цами, подзывая Косого: -- Быстро за ними. И не спускай с них глаз. В кармане у этих уродов лежат мои двадцать тысяч. Косой устремился вслед за братьями. Макс подошел к телефону и связался с Профессором, который, к счастью, оказался на месте, у себя в магазине. Макс сказал, что у него есть деловое предложение, и Профессор пообещал прибыть минут через двадцать. Макс сунул нам с Простаком по сигаре, подождал, пока мы их раскурим, и спросил: -- Ну, что скажете? -- Похоже, что все хорошо, -- ответил я. -- Они -- типичные бизнесмены. Готовы пойти на что угодно, лишь бы честно заработать немного денег. -- Эти тупицы уже не переиграют, они полностью наши, -- добавил Простак. Профессор был точен. Он явился ровно через двадцать минут. Мы все по очереди обменялись с ним вежливыми рукопожатиями. Это отвечало его характеру. С годами он сильно изменился, в основном -- к лучшему. В его манерах появилась утонченность, хотя внешне он оставался все тем же низеньким, коренастым, самоуверенным итальянцем средних лет с отвислыми усами. Его окружала атмосфера преуспевания, уверенного спокойствия и здоровья. Он стал настоящим космополитом: мы знали, что он много путешествует, продавая свои печатные станки и жульнические игры простофилям и корыстолюбцам всего мира. По слухам, у него были связи практически со всеми крупными преступными организациями и братствами в Италии, Англии, Франции. Был он знаком и с некоторыми из наиболее известных членов нашей организации. -- Выпьете, Профессор? -- спросил Макс. Сделав изящный жест рукой, Профессор произнес: -- Немного сухого вина. Он выдерживал роль, забыв, что мы отлично знали его по прошлым временам. Макс озадаченно взглянул на Простака. Тот пожал плечами и спросил: -- Вы имеете в виду простое красное вино. Профессор? Профессор утвердительно кивнул и сверкнул белозубой улыбкой. -- Вообще-то мы до сих пор называем его красным гвинейским, -- сказал Макс. Профессор рассмеялся. -- Мне приходится заново привыкать к вашей американской терминологии. Красное гвинейское -- это было нечто экстравагантное.. Вообще-то я, как правило, предпочитаю не одурманивать себя алкоголем, а уж если выпиваю, то мои 'вкусы не выходят за рамки общепринятых, поскольку я вырос в простой крестьянской семье, но, -- тут он придал голосу подобающий эмоциональный оттенок, -- наибольшее наслаждение в своей жизни я получаю, 'облапошивая аристократов любыми доступными мне способами. -- В этом смысле мы все с одной и той же яблони, -- ввернул я. -- Да, да, -- с улыбкой ответил он. -- Все мы одного поля ягоды. -- Ладно, парни, кончайте треп. Мы еще ничего не сделали, -- сказал Макс. -- Когда все подготовим, тогда и продолжите свой выпендреж. Макс подробно изложил Профессору все детали наших переговоров с братьями Химмельфарбами. Время от времени Профессор прерывал рассказ веселым хохотом или одобрительными замечаниями: "Изящно. Ей-богу, очень изящно!" Когда Макс сообщил, что братья собираются выложить за машину пятнадцать тысяч, Профессор стал очень серьезным, сразу утратил дружелюбный вид и напрягся. Он поднял руку, требуя внимания, и заговорил нашим языком, произнося слова с еврейским акцентом: -- Давайте достигнем взаимопонимания. Деньги любят счет, мальчики. Какова моя доля? Макс вопросительно поднял брови. -- А сколько вы хотите? -- Спрашиваешь, сколько я хочу? А как сам считаешь? Я хочу пять тысяч долларов. -- Пять тысяч? Вообще-то вам не полагается такого здорового куска, ну да ладно. Будем считать, что часть .этой суммы пошла в уплату за уроки, которые вы когда-то нам давали. -- Макс зевнул. -- Хорошо, значит, ваша доля за участие составляет пять тысяч долларов. Только смотрите, не лопните на радостях. Профессор улыбнулся и довольно потер руки. -- Прекрасно, Макс, прекрасно. Когда и где все состоится? -- Завтра в три часа дня вы должны быть здесь вместе со своей машиной. -- Договорились, -- ответил Профессор. Мы обменялись рукопожатиями. Уходя, он вновь стал космополитом. Обернувшись в дверях, он помахал нам рукой: -- Ариведерчи! -- 0'ревуар, до завтра, -- махнул я ему в ответ. Мы сели к столу. Макс, улыбаясь, протянул мне сигару. -- Ну и тип этот Профессор. Просто артист. Эй, Башка, вы с ним могли бы выступать одной командой. -- Ну что же мне делать, если я такой умный парень? -- пошутил я. Макс рассмеялся. Я обратился к Простаку: -- Слушай, ты не можешь определить по речи Профессора, из какой части Италии он родом? -- Ну ты даешь: Я в этом вопросе, как рыба на горной вершине. Мой итальянский -- еврейская версия английского, -- ответил он. Мы дружно рассмеялись. Толстый Мои принес поднос с выпивкой. Мы сидели за столом, покуривая сигары и смакуя виски. Внезапно Простак спохватился: -- А как насчет мистера Мура, который у нас в шкафу? -- Бог ты мой, я совсем забыл о нем, -- ответил Макс, и мы с Простаком невольно рассмеялись, увидев, каким несчастным стало его лицо. -- Нашли над чем смеяться, --сказал Макс. -- Хотя какого черта? Мы еще успеем организовать для него все как надо. В комнату заглянул Мои: -- Там опять пришли Химмельфарбы. Пропустить их? В эту минуту через черный ход ввалился запыхавшийся Косой. _ Эти чертовы Химмельфарбы задали мне чертову работенку. -- Пусть братцы немного подождут, -- сказал Макс Толстому Мои и раздраженно спросил у Косого: -- Что-то случилось? -- У них от этих десятидолларовых купюр совсем в головах помутилось. Они обскакали все магазины в окрестности, проверяя твои образцы. 6 Однажды в Америке . 161 -- Значит, они убедились, что это очень качественная подделка, -- насмешливо произнес Макс. -- Они смотались даже в Паблик Нэйшнл Банк. Мы дружно рассмеялись. -- А сейчас я скажу кое-что, от чего ты, Максик, сразу перестанешь смеяться. Я видел, как они сдали твои двадцать тысяч банковскому кассиру. -- Косой заливисто рассмеялся. Увидев внезапно помрачневшее лицо Макса, мы с Простаком присоединились к нему. Какое-то время Макс сидел, обхватив голову руками и что-то мыча себе под нос, а затем произнес: -- Какого черта! Сейчас узнаем, что все это значит. Скажите Мои, чтобы он. их пропустил. ^Взволнованные братья, в спешке натыкаясь друг на друга, ввалились в комнату. Старший прижимал руку к ходящей ходуном груди и хватал воздух открытым ртом. Его тонкие губы влажно блестели. Он заговорил, отчаянно брызжа во все стороны слюной: -- Все было чудесно, просто сказочно чудесно! Образцы понравились веем-веем! Во всех магазинах! Я даже попробовал обменять их в банке, зная, что там настоящие специалисты. Поначалу меня там здорово перепугали. Кассир посмотрел на меня и сказал: "Прекрасные новые купюры, мистер Химмельфарб. Вы сами их делаете?" Я очень испугался и ответил: "Нет. У меня есть друг, который этим занимается". И знаете, что мне сказал этот гад? Он сказал: "Химмельфарб, держись за этого друга, и ты станешь миллионером". А потом он засмеялся, вот ведь гад какой! Перебивая друг друга, братья выкладывали- нам подробности своего похода по магазинам. Они делали это с таким рвением, что не давали нам вставить ни слова. Они просто горели желанием сейчас же купить машину у Профессора и немедленно приступить к выпуску денег. Когда один из них выкрикнул: "Время ..." -- я, не дав ему договорить, быстро вставил: -- Время превыше всего. -- Что? А, да, конечно, мистер Башка. -- Не надо так горячиться, компаньоны. -- Макс постучал по столу, требуя внимания, и повторил: -- Не надо так горячиться. -- Убедившись, что братья готовы слушать, он продолжил: -- Джентльмены, я вижу, что вы настоящие джентльмены. Вы умны и сразу же можете по достоинству оценить хорошую вещь, но мы не можем приступить к делу до завтрашнего дня. Я договорился с Профессором, создавшим эту замечательную машину, что он прибудет 'к вам на склад завтра в четыре. Там мы и произведем окончательный расчет. Вы согласны, партнеры? Братья кивнули. Старший продолжал изливать свои чувства, непрерывно повторяя: "Чудесно! Изумительно! Превосходно!", и наполнял воздух вокруг мельчайшими капельками слюны. Раскуривая сигару, Макс наклонился ко мне и тихонько пробормотал: -- Мне нужен зонтик от этого урода. -- Как Расчет твоих двадцати тысяч? -- прошептал я ему в ответ. Макс кивнул и сделанной беззаботностью произнес: -- Химмельфарб, дружище, надеюсь, ты положил деньги в надежное место? -- О, конечно! -- ответил Химмельфарб. -- Я ведь бизнесмен, так? Я положил их в банк, а завтра выпишу чек на имя Профессора на всю сумму полностью. Все правильно? Мы с Простаком переглянулись. Я не мог сообразить, каким образом Макс справится с этим непредвиденным осложнением. Но Макс не стал долго мудрить. Он среагировал без лишних затей. -- Никаких чеков! Никакой бухгалтерии. Платить только наличными, иначе я покупаю машину сам. Завтра к четырем дня, -- когда Профессор появится на складе с машиной, вы должны прийти туда с тридцатью пятью тысячами на руках. Понятно? Или наличными, или я покупаю машину сам. -- Конечно, конечно. Это не имеет значения. Все будет, как ты скажешь, партнер! -- Химмельфарб льстиво улыбнулся. -- Только один вопрос... Профессор проведет предварительную демонстрацию? -- Химмельфарб вопросительно поднял брови. -- И, может быть, он даст нам годовую гарантию? -- Он с улыбкой посмотрел на братьев, ожидая их реакции. Те улыбнулись в ответ, выразив этим свое восхищение его предусмотрительностью. - Будет, все будет, -- беззаботно произнес Макс. -- И замечательная демонстрация, и гарантия. И, быть может, учитывая, что вашим партнером являюсь я, Профессор даст гарантию на целых два года. -- Макс поднялся с кресла. -- Хорошо, джентльмены. Мы практически все согласовали. У меня еще много дел, так что разойдемся до завтра? Он проводил их до дверей с видом занятого чиновника, вежливо выставляющего посетителей. Мы все крик нули им вслед: -- До свидания! Увидимся завтра! -- Ух! -- с облегчением выдохнул Макс. -- Эти уроды чуть не свели меня с ума. Косой достал гармонику и начал наигрывать "Дарда-неллу". Простак укоризненно покачал головой и показал на стенной шкаф: -- Эй, Косой, ты бы поимел уважение к нашему другу, мистеру Муру. Косой перестал играть, задумчиво постучал гармоникой по ладони и, осведомившись: "А это как?", негромко заиграл "Меланхолическую Крошку". Простак улыбнулся -- Да, по этому случаю нужно что-нибудь такое, печальное. Мы сидели за столом, курили, пили виски и вели рассеянный разговор. -- Я слышал, -- сказал Простак, -- что тот макаронник в штатском по-прежнему продолжает арестовывать игровые автоматы в Гарлеме. В чем дело? Неужели Франк не может его прищучить? Макс пожал плечами: ∙- Может быть, Франк хочет, чтобы в полицейских отчетах были сообщения об аресте игровых автоматов? -- Все равно этот итальяшка закончит тем, что его переведут в самый вонючий участок Стэйт-Айленда вместе со всеми его отчетами, -- сказал Простак. -- Ладно, пускай об этом болит голова у парнишки из юридического департамента. Очень толковый парнишка, верно, Макс? ' -- Да, -- ответил Макс и глубоко затянулся сигаретой -- Он один из башковитых юнцов Джимми. Этот парнишка доберется до хорошего места. Станет главой или прокурором района. Может быть, даже мэром. -- Кстати, о местах, -- Косой перестал играть и, позевывая, встал. -- Давай двинем в какое-нибудь место, а, Макс? -- Меня это устраивает, -- рассеянно ответил Макс. -- Предлагаю одно из трех на выбор: вечеринка у Эдди с прислугой из блондинок, немного хорошего опиума в курильне у. Джо или спокойный ночной отдых в бане. -- В отель к Эдди, -- .подали голоса Простак и Косой. -- Баня, -- сказал я. -- Отлично. -- Макс хитро улыбнулся. -- Большинством голосов мы выбрали баню. -- Он рассмеялся над обескураженным видом Косого. -- У тебя, Косой, один недостаток: ты каждый раз пытаешься зажечь свечу сразу с двух сторон. Когда мы выходили, я заметил: -- Мистеру Муру будет так одиноко наедине с собой! -- Может быть, спросим у него, не хочет ли он присоединиться к нам? -- сухо спросил Макс. Я проигнорировал его вопрос. Мы погрузились в "кадиллак", и Косой спросил: -- В бани Лутки? -- Нет, -- ответил я. -- В бани отеля "Пенсильвания". Там чисто, тихо и нет ни бандитов, ни гомиков. Макс согласился. Простак обернулся ко мне: -- Я против того, чтобы бандитов упоминали заодно с гомиками. -- Почему, Простак? -- спросил я. -- Если ты считаешь себя бандитом, то ошибаешься. Мы -- деловые люди с широким кругом интересов. Мы торгуем бриллиантами и производим десятидолларовые купюры. Вот мы кто такие. Косой состроил мне рожу и показал язык. Глава 18 На следующее утро мы вернулись к себе чистыми, хорошо отдохнувшими и очень голодными. Я попросил Мои поджарить нам ветчину- с дюжиной яиц; Косой сразу сгонял в соседнюю закусочную и принес оттуда пару десятков пончиков. После того как мы покончили с утренним кофе и выкурили по сигаре, Макс связался с главным офисом. Немного послушав, он положил трубку и пожал плечами: -- Сплошное ничего. На западном фронте без перемен. . Так что почти все утро мы провели за картами. Время от времени Мои приводил людей, которые делились с нами своими пустяковыми проблемами. Потом пришел раввин из соседней синагоги. Говоря на идише, он поведал нам душещипательную историю о неожиданной смерти в очень бедной семье: -- Нет ни места на кладбище, ни денег на похороны. Макс позвонил на кладбище и попросил отвести участок за наш счет. Он разрешил раввину воспользоваться услугами нашего похоронного бюро и выбрать у нас на складе любой из сосновых гробов. История, рассказанная раввином, напомнила мне о положении, в котором когда-то оказалась наша семья, и я выделил для похорон катафалк и два автомобиля. -- Да благословит вас Бог, джентльмены. Я помолюсь за вас, -- сказал раввин. Мне хотелось, чтобы он побыстрее оставил нас в покое, но тем не менее я ответил ему на идише: -- В этом нет никакой необходимости, ребе. Мы все -- агностики. Раввин посмотрел на меня с грустной улыбкой мудреца и сказал: -- Значит, тем более я должен помолиться за тебя, как когда-то молился за твоего отца. Да, было время, когда твой отец говорил и поступал так же, как ты. -- Как поступал? Что вы имеете в виду? -- Возможно, это тебя удивит, мой мальчик, -- снисходительно улыбнулся раввин, -- но в свое время, в Одессе, твой отец был известным человеком. -- Что?! -- вырвалось у меня. -- Да, и у твоего отца было Яркое прозвище^ так же как у тебя сейчас. -- Этого не может быть! -- Может! -- отрезал раввин. -- В одесских гетто твоего отца называли Изралик Штакер. Он был известным конокрадом и контрабандистом. Раввин усмехнулся, увидев мое неподдельное изумление. -- Моего отца называли в Одессе могучим и крутым. Израилем? -- В моем голосе звучали удивление и восхищение. -- Да. И единственная причина, по которой я это тебе сообщил, заключается в том, что, судя по всему, это -- единственчое качество, которое ты уважаешь в людях. -- Как случилось, что из одной крайности он ударился в другую? -- Когда мы вместе с ним оказались в нашей новой стране, я помог ему изменить его взгляды. Затем, все осознав и приняв Бога, он постарался искупить свои прежние грехи. -- Не переставая говорить, раввин двинулся к двери. -- В Библии сказано: "Грехи отцов..." -- Он вдруг замолчал и ласково улыбнулся. -- А в Америке говорят: "Каков отец, таков и сын". Когда-нибудь, с моей помощью, ты будешь вести себя, как подобает настоящему еврею. Спасибо за все и шолом алейхем мальчики! -- Заходите, ребе, поболтаем, -- бросил я ему вслед. Он усмехнулся: -- Лучше я зайду, когда возникнет срочная необходимость в шнапсе или финансовой помощи. -- Заходите в любое время, -- ответил я: После ухода раввина я надолго замер в кресле зажав рюмку в руке. Макс пихнул меня. -- Эй, очнись. Башка. О чем задумался? .-- Что? -- очнулся я. -- Что у тебя на уме? -- А, я думал об отце. Он был настоящим мужчиной, представляешь? Его называли Израликом Штакером. Эй, Макс, не знаешь оптовика, у которого я мог бы купить новое большое надгробие на его могилу? -- Конечно, знаю. Когда представится возможность, мы вместе туда сходим. В гости ненадолго заглянули Веселый Гониф, Гла-застик и Пипи. Увидев их, Макс произнес: -- Как раз вас-то я и хотел увидеть, братцы. Вы что научились читать мысли? Веселый помотал головой: -- Нет. Мы зашли немного выпить и занять маленько денег. У нас в карманах пусто, как... -- У безгрудой девки за пазухой? -- сухо закончил Макс. -- Как насчет того, чтобы вначале прочитать небольшую поэму. Придумал что-нибудь новенькое? -- Макс, не заводи его! -- завопил Простак. -- Давай-давай, Веселый, прочитай им ту, что приду мал вчера вечером, -- подбодрил Глазастик. -- Ладно, ладно, -- смущаясь, проговорил Веселый. -- Вот, слушайте: Мари овечку завела И как-то с нею спать легла. Овца бараном оказалась, С ягненочком Мари осталась. Мы молча сидели, ожидая продолжения. Веселый посмотрел на нас и пожал плечами: Это все. -- О нет! -- простонал я. -- Бог ты мой! -- сказал Макс. Косой засмеялся: -- Не слушай их, Веселый! Это было здорово. Ты просто поэтический гений. -- Вы, кажется, войдя, объявили, что у вас завелось безумное количество денег? -- ехидно осведомился Макс. -- Да уж, -- уныло отозвался Веселый. -- У меня -- как раз-на всю оставшуюся жизнь: с такими деньгами я сдохну к сегодняшнему вечеру. Макс швырнул каждому из них по сотенной и сказал: -- Это аванс. У меня для вас небольшая работа. Будьте здесь сегодня в десять вечера. -- Что за работа? -- спросил Веселый. -- Вечером и узнаете. Гости пропустили по паре рюмок и удалились. В три тридцать Мои объявил: -- Профессор ждет в зале. -- Пускай войдет, -- ответил Макс. Профессор проворно вошел в комнату. Он был похож на энергичного торгового агента. Его глаза оживленно сверкали, белые зубы сияли в дружелюбной улыбке. Он с жаром пожал наши руки, показывая, .насколько рад встрече. -- Ребята, вам нужна предварительная демонстрация? -- спросил он. -- Да, если вы не против, -- ответил Макс. Профессор улыбнулся: -- Вовсе нет, вовсе нет. Для меня это одно удовольствие. Кто-нибудь, помогите мне управиться с этой штуковиной. Косой вызвался в помощники, и они вдвоем внесли машину в комнату. Это был громоздкий ящик, почти два метра в длину и более полуметра в ширину. Его осторожно поставили на стол, и Профессор начал демонстрацию. Она убеждала. Наблюдая за его действиями, я понял, откуда берутся доверчивые простаки. Прямо здесь, у нас на глазах, оь поворачивал рычаг, заправив с одной стороны чистый лист бумаги размером с купюру, и с другой стороны через узкую щель выползала новенькая хрустящая десятидолларовая бумажка. Это на самом деле впечатляло. Казалось, машина действительно делает десятидолларовые купюры. До нас доносились звуки сложно функционирующего механизма. Что-то они мне напоминали, но я никак не мог сообразить, где я их слышал. -- Эта штука слишком хороша для Химмельфарбов, -- шутливо заметил Макс. -- Давайте оставим ее себе. -- Иногда я сам начинаю верить в то, что она работает, -- улыбаясь, сказал Профессор. -- Посмотрим, что вы скажете, когда увидите ее внутри. Он открыл крышку. Под ней находилась масса колесиков, шестеренок и пружин. -- Черт меня подери! -- воскликнул Макс.-- Она что, настоящая? -- Настоящая, настоящая! -- весело ответил Профессор. -- Внутренности состоят из двух старых игровых автоматов без этих фруктов-ягодок на барабанах. Профессор извлек из ящика начинку и показал нам секретный отсек, в котором находились десятидолларовые купюры. Когда он повернул рычаг, механическое устройство втянуло чистый бумажный лист с одной стороны машины и подало его в скрытый отсек, находящийся под отсеком с настоящими купюрами, после чего сработал другой механизм, выталкивающий из щели десятидолларовую бумажку, словно она была только что напечатана. Механика игровых автоматов использовалась исключительно для маскировки, чтобы придать изделию сложный вид и произвести побольше шума. Мы согласились, что все сделано очень умно, и Профессор с удовольствием выслушал наши похвалы. -- У меня еще одна просьба, -- произнес Макс, обращаясь к Профессору. -- Мне хотелось бы иметь еще один такой сундук, но без начинки. Профессор поднял брови: -- Пардон? Макс повторил просьбу и с улыбкой добавил: -- Не беспокойтесь, Профессор, я не собираюсь составлять вам конкуренцию. Мне нужен пустой ящик, без всякой механики. У вас такой найдется? Я не могу рассказать, зачем он мне, но это весьма важно. -- Конечно, Макс, конечно, -- быстро проговорил Профессор. -- Если бы я знал, то прихватил бы такой сундук с собой. -- После того как мы закончим с Химмельфарбами, я пошлю Косого за ним к вам в магазин, хорошо? -- спросил Макс. -- Бери их столько, сколько тебе надо, -- ответил Профессор. -- Мне нужен только один. Я задумался: для чего Максу понадобился пустой ящик? Затем меня осенило, и его идея мне не очень понравилась. Я подумал, что Макс часто рискует без всякой необходимости. Профессор привел машину в рабочее состояние, зарядил ее сорока новыми десятидолларовыми купюрами и, отсчитав сорок листков чистой бумаги, аккуратно упаковал их и засунул себе в карман. Мы отнесли машину в грузовой фургон Профессора и поехали впереди на "кадиллаке", показывая ему дорогу к заводу Химмельфарбов. Когда мы прибыли на место, братья первым делом выставили всех посторонних за пределы склада. Охраннику они предоставили оплачиваемый отгул на оставшуюся часть дня. На оплате отгула настоял Макс. Профессор действовал безукоризненно. Братья выпученными глазами смотрели, как из машины выскальзывают десятидолларовые купюры. Когда Профессор откинул крышку и показал им внутреннее устройство машины, это произвело на них требуемое впечатление. Старший Химмельфарб от возбуждения забрызгал всех вокруг слюной и начал изъясняться только в превосходной степени: "Великолепно! Изумительно! Колоссально!" Когда речь зашла об уплате тридцати пяти тысяч, возникла небольшая заминка. Химмельфарб потребовал письменной гарантии на год бесперебойной работы машины. В конце концов Профессору удалось его убедить. -- Завтра я доставлю-вам настоящее, напечатанное и Заверенное гарантийное письмо, -- пообещал он. Профессор был воистину великолепным продавцом. -- Этот парень сможет навязать любой товар даже уличным торговцам, -- прошептал Макс. Дрожащими руками Химмельфарб --передал Профессору тридцать пять тысяч. Профессор похлопал его по спине. -- Не беспокойтесь. Завтра я получаю крупную партию чистой бумаги для печати, и вы будете первым, кому я ее доставлю. Я гарантирую, что вы будете получать доходы, превышающие тридцать пять тысяч в неделю. Мы оставили Химмельфарбов подсчитывать свои прибыли. Они заявили, что, как только у них будет требуемая бумага, они начнут работать сверхурочно. По виду Косого я понял: если мы быстро не отчалим, его прямо здесь разорвет от хохота. Он уже кашлял и задыхался от едва сдерживаемого смеха. На обратном пути мы заехали в магазин Профессора и прошли в его мастерскую. Она располагалась в том же подвале, только теперь была оснащена разнообразными современными станками для обработки дерева и металла. Профессор отсчитал тридцать тысяч долларов и передал их Максу. -- А еще у вас есть на примете такие же лопухи, как Химмельфарбы? -- спросил он. Макс улыбнулся: -- Янина что не намекаю, Профессор, но каждому -- свой рэкет. Как правило, мы не занимаемся пйдобными фокусами. Просто Химмельфарбы доставали нас на протяжении долгого времени. Они просто до зуда желали быть облапошенными. -- Могу уверить тебя, что это весьма доходное дело, -- ответил Профессор. -- Ежемесячно-я сплавляю как минимум одну печатную машину по цене от трех тысяч и выше. Дороже всего, за пятьдесят тысяч, я продал этот механизм одному итальянскому графу. Я устанавливаю цену, исходя из финансового положения своих потенциальных клиентов. Или лучше назвать их лопухами? -- Он усмехнулся и продолжил уже более серьезным тоном: -- Думаю, что нет необходимости предупреждать вас о том, что иногда эти лопухи обращаются к властям в надежде добиться возмещения ущерба. Макс беззаботно прервал речь Профессора: , -- Мы сможем с ними справиться. Кроме того, я вам вот что скажу, Профессор. У них не будет никаких доказательств. Сегодня вечером вы получите свою машину обратно. А от вас я хочу следующего. У вас найдется рулон туалетной бумаги? -- Туалетной бумаги? -- растерянно переспросил Профессор. -- А, конечно, в туалете есть туалетная бумага. Он вышел из мастерской, вернулся с начатым рулоном и с недоумевающим видом передал его Максу. Макс подошел к пустому корпусу печатной машины и, положив в него рулон, спросил: -- Вы можете сделать так, чтобы после поворота рычага рулон начал разматываться и бумага вылезала через прорезь? -- Да, я понял, чего ты хочешь. Это займет у меня примерно пятнадцать минут.. Приступая к работе, Профессор от души потешался: -- Очередной прикол, да, Макс? Я попытался возразить: -- К чему затевать всю эту возню? Макс широко улыбнулся: -- Ты уже понял, Башка? Отличная шутка, верно? Я улыбнулся мальчишескому энтузиазму Макса. У Профессора ушло более двадцати минут на то, чтобы установить рулон с туалетной бумагой в' ящике и добиться правильной работы устройства. Макс радовался, словно ребенок, получивший в подарок новую механическую игрушку. Подхватив ящик, мы направились к выходу. Макс спросил у Профессора: -- Вы будете в мастерской около одиннадцати вечера? В это время вам доставят машину, которую мы продали Химмельфарбам. -- Если это необходимо, я готов прождать всю ночь, -- ответил Профессор. -- Возврат машины сэкономит мне целую неделю работы. Мы отвезли пустой ящик к Толстому Мои и поставили его на полу в нашей комнате. Взглянув на хитро улыбающегося Макса, я сказал: -- Ну что, Макс, мой мальчик, будем укладывать мистера Мура прямо сейчас? Макс просто подпрыгнул от неожиданности и с удивлением спросил: -- Как ты догадался, Башка? -- Элементарно, мой милый Ватсон. Не забывай, что я использую свою башку. Могу поспорить, что даже Косой понял, в чем дело. Косой что-то обиженно пробормотал себе под нос. Мы взяли мистера Мура и аккуратно уложили его в ящик. -- О, он начинает поспевать, -- пробормотал Макс. -- Фу! Шанель номер пять. Я усмехнулся: -- Да уже сильнее, чем номер пять, он благоухает по меньшей мере, как номер семь. ∙- Ты убедился, что мистер Мур не будет мешать операциям с туалетной бумагой? -- скорбно спросил Макс. -- Все в порядке. Я закрепил его ноги у стенок, -- ответил я, и мы плотно закрыли крышку. Макс повернул рычаг, и из прорези поползла туалетная бумага. Плюясь во все стороны, Макс передразнил старшего Химмельфарба: -- Великолепно! Колоссально! -- Хотел бы я посмотреть, как они потянут за рычаг и увидят эту бумагу, -- произнес Косой. -- А когда они откроют крышку и заглянут внутрь, -- захлебываясь от смеха, сказал Простак, -- то увидят мистера Мура, который будет глядеть прямо на них'. -- Могу поспорить, что они там же и сдохнут, как мистер Мур! -- добавил Косой. Мы оставили ящик на полу. -- Я думаю, что следующим номером после такой работы должно идти что-нибудь взбадривающее, -- сказал Макс. Косой высунул голову в зал и проорал: -- Взбадривающего! Мои принес поднос с двойным виски. Взбодрившись, мы занялись каждый своим делом. Простак не.много поработал с грушей в углу. Макс тренировался, выхватывая спрятанный в рукаве мелкокалиберный револьвер. Косой тихонько наигрывал на гармонике, а я упражнялся с ножом, полосуя, воздух вокруг себя. Ровно в десять появились Веселый, Пипи и Глазастик. Как всегда, они вошли, следуя друг за другом в строго установленном порядке. Первым с преувеличенно важным видом вышагивал Веселый. Следом за ним, постреливая глазами во все стороны, двигался похожий на улыбающегося хорька Пипи. Замыкал шествие раскачивающийся из стороны в сторону и непрерывно озирающийся, будто все время ожидающий удара в спину, Глазастик. -- Выпьете? -- спросил Макс. Вопрос был чисто риторическим. Я не помнил случая, чтобы они отказались. Косой высунул голову в зал и сказал Мои, чтобы тот не останавливался, и Мои зачастил с подносами. Веселый и его компаньоны с любопытством разглядывали ящик. Наконец Веселый не выдержал и спросил: -- Что за дрянь в этом ящике, Макс? -- Смотрите, -- весело ответил Макс, -- сейчас я продемонстрирую вам последнюю новинку торговли. Взяв газету и оторвав от нее длинную полоску шириной сантиметров в десять, Макс просунул ее в ящик с той стороны, где находилась приемная часть для чистой бумаги. Повернув рычаг, он серьезно произнес, показывая на выползающую из ящика туалетную бумагу: -- Это новейшее изобретение нашего времени -- машина по изготовлению туалетной бумаги. -- Да, это величайшее из когда-либо сделанных изобретений, -- добавил я. -- Каждая семья на земле захочет приобрести такую машину. Веселый кивнул и с благоговением произнес: -- Да, подумать только, сколько денег сэкономят люди, если будут делать туалетную бумагу из старых газет. Особенно в больших семьях. -- Величайшее изобретение с тех пор, как Эдисон придумал электрическую лампу, -- сказал я. Макс с серьезным видом добавил: -- Это изобретение Маркони. Слышали о нем? Это парень, который изобрел радио. -- Слышали, -- ответил Глазастик. -- Очень умный итальянец. -- А теперь слушай внимательно, Веселый, -- сказал Макс. -- И не вздумай задавать свои дурацкие вопросы, когда я скажу, что надо сделать. -- Когда это я задавал тебе вопросы, Макс? -- обиделся Веселый. -- Ладно, ладно, не будь таким чувствительным. Ты знаешь, где завод Химмельфарбов? Веселый молча кивнул. -- Хорошо. Я хочу, чтобы вы сейчас доставили туда этот ящик и забрали у них со склада точно такой же. Своего рода обмен. Уловили? -- Сейчас? -- удивленно спросил Веселый. -- Завод закрывается в семь, а сейчас уже десять. Макс начал терять терпение. -- Если бы я хотел доставить груз, когда они на работе, то обратился бы в обычную транспортную контору, а не к жулью вроде вас. Лицо Веселого расплылось в довольной улыбке. -- А, теперь понял. Ты хочешь, чтобы мы туда вломились. -- Ты умнеешь прямо на глазах. Вы можете найти небольшой грузовик? -- Да, -- ответил Веселый. -- Мы можем занять грузовик у чистильщика ковров Клеми. Макс хмыкнул: -- Похоже, Клеми одалживает свой грузовик кому угодно. Когда-нибудь это может сильно повлиять на здоровье его задницы. -- Мы часто оказываем ему услуги, -- сказал Пипи. -- А можно будет заодно обчистить эту лавочку? -- с надеждой поинтересовался Глазастик. -- Не знаю. -- Макс задумался. -- Впрочем, вот что: к товарам не прикасайтесь, но если найдете какие-нибудь деньги, то считайте их своими. -- Спасибо, Макс, -- сказал Веселый. Я вгляделся в его лицо, пытаясь уловить насмешку, но Веселый был серьезен. Он сказал то, что думал. -- Ну ладно, к делу, -- произнес Макс. Веселый отправил Глазастика за грузовиком, и тот, торопливо проглотив свое виски, вышел из комнаты. Пока мы ждали его возвращения, Пипи и Веселый о чем-то взволнованно перешептывались. Было слышно, как Пипи наседал на Веселого и требовал, чтобы тот о чем-то спросил у Макса. 'Наконец я не выдержал: -- Эй, Веселый, что это ты там задумал? Расскажи нам, не будь таким застенчивым. -- Я вовсе не застенчивый, -- ответил Веселый и, откашлявшись и немного .помявшись, на одном дыхании произнес: -- Мы с Пипи обсуждали... -- Он опять замолчал и начал мяться. -- Что обсуждали? -- спросил Макс. Веселый сделал глубокий вдох и, указывая на ящик, закончил: -- Мы бы хотели участвовать в этом деле. -- В каком деле? -- удивился Макс. _ В производстве туалетной бумаги, -- решительно поддержал Веселого Пипи. -- Боже ты мой! Неужели такое возможно? -- ошалело воскликнул Макс. "Да, -- подумал я. -- Вот это номер! Вот стоят настоящие, тертые, видавшие виды ист-сайдские парни. Парни, которым известны все существующие способы облапошивания и мошенничества. И они попались на 175 простенький трюк, придуманный Максом всего лишь для хохмы. Вот это номер!" -- Вы что,-- ребята, хотите вложить деньги в это предприятие? -- недоверчиво спросил Макс. . Веселый и Пипи утвердительно кивнули. Затем Веселый, запираясь, произнес: -- Конечно, Макс, у нас мало денег... Только те, что ты нам дал,.. Но мы надеемся, что ты сможешь одолжить нам необходимую сумму. Максу с большим трудом удалось сохранить серьезность. -- Знаете, что я вам скажу, -- задумчиво произнес он. -- Этот бизнес по производству туалетной бумаги вам не подходит, ребята. Это полностью законный бизнес, а вы не созданы для него. Кроме того, в стране депрессия, и любое производство приносит одни убытки. -- Даже метрополитен в глубокой яме, -- вставил Простак. -- Да, даже подошвы под горами, -- добавил Косой. -- Эти прикольчики так стары, что уже воняют, -- ∙заметил Макс. -- Ага, он завидует, что не он их придумал, верно, Простак? -- ответил Косой. Опустив голову и поджав губы, Макс с отрешенным видом прошелся по комнате. Затем остановился и с теплой улыбкой посмотрел на Веселого и Пипи. -- Вот что я лучше сделаю. Макс посоветовался со мной, и я ответил, что полностью с ним согласен. Тогда он обратился к Веселому и Пипи: -- Я дам вам кое-что, куда больше отвечающее вашим наклонностям. Кое-что, на чем вы всегда сможете заработать. -- С величественным видом барона, одаривающего преданных слуг за многолетние труды, он провозгласил: -- С этого момента салун на Брум-стрит принадлежит Веселому, Пипи и Глазастику! Скажете управляющему Изи, чтобы передал вам ключи, а если у него возникнут вопросы, пусть позвонит мне. Честно говоря, я, ребята, просто не думал, что вы хотите иметь свое дело. Ну как, устраивает вас такое? Тон Макса свидетельствовал о том, что он нисколько не сомневается, что это их устраивает. И это, несомненно, устраивало их настолько, насколько безработного начинающего солиста устроило бы приглашение в Метрополитен-Опера. Иметь свой салун было для них пределом мечтаний. Сдавленным от волнения голосом Веселый пробормотал: -- Спасибо, Макс, Башка. Огромное спасибо, ребята. Маленький Пипи торопливо вытер нос рукавом. Эмоции переполняли его. -- Черт подери! Посмотрим, что скажет Глазастик, 1огда узнает. Спасибо, ребята! -- Он посмотрел на нас преданными глазами. -- О чем я должен узнать, Пипи? -- Бесшумно появившийся в дверях Глазастик с любопытством обвел нас взглядом. Пипи обнял его за плечи: -- Глазастик, мы при деле. Макс, Башка и ребята только что отдали нам салун на Брум-стрит. Глаза у Глазастика стали опасно большими, словно вот-вот должны были выскочить из орбит. Он судорожно сглотнул и зашелся в приступе кашля. Веселый начал стучать его по спине. -- Успокойся, приди в себя. В конце концов Глазастик пришел в себя настолько, что сумел выдавить: -- Спасибо, ребята! Макс обернулся ко мне и спросил, как обстоят дела в этом салуне. Я достал записную книжку, нашел страницу с пометкой "салуны" и зачитал цифры, относящиеся к салуну на Брум-стрит: -- Он дает примерно двадцать восемь сотен долларов в неделю на виски и пиве и еще примерно четыреста на игровых автоматах. За вычетом расходов на зарплату, взятки, аренду и товар остается около двенадцати сотен чистого дохода в неделю. -- Отлично, мальчики, -- сказал Макс. -- Это все ваше. Работников не меняйте, содержите заведение в чистоте и порядке. -- Он сурово посмотрел на Веселого. -- И никаких шуток с карманами напившихся клиентов. -- Внимательно посмотрев на Глазастика и Пипи и погрозив им пальцем, Макс добавил: -- Девок в заведение не допускать. -- Я обещаю, что заведение будет в полном порядке, Макс, -- ответил Веселый. -- Еще одно, -- продолжил Макс, назидательно подняв палец. -- Вы получили дело, которое будет приносить каждому из вас примерно по четыреста долларов в неделю. Припасайте кое-что на черный день. "Сухой" закон не вечен, смотрите, не промотайте все зазря. Ну ладно, давайте займемся делом. -- Он показал на ящик на полу. -- И будьте неаккуратней. Там внутри очень деликатная механика. Кстати, вы прихватили с собой то, чем сможете открыть двери на фабрике? Веселый укоризненно посмотрел на Макса. -- Ты что, считаешь нас любителями? -- Он извлек связку отмычек и позвенел ими в воздухе. -- И у Пипи есть еще один набор. Могу поспорить, что мы за десять минут откроем любую дверь в Нью-Йорке, не используя фомки. А если понадобится фомка, то у Глазастика имеется просто великолепный экземпляр. Они подняли ящик и пошли к дверям. Веселый на мгновение обернулся и заметил: -- Выглядит так, будто мы выносим гроб. -- Прощайте, мистер Мур, -- скорбно произнес я. -- Что? -- Веселый опять обернулся. -- Так, ничего, -- отозвался я. Ребята скрылись за дверью. Работа заняла больше времени, чем мы предполагали, но когда они вернулись, неся ящик, вид у них был бодрый и веселый. -- Как все прошло? -- спросил Макс. -- Повозились, чтобы попасть на завод? -- -- Возни там столько же, сколько при входе д заведение к Пегги, -- ответил Веселый. -- Надо еще что-нибудь сделать, Макс? Если нет, то мы хотели бы сгонять в свой салун. Макс улыбнулся: -- Хорошо, Веселый. Если у Изи возникнут вопросы, пусть позвонит мне, и я дам свое "добро". -- Спасибо, ребята, -- хором сказали они. До Брум-стрит, судя по всему, они неслись по воздуху. Изя был на проводе уже через несколько минут. -- Да, да, -- ответил Макс. -- Салун принадлежит им. И передай Веселому, что я велел добавить к твоей зарплате двадцать пять долларов. Положив трубку, Макс посмотрел на Простака и на Косого. -- Вы оба добровольно вызываетесь доставить ящик Профессору. Понятно? Когда .мы остались одни, я сказал Максу: -- Со стороны Химмельфарбов могут последовать ответные действия. Они не из тех, кто молча расстается с пятнадцатью тысячами. Макс усмехнулся: -- Ну и что они смогут доказать? Если смотреть со стороны, то мы сами потеряли на этом деле двадцать тысяч. Конечно, они могут предположить, что мы в сговоре с Профессором, но у них нет никаких доказательств. У них нет даже .печатной машины. Кроме того, у них будет еще одна проблема: что делать с мистером Муром. Макс откинулся в кресле, закрыл глаза, и его лицо приняло умиротворенное выражение.. Я решил, что он задремал, но он слегка пошевелился и расслабленно пробормотал: -- .А знаешь, Башка, нет худа без добра. Эти Хим-мельфарбы вполне могут заняться производством туалетной бумаги. Глава 19 -- Срочно позвоните в клуб, -- прямо с порога объявил Толстый Мои при нашем появлении на следующее утро-Макс многозначительно повел бровями и, бросив мне: "Я так и думал", спросил у Мои: -- Он сказал, в чем дело? -- Нет, не сказал, -- покачал головой Мои. -- Он сказал только, что это важно. Звонил сегодня уже два раза. Макс проглотил свое виски и набрал клубный номер районного лидера Демократической партии. После короткого разговора он с озабоченным видом положил трубку и взглянул на меня: -- Пошли. Вроде бы это срочно. Мы без стука вошли в расположенный в клубе офис партийного босса. Он обеспокоенно посмотрел на нас из-за стола и жестом указал на беспорядочно стоящие по всей комнате стулья. Мы подхватили по стулу и подсел'и к его столу. -- В чем дело? -- спросил Макс. -- Сегодня утром было два звонка. Один с Сентер-стрит... -- Босс вгляделся в наши лица, проверяя, произвело ли это на нас должное впечатление. _ И? -- спросил Макс. -- Из управления полиции. А второй -- из офиса районного прокурора. -- Ну и что? -- спросил Макс. -- Я хочу,, чтобы вы, парни, поняли, что я нахожусь на работе. -- Хорошо, мы знаем, где вы находитесь, -- сказал Макс. -- Так в чем дело? -- Ладно, Макс, я объясню вам это так, как понял' из этих звонков. Ты ведь просил меня присмотреть за Химмельфарбами, так? Как ты говорил, в интересах одного твоего друга. Так вот, с ними произошла какая-то странная, запутанная история. Мы с Максом переглянулись. -- И что случилось с этими тупыми идиотами? -- спросил я. Босс пристально вгляделся в мое лицо. -- Значит, так. Сегодня утром, прибыв на свой завод, Химмельфарбы отправились к ящику, в котором, как они заявили, должна была находиться специальная печатная машина. Машина не работала. Они открыли крышку, чтобы заглянуть внутрь, но машины в ящике не оказалось... -- Партийный босс выдержал паузу для усиления драматического эффекта. -- Как вы думаете, ребята, что находилось в ящике? -- И что же находилось в ящике? -- с интересом спросил я. -- В ящике находилось тело. -- Мертвое тело? -- спокойно спросил Макс. -- Так в чем дело? -- Да, мертвое тело, -- насмешливо повторил партийный босс, внимательно глядя на Макса, и продолжил таким же насмешливым тоном: -- Вы, парни, конечно же, ничего об этом не знаете. Особенно если учесть, что человек умер естественной смертью. -- Он рассмеялся. -- Естественная смерть -- это не по вашей части -- Ну и в чем дело? -- равнодушно повторил Макс. -- Мы фигурируем в этой истории или нет? Братья сказали, что они собирались печатать на этой машине? -- Конечно, вы фигурируете в этой истории, так что не переживайте. И братья не сказали, для чего предназначалась машина, но, во всяком случае, старший Химмельфарб попал в госпиталь. У него сердечный приступ или что-то вроде этого. Двое других рассказали полиции какую-то невразумительную историю, в которой упоминаетесь и вы. -- И каково наше участие во всей этой нелепице? -- спросил я. -- Они заявили, что приобрели машину с вашей помощью. -- Нас обвиняют в причастности к любому странному происшествию в Ист-Сайде, -- печально заметил я. J- СОвершенно верно, Башка. Ладно, к счастью, покойник умер сам, так что с этой стороны вам не грозят какие-либо особые неприятности. И Химмельфарбы очень уклончивы в своих объяснениях относительно предназначения печатной машины. Поэтому я думаю, что будет достаточно легко погасить интерес прокурора и полиции к этому случаю. -- Сколько? -- спросил Макс, извлекая пухлую пачку денег. -- Парочка изображений Кливленда решит дело. Макс отсчитал две тысячедолларовые, купюры и швырнул их на стол. Партийный босс рассмеялся: -- Да, на пользу дела, но не на пользу дела Хим-мельфарбов. Макс встал со стула. -- Есть что-нибудь еще? Партийный босс с улыбкой пожал плечами. Он вышел на улицу вместе с нами и, когда мы уже отъезжали, прокричал нам вслед: --Ну и в чем дело? Есть что-нибудь еще? -- Дразнится, гад, -- зло сказал Макс. -- Конечно, у него хорошее настроение. Получил две штуки ни за что. -- Ну, кое-что ему придется отстегнуть прокурору и полиции, -- заметил я. -- Да, наверное, какую-то часть отдаст Но уверяю. тебя, что это будет совсем небольшая часть. -- Пожалуй, -- согласился я. -- И это показывает силу денег. -- Да, ты прав, Башка. Это показывает, что любого можно купить за заварные пирожные. -- Да, -- согласился я. -- Да, -- подтвердил он. Наконец-то судьба улыбнулась мне. Вышло так, что в то утро я первым появился в нашей комнате и был один, когда зазвонил телефон. Это была Долорес, которая звонила своему брату. Толстому Мои. Когда я вдруг понял, кто звонит, то от. неожиданности меня бросило в дрожь, и на короткое время я потерял дар речи. Затем вся моя долго сдерживаемая страсть по Долорес прорвала плотину. Я просил, я умолял, я взывал, я увещевал до тех пор, пока она наконец великодушно не сдалась и не назначила мне свидание тем же вечером. -- Хорошо, хорошо. Башка, -- смеясь над моей горячностью, ответила она. -- Ты просто ошеломил меня своим напором. Значит, сегодня. Но у меня выступление, и я не смогу освободиться раньше половины шестого. Тебя это устраивает? -- Затем с легким оттенком кокетства она спросила: -- Ты еще не видел моего номера? -- Видел ли я ее танец в этом представлении? Если бы она только знала, сколько раз я сидел в темном партере, сгорая от страсти. -- Нет, но с удовольствием посмотрю, -- соврал я. -- Хорошо, Башка, это я беру на себя. Я оставлю тебе билет в кассе, а через двадцать минут после спектакля жди меня около служебного выхода. Хорошо? -- До того времени я буду как на иголках, -- ответил я. . Она мило рассмеялась: -- Очень неожиданно, но ты, оказывается, умеешь говорить приятные вещи. А сейчас, пожалуйста, позови Мои, а то я забуду, о чем собиралась с ним поговорить. -- Эй, Мои!, -- крикнул я. --Тут звонит твоя сестра, Долорес. -- Кто? Долорес? Хорошо, иду! Я смотрел на толстого, неуклюжего Мои, стоящего у телефона, и сравнивал его с гибкой, ослепительно яркой, грациозной Долорес. Они походили друг на друга, как полынь и орхидея. Помимо своей воли я напрягал слух и прислушивался к разговору. Я понял, что Долорес договаривается с братом о посещении могилы родителей перед ее отъездом из города. Я попытался уяснить из реплик Мои, куда она уезжает, но не смог. Она хотела побывать на кладбище в воскресенье. Мои ответил: -- Не уверен, что смогу. Надо спросить у Макса, а его пока нет. <-- Все в порядке! -- крикнул я. -- Считай, что у тебя в воскресенье выходной. И я тебе дам машину с шофером для поездки на кладбище. Повесив трубку. Мои с признательной улыбкой сказал: -- Долорес просила передать тебе большое спасибо за машину и шофера. -- А, ерунда, -- ответил я и как бы мимоходом поинтересовался: -- Куда она собирается? В путешествие? -- Ты разве не слышал? Малышка получила приглашение из Голливуда. Ей предложили небольшую танцевальную роль в музыкальной картине. Сердце упало у меня в груди, и я не стал больше ничего спрашивать. Я поспешно вышел на улицу, чтобы не встречаться с Максом, но одумался и, вернувшись назад, сказал Мои: -- Меня сегодня не будет остаток дня, по личному делу. Передай Максу, что я с ним созвонюсь и все объясню. Я чувствовал себя как школьник, отправляющийся на первое свидание. Я поймал такси и, вернувшись в свой отель, занялся лихорадочными приготовлениями. Я извлек из гардероба и разложил на кровати все свои костюмы. Мой выбор остановился на темно-синем, в узенькую серую полоску. Он был практически новым и, несмотря на консервативность стиля, выглядел достаточно модно.--Я торопливо перерыл ящик с рубашками и извлек самую белоснежную и накрахмаленную. Я перебрал всю свою обувь, но ни одна из пар не устроила меня, поэтому я решил, что позднее сгоняю на Пятую авеню и куплю новые ботинки. А заодно присмотрю там галстук пошикарней. Кстати, могу купить сразу и новую шляпу, может быть, котелок. Котелок? Нет, не годится. Котелок не для моего лица -- оно у меня слишком румяное и' упитанное. Я рассмеялся над собой: какое же оно упитанное? Я вовсе не был упитанным. Я посмотрел на себя в большое зеркало на двери гардероба. У меня не было лишнего мяса ни на лице, ни на теле. Только кости и мускулы -- я был в отличной форме. И мне, в отличие от многих других, не нужны набивные плечи. Ну, разве что самую малость подбитые, чтобы лучше сидел пиджак. И, пожалуй, лучше снять кобуру. Револьвер портит осанку. Но нож я оставлю, я без него все равно что голый. А ты неплохо выглядишь, верно, дружище Башка? Рост почти сто восемьдесят... Ну ладно, ладно, сто семьдесят девять. Это почти сто восемьдесят. Черт возьми, после стольких лет у меня свидание с Долорес! Именно в этом я нуждался, в свидании, которое разрушит мои иллюзии, излечит меня от моей маниакальной страсти. Бог ты мой, я уже начал относиться к ней, как к божеству. А собственно говоря, по какой причине? Я .ведь даже не знаю ее по-настоящему. Я и говорил-то с ней от силы раз пять за последние десять-двенадцать лет. О, конечно, в ней было нечто притягательное. Так, значит, она -- в конце концов снизошла до свидания со мной? Кем она, к черту, себя воображает? Насколько я знаю, она была всего лишь ист-сайдской девкой, только и всего. Возможно, я сотни раз имел куда лучших девок, чем она... Черт, что со мной такое? Я всегда думаю и действую, как обычный бандит. Есть лишь одна Долорес: славная малышка, чистая и благородная с первых дней своей жизни. Она образованная -- окончила Нантер-Колледж, -- прекрасная и, я совершенно уверен, вдобавок ласковая и преданная. Девушка, на которую можно положиться. Она необыкновенная, моя крошка Долорес! Каждый раз, когда я смотрел, как она, словно богиня, танцует в своих воздушных одеяниях, сквозь которые в направленном на нее ярком свете видны очертания тела, каждый- раз я не знал, каким образом мне удавалось сохранять контроль над собой. Когда-нибудь я совершенно свихнусь при одной только мысли о ней. Я принял холодный душ, затем спустился в расположенную внизу парикмахерскую и задал ей работу: стрижка, бритье, мытье головы, массаж и маникюр. Я велел Анжело не злоупотреблять бальзамом для волое, поскольку не хотел благоухать, словно гомик. Затем я позвонил в контору Кэри и заказал лимузин с шофером. Девушка, принимавшая заказ, поинтересовалась моим именем. Решив пошутить, я сказал: -- Странно, что вы не узнали моего голоса. Я мистер Дюпон. Она рассыпалась в извинениях и сказала, что недавно работает на этом месте. Я назвал адрес и добавил, что делаю заказ на весь день. Прибывший шофер начал громко звать мистера Дюпона. Я подошел, и он, украдкой смерив меня краешком глаза, снял шляпу и произнес извиняющимся тоном: -- Вас не нашли в списке постоянных клиентов, сэр. Мне очень неприятно, но я получил указание взять плату вперед. Я достал стодолларовую купюру, разорвал ее пополам и, сунув ему одну половину, сказал: -- Вот, парень. В конце, ты получишь на чай вторую половину. Тебя устраивает такой вариант? Шофер широко улыбнулся, щелкнул каблуками, отдал мне честь и отчеканил: -- Да, сэр. -- Кончай эту шелупонь с "сэром", такая дребедень не по мне. Я мальчик с окраины. Он довольно улыбнулся. -- Да, вы выглядите слишком простым для светского парня. -- Надеюсь, что это комплимент? -- спросил я, усаживаясь в машину.. -- Да, те ребята ведут себя так, будто никогда не сиживали в сортире. Я велел ему ехать на Пятую авеню. Джимми -- так звали шофера -- помог мне сделать запланированные покупки, и я купил ему галстук за пять долларов. Мы остановились возле закусочной и перекусили гамбургерами без лука и кофе с пончиками. Затем я заскочил к флористу на Пятьдесят седьмой улице и купил корсажный букетик -- весьма оригинальное произведение из орхидей. Мы подъехали к театру. Мой билет в партер ожидал меня в билетной кассе. Для Джимми я смог взять билет лишь на задние места галерки. -- Это ничего, -- сказал Джимми. -- У меня отличное зрение. Долорес танцевала просто восхитительно. Жаль, что ее выступление кончилось слишком быстро. Я был настолько взволнован, что не стал смотреть продолжение представления и вышел на улицу, к лимузину, припаркованному поблизости от служебного входа. Наконец представление закончилось, и показался спешащий Джимми. -- Отличное было шоу, -- сказал он. -- Я бы ухлестнул за той красоткой-танцовщицей, которая выступала в просвечивающем платье. Она разбудила во мне страсть. Куда теперь? -- Мы подождем здесь, -- сухо ответил я, .-- пока .та красотка, что разбудила твою страсть, не переоденет свое просвечивающее платье и не выйдет сюда. -- Ага, -- несколько смущенно протянул Джимми. Я стоял рядом с машиной и курил сигару. Когда Долорес вышла из дверей и направилась ко мне, я почувствовал себя совершенно растерявшимся. Да, я, Башка, был растерян, словно малолетка. Ее приветствие совершенно не походило 'на мое, неуклюжее. Она вела --себя с уверенным достоинством и дружелюбно. Она протянула мне свою мягкую обворожительную руку и улыбнулась. От ее улыбки у меня перехватило дыхание. -- Как у тебя дела, Башка? Я и впрямь рада видеть тебя --через столько лет. Я и не думал, что она такая высокая. В туфлях на высоких каблуках она была почти одного роста со мной. Я не успел открыть дверь машины -- Джимми с сияющим от восхищения лицом опередил меня. Закрыв дверь, он преувеличенно почтительно произнес: -- Куда едем, сэр? . -- В "Трактир на распутье" Вена Рэлли, Джеймс, -- небрежно бросил я, а затем запоздало поинтересовался: -- Эй, Джим, ты знаешь, где это находится? Он обернулся, посмотрел на меня с понимающей улыбкой и ответил: -- Да, сэр. -- У нас хватит времени на такую поездку? Не забывай, что к восьми мне надо снова быть в театре, -- сказала Долорес. -- Обещаю, что привезу тебя вовремя. Я взял ее покорную руку и нежно пожал. Долорес улыбнулась и ответно пожала мою. От этого пожатия у меня перехватило дыхание и по телу прошла дрожь, словно от удара электрического тока. Я откинулся к боковой стенке лимузина и пристально посмотрел на нее. Аромат ее изысканных духов будил во мне пьянящее желание. Я глубоко вздохнул и сделал вид, что теряю сознание. Ее это позабавило, и она весело сказала: -- Эй, Башка, очнись. Неужели, мое присутствие и впрямь так сильно действует на тебя? Эмоции переполняли меня. Как ей доказать, что она и впрямь оказывает на меня необыкновенно сильное воздействие? Тоном Далиды она заметила: -- О Башка, ну ты и тип! Разговор вела в основном она, и все, о чем бы она ни говорила, звучало оригинально, остроумно, восхитительно. Я потерял дар речи и сидел, нежно лаская ее маленькую ручку, любуясь движением ее губ, трепетом шелковистых ресниц, блеском зеленых глаз. Я был восхищен ее одновременно и простым, и шикарным костюмом и сказал ей об этом. Все, что было связано с ней, находилось в совершенной гармонии. Наша сорокаминутная поездка, казалось, заняла не более двух .минут. Метрдотель ресторана почтил нас своим личным вниманием. Роскошный обед из десяти блюд, который я заказал по желанию Долорес, доставил бы истинное наслаждение любому гурману. Долорес ела с аппетитом молодого, прекрасного животного; я же, то ли потому, что был слишком озабочен ухаживанием за своей спутницей, то ли по причине ранее съеденных гамбургеров, лишь совсем немного поклевал из своих тарелок. Долорес потрепала меня по руке и сказала: ∙ -- С твоей стороны было бы прекрасным жестом пригласить шофера пообедать с нами. Я подозвал старшего официанта и сказал, чтобы он пригласил Джимми. Официант поклонился и ответил: -- Его уже обслужили в зале для шоферов. Это предусмотрено правилами ресторана. Мы с Долорес рассмеялись, как будто .это была очень смешная шутка. После обеда мы пошли прогуляться минут пятнадцать по приятной, похожей на загородную, местности. Долорес с довольным видом курила сигарету. Я неожиданно поддался странному импульсу: прежде чем достать сигару из кармана, я осмотрел обочину дороги, ища глазами брошенный окурок. Когда я объяснил Долорес, что искал, она рассмеялась и, взяв меня за руку, сказала: -- Зов далекого прошлого, да? Я так рада за тебя, дорогой, но... -- И она печально покачала головой. -- Эта ужасная жизнь, которой вы живете... Я напряженно молчал. Она почувствовала, что я не желаю обсуждать мою жизнь, и сменила тему разговора. Я был глубоко взволнован: она назвала меня "дорогой". Это говорило о том, что она неравнодушна ко мне. "Да, -- думал я. -- Да, моя ненаглядная. Ради тебя я готов вести любой образ жизни, какой ты только пожелаешь. Я уйду в отставку. Я выйду из дела и завяжу, если ты скажешь,-- что надо завязать... У меня распихано, по хранилищам около ста тысяч долларов, и я кину их к ногам Долорес и попрошу ее выйти за меня замуж. Да, я сделаю ей предложение; когда мы будем ехать назад. Я займусь каким-нибудь легальным бизнесом в каком-нибудь небольшом городке. Я куплю дом где-нибудь вдали от вони большого города. Нас будет трое!. Долорес, я и наш ребенок". Я начал мурлыкать себе-поднос: "Птицы поют для меня и для милой моей". Забыл, как там, к черту, дальше? Ничего, попрошу Косого, чтобы он сыграл эту песню на нашей свадьбе. Да, это будет крутой поворот. Макс будет моим шафером. Ну и удивятся же они, когда услышат от меня, что я собираюсь жениться на своей любимой и уйти в отставку. Да, иона тоже уволится. Хватит ей танцевать. Ха, если верить всем этим вшивым киношным историям про бандитов, откалывающихся от своих корешей, то получается, что парень, который завязал, обязательно попадает в расход. Фигня все это. Такого никогда не бывает в реальной жизни. Какое дело остальным, если парень действительно завязал и думает о собственном бизнесе? Доля оставшихся только увеличится. Когда мы подходили к машине, Долорес сжала мою руку. -- О чем ты так радостно напеваешь, дорогой? "Ты совсем скоро узнаешь об этом, моя прелесть, совсем скоро". Когда я помогал ей устроиться в машине, моя душа парила высоко в небе. -- Давай обратно к театру, малыш. И не гони по дороге, -- весело пропел я, обращаясь к Джимми, и сунул ему сигару. Жизнь 'была прекрасна. Я тоже куплю себе лимузин и приглашу Джимми работать на меня. Но я не буду обращаться с ним как с шофером. Я буду обращаться с ним как с равным, как с достойным человеком. Он отличный парень. Да. И я тоже отличный парень. И еще я тщеславный ублюдок! Я взял Долорес за руку и начал без тени сомнения: -- Долорес, дорогая, этот день станет самым счастливым в моей жизни. Я никогда и ни с кем не чувствовал себя так хорошо и уютно, как с тобой, моя дорогая. Она улыбнулась, теребя мою руку, и ответила: -- На самом деле? Я рада. Ее ответ и улыбка были восприняты мной как признаки того, что все уже в принципе решено, и я пошел напрямик: -- Долорес, дорогая, я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться. Полностью отдавая себе отчет в своих действиях, я обнял ее одной рукой и попытался поцеловать. Охнув от неожиданности, она отпрянула от меня и удивленно сказала: -- Но мы почти совсем не знаем друг друга. Кроме того... Я не дал ей договорить. -- После нашей свадьбы мы узнаем друг друга гораздо лучше и... Она перебила меня и спокойно произнесла: -- Мне уже давно надо было поговорить с тобой. Впрочем, думаю, что это можно сделать и сейчас. Ты не дал мне закончить как раз тогда, когда я хотела сказать, что уже обручена и собираюсь выйти замуж. Кроме того, я уезжаю в Голливуд. У меня заключен контракт на время съемок картины, и я надеюсь, что мне удастся там остаться. -- Что? -- растерянно, спросил я. -- Когда ты уезжаешь? -- В воскресенье вечером. Мне показалось, что я тону. Что во мне не так? Почему я ей так противен? Какая причина разрушила то прекрасное настроение, в котором мы находились? Она уже не была той приветливой Долорес, что сидела рядом со мной всего минуту назад. Теперь она была холодной и отчужденной. Почему? Ведь казалось, что совсем, совсем недавно наши чувства были обоюдны. И вот теперь такое ее поведение. Я не мог этого понять. Может быть, она просто дразнит меня? -- Башка, прежде всего, я никогда не знала тебя по-настоящему. Я не знала, что ты такой... Такой славный мальчик. -- Мальчик? -- упавшим голосом переспросил я. -- Ладно, что вы такой славный джентльмен. Так лучше? -- Она вежливо улыбнулась. -- А что ты думала обо мне? -- Ну, мне бы не хотелось этого говорить, но если по-честному, я представляла тебя совсем не таким. -- А зачем представлять? Ты за все эти годы ни разу не дала мне возможности показать, какой я на самом деле. -- В конце концов, давай реально взглянем на вещи. Я запомнила тебя, как... -- Она рассмеялась, но затем увидела выражение моих глаз. -- Ох, прости меня, Башка. Я смеялась не над тобой, но ты был... -- Она вздохнула. --Ладно, я запомнила тебя... запомнила тебя... весьма порочным. -- Ну давай, -- подбодрил ее я" -- скажи уж, что я был грязным, вонючим ист-сайдским недоумком. -- Ох нет! -- Она клятвенно прижала руку к груди. -- Поверь, Башка, я не имела в виду ничего подобного. Я сама выросла в том же окружении. Я хотела сказать совсем другое, только то, что всегда побаивалась тебя. -- Ага, значит, когда-то побаивалась, ладно. Но, наверное, были и другие причины, по которым ты избегала меня все эти годы? -- Ну, если подумать, то мои соображения покажутся довольно глупыми. Мне действительно надо было бы быть поотзывчивей и отвечать на твои письма и звонки. Но, во-первых, я не хотела, чтобы посторонние интересы отвлекали меня от танцев. Я очень честолюбива, я люблю танцевать, и это занимало все мое время. И кроме того, -- она заговорила быстро и невыразительно, -- я вот уже много лет люблю одного человека. Он скромный, тихий бизнесмен, и я намерена когда-нибудь выйти за него замуж. И я согласилась сегодня встретиться с тобой для того, чтобы объясниться и убедить тебя больше не посылать мне цветов и подарков. Я молча сидел, глядя в сторону. Ее слова разрывали мое сердце. Я был оглушен, и мое тщеславие было уязвлено. Я оторвал взгляд от окна и медленно повернулся к ней. Она сидела, прижавшись к противоположной стенке автомобиля и пристально глядя в окно. Затем она повернулась ко мне, и наши глаза встретились. Она осторожно коснулась моей руки и крепко пожала ее. -- Знаешь, Башка, ты очень видный парень. -- Ее глаза были полны сострадания. -- И ты мне действительно нравишься. -- Да, я тебе нравлюсь, но ты не желаешь иметь со мной ничего общего, -- проворчал я. -- Да, но на свете так много других привлекательных, девушек... Девушек? Я что, сам не знаю, что их много? Что за бредятину она мне несет? Мне, Башке? У меня были любые, от тех, кого называют одноночками и которые сшиваются в барах на Парк-авеню, до шикарных девок с Бродвея. Если бы я мог выложить их одной цепью, то она протянулась бы от Бронкса до Бэттери. Какого черта она держит меня за руку? Да она всего лишь дразнит меня. Для меня больше никого не существует. Она должна стать моей. Она у меня в крови. Она слишком глубоко у меня в мыслях. Если она в конце концов не станет моей, то я свихнусь, я совершенно сойду с ума. Может быть, если она станет моей, то очарование кончится? Кончится эта власть, которую она имеет Надо мной? Да, я сделаю это сейчас, я заставлю ее выйти за меня замуж. Да, я возьму ее, а затем, да поможет мне Бог, я смогу забыть ее. Это мой образ жизни: возьми, затем забудь. Мысли вызвали во мне острое, неконтролируемое возбуждение. Я бросился на нее, обхватили сдавил с такой силой, как будто надеялся выдавить из ее тела красоту и любовь и заполнить ими жадную, обжигающую меня изнутри пустоту. "Прекрати это. Башка, прекрати, пожалуйста! -- кричала она, побелев от страха. -- Мне больно!" Я осыпал ее влажными горячими поцелуями. Я до крови искусал ее губы. Она билась в моих руках беспомощной птицей. Я просунул колено между ее ног. От вида ее черных кружевных панталон, обтягивающих прекрасные, чуть розоватые бедра, я впал в абсолютное неистовство. Я стащил платье с ее белых плечей и, разорвав лямки лифчика, зарылся лицом между твердыми круглыми грудями. Лимузин резко затормозил, и нас обоих бросило на пол. Дверь распахнулась, и в кабину заглянул взволнованный Джимми. -- Прекрати это ради Бога! -- потребовал он. -- Ты хочешь убить девчонку? Ты хочешь, чтобы, нас арестовали? Долорес лежала в углу машины без сознания. Сквозь дымку, застилавшую мои глаза, я смотрел, как Джимми пытается привести ее в чувство. Немного погодя до меня дошло, что Долорес ранена. В отчаянии я склонился над ней. Я растирал ей руки, я кричал, называл по имени, затем начал легонько шлепать ее по щекам. Ее ресницы затрепетали, она широко открыла глаза и остановила на мне наполненный страхом взгляд. -- --Как ты?! -- закричал я. -- Как ты себя чувствуешь, маленькая? Я промокнул кровь с ее губ. Я нежно поцеловал ей руку. Она отдернула ее и крикнула: -- Ты -- животное! Ты -- зверь! -- Это правда, -- ласково пробормотал я. -- Мне ужасно жаль, прости меня, пожалуйста. Автомобиль стоял на пустынной улице верхней части города. Долорес простонала: -- Выведите меня, мне плохо, я хочу подышать свежим воздухом. Мы помогли ей выйти из машины и провели ее вверх и вниз по улице. Она походила на маленькую больную девочку. Задыхаясь, она произнесла: -- Мне плохо, ох, как мне плохо. Затем ее вырвало. Джимми отпрыгнул в сторону. Я остался держать ее, и она уделала мне весь костюм. М'не было плевать, я притянул ее к себе поближе и вытер ее лицо. Она плакала, и тушь стекала по ее нежным щекам, оставляя черные подтеки. Она тихо проговорила: -- Пожалуйста, отвезите меня домой. Я помог ей забраться в машину. Около бензоколонки я приказал Джимми остановить машину и отправил Долорес в женский туалет, чтобы она умылась. Долорес покорно ушла. Я отправился в мужской туалет и постарался отчистить свой костюм. На обратной дороге я пытался вывести ее из состояния молчаливой подавленности. Я каялся и говорил только извиняющимся тоном, но все было бесполезно. Она сидела в своем углу, глядя в окно с горьким отрешенным видом. Я не знал, что надо сделать, чтобы улучшить положение. Никогда еще я не чувствовал себя таким несчастным и беспомощным. -- Во сколько ты уезжаешь? -- спросил я. -- Вас это не касается, -- холодно ответила она. -- Во сколько Джимми подъехать на лимузине, чтобы завтра отвезти вас с Мои на кладбище? -- Мы воспользуемся метро. Я не нуждаюсь в ваших услугах. Остаток дороги она молчала, и даже выходя из машины у театра, не произнесла ни слова на прощание. Я отдал Джимми вторую половину стодолларовой купюры. -- Благодарю, -- сказал он.--А к девчонкам ты подходишь, как трущобная шваль, приятель. Глава 20 Пожалуй, худшее, что я мог придумать, -- это вернуться в свою квартиру. Я предавался жалости к самому себе. Я пил и крутил на патефоне блюзы и сентиментальные песни о разбитой любви. Я пил до тех пор, пока не уснул. Я проснулся ранним утром следующего дня. Начиналось воскресенье, и первым делом я вспомнил о том, что Долорес должна сегодня уехать. В голове у меня пульсировало так, что казалось, будто кто-то загоняет в мозг сверло. Я был совершенно болен. Да, я был болен душой, болен от любви. И чувствовал себя ужасно одиноким. Я метался по комнате взад и вперед, стуча кулаком по ладони. Что со мной происходит? Во что я превращаю себя? Мне была необходима какая-нибудь разрядка. Но какая? Отправиться в вонючий Ист-Сайд и весь день проболтаться в комнате у Толстого Мои, в компании Макса, Простака и Косого? Да я просто сдохну от тоски. Ого, я, похоже, действительно серьезно заболел, если после стольких лет начинаю считать себя лучше их. Кто я, к черту, такой, чтобы заскучать в их компании? Просто. мне необходимо какое-нибудь действие. Что-нибудь вроде тех наскоков с пальбой, которые мы устраивали в старые времена. Все стало гораздо скучнее с тех пор, как было создано Общество. 7 Однажды в Америке 193 Я вышел на улицу и прогулялся по центру города, переходя от бара к бару. Затем попробовал отвлечься с помощью кино. Я сидел наверху, в ложе, курил сигару и думал о Долорес и ее поездке. Да, она уезжает именно туда, туда, где сняли эту картину. Она уезжает сегодня. Выведенный из себя мыслью об ее отъезде, я яростно швырнул горящую сигару на пол, засыпав искрами и пеплом сидящего по соседству парня. Он агрессивно полез на меня: -- Ты что, совсем свихнулся или как? Я просто осатанел. Прежде чем он успел что-нибудь сообразить, я уже прижимал лезвие ножа к его животу и рычал ему в лицо: -- Ты что, ублюдок, хочешь заработать это в свое брюхо? Сядь на место, пока я не выпустил тебе кишки. Он упал на сиденье. Я поспешил прочь, мысленно твердя самому себе: "Ты вонючая шпана, ты вонючая шпана, ты запугиваешь беззащитных людей, ты вонючая ист-сайдская шпана". Я завернул за угол и зашел в бар Марио. Марио почтительно поздоровался со мной. Я рявкнул на него, и он торопливо отошел в сторону. Бармен не захотел брать с меня плату. Он улыбнулся и сказал: -- Профессиональная вежливость, Башка. Ты ведь знаешь, что здесь не нужны твои деньги. Я швырнул пятидолларовую купюру ему в лицо и заорал, брызгая слюной: -- А ну-ка, ты, ублюдок, давай быстро оприходуй! Испуганно глядя на меня, он схватил пятерку и засунул ее в кассу. Вдохновленный моим мерзким поведением, ко мне, пошатываясь, подошел прилично одетый, крепко под-датый мужик. -- Эй, ты что, очень крутой парень, да? -- спросил он. Он застал меня врасплох. Уж больно быстро он перешел к делу, сделав ложное движение левой и вломив мне хороший удар по челюсти правой. Я отшатнулся и едва не потерял равновесие. На стойке бара стояла открытая бутылка виски, которой я и заехал пьяному по физиономии. Подвывая от боли, он отступил в мужской туалет, а я, швырнув ему вслед разбитую бутылку, выскочил из бара. Я был залит виски, и люди брезгливо уступали мне дорогу. Какой-то пацан крикнул мне вслед: -- Эй, мистер, от тебя воняет, как от пивного бара и пивоварни вместе взятых! Ноги или сердце вели меня? Прежде чем мне это стало ясно, я уже стучал кулаком по мраморной стоике справочного бюро вокзала Грэнд-Сентрал. -- Когда ближайший поезд на Голливуд? -- завопил я. У меня появилась безумная идея сесть в поезд и отправиться туда. -- Через тридцать пять минут, -- ответила испуганная девушка. -- Какой путь? -- пролаял я. Она сказала. Я вышел взглянуть. Прямо впереди меня в сопровождении двух нагруженных багажом носильщиков в красных кепи шли, держась за руки, Долорес и какой-то мужчина. Это чуть не стало причиной моего конца. Весь мир вдруг обрушился на меня. Не помню, как я добрался до отеля. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на своей кровати в верхней одежде и в ботинках. Рядом на стуле стояла литровая бутылка виски. Я был жалким, несчастным человеком. Мой мир рухнул, а с ним рухнуло все, чем я мог еще дорожить. Я был полон терзаний. Теперь я все понимал как надо. Я был швалью, ист-сайдской швалью. На меня снова накатил приступ жалости к самому себе, и я жадно припал к бутылке с виски. Через некоторое время я выпил уже столько, что впал в прострацию и пришел в себя только много часов спустя. Можно было заранее предположить, что виски только усилит мою страсть к Долорес и мою опустошенность. Я вновь попытался оказать сопротивление своей страсти. К чему эти страдания? Неужто я не смогу отшвырнуть ее прочь? Я, крутой -- круче некуда, Башка, ист-сайдский громила, буду вести себя как больной от любви школьник? Лучшее противоядие -- другая женщина. Да, надо подцепить какую-нибудь симпатичную куколку и забыть об этой суке Долорес. Я принял ванну, тщательно оделся и вышел на улицу Бродвей был залит светом ночных огней; на нем находился целый миллион прекрасных женщин, и многие призывно мне улыбались, но ни одна из них не была Долорес. Глава 21 На Пятьдесят второй улице я зашел в ночной бар, который мы время от времени посещали. Усевшись за отдельный столик в дальнем конце зала, я заказал бутылку виски. Как всегда, за пианино сидела Элен. Она исполняла печальные песни о разбитой любви, и от этих песен тоска в моей груди становилась сильней и сильней. Я пил виски прямо из бутылки и в пьяном оцепенении слушал обжигающий, с хрипотцой, жалующийся голос Элен, протяжно выстанывающий слова песни о неразделенной любви. К моему столику подошла симпа-тичная девушка, подсела ко мне и с улыбкой сказала: -- Привет, красавец-мужчина. Ты выглядишь совсем одиноким. У меня на глазах выступили слезы. -- Разве ты Долорес? -- рыдающим голосом спросил я. -- Мне нужна только моя Долорес. О, ты тяжело их воспринимаешь, -- сказала она. Ты о чем? сдерживая рыдания, спросил я. Об этих блюзовых мотивах. Ты страдаешь от любви, правда? Расскажи мамочке все об этой Долорес, малыш. Тебе сразу станет гораздо легче. Она была славная и симпатичная. Она потрепала меня по руке и жестом велела официанту принести ей стакан. Подойдя к нам со стаканом, он что-то прошептал ей на ухо, и она посмотрела на меня с особым интересом. Налив виски себе и мне, она с дружелюбной улыбкой произнесла: очень известен, -- Значит, ты и есть Башка. Ты верно? Я равнодушно пожал плечами. -- А знаешь, -- сказала она, -- я работала официанткой во многих барах и поняла, что так оно и есть. -- Что так и есть? -- Что вы, крутые парни, всегда в чем-то очень уязвимы. Вы ужасно сильно привязываетесь к женщине, к лошади, к собаке, к ребенку, к матери или к кому-нибудь еще. Просто поразительно, как вы умеете привязываться. -- Поразительно? Разве мы не люди? -- прохныкал я. Она потеребила мою руку и виновато улыбнулась. -- Я имела в виду совсем не это. Я хотела сказать, что это странная, но очень славная особенность. -- Да, но я совсем не славный. Я -- скотина. Я пытался изнасиловать девушку- Свою девушку. -- Я начал стучать кулаком по столу и громко причитать: -- Я дрянь! Я вонючка! Я ублюдок! Слезы жалости к самому себе хлынули у меня из глаз и полились в мой стакан с виски. Я больше не мог сдерживать себя и зашелся в рыданиях. -- Ш-ш-ш, успокойся, пожалуйста. Люди смотрят,-- прошептала она. -- Оставь меня в покое. Мне нужна только моя Долорес, -- простонал я. -- Да ты и впрямь ужасно расстроен. Прости меня, -- сказала она и обиженно удалилась. -- Эй, Башка, возьми себя в руки, -- произнес знакомый голос. Это была Элен. Я не знаю, как долго она сидела рядом и наблюдала за тем, как я плачу. Она вытерла мне лицо салфеткой. -- От алкоголя и меланхолических песен тебе будет только хуже. Они, словно ветер, лишь раздувают сжигающий тебя огонь. Ты неплохо поплакал, а теперь тебе надо погасить то, что жжет тебя изнутри. -- Она потрепала меня по щеке. -- Ты сам знаешь, что здесь может помочь симпатичная девочка. Я удивлена, что ты в таком состоянии. Хочешь, я подыщу тебе прелестную крошку? -- Нет, -- пробормотал я. -- Я справлюсь сам. -- Тогда лучше иди, подыши свежим воздухом. Оттого что ты болтаешься здесь, тебе может стать только хуже. -- Да, -- пробормотал я. Не глядя, я достал из кармана купюру, швырнул ее на стол и вышел из бара: Когда я двинулся вдоль по улице, ко мне пристроилась какая-то девушка. Улыбнувшись, она сказала: --Добрый вечер, мистер. Ищете, где бы хорошо провести время? -- Ты Долорес? -- спросил я. Ояа улыбнулась и понимающе кивнула: -- За десять долларов я буду для вас вашей Долорес. Она подхватила меня под руку и отвела к себе, в небольшой отель на Сорок седьмой улице. В ее объятиях я вновь разрыдался: -- Долорес, Долорес, я люблю тебя, я люблю :гебя, я люблю тебя! Воображая, что нахожусь с Долорес, я занимался любовью с десятидолларовой заменой. Но после, когда я заплатил ей больше, чем она просила, я почувствовал себя совершенно разбитым. Я ушел от нее, испытывая отвращение к самому себе за то, что осквернил воспоминания о Долорес. Я выглядел растрепанным и помятым, когда следующим утром появился в нашей комнате у Толстого Мои. Мой приход прервал общий разговор присутствующих, и я подумал, что речь шла обо мне. -- А мы только что вспоминали тебя, Башка, -- насмешливо улыбнулся Макс. Значит, я был прав -- они обсуждали меня. Обсуждали за моей спиной. -- Что же вы вспоминали? -- проворчал я. -- Ты выглядишь как жертва кота, поигравшего в кошки-мышки, -- сказал Косой и с глупой ухмылкой описал вокруг меня круг, демонстративно разглядывая со всех сторон. -- Да и пахнешь ты, как вполне дозревший, -- добавил он и начал громко принюхиваться. Меня это начало раздражать, и я зло посмотрел на него. -- Кончай паясничать, Косой! -- рявкнул Простак. -- Отвяжись от Башки, -- с упреком добавил Макс и взглянул на меня с сочувственной улыбкой. -- Ты был вчера вечером в забегаловке на Пятьдесят второй улице? -- И что? -- спросил я. -- Вот. Это вернула Элен. -- Он протянул мне тысяче-долларовую купюру. -- Она сказала, что ты оставил ее на столе. Ты был не в себе и рыдал о какой-то девке. Я ничего не ответил. Голос Макса стал мягче. -- Она сказала, что у тебя неразделенная любовь, -- сочувственно произнес он. -- Я был пьян, -- ответил я. -- Она забыла имя этой девки, -- добавил Косой. -- Кто-нибудь, кого мы знаем? -- Слушай, Косой... -- зарычал я -- Заткни пасть, Косой, -- посоветовал Макс. -- У Башки неразделенная любовь. Ну так что? Значит, такая у него судьба. Он налил мне двойное виски. Я выпил, и мне стало немного лучше. Я сел к столу, и Макс налил мне еще После второй порции мой взгляд на мир изменился, и я улыбнулся Косому. Он хлопнул меня по спине. -- Башка, ты ведь знаешь, что я всего лишь шутил,. -- извиняющимся тоном сказал он. -- Да, так мне и надо. Я действительно прошлой ночью вел себя как идиот. -- Она, наверное, красотка? -- осторожно улыбнулся Косой. -- Да, она красотка, -- охотно согласился я. -- Вот ведь странно, -- промурлыкал Макс, -- что такой парень, как ты, знающий цену женщинам и изучивший их вдоль и поперек, вдруг втрескался подобным образом. -- Он недоуменно встряхнул головой. -- Сколько у тебя было женщин. Башка? Если начинать счет. с Пегги? -- Макс рассмеялся над своим вопросом. -- Не умею считать такие большие числа, -- смущенно ответил я, пожимая плечами. -- Как и все мы, --ласково пробормотал Макс. -- Ну ладно, к черту все это. Ты давно уже должен был понять, что женщина -- это всего лишь женщина, тогда как... -- он прервался и затянулся сигарой, -- хорошая сигара -- это настоящее наслаждение. -- Кто-то уже говорил это до тебя, -- спокойно заметил я. -- На самом деле? -- недоверчиво протянул Макс. -- Парень, который это сказал, должно быть, был таким же умным, как я. -- Он добродушно хохотнул и, растянувшись в кресле, начал пускать в потолок колечки дыма. Немного погодя он заговорил, обращаясь к самому себе: -- Умные парни вроде нас должны понимать это лучше всех остальных. У нас было такое количество всевозможных девок, что мы-то знаем -- как их ни верти, всегда будет одно и то же... -- Макс запнулся и напряженно уставился на поднимающийся к потолку сигарный дым. Он не мог найти нужного слова. Затем он взглянул на меня: -- Верно ведь, Башка? Женщина -- всего лишь женщина. Как ее ни верти, всегда будет одно и то же. -- Не всегда, -- небрежно ответил я. -- Если ты начнешь вертеть гермафродита, то, пожалуй, можешь очень сильно удивиться, а, Макс? Макс задумался и, видимо, представив себе картину, заливисто рассмеялся. -- А что такого есть у гермафродита? -- спросил Косой. -- Все! -- со смехом ответил я. Этот смех и несвязные рассуждения Макса о женщинах вообще повлияли на меня благотворно. Я сидел, курил и занимался самостоятельным восстановлением формы. Что за дурацкое чувство эта моя так называемая любовь к Долорес? Я не мог дать четкого определения и попробовал разобраться с этим чувством так же, как поступал со всеми остальными. Бывали дни, недели и месяцы, когда я ни разу не вспоминал о ней. А когда вспоминал, то почти всегда мог придать своим мыслям нужное направление или просто выбросить их из головы. Лишь изредка, как в этот раз, когда она позвонила Мои, ее голос или вид производили на меня сверхъестественное воздействие. Высвобождали во мне какую-то неконтролируемую силу. Самым лучшим будет никогда не слышать ее, или о ней, или о чем-нибудь, связанном с ней. Пошла она к черту для нашего общего блага. Макс взглянул на часы. -- Отлично, пора двигать. -- Что за дело, Макс? -- спросил я, когда мы уже вышли на улицу. -- А, я забыл, что ты не знаешь. Вчера 'вечером звонили из главного офиса. Сегодня мы должны быть у Франка дома. -- Ты, случайно, не знаешь, чего хочет от нас пахан? -- спросил Простак по дороге в верхнюю часть города. Макс пожал плечами: -- Из главного офиса мне передали только то, что он хочет нас видеть. . -- А я думал, что он все еще в Новом Орлеане, -- подал голос Косой из-за баранки. -- Эй, Макс, -- недоверчивым тоном произнес Простак,-- неужели ты хочешь сказать, что босс с самого утра садится за дела? -- Этот парень пашет больше всех в Обществе, -- ответил Макс. -- Его рабочий день начинается раньше семи утра и продолжается до часу, двух, трех ночи. Я слышал, что иногда он проводит на ногах сутки напролет. -- Но он хоть приплачивает себе полставки за сверхурочные? -- спросил Косой. -- Он платит себе совсем неплохо, -- заверил его Макс. -- Он получает десять тысяч в неделю лишь на одних игровых автоматах. Я присвистнул: -- Это ж полмиллиона в год на одних автоматах! -- А если прибавить самогон, пиво, казино, собачьи бега, ночные клубы, операции с недвижимостью и плюс легальные предприятия, которыми он владеет? -- Черт возьми, -- произнес Простак. -- Как ты думаешь, сколько он имеет всего, а, Макс? Макс пожал плечами: -- Кто его знает. Думаю, он сам точно не знает, но могу предположить, что где-то между десятью и пятнадцатью миллионами в год. -- И как только можно прожить на такие деньги? -- ехидно заметил Косой. -- Ты помнишь. Башка, -- задумчиво произнес Макс, -- как он начинал с пятнадцати долларов в неделю, работая охранником в плавучем казино? -- Да, -- ответил я. Макс продолжил: -- Затем он сам стал устраивать азартные игры. Я вам кое-что скажу, ребята. Кто бы ни участвовал в его играх, все до одного были уверены в честной раздаче. В тех местах, где он заправлял, не допускали никаких трюков. Все было на высшем уровне. Он заслуженно оказался на месте, которое занимает. У него есть мужество и железйая воля. Если он даст слово, то выполнит его, даже если обещал десять миллионов или свою жизнь! Косой повернул машину на Сентрал-Парк-Вест. Мы проехали пару кварталов. -- Вот этот дом, с тентом над окнами, -- сказал Макс. Косой нажал ногой на сцепление, поставил рычаг скоростей на ноль и плавно вкатил "кадиллак" под навес. Швейцар, вышедший из дверей высокого, роскошного особняка, с приветливой улыбкой распахнул дверцы машины, и мы вслед за Большим Максом вошли в знание. В холле к нам приблизились двое здоровенных ребят, одетых в серую униформу. Они вежливо кивнули нам, и один из них произнес: -- Минуточку, ребята. Порядок есть порядок. Я должен вначале получить разрешение сверху. Он подошел к внутреннему телефону, воткнул штепсель в розетку и прошептал в трубку несколько слов, затем с улыбкой повернулся к нам и, сообщив, что все в порядке, проводил нас по коридору до лифта. Мы поднялись на верхний этаж. Макс позвонил в дверной звонок у входа в квартиру. Улыбающийся негр в белом костюме открыл дверь и встретил нас приветливым: -- Доброе утро, джентльмены. -- Он принял наши шляпы и, махнув рукой в сторону бара, спросил: -- Что-нибудь оттуда или кофе? Босс будет через несколько минут. -- Нам что-нибудь от трезвости, -- сказал Макс. -- Понятно, мистер Макс. Проходите сюда, джентльмены. Он провел нас в обставленное под бар помещение. Оно было оформлено с роскошью, подобной той, что встречалась лишь в немногих заведениях для привилегированной публики. Стены были отделаны голубым итальянским кафелем. В дальнем конце помещения находился объект, который совершенно не вписывался в окружающую шикарную обстановку. Это был игровой автомат. Негр наполнил наши стаканы. -- Лед, соду или воду, джентльмены? -- Ничего такого, спасибо, -- ответил Макс. -- Как здоровье у вас и у вашей жены? -- Мы в наилучшем здравии, мистер Макс, благодарю за заботу. Этот негр и его жена служили у Франка уже много лет, с тех пор, когда он только начинал свое восхождение. "Непритязательный штат для человека с его положением и богатством", -- подумал я. Хотя, с другой стороны, какого черта? Он, может быть, и не живет здесь почти. Я точно знал, что у него не меньше десятка домов в разных частях страны. Есть некоторое отличие от старой, темной конуры, в которой он вырос. Да, он проделал большой путь, выйдя из самого сердца трущоб восточного Гарлема. Мы сидели спиной ко входу. Когда мы принялись за вторую порцию выпивки, я услышал, что кто-то вошел в комнату. Затем низко вибрирующий, приятный голос произнес: -- Всем привет. Как дела, ребята? Мы обернулись. Он стоял в дверях, разведя в приветствии руки, с улыбкой на загорелом, гладко выбритом, по-мужски красивом лице. На нем был пурпурный халат, схваченный поясом на стройной талии, что подчеркивало ширину его плеч. Белый, с вышитой монограммой платок аккуратно выглядывал из левого нагрудного кармана. Его черные волосы были гладко зачесаны назад, открывая' высокий лоб. В какой-то из картинных галерей я видел портрет средневекового короля. В чертах ;его лица было такое же, приводящее в замешательство, смешение грубости и изящества. Такой же резко очерченный нос, такие же проницательные и умные глаза. Он был королем, да. Он был королем бандитов, по первому слову которого были готовы прийти в движение и выполнить любой приказ несколько тысяч головорезов, разбросанных по всей стране. В каждом его жесте, в каждом слове сквозила абсолютная уверенность в своих силах. -- Франческо! -- воскликнул, увидев его. Большой Макс. Они тепло обнялись. Было видно, что они испытывают друг к другу неподдельную симпатию. Франк назвал каждого из нас по имени и обменялся с нами крепкими, энергичными рукопожатиями. Затем мы все вместе выпили за его здоровье. Его поведение было одновременно и учтивым, и повелительным. Ненавязчиво, как бы мимоходом, но очень точно, он задавал вопросы о наших делах до тех пор, пока не получил детального представления обо всем, чем мы занимаемся. Одобрительно кивнув, он заметил: -- Я знал, что всегда могу положиться на ваше благоразумие и вашу преданность. -- Эти слова были произнесены без всякого театрального эффекта и казались совершенно уместными. -- Со мной вы в Обществе, словно короли при тузе. Вам что-нибудь нужно? Дополнительная территория? Что-нибудь другое, что я могу для вас сделать? Его тон был таким уверенным, что сразу становилось ясно: перед тобой сила, которая может гарантировать выполнение практически любых материальных запросов. Я вспомнил о том, как Макс необычайно щедрым жестом преподнес салун Веселому Гонифу, Пипи и Гла-застику, что дало им около тысячи двухсот долларов чистого дохода в неделю. Это было мелочью по сравнению с тем, что мог сделать для нас Франк. Щедрым жестом этот человек мог пожаловать нам территорию размером с Нью-Джерси со всеми ее доходами от различных видов рэкета, что выражалось бы суммой в миллионы долларов. Одного его слова было достаточно, чтобы одобрить кандидатуру на пост комиссара полиции, или члена Верховного суда, или губернатора. -- Ну что, парни, нужна вам дополнительная территория? -- повторил Франк. Макс улыбнулся: -- Мы довольны. Франк. У нас все в порядке, так что мы лучше останемся в своих стенах. Франк любовно потрепал Макса по спине: -- Прекрасно, прекрасно. Пока вам хорошо, мне тоже хорошо. Одна из причин, по которой я пригласил вас к себе, заключается в том, что мне хотелось лично с вами встретиться перед моим отъездом на отдых в Хот-Спрингс. -- Широко улыбнувшись, он продолжил: -- В офисе я оставил небольшую премию. Так, пустячок лично от меня, ребята. Дела идут хорошо. Мы начали благодарить его, и он замахал на нас руками: -- Это ерунда, прошу вас, не надо никаких благодарностей. -- Затем он сказал: -- У меня есть для вас работа, парни. Я хочу, чтобы вы сгоняли в ... -- Он назвал фешенебельный морской курорт на юге Нью-Джерси. -- Там есть один местный политик. Он заправляет казино. Ладно, я позволил ему этим заниматься и не напоминал о себе. В этом-то все и дело. Эта шмако-дявка начала злоупотреблять моей добротой: он уверяет публику, что казино принадлежит мне. Но и это ерунда. Дело в том, что у него шулерский инвентарь, а это уже плохо и для меня, и для Общества. Любители поиграть, игроки с большими деньгами испытывают доверие к моим заведениям. Я зарабатывал это доверие по крупицам, в течение многих лет тяжелой работы, при помощи честной игры. В любом из моих казино публика знает, что имеет шанс на любой выигрыш. Теперь, делая вид, что казино мое, парень пользуется моим именем как рекламой, а затем обчищает посетителей. Вы, ребята, сами понимаете, насколько это плохо. Люди, которых надули, разъезжают по всей стране, и у них есть друзья, поэтому начинают расходиться слухи. Таким образом, и моя репутация, и все наши казино могут слишком много потерять. -- Он прервался и отхлебнул виски, а затем произнес низким, чуть хрипловатым голосом: -- Либо закройте его, либо изымите у него казино. Я по-хорошему предложил ему продать мне заведение за справедливую цену. Он ничего не понял, так что я выбрал вас для выполнения этого трудного дела. Вы умные ребята, вы ни разу не оступились. Если вам понадобятся люди или деньги, или что-нибудь еще, сразу звоните в офис. Решения принимайте сами. И не подставляйтесь. -- Франк одарил каждого из нас улыбкой и еще одним крепким и длительным рукопожатием. Потом он проводил нас до двери, вежливо болтая по дороге. Лифт стоял наготове, и служащий в униформе держался за его открытую дверь. Франк прощально махнул рукой с порога. -- Удачи. До скорой встречи. Мы помахали в ответ: -- Пока, Франк. По дороге в центральную часть города, где находился главный офис. Простак заметил: -- Чертовски интересно. Каждый раз после встречи с боссом я словно парю. В нем есть что-то такое... -- Да, -- ответил я. -- У него есть то, что называют магнетизмом личности. В разговор влез Косой: -- Мне мой старик однажды рассказывал, как он встретился в своей стране с королем, ехавшим в карете. Мой старик снял шляпу и поклонился, а король улыбнулся и махнул в ответ рукой. Так старик говорил, что несколько дней после этого он словно на крыльях летал. -- Все эти разговоры об ауре в основном просто шелуха, -- сказал я. -- Дело не столько в личностях, сколько в том, что они имеют. Просто власть, которой обладают такие личности, заставляет остальных людей благоговеть перед ними. Так что дело не в них самих. Но во Франке что-то есть. Он личность. Иначе никогда не смог бы подняться так высоко. Но что касается королей и других благородных особ, то они до ушей полны самого настоящего дерьма. -- Ты говоришь банальности, Башка, -- заметил Макс. Косой не смог найти на Бродвее места для парковки. Пришлось оставить машину на боковой улице и пешком возвращаться назад. Мы поднялись на лифте на этаж, который целиком занимал главный офис. Макс подошел к хорошенькой секретарше в приемной и, назвав наши имена, сказал: -- Мы к Филиппу. Одарив каждого из нас игривой улыбкой и как бы говоря: "Это все, что я могу вам дать, ребята, так. что воспользуйтесь этим наилучшим образом", девушка сняла трубку и пошептала в нее. Затем она взглянула на нас и сказала: -- Вас ждут. Мне кажется, что вы сами найдете дорогу. -- И вновь улыбнулась своей восхитительной улыбкой. -- Нельзя же так, -- произнес я. -- Вы нас просто убиваете. Она подняла брови и улыбнулась еще восхитительнее. -- Я бы каждый день давал ей по сотенной, -- со вздохом произнес Косой. -- Твои мысли всегда в сточной канаве, -- сказал я. -- Нет, в постели, -- ответил он. Мы вошли в большое помещение, приветственно махая руками и обмениваясь рукопожатиями. Остальные работники офиса были мужчинами. Кипела бурная деятельность, показывающая, что большой бизнес движется здесь на всех парах. Макс постучался в массивную дверь. Добродушный голос ответил: -- Заходите, ребята. Мы вошли. Из-за стола нам навстречу поднялся мужчина средней комплекции. Он показался мне ничем не примечательным. Но, подойдя к нему поближе, я увидел его одежду. Было трудно определить, чем она привлекала мое внимание, но было в ней что-то такое, что наверняка заставило бы умереть от зависти. Адольфа Менжу*, которого считали самым элегантным мужчиной в мире. У человека было умное, приятное лицо. * Популярный в 20-40-е гг. голливудский актер. Он был мозгом, работающим на босса и на Общество. Сама идея создания вашей организации принадлежала ему. Мало кто знал, что он является равноправным партнером Франка во многих делах и предприятиях. Он не любил высовываться и держался на заднем плане. Он был силой, скрывающейся в тени трона. А когда-то давно, много лет назад он являлся компаньоном крупной брокерской конторы на Уолл-стрит. -- Как дела, Макс? -- добродушно поинтересовался Денди Фил. -- А у тебя, Башка? -- Он деловито пожал нам руки. -- Рад видеть тебя. Простак. А что скажет мой друг Косой? -- Он держался дружелюбно и по-деловому оживленно. -- Вы получили от Франка задание разобраться с этим казино в Нью-Джерси? -- Да. Мы получили всю информацию, Фил, -- ответил я. -- Прекрасно, -- улыбнулся он. -- Свяжитесь со мной, если случится что-нибудь непредвиденное или что-нибудь потребуется. Макс кивнул: -- Конечно, Фил. -- Конечно же, мы могли бы пойти на крайние меры, -- сказал Филипп, -- но вы знаете мой взгляд на такие вещи: избегать насилия где только возможно и использовать его лишь в качестве последнего средства, когда оно уже неизбежно. -- Мы отлично знаем ваше с Франком отношение к подобным вещам, -- ответил я. Денди Фил вернулся за стол, выдвинул ящик и, достав оттуда пухлый белый конверт, небрежно швырнул его на стол -- Думаю, что вы уже знаете об этом. Так, небольшой презент в знак нашей признательности вам. Он пожал нам руки на манер занятого чиновника, вежливо выставляющего посетителей, и проводил нас до двери. _ Не теряйтесь, мальчики, -- сказал он. -- Пока, ребята, удачи вам. -- Пока, Фил, -- ответили мы. Когда мы проходили мимо секретарши, она подняла голову над журналом мод, который читала, и сказала: -- Пока, мальчики. Мы послали ей воздушные поцелуи. Взамен она самыми кончиками пальцев отправила нам свой. -- Фил совсем не похож на Франка, верно, Башка? -- сказал Макс. -- Да, он -- теоретик, а Франк -- практик, -- ответил я. Глава 22  Мы расселись по своим привычным местам: Косой -- за руль, Простак рядом с ним, я и Макс поместились на заднем сиденье. Косой включил зажигание. -- Куда едем? -- спросил он. -- В гараж, -- ответил Макс. Он вынул из кармана конверт и вскрыл его. -- Ну, Макс, говори быстрей. Сколько? -- заканючил Косой. Макс заглянул в конверт и скорбным голосом осведомился: -- Ну, ты, наверное, уже знаешь? Косой резко мотнул головой в нашу сторону и с тревогой спросил: -- Что? -- Тут лежит какая-то розовая бумажка, где сказано, что в твоих услугах больше не нуждаются. Лицо Косого выразило такую растерянность, что мы дружно расхохотались. -- Ты большой ублюдок, Макс, -- пробормотал он, -- и прикол этот давно протух. -- Но ты же клюнул, -- хмыкнул Макс и вынул из конверта деньги. Прямо у себя на коленях он принялся быстро, как заправский банковский служащий, их пересчитывать. -- Нам кинули примерно тридцатинедельный заработок. -- Макс закончил счет. -- Всего шестьдесят тысяч, по пятнадцать на брата. Недурно. Косой крякнул от удовольствия. -- В этом году Санта-Клаус явился раньше обычного. , Макс разделил пачку денег на четыре равные части и одной легонько постучал Косого по макушке. -- Твоя доля, дружище Косой, купи себе заварных пирожных. Косой не глядя взял деньги и засунул их в карман, приговаривая: -- Счастливого Рождества! Следующую пачку улыбающийся Макс передал Простаку. Простак сначала поцеловал ее, а потом отправил в свой карман со словами: -- С Новым Годом! Настала моя очередь. -- На вот, возьми. Башка, купишь себе шоколадку с орехами. -- С золотыми? -- усмехнулся я. Косой завел машину в подземный гараж. Мы вышли. -- Косой, -- сказал Макс, -- надень комбинезон, а то испачкаешь одежду, когда будешь ползать под машиной. -- Затем он обратился к нам: -- Эй, парни, придется снять упряжь. Он стащил с себя пиджак и принялся отстегивать кобуру. Мы последовали его примеру. Упрятав все оружие в холщовую сумку, Макс протянул ее Косому: -- На, Косой, сунь это в ящик. Хотя нет, постой. -- Он повернулся ко мне: -- Эй, Башка, в Нью-Джерси слишком много копов. Если нас остановят, как в прошлый раз, и станут обыскивать, и найдут твой преми-ленький столовый прибор, -- тон его был чуть-чуть насмешливым, -- что ты им скажешь? Что ты хирург, а это твой скальпель? -- Макс ухмыльнулся. --Я и не вспомнил о нем, -- сказал я, кидая нож Косому, -- а ты наверняка забыл о своей штучке в рукаве. Верно? -- Ты прав, Башка, совсем забыл. Странная вещь, я вроде бы чувствую, что она на мне, и в то же время не чувствую. А без нее мне как-то неуютно. Он закатал правый рукав, отцепил пружину и передал револьверчик Косому. -- У тебя с ножом так же? -- Да, привычка, -- кивнул я. К брюху "кадиллака" был приварен длинный стальной ящик. Косой залез под машину и сунул в него сумку со всем нашим добром. Выбравшись наружу, он тщательно вымыл руки. -- Макс, а автомат ты взял? -- спросил Простак. -- Нет, думаю, он нам не понадобится. Сначала надо осмотреться. Если что, пошлем кого-нибудь. Часть пути мы проделали на пароме, чтобы не утонуть в непрерывном потоке машин и быть подальше от полицейских. "Кадиллак" мчался по Найленд-бульвар к мосту Перт-Эмбой. Косой провел машину по мосту и выехал на шоссе, ведущее прямо к морскому курорту. Недалеко от Нью-Брунсвика мы остановились, чтобы подкрепиться гамбургерами с кофе в придорожной забегаловке. После обеда за руль сел Простак. Косой вынул гармошку, мы с Максом поуютней устроились на заднем сиденье. Косой играл, а "кадиллак", тихо урча, плавно катил по совершенно прямому шоссе. Мы ехали всю ночь и только на рассвете прибыли в курортный городок и зарегистрировались в самом крупном на побережье отеле. Дежурный отогнал нашу машину в гараж. Мы заняли два смежных номера, сообщающиеся через ванную комнату. Косой сказал, что такая планировка бывает только в лучших отелях. -- Может, перед тем как залечь, поплаваем? -- спросил Макс. -- Как это? -- спросил Простак. -- У нас же нет купальных костюмов. -- Ну и что? Можно и без них. Все равно придется мочить задницу, -- сказал Макс и улыбнулся. -- Гляди-ка, наш Простак становится скромником. Раз так, ладно, искупаемся в нижнем белье. Поплавав, мы улеглись на песок и уставились в усыпанное звездами небо. Пляж был совершенно пуст. Чтобы обсохнуть, Макс и Простак стащили с себя мокрое белье. Стояла тишина, и единственным звуком был шум накатывающих на берег волн. Вот это и есть жизнь! Я задумался. Ко мне вернулся звук прошлого -- рокот заполненных ист-сайдских улиц, и я вновь на миг окунулся в их жаркую духоту и нестерпимую вонь. С океана дул свежий легкий ветерок и наполнял меня совершенно новыми чувствами. Как здорово лежать вот так, чувствуя себя свободным от всего на свете и зная, что весь мир открыт для тебя. Косой поднялся и, зевая, произнес: -- Эй, может, пойдем в отель? Этот воздух какой-то вонючий, клянусь Богом. -- Не будь идиотом, -- сонным голосом сказал Простак. -- Ложись, этот воздух тебе на пользу. -- Ты, Косой, опять зациклился, -- лениво пробормотал Макс. -- Твоя беда в том, что ты дышал только ист-сайдской вонью и просто не знаешь, что такое чистый воздух. Давай поспим прямо здесь. Представь, что ты на Кони-Айленд, дремлешь на песке. -- Он повернулся на другой бок и через минуту захрапел. Косой послушно улегся рядом, ворча себе под нос: -- На кой черт мы сняли комнаты в таком дорогом отеле, если спим на улице? Это были его последние слова, вскоре он тоже заснул. Некоторое время я лежал, глядя в небо, и думал о том, что мы начинаем сдавать. Нас совсем умотала небольшая увеселительная поездка до побережья. Нас, парней, которым ничего не стоило сгонять в Чикаго или Флориду, провернуть дельце в Луизиане или Канаде. Наша репутация железных парней сложилась очень давно, в горячие дни становления нашего Общества. Ох, чертовски хочется спать. Это все морской воздух. Я, видимо, задремал. И должно быть, проспал несколько часов. Было очень тепло. Мне снилось, что я греюсь под лампой в нашей бане. С каждой минутой мне становилось все жарче и жарче. Я услышал женский голос и восклицания: "Это безобразие!" Мне послышалось, что кто-то засмеялся. Затем кто-то еще. Потом к голосам присоединились другие: "Какой стыд! Надо позвать полицейского". При слове "полицейский" я открыл глаза и огляделся. Вокруг, на безопасном расстоянии, маленькими группками стояли люди. Некоторые из них просто на нас глазели, кто-то смеялся. Я судорожно схватился за брюки. -- Эй, Макс! Эй, Макс! -- зашептал я. Макс вскочил как ужаленный и начал озираться вокруг. Потом сгреб свою одежду и принялся расталкивать Косого и Простака. Мы торопливо натянули брюки. Стоя с ботинками и носками в руках под взглядами этих людей, мы чувствовали себя полными идиотами. -- Ну и дела, -- пробормотал Макс. Увязая в глубоком песке, мы побрели к отелю. Проходя мимо группки женщин, Макс поклонился и скорбно произнес: -- Простите, леди, но вы должны нас извинить. Мы любители природы, нудисты, и для нас это совершенно естественно: Одна из них крикнула нам в спину: -- Ступайте в лес и ходите в таком виде там! Таким любителям природы место в полицейском участке. Они принялись отпускать нам в спину колкости. -- Чертовски глупое положение, -- сказал Макс. -- Да, -- согласился я. Мы поднялись в номер и растянулись на удобных кроватях. Жалюзи на окнах не пропускали солнце. Комнаты, расположенные на верхнем этаже, выходили окнами на океан, и соленый морской ветерок освежал и нес прохладу. Было очень тихо. Мы уснули и проспали весь день. Когда я проснулся, часы показывали семь. На соседней кровати спал Макс, Я лежал и смотрел на него. Он тихонько посапывал во сне. Его лицо разгладилось и стало похожим на лицо не