросил, в городе ли вы. Я ответил, что Рой мне не отец и что в городе его нет, а когда он придет, вы его все равно не поймаете. - Джок засмеялся, засмеялась и его мать. - А что ему нужно, инспектору? - спросил Рой. Больше он ничего не нашелся сказать, и вопрос его прозвучал слишком озабоченно. - Он просто хотел узнать, вернулись ли вы, - сказал мальчик. Он знал, что сделал неприятное Рою и что Рой никогда его вслух не осудит. Но это не было с его стороны намеренной жестокостью. Он любил Роя. Каждый год он упрашивал мать отпустить его в лес с Роем, хотя самому Рою он об этом не сказал ни слова. - Как школа? - спросил Рой. - К рождеству окончу. Рою хотелось спросить его, не собирается ли он поступить в какой-нибудь техникум в Сэдбери или в Соо, но, как сказал мальчик, он ему не отец. По мере того, как Джок рос и отбивался от рук, Джин Эндрюс несколько раз пыталась убедить Роя действовать по-отцовски, не в отношении ответственности, а просто в качестве твердой руки. Но Рой отказался от какого бы то ни было вмешательства. Он любил Джока как сына Энди - и все тут. Более глубокие, отцовские чувства были потрачены им на младшую сестру Джока, Джульетту. Она дожила только до восьми лет, и за этот короткий срок Рой привязался к девочке, как к собственному ребенку, и Джульетта отвечала ему тем же горячим чувством. Она была похожа на мать, но только в ней было особое детское благородство и она легче приноравливалась к людям, особенно к Рою. Лучше ее он никого не знал. Когда, вернувшись однажды зимой, он услышал, что ее свезли в окружную больницу, откуда она и не вернулась, это было для Роя первым жизненным ударом, и надолго жизнь для него потускнела. Джок занялся своими делами и скоро ушел, а Джин Эндрюс налила Рою кофе и поставила чашку на край плиты, чтобы заставить его перейти с ларя в кресло. - В Мемориал Холл открыли кино, - рассказывала миссис Эндрюс, - Джок помогает киномеханику. Рой молча пил кофе. - Рой, - спросила она, - у Энди была склонность к механике? - У Энди? Нет, Энди был просто Энди, - сказал он. - Значит, Джок унаследовал это от меня. - Отец Джонни, по ее словам, был вагоновожатым в Торонто, на все руки мастер. Она рассказывала об этом и прежде, много раз. Рой был необычно сдержан, и она догадалась, что дома у него неладно. - Я выписала поваренную книгу, - сказала она. - Ни к чему вам книга, Джин, - возразил он. Это собственно значило, что книга ей очень пригодилась бы. - Я знаю, что плохо готовлю! - сказала она, чтобы расшевелить его. По этому поводу они довольно долго спорили. Чем упорнее Рой хвалил ее стряпню, тем очевидней становилось, что стряпать она не умеет и никогда не научится. - Во всяком случае, маринады я в этом году заготовлю, - сказала она. Они уже варились, и Рой с удовольствием вдыхал запах пряностей, горячего уксуса и соли. Как раз это он и ожидал найти, возвратясь домой. Может, именно поэтому Джин вдруг затеяла то, что в другое время считала пустой тратой времени. Зачем варить маринады, когда можно купить их в лавке Дюкэна? - Джинни, - спросил Рой, - сколько я наработал денег? - Точно сейчас не могу сказать, Рой. Восемьсот долларов, а может быть, и девятьсот. - Восемьсот или девятьсот, - задумчиво сказал Рой, что-то высчитывая. Откинувшись, он глядел прямо в белое пламя лампы. Оно его почти ослепило, и когда он перевел взгляд на Джин Эндрюс, он увидел туманное пятно, а в нем светлые волосы и тонкое лицо, слишком тонкое: острый нос и голубые, очень голубые глаза. Она зорко наблюдала за ним. - Мне понадобится на зиму двести долларов. - А разве вы не оставили мехов для Пита Дюкэна? - Оставил. Они дома. Но мне деньги нужны на другое. Обычно свою законную норму мехов Рой продавал в открытую Питу Дюкэну как представителю Городской закупочной компании. Этот законный заработок шел на то, чтобы обеспечить продовольствие на весь сезон, на новые капканы, патроны, одежду и прочие личные потребности. Деньги, вырученные от продажи незаконных мехов. Джин Эндрюс сберегала для Роя; и она придерживала их крепко, чтобы он не растранжирил их в пьяном виде. Она согласилась на это по собственной просьбе Роя и теперь выдавала ему деньги только по разумному поводу. Рой знал, какое сопротивление ему предстоит преодолеть. - Я должен оставить немного денег Сэму, - сказал он. - Вы хотите подарить ему ваш зимний заработок? - Да, если только вы не дадите мне для него сотню-другую, - сказал он с надеждой. - Я не дам этих денег, - спокойно возразила она. - Это ваши деньги, а не Сэма. У Сэма ферма, он не нуждается в деньгах. - Он не удержит ферму, если не достанет денег на расходы, - сказал Рой. - Он дошел до точки. - Я знаю. - Она покачала головой. - Но это не дело. Деньги не помогут Сэму. - Четкие линии ее рта стали жестче. - Это удержит его на ферме, - убеждал Рой. - Нет. Деньги он возьмет, а ферму все равно бросит. Он не фермер. Рой. И незачем пытаться удержать его здесь. Рой посмотрел на Джин Эндрюс, как если бы она была ему чужой, горожанкой, которая не могла понять, что значит ферма для лесовика-охотника. Она никогда не поймет, что будет, если Сэм бросит землю Мак-Нэйров. Джинни выдержала его укоризненный взгляд как женщина, которая, конечно, знала, что значит потерять свой дом, но также и как женщина, которая не могла пренебрегать реальностью. Она посмотрела на большую крепкую голову Роя, впалые жесткие щеки, маленькие, глубоко посаженные глаза, на его короткие руки, одинаково толстые от локтя до самой кисти, и спросила себя, есть ли в Канаде более мягкий человек, которого больше огорчило бы материальное и духовное падение другого человека. - Сэм говорит, что справится, если я помогу ему перебиться эту зиму, - сказал Рой. Он не собирался говорить этого, но пришлось. - Как, остаться здесь на всю зиму? - не удержалась она. - Да. - Он не вправе требовать этого, Рой! Роя уже больше не заботило, правильно это или нет. Ему нужно было решение. Она должна понять, что Сэму необходимо получить эти деньги. - Какой смысл вам оставаться и работать на ферме для Сэма, - резко сказала она. Перспектива того, что Рой попадется в ловушку и вынужден будет батрачить, возмутила ее не меньше, чем самого Роя. Отнять его у леса и прикрепить к ферме - это все равно что посадить льва в клетку, - сравнение, которое возникало в ее мыслях каждый раз, как она сама подумывала о том, чтобы просить Роя бросить охоту и осесть в городе. - Ему нужны деньги на хозяйство, - твердил Рой, - все равно, останусь я или нет. Она по-прежнему считала, что деньгами не разрешить затруднений Сэма, но не стала настаивать. Она не хотела, чтобы Рой лишился семейного очага, потому что в этом таилась для нее еще одна опасность. Джинни считала, что, потеряв дом, Рой уйдет еще дальше в лес и совсем не будет возвращаться в город. Она знала, какие затруднения грозят Рою, но ей следовало подумать и о себе, о своих делах и чувствах, а она, со своей стороны, вовсе не хотела, чтобы Рой уходил на север. - Если вы уйдете туда, вы уже не вернетесь, - сказала она ему, когда однажды они попытались трезво разобраться во всем этом. - Я вернусь в Сент-Эллен, только если мне будет куда вернуться, - настаивал он, - и на север я не уйду, если не будет у меня здесь пристанища. - Это одни слова, - сказала она. - Я-то знаю, что вы уйдете на север именно, когда у вас здесь ничего не останется. Возьмете и исчезнете в один прекрасный день. - Нет, Джинни. Нет! - уверял он. - Если тут у меня ничего не будет, я ни за что не уйду на север, там ведь я совсем одичаю, стану настоящим лесным сычом. Я уйду, только если будет мне куда вернуться, и я непременно буду возвращаться. Но участок истощен, Джинни, и рано или поздно мне все равно придется уходить на север. - Ну, а я тогда вернусь к своим в Торонто, - предупредила она. Не то чтобы она его пугала. Она пыталась как-то приспособиться к его сложным отношениям с Сент-Элленом и лесом. Она понимала, как нужна ему здесь опора, чтобы решиться уйти на север, но чем сложнее все это становилось, тем решительнее она отказывалась думать об этом, и наконец она ему заявила: - Поступайте, как знаете, но если вы уйдете на север, я уеду домой. Это была единственная их размолвка, и теперь они боялись повторения ее. Они по молчаливому уговору предпочитали не касаться этой темы. Рой знал, что, если он уйдет на север, она действительно вернется в Торонто, но оба они сознавали, что рано или поздно ему придется уйти глубже в лес, дальше на север, иначе надо бросать охоту и фермерствовать в Сент-Эллене. И то, и другое было бы для Джинни катастрофой, и она не могла больше думать об этом. - Берите ваши деньги для Сэма, - сказала она, - но только это глупо. Рой. Это ваши деньги, и когда-нибудь они вам еще вот как понадобятся. - Уже понадобились, - сказал он. Больше они об этом не говорили, оставив вопрос-открытым. Нерешенным оставался и вопрос об Энди, потому что ни один из них не мог включить Энди в неуверенные попытки как-то решить будущее. В своих отношениях они молча исходили из того, что Энди ушел и никогда не вернется, но во всех их попытках твердо наладить свою жизнь Энди играл определенную, скрытую роль. Из-за этого Джин ненавидела призрак мужа даже больше, чем она могла бы ненавидеть его живого, и она знала, что Роя тоже сковывает неуверенность в том, как же обстоит дело с Энди. Он словно пробирался по голой полярной пустыне, отыскивая единственно верный путь и не находя его. Ненадолго они оба замкнулись каждый в своих мыслях. Обычно к этому времени Рой уже достаточно оттаивал, и Джин Эндрюс могла спокойно тормошить и поддразнивать его, постепенно вызывая на своеобразные проявления чувства. Даже в лучшие времена это бывало нелегко, Рой был из тех мужчин, которые не умеют первыми подойти к женщине. Он не притронулся бы к ней по своему собственному почину. Он не мог позволить себе эту близость, пока тепло очага и обаяние этой одной-единственной женщины не растопляли, не поглощали его целиком. Джинни знала, что сегодня это будет трудно. Не в ее привычках было ласково дергать его за ухо, ерошить его редкие волосы и обнимать его крепкую шею, - у них все бывало иначе. Прежде всего она подливала ему еще кофе. Вскоре он беспокойно поднимался с места. Тогда, сняв свой передник, она надевала его на Роя - и он принимался перемывать тарелки, банки, чистить вилки и ножи, словом, все, что подвертывалось под руку. И тогда она начинала подтрунивать над его нарядом, туже завязывать тесемки передника, снимать с него воображаемые пылинки, пародируя чистюлю Роя. Он отталкивал ее, но она не унималась. Он пытался снять передник, но она, не позволяя, яростно вцеплялась ему в плечи. Тогда плечи у него обмякали, толстые кисти свисали по бокам, и он становился таким, каким она хотела: грубым или мягким, резким или нежным, пылким, а иногда и насмешливым; настойчивым, сильным, неожиданным и ненадежным. Тогда не было у них слов. Была одна только долгая канадская ночь. 2 Утром Рой приготовил завтрак: напек оладий, поджарил яичницу с салом. Джок и сам Рой позавтракали в довольном молчании. Джин Эндрюс ела со своим обычным безразличием к пище. Она еще была полна пережитым и так пристально смотрела на Роя, что ему становилось неловко перед ее сыном. Когда Джок ушел в школу, ей пришлось особенно бороться с собой. Ею еще владела смутная тяга к творению, тогда как Рой ощущал здоровое чувство завершенности и не замечал ничего, кроме чудесного утра. - Так как же, возьмете деньги? - заставила она себя спросить Роя, когда он уходил. - Да не знаю, Джинни, - сказал он. - И останетесь на зиму? - И этого не знаю, - сказал он. - Посмотрим, я еще вернусь. На мгновение она предположила, что Рой раздумал давать деньги Сэму и, может быть, все-таки останется на зиму помогать ему. Она и радовалась и внутренне протестовала против такого решения и долго стояла у двери, следя, как он переходил поле и перелезал через ограду, направляясь к ферме Сэма. Рой собрал оставшиеся меха в своей спальне и, уходя, попытался избежать оскорбительно откровенного взгляда невестки. Но она застигла его на лестнице. - Тебе не следовало бы возвращаться к нам, если уж ты проводишь там время до утра, - сказала она. - Это не годится! Он не ответил, он даже не глядел ей в глаза. Он молча ушел, возмущенный и униженный, и только удовольствие пройтись средь бела дня по Сент-Эллену несколько успокоило его. По мере того как лес и пашни уступали место городу, природное бесплодие земли становилось все явственней. С окраин города и до самого озера Гурон небольшие ровные площадки были вздыблены и сдавлены мощными гранитными скалами, голыми, дикими; и редкие ели среди них насмешливо торчали, словно надгробья над жалкими клочками расчищенной земли. Это царство камня простиралось до самого озера, и скалы повсюду господствовали, величественные и недоступные, но всюду среди них извивались узкие немощеные дороги и заборы, сложенные из валунов; лепились лавки, виднелись телеграфные столбы и даже железная дорога - ветка Канадской Тихоокеанской, которая обрывалась в Сент-Эллене, не обременив поселок ни станцией, ни товарной платформой. Захудалый, но цепкий городишко, продуваемый насквозь осенними ветрами, которые вгоняли его в дрожь. Рой опять улыбнулся ему, уже выйдя на плотно утрамбованную ногами дорожку к лавке Пита Дюкэна. По пути все приветливо здоровались с ним. Встречных постарше он знал по имени, но было много новичков, которые приходили каждый год или подрастали в его отсутствие, и тех он не знал. На дощатом тротуаре перед маленьким бревенчатым зданием лавки Рой на мгновение задержался, разглядывая новую вывеску. - "П.Дюкэн", - читал он вслух. - "Мясо и Бакалея. Мука и Фураж". - Он перечитал надпись и стал искать на вывеске что-нибудь получше. - "Нет ароматнее чая Салада! Курите сигареты "Консульские"!" "Пейте апельсиновый сок!" "П.Дюкэн. Мясо и Бакалея". Последний, сокращенный вариант украшал стекло входной двери. Он отворил ее и вошел. - Привет лучшему жениху во всем Муск-о-ги! - закричал он молодому брюнету, стоявшему за опрятным прилавком. - Или, может, ты уже не жених, Пит? - Ей-богу, да это Рой. Сватай меня, Рой, сватай! Я ждал тебя не раньше, чем через два-три дня. А ты видел, что инспектор только что прошел по дороге встречать тебя? - Рой невольно оглянулся, а вдруг Дюкэн и вправду не шутит, но француз захохотал. - Что, попался? - А я не прочь повидать инспектора, - вежливо сказал Рой. - У меня хорошие меха. - Хорошие и законные, - сказал Пит Дюкэн. Он снял чистый белый передник и протянул его какой-то толстушке, которая улыбнулась Рою, когда он попытался разглядеть, какая же это из сестер Филлипс. Дюкэн провел его через жарко натопленную лавку в заднюю комнату, которая служила ему конторой. Это была продолговатая комната с письменным столом, протертой кушеткой, чистыми занавесками. Дюкэн сел за стол и стал принимать у Роя меха, тщательно их разглядывая. - А какие сейчас цены? - спросил его Рой. - Неважные, - сказал Дюкэн. - Военный бум спадает. Скоро трудно будет сбывать меха. Цены падают, Рой. - А цены на продукты растут, - подхватил Рой. Это было сказано не в адрес Дюкэна, но о странной особенности цен, не дававшей человеку прокормиться на заработок. - Все цены растут, но как только случится тебе что-нибудь продавать, они сейчас же падают. - Денег становится мало, Рой. - А как у фермеров? - Опять о кредите просят. - Это я знаю, - сказал Рой, думая о Сэме. Они больше ни о чем не говорили, пока не сторговались о цене за меха. Рой не знал городских цен, но свою цену он у Пита выторговал, как тот ни упирался. Это было нелегко, но выручка оправдала его ожидания и Рой был доволен. Дюкэн записал цену каждой шкурки, подвел итог и спросил Роя, пустить ли эту сумму, как обычно, на оплату зимнего заказа. - Подожди немного, Пит, - сказал Рой. - Я дам тебе знать. - Если тебе нужны сейчас деньги, а зимний провиант в кредит, ты скажи, Рой, тебе я всегда поверю. Дюкэн предлагал это по-дружески, и по-своему он был другом и Рою и всем трапперам Сент-Эллена. Для первого раза он снабжал в кредит любого траппера под улов, некоторых он ссужал на два и даже на три сезона, но на большее не шел ни для кого. Дюкэн на опыте убедился, что кредит вовсе не означает безнадежного долга: при надлежащем контроле это просто выгодное помещение денег. В операциях с трапперами ему был обеспечен возврат ссуды в виде мехов. Он гарантировал себя от риска, став представителем пушной компании, к которому трапперы все равно вынуждены были нести свои меха в уплату за долги. Иначе им не получить никаких продуктов из лавки Пита Дюкэна, да и от других лавочников городка. Но эта система распространялась только на трапперов, а не на фермеров. Дюкэн редко кредитовал фермера, хотя известны были исключения. С мелкими фермерами и издольщиками он практиковал обмен своих товаров на их продукты. Меновая торговля отжила свой век еще при его дедушке, уже отец торговал на наличные. Но Пит унаследовал лавку, когда у нее не было ни оборота, ни наличных, словом ничего. Его отец - прижимистый французский буржуа - славился своей чисто бретонской, копеечной расчетливостью. К тому времени, когда он умер, даже репутация Дюкэнов пошатнулась. Но его сын вернулся со второй мировой войны с маленькими черными усиками, трезвой коммерческой оценкой ближнего и деловой сметкой, которую быстро развила в нем должность сержанта по хозяйственной части. Он стал торговать всем и со всеми, беря на себя как можно больше представительств и завязывая как можно больше новых связей; торгуя честно, когда приходилось быть честным; торгуя нечестно, когда это сулило доход и не грозило ничем, даже потерей честного имени. Он был хороший лавочник, и его маленький магазин стал своего рода теплым, чистым, хорошо снабженным клубом для всего Сент-Эллена, двери которого были раскрыты и для сравнительно богатого и для сравнительно бедного клиента, чьи нужды здесь обслуживались Питом тем охотнее, что это приносило ему хороший доход и привольное житье. Пит был самым удачливым человеком во всем Сент-Эллене. - Что, Сэм должен тебе что-нибудь? - спросил его Рой. - Всего несколько долларов, которые он занял в августе, - ответил Пит. - Мне очень неприятна вся эта история с продажей свиньи, но если бы не я, ее купил бы кто-нибудь другой, а я дал ему хорошую цену. Рой понимал это. - Возьми то, что он тебе должен, из пушных денег, но больше ему взаймы не давай. - Ладно, Рой, - лицо Дюкэна стало озабоченным. - Скажи, Рой, ты ведь не думаешь остаться с ним в городе? Он говорил, что будет тебя просить об этом. - Я еще не знаю, - сказал Рой, - но ты все-таки отложи мне все необходимое на зиму. Если провиант мне не понадобится, я дам тебе знать. - А ты слышал, что Энди Эндрюс бродит где-то поблизости? - сказал Дюкэн. В сущности, это был не вопрос, а предупреждение. Рой никак не отозвался на это, он составил список того, что ему нужно на зиму, на обороте рекламного проспекта универмага в Торонто и отдал его Дюкэну. Потом они вместе прошли по лавке, отмечая те лакомства и роскошества, о которых не вспомнил Рой. Тут он добавил к заказу сушеных фруктов, консервированной вишни, паштета, еще несколько банок джема и два пакета мятных леденцов как самых выгодных конфет. Рой примерил пару коротких резиновых сапог. Для леса они вовсе не подходили, но он купил их и положил на самое дно своего мешка. Мешок он оставил продавщице, выполнявшей заказ, напомнив ей, что шесть десятков яиц надо положить вместе с хлебом непременно сверху, а масло в жестянках - в самый низ, вместе с сапогами. Они вернулись в заднюю комнату, где Пит Дюкэн налил Рою большой стакан Блэк-энд-Блю, хлебной водки шотландского рецепта, девяностоградусной, как стояло на бутылке. Этот стакан, подносимый Дюкэном, был всегда первым после возвращения Роя из леса. За ним следовали другие, но ни один не бывал так вкусен, даже второй, который следовал непосредственно за первым. - Да, всего тебя как плугом вспахивает, - сказал Рой. Его сразу забрало, он побагровел, и глаза у него заблестели. - Хочешь парочку бутылок в твой мешок? - Нет, - сказал Рой. Трудно было ему отказываться. Но пока он еще был трезв, не хотелось брать водки с собой в лес, хотя у большинства трапперов это считалось обычным. - Впрочем, одну бутылочку положи на дорогу, - попросил он. - Я и сам думаю поохотиться поближе к рождеству. В верховьях реки Уип-о-Уилл, - сказал Дюкэн. - Поеду на собаках. - Как и каждый обитатель Сент-Эллена, Дюкэн при первой возможности отправлялся на охоту, но Рою всегда казалось, что он немного хвастается своей упряжкой лаек, раскормленных псов, которые грызлись и выли где-то за лавкой. Собаки - это хорошо. Рой сам на них ездил, но хорошо для серьезной охоты, а не для прогулки вдвоем на какие-нибудь две недели. Пит просто отдыхал в лесу от своей жизни наследственного лавочника, лавочника в третьем поколении. - Налить еще? - Дюкэн взялся за бутылку. Рой мотнул головой и одним рывком оторвал свое крепко сбитое тело от стола. - Пойду потолкую с инспектором, - сказал он, и, прежде чем Дюкэн успел возразить, его уже и след простыл. Инспектор жил в казенном доме, построенном в казенном стиле, квадратном двухэтажном деревянном доме без всякого намека на архитектурные украшения. Единственной уступкой эстетике было маленькое крылечко, которое вместе с доской для объявлений и определяло лицо дома. Рой, проходя, поглядел на плакаты, мотавшиеся на доске. "Охраняйте природные богатству и красоты ваших лесов", - прочитал он вслух, смакуя поэтичность официального языка. "Сто лет надо растить его, а погубить можно в минуту. УХОДЯ, ТУШИТЕ КОСТРЫ". И это ему понравилось. - Хэлло, Мак-Нэйр, - приветствовал его инспектор, едва он открыл сетчатую дверь. - Я только что собирался уходить. - В обход, инспектор? - спросил Рой. - Обход я делал вчера, - ответил инспектор. - Как же это вы меня не встретили? - сказал Рой. - Придет время, встречу, - утешил его инспектор. Рой засмеялся: - Если вы уходите, я зайду в другой раз. - Нет. Входите. Позднее вы будете слишком пьяны, чтобы добраться до меня. - Инспектор ударил по самому больному месту, и Рой подумал, что инспектор нечестно играет. Они вошли в маленькую квадратную комнату, стены которой были увешаны объявлениями, плакатами, календарями, пачками наколотых бумаг и картами. На сосновом столе были навалены еще карты, несколько шкурок норки и одна бобровая, капканы, коробка патронов, компас, бинокль, а под столом стояло два лисьих чучела. Инспектор уселся по-официальному, за конторку, повернув свой плетеный стул так, чтобы можно было наблюдать за Роем. Рой уже притих. Это были владения инспектора, его подавляла масса бумаг, конторка с откидной крышкой, четыре или пять толстых квитанционных книг, кипы бланков охотничьих свидетельств, ящички стола, полные писем, циркуляров, извещений, постановлений, бюллетеней, приказов, выговоров, отчетов. Только здесь, в конторе, Рой по-настоящему ощущал огромную административную машину, которую представлял инспектор своей объемистой персоной. Рой внес инспектору пять долларов за охотничье разрешение на год. - Ну, как охотились в этот сезон? - спросил инспектор, подписав квитанцию и протягивая ее Рою вместе с жетоном и маленькой зеленой книжечкой, экземпляром "Добавлений к закону об Охоте и Рыбной Ловле 1946 года". - Норму выловил. - А кому продали? - Питу Дюкэну. - Меха первосортные? Рой кивнул. - Есть что-нибудь исключительное? - Нет. Инспектор задал еще несколько вопросов о звере: много ли его, или мало, беспокоен он или доверчив, нет ли следов волка, рыси, медведя и других хищников, мышей, лемминга, а также зайца и другой дичи. У Роя на все был готовый ответ. Инспектор слушал его внимательно и вслушивался не только в сведения, но и в оценки самого Роя. Рой видел в лесу то, чего не замечали другие звероловы, и умел рассказать о виденном с увлечением подлинного охотника. Сам того не ведая, Рой стал лучшим источником информации о всех сезонных изменениях в жизни фауны Муск-о-ги. А так как инспектор по-настоящему интересовался естественной историей своего района, то всю информацию Роя он передавал в Торонто тщательно и точно. - Похоже, что зверей в лесу убывает, Рой, - сказал он. - Я все жду, что департамент предпримет по отношению к вашему брату - охотникам какие-нибудь решительные действия - наложит запрет на бобра или ондатру, а то и на всякого пушного зверя. Что-то нужно делать. - Вы стараетесь прогнать нас на север, инспектор, - сказал Рой, издеваясь над собственной бедой. - А что там делается, на тех территориях? - Это ведь не мой район, - ответил инспектор, - но из департамента с месяц назад был циркуляр о том, что все желающие получить новые участки севернее Серебряной реки должны подать заявки не позднее мая. Хотите, я включу и вас? Инспектор откинулся в кресле. Его большое брюхо заставляло усомниться в том, что он когда-нибудь покидает это кресло. Лицо у него было румяное, затылок жирный, руки пухлые, но, когда он вставал и двигался, видно было, что это человек неукротимой энергии, человек, выполняющий свои обязанности с безжалостным упорством. Роя не обманывал его внешний облик толстяка; он знал о пристрастии инспектора к жирной свинине и хорошему пиву. Нет, Рой понимал, что недооценить этого человека - значит совершить большую ошибку. Инспектор был так подвижен, что Рой, забравшись в самую гущу леса, часто оглядывался через плечо, нет ли его где-нибудь поблизости. - Я мог бы вам подобрать хороший участок, - предложил ему инспектор. - А можно отложить это до моего возвращения весной? - В любое время до мая месяца, - повторил инспектор, - но чем раньше вы решите, тем больше выбор. - Я скажу вам, когда вернусь в марте, - сказал Рой. Инспектор пожал плечами. Он был доволен, что Рой останется здесь еще на один сезон. Он так и сказал ему: - Рой, я не хочу, чтобы вы уходили на север, прежде чем я вас поймаю с незаконной добычей. Тогда вам все равно придется уйти, потому что я отберу у вас здешний участок. - Поймать меня? - сказал Рой. - А зачем вам меня ловить? - Да уж не знаю, - сказал инспектор, - но из всех охотников моего района именно вас я решил изловить с поличным. Вы водите меня за нос уже двадцать лет, но я до вас добираюсь. Предупреждаю вас, добираюсь. Теперь уж недолго. Рой откинулся от конторки: - Но если вы хотите поймать меня, почему вы не прогуляетесь за мной в лес? Там-то вы вернее словили бы меня. Инспектор бывал в лесу не раз - и в охотничьих хижинах Роя и по всей цепи его ловушек, исходил его участок вдоль и поперек и не нашел ничего. Когда-то давно он убедительно доказал Рою по числу его капканов, распялок для меха, использованных патронов и по десятку других признаков, что Рой отстреливает и ловит зверя больше нормы. Это обвинение было им брошено Рою в лицо в его хижине, когда оба они были значительно моложе. Рой весь вспыхнул от гнева, но сдержался и промолчал: молчал он и дальше в ответ на все обвинения инспектора. Взвесив эту тактику Роя, инспектор скоро пришел к выводу, что словами от него ничего не добьешься. Рой спокойно отмалчивался и предоставлял инспектору обнаружить мех или поймать его на месте преступления. - В этом году, может быть, и соберусь, - сказал инспектор. - Что ж, гостем будете. - Вы и не узнаете, когда я явлюсь и откуда. - А не опасно ли путешествовать по лесу тайком? Может приключиться несчастный случай. - Опасно для тех, кто окажется с незаконным мехом. - А куда его девать, незаконный мех? - Я прекрасно знаю, что вам не прожить на вашу норму, Рой, - сказал инспектор. - И не хочется мне ловить вас. Рой, а все равно придется. Так что в этом году глядите в оба. - Я всегда гляжу в оба. Гляжу на каждую ловушку. - А я буду не там, - сказал инспектор. - Я буду у вас за спиной. Рой рассмеялся, будто только и ждал случая, а инспектор улыбнулся: - Знаете, на ваш участок многие зарятся. Рой кивнул: - Ну и пусть берут. Он выловлен дочиста. - А как же вы ухитряетесь брать с него добычу? Рой потер руки и с довольным видом стал покачиваться в своем кресле: - Пойдемте, выпьем со мной, инспектор. Может быть, вам удастся напоить меня и выведать все мои секреты. - А они мне и так известны. Опасные секреты. Они втянут вас в беду. Вы когда-нибудь платили подоходный налог, Рой? Рою показалось, что страннее вопроса он от инспектора никогда не слышал. - А я не припомню, чтобы мне кто-нибудь предлагал платить его, - сказал он. - Это не отговорка, - заметил инспектор. Рой чувствовал, что тут какая-то ловушка, вырваться из которой ему не под силу. - Мне кажется, что я зарабатываю недостаточно, чтобы меня обложили подоходным налогом, - осторожно сказал он. - Вполне достаточно! - настаивал инспектор. Он плотнее уселся в кресло. Вот как легко припереть Роя к стене, чего ему хотелось уже двадцать лет! Он прекрасно понимал, что Рой чувствует себя выслеженным, пойманным и приговоренным. Но не этого он добивался. Инспектор захохотал при мысли о козырях, которые были у него в руках, но которыми он не хотел пользоваться. - Не беспокойтесь, Мак-Нэйр, - сказал он официальным тоном. - Мне дела нет до подоходного и прочих налогов. Мне другое надо: поймать вас врасплох с незаконными мехами. Подумаешь, подоходный налог! - он захохотал, хлопнул Роя по коленке и снова захохотал, наблюдая, как тот приходит в себя. А Рой был сыт по горло. Он встал, собираясь идти. - Только не попадайтесь мне вместе с Мэрреем или с Зелом Сен-Клэром, - добавил инспектор. - Я знаю, они пользовались вашей хижиной, и если я захвачу их там, так и вас в придачу. Рой еще не простил инспектору его странной шутки с подоходным налогом. - Только если соберетесь в эту зиму, - сказал он, - остерегайтесь. У меня вокруг хижины расставлено несколько медвежьих капканов. Ко мне туда повадился какой-то черный медведь. Так что будьте осторожны, инспектор. - Медвежьи капканы и нечаянная пуля! Ладно, буду осторожен, Рой. Вот, возьмите. Сберег специально для вас. - Он протянул Рою пачку противопожарных плакатов, зная, как ему нравится их броский драматизм. - Когда собираетесь обратно в лес? - Еще не знаю. - Я думаю, это зависит от того, насколько вы напьетесь. Это зависело от Сэма, но Рой не собирался докладывать об этом инспектору. При мысли о Сэме Рою действительно захотелось еще выпить, но он знал, что сначала надо уладить дело с Сэмом. Не поддаваясь искушению, он прямо из конторы инспектора пересек улицу и железнодорожное полотно, прошел мимо церкви и, перевалив несколько гранитных гряд, добрался до фермы Джека Бэртона. - Миссис Бэртон! - позвал он с порога. Внутрь он не входил. Ему трудно было вот просто так войти в дом, даже в дом Джека. Он только просунул голову в дверь. - Где Джек, миссис Бэртон? Вышла миссис Бэртон, робкая, неряшливо одетая женщина с незначительным лицом; маленькое, доброе существо. - Здравствуйте, Рой, - сказала она. - Джек где-то возле сарая. Как поживаете? - Прекрасно. А как ваша семья? Она вспыхнула, видимо потому, что было ясно предстоящее вскоре увеличение ее семьи. - Джек чинит сарай, - снова перевела она разговор на своего мужа. Рой сдвинул на затылок свою суконную кепку и отправился искать Джека. Тот, взгромоздившись на лестницу, выравнивал и закреплял дранку на крыше сарая. Сарай был ветхий, дощатый, на сосновых столбах. На месте некоторых истлевших столбов зияли дыры, оставшиеся столбы едва поддерживали крышу. Дом был тоже крыт дранкой, а стены слеплены из гладкой и твердой глины. Дом, высокий сарай с коровником, приземистый свинарник - все теснилось на голом, открытом ветрам клочке земли. Единственное дерево, молодая сосна, одиноко росло у проволочной изгороди, уходившей по склону к дороге. Хозяйство выглядело дряхлым и запущенным, но вблизи его оживлял гомон жилья - детский плач, лай собаки, визг поросенка, мычанье коровы - все эти звуки и запахи фермы. - Смотри, не свались и не развали эту кривулю, - закричал Рой Джеку. - Слезай, пока не подул ветер и не унес тебя вместе с твоим сараем. Джек Бэртон не двинулся с крыши, он закреплял гвоздем дранку и выругался, когда она расщепилась. Тогда он слез на землю, засунул молоток в задний карман, а плоскогубцы - за пояс, придав этим объемность своей гибкой, тощей фигуре. - Ну, этот сарай не сдует, - сказал Бэртон. - Я нарочно оставляю наверху прорехи, чтобы ветер свободно проходил, только поэтому он и держится. Рой поглядел на прорехи. - А ловкий ты фермер, Джек, - сказал он в раздумье. - Жаль, что мой Сэм никак не справится с фермой. - Он просил тебя остаться на зиму? Рой кивнул. - Он уже недели две назад говорил, что собирается просить тебя. Но я думал, что он не решится. Так ты останешься? Они зашли в сарай, чтобы укрыться от ветра. Там было темно и пусто и стоял едкий запах перепревшего навоза. В стойле слышалось только мычанье годовалой телки, гулко отдававшееся от высокой крыши. Несколько свиней копались в загоне возле двери, но больше в сарае ничего не было. Позднее, ближе к снегу, сарай заполнится скотиной - свидетельством фермерских успехов Джека Бэртона: пять коров, шесть свиней, две лошади, две козы и пять клеток ангорских кроликов. Все это втиснется в сарай и будет отогреваться собственным теплом и дыханием. - Ума не приложу, что будет с фермой, если я не останусь, - медленно проговорил Рой. Чтобы на что-то решиться, он ждал помощи от Джека, но знал, что Джек не может ему ничего присоветовать: ни да, ни нет. - Беда еще вот в чем, - продолжал Рой. - Сэму взбрело в голову, что на всей Гуронской полосе надо поставить крест и что для мелкого фермера здесь все кончено. - Он подождал, надеясь, что Джек будет отрицать это, отрицать, что вся их округа умерла. - А он прав, Рой, - сказал Джек, и оба они посмотрели через узкую полоску пашни на лес, который простирался на север к полярным снеговым пустыням. - Мелкие фермы отжили свой век, ими теперь не проживешь. - А как же ты? - Перебиваюсь, потому что сейчас есть спрос на все даже на кроличий пух и свиную щетину. Но разве это настоящее фермерство, Рой? У фермеров здесь одна надежда - большая ферма, много разных посевов, много скота, инвентаря и машин. Но на мелкой ферме для нас все это недостижимо, да, может быть, и на большой тоже. Никто не в силах приобрести все оборудование, какого требует эта земля. Единственный способ - это организовать общий фонд, где можно было бы нанять трактор, конные грабли, жатку, а то и просто работать на них сообща, переезжая с фермы на ферму. Только так и можно поддержать наши фермы. Но правительство пальцем для этого не пошевельнет, так что, может быть, эти фермы и действительно отжили свой век. Вот разве только если наладить взаимопомощь и общий сбыт... Роя удивило, что у Джека тоже свои заботы и тревожные мысли. - Тебя послушать, так ты тоже не прочь прикрыть лавочку и сдаться, - сказал он Бэртону. - И не подумаю! Я ни за что не сдамся! Тонкие губы его сжались, на обтянутых скулах проступили два белых желвака. Рой засмеялся. - Тебе бы следовало заняться политикой, - сказал он. - Например, в Фермерском объединении. - Что объединения? Там только и знают, что подсиживать друг друга и рвать чужой кусок изо рта. Нам надо восстановить прогрессивную партию. Протереть все с песочком. Никаких посредников и ростовщиков, ни спекулянтов, ни процентной кабалы, никаких особых привилегий для церкви, железных дорог и лесных компаний. Снизить взносы по закладным, снять проценты, никаких подачек дельцам из общественной казны. - И среднее образование! - Да, и среднее образование! - Эх ты, фермер Джек! - выразительно промолвил Рой. - Так что ж, останешься здесь на зиму? - помолчав, спросил Джек. - Ну как же я могу? - Рой глубоко засунул руки в карманы своей брезентовой куртки. - Вот что, Джек, не найдешь ты кого-нибудь, кто согласился бы поработать с Сэмом эту зиму? Денег Сэму давать не стоит. Все равно потратит их зря. Я хотел оставить их тебе и просить, чтобы ты платил работнику каждую неделю. Может быть, с помощником Сэм как-нибудь справится. Ты как думаешь? - Теперь трудно нанять работника. - Я знаю. - А много ты можешь оставить? - Около трех сотен. Выйдет по сотне в месяц. - Это хорошая плата, но только теперь никто не хочет работать на ферме. Рой прислонился к свиной загородке, большим и указательным пальцем он приподнял кепку за козырек, а остальными почесал темя, потом снова нахлобучил кепку: - Вот все, что я могу придумать. Или оставаться самому. - Нет, тебе оставаться не к чему, Рой, - сказал Джек Бэртон. - Я кого-нибудь найду. Когда, ты считаешь, он ему понадобится? - Да с того месяца. - А ты уверен, что Сэм захочет кого-нибудь, кроме тебя? Рой покачал головой. Этого он не знает. К тому же он не уверен, что скажет Руфь Мак-Нэйр. Джек знал, о чем он думает. - Надеюсь, ты застанешь Сэма, когда вернешься с зимней охоты. Конечно, работник - это помощь, но я все-таки не стал бы на это рассчитывать. - Кто купил упряжку? - вдруг спросил Рой. - Билли Эдварде, с того берега. - А откуда у него деньги? - Занял под урожай. Хорошие были кони. Рой. Он их откормил как следует и, я думаю, уже оправдал свои деньги, сдавая их в наем. - Бедняга Сэм, - сказал Рой, и они оба вышли из сарая. Джек повел Роя показывать ему остальное хозяйство: свинарник и курятник, а затем и самый дом, где куча светлоголовых ребятишек копошилась на полу вокруг задерганной матери. Они спустились в погреб, где Джек показал свое воздушное отопление: вокруг старой железной печи он выложил кирпичную нагревательную камеру, и, когда печь топилась, горячий воздух поступал в дом через систему отдушин в полу. Теперь печь еще не топилась и в погребе было холодно, но сухо. Джек оштукатурил стены и замазал щели. На полу, на полках и на скамьях были разложены овощи летнего и осеннего сбора: тыквы, свекла, кукуруза, картофель, даже зеленые помидоры, яблоки, огурцы и несколько банок сушеного горошка. Запасено было на всю зиму. Поднявшись наверх, они уселись в кухне, уставленной бутылками и банками с заготовками миссис Бэртон. Рой наслаждался теплом и уютом этой кухни. Даже обшарпанные стены - и те выглядели надежно. На одной из них красовалась недовязанная салфетка, на которой вышито было: "Маме". Над ней висела скрипка без струн. - Вот кончил погреб, теперь зимой примусь за верх, - сказал Джек, видя, что Рой осматривается по сторонам. "Вот она, постоянная очередь ремонта, - подумал Рой, - сначала сарай, свинарник и курятник, потом погреб, кухня, а там уж и все остальное". - Мэй, - сказал Джек жене, - у тебя ничего не найдется дать Рою в дорогу? Миссис Бэртон уже выставила перед Роем две банки: одну - красной смородины, другую - красной капусты. Неизвестно, кто смущался больше - гость или хозяйка, но Рой сгладил неловкость, он засунул в каждый карман по банке, а ребятишкам достал свои леденцы. Он купил их для себя, но у него был еще пакет в мешке у Дюкэна. - Пойду навещу Сен-Клэра, - сказал он Джеку и быстро поднялся. - Смотри только, чтобы при тебе не было денег, - предостерег Джек, провожая Роя. - Если собираешься с ним выпить, считай, что денег не будет. - И откуда в тебе этот закон и порядок, Джек? - сказал Рой. Они постояли молча. - Так я тебе пришлю три сотни. А увидимся, должно быть, еще до рождества - на озере. - Должно быть, Рой. - Так, значит, месяца через полтора. - Да. До скорого, Рой. До скорого. Рой уже катился вниз по склону к дороге, ноги его поднимали клубы пыли, и ветер уносил ее. Пыли было не очень много, но, по мере того как Рой удалялся, маленькое подвижное облачко все сгущалось, и скоро Джек видел только пыль, а потом и облачко скрылось среди деревьев. 3 Зел Сен-Клэр был небольшой человечек, ростом меньше Роя, и тощий. Французы Сент-Эллена утверждали, что он похож на маленького высохшего французского кюре своими впалыми щеками, пронзительным взглядом, синевой на подбородке и хилым, таким хилым телом. Но Рою дела не было до этой клерикальной видимости, он видел в Зеле нечто более понятное, скажем - носильщика, ненавидящего свою работу. Рой отыскал его по звонким ударам топора, в дальнем конце лесной расчистки Джека Бэртона. Зел подрубал большую березу, и все его тело следовало за круговыми взмахами топора. - Нелегкая работа для лесного бродяги! - окликнул его Рой. Зел оперся на березу и перевел дух. - Это все чертов инспектор, - сказал он. Рой засмеялся: - Чем плох инспектор? Блюдет закон и порядок. - Дай срок и угомонится. Уж я об этом позабочусь. - Ты лучше о себе заботься. Если он увидит тебя в лесу, тут тебе и крышка. - И ему будет крышка! - сказал Зел, проводя Роя через заросли, которые он расчищал. Четырехугольная вырубка, сдавленная скалами и лесом, уже частично заросла липой, можжевельником и густой порослью берез. Ей было всего четыре или пять лет, но через год-два она станет настоящим лесом, который придется вырубать как следует, топором. Сейчас Зел Сен-Клэр еще мог свести большую часть березы палом или большим садовым ножом, и к топору ему приходилось прибегать, только встречая сосну или подросшую березу. Джек Бэртон вовремя объявил войну наступающему лесу, купив эту вырубку летом и расчищая ее к зиме. Рой отдавал должное Джеку, он был уверен, что со временем Джек будет видным человеком в Сент-Эллене, если только Сент-Эллен и мелкие фермы вообще уцелеют. Теперь, после разговора с Джеком, Роя это особенно беспокоило. - Выпей! - Зел Сен-Клэр протянул ему бутылку с каким-то пойлом, подозрительно прозрачным и бесцветным. Зел достал ее из дупла, где у него лежали куртка и нож. - Раздобыл у Оле Андерсона. Живая вода! Рой выпил и почувствовал на небе слабый привкус аниса, но когда это пойло обожгло гортань, он понял, что пьет почти голый спирт. Они снова выпили. - Эта штука доконает тебя, Зел, - сказал Рой. - Не одно, так другое, - с горечью отозвался Зел, и его скрюченное тощее тело не обнаруживало первого условия жизни - желания жить. Это угнетало Роя. В Зеле он увидел судьбу всех звероловов, лишенных права охоты. Он предложил французу еще выпить и сам выпил глоток. - Может быть, инспектор еще вернет тебе твой участок? - сказал ему Рой. - Отнимет его у Брэка Гарта и вернет мне? Как бы не так! - А почему ты не уйдешь на север, на новые территории? Здесь нам все равно делать нечего, ты же знаешь. Почему ты не подашься на север, Зел? - А жену и ребят бросить здесь? - Проживут, пока ты там не укрепишься. Зел покачал головой, и Рой понял, что все это он не раз обдумывал и отверг все варианты как безнадежные, еще ничего не предпринимая. - Инспектор прикончил меня здесь, - сказал Сен-Клэр, - и он натравит на меня всех инспекторов к северу от Муск-о-ги. Но все равно инспектору не выжить меня из Сент-Эллена. Я пойду в лес и все равно буду охотиться, хочет этого инспектор или не хочет, а если повстречаемся - тем хуже для него. Трапперы обычно расточали по адресу инспектора самые страшные угрозы, и слушатели привыкли не принимать их всерьез или принимать с большой скидкой. Но в двух случаях Рой склонен был верить в серьезность угрозы: со стороны Зела Сен-Клэра - из-за его озлобленности и Мэррея - из-за его безразличия; тот не питал к инспектору ни расположения, ни ненависти, но, встретившись лицом к лицу, знал бы, что исход один - убить или быть убитым. До сих пор Рой всегда считал, что Мэррей для инспектора опаснее, но озлобление Зела было так яростно, что это начинало беспокоить Роя, и он снова предложил выпить. - Я на озере буду следом за тобой, - сказал ему Зел. - Вот кончу эту расчистку, и у меня хватит тогда на провиант. - Разве Джек Бэртон платит тебе за эту расчистку? - А как же. Так, значит, Джек постыдился признаться в своем великодушии! Рой засмеялся. - По моим расчетам, я буду там в половине ноября, - сказал Зел. - Ну, горячий будет сезон, - сказал Рой. - Похоже, что полгорода собирается в лес, в том числе и сам инспектор. Слишком там становится людно, Зел, слишком людно. - Рой так и не мог решить, что ему нравится больше: общение с людьми, когда их много набиралось в лесу, или изумительное одиночество охоты вдали от людей. Сейчас, разогретый водкой, он был за компанию. - Разумеется, - сказал он Зелу. - Приходи в любое время. Пользуйся любой из моих хижин - и к черту инспектора. А что слышно о Мэррее? Где он? Я не видел его с весны. Сен-Клэр пристально посмотрел на Роя, а потом понизил свой слабый голос так, что его было еле слышно. - Рой, - сказал он. - Мэррей этой осенью не возвращался. Он отправился в заповедник Серебряных Долларов, чтобы выбрать и устроить там зимовку. - В пушной заповедник? - Да. В заповедник. Раз его там уже изловили, но другой раз не поймают. Заповедник площадью в тысячу квадратных миль, и он знает там озера, и реки и болота, о которых сами обходчики понятия не имеют. Он и сейчас там, разведывает зверя. А зверя там за двадцать лет, должно быть, развелось без счета, кишмя кишит. Особенно бобра, Рой. Там, должно быть, этого бобра столько, что шкурок на тракторе не вывезешь. Вот мы за ними и двинемся. Хочешь с нами? В декабре. Дважды, когда выдавалась плохая охота, Рой ставил капканы в заповеднике Болд-Ривер, примыкавшем с запада к Муск-о-ги. Он не чувствовал тогда угрызений совести, но позднее, поразмыслив, он дважды решал никогда больше этого не делать: из-за нескольких шкурок не стоило попадать в тюрьму и терять право на охоту. И теперь, если бы он не выпил столько этой отравы, он начисто отказал бы Зелу решительным "нет". Но сейчас в нем заговорила водка. - Да, это было бы дело! - воскликнул он. - Брать бобров в заповеднике! Вот всполошился бы наш инспектор! - он захохотал. - Что ж тут мудреного, Рой, особенно если нас будет трое. - А я-то вам зачем? - резко спросил Рой. Зел знал, что Роя не проведешь. - Слушай, Рой, - сказал он. - Ты лучший зверолов во всем Муск-о-ги. Ты один можешь наловить больше бобров, чем половина трапперов всей территории, было бы только что ловить. Ну, а в заповеднике - там бобров видимо-невидимо. Там на болотах так много хаток, что бобрам не хватает пропитания. Что тебе еще надо? И весь этот мех в одном месте: не надо мерять десятки миль на обходах капканов, разыскивать следы. Весь зверь в одном месте, только ждет хорошего зверолова. Тебя, Рой! Право же, все это очень просто. За один раз ты с нами наловишь столько, что хватит снарядиться на север, да еще останется. Бобер всегда в цене, ты сам это знаешь. Дело верное. - Не слишком ли, Зел? - Вот подожди, повидаешься с Мэрреем, поговоришь с ним. Втроем мы можем договориться. Ну, как? Картина была такая заманчивая, что Рой поколебался, прежде чем отказать. - Так пойдешь? Рой вздохнул. В нем заговорили остатки осторожности. - Нет. Орудуйте вы вдвоем с Мэрреем. Вы вольные бродяги, Зел. А я работяга-траппер. - Недолго тебе работать. Зверя-то нет. Они допили водку, и это сделало их закадычными друзьями и неразлучными компаньонами. Сен-Клэр сложил в дупло инструмент, надел куртку, и они пошли в единственный бар Сент-Эллена. Это было двухэтажное дощатое строение в шесть комнат; когда-то здесь помещался процветавший магазин. Там, где раньше был мясной прилавок, теперь устроена стойка, а на полках вместо всяких товаров - стаканы и бутылки с различными напитками. Рой и Зел Сен-Клэр ввалились в бар словно два загнанных мула, что вот-вот ткнутся носом в землю под тяжестью непосильной ноши. - Клем, - закричал Рой бармену-янки, - я собрался в ад, так выставь мне какое-нибудь медвежье пойло, чтобы мне туда скорее добраться. Давай мне этого Блэк-энд-Блю. Тащи бутылку! Рой еще помнил, как он налил себе, Зелу; помнил, что Клем налил по стакану для себя и для Джекки Пратта, единственного сент-элленского дурачка. А потом все поплыло, смешалось - и что он чувствовал и особенно что делал. Смутно помнились все новые порции выпивки, то, как он валился с ног, и снова подымался, и как его кто-то бил; мальчишки, которые дразнили его на улице: "Ты пьян, Рой, ты буянишь, Рой". Но он уже не помнил, как убеждал их: "Ну что вы, ребята. Да разве я пьян?" - и как швырял в них камнями, когда они не унимались. А после мальчишек был в памяти полный провал до того самого мгновения, как он проснулся в совершенной темноте, весь разбитый и больной. Голова у него разламывалась, ему было плохо. Он лежал без движения, стараясь сообразить, где он. Долго это ему не удавалось, он слегка пошевелился и вдруг сразу понял. - Джинни, - сказал он тихо. Лежавшая рядом с ним не пошевелилась. Рой, не двигаясь, долго прислушивался, как она дышит в глубоком сне. Потом он осторожно слез с кровати и едва удержался, так его шатнуло назад. Он знал, где должно быть его платье, но долго нащупывал его. Сидя на полу, он натянул носки и сапоги и тут заметил, что в окне чуть брезжит рассвет: Одевшись, он прошептал еще раз: "Джинни!" Она не ответила, и он не подошел к ней. Рой больше не стал дожидаться, он как можно скорее выбрался из комнаты. В кухне он тяжело перевел дух и стал искать свою брезентовую куртку и пакет. Они лежали под окном на ларе. Натянув куртку, он стал искать кепку и нащупал ее в кармане вместе с четырьмя кусками мыла "Люкс". В пакете были две банки - подарок миссис Бэртон и две другие, еще теплые, положенные туда Джин Эндрюс. Он не стал смотреть, что она еще туда положила, но ему пришлось зажечь лампу, чтобы написать Джинни записку с просьбой передать триста долларов Джеку Бэртону. Ему опять стало так плохо, что он сел на ларь и схватился за голову. Его уже одолевал стыд, и он постарался поскорее вывести себя из этого оцепенения, чтобы уйти, не встретив Джинни. Собственно, он знал, что хотел уйти не только от Джинни, но от себя. Всего страшнее и позорней для него были часы пьяного забытья. Раньше Джинни Эндрюс рассказывала ему, какие гадости он вытворял в пьяном виде, неповторимые гадости. Это его всегда угнетало, он всегда боялся поступить нехорошо, даже просто невежливо. Со временем она перестала стыдить его, поняв, что ему самому невыносимо стыдно. Наоборот, она старалась утешить его, говоря, каким он может быть нежным и жалким. Но Рой не знал, чему же верить, и чем больше она его ободряла, тем больше он сомневался. Раскаянье было неизбежно, и он предпочитал покинуть ее вот так, среди ночи, - только бы не оказаться днем лицом к лицу с ней и с самим собой. Он тихонько прикрыл входную дверь и на минуту остановился на пороге, почувствовав чудесный холодный воздух. Когда он проходил мимо окна спальной, Джинни услыхала его тяжелое дыхание и сама тяжело перевела дыхание, которое задерживала с тех пор, как услышала, что Рой проснулся. Вот он и ушел, и между ними опять зима, еще одна долгая канадская зима. На ферме ни Сэм, ни Руфь еще не вставали, ведь едва начинало рассветать. Рой постарался их не разбудить, потому что знал: Сэм снова станет добиваться от него ответа на вопрос, который Рой хотел считать разрешенным. Если бы он дождался Сэма и сказал ему, что Джек наймет и оплатит работника, Сэм мог не согласиться, и Рою пришлось бы начинать все сначала. Предоставляя самому Джеку прийти и рассказать все Сэму, Рой надеялся избежать отказа Сэма, даже сделать этот отказ невозможным. Сэм примет работника. Сэм не уедет, не бросит ферму. Джек Бэртон уладит все это с Сэмом. Дело теперь за Джеком. Рой переоделся и почти бегом направился к городу. У Дюкэна он прошел через заднюю дверь. Заплечный мешок его был готов, весь заказ уложен, и Рой еще раз с благодарностью оценил быстроту и деловитость Пита Дюкэна. Даже новые капканы были распакованы и прикреплены как следует - поверх мешка. А под капканы была засунута бутылка Блэк-энд-Блю. Рой нуждался в ней как никогда. - Молодчина Пит, - сказал он и раскупорил бутылку, чтобы сейчас же выпить. Его одурманенную голову и обожженный язык ошеломило новым ударом. - Ух! Это и быка свалит! - сказал он вслух. Рой вскинул мешок за плечи, сдвинул с раскалывающегося лба головной ремень, сунул бутылку в карман и зашагал по дороге. Каждый раз, когда ему хотелось глотнуть, приходилось опираться на дерево, чтобы мешок не перетянул, когда он запрокидывал голову. Было неудобно, и холодный спирт стекал по подбородку на затылок. - Это и быка свалит! - твердил он при каждом глотке. Он пил теперь, чтобы забыть, что был пьян, и чтобы изгладить из памяти все то неблагополучие, которое оставалось позади. Во-первых, как он добрался до дома Джин Эндрюс вчера вечером? Это всегда было первой его мыслью. Ему всегда удавалось добрести туда, но как - он ни разу не мог вспомнить. Потом Сэм. Сэм хочет бросить ферму. Рой знал, что ему следовало бы остаться и до конца уладить все это дело. Надо было остаться и самому предложить Сэму нанять работника, а не предоставлять решение Сэму. Сэм может отказаться. Эта полумера Роя может только подтолкнуть его на что-нибудь отчаянное. Сэм может сейчас же собраться и уехать. Но Рой знал, что Джек Бэртон не допустит этого. Джек уговорит его остаться. Джек найдет ему работника, Джек поддержит его. Теперь дело за Джеком. Даже Сент-Эллен - и тот теперь держится только на Джеке. Джек, который не сдается, который не даст себя выжить с фермы ни земельным банкам, ни процентам по закладной, ни хищникам и рвачам, ни налогам, ни нехватке инвентаря, земли, помощи, осушения, денег и предусмотрительности. Сент-Эллен будет существовать, пока здесь есть Джек, а пока они оба на месте, не забыт, не потерян и Рой, там, в самой глубине леса. "Ни за что не сдамся!" Он все еще видел и слышал, как Джек Бэртон произнес эти слова, и они поддерживали его. Он снова выпил. Теперь уже за себя: он покидал Сент-Эллен, оставляя там слишком мало себя; оставляя там призрак Энди, которого там, может, и нет, хотя, кто знает; оставляя все нерешенным. Рой в последний раз шел охотиться в эти леса, он это знал; он предчувствовал это и в прошлые годы, но в этом году знал наверно. Участок опустошен. Это он тоже знал и в прошлые годы, но сейчас предстоит окончательная проверка, так это или не так. Тогда-то все и начнется. Уйти на север и покинуть Сент-Эллен. А потом что? - безнадежно спрашивал он себя. Будет ли здесь Сэм и старая ферма, будет ли здесь Джинни и он сам или лес окончательно поглотит его, оторвет его от людей и наложит на него свою лапу? Нет! Он не животное. Чем больше он наблюдал зверей, тем острее чувствовал, что он человек и нуждается в людях. Лес и пустыня не поглотят его, но Сент-Эллен должен помочь ему в этом. Сент-Эллен, и Сэм, и Джинни, и Джек Бэртон, и сама эта дикая, скупая земля. Рой уже одолел подъем до того места, где старая лесовозная дорога взбиралась на голый гранитный гребень. Чтобы увериться, что существует Сент-Эллен, ему надо было обернуться и взглянуть назад. Вот он, на месте, еще не проснувшийся, озаренный жутким заревом восхода. Рой постоял, переминаясь с ноги на ногу, ожидая, не покажется ли дымок, маленькая черная фигурка, грузовик, хоть какой-нибудь признак жизни. Все было пусто, и Сент-Эллен выглядел так, словно проиграл свое сражение с лесом и скоро исчезнет. Таким Рой и унес его с собой в леса, когда свернул с дороги в подлесок, с пьяной головой, пьяный под тяжелым грузом, с пьяными глазами и пьяным распухшим ртом, весь пьяный, опорожнив белую бутылку и швырнув ее перед собой так, что она вдребезги разбилась о камни, весь мертвецки пьяный, кроме шагающих ног и инстинкта направления. Они-то и вели Роя в глубь леса еще долго после того, как сознание вовсе оставило его. 4 Стоя одной ногой в челноке, Рой другой оттолкнулся и вывел его из маленькой скалистой бухточки. Сейчас же, став на одно колено, он начал подгребать, используя разгон от толчка. Острое весло быстро погнало суденышко по тихой воде. Его крепкие руки так расчетливо прилагали свою силу, что не было ни рывков, ни задержек, а только упорное и ровное скольжение твердого брезентового корпуса, прорезавшего воду. Он плыл по Мускусной заводи, которая вела к его главному озеру и главной из его хижин и была одним из основных участков его охоты. Это был искусственный водоем, извилистый и заросший, образованный старой бобровой запрудой, которая так надежно перегородила ручей, что получилось озерко с крутыми, густо заросшими лесом берегами. Идеальное обиталище для мускусной крысы - ондатры. Не слишком глубоко, дно и берега густо покрыты осокой, рогозом, стрелолистом и тростником и усеяны старыми дуплистыми пнями - немаловажное условие для ондатры. На серо-коричневой поверхности воды повсюду виднелись травянистые, слепленные из грязи и веток островки. На тех, что побольше, были норы ондатры, на тех, что поменьше, крысы спокойно кормились, недостижимые для хищных врагов. Рой направил челнок к одному из таких островков. Некоторыми из них он пользовался как укрытием, приманивая уток, и сейчас, когда челнок его вышел на открытое зеркало, с них поднялась туча чирков и крохалей, красноголовых и чернокрылых диких уток и свистух. Они вспорхнули небольшими шумными стайками и скрылись. Возле одного из островков Рой подобрал двух уток, которых утром подстрелил с берега. Он бросил их на дно лодки и опять свернул к берегу, чтобы начать осмотр капканов. Рою до сих пор было плохо, но это была слабость выздоровления. Он не помнил, как добрался до болота, не помнил даже, как покинул Сент-Эллен. Знал только, что очнулся сегодня утром в своей хижине на болоте, что его сильно рвало и что каким-то образом он сберег свой мешок в целости - даже яйца. Худшее миновало, но и теперь, гребя, он с трудом мог сосредоточиться на том, что делает. Ему приходилось напрягать память, чтобы не пропустить капкан. Он знал, что в этот раз, больше чем когда-нибудь, нельзя пропускать ни одного. Обловом на этом болоте всегда открывался у него зимний сезон, и это всегда бывало показателем, какой можно ждать охоты. Он уже приближался к первому капкану, как вдруг услышал, что его окликают с отмели перед хижиной: - Рой! Рой Мак-Нэйр! Челнок уткнулся в большой ком слипшихся водорослей. - Кто там? - крикнул Рой. - Это ты, Джек? Он подумал, что это Джек нагнал его, чтобы сказать, что Сэм все бросает, или, может быть, что вернулся Энди Эндрюс. - Это я, Скотти Малькольм. - Скотти? Здорово, Скотти, сейчас причалю. - Голос Роя прозвучал глухо и тускло, теряясь в болотных зарослях. Несколькими ударами весла он повернул челнок к хижине: - Ты что, в Сент-Эллен? - Нет. Я в лес с тобой, - сказал Скотти. - Ну, так ты избавился от длинной прогулки. Еще полчаса - и ты бы меня здесь не застал. Скотти Малькольм охотился вместе с траппером, которого все звали Самсоном. У каждого был свой участок, но охотились они сообща. Уч