Памятное впечатление останется у человека, который ночью, после закрытия ежегодной ярмарки, выйдет на Ярмарочную площадь на краю одного из городков Среднего Запада. Это сильное впечатление, которого не забудешь. Со всех сторон тебя обступают призраки - но не мертвецов, а живых людей. Ведь сюда в течение только что минувшего дня сходился народ из города и округи. Фермеры с женами и детьми и люди из сотен стандартных городских домиков собирались внутри этих дощатых стен. Девушки громко смеялись, а бородатые мужчины рассуждали о своих житейских делах. Площадь кипела жизнью. Она кишела людьми и гудела, а вот теперь настала ночь, и вся жизнь куда-то ушла. Тишина почти устрашает. Невольно прячешься за ствол дерева, стоишь тихо, и в эту минуту обостряются все заложенные в твоей натуре способности к отвлеченному мышлению. Содрогаешься, думая о бессмысленности жизни, и в то же время, если только жителя городка близки тебе, чувствуешь такую напряженную любовь к жизни, что даже слезы выступают на глазах. В темноте под крышей трибуны Джордж Уиллард сидел возле Элен Уайт и остро ощущал свою незначительность в круговороте бытия. Теперь, когда он вышел из города, где его раздражало присутствие снующих кругом людей, занятых множеством дел, все его раздражение исчезло. Близость Элен обновляла и освежала его. Казалось, что ее женская рука помогает ему тщательно наладить механизм своей жизни. С чувством, похожим на уважение, он подумал о жителях городка, где постоянно жил. Он преклонялся перед Элен. Ему хотелось любить ее и быть любимым, но в эту минуту он не хотел, чтобы женщина в ней смущала его. В темноте он взял ее за руку и, когда она теснее прильнула к нему, положил свою руку ей на плечо. Поднялся ветер, и Элен вздрогнула. Изо всех сил Джордж старался удержать и понять свое настроение. На этом возвышенном месте, в темноте, два на редкость чувствительных человека, два атома, крепко держались друг за друга и выжидали. Одна и та же мысль была на уме у обоих. ╚Я пришел в это уединенное место и вот нашел здесь другого╩, - такова была сущность их переживания. А в Уайнсбурге суетливый день иссяк, сменившись долгой осенней ночью. Фермерские лошади плелись по пустынным сельским дорогам, увозя своих усталых хозяев. Приказчики начали убирать с тротуаров выставленные образцы товаров и запирать двери лавок. В оперном театре собралась толпа посмотреть представление, а дальше по Мейн-стрит скрипачи, настроив инструменты, трудились и потели ради того, чтобы ноги молодежи летали по танцевальной площадке. Элен Уайт и Джордж Уйллард молча сидели на темной трибуне. Время от времени сковывавшие их чары рассеивались, и тогда они пытались при тусклом свете заглянуть друг другу в глаза. Они целовались, но эти порывы длились недолго. На верхнем конце Ярмарочной площади несколько человек хлопотали вокруг лошадей, принимавших днем участие в скачках. Эти люди развели огонь и разогревали котлы с водой. Когда они проходили мимо костра, можно было разглядеть только ноги сидящих. Языки пламени бешено плясали при порывах ветра. Джордж и Элен встали и ушли во мрак. Они прошли по тропинке мимо еще не сжатого поля маиса. Ветер что-то шептал среди сухих стеблей. На обратном пути в город чары, владевшие ими, на минуту рассеялись. Достигнув вершины Водопроводного холма, они остановились под деревом, и Джордж снова положил обе руки на плечи девушки. Она жадно обняла его, и опять они поторопились уклониться от этого порыва. Они перестали целоваться и слегка отодвинулись друг от друга. В обоих крепло взаимное уважение. Оба были смущены и, чтобы избавиться от смущения, предались веселым играм юности. Они хохотали, дергали и толкали друг друга. Очищенные в какой-то мере этим целомудренным настроением, они были уже не мужчиной и женщиной, не юношей и девушкой, а двумя расшалившимися зверенышами. Так спускались они с холма. Они играли в темноте, два великолепных юных создания среди юного мира. На быстром бегу Элен подставила Джорджу ногу, тот упал. Он стал кричать, ерзая по земле, потом, заливаясь смехом, покатился с холма. Элен побежала за ним. На одно мгновение она задержалась в темноте. Кто знает, какие женские мысли промелькнули в ее голове, но только, достигнув подошвы холма и подойдя к юноше, она взяла его под руку и молча, с достоинством пошла рядом с ним. Каким-то образом - этого они и сами не сумели бы объяснить - они обрели в этот молчаливый вечер именно то, в чем нуждались. Кто бы они ни были - мужчина или юноша, женщина иль девушка, - но им удалось на миг овладеть тем, что дает зрелым мужчинам и женщинам возможность переносить жизнь в современном мире. ОТЪЕЗД Перевод М.Танка Юный Джордж Уиллард встал с постели в четыре часа утра. Стоял апрель, и молодые листочки только-только выходили из почек. Вдоль лучших улиц Уайнсбурга растут клены, и семена у них летучие. Когда дует ветер, семена неистово кружатся, наполняя воздух и образуя ковер под ногами. С коричневым кожаным чемоданчиком в руке, Джордж спустился в контору гостиницы. Его сундук уже был упакован. С двух часов ночи Джордж не спал, размышляя о предстоящей поездке и о том, что он встретит в конце пути. Мальчик, ночевавший в конторе, спал на раскладной койке у дверей и храпел в свое удовольствие. Джордж пробрался мимо него и вышел на безмолвную, пустынную Мейн-стрит. Восток розовел от зари, и полосы светлых лучей протянулись в небе, на котором еще горели редкие звезды. За последним домом на Транион-пайк открывается широкий простор полей. Поля принадлежат фермерам, живущим в городе; по вечерам в легких скрипучих повозках они ездят домой по дороге Транион-пайк. На полях сажают землянику и другие ягоды. Жарким летом в конце дня, когда дорога и поля покрыты пылью, над обширной равниной висит дымчатая завеса. Глядишь на эту землю, и кажется, будто глядишь на море. Весной же, когда земля зазеленеет, впечатление создается иное. Тогда равнина кажется огромным биллиардным столом, на котором ползают взад и вперед крохотные букашки - люди, работающие в полях. На протяжении всего детства и юности Джордж Уиллард имел привычку гулять в районе Транион-пайк. Ему случалось бывать на огромном открытом пространстве и в зимние ночи, когда все вокруг покрывал снег и только луна глядела на него с высоты. Бывал он здесь и осенью, когда дули холодные ветры, и в летние вечера, когда воздух дрожал от хора насекомых. В это апрельское утро ему захотелось скова пойти туда, еще раз погулять в тишине. Он прошел до места, в двух милях от города, где дорога сбегала к речушке, здесь повернул и молча пошел обратно. Когда он дошел до Мейн-стрит, приказчики уже мели тротуары перед лавками. - Эй, Джордж! Уезжаешь? Ну, каково на душе? - спрашивали они. Поезд, идущий на Запад, отходит из Уайнсбурга в семь часов сорок пять минут. Кондуктором в нем - Том Литтл. Его поезд курсирует от Кливленда до места соединения ветки с железнодорожной магистралью, конечные пункты которой - Чикаго и Нью-Йорк. У Тома, как это называется у железнодорожников, ╚легкий маршрут╩. Каждый вечер он возвращается к семье. Осенью и весной он в воскресные дни ловит рыбу на озере Эри. У него круглое румяное лицо и маленькие голубые глаза. Людей, живущих в городках вдоль его ветки, он знает, пожалуй, лучше, нежели житель большого города знает своих соседей по дому. В семь часов Джордж сошел по небольшому спуску от ╚Нью Уиллард-хауса╩. Его чемоданчик нес Том Уиллард. Сын был теперь ростом выше отца. На перроне все пожимали молодому человеку руку. Больше двенадцати человек собрались его проводить. Они толковали о своих делах. Даже Уил Хендерсон, человек ленивый и часто спавший до девяти, встал с постели. Джордж был смущен. По платформе прошла Гертруда Уилмот, высокая худая женщина лет пятидесяти, служившая на почте. До этого дня она никогда не обращала внимания на Джорджа. А сейчас остановилась и протянула ему руку. В двух словах она высказала то, что думал каждый. - Желаю удачи! - отрывисто сказала она, а затем повернулась и пошла своей дорогой. Когда поезд подошел к станции, Джордж почувствовал облегчение. Он стремительно кинулся в вагон. По Мейн-стрит бежала сломя голову Элен Уайт в надежде услышать от него хоть одно слово на прощанье, но Джордж уже нашел себе свободное место и не видел ее. Когда поезд, тронулся, Том Литтл пробил билет Джорджа и ухмыльнулся; при этом он не сделал никаких замечаний, хотя отлично знал Джорджа и понимал, на какой смелый путь тот вступает. Том успел перевидать тысячу таких Джорджей Уиллардов, уезжавших из своих городишек в большой город. Для него это был весьма обыкновенный случай. Только что в курительном вагоне один человек пригласил Тома на рыбалку в Сендаски-бэй. И теперь ему хотелось поскорее принять это приглашение и договориться о подробностях. Джордж окинул взглядом вагон и, удостоверившись, что никто на него не смотрит, вытащил бумажник и пересчитал свои деньги. Он был озабочен тем, как бы не показаться ╚зеленым╩. Едва ли не последние слова, сказанные отцом на прощанье, относились к вопросу о поведении Джорджа по приезде в большой город. - Будь начеку, - сказал сыну Том Уиллард. - Присматривай за своими деньгами. Не спи! Вот тебе мое напутствие. Пусть не думают, что ты еще желторотый. Сосчитав деньги, Джордж взглянул в окно и удивился, что поезд все еще в пределах Уайнсбурга. Молодой человек, покидавший родной город, чтобы познать жизнь с ее приключениями, задумался, но размышления эти не были глубокими или драматическими. Такие темы, как смерть матери, его отъезд из Уайнсбурга, неопределенность будущей жизни в большом городе, серьезные, важные для него вопросы даже не приходили ему на ум. Он вспомнил о мелочах - о Тарке Смоллете, возившем по утрам доски по главной улице Уайнсбурга; о высокой, прекрасно одетой женщине, которая однажды провела ночь в гостинице его отца; о фонарщике Батче Уилере, летним вечером спешащем по улицам с факелом в руке; об Элен Уайт, стоящей у окна в почтовой конторе Уайнсбурга и наклеивающей марку на конверт. Молодой человек был во власти все усиливавшейся склонности к мечтаниям. При взгляде на него вы не сочли бы его особенно умным. Вспоминая всякие мелочи, занимавшие его воображение, Джордж закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Он долго просидел так, а когда очнулся и снова выглянул в окно вагона, город Уаинсбург уже исчез, а его жизнь там осталась только фоном, на котором ему отныне предстояло рисовать мечты зрелых лет.