Бертольд Брехт. Кавказский меловой круг В сотрудничестве с Р.Берлау ---------------------------------------------------------------------------- Перевод С. Апта Бертольт Брехт. Театр. Пьесы. Статьи. Высказывания. В пяти томах. Т. 4 М., Искусство, 1964 OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru ---------------------------------------------------------------------------- ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Старый крестьянин справа. Крестьянка справа. Молодой крестьянин. Очень молодой рабочий. Старый крестьянин слева. Крестьянка слева. Женщина-агроном. Молодая трактористка. Раненый солдат. Другие колхозники и колхозницы. Представитель из столицы. Аркадий Чхеидзе - певец. Его музы канты. Георгий Абашвили - губернатор. Нателла - его жена. Михаил - их сын. Гоги - адъютант. Арсен Казбеки - жирный князь. Конный гонец из города. Hико Mикадзе | } врачи. Миха Лоладзе | Симон Хахава - солдат. Груше Вахнадзе - судо!мойка. Три архитектора. Четыре служанки. Нянька. Повариха. Повар. Конюх. Слуги во дворце губернатора. Латники и солдаты губернатора и жирного князя. Нищие и просители. Старый крестьянин, продающий молоко. Две знатные дамы. Хозяин постоялого двора. Работник. Ефрейтор. Латник "Дубина". Крестьянка. Ее муж. Три купца. Лаврентий Вахнадзе - брат Груше. Анико - его жена. Их работники. Крестьянка - временная свекровь Груше. Давид - ее сын, муж Груше. Монах. Гости на свадьбе. Дети. Аздак - деревенский писарь. Шалва - полицейский. Старик беглец - великий князь. Племянник Арсена Казбеки. Врач. Инвалид. Хромой. Вымогатель. Хозяин другого постоялого двора. Тамара - невестка хозяина. Работник хозяина. Старая бедная крестьянка. Ираклий - ее свояк, бандит. Три кулака. Ило Шуболадзе | } адвокаты. Сандро Оболадзе | Очень старая супружеская чета. I Спор о долине Разрушенная кавказская деревушка. Среди развалин сидят кружком, пьют вино и курят колхозники - делегаты двух деревень, в большинстве женщины и пожилые мужчины. Есть и несколько солдат. К ним приехал из столицы представитель государственной комиссии по восстановлению хозяйства. Крестьянка слева (показывает). Вон там, в предгорье, мы задержали три фашистских танка, но яблоневый сад был уже уничтожен. Старик справа. А наша молочная ферма! Остались одни развалины! Молодая трактористка. Это я подожгла ферму, товарищ. Пауза. Представитель. Выслушайте теперь протокол. В Нуку прибыла делегация овцеводческого колхоза "Ашхети". Когда гитлеровцы наступали, колхоз по указанию органов власти угнал свои стада на восток. Сейчас колхоз ставит вопрос о реэвакуации. Делегация ознакомилась с состоянием местности и установила, что разрушения очень велики. Делегаты справа утвердительно кивают. Соседний плодоводческий колхоз имени Розы Люксембург (обращаясь к сидящим справа) вносит предложение использовать прежние пастбища колхоза "Ашхети" под плодоводство и виноградарство. Земля эта представляет собой долину, травы там скверные. Как представитель комиссии по восстановлению, я предлагаю обеим деревням самим решить вопрос, должен сюда возвращаться колхоз "Ашхети" или нет. Старик справа. Прежде всего я еще раз протестую против жесткого регламента выступлений. Мы добирались сюда из колхоза "Ашхети" три дня и три ночи, а теперь вы хотите провести обсуждение всего за полдня! Раненый солдат слева. Товарищ, у нас теперь не так много деревень, не так много рабочих рук и не так много времени. Молодая трактористка. На все удовольствия нужна норма. Табак по норме, вино по норме, дискуссия тоже по норме. Старик справа (со вздохом). Черт бы побрал фашистов! Ну что ж, буду говорить по существу. Объясню, почему мы хотим вернуть себе нашу долину. Причин тому много, но я начну с самых простых. Макинэ Абакидзе, разверни-ка сыр. Крестьянка справа извлекает из большой корзины огромную голову сыра, завернутую в тряпку. Смех и аплодисменты. Прошу, товарищи, угощайтесь. Старый крестьянин слева (недоверчиво). Это что, средство воздействия? Старик справа (под смех присутствующих). Ну какое же это средство воздействия, Сураб, разбойник. Уж тебя-то мы знаем. Ты такой, что и сыр возьмешь и долину захватишь. Смех. Ничего мне от тебя не нужно, только честный ответ. Нравится тебе этот, сыр? Старик слева. Хорошо, отвечу. Да, нравится. Старик справа. Так. (С горечью.) Пора бы мне знать, что ты ничего не смыслишь в сыре. Старик слева. Почему это я не смыслю? Я же говорю, что сыр мне нравится. Старик справа. Потому что он не может нравиться. Потому что он не такой, каким был раньше. А почему он не такой? Потому что нашим овцам новая трава нравится меньше, чем прежняя. Сыр не сыр, потому что трава не трава. Вот в чем дело. Прошу это записать в протокол. Старик слева. Да ведь отличный сыр у вас. Старик справа. Никакой он не отличный, а с натяжкой средний. Что бы там молодежь ни говорила, а новое пастбище никуда не годится. Я заявляю, что там нельзя жить. Что там даже по утрам не пахнет утром. Кое-кто смеется. Представитель. Не сердись, что они смеются, они ведь тебя понимают. Товарищи, почему любят родину? А вот почему: хлеб там вкуснее, небо - выше, воздух - душистее, голоса - звонче, по земле ходить легче. Разве не так? Старик справа. Долина была испокон веков наша. Солдат слева. Что значит "испокон веков"? Ничего не может принадлежать "испокон веков". Когда ты был молодой, ты принадлежал не себе, а князьям Казбеки. Старик справа. По закону - долина наша. Молодая трактористка. Законы нужно, во всяком случае, пересмотреть: может быть, они уже не годятся. Старик справа. И то сказать. Разве все равно, какое дерево стоит возле дома, где ты родился? Или какой у тебя сосед - разве это все равно? Мы хотим вернуться хотя бы для того, чтобы нашими соседями были вы, разбойники. Можете опять смеяться. Старик слева (смеется). Почему же ты тогда не можешь спокойно выслушать, что скажет насчет долины твоя соседка - наш агроном Като Вахтангова? Крестьянка справа. Мы еще далеко не все сказали о нашей долине. Дома-то не все разрушены, а от фермы по крайней мере фундамент остался. Представитель. Вы можете рассчитывать на помощь государства - и здесь и там, вы это знаете. Крестьянка справа. Товарищ уполномоченный, здесь у нас не торговля. Я не могу снять с тебя шапку и надеть на тебя другую, - эта, мол, лучше. Может, она и лучше, да тебе твоя нравится. Молодая трактористка. Земля - это не шапка, не шапка в нашей стране, товарищ. Представитель. Спокойно, товарищи. Правильно, земельный надел надо рассматривать скорее как орудие, производящее полезные вещи, но неверно было бы не считаться с тем, что люди привязаны к определенному клочку земли. Прежде чем продолжать обсуждение, я предлагаю, чтобы вы рассказали товарищам из колхоза "Ашхети", что вы собираетесь делать с этой долиной. Старик справа. Согласен. Старик слева. Правильно, пусть скажет Като. Представитель. Товарищ агроном! Женщина-агроном (встает, на ней военная гимнастерка). Товарищи, прошлой зимой, когда здесь, в предгорье, шли бои, мы, партизаны, говорили между собой, как нам после изгнания немцев восстановить садоводство и в десять раз расширить площадь наших садов. Я разработала проект системы орошения. Если у нас на горном озере возвести плотину, мы дадим воду тремстам гектарам неплодородной земли. Тогда бы наш колхоз мог заниматься не только плодоводством, но и виноградарством. Но проект окупится только в том случае, если к нам отойдет спорная долинная земля колхоза "Ашхети". Вот расчеты. (Протягивает представителю папку.) Старик справа. Запишите в протокол, что наш колхоз собирается создать у себя конный завод. Молодая трактористка. Товарищи, проект этот был составлен в те дни и ночи, когда мы вынуждены были жить в горах, когда у нас часто не хватало патронов, да и винтовок было мало. Даже карандаш достать было трудно. Аплодисменты с обеих сторон. Старик справа. Спасибо товарищам из колхоза имени Розы Люксембург и всем, кто защищал родину! Колхозники обмениваются рукопожатиями и обнимают друг друга. Крестьянка слева. Нам хотелось тогда, чтобы наши солдаты, наши и ваши мужья, вернувшись, нашли свою родную землю еще более плодородной. Молодая трактористка. Как сказал поэт Маяковский: "Отечество славлю, которое есть, но трижды - которое будет!" Все делегаты справа, кроме старика, встают и вместе с представителем из центра рассматривают чертежи агронома. Голоса. Почему высота падения двадцать два метра? - А эту скалу нужно взорвать! - В сущности понадобится только цемент и динамит. - Они заставят воду спуститься сюда, ловко! Очень молодой рабочий справа (старику справа). Они оросят всю землю между холмами, взгляни, Резо. Старик справа. Нечего мне смотреть. Я и так знал, что проект будет хороший. Я не позволю, чтобы к груди моей приставляли дуло. Представитель. Не дуло, а всего-навсего карандаш. Смех. Старик справа (мрачно встает и идет смотреть чертежи). Эти разбойники, увы, прекрасно знают, что у нас не могут устоять перед машинами и проектами. Крестьянка справа. Резо Берешвили, когда у тебя самого появляются новые проекты, ты несноснее всех, это известно. Представитель. Так как же мне быть с протоколом? Можно записать, что у себя в колхозе вы выскажетесь за то, чтобы уступить долину в связи с этим проектом? Крестьянка справа. Я - да. А ты, Резо? Старик справа (склонившись над чертежами). Я предлагаю, чтобы вы дали нам копии чертежей. Крестьянка справа. Тогда, значит, можно идти обедать. Если он возьмет чертежи и начнет их обсуждать - значит, вопрос, решен. Я его знаю. У нас все такие. Делегаты со смехом обнимают друг друга. Старик слева. Да здравствует колхоз "Ашхети"! Желаем вам удачи с конным заводом! Крестьянка слева. Товарищи, в честь дорогих гостей, делегатов колхоза "Ашхети" и представителя из центра, у нас запланирован спектакль с участием певца Аркадия Чхеидзе. Пьеса связана с нашим вопросом. Аплодисменты. Молодая трактористка побежала за певцом. Крестьянка справа. Только, товарищи, чтоб пьеса ваша была хорошая. Мы платим за нее долиной. Крестьянка слева. Аркадий Чхеидзе знает наизусть двадцать одну тысячу стихов. Старик слева. Мы разучили пьесу под его руководством. Не так-то просто заполучить Аркадия. Плановой комиссии, товарищ, надо бы позаботиться, чтобы он почаще бывал у нас на севере. Представитель. Мы, собственно, больше занимаемся экономикой. Старик слева (улыбаясь). Вы наводите порядок в распределении тракторов и виноградных лоз. Почему бы вам не вмешаться и в распределение песен? Молодая трактористка вводит в круг певца Аркадия Чхеидзе, коренастого человека самого обыкновенного вида. За ним идут четыре музыканта со своими инструментами. Артистам аплодируют. Молодая трактористка. Это товарищ уполномоченный, Аркадий. Певец здоровается с окружившими его колхозниками. Крестьянка справа. Для меня большая честь познакомиться с вами. О ваших песнях я слыхала еще на школьной скамье. Певец. На этот раз мы покажем спектакль с песнями, участвует почти весь колхоз. У нас с собой старые маски. Старик справа. Наверно, это какое-нибудь старое предание? Певец. Очень старое. Оно называется "Меловой круг", родина его Китай. Но мы сыграем его в измененной форме. Юра, покажи-ка маски. Товарищи, для нас большая честь - выступать перед вами после такой нелегкой дискуссии. Надеемся, вы согласитесь, что голосу старого поэта и тракторный рокот не помеха. Разные вина, может быть, и не годится мешать, но старая мудрость и новая мудрость дают отличную смесь. Думаю, однако, что до начала спектакля всех нас накормят? Это, знаете ли, помогает. Голоса. Конечно! - Пойдемте все в клуб! Все весело расходятся. Представитель (обращается к певцу). Надолго эта история, Аркадий? Я сегодня же ночью должен возвратиться в Тбилиси. Певец (вскользь). Здесь, собственно, две истории. Несколько часов. Представитель (очень искренне). Никак нельзя покороче? Певец. Никак. II Знатный ребенок Певец (сидя на земле перед музыкантами, с черной буркой на плечах, листает потрепанные страницы либретто). В старое время, кровавое время, В городе этом - а город "проклятым" прозвали - царил Губернатор по имени Георгий Абашвили. Он богат был, как Крез. У него была красавица жена. У него был ребенок - кровь с молоком. Ни один губернатор грузинский не мог бы похвастать Столькими лошадьми в конюшнях, Столькими нищими у порога, Столькими солдатами у себя на службе, Столькими просителями в своем дворе. Как описать мне вам такого Георгия Абашвили? Жизнь его была сплошным блаженством. Однажды в пасхальное воскресенье Губернатор, а также его семья Отправились в церковь. Из-под арки дворца потоком выходят нищие и просители, поднимая над головами изможденных детей, костыли и прошения. За ними - два солдата в кольчугах, затем в дорогих нарядах выходит семья губернатора. Нищие и просители. Сжальтесь, ваша милость, налог нам не по силам. - Я потерял ногу на персидской войне, где я возьму... - Мой брат невиновен. Это недоразумение, ваша милость. - Он у меня умрет с голоду. - Прошу вас, освободите единственного оставшегося у нас сына от военной службы. - Ваша милость, инспектор, ведающий водой, подкуплен. Слуга собирает прошения, другой слуга достает из кошелька деньги и раздает милостыню. Солдаты, замахиваясь на толпу тяжелыми кожаными бичами, оттесняют ее назад. Солдат. Назад! Очистить вход в церковь! Вслед за губернаторской четой в роскошной коляске везут губернаторского ребенка. Толпа снова теснится вперед, чтобы посмотреть на него. Голоса из толпы. Вот он, ребенок! - Я не вижу, не толкайтесь. - Благословенье божье, ваша милость. Певец (меж тем как солдаты работают бичами). В ту пасху в первый раз народ наследника увидел. Два доктора от знатного ребенка не отходили ни на шаг. Они его хранили как зеницу ока. Даже могущественный князь Казбеки Засвидетельствовал ему свое почтение. Жирный князь выходит вперед и здоровается с семьей губернатора. Жирный князь. С праздником, Нателла Абашвили. Раздается военная команда. Прискакавший конный гонец протягивает губернатору свернутые в трубку бумаги. Губернатор делает знак адъютанту, красивому молодому человеку, тот подходит к всаднику и удерживает его. Наступает короткая пауза, в течение которой жирный князь подозрительно рассматривает всадника. Какой денек! Вчера шел дождь, и я уже подумал: невеселые праздники. А сегодня утром - пожалуйста, ясное небо. Я люблю ясное небо, Нателла Абашвили, душа моя. Маленький Михаил - вылитый губернатор, ти-ти-ти. (Щекочет ребенка.) С праздником, маленький Михаил, ти-ти-ти. Жена губернатора. Подумайте, Арсен, Георгий наконец-то решился начать новую пристройку на восточной стороне. Все предместье, где сейчас эти жалкие лачуги, пойдет под сад. Жирный князь. Вот хорошая новость после стольких печальных. Что слышно о войне, брат Георгий? Губернатор жестом отмахивается от ответа. Верно мне говорили - стратегическое отступление? Ну что ж, такие неприятности всегда случаются. Сегодня дела лучше, а завтра хуже - раз на раз не приходится. Переменный успех. Это же не имеет значения, правда? Жена губернатора. Он кашляет! Георгий, ты слышал? (Резко двум врачам, степенно стоящим у самой коляски.) Он кашляет. Первый врач (второму). Позвольте вам напомнить, Нико Микадзе, что я был против прохладной ванны. Небольшая ошибка в температуре воды для купанья, ваша милость. Второй врач (также очень вежливо). Никак не могу согласиться с вами, Миха Лоладзе, эту температуру рекомендует наш великий и любимый Мишико Оболадзе. Скорее ночной сквозняк, ваша милость. Жена губернатора. Следите же за ним. Похоже, что у него жар, Георгий. Первый врач (склонившись над ребенком). Нет никаких оснований для беспокойства, ваша милость. Чуть погорячее ванна - и все будет в порядке. Второй врач (смерив первого ядовитым взглядом). Я этого не забуду, любезнейший Миха Лоладзе. Нет никаких оснований беспокоиться, ваша милость. Жирный князь. Ай-ай-ай! Когда у меня колет в печени, я всегда говорю: "Пятьдесят ударов по пяткам доктору". И то лишь потому, что мы живем в изнеженный век. Раньше бы за это сразу голову с плеч. Жена губернатора. Пойдемте в церковь, здесь, наверно, сквозняк. Процессия, состоящая из губернаторской семьи и слуг, поворачивает к церковной паперти. Жирный князь следует за процессией. Адъютант подходит к губернатору и указывает на гонца. Губернатор. Не перед богослужением же, Гоги. Адъютант (всаднику). Перед богослужением губернатору неугодно утруждать себя чтением депеш, тем более что они, скорее всего, огорчительного свойства. Ступай на кухню, друг, скажи, чтоб тебе дали поесть. Адъютант присоединяется к процессии, гонец, выругавшись, идет через ворота во дворец. Из дворца выходит солдат и останавливается под аркой. Певец. В городе тихо. Перед церковью расхаживают голуби. А солдат дворцовой стражи Шутит с кухонной девчонкой, Что с реки идет со свертком во дворец. Служанка со свертком под мышкой хочет пройти через арку. Предмет, который она несет, завернут в большие зеленые листья. Солдат. Почему барышня не в церкви? Она отлынивает от богослужения? Груше. Я уже оделась было, да тут понадобился гусь для пасхального обеда, меня и послали, я знаю толк в гусях. Солдат. Гусь? (С напускным недоверием.) Надо бы мне взглянуть на этого гуся. Груше не понимает. С вашей сестрой надо быть начеку. Тебе скажут: "Я ходила за гусем", а потом окажется, что не за гусем, а совсем за другим. Груше (решительно подходит к нему и показывает гуся). Вот он. И если это не пятнадцатифунтовый, откормленный кукурузой гусь, я готова съесть его перья. Солдат. Это король гусей! Его скушает сам губернатор. Значит, барышня опять была на реке? Груше. Да, на птичьем дворе. Солдат. Ах вот как, на птичьем дворе, значит, ниже па течению, а не наверху, где известные барышне ивы? Груше, В ивняке я бываю ведь, только когда стираю белье. Солдат (многозначительно). Вот именно. Груше. Что "вот именно"? Солдат (подмигивая). То самое. Груше. А почему бы мне не стирать белье в ивняке? Солдат (с деланным смехом). "Почему бы мне не стирать белье в ивняке"? Здорово, честное слово, здорово. Груше. Не понимаю господина солдата. Что тут такого? Солдат (лукаво). Если б знала она, что знает он, она б потеряла покой и сон. Груше. Не знаю, что можно знать о каких-то ивах. Солдат. А если напротив кустарник, из которого все видно? Все, что там происходит, когда некоторые "стирают белье"! Груше. Что там происходит? Пусть господин солдат скажет, что он имеет в виду, и дело с концом. Солдат. Наверно, уж происходит что-то такое, что можно увидеть. Груше. Уж не то ли, господин солдат, что в жару я окунаю в воду кончики ног? Больше там ничего не бывает. Солдат. Нет, больше. Кончики ног и больше. Груше. Что еще? Ну, может быть, иногда всю ступню. Солдат. Ступню и немножко больше. (Смеется.) Груше (сердито). Симон Хахава, как тебе нестыдно! Сидеть в жару в кустах и ждать, когда человек окунет ноги в воду! И, наверно, еще с другим солдатом! (Убегает.) Солдат (кричит ей вдогонку). Нет, один! Когда певец возобновляет свой рассказ, солдат бежит за Груше. Певец. В городе тихо, зачем же нужно оружье? Во дворце губернатора мир и покой. Почему же дворец - это крепость? Из церкви слева быстро выходит жирный князь. Он останавливается, оглядывается. У арки справа ждут два латника. Князь замечает их и медленно проходит мимо, делая им знаки; затем быстро удаляется. Один латник уходит через арку во дворец, другой остается на страже. Из глубины сцены с разных сторон глухо доносится: "По местам!" Дворец окружен. Издали слышен церковный звон. Из церкви возвращается губернаторская семья со свитой. Певец. И губернатор вернулся к себе во дворец, И в западню превратилась крепость. И гусь ощипан был и зажарен, И не был съеден пасхальный гусь, И полдень не был часом обеда, И был этот полдень часом смерти. Жена губернатора (на ходу). Совершенно невозможно жить в этом сарае, но Георгий строит, конечно, для своего сыночка, а не для меня. Михаил - это все! Все для Михаила! Губернатор. Ты слышал, брат Казбеки поздравил нас с праздником! Очень мило, но, по-моему, в Нуке этой ночью не было дождя. Где был брат Казбеки, там шел дождь. Где же был брат Казбеки? Адъютант. Надо расследовать. Губернатор. Да, немедленно. Завтра же. Процессия поворачивает к арке. Конный гонец, который в это время возвращается из дворца, увидев губернатора, подходит к нему. Адъютант. Не изволите ли выслушать гонца из столицы, ваше превосходительство? Он прибыл сегодня утром с секретными бумагами. Губернатор (на ходу). Не перед едой же, Гоги! Процессия скрывается во дворце, и у ворот остаются только два латника из дворцовой стражи. Адъютант (гонцу). Губернатор не желает, чтобы перед едой ему докучали военными сводками, а вторую половину дня его превосходительство посвятит совещанию с выдающимися архитекторами, которые приглашены также на обед. Вот они уже здесь. Появляются три архитектора. Гонец уходит. (Здоровается с архитекторами.) Господа, его превосходительство ждет вас к обеду. Все его время будет посвящено только вам и великим новым планам! Поторопитесь, господа! Архитектор. Мы восхищены тем, что, несмотря на тревожные слухи о неблагоприятном повороте войны в Персии, его превосходительство собирается строить. Адъютант. Вернее было бы сказать: "Из-за тревожных слухов"! Это пустяки. Персия далеко. Здешний гарнизон готов в огонь и воду за своего губернатора. Из дворца доносится пронзительный женский крик, потом военная команда. Адъютант понуро идет к арке. Один из латников выходит вперед, направляя на адъютанта копье. В чем дело? Убери копье, пес. (В бешенстве, дворцовой страже.) Обезоружить! Разве вы не видите, что покушаются на жизнь губернатора? Латники из дворцовой стражи не подчиняются приказанию. Они глядят на адъютанта холодно и равнодушно, на все остальное они взирают так же безучастно. Адъютант пробивается во дворец. Архитектор. Это князья! Вчера ночью в столице собрались князья, настроенные против великого князя и его губернаторов. Господа, нам лучше унести ноги. Архитекторы быстро уходят. Певец. О великих мира сего слепота! Как бессмертные, шествуют важно они По выям согбенным, полагаясь на силу Нанятых кулаков, испытанную временем. Но время - не вечность! О смена времен! О надежда народа! Из-под арки выходит губернатор, на нем кандалы, лицо его посерело, его ведут два солдата, вооруженные до зубов. Навсегда, господин! Изволь же не горбиться! Из дворца твоего глядят на тебя враги! Никаких тебе зодчих не нужно, нужен могильщик. Переедешь не в новый дворец, а в продолговатую узкую яму. Оглянись же напоследок, слепец! Арестованный оглядывается. Нравятся ли тебе владенья твои? Между заутреней и обедом Ты уходишь туда, откуда никто не вернулся. Его уводят. Дворцовая стража присоединяется к солдатам. Слышно, как горнист трубит тревогу. Шум за аркой. Когда великого рушится дом, Под обломками малые гибнут. Кто счастья властителя не разделял, Тот с ним нередко несчастье делит. Коляска в пропасть летит и с собой Взмыленных лошадей увлекает. Из-под арки в панике выбегают слуги. Слуги (наперебой). Корзины! Скорее все на третий двор! - Запас на пять дней! - Ее милость в обмороке. - Надо ее вынести, нельзя ей здесь оставаться. - А мы? - Нас перережут как кур, это уж известно. - Боже, что с нами будет? - Говорят, в городе уже течет кровь. - Глупости, ничего подобного, губернатора просто вежливо попросили явиться на сборище князей, все уладят полюбовно, я узнал из первых рук. Оба врача также выбегают во двор. Первый врач (пытаясь задержать второго). Нико Микадзе, ваш долг врача - оказать помощь Нателле Абашвили. Второй врач. Мой долг? Как бы не так! Это ваш долг. Первый врач. Кто сегодня наблюдает за ребенком, Нико Микадзе, вы или я? Второй врач. Неужели вы серьезно думаете, Миха Лоладзе, что из-за какого-то мальчишки я хотя бы на минуту задержусь в этом зачумленном доме? Между ними завязывается драка. Слышны только возгласы: "Вы изменяете своему долгу!" и "Какой там долг!" (Наконец ударом сшибает с ног первого.) А ну тебя. (Убегает.) Слуги. У нас есть время до вечера, раньше солдаты не напьются. - А может, они еще не взбунтовались? - Дворцовая стража ускакала. - Неужели никто не знает, что случилось? Груше. Рыбак Мелива говорит, что в столице видели на небе комету с красным хвостом. Это к несчастью. Слуги. Говорят, вчера в столице объявили, что персидская война проиграна. - Князья восстали. Говорят, великий князь уже удрал. Всех его губернаторов казнят. - Маленьких людей они не тронут. У меня брат - латник. Входит солдат Симон Хахава. Он ищет в сутолоке Груше. Адъютант (появляется в арке). Все на третий двор! Помогите уложить вещи! (Прогоняет челядь.) Симон (находит наконец Груше). Вот ты где, Груше. Что собираешься делать? Груше. Ничего. На худой конец у меня в горах есть брат, а у брата хозяйство. А что с тобой будет? Симон. А со мной ничего не будет. (Снова чинно.) Груше Вахнадзе, твой вопрос насчет моих планов радует мое сердце. Меня назначили сопровождать и охранять жену губернатора, Нателлу Абашвили. Груше. Разве дворцовая стража не взбунтовалась? Симон (серьезно). Взбунтовалась. Груше. Не опасно ли сопровождать жену губернатора? Симон. В Мцхети так говорят: разве для ножа опасно колоть? Груше. Но ты же не нож, а человек, Симон Хахава. Какое тебе дело до этой женщины? Симон. До нее мне нет никакого дела, но меня назначили, и я еду. Груше. В таком случае господин солдат - недалекий человек: ни за что ни про что подвергает себя опасности. Ее зовут из дворца. Я спешу на третий двор, мне некогда. Симон. Если некогда, то нам незачем спорить, для хорошего спора нужно время. Можно осведомиться, есть ли у барышни родители? Груше. Нет. Только брат. Симон. Поскольку времени у нас в обрез, второй вопрос будет такой: как барышня насчет здоровья? Груше. Разве только иногда кольнет в правом плече, а вообще-то хватит сил на любую работу, покамест никто не жаловался. Симон. Это уже известно. Если в пасхальное воскресенье кому-то нужно пойти за гусем, то посылают ее. Вопрос номер три: барышня терпелива или нет? Скажем так - нужны ей вишни среди зимы? Груше. Не то чтобы нетерпелива, но если человек ни с того ни сего уходит на войну и потом от него нет известий, то это, конечно, плохо. Симон. Известия будут. Из дворца снова зовут Груше. И наконец, главный вопрос... Груше. Симон Хахава, так как я должна идти на третий двор и мне некогда, то я сразу отвечаю "да". Симон (очень смущенно). Есть поговорка: "поспешность - это ветер на строительных лесах". Но есть и другая поговорка: "богатые не торопятся". Я родом из... Груше. Из Цхалаури. Симон. Барышня, значит, уже навела справки? Я здоров, заботиться мне не о ком, получаю в месяц десять пиастров, а если назначат казначеем, то и два- дцать. Покорнейше прошу вашей руки Груше. Симон Хахава, я согласна. Симон (снимая с шеи цепочку с крестиком). Это крестик моей матери, Груше Вахнадзе, цепочка серебряная. Прошу ее носить. Груше. Спасибо, Симон. Симон (надевает на нее цепочку). Лучше будет, если барышня отправится на третий двор, а то как бы чего не вышло. Кроме того, мне нужно запрячь лошадей, это ведь барышне ясно. Груше. Да, Симон. Они стоят в нерешительности. Симон. Я только доставлю губернаторскую жену туда, где войска не перешли на сторону мятежников. Когда война кончится, я вернусь. Недели через две или три. Надеюсь, что моя невеста не будет скучать в мое отсутствие. Груше. Симон Хахава, я буду ждать тебя. Иди спокойно на войну, солдат. Кровавая война, жестокая война, Не каждому дано прийти с войны домой. Когда ты вернешься, я буду здесь, Я буду ждать тебя под вязом под зеленым, Я буду ждать тебя под голым, зимним вязом, Я буду ждать, пока не явится последний. И после того. А когда ты придешь с войны, Ты у двери не увидишь сапог, И подушка будет рядом со мною пуста, И никто целовать меня не будет. Ах, когда ты придешь, ах, когда ты придешь, Ты увидишь, что все как прежде. Симон. Благодарю тебя, Груше Вахнадзе. И до свиданья! (Низко кланяется ей.) Так же низко кланяется ему она. Потом она убегает, не оглядываясь. Из-под арки выходит адъютант. Адъютант (грубо). Запрягай лошадей в большую повозку, шевелись, болван! Симон Хахава вытягивается, затем уходит. Из-под арки, согнувшись под тяжестью огромных сундуков, выходят двое слуг. За ними, поддерживаемая служанками, следует Нателла Абашвили. Позади - служанка с ребенком. Жена губернатора. Никому опять до меня нет дела. Я совсем голову потеряла. Где Михаил? Как ты неловко его держишь! Сундуки на повозку! Известно ли что-нибудь о губернаторе, Гоги? Адъютант (качает головой). Вы должны немедленно уехать. Жена губернатора. Есть ли сведения из города? Адъютант. Нет, покамест все спокойно, но нельзя терять ни минуты. Сундуки не поместятся на повозке. Выберите, что вам нужно. (Быстро уходит.) Жена губернатора. Только самое необходимое! Живо откройте сундуки, я скажу, что захватить. Слуги ставят сундуки на землю и открывают их. (Указывая на парчовые платья.) Конечно, зеленое и вот это, с мехом! Где врачи? У меня опять разыгрывается ужасная мигрень, всегда начинается с висков. И вот это, с жемчужными пуговками... Вбегает Груше. Ты, я вижу, не торопишься. Сейчас же принеси грелки. Груше убегает, затем возвращается с грелками. (Молча, взглядом и жестами, дает ей одно приказание за другим.) Смотри не порви рукав. Молодая служанка. Ваша милость, поглядите, с платьем ничего не случилось. Жена губернатора. Потому что я тебя схватила за руку. Я уже давно за тобой слежу. Тебе только бы строить глазки адъютанту! Я тебя убью, сука. (Бьет ее.) Адъютант (возвращается). Прошу вас, поторопитесь, Нателла Абашвили. В городе уже стреляют. (Уходит.) Жена губернатора (отпускает молодую служанку). Господи! Неужели они нас тронут? За что? За что? Все молчат. (Начинает рыться в сундуках.) Найди парчовый жакет! Помоги ей! Что с Михаилом? Он спит? Служанка с ребенком. Да, ваша милость. Жена губернатора. Тогда положи его на минутку и принеси мне из спальни сафьяновые сапожки, они идут к зеленому. Служанка кладет ребенка и убегает. (Молодой служанке.) А ты что стоишь? Молодая служанка убегает. Стой, не то я велю тебя выпороть! Пауза. Как все это уложено - без любви, без понимания! За всем следи сама... В такие минуты как раз и видишь, какие у тебя слуги. Жрать вы мастера, а что такое благодарность, вам невдомек. Так и замечу себе на будущее. Адъютант (очень взволнованный). Нателла, сию же минуту поезжайте. Судью верховного суда, Орбелиани, только что повесили ковровщики. Жена губернатора. Как же так? Серебристое мне нужно взять с собой, оно стоило тысячу пиастров. И вот это, и все меха. А где темно-красное? Адъютант (пытается оторвать ее от нарядов). В предместье начались беспорядки. Нам нужно сейчас же уехать. Где ребенок? Жена губернатора (зовет служанку, исполняющую обязанности няньки). Маро! Приготовь ребенка! Куда ты делась? Адъютант (уходя). Наверно, придется отказаться от коляски и ехать верхом. Жена губернатора роется в платьях, бросает некоторые из них в ворох, который она намерена взять с собой, затем снова отбрасывает их. Слышен шум, барабанный бой. На небе появляется зарево. Жена губернатора (лихорадочно продолжает рыться). Не могу найти темно-красное. (Пожимая плечами, первой служанке.) Возьми весь ворох и уложи в коляску. А Маро почему не возвращается? Вы что, все сошли с ума? Так я и думала, оно в самом низу. Адъютант (возвращается). Скорее, скорее! Жена губернатора (второй служанке). Беги! Брось их прямо в повозку! Адъютант. Мы едем верхом. Идемте, или я уезжаю один. Жена губернатора. Маро! Возьми ребенка! (Второй служанке.) Поищи ее, Машо! Нет, сначала отнеси платья в повозку! Глупости, и не подумаю ехать верхом! (Оглядывается, видит зарево, ужасается.) Горит! Адъютант уводит ее. Первая служанка, качая головой, несет за ней ворох платьев. Из-под арки выходят слуги. Повариха. По-моему, это горят восточные ворота. Повар. Ушли. И повозку с едой оставили. Как бы нам теперь выбраться? Конюх. Да, пока в этом доме жить нельзя. Сулико, я захвачу несколько одеял, мы сматываемся. Маро (выходит из-под арки с сапожками). Ваша милость! Толстая женщина. Ее уже нет. Маро. А ребенок? (Бежит к ребенку, поднимает его.) Оставили его, вот звери. (Протягивает ребенка Груше.) Подержи-ка его минутку. (Лживо.) Я погляжу, где коляска. (Убегает вслед за женой губернатора.) Груше. Что сделали с хозяином? Конюх (проводит по шее ладонью). Чик-чик. Толстая женщина (при виде этого жеста впадает в истерику). Боже мой, боже мой, боже мой! Наш господин Георгий Абашвили! Во время заутрени он был еще здоровехонек, и вот... Уведите меня отсюда! Мы все пропали, мы умрем без покаяния. Как наш господин Георгий Абашвили. Третья служанка (утешая ее). Успокойтесь, Нина... Вас увезут отсюда. Вы никому не причинили зла. Толстая женщина (в то время как ее уводят). О боже мой, боже мой, боже мой! Скорее, скорее, прочь отсюда, они идут сюда, они идут! Третья служанка. Губернаторша так не горюет, как Нина. Даже оплакивать их мертвецов должны за них другие! (Взгляд ее падает на ребенка, которого все еще держит Груше.) Ребенок! Чего это он у тебя? Груше. Его оставили. Третья служанка. Она его бросила? Михаила, которого берегли от малейшего сквозняка? Слуги собираются вокруг ребенка. Груше. Он просыпается. Конюх. Послушай, брось-ка его лучше. Не хотел бы я быть на месте того, кого застанут с ребенком. Я соберу вещи, а вы подождите. (Уходит во дворец.) Повариха. Он прав. Уж когда они начнут, они вырезают друг друга целыми семьями. Уйду-ка я лучше. Все уходят. Остаются только две женщины и Груше с ребенком на руках. Третья служанка. Тебе же сказали - брось его! Груше. Нянька попросила меня подержать. Повариха. Так она и вернется. Эх ты, простота! Третья служанка. Не ввязывайся ты в это дело. Повариха. Он им еще нужнее, чем губернаторше. Он же наследник. Знаешь, Груше, душа у тебя добрая, но уж умной тебя не назовешь. Если бы ребенок был прокаженный, и то было бы лучше, вот что я тебе скажу. Смотри не попадись. Конюх возвращается с узлами и раздает их женщинам. Все, кроме Груше, готовы отправиться в путь. Груше (упрямо). Никакой он не прокаженный. У него человеческий взгляд. Повариха. Вот и не гляди на него. Дура ты, на тебя все можно взвалить. Скажут тебе: сбегай за салатом, у тебя ноги длинные, ты давай бежать. Мы по- едем на арбе, собирайся скорее, найдется и для тебя место. Господи Иисусе, наверно, уже вся улица горит. Третья служанка. Ты что, еще не собралась? Слушай, ты, сейчас латники явятся сюда из казармы. Обе женщины и конюх уходят. Груше. Иду. (Кладет ребенка на землю, несколько мгновений смотрит на него, достает из оставленных, сундуков какую-то одежду и укрывает все еще спящего ребенка. Затем убегает во дворец за своими вещами). Слышен конский топот и женские крики. Выходят жирный князь и несколько пьяных латников. Один из них несет на острие копья голову губернатора. Жирный князь. Сюда, на самую середину. Один из солдат становится на плечи другому, берет голову и смотрит, в каком месте арки ее прибить. Это не середина, чуть-чуть правее, вот так. Уж если я что делаю, милейшие, то делаю как следует. Солдат с помощью гвоздя и молотка прикрепляет голову за волосы к арке. Сегодня утром, у церкви, я сказал Георгию Абашвили, что люблю ясное небо. Но, пожалуй, еще больше я люблю гром среди ясного неба, да-да. Жаль только, что они увезли мальчишку. Вот кто мне нужен. Ищите его по всей Грузии. Тысяча пиастров. Покуда Груше, оглядываясь, осторожно приближается к арке, жирный князь с латниками уходит. Снова слышен конский топот. Груше, с узлом в руках, направляется в сторону церкви. Почти у самого входа в церковь она оборачивается, чтобы посмотреть, на месте ли ребенок. Певец начинает петь. Груше стоит неподвижно. Певец. И вот, когда она стояла у последних ворот, Она услышала - иль показалось ей, - Что мальчик говорит, не плачет, нет, а внятно Ей говорит: "Останься, помоги". И он сказал еще - он говорил, не плакал: "Знай, женщина, кто не идет на зов беды, Кто глух к мольбе, тот не услышит никогда Ни ласкового голоса любви, Ни щебета дрозда, ни радостного вздоха, Каким приветствует усталый виноградарь Вечерний благовест". Услышав эту речь... Груше делает несколько шагов к ребенку и склоняется над ним. Она вернулась, чтобы посмотреть в последний раз На мальчика и только несколько мгновений Побыть с ним рядом - лишь пока за ним Мать не придет иль кто другой. Она садится рядом с ребенком и опирается о сундук. Лишь на минутку. Ведь город был уже охвачен Бедой и дымом. Свет постепенно меркнет, словно наступили вечер и ночь. Груше идет во дворец, возвращается оттуда с фонарем и молоком и начинает кормить ребенка. Певец (громко). Страшен соблазн сотворить добро! Груше, явно бодрствуя, сидит с ребенком всю ночь напролет. То она зажигает фонарик, чтобы взглянуть на ребенка, то укутывает его поплотнее парчовым покрывалом. Она то и дело прислушивается и оглядывается, не идет ли кто-нибудь. Долго сидела она с ребенком, Вечер настал, настала ночь, Рассвет наступил. Да, слишком долго Сидела она и слишком долго Глядела на маленькие кулачки, На маленький лобик. И утром, не в силах Соблазн превозмочь, она поднялась, Со вздохом над спящим ребенком склонилась, Взяла его на руки и понесла. Груше делает все в точности так, как говорит певец. Она взяла его, как добычу, Она унесла его, как воровка. III Бегство в северные горы Певец. Когда Груше Вахнадзе покинула город, Она пошла по Военно-Грузинской дороге. На север шла она, песню пела И по пути молоко покупала. Музыканты. Как от убийц уйти человеку, От злых ищеек, от псов кровавых? Она брела в безлюдные горы, Брела по Военно-Грузинской дороге, Пела песню, молоко покупала. Груше несет ребенка в заплечном мешке. В одной руке у нее узелок, в другой - посох. Груше (поет). Четыре генерала В Иран ушли. Один из них не воевал, Второй никак не побеждал, У третьего не шли солдаты в бой, Четвертый рад был повернуть домой. Четыре генерала Ни с чем пришли. Coco Робакидзе В Иран ушел. Он воевал без дураков, Он быстро побеждал врагов, Рвались его солдаты в бой, И сам он не спешил домой! Coco Робакидзе - Вот это герой. На пути Груше появляется крестьянская хижина. (Ребенку.) Вот и полдень, пора людям есть. Мы сейчас подождем на травке, пока наша Груше не раздобудет кружечку молочка. (Сажает ребенка на землю и стучит в дверь хижины.) Дверь отворяет старик крестьянин. Не найдется ли у вас кружечки молочка и, может быть, кукурузной лепешки, дедушка? Старик. Молока? У нас нет молока. Господа солдаты из города забрали наших коз. Если вам нужно молоко, пойдите к господам солдатам. Груше. Но кружечка молока для ребенка у вас, может быть, найдется, дедушка? Старик. "За спасибо", что ли? Груше. Кто вам сказал "за спасибо"! (Достает кошелек.) Мы платим по-княжески. На что нам богатство, была бы спесь! Старик, ворча, приносит молоко. Сколько же за кружечку? Старик. Три пиастра. Молоко теперь дорогое. Груше. Три пиастра? За эту каплю? Старик молча захлопывает дверь перед ее носом. Михаил, ты слышишь? Три пиастра! Это мы не можем себе позволить. (Возвращается к ребенку, садится и дает ему грудь.) Попробуем сначала вот так. Соси и думай о трех пиастрах! Грудь пустая, но тебе кажется, что ты пьешь, и это уже не так плохо. (Качает головой, видя, что ребенок перестал сосать. Встает, идет к хижине и снова стучит в дверь.) Дедушка, отвори, мы заплатим! (Тихо.) Пропади ты пропадом. Старик отворяет. Я думала, ты возьмешь с нас полпиастра. Но ребенку нельзя без еды. Отдавай за пиастр, а? Старик. Два пиастра. Груше. Постой, не затворяй дверь. (Долго роется в кошельке.) Вот два пиастра. Неужели цены не упадут, у нас впереди еще длинный путь. Это же просто убийство. Старик. Убейте солдат, если вам нужно молоко. Груше (поит ребенка). Дорогое удовольствие. Пей, Михаил, это половина недельного жалованья. Они здесь думают, что мы заработали деньги задницей. Ну и обузу взяла я на себя, Михаил! (Рассматривая парчовое покрывало, в которое завернут ребенок.) Тысячное покрывало, и ни одного пиастра на молоко. (Смотрит в глубину сцены.) Вон там коляска с богатыми беженцами, надо идти туда. У постоялого двора. Груше, в парчовом покрывале, подходит к двум знатным дамам. На руках у Груше ребенок. Груше. Ах, сударыни, наверно, тоже решили здесь переночевать? Это просто ужасно, везде все переполнено, невозможно достать экипаж. Моему кучеру вздумалось повернуть обратно, и полверсты мне пришлось пешком идти. Босиком! Мои персидские туфли - вы же знаете, какие там каблучки! Но почему же никто к вам не выходит? Пожилая дама. Хозяин заставляет себя ждать. С тех пор как в столице начались эти волнения, по всей стране забыли об учтивости. Выходит хозяин, почтенный длиннобородый старик. За ним идет работник. Хозяин. Простите старика за то, что он заставил вас ждать, сударыни. Мы с внучонком смотрели сейчас, как цветет персиковое дерево, вон там, на косогоре, за кукурузным полем. Там у нас фруктовые деревья, несколько вишен. А дальше к западу (показывает) почва каменистая. Туда крестьяне гонят овец. Посмотрели бы вы на персиковые деревья в цвету, какой изысканный розовый цвет. Пожилая дама. Плодородные, оказывается, у вас места. Хозяин. Благословенные. Ну а как там на юге, деревья уже зацвели? Вы ведь с юга, сударыни? Молодая дама. Признаться, в дороге я не наблюдала за природой. Хозяин (вежливо). Понимаю, пыль. По нашей дороге лучше ехать потихоньку, если незачем торопиться, разумеется. Пожилая дама. Прикрой шалью шею, милая. По вечерам здесь ветер, по-видимому, довольно прохладен. Хозяин. Это ветер с ледника Янга-Тау, сударыни. Груше. Как бы мой сын не простудился. Пожилая дама. Довольно просторный постоялый двор. Не остановиться ли нам здесь? Хозяин. О, сударыням нужны комнаты? Увы, сударыни, постоялый двор переполнен и слуги разбежались. Я в отчаянии, но я никого больше не могу поместить, даже с рекомендательными письмами... Молодая дама. Не можем же мы ночевать на улице. Пожилая дама (сухо). Сколько это будет стоить? Хозяин. Сударыня, вы понимаете, что сейчас, когда пристанища ищут столько беженцев, конечно, весьма уважаемых, но все же неугодных властям, я должен соблюдать осторожность. Поэтому... Пожилая дама. Мой милый, мы не беженцы. Мы направляемся в горы, в свою летнюю резиденцию, только всего. Нам не пришло бы в голову притязать на ваше гостеприимство, если бы мы... так сильно в нем не нуждались. Хозяин (кивает в знак согласия). В этом я не сомневаюсь. Я сомневаюсь только в том, что единственная свободная комнатушка подойдет сударыням. Мне придется взять по шестьдесят пиастров с человека. Ведь сударыни путешествуют вместе? Груше. В некотором роде - да. Мне тоже нужно пристанище. Молодая дама. Шестьдесят пиастров! Это же убийство! Хозяин (холодно). Сударыни, я никого не собираюсь убивать, поэтому... (Поворачивается, чтобы уйти.) Пожилая дама. Зачем говорить о>б убийствах? Пойдемте. (Входит в дом, за ней работник.) Молодая дама (в отчаянии). Сто восемьдесят пиастров за комнату! (Оборачиваясь в сторону Груше.) Какой ужас, с ребенком вместе! А если он будет кричать? Хозяин. Комната стоит сто восемьдесят, на двоих или на троих - все равно. Молодая дама (другим тоном). С другой стороны, невозможно же оставлять вас на улице, моя милая. Прошу вас, пойдемте. Все входят в дом. С противоположной стороны, из глубины сцены, появляются работник с поклажей, за ним пожилая дама, молодая дама и Груше с ребенком. Сто восемьдесят пиастров! Ни разу я так не волновалась с тех пор, как привезли домой бедного Лухуми. Пожилая дама. Зачем здесь говорить о Лухуми? Молодая дама. Нас, собственно, четверо, ребенок ведь тоже будет в счет, не так ли? (Груше.) Не могли бы вы заплатить хотя бы половину? Груше. Это невозможно. Видите ли, мне пришлось быстро собраться, а адъютант забыл дать мне достаточно денег в дорогу. Пожилая дама. Шестьдесят-то пиастров по крайней мере у вас найдется? Груше. Шестьдесят я заплачу. Молодая дама. Где кровати? Работник. Кроватей нет. Вот одеяла и мешки. Придется вам самим устраиваться. Можете еще радоваться, что вас не уложили в землю, как многих других. (Уходит.) Молодая дама. Ты слышала? Я сейчас же пойду к хозяину. Пусть он высечет этого негодяя. Пожилая дама. Как твоего мужа? Молодая дама. Ты такая черствая. (Плачет.) Пожилая дама. Как же нам устроить хоть какое-то подобие постели? Груше. Об этом уж я позабочусь. (Сажает ребенка на пол.) В компании всегда лучше. А у вас есть коляска. (Подметая пол.) Так все неожиданно! Обычно перед обедом муж мне говорил: "Женушка, ты бы прилегла, не то снова разыграется твоя мигрень". (Тащит мешки, готовит постели.) Дамы, следя за ее работой, переглядываются. "Георгий, говорила я губернатору, как я могу прилечь, когда на обед приглашено шестьдесят гостей, а на слуг совершенно нельзя положиться, да и Михаил не станет без меня есть". (Михаилу.) Видишь, Михаил, все улаживается, что я тебе говорила? (Вдруг замечает, что дамы как-то странно глядят на нее и шушукаются.) Ну вот, по крайней мере не на голом полу. Я сложила одеяла вдвое. Пожилая дама (повелительным тоном). Ловко вы стелите постели, милая, как я погляжу. Покажите-ка ваши руки! Груше (испуганно). Зачем вам это нужно? Молодая дама. Сейчас же покажите руки. Груше показывает дамам свои руки. (Торжествующе.) В ссадинах от работы! Эй, слуга! Пожилая дама (подходит к двери, кричит). Эй, прислуга! Молодая дама. Попалась, мошенница. Признавайся, что ты замышляла? Груше (растерянно). Ничего я не замышляла. Я думала, что вы, может быть, подвезете меня. Пожалуйста, не шумите, я сама уйду. Молодая дама (в то время как, пожилая продолжает звать прислугу). Уйдешь, конечно, да только под охраной. А пока побудь здесь. Ни с места, слышишь? Груше. Да ведь я же хотела заплатить шестьдесят лиастров. Вот, пожалуйста. (Показывает кошелек.) Посмотрите сами, деньги у меня есть. Вот четыре десятки, а вот пятерка, нет, это тоже десятка, вот видите - шестьдесят. Я только хотела, чтобы вы подвезли меня с ребенком. Вот вам вся правда. Молодая дама. Ах, ты хотела пробраться к нам в коляску! Теперь ясно. Груше. Ваша милость, я не скрываю, я человек низкого рода, прошу вас, не зовите полицию. Этот ребенок благородного звания, посмотрите на его белье, он такой же беженец, как и вы сами. Молодая дама. Благородного звания, знаем мы эти истории. Отец его, наверно, князь, а? Груше (в отчаянии; пожилой даме). Да не кричите же вы! Неужели у вас нет сердца? Молодая дама (пожилой). Смотри, как бы она чего-нибудь тебе не сделала. Она опасна. На помощь! Убивают! Работник (входит). В чем дело? Пожилая дама. Эта особа пробралась сюда под видом знатной дамы. Наверно, она воровка. Молодая дама. И опасная притом. Она хотела нас убить. Этим делом должна заняться полиция. Ах, боже мой, я уже чувствую, что у меня начинается мигрень. Работник. Полиции сейчас здесь нет. (Груше.) Собирай свои пожитки, сестрица, и чтоб духу твоего здесь не было. Груше (с гневом берет ребенка. Зло). Разве вы люди! Погодите, приколотят к стене ваши головы! Работник (выталкивает ее). Помалкивай. Не то придет старик, а с ним шутки плохи. Пожилая дама (молодой). Проверь, не успела ли она уже что-нибудь украсть. В то время как обе дамы лихорадочно просматривают свои вещи, работник и Груше с ребенком выходят из ворот. Работник. Доверяйся - да оглядывайся, вот что я тебе скажу. Сначала присмотрись к человеку, а потом уж с ним связывайся. Груше. Я думала, что с себе подобными они обойдутся по чести. Работник. Держи карман шире! Уж ты мне поверь, нет ничего труднее, чем подражать ленивому и бесполезному человеку. Если они заподозрят тебя в том, что ты сама подтираешься или хоть раз в жизни работала своими руками - кончено дело. Подожди-ка минутку, я вынесу тебе лепешку и яблочек. Груше. Лучше не надо. Пойду, пока не явился хозяин. Если идти всю ночь, то уж, наверно, не догонят. (Отправляется в путь.) Работник (тихо ей вдогонку). На первом перекрестке поверни направо. Она исчезает. Певец. Когда Груше Вахнадзе на север спешила, За нею спешили латники князя. Музыканты. Как уйти босиком от латников конных, От злых ищеек, от псов кровавых? Они и ночью идут по следу. Не знают усталости палачи. Сон их недолог. Два латника шагают по дороге. Ефрейтор. Дубина ты, из тебя ничего не получится. А почему? Потому что ты не предан делу душой. Начальнику это видно по любой мелочи. Позавчера, когда я занялся этой толстухой, я приказал тебе подержать мужа. Ты его держал, что верно, то верно, ты даже пнул его в брюхо. Но, спрашивается, разве ты делал это с радостью, как порядочный солдат, или так только, приличия ради? Я следил за тобой, дубина. У тебя же башка набита соломой; тебя никогда не повысят в чине. Шагают некоторое время молча. Ты думаешь, я не вижу, что ты норовишь все делать мне наперекор? Я запрещаю тебе хромать, а ты все-таки нарочно хромаешь, потому что я продал лошадей. А продал я их потому, что такой цены нигде мне за них не дадут. Хромаешь ты для того, чтобы показать, как тебе не хочется идти пешком. Я же вижу тебя насквозь. Имей в виду, это тебе не поможет, а только повредит. Песню! Оба латника (поют). На войну иду, душа томится: Суждено ли к милой возвратиться? Я друзьям оставил на поруки Честь и сердце дорогой подруги. Ефрейтор. Громче! Оба латника (поют). Может быть, рыдать придется милой Над моею раннею могилой: Вот вы, ноги, что ко мне бежали, Вот вы, руки, что меня ласкали! Идут некоторое время молча. Ефрейтор. Хороший солдат предан делу душой и телом. За начальника он пойдет в огонь и в воду. Угасающим взглядом он еще успевает поймать одобрительный кивок своего ефрейтора. Другой награды ему и не надо. Но тебе-то уж кивать никто не станет, а сдохнуть ты все-таки сдохнешь. Черт побери, хотел бы я знать, как я с таким подчиненным найду губернаторского сынка. Они продолжают шагать. Певец. Когда Груше Вахнадзе дошла до реки Сирры, Слишком устала она, и мальчик был слишком тяжел. Музыканты. Розовый свет зари в кукурузных полях Для того, кто не спал всю ночь, - лишь сырость и холод. Утренний шум во дворе, дымок над трубой Беглому страшен. Кто тащит ребенка, Чувствует тяжесть, одну только тяжесть. Груше с ребенком стоит перед крестьянской усадьбой. Груше. Опять ты мокрый, ты же знаешь, что у меня нет пеленок. Михаил, нам надо расстаться. От города мы уже далеко. Не может быть, чтобы за таким клопом, как ты, они пошли в такую даль. У этой крестьянки доброе лицо. А слышишь, как пахнет молоком? Ну что ж, прощай, Михаил, я забуду, как ты всю ночь колотил меня ножками в спину, чтобы я резвее бежала, а ты забудь, что я тебя плохо кормила. Я кормила тебя от чистого сердца. Я бы тебя за твой носик навсегда взяла, но нельзя. Я бы показала тебе козу и научила проситься на горшок, но мне нужно вернуться, потому что мой любимый тоже вот-вот вернется, и нехорошо будет, если он меня не найдет. Ты не можешь этого требовать, Михаил. Толстая крестьянка несет в дом подойник с молоком. Груше ждет, чтобы та скрылась, а затем осторожно подходит к дому. Она крадется к двери и кладет ребенка у порога. Затем, спрятавшись за дерево, ждет до тех пор, пока крестьянка не выходит из дому и не замечает ребенка. Крестьянка. Иисусе Христе, что это такое? Эй, муж! Крестьянин (выходя). Что случилось? Дай мне доесть суп. Крестьянка (ребенку). Где твоя мать, у тебя нет матери? Это мальчик. Какое тонкое белье, видать, благородный ребенок. Положили под дверью - и баста. Ну и времена! Крестьянин. Кто думает, что мы будем его кормить, тот ошибается. Отнесешь его в деревню священнику, и дело с концом. Крестьянка. Что священник будет с ним делать? Ребенку нужна мать. Смотри, он просыпается. Может, возьмем его, а? Крестьянин (кричит). Нет. Крестьянка. Я бы устроила ему кроватку в углу возле кресла. Нужна только корзинка. А в тюле я его буду брать с собой. Смотри, как он смеется! Нет, у нас есть крыша над головой, и мы его возьмем, так и знай. (Уносит ребенка в дом.) Крестьянин, протестуя, следует за ней. Груше выходит из-за дерева, смеется и уходит в обратном направлении. Певец. Беглянка, почему ты весела? Музыканты. Да потому, что бедный мой малыш Нашел родителей себе. И потому еще, Что я теперь свободна. Певец. А почему печальна? Музыканты. Потому что я свободна и без ноши, Словно меня обокрали, Словно я обеднела. Не успевает Груше пройти несколько шагов, как встречает обоих латников, которые копьями преграждают ей путь. Ефрейтор. Девица, перед тобой военная власть. Откуда идешь? Когда придешь? Не находишься ли ты в недозволенных сношениях с врагом? Где он расположился? Какие движения производит он за твоей спиной? Как холмы, как долины, хорошо ли укреплены чулки? Груше (испугана). Очень хорошо укреплены, лучше вам отступить. Ефрейтор. Я всегда иду на попятный, можешь на меня положиться. Почему ты так глядишь на копье? "Солдат в (боевых условиях никогда не выпускает копья из рук" - это из устава, выучи наизусть, дубина. Итак, девица, куда держишь путь? Груше. К своему жениху, господин солдат, его зовут Симон Хахава, он служит в дворцовой охране в Нуке. Если я ему напишу, он вам все кости переломает. Ефрейтор. Симон Хахава, как же, я его знаю. Он дал мне ключ, чтобы я время от времени за тобой посматривал. Дубина, мы не вызываем симпатии. Придется сознаться, что у нас честные намерения. Девица, за моими шутками скрывается серьезная натура, и я говорю тебе официально: мне нужен от тебя ребенок. Груше слабо вскрикивает. Она нас поняла, дубина. Приятный испуг, не правда ли? "Ах, я только выну пирог из печи, господин офицер. Ах, я только сменю рваную рубашку, господин полковник!" Шутки в сторону и копье в сторону. Девица, мы ищем в этой местности одного ребенка. Ты не слыхала, не появлялся здесь ребенок из города, благородный, в тонком белье? Груше. Нет, ничего не слыхала. Певец. Милая, беги! Перед тобой убийцы! Беззащитная, помоги беззащитному! И она бежит. Груше внезапно поворачивается и в паническом ужасе бежит назад. Латники переглядываются и, чертыхаясь, устремляются вдогонку. Музыканты. Да, и в скверное время Есть хорошие люди. Дом крестьян, приютивших ребенка. Толстая хозяйка склонилась над корзинкой. В дом врывается Груше. Груше. Сейчас же спрячь его. Сюда идут латники! Это я положила его перед дверью, но он не мой, у него родители благородного звания. Крестьянка. Кто сюда идет, какие латники? Груше. Не теряй времени на расспросы. Латники, которые его ищут. Крестьянка. В моем доме им нечего искать. Но с тобой, кажется, нам придется поговорить. Груше. Сними с него тонкие пеленки, они нас выдадут. Крестьянка. Дались тебе эти пеленки. В этом доме хозяйка я. Вот еще новая докука. Скажи лучше, зачем ты его подкинула? Это же грех. Груше (выглядывает на дорогу). Сейчас они выйдут из-за деревьев. Не надо было мне бежать, это их всполошило. Что же теперь делать? Крестьянка (также выглядывает в окно и вдруг пугается). Боже ты мой, латники! Груше. Они ищут ребенка. Крестьянка. А если они войдут сюда? Груше. Не отдавай им его. Скажи, что это твой ребенок. Крестьянка. Ладно. Груше. Они проткнут его копьем, если ты отдашь его им. Крестьянка. А если они потребуют? У меня вся выручка за урожай в доме. Груше. Если ты отдашь им его, они проткнут его копьем, здесь же, у тебя в комнате. Скажи, что это твой ребенок. Крестьянка. Ладно. А если они не поверят? Груше. Поверят, если скажешь твердо. Крестьянка. Они сожгут дом, у нас не будет крыши над головой. Груше. Потому и говори, что он твой. Его зовут Михаил. Нет, этого мне не нужно было тебе говорить. Крестьянка утвердительно кивает. Не кивай так головой. И не дрожи, а то они заметят. Крестьянка. Ладно. Груше. Все "ладно" да "ладно", хватит уж, не могу больше слышать. (Трясет ее.) А у тебя своих нет? Крестьянка (бормочет). На войне. Груше. Тогда, может, он и сам теперь латник. Так что же, он должен протыкать копьем детей? Уж ты бы его сразу посадила на место. "Перестань размахивать копьем в моем доме, не для того я тебя растила. Вымой шею, прежде чем говорить с матерью". Крестьянка. Это верно, у меня бы он не посмел. Груше. Обещай, что выдашь ребенка за своего. Крестьянка. Ладно. Груше. Вот они идут. Стук в дверь. Женщины не отвечают. Входят латники. Крестьянка низко кланяется. Ефрейтор. Вот она. Что я тебе говорил? У меня нюх хороший, я сразу чую, что к чему. У меня к тебе вопрос, девица. Почему ты от меня убежала? Что мне, по-твоему, было от тебя нужно? Готов побиться об заклад, у тебя были нечистые мысли. Признавайся! Груше (в то время как крестьянка непрерывно кланяется). Я вспомнила, что оставила молоко на огне. Ефрейтор. А я думал, тебе показалось, что я посмотрел на тебя нечистым взглядом. Как будто у меня какие-то намерения на твой счет. Такой плотский взгляд, понимаешь? Груше. Я этого не заменила. Ефрейтор. Но ведь могло же так быть, правда? Это ты должна признать. Ведь мог же я оказаться свиньей. Я с тобой говорю откровенно, кое-что мне могло бы взбрести на ум, если бы мы были наедине. (Крестьянке.) У тебя нет дел во дворе? Скажем, покормить кур? Крестьянка (внезапно падает на колени). Господин солдат, я ничего не знала. Не жгите, оставьте мне крышу над головой! Ефрейтор. О чем ты говоришь? Крестьянка. Я ни при чем, господин солдат. Она положила его перед дверью, клянусь. Ефрейтор (замечает ребенка, свистит). А, да там что-то такое лежит в корзинке. Дубина, я уже чую тысячу пиастров. Уведи старуху и подержи ее, придется мне, видимо, снять допрос. Крестьянка беспрекословно выходит в сопровождении латника. Так вот, значит, ребенок, которого я от тебя добивался. (Подходит к корзинке.) Груше. Господин офицер, это мой ребенок, это не тот, которого вы ищете. Ефрейтор. Надо взглянуть. (Склоняется над корзинкой.) Груше (в отчаянии озирается). Он мой, он мой! Ефрейтор. Тонкие пеленочки. Груше бросается к ефрейтору, чтобы оттащить его от корзинки. Он отшвыривает девушку и снова склоняется над ребенком. Груше в отчаянии озирается, взгляд ее падает на большое полено, она хватает полено, заносит сзади над ефрейтором и ударяет его по голове. Ефрейтор падает. Груше быстро хватает ребенка и убегает. Певец. И, убегая от латников, После двадцатидвухдневного странствия У подножия ледника Янга-Тау Груше Вахнадзе усыновила ребенка, Музыканты. Беспомощная беспомощного усыновила. Груше сидит на корточках у полузамерзшего ручья, черпает горстью воду для ребенка. Груше. Не дают мне от тебя Люди отступиться. Я с тобою, мальчик мой, И тебе придется мной Удовлетвориться. Шла я слишком нелегко, Слишком трудно было Добывать мне молоко, Чтоб тебя, сынок, Я не полюбила. Брошу тонкое белье, Заверну в лохмотья. Ледниковою водой Окрещу, умою. (Что поделать, милый.) (Сняв с ребенка дорогую одежду, заворачивает его в тряпье.) Певец. Когда Груше Вахнадзе, убегая от латников, Подошла к мостику, что ведет к деревням восточного склона, Она спела песню о шаткой опоре, Она поставила две жизни на карту. Ветер. В сумерках над ущельем вырисовывается хрупкий мостик. Он повис наклонно, так как один из канатов оборвался. Торговцы, двое мужчин и одна женщина, в нерешительности стоят перед мостиком. Появляется Груше с ребенком. Один из мужчин пытается достать шестом упавший конец каната. Первый торговец. Не спеши, девушка, все равно на ту сторону ходу нет. Груше. Мы с малышом должны переправиться на ту сторону, к моему брату. Женщина. "Должны"! Что значит "должны"! Я тоже должна быть там, я должна купить там у одной женщины два ковра. А она их должна продать, потому что ее муж должен был умереть. Вот как, милая. Но разве я могу сделать то, что должна, и разве она может? Луарсаб уже два часа никак не достанет канат. А если он его выловит, спрашивается, как его укрепить? Первый торговец (прислушивается). Тише, я слышу какие-то голоса. Груше (громко). Мостик не такой уж гнилой. Пожалуй, я попробую пройти. Женщина. Если бы за мной гнался сам черт, и то бы я на это не решилась. Это же самоубийство. Первый торговец (кричит). Э-гей! Груше. Не кричи! (Женщине.) Скажи ему, чтоб он не кричал. Первый торговец. Но ведь внизу кричат. Может быть, кто-то сбился с дороги внизу. Женщина. А почему бы ему не кричать? У тебя что-то неладно? Они гонятся за тобой? Груше. Так и быть, скажу правду. За мной гонятся латники. Одного латника я ударила. Второй торговец. Уберите товар! Женщина прячет мешок за камень. Первый торговец. Что же ты сразу не сказала? (Остальным.) Если они до нее доберутся, они сделают из нее фарш. Груше. Уйдите с дороги, я пройду на ту сторону. Второй торговец. Не пройдешь, глубина пропасти две тысячи футов. Первый торговец. Даже если бы мы достали канат, все равно не было бы смысла идти. Мы бы держали канат руками, но ведь латники сумели бы пройти точно так же. Груше. Отойдите! Голоса латников (доносятся издали). Туда, наверх! Женщина. Они уже близко. Но ребенка нельзя брать с собой. Мостик почти наверняка рухнет. Посмотри-ка вниз. Груше смотрит в пропасть. Снизу снова доносятся голоса латников. Второй торговец. Две тысячи футов. Груше. Эти люди еще страшнее. Первый торговец. Нельзя этого делать с ребенком. Рискуй своей жизнью, раз уж они гонятся за тобой, а ребенком не рискуй! Второй торговец. К тому же с ребенком она тяжелее. Женщина. Может, правда, ей лучше пойти. Давай мне ребенка, я его спрячу, ты пойдешь одна. Груше. Нет, не дам. Мы не расстанемся. (Ребенку.) Вместе идти, вместе висеть. Обрыв глубокий, сын, Мосток гнилой. Но выбирать наш путь Не нам с тобой. Тебе идти путем, Что я пойду. А хлеб тебе есть тот, Что я найду. Из четырех кусков Получишь три. А велики ль они, Ты не смотри. Рискну. Женщина. Это значит искушать судьбу. Слышны голоса снизу. Груше. Прошу вас, выбросьте шест, не то они достанут канат и пойдут за мной. Она становится на ветхий мостик. Кажется, что мостик вот-вот обрушится, и женщина вскрикивает. Но Груше продолжает идти и переходит на противоположную сторону ущелья. Первый торговец. Она уже там. Женщина (стояла на коленях и молилась; теперь у нее злой голос). Все-таки она совершила грех. Появляются латники. У ефрейтора повязка на голове. Ефрейтор. Не видали ли вы тут особу с ребенком? Первый торговец (второй в это время бросает шест в пропасть). Видали. Она уже там. А вам не пройти по мостику. Ефрейтор. Дубина, ты за это поплатишься. Груше на той стороне. Она со смехом показывает латникам ребенка и идет дальше. Мостик остается позади. Ветер. Груше (оборачиваясь к Михаилу). Ветра не бойся, ему тоже не сладко. Знай толкай тучи да мерзни сам больше всех. Падают хлопья снега. И снег, Михаил, это тоже не самое страшное. Он укрывает маленькие сосенки, чтобы они не погибли зимой. А теперь я спою тебе песенку, послушай. (Поет.) Пусть мать твоя шлюха, Отец твой злодей, А ты - ты в почете У честных людей. Рожденный удавом Накормит ягненка, И тигры смиреют При виде ребенка. IV В северных горах Певец. Семь дней по дорогам брела сестра, Через ледник, по крутым откосам. Когда я к брату приду, мечтала она, Брат встанет и бросится мне на шею. Он скажет: "Ну наконец, сестра, Я давно тебя жду. Вот моя супруга, А вот и хозяйство, ее приданое. Одиннадцать лошадей и тридцать одна корова. Садись же с ребенком за стол и ешь". Дом брата стоял в прекрасной долине. Сестра пришла больная от странствий. Брат поднялся из-за стола. Упитанная крестьянская чета только что села за стол. Лаврентий Вахнадзе уже подвязал салфетку, как вдруг, опираясь на руку работника, очень бледная, входит Груше с ребенком. Лаврентий. Откуда ты, Груше? Груше (слабым голосом). Я прошла через ледник Янга-Тау, Лаврентий. Работник. Я нашел ее у сеновала. У нее ребенок. Невестка. Поди почисти буланого. Работник уходит. Лаврентий. Это моя жена, Анико. Невестка. А мы думали, что ты служишь в Нуке. Груше (едва стоит на ногах). Да, я была там. Невестка. Разве это была плохая служба? Мы слышали, что хорошая. Груше. Губернатора убили. Лаврентий. Да, нам говорили, что там беспорядки. Твоя тетушка рассказывала, помнишь, Анико? Невестка. У нас здесь все спокойно. У горожан всегда что-нибудь приключается. (Кричит, подойдя к двери.) Coco, Coco, подожди вынимать лепешки из печи, слышишь? Куда ты пропал? (Выходит.) Лаврентий (тихо, быстро). У ребенка есть отец? Груше качает головой. Так я и думал. Нужно что-то придумать. Она очень благочестива. Невестка (возвращаясь). Ах эти работники! (Груше.) У тебя ребенок? Груше. Это мой ребенок. (Падает.) Лаврентий ее поднимает. Невестка. Силы небесные, она чем-то больна. Что нам делать? Лаврентий хочет усадить Груше на скамью возле очага. Анико в ужасе делает ему знаки, указывая на мешок у стены. Лаврентий (усаживая Груше у стены). Садись, садись. Это просто от слабости. Невестка. Если только это не скарлатина! Лаврентий. Тогда была бы сыпь. Это слабость. Не беспокойся, Анико. (Груше.) Когда сидишь, лучше, правда? Невестка. Ребенок твой? Груше. Мой. Лаврентий. Она идет к мужу. Невестка. Так-так. Твое мясо остынет. Лаврентий садится за стол и принимается за еду. Тебе нельзя есть холодное, нельзя, чтобы жир остывал. У тебя слабый желудок, ты это знаешь. (Груше.) Если твой муж не в городе, то где же он? Лаврентий. Она говорит, что муж ее живет по ту сторону горы. Невестка. Вот как, по ту сторону. (Садится сама за стол.) Груше. Хорошо бы мне прилечь где-нибудь, Лаврентий. Невестка (продолжает допрос). Если это чахотка, мы все заболеем. Есть у твоего мужа хозяйство? Груше. Он солдат. Лаврентий. Но от отца ему досталось небольшое хозяйство. Невестка. А разве он не на войне? Почему он не на войне? Груше (с трудом). Да, он на войне. Невестка. Почему же ты идешь в деревню? Лаврентий. Когда кончится война, он тоже вернется в деревню. Невестка. А ты уже сейчас туда идешь? Лаврентий. Чтобы ждать его там. Невестка (пронзительно кричит). Coco! Лепешки! Груше (бормочет в бреду). Хозяйство. Солдат. Ждать. Садись. Ешь. Невестка. Это скарлатина. Груше (вскакивает). Да, у него хозяйство. Лаврентий. По-моему, Анико, это слабость. Не взглянешь ли ты, как там лепешки, милая? Невестка. Когда же он вернется? Ведь война, говорят, только началась. (Переваливаясь с боку на бок, идет к двери.) Coco, где ты, Coco! (Выходит.) Лаврентий (быстро встает, подходит к Груше). Сейчас мы тебя уложим в кладовке. Она добрая душа, но только после еды. Груше (протягивает ему ребенка). Возьми! Лаврентий (берет его, опасливо оглядываясь). Но долго вам здесь нельзя оставаться. Знаешь, она очень благочестива. Груше падает, но брат вовремя поддерживает ее. Певец. Сестра была очень больна. Трусливому брату пришлось ее приютить. Осень прошла, наступила зима. Зима тянулась долго. Зима тянулась недолго. Не узнали бы люди, Не кусались бы крысы, Не наступала б весна. Груше в кладовке, у ткацкого станка. Она и сидящий на полу ребенок укутаны одеялами. Груше (ткет и поет). Возлюбленный уходил в поход. Вослед ему невеста бежала, Моля и рыдая, рыдая и поучая: Любимый мой, любимый мой, Если ты на войну идешь, Если будешь с врагами драться, Не шагай впереди войны, Не шагай позади войны. Впереди ее - красное пламя, Позади ее - красный дым. А держись ты всегда середины, А держись ты всегда знаменосца. Первые всегда погибают. Последние всегда погибают. Кто посредине - вернется домой. Михаил, мы с тобой должны быть хитрыми. Если мы притаимся, как тараканы, невестка забудет, что мы у нее в доме. И мы проживем здесь, пока не растает снег. И, пожалуйста, не плачь от холода. Быть бедным да еще и мерзнуть - это уж слишком, так нас никто не станет любить. Входит Лаврентий и садится рядом с сестрой. Лаврентий. Что это вы закутались, как возницы? Может быть, в кладовке чересчур холодно? Груше (быстро сбрасывает с себя одеяло). Совсем не холодно, Лаврентий. Лаврентий. Если здесь холодно, тебе не следовало бы сидеть здесь с ребенком. Анико стала бы упрекать себя. Пауза. Надеюсь, поп не расспрашивал тебя насчет ребенка? Груше. Он-то спрашивал, да я ничего не сказала. Лаврентий. Это хорошо. Мне нужно поговорить с тобой об Анико. Это добрая душа, только она очень, очень чувствительный человек. Никто о нас ничего особенного еще не сказал, а она уже настороже. Как-то одна телятница пришла в церковь в рваном чулке. С тех пор моя дорогая Анико надевает, когда идет в церковь, две пары чулок. Просто невероятно. Сказывается старинная семья. (Прислушивается.) Ты уверена, что здесь нет крыс? Если здесь крысы, нельзя, чтобы вы здесь жили. Слышен звук капели. Что это тут каплет? Груше. Наверно, клепки разошлись в бочке. Лаврентий. Да, наверно, бочка. Вот ты уже и полгода здесь, правда? Кажется, я начал говорить об Анико? Так вот, я не сказал ей про латника, у нее слабое сердце. Поэтому она не знает, что ты не можешь искать места. Поэтому она вчера и ворчала. Снова слышится звук капели. Можешь себе представить, она беспокоится о твоем солдате. "А что, если он вернется и ее не застанет?" - говорит она и не может уснуть. До весны, говорю, он никак не может вернуться. Добрая душа. Капли падают чаще. Лаврентий. Когда, ты полагаешь, он вернется? Груше молчит. Не раньше весны, ты ведь тоже так думаешь? Груше молчит. Я вижу, ты сама не веришь, что он вернется. Груше продолжает молчать. Когда наступит весна, когда здесь и на перевалах растает снег, тебе нужно будет уйти отсюда. Тебя начнут опять искать, а люди уже поговаривают насчет внебрачного ребенка. Громкая непрерывная капель. Груше, это капает с крыши. Вот и весна пришла. Груше. Да. Лаврентий (горячо). Послушай, что мы сделаем. Тебе нужно какое-то пристанище, и раз у тебя есть ребенок (вздыхает), тебе нужен муж, чтобы не было разговоров. Так вот, я потихоньку навел справки. Я поговорил с одной женщиной, у нее есть сын. Сразу за горой. Небольшое хозяйство. Она согласна. Груше. Но я же не могу выйти замуж, я жду Симона Хахаву. Лаврентий. Конечно. Это мы обдумали. Тебе нужен муж не в постели, а на бумаге. Как раз такого я и нашел. Сын женщины, с которой я договорился, сей- час при смерти. Ловко, правда? Он уже при последнем издыхании. И все будет так, как мы говорили: "муж за горой"! Ты к нему перебираешься, он испускает дух, и ты вдова. Каково? Груше. Наверно, для Михаила мне нужна будет бумага с печатями. Лаврентий. Печать - это самое главное. Без печати и персидский шах не мог бы утверждать, что он шах. И, кроме того, у тебя будет пристанище. Груше. Сколько она за это просит? Лаврентий. Четыреста пиастров. Груше. Откуда у тебя деньги? Лаврентий (виновато). Это деньги, которые жена выручила за молоко. Груше. Там нас никто не будет знать. Я согласна. Лаврентий (встает). Я сейчас же извещу эту женщину. (Быстро уходит.) Груше. Михаил, сколько с тобой хлопот. Понесло меня к тебе, как яблоню к воробьям. Так уж устроен человек: увидит хлебную корку - нагнется и подымет, чтобы ничего не пропадало. Лучше бы я в то пасхальное воскресенье поскорее ушла. Теперь я в дураках. Певец. Жених умирал, когда пришла невеста. Мать жениха невесту у двери ждала, торопила. Ребенка невесты прятал сват, покуда шло венчанье. Комната, разделенная перегородкой. С одной стороны - кровать, на которой за пологом из прозрачной ткани неподвижно лежит очень больной человек. В другую часть комнаты вбегает свекровь, она тянет за руку Груше. Позади них - Лаврентий с ребенком. Свекровь. Скорее, скорее, не то он еще до венчанья окочурится. (Лаврентию.) А что у нее уже есть ребенок, об этом речи не было. Лаврентий. Какая разница! (Указывая в сторону умирающего.) В таком состоянии ему все равно. Свекровь. Ему-то да! Но я не переживу позора. Мы люди почтенные. (Плачет.) Незачем моему Давиду брать жену с ребенком. Лаврентий. Хорошо, я прибавлю двести пиастров. Что хозяйство переходит к тебе, записано в договоре, но она имеет право жить здесь два года. Свекровь (вытирая слезы). Только-только покрыть расходы на похороны. Хоть в работе-то пусть она мне поможет. Куда же делся монах? Не иначе как вылез в кухонное окошко. Как только соседи разнюхают, что Давид кончается, вся деревня нагрянет. Ах ты боже мой. Я пойду за монахом, но ребенка ему не показывайте. Лаврентий. Об этом уж я позабочусь. Но почему, собственно, монах, а не священник? Свекровь. А чем плох монах? Вот только не нужно было давать мне ему денег вперед, чтобы не сбежал в кабак. Понадеялась... (Убегает.) Лаврентий. Решила выгадать на священнике, негодяйка. Наняла монаха по дешевке. Груше. Если Симон Хахава все-таки придет, пошли его ко мне. Лаврентий. Ладно. (Указывая в сторону больного.) Хочешь посмотреть на него? Груше берет на руки Михаила и отрицательно качает головой. Он даже не шевелится. Будем надеяться, что мы не опоздали. Прислушиваются. Входят соседи, оглядываются, становятся у стен, бормочут молитвы. Входит свекровь с монахом. Свекровь (неприятно удивленная, монаху). Вот, пожалуйста, явились. (Кланяется гостям.) Прошу вас немного подождать. Сейчас прибыла из города невеста сына, и они срочно обвенчаются. (Входит с монахом в каморку больного.) Так я и знала, что ты разболтаешь. (Груше.) Сейчас и обвенчаетесь. Вот он, документ. Я и брат невесты... Лаврентий, поспешно взяв Михаила у Груше, пытается спрятаться среди гостей. (Делает ему знак, чтобы он ушел подальше.) Я и брат невесты - свидетели. Груше склоняет голову перед монахом. Они идут к постели больного. Мать откидывает полог. Монах гнусавит по-латыни венчальную молитву. Лаврентий, чтобы развлечь готового заплакать ребенка, хочет показать ему обряд бракосочетания, а свекровь непрестанно делает знаки Лаврентию, чтобы он передал ребенка кому-нибудь. Груше бросает взгляд на ребенка, и Лаврентий машет ей ручкой Михаила. Монах. Согласна ли ты быть верной, послушной и доброй женой своему мужу и не расставаться с ним до тех пор, пока вас не разлучит смерть? Груше (глядя на ребенка). Да. Монах (умирающему). Согласен ли ты быть хорошим, заботливым мужем своей жены до тех пор, пока вас не разлучит смерть? Так как умирающий не отвечает, монах повторяет вопрос и нерешительно оглядывается. Свекровь. Конечно же, он согласен. Разве ты не слышал, как он сказал "да"? Монах. Отлично, бракосочетание состоялось. А как насчет последнего причастия? Свекровь. Не выйдет. Хватит с тебя за венчанье. Теперь я должна позаботиться о гостях. (Лаврентию.) Мы как будто договорились, что семьсот? Лаврентий. Шестьсот. (Отдает ей деньги.) Я не стану сидеть с гостями и знакомиться с кем попало. Ну прощай, Груше. Если моя овдовевшая сестра вздумает навестить меня, моя жена скажет ей "милости просим". Иначе я рассержусь. (Уходит.) Гости равнодушно смотрят ему вслед. Монах. Позвольте спросить, что это за ребенок? Свекровь. Какой ребенок? Не вижу никакого ребенка. И ты не видишь, ясно? Я, может быть, тоже кое-что видела на заднем дворе кабака. Пошли. Груше сажает ребенка на пол и успокаивает его. Затем они выходят из каморки умирающего. (Представляет Груше соседям.) Это моя сноха. Она еще застала в живых дорогого Давида. Одна из соседок. Он лежит уже, кажется, год? Когда забрали моего Василия, он, по-моему, был на проводах? Другая соседка. Беда для хозяйства, когда кукуруза на корню, а хозяин в постели! Это его избавление, если только долго не промучается. Право. Первая соседка (искренне). А мы-то, знаете ли, поначалу думали, что это он от военной службы прячется. А теперь он умирает, надо же! Свекровь. Пожалуйста, садитесь и отведайте пирогов. Свекровь делает знак Груше; обе женщины идут в каморку и поднимают с пола противни с пирогами. Гости, в том числе и монах, садятся на пол и заводят негромкий разговор. Монах протянул крестьянину бутылку, вынув ее из-под сутаны. Крестьянин. Ребенок, говорите? Как это могло получиться у Давида? Соседка. Как бы то ни было, ей еще повезло, что успела выскочить замуж, если он так плох. Свекровь. Теперь уж они всласть поболтают, да еще и поминальные пироги упишут. А не умрет он сегодня, так изволь печь завтра опять. Груше. Я испеку. Свекровь. Вчера вечером тут проезжали латники. Я вышла посмотреть. Возвращаюсь, а он лежит, как мертвец. Я сейчас, же послала за вами. Нет, теперь ждать недолго. (Прислушивается.) Монах. Дорогие гости, свадебные и поминальные! В умилении стоим мы у смертного одра и брачного ложа. Она выходит замуж, а он уходит на тот свет. Жених уже омыт, а невеста наготове. Ибо на брачном ложе лежит последняя воля. А это настраивает на чувственный лад. Как несхожи, друзья мои, судьбы людей! Один умирает, дабы обрести крышу над головой, другой вступает в брак, чтобы плоть его стала прахом, из которого он сотворен. Аминь. Свекровь (она все слышала). Это он мстит. Не надо было нанимать его по дешевке. Дешево - гнило. Дорогие, те хотя бы умеют вести себя. В Сурами есть один такой, его считают даже святым, но уж зато и берет он целое состояние. А если священник нанимается за полсотни, откуда у него достоинство? И благочестия-то у него только на полсотни, никак не больше. Когда я пришла за ним в кабак, он как раз держал речь. "Война кончилась! - кричит. - Страшитесь мира!" Ну пойдем. Груше (дает кусок пирога Михаилу). Ешь пирог и сиди спокойно, Михаил. Мы с тобой теперь почтенные люди. Женщины выносят гостям противни с пирогами. Умирающий приподнимается, высовывает голову за полог и смотрит вслед Груше и матери. Затем он опять опускается на постель. Монах достает из-под сутаны две бутылки и протягивает их сидящему рядом с ним крестьянину. Входят три музыканта. Монах скалит зубы и подмигивает им. Свекровь (музыкантам). Зачем вы пришли сюда с этими инструментами? Музыканты. Брат Виссарион (указывая на монаха) сказал нам, что здесь свадьба. Свекровь. Что такое, ты привел на мою шею еще троих? Вы знаете, что здесь человек умирает? Монах. Соблазнительная задача для артиста. Приглушенный свадебный марш и одновременно бравурный похоронный танец. Свекровь. Все равно же вы будете есть, так хоть сыграйте по крайней мере. Музыканты играют что-то неопределенное. Женщины подают им пироги. Монах. Звуки трубы напоминают детский визг. А ты, барабан, ты тоже хочешь что-то раструбить всему свету? Сосед монаха. Ну а если бы новобрачной вздумалось лечь к нему в постель? Mонах. В постель или в гроб? Сосед монаха (поет). Чтобы слыть замужней как-никак, Она со стариком вступила в брак, И для утех при муже Теперь ей служит брачный договор. Свеча ничуть не хуже. Свекровь выпроваживает пьяного соседа монаха. Музыка прекращается. Гости смущены. Пауза. Гости (громко). Вы слышали, великий князь вернулся? - Но князья же против него. - О, говорят, персидский шах дал ему огромное войско, чтобы навести порядок в Грузии. - Как же это так? Ведь персидский шах - враг великого князя! - Но он и враг беспорядков. - Так или иначе, а война кончилась. Наши солдаты уже возвращаются. У Груше падает из рук противень. Гостья (Груше). Тебе дурно? Это потому, что ты беспокоишься за дорогого Давида. Присядь и отдохни, милая. Груше едва стоит на ногах. Гости. Теперь все будет опять по-старому. - Только налоги повысятся, нужно оплатить войну. Груше (слабым голосом). Кто-то сказал, что солдаты уже вернулись? Гость. Я сказал. Груше. Не может быть. Гость (одной из женщин). Покажи-ка свою шаль! Мы купили ее у солдата. Персидская. Груше (глядит на шаль). Они вернулись. Долгая пауза. Груше становится на колени, словно хочет собрать упавшие на пол пироги. Она достает из-за пазухи серебряный крестик, целует его и начинает молиться. Свекровь (видя, что гости молча глядят на Груше). Что с тобой? Почему ты не угощаешь наших гостей? Какое нам дело до всяких городских глупостей? Груше припала лбом к полу и застыла в этой позе. Гости (возобновляют разговор). У солдат можно сейчас купить персидские седла, некоторые меняют их на костыли. - Начальство может выиграть войну только на одной стороне, солдаты проигрывают на обеих. - Война кончилась, и слава богу. На военную службу больше не станут брать, и то хорошо. Муж Груше приподнимается и прислушивается к разговору. - Две недели хорошей погоды - вот что нам сейчас нужно. - Яблоки в этом году не уродились. Свекровь (угощает гостей). Кушайте пироги, угощайтесь. Есть еще. (С пустым противнем идет в каморку больного. Она не замечает, что сын поднялся, и наклоняется, чтобы взять с пола полный противень.) Муж (хрипло). Сколько пирогов собираешься ты им скормить? Разве мы ходим на двор деньгами? Свекровь резко оборачивается и с ужасом смотрит на сына. Тот вылезает из-за полога. Они сказали, что война кончилась? Первая гостья (по ту сторону перегородки, ласково Груше). Наверно, у вас кто-нибудь на войне? Гость. Они возвращаются. Хорошая новость, правда? Муж. Что ты глаза вытаращила? Где эта девка, которую ты навязала мне в жены? Так как она не отвечает, он встает и нетвердыми шагами, в одной рубашке, проходит мимо матери за перегородку. Мать, с противнем в руках, идет за ним, она вся дрожит. Гости (замечают его). Господи, твоя воля! Давид! Всеобщее замешательство, все встают, женщины теснятся к двери. Груше, все еще на коленях, оборачивается и глядит на мужа. Муж. Пожрать на поминках вы всегда рады. Убирайтесь отсюда, пока я вас не отлупил. Гости поспешно уходят. (Мрачно, Груше.) Все твои расчеты - насмарку, а? Она не отвечает, он поворачивается и берет пирог с противня, который держит свекровь. Певец. О неожиданность! У жены объявился муж! Значит, днем с ребенком, а ночью с мужем. А возлюбленный ночью и днем в пути. Друг на друга супруги глядят. Каморка тесна. Муж сидит голый в деревянной лохани. Свекровь подливает воды из кувшина. В каморке возле ребенка на корточках сидит Груше. Мальчик играет, он латает циновки. Муж. Это ее работа, а не твоя. Куда она опять делась? Свекровь (кричит). Груше! Хозяин тебя зовет. Груше (Михаилу). Вот еще две дырки, ну-ка, залатай их. Муж (когда Груше входит к нему). Потри мне спину! Груше. Неужели хозяин сам не справится? Муж. "Неужели, неужели...". Какого черта, возьми мочалку! Ты мне жена или нет? (Свекрови.) Погорячее! 290 Свекровь. Сейчас сбегаю за горячей водой. Груше. Я сбегаю. Муж. Нет, ты останешься здесь. Свекровь выходит. Три сильнее! Не прикидывайся, ты уже повидала на своем веку голых мужиков. Ребенок не с неба упал. Груше. Ребенок был зачат не в радости, если хозяин это имеет в виду. Муж (ухмыляется, повернувшись к ней). По твоему виду не похоже. Груше перестает тереть ему спину и отшатывается. Входит свекровь. Ну и штучку же ты мне откопала. Не жена, а лягушка холодная. Свекровь. Никакого нет у нее старания. Муж. Лей, только потихоньку. Ай! Я же сказал - потихоньку. (Груше.) Видать, в городе у тебя что-то неладно, а то чего бы ты здесь торчала? Но мне до этого нет дела. Ты пришла в мой дом с незаконным ребенком - я на это тоже ничего не сказал. Только вот насчет тебя мое терпение скоро кончится. Нельзя идти против природы. (Свекрови.) Лей еще! (Груше.) Если твой солдат и вернется, все равно ты замужем. Груше. Да. Муж. Не вернется твой солдат, не надейся. Груше. Нет. Муж. Ты меня околпачила. Ты моя жена и ты мне не жена. Где ты лежишь, там все равно что пустое место, а другую туда не положишь. Когда я утром ухожу в поле, я встаю усталый и разбитый. Когда я вечером ложусь в постель, у меня нет сна ни в одном глазу. Бог дал тебе все, что полагается, а ты что делаешь? Не такие у меня урожаи, чтобы покупать себе женщин в городе, да еще и на дорогу потратишься. Жена полет полосу и спит с мужем - так сказано у нас в календаре. Ты слышишь? Груше. Да. (Тихо.) Мне жаль, что я тебя обманула. Муж. Ей жаль, скажите на милость! Лей еще! Свекровь льет воду. Ай! Певец. Когда она в ручье белье полоскала, Лицо любимого ей виделось в воде ручья. Но месяцы шли, и лицо становилось бледнее. Когда она выпрямлялась, чтобы выжать белье, Ей слышался голос любимого в шелесте клена. Но месяцы шли, и голос делался глуше. Все чаще увертки, все чаще вздохи, все больше пота и слез. Но месяцы шли, и дитя подрастало. Склонившись над ручьем, Груше полощет белье. Поодаль - дети. Груше. Можешь поиграть с ними, Михаил, но не давай им помыкать собой, потому что ты самый маленький. Михаил утвердительно кивает и идет к детям. Начинается игра. Самый старший мальчик. Давайте играть в казнь. (Толстому мальчику.) Ты князь, ты смейся. (Михаилу.) Ты будешь губернатор. (Девочке.) Ты будешь жена губернатора, ты плачь, когда ему будут отрубать голову. А я буду отрубать голову. (Показывает деревянный меч.) Вот этим. Сначала губернатора выводят во двор. Впереди идет князь, сзади - жена губернатора. Дети образуют шествие. Впереди идет толстый мальчик и смеется. За ним идут Михаил, самый старший мальчик и, наконец, девочка. Девочка плачет. Михаил (останавливается). Хочу тоже отрубать. Самый старший мальчик. Это буду делать я. Ты самый маленький. Губернатором быть легче всего. Стать на колени и подставить голову - это всякий сможет. Михаил. Хочу тоже меч. Самый старший мальчик. Меч мой. (Дает Михаилу пинок.) Девочка (кричит Груше). Он не хочет с нами играть. Груше (смеется). Недаром говорят, утенок хоть и маленький, а плавать умеет. Самый старший мальчик. Хочешь, ты будешь князем, если ты умеешь смеяться. Михаил отрицательно качает головой. Толстый мальчик. Я лучше всех смеюсь. Дай ему разок отрубить голову, потом ты ему отрубишь, а потом я. Старший мальчик неохотно отдает Михаилу деревянный меч и становится на колени. Толстый мальчик садится на землю, хлопает себя по ляжкам и смеется во все горло. Девочка очень громко плачет. Михаил размахивается и ударяет мальчика мечом, но теряет равновесие и падает. Самый старший мальчик. Ай! Я тебе покажу, как бить взаправду! Михаил убегает, дети гонятся за ним. Груше смеется, наблюдая за детьми. Когда она опять поворачивается к ручью, она видит, что по ту сторону его стоит солдат Симон Хахава. На нем рваный мундир. Груше. Симон! Симон. Это Груше Вахнадзе? Груше. Симон! Симон (чинно). Доброго здоровья, барышня. Груше (радостно встает и низко кланяется). Доброго здоровья, господин солдат. Слава богу, что господин солдат вернулся жив и здоров. Симон. Они нашли добычу полакомее, чем я, как сказал костлявый лещ. Груше. Храбрость, как сказал поваренок. Счастье, как сказал герой. Симон. А как дела здесь? Холодна ли была зима, обходителен ли сосед? Груше. Зима была довольно суровая, Симон, а сосед все такой же. Симон. Разрешается задать вопрос? Когда известная особа полощет белье, она по-прежнему окунает ноги в воду? Груше. Нет. Ведь у кустов есть глаза. Симон. Барышня заговорила о солдатах. Так вот перед ней казначей. Груше. Это, если не ошибаюсь, двадцать пиастров? Симон. И квартира казенная. Груше (на глазах ее выступают слезы). За казармой под финиковыми пальмами. Симон. Именно там. Я вижу, некоторые уже осмотрелись. Груше. Уже. Симон. Некоторые, значит, ничего не забыли? Груше качает головой. Значит, дверь, как говорится, на запоре? Груше молча глядит на него и снова качает головой. Что такое? Не все в порядке? Груше. Симон Хахава, я не могу вернуться в Нуку. Тут кое-что произошло. Симон. Что произошло? Груше. Так вышло, что я пришибла латника. Симон. Значит, у Груше Вахнадзе были на то причины. Груше. Симон Хахава, и зовут меня не так, как звали раньше. Симон (после паузы). Не понимаю. Груше. Когда женщина меняет фамилию, Симон? Сейчас я тебе объясню. Но поверь мне, нас ничего не разделяет, между нами все осталось как было. Симон. Как же это так - все осталось как было, а все-таки по-другому? Груше. Как объяснить тебе это сразу, да еще через ручей? Может быть, ты перейдешь по мостику на эту сторону? Симон. Может быть, не нужно и переходить? Груше. Очень нужно. Иди сюда, Симон, скорее! Симон. Барышня хочет сказать, что солдат опоздал? Груше глядит на него в полном отчаянии. По лицу ее катятся слезы. Симон уперся взглядом в деревяшку, которую поднял с земли и теперь строгает. Певец. Сколько сказано, сколько не сказано слов! Солдат пришел, а откуда пришел - не сказал. Послушайте, что он думал и чего не сказал: Бой начался на рассвете и разгорелся к полудню, Первый упал предо мной, второй позади меня, третий - рядо