-----------------------------------------------------------------------
   Ernest Hemingway. Che Ti Dice La Patria? (1927) Пер. - Н.Георгиевская.
   В кн. "Эрнест Хемингуэй". М., "Правда", 1984.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 14 November 2000
   -----------------------------------------------------------------------

   * О чем говорит тебе родина? (итал.)



   Рано утром дорога через перевал была твердая, гладкая и еще не пыльная.
Внизу были холмы, поросшие дубом и каштановыми деревьями, а еще ниже вдали
- море. По другую сторону - снеговые горы.
   Мы спускались с перевала по лесистой  местности.  Вдоль  дороги  лежали
груды угля, а между деревьями виднелись шалаши угольщиков. Был  воскресный
день. Дорога то поднималась, то опускалась,  но  все  время  удалялась  от
перевала, шла через деревни и мелкие кустарники.
   За деревнями раскинулись виноградники. Они уже потемнели, и лоза  стала
жесткой  и  грубой.  Домики  были  белые,  а  на   улицах   люди,   одетые
по-праздничному, гоняли мяч. Вдоль домиков росли грушевые  деревья,  и  их
ветки на фоне белых стен  были  похожи  на  канделябры.  На  листьях  были
заметны следы опрыскивания, и на стенах еще  виднелись  пятна,  отливавшие
сине-зеленым  металлическим  блеском.  Вокруг  деревень   были   небольшие
расчищенные участки, где рос виноград, а за ними - леса.
   В деревне, в двадцати километрах от Специи, на площади собралась толпа.
Какой-то молодой человек с чемоданом в руке подошел к нашему автомобилю  и
попросил довезти его до Специи.
   - Только два места, и оба заняты, - сказал я.
   У нас был старый двухместный форд.
   - Я поеду на подножке.
   - Вряд ли вам будет удобно.
   - Ничего. Мне нужно в Специю.
   - Возьмем его? - спросил я Гая.
   - Он все равно увяжется, - ответил Гай.
   Молодой человек протянул нам в окно сверток.
   - Возьмите это к себе, - сказал он.
   Двое мужчин привязали  его  чемодан  поверх  нашего  сзади  машины.  Он
попрощался с ними за руку, сказав, что для фашиста и человека,  привыкшего
к  путешествиям,  не  существует  неудобств,  вскочил  на  левую  подножку
автомобиля, просунув правую руку в окно.
   - Можно ехать, - сказал он.
   Из толпы ему замахали. Он махнул в ответ свободной рукой.
   - Что он сказал? - спросил меня Гай.
   - Что мы можем ехать.
   - Хорош, а? - заметил Гай.
   Дорога шла вдоль реки. За рекой тянулись горы. Иней на  траве  таял  на
солнце. Холодный прозрачный воздух врывался через поднятый щит машины.
   - Интересно, как он там себя чувствует?
   Гай смотрел вперед. С  левой  стороны  наш  спутник  закрывал  от  него
дорогу. Молодой человек торчал на подножке  машины,  как  фигура  на  носу
корабля. Он поднял воротник пальто и нахлобучил шляпу. Нос его посинел  от
холода.
   - Может быть, это ему скоро надоест. С той стороны у нас садится  шина,
- сказал Гай.
   - Да он живо соскочит, если шина лопнет, - ответил я. - Он  не  захочет
испачкать в пыли свой дорожный костюм.
   - Ладно. Он мне не мешает, - сказал Гай. - Только здорово кренит машину
на поворотах.
   Леса кончились; река осталась позади;  дорога  пошла  в  гору;  вода  в
радиаторе кипела;  молодой  человек  со  скучающим  и  недоверчивым  видом
смотрел на пар и ржавую воду; машина кряхтела.  Гай  нажал  педаль  первой
скорости, толчок вперед, еще вперед, потом назад, опять вперед,  и  машина
взяла подъем. Кряхтенье прекратилось, и в наступившей тишине  слышно  было
только бульканье воды в радиаторе. Мы были  на  самой  высокой  точке  над
Специей и морем. Дорога стала спускаться короткими  крутыми  петлями.  Наш
попутчик свешивался на виражах, почти опрокидывая  на  себя  перегруженную
машину.
   - Нельзя же запретить  ему,  -  сказал  я  Гаю.  -  Ведь  это  инстинкт
самосохранения.
   - Великий итальянский инстинкт.
   - Величайший итальянский инстинкт.
   Крутыми поворотами, сквозь густую пыль, мы  спускались  к  морю.  Оливы
посерели  от  пыли.  Внизу  раскинулась  Специя.  Перед   городом   дорога
выровнялась, Наш попутчик просунул голову в окно.
   - Мне здесь надо сойти.
   - Стой, - сказал я Гаю.
   Мы  замедлили  ход  и  остановились  у  края  дороги.  Молодой  человек
соскочил, подошел сзади к машине и отвязал чемодан.
   - Ну, я останусь здесь. Теперь  у  вас  не  будет  неприятностей  из-за
пассажира. Мой сверток.
   Я протянул ему сверток. Он порылся в кармане.
   - Сколько с меня?
   - Ничего.
   - Почему?
   - Да так, - ответил я.
   - Ну что же, благодарю.
   Молодой человек не сказал: "благодарю вас", или "очень вам благодарен",
или "тысяча благодарностей", -  словом,  все  то,  что  полагалось  раньше
говорить в Италии человеку, который протягивал вам расписание поездов  или
объяснял, как пройти куда-нибудь. Он  выбрал  самое  сухое  "благодарю"  и
очень подозрительно посмотрел на нас, когда Гай тронул машину.  Я  помахал
ему рукой. Он был  слишком  преисполнен  собственного  достоинства,  чтобы
ответить. Мы въехали в город.
   - Этот молодой человек в Италии далеко пойдет, - сказал я Гаю.
   - Конечно, - ответил Гай. - На двадцать километров он уже продвинулся.


   ЗАВТРАК В СПЕЦИИ

   Мы заехали в Специю, чтобы закусить. Улица была широкая, дома высокие и
желтые. По трамвайным путям мы добрались до центра города. На стенах домов
виднелись  сделанные   при   помощи   трафарета   портреты   Муссолини   с
вытаращенными глазами, а под ними от руки "Vivas"; от двух V по стене  шли
брызги черной краски. Боковые улочки спускались к гавани. День был  яркий,
и все высыпали на улицу по случаю воскресенья. Мостовая  была  только  что
спрыснута, и струйки воды сбегали в пыли. Мы ехали вдоль  тротуара,  чтобы
не столкнуться с трамваем.
   - Выберем ресторанчик попроще, - сказал Гай.
   Мы затормозили около двух ресторанных вывесок. Наша машина остановилась
на противоположной стороне улицы.  Я  купил  газеты.  Оба  ресторана  были
рядом. Женщина, стоявшая  у  входа  одного  из  них,  улыбнулась  нам.  Мы
пересекли улицу и вошли.
   Внутри было темно. В глубине комнаты за столом  сидели  три  девушки  и
старуха. Прямо против нас за другим столиком сидел матрос. Он ничего не ел
и не пил. Еще дальше - молодой человек в синем костюме  писал  за  столом.
Волосы его  были  напомажены  и  блестели;  он  был  хорошо  одет  и  имел
франтоватый вид.
   Свет  проникал  через  входную  дверь  и  окно,  где  на  витрине  были
выставлены фрукты, овощи, ветчина. Одна из девушек подошла к  нам  принять
заказ, другая стояла в дверях. Мы заметили, что платье ее было  надето  на
голое тело. Девушка,  принимавшая  заказ,  обняла  Гая  за  шею,  пока  мы
рассматривали меню. Девушек было три, и они по очереди выходили и стояли в
дверях. Старуха, сидевшая в глубине комнаты за столом, пошепталась с ними,
и они снова уселись вместе с ней.
   В комнате была только одна дверь, которая вела в кухню. На  ней  висела
занавеска. Девушка, принявшая  заказ,  принесла  из  кухни  спагетти.  Она
поставила перед нами блюдо, подала  бутылку  красного  вина  и  подсела  к
столику.
   - Ну вот, - сказал Гай, - ты искал местечка попроще.
   - Да, здесь как будто совсем не просто. Скорее - наоборот.
   - Что вы говорите? - спросила девушка. - Вы немцы?
   - Южные немцы, - ответил я. - Южные немцы, приветливый, хороший народ.
   - Не понимаю, - сказала девушка.
   - Как здесь принято? - спросил  Гай.  -  Обязательно,  чтобы  она  меня
обнимала за шею?
   - Конечно, - ответил я.  -  Муссолини  уничтожил  публичные  дома.  Это
ресторан.
   На девушке было  надето  гладкое  платье.  Она  облокотилась  на  стол,
скрестила руки на груди и улыбнулась. С одной стороны лица  улыбка  у  нее
была привлекательнее, чем с другой,  и  она  все  время  поворачивала  эту
сторону к нам. Очарование этой  стороны  подчеркивалось  еще  тем,  что  с
другой нос ее был вдавлен, точно он был из теплого воска. Но, в  сущности,
ее нос не был похож на теплый воск.  Он  был  очень  холодный  и  твердый,
только сбоку немного вдавлен.
   - Я вам нравлюсь? - спросила она Гая.
   - Он обожает вас, - сказал я. - Только он не говорит по-итальянски.
   - Ich spreche deutsch [я говорю по-немецки (нем.)],  -  сказала  она  и
погладила Гая по волосам.
   - Гай, поговори с леди на твоем родном языке.
   - Откуда вы приехали? - спросила девушка.
   - Из Потсдама.
   - И побудете здесь?
   - В этой чудесной Специи? - спросил я.
   - Скажи ей, что мы собираемся уезжать. Скажи, что мы очень больны  и  у
нас нет денег, - сказал Гай.
   -  Мой  друг  -  закоренелый  женоненавистник.  Он  настоящий  немец  и
ненавидит женщин.
   - Скажите, что я люблю его.
   Я сказал.
   - Перестань болтать вздор, и давай лучше удерем, - продолжал Гай.
   Девушка обняла его другой рукой.
   - Скажите ему, что он мой.
   Я сказал.
   - Уйдем мы отсюда когда-нибудь или нет?
   - Отчего вы ссоритесь? - сказала девушка. - Вы не любите друг друга?
   - Мы немцы, - ответил я с гордостью. - Настоящие немцы с юга.
   - Скажите ему, что он красивый малый, - сказала девушка.
   Гаю тридцать восемь лет, и он слегка гордится тем, что во  Франции  его
принимают за путешествующего коммивояжера.
   - Ты красивый малый, - сказал я.
   - Кто это говорит? - спросил Гай. - Ты или она?
   - Конечно, она. Я всего-навсего переводчик. Ведь  только  потому  ты  и
взял меня с собой.
   - Хорошо, что это она, - сказал Гай. - А не  то  пришлось  бы  нам  тут
расстаться.
   - Ну что же. Специя - приятное местечко.
   - Специя? - спросила девушка. - Вы говорите о Специи?
   - Приятное местечко, - сказал я.
   - Это моя родина. Специя - мой родной город, а Италия - моя родина.
   - Она говорит, что Италия - ее родина.
   - Оно и видно, что это ее родина.
   - Что у вас на десерт? - спросил я.
   - Фрукты, - сказала она. - Есть бананы.
   - Бананы, пожалуй, можно, - заметил Гай. - Они хоть с кожурой.
   - Ах, он любит бананы, - сказала девушка. Она обняла Гая.
   - Что она говорит? - спросил Гай, отворачивая лицо.
   - Она радуется, что ты любишь бананы.
   - Скажи ей, что я не люблю бананов.
   - Синьор не любит бананов.
   - Ах, - сказала девушка упавшим голосом, - он не любит бананов.
   - Скажи ей, что я люблю утром холодную ванну.
   - Синьор любит холодную ванну по утрам.
   - Не понимаю, - сказала девушка.
   Сидевший против нас бутафорский моряк не  двигался  с  места.  Никто  в
комнате не обращал на него никакого внимания.
   - Дайте нам счет, - сказал я.
   - Нет, нет, останьтесь!
   - Послушай! -  сказал  франтоватый  молодой  человек  из-за  стола,  за
которым он писал. - Пускай они уходят, они ничего не стоят.
   Девушка взяла меня за руку.
   - Ну останьтесь! Попросите его остаться.
   - Нам нужно ехать, - сказал я. - Сегодня к вечеру мы должны  попасть  в
Пизу,  а  если  удастся,  то  и  во  Флоренцию.  Мы  можем   вечером   там
поразвлечься. Сейчас еще рано. Мы должны доехать засветло.
   - Отдохнуть немного - тоже хорошо.
   - Путешествовать необходимо при дневном свете.
   - Послушай, - сказал франтоватый молодой человек. -  Не  трать  с  ними
времени понапрасну. Говорю тебе, они ничего не стоят. Уж я-то знаю.
   - Подайте нам счет, - сказал я.
   Девушка взяла счет у старухи, вернулась обратно и села опять  за  стол.
Другая девушка вошла из кухни. Она прошла через  всю  комнату  и  стала  в
дверях.
   - Не трать с  ними  времени  понапрасну,  -  сказал  опять  франтоватый
молодой человек недовольным голосом. - Садись и ешь. Они ничего не стоят.
   Мы заплатили по счету и встали.  Все  девушки,  старуха  и  франтоватый
молодой человек сели вместе за  стол.  Бутафорский  моряк  сидел,  опустив
голову на руки. Пока мы завтракали, никто с ним  не  заговаривал.  Девушка
принесла нам сдачу, которую отсчитала старуха, и вернулась к своему  месту
за столиком. Мы оставили ей на чай и вышли. Когда мы сели в машину,  чтобы
двинуться в путь, девушка вышла и стала в дверях. Машина  тронулась,  и  я
махнул рукой девушке. Она не ответила, только посмотрела нам вслед.

Last-modified: Fri, 26 Jul 2002 06:04:30 GMT