енно исключительном положении. Если этот удар обрушится на (*334) меня теперь, я погиб, я со мною погибнет и славная, обеспеченная будущность общества, которое все-таки всех нас родило и вскормило... Йухан. А если я не обрушу этого удара на тебя, я сам сгублю свое счастье и все свое будущее. Лона. Дальше, Карстен. Берник. Так слушайте. Все связано с проектом железной дороги, и дело это не так просто, как вы думаете. Вы, верно, слышали, что в прошлом году здесь хлопотали о приморской железнодорожной линии. За нее было много влиятельных голосов и в городе и в округе; особенно отстаивали ее газеты. Но я ее не допустил, так как она нанесла бы ущерб нашему каботажному пароходству. Лона. И ты сам заинтересован в выгодах пароходства? Берник. Да. Но никто не посмел заподозрить меня в этом смысле. Мое незапятнанное имя оградило меня, как щитом. Впрочем, я-то лично мог бы снести эти убытки, но город не снес бы. Тогда остановились на проекте внутренней линии. Когда это было решено, я втихомолку удостоверился в возможности провести сюда к нам ветку. Лона. Почему втихомолку, Карстен? Берник. Вы слышали о скупке лесов, рудников и водопадов? Йухан. Да; это какая-то иногородняя компания? Берник. При настоящем положении дел все эти владения, находясь в разных руках, не представляют почти никакой ценности; их поэтому и продавали сравнительно дешево. Но если бы отложить покупку до тех пор, пока пошли бы толки о боковой ветке, владельцы заломили бы неслыханные цены. Лона. Ну хорошо, что же дальше? Берник. Теперь мы подходим к тому, что можно истолковать различно и что в нашем обществе может не повредить лишь человеку с высокой, ничем не запятнанной репутацией. Лона. А именно?.. Берник. Все эти участки скупил я. Лона. Ты? Йухан. За свой счет? (*335) Берник. Да. Теперь, если боковая ветка будет проведена,- я миллионер; если нет - я разорен. Лона. Рискованное предприятие, Карстен. Берник. Я рискнул всем своим состоянием. Лона. Я не про состояние. Но если откроется, что... Берник. В этом вся суть. Опираясь на свое до сих пор незапятнанное имя, я могу вынести это дело на своих плечах, довести его до конца и сказать своим согражданам: вот чем рисковал я для блага общества! Лона. Общества? Берник. Да, и никто не усомнится в моих побуждениях. Лона. Здесь есть, однако, люди, которые действовали более открыто, чем ты, без задних мыслей и побочных соображений. Берник. Кто? Лона. Ну, конечно, Руммель, Санстад и Вигеланн. Берник. Чтобы заручиться их содействием, мне пришлось посвятить их в дело. Лона. Ну, и... Берник. Они выговорили себе пятую долю барышей. Лона. Вот они, столпы общества! Берник. Да не само ли общество заставляет нас идти кривыми путями? Что вышло бы из этого дела, если бы я стал действовать прямодушно? Все бросились бы приобретать земли и, перебивая друг другу дорогу, действуя вразброд, окончательно испортили бы все. Кроме меня, здесь в городе нет никого, кто бы сумел провести такое крупное дело. Вообще более широким деловым размахом отличаются у нас здесь лишь переселившиеся сюда семьи. Так вот совесть моя ни в чем меня и не упрекает. Лишь в моих руках все эти земли могут стать истинной благодатью для массы людей, которым они дадут кусок хлеба. Лона. В этом отношении ты, пожалуй, прав, Карстен. Йухан. Но я-то всей этой массы людей не знаю, а знаю только одно, что все мое счастье поставлено на карту. Берник. Как и благоденствие твоего родного города! Если откроются дела, которые бросят тень на мое прошлое, все мои противники с ожесточением нападут на меня. Наше (*336) общество не прощает даже юношеского легкомыслия. Пойдут рыться в минувшей моей жизни, привяжутся к тысячам мелочей, перетолкуют все под впечатлением вновь открывшихся фактов, и я паду под бременем сплетен и клеветы. От железной дороги мне придется отступиться, а если я отступлюсь, дело провалится, и я буду обречен на разорение и гражданскую смерть. Лона. После всего, что ты сейчас выслушал, тебе остается только молчать и уехать, Йухан. Берник. Да, да, Йухан. Йухан. Хорошо, я уеду и буду молчать, но я вернусь опять и тогда заговорю. Берник. Оставайся там, Йухан, молчи, и я готов поделиться с тобой... Йухан. Оставь свои деньги при себе! Отдай мне мое доброе имя! Берник. Жертвуя своим? Йухан. Устраивайся, как знаешь, со своим обществом; я должен добыть, хочу добыть и добуду себе Дину. Поэтому я завтра же уеду на "Индианке"... Берник. На "Индианке"? Йухан. Да. Капитан соглашается взять меня с собой. Поеду, говорю я, продам ферму, устрою все дела и через два месяца вернусь обратно. Берник. И тогда откроешь?.. Йухан. Пусть тогда виновник сам возьмет на себя свой грех. Берник. Ты забываешь, что мне в таком случае придется взять на себя и тот грех, в котором я неповинен! Йухан. А кто пятнадцать лет тому назад воспользовался этим возмутительным слухом? Берник. Ты доведешь меня до крайности. И если ты заговоришь, я от всего отрекусь! Скажу, что это заговор против меня, месть, уловка, чтобы выжать из меня деньги. Лона. Стыдись, Карстен! Берник. Говорю, вы доводите меня до крайности. Я буду бороться не на жизнь, а на смерть. Я от всего, всего отрекусь. (*337) Йухан. У меня в руках два твоих письма. Я нашел их в своем чемодане между прочими бумагами. Сегодня утром я прочел их, они довольно ясны. Берник. И ты их покажешь? Йухан. Если это понадобится. Берник. И через два месяца ты опять будешь здесь? Йухан. Надеюсь. Ветер попутный, через три недели я буду в Нью-Йорке... если "Индианка" не погибнет. Берник (вздрогнув). Погибнет? Зачем ей погибать? Йухан. И я того же мнения. Берник (едва слышно). Погибнет?.. Йухан. Ну, Берник, теперь я предупредил тебя: постарайся за это время уладить дело. Прощай! Можешь передать Бетти поклон от меня, хотя она и приняла меня не как сестра. С Мартой же я хочу проститься. Пусть она скажет Дине... даст мне слово... (Уходит налево.) Берник (про себя). "Индианка"?.. (Вдруг быстро Лоне.) Лона! Не допускай этого! Лона. Ты сам видишь, Карстен, он меня больше не слушается. (Уходит за Йуханом налево.) Берник (о сильном волнении). Погибнет?.. Мастер Эунэ входит справа. Эунэ. Извините, господин консул... Я не помешал? Берник (быстро оборачиваясь). Вам что? Эунэ. Позвольте мне предложить вам один вопрос. Берник. Хорошо, только скорее. Какой? Эунэ. Мне хотелось бы спросить: так-таки меня и уволят бесповоротно... если "Индианка" не отплывет завтра? Берник. Что еще? Она же готова к отплытию? Эунэ. Так-то так. Ну, а если все-таки... меня наверняка уволят? Берник. К чему эти праздные вопросы? Эунэ. Мне это очень нужно знать, господин консул. Ответьте мне напрямик: меня тогда уволят? Берник. Изменяю ли я когда-нибудь своему слову или нет? Эунэ. Так завтра, значит, у меня отняли бы мое положение в семье и в кругу близких людей?.. Я потерял бы свое влияние на рабочих... потерял бы всякую возможность (*338) быть полезным тем, кто занимает незначительное и низкое положение в обществе? Берник. Насчет этого, Эунэ, мы с вами покончили разговор. Эунэ. Ну, так пусть "Индианка" отправляется. Короткая пауза. Берник. Послушайте, я не могу сам за всем уследить и за все отвечать. Вы можете поручиться мне, что ремонт произведен безупречно? Эунэ (уклончиво). Вы мне дали короткий срок, господин консул. Берник. Но ремонт все-таки сделан основательный? Эунэ. Что же, время летнее, погода благоприятная. Пауза. Берник. Вы еще имеете что-нибудь сказать мне? Эунэ. Нет, больше ничего, господин консул. Берник. Следовательно, "Индианка" отправится в путь. Эунэ. Завтра? Берник. Да. Эунэ. Хорошо. (Кланяется и уходит направо.) Берник стоит с минуту в нерешимости; потом быстро направляется к дверям, как бы намереваясь вернуть Эунэ, но останавливается, держась за ручку двери; в то же время дверь отворяется снаружи, и входит управляющий Крап. Крап. Ага! Он был у вас? Сознался? Берник. Вы что-нибудь открыли? Крап. Да что тут открывать? Вы, наверно, заметили по его глазам, что у него совесть нечиста? Берник. Пустяки; этого никогда нельзя заметить. Я спрашиваю, вы что-нибудь открыли? Крап. Не мог попасть, поздно было: судно уже выводили из дока. Но именно эта поспешность ясно доказывает... Берник. Ничего не доказывает. Осмотр, значит, был? Крап. Конечно, но... Берник. Вот видите! И, конечно, никаких упущений не найдено? (*339) Крап. Вы же знаете, господин консул, как производится осмотр, особенно на верфях с такой репутацией, как наша. Берник. Все равно, мы, значит, не отвечаем. Крап. Неужели вы, господин консул, не заметили по лицу Эунэ, что... Берник. Говорю вам, Эунэ меня совершенно успокоил. Крап. А я вам говорю, что нравственно убежден в том, что... Берник. Что все это означает, господин Крап? Я ведь вижу, в вас говорит старая неприязнь к Эунэ. Но если вы хотите свести с ним счеты, то поищите другого случая. Вы знаете, как важно для меня или, вернее, для компании, чтобы "Индианка" могла отплыть завтра. Крап. Хорошо, хорошо, слушаю. Но услышим ли мы еще когда-нибудь об этом судне... Вигеланн входит справа. Вигеланн. Мое почтение, господин консул. Найдется минутка свободная? Берник. К вашим услугам, господин Вигеланн. Вигеланн. Я хотел только узнать: вы не переменили намерения отправить завтра "Пальму"? Берник. Нет, это решено. Вигеланн. Но сейчас у меня был капитан и сказал, что вывешены штормовые сигналы. Крап. Барометр сильно падает с утра. Берник. Да? Предвидится шторм? Вигеланн. Во всяком случае, свежий ветер, хотя и не противный, наоборот. Берник. Гм... Что же вы на это скажете? Вигеланн. Скажу, что сказал и капитану: "Пальма" в руках божьих. И кроме того, пока предстоит переход только через Северное море. А фрахты в настоящее время стоят в Англии довольно высокие, так что... Берник. Да, если отложить, то это, во всяком случае, будет для нас убыточно. Вигеланн. Да и судно такое солидное, и вдобавок застраховано в полной сумме. Куда больше риска с "Индианкой"... (*340) Берник. В каком смысле? Вигеланн. Она ведь тоже уходит завтра? Берник. Да, судовладельцы сильно торопили и, кроме того... Вигеланн. Ну, если рискует выйти в море такая старая посудина, да еще с таким экипажем, то нам прямо было бы стыдно. Берник. Да, да. Все судовые бумаги, вероятно, при вас? Вигеланн. Тут, тут. Берник. Хорошо. Так пройдите в кабинет с господином Крапом. Крап. Пожалуйте. Сейчас все будет готово. Вигеланн. Благодарю... Остальное же предоставим воле провидения, господин консул. Вигеланн и Крап уходят в кабинет налево. Из сада выходит Рерлун. Рерлун. А! Как это я застаю вас дома в такой час, господин консул? Берник (задумчиво). Как видите. Рерлун. Я зашел, собственно, к вашей супруге. Полагаю, она теперь особенно нуждается в слове утешения. Берник. Весьма вероятно. Да и м н е хотелось побеседовать с вами. Рерлун. С радостью, господин консул. Да что с вами? Вы такой бледный, расстроенный... Берник. Да? В самом деле? Да и как же иначе? Столько сейчас у меня дел, хлопот и забот! И мое собственное большое дело, и это железнодорожное предприятие... Послушайте, господин адъюнкт, я хочу задать вам один вопрос. Рерлун. Сделайте одолжение, господин консул. Берник. Мне пришла в голову одна мысль... Например, затевается какое-нибудь обширное предприятие, которое создаст благоденствие тысяч людей... И требуется принести в жертву одного... Рерлун. Как это? Берник. Положим, человек задумал устроить большую фабрику и знает наверно, по опыту, что рано или (*341) поздно при эксплуатации этой фабрики дело не обойдется без человеческих жертв. Рерлун. Да, это более чем вероятно. Берник. Или другой человек заводит рудники. Он берет на работу и отцов семейств, и жизнерадостную молодежь. И ведь наверное можно сказать, что не все они уцелеют во время работ?.. Рерлун. Увы, по всей вероятности. Берник. Ну вот. Такой человек, следовательно, наперед знает, что предприятие его со временем потребует человеческих жертв. Но предприятие это имеет целью общественную пользу. Каждая принесенная жертва, без сомнения, окупится благоденствием сотен людей. Рерлун. А, это вы про железную дорогу? Тут тоже предстоит немало опасных работ... выемки, взрывы и все такое... Берник. Да, да, про железную дорогу... Конечно, с проведением железной дороги тут заведутся фабрики, откроются рудники. Но не думаете ли вы все-таки... Рерлун. Любезнейший господин консул, вы уж чересчур совестливы. По-моему, если вы положитесь на волю провидения... Берник. Да, да, конечно, провидение... Рерлун. ...то вам не в чем будет упрекнуть себя. Стройте себе свою железную дорогу с богом. Берник. А если взять особый случай. Положим, нужно произвести взрыв в опасном месте; от этого взрыва зависит вся постройка. И, положим, инженер знает, что рабочий, который взорвет мину, поплатится за это жизнью... А взорвать ее все-таки нужно, так что инженер обязан послать рабочего... Рерлун. Гм... Берник! Знаю, что вы хотите сказать! Пусть инженер сам возьмет горящий фитиль и пойдет взорвать мину, - он совершит подвиг! Но так ведь не делается! Следовательно, он пожертвует рабочим. Рерлун. Ни один из наших инженеров не сделает этого. Берник. Но в больших странах ни один инженер не задумался бы над этим. (*342) Рерлун. В больших странах, пожалуй. Общество в этих странах до того испорчено и бессовестно... Берник. Ну, оно делает и много хорошего. Рерлун. Вас ли я слышу? Вы всегда... Берник. В больших странах человеку есть где развернуться, поработать на пользу общественную. Там не боятся жертв ради великого дела. А тут тебя опутывают по рукам и по ногам всевозможные предрассудки, разные мелочные соображения... Рерлун. Разве жизнь человеческая... мелочное соображение? Берник. Да, если эта единичная человеческая жизнь мешает благоденствию тысяч. Рерлун. Но вы ведь берете совершенно невозможный случай, господин консул! Я вас сегодня решительно не понимаю. И вы еще ссылаетесь на большие страны. Да, там! Во что там ценится человеческая жизнь! Там рискуют живыми людьми, как капиталами. Но у нас, надеюсь, принят иной, более нравственный взгляд на вещи. Посмотрите на почтенное сословие наших судовладельцев. Укажите мне хоть одного, который из презренной корысти пожертвовал бы хоть одной человеческой жизнью. И вспомните затем этих мошенников больших стран, которые не задумываются из корысти пускать в море настоящие плавучие гробы. Берник. Я не говорю о негодных судах! Рерлун. А я говорю о них, господин консул... Берник. Да к чему же? Это не относится к делу... Ох, эти трусливые мелочные соображения. Доведись-ка одному из наших генералов послать свой отряд в огонь и положить его весь на месте, он бы потом ни одной ночи не уснул спокойно! Не так в других местах. Послушали бы вы его рассказы... Рерлун. Его? Кого? Американца? Берник. Да. Послушали бы вы, как у них в Америке... Рерлун. Он тут? Почему вы мне не сказали? Я сейчас... Берник. Все это напрасно. Вы ничего с ним не поделаете. Рерлун. Увидим. Да вот он! Йухан входит слева. (*343) Йухан (обращаясь через открытую дверь в соседнюю комнату). Ну, хорошо, Дина. Пусть так. Но я вас все-таки не упущу. Я опять вернусь, и тогда мы столкуемся. Рерлун. Позвольте узнать, на что вы намекаете этими словами? Чего вы хотите? Йухан. Хочу, чтобы молодая девушка, перед которой вы меня вчера очернили, вышла за меня замуж. Рерлун. За вас? Замуж? И вы можете воображать?.. Йухан. Я хочу жениться на ней. Рерлун. Ну, так знайте же! (Подходит к полуотворенной двери.) Фру Берник, пожалуйста, будьте свидетельницей... И вы также, фрекен Марта. Пусть и Дина придет. (Увидав Лону.) А, и вы здесь? Лона (показываясь в дверях). И мне прийти? Рерлун. Сделайте одолжение: чем больше, тем лучше. Берник. Что вы собираетесь сделать? Слева входят Лона, Марта, Дина и Хильмар. Бетти. Господин адъюнкт, при всем своем желании, я не могла помешать ему... Рерлун. Так я это сделаю, сударыня... Дина, вы поступаете неблагоразумно, но я вас не особенно виню. Вы слишком долго оставались без надлежащей нравственной опоры. Я виню себя, что не предложил вам ее раньше. Дина. Не надо! Не говорите об этом теперь. Бетти. Что такое? Рерлун. Именно теперь я и должен заговорить, Дина, хотя ваше поведение вчера и сегодня сильно усложнило мою задачу. Но ради вашего спасения я не посмотрю ни на что. Вспомните слово, которое я вам дал, вспомните также, что вы обещали мне, когда я скажу, что настало время... Теперь я не смею больше откладывать и поэтому... (Обращаясь к Йухану.) Эта молодая девушка, которую вы преследуете, моя невеста! Бетти. Что вы говорите? Берник. Дина! Йухан. Она? Ваша?.. Марта. Нет, нет, Дина! Лона. Это ложь! Йухан. Дина, он говорит правду? (*344) Дина (после небольшой паузы). Да. Рерлун. Надеюсь, это положит конец всем ухищрениям обольстителя. Пусть все наше общество узнает теперь о шаге, сделанном мною для блага Дины. Я твердо надеюсь, что его не перетолкуют в дурную сторону. А теперь, сударыня, я думаю, лучше нам увести ее отсюда и постараться умиротворить ее смятенную душу. Бетти. Да, пойдемте. О Дина, какое это счастье для тебя! Уходят налево с Диной. Рерлун следует за ними. Марта. Прощай, Йухан! (Уходит.) Хильмар (в дверях террасы). Гм... скажу я!.. Лона (проводив Дину взглядом). Не вешай носа, малый! Я останусь тут и буду следить за пастором. (Уходит направо.) Берник. Йухан! Теперь ты не уедешь на "Индианке". Йухан. Именно теперь-то и уеду! Берник. Так, значит, не вернешься? Йухан. Вернусь. Берник. После всего этого? Зачем же ты вернешься? Йухан. Чтобы отомстить вам всем, уничтожить, кого только могу! (Уходит направо.) Вигеланн и управляющий Крап выходят из кабинета Берника. Вигеланн. Теперь все бумаги в порядке, господин консул. Берник. Хорошо, хорошо... Крап (тихо). Окончательно ли решено, что "Индианка" уходит завтра? Берник. Окончательно. (Идет в кабинет.) Вигеланн и Крап уходят направо. Хильмар направляется за ними, но в эту минуту Улаф осторожно высовывает голову из дверей налево. Улаф. Дядя! Дядя Хильмар! Хильмар. Ух, это ты? Зачем ты сошел вниз? Ты же под арестом! Улаф (входя в комнату). Тсс!.. Дядя Хильмар, знаешь новость? (*345) Хильмар. Да, знаю, тебя сегодня отхлестали! Улаф (сердито глядя на кабинет отца). Больше ему не придется меня бить. Знаешь ты, что дядя Йухан завтра уезжает с американцами? Хильмар. Тебе-то какое дело? Шел бы скорее к себе наверх.. Улаф. Может быть, и мне, дядя, удастся когда-нибудь поохотиться на буйволов. Хильмар. Вздор! Такой трусишка, как ты... Улаф. Погоди! Завтра кое-что узнаешь!.. Хильмар. Дурень! (Уходит через сад.) Улаф, увидав Крапа, входящего справа, убегает назад в комнату и запирает за собой дверь. Крап подходит к кабинету Берника и приоткрывает дверь. Крап. Извините, что опять пришел, господин консул. Надвигается шторм. (Молчит с минуту, ожидая ответа.) "Индианка" все-таки пойдет? После небольшой паузы из кабинета слышится голос Берника: "Индианка" все-таки пойдет". Крап, затворяя дверь, уходит направо. (*346) ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Там же. Рабочий стол убран. Время под вечер; погода бурная; сумерки все сгущаются. Слуга зажигает люстру. Служанки приносят цветы в горшках, лампы, свечи и размещают все это на столах и тумбах вдоль стен. Руммель, во фраке, в перчатках и в белом галстуке, стоит посредине залы и распоряжается убранством. Руммель (слуге). Зажигайте через одну свечу, Якоб. Не нужно слишком парадного вида. Все должно быть как будто невзначай. И сколько цветов!.. Ну да ничего, пусть стоят. Как будто и всегда так. Берник выходит из своего кабинета. Берник (останавливаясь в дверях). Что это значит? Руммель. Ай-ай! Ты дома? (Прислуге.) Ну, ступайте пока. Прислуга уходит налево. Берник (входя в залу). Руммель, да что все это значит? Руммель. Это значит, что настала самая торжественная минута твоей жизни. Город устраивает сегодня вечером в честь своего первого гражданина шествие. Берник. Что ты говоришь? Руммель. Шествие с флагами и с музыкой. Хотели было прихватить и факелы, да по случаю ветреной погоды не решились. А иллюминацию все-таки устроим. Что, недурно будет, когда появится в газетах? Берник. Послушай, Руммель, я этого не хочу. Руммель. Теперь уже поздно, через полчаса они будут здесь. Берник. Почему ты раньше меня не предупредил? (*347) Руммель. Именно потому, что опасался возражений с твоей стороны. Я только уговорился с твоей женой, она мне позволила немножко убрать залу, а сама позаботится об угощении. Берник (прислушиваясь). Что это? Они уже идут? Мне кажется, будто поют. Руммель (в дверях террасы). Поют? Ах, это американцы. "Индианка" выводится к бочке. Берник. Выводится к бочке?.. Да... Нет... Право, я сегодня не могу, Руммель. Мне нездоровится. Руммель. Да, в самом деле, на тебе лица нет. Ну, подтянись, черт побери! Возьми себя в руки. Мы с Санстадом и Вигеланном придаем огромное значение этой манифестации и приложили все старания, чтоб ее подготовить. Нужно разбить наших противников наголову таким выражением полного общественного сочувствия тебе. Слухи все растут. Нельзя больше скрывать скупку земель. Тебе необходимо сегодня же под звуки речей, песен и звон бокалов... словом, под всю эту музыку объявить во всеуслышание, чем ты рискнул для блага общества. У нас можно достигнуть многого в такие минуты "празднично приподнятого настроения", как я недавно выразился. Но прежде всего нужно обеспечить себе такое настроение, не то пиши пропало. Берник. Да, да, да... Руммель. Особенно, когда дело столь деликатное и щекотливое. Ну, слава богу, у тебя такая репутация, Берник, что вывезет тебя. Только вот нам еще надо уговориться с тобой насчет речей. Студент Теннесен посвятил тебе стихи. Очень мило начинаются: "Знамя идеи держи высоко!" Рерлуну поручено произнести приветственное слово, и тебе, конечно, придется отвечать. Берник. Я не могу сегодня, Руммель. Не возьмешь ли ты на себя? Руммель. Рад бы, но это невозможно. Слово будет ведь, ты понимаешь, обращено непосредственно к тебе, хотя, пожалуй, упомянут мимоходом и о нас. Я уже говорил об этом с Вигеланном и Санстадом, и нам кажется, тебе следовало бы ответить тостом за процветание общества. Затем Санстад скажет несколько слов об единении между (*348) различными общественными слоями общества. Вигеланн, должно быть, выскажет пожелание, чтобы новое предприятие не поколебало твердых нравственных устоев нашего общества, а я думаю вкратце упомянуть о скромной деятельности наших женщин, которая тоже имеет свое значение для общества. Да ты не слушаешь? Берник. Нет, нет, слушаю. Но скажи мне, море в самом деле так расходилось? Руммель. А ты беспокоишься насчет "Пальмы"? Что же, судно хорошо застраховано. Берник. Да, застраховано, но... Руммель. И в полной исправности, а ведь это главное. Берник. Гм... Да, конечно... Если с судном и случится беда, то это не значит, что и люди должны погибнуть. Бывает, корабль погибнет, и груз... ну и там чемоданы, документы... Руммель. Да черт с ними, с чемоданами и с документами! Очень они нужны! Берник. Как?.. Да, да, конечно, я хотел только сказать... Тсс!.. Опять поют... Руммель. Это на "Пальме". Вигеланн входит справа. Вигеланн. Вот теперь выводят и "Пальму". Добрый вечер, господин консул. Берник. И вы, опытный моряк, все-таки твердо держитесь того мнения, что... Вигеланн. Я твердо держусь того мнения, что все в руках божьих, господин консул. Кроме того, я сейчас с корабля... роздал там несколько брошюрок, которые, надеюсь, принесут с собой благословение. Санстад и управляющий Крап входят справа. Санстад (еще в дверях). Да, уж если тут обойдется благополучно, то... А-а, добрый вечер, добрый вечер! Берник. Что-нибудь случилось, господин Крап? Крап. Я ничего не говорю, господин консул. Санстад. Весь экипаж "Индианки" пьянехонек. Не будь я честный человек, если эти скоты не сгубят себя. Лона входит справа. (*349) Лона (к Бернику). Ну, теперь могу передать тебе привет от него. Берник. Уже сел на корабль? Лона. Во всяком случае, скоро сядет. Мы с ним расстались около отеля. Берник. Он стоит на своем? Лона. Как скала. Руммель (у окна). Черт возьми эти новомодные затеи. Никак не могу спустить занавески. Лона. Спустить? А я думала, напротив... Руммель. Сперва надо спустить, сударыня. Вы ведь знаете, что предстоит? Лона. Конечно. Дайте я помогу. (Берется за шнурки.) Я готова спустить занавес для моего зятя, хотя предпочитала бы поднять. Руммель. Можете, можете, сударыня... потом. Когда волны ликующего народа зальют весь сад, пусть занавес поднимется, и люди увидят перед собой приятно пораженную и счастливую семью. Дом гражданина должен быть, как стеклянный шкаф. Берник как будто хочет что-то сказать, но быстро поворачивается и уходит в кабинет. Да, теперь, господа, последнее совещание. И вы с нами, господин Крап. Вы сообщите нам некоторые фактические данные. Все мужчины уходят в кабинет Берника. Лона между тем успела задернуть все оконные занавеси и собирается задернуть занавесь у открытых стеклянных дверей на террасу, как вдруг с верхнего этажа соскакивает на террасу Улаф с пледом через плечо и узелком в руке. Лона. Ах, господи, как ты меня испугал, мальчуган. Улаф (пряча узелок). Тсс! Тетя! Лона. Ты из окна выскочил? Куда ты? Улаф. Тсс! Молчи! Я хочу к дяде Йухану... только на пристань, понимаешь? Проститься с ним... Спокойной ночи, тетя! (Убегает через сад.) Лона. Постой! Улаф! Улаф! Йухан в дорожном платье, с сумкой через плечо, осторожно входит слева. (*350) Йухан. Лона! Лона (быстро оборачиваясь). Что? Ты вернулся? Йухан. Остается еще несколько минут. Я хочу еще раз повидаться с нею. Нельзя нам так расстаться. Марта и Дина входят слева - обе в пальто, а у Дины, кроме того, в руках саквояж. Дина. За ним! За ним! Марта. Да, да, за ним, Дина! Дина. Да он тут! Йухан. Дина! Дина. Возьмите меня с собой! Йухан. Как? Лона. Ты решилась? Дина. Да, возьмите меня с собой. Тот, другой, написал мне, сказал, что сегодня объявит всем. Йухан. Дина, вы его не любите? Дина. Я никогда не любила этого человека. Я брошусь в фьорд, если стану его невестой. О, как он меня вчера унизил своими высокомерными речами! Как он дал мне почувствовать, что снисходит до такого ничтожного создания!.. Нет! Не надо мне больше снисхождения. Я хочу прочь отсюда! Можно мне с вами? Йухан. Да, да... тысячу раз да! Дина. Я недолго буду вас стеснять. Только бы добраться туда... Да если поможете мне немножко устроиться в самом начале. Йухан. Ура! Не бойтесь! Все уладится, Дина. Лона (указывая на дверь кабинета). Тсс! Тише, тише! Йухан. Дина! Я понесу вас на руках! Дина. Нет, этого я вам не позволю. Я хочу сама пробить себе дорогу. И там мне это удастся. Только бы прочь отсюда! Ах, эти дамы!.. Вы не знаете!.. И они написали мне сегодня... увещевали меня ценить выпавшее на мою долю счастье, указывали на то, какое он проявил великодушие. Обещали всегда надо мной бодрствовать, чтобы я оказалась достойной всего этого. Меня ужас берет, как подумаю обо всем этом благонравии! Йухан. Скажите мне, Дина, вы только из-за этого и хотите ехать? А я для вас ничего не значу? (*351) Дина. Нет, Йухан, вы для меня дороже всех на свете. Йухан. О Дина! Дина. Все говорят, что я должна вас ненавидеть и презирать, что это мой долг, но я не понимаю, почему это я должна, и никогда не пойму. Лона. И не надо, дитя мое! Марта. И не надо. А надо выйти за него замуж. Йухан. Да, да! Лона. Что? Ну, дай мне расцеловать тебя, Марта! Этого я от тебя не ожидала. Марта. Я думаю; я и сама этого не ожидала. Но когда-нибудь да надо же было совершиться во мне этому перелому. О, как нас калечат все эти предрассудки и обычаи! Восстань против них, Дина! Выходи за него замуж. Пусть совершится хоть что-нибудь наперекор всем этим правилам и обычаям! Йухан. Что вы скажете, Дина? Дина. Да, я хочу быть вашей женой. Йухан. Дина! Дина. Но сначала я хочу поработать, добиться чего-нибудь, быть чем-нибудь сама по себе, вот как вы. Я не хочу быть какой-то вещью, которую берут. Лона. Верно, так и должно быть!.. Йухан. Хорошо, буду ждать и надеяться... Лона. И дождешься своего, малый! А теперь пора на корабль! Йухан. Да, на корабль! Ах, Лона, дорогая сестра, еще одно слово... (Отводит ее в глубь сцены и о чем-то оживленно говорит с нею.) Марта. Дина, счастливица... дай мне поглядеть на тебя, поцеловать тебя еще раз... последний раз! Дина. Нет, не последний! Милая, дорогая тетя, мы еще увидимся! Марта. Никогда! Обещай мне, Дина, никогда не возвращаться сюда! (Схватывает ее за руки и смотрит на нее.) Тебя ожидает счастье, дорогая моя... там, за морем. О, как часто в часы школьных занятий тянуло меня туда!.. Как там должно быть хорошо! Там и горизонт шире и небо выше, чем у нас здесь, и дышится свободнее! Дина. Ах, тетя! Когда-нибудь и ты к нам приедешь. (*352) Марта. Я? Никогда, никогда! Тут у меня есть свое маленькое жизненное призвание. И теперь, надеюсь, мне удастся всецело выполнить то, для чего я создана. Дина. Я и представить себе не могу, как это мы с тобой расстанемся. Марта. О Дина, со многим человек может расстаться. (Целует ее.) Не дай только бог тебе испытать это, милое дитя! Обещай мне сделать его счастливым. Дина. Ничего не обещаю; ненавижу обещания. Что будет - то будет. Марта. Да, так и должно быть. Оставайся только такой, какова ты есть, - правдивой и верной самой себе! Дина. Да, тетя! Лона (кладет в карман какие-то бумаги, которые передал ей Йухан). Ладно, ладно, дружок! А теперь пора! Йухан. Да, время не терпит. Прощай, Лона! Благодарю тебя за всю твою любовь! Прощай, Марта, и тебе спасибо за верную дружбу! Марта. Прощай, Йухан! Прощай, Дина! Дай бог вам полного счастья! Марта и Лона провожают до террасы Йухана с Диной, которые затем быстро уходят через сад. Лона затворяет за ними дверь и задергивает занавеску. Лона. Теперь мы обе одиноки, Марта. Ты лишилась ее, а я - его. Марта. Ты... его? Лона. Я наполовину лишилась его еще там. Малый только и бредил, как бы совсем стать на свои ноги. Я и выдумала поэтому, будто страдаю тоской по родине. Марта. Вот оно что! Понимаю теперь, зачем ты приехала. Но он опять позовет тебя, Лона. Лона. Старую сводную сестру? На что она ему теперь? Каких связей не порывают мужчины, стремясь к счастью! Марта. Иногда так бывает. Лона. Будем держаться вместе, Марта! Марта. Разве я могу быть чем-нибудь для тебя? Лона. Да кто же, как не ты? Обе мы с тобой воспитали приемных детей. И вот - обе осиротели. (*353) Марта. Да, осиротели. Так я скажу тебе еще: я любила его больше всего на свете. Лона. Марта! (Схватив ее за руку.) Неужели? Марта. Вся жизнь моя в этих словах. Я любила и ждала его. Каждое лето ждала, что он приедет. И вот он приехал и - не заметил меня. Лона. Ты его любила? И сама устроила его счастье! Марта. Как же мне было не устроить, если я любила его? Да, я его любила. С тех пор как он уехал, я жила только для него. Ты спросишь: какие основания я имела надеяться? О, я думаю, что имела все-таки. Но когда он вернулся, все старое как будто стерлось из его памяти; он не обратил на меня внимания. Лона. Дина заслонила тебя, Марта. Марта. И хорошо, что так. Когда он уезжал, мы были с ним ровесниками; когда же я снова его увидала... - ужасная минута! - мне сразу стало ясно, что теперь я старше его лет на десять. Он там летал вольной птицей в ясном солнечном просторе и впивал в себя молодость и здоровье с каждым глотком воздуха, а я сидела здесь и пряла, пряла... Лона. ...Нить его счастья, Марта. Марта. Да, пряла золотую нить. Говорю без горечи. Не правда ли, Лона, мы были ему добрыми сестрами? Лона (крепко обнимая ее). Марта! Берник выходит из кабинета. Берник (обращаясь к кому-то в кабинете). Хорошо, делайте как знаете... Когда придет время, я сам... (Притворив дверь.) А, вы здесь? Слушай, Марта, надо тебе немножко приодеться, да и Бетти скажи. Конечно, не надо никакого особенного наряда. Пусть только будет мило и изящно, по-домашнему. И надо поторопиться. Лона. Не забудь еще оживленного и счастливого выражения лица, Марта! И чтобы глаза смотрели весело. Берник. И Улафа пошли вниз. Надо, чтобы он был около меня. Лона. Гм... Улафа... Марта. Хорошо, я скажу Бетти. (Уходит налево.) Лона. Итак, значит, настал час твоего торжества. (*354) Берник (ходит взволнованный взад и вперед). Да, настал. Лона. Воображаю, каким счастливым и гордым должен чувствовать себя человек в такой час. Берник (останавливается и смотрит на нее). Гм! Лона. Говорят, весь город будет иллюминован. Берник. Да, им так вздумалось. Лона. Все союзы будут налицо со своими знаменами. Имя твое зажжется огненными буквами. А ночью во все концы полетят телеграммы: "Окруженный счастливой семьей, консул Берник, один из столпов общества, принимал от своих сограждан заслуженные им знаки уважения и почета". Берник. Да, так и будет. Станут кричать "ура", толпа восторженно будет вызывать меня из этих дверей на террасу, и я буду вынужден выходить, кланяться и благодарить. Лона. О, вынужден!.. Берник. А по-твоему, я могу чувствовать себя счастливым в эту минуту? Лона. Нет, не думаю, чтобы ты мог чувствовать себя вполне счастливым. Берник. Лона, ты презираешь меня? Лона. Нет еще. Берник. И ты не вправе, не вправе презирать меня! Лона, тебе не понять, как бесконечно одинок я среди этого общества с его узкими взглядами, исковерканными понятиями! Мне из года в год приходилось понижать свои требования, направленные к достижению достойной цели жизни. С виду я сделал немало, а в действительности - что? Лишь кое-что, пустяки, безделицу. Да здесь другого, лучшего и не потерпят. Попытайся я хоть на шаг опередить господствующие здесь взгляды и стремления общества - власти моей конец. Знаешь ли ты, что такое, в сущности, мы, так называемые столпы общества? Мы - орудия общества и больше ничего. Лона. Почему ты увидал это лишь теперь? Берник. Потому что я много думал в последнее время... с тех пор, как ты приехала... и особенно сегодня ве-(*355)чером... О Лона, зачем я не знал тебя вполне... тогда... в былое время? Лона. Ну а если бы знал? Берник. Никогда бы я не упустил тебя. А будь ты со мной, я не был бы тем, чем стал. Лона. А ты не думаешь, чем могла бы стать для тебя та, которую ты избрал вместо меня? Берник. Во всяком случае, я знаю, что она никогда не была для меня тем, в чем я нуждался. Лона. Потому что ты никогда не посвящал ее в свои интересы, не установил между нею и собою правдивых, свободных отношений, предоставлял ей мучиться, упрекать себя за тот позор, который ты сам же обрушил на ее родных. Берник. Да, да, да, это все последствия лжи и обмана. Лона. Ну так почему же ты не сбросишь с себя всю эту ложь и обман? Берник. Теперь?.. Теперь поздно, Лона. Лона. Скажи мне, Карстен, какое удовлетворение можешь ты найти в этом показном благополучии и обмане? Берник. Я? Никакого. Я осужден погибнуть, как и все это исковерканное общество. Но за нами идет другое поколение; я работаю для сына, подготовляю ему дело жизни. Придет же время, когда истина скрепит все общественные отношения и на ее основе мой сын построит свою жизнь... более счастливую, чем жизнь его отца. Лона. А фундаментом все-таки останется ложь? Подумай, какое наследство ты оставляешь своему сыну. Берник (подавив взрыв отчаяния). Я оставляю ему наследство еще в тысячу раз хуже, чем ты полагаешь. Но когда-нибудь проклятие будет снято!.. И все-таки... (Порывисто.) Как могли вы обрушить все это на мою голову?.. Но дело сделано. Отступать поздно. Не удастся вам погубить меня. Xильмар, встревоженный, с распечатанной запиской в руке, быстро входит справа. Хильмар. Да ведь это же... Бетти, Бетти! Берник. Что там? Идут уже? Хильмар. Нет, нет, но мне необходимо поговорить с кем-нибудь... (Уходит налево.) (*356) Лона. Карстен, ты говоришь, что мы приехали погубить тебя? Ну так слушай же, какого он закала, этот блудный сын, которого ваше благонравное общество чурается, как зачумленного. Ему больше нет дела до вас, он уехал... Берник. Но он хотел вернуться. Лона. Йухан никогда не вернется. Он уехал навсегда, и Дина с ним. Берник. Не вернется? И Дина с ним? Лона. Да, она выходит за него замуж. Они дают пощечину всему вашему высоконравственному обществу, как я когда-то... Но довольно! Берник. Уехал... и она... она отправилась с ним... на "Индианке"? Лона. Нет, такой драгоценный груз он не посмел доверить этой необузданной шайке. Йухан с Диной отправились на "Пальме". Берник. А!.. Значит... напрасно... (Быстро подходит к кабинету, порывисто отворяет дверь и кричит.) Крап! Остановите "Индианку"! Она не должна выходить в море сегодня! Крап (из кабинета). "Индианка" уже в море, господин консул. Берник (затворяет дверь и говорит упавшим голосом). Поздно... и напрасно... Лона. Что ты говоришь? Берник. Ничего, ничего. Оставь меня... Лона. Гм... Послушай, Карстен, Йухан просил передать тебе, что он теперь поручил мне заботу о своем добром имени, которым он когда-то пожертвовал ради тебя и которое ты вторично отнял у него в его отсутствие. Йухан будет молчать, но предоставил мне полную свободу действий. Вот оба твои письма у меня в руках. Берник. У тебя! И теперь... ты хочешь... как раз сегодня... может быть даже, когда торжественное шествие... Лона. Я приехала сюда не уличать тебя, а встряхнуть тебя нравственно, чтобы ты сам сознался. Этого не удалось. Косней же во лжи. Смотри, я рву твои письма... Бери клочки, вот они. Теперь нет больше улик против тебя, Карстен. Теперь ты в полной безопасности. Будь счастлив... если можешь. (*357) Берник (глубоко потрясенный). Лона... зачем ты не сделала этого раньше! Теперь поздно. Вся жизнь моя теперь разбита. Я не человек больше. Лона. Да что же случилось? Берник. Не спрашивай... Но жить я все-таки должен... и я х о ч у жить... ради Улафа. Он поправит... искупит все... Лона. Карстен? Xильмар возвращается бегом. Xильмар. Никого нет, никого, и даже Бетти! Берник. Да что с тобой? Xильмар. Не смею сказать тебе. Берник. Что такое?! Ты должен сказать! Xильмар. Ну, хорошо. Улаф бежал на "Индианке". Берник (пошатнувшись). Улаф... на "Индианке"? Нет, нет! Лона. Должно быть, так. Теперь я понимаю... Я видела, как он выскочил из окна... Берник (в дверях кабинета кричит в полном отчаянии). Крап, остановите "Индианку" во что бы то ни стало! Крап (выходя из кабинета). Невозможно, господин консул. Вы же сами знаете... Берник. Мы должны ее остановить! Улаф там. Крап. Что вы говорите! Руммель (тоже выходя из кабинета). Улаф бежал? Не может быть! Санстад (выходит). Его вернут с лоцманом, господин консул. Xильмар. Нет, нет, он мне пишет (показывает записку), что будет сидеть в трюме, пока судно не выйдет в открытое море. Берник. Я его никогда больше не увижу! Руммель. Что за чепуха! Хорошее, прочное судно, только что отремонтированное... Вигеланн (вышедший за другими). ...На вашей собственной верфи, господин консул! Берник. Говорю вам, я никогда больше его не увижу! Я лишился его, Лона, и теперь я вяжу... он никогда не был моим. (Прислушивается.) Что это такое? (*358) Руммель. Музыка. Шествие приближается. Берник. Я не могу, я не хочу никого принимать! Руммель. Что ты! Невозможно! Санстад. Невозможно, господин консул. Подумайте, что вами поставлено на карту! Берник. А что мне теперь до всего этого! Для кого мне теперь трудиться? Руммель. Как ты можешь спрашивать! Для всех нас, для общества. Вигеланн. Верно. Санстад. И вы, вероятно, не забыли, господин консул, что и мы... Марта входит слева. Издали доносятся звуки музыки. Марта. Идут, а Бетти нет дома. Не понимаю, куда она... Берник. Нет дома? Вот видишь, Лона, мне не на кого опереться - ни в радости, ни в горе. Руммель. Убрать занавеси! Пожалуйста, помогите мне, господин Крап... и вы, господин Санстад. Какая досада, что семья именно сейчас вся в разброде! Совсем не по программе! Отдергивают занавеси на окнах и на дверях. Вся улица иллюминована. На противоположном доме красуется большой транспарант с надписью: "Да здравствует Карстен Берник, столп нашего общества!" Берник (испуганно отшатывается). Прочь все это... Видеть не хочу! Потушите! Потушите! Руммель. Позволь спросить, ты в уме? Марта. Что с ним, Лона? Лона. Тсс! (Тихо говорит ей что-то.) Берник. Прочь, говорю! Это издевательство! Разве вы не видите - все эти огненные языки дразнят нас! Руммель. Признаюсь, однако... Берник. Да что вы понимаете?.. А я, я! Это погребальное шествие! Крап. Гм... Руммель. Однако послушай... ты уж слишком принимаешь к сердцу... Санстад. Мальчуган только прокатится через Атлантический океан - и снова дома. (*359) Вигеланн. Только положитесь на десницу всемогущего, господин консул. Руммель. И на судно, Берник! Ведь оно же не собирается тонуть. Крап. Гм... Руммель. Другое дело, будь это один из тех плавучих гробов, какие посылают крупные иностранные компании... Берник. Чувствую, что седею... Бетти, закутанная в шаль, входит из сада. Бетти. Карстен! Карстен! Ты знаешь?.. Берник.. Да, знаю!.. А ты... ты не видела ничего?.. Где у тебя были глаза? Ты - мать!.. Бетти. Выслушай меня! Берник. Почему ты не следила за ним? Теперь я лишился его. Верни мне его, верни, если можешь! Бетти. Да, да, верну! Он со мной! Берник. С тобой?.. Все. А-а!.. Хильмар. Я так и думал! Марта. Сын твой возвращен тебе, Карстен! Лона. Сумей же сохранить его себе! Берник (жене). Он с тобой? Правду ли ты говоришь? Где он? Бетти. Не скажу, пока ты не простишь его. Берник. А что тут прощать!.. Как же ты узнала? Бетти. Ты думаешь, мать слепа? Я только до смерти боялась, чтобы ты не узнал. Он вчера намекал... И когда я увидела, что его комната пуста и нет ни сумки, ни платья... Берник. Ну, ну?.. Бетти. Я побежала, захватила Эунэ, и мы с ним в его лодке... "Индианка" уже снималась с якоря, но мы, слава богу, поспели еще вовремя. Обыскали трюм и... нашли его. О Карстен, не наказывай его! Берник. Бетти! Бетти. И Эунэ тоже! Берник. Эунэ? При чем он? "Индианка" продолжила путь? (*360) Бетти. Нет, в том-то и дело. Берник. Говори, говори! Бетти. Эунэ был так же потрясен, как и я; поиски затянулись, стемнело уже, лоцман стал отказываться вести судно, и Эунэ решился... от твоего имени... Берник. Ну? Бетти. ...задержать корабль до завтра. Крап. Гм... Берник. Какое невыразимое счастье! Бетти. Ты не сердишься? Берник. Какое огромное счастье, Бетти! Руммель. Ты уж чересчур совестлив! Xильмар. Да, когда дело доходит до маленькой схватки со стихиями... ух! Крап (стоя у окна). Шествие уже входит в сад, господин консул. Берник. Теперь пусть идут. Руммель. Весь сад полон народу. Санстад. И вся улица битком набита. Руммель. Весь город на ногах, Берник. В самом деле, момент зажигательный! Вигеланн. Надо встретить его со смиренной душой, господин Руммель. Руммель. Все союзы налицо со своими знаменами. Какое шествие! А вот и сам комитет с Рерлуном во главе. Берник. Пусть теперь идут, говорю я. Руммель. Но послушай, ты теперь в таком возбуждении... Берник. Ну так что же? Руммель. Я, пожалуй, не прочь сказать за тебя... Берник. Нет, спасибо. Сегодня я сам буду говорить. Руммель. Да, но знаешь ли ты, что сказать? Берник. Будь спокоен, Руммель! Теперь-то я знаю, что сказать! Тем временем музыка стихает. Двери, ведущие на террасу, распахиваются. Рерлун входит во главе комитета, за ними двое наемных слуг несут закрытую корзину. Вся зала наполняется народом. В саду и на улице необозримая толпа, над которой вздымаются флаги и знамена. (*361) Рерлун. Достоуважаемый господин консул! По удивлению, написанному на вашем лице, я вижу, что мы, словно незваные гости, вторгаемся к вам, в ваш мирный дом, где вас окружает ваша счастливая семья, преданные и деятельные друзья и сограждане. Но нас увлекало искреннейшее желание выразить вам чувства нашего глубокого уважения и почтения. Не впервые приходится вам принимать выражения таких чувств, но еще в первый раз чествование принимает столь обширные размеры. Мы многократно приносили вам нашу благодарность за те прочные нравственные устои, на которых вы, так сказать, строите наше общество. Сегодня же мы чествуем вас особенно... как дальновидного, неутомимого, бескорыстного, даже самоотверженного гражданина, по инициативе которого возникает предприятие, обещающее, по мнению всех компетентных лиц, дать могучий толчок дальнейшему преуспеянию, процветанию и благоденствию общества. Многочисленные голоса из толпы. Браво! Браво! Рерлун. Господин консул! В течение многих лет вы служили всему нашему городу светлым примером. Я уже не говорю здесь о вашей образцовой семейной жизни или о ваших безукоризненных нравственных принципах, - это темы для тихой задушевной беседы, а не для торжественной публичной речи. Я говорю о вашей общественной деятельности, которая на виду у всех. Ваши верфи выпускают образцовые суда, которые несут свой флаг во все моря света. Многочисленная и счастливая семья рабочих видит в вас родного отца. Создав новые отрасли промышленности, вы положили основание благоденствию сотен семейств. Одним словом, вы - главнейший столп нашего общества в самом высоком значении этого слова. Голоса из толпы. Браво! Браво! Рерлун. И в наше время особенно отрадно и дорого видеть то чистое бескорыстие, которым отличается вся ваша деятельность. Теперь вы намерены дать нам, - да, почему бы не сказать этого прямо и просто? - железную дорогу. Многочисленные голоса из толпы. Браво! Браво! (*362) Рерлун. Предприятию этому, однако, по-видимому, суждено еще бороться с затруднениями, создаваемыми узкими и своекорыстными соображениями. Голоса из толпы. Слушайте! Слушайте! Рерлун. Сделалось небезызвестным, что некие личности, не принадлежащие к нашему обществу, опередив наших трудолюбивых сограждан, захватили в свои руки некоторые преимущества, которыми по праву должен был бы пользоваться наш город. Голоса из толпы. Да, да! Слушайте! Рерлун. Этот достойный сожаления факт, конечно, дошел и до вашего сведения, господин консул. Но, несмотря на это, вы непоколебимо преследуете вашу цель, памятуя, что истинному гражданину своего отечества не подобает заботиться только о местных интересах. Голоса из толпы. Гм!.. Нет! Нет!.. Да!.. Да!.. Рерлун. Итак, мы сегодня чествуем вас как гражданина государства, как такого человека, каким каждый должен был бы быть. Да послужит ваше предприятие к истинному и прочному благу общества. Правда, железная дорога может облегчить доступ к нам дурным элементам, но она же быстро может и избавить нас от них. Да и теперь мы не избавлены от вторжения таких дурных элементов извне. Но в том, что именно в этот торжественный вечер мы, если верить слухам, счастливо и скорее, чем надеялись, избавились от некоторых из них... Голоса из толпы. Тсс! Тсс! Рерлун. ...в этом я вижу доброе предзнаменование для предприятия. То же обстоятельство, что я решился затронуть подобный вопрос здесь, ясно доказывает, что мы находимся в доме, где нравственные принципы ставятся выше родственных отношений. Голоса из толпы. Слушайте! Браво! Берник (в то же время). Позвольте мне... Рерлун. Еще два слова, господин консул. Трудясь так долго на пользу города, вы, конечно, были далеки от мысли стяжать этим путем какую-либо осязательную награду для себя лично. Но это маленькое доказательство признательности ваших сограждан вы не вправе отклонить от себя, (*363) особенно в такую знаменательную минуту, когда мы, по уверению знающих людей, вступаем в новую эру. Многочисленные голоса из толпы. Браво! Слушайте, слушайте! Рерлун делает знак слугам, которые подносят корзину; члены комитета вынимают из нее и передают Рерлуну те предметы, о которых говорится ниже. Рерлун. Итак, господин консул, имеем честь поднести вам серебряный кофейный сервиз. Пусть он украшает ваш стол в те часы, когда мы будем иметь удовольствие, как часто бывало и прежде, собираться в вашем гостеприимном доме. И вас, господа, всегда с такой готовностью помогавших первому человеку в нашем городе во всех его предприятиях, мы также просим принять на память эти безделицы. Вот этот серебряный бокал назначен вам, господин Руммель. Вы не раз при звоне бокалов красноречиво защищали интересы общества. Пусть же почаще представляются вам случаи высоко поднимать и осушать этот бокал за общество! Вам, господин Самстад, позвольте передать этот альбом с карточками сограждан. Ваша известная, всеми признанная гуманность стяжала вам друзей во всех кругах общества. Вам же, господин Вигеланн, позвольте поднести это собрание проповедей на веленевой бумаге в роскошном переплете. Зрелость мысли, вырабатываемая годами, привела вас к глубоко серьезному взгляду на жизнь, и ваша многолетняя деятельность среди мирской суеты была облагорожена мыслью о другой, высшей жизни. (Обращаясь к толпе.) Затем, друзья мои, да здравствует консул Берник и его соратники! Да здравствуют столпы нашего общества! Вся толпа. Да здравствует консул Берник! Да здравствуют столпы общества! Ура! Ура! Ура! Лона. Желаю счастья, зять! Пауза. Напряженное ожидание. Берник (начинает серьезно и медленно). Сограждане! Ваш представитель сказал сейчас, что мы сегодня вступаем в новую эру, надеюсь, так оно и будет. Но для этого нам необходимо призвать на помощь истину - истину, которая (*364) до этого самого вечера почти не находила себе пристанища в нашем обществе. Удивление среди окружающих. Поэтому я прежде всего должен отклонить те похвалы, которыми вы, господин адъюнкт, по установленному обычаю, незаслуженно осыпали меня. Я их не заслуживаю, потому что не был бескорыстным деятелем. Если я не всегда гонялся за барышами, это правда, то зато я должен сознаться, что главной пружиной моей деятельности была жажда власти, влияния, почета. Руммель (взволнованно). Это еще что? Берник. Мне, впрочем, не в чем упрекать себя по отношению к моим согражданам, так как я думаю, что смело могу стать рядом с лучшими из них. Многочисленные голоса из толпы. Да, да, да! Берник. Но я упрекаю себя в том, что часто имел слабость сворачивать с прямого пути, зная и опасаясь известной мне склонности нашего общества искать во всем, что делает человек, дурной, задней мысли. И теперь мне приходится коснуться одного обстоятельства, связанного с этим. Руммель (с беспокойством). Гм!.. Гм!.. Берник. Здесь носятся слухи о массовой скупке земельных участков. Все эти участки скупил я, я один... Голоса из толпы (шепотом). Что он говорит? Консул? Консул Берник? Берник. Они пока в моих руках. Я, конечно, доверился своим сотоварищам, господам Руммелю, Вигеланну и Санстаду, и мы согласились между собой... Руммель. Неправда! Докажи, докажи!.. Вигеланн. Мы не входили ни в какие соглашения! Санстад. Скажите пожалуйста!.. Берник. Совершенно верно, мы еще не согласились насчет того, что я хочу сказать. Но я твердо надеюсь, что эти трое господ согласятся со мной, когда я скажу, что сегодня я пришел к решению распределить все эти участки путем обычной подписки на акции. Каждый, кто желает, может приобрести. (*365) Многочисленные голоса из толпы. Ура! Да здравствует консул Берник! Руммель (тихо Бернику). Какая низкая измена... Санстад (так же). Значит, надули нас... Вигеланн. Черт побери! Господи, что я говорю! Толпа (в саду). Ура! Ура! Ура! Берник. Тише, господа. Я не имею никакого права на такое чествование. Я ведь не сразу так решил. Первоначальным моим намерением было оставить все за собой. Да я и теперь того мнения, что все эти участки могут принести наибольшие выгоды, лишь находясь в одних руках. Но я предоставляю это дело на ваше решение. Если пожелаете, я готов вести его сам по мере сил и уменья. Голоса из толпы. Да, да, желаем! Берник. Но сперва, сограждане, вы должны узнать меня, каков я есть, до конца. Потом пусть каждый заглянет к себе в душу, и пусть сбудутся слова, что отныне мы вступаем в новую эру. Старое время, с его наружной мишурой, внутренней пустотой, лицемерием, показной моралью и жалкими соображениями, пусть станет для нас музеем, открытым для изучения. В этот же музей сдадим, - не так ли, господа? - и кофейный сервиз, и бокал, и альбом, и проповеди на веленевой бумаге в роскошном переплете. Руммель. Разумеется. Вигеланн (бормочет). Раз вы все забрали, то... Санстад. Сделайте одолжение! Берник. Теперь на очереди главный мой расчет с обществом. Было сказано, что мы сегодня благополучно избавились от некоторых дурных элементов. К этому я могу прибавить то, что еще не всем известно, а именно, что человек, о котором это было сказано, уехал не один. С ним отправилась, чтобы стать его женой... Лона (громко). Дина Дорф. Рерлун. Что? Бетти. Что ты говоришь? Сильное волнение. Рерлун. Бежала! Бежала... с ним! Не может быть! Берник. Чтобы стать его женой, господин адъюнкт. Прибавлю еще... (Тихо жене.) Бетти, соберись с духом, (*366) чтобы перенести! (Громко.) Прибавлю: господа, шапки долой перед этим человеком! Он великодушно взял на себя чужую вину. Сограждане, я сбрасываю с себя гнет лжи, которая могла отравить во мне каждый фибр души. Вы должны узнать все. Виновником того, что произошло пятнадцать лет тому назад, был я! Бетти (тихо, взволнованно). Карстен... Марта (так же). Ах, Йухан! Лона. Наконец-то ты победил себя! Безмолвное удивление остальных присутствующих. Берник. Да, сограждане, я был виноват, а он уехал. Злонамеренные и ложные слухи, разнесшиеся после, причинили зло, которого теперь уже нет возможности исправить: прошлого не вернешь, и я не смею роптать на это. Пятнадцать лет тому назад я пошел в гору благодаря этим слухам; суждено ли мне теперь пасть из-за них - это я предоставлю обдумать каждому. Рерлун. Какой страшный удар! Первый человек в городе!.. (Тихо Бетти.) О, как я жалею вас, сударыня! Хильмар. Такое признание! Ну, скажу я вам!.. Берник. Но только не надо решать сегодня. Прошу всех разойтись по домам, успокоиться и вникнуть в дело хорошенько. Когда возбуждение утихнет, тогда и окажется: проиграл я или выиграл своим признанием. Прощайте! Мне еще остается пожалеть о многом, многом, но это касается только моей совести. Доброй ночи! Прочь все украшения и праздничное убранство. Все мы чувствуем, что они здесь не у места. Рерлун. Действительно. (Тихо Бетти.) Бежала! Значит, она была все же совершенно недостойна меня! (Устроителям торжества.) Да, господа, после всего этого, полагаю, самое лучшее будет нам удалиться потихоньку. Хильмар. Ну как после этого человеку высоко держать знамя идеи? Ух! Общее перешептывание, и зала пустеет. Руммель, Санстад и Вигеланн также уходят в сад, горячо споря между собой вполголоса. Хильмар потихоньку скрывается направо. В зале остаются лишь Берник, его жена, Марта, Лона и управляющий Крап. Общее молчание. (*367) Берник. Бетти, можешь ли ты простить меня? Бетти (смотрит на него с улыбкой). Знаешь, Карстен, ты никогда не пробуждал во мне таких светлых надежд, как сегодня! Берник. Как? Бетти. Много лет я думала, что ты когда-то был моим, но потом я потеряла тебя. Теперь же я знаю, что ты никогда не был моим, но уверена, что будешь! Берник (обнимая ее). О Бетти, я уже твой! Благодаря Лоне я стал понимать тебя. Но пусть и Улаф придет сюда. Бетти. Хорошо, я приведу его. Господин Крап... (Что-то тихо говорит ему, и он уходит через террасу.) Во время следующей сцены все транспаранты и огни в саду и на улице понемногу потухают. Берник (тихо). Благодарю, Лона. Ты спасла для меня и во мне все, что было у меня лучшего. Лона. А чего же я и добивалась? Берник. Так или нет?.. Я все еще не вполне понял тебя. Лона. Гм... Берник. Значит, ты не из ненависти? Не ради мести?.. Зачем же ты приехала? Лона. Старая дружба не ржавеет. Берник. Лона! Лона. Когда Йухан рассказал мне про ту ложь, я поклялась, что герой моей юности снова восстанет передо мной честным и правдивым! Берник. Я дурной человек! Чем я заслужил от тебя это? Лона. Ну, если бы мы, женщины, спрашивали о заслугах, Карстен!.. Эунэ входит в сад с Улафом. Берник (бросаясь к нему). Улаф!.. Улаф. Папа, даю тебе слово, никогда больше... Берник. Не убегать? Улаф. Да, да, даю тебе слово, папа! (*368) Берник. И я даю тебе слово, что ты никогда больше не будешь иметь к тому повода. Учись и расти себе не как мой преемник, а просто как будущий человек, который найдет свою задачу в жизни. Улаф. И ты позволишь мне быть, чем я хочу? Берник. Позволю. Улаф. Спасибо. Так я не хочу быть столпом общества. Берник. Вот как? Почему? Улаф. Нет, это, должно быть, так скучно! Берник. Ты должен быть самим собою, Улаф, остальное все придет само... А вы, Эунэ... Эунэ. Знаю, господин Берник, - я уволен. Берник. Нет, вы останетесь, Эунэ, и... простите меня! Эунэ. Как? Ведь "Индианка" не идет сегодня! Берник. Она и завтра не пойдет. Я дал вам слишком короткий срок. Надо осмотреть судно основательнее. Эунэ. Слушаю, господин Берник! Пустим в ход новые машины! Берник. Это хорошо, но главное, чтобы работа была выполнена основательно и добросовестно. Многое у нас нуждается в основательном и добросовестном пересмотре. А теперь доброй ночи, Эунэ! Эунэ. Спокойной ночи, господин консул. Спасибо, спасибо вам! (Уходит налево.) Бетти. Ну, теперь все ушли. Берник. И мы одни. Имя мое не горит больше огненными буквами, все огни в окнах погасли... Лона. А ты бы желал, чтоб их снова зажгли? Берник. Ни за что на свете! До чего я дошел! Вы ужаснулись бы, если б узнали. Я теперь как будто очнулся после дурмана! Но я чувствую, что могу еще опять выздороветь и помолодеть! О, подойдите ко мне поближе! Ближе! Бетти! Улаф, мой мальчик! И ты, Марта!.. Я как будто совсем и не видал тебя все эти годы... Лона. Я думаю! Ваше общество - общество старых холостяков в душе; вы и не замечаете женщин. Берник. Правда, правда. И именно поэтому. Да, так решено, Лона, ты не уедешь от нас? Бетти. Да, не уезжай, Лона! (*369) Лона. Нет, куда мне теперь уезжать! Как бросить мне вас... молодую парочку, которая только-то собирается свить себе гнездо. Ведь моя судьба - быть приемной матерью. Мы с тобой, Марта, две старые тетки... Куда ты смотришь? Марта. Как небо прояснилось! Как светло над морем! Счастье сопутствует "Пальме". Лона. Счастье у ней на борту. Берник. А нам... нам предстоит длинный трудовой день, особенно мне. Но пусть он придет. Только не оставляйте меня вы, преданные, правдивые женщины! В эти дни я узнал также, что истинные столпы общества - это вы, женщины! Лона. Ну, твоя мудрость весьма ненадежна, зять! (Положив руку на его плечо, многозначительно.) Нет, дух правды и дух свободы - вот столпы общества! ---------------------------------------------------------------------------- Электронная версия подготовлена Волковой А.В. Публикуется по собранию сочинений в 4-тт., М.:Искусство, 1957. Материалы данного сайта не являются предметом коммерции. При частичном использовании данных материалов на просторах WEB, ссылка на сайт обязательна. Запрещается тиражирование в интернете полных версий материалов сайта, но возможен обмен. Обращайтесь по адресу: info@slovesnik.ru Коммерческое использование материалов допустимо только с разрешения авторов. С вопросами, предложениями и конструктивными замечаниями обращайтесь к автору сайта Волковой А.В.. По техническим вопросам - к вебмастеру Волкову А.П..