нас ждет впереди? - Ничего особенного. Ничего определенного. Если я уеду из Греции, вы поедете со мной. Я останусь здесь до прихода немцев. А потом мы оба уедем в Египет. Вы можете жить там или уедете в Англию. Будем жить, пока нас не разъединит война. Как вы смотрите на это? - Трудно будет уехать, - сказала она. - Это зависит от вас. Но, так или иначе, это самый важный вопрос. Как видите, я стараюсь рассуждать спокойно. - Очевидно, надо согласиться, - сказала она. - Но не думаю, что старшая сестра отпустит меня. - Пойдем сейчас к ней. - Нет. Я сама с ней поговорю. - Мне будет легче это устроить, - сказал Квейль. Он повернул ее к себе, - этого давно уже не случалось. Она была не так строга, как обычно. Не обняла его, но и не отстранилась, когда он прижался к ней всем телом. Он оторвался от нее, они молча пошли назад, к госпиталю. Он был очень уверен в себе. Старшая сестра удивленно подняла голову, когда они вошли к ней. - Хэлло, сестра, - сказал он. - Извините за беспокойство, но у меня к вам просьба. - Хэлло... У вас такой серьезный вид... что с вами? - Мы хотим пожениться. И я хочу, чтобы Елена вернулась в Афины. - Вы вступаете в брак? - Да, - сказала Елена по-английски. - Да, - сказал Квейль. - Можно ей отправиться в Афины завтра или послезавтра на нашем транспортном самолете? - Значит, вы решили вступить в брак. Но нам нужны здесь работники. И скоро придут немцы. - Я знаю. Но она с таким же успехом может работать в Афинах, если именно это вас интересует. Старшая сестра помолчала с минуту, затем кивнула головой и сказала: - Это нетрудно устроить. Пусть едет. Я все улажу. Елена спокойно улыбнулась. Квейль кивнул. - Вы страшно любезны, сестра. Благодарю вас, - сказал он очень серьезно. - Она может захватить с собой запасные части для автоклава. У нас там нет этих частей. Она может передать их от моего имени, это будет весьма кстати. - Конечно. Что угодно. Спасибо, - еще раз поблагодарил Квейль. - Я очень рада. Вы прекрасные молодые люди. Вы будете счастливы, если только еще возможно счастье. Поздравляю вас. Вы правильно поступаете. Но вы должны выглядеть веселее. - Не знаю, как нам повенчаться здесь, - сказал Квейль. - Какого вы вероисповедания? - Официально я принадлежу к англиканской церкви. Но разве в Греции нет гражданского брака? - Нет. Только церковный. - Мне все равно какой. - Ну, вы решите это завтра. Или в Афинах. Квейль и Елена вышли, и она сказала, что ей надо еще окончить работу. Квейль вернулся в гостиницу. Хикки сидел на кровати у себя в комнате, когда Квейль проходил по коридору. Он позвал Квейля к себе. - Надеюсь, ты уже все уладил. Немцы могут вступить в Грецию сегодня вечером или завтра. В любую минуту. Твою невесту мы переправим на "Бомбее" завтра же, если она хочет. А мы на прощанье еще разок вылетим на разведку. - Куда? - Ты помнишь Нитралексиса? - Того сумасшедшего летчика-грека? Я давно его не видал. - Он был в Корице. Нам приказано сопровождать его в разведку. К Баллоне - посмотреть, что там делают итальянцы. - Это значит идти бреющим полетом? - Один бог знает, что это значит. Но будем надеяться, что фрицы к тому времени еще не появятся. - Когда вылетаем? - В шесть часов. Ты пока ляг и поспи. - Ладно. Ну что ж, я буду только рад скорей убраться отсюда. - И я, - сказал Хикки. - Спокойной ночи, Хикки. - Спокойной ночи, Джон. Я пришлю швейцара разбудить тебя. 14 Утром тумана не было. "Гладиаторы" стояли холодные в голубой полумгле. Механики запускали моторы, и оглушительный рев теплом отдавался в воздухе. Этот рев уже занял определенное место среди утренних звуков. Греки выкатили старый "Бреге" и по обыкновению проделывали над ним сложную процедуру. Роса потекла ручейками с металлических крыльев, когда мотор медленно задрожал, а потом загудел. Квейль и Хикки ждали Нитралексиса. Хикки показывал летчикам на карте, куда им предстоит лететь. Это было по ту сторону высокого скалистого горного хребта, далеко за передовой линией итальянского фронта; там, как предполагали, находились большие неприятельские склады. Нитралексис появился вместе с Папагосом. Он был уже в летном снаряжении, а Папагос все в тех же двух пальто. Нитралексис приветствовал Хикки широкой улыбкой и обнял его. Хикки не знал, как вести себя с этим греком. Он считал его немножко ненормальным, но мирился с его дружескими излияниями. - Сегодня я счастливчик, - сказал Нитралексис; он расхохотался, закинув голову назад. - Вы будете меня сопровождать. Вот хорошо! Он опустился на колени и разложил на земле помятую греческую карту. Карта была гораздо лучше, чем та, которой пользовалась эскадрилья. Медленно и тщательно подбирая английские слова, Нитралексис объяснил, что именно он будет делать, и Хикки пришел к заключению, что свое дело он знает превосходно. Он показал Хикки, с какой стороны они подойдут к намеченному району, и Хикки был очень доволен, потому что и он выбрал то же направление. Они обогнут высокую горную вершину, и Нитралексис полетит прямо над долиной, делая снимки, вернется и еще раз пройдет вдоль долины, потом медленно наберет высоту и возьмет курс домой, что бы там ни случилось. А "Гладиаторы" не станут держаться высоко на тот случай, если "КР-42" атакуют "Бреге", но будут лететь вместе с Нитралексисом на той же высоте, что и он. - Пожелаем друг другу успеха, а? - сказал Нитралексис, обращаясь к Хикки, когда они шли к самолетам. - Да, успеха надо пожелать, - ответил Хикки. Папагос уже сидел на заднем сиденье "Бреге". - А как насчет башмаков для итальянцев? - крикнул Квейль Нитралексису. - Башмаков? - Ну мешок... с вашими снарядами... пугать итальянцев... бомбы?.. - Хо-хо!.. У меня припасено кое-что. Да, припасено... Здесь, внутри. Нитралексис закинул назад свою черную голову и захохотал так, что заглушил рев "Бреге". Он нахлобучил на голову стальной шлем, расчесал рукой свою огромную бороду и тяжело поднялся в кабину. Чтобы немного согреться, Квейль пустился к своему самолету бегом. Он натянул перчатки, пристегнул к холщовому поясу 4 1/2-линейный кольт в холщовой кобуре, вдел ноги в парашютные лямки, пристегнул их к кольцевому замку на животе, надел шлем и неловко взобрался в кабину. Он открыл дроссель, одновременно затормозив колеса, и дал от себя ручку управления. Ему нравился приятный, ровный звук его мотора. Он опробовал ножное управление, подвигал в стороны ручкой управления и взглянул на элероны. Затем он отпустил тормоза, "Гладиатор" развернулся и вырулил вправо от машины Нитралексиса. Хикки, Констэнс и Стюарт были с одной стороны, Квейль, Тэп и Финн - с другой. Когда Нитралексис открыл дроссель и поднял руку, все осторожно двинулись вперед. "Гладиаторы" оторвались от земли раньше "Бреге". Квейль открыл сдвижной верх фонаря кабины и убрал газ, чтобы Нитралексис не отставал. Они построились вокруг Нитралексиса клином и предоставили скорость и высоту его усмотрению. Перевалив через Коминг-Орос, они взяли курс на северо-северо-восток. "Бреге" все время то подскакивал, то проваливался, когда они огибали хребет. "Гладиаторы" держались вплотную к нему. На высоте пятисот футов Нитралексис выровнял "Бреге" и пошел прямо над долиной. Скорость казалась большой, потому что они были ближе к земле. Они прошли один раз над долиной, затем Нитралексис повернул назад. Он не стал ждать англичан и опять пустил свой старый "Бреге" над долиной. Но тут в небе начали рваться снаряды зенитных орудий, замелькали темные дымки, а огневые точки стали стрелять трассирующими пулями. Нитралексис, не докончив полета над долиной, быстро стал набирать высоту. Летчики повернули назад к горам. Все, что им оставалось сейчас, - это поскорей уходить домой. Они находились почти на уровне облаков, когда показались "КР-42". Для Квейля это не было сюрпризом. Все равно как знакомая книга, где знаешь все наперед. Упустить такой превосходный случай для атаки "КР-42" не могли, вполне естественно было ожидать их здесь. В первой группе их было десятка полтора. Они шли в строю, прямо вниз на англичан. Другая группа, около двух десятков машин, шла ниже первой, наперерез "Гладиаторам". Квейль сразу понял, что сейчас предстоит такой жестокий бой, какого он еще не знал. Он бросил взгляд назад, на свое звено. Следом за ним шел Тэп, и Финн не отставал. Они прошли еще мили две, прежде чем началась атака. Они могли бы попытаться набрать высоту и спрятаться в облаках, но их задерживал медлительный "Бреге", и "КР-42" налетели на них, открыв бешеный огонь. Впервые за все время самолет Квейля не мог увернуться от попаданий. Квейль чувствовал их и знал, что это двадцатимиллиметровые снаряды. Он видел, как они рвут его фюзеляж под левым крылом, видел, как виновник этого, "КР-42", сделал боевой разворот и стал набирать высоту, чтобы повторить атаку. В отчаянии он вскинул голову, ища облаков. Но облака были далеко. И тут он увидел, что Хикки сделал боевой разворот и остальные последовали за ним: "Гладиаторы" принимали бой. Квейль, не теряя времени, взмыл кверху, чтобы атаковать два "КР-42", которые пристроились в хвост "Бреге". Папагос отбивался от них, строча вверх из пулемета. Быстрым взглядом окинул Квейль стаю "КР-42", повернувших назад, чтобы возобновить атаку, и решил идти им в лоб. Он резко дал ногу, отпустил ручку управления и скользнул с разворотом вправо в лоб итальянцам. Когда в его кольцевом прицеле мелькнула фашистская эмблема, он пустил в нее пулеметную очередь, и из-под крыльев "42" вырвались неровные языки пламени. Изо всех сил продолжал он нажимать спуск пулемета и тут же заметил, что слишком близко подошел к противнику и снаряды "42" бьют по его самолету. Он резко взял на себя ручку управления, чтобы пройти над "КР-42". "Гладиатор" повиновался медленно, и медленно набирал высоту. Квейль сделал кругом вираж, и вдруг перед его глазами мелькнул "Бреге", врезавшийся прямо в середину фюзеляжа "КР-42", и обе машины, сцепившись друг с другом, полетели вниз. Управление действовало плохо, - что-то случилось с рулем высоты, и Квейль не мог набирать высоту, хотя мотор еще работал. Когда один "КР-42" вынырнул из-под него и всадил в него короткую пулеметную очередь, самолет Квейля сильно накренило, Квейль сразу понял, что его машина повреждена не на шутку. Она внезапно потеряла управление... как обрезало. Он потянул на себя ручку управления, и самолет выровнялся, но тут же начал быстро терять высоту. Подозрительно быстро шел он вниз, к земле. Квейль дернул ручку на себя и попробовал дать крен, чтобы использовать руль направления в качестве руля высоты, но самолет продолжал падать. Квейль почувствовал страх. Еще раз отчаянно дернул он ручку на себя и бросил взгляд вниз: выброситься с парашютом было уже поздно. Самолет стремительно шел к земле, и ветер свистел сквозь стыки фонаря в колпаке кабины. Вот промелькнули неровные уступы горного склона... зеленый лес, красная земля где-то внизу, скалы... быстрота, затуманенный вихрь... и больше ничего, ничего, кроме твердой, твердой... Черт возьми!.. черт возьми!.. вот оно... это все... это весь мир! Вот оно несется навстречу... готово! Квейль ударился всем размахом крыла, самолет подбросило на верхушках деревьев, затем он скользнул сквозь листву и упал на каменистую почву. Лонжероны, обшивка, стойки клочьями разлетелись во все стороны. Тяжелый мотор некоторое время тащил за собой остатки самолета, пока не смешался вместе с ними в бесформенную плотную груду. Сознание Квейля отметило толчок, треск рвущейся обшивки, белый туман в глазах и тишину... и быстроту, которая врезалась в землю, как бритва в палец. Им овладел неистовый страх... Когда самолет коснулся деревьев, он вцепился в ручку в надежде, что падение прекратится. Со страшной силой его швырнуло вперед, он ударился головой о приборную доску. Все вокруг стало тихо на секунду, необычайно тихо, затем - полное небытие. 15 На голове у него запеклась кровь. В тех местах, где кожа была содрана, образовалась твердая корка, склеивавшая тело с металлом. Кровавые пятна были на ирвиновской куртке, а там, где лицо проглядывало из-под маски, тоже была кровь и порезы. Маска сдвинулась ему под подбородок, он раздавил ее шеей. Кисти рук его были неестественно вывернуты и, окровавленные, беспомощно висели по бокам. Был уже вечер, когда какая-то серость забрезжила в сознании Квейля. Он поднял руки и уперся в разбитую приборную доску. Он не сознавал, что делает. Не сознавал своих движений. Медленно приходил он в сознание. Он был как пьяный, и все было неясно. Еще раз нажал он руками на приборную доску. Голова его поднялась кверху, запекшаяся корка крови оторвалась от тела и от металла, и боль отозвалась в мозгу. Он тихо застонал. Раны на лице опять начали кровоточить, и первым отчетливым чувством Квейля было ощущение, что кровь заливает ему глаза. Закрыть глаза он не мог, не знал, как это делается: согласованность чувств и движений еще не восстановилась. Глаза были открыты, но ничего не видели в фокусе. Голова была закинута назад. Он опять сделал движение руками. Его сознание отметило это движение. И вдруг на одно короткое мгновение в его мозг проникла мысль, осветившая все, страшная мысль, что он заперт в кабине. Он не мог еще отчетливо видеть, а его движения напоминали движения пьяного. Он чувствовал боль и сознавал это, как и то, что он заперт в кабине, но сознавал неясно. Ему хотелось проверить свои движения, и он попытался встать, но тут же почувствовал, что движения не подвластны ему. В те мгновения, когда сознание прояснялось, он чувствовал неопределенную боль и тяжесть в голове, которая мешала координировать движения. Он поднял вверх руки, смутно сознавая, что надо сдвинуть верх фонаря, чтобы можно было вылезти. Он беспомощно водил руками над головой, но никак не мог поднять голову, чтобы посмотреть, что нужно сделать. Никакого верха на кабине не оказалось, он был сорван, и только холодный воздух был у него над головой. Сбоку был поручень, и он ухватился за него, пытаясь встать на ноги. Парашютная лямка зацепилась за что-то, и он опять упал на сиденье, и рука его опять ухватилась за поручень. Он еще раз сделал попытку встать и, наконец, встал с подгибающимися коленями. Холодный воздух причинял ему боль. Он крепче оперся на руки и выпрямил ноги. Почувствовав тяжесть парашюта, он начал шарить руками на животе, чтобы отстегнуть пряжку. Парашютные лямки свалились с плеч, и он взобрался на край разбитой кабины. Тут он остановился, в глазах у него потемнело, и он тяжело упал на землю. Очень медленно восстанавливалась согласованность реакций, а вместе с ней пришла локализуемая боль. Сначала она была неопределенной, он ощущал ее во всем теле, затем стала распределяться, и он почувствовал боль в руках, в ногах и безумную жгучую боль на изрезанном лице. Он неподвижно лежал на боку и сквозь боль боролся с бессознательным состоянием. Он боялся, что у него прекратится дыхание. Боясь, что умрет от такой страшной боли, он сосредоточил все силы на том, чтобы не лишиться опять сознания и сохранять глубокое дыхание. Два раза принимался он плакать, пока его тело не размякло от плача, и тогда он перестал. Сознание полностью вернулось к нему, на этот раз независимо от боли, когда прямо перед глазами он увидел землю. Земля была красная и мокрая и усеяна разноцветными листьями, коричневыми и пурпурными, ярко-пурпурными. Слишком даже пурпурными для этой породы, - такова была его первая настоящая мысль, независимая от боли. Он смотрел на землю и некоторое время глубоко дышал. Была ночь, но луна освещала все вокруг, - такова была его следующая сознательная мысль. Преодолевая боль, он думал о том, что либо лунный свет придает листьям такой пурпурный оттенок, либо он лишен способности различать цвета. Но он не мог быть лишен такой способности, иначе его не приняли бы в воздушный флот. - Господи, - произнес он вслух. - Господи, ну и влопался же я. Его ухо, прижатое к земле, почувствовало вибрацию от звука произнесенных им слов. Упираясь руками в землю, он попробовал приподняться на четвереньки, как животное. Он увидел обломки разбитого вдребезги "Гладиатора", повисшие на деревьях. Удивительно, как он сам остался жив, подумал он и тут же испуганно решил не думать об этом, так как не был уверен, что останется жив... лучше не искушать судьбу. Он пошевелил ногами, - ноги как будто в порядке. Что руки целы, он уже знал. Вот лицо сильно пострадало, - это он тоже знал. Он стал снимать шлем, шлем был разодран и прилип вместе с кровью к волосам, но он стащил его. Чтобы убедиться, что тело у него в порядке и ничем не подведет его, он попробовал встать. Медленно, с большим трудом поднялся на ноги, держась за дерево. Стоять он мог как следует. Повертев шеей, он убедился, что позвоночник цел. Он почувствовал слабое дыхание ветра и понял, что будет жить. Но долго стоять на ногах ему было трудно, и он опять сел. Он думал о том, что теперь делать. Оставаться здесь нельзя было. Но он был слишком обессилен, чтобы пуститься в далекий путь. Надо сначала набраться сил хотя бы для короткого расстояния, прежде чем тронуться с места. Но сидеть здесь просто немыслимо. Надо куда-то двигаться. Он думал, что вот сейчас он заставит себя встать на ноги и идти... все равно куда... Но тут же повалился на землю и заснул. Яркое солнце светило над миром, когда Квейль проснулся, Он проснулся сразу в полном сознании. И опять сразу почувствовал боль и одеревенелость во всем теле, но больше всего боль от опухолей и порезов на лице. Минуту он сидел на земле, глядя на окружающий его лес и на разбитый самолет. "Эта штука больше не полетит", - промелькнула в его голове нелепая мысль. Он встал и нетвердой походкой прошел к обломкам самолета. Ему нужно было достать неприкосновенный запас и карту. Машинально он взглянул на часы. Они были разбиты, и он не мог воспользоваться ими как компасом. Он зашел сбоку и взобрался на большой камень. Затем достал парашютный ранец, - компас был разбит. Засунув поглубже руку, он вытащил жестянку с неприкосновенным запасом. Жестянка была сплюснута, но содержимое не пострадало. Он достал индивидуальный пакет и карты. Затем уселся на камне и начал смазывать лицо мазью из пакета. Он чувствовал на ощупь, как изранено и как распухло его лицо. Он дернул за пряжку парашютного мешка, и из мешка выскочили стропы и вместе с ними большой кусок шелка. При помощи карманного ножа он разрезал шелк и оторвал несколько длинных полос. Этими полосами он перевязал себе шею и голову. Волосы его превратились в подобие засохшей грязи, - столько крови они впитали в себя. Он сделал большой глоток из фляги с водой, висевшей у него на поясе, - с другого бока висел 4 1/2-линейный револьвер. Потом встал на ноги и с картами под мышкой сделал несколько нетвердых шагов вверх по склону, пока не добрался до прогалины в лесу, где он мог оглядеться. При виде окружавшего его ландшафта он удивился, как высоко он находится. Он стоял на склоне высокой горы, внизу под ним длинной лентой тянулось на восток шоссе, а еще дальше протекала река, многоводная и широкая, с обильной зеленью - плодом ее животворящей силы - по берегам. На севере расстилалась низменность, к югу поднимались высокие горы, такие же высокие, как и та, на которой он стоял. Нетрудно было догадаться, где он находится, - горы на юге определяли его положение. Гора, на которой он стоял, значилась на карте под названием Лап Марталло, Квейль находился за линией итальянского расположения, милях в двадцати к северу от Тепелени. Приблизительно такое же расстояние отделяло его гору и от Химары, на побережье, но он не знал, в чьих руках этот город. В какую бы сторону он ни пошел, ему неизбежно придется пробираться через итальянские линии. Проще было бы взять направление к побережью, но немцы, возможно, уже вступили в Грецию, и ему надо вернуться в Янину, чтобы забрать оттуда Елену. Он начал думать о Елене. В конце концов она могла улететь на "Бомбее", несмотря ни на что... Хотя вряд ли, размышлял Квейль. А ему трудно будет выбраться этим путем. Лучше все-таки направиться к Химаре, на побережье. Можно идти по течению реки. Но он знал, что ради Елены он постарается пробраться в Янину. Он во что бы то ни стало должен поспеть в Янину до прихода немцев. Ему придется днем скрываться в горах, а ночью идти, иначе он может наткнуться на неприятельский патруль. Он попал в самую гущу итальянских резервов. Но если он будет делать переходы только ночью, то ему понадобится много недель, чтобы странствовать вверх и вниз по этим горам. Чем скорей он начнет, тем лучше. Он встал и еще раз прошел к самолету. Здесь не оказалось ничего такого, что можно было взять с собой. Он сел и снял с себя тяжелый летный комбинезон. Было холодно без него, но в обыкновенных брюках легче было идти. Он подтянул пояс, на котором висели кольт и фляга с водой. Затем взял неприкосновенный запас, поглядел на солнце, сверился с карманной буссолью и начал пробираться по склону. Он наклонил голову, чтобы пройти под ветвями низкорослых деревьев, и вдруг услышал шаги. Шаги слышались совсем близко, тяжелые шаги, заглушавшие шелест листьев, колеблемых легким ветром. Он упал на землю и притаился. Шаги приближались. Он напряженно всматривался сквозь заросли. Слышно было, что идет не один человек. Он забыл о своем револьвере: просто лежал и напряженно всматривался. Две фигуры вышли из-за деревьев и остановились. Квейль бросил на них быстрый взгляд и, скорчившись, еще крепче прижался к земле. Но вдруг он увидел бороду, широкое лицо, стальной шлем. Это был Нитралексис. Квейль встал и зашагал в ту сторону, куда шел Нитралексис со своим спутником. Он вышел навстречу им на открытой полянке. Нитралексис разом остановился, вид у него был растерянный и изумленный. Секунду длилось молчание, затем Квейль сказал: - Это я, Квейль. Нитралексис поднял брови, потом улыбнулся в бороду и шагнул вперед. - Инглизи!.. Инглизи!.. - воскликнул он и расхохотался. Квейль взглянул на его спутника. Это был не Папагос, стрелок-наблюдатель. Это был греческий крестьянин в длинном черном войлочном плаще с капюшоном, молодой и краснощекий, с клоком волос на лбу. Он улыбнулся Квейлю. - Где же Папагос... Папагос? - спросил Квейль. Нитралексис гладил его рукой по плечам. Он принял руку и покачал головой. - Мы сгорели... разбились... сгорели... пожар... Папагос... - и он снова покачал головой. - Как вы нашли меня? - спросил Квейль. Нитралексис сначала не понял, потом стал медленно объяснять: - Он... - кивок головой означал, что речь идет о крестьянине, - сказал, что видел еще один самолет... и мы вернулись. Он сказал - еще один самолет. А мне надо было... - Он не мог подыскать нужное слово. - Лекарство, - сказал он наконец. - Вы ранены? - спросил Квейль. Они оба уселись, а крестьянский парень как остановился при появлении Квейля, так и стоял. Нитралексис снял куртку и показал большой кровоподтек и глубокую черную рану на предплечье. Квейль достал из своего индивидуального пакета мазь и стал втирать ее в рану. Нитралексис посмотрел на лицо Квейля и скорчил гримасу: - Вам, верно, больно... очень больно... все содрано... - Не все, - ответил Квейль. Он натер мазью всю руку Нитралексиса, а затем достал карту и указал их местонахождение. - Тепелени, - сказал Квейль. - Отсюда мы возьмем направление на Тепелени. Нитралексис взял карту в руки, потом разложил ее на земле и ткнул пальцем в Химару: - Сюда мы пойдем, сюда, - так будет лучше. - Тепелени недалеко от Янины, - так будет скорее, - возразил Квейль и опять указал на Тепелени. Нитралексис решительно затряс головой. - Там слишком много итальянцев, - сказал он. - И слишком трудная дорога. Немыслимо. - Но так скорее, - настаивал Квейль. Нитралексис опять затряс головой: - А так безопаснее, Химара... там совсем мало итальянцев. Квейль тоже покачал головой и сложил карту. Он знал, что если он согласится с Нитралексисом, то они совсем не попадут в Янину. Они пойдут на побережье, к Химаре, а оттуда прямо в Афины. Он боялся потерять Елену. Он пойдет на Тепелени, а оттуда в Янину. - Я иду н-а Тепелени. Мне надо в Янину, - заявил он. - Это опасно. Зачем вам? - Скорее. Так скорее, - сказал Квейль. Нитралексис пристально посмотрел на него, пожал плечами, и его лицо расплылось в улыбку. Он слегка похлопал Квейля по плечу. - Опасно, - повторил он. - Нет. Нам все равно надо пробираться через итальянские линии. - Слишком много надо лазить по горам. - То же самое, если пойдем на Химару. Спросите своего приятеля. - Квейль указал на крестьянина. - Вам зачем-то нужно в Янину. Да? - Да, - ответил Квейль. - Зачем? - По многим причинам. Я собираюсь жениться на одной гречанке. На гречанке. Жениться. Нитралексис погладил свою черную бороду и сдвинул шлем на затылок: - Вы женитесь? На девушке из Янины? - Да. Мы должны были венчаться сегодня. Сегодня. - Квейль большим пальцем ткнул себя в грудь. - Хо-хо!.. Ай да инглизи! Нитралексис разразился хохотом и что-то залопотал по-гречески, обращаясь к молодому крестьянину. Тот улыбнулся, кивнул головой и что-то сказал Нитралексису. - Мы пойдем. На Тепелени... Вы попадете к своей девушке... А мы попадем к итальянцам... Хо-хо!.. Инглизи и любовь! Нитралексис с чувством потрепал Квейля по плечу и ухмыльнулся в бороду. - Превосходно, - успокоился Квейль. Он собрал свои карты и стал намечать направление. Нитралексис покачал головой. - Не надо. И компаса не надо. Он, - Нитралексис указал на парня, - нас проводит. Он знает дорогу. Это его родные места. - Отлично. Идем же, - сказал Квейль. Нитралексис объяснил крестьянину, что им предстоит. Тот пожал плечами и приготовился в путь. Квейль взял свои вещи. - Как его звать? Звать? Кто он такой? - спросил он Нитралексиса, указывая на молодого крестьянина, у которого были такие румяные щеки, каких Квейль еще никогда не видывал. - Деус. Вы знаете, это значит бог. Деус. Это албанский грек. Он живет в горах. Он нашел меня, - отвечал с обычной усмешкой Нитралексис. Парень обернулся, когда Нитралексис произнес его имя. Войлочный плащ с царственным величием лежал у него на плечах. Капюшон делал его похожим на монаха. Край капюшона, обрамлявший его обветренный лоб, придавал его лицу сходство с ликом сына божьего. Он улыбнулся во весь рот, и его белые зубы сверкнули на солнце, отражая золотистый свет. Квейль положил свой неприкосновенный запас, индивидуальный пакет и карты в вещевой мешок, и они двинулись в путь. 16 Деус повел их через густой лес, где ветер со всех сторон хлестал по деревьям. Им надо было обойти хребет Лап Марталло. Повсюду вокруг были глубокие ущелья и горные вершины. Иногда Квейль видел далеко внизу белую ленту дороги, извивавшуюся в долине, и рядом с ней реку. - Так куда же? - спросил его Нитралексис. - Прямо на восток, - ответил Квейль. Нитралексис сказал что-то Деусу. Тот стал возражать, не замедляя шага. - Он говорит, надо перейти через дорогу, так скорее, - перевел Нитралексис. - А итальянцы? - спросил Квейль. - Тут их пропасть - очень опасно. Нитралексис на ходу стал обсуждать вопрос с Деусом, и Квейль немного отстал, чтобы их не стеснять. - Мы перейдем через дорогу ночью, - сказал Деус Нитралексису. - А как же река? - спросил Нитралексис, припомнив карту. - И через реку надо переправиться. Она очень широкая, будет трудно. - А ты не знаешь такого места, где поменьше итальянцев? - Нет, - отвечал Деус. - Такого места нет. Вся дорога кишит ими. - Как же мы в таком случае переберемся через дорогу и через реку? - спросил Нитралексис. - Ночью. Пролезем у итальянцев между ног, - сказал Деус. - Главное, значит, незаметно добраться до дороги. А перейти дорогу, по твоим словам, это все равно, что проползти между ног у итальянцев. Приходилось тебе когда-нибудь проползать у них между ног? - Это дело нелегкое, - согласился Деус. - Итальянцы - народ пуганый. Они сразу открывают пальбу. - Это я знаю, - отозвался Нитралексис. - Пожалуй, мне бы следовало взять револьвер у инглизи, - сказал Деус. Нитралексис давно заметил, что Деус посматривает на 4 1/2-линейный кольт Квейля. Такой револьвер для Деуса был бы настоящим кладом. Он готов был украсть его, если ему не удалось бы заполучить его другим путем. Нитралексис знал, что Деус способен убить их обоих, спокойно и без всякой злобы, лишь бы завладеть этим револьвером. - Инглизи подарит тебе револьвер, если ты проведешь нас через итальянские позиции к грекам. - Да? - вопросительно протянул Деус. - Инглизи обещал мне. На этого инглизи вполне можно положиться, ты сам можешь судить об этом. - А какое у него лицо, если отмыть его от крови? - спросил Деус. - Добродушное, как у теленка. И очень молодое. Он самый лучший летчик у инглизи. - Почему же его сбили? - выразил сомнение Деус. - Он спасал товарищей. В тот день он сбил пятнадцать итальянцев. - У него замечательная куртка! - Никудышная! У нее только вид такой. Нитралексис боялся, что Деус может покуситься на куртку Квейля. Он решил предупредить Квейля, чтобы тот держал свой револьвер незаряженным. Деус может оказаться опаснее итальянцев. Хотя вообще он очень славный парень. - Выньте патроны из револьвера, - сказал Нитралексис Квейлю через плечо. - Этот паренек... может стащить его. Будьте осторожны. Как только револьвер окажется у него в руках, он нас бросит. Он пойдет на что угодно, лишь бы завладеть револьвером. - Можете взять его себе, если хотите. Он чертовски тяжел. Он мне совсем не нужен, - сказал Квейль. - Пусть остается у вас. А то он что-нибудь подумает... Я сказал ему, что вы подарите ему револьвер, когда он проводит нас к грекам. - Я отдам ему револьвер хоть сейчас. Он страшно тяжел. - Не надо. Он бросит нас. Держите при себе. Они поднимались вверх по склону. Подъем был трудный. Часто приходилось взбираться по голым камням, не легче было и прокладывать себе путь сквозь лесную чащу. Ветер искажал звуки, и все трое то и дело бросались на землю, когда кому-либо из них чудились приближающиеся шаги. Квейль почувствовал голод и достал плитку шоколада. Нитралексис жевал черствый ржаной хлеб. Дорога внизу постепенно оказывалась прямо под ними. По карте Квейль видел, что они идут на восток. Временами, когда открывался вид на дорогу, он различал движущиеся обозы и даже людей. Под вечер они стали спускаться по склону. Квейль порядком устал, и они подвигались медленно. К сумеркам они спустились до половины склона, и дорога была теперь ясно видна. Деус остановился в густой платановой роще. - Здесь мы переночуем, - сказал он, обращаясь к Нитралексису. - А разве нельзя перейти дорогу сегодня ночью? Она так близко, - и Нитралексис указал на дорогу. - Сначала надо понаблюдать. Деус скинул свой плащ. Он посмотрел на Квейля, который сидел, опустив голову на колени. - Он болен? - спросил Деус. - Нет. Он вполне здоров, Инглизи так отдыхают, Он совершенно здоров. Квейль поднял голову и спросил, почему они остановились. - Заночуем здесь. Завтра все высмотрим. Дорога кишит итальянцами. Надо подождать. Квейль лег, где сидел. Голова его опять стала тяжелой, и ноги не совсем ему повиновались. Он не чувствовал усталости, но обессилел. С минуту он смотрел в землю перед собой, потом заснул. Деус и Нитралексис ждали: каждый хотел, чтобы другой улегся первым. Наконец Деус закутался в плащ и лег. Нитралексис высморкался с помощью пальцев и тоже лег. Вдруг Квейль проснулся. Опять в небе висела пурпурная луна. Он чувствовал, что что-то случилось. Он огляделся вокруг, ища глазами Нитралексиса, но его не было. Деус тоже исчез. Внезапно ему пришла в голову мысль, что они бросили его. Он поднялся и сел. Это было мучительно больно. В это время появился Нитралексис. - Итальянцы у нас под боком, - шепотом произнес он. - Где? - Тут внизу. Слушайте. Квейль стал прислушиваться. Он услышал голоса и смех. У него захватило дыхание. - Где Деус? - спросил он. - Следит за итальянцами, - сказал Нитралексис. - Почему мы торчим здесь? - Тут безопасно. Мы в безопасности, если будем сидеть тихо. Квейль потянулся за револьвером. Револьвера не оказалось. - Деус взял револьвер, - прошептал Квейль. - Нет, это я взял его. Он хотел взять, но я взял раньше. Пусть будет у меня. Квейль ощупал небольшой подсумок на поясе. Подсумок был пуст. - И патроны вы взяли? - спросил он Нитралексиса. - Те, что в револьвере? - Нет. Из этого подсумка? - Нет, не брал, - сказал Нитралексис. - Это, значит, Деус. Наверное он, а? - Откуда мне знать? Да, должно быть, он. А револьвер не заряжен. - Значит, у нас револьвер, а у него патроны, - и Нитралексис тихонько рассмеялся. - Как вы теперь отберете их у него? - Мы ничего не скажем ему. Иначе он испугается и бросит нас, но будет тайком красться за нами, чтобы перерезать нам горло во сне. О нет! Ничего говорить не будем. Он не знает, у кого револьвер. - А что он делает сейчас? - спросил Квейль. - Наблюдает за итальянцами. Он скоро должен вернуться. Он славный парень, если только не убьет нас. Теперь Квейль отчетливо слышал итальянцев. Он разобрал несколько слов. Откуда-то внезапно показался на четвереньках Деус. Он улыбался. - Итальянцев немного. До утра нечего бояться оставаться здесь. Вы понимаете, что они говорят? - спросил он Нитралексиса. - Нет, не понимаю. Если бояться нечего, мы опять можем соснуть. - Да. А когда покажется солнце, мы поднимемся выше. Деус уже ложился. Нитралексис предложил Квейлю тоже улечься, Квейль все еще чувствовал слишком большую тяжесть в голове, чтобы пренебречь таким предложением. Он лег и тотчас заснул. Его разбудил на рассвете Деус, Он улыбался дружелюбно, глядя на Квейля честным открытым взором. Трудно было представить себе, что он может убить обоих своих спутников из-за револьвера. Оружия в Албании достаточно, думал он. Там и итальянские, и греческие войска... Хотя албанским горцам добывать оружие трудно. Они боятся самолетов и во избежание репрессий воздерживаются от набегов на итальянцев. - О'кэй! - сказал Квейль по-английски. Лицо Деуса осветилось еще более радостной улыбкой, и он повторил по-своему: "Хоркей". Квейль дружески кивнул головой. Проснулся Нитралексис. При бледном свете предрассветных сумерек они стали подниматься по склону, пока не подошли к кучке деревьев на скале, нависшей над склоном. Уже совсем рассвело, и внизу отчетливо обрисовывалась дорога. - Будем наблюдать, - сказал Деус Нитралексису. Тот кивнул и улыбнулся Квейлю: - Моя специальность: наблюдаю. Но только где мой "Бреге"? Ах, мой "Бреге"! Чтобы не чувствовать боли, Квейль опять завалился спать. Деус посмотрел на него и спросил Нитралексиса, что особенно сильно болит у инглизи: голова или тело. - И то и другое, - сказал Нитралексис. - Если он умрет, ты отдашь мне его револьвер? - спросил Деус. - Он не умрет. Ты получишь револьвер, как только мы доберемся до греков. - Спасибо. Я надеюсь, что он не умрет, - отвечал Деус и наклонился над краем скалы, чтобы наблюдать за дорогой. Когда Квейль проснулся, солнце стояло высоко и сильно припекало. Боль немного утихла, ноги повиновались лучше. Нитралексис опять ел черствый хлеб. Он улыбнулся Квейлю и хихикнул в бороду: - Вы спите, как итальянец. Итальянцы страшные сони. - Спасибо, - сказал Квейль. - Хотите хлеба? - У меня есть шоколад. А где Деус? - Все наблюдает за рекой и дорогой. Он очень обстоятельный парень. - Он славный парень, если только не убьет нас, - передразнил Квейль Нитралексиса. - Совершенно верно, - рассмеялся в бороду Нитралексис. Квейль чувствовал, что он очень грязен, и ему хотелось сорвать с себя шелковые бинты, покрывавшие его голову и лицо. Но вместо того он набрал в ладонь воды из фляги и слегка смочил перевязку. Нитралексис хотел помочь ему. Квейль покачал головой. - Не будет у вас заражения крови, а? - Эта мазь, надеюсь, не допустит заражения, - сказал Квейль. - А как ваша рука? - Я давно забыл про нее. Нитралексис улыбнулся, пожал плечами и похлопал Квейля по спине. - Когда мы будем переходить через дорогу? - спросил Квейль. - Может быть, сегодня ночью. Деус скажет. Будем слушаться его. Он выведет нас из этой итальянской западни, если не убьет нас. - Мне надо спешить, - сказал Квейль. - Ваша невеста в горе. Она, наверно, думает, что вы убиты. Она не будет вас ждать? - Возможно, что не сможет. Я иду наудачу. Лишь бы немцы не, добрались туда раньше нас. - Немцы, может быть, начали уже против нас военные действия? - Лицо Нитралексиса стало серьезным. - Может быть. Но я хочу надеяться, что нет. Мы должны попасть в Янину раньше, чем немцы. - Жизнь полна опасностей, не так ли? - заметил Нитралексис спокойно. - Это правильно. Квейль осторожно ощупал свое лицо. Опухоль все еще не сошла, и он легко мог определить по ощущению, где были порезы. Когда он поворачивал голову, запекшаяся кровь отставала от ран. Он знал, что дело может принять серьезный оборот, если он не скоро попадет в госпиталь. Деус вернулся под вечер. Он был покрыт грязью с головы до ног. Мокрые волосы прилипли ко лбу. Плащ был испещрен коричневыми мокрыми пятнами. Он улыбнулся Квейлю, Квейль кивнул головой в ответ. Деус прижал ладони к вискам и покачал головой. Квейль еще раз кивнул. - Сегодня ночью выберемся. Но кругом всюду итальянцы, - сказал Деус Нитралексису. - Что, инглизи сможет ползти на животе? - Ну конечно. У него только голова болит. У себя на родине он славится как замечательный ползун, - отвечал Нитралексис. Квейль отломил кусок шоколада и протянул Деусу. Тот посмотрел на Нитралексиса. - Бери, - сказал Нитралексис. - Это шоколад. Хорошая штука. Деус взял шоколад и улыбнулся Квейлю. Он осторожно откусил кусочек и от удивления раскрыл глаза, как ребенок. - Очень сладко. Инглизи всегда едят это? - спросил он. - Нет... Но почти всегда. - Какой сладкий! Просто чудо! Деус снова улыбнулся Квейлю и опустился на землю, жуя шоколад. Квейль лег опять в надежде заснуть и забыться. Какой-то шорох разбудил его. Ему не хотелось шевелиться. Он все еще был слаб, голова была словно свинцом налита. Только ноги стали чуточку лучше. Ночь уже наступила, светила луна. На юге скопились густые белые облака. А со стороны Лап Марталло ползли черные тучи. Пахло дождем. - Выходим? - спросил он Нитралексиса. - Да, Вы хорошо себя чувствуете? Мы пойдем на животе. - Как на животе? - Будем пробираться ползком. Понимаете? - Да, - сказал Квейль. - Но сейчас, кажется, пойдет дождь. - Не беда. Вставайте. Нитралексис помог Квейлю встать. Деус расправил помятую траву на том месте, где лежал Квейль. Они стали спускаться по склону. Деус шел впереди, за ним Квейль, а Нитралексис позади. Деус осторожно раздвигал ветви, чтобы они не шелестели. Он двигался медленно и очень тихо. Они шли молча, останавливаясь только тогда, когда им казалось, что они что-нибудь слышат. Один раз Квейлю показалось, что он слышит разговор где-то справа. Иногда из-под ног у них выкатывались небольшие валуны, и шум камней напрягал их нервы до предела. Вскоре пошел дождь. Луна скрылась за тучами, дождь отчетливо барабанил по листьям, глухо стучал по земле и, разбрызгиваясь, шлепал по камням. Они подошли к рощице, где спали прошлую ночь. Отсюда начинались опасные места. Они поползли. Цепляясь руками за выступы, они спускались по крутым обрывам. Один раз Квейль заметил костер на прогалине шагах в двухстах слева от них. Через некоторое время им пришлось проползти совсем близко мимо другой итальянской стоянки. Квейль почуял ее по запаху. Ему казалось, что они ползут уже очень долго. Дождь промочил его до костей, но это освежило его голову. Сейчас он гораздо лучше владел своими чувствами. У подножия горы Деус пополз еще медленнее. Он двигался очень тихо, с величайшей осторожностью, и часто совсем замирал на месте. Они выбрались на опушку леса, и глазам Квейля представилась дорога. Деревья не заслоняли больше вида, и он видел полосы дождя и дорогу. Она казалась свободной и пустынной, Деус притаился на скате в русле небольшой речушки, протекавшей вдоль дороги. Нитралексис и Квейль ждали. Деус опять медленно пополз под дождем в мокрой траве. Квейль пополз вслед за ним, всматриваясь во тьму. Его кобура то и дело цеплялась за что-нибудь, и он мысленно проклинал ее. Нитралексис был последним, Квейлю казалось, что он производит слишком много шума. Два раза Деус останавливался, и каждый раз Квейль ждал, что сейчас что-нибудь произойдет. Они были почти у самой дороги, когда послышался шум машины. Шум приближался, и Квейль видел, как Деус припал к земле. На повороте дороги показался грузовик с затемненными, выкрашенными в синюю краску фарами, и Квейль тоже приник головой к земле. Грузовик прогромыхал мимо. За ним шел другой. Путники прижимались к земле, пока проходили машины. Слабый луч голубого света скользнул по ним, и Квейль замер в ожидании, что грузовик остановится и их обнаружат. Когда машины прошли, Деус по грязи пополз дальше к дороге. Квейль полз за ним. У дороги, - это было шоссе, уложенное на насыпи, - Деус поднялся на четвереньки. Он тронул Квейля за плечо, кивнул головой и привстал. Согнувшись в три погибели, он быстро поднялся по откосу и проскочил через дорогу. Квейль следовал за ним, гравий скрипел у него под ногами. Он упал в канаву по другую сторону дороги, и его нагнал Нитралексис. Опять Деус двинулся вперед. Опять они ползли по мокрой траве, и Квейль чувствовал, как дождь льет ему за воротник. Казалось, они уже много часов ползут в темноте. До них теперь все время доносились голоса. Добравшись до реки, они с радостью прислушались к журчанию воды. Деус опять остановился, и некоторое время они сидели на корточках в какой-то тесной круглой яме. Деус что-то шепнул Нитралексису. - Тут неглубоко, - тоже шепотом сказал Нитралексис Квейлю. - По ту сторону реки - итальянцы. Нужно соблюдать осторожность. В случае чего побежим вверх. По старому высохшему руслу. - О'кэй - тихо ответил Квейль. - Хоркей, - улыбнулся Деус, обернувшись назад. Они двинулись дальше. Вода в реке была холодная и течение быстрое, но только местами вода доходила им выше колен. Они брели, пригибаясь к самой воде. Иногда холодные струйки проникали сквозь комбинезон Квейля и щекотали ему живот; он еле удерживался от вскрика. Они благополучно перешли реку вброд и немного полежали на берегу, усеянном белыми валунами. Деус опять медленно двинулся в путь, но сейчас же бросился на землю. Нитралексис и Квейль последовали его примеру. Падение на землю отдалось у Квейля болью в голове. Кто-то расхаживал поблизости. Квейль боялся, что сейчас их обнаружат. Снова они двинулись вперед по расщелине. Это было высохшее русло реки. Валуны скользили у них под ногами и производили немалый шум. Внезапно раздался итальянский возглас: - Ола!.. Ола!.. Они припали к земле и притихли. - Ола!.. Кто идет? Так не годится, подумал Квейль. Если этот итальянец слышал шум, и никто не ответит на его оклик, он заподозрит неладное. Квейль силился припомнить какое-нибудь простое итальянское слово, чтобы ответить на оклик, но ничего ему не приходило на ум, а к тому же он знал, что последуют новые вопросы, на которые он уже не сумеет ответить, и он решил лежать и ждать. - Ола!.. Эй, Ансальдо, вставай... Тут кто-то есть. - Да ну тебя... Чего орешь? Это, очевидно, отвечал Ансальдо. - Я тебе говорю: тут кто-то есть, - настаивал первый. - Если это греческая армия, перестреляй всех и заткнись. Снова наступила тишина. Все трое лежали притаившись. Квейль чувствовал, как он шевелится, когда дышит, биение и трепет его напряженного тела передавались земле и вновь возвращались в тело. Так лежали они с полчаса. Квейлю казалось, что они провели тут полночи... Наконец Деус, крадучись, опять двинулся вперед. Квейль осторожно поднялся и пошел за ним. Позади он слышал шаги Нитралексиса. Вдруг покатился валун, звук отчетливо разнесся кругом. - Ансальдо! - крикнул итальянец. И помедлив: - Отвечайте или буду стрелять! Они страшные сони, эти итальянцы. Я сплю, как они, думал Квейль. Но очень уж они чувствительны - какого дьявола они волнуются? Что им до этого звука? Слишком они нервные... В этот момент один за другим прогремели три выстрела... Пули шлепнулись где-то справа от Квейля. Внезапно Деус рванулся. Он схватил большой камень и швырнул его вниз, к реке. Камень загремел где-то в зарослях. - Ансальдо! - опять крикнул итальянец. Снова раздались выстрелы. Деус прибавил шагу. Квейль спешил за ним, оступаясь в темноте на мокрых, скользких валунах. Опять до него донеслись крики. Он рассмеялся про себя, - было очень похоже на детскую игру. Бросаешь камень в другую сторону, чтобы отвлечь внимание. Все очень просто, думал он. Опасность вовсе не такая сложная штука. Дело гораздо проще. Да, все это очень просто. Ему приходилось теперь чуть не бежать, чтобы не отстать от Деуса, и он слышал, как спешит за ним Нитралексис. Некоторое время еще были слышны голоса позади, потом Ансальдо взмолился - да ниспошлет ему небо часок спокойного сна... Вскоре они были уже далеко и продолжали, сгорбившись, подниматься вверх по высохшему руслу. Они шли и шли, углубляясь в ночь. 17 Яркое солнце светило над ними. Они находились на высокой горе над долиной. Шоссе и река уходили отсюда почти прямо на юг. Квейль лежал на спине, сняв с лица повязки. Раны на лице он обмыл водой из фляги. Он хотел проветрить их на воздухе. Дул холодный ветер, но солнце пригревало лицо, оставляя голову в тени. Деус поглядывал на Квейля, жуя кусок черствого хлеба, который он достал откуда-то из складок одежды. - Он не похож на теленка, - решил Деус, обращаясь к Нитралексису. - Он не похож на теленка потому, что он очень сильный. Но лицо у него, когда на нем нет крови, совсем как у теленка, - отвечал Нитралексис. Деус улыбнулся Квейлю. На его румяных щеках не было никаких признаков растительности. Он был еще совсем мальчик. У Квейля раны на лице обросли густой щетиной, которая от крови казалась черной. - А он на самом деле подарит мне этот чудесный револьвер? - спросил Деус. - На инглизи можно положиться. Он доверяет тебе, а ты можешь смело доверять ему. Деус кивнул. Вдруг Квейль поднял глаза, - ему послышался гул моторов. Сначала ему не верилось, но вскоре сомнения рассеялись. - Это еще что? - машинально спросил он. - Айропланос, - сказал Нитралексис. - Да! Айропланос! Оба уже стояли во весь рост. До них доносился глухой гул. Равномерный и вибрирующий. Прикрыв глаза, они всматривались в небо на севере. Но ничего не было видно. Постепенно звук утратил свою равномерность, теперь слышался то повышавшийся, то понижавшийся гул многомоторных машин. - Вот они, - сказал Нитралексис, указывая на северо-восток. Квейль мог ясно различить большое соединение, приближавшееся к ним. Самолеты шли тремя группами. В каждой было не меньше пятидесяти машин. Они шли в стройном порядке на высоте около десяти тысяч футов. - Черт побери, их целые сотни, - воскликнул Квейль. Вскоре эскадрилья приблизилась настолько, что можно было определить тип самолетов. Прикрыв глаза ладонью, Квейль внимательно всматривался. И вдруг он понял, что это за самолеты. - Немцы, - сказал он Нитралексису. - Это "Дорнье-17". С длинными фюзеляжами, похожими на карандаши, самолеты шли сомкнутым строем, строго распределяясь на звенья. Их силуэты обрисовывались очень четко. Квейль ясно видел также и вторую большую группу. В этой группе были "Юнкерсы-86" и "Хейнкели-111". Характерные овальные фюзеляжи "Хейнкелей" придавали им массивный вид, хотя они были меньше длинных и узких "Дорнье". - Значит, у нас теперь и немцы, - заметил Нитралексис. - Интересно, когда они вторглись... Ну и дела!.. - Кому-то они насыплют бомб, эти разбойники, - сказал Нитралексис. - Надо торопиться. Спросите Деуса, когда мы проберемся через итальянские линии. Деус не отрывал глаз от бомбардировщиков. - Инглизи, - сказал он Квейлю. - Немцы, - ответил ему Нитралексис. - Они тоже воюют? - спросил он. - Да, теперь воюют. Нам надо поспешить, пока они не пришли сюда. Когда мы сможем добраться до греческих войск? - Может быть, завтра к вечеру. Продвигаться надо осторожно. - Мы должны попасть в Янину до прихода немцев, - сказал Нитралексис Деусу. - Может, завтра вечером мы проскользнем между ног у итальянцев. - Ладно, не будем терять времени, - прервал их Квейль. Он обмотал грязную повязку вокруг головы. - Что он говорит? - указал он кивком на Деуса. - Он говорит, что, может быть, завтра к вечеру мы доберемся до греческих линий. - Прекрасно. Будем двигаться. Хотел бы я знать, когда они вторглись, - сказал Квейль, обращаясь главным образом к самому себе. Когда бомбардировщики скрылись на юге, Деус повел их по склону высокой горы. Квейль взглянул на карту: их курс теперь тоже лежал прямо на юг. Так они выйдут на шоссе, которое ведет к Янине... Как видно, именно туда летят сейчас немцы, думал Квейль. Янина важна для них потому, что это - ключевая позиция целого сектора фронта. Немцы это прекрасно понимают. Они, надо полагать, прежде всего сравняют город с землей. Если только уже не сравняли. Квейль спрятал карту и все свое внимание сосредоточил на извилистой тропинке, которая вела вниз, в долину. Весь день они слышали над головой гул бомбардировщиков. Иногда они видели самолеты, все - немецкие. Иногда не видели, но зато слышали отдаленные раскаты бомбардировки. Квейль думал, что теперь, когда немцы начали вторжение в Грецию, итальянцы тоже перейдут в наступление; придется, значит, пробираться сквозь огонь сражений. К концу следующего дня они спустились с горы, сделали огромный круг, чтобы обойти равнину, и к ночи достигли небольшого плато, откуда был виден итальянский лагерь и шоссе между Тепелени и Клисурой. Где-то на юге шла артиллерийская перестрелка, а по шоссе непрерывно проносились итальянские автомашины. - Здесь придется подождать, - сказал Деус, когда они поднялись на плато и присели отдохнуть. - Долго? - спросил Нитралексис. - Пока не станет темно. Нам надо опять перейти через дорогу. А это трудное дело. Нитралексис перевел это Квейлю, и все трое, лежа на земле, стали наблюдать за тем, что делалось в итальянском лагере. Когда совсем стемнело и только звуки отчетливо доносились до них, Деус встал и по крутому склону осторожно начал спускаться с плато. - Мы пойдем через лагерь? - спросил Квейль. - Нет, мы обойдем его. Они шли очень быстро, так как Деус знал, как и куда идти. Когда они спустились, Деус знаком приказал им лечь и лежать тихо. Квейль слышал непрерывные глухие раскаты артиллерийской канонады - теперь совсем близко. Слева он слышал голоса в итальянском лагере. Затем Деус пополз на животе к открытому месту. Квейль последовал за ним. Они подвигались медленно, и Квейль увидел впереди ясные очертания огромных итальянских дизельных грузовиков. Увидев грузовики, Деус остановился. Ошибся в расчетах, подумал Квейль. Не предполагал, что наткнется здесь на грузовики. Сейчас начнутся дела. Деус, действительно, не ожидал встретить здесь грузовики. Увидав их, он пополз под прямым углом в сторону, к кустам. Квейль и Нитралексис последовали за ним. Отсюда они поползли параллельно дороге, пока не добрались до открытого места. - Не туда попали, - шепнул Деус Нитралексису. - Слишком далеко зашли. - Ну и что же? - Вы, правда, спешите? Риск большой. - Готовы рискнуть? - с усмешкой спросил Нитралексис Квейля. - Разумеется. Что за вопрос. Пошли дальше, - прошептал Квейль. - Рискнем, - сказал Нитралексис Деусу. - Хоркей, - прошептал Деус и похлопал Квейля по плечу. По-прежнему ползком они выбрались на открытое место. Квейль заметил очертания громоздких предметов, укрытых ветвями. Его мозг пронзила мысль: танки. Они пробирались через район скрытого сосредоточения танков - во всяком случае они были рассредоточены не очень далеко друг от друга. Когда они подползли ближе, Квейль увидел и следы гусениц на земле. На шоссе, не дальше чем в двадцати шагах от них, показался часовой, и Деус мгновенно припал к земле. Было еще не поздно, луна светила не очень ярко, и Квейль не мог видеть, что делалось по другую сторону шоссе. Он полз, прижимаясь к мягкой траве и стараясь не отставать от Деуса, который дюйм за дюймом продвигался все ближе к дороге. Когда часовой остановился, они опять замерли на месте. - Хоркей, - прошептал Деус. - Пошли, - сказал Квейль Нитралексису. Все трое перекатились на четвереньках через дорогу и свалились в кювет по другую сторону. Выглянув оттуда, Квейль увидел обширную площадку, а на ней силуэты тяжелых орудий и зарядных ящиков. Они проползли через вспаханную полоску мягкой, грязной земли, и Квейль почувствовал сырость даже сквозь свои меховые сапоги. Впереди на фоне ясного неба выделялись очертания леса. - Подождите, - сказал Деус Нитралексису. - Я посмотрю. Он пополз вперед. Нитралексис остановил Квейля, который двинулся было за ним. - Он наблюдает, - сказал Нитралексис. - А что случилось? - Ничего. Мы зашли слишком далеко. Эти итальянцы - страшные сони, а? - Ш-ш-ш! Вы их разбудите, и тогда как бы нам не пришлось уснуть. - Как ваше лицо, инглизи? Квейля удивил этот вопрос: до сих пор Нитралексис ни разу не спросил его о ранах на лице. "Вероятно, это потому, что мы оба напуганы", - подумал Квейль. - Спасибо, хорошо. Куда он делся, чертов сын? - Он сейчас вернется, - сказал Нитралексис. - Я отобрал у него пули. Вот они. Нитралексис протянул Квейлю патроны, Квейль спрятал их в сумку. Деус скоро вернулся. Никаких звуков погони или стрельбы не было. - Еще много таких мест будет. Дело долгое, - сказал он Нитралексису. - Что, инглизи совсем здоров?. - Вполне. - Тогда пошли, но только осторожно. Итальянцы что-то плохо спят сегодня. - Пошли, - прошептал Нитралексис. Они поползли к лесу через небольшую прогалину. Им казалось, что они производят отчаянный шум, так как малейший звук гулко отдавался в лесу. Время от времени они останавливались и припадали к земле, и каждый раз Квейль чувствовал, как его трепет передается земле. Вскоре они добрались до другой открытой поляны, где была стоянка грузовиков и мотоциклов. Квейль очень удивлялся, что их не заметили, когда они ползли по краю этой поляны. Так они доползли до реки, и Квейль по звуку текущей воды мог определить, что у берега мелко и тихо, а посредине глубоко и есть водовороты. Луна взошла, и бледный свет играл серебром на поверхности реки. - Тут глубоко, - сказал Деус. - Будем держаться поближе друг к другу. Нитралексис перевел его слова Квейлю. У берега было мелко, но дальше течение становилось быстрее, а река все глубже, пока вода не дошла Квейлю до горла. Его куртка набрякла и стала тяжелой, но сбросить ее теперь он не мог. Деус шел чуть ниже его по течению, Нитралексис держался за них обоих. Внезапно они попали на глубокое место и очутились под водой. Квейль почувствовал, как Деус ухватился за его шею. Он пытался плыть, но Деус мешал ему, и он начинал тонуть. Деус все не отпускал его и вдруг оторвался... Квейль видел, как его понесло течением. Вещевой мешок путался между ног. Он сбросил его и рванулся на помощь Деусу. Он слышал, как Деус барахтается в воде, и через секунду увидел его в серебристой полосе лунного света. Он изо всех сил заработал руками и ногами и догнал Деуса. Схватил его за тяжелый войлочный плащ. Но чуть не потонул вместе с ним, когда Деус вцепился в него. Квейль очутился под водой, погрузившись почти до самого дна. Но он опять вынырнул, продолжая крепко держать Деуса за плащ. Рассекая воду левой рукой, он усиленно работал ногами, но силы покидали его, и он уже думал, что их обоих сейчас унесет течением, как вдруг его ноги коснулись дна. Он вытащил Деуса на берег и, тяжело дыша, упал на землю. Он слышал, как Деус дышит. Но Нитралексис - где он? Деус не шевелился. Квейль нагнулся и перевернул его на живот. Он стащил с него плащ и стал нажимать ему на крестец, то наклоняясь над ним, то откидываясь назад. Дыхание восстановилось. Деус тихо застонал, повернулся на бок, и его вырвало. При тусклом свете луны Квейль видел, что он смотрит на него. Квейль кивнул ему. Деуса опять вырвало, и Квейль испугался, как бы не всполошились итальянцы. Он услышал плеск воды и припал к земле. Плеск приближался, и он догадался, что это Нитралексис. - Эй! - окликнул он вполголоса. - Инглизи? - Да, - ответил Квейль тихо. - Вы вытащили его? - Да. Вот он, его рвет. Нитралексис вылез на берег. - Ха, вид не блестящий, - сказал Нитралексис по-гречески. - Передайте инглизи, что я ему очень благодарен. - Ладно. Он говорит, что очень благодарен вам, - сказал Нитралексис Квейлю. - Я только представил себе, как мы будем пробираться через итальянские позиции без него, - ответил Квейль. - Инглизи говорит, что он привязался к тебе. Ты - его друг. Он не мог допустить, чтобы ты нашел себе могилу на дне реки, - перевел Нитралексис. Деус молча кивнул головой. Он подобрал свой мокрый плащ и встал. Но тотчас покачнулся, потом согнулся вдвое, и его опять вырвало. - Ш-ш-ш, - прошептал Квейль. - Будет в порядке, - сказал Нитралексис, ухмыляясь в бороду. Они стали подниматься по склону, поддерживая Деуса. Подыматься было трудно - Деуса все время рвало. Он бросил свой плащ, и Квейль подумал сделать то же самое со своей курткой, которая насквозь пропиталась водой. Но ему было жалко ее, и он только расстегнул молнию. Они шли приблизительно с час, когда Деус сказал: - Хватит. Забрались достаточно высоко. - Хорошо, господь бог. Ты вот только не выворачивай себя наизнанку, - сказал Нитралексис. - Хоркей, - сказал Деус и свалился, как сноп. Квейль наклонился и тряхнул его. Деус не шевелился: он был в полном забытьи. Квейль положил его ничком и опять стал делать ему искусственное дыхание. - Тут не вода виновата, - сказал Нитралексис. - Но мы ведь не можем идти без него. - Он сказал, что надо идти вдоль шоссе. - А потом? Что мы будем делать потом? Нитралексис пожал плечами. Он нагнулся над Деусом и похлопал его по рукам и щекам. - Есть у вас вода? Квейль подал ему флягу. Нитралексис брызнул несколько капель на голову Деусу. Квейль иронически заметил: - Воды он имел достаточно. Он, кажется, просто заснул. - Ну, тогда и нам придется спать, - сказал Нитралексис и уселся на землю. Квейль перевернул Деуса на спину и выпрямил ему ноги. - Хоть бы он проснулся скорей. До утра осталось совсем мало времени. Квейль и Нитралексис сидели, ожидая, когда очнется Деус, и прислушивались к беспрерывной артиллерийской канонаде, доносившейся с юга и с востока. - Где-то идет бой, - сказал Нитралексис. - Да, и мы попадем в самый огонь, - сказал Квейль. - Как бы я хотел быть сейчас на своем "Бреге". - А я скорей согласен сидеть здесь, чем в такой машине, - сказал Квейль. - Разница небольшая. Начинало уже светать, когда Деус очнулся. Его опять стошнило. Квейль и Нитралексис не спали. Квейль страшно проголодался и пожалел, что бросил в реку свой вещевой мешок. - Как ты себя чувствуешь? - спросил Нитралексис Деуса. - Совсем ослаб. Я оставил все силы в реке. - Но идти все-таки можешь? - Да, но уже день, мы не можем идти днем. - Почему? Вставай, идем. - Очень опасно. Мы у итальянцев в самом брюхе. - Все равно, нам надо спешить. Деус покачал головой. - Днем он не пойдет, - пояснил Нитралексис Квейлю. - Скажите ему, что мы пойдем без него. - Так нехорошо, - сказал Нитралексис, обращаясь к Деусу. - Инглизи говорит, что он спас тебе жизнь. Теперь он просит тебя спасти его. Он хочет идти дальше. Деус покачал головой и повалился на спину. Потом привстал, и его стошнило. Он посмотрел на Квейля, и Квейль заметил, что его румяные щеки, хотя и не утратили вполне румянца, приобрели, однако, землистый оттенок. Квейль кивнул ему. - Хоркей, - сказал Деус и встал. - Идем, инглизи, - сказал он Квейлю по-гречески. Пробираясь по обрывистому склону, они видели шоссе, извивавшееся по краю долины, параллельно реке. Артиллерийская канонада усилилась. Трудно было сказать, где стреляли орудия - впереди или сзади, но во всяком случае очень близко. Вдруг Квейль увидел, как внизу справа от них, неподалеку от дороги, разорвался снаряд. - Это, верно, ваш, - сказал он Нитралексису. - Да, греческий. Здорово. Поглядите. Снаряды один за другим ложились вдоль дороги. Это была меткая стрельба, но Квейль, - по крайней мере с такого расстояния, - не видел для нее никакой достойной цели. Внезапно раздался визгливый свист, и сквозь комья красноватой земли они увидели вверху белое облачко. Они бросились на землю. - Мы в центре боя, - сказал Квейль. Глухой гул донесся до них сверху. - Итальянцы. Это их пушка, - сказал Нитралексис. - Идем. Все трое, то ползком, то скачками, пробирались через лес, кидаясь на землю всякий раз, как над ними разрывались снаряды. Затем лес наполнился противной частой трескотней легкого пулемета. Пулемет строчил где-то внизу, впереди. Квейль посмотрел в ту сторону, но ничего не мог увидеть. Они опять бросились на землю - вверху на склоне разорвался еще один снаряд. На этот раз он упал совсем близко. - Они метят в нас. Нас, наверное, заметили. - Поворачивайтесь живей, - крикнул Квейль. Они пустились бегом. - Там уже греки. - Нитралексис указал на белое облачко разорвавшегося снаряда на склоне противоположной горы. - Да, это греки. Они бежали, прыгая с камня на камень, а снаряды продолжали рваться над ними, и камни скатывались вниз, догоняя бегущих. Вдоль дороги по-прежнему взлетали белые облачка. Затем опять застрекотали пулеметы. А они все бежали, пригибаясь к земле, пока Деус не сказал Нитралексису: - Уже близко. Надо спуститься в долину. Там греки. Они, должно быть, отступили туда. Они были здесь, где мы сейчас. - Лучше пройти поверху - лесом, - сказал Нитралексис. - Нет, прямо вперед. Если мы попробуем подняться вверх, нас заметят. - Но так ближе, - настаивал Нитралексис. - Нет, прямо вперед. Деус дернул Квейля за рукав и указал вперед. Квейль кивнул головой. Они побежали, но тут опять затрещал пулемет. Квейль увидел, что Нитралексис бежит по открытому месту, вверх по склону, по направлению к лесу. - Ложись! - крикнул он. Нитралексис продолжал бежать. Опять застрекотал пулемет, еще громче, и Квейль увидел, как у Нитралексиса вдруг подкосились ноги, он зашатался и боком, тихо опустился на землю. Квейль понял, что в него попала не одна пуля. Деус тронул Квейля за плечо, и он, согнувшись, побежал вслед за Деусом, мчавшимся к лесу. Над головой у него свистели пули, но он уже не кидался на землю, а продолжал бежать, пока не оказался в лесу. Деус залез в расщелину в скале. Квейль оглянулся назад. Нитралексис лежал на боку. Лежал, как мешок; тело его обвисло, поддерживаемое только землей. Квейль понял, что он мертв. Внизу раздавались крики итальянцев. Деус опять тронул Квейля за плечо. В руке у него был револьвер. Он указывал Квейлю на пустой барабан. Ему нужны были патроны. На секунду у Квейля мелькнула мысль, когда же Деус успел взять револьвер у Нитралексиса и что он будет делать с ним, если получит патроны? Он посмотрел на Деуса, затем отстегнул квадратный карманчик в своей сумке и достал небольшую коробочку. Он высыпал несколько патронов в протянутую руку Деуса и отдал ему коробочку. Деус втолкнул патроны в барабан, щелкнул затвором, и Квейль опять с изумлением спросил себя, откуда он знает, как обращаться с револьвером. Когда итальянцы стали подниматься вверх, Деус указал вперед, и они снова пустились бежать, петляя в лесу и кидаясь на землю, как только начинал трещать пулемет. Они добежали уже до долины, когда где-то позади и внизу услышали топот бегущих ног. Не останавливаясь, они скатились в долину. Деус подождал, пока его догонит Квейль, затем протянул руку вперед и слегка толкнул Квейля, показывая, что надо перебежать неглубокий овраг. Итальянцы опять открыли огонь из пулемета. - Хоркей. Хоркей. - Деус решительно кивнул головой и снова указал вперед. - О'кэй, - сказал Квейль, с трудом переводя дыхание. За ними раздался шум, и Деус быстро толкнул Квейля вперед. - Хоркей, инглизи, - сказал он, запыхавшись и указывая вперед. Он схватил Квейля за руку, но тотчас же отпустил ее, повернулся назад и бросился вверх по склону. Квейль глубоко перевел дыхание и побежал в противоположную сторону. Он слышал, как по нему строчит пулемет. Потом до него донесся сухой треск револьверного выстрела, - раз и два, - и он со всех ног помчался по скалам, пока не споткнулся и не упал. Он лежал на земле, тяжело дыша. Снова раздался револьверный выстрел, потом еще раз. Застрекотал пулемет, и Квейль оглянулся назад: Деус бежал вверх по склону и отстреливался. Еще раз застрекотал пулемет, Деус упал, но сразу же вскочил на ноги, и пулемет застрочил опять. Квейль видел, как Деус, согнувшись пополам и прихрамывая, продолжал подниматься вверх. В руке у него был револьвер. Вдруг Деус упал ничком, поднял револьвер и выстрелил. Вспыхнул дымок, потом до Квейля донесся звук выстрела. Деус вскочил на ноги и начал палить из револьвера в сторону леса, пока не расстрелял все патроны. Квейль увидел, как на Деуса бежит итальянец с автоматом в руках. Он ждал, что Деус швырнет в него револьвер, но Деус, не расставаясь с револьвером, повернулся и снова побежал вверх по склону. Автомат защелкал быстро, зловеще. Деус грохнулся на ходу, револьвер взлетел вверх и упал среди деревьев. Деус лежал в странной, неестественной позе - приникнув к земле, как Нитралексис. Квейль перевел дух и снова бросился бежать. Он бежал до тех пор, пока где-то рядом, с правой стороны, не затрещал пулемет. Он пошатнулся, голова у него готова была лопнуть, из раны на лице хлынула кровь. И тут он увидел темно-коричневый мундир. Он увидел винтовку, поспешно развел руки в стороны и во все горло закричал: "Инглизи! Инглизи!" Он видел, как солдат поднял винтовку. "Инглизи! Инглизи!" - опять крикнул он. По лицу его катились слезы, и он знал, что это плачет в нем его жизнь. - Инглизи! Инглизи! - повторял он, спотыкаясь на ходу и подняв руки вверх, в то время как грек бежал ему навстречу. Он почувствовал, как его крепко охватили чьи-то руки, почувствовал боль и заковылял, поддерживаемый греком. - Инглизи! - опять сказал он. - Я инглизи! - еще раз вытолкнул он из себя, в то время как голова его разлеталась на мелкие кусочки. И он, как сноп, повалился на руки грека. 18 Была тишина. Никогда не слышал он такой тишины. Не было ни звука. Ни звука... Тишина всегда содержит в себе какие-то звуки. Но тут было что-то не так. Не было никакого звука, абсолютно никакого. Притихли даже предметы, которым вовсе не свойственна тишина. Это была агрессивная тишина, направленная против него. Такая тишина... Такая тишина... Где же шорохи? Не может быть такой тишины. Такая тишина... такая тишина. Ну, брось, будь нормальной тишиной, с шорохами и со всем прочим. Такая тишина... Послышался шорох, которого он так желал. И он открыл глаза. Он видел, как он бежит к греку, и слышал, как стреляет артиллерия, - нет, это не артиллерия, это пулемет. Он забыл об артиллерии, когда бежал. Он слышал только треск пулеметов, - но ведь была и артиллерия. Да, честное слово, - вы меня не обманете, - я знаю, что стреляла и артиллерия. И тут он увидел хлеб. Целую гору хлеба. Черного хлеба с потрескавшейся корочкой - точно лопнувшая колбаса. Он не поверил и привстал. - Где же?.. - сказал он и удивился, услышав собственный голос. Кто-то вошел. Он услышал гул артиллерийской канонады. - Что это? - спросил Квейль. - Инглизи, - услышал он голос. Он рассчитывал увидеть Нитралексиса. Но это был какой-то маленький грек в темно-коричневой форме, совсем не похожей на форму Нитралексиса, который всегда ходил в синем, как англичане. Еще кто-то вошел. Этот был в шинели и пилотке. - А, вы очнулись. Он услышал ломаный английский язык. - Да, - сказал он. - А что такое? - Теперь все в порядке, - ответили ему по-гречески. Говорил человек в пилотке. - Да. Я знаю. Простите... Я это знаю. И очень прошу простить меня. - Ничего, ничего. Вот... выпейте коньяку. Он подал Квейлю эмалированную кружку. Квейль выпил, и у него дух захватило. Он поднял глаза и увидел грека в пилотке. - Спасибо, - сказал он вполне сознательно. - Вы теперь в полном порядке, - сказал грек. - Да. Где я нахожусь? - Это наш пункт. Вы в безопасности, вам повезло. - Да, я вижу. Квейль спустил ноги с койки и попробовал встать. Земля кружилась у него под ногами, но он не упал. И он различал грохот артиллерии - значит, он в порядке. - Мне надо в Янину, - сказал он. - Немцы уже там? - Что вы... нет, нет! - Я должен немедленно отправиться в путь. Как туда попасть? Где дорога? Грек улыбнулся: - Не надо волноваться. Немцев там еще нет. - А далеко они? - Не знаю. Мы здесь ничего не знаем. Все идет кувырком. Они много раз бомбили Янину. Вчера мы потеряли связь с нашим генералом в Янине. Он говорил, что дела там плохи. Мы отступаем по всему фронту. - А как австралийские войска? Англичане? - спросил Квейль. Взгляд его упал на хлеб, и под ложечкой у него засосало от голода. - Можно мне немножко? - указал он на хлеб. - Конечно, - ответил грек. - Инглизи находятся по ту сторону Пинда. Нам ничего не известно о них... Немцы наступают от Корицы. - Смогу я попасть в Янину до них? - Да... попадете. Вы не беспокойтесь. - Я не беспокоюсь, но мне надо в Янину. Покажите мне, пожалуйста, как выбраться отсюда на дорогу. - Хорошо. Квейль отламывал куски хлеба и рассовывал их по карманам. Греки следили за ним. Маленький грек дал ему еще коньяку. Квейль набрал полный рот коньяку и разом проглотил его. - Пожалуйста, покажите мне дорогу, - сказал он. Он направился к выходу. - А вы в состоянии далеко идти? - Да, если буду идти по дороге. Квейль открыл дверь. Яркий солнечный свет ослепил его. Он прикрыл глаза ладонью. Теперь он вполне отчетливо слышал гул артиллерийской канонады. - Если вы подождете минутку, он пойдет с вами, - грек в пилотке указал на маленького грека. Он что-то сказал ему, и тот вышел. - Он пошел за вещами. - Я не хочу причинять вам хлопот. Я обойдусь без него. - Не все ли равно? Одним человеком больше или меньше - теперь это не имеет значения. - Благодарю вас, - сказал Квейль. Он вспомнил о Нитралексисе. Но те дни, которые он провел с Нитралексисом, отодвинулись куда-то далеко, и он не в состоянии был чувствовать то, что следовало чувствовать при мысли о том, что оба - Нитралексис и Деус - убиты. Он не чувствовал ничего. Совершенно и абсолютно ничего. Маленький грек вернулся со скатанным одеялом на ремне через плечо. В руке он держал еще одно. Он улыбнулся, показывая желтые зубы. Другое одеяло он отдал Квейлю. Грек в пилотке объяснил ему, что он должен сделать. - Ты проводишь его до Янины, - сказал он маленькому греку. - Постарайся устроиться с ним на одном из грузовиков, которые возвращаются с фронта, и довези его до Янины. Сам возвращайся назад. Понял? - Понял, - ответил маленький грек. Он взял письменный приказ, который изготовил для него грек в пилотке. Затем он кивнул Квейлю, и Квейль вышел за ним. Сделав несколько шагов по грязи, он как бы вспомнил что-то и обернулся: - До свиданья. И благодарю вас. Благодарю за все. - Не стоит, - ответил грек в пилотке. - Я сам бы охотно ушел вместе с вами. Квейль взглянул на его спокойное лицо и понял, что он говорит совершенно серьезно. Вместе с маленьким греком они зашагали по грязной тропинке. Было так приятно идти и не бояться, что на тебя вот-вот наскочат итальянцы. Внизу видна была дорога и проходящие по ней грузовики. Немцы еще не дошли до Янины, он отыщет Елену и вместе с ней вернется в Афины. Его нисколько не удивляло, что все принимают победу немцев, как нечто само собою разумеющееся. Это был вопрос простой арифметики. При наших порядках, думал он, почти что физически невозможно побить немцев на земле. При теперешнем положении никаких шансов. Что-то неладно с нашей армией, это несомненно. Нужна какая-то новая идея, которая пришла бы в армию снизу. Нет, неверно, просто дело в количестве. У нас нет ничего: ни вооружения, ни самолетов. Да, дело именно в этом. Представь себе, как все бы обернулось, если бы у нас было такое же количество самолетов, как у итальянцев или даже у немцев? То же самое и на земле. Но нет, это еще не все. Нужно еще знать, что делать со всем этим - особенно с армией. Вот в чем загвоздка, и от этого не уйдешь. В этом все дело. - Айропланос, - услышал он голос маленького грека. Квейль прислушался. Он различил гул многочисленных моторов. Маленький грек поспешил укрыться среди деревьев. - Не бойтесь, - сказал Квейль, - они еще далеко от нас. Он продолжал идти по тропинке. Маленький грек потащился за ним, все время поглядывая вверх. Они вышли на дорогу, - там сгрудились грузовики, только что покинувшие свою стоянку. Шоферы рассыпались по склону, подальше от дороги. Они стояли и смотрели вслед удалявшимся бомбардировщикам. - Что с вами? Или вы думаете, что они могут попасть в вас оттуда? - крикнул им маленький грек, догоняя Квейля. Шоферы с интересом посмотрели на них обоих. - Кто это? Кто это, ты, чертов болтун? - Инглизи. Это инглизи. Летчик, которого сбили. Он идет пешком из Баллоны. Он летал туда бомбить итальянцев. - Слишком много болтаешь, - сказал один шофер большого роста. - Может быть. Но ему обязательно надо попасть в Янину. Мы поедем на твоем грузовике. - Я еду только до Аргирокастро. - Ладно, подвезешь туда. В памяти осталось, что он спал и просыпался только тогда, когда остальные, заслышав гул самолетов, спешили к придорожной канаве. Квейль спал, положив голову на руки и прижимаясь грудью к широкому капоту мотора в кабине дизельного грузовика. Просыпаясь, он видел высокие скалистые горы вокруг и глубокие ущелья внизу. Он слышал, что мотор работает с трудом, и видел, как большой грек-шофер переводит рычаг на другую скорость и поворачивает баранку руля. Он был слишком утомлен, чтобы сознавать опасность и всеобщее смятение. В Аргирокастро, куда они приехали ночью, маленький грек разбудил его, тряся за плечо. Когда Квейль слез с грузовика, он увидел белые дома и почувствовал едкий запах взорвавшихся бомб. Полусонный, он пошел следом за маленьким греком. По дороге он ощутил влагу у себя на лице: начал моросить дождь. Они шли по разрушенному бомбежкой городу, прилепившемуся сбоку большой белой горы, и на каждом шагу им попадались люди. - Куда мы идем? - спросил Квейль маленького грека. Тот мотнул головой и указал вперед. Они шли уже больше часа, и Квейль чувствовал, что у него опять приливает кровь к голове. Он уселся на мокрую землю, не ощущая сырости. Ему хотелось спать. Маленький грек поднял его на ноги и взял под руку своей широкой мозолистой рукой. Они дошли до моста. Здесь выезжали на дорогу укрывшиеся от бомбежки грузовики. - Detour [крюк сделали (франц.)], - пояснил маленький грек с улыбкой, но Квейль не видел ничего в темноте. Когда один грузовик с солдатами стал подниматься на крутую насыпь за мостом, маленький грек крикнул шоферу: - Стой! Я сопровождаю инглизи. Срочное поручение. У меня приказ останавливать кого угодно и доставить его в Янину. Квейль почти не слышал, как они переговаривались, настолько он был утомлен. Он слышал только, как маленький грек опять крикнул что-то, а затем его подхватили под мышки, он сделал, спотыкаясь, несколько шагов и свалился в кузов грузовика; толчок больно отдался в голове. Он мгновенно заснул после напрасной попытке привести в порядок свои бессвязные мысли. Он собирал по частям моторы самолетов, пока не решил лететь на одном только моторе, и слышал, как смеется Тэп от одной мысли, что мотор может летать. Он лишь смутно сознавал, что они остановились, что кто-то кричит и произошло какое-то замешательство. - Далеко еще? - спросил Квейль по-английски. Он не мог вспомнить ни одного греческого слова из-за головной боли. Маленький грек только улыбнулся. - Далеко еще до Янины? Сколько?.. Маленький грек кивнул головой и опять улыбнулся. - Ах, боже мой!.. Неужели вы не понимаете, что я спрашиваю: далеко ли еще до Янины?.. Янина?.. Когда?.. Маленький грек кивнул, улыбнулся и поднял три пальца. - Три часа? - переспросил Квейль. Ему приходилось кричать, чтобы перекричать шум дизеля. Маленький грек утвердительно кивнул. Дорога была совершенно забита. Греческие солдаты, которые устали от всего еще до начала войны, теперь слишком устали, чтобы спешить даже при отступлении. Когда грузовик обгонял их, Квейль видел их лица. Они поднимали головы и что-то кричали, иногда даже бежали за грузовиком, но не могли догнать его, скоро отставали и опять продолжали брести. По склонам гор ютились деревни, если можно было их так назвать, потому что они были наполовину разрушены бомбежкой и покинуты жителями. Вдоль всей дороги виднелись воронки от бомб. И как только рассвело, появились самолеты. Всякий раз, как они пролетали над дорогой, греки бежали в кустарник. Квейль отлично понимал их, он помнил обстрелы с бреющего полета, и они проезжали мимо еще дымящихся, обгоревших грузовиков - результатов вчерашнего обстрела. Он лежал в кузове. Когда грузовик останавливался и маленький грек, завидев самолеты, убегал в кусты, Квейль начинал петь во все горло. Вставали в памяти школьные дни, когда мальчики, облаченные в белые" стихари, распевали во весь голос, и сейчас он пел те песни, что они пели тогда, вне церковных богослужений. Особенно часто повторял он песенку: "Что мне за дело до других, коль нет им дела до меня". Он не помнил точно слов и забыл даже название песенки, и потому тянул просто "ля-ля-ля", когда не хватало слов. Потом маленький грек возвращался назад к грузовику и улыбался растерянно, видя, как Квейль болтает ногами и поет о том, что ему ни до кого нет дела. Но маленький грек не понимал, что опасность - вещь относительная и что так же относительно порождаемое ею чувство страха, а Квейль все еще был под впечатлением строчившего по нему пулемета. Этот пулемет и был для Квейля критерием опасности, и хотя он тоже испытывал страх всякий раз, как пролетали бомбардировщики, но пулемет он считал большей опасностью, а ведь он тогда уцелел, - хотя Нитралексис и Деус не уцелели, - значит, ему не страшна никакая бомбежка. И он продолжал петь и затягивал новую песенку: "Одни всю жизнь вздыхают, вздыхают и вздыхают; другие любят раньше смерти умирать..." И в заключение во весь голос: "Но мы с тобой вздыхать не будем, не будем умирать, - кто сердцем весел, вечно жив". Он повторял эту песню раз за разом. Он не чувствовал себя счастливым. Но и не чувствовал себя несчастным. Просто он физически не мог не петь. Он великолепно понимал значение того, что происходило на его глазах. Это была так или иначе страница истории. И ему становилось легче от этого, так как он знал, что дело подвигается к концу, что скоро он попадет в Янину и разыщет Елену, а потом вернется домой и все будет кончено... Когда греки слишком долго задерживались в кустарнике, Квейль начинал терять терпение. - Едем дальше, вы, черти! - кричал он. - Они далеко отсюда. Но греки не обращали на него внимания, и тогда он опять затягивал песню. На скрещении дорог вблизи Долианы дизель остановился. На дорогах большими группами стояли солдаты, транспорт растянулся на целую милю, - образовалась пробка. Нигде не видно было офицеров, никто, казалось, не думал о том, чтобы как-нибудь помочь делу. Маленький грек пошел узнать, что создало пробку. Он долго не возвращался. Квейль слез с грузовика, пошел в лес и опростался. Вернувшись, он увидел, что маленький грек в большом волнении ищет его повсюду. - Инглизи... Инглизи... - воскликнул он, и затем на ломаном французском языке: - Немцы - Янина... Немцы - Янина... - Что за черт! Хоть бы одно английское слово!.. Я больше не в силах! - Немцы - Янина... - повторял маленький грек. Он опять скрылся, а Квейль наблюдал картину хаоса и думал, что можно сделать. Вскоре маленький грек вернулся. Он привел с собой высокого бородатого грека, похожего на Иисуса Христа, с желтыми капральскими нашивками на рукаве. - Прошу прощения, - сказал новый грек по-немецки. - О! Вы говорите по-немецки? - спросил Квейль тоже по-немецки. - Да. Вот он говорит, что вы хотите в Янину. - Совершенно верно, - сказал Квейль. - Что это за толки, будто там уже немцы? - Это верно - так здесь все говорят. Никто не хочет двигаться дальше, потому что, по их словам, в Янине немцы. - Откуда они знают? - Они не знают. Они только говорят, что знают. - А как могли уже туда попасть немцы? - Не знаю. Я знаю только то, что они говорят. - Далеко еще до Янины? - спросил Квейль. - Несколько часов езды. - Благодарю вас. Я пойду пешком. Спросите этого малыша, - пойдет он со мной или нет? Высокий бородатый грек спросил маленького грека, пойдет ли он с инглизи пешком до Янины. Маленький грек в свою очередь спросил его, действительно ли в Янине немцы. Высокий грек ответил, что не верит этому. Он сам пойдет с инглизи в Янину. - Ладно, - сказал маленький грек. - Тогда и я иду. Они миновали длинную вереницу сбившихся в кучу грузовиков, орудий, мотоциклов, запряженных мулами повозок, зарядных ящиков и солдат, в которых не осталось жизни, хотя они и дышали, и зашагали по пустынной дороге к Янине. Квейль рассчитывал, что им попадется по дороге какая-нибудь автомашина, даже если Янина занята немцами, но они нигде не встретили ни одного грузовика. Не видно было ни солдат, ни мулов. Квейль начинал думать, что немцы действительно заняли Янину. Он чувствовал себя сейчас лучше, чем за все время с тех пор, как бежал под пулеметным огнем. Но голова по-прежнему разрывалась на части, и, когда его сапоги скрипели, что-то больно стреляло в переносицу. Шаровары его были разодраны внизу, но он даже не подумал засунуть их в голенища. Куртка казалась слишком тяжелой, и ему было жарко в ней, но он не хотел бросить ее. Хуже всего был голод. Он жевал хлеб, который насовал в карманы, но этого было недостаточно, и он ощущал резь в желудке. - Еще далеко? - то и дело спрашивал он высокого грека. - Нет, километров семь. Они миновали грубо отесанный деревянный столб с надписью: "километр 22". Маленький грек тащился позади, все время разговаривая с высоким греком. - Мы попадем прямо в лапы к немцам, - говорил он. Квейль не мог без смеха смотреть на его крохотное, обросшее щетиной лицо. - Да, дело плохо, - отвечал другой грек. - Но не все ли равно? - Зачем же мы идем? - продолжал маленький грек. - Я хочу пробраться как можно ближе к дому. А зачем идет твой инглизи? - Он сумасшедший. Он идет пешком из Баллоны - только представь себе! Я бы предпочел, чтоб меня убили. - Почему же ты не постараешься, чтоб тебя убили? - Я сопровождаю инглизи, - сказал маленький грек. Квейль не понимал, о чем они говорят, но ему нравилось в маленьком греке то, что он такой горячий спорщик. Когда дорога пошла вверх и из-за гор подул холодный ветер, Квейль, шедший впереди, увидел озеро, на берегу которого расположена Янина. - Вот и озеро, - сказал он по-немецки, иисусоподобному греку. - Да. Теперь уже близко. - А как насчет немцев? Есть какие-нибудь признаки немцев? - Пока никаких. Хотя до озера совсем рукой подать. Да. Вот оно! Путь теперь казался длиннее именно потому, что они были так близко. И Квейль сейчас больше думал о Елене, чем о немцах. Было уже так близко, что не стоило перебирать в уме всякие возможности. И когда на миг его пугала мысль, что Елена могла вылететь на "Бомбее" в тот день, когда его самого сбили итальянцы, он спешил отогнать такое предположение и сосредоточить внимание на расстилавшейся перед ним красноватой дороге. И наконец он увидел первых жителей греков. - Смотрите, немцев здесь нет. Вон - греки! Маленький грек просиял и указал на запряженную мулом телегу, двигавшуюся им навстречу из города, очертания которого уже вырисовывались на берегу озера. Квейль не обратил внимания на греков, сидевших в телеге, когда она проезжала мимо. Это могли быть и переодетые немцы, но он не обратил на них никакого внимания. Он продолжал идти словно по глубокому снегу, с трудом поднимая ноги. Вот он миновал скрещение дорог, рощицу на окраине города, потом небольшие домики и наконец - большое, свисавшее над дорогой дерево у заставы, где происходила всегда проверка машин и повозок. Но сейчас здесь не было ни души. Когда он миновал охрану, ему бросились в глаза следы бомбежки. Ни один дом не сохранил нормального вида. На улицах деревянные обломки, груды кирпича, исковерканная колючая проволока, грязь, воронки, обгорелые бревна и мертвая тишина. Он добрался до лежавшей в развалинах главной улицы; здесь ему повстречалось несколько солдат, бродивших без цели. Общее впечатление от покинутого жителями города было очень тягостное. Вдруг он вспомнил о госпитале. Город был разрушен и казался мертвым... А госпиталь?.. Он прошел через грязную площадь, сплошь усеянную воронками, наполненными водой, мимо разбомбленной гостиницы, где они жили. Он шел не останавливаясь, совсем забыв о маленьком греке и о греке, похожем на Христа, которые плелись позади. Но вот и госпиталь. Он увидел людей, толпившихся перед входом, и несколько автобусов и улыбнулся: здесь был кусочек жизни. Но здание госпиталя было разрушено с одного конца, а с другого вся стена испещрена следами осколков, и он слышал запах. Он не мог сказать точно, что это был за запах, но он был связан с запахом разрушенного города и с этой тишиной, страшной и величественной. "Поистине величественной, - подумал он, - как раз подходящее слово". Тяжело дыша, в каком-то замешательстве, он быстро протолкался к разбитому подъезду госпиталя. Распахнув дверь, он вступил в тяжелый запах смерти и того, что еще сохраняло жизнь. Он искал глазами девушку, обычно сидевшую за столом. Но ее не оказалось. Были только женщины и неряшливые мужчины, торопливо пробегавшие по коридору. Оглядевшись кругом, он направился в кабинет старшей сестры. Никто не обращал на него внимания. Он открыл дверь и вошел. Какая-то маленькая женщина сидела на месте старшей сестры. Она удивленно подняла на него глаза. - Простите, - сказал Квейль. Каждое слово болью отдавалось в голове. - Я ищу старшую сестру. - Инглизи? - спросила женщина. - Да, - кивнул он. - Раненый? - Женщина коснулась своего лица и кивком указала на лицо Квейля. - Да, но не в этом дело. Я ищу Елену Стангу. Женщина не понимала, - он это видел. - Елену Стангу, - повторил он, но женщина не понимала. Он вышел и направился в приемную. Здесь на полу лежали раненые греки. Они лежали и в коридоре, и над ними склонялись женщины, а другие женщины ходили туда и сюда. Они даже не посмотрели на него, когда он проходил мимо. Елены и здесь не оказалось. Все лица были новые. Квейль прошел до конца коридора, затем через длинную палату, где тоже лежали раненые и стоял тяжелый запах. Он открыл дверь и увидел грека в белом халате. Грек подошел к нему, коснулся повязок у него на лице и что-то сказал сестре. Та подала ему ножницы, и он начал разрезать повязки. Квейль отстранился. - Нет! Я ищу тут одного человека! - сказал он сердито. - Что вы сказали? - спросила сестра по-английски. - Я ищу... я ищу Елену Стангу. Я ищу ее. - Не знаю... - сказала девушка, не выказывая никакого интереса. Он видел, что объясняться бесполезно. Он прошел обратно через палату и вошел в небольшой кабинет рядом с кабинетом старшей сестры. Здесь было несколько девушек, которые скатывали бинты и возились с бутылками. Она стояла у раковины и мыла руки... - Елена, - сказал он. Она обернулась. - Это я, - сказал он. - Это я. Он видел ее внезапно побледневшее лицо, а потом только одни широко раскрытые глаза, и она бросилась к нему, бормоча что-то невнятное. Он схватил ее за руки, когда она хотела коснуться его лица, и увидел, что она плачет, потом почувствовал, что и сам он плачет, - он не мог себе представить, что вот он здесь и слышит ее. - Это ты! Ты ранен? Твое лицо... И тут он почувствовал ее в своих объятиях, и она рыдала, горько рыдала, страшно рыдала, и у него внутри все оборвалось, и он стал неотъемлемой частью ее плача и нежного запаха, и его плечи тряслись в такт ее рыданиям, и по всему телу разлилось блаженное тепло, и руки его дрожали вместе с ее телом, и голова стала тяжелой... Ибо здесь было все: здесь был и сбитый самолет, и то, как он упал на руки грека, и "инглизи", и Нитралексис, и Деус, и падение, и страсть, и жара, и холод - и все. Она подняла голову. Он взглянул на нее зрячими глазами и все почувствовал, ему только нужно было ее лицо, чтобы оно сказало ему. - Твое лицо... - сказала она, протягивая руку и касаясь повязок. - Не сердись, - сказал он. - Я такой грязный. - Идем скорей... твое лицо... Ах, Джон... И она снова заплакала. - Это ничего, - сказал он. - Ничего, Елена. Все в порядке. - Мне сказали, что видели, как ты разбился. Вот что мне сказали. - Правильно. Но я уцелел. И остался жив. Она смотрела на него не мигая и не отрывая глаз, затем повела его по коридору, в операционную и плакала, когда они шли по коридору, и смотрела на ставшие черными повязки на его лице, а он думал... и чувствовал исходившую от нее теплоту... и не хотел идти с ней в операционную... Он вдруг осознал весь хаос и неразбериху в госпитале, всеобщую суету и беспомощность, неуверенность и совершеннейшую безнадежность, и ему хотелось скорей бежать отсюда... - Я в полном порядке. Я в полном порядке, - повторял он, когда они вошли. Врач был в операционной и, не говоря ни слова, взялся за ножницы. Наклонившись над столом, Квейль увидел свое отражение в полированном металле медицинского тазика, и его поразили черные тряпки, окутывавшие почти все его лицо, и щетина, пробивавшаяся между повязками, и распухшая губа, и дикий, безумный взгляд, и иссиня-черный цвет кожи, не прикрытой повязками, и пятна, и ссадины, и грязь на лице. И тут он понял, что лицо у него изодрано в клочья, а сам он и его одежда имеют беспорядочный, дикий вид. Врач разрезал повязки, но они не поддавались, так как присохли к лицу. Сестра принесла тазик с водой и окунула его лицо в воду, чтобы растворить запекшуюся кровь. Он почувствовал боль от холодной воды где-то внутри и в ранах, вздрогнул, и, словно падающий легкий снежок, ощутил руку Елены у себя на затылке. Он слышал, как Елена рассказывала о нем врачу и сестре, а ее пальцы в это время шевелились у него на затылке, как пушок чертополоха на ладони... И ему не хотелось двигаться, но сестра подняла его голову, и он почувствовал, как затвердевший парашютный шелк отделяется от его лица, и ощутил бесформенные очертания своих щек и лба. - Как ты добрался? Что с тобой было? Мне говорили, что видели, как тебя сбили и самолет упал в расположение итальянцев. - Мне повезло. Деревья ослабили толчок при падении; и я не был ранен - вот только лицо. Ты помнишь Нитралексиса - грека, с бородой? - Летчика? Да, помню. Его тоже сбили? - Нет, он отыскал меня. С ним был крестьянский парень, и мы пошли через Клисуру. Они оба были убиты, когда мы переходили итальянские линии. Не знаю, кто стрелял в нас - греки или итальянцы. Меня подвезли на грузовике, - и вот я здесь. - Как просто, - сказала Елена. Никогда еще не казалась она такой нежной, отбросившей всякую строгость. - И это все? Она слегка посмеивалась над ним, и ему это нравилось. Он видел, что сестра, смачивая его лицо, смотрит на него и угадывает его мысли о Елене. Она улыбнулась, опять наклонила его голову, ощупала резаную рану у него на макушке, остригла ножницами волосы вокруг и выбрила бритвой. - Что они со мной делают? - спросил он Елену. - Это хороший врач, - сказала она и обратилась к врачу по-гречески. Врач объяснил ей положение Квейля. - Доктор говорит, что ты в прекрасном состоянии, - сказала Елена Квейлю. - Твое лицо все время было на солнце, и это очень хорошо. Он говорит, что ты вполне здоров, но тебе нужен некоторый отдых. На лице будут легкие шрамы, которые со временем сгладятся. Но шрам от пореза под ухом останется. Елена опять обратилась к врачу. - Теперь нужно наложить шов на макушке. Но раньше тебе придется принять ванну. - Черт возьми... с наслаждением. А можно побриться? Он хотел потрогать свои щеки, но сестра остановила его. Она подала ему небольшое зеркальце, чтобы он мог посмотреть. Он принял спокойно то, что увидел: бесформенный овал - из-за опухоли и темных кровоподтеков, длинный порез от правого глаза до подбородка и небольшие порезы на лбу и над левым глазом. Шея была сильно сдавлена маской, когда маска съехала с лица, и на ней образовался большой черный кровоподтек. Вид был весьма неприглядный. И Елена видела эту неприглядность, потому что она болезненно морщилась. - Красив, а? - сказал Квейль, рассматривая щетину, пробивавшуюся сквозь раны и ссадины. - Можно побриться? - спросил он сестру. - Нет, бриться нельзя, - улыбнулась она. - Ванна. - Ладно, пусть будет ванна. Найдется тут, во что переодеться, Елена? Она кивнула головой и ушла, пристально посмотрев на него. Сестра проводила его в небольшую ванную, которая, очевидно, была предназначена для госпитального персонала, но, судя по запаху, служила и другим целям. Он разделся, закутался в белую простыню и ждал, пока сестра носила горячую воду в большом ведре. И тут он почувствовал царившее здесь возбуждение. Воспоминания о проделанном пути и сознание всего происходящего, притупленные на время встречей, снова возвращались к нему, и он снова начал беспокоиться. Он чувствовал спешку. Он еще раз почувствовал эту спешку, когда вышел чистым из ванной. Быстрой походкой вошел доктор, усадил его, и его пронизала боль от швов, накладываемых на голову, - здесь не было анестезирующих средств. Ему не нравились эти тугие чистые бинты, которыми перевязывали его голову, и этот холодный непромокаемый шелк, гладко ложившийся на волосы. Он видел обреченность во всем, что делали эти люди. Ничего не было точного. Все делалось кое-как, без внимания, наспех. Елена не возвращалась, и он понял, что здесь слишком много работы и она не в состоянии оторваться хоть на минуту из-за спешки. В этом чувствовалась обреченность. Он видел ее, слышал ее запах, и им овладел страх. Как можно скорее надо убраться отсюда, пока это не захватило и его. - Мне нужно бы переодеться, - сказал он сестре, когда швы были наложены. - У нас ничего нет. Может быть, греческое... - Что угодно, - сказал Квейль. - Я хотел бы только мою куртку. Одну и другую. - Они грязные... - Все равно. Я очень хотел бы. Пожалуйста, - сказал он спокойно, но настойчиво. - Не следовало бы, но я принесу, - сказала сестра и ушла. Она вернулась с его куртками - летной и обыкновенной синей. Она принесла еще очень плотную гимнастерку цвета хаки и брюки такого же цвета. Он не стал расспрашивать, где она достала брюки, - он знал, что лучше об этом не спрашивать. Пока он одевался, она стояла тут же, и опять он почувствовал, какая здесь лихорадочная спешка, он мог прочесть это в тех взглядах, которые она бросала на него. Он готов был сказать ей какую-нибудь резкость, но знал, что это опасно, а кроме того, тут была Елена. - Где Елена Стангу? - спросил он сестру. - Сейчас придет, - отвечала та. Квейль надел брюки цвета хаки и свою собственную куртку. Он ощупал бумаги во внутреннем кармане. Затем надел летную куртку. Вошла Елена. - Пойдем, - сказала она. - Куда? - Пойдем, я покажу тебе что-то. - Мне надо побывать в штабе, - сказал он. - Это займет всего минуту, - сказала она. Он поднялся за ней по лестнице и вошел в небольшую палату, где стояли четыре койки. Под одеялами на койках обозначались очертания мужских фигур. - Смотри, - сказала Елена. Она указала на спящего в конце палаты. Это был Тэп. - Тэп! - воскликнул Квейль. Он прошел с Еленой к последней койке, и Елена тронула Тэпа за голову. Тот проснулся. Минуту он с сонным недоумением смотрел широко раскрытыми глазами, потом взгляд его уловил черты лица Квейля, и улыбка растянула его рот до ушей. - Джонни! - воскликнул Тэп. - Ах ты, подлец! Вы подумайте только: стоит, как ни в чем не бывало... Господи, ведь мы считали тебя погибшим. - А ты что здесь делаешь? - спросил его Квейль. - Меня, брат, подстрелили в плечо. Но я все-таки ушел от них. Квейль поднял глаза и увидел, что Елена улыбается Тэпу. Он вдруг почувствовал, что ему это с какой-то стороны не нравится. - Как ты себя чувствуешь? - спросил Квейль рассеянно, думая совсем о другом. Он смотрел на Елену. - Великолепно, - сказал Тэп. - Просто великолепно. Я жду, когда за мной пришлют "Бленхейм" или еще что-нибудь, чтобы забрать меня отсюда. - Тогда тебе придется ждать до скончания веков. - Они обещали прислать. И ты тоже можешь лететь со мной. - Ерунда. Никто не станет тратить на нас "Бленхеймы". - Ты уже был в штабе? - спросил Тэп. - Еще нет... Сейчас пойду. - Ну что вы об этом скажете? - обратился Тэп к Елене и весело улыбнулся ей. Елена взяла Квейля под руку. - Она уже думала, что ты погиб, Джон. - А что вы тут делали вдвоем без меня? - полушутливо спросил Квейль, но в его шутке слышался серьезный вопрос. - Ты не поверишь, - сказал Тэп и рассмеялся про себя. Елена молчала. Квейль посмотрел на них обоих, и опять почувствовал, что ему здесь что-то не нравится. - Она была совсем убита. Тэп явно повторялся. - Значит, хорошо, что ты был здесь, - сказал Квейль, но произнес эти слова с улыбкой. - Да. А как вы думаете, Елена? - Да, - сказала она, ничего не подозревая. - Тэп тоже был в очень плохом состоянии, когда вернулся. Квейлю не понравилось, что она называет Тэпа по имени. - А все остальные о-кэй? - спросил Квейль. - Да. Ты бы посмотрел, как напился Хикки в тот день, когда тебя сбили. Я не видел, но мне рассказывали. Он глотал стакан за стаканом. - Не осталось случайно какого-нибудь "Гладиатора" на аэродроме? - Нет, что ты. Я бы давно уже улетел отсюда, - сказал Тэп. - Ну хорошо, а теперь я пойду узнаю, можно ли выбраться отсюда. - Куда ты пойдешь? - спросила Елена. - В штаб. Я скоро вернусь - не беспокойся. Квейль ушел. Елена осталась с Тэпом. Квейль спустился по лестнице и вышел на улицу. Перед госпиталем была суета. Он прошел сквозь эту суету. На улицах были развалины, кучи земли и воронки от бомб, и все это напоминало заброшенный огород. Он прошел сквозь все это. В том месте, где дорога к штабу огибала скалу, высоким штабелем были сложены деревянные гробы. Несколько гробов было разбито бомбой, оставившей неглубокую воронку на каменистой дороге. Предъявив бумаги часовому, который отдал ему честь, Квейль поднялся по ступенькам в пещеру. Здесь было то же самое, что и в госпитале. Даже еще большая сумятица. Квейль прошел в небольшое помещение вроде прихожей, где обычно сидел английский переводчик. Но переводчика не было. Он искал