Джулиан Барнс. Love etc --------------------------------------------------------------- © Copyright Джулиан Барнс © Copyright перевод Екатерина Андреева (naobum(а)hotmail.ru) Date: 22 Jul 2004 --------------------------------------------------------------- 1. Я Вас помню Стюарт: Привет. Мы уже встречались. Стюарт. Стюарт Хьюз. Да, я совершенно уверен. Точно. Лет десять назад. Да нет, все в порядке, ничего страшного. Не спрашивайте себя, кто я такой. Самое главное, что я-то вас помню. А я вас помню. Да и как я мог бы забыть? Десять лет с хвостиком, если быть поточнее. Что ж, я изменился. А как иначе? Взять хоть то, что совсем седой. Даже и не скажешь больше, что с проседью, верно? Да, кстати, вы-то тоже изменились. Может вы и думаете, что каким были тогда, таким и остались. Только это не так, уж поверьте. Оливер: А это еще что за заливистый соловей из помойки по соседству. Кто там храпит и бьет копытом в своем плюшевом стойле? Неужели это мой дражайший, мой старый - старый в том смысле что бывший - друг Стюарт? "Я вас помню". В этом весь Стюарт. Он так старомоден, так прежне - моден, что его возраст легко датируется пристрастием к убогим куплетам допотопных времен. Я хочу сказать, что одно дело подсесть на дешевую музыку, звучащую синхронно тому, как кровь приливает к вашим чувственным органам, будь то Рэнди Ньюмен или Луиджи Ноно. Но подсесть на сладкоголосых пляжных бездельников предыдущего поколения - это так трогательно, так в духе Стюарта, нет? Да расслабьтесь - вот о чем я: Фрэнк Айфилд - I remember you. Или скорее I remember yoo-oo, You`re the one that made my dreams come troo-oo. Ну? 1962. Австралийская волынка в овечьем балахоне. Indeed. Indeedy-doo-oo. А что за социологический парадокс он должно быть представлял собой. Конечно, я не имею ничего против наших позолоченных братьев с Бонди бич". В мире, где трепетно заискивают перед любой субкультурой, не дай бог чтобы кто-то решил, что у меня есть что-то против австралийской тягомотины per se. Может вы не лучше. Если вас хорошенько уколоть, разве вы не взвоете? И тогда я смерю вас пристальным взглядом и без лишней дискриминации удостою рукопожатия. Я введу вас в братство. Как и швейцарский крикет. А если - по какому-то нелепому стечению обстоятельств - вы играете в крикет, и вы из Швейцарии, левая подача из Бернез Оберланд", тогда уж позвольте скажу так: в 1962-м Битлы начали свою революцию, сорок пять оборотов в минуту, а Стюарт подпевает Фрэнку Айфилду. Я изложил суть дела. Кстати я - Оливер. Да, я знаю, что вы знаете. И знал, что меня-то вы вспомните. Джиллиан: Джиллиан. Может вы меня помните, а может нет. Ну и что с того? Что вы должны вбить себе в голову, это то, что Стюарт хочет вам понравиться, он нуждается в том, чтобы вы его полюбили. Тогда как Оливеру обратное даже представить сложно. Не надо на меня так скептически смотреть. Это правда - я помню сколько людей противилось его чарам и все они были почти тут же покорены. Конечно есть и исключения. Все же вас предупредили. Я? Ну я бы предпочла чтобы я вам нравилась, а не наоборот, но это же в порядке вещей, нет? Зависит конечно и от того кто вы. Стюарт: Я вовсе не имел ввиду песню. Джиллиан: Вот что, у меня мало времени. У Софи сегодня урок музыки. Но я всегда считала Стюарта и Оливера противоположными полюсами чего-то... взросления пожалуй. Стюарт думал, что повзрослеть значит занять свое место, подмаслить других, стать членом общества. У Оливера такой проблемы не было, он всегда был более уверен в себе. Как это слово - растение, которое все время поворачивается к солнцу? Гелио чего-то там. Вот это о Стюарте. Тогда как Оливер... Оливер: ... сам le roi soleil", так? Лучший супружеский комплимент, услышанный мной за последнее время. Как меня только ни называли в этом подлунном мире, имя которому жизнь, но король-солнце - это что-то новенькое. Феб. Фе-Фи-Фе-Фамбус. Джиллиан: ...тропный. Гелиотропный, именно так. Оливер: Заметили эту перемену в Джиллиан? То, как она делит людей по категориям. Может всему виной ее французская кровь? Она наполовину француженка, помните? Наполовину француженка по материнской линии. Хотя по логике вещей это должно означать француженка на четверть, разве нет? Однако, как справедливо отмечают все великие моралисты и философы, какое отношение имеет логика к жизни? А вот если бы Стюарт был наполовину французом, в 1962-м он бы насвистывал Джонни Халлидей, Let`s twist again, галльскую версию. Каково вам? По-моему остроумно. А вот еще - Халлидей был наполовину бельгиец. По отцовской линии. Стюарт: В 1962-м мне было четыре года. Так, для протокола. Джиллиан: Вообще-то я не думаю, что делю людей по категориям. Просто если в мире и есть пара людей, которых я понимаю, так это Стюарт и Оливер. В конце концов я была замужем за обоими. Стюарт: Логика. Кажется кто-то тут говорил о логике? Вот вам логика: вы уезжаете, а люди считают, что вы ничуть не изменились. Вот самая безобразная логика, какую только можно найти. Оливер: Только не поймите мои рассуждения о les belges" превратно. Когда какой-нибудь чванливый обеденный патриотишка выпрастает себя из-за стола и обратится к остальным: "Назовите мне шесть знаменитых бельгийцев", я первый, кто откликнется. Не смутившись уточнением "кроме Сименона". Может это и вовсе не имеет отношения к тому, что она француженка. Может это средний возраст. То, что случается с некоторыми, пусть и не со всеми. В случае с Джилл поезд прибывает на станцию точно в назначенное время, пар поднимает свисток, котел остыл и машинист устал. Но задайтесь вопросом - а когда Стюарт превратился в мужчину средних лет, так что все, о чем с ним можно еще поспорить - было ли это до или после того как у него обвисли яички? Видели его фотографию в детской коляске, где он в полосатой тройке из распашонок и подгузника? Тогда как Оливер? Оливер давным давно решил - нет, интуитивно знал, - что средний возраст это что-то унизительное, деклассированное, то, в чем нет изюминки. Оливер собирается ужать средний возраст до дремотного покоя послеполуденной мигрени. Он верит в юность и верит в мудрость и собирается перейти от мудрой юности к юной мудрости с помощью пригоршни парацетамола и косметической маски от какой-нибудь экзотической авиалинии. Стюарт: Кто-то однажды заметил, что можно распознать законченного эгоманьяка по тому, как он говорит о себе в третьем лице. Даже Их Величества не пользуются больше королевским множественным. Но есть спортсмены и рок-звезды, которые именно так о себе и говорят, словно это вполне естественно. Не замечали? Бобби Такой-то, обвиненный в том, что он словчил, чтобы получить пенальти или что-нибудь в этом роде, и вот он отвечает: "Нет, Бобби Такой-то никогда бы такого не сделал". Как будто существует еще один человек с тем же именем, который несет бремя ответственности и принимает огонь на себя. Вряд ли у Оливера есть на то основания. Ведь его не назовешь в прямом смысле слова знаменитостью. Однако он говорит о себе в третьем лице так, словно он золотой призер Олимпийских игр. Или скорее шизофреник. Оливер: А что вы думаете о северо-южной реструктуризации долга? О будущем евро? Улыбке на лице экономических тигров? Удалось ли металопрокатчикам изгнать страх расплавления? Уверен, Стюарт занимает четкую и обоснованную позицию по всем этим вопросам. Он даже не столько озабочен, сколько отягощен. Готов поспорить на шесть знаменитых бельгийцев, что Стюарт не знает разницы между двумя словами. Он относится к тем, кто считает, что можно быть озабоченным только сексом, старый болван. Образчик честности и все такое. Но, скажем так, несколько лишен чувства юмора. Джиллиан: Послушайте, хватит, вы оба. Хватит. Это глупо. Что о вас подумают? Оливер: Ну что я вам говорил? Поезд прибывает на станцию. Пф, пф, пф, пф... Джиллиан: Если мы хотим начать все по новой, мы должны играть по правилам. Никаких междусобойчиков. И потом, кто отведет Софи на музыку? Оливер: На тот случай если вам интересно, Джиллиан - из тех, кто гадает на кофейной гуще. Стюарт: Вас интересует свинина? Настоящая свинина, со вкусом настоящей отбивной? Как вы относитесь к генной инженерии? Оливер: Шесть, исключая Сименона? Легче простого. Магритт", Чезар Франк", Меттерлинк", Жак Брель", Дельво" и Эрже", создатель Тинтин. Плюс пятьдесят процентов Джонни Халлидея, в качестве pourboire". Джиллиан: Хватит! Один другого стоите. Никто не понимает о чем вы. Послушайте, я думаю надо все объяснить. Стюарт: Один другого стоите. Думаю с этим можно поспорить. В сложившихся обстоятельствах. Хорошо, я бы хотел внести ясность. Фрэнк Айфилд на самом деле не австралиец. Может он там и жил, но родился он в Англии. Графство Ковентри, если угодно. И еще, продолжая ту же тему, I remember you на самом деле песня Джонни Мерсера и написана лет за двадцать до того. Ну почему высоколобые снобы постоянно насмехаются над тем, в чем совершенно не разбираются? Оливер: Все объяснить? Может оставим это до времен Dies Irae", когда какой-нибудь многохвостый пандемон" насадит нас на вертел, а тупоголовая ящерица размотает наши кишки? Объяснить? Вы и правда полагаете, что стоит? Это не дневной эфир, тем более не Римский Сенат. Ну ладно, ладно. Я начну первым. Стюарт: Не вижу причин по которым ему начинать. В этом весь Оливер. К тому же любой маркетолог знает, что запоминается только первая история. Оливер: Ню пожалуйста, я первый, ню пожалуйста!!? Джиллиан: Оливер. Тебе сорок два. Ты не должен говорить "ню". Оливер: Тогда и не улыбайся так. Ню-ню-ню, и еще раз ню. Ну давай, потешь нас. Ты же знаешь, ты этого хочешь. Ну пожалуйста, очень просим. Стюарт: Если есть из чего выбирать, я бы предпочел "мужчина средних лет". Официально или неофициально. Оливер: Ах, этот маркетинг! Моя Ахиллесова пята. Отлично, Стюарт может начинать, если он того хочет, пусть обгоняет в этой эстафете, унося свой жезл истины. Только не урони, малыш Стью. И не слети с катушек. Ты же не хочешь, чтобы нас всех дисквалифировали. Не так быстро. Мне безразлично, кто начнет первый. У меня только одно пожелание, происходящее не из эгомании, самовлюбленности или соображений маркетинга, а из представлений об изящном и общего отвращения перед банальным. Пожалуйста, не называйте следующую главу "Как это было" Ну пожалуйста, не надо. Пожалуйста. Ню пожалуйста? 2. Как это было Стюарт: Я не уверен, что все получится как надо. Может я что-то напутаю. Вам придется смириться с этим. Но мне кажется лучше если вы сначала услышите мой рассказ. Мы с Оливером вместе учились в школе. Лучшие друзья. Потом я работал в клиринговой палате. Он преподавал английский как иностранный. Джиллиан и я встретились. Она реставрировала живопись. И все еще реставрирует. Мы встретились, полюбили друг друга и поженились. Я совершил ошибку, считая что это и есть конец истории, тогда как это было только начало. Мне кажется множество людей делает ту же ошибку. Мы смотрели слишком много фильмов, прочли слишком много книжек, слишком верили своим родителям. Все это случилось лет десять назад. Нам было тридцать с небольшим. А сейчас... нет, думаю вы и сами можете подсчитать. Оливер украл ее у меня. Он захотел отнять мою жизнь и ему это удалось. Он сделал так что Джилл влюбилась в него. Как? Не хочу знать. Не думаю, что когда либо захочу. Какое-то время, когда я стал подозревать, что что-то происходит, все, что для меня имело значение, трахаются они или нет. Я просил вас сказать, помните? Я умолял вас ответить - они трахаются, ведь так? Помню, что спрашивал. А вы так и не ответили. Сейчас я признателен за это. Тогда я и правда малость повернулся. Ну это естественно, можно понять, ведь так? Я набросился на Оливера, едва не сломал ему нос. А когда они женились, пробрался на церемонию и закатил что-то вроде сцены. Потом я уехал в Штаты. Добился того, чтобы меня туда перевели. В Вашингтон. Что довольно забавно, я не забывал о Мадам Уатт. Это мамочка Джиллиан. Она единственная, кто меня поддержал. Мы переписывались. Спустя некоторое время я поехал увидеться с ними во Францию. Точнее я их видел, а вот они меня нет. Они подрались прямо посреди деревни, Оливер ударил ее по лицу, а все вокруг делали вид, что смотрят в другую сторону. Включая меня. Я наблюдал из маленькой гостиницы напротив. Потом я вернулся в Штаты. Не знаю, что я хотел увидеть, когда последовал за ними, не знаю, что я таки увидел - но это не помогло. Стало ли мне хуже? В любом случае лучше не стало. Думаю, что ребенок меня и вовсе доканал. Если бы не ребенок, я бы как-то выбрался из этого. Не помню говорил я уже или нет, но после того как мой брак развалился, я начал платить за секс. Мне не особенно стыдно в этом признаться. Это другим должно быть стыдно за то, как они со мной поступали. Проститутки называют то, что они делают "бизнес". "Сделаем маленький бизнес?" - обычный вопрос. Не знаю, говорят они все еще так или нет. Сейчас я не принадлежу к этому миру. Но вот что я хочу сказать. Я занимался бизнесом когда работал, а потом занимался бизнесом чтобы получить удовольствие. И оба этих мира мне хорошо известны. Люди, для которых все это чуждо, думают, что тут кто кого первым сожрет. Что парень в сером костюме только и думает как бы тебя обставить. А пронафталиненная шлюха окажется бразильским транссексуалом как только ты выложишь кредитку. Но вот что я вам скажу. В большинстве случаев ты получаешь то, за что платишь. В большинстве случаев люди делают то, что пообещали сделать. В большинстве случаев сделка есть сделка. В большинстве случаев людям можно доверять. Я не хочу сказать, что можно оставить на столе раскрытый бумажник. Или выложить пустые банковские чеки и выйти в соседнюю комнату. Но ты понимаешь, что происходит. В большинстве случаев. Нет, по-настоящему изменяют друзья, те, кого ты любишь. Считается, что дружба и любовь делают людей лучше, ведь так? Для меня все было иначе. Доверие приводит к измене. Можно даже сказать, что доверие влечет измену. Это то, чему я был свидетель, то что понял, тогда. Вот как это было со мной. Оливер: Я вздремнул, сознаюсь. Et tu?" О, нарколептичный" Стюарт, о, курдючный баран, чьи мысли опутаны туманом, а weltanschauung" построено из кирпичиков Лего. Послушайте, давайте немного дистанцируемся. Чжу-эн-лай - мой кумир. Или Джу-эн лай", как его стали называть позже. "Как по вашему мнению отразилась французская революция на мировой истории"? На что сей мудрый муж отвечал: "Пока еще рано что-то говорить". Пусть не такой олимпийский или конфуцианский взгляд, но давайте хотя бы запасемся перспективой, оттенками серого, дерзким смешением пигментов, ок? Разве не пишет каждый из нас свой собственный роман на протяжении всей своей жизни? Но, увы, не каждый роман можно напечатать. Помни о башне из прокисших рукописей! Не стучись в нашу дверь, мы придем к тебе сами, хотя, взвесив все за и против, пожалуй не придем. Не спешите с выводами на счет Оливера - я вас о том уже предупреждал. Оливер не сноб. По крайней мере не в буквальном смысле слова. И дело не в том, что там пишут в этих романах или где живут их протагонисты. "История блохи может быть столь же блистательна как и истории Александра Македонского - все зависит от исполнения". Совершенная формула, не правда ли? Что действительно необходимо, так это чувство формы, владение материалом, понимание что выбрать, что опустить, как скомпановать, к чему привлечь внимание, короче это грязное слово из трех букв - арт. История жизни не бывает автобиографией, это всегда роман - вот первая ошибка. Наши воспоминания - это то, что мы себе придумали, признайте же вы это. Вторая ошибка - полагать, что добротные хроники былого, как ни играют они всеми красками за кружкой пива, слагаются в повествование, способное очаровать временами столь жестокосердного читателя. На чьих губах справедливо застыл немой укор - зачем он мне это рассказывает? Если автору необходима психотерапия, то к чему читателю платить по счетам? Со всеми экивоками роман о жизни Стюарта, откровенно говоря, не годится к печати. Я позволил ему пройти тест первой главы, обыкновенно этого достаточно. Иногда мне случается заглянуть на последнюю страницу, просто чтобы еще раз убедиться, но в данном случае это выше моих сил. Не считайте, что я высказался резко. А если считаете, то признайте, что резко, но справедливо. К делу. Любая любовная история начинается с преступления. Согласны? Много ли grandes passions теплится в невинных и свободных сердечках? Так бывает только в средневековых романах или в ребяческом воображении. А у взрослых? Как произвольно подсказывает карманная циклопедия Стюарта нам всем в то время было около тридцати. У каждого есть кто-то, или частица кого-то, или ожидание кого-то, или воспоминание о ком-то, от кого они потом отказались, кому они изменили стоило только встретить Мистера, Миссис или в данном случае Мисс Совершенство. Разве не так? Конечно, мы вытравливаем свое предательство, соскабливаем свое вероломство и предлагаем на всеобщее обозрение сердечную tabula rasa с историей большой любви переписанной набело. Только все это чепуха, не так ли? И, таким образом, если все мы преступники, кто из нас посмеет осудить другого? Разве мое преступление более вопиюще чем ваше? В то время, когда мы познакомились с Джиллиан, у меня была связь с сеньоритой из страны Лопе, имя ей Роза. Неудовлетворительная связь, но что было, то было. У Стюарта, конечно, был целый сомн воздушных фантазий и целый ворох глянцевых разочарований к тому времени как он повстречал Джиллиан. А Джиллиан была недвусмысленно и даже законно связана со Стюартом, когда она и я встретились. Вы скажете, что это все понятия относительные, на что я отвечу - нет, это понятия абсолютные. И если, с упорством законника, вы все еще настаиваете на том чтобы вынести обвинение, то что я могу сказать кроме mea culpa, mea culpa, mea culpa", но я ведь не травил курдов паралитическим газом? В качестве дополнения и возражения со своей стороны, как формулируют это юристы, которые есть среди вас, замечу, что перемена Стюарта на Оливера в сердце Джиллиан было - как вы, лживые, нечистоплотные, чванливые двуногие никогда не скажете, неплохой сделкой. Она оказалась, продолжая фразу, в выигрыше. В любом случае все это случилось много лет назад, четверть жизни тому назад. Разве термин fait accompli не готов сорваться с уст? (Я не рискую предложить droit de seigneur или jus primae noctis). Неужто никто не слышал о сроке давности? Семь лет за любое число правонарушений и преступлений, насколько я понимаю. Или на соблазнение чужой жены не распространяется срок давности? Джиллиан: Что действительно хотят знать люди, спрашивают они о том прямо или нет, это то, как я полюбила Стюарта и вышла за него замуж, а потом полюбила Оливера и вышла за него, и все это в столь краткий срок, какой только позволяют формальности. Что ж, я могу ответить, что именно это со мной и произошло. Я не особенно рекомендую попробовать, но уверяю, это возможно. Как с точки зрения чувств, так и с точки зрения права. Я правда любила Стюарта. Я влюбилась в него сразу же, очень просто. Мы стали встречаться. С сексом тоже не было проблем. Мне нравилось, что он меня любит - вот и все. А потом, уже после того, как мы поженились, я влюбилась в Оливера. Все было не просто, а очень запутанно, совершенно вопреки голосу разума и инстинкту самосохранения. Я не желала принимать это, я сопротивлялась, я остро чувствовала свою вину. Я так же чувствовала себя предельно возбужденной, предельно живой, предельно желанной. Нет, на самом деле у нас не было интрижки, как принято выражаться. Только потому, что я наполовину француженка, люди начинают перешептываться про mnage a trois. Это и отдаленно не имело с интрижкой ничего общего. Начнем с того, что все было куда проще. И потом Оливер и я стали спать вместе лишь после того как мы расстались со Стюартом. Почему люди считают, что они знают все, тогда когда они не знают ничего? Любой "знает" что все дело было в сексе, что Стюарт был не слишком хорош в постели, тогда как Оливер был великолепен, что хотя я и произвожу впечатление добропорядочной женщины, на самом деле я вертихвостка, и шлюшка, а может даже еще та сучка. Так что если вы и правда хотите знать, то когда мы с Оливером решили переспать в первый раз, он так нервничал, что совершенно ничего не произошло. Второй раз был не многим лучше. Потом все наладилось. Довольно забавно, но в постели он куда более уязвим чем Стюарт. Я хочу сказать, что можно любить двоих, сначала одного, потом другого, любить одного, а потом внезапно полюбить другого, как было со мной. Любовь может быть разной. Это не значит, что одна любовь настоящая, а другая поддельная. Вот что я хотела объяснить Стюарту. Я действительно любила их обоих. Вы мне не верите? Что ж, неважно, я больше не пытаюсь что-то кому-то доказать. Я просто говорю: с вами такого не случалось, так? Это случилось со мной. И, оглядываясь назад, меня удивляет, что это не случается чаще. Много позже, моя мать сказала, по поводу какой-то совсем другой эмоциональной ситуации, не помню из двух или трех действующих лиц, она сказала: "Сердце - мягкая материя и это опасно". Я понимаю, что она имела ввиду. Когда ты влюблен, ты склонен влюбляться. Разве это не ужасный парадокс? Разве это не ужасная правда? 3. На чем мы остановились? Оливер: На чем мы остановились"? Кстати, тангенциальное наблюдение. Удивительно, как каждое из этих трех слов включает последующее, каждая исчезнувшая буква - это потери, которые подкрадываются неизменно, стоит нам, словно Орфей, лишь оглянуться назад. Душещипательное уменьшение, будучи замечено. Сравните и сопоставьте - как обычно говорят учителя - жизни самых значительных английских поэтов романтизма. Сначала упорядочите их по длине имен: Ворсворд, Колридж, Шелли, Китс. Теперь посмотрите на годы их жизни соответственно: 1770-1850, 1772-1834, 1792-1822, 1795-1821. Какая отрада для нумеролога и искателя тайных закономерностей. Обладатель самого длинного имени прожил самую долгую жизнь, обладатель самого короткого - самую короткую, и так далее. Даже так - тот кто родился первым, умер последним, тот, кто родился последним, умер первым. Их можно собрать один в другого как матрешку. Разве не заставляет поверить в божественное провидение? Или хотя бы в божественное совпадение. Так на чем мы остановились? Хорошо, ради такого дела я поиграю в игру утомительных подробностей. Я притворюсь, что память можно развернуть как газету. Отлично, открываем: новости из-за границы, истории в картинках, а вот в самом низу страницы - Рукоприкладство В Минерве, есть пострадавшие! В то мгновение, которое вы пожелали избрать, я как раз исчезал из виду (возможно вы решили, что никогда больше меня не увидите, возможно вслед моим нежным лопаткам вы даже испустили крик "Слава Богу"), сворачивая в своем верном Пежо за виноградники Кейв Кооператив. 403 модель, как вы конечно помните. Крошечная решетка радиатора не больше чем глазок тюремщика. Серо-зеленая ливрея навевает воспоминания об эпохе, которая бесспорно стоит того, чтобы о ней помнили. Вы не находите утомительным то, как сейчас воскрешают и превращают в объекты фетиша десятилетия, которые едва успели закончиться? Необходим обратный срок давности: нельзя воскрешать эпоху шестидесятых, если сейчас лишь восьмидесятые. И так далее. Итак я исчез у вас из вида, промчавшись мимо блестящих стальных чанов, наполненных кровью давленного винограда сорта Минерва, Джиллиан быстро таяла в зеркале заднего вида. Странное название, не находите? - "зеркало заднего вида", утомительно-подробное название. Сравните с более простым французским retroviseur. Ретровизия - как бы нам этого хотелось, ведь так? Но мы живем без этого полезного маленького зеркальца, которое увеличивает отрезок пути, который мы только что проехали. Шоссе А61, едем в Тулузу, смотрим вперед, только вперед. Тот, кто не помнит о своем прошлом, обречен на то, чтобы повторять его. Retroviseur. Необходим не только для безопасности дорожного движения, но и для выживания человеческого рода. Ну вот - я чувствую, что сейчас разрожусь рекламным слоганом. Джиллиан: На чем мы остановились? Я стояла в халате посреди улицы. На лице кровь, несколько капель упало на Софи. Капли крови на детском личике - словно благословление во время черной мессы. Я выглядела кошмарно, я сделала это специально. Я наседала на Оливера день или больше, пилила его, доводила его до бешенства. Все было подстроено. Я сама подстроила это. Я знала, что Стюарт будет наблюдать. Я все точно рассчитала. Я думала, что если Стюарт увидит, что Оливер жестоко обращается со мной, он решит, что не стоит завидовать нашему браку и это поможет ему вернуться к собственной жизни. Моя мама рассказывала, как он навещал ее и часами говорил о прошлом. Я хотела разбить этот замкнутый круг, как это называется? - поставить точку. Еще я думала, что Оливер и я сможем пройти через это, что я контролирую ситуацию. В конце концов, мне это неплохо удается. Так что я стояла посреди улицы как огородное пугало, как безумная женщина. Кровь была потому, что когда Оливер ударил меня, у него в руке были ключи от машины. Я знала, что на меня смотрит вся деревня. Я знала, что нам придется уехать. Если на то пошло, французы куда более буржуазны, чем англичане. Приличия должны быть соблюдены. Так или иначе, я объяснила Оливеру, что наша жизнь в деревне была одной из причин срыва. Но конечно, что действительно имело для меня значение, это чтобы меня увидел Стюарт. Я знала, что он там, в своей гостинице. И я спрашивала себя - получилось ли? Сработает ли это? Стюарт: На чем мы остановились? Я точно помню, где я остановился. Комната стоимостью 180 франков за ночь, дверь шкафа все время распахивалась, несмотря на все попытки ее захлопнуть. У телевизора была маленькая антенна, которую надо было долго настраивать. На ужин форель с миндальными орехами, на десерт crme caramel. Мне плохо спалось. Завтрак обходился еще в 30 франков. Перед завтраком я обычно стоял у окна и смотрел на их дом. В то утро я смотрел как машина Оливера со скрежетом неслась прочь на второй передаче. Словно Оливер забыл о том, что есть еще две. С техникой он всегда был безнадежен. Окно было открыто и я мог слышать скрежет его машины, казалось что это скрежет от всей деревни и еще скрежет в моей голове. И в центре всего этого стояла Джиллиан. Все еще в халате, на руках ребенок. Она смотрела в сторону, так что я не видел ее лица. Проехала пара машин, но казалось она этого не слышала. Она просто стояла там как статуя и смотрела в ту сторону, куда уехал Оливер. Спустя какое-то время она повернулась и посмотрела более или менее прямо на меня. Нет, она не могла увидеть меня и не знала, что я там был. К лицу она прижимала платок. На ней был ярко-желтый халат, казавшийся совершенно неуместным. Потом она медленно вошла в дом и захлопнула дверь. Я подумал: значит вот оно как. Потом я спустился вниз и позавтракал (30 франков). 4. Все это время Джиллиан: Во Франции мы познакомились с приятной парой англичан средних лет, которые жили в доме на холмах, там, где начинается garrigue". Он оказался и правда ужасным художником и мне приходилось быть очень тактичной. Но они были одной из тех супружеских пар - таких встречаешь время от времени - которые казалось распланировали свою жизнь. Они сами раскорчевали свой участок земли, оставив оливковые деревья, у них был дом с террасой и маленький бассейн, книги по искусству и поленья для барбекю, казалось им даже был известен секрет, как заставить ветер дуть в жаркий день. Самое замечательное, что они никогда не давали нам советов - ну вроде - если пойдете во вторник на рынок в Каркассоне, то лучший товар у того продавца, что третий слева, или - водопроводчикам доверять нельзя, хотя ... Если день выдавался жаркий, я часто брала с собой Софи. Как-то раз мы сидели на террасе и Том смотрел мимо меня, на долину. "Не то чтобы это имело к нам отношение", - пробормотал он, словно про себя, - "но вот что я хочу сказать - никогда не болейте на чужом языке". Это стало чем-то вроде домашней шутки. Стоило Софи чихнуть, как Оливер напускал чрезвычайно серьезный вид и говорил: "Вот что, Соф. Не вздумай болеть на чужом языке". Я и сейчас вижу, как он катается по полу, играя с ней как со щенком, болтая неразберимую чепуху, или поднимает ее повыше, чтобы показать алые соцветия душистого горошка. Не могу сказать, что последние десять лет были легкими, но Оливер всегда был хорошим отцом, чтобы вы там о нем не думали. Но я поняла, что Том имел ввиду что-то более общее. Он хотел сказать не то, что надо знать французские названия антибиотиков - в любом случае для этого мой французский достаточно хорош, да и Оливер прекрасно обходился, даже если потребовалось бы устроить целое представление в pharmacie". Нет. Он имел ввиду вот что - если ты экспатриат, надо быть уверенным, что у тебя хватит на это характера, потому что любая неприятность непомерно раздувается. Все, что получается, делает тебя страшно довольным собой - ты принял правильное решение, дела пошли в гору - но все, что не получается - ссоры, изматывающая рутина, безработица, все что угодно - чаще всего переживаешь вдвойне сильнее. Поэтому я знала, что если дела будут идти неровно, нам придется вернуться домой. Не говоря уж о том, что не хотелось возвращаться в деревню. Так что к тому времени как Оливер вернулся из Тулузы, в тот судьбоносный день я оставила дом на попечение агента по недвижимости и договорилась, что оставлю ключи мадам Ривз. Я высказала Оливеру все очень прямо, то есть настолько прямо, насколько это вообще возможно, когда замалчиваешь большую ложь. Я сказала, что с Францией ничего не вышло. Я сказала, что мне не везет с работой. Я сказала, что мы достаточно взрослые, чтобы посмотреть правде в глаза и признать, что эксперимент не удался. И так далее. Я обвиняла себя. Я была вполне уравновешена, но сказала, что нахожусь в состоянии стресса и признала, что иррационально и беспочвенно ревную его к девчонке, с которой он занимался. Наконец я сказала, что не вижу причины по которой он не мог бы забрать свой обожаемый Пежо обратно в Англию. Думаю это его и завело. Ах, да, и еще я приготовила хороший ужин. Короче говоря, это была типичная семейная сцена из недомолвок и недоговоренностей, и решением, которое выносят исходя из того, о чем не говорили. Мы вернулись домой. Еще о чем мы не говорили был второй ребенок. Я считала, что необходимо скрепить семью. Поэтому какое-то время я была не очень осторожна и так появилась Мэри. Да не надо так на меня смотреть! Половина браков, которые я знаю, начались с неожиданной беременности, а довольно много союзов удалось вовремя подлатать с рождением другого ребенка. Если захотите покопаться в собственной истории, то может обнаружите, что и вы вошли в мир подобным образом. Я вновь занялась своей карьерой. У меня еще были связи. Я взяла Элли ассистенткой. Мы снимаем маленький офис в полумили от дома. Хотелось бы найти помещение попросторней, потому что заказов становится все больше и больше. Для работы было бы лучше. В основном это я зарабатываю на жизнь. Оливеру приходится непросто. У него полно энергии, но он не ... выносливый. В жизни все снова стало на свои места. Я люблю свою работу, я люблю своих детей. Оливер и я неплохо ладим. Я знала, что он не станет работать с девяти до пяти, когда выходила за него замуж. Я поддерживаю его проекты, но не всегда считаю, что из них что-то получится. Он прекрасный товарищ, с ним весело, он хороший отец, мне приятно возвращаться домой. Он умеет готовить. Я рассматриваю как это происходит изо дня в день. Это ведь единственный верный способ? Вот что, я не Резвушка Мэри". У меня есть и проблемы. И я обыкновенная мать, ночью мне бывает мучительно страшно. И днем тоже. Софи и Мэри живут как нормальные жизнерадостные девчонки, а они такие и есть, они живут так, будто доверяют миру, так, будто мир не причинит им зла, они уходят из дома с веселыми личиками - а внутри у меня все съеживается от ужаса. Стюарт: Некоторые клише справедливы. Вроде того, что Америка - страна возможностей. По крайней мере одна из стран. Некоторые клише неверны, вроде того, что американцы лишены чувства юмора, или что Америка - котел всех наций, или что Америка пристанище смелых и земля свободных. Я прожил там почти десять лет, я знал много американцев и они мне нравились. Я даже женился на американке. Но они не британцы. Даже те, кто выглядит как британец - на самом деле не британец, особенно они. Мне на это наплевать. Как же там это клише? Две нации, разделенные одним языком? Да, это тоже верно. Когда кто-нибудь выкрикивает "ну как поживаешь, приятель?", я автоматически машу рукой и кричу в ответ - "лучше всех", хотя иногда я специально произношу слова с подчеркнуто английским акцентом, что вызывает у них смех. Я употребляю выражения вроде "я полагаю", "разумеется", "совершенно справедливо" и может еще что-то, чего сам не замечаю. Но это не слова, а что-то за словами, что составляет разницу. Например, мой брак, второй брак, американский - закончился разводом спустя пять лет. Здесь в Англии твой голос нашептывает - "его брак развалился спустя всего пять лет". Я имею ввиду тот голос, который у тебя в голове, тот, который комментирует все, что происходит в твоей жизни. Но в Штатах этот голос говорил - "его брак длился целых пять лет". Эти американцы - это нация серийно-брачующихся. Я даже не имею ввиду мормонов. Я думаю это потому, что в глубине души они оптимисты. Может есть и другие объяснения, но это то, которое я считаю убедительным. Как бы там ни было, я продолжаю свой рассказ. Я работал в банке, в Вашингтоне, и пару лет спустя я стал чувствовать себя немного американцем. Я почувствовал себя своим. Не настоящим американцем, но... Как бы там ни было. В Британии я сидел за конторкой, принимая документы на оформление мелких заемов и надеялся, что со временем, доказав свою прилежность и ответственность, смогу заниматься оформлением крупных заемов. Но проведя год или два в Штатах, я начал думать: почему он, почему она, почему не я? И я оказался по другую сторону стола. Вместе с приятелем я открыл ресторан. Это может показаться вам странным, как это показалось бы странным мне, останься я в Англии. Но там другое дело. Там ты сегодня агент по продаже недвижимостью, а завтра готовишься стать судьей. Мне нравилась еда, я разбирался в финансовой стороне дела, у меня был приятель, который хорошо готовил. Мы нашли место, взяли кредит, пригласили дизайнера, наняли персонал и вот алле-гоп! - у нас был ресторан. Просто. Не просто сделать, просто настроиться на мысль, а как только получилось настроиться, сделать становится проще. Мы назвали его Le Bon Marche, что должно было наводить на мысль о том, что цены приемлимы, а продукты свежие. Кухня была смешанной - немного французской, немного калифорнийской, немного тайской. Вам бы там понравилось. Потом я продал свою долю партнеру и переехал в Балтимор. Открыл другой ресторан. И опять получилось. Но спустя какое-то время ... это то, что случается в Штатах. В Англии в таких случаях говорят "это не твое", или "не знаешь чего хочешь". В Штатах это нормально. Ты преуспеваешь, ты ищешь в чем бы еще преуспеть. Ты терпишь неудачу, продолжаешь искать в чем бы еще преуспеть. Глубоко оптимистично, как я это называю. Дистрибуция органических продуктов питания, вот чем я стал заниматься. Это казалось мне перспективным делом. Число потребителей неуклонно растет, особенно в городах, большинство их вполне обеспечены и готовы платить больше за экологически чистый продукт. Число производителей тоже растет, естественно в сельской местности, большинство их слишком ограничены, слишком идеалистично настроены, или слишком заняты, чтобы разбираться в дистрибуции. Это вопрос налаживания связей. Ничего не имею против фермерских рынков, но мне кажется это лишь реклама, почти что туристическая достопримечательность. В основе всего - выбор между торговлей с лотка и мелкой розницей. Лоточная торговля выглядит несколько любительской, а магазины зачастую мало знают о маркетинге. Или считают, что если они чисты и добродетельны, им не надо продвигать свой товар. Они не понимают, что даже сегодня, особенно сегодня, добродетель нуждается в грамотном сбыте. Этим я и стал заниматься. Дистрибуция и маркетинг, вот на чем я сосредоточил усилия. Дело в том, что множество производителей органических продуктов питания знают о современном мире не больше чем аманиты". А множество розничных точек все еще содержат хипующие субъекты, которые полагают, что проворство и эффективность - отвратительные черты обывателя, а умение правильно складывать - смертный грех. Тогда как их покупатели постепенно становятся нормальными представителями среднего класса, которые не слишком-то нуждаются в очередной порции контр-культуры каждый раз, когда они хотят купить пастернак без всякой отравы. Как я уже сказал, все дело было в налаживании связей. Послушайте, я понимаю, что вы ждете, когда же я закончу эти разглагольствования. Просто для меня это так важно... ОК, я понял намек. Итак, я занимался этим в Балтиморе несколько лет, а потом я поехал в Англию, чтобы отдохнуть пару недель. Но, честно говоря, я не очень умею отдыхать и я начал изучать местную систему снабжения и, прямо скажем, был немного шокирован. Тогда я решил вернуться домой и устроиться здесь. Вот чем я занимался все это время. Оливер: Все это время, все это время, единственное гринвичское время... Все это время. Время это все, это верно. Хитрая маленькая субретка - Время. Всю твою жизнь она едва тащится и капризно надувает губки, а потом на какой-то краткий счастливый час, этот миг коктейлей, когда напитки подают за счет заведения, она проносится мимо как официантка на роликах. Взять хоть тот счастливый час, который начался, когда я преклонил колени в знак благоговения и верности ma belle. Откуда мне было знать, что все это закончится примерно тогда же, когда мы с вами расстались? И как узнать заранее, когда угрюмая девчонка с подносом в вытянутой руке снова объявит счастливый час. Признаю, жизнь стала чуточку плоской и унылой как степь после того как мы вернулись в Англию. Потом пришла благая весть о рождении Мэри. Она как маленький Сингапур Слинг", если такой вообще существовал. С тех пор было более чем редкое ярмарочное веселье, а так - увязание в болоте. Вот день, когда умер мой отец оказался действительно веселым событием. Некоторые утомительные циклопедисты души, всерьез калибрующие тоску, несомненно уже подсчитали, что стресс, вызванный смертью отца, сравним в болью, которую испытываешь, покидая дом. Может они как-то иначе это формулируют, но даже так. В моем случае, меня больше беспокоила пропажа ковровой дорожки и абажура в виде головы Дональда Дака, чем смерть главы семьи. Только не надо делать такое лицо! Вы же не знали моего отца, верно? А если, что маловероятно, вы его знали, он был не вашим отцом, а только моим, старый ублюдок. Бывало колотил меня хоккейной клюшкой, когда меня едва отняли от груди. Или может бильярдным кием? Все потому, что я был похож на свою мать. Все потому, что она умерла, когда мне было шесть и он был не в силах выносить сходство. Ну конечно были сфальсифицированы другие объяснения: как то - сознательное высокомерие, а так же бессознательное высокомерие, к тому же ребячливое стремление устроить поджог. Но я всегда знал, что являлось настоящей причиной. Он был бесчувственный человек, мой отец, холодный как рыба. Этот старый палтус курил трубку, чтобы скрыть рыбий запах. А потом в один прекрасный день его чешуя осыпалась, а плавники затвердели как засохшие малярные кисти. Он страстно возжелал быть кремированным, но я похоронил его на перекрестке дорог, пронзив сердце осиновым колом, просто чтобы быть уверенным. После себя он оставил то, что в насмешку можно назвать состоянием - скорее денежную сумму, речь здесь идет о мелкой монете, не о муидорах", завещав ее на имя Софи и Мэри. Отдельно оговорив, что упомянутый Н. Оливер Рассел не должен наложить лапу на эти бабки. И еще оставил упомянутым внучкам письма, где объяснял почему. Конверты, скажем так, были плохо запечатаны. Внутри обнаружилась смесь очаровательного реализма и грязной клеветы. Ради детей я зашвырнул их в какое-то удачно подвернувшееся oubliette". Моя жена покрыла меня позором, расплакавшись на похоронах. Очевидно в доме престарелых, где Месье Палтус провел свои закатные годы есть какое-то особое предписание, в результате которого крохотная церквушка была набита искусственными тазобедренными суставами и зубными протезами, вовсю распевающими о воскресении тела - довольно тревожная перспектива и в лучшие времена, но в данных обстоятельствах трансцендентально устрашающая. Без сомнений Джиллиан нашла все это своеобразно по-провинциальному трогательным в духе "времени месяца"". Поэтому она ревела вовсю, хоть я и опустил на нее сдерживающую длань. Потом поехали в дом престарелых слушать сказки про то как отважно папа управлялся с костылем и калоприемником. Я конечно обобщаю, как часто бывает. Я немного отвлекся от своего повествования? Что ж, в этом состоит привилегия устной традиции. Не надо колкостей. Я теперь куда чувствительней. Значит так. Позвольте мне свести в таблицу мое последнее десятилетие a la facon de Стью. Мы уехали из Франции. Джилл привезла нас сюда. Джилл привезла нас домой. Что я там говорил, что каждый брак - это союз воинствующей стороны и амортизатора? Наш маленький деревенский домик из желтого известняка продали какому-то бельгийскому воротиле. Увы, он не из Блестящей Шестерки. А что дальше - вы знаете. Кью Стюарт - тот, что рекламирует по ящику страхование жизни: "Стоит вам уйти с рынка недвижимости и вернуться будет очень непросто". Что правда, то правда, малыш Стью. Денег, вырученных за продажу идиллического, пригретого солнышком пристанища в Лангедоке с ухоженным огородом хватило на оплату половины стоимости прокопченого дома на окраине Лондона, координаты которого мне неловко упомянуть. Даже почтальон с трудом находит сюда дорогу. Случается, что заезжает автобус, если какой-нибудь разгневанный абориген пригрозит водителю пушкой и заставит исполнить полезную общественную службу. Союз наш был благословлен рождением еще одного дитя. Мэри, сестра Софи. До чего же малышки любят своего папочку. Льнут ко мне как занавеска в душе. Софи всегда серьезна, хочет во всем совершенства. Мэри - по ней уже сейчас видно, что это настоящая маленькая мадам. Я это уже говорил? Про занавеску? А вы ведь присматриваете за мной. Вот цена того, что затеваешь развлечение. Рассыпаешь bons mots как bonbons и непременно кто-нибудь из первого ряда швырнет в тебя конфетной оберткой. Эй, уже было с такой начинкой! Вот что - в мире не так и много карамелек. Вы еще начните возмущаться по поводу того, что все, что написано - так или иначе лишь вариации нескольких исходных фабул. Что ж, мне это прекрасно известно, учитывая ту пьесу, над которой я сейчас работаю. Да, пока не на бумаге. Признаю, что последние десять лет некоторые мои художественные замыслы имели довольно triste" завершение. Так случилось, что мне пришлось вновь вернуться в Школу Английского Языка Мистера Тима, подобно тому, как собака возвращается к своей блевотине, и все ради того, чтобы немного подработать и добыть голубцов к общему столу. Боюсь, что дух "с девяти до пяти" никогда не сидел в Оливере. Однако, куда ни кинешь взгляд, везде он зеленеет словно лавровое деревце. Или я просто стал лучше замечать такие вещи? С тех пор как мы вернулись в Лондиниум Ветус", покинув земли, где и не слыхали о брюссельской капусте, мне все более очевидно, что пропасть между успехом и поражением еще никогда не была столь - можно хотя бы сейчас избежать этого слова? Боюсь нет - вульгарной. С одной стороны - глянцевые внедорожники, все эти чарджеры, трастеры, крузеры и просто супермощные задиры. С другой стороны - морально неустойчивые юнцы из службы доставки пиццы на откровенно слабеньких мопедах, бесстыдно исследующие начинку стоит им только притормозить перед "спящим полицейским". Думают ли вообще напористые заправилы, вознесшиеся над траспортным потоком, о ленивых курьерах Four Seasons - с двойным луком и помидорами, нет, не томатная паста, а именно свежие помидоры, двойной перчик и еще двойной зеленый горошек? Мелкает ли у них такая мысль? Если лицемерие это дань, которую порок предлагает добродетели, то стиль являлся данью, которую богатые платили бедным. Теперь все не так. И вот еще. Если они называются внедорожники, то почему, черт возьми, они гоняют по дорогам? Ответьте мне на это, если сможете. Вы читали об этих снегопадах на западе Америки прошлой зимой? Снегу навалило до холки слона (это для тебя Стюарт). Фермеры знали что делать, так как, ну, собственно говоря, так как они фермеры, и выходили из своих импровизированных иглу, примотав к ботинкам старые теннисные ракетки. Скромные синие воротнички отсиживались дома, растапливая микроволновки и в который раз просматривая по видику Лучшие Игры Супербоул". А вот кто и правда оказался в дерьме, так это буржуи-мушкетеры на своих вседорожниках, уцепившиеся за предоставившуюся возможность показать всем этим отбросам и неудачникам, тупицам и деревенщинам, всем этим слизнякам как можно великолепно прогарцевать на зависть прочим по снежному насту, промчаться куда душе угодно в уютном четырехколесном друге. Но лишь как доказательство того, что есть все же какая-то высшая справедливость в этом подлунном мире, всех их, всех до единого, занесло снегом по самые поршни и турбины и пришлось откапывать мужланам и конной полиции. Думаете она есть? Я о справедливости. Думаете добродетель вознаграждается, а порок наказуем? Или вы склоняетесь к мнению, что добродетель есть награда сама по себе? Мне кажется, в этом есть что-то от мастурбации. Предполагается, что добродетель должна уметь самоудовлетворять себя, потому что кто еще станет на нее покушаться? Справедливо ли обратное - что порок сам по себе награда? Вот это больше похоже на правду. Никто не стал бы предаваться сладострастью, если бы к тому не манили сладкие плоды volupte. Тогда как те, кто опекают прокаженных, перевязывая их конечности и, обобщенно говоря, являются на снегоходе подобно святому Бернару, чтобы прийти на помощь поверженным зимой внедорожникам - получают ли они кайф от акта спасения? Не об этом ли поговорка: что так как Бог не осчастливит их продовольственным талончиком за труды, то они тоже могут попытаться урвать столько volupte, сколько смогут? Я лишь очкастый ученик в проходящем караван-сарае жизни. Можете считать мои выводы доморощенными. Но меня не покидает мысль, что в большинстве случаев порок ускользает от наказания. Хотите послушать, что скажут другие? Я не виню вас. Как вам это, древнее изречение тулузского еретика: "Бог совершенен. Ничто в мире не совершенно. Таким образом, ничто в мире не было создано Богом". Неплохо, а? 5. Сейчас Терри: Ничего если я к вам присоединюсь? Я хочу сказать это частная беседа или как? Я могу написать вам электронной почтой, если хотите. Но вот, что я вам скажу - я не потерплю, чтобы пять лет моей жизни втаптывали в грязь подобным образом. Я не собираюсь становиться примечанием на полях чьей-то жизни. Когда Стюарт нанял меня в качестве очередной хозяйки, он заключил неплохую сделку, и он это знал. Шеф ресторана может быть выше всяких похвал или он может быть полным дерьмом, но если у него нет фасада, он обречен. Ресторан начинается с этого. Со звонка по телефону, администратора, гардероба, бара. От соискателей требуется: поднять настроение, если клиент прибыл во время, а столик не готов, разобраться с заказом на двух человек, когда их оказывается шесть, побыстрей обслужить столик, но так, чтобы клиенты не догадались, что их поторапливают. Мелочи и не мелочи. Сохранить на лице то же выражение, когда парень, который каждую пятницу в восемь тридцать был по уши женат, начинает приходить со своей подружкой и по вторникам. Когда дама просит принести счет, уметь разгадать - это потому, что она платит за себя сама, или потому, что умирает со скуки. Безлично положить счет если не знаешь, кто платит. Мелочи и не мелочи. Все это мне удавалось, поэтому люди считали, что у нас превосходный шеф, даже хотя он и был так себе. А когда Стюарт начал снабжать ресторан органическими продуктами высшего качества, он и правда мог бы стать одним из лучших, правда вместо этого он измотался вконец, потому что шеф-повары предпочитают собственных поставщиков по причинам, которые известны только им самим. Ведь они снимают пенку не только с соуса, если вы понимаете о чем я. Так что мы взяли нового шеф-повара. Кстати он был лучше чем предыдущий, но и с ним пришлось повозиться, так как он заявил, что Стюарт ничего не смыслит в рыбе. Мясо, овощи, фрукты - все ок, но не рыба. Так что я выполняла функции ООН в конфликтах между кухней и офисом наверху. Что, следует отдать ему должное, Стюарт ценил. У нас есть собственное представление о британцах, особенно в таком городе как Балтимор. Это очень американский город на тот случай, если вы этого не знали. Уоллис Симпсон была из Балтимора. Это та, что вышла замуж за вашего Короля. Впрочем не так и много ваших приезжает, так что мы ориентируемся на стереотип, согласно которому британцы - снобы, предпочитают держаться вместе и угощают выпивкой лишь когда иначе никак. Да, и еще - большинство пьет чай ведрами, прошу прощения за прямоту. Но Стюарт был не такой. Сперва он был немного замкнут, но платил сполна и даже казалось, что ему нравятся американцы. Когда он пригласил меня на свидание, я сказала нет, именно так, потому что никогда не встречаюсь с теми, с кем работаю, никогда. Тогда он устроил целое шоу в духе Masterpiece Theatre", если вы понимаете о чем я: сказал, что не сведущ в американском этикете, что уважает мое право сказать нет, но не найдется ли, в рамках нашего загадочного американского кодекса чего-то промежуточного между чисто профессиональными отношениями и настоящим свиданием, на что я могла бы, не вступая в компромисс со своими принципами, ответить согласием. Я сказала: "Ну, можете купить мне выпить, если вы об этом". И тогда мы оба просто рассмеялись. С этого все началось. Вот что, я не собираюсь подробно рассказывать как все было. Вам пришлось бы упасть на колени и умолять меня об этом. Но прежде чем вы продолжите копать дальше, я хотела бы кое-что сказать. Жизнь Стюарта можно вкратце описать так: понемногу вышел из низов, неудачный первый брак, переезд в Штаты, открывает свое дело, добивается успеха, второй брак, вполне успешный, но продлился недолго, дружеский развод, ностальгия по Англии, он решает открыть свое дело на родине. Еще одна американская история успеха, ведь мы их просто обожаем. Человек запутался, выбрался, продолжает жить дальше. Что ж, конечно каждый имеет право на собственную историю. В этом еще одна американская свобода. Можете верить в это если хотите. Сейчас верить. Стюарт: Мои любимые слова - прозрачность, эффективность, порядочность, удобство и гибкость. По сути дела рынок можно разделить на три составляющие. Номер один - прямой почтовый заказ от поставщика - лучше всего годится для мяса и птицы - так что точно знаешь откуда их присылают. Это прозрачность. Номер два - супермакеты, которые вступили в игру чуть позже, но там знают, как представить товар, как продать и как его найти. Это эффективность. Номер три - местные розничные точки, обычно полный бардак, вроде магазинов для экономных, с кипой отвратительных пластиковых пакетов из вторсырья и обкуренными продавцами, которым важнее закончить беседовать друг с другом, чем унизиться до чего-то, похожего на работу, вроде того, что продать кому-то лук-порей. Это порядочность. Теперь - современный потребитель органических продуктов питания, по моему мнению, имеет право на лучшее, что есть в каждом из трех миров: знать откуда берется товар, получить достойное обслуживание, знать, что все, что для него делают правильно и быть готовым заплатить за это немного больше. Добавьте сюда удобство и гибкость и вот результат. Итак я провел исследование, плюс собственные наработки. Яйца, хлеб, молоко, сыр, мед, фрукты и овощи - это основа. Рыба - нет, мясо - да. Некоторым людям может не нравиться вид мяса, но я не гоняюсь за бескомпромиссными идеалистами. Мне нужен обыкновенный покупатель, у которого хватит денег и здравого смысла, чтобы предпочесть органические продукты и которому было бы удобно закупать все в одном месте. Меня не интересует периферия вроде органического вина и пива. Я не собираюсь превращать магазин в лавку всякой всячины. Забудьте о всбивалке для фасолевого супа. Больше никаких любительских ценников, написанных от руки и с восклицательными знаками. Наймите людей, которые умеют отвечать на вопросы и с готовностью завернут покупки. Высокие пакеты из коричневой бумаги, верхушку можно сложить вдвое. Доставка на дом. Прием заказов он-лайн. Организуем встречи с поставщиками. Рассылка новостей ежемесячно. Может показаться, что все это слишком очевидно. Но я никогда и не считал себя незаурядным умником. В большинстве своем незаурядные умники разоряются. А как я говорил некоторые клише справедливы. Я просто взглянул на рынок, прикинул что людям надо, провел исследование и пришел к заключению. Мои магазины называются Лавка Зеленщика. Нравится? Вообще-то я даже горжусь названием. Сейчас у меня четыре торговые точки, в следующем году откроется еще две. О нас лестно отзываются в кулинарных колонках и в глянцевых журналах. Какая-то местная газета недавно хотела заполучить в выпуск мое фото, но я отказался. Я не хотел чтобы эти новости узнали из газеты. Я хотел подождать пока наступит подходящий момент, пока я закреплюсь. Как сейчас. Джиллиан: Когда я сказала, что Оливеру пришлось туго, я это и имела ввиду. У меня есть работа, я не сижу дома, я встречаюсь с новыми людьми. Тогда как Оливер ждет чтобы все происходило само собой. Недавно я вычитала в газете, что к браку надо относиться как к сделке. Там было написано, что романтическая любовь быстро проходит, поэтому чета должна оговорить заранее условия партнерства: все статьи и подпункты, права и обязанности. На самом деле мне это вовсе не показалось чем-то новым. Мне это напоминает старую голландскую живопись - муж и жена, бок о бок, смотрят на мир с легким самодовольством, жена иногда держит в руке кошелек. Брак как сделка - посмотрите что мы на этом выгадали. Что ж, я абсолютно не согласна. Какой в этом смысл, если любви больше нет? Какой был бы смысл, если мне не хотелось бы возвращаться к Оливеру каждый вечер? Конечно, мы много что планируем. Как в любой нормальной семье. Дети, покупки, еда, во сколько встретить, домашняя работа, телевизор, школа, деньги, отпуск. Потом мы падаем в кровать и не занимаемся сексом. Извините, это одна из шуток Оливера. В конце долгого дня, когда с работой были проблемы, а девочки капризничали, он говорит: "Давай просто упадем в кровать и не займемся сексом". Мой отец - он был учитель - сбежал с одной из своих учениц, когда мне было тринадцать. Вы ведь это знали, да? Мама никогда не говорит о нем или о том, что произошло, даже не упоминает его имени. Иногда я думаю - а что если бы он не ушел? Что если бы он решил уйти, а потом передумал - вспомнил о том, что брак это сделка и остался? Подумать только сколько жизней было бы прожито совершенно иначе. Была бы я здесь сейчас? Я недавно читала книгу, написанную женщиной, - и в одном месте она сказала что-то вроде - у меня сейчас нет книги, поэтому не могу процитировать точнее - что-то вроде того, что в любых отношениях прячутся призраки или тени всех отношений, которые не сложились. Все неиспользованные возможности, позабытые выборы, жизни, которые можно было прожить, но которые остались не прожиты. Эта мысль показалась мне невероятно успокаивающей, потому что это правда, и в то же время невероятно печальной. Может это просто часть того, что взрослеешь, или стареешь, как ни назови. Я неожиданно почувствовала страшное облегчение от того, что никогда не делала аборт. Я хочу сказать - это удача - в принципе я ничего не имела против абортов, когда была моложе. Но представьте лишь - думать об этом потом. То, чего не случилось. Неиспользованные возможности, непрожитые жизни. Об этом неприятно думать даже отвлеченно. А только подумайте, как это было бы ужасно, если бы произошло на самом деле. Вот так я сейчас живу. Мадам Уатт: После любви остается брак, как после огня - дым. Помните? Шамфор". Хотел ли он просто сказать, что брак - непременное продолжение любви, что одно не бывает без другого? Мудрость, которая вряд ли стоит того, чтобы ее записывать, нет? Может он предлагает нам прочитать это сравнение буквально? Может он хочет сказать, что любовь полна драматизма - горячая, обжигающая, беспокойная, а брак - как теплый смог, который слепит и щипет глаза. А может он хочет сказать, что брак это то, что постепенно тает - что любовь как неистовое пламя, которое сжигает все вокруг, а брак - легкий дымок, который меняет направление и рассеивается в воздухе с дуновением ветерка. Я думаю это тоже относится к сравнению. Считается, что когда зажигаешь спичку температура выше всего в центре пламени. Это ошибка. Температура выше всего не в самом пламени, но вне его, точнее над ним. Самая высокая температура там, где пламя заканчивается и начинается дым, именно там. Любопытно, hein? Некоторые считают меня мудрой женщиной. Все потому, что я скрываю свой пессимизм. Люди хотят верить, что, да, пусть дела идут неважно, но всегда есть выход, и когда удастся его найти, все наладится. Терпение, добродетель и своеобразное небросское мужество будут вознаграждены. Конечно, я не говорю этого прямо, но что-то в моем поведении заставляет думать, что все это вполне возможно. Оливер, который делает вид, который уверяет, что сочиняет сценарии, как то рассказал мне старую шутку о Голливуде - что то, чего Америке не хватает - так это трагедии со счастливым концом. Так что мои советы - это тоже Голливуд, а люди считают меня мудрой. Выходит, чтобы приобрести репутацию мудрого человека, вы должны быть пессимистом, предсказывающим счастливый конец. Но то, что я советую сама себе, это не Голливуд, это что-то более классическое. Разумеется, я не верю в высшую справедливость, для меня это лишь метафора. Но я верю в то, что жизнь трагична, если еще можно использовать такое определение. Жизнь это процесс, во время которого все твои слабые места неизбежно обнаруживаются. Это так же процесс во время которого выносится наказание за все ранее имевшие быть действия и желания. Не справедливое наказание, о нет, - это часть того, что я имею ввиду, говоря, что не верю в высшую справедливость, - просто наказание. Анархическое наказание, если хотите. Я не думаю, что в моей жизни будут еще мужчины. Это то, что когда-то приходится признать. Нет, нет, не надо мне льстить. Да, я выгляжу на несколько лет моложе своего возраста, но это не такой уж и комплимент для француженки, которая за свою жизнь потратила столько денег на produits de beaute", сколько потратила я. И дело не в том, что это стало совсем невозможно. Это всегда возможно, в этих делах всегда можно заплатить, прямо или косвенно, - только не надо делать такое лицо! - просто пожалуй я больше этого не хочу. Ах, Мадам Уатт, нельзя так говорить, никогда не знаешь когда нагрянет любовь, это может произойти в любую минуту, вы сами нам так однажды сказали, и так далее. Вы меня неправильно поняли. Не то чтобы мне больше не хотелось, а скорее мне не хочется хотеть. Я не желаю возжелать. Я даже так скажу: сейчас я возможно столь же счастлива, как и тогда, когда желала. Я менее занята, менее поглощена желаниями, но не менее счастлива. И не менее несчастлива. Не это ли мое наказание, ниспосланное свыше богами, которых больше не существует - понять, что все сердечные расстройства - подходящее слово? - которые я перенесла, все эти метания и вся эта боль, все ожидания, все, что я делала, не имело, в конечном счете отношения к счастью, как я то полагала. Не в этом ли мое наказание? Вот как сейчас обстоят мои дела. Элли: Я далеко не сразу стала обращаться к ней по имени. Сначала по телефону, называла ее Джиллиан в разговоре с другими людьми, наконец обратилась так к ней самой. Она такой человек - очень собранная, очень уверенная в себе. И потом она почти вдвое старше меня. То есть, я предполагаю, что ей где-то сорок. Мне бы и в голову не пришло спросить у нее прямо. Хотя, готова поспорить, если бы я спросила, она бы ответила не задумываясь. Вы бы послушали, как она разговаривает по телефону. Я бы в жизни не сказала кое-что из того, что говорит она. То есть, все это правда, но тем только хуже, что правда, разве не так? Понимаете, есть клиенты, которые присылают нам полотно потому, что в душе надеются, что под коркой грязи мы обнаружим подпись Леонардо и принесем им золотые горы. Да-да, зачастую вот так вот просто. У них нет никаких доказательств, у них есть только слепая вера и они почему-то думают, что реставрация и анализ картины докажут, что интуиция их не подвела. Разве не за это они нам платят? И в большинстве случаев достаточно одного взгляда, но так как Джиллиан любит собрать все доказательства, она не говорит им, что о том, на что они надеются, и речи быть не может, и так как она этого не говорит, они надеются все больше. А потом, под конец, в девяносто-девяти случаях из ста, ей приходится им сказать. И для некоторых это как пощечина. "Нет, боюсь что нет" - говорит она. Пауза - на другом конце провода долго говорят. "Боюсь это совершенно невозможно". Снова пауза. "Да, это может быть копией утерянного полотна, но даже в этом случае речь идет о датировке 1750-м, 1760-м годом в лучшем случае". Короткая пауза. Джиллиан: "Хорошо, пусть это желтый кадмий, если вы так хотите, хотя кадмий открыли только в 1817. Желтая краска такого состава не существовала до 1750". Короткая пауза. "Да, я "всего лишь" реставратор. Это значит, что я могу датировать полотно по параметрам, которые получаю при анализе пигмента. Есть и другие способы. Например, если вы любитель, вы можете руководствоваться внутренними ощущениями, тогда и правда можно датировать картину любым годом". Как правило этого достаточно чтобы их заткнуть, что неудивительно. Но не всегда. "Да, мы сняли верхний слой краски". "Да, мы взяли анализ всех красочных слоев до грунтовки". "Нет, вы дали на это согласие". "Нет, мы ее не повредили". Она держится спокойно в течение всего разговора. Потом она говорит: "У меня есть предложение". Потом она делает паузу, чтобы удостовериться, что на другом конце ее слушают. "Когда вы заплатите по счету и получите картину обратно, мы вышлем вам полный анализ и заключение, и если вам что-то не понравится, то можете их сжечь". Обычно после этого разговор закончен. А Джиллиан, опуская трубку, выглядит - как? - не то чтобы торжествующей, но уверенной. "Он не скоро обратится к нам опять" - говорю я, имея ввиду частично вот что: - не повредит ли это делу? "Я не работаю с такими свиньями", - говорит она. У вас могло сложиться впечатление, что это просто тихая, научная работа, но на самом деле на вас могут сильно давить. Человек приметил картину на сельском аукционе, его жене она понравилась, и потому что картина потемнела и на библейскую тему, он решил, что это Рембрант. Или, если не Рембрант, как он пояснил, то тогда "кто-то вроде Рембранта", как будто существует такой художник. Он заплатил за нее 6000 фунтов и очевидно полагал, что реставрация и анализ - дополнительные инвестиции, которые помогут его первоначальному капиталу вырасти в десятки или сотни тысяч фунтов. Ему не понравилось, когда ему сказали, что в результате он получил очищенную, хорошо отреставрированную картину, стоящую по-прежнему 6000 фунтов, если найдутся охотники столько за нее выложить. Джиллиан очень прямой человек. И у нее наметан глаз на подделки. Как на людей, так и на живопись. И тогда, и сейчас. Оливер: А вот это забавно. Я отвез своих маленьких законных наследниц и приемниц в закусочную по соседству, чтобы подкрепить силы. Там славные маленькие гусята лакомятся пока большой Га-га-га кормит их разговорами как поп-корном. Дома все выглядело так, словно лары и пенаты" вовсю успели там порезвиться, и со страстью, присущей художнику творить из хаоса порядок, я свалил посуду в раковину и только задумался над тем не взяться ли снова за сборник неопубликованных рассказов Салтыкова-Щедрина или помастурбировать часок-другой (не надо завидовать, просто дразнюсь), как дребезжащее урчание телефона вернуло меня к тому, что философы называют нелепым словом - внешний мир. Кто бы это мог быть - какая-то голливудская шишка, движимая неотложностью моего сценария в сумрак беззвестности - медлительный лори Малибу или миниатюрный африканский потто" с берегов озера Эдуарда"? Или, что более вероятно, моя дражайшая moglie", меркантильно звонящая, чтобы грозно напомнить о том, что моющее средство скоро - скоро как понятие растяжимое - закончится. Но реальность оказалась - и в этом отношении философы минувших тысячелетий оказывались пугающе правы - не совсем такой, как я ее себе представлял. "Привет. Это Стюарт", - произнес довольно самодовольный голос. "Рад за вас", - ответил я со всей горечью утренней меланхолии. (Сумерки почему-то всегда сгущаются утром, не находите? У меня есть даже теория на этот счет, послушайте. Неизменный распорядок дня, включающий рассвет, утро, день, сумерки, ночь, представляет собой столь чертовски очевидную парадигму человеческой жизни от рождения и до смерти, что если с приближением войлочных сумерек, несущих ввергающую в забвение ночь на фалдах фрака, вполне извинительно переживать возвышенную печаль от осознания хрупкости человеческого существования и неизбежности, черт побери, кончины, что если в полдень это все еще уместно, как эхо полуденной пушки, отдающей в ушах колокольным звоном, то tristesse утренних хлопьев, или йогуртовое отчаянье очевидно противоречат, если не являются оскорблением, метафоре. На подобное противоречие черный пес скалится сильнее утром, ирония булькает как бешенство в собственной слюне). "Оливер", - повторил голос, явно устрашенный моим отпором, - "Это Стюарт". "Стюарт", - сказал я, и тут же почувствовал, что надо потянуть время: "Извини, мне послышалось СтюАрт". Он ничего не ответил на это. "Ну как дела?" - спросил он. "Дела", - ответил я, - "в зависимости от принятой точки зрения, либо великая иллюзия, либо единственно возможное положение вещей". "Все тот же старина Оливер", - восхищенно гоготнул он. "А вот это положение, - парировал я - как психологически, так и философски весьма спорно". Я выдал наспех придуманную речь о клеточной репродукции и о том, какая доля клеточной ткани осталась от прежнего Оливера, с которым тому довелось столкнуться тыщу лет назад. "Я подумал мы можем встретиться". И только тогда я осознал, что это не было какой-то фантасмагорической эманацией моего утреннего сплина, или даже - сейчас говоря о "мире" в общепринятом понимании - звонком из другого мира. Малыш Стью, мой малыш Стью вернулся. Просто Стюарт Стюарт: Кажется, я застал Оливера врасплох. Что ж, полагаю это неудивительно. Тот, кто набирает номер, обычно больше думает о том, кому звонит, чем наоборот. Есть те, кто звонит и начинает "Привет, это я", как будто в мире один-единственный человек по имени Я. Хотя, забавным образом, пусть это немного и раздражает, но обычно можно догадаться, кто на другом конце провода, так что, в некотором роде, действительно есть только один Я. Извините, я немного отвлекся. Преодолев первый шок, Оливер спросил: "Как ты нас выследил?" Я немного подумал, а потом ответил: "Нашел адрес в телефонной книге". Что-то в том, как я это сказал, заставило Оливера захихикать, точно так же, как и в былые времена. Это было как отголосок прошлого и немного спустя я к нему присоединился, хотя и не находил это таким смешным, как очевидно находил он. "Все тот же старина Стюарт", - в конце концов сказал он. "В общем да", - ответил я, имея ввиду: не спеши с выводами. "Как твое ничего?" - типичный вопрос в духе Оливера. "Ну, начнем с того, что совсем седой". "Правда? Кто же говорил, что ранняя седина - признак шарлатана? Кто-то из острословов и денди". Он стал перечислять имена, но я не собирался слушать его до вечера. "Меня много в чем обвиняли, но это и вовсе дырявое обвинение". "Ну что ты, Стюарт, я не имел ввиду тебя", - сказал он, и я даже почти поверил ему. "По отношению к тебе это было бы не обвинение, а настоящий дуршлаг. Сквозь такое обвинение можно было бы сливать макароны. Можно было бы..." "Как насчет четверга? До четверга меня не будет в городе". Он сверился с несуществующим ежедневником - я всегда знаю когда это так - и соизволил вписать меня в свои планы. Джиллиан: Когда долгое время живешь с кем-то вместе, то всегда можешь догадаться, когда они что-то скрывают, ведь так? Всегда знаешь, когда они не слушают, или предпочли бы оказаться подальше от тебя, или... все эти или. Я всегда находила это трогательным - то как Оливер что-то утаивает, а потом приходит, чтобы рассказать, сложив перед собой ладони как ребенок. Я думаю, что отчасти это свойственно ему, а отчасти это от того, что в его жизни недостаточно много событий. Что я знаю точно, так это то, что у него действительно хорошо получилось бы иметь успех. Он бы получал от этого настоящее наслаждение и, забавным образом, это бы его не испортило. Я правда так думаю. Мы ужинали. Макароны с томатным соусом, который приготовил Оливер. "Двадцать вопросов", - сказал он, точно в тот самый миг, когда я подумала, что он это скажет. Мы имеем обыкновение играть в эту игру во многом и потому, что это растягивает обмен новостями. Я хочу сказать, у меня тоже не много новостей для Оливера после целого дня проведенного в студии, где я немного слушаю радио и немного болтаю с Элли. В основном о проблемах с мальчишками. "Хорошо", - сказала я. "Угадай кто звонил?" Я ответила не думая - "Стюарт". Повторяю - не думая. Не думая, что могу испортить игру Оливера, не говоря уж о чем-то еще. Он посмотрел на меня так, словно я сжульничала или каким-то образом подглядела отгадку. Он явно не мог поверить, что имя сорвалось у меня просто так. Последовала тишина. А потом Оливер раздраженно спросил: " Какого цвета у него волосы?" "Какого цвета у него волосы?" - повторила я, словно говорить на эту тему было самым обычным делом, - "ну наверное немного с проседью". "А вот и нет! - воскликнул он - Он совсем седой! Кто сказал, что это признак шарлатана? Не Оскар. Бирбом?" Его брат? Гюисманс?" Старина Жорис-Карл...? "Ты его видел?" "Нет, - ответил он, не то чтобы торжествующе, но по крайней мере как будто бы вновь воодушевившись. Я оставила это как есть, ну в том что касается супружеских подозрений. Оливер рассказал мне все. Похоже Стюарт женился на американке, стал зеленщиком и поседел. Я говорю "похоже" потому, что когда Оливер собирает новости, они часто грешат неточностями. Похоже он так же не выяснил ничего по существу - вроде того на сколько приехал Стюарт, зачем, где он остановился. "Двадцать вопросов", - сказал Оливер во второй раз. Теперь он казался спокойнее. "Спрашивай". "Какую траву, специю, или другую полезную добавку, питательное вещество или ароматизатор я добавил в соус?" Я не ответила на все двадцать. Возможно я не очень старалась. Позднее я думала - как случилось, что я сразу угадала, что звонил Стюарт? И почему меня задело то, что он женат? Нет, все совсем не так просто. Одно дело "женат" и нет ничего удивительного в том, что это случается с кем-то, кто пропал из виду на десять лет. Нет, меня задело "женился на американке". Это довольно расплывчато, но неожиданно, на долю секунды, это показалось мне вполне определенным. "Почему сейчас?" - спросила я в тот четверг, когда Оливер собирался уходить, чтобы встретиться со Стюартом. "Что ты имеешь ввиду - почему сейчас? Шесть часов. Я должен там быть в шесть тридцать". "Нет, почему сейчас? Почему Стюарт пытается связаться с нами сейчас? Столько лет прошло. Десять лет". "Подозреваю он хочет загладить свою вину". Должно быть я взглянула на него с удивлением. "Ну, чтобы его простили". "Оливер, но это мы причинили ему зло, а не наоборот". "Ну что ж", - жизнерадостно произнес Оливер, - "теперь все это - кровь под мостом". Потом он закудахтал и по-цыплячьи задвигал локтями - таким образом он хочет сказать "все, полетел". Как-то раз я заметила ему, что цыплята не летают, но он сказал, что от этого только смешнее. Стюарт: Я не слишком-то понимаю всякие там нежности. Я хочу сказать, что одно дело - пожать руки, а другое дело - переспать, конечно это разные полюса. Всякие предварительные игры мне тоже нравятся. Но все эти похлопывания по плечу, обнимания, подталкивания, пощипывания, - что, если задуматься, свойственно лишь мужчинам - извините, я этого не переношу. Не то чтобы это было так важно в Штатах. Они просто думали, что так принято в тех местах, откуда я родом, и мне достаточно было сказать "боюсь, я просто неотесанный солдафон", чтобы они поняли, рассмеялись и еще раз хлопнули меня по плечу. И все ОК. Оливер всегда был склонен к такому проявлению чувств. При малейшей возможности он старается до тебя дотронуться. Он лезет целоваться в обе щечки и ему правда нравится взять в ладони женскую головку и потом облобызать ее, что я нахожу довольно отвратительным. Так он себя видит. Словно для того, чтобы доказать, что он не нервничает, что он тут главный. Так что я совсем не был удивлен тем, что он сделал, когда мы вновь встретились в первый раз за десять лет. Я встал, протянул руку для рукопожатия, что он и сделал, а потом, все еще удерживая мою ладонь, левой рукой скользнул по рукаву вверх, несильно сжал локоть, стиснул плечо, потом его пальцы пробежали выше и придержали меня за шею и наконец он вроде как потрепал меня по затылку, словно желая привлечь внимание к тому факту, что я поседел. Если бы вы увидели такое в кино, вы бы заподозрили, что Оливер - это мафиози, уверяющий меня, что все в порядке, в то время как другой негодяй подкрадывается сзади с удавкой. - Что будешь пить? - спросил я. - Пинту Скаллсплиттера, старина. - Знаешь, я не уверен, что оно у них есть. У них есть Белхавен Уи Хэви". Или как насчет Пелфорт Амберли? - Стюарт. СтьюАрт. Это шутка. Скаллсплиттер. Шутка. - А, - сказал я. Он спросил бармена, что за вина выставлены перед зеркалом, кивнул несколько раз и заказал двойную водку с тоником. - Что ж, ты совсем не изменился, бродяга, - сказал мне Оливер. О да, совсем не изменился: постарел на десять лет, совсем седой, больше не ношу очки, сбросил десяток фунтов благодаря специальной программе упражнений и с ног до головы в американской одежде. Ну да, все тот же старый Стюарт. Конечно, он мог иметь ввиду внутренне, но судить об этом было бы несколько преждевременно. - Ты тоже нет. - Non illegitimi carborundum", - ответил он. Но мне показалось, что они до него таки добрались. Все та же стрижка, ничуть не поседел, но лицо немного помято, а льняной костюм - который показался мне удивительно похожим на тот, что он носил десять лет назад - был в разных пятнах и отметинах, что в былые времена могло бы сойти за признак богемности, но сейчас он просто выглядел поношенным. На нем были черно-белые штиблеты. Такие носят сутенеры - только эти были слишком потерты. Так что он выглядел в точности как Оливер, только более потрепанным. С другой стороны, возможно это я изменился. Может он остался совершенно таким же, просто я теперь воспринимал его иначе. Он рассказал мне, что произошло за последние десять лет. С его слов все очень радужно. Карьера Джиллиан пошла в гору с тех пор как они вернулись в Лондон. Дочери - предмет их радости и гордости. Они живут в перспективном районе. Оливер тоже "как раз работает над несколькими проектами". Не так их и много, чтобы он мог позволить себе угостить меня выпивкой в свой черед (вам придется извинить меня за то, что я замечаю такие вещи). Он не особенно потчевал меня и расспросами, хотя один раз все же спросил про мой бизнес "зеленщика". Я сказал, что дело доходное. Это слово было не первым, что пришло на ум, но это было то слово, которое мне хотелось чтобы Оливер услышал. Я мог бы сказать, что это увлекательно, или что это большой риск, или что дела съедают много времени, или что приходится много вкалывать, все что угодно, но то, как он задал этот вопрос, заставило меня сказать, что дело доходное. Он кивнул с несколько обиженным видом, словно существовала прямая связь между людьми, добровольно расстающимися со своими деньгами чтобы купить лучшие органические продукты в Лавке Зеленщика, и людьми, не желающими расстаться со своими деньгами, чтобы помочь Оливеру работать над "его проектами". Словно я, как человек преуспевший в денежном отношении, должен был испытывать из-за этого чувство вины. Но, как видите, я не испытываю. И вот еще что. Вы же знаете, что бывает отношения застревают на том этапе, с которого начались. Как в семье, где младшая сестренка так и остается младшей сестренкой для своего старшего брата, даже если она уже получает пенсию. Но между Оливером и мной теперь все иначе. Я хочу сказать, в этом пабе он все еще обращался со мной так, словно я был его младшей сестренкой. Для него все по-прежнему. Но не для меня. Я чувствую себя совершенно по-другому. Потом я пробежался по некоторым вопросам, которых он не задал. В былые времена это бы меня немного задело. Теперь нет. Интересно, обратил ли он внимание на то, что я не расспрашивал его о Джиллиан. Я выслушал то, что он мне рассказал, но сам не расспрашивал. Джиллиан: Софи делала домашнюю работу, когда Оливер вернулся домой. Он был немного навеселе, но не пьян, что-то вроде пара-тройка стаканчиков на пустой желудок. Вам знакомо, когда мужчина возвращается домой, в глубине души надеясь, что его за это похвалят? Потому что где-то в подсознании у него осталось воспоминание о временах, когда он еще не женился, не спрашивал разрешения остаться подольше и вечеринка могла беспрепятственно длиться сколько душе угодно. Так что есть легкий привкус - не знаю как назвать - агрессии, обиды, в ответ на что ты тоже обижаешься, потому что в конце концов никто не запрещал ему остаться подольше и ты, честное слово, не возражала бы если бы он и задержался, даже до глубокой ночи, потому что иногда приятно провести вечер одной с детьми. Все это создает немного натянутую атмосферу. - Пап, где ты был? - Были в пабе, Соф. - Ты напился? Оливер сделал круг по комнате, изображая пьяного, подышал на Софи, которая замахала руками и притворилась, что сейчас упадет в обморок. - А с кем ты ходил напиваться? - С одним старым приятелем. Со старым лицемером. С американским плутократом. - А что такое плутократ? - Это тот, кто зарабатывает больше, чем я. Как большинство людей, - подумала я. - А он тоже напился? - Напился? Да он так напился, что у него контактные линзы выпали. Софи засмеялась. Я немного успокоилась. На мгновение. И зря. Вам не кажется, что у детей есть чутье на такие вещи? - Ну так кто он? Оливер посмотрел на меня. - Просто Стюарт. - Смешное имя - Просто Стюарт. - Ну хорошо, он юрист. Юрист во всех отношениях, кроме того, что он не работает юристом. - Пап, ты и правда напился! Оливер снова подышал на нее, Софи снова затихла и вроде бы вернулась к своей домашней работе. - Так откуда ты его знаешь? - Кого его? - Просто Стюарта Плутократа? Оливер снова посмотрел на меня. Не знаю, заметила ли это Софи. - Откуда мы знаем Стюарта? - спросил меня он. "Да уж, премного благодарна", - подумала я, - "не хочешь запачкать руки". Еще я подумала: "Пока не время". - Мы были с ним знакомы, - довольно расплывчато сказала я. - Это очевидно, - ответила она совсем по-взрослому. - Бутерброды на кухне, - сказала я Оливеру. - Пора спать, - сказала я Софи. Они знают, когда я так говорю. Я тоже знаю и не люблю поступать так слишком часто. Но что еще было делать? Оливер покопался на кухне какое-то время и вернулся с большим бутербродом с маслом и чипсами. У него есть глубокая сковородка, которой он страшно гордится, с каким-то фильтром, который должен поглощать запахи. Конечно, ничего он не поглощает. - Секрет хорошего горячего бутерброда с маслом и чипсами - сообщил он, уже не в первый раз, - в том, что горячие чипсы растапливают масло на хлебе. - Так что? - Так что масло течет по рукам. - Нет. Так что со Стюартом? - Ах, Стюарт. Он в добром здравии. Весь седой. Купается в деньгах. Не дал мне угостить его выпивкой - ты же знаешь каково это, когда превращаешься в плутократа. - Мне кажется, ни ты, ни я этого не знаем. Послушать Оливера, Стюарт тот же что и раньше, только стал плутократом и пивным занудой, который много болтает о свиньях. - Вы собираетесь снова встретиться? - Не говорили об этом. - Ты взял его номер телефона? Оливер взглянул на меня и подобрал немного масла с тарелки. - Он мне не сказал. - Ты хочешь сказать - он отказался? Оливер прожевал свой кусок, потом театрально вздохнул: - Нет. Я хочу сказать, что я его не спрашивал, а он сам не предложил. Я почувствовала облегчение, когда услышала это. Это стоило раздражения Оливера. Может он здесь просто проездом. Хочу ли я встретиться со Стюартом снова? Я задала себе этот вопрос позже. И ответа не нашла. Вообще я неплохо разрешаю затруднения - что ж, кто-то должен этим заниматься - но я сознаю, что в некоторых вещах я хочу чтобы кто-то другой принял решение за меня. В любом случае, не думаю, что до этого дойдет. Терри: У меня есть друзья, которые живут у моря. Они рассказали мне, как работают ловцы крабов. Они начинают глубокой ночью, где-то в два традцать и работают до утра. Они раскладывают сеть длиною до пятисот ярдов, к которой через каждый ярд подвешивают грузило и наживку. В качестве наживки обычно используют угря. Потом, после того как они разложили сеть, они начинают ее натягивать и тут требуется острый глаз и большая сноровка. Крабы хватаются за наживку, но крабы ведь не дураки, они не дадут просто так поднять себя в воздух, отцепить от сетки и бросить в корзину. Поэтому за секунду до того, как краб опустится вниз, за секунду до того, как он удерет, ловец крабов должен бесшумно спуститься в воду и подловить его. Как говорит моя подруга Марсель: это вам ничего не напоминает? Стюарт: Что вы думаете о том, как повел себя Оливер? Только честно. Не знаю, чего я ждал. Возможно я ждал чего-то, в чем сам не могу себе признаться. Но вот что я вам скажу. Я не ждал, что ничего не будет. Я не ждал "Привет, Стюарт, старина! Ах ты, старый пройдоха, столько лет тебя не видел, да, можешь купить мне выпить и потом еще, дай я стряхну с тебя пылинку, и еще одну, пока я и дальше буду относиться к тебе покровительственно, продолжим с того места, где мы остановились". Это то, что я называю "ничего". Возможно, это было немного наивно с моей стороны. Но в жизни ведь есть много запутанных вещей, разве не так? Например, можно не любить своих друзей. Или, скорее, любить их и не любить одновременно. Не то чтобы я продолжал считать Оливера своим другом, конечно нет. Хотя он очевидно все еще считает меня другом. Видите, еще одна проблема: А считает, что Б его друг, тогда как Б не считает А своим другом. Если хотите знать мое мнение, дружба может оказаться более запутанной штукой, чем брак. Я хочу сказать, что для большинства людей брак означает - поставить все на карту, так ведь? В тот миг, когда ты ставишь на кон всю свою жизнь, когда говоришь - вот он я, вот все, что у меня есть, я отдам тебе все, что имею. Я не имею ввиду мирские ценности, я имею ввиду сердце и душу. Другими словами, мы думаем сорвать банк, так ведь? Может нам и не удастся сорвать банк, скорее всего нет, или мы можем заполучить весь выигрыш на какое-то время, а потом довольствоваться и меньшим, но мы знаем, что эта сумма где-то существует, вся, целиком. Раньше это называли идеалом. Думаю теперь мы называем это целевой установкой. Так что потом, когда дела идут хуже, когда цифра упадет ниже установленных, скажем пятидесяти процентов, вы заключаете то, что называется развод. Но с дружбой все не так то просто, да? Вы повстречали кого-то, кто вам нравится, вы проводите время вместе - и вот вы друзья. Но нет церемонии, на которой вы объявляете себя друзьями и нет целевой установки. А иногда вы дружите только потому, что у вас общие друзья. Есть друзья, которых вы долгое время не видели, а потом вновь пересекаетесь и все продолжается с того места, на котором прервалось. Есть друзья, с которыми приходится начинать все заново. Вы не можете заключить развод. Я хочу сказать, что можно поссориться, но это другое дело. Так вот, Оливер просто думал, что мы можем продолжить с того же места, на котором все прервалось - даже не так - с того момента, который предшествовал разрыву. Тогда как я хотел прийти и посмотреть. Увидел же я, в общих чертах, вот что. Я спрашиваю, что он будет пить, он говорит - Скаллсплиттер. Я спрашиваю как насчет Белхавен Уи Хэви. Он насмехается надо мной, потому что считает педантом, у которого полностью отсутствует чувство юмора. "Шутка, Стюарт. Штука". Отсюда вывод: Оливер не знает, что действительно существует пиво, которое называется Скаллсплиттер. Его производят на Оркнейских островах и оно обладает удивительно нежным вкусом. Кто-то сказал, что оно чем-то напоминает фруктовое пирожное. Виноградный привкус. Вот почему вместо него я предложил Бэлхавен. Но Оливер ничего этого не знает, и ему и в голову не пришло, что я могу знать. За десять лет я мог узнать кое-что еще, кроме того, что знал раньше. Оливер: Так чего, по вашему мнению, стоит мой приятель-толстосум? Отвечая на этот вопрос, как и на многие другие, можно воспарить, а можно отнестись к нему приземленно, и пожалуй впервые вы поймаете Оливера на том, что, застегнув липучки на креплениях, он скатится вниз, подобно демократическому большинству. La rue basse, s`il vous plait. Мы не обсуждаем здесь нравственное величие упомянутого индивидуума, а желаем получить грубые факты. Набит ли Стюарт зелеными? Пока мы вместе осушали бокал за бокалом и утоляли жажду, я, из чистого такта, не лез с въедливыми расспросами о его пребывании в Земле Свободных, но мне пришло в голову, что если денежное море плескалось у ног его подобно венецианскому приливу, он мог бы, словно какой-нибудь Медичи - переключаясь с одного полиса на другой - облагодетельствовать меня золотыми. Случается, что художнику не стыдно сыграть свою извечную роль получателя подаяний. Связь между искусством и страданием - это позолоченный шнур, который может стеснять довольно сильно. Новый день - новая скорбь. Да, я сознаю, что в мире дотошных постовых с их квитанциями, Пугинескных" лож для дачи свидетельских показаний, узловатых рук, возложенных на Библию, в мире Поборников Правды, Стюарта нельзя назвать в строгом смысле этого слова толстосумом. Уж скорее очертания его тела наводят на мысль о выжиманиях в спертом воздухе спортзала или духовной тщете домашнего велотренажера. Возможно он посещает парочку индийских клубов, подвывая записям Фрэнка Айфилда. Не берусь судить. Все, что из меня можно выжать, это иронию. К тому же, как вы могли заметить, я питаю большое уважение к субъективным истинам - более ощутимым, более надежным истинам, чем истины объективные - и согласно этому критерию Стюарт был, остается и навсегда останется толстосумом. У него душа толстосума, у него принципы толстосума, и думаю его банковский счет тоже счет толстосума. Пусть вас не обманет его подтянутая оболочка, выставленная ныне на всеобщее обозрение. Он правда сообщил мне один любопытный факт, который возможно имеет, а возможно и не имеет отношения к вышеизложенному. Он сказал мне, что свиньи могут страдать от анорексии". Вы знали об этом? Джиллиан: Я спросила Оливера, - Стюарт расспрашивал обо мне? Он выглядел немного рассеянным. Он только собрался ответить, потом передумал, у него снова был рассеянный вид, и сказал: - Уверен, что да. - И что ты ему сказал? - Что ты имеешь ввиду? - Оливер, я имею ввиду, что когда Стюарт спросил тебя обо мне ты должно быть что-то ответил. Так что ты сказал? - Ну то, что обычно. Я подождала, что обычно срабатывает с Оливером. Но у него снова был рассеянный вид. Что означает либо что Стюарт ничего про меня не спрашивал, либо что Оливер не может вспомнить, что он сказал, либо что он помнит, но не хочет говорить. Как вы думаете - что значит рассказать обо мне "то, что обычно"? Ужин Джиллиан: Когда я сказала, что мы падаем в кровать и не занимаемся сексом, вы ведь поняли, что это шутка? Думаю, мы занимаемся сексом почти так же часто, как и среднестатистическое большинство, что бы под этим ни понималось. Может так же часто, как и вы. А иногда не чаще чем среднестатистическое большинство. Уверена, вы понимаете о чем я. Уверена, вы и сами знаете, что это такое. Возможно, вы займетесь этим как только закончите читать эту страницу. Это происходит так. Не так часто как раньше (и совсем не было пока Оливер болел). Более-менее в одни и те же дни недели - в пятницу, субботу, воскресенье. Нет, это похоже на хвастовство. Раз в неделю. Обычно в субботу - в пятницу я слишком устаю, в воскресенье я думаю о понедельнике. Так что в субботу. Немного чаще когда тепло, немного чаще, когда у меня отпуск. Нельзя исключать и воздействие порнофильма, хотя, по правде говоря, сейчас они вызывают обратный эффект. Когда я была моложе, порнофильмы меня возбуждали. Теперь я ловлю себя на том, что сижу и думаю - "так не бывает" - я не хочу сказать, что со мной так не бывает, я хочу сказать, что ни у кого так не бывает. Так что это не срабатывает как возбуждающее средство. Хотя все еще срабатывает для Оливера, что может создавать трудности. Ты ловишь себя на мысли, что мы всегда можем отложить это до следующего раза - и дело не в том, что мы куда-то собираемся. Я думаю, желание становится все более ... неустойчивым. Ты смотришь телевизор, думаешь о том, не пора ли в постель, потом переключаешь канал, смотришь какой-то мусор и спустя двадцать минут вы оба зеваете и момент упущен. Или один из вас хочет почитать, а другой не хочет и он или она лежит рядом в полутьме и ждет когда же выключится свет, а потом все это ожидание, надежда превращаются в легкое разочарование и момент снова упущен, вот так. Или, проходит несколько дней - больше чем обычно, - и ты понимаешь, что время одновременно работает в обе стороны. С одной стороны тебе не хватает секса, с другой стороны ты постепенно перестаешь о нем думать. Когда мы были детьми, мы считали, что монахи и монашки все время испытывают тайное искушение. Теперь я думаю так - готова поспорить, они не думают об этом вообще, большинство не думают, готова поспорить, оно просто исчезает. Не поймите меня превратно. Мне нравится секс, Оливеру тоже. И мне все еще нравится заниматься сексом с Оливером. Он знает, что мне нравится и чего я хочу. С оргазмом нет проблем. Мы оба знаем, как можно его достичь. Вы можете возразить, что это часть проблемы. Как будто вообще есть проблема. Я имею ввиду - мы всегда занимаемся любовью одинаково - одно и то же время, одни и те же предварительные ( ужасное слово) ласки, в одной и той же позе или позах. И мы делаем это так, потому что так лучше, потому что мы по опыту знаем, что так нам лучше. Так что это превращается в тиранию или обязаловку, или что-то подобное. В любом случае из этого никак не вырваться. Правило семейного секса, если хотите знать - а возможно вы не хотите знать - заключается в том, что спустя несколько лет вы не можете делать что-то, чего не делали раньше. Да, я знаю, я читала все эти статьи и советы о том, как придать остроты семейной жизни, о том, что надо подтолкнуть его к тому, чтобы он купил вам особенное белье, а иногда просто устраивать романтический ужин на двоих при свечах и выделять время, чтобы провести его вместе, но я просто смеюсь, потому что в жизни все не так. По крайней мере в моей жизни. Выделить время? Всегда найдется что-то, что надо постирать. Мы занимаемся сексом по-дружески. Вы понимаете, что я имею ввиду? Да, я вижу вы понимаете. Возможно даже слишком хорошо. Мы участвуем в этом как партнеры. Нам нравится общество друг друга. Мы стараемся доставить друг другу удовольствие, мы внимательны друг к другу. Так что мы занимаемся сексом по-дружески. Уверена бывает хуже. Гораздо хуже. Я вас обескуражила? Он или она рядом с вами только что погасил свет со своей стороны. Ровно дышит, чтобы было похоже на то, что спит, но на самом деле не спит. Может вы сказали: "Я только дочитаю страницу" и в ответ услышали дружеское рычание, но потом вы прочли немного больше, чем собирались. Но теперь уже не важно, ведь так? Потому что я вас обескуражила. Вам уже не хочется заниматься сексом. Так? Мэри: Просто Стюарт и Плут-о-Кот придут к ужину. Софи: Плутократ. Мэри: Плут-о-Кот. Софи: Нет - плутократ! Это значит тот, у кого много денег. Мэри: Просто Стюарт и Плут-о-Кот придут к ужину. Стюарт: Я хотел пригласить их в ресторан, но они сказали, что им не с кем оставить детей. Я почувствовал огромное облегчение, когда добрался до них, так как пришлось поблуждать по незнакомым страницам путеводителя. Район, где они сейчас живут, вряд ли можно назвать районом фешенебельных ресторанов. В былые времена Оливер называл это районом ботулистических закусочных. Было темно, шел дождь, я несколько раз сбивался с дороги и уже начал жалеть, что город построен не на координатной сетке. Так или иначе, я все-таки добрался до их закутка в северо-восточной части Лондона. Можно назвать этот район "смешанным". Агенты по торговле недвижимостью может назвали бы его "перспективным" в надежде, что их не привлекут за это к суду. Сейчас еще используют выражение "облагораживать"? Когда-то это называлось именно так. Но я немного отстал от действительности. Разглядывая улицу, на которой живут Оливер и Джиллиан, я никак не мог понять - то ли дома вырастали из под земли, то ли люди врастали в землю, то ли наоборот. Дом с пожарной сиреной, следующий - заколочен, у входа в третий - громоздкий фонарь, дальше живет несколько семей, хозяин не удосужился перекрасить стены со времен второй мировой. Была пара пустующих домов, но они производили какое-то угнетающее впечатление. Что говорят в тех случаях, когда "облагороженный" не подходит? Они живут на первом этаже маленького одноквартирного домика - занимают подвал и часть этажа. Металлические перила задрожали, когда я спустился по ступенькам, у дверей стояла лужица воды. На кирпичной стене был выведен от руки номер дома - 37А, почерк не был почерком Джиллиан. Дверь открыл Оливер, я передал ему бутылку, он взглянул на нее и сказал - "Оригинально". Потом зачитал вслух надпись на этикетке. "Содержит сульфиты", - процитировал он. "Так-так, Стюарт, а как же твои вверительные грамоты зеленщика"? Это непростой вопрос. Я едва открыл рот, чтобы сказать, что хотя теоретически я сторонник органических вин, на практике все куда сложнее - я даже начал говорить что-то подобное, но тут из кухни вышла Джиллиан. На самом деле это не совсем кухня, скорее отгороженная часть комнаты, вроде как камбуз. Она вытирала руки о полотенце. Оливер тут же начал прыгать вокруг нас как слабоумный, повторяя - "Джиллиан, это Стюарт, Стюарт, позволь представить тебе..." и так далее, но я не стал обращать на это внимания, думаю она тоже не обратила. Она выглядела - она выглядела как и должна выглядеть настоящая женщина - если вы понимаете о чем я. Я не хочу сказать зрелой, хотя и это тоже, я не хочу сказать - старше - хотя и это. Нет, она выглядела так, как и должна выглядеть настоящая женщина. Я мог бы попытаться описать ее, сказать в чем разница, но это все равно не передаст то, что я хочу сказать, потому что я не стоял там, раскладывая ее на составляющие. Я просто воспринимал ее целиком, говоря образно - я вновь видел ее, если вы понимаете о чем я. - Ты похудел, - сказала она, что было мило с ее стороны, потому что большинство людей чтобы растопить лед сказали бы - "ты поседел". - А ты нет, - ответил я, что прозвучало довольно жалко, но это единственное, что мне тогда пришло на ум. "О да, о нет, о да, о нет", - стал передразнивать Оливер. К ужину Джиллиан приготовила восхитительную лазанью с овощами. Оливер откупорил мою бутылку и провозгласил, что вино "вполне глотабельно", затем покровительственно одобрил качество вин Нового Света так, будто я был заезжим американцем, или кем-то, с кем у него дела. Хотя не думаю, что у Оливера так уж много дел. Мы поговорили о том о сем, стараясь не касаться скользких тем. - Так на сколько ты приехал? - спросила она в конце ужина. Спрашивая, она отвела взгляд. - Ну полагаю на какое-то время. - Надолго? - в этот раз она улыбнулась, но все еще не смотрела на меня. - Сколько веревочке виться, - сказал Оливер. - Нет, - сказал я, - вы не понимаете. Дело в том, что я вернулся. Я думаю, они оба этого не ожидали. Я начал было объяснять, как тут дверь, тихонько щелкнув, приоткрылась и передо мной появилось детское личико. Девочка какое-то время смотрела на меня, а потом спросила: "Где твой кот?" Джиллиан: Я думала это будет ужасно. Я думала, что Стюарт смутится - раньше его так легко было смутить. Я думала, что не смогу посмотреть ему в глаза. Я знала, что мне п