---------------------------------------------------------------
W. Somerset Maugham. Then and Now (1946).
(C) Пер. с англ. - В. Вебер.
По изд.: У. Сомерсет Моэм. Тогда и теперь/ М.: Интерпракс.- 1991.
OCR & spellcheck - Сергей Лапин.
---------------------------------------------------------------
1
Plus ca change, plus c'est la meme chose.
[Все течет, ничего не меняется (фр.).]
2
У Биаджо Бонаккорси был трудный день. Он устал, но из приверженности к
порядку перед отходом ко сну записал в дневнике: "Совет послал человека к
герцогу в Имолу". Имени посыльного он не упомянул, вероятно, потому, что не
придал этому событию особого значения. Звали его Никколо Макиавелли. Ехал он
к Чезаре Борджа.
День выдался не только трудным, но и длинным: Биаджо вышел из дому на
рассвете. Рядом с ним на крепком муле ехал его племянник Пьеро Джакомини,
высокий, хорошо сложенный юноша приятной наружности. Макиавелли согласился
взять его с собой. В этот день, шестого октября 1502 года, Пьеро
исполнилось восемнадцать лет - подходящий возраст для первого выезда в
свет. Благодаря стараниям дяди (мать Пьеро рано овдовела) юноша получил
неплохое образование. Писал и читал он не только по-итальянски, но и по-
латыни, а по совету Макиавелли, восхищавшегося древними римлянами,
достаточно глубоко изучил историю расцвета и падения Вечного города.
Макиавелли веровал: люди во все времена одинаковы, ими владеют одни и те же
чувства, поэтому в сходных ситуациях их действия должны приводить к одним и
тем же результатам. А помня, как, сообразуясь с обстоятельствами,
поступали древние, и современный человек будет вести себя благоразумно.
И Биаджо, и его сестра хотели, чтобы Пьеро поступил на государственную
службу. Поездка с Макиавелли предоставляла юноше прекрасную возможность
окунуться в мир политики. И к тому же, полагал Биаджо, вряд ли он мог найти
наставника лучше, чем мессер Никколо. Вопрос о поездке решился только вчера,
когда Макиавелли получил верительные грамоты и охранное свидетельство.
Биаджо попросил его взять с собой Пьеро, и Макиавелли - по натуре человек
доброжелательный - сразу же согласился. Мать юноши понимала: такой шанс
упускать нельзя, - но она, естественно, беспокоилась. Пьеро еще никогда не
разлучался с ней и, по ее мнению, был слишком молод для такого опасного
путешествия. К тому же она боялась, что этот беспутный Макиавелли испортит
ее сына: все знали, какой он любитель погулять. А он нисколько и не
стыдился, мало того, частенько рас сказывал о своих похождениях разные
неприличные истории, вызывая румянец смущения на щечках добропорядочных
женщин. Но, самое возмутительное, рассказывал так забавно, что как бы вы
ни негодовали, удержаться от смеха не могли.
- Дорогая Франческа, - урезонивал ее Биаджо, - теперь, когда Никколо
женился, он оставит дурные привычки. Мариетта - хорошая женщина и очень его
любит. Он не так глуп и не станет тратить деньги на то, что дома можно
получить задаром.
- Так любить женщин, как Никколо, и довольствоваться одной?.. Тем более
женой...
В душе Биаджо разделял сомнения сестры, однако признать ее правоту не
захотел. Только плечами пожал.
- Пьеро уже восемнадцать. Ему пора становиться мужчиной. Или ты уже
стал им, племянник?
- Нет, - ответил Пьеро с искренностью, которая могла обмануть любого,
кто хотел ему поверить.
- Мне известно все о моем сыне, - довольно улыбнулась Франческа. -
Перед тем как что-либо сделать, он подумает, не вызовет ли его поступок
моего неодобрения.
- В таком случае я не понимаю твоего беспокойства. Макиавелли
посодействует продвижению Пьеро по службе, а если у мальчика достанет ума,
он научится у него многому из того, что пригодится в жизни.
Монна Франческа нахмурилась.
- Этот человек свел тебя с ума. Ты словно податливая глина в его руках.
А он как к тебе относится? Помыкает тобой, делает из тебя посмешище. С
какой стати он занимает более высокий пост, чем ты? Неужели тебя
удовлетворяет роль его подчиненного?
Биаджо, как и Макиавелли, исполнилось тридцать три года. Однако
благодаря содействию тестя, Марсилио Фичино, знаменитого ученого, которому
покровительствовали Медичи, на государственную службу он поступил раньше
Макиавелли. В те времена связи помогали человеку занять место под солнцем не
в меньшей степени, чем его достоинства.
Биаджо был среднего роста, полноватый, с круглым краснощеким
добродушным лицом. Честный и трудолюбивый, никому не завидующий, он трезво
оценивал свои возможности и не рвался к вершинам власти. Он любил хорошо
поесть, посидеть в веселой компании. Умом он не блистал, но и не слыл
дураком. Иначе он никогда не стал бы другом Макиавелли.
- Сейчас на службе в Синьории нет человека умнее Никколо, - ответил
Биаджо.
(Вот уже восемь лет после изгнания Медичи высшим исполнительным органом
власти во Флоренции являлась Синьория - городской Совет.)
- Чепуха, - фыркнула Франческа.
- Он разбирается в людях и государственных делах лучше, чем мужи
вдвое старше его. Вот увидишь, сестра, он далеко пойдет, и, поверь мне на
слово, он не из тех, кто забывает друзей.
- Я не доверяю ему. Он отбросит тебя, как старый башмак, когда ты
станешь ему не нужен. Биаджо рассмеялся.
- Ты сердишься, потому что он никогда не пытался ухаживать за тобой?
А ты еще хороша и должна нравиться мужчинам.
Монна Франческа поджала губы.
- Просто он знает: порядочная женщина даст ему достойный отпор. Ты
всегда защищаешь его. Конечно, он ведь смешит тебя, рассказывает разные
непристойные истории. Ты такой же, как он.
- Но признай, никто лучше Макиавелли эти истории не рассказывает.
- И поэтому ты считаешь его таким удивительно умным?
Биаджо вновь рассмеялся.
- Конечно, нет. Он успешно провел переговоры с Францией, а его
донесениями восхищались все. Даже те члены Синьории, кто не слишком
благоволит к нему.
Монна Франческа сердито повела плечами.
Все это время Пьеро, как и подобает благовоспитанному молодому
человеку, молчал, скромно потупив взор. Он без энтузиазма воспринял желание
матери и дяди устроить его на государственную службу и с радостью ухватился
за возможность отправиться в путешествие. Как он и предполагал, житейская
мудрость дяди восторжествовала над нерешительностью матери. И на следующее
утро в сопровождении Биаджо Пьеро подъехал к дому Макиавелли.
3
Лошади уже стояли у крыльца: одна - для Макиавелли, две - для его слуг.
Пьеро спрыгнул с мула и, отдав поводья слуге, вслед за дядей прошел в дом.
Макиавелли ждал их, нетерпеливо расхаживая по комнате.
- Не будем терять время, - сказал он, коротко поздоровавшись с
вошедшими.
- В путь.
По щекам Мариетты катились слезы. Особой красотой она не отличалась.
Правда, Макиавелли женился на ней не из-за ее красоты. Мариетта была из
почтенной состоятельной семьи и принесла ему солидное приданое, да и на
холостяков его возраста смотрели косо.
- Не плачь, дорогая, - успокаивал ее Макиавелли. - Ты же знаешь, я
скоро вернусь.
- Тебе нельзя ехать, - всхлипнула Мариетта и, обращаясь к Биаджо,
добавила: - Он не готов к такому длительному путешествию: плохо себя
чувствует.
- Что с тобой, Никколо? - озабоченно спросил Биаджо.
- Старая болячка. Опять что-то с желудком. Но тут уж ничем не поможешь.
- Он обнял Мариетту: - До свидания, моя радость.
- Ты будешь мне писать?
- Обязательно, - улыбнулся Макиавелли. При улыбке с его лица исчезало
обычное сардоническое выражение, и оно становилось даже привлекательным.
Макиавелли поцеловал жену, погладил по щеке.
- Не сердись, дорогая. В случае чего обращайся к Биаджо. Он всегда
поможет тебе.
Пьеро, войдя в комнату, так и остался у дверей. Никто не обращал на
него внимания. И хотя его дядя был едва ли не самым близким другом
Макиавелли, Пьеро почти не встречался с ним раньше. Сейчас юноша
воспользовался случаем, чтобы получше разглядеть своего будущего господина.
Среднего роста, Макиавелли казался выше из-за своей худобы. Коротко
стриженные черные волосы, словно бархатная шапочка, обрамляли его голову.
Маленькие, очень подвижные темные глаза сверкали над запавшими щеками.
Длинный нос нависал над тонкогубым ртом. Задумчивое, настороженное, даже
суровое выражение лица. Несомненно, он не из тех, кто позволяет смеяться над
собой.
Видимо, почувствовав изучающий взгляд Пьеро, Макиавелли повернулся и
вопросительно посмотрел на юношу.
- Это Пьеро? - обратился он к Биаджо.
- Да. Его мать надеется, что ты позаботишься о нем, проследишь, чтобы
он не попал в беду. Макиавелли сухо улыбнулся.
- Анализируя неблагоприятные последствия моих ошибок, он, без
сомнения, поймет, что добродетель и трудолюбие ведут кратчайшей дорогой к
успеху в этом мире и к блаженству в мире ином.
Они тронулись в путь. По брусчатым улицам Флоренции лошадей пустили
шагом, а миновав городские ворота, перешли на легкий галоп. Предстояла
дальняя дорога, и всадники не хотели попусту утомлять лошадей. Макиавелли и
Пьеро скакали впереди, двое слуг - чуть сзади. Все четверо были вооружены.
Флоренция не воевала с соседями, но в государстве было неспокойно: за любым
поворотом могли встретиться мародерствующие солдаты-наемники. Макиавелли
молчал, погруженный в раздумье, а Пьеро - от природы не из робких, - глядя
на сосредоточенное, хмурое лицо своего спутника, заговорить не решался.
Несмотря на осеннюю прохладу, стояло чудесное утро. На душе у Пьеро было
радостно. Хотелось не молчать, петь от восторга, задавать миллион разных
вопросов. А они ехали и ехали. Солнце поднималось все выше, прогревая
осенний воздух. Макиавелли так и не проронил ни слова, только время от
времени жестом показывал, что надо перейти на шаг.
4
Макиавелли было о чем подумать. В поездку он отправился не по своей
воле и приложил все силы, чтобы уговорить Синьорию послать кого-нибудь еще.
И не только потому, что плохо себя чувствовал - хотя сейчас каждый шаг
лошади отзывался болью в животе, - он также не хотел сразу после женитьбы
огорчать Мариетту своим отъездом. Он обещал ей, что разлука будет недолгой,
но в душе понимал: дни могут сложиться в недели, недели - в месяцы, прежде
чем он получит разрешение вернуться домой. Как затягиваются дипломатические
переговоры, он мог убедиться во время поездки во Францию.
И все-таки личные дела составляли лишь малую толику его забот. Италия
находилась в отчаянном положении. Людовик XII, король Франции, обладал
абсолютной властью. Он завладел большей частью Неаполитанского королевства,
хотя Сицилия и Калабрия все еще оставались у испанцев. Ему принадлежал Милан
с прилегающими к нему территориями. Он наладил хорошие отношения с Венецией,
а города-государства Флоренция, Сиена и Болонья находились под его опекой.
Он заключил союз с папой, и тот разрешил ему развестись с бесплодной и
нелюбимой женой и жениться на Анне Английской, вдове Карла VIII. В
благодарность Людовик XII выдал Шарлотту д'Албре, сестру короля Наваррского,
за сына папы, Чезаре Борджа, и пообещал представить в его распоряжение
войска, чтобы тот смог отвоевать владения, потерянные церковью.
Чезаре Борджа, известному по всей Италии как Эль Валентино - по
названию герцогства, пожалованного ему Людовиком XII, - не было еще и
тридцати. Капитаны его наемных войск - Паголо Орсини, глава знатного
римского рода, Паоло Бальони, правитель Перуджи, и Вителлоццо Вителли из
Читта-ди-Кастелло - прекрасно знали свое дело. И сам Чезаре показал себя
бесстрашным и мудрым командиром. Силой оружия, подкупом, хитростью он
захватил значительную территорию. Весть о его победах разнеслась по всей
Италии. Воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, он вынудил
Флоренцию подписать договор, по которому обязывался три года защищать город,
получая за это крупное вознаграждение. Но вскоре флорентийцы, заручившись
покровительством Людовика XII, приостановили действие договора и
прекратили платежи. Борджа пришел в ярость и обещал при первой возможности
отомстить Республике.
В июле 1502 года - года, к которому относится данное повествование, -
Ареццо, подвластный Флоренции город, восстал и объявил себя независимым.
Вителлоццо Вителли, самый способный из капитанов Эль Валентино, смертельный
враг флорентийцев, казнивших его брата, и Бальони, правитель Перуджи,
выступили в защиту мятежников и разбили флорентийский гарнизон. Его остатки
укрылись в цитадели. В панике Синьория послала в Милан Пьеро Содерини,
исполняющего обязанности президента Республики, чтобы тот ускорил отправку
четырехсот кавалеристов, обещанных королем Людовиком. Выступить в Ареццо
был отдан приказ и войскам Синьории, длительное время осаждавшим Пизу, но
цитадель пала незадолго до их прихода. А тут еще Эль Валентино,
обосновавшийся в захваченном им Урбино, потребовал прислать посла для
переговоров. К нему выехал епископ Волтеррский, брат Пьеро Содерини, а
сопровождал его Макиавелли. Однако французский король, верный обещанию,
данному Флоренции, послал в Ареццо своих кавалеристов, и Чезаре Борджа
пришлось отозвать капитанов.
Капитаны Борджа - сами правители небольших государств - не могли не
опасаться, что при первом удобном случае герцог расправится с ними так же
безжалостно, как и с другими. Узнав, что Чезаре заключил секретное
соглашение с Людовиком XII, согласно которому король обещал помочь ему
захватить Болонью, а затем уничтожить капитанов, они встретились в местечке
Ла-Маджиони, недалеко от Перуджи, чтобы выработать общий план защиты.
Вителлоццо Вителли, больного, на встречу принесли на носилках. Паголо
Орсини прибыл в сопровождении брата-кардинала и племянника - герцога
Гравины. Присутствовали также Эрмек Бентивольо, сын правителя Болоньи,
братья Бальони из Перуджи, молодой Оливеротто да Фермо и Антонио да Венафро,
правая рука Пандолфо Петруччи, правителя Сиены. Ради своей же безопасности
капитаны решили действовать, но, зная вероломство герцога, действовать
осторожно. Для начала в строжайшей тайне подготовить отряды, а потом нанести
неожиданный удар. В их распоряжении имелись и пехота, и кавалерия, а также
мощная артиллерия Вителлоццо. Посланники капитанов разъехались по разным
городам, чтобы нанять еще несколько тысяч солдат, наводнивших Италию. А во
Флоренцию был направлен гонец с письмом к городскому Совету: капитаны
предлагали заключить с ними союз, ибо честолюбивые замыслы Чезаре
представляли немалую угрозу не только для них, но и для Республики.
Прошло не так уж много времени, прежде чем Борджа узнал о заговоре и,
со своей стороны, потребовал от Синьории направить ему в случае
необходимости обещанные войска. Но вместо войск в Имолу отправился
Макиавелли. Он ехал с тяжелым сердцем. Синьория не разрешила ему принимать
самостоятельные решения, каждый свой шаг он должен был согласовывать с
Флоренцией. И герцог Романьи, Валенсии и Урбино, принц Андрии, правитель
Пиомбино - пусть и незаконнорожденный сын папы - не мог воспринять приезд
такого посла иначе, как оскорбление его достоинства. Макиавелли надлежало
сообщить Борджа, что Республика отказалась сотрудничать с заговорщиками.
Если же герцогу все еще требовались войска или деньги, то Макиавелли должен
был известить Синьорию и ждать ответа. Тянуть время - такая задача стояла
перед ним. Подобная тактика являлась основой политики Республики. У Синьории
всегда находились убедительные причины ничего не предпринимать. И лишь в
крайнем случае приоткрывались сундуки казначейства. Макиавелли предстояло
сдерживать нетерпение человека, не привыкшего к промедлению, давать ничего
не значащие обещания, на хитрость отвечать хитростью, противостоять обману и
попытаться отгадать замыслы того, кто славился своим вероломством и
лицемерием.
Он видел Чезаре Борджа лишь однажды, да и то мельком, во время поездки
в Урбино, но герцог произвел на него сильное впечатление. Там же, в Урбино,
он услышал рассказ о том, как герцог Джидобальдо ди Монтефелтро, поверив в
дружбу Борджа, лишился своего герцогства и едва спасся сам. Признавая
неслыханное вероломство Эль Валентино, Макиавелли не мог не восхищаться его
энергией и ловкостью. Умный и бесстрашный, беспринципный и безжалостный,
Чезаре Борджа показал себя не только блестящим полководцем, но и способным
организатором, и хитрым политиком. На тонких губах Макиавелли заиграла
улыбка, в глазах появился азартный огонек. От одной только мысли, что ему
предстоит померяться силами с таким достойным соперником, его настроение
улучшилось. Он уже не вспоминал о ноющей боли в животе и даже не без
удовольствия предвкушал легкий обед в Скарперии, находившейся на полпути из
Флоренции в Имолу. Там Макиавелли собирался нанять почтовых лошадей. Ему не
терпелось попасть в Имолу. Но, чтобы не загнать своих лошадей, он решил
оставить их в Скарперии. На следующий день слуги привели бы в Имолу его
жеребца и мула Пьеро.
Перекусить и поразмяться они остановились в Альберго-делла-Поста.
Поинтересовавшись, что из еды им могут предложить, и получив без задержки
макароны, жареных перепелок, болонскую колбасу и свиные отбивные, Макиавелли
остался доволен. Он любил поесть: вкусная пища доставляла ему истинное
наслаждение. С не меньшим удовольствием поглощал все эти яства Пьеро. Когда
они вновь тронулись в путь, юноша от переполнявшей его радости запел одну из
популярных флорентийских песенок.
- Пьеро, твой дядя никогда не говорил мне, что у тебя хороший голос.
Юноша продолжал петь.
- Приятный тенор, - тепло улыбнулся Макиавелли.
Он попридержал лошадь и Пьеро, принимая это за приглашение, начал
напевать другую песню. Макиавелли прислушался: мотив известный, а стихи
его собственные. Без сомнения, юноша стремился наладить с ним дружеские
отношения, и Макиавелли одобрил столь изящный способ сближения.
- Откуда у тебя эти стихи?
- Дядя Биаджо списал их для меня.
Макиавелли ничего не сказал и вновь пустил лошадь рысцой. Ему следует
побольше узнать об этом юноше, решил он. Ведь он взял его с собой не только
для того, чтобы доставить удовольствие Биаджо, но и чтобы сделать своим
помощником.
Не было человека более приветливого, интересного и хитроумного, чем
Макиавелли, когда он хотел выяснить, с кем имеет дело. Пьеро и не
догадывался, с какой целью задаются вроде бы ничего не значащие вопросы, и
отвечал на них откровенно и простодушно. Рассказывать о себе ему нравилось.
Знаменитый ученый Марсилио Фичино, тесть Биаджо, умерший три года назад,
взял на себя заботы об образовании Пьеро. Под его руководством юноша выучил
латынь и, с большой неохотой, греческий.
- А я, к сожалению, не знаю этого языка, - вздохнул Макиавелли. -
Остается только позавидовать, что ты можешь читать сочинения греческих
философов в оригинале.
- Какая мне от этого польза?
- Они научат тебя, что счастье - это цель, к которой стремятся все
люди. А чтобы достичь ее, не нужно ничего, кроме хорошего происхождения,
верных друзей, доброй удачи, здоровья, богатства, красоты, силы, славы,
чести и добродетели.
Пьеро рассмеялся.
- И еще они покажут тебе, что жизнь коротка и полна страданий, из чего
ты мог бы сделать вывод, что не следует отказываться от удовольствий, пока
возраст позволяет наслаждаться ими.
- Совсем необязательно читать об этом по-гречески, - возразил Пьеро.
- Возможно, ты и прав, но как приятно сознавать, что великие предки
думали так же.
Макиавелли выяснил, с кем дружил и чем занимался Пьеро во Флоренции, и,
получив ответы, составил мнение о его характере и способностях. Конечно,
юноше не хватало опыта, но он схватывал все на лету, его распирала жажда
деятельности и приключений. Прямодушный и совсем еще наивный, он в то же
время не отличался чрезмерной щепетильностью. В глазах Макиавелли это
выглядело скорее достоинством, чем недостатком, ибо означало: молодой
человек не будет мучиться угрызениями совести, совершив не совсем
благородный поступок. Обаяние Пьеро, его искренность, подкупающая
откровенность могут оказаться бесценными качествами. Оставалось только
выяснить, не болтлив ли он и умеет ли ценить доверие. В отношении первого
покажет время, что же до второго, то Макиавелли и не собирался доверять ему,
как, впрочем, любому другому, больше, чем требовалось. Во всяком случае,
юноша, несомненно, понимал: произведенное им хорошее впечатление пойдет ему
только на пользу. Доброе слово Макиавелли обеспечивало Пьеро безбедное
будущее. В противном случае ворота государственной службы закрылись бы перед
ним навсегда.
5
Путники подъезжали к Имоле, расположенной в плодородной долине у
самой реки. Они не увидели разрушительных последствий военных действий:
город сдался, заслышав о приближении войск Чезаре. В двух или трех милях от
Имолы им повстречался небольшой отряд из восьми всадников. В одном
Макиавелли узнал Агапито да Амалу, первого секретаря герцога, с которым он
познакомился в Урбино. Тепло поприветствовав Макиавелли и узнав причину его
приезда, Агапито развернул отряд и направился обратно в город. Днем раньше
Синьория послала курьера к герцогу предупредить его о прибытии посла. И
теперь курьер ждал Макиавелли у городских ворот. Зная, что флорентиец
проделал неблизкий путь, Агапито спросил, не хочет ли Макиавелли
отдохнуть, прежде чем предстать перед герцогом.
Улицы маленькой Имолы, ставшей столицей Эль Валентино, заполнили его
офицеры, придворные, посланники многочисленных итальянских
городов-государств, купцы, стряпчие, шпионы, актеры, поэты, проститутки и
всякий сброд, обычно сопровождающий победоносную армию в надежде поживиться
остатками ее добычи. Требовалось приложить немало усилий, чтобы найти
сносное жилье. Гостиницы Имолы были переполнены: на каждой кровати спали
три, четыре, а то и пять человек. Но посланник Флоренции договорился с
доминиканцами, и те согласились принять Макиавелли и его слуг под кров
своего монастыря. Туда курьер и предложил проводить их. Макиавелли взглянул
на Агапито.
- Если его светлость сможет принять меня, я бы предпочел не откладывать
встречу.
- Я поеду вперед и узнаю, свободен ли герцог. Офицер проводит вас во
дворец. - Агапито указал на одного из своих спутников и ускакал в
сопровождении остальных.
Узкие улочки вывели путников на центральную площадь. По дороге
Макиавелли спросил офицера, какую таверну он считает лучшей в городе.
- Я представляю себе, чем могут накормить меня эти добрые монахи, и не
хочу ложиться спать на голодный желудок.
- "Золотой лев", - не задумываясь, ответил офицер.
Макиавелли обратился к курьеру:
- Проведешь меня во дворец, а затем отправляйся в "Золотой лев" и
закажи нам ужин. А ты, Пьеро, проследи, чтобы лошадей поставили на конюшню.
Курьер покажет тебе, как пройти в монастырь. Переметные сумы оставь Антонио
(так звали одного из слуг), потом возвращайся во дворец и жди меня там.
Дворец, большое незатейливое здание - ибо Катарина Сфорца, построившая
его, была женщиной прижимистой - располагался на центральной площади
Имолы. Макиавелли и офицер спешились и прошли мимо часового. Офицер послал
одного из солдат к первому секретарю герцога доложить об их приезде.
Несколько минут спустя Агапито да Амала вошел в комнату, где ждал
Макиавелли. Секретарь герцога, высокий смуглый мужчина с длинными черными
волосами, маленькой черной бородкой и умными пронзительными глазами,
отличался хорошими манерами и изящной речью. А его напускная искренность
обманывала многих, кто недооценивал способности этого безгранично преданного
Борджа человека. Эль Валентино умел подбирать людей, на которых мог
полностью положиться. Агапито предложил Макиавелли пройти с ним. Герцог ждал
посла Флоренции. Они поднялись по широкой лестнице и вошли в просторный зал
с большим мраморным камином, над которым скульптор изваял руки отважной, но
несчастной Катарины Сфорца, брошенной Борджа в тюрьму. Герцог стоял спиной к
камину с весело потрескивающими поленьями. Кроме него в зале находился лишь
кардинал Хуан Борджа, племянник папы Александра. Он сидел в кресле с высокой
спинкой, вытянув ноги к огню.
Макиавелли поклонился герцогу и кардиналу, и Чезаре Борджа, подойдя к
флорентийцу, взял его за руку и подвел ко второму креслу, стоящему у камина.
- Должно быть, вы продрогли и устали с дороги. Вы не голодны?
- Нет, ваша светлость. Прошу извинить меня, что явился к вам, даже не
переодевшись, но я счел себя обязанным безотлагательно выполнить поручение
Республики.
Макиавелли передал герцогу верительные грамоты. Тот мельком взглянул на
бумаги и отдал их секретарю.
Чезаре Борджа был поразительно красив: высокий атлет с широкими
плечами, мощной грудью и тонкой талией. Черная одежда еще больше
подчеркивала его яркую внешность. Единственным украшением кроме перстня на
указательном пальце правой руки был орден Святого Михаила, пожалованный
герцогу королем Франции. Тщательно уложенные, густые золотисто-каштановые
волосы достигали плеч. Прямой тонкий нос, большие красивые дерзкие глаза под
изогнутыми бровями, четко очерченный чувственный рот дополняли усы и
короткая бородка. Полная достоинства походка, величественная осанка говорили
о праве повелевать. Макиавелли не раз задавался вопросом: откуда у отпрыска
римской простолюдинки и толстого крючконосого испанского первосвященника,
купившего себе папский престол, манеры великого принца?
- Я обратился к вашему правительству с просьбой прислать посла, потому
что хотел бы знать истинное положение дел в наших взаимоотношениях. - Герцог
четко выговаривал каждое слово.
Макиавелли произнес заранее подготовленную речь. И хотя Борджа
внимательно его слушал, Макиавелли прекрасно видел, что все заверения
Синьории в готовности сотрудничать с ним он воспринимал как ни к чему не
обязывающие вежливые фразы. Наступило короткое молчание. Откинувшись на
спинку кресла, герцог поглаживал орден, висящий на груди. Когда же он
заговорил, в его голосе слышалось нескрываемое раздражение.
- Мои владения на большом протяжении граничат с вашими. Охрана границ
требует колоссального напряжения всех сил. Однако мне хорошо известно, что
ваш город недолюбливает меня. Вы пытались поссорить меня с папой и королем
Франции. Хуже не обращаются даже с убийцей. Пришло время выбрать, друг я вам
или враг.
У герцога был высокий мелодичный голос, но манера говорить, пожалуй,
слишком резкая. Таким тоном разговаривают разве только с судомойками. Не
каждый мог стерпеть это оскорбительное высокомерие. Но Макиавелли - опытный
дипломат - умел скрывать свои чувства.
- Смею заверить вашу светлость: моему правительству не нужно ничего,
кроме вашей дружбы, - вкрадчиво проговорил он. - Но оно не забыло, что вы
позволили Вителлоццо вторгнуться на нашу территорию. Синьория, естественно,
сомневается в вашей искренности.
- Вителлоццо действовал на свой страх и риск. Я не имею к этому
никакого отношения.
- Но платите ему вы, и вам же он подчиняется.
- Экспедиция началась без моего ведома и без моей помощи. Не буду
притворяться, секретарь, я не сожалею о происшедшем. Флорентийцы пренебрегли
моим доверием и получили хороший урок. Когда я счел наказание достаточным, я
приказал капитанам вывести войска. А они в результате затаили на меня злобу
и строят козни за моей спиной.
Разумеется, Макиавелли не стал напоминать герцогу, что тот отозвал
капитанов лишь после вмешательства короля Франции.
- Вы сами виноваты во всем, и за вторжение Вителлоццо должны винить
только себя.
- Себя?! - с неподдельным изумлением воскликнул Макиавелли.
- Этого бы не произошло, если бы у вас хватило ума не казнить Паоло
Вителли. Стоит ли удивляться, что его брат Вителлоццо решил отомстить вам.
А помешав ему, я нажил себе врага.
Слова герцога требуют короткого пояснения. Флорентийцы долгое время
осаждали Пизу. Генеральный штурм прошел неудачно, войска Республики
потерпели жестокое поражение. Синьория возложила вину на командующего армией
и наняла двух кондотьеров, в то время служивших королю Франции, - Паоло и
Вителлоццо Вителли, назначив Паоло главнокомандующим. Войска вновь пошли
на приступ. В крепостной стене образовалась брешь, и солдаты ворвались в
Пизу. Но тут Паоло Вителли приказал отступать. По его словам, он сделал это
во избежание ненужного кровопролития, так как не сомневался: город
капитулирует. Однако Синьория решила, что Паоло их предал, и послала двух
специальных уполномоченных вроде бы с деньгами для армии, а на самом деле -
арестовать генералов. Ставка Паоло Вителли находилась в миле от Касчины;
уполномоченные предложили встретиться в этом городе и обсудить ход военных
действий. В честь Вителли был дан обед. А затем его арестовали, доставили во
Флоренцию и казнили, хотя даже под пыткой он не признал своей вины.
- Паоло Вителли - изменник, - сказал Макиавелли. - Его судили и
признали виновным. Совершенное им преступление заслужило смертной казни.
- Какая разница, виновен он или нет. А вот, убив его, вы допустили
серьезную ошибку.
- Врагов Республики необходимо уничтожать. Пусть все знают: Флоренция
может постоять за себя.
- Тогда почему же вы оставили в живых его брата?
Макиавелли раздраженно пожал плечами. Вопрос герцога задел его за
живое.
- Мы послали людей, чтобы привезти Вителлоццо во Флоренцию. Но он
почуял ловушку. Когда за ним пришли, он болел и лежал в постели. Вителлоццо
попросил дать ему время одеться, и каким-то образом ему удалось бежать. Все
пошло насмарку. Да и можно ли оградить себя от глупости людей, с которыми
приходится иметь дело?
Герцог весело рассмеялся.
- Зачем же так упорствовать, если обстоятельства изменились и казнь
стала нецелесообразной? После побега Вителлоццо вам следовало бы привезти
Паоло во Флоренцию и не бросать в подземелье, а поместить в самых
роскошных апартаментах палаццо Веккио. Судить его и признать невиновным.
Потом вновь назначить главнокомандующим, увеличить ему жалованье, наградить
высшими орденами Республики. И, наконец, убедить в том, что полностью
доверяете ему.
- А он снова предал бы нас.
- Возможно, но сначала стремился бы доказать, что ему поверили не
напрасно. Эти наемные капитаны алчны и за деньги готовы на все. Вы могли бы
сделать Вителлоццо заманчивое предложение, и он вряд ли нашел бы в себе силы
отказаться. Присоединился бы к брату, а спустя некоторое время, усыпив их
бдительность, вы нашли бы удобный момент без лишнего шума убрать их обоих.
Макиавелли покраснел.
- Подобное вероломство навечно запятнало бы честное имя Флоренции.
- С предателями надо поступать по-предательски. Государством правит не
христианская добродетель, а расчет, сила, решительность и жестокость.
В этот момент в зал вошел офицер и шепотом заговорил с Агапито да
Амалой. Эль Валентино раздраженно забарабанил пальцами по столу, за которым
сидел.
- Его светлость занят, - сказал Агапито. - Пусть они подождут.
- Что там случилось? - резко спросил герцог.
- Два гасконских солдата обвиняются в грабеже, ваша светлость. Стража
привела их сюда вместе с краденым.
- Нехорошо заставлять ждать подданных короля Франции, - сухо
улыбнулся герцог. - Пусть их приведут.
Офицер вышел, и герцог любезно обратился к Макиавелли:
- Вы позволите мне решить эту маленькую проблему?
- Мое время в полном распоряжении вашей светлости, - ответил тот.
- Надеюсь, вы доехали без приключений? Макиавелли понял, каким должен
быть ответ.
- Да, конечно. И даже нашли таверну в Скарперии, где нас хорошо
накормили.
- Я хочу, чтобы люди могли путешествовать по моим владениям так же
спокойно, как, говорят, они ездили по Римской империи времен Антониев.
Находясь здесь, вы сможете воочию убедиться, что, лишив права владения
мелких тиранов - этого проклятия Италии, я сделал довольно много для
безопасности и процветания моих подданных.
Послышались шум шагов, громкие голоса, открылись парадные двери, и в
зал вошел знакомый офицер в сопровождении двух мужчин, судя по одежде -
городских сановников. По пятам за ними шли две женщины, одна - старая,
вторая - средних лет, и пожилой мужчина. Солдаты в желто-красной форме войск
герцога несли два серебряных подсвечника, золоченый кубок и две тарелки из
серебра. Следом ввели двух мужчин в потрепанной одежде, со связанными за
спиной руками. Одному, мощного телосложения, с густой черной бородой и
шрамом на лбу, было лет сорок. Второму, еще совсем мальчику с болезненным
цветом лица и бегающими испуганными глазами, - не более двадцати.
- Подойдите сюда! - приказал герцог. Грабителей подтолкнули вперед.
- В чем их обвиняют?
Как выяснилось, кто-то проник в дом двух женщин, когда они были в
церкви, и украл столовое серебро.
- Как вы можете доказать, что эти вещи принадлежат вам?
- Монна Бригида - моя кузина, ваша светлость, - сказал один из
сановников. - Я хорошо знаю эти под свечники и кубок. Они составляли часть
ее приданого.
Второй сановник подтвердил его слова. Герцог повернулся к пожилому
мужчине, вошедшему вместе с женщинами.
- Кто ты?
- Джакомо Фабринио, ваша светлость, серебряных дел мастер. Эти двое, -
он указал на гасконцев, - продали мне подсвечники, кубок и тарелки. Они
сказали, что захватили их при взятии Форли.
- Ты уверен, что именно они приходили к тебе?
- Да, ваша светлость.
- Мы отвели его в лагерь гасконцев, - вмешался офицер, - и он сразу
опознал их.
Герцог не сводил с Джакомо тяжелого взгляда.
- Ну?
- Когда я услышал, что ограблен дом монны Бригиды и украдены серебряные
вещи, у меня возникли подозрения. - Голос мастера дрожал, а сам он побледнел
как полотно. - Я тут же пошел к мессеру Бернардо и рассказал ему, что два
гасконских солдата продали мне серебряные подсвечники, кубок и тарелки.
- Ты пришел к нему из страха или чувства долга? Джакомо ответил не
сразу. Его трясло. Наконец он заговорил:
- Мессер Бернардо - судья, уважаемый в городе человек. Я не раз
выполнял его заказы. Коли эти вещи краденые, я не хотел держать их у себя.
- Он говорит правду, ваша светлость, - добавил Бернардо. - Я пришел к
нему и сразу узнал подсвечники и тарелки.
- Они мои, ваша светлость! - воскликнула одна из женщин. - Каждый
скажет вам, что они мои!
- Тихо. - Герцог перевел взгляд на гасконцев. - Вы признаете, что
украли эти вещи?
- Нет, нет, нет! - истерично закричал юноша. - Это ошибка. Клянусь
душой матери, я этого не делал. Мастер обознался. Я никогда его не видел.
- Уведите, - приказал герцог. - На дыбу его. Может, тогда вспомнит.
- Нет, - взвизгнул юноша. - Я этого не перенесу.
- Уведите его.
- Я сознаюсь, - выдохнул гасконец.
Герцог довольно усмехнулся и повернулся ко второму.
- А ты?
Тот гордо откинул голову.
- Я не крал. Я взял эти вещи. Это наше право. Мы захватили город.
- Ложь. Мы не захватили город. Он сдался. По неписаным правилам ведения
военных действий в Италии тех времен города, взятые штурмом, отдавались
солдатам на разграбление и они могли брать все, что попадалось под руку.
Если же город капитулировал, его жители выплачивали крупную сумму на
покрытие расходов армии-победительницы, а их жизнь и собственность
оставались неприкосновенными. Поэтому горожане предпочитали сдать город и
только в редких случаях стояли насмерть.
- По моему приказу солдаты обязаны оставаться вне стен города. Тот, кто
посягает на честь, достоинство или собственность его жителей, должен быть
казнен. - Герцог взглянул на офицера. - На заре повесить обоих на площади.
Объявить в лагере, в чем заключалось их преступление и какое они понесли
наказание. Около виселицы выставить охрану. Городскому глашатаю каждый час
сообщать населению, что оно может положиться на справедливость своего
повелителя.
- Что он говорит? - испуганно спросил юноша старшего гасконца, так
как герцог, обращаясь к офицеру, перешел с французского на итальянский.
Гасконец не ответил, только с ненавистью посмотрел на герцога. Борджа
повторил приговор по-французски.
- Вас повесят на рассвете в назидание остальным. Юноша вскрикнул -
казалось, его пронзила невыносимая боль - и упал на колени.
- Пощадите, пощадите! - зарыдал он. - Я слишком молод, чтобы умирать! Я
не хочу умирать! Я боюсь!
- Уведите их, - сказал герцог.
Юношу подняли на ноги, он всхлипывал и продолжал что-то кричать. Второй
гасконец, задыхаясь от ярости, плюнул ему в лицо. Пленников вывели. Герцог
повернулся к Агапито да Амале.
- Проследи, чтобы их исповедовал священник. Меня будет мучить совесть,
если они предстанут перед своим создателем, не получив возможности
покаяться в грехах.
Секретарь, чуть улыбнувшись, кивнул и вышел из зала. А герцог - по всей
видимости, в прекрасном расположении духа - обратился к кардиналу и
Макиавелли:
- Надо же быть такими дураками. Непростительная глупость - продавать
краденое там, где крадешь. Могли бы выждать и без всяких хлопот продать
серебро в... Болонье или во Флоренции... - Тут он заметил серебряных дел
мастера, переминавшегося с ноги на ногу у самых дверей. - Что ты тут
делаешь?
- Кто отдаст мне деньги, ваша светлость? Я - бедный человек.
- Ты хорошо заплатил за эти вещи? - учтиво осведомился Эль Валентино.
- Я заплатил столько, сколько они стоили. Эти мерзавцы запросили
слишком много. Я же не могу торговать себе в убыток.
- Пусть это послужит тебе уроком. Впредь не покупай серебра, если не
уверен, что оно попало к продавцу честным путем.
- Я разорюсь, если потеряю эти деньги, ваша светлость.
- Убирайся! - взревел герцог, и бедняга шмыгнул за дверь, как
испуганный кролик. Эль Валентино расхохотался.
- Еще раз прошу извинить меня, что пришлось прервать нашу беседу, -
обратился он к Макиавелли. - Но полагаю, суд должен вершить скоро. Я хочу,
чтобы мои подданные знали: они всегда могут прийти ко мне, если с ними
дурно обошлись. Во мне они найдут справедливого судью.
- Мудрая политика для правителя, который хочет удержать власть, -
добавил кардинал.
- Люди всегда смирятся с потерей политической свободы, если не будет
затронута их личная свобода, - заметил герцог. - Они стерпят все, если никто
не станет насиловать их женщин и грабить их дома.
Макиавелли с интересом наблюдал за происходящим. Он не сомневался:
перед ним разыгрывается спектакль. Эль Валентино никогда не решится повесить
подданных французского короля. Скорее всего, гасконцев уже освободили и,
наградив щедрыми подарками, отправили обратно в лагерь. Спектакль же
устроен, как догадывался Макиавелли, с расчетом, чтобы он рассказал в
Синьории об эффективных методах правления герцога и не забыл, самое главное,
упомянуть фразу, в которой говорилось о Флоренции и Болонье. Намек, что в
скором времени войска герцога могут оказаться в этих городах, был слишком
явным и, конечно, не ускользнул от Макиавелли.
Наступило неловкое молчание. Герцог поглаживал бородку, задумчиво глядя
на флорентийца. Он явно стремился понять, кого же прислала Синьория для
переговоров. Не желая встретить его изучающий взгляд, Макиавелли
рассматривал ногти, как бы раздумывая, не пора ли их стричь.
Слова герцога смутили Макиавелли, а такое случалось нечасто. Ведь
именно он настоял на казни Паоло Вителли, несмотря на побег Вителлоццо. Не
сомневаясь в виновности кондотьера, он приложил все силы, чтобы убедить
членов Совета в необходимости решительных действий. Он лично инструктировал
людей, посланных за братьями Вителли. Но он даже и не подозревал, что Эль
Валентино известно о его роли в этой истории. Видимо, герцог намеренно завел
разговор о казни Паоло. Этот человек ничего не делал просто так. Вряд ли он
хотел показать свою осведомленность в делах Республики, скорее преследовал
цель поколебать уверенность Макиавелли в себе самом, заставить его быть
несговорчивей. На губах флорентийца заиграла улыбка, он взглянул на Борджа.
Герцог, казалось, только и ждал этого.
- Секретарь, хочу открыть вам тайну, об этом не знает ни одна живая
душа.
- Мне уйти, кузен? - спросил кардинал.
- Нет, останься. Я полагаюсь на твое благоразумие, как и на
благоразумие секретаря.
Макиавелли не сводил глаз с красавца герцога.
- Орсини чуть ли не на коленях умолял напасть на Флоренцию. Я не держу
зла на ваш город, и ответил отказом. Но если ваше правительство хочет жить
со мной в мире, ему следует поторопиться, пока я вновь не наладил отношений
с Орсини. И я, и Флоренция - друзья короля Франции. Естественно
предположить, что и между собой нам следует жить в дружбе и согласии. Имея
общую границу, мы можем как облегчить, так и усложнить друг другу жизнь. Вы
целиком зависите от наемных войск, которыми командуют, прямо скажем,
ненадежные капитаны. У меня своя армия, отлично подготовленная, хорошо
вооруженная. А мои капитаны - лучшие в Европе.
- С недавних пор они так же ненадежны, как и наши, ваша светлость, -
сухо заметил Макиавелли.
- У меня есть другие, которым я доверяю, как себе. Кто они, эти
болваны, строящие козни за моей спиной? Глупец Паголо Орсини, Бентивольо со
своей Болоньей, Бальони, дрожащий за Перуджу, Оливеротто да Фермо и
Вителлоццо с его французской болезнью.
- Они сильны и восстали против вас.
- Мне известен каждый их шаг, и в нужный момент я приму необходимые,
меры. Поверьте мне, под их ногами горит земля, а они не из тех, кто сможет
этот пожар загасить. Рассудите здраво: владея Урбино, я контролирую всю
Среднюю Италию. Джидобальдо ди Монтефелтро был моим другом, и папа
собирался выдать свою племянницу Анжелу Борджа за его племянника и
наследника. Я никогда не напал бы на него, если бы не видел стратегической
важности его герцогства. Мне пришлось сделать это, чтобы осуществить свои
замыслы. Нельзя позволять чувствам вмешиваться в политику. А вам я предлагаю
надежную защиту от врагов. Я со своей армией и вы со своим богатством,
заручившись моральной поддержкой папы, станем самой могущественной силой
Италии. Вместо того чтобы платить золотом за милости короля Франции, мы
заставим его говорить с нами как с равными. И это время придет, если мы
станем союзниками.
Слова герцога встревожили Макиавелли.
- У вас очень веские аргументы, ваша светлость. Никто не смог бы
представить их более убедительно. Такое сочетание тактической мудрости
великого полководца с умением рассчитывать самые отдаленные последствия
принятого решения и даром оратора выпадает на долю одного человека раз в
тысячу лет.
Герцог, улыбаясь, вяло запротестовал, но Макиавелли продолжал, хотя и
понимал, что Эль Валентино ждет от него совсем других слов.
- Я обо всем напишу Синьории.
- Что это значит? - удивленно воскликнул герцог. - Столь важное дело
не терпит отлагательства.
- Я не обладаю правом заключать соглашение.
Герцог вскочил.
- Тогда зачем вы сюда приехали?
В этот момент открылась дверь, и по спине Макиавелли пробежал холодок.
Но вместо красно-желтых солдат Борджа в зал вошел Агапито да Амала.
- Я прибыл сюда по требованию вашей светлости прислать посла для
ведения переговоров с моим государством.
- Да, но полномочного посла.
Предельная вежливость герцога сменилась яростью. Сверкая глазами, он
подошел к флорентийцу. Макиавелли встал.
- Синьория дурит мне голову. Вас прислали только потому, что вы не
вправе принимать решения. Эта вечная нерешительность выводит меня из себя.
Как долго они собираются испытывать мое терпение?
Кардинал, все время молчавший, попытался успокоить бурю, но герцог
резко осадил его. Он метался по залу, извергая громы и молнии. Макиавелли
молча наблюдал за ним. Наконец Эль Валентино бросился в кресло.
- Я глубоко оскорблен. Так и передайте вашему правительству.
- Меньше всего мое правительство хотело бы оскорбить вашу светлость.
Мне поручено сообщить, что мятежники обратились к нам за помощью и получили
отказ.
- Вы, как всегда, выжидаете... - усмехнулся герцог, - полагаю, чтобы
узнать, куда прыгнет кот.
Герцог был прав, и его слова задели Макиавелли. Но флорентиец остался
совершенно спокойным.
- Синьория не питает симпатий ни к Орсини, ни к Вителлоццо. Мы хотим
иметь с вами дружеские отношения, но я должен просить вашу светлость
высказаться более определенно. Это необходимо для того, чтобы я мог сообщить
во Флоренцию, какие конкретные положения вы хотели бы увидеть в будущем
соглашении.
- Разговор закончен, - отрезал герцог. - Вы заставляете меня начать
переговоры с мятежниками. Я могу привести их к повиновению хоть завтра,
обещав Орсини напасть на Флоренцию.
- Флоренция находится под защитой короля Франции, - резко ответил
Макиавелли. - В случае необходимости он обещал прислать нам четыреста
кавалеристов и пехоту.
- Французы много обещают, когда им нужны деньги, но редко держат слово.
Действительно, флорентийцы часто страдали от жадности и лживости короля
Франции. Получив золото, он тянул и тянул время, а потом, бывало, посылал
вдвое меньше солдат, чем обещал. Герцог не мог выразиться яснее. Либо
Республика заключает с ним договор (а во всей Италии не было более
вероломного союзника, чем Борджа), либо готовится к отражению нападения
войск герцога и мятежных капитанов. Шантаж! Макиавелли лихорадочно искал
выход из создавшегося положения. Нужно было оставить хоть какую-то лазейку
для продолжения переговоров. Но герцог не позволил ему говорить.
- Чего вы ждете, секретарь? Можете идти.
Он не потрудился ответить на глубокий поклон Макиавелли. Агапито да
Амала проводил посла до дверей.
- Его светлость - вспыльчивый человек и не привык, когда ему перечат,
- пояснил он.
- Я это заметил, - холодно ответил Макиавелли.
6
Пьеро и курьер ждали Макиавелли в караульном помещении. Втроем они
вышли из дворца и направились к "Золотому льву". Там они хорошо и вкусно
поели, выпили красного вина, хотя и уступающего тосканскому, но достаточно
крепкого и приятного на вкус. Поразмыслив, Макиавелли пришел к выводу, что
беседа с герцогом прошла небесполезно. Эль Валентино явно нервничал, раз
позволил себе вспылить, а настойчивое требование немедленного союза с
Флоренцией свидетельствовало о шаткости его положения. Настроение
Макиавелли улучшилось. Неучтивость герцога его не огорчила: он был готов к
этому. Закончив трапезу, он попросил слугу отвести его в монастырь. Монахи
выделили флорентийцу просторную келью, а Пьеро и курьеру пришлось
расположиться в коридоре на соломенных матрацах среди прочих
путешественников, благодаривших бога за крышу над головой. Перед тем как
лечь спать, Макиавелли написал письмо Синьории, в котором подробно изложил
события прошедше