"форда".
     Отмычка вошел в "Сент-Грегори"  с  уверенным  видом,  отдал  чемоданы
швейцару и зарегистрировался, как Б.У.Мидер из  Энн-Арбор,  штат  Мичиган.
Портье, увидев джентльмена в хорошо сшитом  костюме,  с  жестким,  точеным
лицом, явно говорившим о том, что приезжий привык повелевать,  уважительно
отнесся к нему и  предоставил  комнату  830.  Итак,  не  без  удовольствия
подумал Отмычка, теперь у меня уже три ключа от номеров "Сент-Грегори", об
одном в отеле знают, а о двух - нет.
     Комната 830, куда посыльный проводил его несколькими минутами  позже,
оказалась  идеальной.  Она  была  большая,  комфортабельная  и,   главное,
находилась всего в нескольких метрах от служебной лестницы, как  успел  по
пути заметить Отмычка.
     Оставшись один, он распаковал и аккуратно разложил свои вещи.  Затем,
решил он,  нужно  лечь  и  хорошенько  выспаться,  чтобы  приготовиться  к
серьезной работе, которая предстояла ему в эту ночь.
     К тому времени, как Питер Макдермотт спустился  в  вестибюль,  Кэртис
О'Киф уже разместился в своих апартаментах. Питер решил, что ему не  стоит
сейчас туда идти: порой чрезмерное внимание к гостю раздражает не  меньше,
чем недостаточное.  Кроме  того,  официально  гостя  будет  приветствовать
Уоррен Трент, а потому, убедившись, что хозяин гостиницы извещен о приезде
О'Кифа, Питер отправился в номер 555 навестить Маршу Прейскотт.
     Едва открыв дверь, он услышал ее голос:
     - Хорошо, что вы заглянули, а то я уже начала сомневаться, придете ли
вы вообще.
     На ней было платье без рукавов абрикосового цвета,  за  которым  она,
очевидно, посылала утром. Оно  свободно  сидело  на  ней.  Длинные  черные
волосы девушки были распущены и лежали по плечам - не то что вчера,  когда
они были уложены в затейливую  прическу,  от  которой,  правда,  мало  что
сохранилось. Во  всем  облике  этой  полуженщины-полуребенка  было  что-то
манящее, даже возбуждающее.
     - Простите, раньше зайти не мог. - Он одобрительно оглядел ее.  -  Но
вижу, что вы зря время не теряли.
     Она улыбнулась.
     - Я подумала, что вам может понадобиться пижама.
     - Она здесь просто на всякий случай, -  как  и  эта  комната.  Я  ими
пользуюсь очень редко.
     - Так мне сказала горничная, - заметила Марша. - Поэтому, если вы  не
возражаете, я хотела бы остаться здесь, по крайней мере, еще на одну ночь.
     - Вот как? А могу я поинтересоваться - зачем?
     - Я и сама не знаю. - Они стояли друг против друга; она помедлила.  -
Мне хочется прийти в себя после  того,  что  произошло  вчера,  а  лучшего
места, пожалуй, не найдешь.
     Но истинной причиной (она-то это  знала)  было  желание  подольше  не
возвращаться в огромный пустой особняк в Садовом районе.
     Он с сомнением мотнул головой.
     - А как вы себя чувствуете?
     - Лучше.
     - Рад это слышать.
     - Правда, за  несколько  часов  такое  из  памяти  не  вычеркнешь,  -
призналась Марша, - и теперь я понимаю, как глупо я поступила, что  вообще
приехала сюда. Вы были совершенно правы.
     - Я вам этого не говорил.
     - Да, но подумали.
     - Если и подумал, то зря: мне следовало бы помнить, что все мы  порой
попадаем в трудные ситуации. - Они помолчали.  Затем  Питер  предложил:  -
Давайте присядем. - И когда они удобно устроились в креслах, продолжал:  -
Надеюсь, вы теперь расскажете мне, как все было...
     - Я так и думала, что вы об этом спросите. - И с прямолинейностью,  и
которой он уже начал привыкать, она добавила: - Вот только не знаю,  нужно
ли мне это делать.
     Накануне вечером, рассудила  Марша,  она  была  потрясена,  уязвлена,
физически измотана. Теперь же, когда потрясение прошло, она подумала,  что
гордость ее пострадает меньше, если она будет молчать, а не возмущаться. К
тому же, протрезвев, Лайл Дюмер и его дружки,  вернее  всего,  не  захотят
хвастаться тем, что они пытались совершить накануне.
     - Я, конечно, не могу заставить вас говорить, - сказал  Питер,  -  но
помните, если это сойдет им с рук,  то  рано  или  поздно  они  попытаются
повторить - не с вами, так с кем-нибудь другим. - В глазах Марши вспыхнула
тревога. - Я не знаю, - продолжал  он,  -  кто  эти  вчерашние  ребятаваши
друзья или нет. Но  даже  если  это  ваши  друзья,  я  не  вижу  оснований
выгораживать их.
     - Один из них был моим другом. Так, по крайней мере, мне казалось.
     - Друзья или не друзья, - продолжал гнуть  свою  линию  Питер,  -  но
подумайте, что они пытались совершить и наверняка совершили бы, не окажись
поблизости Ройса. А когда они поняли, что попались, все  четверо  кинулись
наутек, словно крысы с тонущего корабля, и бросили вас.
     - Вчера вечером, - сказала Марша, пытаясь его прощупать, -  по-моему,
вы говорили, что знаете фамилии двух ребят.
     - Номер был записан за Стэнли Диксоном. Фамилия второго - Дюмер.  Они
там были?
     Она кивнула.
     - Кто же был зачинщиком?
     - Кажется... Диксон.
     - Ну, так расскажите все по порядку.
     Марша понимала, что она уже не властна сама решать, рассказывать  или
нет. У нее было такое чувство, будто чужая воля повелевала  ею.  Это  было
что-то  новое,  и,  самое  странное,  ей  это   нравилось.   Она   покорно
восстановила цепь событий, начиная с  того  момента,  когда  она  покинула
танцевальный зал, и кончая появлением Алоисиуса Ройса.
     Лишь дважды Питер Макдермотт прерывал Маршу. Видела  ли  она  женщин,
которые находились в соседней  комнате  и  о  которых  говорили  Диксон  и
другие? - спросил он. И не заметила ли она кого-либо из служащих отеля?  В
ответ на оба вопроса Марша отрицательно почачала головой.
     Под конец у нее появилось желание рассказать ему все. Дело в том, что
ничего не случилось бы, сказала Марша,  если  бы  вчера  не  был  день  ее
рождения.
     Питер удивился.
     - Вчера у вас был день рождения?
     - Да, мне исполнилось девятнадцать.
     - И вы пришли одна?
     Теперь, когда она столько уже ему открыла, не  было  смысла  что-либо
утаивать. И Марша рассказала о телефонном звонке из  Рима  и  о  том,  как
огорчил ее отец, заявив, что не сможет приехать.
     - Вы не должны на меня сердиться, -  выслушав  ее,  сказал  Питер.  -
Просто теперь мне легче понять, что произошло.
     - Больше это не повторится. Никогда.
     - Я в этом уверен. -  Он  перешел  на  деловой  тон.  -  А  теперь  я
собираюсь воспользоваться кое-какими сведениями, которые вы мне сообщили.
     - Каким образом? - с опаской спросила она.
     - Я вызову всех четверых - Диксона, Дюмера и  их  дружков  -  сюда  в
отель для разговора.
     - Они могут не прийти.
     - Придут! - Питер уже решил, что надо сделать, чтобы они пришли.
     Но Марша по-прежнему не была убеждена в правильности его решения.
     - Но ведь тогда многие об этом узнают! - сказала она.
     - Обещаю,  что  после  нашего  разговора  вероятность  сплетен  будет
меньшая, чем теперь.
     - Хорошо, - согласилась Марша. - Спасибо за  все,  что  вы  для  меня
сделали. - Ей почему-то стало удивительно легко.
     Ну вот, все оказалось намного  легче,  чем  он  предполагал,  подумал
Питер. Теперь, когда в руках у него была вся информация, ему не  терпелось
поскорее пустить ее в ход. Хотя, пожалуй, следовало бы еще какое-то  время
побыть с девушкой, чтобы она окончательно успокоилась.
     - Мне хотелось бы кое-что объяснить вам, мисс Прейскотт, - сказал он.
     - Меня зовут Марша.
     - Хорошо. А меня - Питер. - Он решил,  что  тут  можно  обойтись  без
формальностей, хотя ответственным служащим в отелях рекомендовалось  этого
избегать - подобная фамильярность была  допустима  лишь  с  завсегдатаями,
хорошо знакомыми тебе постояльцами.
     - В отелях, Марша, происходит многое, на что мы закрываем  глаза.  Но
когда случается нечто подобное, мы можем быть очень строги. В том числе  и
к нашим служащим, если выясняется, что они к тому причастны.
     Питер знал: по поводу всего, что затрагивает репутацию отеля,  Уоррен
Трент будет так же крут, как и он сам. Поэтому, что бы Питер ни предпринял
- при условии,  что  он  может  доказать  свои  обвинения,  -  это  найдет
решительную поддержку со стороны хозяина.
     Разговор с Маршей, по мнению Питера, дал ему все нужные козыри.
     Он встал и подошел к окну. Отсюда открывался вид на оживленную в  эти
утренние часы Канал-стрит. Все шесть рядов ее проезжей части  были  забиты
машинами - одни двигались медленно, другие - быстро; по широким  тротуарам
текла толпа покупателей. Группы людей  стояли  в  ожидании  на  обсаженном
пальмами  бульваре  посреди  улицы,   куда,   блестя   алюминием,   плавно
подкатывали автобусы с кондиционерами. Национальная ассоциация  борьбы  за
права цветного населения снова, как  он  заметил,  пикетировала  некоторые
магазины. "Не заходите сюда. Здесь  проводят  политику  дискриминации",  -
гласил один из плакатов, но были и другие. Люди с плакатами вышагивали  по
тротуару - поток прохожих обтекал их.
     - Вы ведь новичок в Новом Орлеане,  правда?  -  спросила  Марша.  Она
подошла и встала рядом с ним у окна. Он ощущал исходившее от нее  сладкое,
нежное благоухание.
     - В известной степени да. Со временем надеюсь узнать город лучше.
     - А я хорошо знаю историю этих мест, - вдруг  пылко  заявила  она.  -
Хотите, просвещу вас?
     - Ну что ж...  Я  купил  кое-какие  книжки.  Вот  только  времени  не
хватает.
     - Книжки прочитаете потом.  Сначала  лучше  все  самому  увидеть  или
услышать. Кроме того, мне  бы  хотелось  сделать  для  вас  что-то,  чтобы
показать, как я благодарна...
     - Это уж ни к чему.
     - Ладно, считайте, что мне так хочется. Пожалуйста! - Она дотронулась
до его локтя.
     Сам не зная, разумно ли он поступает, Питер сказал:
     - Это заманчивое предложение.
     - Прекрасно! Значит, решено. Завтра я устраиваю дома ужин. Как бывало
в добрые старые времена в Новом Орлеане. А потом мы сможем поговорить и об
истории.
     - Ох, нет... - запротестовал он.
     - Вы хотиге сказать, что завтра вы заняты?
     - Ну, не совсем.
     - В таком случае и это решено, - твердо заявила Марша.
     Прошлое Питера, боязнь возникновения интимных отношений с молоденькой
девушкой, к тому же клиенткой отеля, вынуждали его  колебаться.  Потом  он
подумал: нельзя отказаться - это будет грубо. Ничего  предосудительного  в
том, что он принимает приглашение на ужин, нет. В конце концов,  там  ведь
будут и другие люди.
     - Если хотите, чтобы я пришел, - сказал  он,  -  выполните  одну  мою
просьбу.
     - Какую?
     - Поезжайте домой, Марша. Уйдите из отеля и поезжайте домой.
     Взгляды их встретились. И он снова подумал о том, как  она  молода  и
хрупка.
     - Хорошо, - сказала она. - Я сделаю так, как вы хотите.
     Питер Макдермотт все еще раздумывал об  этой  встрече,  когда  спустя
несколько минут вернулся к себе в кабинет. Все-таки удивительно, что такая
молоденькая девушка, родившаяся с длинным перечнем преимуществ, которые на
золотом блюде преподнесла ей судьба, - была столь одинокой и  заброшенной.
Даже при том, что отец ее находится за границей, а мать  бросила  семью  -
Питер слышал о многократных браках  бывшей  миссис  Прейскотт,  -  неужели
нельзя обеспечить безопасность и благополучие девушки. "Если бы я  был  ее
отцом, - подумал Питер, - или братом..."
     Ход его мыслей оборвала Флора Йетс, некрасивая, веснушчатая  женщина,
работавшая  у  него  секретаршей.  В  пухлых  коротких  пальцах,  с  такой
скоростью бегавших по клавишам пишущей машинки, что за ней  никто  не  мог
угнаться. Флора держала несколько листков, на которых было  записано,  кто
звонил ему по телефону.
     - Есть что-нибудь срочное? - спросил Питер, кивнув головой на бумаги.
     - Более или менее. Но все это может подождать до второй половины дня.
     - Хорошо, пусть ждет. Я просил кассира прислать мне  счет  по  номеру
тысяча сто двадцать шесть - двадцать семь. На имя Стэнли Диксона.
     - Вот он. - Флора вытянула папку из стопки, лежавшей на столе Питера.
- К нему приложена смета из столярной  мастерской  с  указанием  стоимости
ремонта поврежденной мебели. Я сколола оба счета вместе.
     Питер просмотрел документы. Счет за номер  вместе  с  оплатой  буфета
составлял семьдесят пять долларов. В смете  столяра  стояла  сумма  в  сто
десять долларов.
     - Узнайте номер телефона  по  этому  адресу,  -  распорядился  Питер,
указывая на счет. - Скорей всего, он зарегистрирован на имя отца.
     На столе лежала сложенная газета - он до сих пор никак не мог выбрать
время, чтобы ее просмотреть. Это был утренний выпуск "Таймс-Пикайюн". Пока
Флора выполняла его поручение,  он  раскрыл  газету  -  в  глаза  бросился
заголовок, набранный  жирным  шрифтом.  Произошедший  накануне  несчастный
случай обернулся двойной трагедией: рано  утром  в  больнице  умерла  мать
ребенка, которого задавило машиной. Питер быстро  пробежал  отчет:  в  нем
сообщались подробности того, что рассказал полицейский, когда остановил их
с Кристиной на дороге. "Пока, - говорилось в отчете, - ни о машине,  ни  о
том, кто сидел за  рулем,  ничего  выяснить  не  удалось.  Однако  полиция
склонна  верить  показаниям  одного  из  прохожих,  пожелавшего   остаться
неизвестным, который заявил, что заметил "низкую черную машину,  мчавшуюся
на большой скорости", через несколько секунд  после  несчастного  случая".
Полиция города и штата, добавляла "Таймс-Пикайюн", объявила по всему штату
розыск поврежденного автомобиля, отвечающего описанию.
     Интересно, читала ли Кристина это сообщение, подумал  Питер.  У  него
было такое  чувство,  словно  несчастный  случай  имел  к  ним  отношение,
поскольку оба они, хоть и недолго, но все же были на месте происшествия.
     Вошла Флора с номером телефона, и  мысли  Питера  вернулись  к  более
неотложным делам.
     Он отбросил газету и по городскому телефону набрал  указанный  номер.
Низкий мужской голос ответил:
     - Особняк Диксонов.
     - Я хотел бы поговорить с мистером Стэнли Диксоном. Он дома?
     - Разрешите осведомиться, сэр, кто его просит?
     Питер назвал свое имя и добавил:
     - Из отеля "Сент-Грегори".
     Наступило молчание; послышались удаляющиеся неторопливые шаги,  затем
те же шаги вернулись.
     - Извините, сэр. Мистер Диксон-младший не может подойти к телефону.
     Питер не стал сдерживаться.
     - Тогда передайте ему  вот  что:  если  он  не  соизволит  подойти  к
телефону, я немедленно позвоню его отцу.
     - Наверно, так оно будет...
     - Пойдите и передайте ему то, что слышали.
     Питер чувствовал, что слуга колеблется. Потом до него донеслось:
     - Слушаюсь, сэр. - И шаги снова удалились.
     Наконец раздался щелчок, и сердитый голос произнес:
     - Стэнли Диксон у телефона. В чем дело?
     - Дело в вашем поведении прошлой ночью, - резко ответил Питер. -  Вас
удивляет мой звонок?
     - Кто вы такой?
     Питер снова назвал себя и сказал:
     - Я уже беседовал с мисс Прейскотт. А теперь хотел бы побеседовать  с
вами.
     - Вы уже беседуете со мной, - огрызнулся Диксон. - Что вам еще надо?
     - Я хочу говорить с вами не по телефону, а в отеле, в моем  кабинете.
- Юнец что-то буркнул, но Питер пропустил это мимо ушей. - Так я  жду  вас
завтра в четыре, вместе с остальными тремя. Прихватите и их с собой.
     Реакция была быстрой и бурной:
     - Черта с два я это сделаю! Кто бы ты там ни был, приятель, ты  всего
лишь гостиничный холуй, а холуи мне пока еще не приказывали. Да и вообще я
бы на твоем месте поостерегся,  потому  как  мой  старик  лично  знаком  с
Уорреном Трентом.
     - К вашему сведению, я уже доложил о случившемся мистеру  Тренту.  Он
предоставил мне полную свободу действий, равно как  и  решение  вопроса  о
том, надо ли возбуждать  против  вас  уголовное  дело.  Хорошо,  теперь  я
передам ему, что вы предпочитаете втянуть в это дело вашего отца.  Так  на
этом и порешим.
     - Подождите! - Слышно было, как Стэнли тяжело задышал,  потом  сказал
уже менее враждебно: - Завтра в четыре у меня занятия.
     - Придется пропустить, - сказал  Питер,  -  и  тем  троим  тоже.  Мой
кабинет - на бельэтаже. И запомните: ровно в четыре.
     Положив трубку, Питер поймал себя на мысли о том, что  с  нетерпением
ждет этой встречи.
     Возле кровати герцогини Кройдонской  валялись  разрозненные  страницы
утренней газеты. Она уже внимательно прочитала почти все и теперь  лежала,
откинувшись на подушки. Мысль ее работала напряженно: герцогиня  понимала,
что сейчас, как никогда, ей нужна вся ее воля и находчивость.
     На столике рядом с кроватью стоял поднос с завтраком, - герцогиня уже
поела и отодвинула его в сторону. Даже  в  самые  тяжелые  минуты  она  не
страдала отсутствием аппетита. Это  была  привычка,  приобретенная  еще  в
детстве в родовом замке, бывшем аббатстве Фоллингбрук, где завтрак  всегда
состоял из нескольких блюд, ибо  после  галопа  по  окрестностям  хотелось
плотно поесть.
     Герцог один позавтракал в гостиной и несколько минут назад вернулся в
спальню. Как только принесли газету, он тотчас с жадностью  набросился  на
нее. И сейчас, в красном халате, надетом поверх пижамы,  нервно  ходил  по
комнате, время от времени ероша и без того растрепанные волосы.
     -  Ради  бога,  перестаньте  ходить!  -  Голос  его  жены  звенел  от
напряжения. - Я не могу думать, когда  вы  топаете  тут,  как  жеребец  на
ипподроме в Эскоте.
     Герцог повернулся к  жене  -  лицо  его,  освещенное  ярким  утренним
солнцем, вдруг постаревшее, выражало отчаяние.
     - Думай не думай, какой от этого толк? Теперь уже ничего не изменишь.
     - Думать никогда не вредно - только думать как  следует  и  в  нужном
направлении. Потому одни добиваются успеха в делах, а другие нет.
     Рука герцога снова прошлась по волосам.
     - С прошлой ночи ничего не изменилось к лучшему.
     - Но ведь и хуже не стало, - весьма резонно  возразила  герцогиня.  -
Пока и на том спасибо. Мы все еще здесь, и пока никто на нас не посягает.
     Герцог устало покачал головой. Видно было,  что  ночью  он  почти  не
спал.
     - Ну, и что?
     - Мне кажется, все это вопрос времени, - сказала герцогиня. - А время
на нашей стороне. Чем дольше ничего не случится... - Она помолчала,  потом
произнесла медленно, будто размышляя вслух: - Сейчас совершенно необходимо
привлечь к вам максимум внимания. Поставить вас в такое  положение,  чтобы
категорически исключить даже возможность подозрения.
     Словно по обоюдному согласию, оба супруга не вспоминали  о  вчерашней
ссоре.
     Герцог снова принялся шагать по комнате.
     - Единственное, что, пожалуй, могло бы сейчас помочь, - это сообщение
о моем назначении в Вашингтон.
     - Совершенно верно.
     -  Но  с  этим  нельзя  спешить,  если  Хэд  почувствует,   что   его
подталкивают, он так разбушуется, что на Даунинг-стрит слетит  крыша.  Это
чертовски деликатное дело.
     - И станет еще деликатнее, если...
     - Уж не кажется ли вам, что я этого не понимаю? Неужели, по-вашему, я
не думал, что самое правильное для нас - это сдаться? - В  голосе  герцога
Кройдонского звучали истерические нотки. Он  закурил  сигарету,  руки  его
дрожали.
     - Ну, нет, мы не станем сдаваться! - в противоположность мужу  тон  у
герцогини был решительный и  деловой.  -  Даже  премьер-министры  уступают
нажиму, если он исходит от людей, которым не откажешь. И Хэд не составляет
исключение. Я сейчас же позвоню в Лондон.
     - Зачем?
     - Поговорю с  Джеффри.  Попрошу  его  сделать  все  возможное,  чтобы
ускорить ваше назначение.
     Герцог с сомнением покачал головой: он не очень  верил  в  реальность
такой затеи. Ему уже не  раз  приходилось  наблюдать,  каким  удивительным
влиянием  обладала  семья  его  жены.  И  все  же  он   счел   необходимым
предупредить ее:
     - Как бы ружье не выстрелило в нас самих, дорогая.
     - Необязательно. Джеффри, когда захочет, прекрасно умеет нажать,  где
следует. А если мы будем сидеть сложа руки, все может  обернуться  гораздо
хуже. - Долго не раздумывая, герцогиня взяла  трубку  телефона,  стоявшего
рядом с кроватью. - Лондон, пожалуйста. Лорда Сельвина. -  И  она  назвала
номер телефона в Мейфер.
     Минут  через  двадцать  раздался   долгожданный   звонок.   Герцогиня
высказала свою просьбу, на что  ее  брат,  лорд  Сельвин,  реагировал  без
всякого восторга. Сидя в другом конце  спальни,  герцог  отчетливо  слышал
низкий голос своего шурина, возмущенно возражавшего по телефону: "Ей-богу,
сестрица, ты только разворошишь змеиное гнездо, зачем тебе  это  нужно?  К
твоему сведению, назначение Саймона в Вашингтон теперь  -  весьма  далекая
история. Кое-кто в кабинете министров считает, что там нужен сейчас другой
человек. Я не говорю, что разделяю  их  мнение,  но  ведь  нельзя  на  это
закрывать глаза, правда?"
     - А если не нажимать, сколько может пройти времени до назначени я?
     - Точно трудно сказать, старушка. Но, насколько я понимаю, не одна  и
не две недели.
     - Нет, мы просто не можем так долго ждать, - настаивала герцогиня.  -
Поверь мне на слово, Джеффри, будет чудовищной ошибкой, если ты теперь  же
не попытаешься что-то предпринять.
     - Не вижу для этого никакой возможности, - голос  из  Лондона  звучал
явно недовольно.
     - То, о чем я прошу, жизненно важно не только для нас самих, но и для
всей семьи, - решительно заявила  герцогиня.  -  Надеюсь,  ты  можешь  мне
поверить.
     Наступило молчание, затем последовал осторожный вопрос:
     - Саймон рядом с тобой?
     - Да.
     - Так что же за всем этим кроется? Что он там натворил?
     - Даже если б я и знала,  что  тебе  ответить,  -  сказала  герцогиня
Кройдонская, - я едва ли стала бы это делать по междугородному телефону.
     Снова наступила пауза.
     - Что ж, обычно ты отдаешь себе отчет в  своих  действиях,  -  нехотя
признал ее брат. - В этом тебе нельзя отказать.
     Герцогиня поймала взгляд мужа, еле заметно  кивнула  ему  и  спросила
брата:
     - Я правильно тебя поняла, что ты выполнишь мою просьбу?
     - Очень мне этого не хочется, сестрица.  По-прежнему  не  хочется,  -
ответил лорд Сельвин. И тем не менее, помолчав, добавил: - Ну,  хорошо,  я
постараюсь.
     Перекинувшись еще несколькими словами, брат и сестра распрощались.
     Не успела герцогиня положить  трубку,  как  телефон  снова  зазвонил.
Супруги вздрогнули. Герцог нервно облизнул губы, в то время как  его  жена
произнесла:
     - Алло!
     - Герцогиня Кройдонская? - спросил чей-то гнусавый, тягучий голос.
     - Да, это я.
     - Говорит Огилви, начальник охраны  отеля.  -  В  трубке  послышалось
сопение, потом наступила тишина:  казалось,  звонивший  выжидал,  пока  до
собеседницы дойдет смысл его слов.
     Герцогиня тоже молчала. Видя, что пауза  затягивается,  она  довольно
резко спросила:
     - Так что же вам угодно?
     - Поговорить наедине. С вами и вашим мужем, - все так  же  растягивая
слова, без всяких околичностей изрек он.
     - Если это связано с отелем, то  вы  напрасно  звоните.  Мы  привыкли
иметь дело с мистером Трентом.
     - Что ж, свяжитесь с ним  -  потом  всю  жизнь  жалеть  будете.  -  В
холодном, наглом тоне чувствовалась несомненная уверенность.
     Герцогиня заколебалась. И тут заметила, что руки у нее дрожат. Все же
она нашла в себе силы произнести:
     - Сейчас мне неудобно вас принять.
     - А когда? - Снова молчание, снова сопение в трубке.
     И она поняла: что бы этот человек ни знал и чего бы он  ни  хотел,  -
перед ней большой мастер психологического нажима.
     - Возможно, несколько позже, - ответила герцогиня.
     - Хорошо. Я приду через час. - Теперь он уже не спрашивал, теперь  он
сам диктовал условия.
     - Но, может быть...
     Не дослушав ее возражений, человек повесил трубку.
     - Кто это звонил?  Что  ему  надо?  -  взволнованно  спросил  герцог,
подходя к жене. Изможденное лицо его побледнело еще больше.
     На секунду  герцогиня  закрыла  глаза.  Как  бы  ей  хотелось  сейчас
сбросить с себя бремя руководства и ответственности за  них  обоих,  чтобы
кто-то другой принимал решения. Она знала, что это пустая надежда,  ибо  с
тех пор, как она себя помнила, всегда все  лежало  на  ней.  Если  у  тебя
характер сильнее, чем у окружающих, - спасения нет. Еще до  замужества,  в
ее родной семье, где каждый  по-своему  обладал  сильным  характером,  все
инстинктивно оглядывались на нее, следовали ее примеру,  прислушивались  к
ее советам. Даже Джеффри, человек на  редкость  способный  и  своевольный,
всегда в конце концов подчинялся ей, как это  и  произошло  теперь.  Итак,
реальная жизнь брала свое, мгновенная слабость прошла.  Герцогиня  открыла
глаза.
     - Звонил детектив, который работает в отеле.  Он  требует,  чтобы  мы
приняли его через час.
     - Значит, ему все известно! О боже! Он знает все!
     - Он явно что-то знает. Но не сказал, что именно!
     Неожиданно герцог Кройдонский выпрямился, вскинул  голову,  распрямил
плечи. Руки у него перестали дрожать, губы упрямо сжались. Как и  накануне
вечером, перемена была  мгновенной,  точно  у  хамелеона.  И  он  спокойно
сказал:
     - Все-таки, наверное, лучше будет - даже теперь, -  если  я  пойду...
если я признаюсь...
     - Нет! Решительно и категорически - нет! Ни за что! - Глаза герцогини
сверкнули. - Поймите одно: вы ничем, абсолютно ничем не  сможете  хоть  на
йоту исправить положение. - Она немного помолчала и задумчиво добавила:  -
Мы ничего не будем предпринимать. Просто подождем прихода этого человека и
выясним, что он знает и какова его цель.
     Герцог, казалось, собрался возражать. Потом передумал и лишь невесело
кивнул  головой.  Запахнувшись  плотнее  в  свой  ярко-красный  халат,  он
прошаркал в соседнюю комнату. И через несколько минут  вернулся,  держа  в
руках два  стакана  с  неразбавленным  виски.  Один  из  них  он  протянул
герцогине.
     - Вы же знаете, еще слишком рано... - запротестовала она.
     - Неважно. Сейчас вам это необходимо.  -  И  он  с  заботливостью,  к
которой она совсем не привыкла, насильно всунул ей в руку стакан.
     От неожиданности она уступила, взяла стакан и выпила. Крепкий напиток
обжег, как огнем, у нее перехватило дыхание, но через несколько секунд  по
телу разлилось приятное тепло.
     - Как бы дела ни складывались, но не так уж все плохо.
     Кристина  Фрэнсис  сидела  за  своим  столом  в  приемной  Трента  и,
нахмурившись, читала письмо. Подняв глаза, она увидела в приоткрытой двери
весело улыбающееся лицо Питера Макдермотта.
     Лоб ее мгновенно разгладился.
     - Еще одна отравленная стрела, - сказала  она.  -  Но  когда  столько
неприятностей, одной больше, одной меньше - макая разница.
     - Такое настроение мне нравится. - И Питер протиснулся в дверь.
     Кристина внимательно оглядела его.
     - Выглядите вы на редкость свежим, если учесть, как мало вам пришлось
спать.
     Он усмехнулся.
     - Рано утром у меня уже было свидание  с  вашим  боссом.  А  это  как
холодный душ. Он еще не спускался?
     Она покачала головой и перевела взгляд на письмо, которое только  что
читала.
     - Когда он придет и увидит эту бумажку, она ему не понравится.
     - А что это - секрет?
     - Не совсем. Я думаю, вас это тоже касается.
     Питер опустился в кожаное кресло напротив ее стола.
     - Вы помните, месяц назад по Каронделет-стрит шел  человек  и  сверху
ему на голову упала бутылка? -  спросила  Кристина.  -  Его  тогда  сильно
поранило.
     Питер кивнул.
     - Просто позор! Бутылку выбросили из окна отеля - это несомненно.  Но
мы так и не нашли, кто это сделал.
     - А что был за человек тот, в кого она угодила?
     - Насколько я помню, милый человечек. Я с ним потом  разговаривал,  и
мы оплатили его счет в больнице. Хотя наши юристы  и  написали  письмо,  в
котором ясно говорилось, что это жест доброй воли, а  не  признание  нашей
ответственности перед ним.
     - Добрая воля не помогла. Он возбудил  иск  против  отеля  на  десять
тысяч долларов. Он обвиняет нас в том,  что  получил  нервное  потрясение,
физическое увечье, потерял заработок, и считает, что мы небрежно относимся
к своим обязанностям.
     - Ничего он не получит, - решительно заявил Питер. - Думаю, что это в
известной мере несправедливо. Но никакой надежды у него нет.
     - Почему вы в этом так уверены?
     - Потому что была уйма  подобных  случаев.  И  защитники  располагают
множеством прецедентов, на которые они могут сослаться в суде.
     - И этого достаточно, чтобы повлиять на решение?
     - Обычно бывает достаточно, - сказал он. -  В  последние  годы  закон
стал сильно опираться на логику. Например, классический случай произошел в
Питтсбурге,  в  отеле  "Уильям  Пенн".   Там   бутылка,   выброшенная   из
гостиничного  номера,  пробила  крышу  машины  и  попала  в  человека.  Он
предъявил отелю иск.
     - И не выиграл.
     - Нет. Проиграл в первой инстанции и подал апелляцию в верховный  суд
штата Пенсильвания. А там иск был отклонен.
     - Почему?
     -  Суд  вынес  решение,  что  отель  -  любой  отель   -   не   несет
ответственности за действия проживающих в нем лиц.  Разве  что  кто-то  из
администрации - ну, скажем, управляющий - заранее знал о том,  что  должно
произойти, и не попытался предотвратить такой поступок. - Питер насупился,
стараясь вспомнить что-то еще, и  продолжал:  -  Был  еще  один  случай  -
кажется, в Канзас-Сити. Несколько участников какого-то съезда выбросили из
своих комнат мешки для грязного белья, наполненные водой. Мешки лопнули, и
прохожие кинулись в разные стороны; при этом один из них угодил под колеса
проезжавшей мимо машины. Его сильно искалечило. Впоследствии он подал  иск
на отель, но так ничего и не получил. Есть и другие судебные постановления
- все в том же роде.
     - А откуда вам это известно? - полюбопытствовала Кристина.
     -  Кроме  всего  прочего,  в  Корнеллском   университете   я   изучал
гостиничное право.
     - В общем, по-моему, это ужасно несправедливо.
     -  В   отношении   пострадавшего   это   жестоко,   а   в   отношении
отелясправедливо. А вот те, кто вытворяет такое,  должны,  конечно,  нести
наказание. Вся загвоздка в том, что на улицу  выходит  столько  окон,  что
почти невозможно выяснить, кто это сделал. Поэтому в  большинстве  случаев
они и увиливают от ответственности.
     Кристина сосредоточенно слушала, опершись локтем на стол, положив  на
ладонь подбородок. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь полуприкрытые жалюзи,
ласкали ее рыжие волосы, зажигали в них искры. На мгновение она  о  чем-то
задумалась, и лоб ее перерезала морщинка. Питеру захотелось протянуть руку
и осторожно разгладить ее.
     - Я хочу все-таки понять, - сказала Кристина. - Значит, вы  говорите,
что по закону отель не несет ответственности за поступки клиентовдаже если
они направлены против других гостей?
     - В свете того, о чем мы сейчас говорили, бесспорно, не несет.  Закон
на этот счет вполне ясен, и действует он уже давно. Собственно,  многое  в
нашем законе взято из правил, действовавших в английских гостиницах еще  в
четырнадцатом веке.
     - Расскажите мне об этом.
     - Хорошо, но только вкратце. Первые  правила  были  учреждены,  когда
английские гостиницы представляли собой один большой зал,  отапливаемый  и
освещаемый камином, - там же все и  спали.  И  пока  гости  спали,  хозяин
обязан был защищать их от воров и убийц.
     - Что ж, вполне разумно.
     - Правильно. Это же вменялось хозяину в обязанность  и  тогда,  когда
стали расселяться по маленьким комнатам, потому что в них жили  обычно  не
по одному, а по нескольку совсем чужих друг другу людей.
     - Если вдуматься, - медленно проговорила Кристина, - то  не  скажешь,
что это был век, когда ценили уединение.
     - Это пришло позже - с появлением отдельных комнат, от которых гостям
вручали ключи. Тогда-то и были  пересмотрены  законы.  Теперь  уже  хозяин
обязан был оберегать своих гостей от взломщиков. А что могло  произойти  с
ними в комнатах или что они там вытворяли, за это он уже не отвечал.
     - Значит, все дело было в ключе?
     - Да и по сей день оно так, - сказал Питер. - Здесь закон остался без
изменений. Давая клиенту ключ, мы его  тем  самым  как  бы  узакониваем  в
правах - так было и в английских гостиницах.  Это  значит,  что  отель  не
может больше пользоваться его комнатой и не  имеет  права  никого  другого
туда поселить. В то же время отель не несет  ответственности  за  клиента,
как только он запер за собой дверь.  -  И  он  указал  на  лежавшее  перед
Кристиной  письмо.  -  Поэтому  нашему  другу  с  улицы  придется   самому
разыскивать того, кто бросил в него бутылкой. А не найдет, значит, ему  не
повезло.
     - Я и не знала, что вы такой энциклопедист.
     - Я вовсе не имел намерения бахвалиться, - сказал Питер. - И я думаю,
что У.Т. достаточно хорошо знает законы, но если ему нужны примеры,  то  у
меня где-то есть целый перечень прецедентов.
     - Наверное, он будет благодарен  вам  за  это.  Я  приложу  к  письму
записку на этот счет. - Она пристально посмотрела на Питера. - А  вам  все
это нравится, правда? Управлять  гостиницей,  заниматься  всякими  делами,
которые с этим связаны.
     - Да, - откровенно признался он. - Хотя все это нравилось бы мне  еще
больше, если бы тут можно было кое-что переделать. И может быть, произведи
мы эти изменения, Кэртис О'Киф и не понадобился бы.  Полагаю,  вы  знаете,
что он уже прибыл.
     - Вы семнадцатый, кто сообщает мне эту новость. По-моему,  телефон  у
меня зазвонил в тот момент, когда он вышел  из  машины  на  тротуар  перед
отелем.
     - Что ж, в этом нет ничего удивительного. Ведь многие задаются сейчас
вопросом: зачем он здесь? Вернее: когда нам официально сообщат,  зачем  он
сюда приехал.
     - Я уже сделала необходимые распоряжения относительно ужина,  который
Уоррен Трент устраивает в своих апартаментах  для  мистера  О'Кифа  и  его
спутницы. Вы ее видели? Говорят, пальчики оближешь.
     Питер покачал головой.
     - Меня сейчас куда больше  интересует  собственный  ужин  -  с  вами.
Поэтому-то я сюда и пришел.
     - Если это можно считать приглашением на сегодняшний вечер, то  скажу
вам: я свободна и голодна.
     - Прекрасно! - Он вскочил, и она сразу стала такой маленькой рядом  с
ним. - Я зайду за вами в семь. К вам на квартиру.
     Уже выходя из приемной, Питер заметил на столике  у  двери  сложенный
номер "Таймс-Пикайюн". Он остановился и увидел, что это все тот же номер с
набранным жирным шрифтом заголовком о несчастном случае, который он читал.
     - Вы уже видели? - сразу помрачнев, спросил он.
     - Да. Какой ужас, правда? Когда я читала, у меня было такое  чувство,
будто все это произошло у меня на глазах:  ведь  мы  проезжали  там  вчера
ночью.
     Он как-то странно посмотрел на нее.
     - Удивительно! У меня было точно такое же чувство. Оно не давало  мне
покоя ни вчера ночью, ни сегодня утром.
     - Почему?
     - Сам не знаю. Дело в том, что мне кажется, будто я что-то знаю  и  в
то же время не знаю. - Питер пожал плечами, как бы  отбрасывая  навязчивую
мысль. - Наверно, это действительно оттого, что мы с вами там проезжали. -
И он положил газету на место.
     Уже в дверях он обернулся и, улыбнувшись, помахал ей рукой.
     Во время обеденного перерыва  Кристина,  по  обыкновению,  попросила,
чтобы ей принесли из буфета сандвичи и кофе, и  поела  тут  же,  за  своим
столом. Пока  она  закусывала,  из  кабинета  вышел  Уоррен  Трент,  бегло
просмотрел почту и отправился в очередной обход отеля, который, как хорошо
знала Кристина, мог продолжаться несколько часов подряд. Заметив, какое  у
хозяина напряженное лицо, Кристина вдруг почувствовала к нему  жалость.  К
тому же он и шел, чуть прихрамывая, - значит, его опять скрутил радикулит.
     В половине третьего, оставив записку у одной из  секретарш,  Кристина
отправилась навестить Альберта Уэллса.
     Она поднялась на лифте до четырнадцатого этажа и  пошла  по  длинному
коридору, в глубине которого  увидела  коренастого  человека,  шедшего  ей
навстречу. Это был главный бухгалтер Сэм. Он  шагал  с  кислым  выражением
лица, держа в руке какую-то бумагу.
     - Вот, был у вашего больного приятеля, мистера Уэллса, -  сказал  он,
останавливаясь.
     - У вас такой вид, что вы вряд ли могли поднять ему настроение.
     - Честно говоря, - произнес Якубек,  -  он  мне  тоже  настроения  не
поднял. Дал мне эту бумажку, но одному богу известно, не липа ли это.
     Кристина взяла у Якубека листок. На нем  стоял  гриф  отеля,  в  углу
красовалось расплывшееся жирное пятно. Широкой размашистой  рукой  Альберт
Уэллс начертал на нем  распоряжение  в  банк  Монреаля  о  выдаче  двухсот
долларов и расписался.
     - Вроде такой тихонький, - сказал Якубек, - а на самом деле - упрямый
тип. Сначала вообще не хотел мне ничего давать. Заявил,  что  своевременно
уплатит по счету,  а  когда  я  сказал,  что  мы  можем  предоставить  ему
рассрочку, если потребуется, то и ухом не повел.
     - Люди  в  отношении  денег  обычно  бывают  щепетильны,  -  заметила
Кристина. - В особенности те, у кого их не так много.
     Бухгалтер нетерпеливо причмокнул языком.
     - Черт побери, да у большинства из нас денег немного.  А  у  меня  их
никогда нет. Но  люди  почему-то  считают  позорным  говорить  об  этом  в
открытую - а ведь, скажи они прямо, их могли бы и выручить.
     Кристина с сомнением смотрела на бумажку,  которую  отелю  предстояло
предъявить в банк.
     - А это можно считать законным документом?
     - Да, если в банке на счете  есть  деньги.  К  вашему  сведению,  при
желании чек можно выписать и на нотной  бумаге,  и  на  банановой  кожуре.
Однако большинство людей, у которых  в  банке  есть  счет,  имеют  чековые
книжки. Ваш друг Уэллс сказал, что куда-то засунул свою книжку и не  может
ее найти.
     Кристина возвратила бумажку Якубеку.
     - Знаете, что я думаю по этому поводу? - сказал Якубек. - Я думаю, он
честный человек и у него  действительно  есть  деньги,  но  мало,  и  ему,
видимо, придется залезть в долги, чтобы оплатить счета. Дело в том, что он
нам должен  уже  больше  половины  выписанной  суммы,  а  счет  на  оплату
медицинской сестры скоро проглотит и остальное.
     - Что же вы собираетесь делать?
     Главный бухгалтер почесал свою лысую голову.
     - Прежде всего придется позвонить в Монреаль и выяснить,  есть  ли  у
него деньги или же эта бумажка просто липа.
     - А что будет, Сэм, если она липовая?
     - Ему придется выехать из отеля - по  крайней  мере,  я  так  считаю.
Конечно, если вы поговорите с мистером Трентом и он примет иное решение, -
Якубек пожал плечами, - то это другое дело.
     Кристина отрицательно покачала головой.
     - Я не хочу беспокоить мистера Трента. Но все же я была бы вам  очень
признательна,  если  бы  вы  сказали  мне,  прежде  чем  станете   чтолибо
предпринимать.
     - Непременно, мисс Фрэнсис. - Главный бухгалтер кивнул и мелкими,  но
энергичными шажками пошел дальше.
     А Кристина через минуту уже стучала в номер 1410.
     Дверь  открыла  средних  лет  женщина  в  белом  халате  и   шапочке,
сосредоточенная, в толстых роговых очках. Кристина назвала себя.
     - Подождите, пожалуйста, здесь,  -  велела  ей  сестра.  -  Я  спрошу
мистера Уэллса, может ли он вас принять.
     Она  прошла  в  комнату,  и  Кристина  улыбнулась,   услышав   голос,
решительно заявивший:
     - Конечно, приму. Зачем вы заставляете ее ждать!
     - Если хотите немного отдохнуть, - предложила Кристина сестре,  когда
та вернулась, - я могу побыть с ним до вашего возвращения.
     - Даже и не знаю... - Женщина все еще колебалась, понемногу оттаивая.
     - Идите, идите, - сказал голос из комнаты. - Мисс Фрэнсис знает,  что
надо делать. Не то я бы вчера ночью загнулся.
     - Хорошо, - сказала сестра. - Я отлучусь всего на  десять  минут,  но
если я вам понадоблюсь, позвоните, пожалуйста в кафе.
     Альберт Уэллс так и просиял, увидев Кристину. Он полулежал в кровати,
поддерживаемый горой подушек. Всем своим видом - худенький, в  старомодной
ночной рубашке - он по-прежнему напоминал воробья, но сегодня это уже  был
бойкий воробышек, а не жалкий и съежившийся, как вчера.  Он  был  все  еще
бледен, но хотя бы не был уже болезненно-серым и дышал ровно - с  хрипами,
но без усилий.
     - Какая вы добрая, мисс, что пришли меня навестить, - смазал Уэллс.
     - Доброта тут ни при чем, - возразила Кристина. - Просто мне хотелось
узнать, мак вы себя чувствуете.
     - Спасибо, благодаря вам - намного лучше.  А  эта,  -  указал  он  на
дверь, за которой только что скрылась сестра, - настоящий дракон.
     - Но вам, наверно, такой дракон и нужен. - Кристина окинула  взглядом
комнату и осталась явно довольна. Все в ней, включая личные вещи  старика,
было аккуратно разложено. Поднос с  лекарствами  стоял  на  столике  возле
кровати. Баллон с кислородом,  сослуживший  такую  добрую  службу  прошлой
ночью, находился на прежнем месте,  но  импровизированную  маску  заменила
другая, специально предназначенная для этой цели.
     - Да, дело свое она знает, это верно, - согласился Альберт  Уэллс,  -
но в следующий раз я предпочел бы кого-нибудь посимпатичнее.
     Кристина улыбнулась.
     - Я вижу, вы действительно чувствуете себя лучше. - Она подумала,  не
рассказать ли ему о своем разговоре с  Сэмом  Якубеком,  но  воздержалась.
Вместо этого она спросила: - Вчера ночью вы сказали,  что  такие  приступы
начались у вас, еще когда вы были шахтером, это верно?
     - Да. У меня был тогда бронхит.
     - А вы долго работали шахтером, мистер Уэллс?
     - Больше, чем мне хотелось бы,  мисс.  И  забыть  об  этом  никак  не
удается - то одно напоминает, то другое. Например, бронхит.  Или  еще  вот
это. - Он вытянул на  одеяле  руки  ладонями  вверх,  и  Кристина  увидела
задубевшую кожу, пальцы, искривленные годами тяжелого физического труда.
     Под влиянием порыва Кристина наклонилась и погладила их.
     - Этим, по-моему, нужно гордиться, мистер Уэллс. Расскажите о себе  -
мне бы так хотелось послушать.
     Он отрицательно покачал головой.
     - Возможно, в другой раз, когда у вас будет  побольше  времени  и  вы
наберетесь терпения. Но  вообще-то  это  будет  стариковская  болтовня,  а
старики могут надоесть до смерти, дай им только возможность поболтать.
     Кристина села на стул у кровати.
     - Я терпеливая. И я не верю, что мне надоест вас слушать.
     Он усмехнулся.
     - В Монреале есть люди, которые вряд ли с вами согласятся.
     - Я часто пыталась представить себе,  какой  он  -  Монреаль.  Я  там
никогда не была.
     - Пестрый город, в котором всего  понемножку,  такой  же,  как  Новый
Орлеан.
     - Не потому ли вы и приезжаете сюда каждый  год?  -  спросила  она  с
любопытством. - Вам кажется, что похоже?
     Старик задумался, его костлявые плечи глубоко ушли в подушки.
     - Мне никогда это не приходило раньше в  голову,  мисс.  Наверное,  я
все-таки приезжаю сюда потому, что мне нравится все старомодное, а  теперь
осталось не так уж много мест, где это  можно  найти.  Таким,  к  примеру,
является ваш отель. Правда, и тут старина кое-где  начинает  уступать  под
натиском нового - вы это и сами видите. Но все же  здесь  чувствуешь  себя
как дома - я говорю это в самом хорошем смысле  слова.  Я  ненавижу  отели
крупных корпораций - они везде одинаковы. Все блестит и сверкает, а живешь
в них - точно на фабрике.
     Немного поколебавшись, Кристина решила, что события сегодняшнего  дня
все равно уже ни для кого не тайна, и сказала:
     - А у  нас  новости,  которые  вам,  очевидно,  не  понравятся.  Есть
опасения,  что  "Сент-Грегори"  в  недалеком  будущем  перейдет   в   руки
корпорации.
     - Мне будет очень жаль, если такое случится, - сказал Альберт  Уэллс.
- Хотя я уже  давно  предполагал,  что  ваш  отель  испытывает  финансовые
затруднения.
     - Откуда вы это узнали?
     Старик немного подумал и ответил:
     - В прошлый мой приезд, а возможно, и в позапрошлый, я уже видел, как
туго идут дела. А в  чем  сейчас  трудности:  банк  отказал  в  ссуде,  по
закладным нужно платить - что-нибудь в этом роде?
     Удивительные качества открываются в  этом  бывшем  шахтере,  подумала
Кристина: у него, оказывается, совершенно необыкновенное чутье.
     И, улыбнувшись, она сказала:
     - Я, видимо, наговорила вам больше, чем нужно. Но не сомневаюсь, и до
вас дойдет весть о том, что сегодня  утром  к  нам  прибыл  мистер  Кэртис
О'Киф.
     - О  нет!  Только  не  он!  -  На  лице  Альберта  Уэллса  отразилось
неподдельное беспокойство. - Если этот человек  приберет  к  рукам  и  ваш
отель, он станет точной копией всех прочих. Это будет фабрика, как  я  уже
говорил. "Сент-Грегори" нуждается в переменах, но не в таких.
     -  А  какие,  по-вашему,  тут  нужны  перемены,   мистер   Уэллс?   -
поинтересовалась Кристина.
     - Хороший администратор мог бы сказать вам больше, чем я, но и у меня
на этот счет есть кое-какие соображения. Я твердо знаю одно, мисс: публика
страдает массовыми психозами. Сейчас она жаждет хрома, блеска и чтобы  все
у всех было одинаково. Но со временем люди  от  этого  устанут  и  захотят
вернуться  к  старине  -  к  подлинному  гостеприимству,   к   своеобразию
характеров и обстановки; им захочется  чего-то  такого,  что  не  было  бы
точной копией уже виденного в пятидесяти городах и  ожидающего  их  еще  в
пятидесяти. Но вот беда: к тому времени, когда  они  одумаются  и  захотят
всего этого, многие хорошие заведения, включая, возможно,  и  этот  отель,
уже перестанут существовать. - Он помолчал, потом спросил: - Когда же  все
решается?
     -  Право,  не  знаю,  -  ответила   Кристина.   Она   была   поражена
проницательностью старика. - Только вряд ли мистер  О'Киф  пробудет  здесь
долго.
     Альберт Уэллс кивнул.
     - Да, насколько  мне  известно,  он  нигде  не  любит  задерживаться.
Действует быстро, особенно если что-то решит. Словом, могу лишь повторить:
мне будет очень жаль, и, если это произойдет, я сюда больше уже не приеду.
     - Нам будет недоставать вас, мистер Уэллс. Во  всяком  случае,  если,
конечно, я переживу грядущие изменения.
     - Переживете, мисс, и будете там, где вам  захочется.  Хотя,  если  у
некоего молодого человека есть  голова  на  плечах,  он  вам  не  разрешит
работать в отеле.
     Она рассмеялась, и  они  еще  немного  поговорили,  пока  в  комнату,
предварительно постучав, не вошла медицинская сестра.
     -  Спасибо,  мисс  Фрэнсис,  -  сказала  она   сухо.   Затем   весьма
недвусмысленно  посмотрела  на  часы.  -  Пора  моему  пациенту  принимать
лекарство и отдыхать.
     - Мне все равно уже надо идти, - сказала Кристина.  -  Я  навещу  вас
завтра утром, если не возражаете, мистер Уэллс.
     - Буду рад вас видеть.
     И он лукаво подмигнул ей.
     На столе Кристины лежала записка: ее просили позвонить Сэму  Якубеку.
Она набрала номер. Главный бухгалтер сам снял трубку.
     - Я звонил в монреальский банк, - сказал он. - И подумал, что вам это
будет небезынтересно. Похоже, что дела вашего знакомого в полном порядке.
     - Приятная новость, Сэм. А что они вам сказали?
     - Да как-то странно все получилось. Они, конечно, ничего не  сообщили
о том, сколько у него денег на счету: во всех банках одни и те же порядки.
Просто сказали, чтобы я представил чек к оплате. Я  тем  не  менее  назвал
сумму, но она их не  взволновала,  следовательно,  он  располагает  такими
деньгами.
     - Я очень рада, - сказала Кристина.
     - Я тоже, тем не менее я послежу, чтобы счет за  комнату  и  услугине
вырос в слишком большую сумму.
     - Это, Сэм, вы умеете. Чего-чего, а предусмотрительности у  вас  хоть
отбавляй, - засмеялась Кристина. - И спасибо, что позвонили.
     Кэртис О'Киф и Додо удобно разместились в отведенных  им  номерах,  и
Додо  тут  же  занялась  своим  любимым  делом:  принялась   распаковывать
чемоданы, в то время как О'Киф, усевшись в большей из двух гостиных, начал
изучать бумаги в голубой папке с надписью "Секретно. Отель "Сент-Грегори".
Предварительный доклад".
     Додо, тщательно обследовав великолепную корзину с  фруктами,  которую
по распоряжению Питера Макдермотта принесли в апартаменты, выбрала  яблоко
и начала его чистить, как вдруг телефон, стоявший у локтя О'Кифа, зазвонил
- вторично за эти  несколько  минут.  Первым  позвонил  Уоррен  Трент.  Он
вежливо приветствовал гостя, желая лично убедиться, все ли  в  порядке.  И
услышал искреннее признание:
     - Даже в наших отелях не могло бы быть лучше, дорогой Уоррен.
     После чего владелец "Сент-Грегори" пригласил Кэртиса О'Кифа вместе  с
Додо к себе на ужин.
     - С огромным удовольствием, - любезно согласился  магнат.  -  Кстати,
мне очень нравится ваш отель.
     - Вот этого я всегда и боялся, - сухо ответил Трент.
     О'Киф расхохотался.
     - Потолкуем сегодня вечером, Уоррен. Наверно, немного и о  делах,  но
больше всего мне хотелось  бы  просто  поболтать  с  великим  специалистом
гостиничного дела.
     Опустив трубку на рычаг, он увидел, что Додо  недоуменно  смотрит  на
него.
     - Послушай, Кэрти, если он такой великий  специалист,  почему  же  он
продает тебе свой отель?
     О'Киф ответил обстоятельно, как отвечал всегда,  хотя  заранее  знал,
что она все равно ничего не поймет:
     - Главным образом потому, что  времена  изменились,  а  он  этого  не
чувствует. Нынче недостаточно знать толк в гостиничном  деле  -  надо  еще
уметь считать.
     - Вот это да, - воскликнула Додо. - Какие огромные яблоки!
     Второй телефонный звонок раздался сразу же вслед за первымзвонили  из
автомата в вестибюле отеля.
     - Привет, Огден, - сказал О'Киф, когда звонивший  представился.  -  Я
как раз читаю ваш отчет.
     А в вестибюле, одиннадцатью этажами ниже, лысый человек с болезненным
цветом лица, похожий на бухгалтера, которым он, кстати, и был,  кивнул  из
стеклянной телефонной будки  своему  более  молодому  спутнику,  стоявшему
снаружи. Звали бухгалтера Огден Бейли, и жил он на Лонг-Айленде, но  здесь
в отеле он уже две недели  числился  как  Ричард  Фаунтейн  из  Майами.  С
понятной осторожностью он избегал пользоваться гостиничным телефоном и  не
звонил из своего номера на четвертом этаже. И сейчас, чуть понизив  голос,
он отчетливо произнес:
     - Там есть пункты,  которые  нам  хотелось  бы  несколько  расширить,
мистер О'Киф, и, кроме того, сообщить последние  сведения,  которые  могут
вам понадобиться.
     - Хорошо. Дайте мне еще четверть часа, потом приходите.
     Положив трубку, Кэртис О'Киф посмотрел на Додо и умилился.
     - Рад, что тебе доставляют такое удовольствие эти  фрукты,  -  сказал
он. - Не будь тебя, я немедленно положил бы  конец  всем  этим  фестивалям
плодов земных.
     - Не могу сказать, чтобы я так уж любила фрукты. - На О'Кифа смотрели
широко раскрытые, голубые, ясные, как у младенца,  глаза.  -  Но  ведь  ты
никогда их не ешь, так не пропадать же добру.
     - В отелях никогда ничего зря не пропадает, - сказал О'Киф. - То, что
оставит один, возьмет другой и вынесет с черного хода.
     - Вот мама у меня просто обожает  фрукты.  -  Додо  оторвала  веточку
винограда. - Она с ума бы сошла от такой корзины.
     О'Киф уже снова занялся было цифрами, но, услышав эту фразу,  отложил
листок.
     - А почему бы в таком случае не послать ей корзину фруктов? -  сказал
он.
     - Как? Сейчас?
     - Конечно. - И подняв телефонную трубку,  магнат  попросил  соединить
его со служащим отеля, занимающимся фруктами и цветами. -  Говорит  мистер
О'Киф. Это, очевидно, вы доставили фрукты в мои апартаменты.
     - Да,  сэр.  -  В  голосе  женщины  послышалось  беспокойство.  -  Вы
чемнибудь недовольны?
     - Напротив. Я хотел бы, чтобы такая же корзина была срочно послана  в
Акрон, штат Огайо. Стоимость впишите в мой счет. Одну минуту! - Он передал
трубку Додо. - Скажи им адрес и то, что хочешь передать своей матери.
     Додо  все  сказала,  как  он  велел,  и,  повесив  трубку,  в  порыве
благодарности бросилась ему на шею.
     - Ой, Кэрти, ты самый милый!
     Он положительно расцвел: приятно все-таки доставлять удовольствие.
     Вот ведь удивительная штука, подумал он, хотя  Додо  обожает  дорогие
подарки не меньше, чем любая из ее предшественниц, наибольшую радость она,
похоже, получает от сущих  пустяков,  как,  например,  сейчас,  когда  они
послали эту корзину фруктов.
     О'Киф покончил с бумагами из голубой папки, и  ровно  через  четверть
часа в дверь постучали. Додо открыла и ввела  в  гостиную  двух  мужчин  с
портфелями - Огдена Бейли,  того,  что  звонил,  и  второго,  Шона  Холла,
стоявшего у телефонной будки. Холл был копией  своего  начальника,  только
помоложе, но лет через десять, подумал О'Киф, у  него,  наверно,  появится
такой же болезненный цвет лица и сосредоточенный взгляд  от  нескончаемого
изучения балансовых отчетов и финансовых сводок.
     Магнат любезно поздоровался с обоими. Огден  Бейли  -  он  же  Ричард
Фаунтейн - был  человек  многоопытный,  занимавший  ключевое  положение  в
империи О'Кифа. Кроме того что это был отличный бухгалтер, он обладал  еще
удивительным даром -  поселится  в  каком-нибудь  отеле  и  по  прошествии
одной-двух недель осторожного наблюдения - обычно без ведома администрации
- представит своему боссу финансовый отчет, который потом совпадает вплоть
до мелочей с данными, полученными от самого отеля. Молодой Холл,  которого
Бейли нашел и обучил, проявлял такие же многообещающие способности.
     Оба вежливо отклонили предложение выпить чего-нибудь, в чем, впрочем,
О'Киф и не сомневался. Они  сели  на  диванчик  напротив  шефа,  держа  на
коленях портфели и дожидаясь сигнала, чтобы их  открыть.  Додо  на  другом
конце комнаты снова занялась фруктами - теперь она чистила банан.
     - Я рад, что вы смогли прийти, джентльмены, - сказал О'Киф, как будто
эта встреча не была запланирована несколько недель тому назально, пожалуй,
прежде чем приступить к делу, следует испросить помощи у всевышнего.
     И произнеся это,  владелец  корпорации,  натренированный  многолетней
практикой, легко опустился на колени и молитвенно сложил руки. Огден Бейли
смиренно последовал примеру шефа,  а  через  мгновение,  после  некоторого
замешательства, на колени опустился  и  молодой  Холл.  О'Киф  взглянул  в
сторону Додо - она все еще ела банан.
     - Дорогая,  -  тихо  сказал  он,  -  мы  собираемся  просить  господа
благословить наши намерения.
     Додо отложила банан.
     - О'кей, - сказала она покорно и встала с кресла, -  настраиваюсь  на
вашу волну.
     Бывали минуты - правда, давно, - когда эти бесконечные молебствия  ее
покровителя, устраиваемые порой  в  самое  неподходящее  время,  почему-то
раздражали Додо. Но постепенно она привыкла, как  привыкала  ко  всему,  и
теперь уже относилась к этому равнодушно. "В конце  концов,  -  призналась
она как-то подружке, - Кэртис - такая лапочка; ложусь же я с ним, когда он
хочет, так почему бы мне на колени не встать?"
     - Боже всемогущий, - начал Кэртис О'Киф нараспев, закрыв  глаза;  его
розовощекое волевое лицо приняло безмятежно-спокойное выражением  -  даруй
нам успех в наших начинаниях, да будет на то воля  твоя.  Благослови  нас,
господи, и помоги приобрести этот отель, названный в честь твоего  святого
"Сент-Грегори". Молим тебя, прибавь его к тем, которыми уже  управляет  во
славу твою преданный твой слуга. - Даже имея дело с  богом,  Кэртис  О'Киф
всегда шел прямо к цели. - Более того, - продолжал он,  запрокинув  голову
вверх, и молитва полилась полноводной рекой, - если будет на то воля твоя,
сделай так, чтобы произошло это быстро и без лишних  затрат  и  состояние,
которым  мы,  слуги  твои,  владеем,  не   оскудело   бы,   а,   наоборот,
приумножилось к вящей пользе твоей. Ниспошли свою благодать, господи, и на
тех, кто будет противостоять нам в этой  сделке,  чтобы  поступали  они  в
соответствии с волей твоей, наставь их на путь истинный,  чтобы  проявляли
они благоразумие и рассудительность во всех делах.  И,  наконец,  господи,
будь всегда с нами, содействуй успеху наших  начинаний  и  направляй  дела
наши так, чтобы мы могли  ими  способствовать  возвеличению  славы  твоей.
Аминь! Итак, джентльмены, сколько мне предстоит уплатить за этот отель?
     О'Киф уже снова сидел в кресле. Однако прошла секунда-другая,  прежде
чем остальные поняли, что  последняя  фраза  была  не  концом  молитвы,  а
началом делового совещания. Первым пришел в себя Бейли; он ловко  поднялся
с колен, шагнул к диванчику и  поспешно  извлек  содержимое  из  портфеля.
Холл, несколько ошарашенный происходящим, тоже  встал  и  присоединился  к
нему.
     - О цене я говорить не буду, мистер О'Киф, - почтительно начал Бейли.
- Это вы, как всегда, решите сами. Но наличие закладной  на  два  миллиона
долларов, срок оплаты  которой  истекает  в  эту  пятницу,  несомненно,  в
огромной степени облегчит торги - во всяком случае, для нас.
     - Значит, тут никаких  изменений  не  произошло?  Срок  закладной  не
продлен и никто не дает им ссуды?
     Бейли отрицательно покачал головой.
     - Я напал здесь на некоторые весьма достоверные источники информации,
и меня заверили, что ничего подобного не произойдет. Никто из  финансистов
не хочет связываться с этим  делом,  в  основном  из-за  убытков,  которые
терпит  отель,  -  расчеты  я  вам  уже  дал,  -  а  также  из-за  плохого
руководства, что общеизвестно.
     О'Киф задумчиво кивал головой; затем он открыл папку,  которую  ранее
просматривал, и вынул из нее страничку с машинописным текстом.
     -  По-моему,  вы  чересчур  оптимистичны   в   ваших   предположениях
относительно возможных прибылен. - Его острый взгляд буравил Беили.
     Тонкие губы бухгалтера чуть растянулись в улыбке.
     - Как вы знаете, сэр, я не  склонен  к  преувеличениям.  Я  абсолютно
уверен, что доходы могут  повыситься  в  самое  ближайшее  время  за  счет
выявления новых источников притока средств и пересмотра старых. Сейчас все
упирается в слабую организацию. Тут дело из рук вон плохо. - Он кивнул  на
своего молодого помощника. - Шон изучил этот вопрос.
     Немного застенчиво, заглядывая в лежавшие перед ним записи, Шон  Холл
начал:
     - Система  подчинения  никуда  не  годится.  В  результате  некоторые
начальники служб имеют чрезмерную самостоятельность. Возьмем,  к  примеру,
закупку продовольствия для ресторана...
     - Одну минуту.
     Холл тотчас умолк.
     - Совершенно ни к чему знакомить меня со всеми деталями, - решительно
заявил О'Киф. - Я полностью полагаюсь на вас, джентльмены, - всем этим  вы
со временем займетесь. Сейчас же я хочу лишь иметь общее  представление  о
состоянии дел.
     Несмотря на сравнительно мягкий тон этой отповеди. Холл  вспыхнул,  и
Додо с другого конца комнаты сочувственно посмотрела на него.
     -  Если  я  правильно  вас  понял,  -  продолжал  О'Киф,  -  слабость
руководства способствует хищениям со стороны обслуживающего персонала, что
подрывает бюджет.
     Молодой бухгалтер усиленно закивал.
     - Весьма существенно, сэр, - особенно хищения продуктов и алкогольных
напитков. - Он хотел  было  рассказать  о  своих  наблюдениях  в  барах  и
ресторанах отеля, но сдержался.  Этим  они  займутся  позже,  когда  будет
куплен отель и в нем начнет работать "бригада расчистки".
     По  своему  недолгому  опыту  Шон  Холл  уже  знал,   что   процедура
присоединения еще одного звена к системе отелей  О'Кифа  неминуемо  пойдет
заведенным порядком. Сначала, за несколько недель до  переговоров,  отелем
занимается "группа секретного обследования", обычно возглавляемая  Огденом
Бейли. Поселившись в отеле в качестве обычных клиентов, члены этой  группы
после тщательного, систематического наблюдения, да еще получив  с  помощью
подкупа кое-какие  дополнительные  сведения,  готовят  отчет  о  состоянии
финансов и положении дел  вообще,  в  котором  указывают  слабые  места  и
неиспользованные возможности. Иной раз - как, например, в данном случае  -
осторожно  навалятся  справки  вне  отеля,   среди   бизнесменов   города.
Всемогущее имя О'Кифа  плюс  перспектива  сотрудничества  с  крупнеишей  в
стране  корпорацией  стелен  обычно  открывают  путь  к  получению   любых
сведений. В финансовых кругах, как уже давно уяснил  Холл,  преданность  и
верность всегда отступают перед практицизмом и выгодой.
     После этого, вооруженный собранной информацией, Кэртис О'Киф начинает
уже прямые переговоры, которые чаще всего оканчиваются  успешно.  Затем  в
дело вступает "бригада расчистки".
     Бригада эта, возглавляемая вице-президентом корпорации,  состояла  из
нескольких требовательных,  быстро  ориентирующихся  экспертов  в  области
управления и администрации. В поразительно короткий  срок  она  не  только
могла превратить, но и действительно превращала любой отель в  стандартное
предприятие  О'Кифа.  Прежде  всего  она  обычно  начинала  с  перетасовки
служащих и административного аппарата, - более  серьезные  преобразования,
включая перестройку здания и установку нового оборудования, осуществлялись
позднее. Делалось все с улыбкой и заверениями в том,  что  никаких  крутых
нововведений не последует, тогда как на самом деле уже шла коренная ломка.
"Приступая к делу, - сказал один из членов  бригады,  -  мы  прежде  всего
объявляем, что не собираемся делать перемещений в штате. И тут же начинаем
увольнять".
     Шон Холл предвидел, что нечто  подобное  скоро  начнется  и  в  отеле
"Сент-Грегори".
     Иногда Холл,  неглупый  молодой  человек,  воспитанный  в  квакерских
традициях, начинал задумываться о роли, которую сам он играет во всех этих
делах. Несмотря на то, что  он  лишь  недавно  начал  работать  у  О'Кифа,
несколько отелей, отличавшихся  приятным  своеобразием,  были  у  него  на
глазах поглощены корпорацией и, так сказать, "подстрижены под гребенку". В
какой-то мере процесс этот огорчал его. Случалось также, что он  испытывал
муки совести, наблюдая, какие  методы  применяются  порой  для  достижения
цели.
     Но в конечном счете верх всегда брало честолюбие, да к тому же Кэртис
О'Киф щедро платил за услуги. Приличное жалованье и растущий счет в  банке
быстро успокаивали Шона Холла, когда у него становилось скверно на душе.
     Были и  другие  соображения,  о  чем,  правда,  он  едва  отваживался
мечтать.  Сегодня  утром,  едва  войдя  в  апартаменты,  он  остро  ощутил
присутствие Додо, хотя и старался изо всех сил не  смотреть  на  нее.  Эта
блондинка с  пышными  формами,  своей  улыбкой,  казалось,  озарявшая  все
вокруг, пробудила в Шоне небывалую чувственность, чего  никогда  не  могла
добиться его хорошенькая брюнетка жена, отлично выступавшая  на  теннисных
кортах и к тому  же  секретарь-стенографистка  в  ассоциации  родителей  и
учителей. Думая о том, как повезло Кэртису О'Кифу, Шон Холл невольно тешил
себя мыслью, что в начале своей карьеры великий человек тоже был молодым и
честолюбивым бухгалтером.
     Его размышления были прерваны вопросом О'Кифа:
     -  Ваше  впечатление  о  плохой  работе  административного   аппарата
относится ко всем звеньям?
     - Нет, не совсем так,  сэр.  -  Шен  Холл  снова  обратился  к  своим
записям, сосредоточиваясь на том, чем занимался последние  две  недели.  -
Тут есть  один  человек  -  заместитель  главного  управляющего  по  имени
Макдермотт, который кажется весьма компетентным. Ему  тридцать  два  года,
окончил Корнеллский университет. К сожалению, в его  личном  деле  не  все
благополучно. Проверку  проводило  министерство  внутренних  дел.  Вот  их
заключение.
     О'Киф  внимательно  прочел  листок,  который  ему  протянул   молодой
бухгалтер. В нем  содержались  основные  факты,  связанные  с  увольнением
Питера Макдермотта из  "Уолдорф-Астории";  было  сказано,  что  он  тщетно
пытался устроиться на работу, пока его не взяли в "Сент-Грегори".
     Магнат прочел и молча вернул бумагу.  Решение  о  судьбе  Макдермотта
примет  "бригада  расчистки".  Однако  членам  ее  известно  настоятельное
требование  О'Кифа  держать  на  работе  только  безупречных  в  моральном
отношении служащих. Значит, при всей своей компетентности Макдермотт  едва
ли останется на работе при новом руководстве.
     - Есть и еще несколько хороших служащих, - продолжал Шон Холл,  -  на
менее высоких постах.
     Они побеседовали еще минут пятнадцать. Наконец Кэртис О'Киф сказал:
     - Благодарю вас, джентльмены. Звоните,  если  будет  что-то  новое  и
важное. В противном случае я сам свяжусь с вами.
     Додо проводила их до двери.
     Когда она вернулась, Кэртис О'Киф уже лежал на диване, где только что
сидели два бухгалтера. Глаза его были закрыты. Еще в начале своей  карьеры
Кэртис О'Киф развил в себе способность забываться минутным  сном  и  таким
образом восстанавливать силы, которые казались  его  подчиненным  поистине
неисчерпаемыми.
     Додо тихонько поцеловала его в губы. Он сквозь  сон  почувствовал  ее
влажный поцелуй и прикосновение высокой упругой груди. Ее  длинные  пальцы
легли на его затылок и легонько начали  массировать.  На  лицо  ему  упала
прядь ее мягких шелковистых волос. О'Киф улыбнулся и открыл глаза.
     - Подзаряжаю свои батарейки, - сказал он и  с  ублаготворенным  видом
добавил: - А ты помогаешь мне.
     Пальцы  ее  продолжали  двигаться.  Через  десять  минут  О'Киф   уже
чувствовал себя бодрым и вполне отдохнувшим. Потянувшись, он снова  открыл
глаза и резко сел. Потом встал и раскрыл Додо объятия.
     Она порывисто бросилась к нему и  крепко  прижалась  всем  телом.  Он
чувствовал, как она горит, требуя его ласк.
     Все больше возбуждаясь, он повел ее в примыкавшую к гостиной спальню.
     Начальник  охраны  отеля  Огилви,  объявивший  герцогу  и   герцогине
Кройдонским во время своего загадочного звонка, что  явится  к  ним  через
час, не спешил. Поэтому когда через  два  часа  у  входной  двери  загудел
зуммер, герцогская чета уже была вне себя от волнения.
     Герцогиня сама пошла открыть дверь. Она отослала горничную,  придумав
какое-то поручение, и весьма безжалостно отправила круглолицего  секретаря
герцога выгуливать бедлингтон-терьеров, хотя знала, что он до ужаса боится
собак. Сейчас нервы ее были на пределе еще и потому, что оба - служанка  и
секретарь - могли вернуться в любой момент.
     Вместе  с  Огилви  в  апартаменты  проникло  облако  табачного  дыма.
Заметив, что толстяк, не вынимая сигары изо  рта,  проследовал  за  ней  в
гостиную, герцогиня уничтожающе посмотрела на него.
     - Мы с мужем не выносим табачного дыма, - сказала она. - Не будете ли
вы так любезны потушить это.
     Поросячьи глазки на жирном лице иронически оглядели герцогиню.  Потом
медленно  осмотрели  большую,   со   вкусом   обставленную   гостиную,   и
остановились на герцоге, стоявшем спиной к окну и вопросительно смотревшем
на обоих.
     - Ничего обстановочка, жить можно, - Огилви не спеша вытащил изо  рта
пресловутую сигару, стряхнул с нее пепел и легким щелчком направил  окурок
в украшенный богатым орнаментом камин, но промахнулся, и  окурок  упал  на
ковер - Огилви даже не попытался поднять его.
     Герцогиня крепко сжала губы.
     - Я полагаю, вы явились сюда  не  затем,  чтобы  обсуждать  убранство
апартаментов, - резко сказала она.
     Огромное тело Огилви заколыхалось, сотрясаемое смехом.
     - Нет, мэм, не затем. Просто мне нравятся хорошие  вещи.  -  И  резко
понизив свой немыслимый фальцет, добавил: - Как,  например,  ваша  машина.
Та, что стоит здесь, в гараже отеля. "Ягуар", так ведь?
     - А-а! - Герцог не произнес это, а скорее выдохнул. Герцогиня  быстро
и предостерегающе взглянула на него.
     - А почему вдруг наша машина заинтересовала вас?
     Поведение детектива, точно по мановению жезла, сразу изменилось.
     - Кто еще есть в апартаментах? - резко спросил он.
     - Никого. - На этог раз ответил уже герцог. - Мы отослали всех.
     -  Бывает,  что  лучше  все-таки  проверить.  -  Толстяк  с  поистине
удивительной для него быстротой обошел комнаты, открывая поочередно  двери
и заглядывая за них. Он, конечно  же,  хорошо  знал  расположение  комнат.
Открыв и снова закрыв входную дверь,  Огилви  вернулся  в  гостиную,  явно
удовлетворенный осмотром.
     Герцогиня сидела в кресле с высокой прямой  спинкой.  Детектив  встал
перед ней.
     - Так вот, - сказал он. - Вы сшибли тех двоих и удрали.
     Герцогиня в упор посмотрела на него.
     - О чем это вы говорите?
     - Не будем играть в прятки, леди. Я разговариваю с вами  серьезно.  -
Он вытащил новую сигару и откусил конец. - Вы читали газеты. Да и по радио
тоже только об этом и разговор.
     На  щеках  герцогини  Кройдонской,  до  того  совершенно  бескровных,
появились два ярких пятна.
     - Ваши намеки возмутительны и нелепы...
     - Сказано: хватит! -  с  внезапной  яростью  рявкнул  он,  отбрасывая
видимость любезности. И повернувшись к герцогу спиной, словно его  тут  не
было,  Огилви  помахал  нераскуренной  сигарой  у  носа  своей  жертвы.  -
Послушайте-ка лучше меня, ваша пресветлая светлость! Весь город поднят  на
ноги: полиция, мэр, детективы. И если они найдут  преступников,  тех,  кто
убил ребенка и мать, а потом удрал, голубчиков притянут к ответу,  кто  бы
они ни были, есть у них всякие там титулы или нет. Ну, а я кое-что знаю, и
если поступать по правилам, так не успеете вы  глазом  моргнуть,  как  тут
появится взвод полицейских. Но я решил  поступить  по  совести  и  сначала
прийти к вам, чтоб вы мне рассказали, как оно  было.  -  Поросячьи  глазки
мигнули и снова стали жесткими. - Если же вы хотите, чтоб было иначе,  так
и скажите.
     Но недаром за плечами герцогини Кройдонской стояло  три  с  половиной
века врожденного высокомерия - ее нелегко было запугать. Вскочив на  ноги,
герцогиня смотрела на грубияна гневными, горящими  серо-зелеными  глазами.
От тона ее дрогнул бы даже тот, кто хорошо ее знал.
     - Ах вы чудовище, шантажист! Да как вы смеете!
     При всей своей самоуверенности Огилви на  мгновение  заколебался.  Но
тут вмешался герцог:
     - Боюсь, дорогая, это не  пройдет,  хотя  сыграно  превосходно.  -  И
повернувшись к Огилви, он  продолжал:  -  Ваши  обвинения  справедливы.  Я
действительно во всем виноват. Это я вел машину и задавил ребенка.
     - Вот так-то будет лучше,  -  сказал  Огилви,  раскуривая  сигару.  -
Теперь мы на правильном пути.
     Подчиняясь неизбежному, герцогиня устало опустилась  в  кресло.  Сжав
руки, чтобы скрыть дрожь, она спросила:
     - Так что же вам известно?
     - Сейчас выложу. - Огилви  не  спеша,  лениво  выпустил  клуб  синего
сигарного  дыма  и  иронически  посмотрел  на  герцогиню:  а  ну,   посмей
возразить! Но она ничего не сказала, лишь сморщила от  отвращения  нос.  -
Вчера вечером вы, ваша светлость, - продолжал Огилви, указывая на герцогам
- еще засветло отправились к "Линди" в Ирландский квартал. Вы поехали туда
на своем роскошном "ягуаре", вместе с приятельницей. По  крайней  мере,  я
думаю, вы так ее называете, чтобы не применять другого слова. - И  Огилви,
осклабясь, посмотрел на герцогиню.
     - Продолжайте же! - резко сказал герцог.
     - Так вот, - наглая жирная физиономия  снова  обратилась  к  нему,  -
насколько мне известно, вы выиграли сотню в карты,  потом  спустили  ее  в
баре. Вы разменяли уже вторую сотню - такой шел  пир,  только  держись!  -
когда ваша жена нагрянула туда на такси.
     - Откуда вы все это знаете?
     - Сейчас скажу: я живу, герцог, в этом городе и работаю в этом  отеле
уже давно. И у меня повсюду друзья. Я делаю им одолжение, и они платят мне
тем же - сообщают, на чем можно подработать и где. Нет такого  человека  в
нашем отеле, который бы набедокурил, а я бы об этом не знал. Большинство и
не подозревают, что я все знаю, они и меня-то не знают. Считают, что об их
маленьких секретах никто не  догадывается,  да  так  оно  и  бывает  -  за
исключением подобных случаев.
     - Понятно, - холодно произнес герцог.
     - Вот только одно мне хотелось бы выяснить, - продолжал Огилви.  -  Я
очень любопытный по натуре человек, мэм. Как  это  вы  поняли,  где  может
находиться ваш муж?
     - Вы и так слишком много знаете, - сухо ответила герцогиня. -  Думаю,
что это к делу не относится. Мой муж имеет обыкновение  делать  пометки  в
книжке,  когда  разговаривает  по  телефону.  Потом  он  нередко  забывает
уничтожить свои записи.
     Детектив осуждающе прищелкнул языком.
     - Такая невинная беспечность, герцог, а смотрите,  до  чего  она  вас
довела. Ну, об остальном догадаться нетрудно. Вы  с  супругой  отправились
домой и сели за руль, хотя,  учитывая  ваше  состояние,  видимо,  было  бы
разумнее доверить машину герцогине.
     - Моя жена не водит машину.
     Огилви понимающе кивнул.
     - Это  все  объясняет.  По-видимому,  вы  хоть  и  были   пьяны,   но
держались...
     -  Значит,  вы  ровным  счетом  ничего  не  знаете!  -  перебила  его
герцогиня. - Не знаете наверняка! И ничего не можете доказать...
     - Леди, я могу доказать все, что мне нужно.
     - Пусть он лучше закончит, дорогая, - остановил ее герцог.
     - Вот это верно, - сказал Огилви. - Посидите-ка и  послушайте.  Вчера
вечером я заметил, что вы вышли к лифтам по лестнице, ведущей из гаража, а
не через вестибюль. Выглядели вы оба незавидно. Я сам приехал незадолго до
того, и меня это сразу насторожило: отчего вы так взволнованы. Я ведь  уже
сказал вам, что по натуре я человек любопытный.
     - Продолжайте, - чуть слышно произнесла герцогиня.
     - Вскоре разнесся слух о несчастном случае. По наитию я  опустился  в
гараж и спокойненько осмотрел вашу машину. Вы, может, и не знаетеона стоит
в самом дальнем углу за колонной, так что, когда работяги  проходят  мимо,
они не видят ее.
     Герцог облизнул пересохшие губы.
     - По-моему, теперь это уже не имеет значения.
     - Может, вы и правы, - согласился Огилви. - Так или иначе, то, что  я
обнаружил, заставило меня предпринять  небольшую  прогулку  в  полицейский
участок, где меня тоже все хорошо знают. - Он замолчал, раскуривая сигару,
а его собеседники угрюмо ждали продолжения. Когда кончик сигары  зарделся,
Огилви внимательно осмотрел его и продолжал: - Там  у  них  оказалось  три
вещественных  доказательства.  Ободок  от  фары,  который,  должно   быть,
отскочил в тот момент, когда  машина  сбила  ребенка  и  женщину.  Осколки
стекла от фары. И след на одежде ребенка.
     - След чего?
     - Если провести тряпкой по чему-то твердому, герцогиня, особенно если
поверхность к тому же лакированная, как, например, крыло машины, на тряпке
останется след - будто отпечатки пальцев. Полицейские лаборанты  исследуют
его, как отпечатки пальцев: посыплют порошком, и все сразу видно.
     - Очень интересно, - сказал герцог,  словно  разговор  шел  о  чем-то
вовсе не относившемся к нему лично. - Я этого раньше не знал.
     - Да, это известно немногим. Но сейчас, как я понимаю, это  не  имеет
значения. На вашей машине разбита фара и утерян ободок. Те, что  находятся
в полиции, конечно, совпадут с вашими, так что  можно  и  не  возиться  со
следами от машины и с кровью. Ах да, чуть не забыл: ведь машина-то  у  вас
вся в крови, хоть она и не очень видна на черном лаке.
     - О боже! - Герцогиня закрыла лицо руками и отвернулась.
     - Что же вы нам предлагаете? - спросил герцог.
     Толстяк потер руки, посмотрел на свои короткие мясистые пальцы.
     - Я ведь уже сказал, что пришел вас послушать.
     - Ну,  а  что  я  могу  вам  сказать?  -  В  голосе  герцога  звучала
безнадежность. - Вы все знаете. - Он попытался гордо распрямить плечи,  но
из этого ничего не получилось. - Так что зовите полицию и поставим на этом
точку.
     - Ну, зачем же так? Спешить ни к чему, - задумчиво,  своим  визгливым
фальцетом произнес детектив. - Что сделано, то сделано. Бегите хоть  куда,
ни ребенка, ни матери уже не вернуть. К тому же в  полицейском  участке  с
вами, герцог, не станут церемониться - вам там будет не по душе. Нет, сэр,
совсем не по душе.
     Герцог и герцогиня медленно подняли на него глаза.
     -  Я-то  надеялся,  -  продолжал  Огилви,  -  что  вы  сами   кое-что
предложите.
     - Я вас не понимаю, - неуверенно начал герцог.
     - Зато я все понимаю, - сказала герцогиня. - Вам нужны деньги, не так
ли? И вы явились сюда шантажировать нас.
     Если она рассчитывала ошеломить Огилви, то  ошиблась.  Детектив  лишь
пожал плечами.
     - Как бы вы это ни назвали, мэм, мне все равно. Я пришел лишь  затем,
чтобы помочь вам выбраться из беды. Ведь и мне нужно жить.
     - Значит, за  деньги  вы  согласны  хранить  про  себя  то,  что  вам
известно?
     - Пожалуй что да.
     - Но судя по тому, что вы сказали, - начала герцогиня,  вновь  обретя
утраченную было уверенность в себе, - мы  от  этого  ничего  не  выиграем.
Машину в любом случае опознают.
     - С этим вам, пожалуй, надо считаться. Но есть основания думать,  что
ее могут и не опознать. Я вам еще не все сказал.
     - Так скажите, пожалуйста.
     - Я сам не все до конца продумал, - сказал  Огилви.  -  Но  когда  вы
сбили ребенка, вы мчались из города, а не в город.
     - Мы просто ошиблись направлением, - сказала герцогиня.  -  Но  потом
нам как-то удалось развернуться. Это нетрудно в Новом Орлеане, где столько
извилистых улиц. Мы свернули в  какую-то  боковую  улицу  и  добрались  до
отеля.
     - Я так и думал. - Огилви кивнул. - Но в  полиции  до  этого  еще  не
доперли. Они ищут вас за  пределами  города.  Поэтому  прочесывают  сейчас
пригороды и близлежащие городки.  Они  доберутся,  конечно,  и  до  Нового
Орлеана, но не теперь.
     - Сколько времени может до этого пройти?
     - Дня три-четыре. Им еще надо осмотреть немало мест.
     - А что нам даст... эта отсрочка?
     - Кое-что может дать, - сказал Огилви. - При условии,  что  никто  не
обнаружит вашей машины, а она у вас  так  запрятана,  что  вам  тут  может
повезти. Особенно, если бы удалось угнать ее отсюда.
     - Вы хотите сказать: из этого штата?
     - Вообще с Юга.
     - Но ведь это не так просто!
     - Конечно, не  просто,  мэм.  Во  всех  штатах  вокруг  -  в  Техасе,
Арканзасе, Миссисипи, Алабаме, да и в  других  тоже  -  получены  указания
искать машину с такими повреждениями, как на вашем "ягуаре".
     Герцогиня задумалась.
     - А нельзя ли для начала отремонтировать ее? - спросила она.  -  Если
бы кто-нибудь взялся за это, мы бы хорошо заплатили.
     Детектив отрицательно затряс головой.
     - Это все равно что  добровольно  явиться  в  полицейский  участок  и
выложить  все  начистоту.  Всем  мастерским  в  штате  Луизиана  приказано
немедленно вызвать полицию, если машина, нуждающаяся в таком ремонте,  как
ваша, заедет к ним. И они это сделают, будьте уверены. Вы, братцы,  крепко
влипли.
     Герцогиня Кройдонская держала себя  в  руках:  только  не  спешить  с
решением.  Она  понимала,  как  важно  сейчас  спокойно  все  взвесить.  В
последние минуты  разговор  принял  такой  характер,  словно  речь  шла  о
незначительном происшествии, а не о  том,  что  было  вопросом  жизни  или
смерти. Что ж, будем продолжать подальше в том же духе. Она понимала,  что
снова, как  всегда,  ей  придется  решать  все  самой  -  супруг  ее  лишь
напряженно вслушивался в разговор между нею и этим мерзким толстяком.  Что
поделаешь! Приходится мириться с неизбежным. Главное сейчас  -  предвидеть
все возможные осложнения.
     - А эта деталь от машины, которая, как вы  говорите,  попала  в  руки
полиции, - спросила она под влиянием вдруг пришедшей в голову мысли, - как
она называется?
     - Обод от фары.
     - И по нему можно найти машину?
     Огилви утвердительно кивнул.
     - В полиции легко  могут  определить,  от  какой  он  машины,  марку,
модель, год выпуска - все установят, более или менее точно.  То  же  можно
сказать и про стекло. Правда, машина у вас иностранной марки, так  что  на
это может уйти несколько дней.
     - Ну, а потом? - допытывалась герцогиня. - В полиции поймут, что надо
искать "ягуар"?
     - Думаю, что да.
     Сегодня вторник. Судя по тому, что говорит этот человек, у  них  есть
время до пятницы, а возможно, и до субботы. Итак, хладнокровно  рассуждала
герцогиня, все сводится к одному.  Предположим,  этого  детектива  удастся
подкупить, тогда их единственная надежда  на  спасение  -  надежда  весьма
слабая - как можно быстрее угнать отсюда машину. Если  ее  можно  было  бы
перебросить на север, в один из больших городов,  где  никто  не  знает  о
трагедии, случившейся в Новом Орлеане, и никто их не ищет, ее можно  будет
спокойно отремонтировать и уничтожить следы преступления. Тогда, даже если
со временем  на  герцога  и  герцогиню  Кройдонских  и  падет  подозрение,
доказать все равно уже ничего будет нельзя. Но как угнать отсюда машину?
     По всей вероятности, этот неотесанный  детектив  говорит  правду:  не
только в Луизиане, но и  во  всех  других  штатах,  через  которые  машине
придется проезжать,  полиция  предупреждена  и  поднята  на  ноги.  Каждый
полицейский пост на шоссе знает, что ищут машину с  поврежденной  фарой  и
утерянным ободом. Не исключено,  что  на  дорогах  будут  даже  выставлены
заставы. И наверняка найдется  какой-нибудь  остроглазый  полицейский,  от
которого не уйдешь.
     И тем не менее машину можно угнать. Если ехать только ночью,  а  днем
затаиться где-нибудь. По дороге достаточно таких мест, где можно съехать с
шоссе и спрятаться до темноты. Спору нет, это опасно, но не  опаснее,  чем
сидеть в Новом Орлеане и ждать, ибо здесь машину наверняка найдут. Есть  и
боковые дороги. Можно выбрать наиболее затерянную и проехать  по  ней,  не
привлекая внимания.
     Но есть и другие  сложности...  о  них  тоже  нужно  подумать.  Ехать
окольными дорогами трудно без знания местности. А ни герцог, ни  герцогиня
ее не знают. И  картами  не  умеют  пользоваться.  К  тому  же,  если  они
остановятся для заправки, - а останавливаться придется, - акцент и  манеры
наверняка выдадут их,  они  попадут  под  подозрение.  И  все  же...  надо
рисковать.
     - А может быть, не надо?
     Герцогиня повернулась к Огилви.
     - Сколько вы хотите?
     Внезапность вопроса застала детектива врасплох.
     - Ну... Я думаю, вы люди неплохо обеспеченные...
     - Я спрашиваю: сколько? - холодно повторила герцогиня.
     Поросячьи глазки моргнули.
     - Десять тысяч долларов.
     Хотя сумма вдвое превышала то, что ожидала услышать герцогиня, в лице
ее ни одна жилка не дрогнула.
     - Допустим, мы дадим вам эту немыслимую сумму. Что мы получим взамен?
     Толстяк даже растерялся.
     - Я уже сказал вам: буду молчать про то, что знаю.
     - А если мы откажемся?
     Огилви пожал плечами.
     - Тогда я спущусь в вестибюль и сниму телефонную трубку.
     - Нет. - Слово прозвучало, как приговор. - Мы не станем вам платить.
     Герцог Кройдонский заерзал на стуле, одутловатая физиономия детектива
побагровела.
     - Но послушайте, леди...
     Властным жестом она оборвала его.
     - Ничего я не желаю слушать.  Это  вы  будете  слушать  меня.  -  Она
смотрела в упор на детектива, ее красивое, с высокими скулами лицо застыло
в надменности. - Мы ничего не выгадаем, если заплатим вам  эти  деньги,  -
разве что оттяжку на несколько дней.  Вы  сами  достаточно  ясно  нам  это
объяснили.
     - Но ведь это даст вам все-таки шанс...
     - Молчать! -  голос  герцогини  разрезал  воздух,  как  хлыст.  Глаза
буравили детектива. Проглотив обиду, Огилви подчинился.
     Герцогиня знала: сейчас может произойти  самое  важное  в  ее  жизни.
Действовать надо безошибочно, без колебаний,  не  отвлекаясь  на  пустяки.
Когда  играешь  ва-банк,  нужно  и  ставить  по-крупному.  И  она   решила
использовать жадность толстяка.  Но  сделать  надо  так,  чтобы  исход  не
оставлял сомнений.
     - Нет, десять тысяч мы не дадим, - решительно заявила герцогиня. - Мы
дадим двадцать пять.
     Глаза детектива чуть не вылезли из орбит.
     - Но за это, - ровным тоном продолжала герцогиня, - вы  угоните  нашу
машину на север.
     Огилви не мигая смотрел на нее.
     - Итак, двадцать пять тысяч долларов, - повторила она. - Десять тысяч
сейчас. Остальные пятнадцать при встрече в Чикаго.
     Толстяк по-прежнему молчал - лишь облизнул  пересохшие  губы.  Глазки
его недоверчиво смотрели на герцогиню. В комнате стояла тишина.
     Наконец  под  пристальным  взглядом  герцогини  Огилви  едва  заметно
кивнул.
     Никто по-прежнему не нарушал молчания.
     - Эта сигара раздражает вас, герцогиня? - вдруг спросил Огилви.
     Она кивнула, и он тут же затушил сигару.
     - Странная штука, - сказала Кристина, откладывая в сторону  огромное,
красочное меню. - У меня  всю  эту  неделю  такое  чувство,  будто  должно
случиться что-то очень серьезное.
     Питер сидел напротив  нее  за  освещенным  свечами  столом,  накрытым
крахмальной скатертью, на которой сверкало серебро.
     - А может, это уже случилось? - улыбнулся он.
     - Нет, - сказала Кристина. - Во всяком случае, это не то,  о  чем  вы
думаете.  Это  неприятное  чувство.  И  мне  бы  очень  хотелось  от  него
избавиться.
     - Вино и хороший ужин делают чудеса.
     Она рассмеялась, поддаваясь его настроению, и закрыла меню.
     - Тогда заказывайте сами.
     Они сидели в "Ресторане Бреннана" во Французском квартале. Час назад,
взяв напрокат машину в отделении компании "Герц", находящемся в  вестибюле
"Сент-Грегори", Питер заехал за Кристиной домой.  Машину  они  оставили  в
Ибервилле,  на  самой  границе  Французского  квартала,  и   прошлись   по
Ройял-стрит, заглядывая в витрины  антикварных  магазинов,  где  подлинные
произведения искусства соседствовали с заморскими безделушками  и  оружием
конфедератов - "Любая сабля в этом ящике - десять  долларов".  Был  теплый
душный вечер; вокруг шумел Новый Орлеан: глухо урчали автобусы,  на  узких
улицах стучали копыта, позвякивала сбруя  лошадей,  впряженных  в  фиакры,
уныло завывало отходящее грузовое судно на Миссисипи.
     "Ресторан Бреннана", как и положено лучшему в городе  ресторану,  был
переполнен. В ожидании, пока освободится столик, Питер и Кристина  уселись
в  тихом,  освещенном  мягким  рассеянным  светом  внутреннем  дворике   и
неторопливо  потягивали  приготовленную  по  старым   рецептам,   душистую
травяную настойку.
     Питеру  было  удивительно  хорошо  и  радостно  оттого,   что   рядом
находилась  Кристина.  Через  некоторое  время  их  провели  к  столику  в
прохладный зал ресторана на первом этаже. И он жестом подозвал официанта.
     Для них обоих  он  заказал  по  полдюжины  устриц  -  здесь  подавали
комбинацию из устриц трех сортов: "Рокфеллер", "бьенвиль"  и  "роффиньяк",
рыбу по-новоорлеански, фаршированную крабами в  пикантном  соусе,  цветную
капусту по-польски, печеные яблоки и бутылку "монтраше".
     - Как приятно, когда самой  не  нужно  задумываться  над  выбором,  -
заметила Кристина. Она твердо решила отделаться от чувства беспокойства, о
котором только что упоминала.  В  конце  концов,  это  всего  лишь  что-то
интуитивное и объяснить все можно тем, что накануне  она  меньше  обычного
спала.
     - При такой прекрасной кухне, как здесь, - заметил Питер, - что бы ни
выбрал, не ошибешься. Все одинаково вкусно.
     - Сразу видно, что вы работаете в отеле, - поддразнила его Кристина.
     - Простите. Боюсь, это проявляется слишком часто.
     - Нет, не очень. И если хотите знать, мне  это  даже  нравится.  Хотя
иногда я задумываюсь над тем, что могло привести вас на этот путь.
     - На службу в отеле?  Очень  просто.  Мальчик-посыльный,  у  которого
развилось честолюбие.
     - И все?
     - Пожалуй, нет. Мне еще и повезло. Я жил в Бруклине и летом, во время
каникул, подрабатывал на Манхэттене в качестве посыльного. Однажды ночью -
это было на второй год  моей  работы  -  я  помог  какому-то  подвыпившему
человеку подняться в номер, надел на него пижаму и уложил в постель.
     - Это что же, всем посыльным приходится оказывать еще и такие услуги?
     - Нет. Просто выдалась спокойная ночь, и, кроме того, у меня  в  этом
деле была большая практика. Мне часто приходилось проделывать то же  самое
дома - с отцом. - На мгновение глаза у Питера  стали  грустными.  Помолчав
немного, он продолжал: - Словом, тот человек, которого я уложил в постель,
оказался журналистом из "Нью-йоркера". И через  неделю-две  там  появилась
статья о том, что с ним произошло. Если не ошибаюсь, он написал, что у нас
в отеле обходятся с постояльцами "нежнее, чем  родная  мать".  Мы  здорово
тогда посмеялись, но отель от этого только выиграл.
     - И вас повысили?
     - В какой-то мере. Вернее сказать, меня заметили.
     - А вот и устрицы, - сказала Кристина.
     Перед ними на стол умело поставили два душистых, подогретых  блюда  с
печеными раковинами, уложенными на слое каменной соли.
     Питер попробовал и одобрил "монтраше".
     - Чем объяснить, что в Луизиане устриц можно есть круглый год?  А  не
только с сентября по апрель, то есть в те месяцы, в названиях которых есть
буква "р"?
     - Да устриц можно есть везде и в любое время, - горячо возразил он. -
Эта блажь насчет месяцев с буквой "р" была  выдумана  лет  четыреста  тому
назад  одним  английским  провинциальным  викарием.  Звали  его,  кажется,
Батлер. Ученые высмеяли эту выдумку, правительство США назвало ее нелепой,
но люди все равно в нее верят.
     Кристина попробовала устрицу "бьенвиль".
     - Я всегда думала, это оттого, что устрицы летом размножаются.
     - Так оно и есть - в Новой Англии и в Нью-Йорке. Но не в  Чесапикском
заливе, крупнейшем в мире обиталище устриц.  Здесь  и  на  Юге  они  могут
размножаться в любое время года.  Поэтому  нет  никаких  причин,  мешающих
северянам есть устриц круглый год, как это делаем мы здесь, в Луизиане.
     Немного помолчав, Кристина спросила:
     - Когда вы что-нибудь узнаете, вы всегда это помните потом?
     - Чаще всего, как мне кажется, помню. У меня  довольно  странный  вид
памяти, ко мне все прилипает, как мухи на липкую бумагу,  которая  в  свое
время была в ходу. С этого в известной степени и началось мое  везение.  -
Он  поддел  вилочкой  устрицу  "Рокфеллер"  и  стал  смаковать  ее  нежный
горьковатый аромат.
     - Каким образом?
     - Дело в том, что тем же летом, о котором мы только что говорили, мне
предложили попробовать свои силы и на других участках, доверили помогать в
баре. У меня уже пробудился  тогда  интерес  к  работе  в  отеле.  Я  стал
почитывать  специальные  книжки.  В  одной  рассказывалось,  как   сбивать
коктейли. - Питер замолчал, перебирая в памяти полузабытые уже события.  -
Как-то я был в баре один. Заходит клиент, которого  я  никогда  раньше  не
видел,  и  спрашивает:  "Ты  и  есть  тот  герой,  о  котором   писали   в
"Нью-йоркере"? А можешь ты приготовить мне коктейль "ржавый гвоздь"?
     - Он что, шутил? - спросила Кристина.
     - Нет. Но я тоже так бы подумал, если  б  часа  за  два  до  того  не
прочитал  рецепта  приготовления  этого  коктейля.  Вот  это  я  и  считаю
везением. Словом, смешал я ему коктейль - "драмбуйи" с виски, а  он  через
некоторое время и говорит мне:  "Все  правильно,  только  таким  путем  ты
гостиничному делу не научишься. Многое изменилось с того времени,  которое
описано в "Произведении искусства". Я сказал, что даже и не  мечтаю  стать
Майроном  Уиглом,  но  не  возражал  бы  походить  на  Ивлина  Орчэма.  Он
расхохотался: должно  быть,  он  тоже  читал  Арнольда  Беннетта  [Беннетт
Арнольд (1867-1931 - английский прозаик и драматург].  Затем  он  дал  мне
свою визитную карточку и сказал, чтобы я зашел к нему на следующий день.
     - Надо полагать, он был владельцем пятидесяти отелей.
     - Ничего подобного. Звали его Герберт Фишер, и был он коммивояжером -
занимался оптовой продажей консервов или чего-то в этом роде.  Человек  он
был пробивной, трепач, но умел загнать в  угол  собеседника.  Зато  хорошо
знал отели и был лично знаком со многими владельцами, так как продавал  им
большую часть своих товаров.
     Блюда   с   устрицами   убрали.   Официант   под    предводительством
распорядителя в красном фраке принес и поставил перед ними дымящуюся рыбу.
     - Я боюсь к ней даже притронуться, - сказала Кристина. - Это же  пища
богов. - Она попробовала сочную, великолепно приготовленную рыбу. - М-м...
даже лучше, чем я предполагала.
     Через некоторое время она попросила:
     - Расскажите мне о мистере Фишере.
     - Ну, вначале я думал, что он  просто  болтун,  -  таких  миллионы  в
барах. Изменило мое мнение о нем письмо, которое я получил из Корнеллского
университета. Меня просили явиться в Статлер-холл - на факультет,  который
готовит  управляющих  отелями.  Я  прошел   собеседование.   Мне   обещали
стипендию, и сразу же после окончания школы я поступил  туда.  Лишь  много
позже я узнал, что произошло все это благодаря Герберту, который буквально
заставил нескольких владельцев гостиниц рекомендовать меня  факультетскому
начальству. Должно быть, он действительно был умелый коммивояжер.
     - Это только ваше предположение.
     - Дело в том, что я  никогда  не  был  в  этом  уверен,  -  задумчиво
произнес Питер. - Я многим обязан Герберту Фишеру, но до сих пор  не  могу
понять, не потому ли ему так везло в делах, что люди стремились  побыстрее
от него избавиться. После того как с Корнеллским университетом у меня  все
было улажено, я видел Фишера всего один раз.  Мне  хотелось  отблагодарить
его, хотелось поближе с ним сойтись. Но он не допустил ни того, ни другого
- болтал как трещотка, хвастался сделками, которые заключил или  собирался
заключить. Потом сказал, что мне необходим костюм для университета, - и  в
этом он был прав! - и настоял, чтобы я взял у него в долг двести долларов.
Это была для него крупная сумма: как  я  узнал  впоследствии,  он  получал
ничтожные комиссионные. Я постепенно расплатился - высылал  ему  по  почте
чеки на небольшие суммы.  Большинство  из  них,  однако,  так  и  не  были
предъявлены к оплате.
     - Какая удивительная история! - воскликнула Кристина. - А почему вы с
ним не встречались?
     - Он вскоре умер, - сказал Питер. - Я несколько раз пытался связаться
с ним, но из этого ничего не вышло.  Около  года  назад  мне  позвонил  по
телефону адвокат -  у  Герберта,  видимо,  не  было  родных.  Я  пошел  на
похороны. Оказалось, что таких, как я,  там  собралось  восемь  человек  -
восемь человек, которым он помог в жизни, как мне.  Но  самое  любопытное,
что при всей своей любви к хвастовству, Герберт никогда никому из  нас  не
рассказывал о других.
     - Я сейчас просто расплачусь, - сказала Кристина.
     - Понимаю, - кивнул Питер.  -  Я  тогда  тоже  чуть  не  расплакался.
По-моему, это был для меня хороший урок, хотя я так и не  понял,  чему  он
должен был меня научить. Может быть, тому, что есть люди, которые окружают
себя высокой стеной, а сами мечтают, чтобы вы  ее  разрушили,  и  если  вы
этого не сделаете, то никогда не узнаете по-настоящему  человека,  который
за ней живет.
     Кристина молчала все время, пока они пили кофе, - оба  отказались  от
десерта. Наконец она спросила:
     - А знает ли кто-нибудь из нас, чего он собственно хочет?
     Питер задумался.
     - Наверно, не совсем. Хотя я знаю, чего бы мне  хотелось  достичь,  -
если не точно, то приблизительно.
     Он попросил у официанта счет.
     - Скажите же.
     - Чем рассказывать, я лучше вам помажу.
     Выйдя из зала, они невольно остановились - таким резким  был  переход
из прохлады к жаркой духоте ночи. Город постепенно замирал. Уличные фонари
гасли, ночная жизнь из Французского квартала перемещалась в другие  места.
Взяв Кристину под руку, Питер повел ее по диагонали через Ройял-стрит. Они
остановились на углу улицы Святого Людовика, он указал ей вперед.
     - Вот что мне хотелось бы создать, - сказал  Питер.  -  Что-нибудь  в
этом роде, а может быть, и лучше.
     Газовые  фонари,  мерцавшие  под  изящными  балконами   с   узорчатой
решеткой, покоившимися на крученых чугунных столбах,  отбрасывали  свет  и
тень на серо-белый классический фасад Новоорлеанского королевского  отеля.
Из стрельчатых, в частом переплете, окон на улицу лился янтарный свет.  На
тротуаре у дверей отеля расхаживал швейцар в роскошной,  расшитой  золотым
позументом ливрее и в огромной фуражке с козырьком. Высоко над его головой
под дуновением внезапно налетавшего ветерка трепетали вымпелы и  флаги.  У
отеля остановилось такси. Швейцар быстро  подошел  и  открыл  дверцу.  Они
услышали стук женских каблучков и мужской  смех.  Дверь  отеля  закрылась.
Такси уехало.
     -  Есть  люди,  -  сказал  Питер,  -  которые  до  сих  пор   считают
Новоорлеанский королевский отель лучшей  гостиницей  в  Северной  Америке.
Согласны вы с этим или  нет  -  другое  дело.  Важно  то,  что  это  живое
свидетельство, каким может быть хороший отель.
     Они пересекли улицу Святого Людовика,  направляясь  к  этому  зданию,
которое когда-то было  типичной  гостиницей,  центром  креольской  общины;
потом стало местом, где  продавали  рабов;  потом,  во  время  Гражданской
войны, - госпиталем, законодательным собранием штата и - снова гостиницей.
     - На них работает все, - с воодушевлением продолжал Питер, - история,
необычный стиль, современные заводы  и  фантазия.  Проектированием  нового
здания занимались две фирмы архитекторов Нового  Орлеана,  одна  -  сугубо
традиционная, другая  -  современная.  Они  доказали,  что  можно  строить
по-новому и в то же время сохранить характерные особенности старины.
     Швейцар, перестав прохаживаться  по  тротуару,  распахнул  перед  ним
дверь, и они  вошли  в  вестибюль.  Впереди  две  огромные  черные  статуи
охраняли белую мраморную лестницу, ведущую на галерею.
     -  Самое  любопытное,  -  заметил  Питер,  -  что  при   всей   своей
неповторимости Новоорлеанский королевский отель принадлежит корпорации.  -
Правда, - сухо добавил он, - не корпорации Кэртиса О'Кифа.
     - Скорее - корпорации Питера Макдермотта?
     - Ну, до этого еще далеко. К тому же я оступился. Думаю, вы  об  этом
знаете.
     - Да, - сказала Кристина. - Знаю. И все же вы своего добьетесь.  Могу
поспорить на тысячу долларов, что так будет.
     Он сжал ей локоть.
     - Если вы располагаете такими деньгами, лучше уж купите акции О'Кифа.
     Они прошли из конца в конец по вестибюлю Новоорлеанского королевского
отеля - белый мрамор, старинные гобелены белых, лимонных и желтых тонов  -
и вышли на Ройял-стрит.
     Еще добрых полтора часа бродили они по Французскому кварталу, зашли в
"Презервейшн-холл", где стояла удушающая жара, и посидели на переполненных
скамьях ради удовольствия  послушать  классический  южный  джаз,  потом  с
наслаждением погуляли в прохладе Джексон-сквера, выпили по чашечке кофе на
Французском  рынке  у  реки,  весьма   скептически   обозрели   безвкусные
"шедевры", которыми изобилует Новый Орлеан, и, наконец, усевшись во "Дворе
двух сестер" на открытом воздухе, где среди листвы  мягко  горели  фонари,
принялись потягивать холодный, отдающий мятой джулепс [напиток из  коньяка
или виски с водой, мятой и льдом].
     - Какой чудесный мы провели вечер, - сказала  Кристина.  -  А  теперь
пора и домой.
     Они шли пешком к Ибервиллю, где оставили машину, и где-то на  полпути
к ним подошел мальчик-негр с картонной коробкой и щетками.
     - Ботинки почистить, мистер?
     Питер покачал головой.
     - Сейчас не время, сынок, слишком поздно.
     Однако мальчуган, глядя блестящими глазами на ноги Питера,  продолжал
стоять посреди тротуара.
     - Спорю на двадцать пять центов, я знаю,  откуда  у  вас  такие,  как
зеркало, ботинки. Могу назвать город и  штат.  И  если  верно  назову,  вы
дадите мне двадцать пять центов, а если ошибусь, я вам их дам.
     Год  назад  Питер  купил  эти  туфли  "тинэфли"  в   Нью-Джерси.   Он
заколебался, понимая, что имеет преимущество над ребенком, потом кивнул  и
сказал:
     - Ладно, по рукам.
     Сверкающие глазенки взметнулись вверх.
     - Мистер, ботинки у вас блестят как зеркало, потому что вы ходите  по
асфальтовому тротуару города Новый  Орлеан  в  штате  Луизиана.  А  теперь
вспомните, я обещал сказать, откуда у вас  такие  ботинки,  а  не  где  вы
купили их.
     Все расхохотались. Пока Питер расплачивался  с  мальчишкой,  Кристина
просунула руку ему под локоть. Так, продолжая смеяться, они доехали до  ее
дома.
     Сидя в столовой Уоррена Трента, Кэртис О'Киф наслаждался сигарой.  Он
взял ее из ящичка вишневого дерева, который поднес ему  Алоисиус  Ройс,  и
теперь крепкий аромат сигары приятно смешивался у него во  рту  со  вкусом
коньяка "Людовик ХIII", поданного к кофе. Слева от О'Кифа, во главе стола,
за которым им был подан роскошный ужин из  пяти  блюд,  восседал  с  видом
благожелательного патриарха Уоррен Трент.  Напротив  него  сидела  Додо  в
облегающем черном платье и  с  удовольствием  дымила  турецкой  сигаретой,
которую предложил ей Ройс и поднес спичку.
     - Уф, - произнесла она, - до чего  объелась...  будто  уплела  целого
поросенка.
     О'Киф снисходительно улыбнулся.
     - Отличный ужин, Трент. Пожалуйста, передайте благодарность повару.
     Владелец "Сент-Грегори" любезно поклонился.
     - Он будет польщен, узнав, от  кого  исходит  похвала.  Кстати,  вам,
видимо, будет небезынтересно узнать, что сегодня в главном ресторане отеля
можно заказать такие же блюда.
     О'Киф кивнул, хотя это не произвело на него особого впечатления.
     По его мнению, меню с изысканными блюдами ни к чему в ресторане отеля
- все равно что положить шахтеру в ведерко гусиную печенку на  завтрак.  К
тому же, когда он незадолго до ужина заглянул в главный  ресторан,  где  в
это время уже должен был бы начаться час "пик", то обнаружил, что огромный
зал на две трети пуст.
     В империи О'Кифа ужины готовили простые, стандартные, выбор блюд  был
ограничен  несколькими  ходовыми,  весьма  прозаическими  кушаньями.   Это
объяснялось убеждением Кэртиса О'Кифа, подкрепленным практикой, что  вкусы
публики в еде более или менее единообразны и незатейливы. Зато во всех его
заведениях пища была всегда отлично приготовлена и подавалась на стерильно
чистых тарелках. О гурманах здесь  заботились  редко,  ибо  они  считались
невыгодным меньшинством.
     - В наше время, - заметил магнат, - не так уж много найдется отелей с
такой кухней. Почти все, славившиеся изысканностью  блюд,  вынуждены  были
изменить своим традициям.
     - Многие, но не все. И почему все должны ходить по одной веревочке?
     - Да потому, что со времени нашей с вами молодости, Уоррен, наше дело
коренным образом изменилось, нравится нам это  или  нет.  Дни,  когда  вас
называли "мой хозяин" и ждали от вас  индивидуального  подхода,  отошли  в
прошлое. Возможно, в свое время люди это и ценили. Но не сейчас.
     Оба стали говорить без  обиняков:  ужин  окончен  и  можно  отбросить
любезности. Додо следила за их перепалкой, переводя  взгляд  с  одного  на
другого, словно смотрела, не вполне  понимая,  какую-то  пьесу  на  сцене.
Алоисиус Ройс стоял у буфета, повернувшись к ним спиной.
     - Найдутся такие, которые с вами  не  согласятся,  -  резко  возразил
Уоррен Трент.
     О'Киф посмотрел на рдеющий кончик сво