Филип Дик. Глаз в небе --------------------------------------------------------------- (Роман написан в 1957 год) Перевод А.Рысина (Вариант) Изд: "Мастер всея галактики", 1996 Компьютерный набор -- Сергей Петров, 04.05.2000 --------------------------------------------------------------- Глава 1 Протонно-лучевой дефлектор "Мегатрон", находящийся в Белмонте, штат Калифорния, преподнес своим создателям отвратительный сюрприз -- он сломался. Все произошло мгновенно: луч протонов, напряжением в шесть миллиардов вольт, ударил под крышу "Мегатрона" и походя снес обзорную платформу. На платформе в это время находились восемь человек: группа экскурсантов и гид. Все восемь рухнули на каменный пол и валялись в шоке, пока спасатели не убрали магнитное поле и с большим трудом не подавили жесткую радиацию. Четверо из восьми нуждались в срочной госпитализации. Двоим некоторое время пришлось хорошенько походить по врачам и изрядно потратиться на лекарства. Остальным оказали первую помощь и посоветовали идти домой. Местные газеты не замедлили поднять шумиху вокруг происшествия. Адвокаты пострадавших громогласно выступали в суде, добиваясь возмещения ущерба. Невзирая на всю суету по случаю аварии, на руинах появились рабочие, спокойно достали инструменты и принялись ковыряться в искореженном агрегате. Правда, кое-какие меры все же приняты были: пару должностных лиц, связанных с "Мегатроном", уволили, равно как и дефлекторную систему вместе с ее вдохновенными разработчиками -- отправили на свалку. Происшествие заняло совсем немного времени: в 4.00 начались аномальные отклонения, а в 4.02 восемь человек уже угодили в жуткую лучевую молотилку. Гид, молодой негр, упал первым. Последним оказался на полу молодой инженер с расположенного неподалеку ракетного завода. В тот момент, когда всю группу повели на платформу, он отстал, вернулся в коридор и собрался закурить. Если бы он не бросился спасать жену, то остался бы скорее всего невредим. Последняя картина в его затухающем сознании: выпавшие из рук сигареты и -- тщетная попытка схватить Маршу за рукав плаща... В то утро Джек Гамильтон долго сидел без дела в своей лаборатории, с кислым видом точил карандаши и потел от переживаний. Подчиненные продолжали работу, все шло заведенным порядком. В полдень появилась Марша -- сияющая, милая, изысканно одетая, ни дать ни взять яркая птичка из Голден-Гейт-парка. Появление жены стряхнуло мрачное оцепенение. Это благоухающее дорогой парфюмерией, нарядное и беззаботное существо было самым большим достоянием Джека, много ценней других его сокровищ -- к примеру, новейшей акустической системы "Hi-Fi" или коллекции лучших сортов виски. -- Ну, какие проблемы? -- спросила Марша, присев на край серого металлического стола и болтая стройными ножками. -- Поторапливайся, надо еще успеть перекусить... А то опоздаем! Сегодня первый день работы дефлектора -- того самого, что ты хотел увидеть. Или забыл?.. Ты готов? -- Готов хоть в газовую камеру, -- хмуро ответил Гамильтон. -- Тем более она вроде как уже поджидает меня. Карие глаза Марши округлились; ее беззаботность сменилась беспокойством. -- Что такое? Опять секреты фирмы? Милый, ты мне ни слова не сказал, что у тебя трудный день!.. За завтраком ты резвился, как щенок на прогулке. Взглянув на часы, Гамильтон тяжело поднялся. -- Ладно, давай подкрепимся хорошенько. Другой возможности уже, вероятно, не представится... Как бы эта экскурсия не оказалась для меня последней. Но Джек не добрался даже до выхода из лаборатории, не говоря уж о ресторане, который находился за чертой режимной зоны "Калифорния мэйнтэнанс". Гамильтона остановил курьер, протягивая туго скрученный лист бумаги. -- Мистер Гамильтон, это вам. Полковник Эдвардс просил передать... Негнущимися пальцами Гамильтон развернул бумажку. -- Вот оно!.. -- тихо проговорил он жене. -- Присядь-ка в холле. Если не вернусь через час или около того, поезжай домой и открой банку свинины с фасолью... -- Но, Джек!.. -- Марша сделала беспомощный жест. -- Ты говоришь это так... так страшно! Ты что-то уже знаешь? Джек знал. Склонившись, он быстро поцеловал жену в алые, влажные, чуть вздрагивающие губы и зашагал по коридору вслед за курьером, направляясь к управленческим этажам. Там, в шикарном конференц-зале, обычно торжественно заседало руководство корпорации. Джек уселся, физически ощущая присутствие начальства -- всей этой толпы заправил и боссов без пола и возраста -- как колыхнувшуюся смесь сигарного дыма, дезодоранта и обувного крема. Над длинным металлическим конференц-столом висела бормочущая каша голосов. Во главе стола сидел старый полковник собственной персоной, окопавшийся за стеной укреплений из всякого рода справок и отчетов. Каждый чин, в той или иной степени, имел свой оборонительный вал на столе -- хотя бы папку, массивную пепельницу или стакан теплой воды. Напротив полковника Эдвардса пристроился толстяк Чарли Макфиф в форме капитана охраны. Той самой охраны, что патрулировала вокруг ракетного завода, выполняя роль своеобразного пугала от мифических русских шпионов. -- А, вот и вы, -- пробормотал полковник, сурово взглянув поверх очков на Гамильтона. -- Это не займет много времени, Джек. На повестке дня один вопрос... Вам не придется сидеть долго и выслушивать... Гамильтон промолчал. Он застыл в напряженном ожидании. -- Речь пойдет о вашей жене, -- начал Эдвардс, послюнив толстый палец и принимаясь листать какой-то отчет. -- Как я понимаю, вы теперь, после отставки Сазерленда, полностью отвечаете за наш исследовательский отдел... Верно? Гамильтон кивнул. Его руки на стальной поверхности стола выглядели неестественно серыми. Он криво улыбнулся: серые будто кожа мертвеца. Вздернули, подвесили за шею, чтоб другим неповадно было, -- и все признаки жизни тихо улетучились. -- Ваша жена, -- рокотал Эдвардс, в то время как его руки выделывали замысловатые коленца над страницами перелистываемого доклада, -- классифицируется как фактор риска для безопасности предприятия. Вот у меня доклад... -- Он кивком указал на безмолвного капитана. -- Мне принес его Макфиф. Следует сказать, с неохотой принес. -- С большой неохотой, черт побери! -- вставил Макфиф, обращаясь к Гамильтону. Его глаза, больше похожие на медные пуговицы от мундира, просили о снисхождении. Гамильтон проигнорировал его. -- Разумеется, вам хорошо известны наши правила безопасности. Мы частный концерн, но наш клиент -- Правительство. Никто, кроме Дяди Сэма, наши ракеты покупать не может. Поэтому нам надо быть настороже. Я довожу это до вашего сведения, а вы решайте как знаете. Прежде всего это ваше дело. Нас оно касается лишь постольку, поскольку вы возглавляете лабораторию. И тогда это становится нашим делом. Он смотрел на Гамильтона так, будто видел его впервые; несмотря на то, что лично принимал Джека на работу добрых десять лет назад, когда Гамильтон был молодым, энергичным, перспективным инженером-электронщиком, только что из Массачусетского технологического. -- Значит ли все это, -- спросил Гамильтон внезапно севшим голосом, -- что Марше запрещено появляться на заводе? -- При этом пальцы его нервно сцепились, будто два быстрых краба в схватке. -- Нет, -- ответил Эдвардс, -- это значит, что вам будет отказано в допуске к секретным материалам, пока ситуация не изменится. -- Но ведь... -- Гамильтон в изумлении умолк. Потом выпалил: -- Все материалы, с которыми я имею дело, секретны! Ему никто не ответил. Только в углу натужно гудел кондиционер. -- Черт меня побери! -- неожиданно громко сказал Гамильтон. Несколько бумажек, словно стайка испуганных птиц, взлетели в воздух... Эдвардс искоса, с любопытством взглянул на Джека. Чарли Макфиф закурил сигару и нервно пригладил тяжелой ладонью свою редеющую шевелюру. В простецкой коричневой униформе он был похож на этакого пузатого увальня -- глуповатого патрульного дорожной службы. -- Предъявите ему обвинения, -- заговорил Макфиф. -- Дайте ему шанс защититься, полковник. Какие-то права у него все же есть! Некоторое время полковник Эдвардс молча копался в справках, представленных ему службой безопасности. Но вскоре с помрачневшим от безнадежности лицом он подвинул досье к Макфифу. -- Твой отдел все это готовил, -- пробормотал он, как бы открещиваясь от щекотливого дела. -- Ты и скажи. -- Вы что же, собираетесь читать это здесь?! -- запротестовал Гамильтон. -- Для тридцати человек? В присутствии всех чиновников компании? -- Они уже видели этот доклад, -- не без сочувствия заметил Эдвардс. -- Он был подписан около месяца назад. И с той поры циркулировал. В конце концов, мой мальчик, ты у нас персона важная. Мы не можем позволить себе отнестись к этому вопросу легкомысленно. -- Во-первых, -- заявил Макфиф, явно чувствовавший себя не в своей тарелке, -- это дело нам передали из ФБР. -- Вы их запрашивали? -- язвительно спросил Гамильтон. -- Или досье чисто случайно начало циркулировать по стране? Макфиф побагровел. -- Ну, в общем, мы их запросили. Обычная деловая справка. Боже милостивый, Джек, да и на меня есть досье. А ты что думал? Даже на Президента досье заведено!... -- Вам нет нужды читать эту чушь, -- проговорил дрогнувшим голосом Гамильтон. -- Марша вступила в прогрессивную партию еще будучи зеленой первокурсницей. Да, она вносила деньги в помощь испанским беженцам. Выписывала радикальный журнал. Все это я и так давно знал. -- Прочитайте полученные материалы! -- приказал Эдвардс. Продираясь сквозь дебри доклада, Макфиф внимательно выискивал нужные данные. -- Миссис Гамильтон вышла из прогрессивной партии. Журнал "Ин факт" больше не издается. Она посещала собрания калифорнийского отделения Союза работников искусств, наук и свободных профессий -- из прокоммунистических организаций это одна из самых активных. Она подписала Стокгольмское мирное воззвание. Вступила в Союз гражданских свобод, обвиняемый наблюдателями в левацкой ориентации. -- Что это значит -- "левацкая ориентация"? -- потребовал объяснений Гамильтон. -- Это означает симпатию к лицам или группам лиц, которые общаются с коммунистами. -- Макфиф продолжил старательное чтение доклада: -- Миссис Гамильтон написала письмо в "Сан-Франциско хроникл", протестуя против запрета на въезд Чарли Чаплина в Соединенные Штаты. Она подписала воззвание за освобождение супругов Розенберг, осужденных за измену родине. Она выступила на собрании Аламедской лиги женщин-избирательниц, высказываясь за допуск в ООН красного Китая -- коммунистической страны! Вступила в оклендское отделение организации "Мирное сосуществование или смерть", имеющей также отделения в странах за железным занавесом. А еще внесла деньги на нужды Общества содействия прогрессу цветного населения. -- Он повысил голос: -- Сорок восемь долларов пятьдесят пять центов! В зале стояла тишина. -- Все? -- буркнул Гамильтон. -- Да, это весь материал по данному вопросу. -- А упоминается ли там, -- сказал Гамильтон, стараясь унять волнение, -- что Марша выписывает "Чикаго трибюн"? Или что она участвовала в избирательной кампании Эда Стивенсона?.. Что вносила деньги в Общество за гуманное отношение к кошкам и собакам?.. -- Не вижу, какое это имеет отношение?.. -- нетерпеливо перебил Эдвардс. -- Для полноты картины! Да, Марша пару раз читала "Ин факт". Ну и что? В руках у нее бывал и "Нью-Йоркер". Она вышла из прогрессивной партии вслед за Уоллесом и вступила в организацию "Молодые демократы". Это упомянуто? Не скрою, ей любопытен коммунизм, но разве она оттого стала коммунисткой? Все, о чем вы тут болтали, -- вздор! Эка невидаль, женщина иногда заглядывает в левые журналы и слушает левых ораторов... Это еще не доказывает, что она одобряет коммунизм, или подчиняется их партийной дисциплине, или выступает за свержение правительства, или... -- Мы и не утверждаем, что твоя жена -- коммунистка, -- заметил Макфиф. -- Мы только отмечаем, что она фактор риска для безопасности. А вероятность того, что Марша коммунистка, существует. -- Господи! -- воскликнул Гамильтон, вполне сознавая, насколько бесполезны его слова. -- Тогда я должен доказать, что она не коммунистка? Так, что ли? -- Да, есть вероятность, -- не слушая Гамильтона, поддержал заключение Макфифа Эдвардс. -- Джек, попытайся мыслить здраво, не поддавайся эмоциям. И не кричи. Может, Марша и красная, может -- и нет. Не о том речь. Что у нас против нее? Материал, который говорит, что твоя жена занимается политикой -- притом радикальной политикой. А это нехорошо. -- Маршу все интересует. Она умна и образованна. У нее в распоряжении целые сутки, чтоб узнать обо всем. Или она, по-вашему, должна сидеть дома и только... протирать мебель? Готовить?.. Или шить? -- Тут мы имеем определенный образ жизни, модель поведения, что ли, -- разъяснял Макфиф. -- Надо признать, что ни один из приведенных пунктов сам по себе не является обвинением. Но если их сложить вместе и взять среднестатистическую норму, то... это выходит за всякие рамки, Джек. Слишком во многом замешана твоя жена. -- Всего лишь общение, не больше. Разве на основе этого можно доказать, что она согласна с их речами? -- Мы не можем прочесть ее мысли. Ты и сам не можешь. Но судить о поступках -- другое дело. В какие общества она вступает, какие петиции подписывает, куда деньги вносит. Для нас это единственные улики, нам из этого приходится исходить. Ты говоришь: она ходит на митинги, но не согласна с речами. Давай на минуту представим себе вот что: полиция накрывает непристойное шоу, вяжет девиц и менеджера, но отпускает зрителей. Ведь те заявили, что зрелище им не понравилось... -- Макфиф развел руками. -- Если им не нравилось -- зачем они там сидели? Один раз -- допускаю. Из любопытства. Но не раз за разом, из года в год. Жена твоя с левыми водится уже десять лет. С тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. У нее было достаточно времени, чтобы составить мнение о коммунизме. Но она продолжает иметь дела с левыми. Она по-прежнему тут как тут, стоит лишь кучке комми устроить протест против линчевания на Юге или завопить по поводу ассигнований на оборону. Ссылка на то, что Марша также читает "Чикаго трибюн", не более уместна, чем тот факт, что любитель порношоу ходит еще и в церковь. Это лишь доказывает разносторонность, даже противоречивость его личности... Но факт остается фактом: одна из граней этой личности включает смакование грязи. Его привлекают не за то, что он ходит в церковь, а за то, что он любит непристойности и ходит смотреть на непристойности. На девяносто девять процентов твоя жена, возможно, такая же американка, как все прочие, -- она может хорошо готовить, осторожно водить машину, исправно платить налоги, участвовать в благотворительности или печь пирожные для беспроигрышной лотереи в церковном приходе. Но один последний процент может быть завязан на коммунистов... И -- все! Немного помолчав, Гамильтон выдавил: -- Ты неплохо изложил свою позицию. -- Я верю в свою позицию. Тебя и Маршу я знаю столько же, сколько служу здесь. Вы оба мне нравитесь -- так же, как и Эдвардсу. Все вас любят. Но не в этом дело. Пока мы не обладаем телепатией и не читаем чужие мысли, нам придется полагаться на статистику. Мы не можем утверждать, что Марша агент иностранной державы. А ты не можешь утверждать, что она им не является. И пока нам придется разрешить сомнение не в ее пользу. Не имеем права поступить иначе. Чуть закусив толстую нижнюю губу, Макфиф спросил: -- Тебе никогда не приходило в голову спросить себя: а не коммунистка ли моя жена? Не приходило... Взопревший от столь неожиданного обсуждения его личной жизни, Гамильтон молчал, уставив невидящий взгляд в тусклое железо столешницы. Джек всегда полагал, что Марша говорит ему правду, уверяя, что коммунизм ей только любопытен. Теперь, благодаря усиленному давлению коллег, у Джека впервые запало в душу некое горестное сомнение. Черт возьми, с точки зрения статистики все возможно! -- Я спрошу ее сам об этом, -- громко проговорил он. -- Спросишь? -- криво усмехнулся Макфиф, но, спохватившись, придал физиономии постное выражение. -- И что она ответит? -- Конечно, скажет нет! Эдвардс качнул головой: -- Это ровным счетом ничего не стоит, Джек! Если сам ты хорошенько подумаешь, то согласишься со мной. Гамильтон вскочил: -- Она рядом, в холле! Пожалуйста, сколько влезет -- пригласите и спросите! -- Я с тобой не собираюсь спорить, -- вздохнул Эдвардс. -- Твоя жена классифицирована как фактор риска, а потому, впредь до особого распоряжения, ты отстраняешься от работы. Либо представь убедительные доказательства того, что она не коммунистка, либо расстанься с ней. -- Он пожал плечами. -- У тебя же карьера, парень. Дело твоей жизни! Грузно поднявшись из-за стола, Макфиф вперевалку подошел к Джеку. Остальные чиновники зашевелились, как болотная ряска под сапогом. Стали тоже подниматься и тянуться к выходу. Разбирательство по делу Гамильтона закончилось. Ухватив Джека за локоть, Макфиф настойчиво повел его к дверям. -- Давай поищем, где тут можно проветриться!...А как насчет выпить? Втроем -- ты, я и Марша!.. В "Сейф-Харборе" виски прокисает без нас. Думаю, мы могли бы проявить к нему сочувствие. Глава 2 -- Ничего пить не буду! -- заявила Марша ломким, нервным голосом. Бледная, решительная, она стояла перед Макфифом, не обращая внимания на идущих через холл чиновников. -- Мы с Джеком собрались на "Мегатрон". Смотреть пуск новой установки. За неделю вперед планировали. -- Моя машина рядом, -- расшаркался Макфиф. -- Я вас подброшу. -- Иронизируя, он добавил: -- Я же легавый. Могу подкинуть вас прямо на место! Когда запыленный "плимут" покатил вниз по склону к корпусам "Мегатрона", Марша проговорила: -- Не знаю, то ли мне смеяться, то ли плакать?.. Я просто поверить не могу! Вы все это серьезно? -- Полковник предложил Джеку выкинуть тебя, как старое пальто, -- проворчал Макфиф. Оглушенная новостью. Марша судорожно выпрямилась, сжав сумочку, как утопающий соломинку. -- Ты поступил бы так? -- Нет, -- ответил Гамильтон. -- Даже будь ты извращенка, коммунистка и алкоголичка, вместе взятые. -- Ты слышал? -- обернулась она к Макфифу. -- Слышал. -- Что скажешь? -- Думаю, что оба вы -- чудесные ребята. Джек был бы сукин сын, если бы решил иначе. Я и полковнику Эдвардсу так сказал. -- Кто-то из вас двоих, -- начал Гамильтон, -- здесь явно лишний. Кого-то надо вышвырнуть из машины. Сейчас брошу жребий!.. -- Ты разве не видишь? -- прошептала Марша. -- Произошла ужасная вещь! Это же заговор против нас двоих. Против нас всех! -- Я и сам себя чувствую гнусно, -- признался Макфиф. Свернув с дороги к контрольно-пропускному пункту, он вырулил на территорию "Мегатрона". Дежурный у входа отдал честь и помахал рукой; Макфиф махнул в ответ. -- В конце концов, вы же мои друзья... но вмешался служебный долг, принуждающий писать объяснительные на друзей. Собирать компромат, распутывать сплетни... Думаете, мне это по душе? -- Засунь свой долг... -- начал было Гамильтон, но Марша дернула его за рукав. -- Чарли прав. Он не виноват. Мы все тут ни при чем, все трое. Машина остановилась у главного входа. Макфиф выключил двигатель, они вышли из машины и понуро побрели вверх по широким бетонным ступеням. После идиотских разговоров желание радостно созерцать чудо техники как-то пропало. Небольшая группа специалистов собиралась поблизости. Гамильтон придирчиво оглядел их. Модно одетые молодые люди со стандартной короткой стрижкой по-приятельски болтали друг с другом. Рядом топталась и обычная в таких случаях горстка зрителей с улицы. Благополучно пройдя контроль, они предвкушали удовольствие от предстоящего зрелища -- "Мегатрон" в действии. Но Гамильтона тянуло к специалистам, все ж таки коллеги... "Точнее сказать, -- подумал он мрачно, припоминая сегодняшнее обсуждение, -- я был их коллегой, еще недавно..." -- Я отойду на минутку, -- едва слышно проговорила Марша, прикладывая платок к покрасневшим глазам. -- Зайду в женскую комнату, приведу себя в порядок. -- О'кей, -- буркнул Джек, погруженный в собственные мысли. Она отошла, и Гамильтон с Макфифом остались наедине в гулком коридоре главного корпуса "Мегатрона". -- Может, оно и к лучшему... -- как бы отмахнувшись от назойливой мухи, выдохнул Гамильтон. Черт возьми, десять лет -- долгий срок, для любой работы -- долгий. Но тогда чего он достиг за эти годы? Вот вопрос. -- Ты имеешь полное право обижаться, -- вяло отреагировал Макфиф. -- Намерения, конечно, у тебя благие, -- ответил Гамильтон. Отошел и стал в стороне, засунув руки в карманы. Хм... обижен! Не то слово. Он оскорблен до глубины души. И чувство это будет с ним, пока он не решит, кому же в конце концов сохранить верность... Скользкая дорожка! Но дело даже не в этом: случившееся стало для Джека потрясением основ, всех его устоявшихся привычек. Это удар по всему, во что он верил и считал незыблемым. И глубже всего уязвил его именно Макфиф, угрожающий теперь его семейному благополучию. И той женщине, которая значит для Гамильтона больше, чем кто-либо другой на свете. Даже больше, чем работа. Джек вдруг отчетливо, до боли зубовной, осознал это именно сейчас. Его личная преданность всецело принадлежала жене. Прочувствовать это было непривычно и странно. Фактически выбор -- кому же он остается верен -- бездарен в своем зародыше. Однако у Джека появилась фобия, будто их с Маршей силой оттаскивают друг от друга, словно происходит некое тайное действо, повлиять на которое невозможно. Еще мгновение-другое, и он потеряет любимую женщину навсегда. -- Да, -- с трудом ответил он Макфифу. -- Чертовски обидно... -- Найдешь ты другую работу. С твоим-то опытом. -- Моя жена! -- напомнил Гамильтон. -- Я о ней толкую. Как думаешь, будет у меня шанс когда-нибудь поквитаться с тобой? Хотелось бы!.. -- Последняя фраза даже для самого Джека прозвучала по-детски наивно. -- Ты больной уродец! -- заявил он Макфифу, продолжая бесполезный разговор, отчасти потому, что не хотелось удерживать в себе горечь обиды, а отчасти -- просто по инерции. -- Ты расправляешься с невинными людьми. Параноик в бредовом угаре... -- Прекрати! -- оборвал его Макфиф. -- Тебе дано было время одуматься, Джек. Целые годы. Слишком много времени, Джек. Пока Гамильтон подбирал словцо покрепче, вернулась Марша. -- Они запускают простых смертных. Большое начальство уже посмотрело... -- Сейчас она выглядела более спокойной. -- Эта штука, новый дефлектор, говорят, уже включен. Гамильтон неохотно оставил капитана. -- Тогда идем. Макфиф поковылял рядом. -- Это должно быть интересно, -- бубнил он, ни к кому конкретно не обращаясь. -- Наверняка! -- отчужденно ответил Гамильтон, чувствуя, что весь дрожит. Глубоко вздохнув, он вслед за Маршей вошел в лифт и машинально повернулся лицом к выходу. Макфиф сделал то же самое. Гамильтон мог теперь вволю насмотреться на его багровую бычью шею. На втором этаже они увидели молодого негра с повязкой на рукаве, собиравшего группу посетителей. Они присоединились к нему. Другие терпеливо ожидали своей очереди. Стрелки часов показывали три пятьдесят; дефлектор уже работал полным ходом. -- Начнем, -- на удивление тонким голосом произнес негр, когда группа направилась к обзорной платформе. -- Нам надо поторапливаться, чтобы другие успели. Как вам известно, "Мегатрон" в Белмонте сооружен Комиссией по атомной энергии для искусственного воссоздания космических излучений. Главный элемент "Мегатрона" -- гигантский магнит, который разгоняет протоны. Положительно заряженные протоны поступают в линейную камеру магнита из трубы ускорителя... В зависимости от интеллекта и настроения зрители либо глуповато улыбались, либо игнорировали гида. Один высокий, худощавый и строгий пожилой джентльмен стоял как столб, сложа руки на груди и выражая неприкрытое презрение к науке вообще. "Вояка!" -- отметил Джек, увидав потемневший металлический значок на хлопчатобумажной куртке. "Ну и черт с ним, -- подумал он с горечью. -- К черту патриотизм вообще. И в конкретном смысле, и в абстрактном. Что солдафоны, что легавые... Их ничего не интересует, кроме пива, собак, автомашин и пушек". -- А имеется ли рекламный проспект? -- жеманно, но в то же время настойчиво спрашивала гида пухлая мамаша преклонных лет. -- Мы бы хотели взять с собой для чтения. И для школы тоже. -- А сколько там вольт? -- выкрикнул ее сын. -- Больше миллиарда? -- Свыше шести миллиардов, -- терпеливо отвечал негр. -- Такое напряжение получают протоны, прежде чем им сообщают отклонение и выводят из круговой камеры. С каждым оборотом луча в камере заряд и скорость возрастают. -- И какая скорость получается? -- поинтересовалась сухопарая тридцатилетняя дама ученого вида. На ней были нелепые очки в тяжелой роговой оправе и строгий деловой костюм. -- Немного меньше скорости света. -- А сколько кругов они делают внутри камеры? -- Четыре миллиона, -- ответил гид. -- При этом пробегают триста тысяч миль -- меньше чем за две секунды. -- Ах!.. Это невероятно! -- воскликнула расфуфыренная мамаша. -- Когда протоны покидают линейный ускоритель, -- продолжал гид, -- они обладают энергией в десять миллионов вольт. Как говорим мы, профессионалы, -- десять мегавольт. Не главная задача -- перевести их на круговую орбиту точно в нужный момент и под нужным углом, чтоб они попали в силовое поле большого магнита. -- А магнит не может это сделать? -- спросил мальчик. -- Нет, для этого существует инфлектор. Протоны очень легко уходят с заданного курса и разлетаются во всех направлениях. Требуется сложная система модуляции, чтобы удержать их и не дать разойтись по расширяющейся спирали. Но даже с разгоном луча до необходимой скорости остается фундаментальная задача вывода его из круговой камеры... Гид предложил посмотреть на кашалотову тушу магнита, помещенную в защитный кожух прямо под платформой. Своей формой магнит напоминал пряник; из кожуха несся мощный гул. -- Камера ускорителя находится внутри. Ее длина -- четыреста футов! Но отсюда она не видна. -- Интересно, -- произнес седой ветеран, -- помнят ли создатели этой удивительной машины, что любое из посылаемых Богом бедствий, как ураган например, намного превосходит всю собранную человеком энергию. Не только этой, но и всех других машин? -- Конечно, знают и помнят! -- ехидно вставила строгая дама. -- Они вам до килограмма рассчитают силу урагана! Ветеран посмотрел на нее с любопытством. -- Вы физик, мадам? -- осведомился он. Гид предложил всей группе пройти на платформу. -- После вас, -- отодвинулся Макфиф, пропуская Гамильтонов. Марша прошла вперед, Джек проследовал за ней. Макфиф, изображая интерес к информационным таблицам на стене, уныло замкнул шествие. Стиснув руку жены, Джек прошептал Марше на ухо: -- Ты что, подумала, будто я и в самом деле откажусь от тебя?.. Мы же не в нацистской Германии! -- Пока еще нет, -- убитым голосом ответила Марша. Она была бледна и по-прежнему печальна. Всю косметику она сняла, губы ее казались бескровными. -- Милый, когда я думаю о людях, затащивших тебя на судилище, чтоб тыкать тебе в лицо моими поступками, словно я какая-нибудь... шлюха или не знаю кто... Я готова убить их! А Чарли-то, Чарли! Я то думала -- он наш друг! Думала, что мы можем на него рассчитывать. Сколько раз он обедал у нас... -- Но ведь мы не в Аравии живем, -- напомнил Гамильтон жене. -- То, что мы его кормили, не означает, что мы навеки породнились. -- Чтобы я когда-нибудь еще приготовила лимонное безе? И все прочее, что ему нравится! У-у, эти его оранжевые подтяжки! Обещай мне, что никогда не будешь носить подтяжек! -- Пределом моих мечтаний будут безразмерные носки! -- Обняв Маршу за плечи, Джек предложил: -- Давай сбросим его на магнит! -- У магнита случится несварение. -- Марша грустно улыбнулась. -- Он, вероятно, выплюнет его обратно. Слишком уж отвратителен! За ними медленно шли мамаша с сыном. Макфиф отстал: руки глубоко в карманах, мясистые щеки угрюмо отвисли. -- А он не выглядит победителем, -- заметила Марша. -- Мне даже как-то жаль его. Ведь он не виноват. -- Кто же тогда виноват? -- почти шутливо спросил жену Джек. -- Эти кровопийцы, капиталистические чудовища с Уолл-стрит? -- Странно слышать это от тебя, -- нервно заметила Марша. -- Ты раньше никогда не говорил подобного. -- Вдруг она сильно сжала ему локоть: -- Ты ведь не думаешь в самом деле, что я... -- Столь же порывисто отстранившись, она воскликнула: -- Да, да, ты думаешь! Думаешь, мол, все оно так и есть!... -- Что -- есть? Что ты состояла в прогрессивной партии? Да я же сам тебя возил к ним на митинги. Ты забыла мой старый "шевроле"? Великой новости уже целых десять лет. -- Я не про то. Ведь для генералов и их подручных такие вещи представляются совсем в ином свете... Неужели и твои мозги сдвинуты набекрень? -- Брось, -- Джек попытался неуклюже отшутиться, -- у тебя нет передатчика в чулане. Я, во всяком случае, не видел. -- А ты искал? -- В ее голосе зазвучали металлические нотки. -- А вдруг он у меня есть на самом деле? Как знать! Может, я и здесь сейчас не просто так, а чтобы сорвать пуск "Мегатрона", или как там его называют? -- Потише! -- тревожно одернул ее Гамильтон. -- Ты мне не приказывай! -- Марша с возмущением повела плечами, резко отступила в сторону и наткнулась прямо на сурового старого вояку. -- Осторожней, леди! -- проговорил ветеран, преграждая ей путь к решетке. -- Так можно выпасть за борт! Тем временем экскурсия продолжалась. -- Критическим вопросом создания всей установки, -- вещал гид, -- была конструкция отклоняющего модуля, который должен выводить протонный луч из круговой камеры прямо на цель. Было перепробовано несколько способов. Сначала просто отключали в нужный момент генератор; это позволяло протонам уходить наружу по расходящейся спирали. Но такое отклонение луча слишком примитивно... -- Правда ли, -- сам удивляясь зачем, отрывисто спросил Гамильтон, -- что однажды в Беркли луч старого циклотрона вышел из-под контроля? Гид заинтересованно взглянул на него. -- Да, говорят. -- Я слышал, что он прошил насквозь служебное помещение, и там до сих пор заметны обугленные края. А по ночам, если выключить освещение, можно видеть радиационное свечение. -- Да, в виде голубого... как бы ореола, -- подтвердил гид. -- Вы физик, сэр? -- Электронщик, -- скромно поправил Гамильтон. -- Этот дефлектор меня интересует. Я и с Лео Уилкоксом немного знаком. -- Да, у Лео сегодня великий день, -- кивнул гид. -- Его установку только что включили на полную мощность. -- Это которую? -- спросил Гамильтон. Гид показал им какую-то сложную систему сбоку от магнита: большая темно-серая труба на мощных опорах была вся окружена путаницей разноцветных трубопроводов малого диаметра. -- Это и есть работа вашего знакомого. Он где-то и сам поблизости. Наблюдает. -- И каковы результаты? -- Пока еще рано говорить. Оглянувшись, Гамильтон увидел, что Марша стоит на другом конце платформы. Он поспешил к ней. -- Веди себя как взрослая, в конце концов! -- сердито прошипел он. -- Раз уж мы здесь, я хочу узнать как можно больше. -- Уж эта твоя физика! Провода и трубы тебе важнее, чем моя жизнь! -- Я сюда пришел увидеть все своими глазами. Так что не мешай, пожалуйста! Не устраивай сцен! -- Это ты устраиваешь сцену. -- Или мало тех бед, что ты уже принесла? -- отвернувшись, хмуро бросил через плечо Джек. Он похлопал по карманам в поисках сигарет. И тут вдруг, перекрывая ровный гул магнита, завыла аварийная сирена. -- НАЗАД! -- закричал гид, вскинув руки над головой. -- Радиационная тревога! Страшный рев заполнил корпус "Мегатрона". Взлетели снопы искр, раскаленные осколки взвились мелкими брызгами и посыпались огненным дождем на обезумевших людей. Удушливое зловоние ударило в нос, но едва ли кто мог это почувствовать; в дикой давке каждый жаждал только одного -- поскорее выбраться из мясорубки. По платформе зазмеилась трещина. Металлическая балка, надвое прошитая лучом, провисла оплавленными ошметками. Мамаша, мучившая гида идиотскими вопросами, металась с разинутым ртом, из которого несся один нескончаемый вопль. Макфиф, судорожно трепыхаясь, пробивал себе дорогу, спасаясь от адского сияния ионизированного воздуха. Он сшибся с Гамильтоном. Оттолкнув потерявшего человеческий облик полицейского, Джек бросился вперед и попытался схватить Маршу... Его одежда уже тлела. Несколько человек показались Джеку живыми факелами. Они в панике пытались уползти с обвисшего куска платформы, плевавшего расплавленным металлом и таявшего на глазах. По всему "Мегатрону" визжали, гудели сирены тревоги. Вопли людей и машин сливались в какофонию ужаса. И вот под ногами медленно обрушился настил. Еще мгновение назад державшийся участок пола превратился в месиво горящих осколков и брызг. Гамильтон инстинктивно выбросил вверх руки, опрокинулся и упал лицом вниз на какие-то засыпанные пеплом железные конструкции. Затем со всего маху пробил мягкий проволочный экран, ограждавший магнит. Последними его ощущениями были визг проволоки и поток обжигающего глотку воздуха... Удар был страшен. В мозгу вспыхнул зримый образ боли; раскаленная глыба металла вспухала, пульсировала и обволакивала тело колючей пеной. Влажный комок живой плоти агонизировал в коконе стальной паутины. Затем исчезло и это. Краешком затухающего сознания воспринимая всю уродливость собственного искалеченного тела, Джек лежал в позе трупа, инстинктивно, а может -- только в воображении, пытаясь подняться. При этом совершенно явственно понимая, что подобная попытка ничего не даст. Быть может, лишь на мгновение продлит агонию. Глава 3 Во тьме что-то шевелилось. Он долго вслушивался. Закрыв глаза, ощущая тело как сплошной сгусток боли, он не двигался, замерев, превратившись в один только слух. Ритмически повторялся звук: тук, тук, словно кто-то, неожиданно воплотившись из тьмы, постукивал, вслепую нащупывая дорогу. Неизвестно сколько времени он вбирал в себя этот звук, пока не понял, что это стучит о стекло твердая планка шторы, а сам он находится в больничной палате. Джек продолжал функционировать. Во всяком случае -- как система из человеческого глаза, зрительного нерва и мозга. И эта система восприняла неясные очертания жены, колеблющиеся и пропадающие из виду. Теплой волной нахлынула зыбкая радость: слава Богу, Марша жива! Джек вознес бессловесную молитву. Поток эмоций затопил сознание... Это была ничем не омраченная радость. -- Он приходит в себя, -- авторитетно произнес некий баритон. -- Кажется, да! -- воскликнула Марша. Ее голос звучал как будто из-за стены. -- Если б только знать точно... -- Я в порядке, -- неразборчиво проговорил Джек. В тот же миг ее тень встрепенулась и полетела к нему... -- Любимый! -- Взволнованно дыша, Марша нежно прильнула к мужу. -- Дорогой, все будут жить! Никто не погиб! И ты тоже, мой родной! Ее лицо светилось искренним счастьем. -- У Макфифа растяжение связок, но это пройдет. А у мальчишки, похоже, сотрясение мозга. -- А ты как? -- слабым голосом спросил Гамильтон. -- У меня все прекрасно! -- Поднявшись, она повернулась перед ним, чтоб он осмотрел ее со всех сторон. Вместо модных пальто и платья на ней был простой больничный халат. -- Одежда превратилась в лохмотья, и они дали мне вот это. В замешательстве Марша тронула свои каштановые волосы: -- Видишь, они теперь короче. То, что обгорело, я отрезала. Ну, отрастут еще! -- Можно мне встать? -- спросил Джек, пытаясь приподняться на постели. Голова закружилась, и он распластался на койке, хватая ртом воздух. Черные круги заплясали вокруг; он закрыл глаза и обреченно ждал, когда все пройдет. -- Какое-то время вы будете чувствовать слабость, -- сообщил доктор. -- Это результат шока и потери крови. Он тронул Джека за руку. -- Покромсало здорово. По кусочку выковыривали из вас металл. -- Кому досталось хуже всех? -- спросил Гамильтон, не открывая глаз. -- Артуру Сильвестру. Помните старого солдата? Он ни на секунду не терял сознание, но, по-моему, уж лучше бы потерял! По-видимому, перелом позвоночника. Сейчас он в хирургии. Гамильтон скосил взгляд на собственную руку: она покоилась в большой гипсовой повязке. -- Я пострадала меньше всех, -- запинаясь, проговорила Марша. -- Но из меня чуть дух не вышибло. Я попала прямо в середину луча. Все, что видела, -- лишь искры из глаз. Правда, экспериментаторы сообразили сразу выключить генератор. Все длилось меньше секунды... -- Она жалобно добавила: -- Но казалось, будто миллион лет! Гладко выбритый молодой врач отвернул одеяло и стал измерять Джеку пульс. Рядом деловито готовила процедуру рослая медсестра. Приборы стояли у нее под рукой. Все выглядело чинно и деловито. Выглядело... однако что-то было не так. Джек это почуял нутром. В глубине подсознания возникло неуютное ощущение, будто изменилось нечто важное... Или -- исчезло. -- Марша, -- неожиданно спросил он. -- Ты чувствуешь?.. Неуверенными шагами Марша подошла ближе. -- Что, милый? -- Не могу объяснить. Но у меня вдруг появилась мысль... Не знаю, как это назвать. Не понимаю... Марша явно забеспокоилась. Поколебавшись немного, она обернулась к доктору: -- Я же вам говорила: что-то не так. Помните, в самом начале, как только пришла в себя? -- Всякий, кто перенес шок, испытывает ощущение нереальности происходящего, -- спокойно заметил ей доктор. -- Это в высшей степени типично. Примерно через сутки все пройдет. Кроме того, не забывайте, что каждому из вас сделали успокоительную инъекцию. Да и выпавшее испытание было слишком велико. Луч, в который вы угодили, чрезвычайно мощный. Джек и Марша промолчали. Они лишь смотрели друг на друга, по выражению лица стараясь угадать мысли другого. -- Думаю, нам еще повезло, -- осторожно, выжидательным тоном, проговорил Гамильтон. Радостный экстаз, с которым он только что молился; уступил место сомнению. Что, в конце концов, произошло? Новое, загадочное чувство не поддавалось усилию рассудка, оно явно сторонилось обычной житейской логики. Джек осмотрел палату, но не заметил ничего странного или подозрительного. -- Вам очень повезло, -- подтвердила медсестра с такой гордостью, будто в этом была ее личная заслуга. -- Сколько я здесь пробуду? Доктор задумался. -- Полагаю, вы можете отправиться домой сегодня вечером. Но оставайтесь в постели еще не меньше суток. Вам обоим нужно хорошенько отдохнуть. Скажем, недельку. Еще я предложил бы нанять опытную сиделку. Джек призадумался. -- Нам это не по карману. -- Вы получите страховку, -- чуть натянуто напомнил врач. -- Этим ведают федеральные власти. На вашем месте я бы думал только о том, как поскорее встать на ноги. -- А может, мне так больше нравится! -- отрезал Гамильтон. Он не стал ничего объяснять, а погрузился в размышления. Несчастный случай ничуть не изменил дурацкого жизненного расклада. Если только за это время не умер полковник Эдвардс, что казалось маловероятным. Когда врача и медсестру уговорили оставить их наедине, Джек заметил жене: -- Теперь, по крайней мере, будет что сказать соседям. Не надо выдумывать причину, почему я без работы. Марша с убитым видом кивнула. -- Я и забыла... -- Подыщу себе работу без военных секретов. Никаких больше дел с оборонкой. -- Он мрачно пошутил: -- Сейчас я как Эйнштейн в пятьдесят четвертом. Помнишь его слова? "Может, стану водопроводчиком или буду телевизоры чинить. Мне это больше по душе". -- А помнишь, чем ты всегда хотел заняться? -- Сидя на краю кровати, Марша нервно теребила свои неровно подстриженные волосы. -- Ты хотел конструировать новые системы звукозаписи!.. И новые принципы -- как это? -- частотной модуляции УКВ. Ты мечтал быть звездой в мире аудиотехники. -- Да, да! -- кивнул Джек, стараясь выглядеть полным воодушевления и решительности. -- Тринауральная система Гамильтона... Помнишь, как мы ночью сочиняли название? Три звуковых дорожки, три звукоснимателя, столько же усилителей и динамиков. Все разнесено по трем помещениям. В каждом сидит звукорежиссер. И каждый слушает отдельную композицию... От собственных слов Джек на самом деле завелся. Марша несколько наигранно поддержала его: -- Один контур играет двойной концерт Брамса. Да, конечно, я помню! -- Еще один -- "Свадьбу" Стравинского. А третий -- пьесу Доуленда для лютни. У звукооператоров снимаются все три энцефалограммы и пропускаются одновременно через сердце тринауральной системы -- ортополифон Гамильтона. Мозговые импульсы трех слушателей смещены друг относительно друга строго математически. Формула базируется на постоянной Планка... Джек явно разошелся: в руке под гипсом запульсировала жгучая боль. Охрипшим голосом он торопливо закончил: -- Полученная комбинация записывается. Затем воспроизводится с измененной скоростью... Марша наклонилась и порывисто обняла его. -- Милый, когда я пришла в себя, то испугалась: вдруг ты погиб? Поправляйся скорее, дорогой! Ты выглядел совсем... неживым: ни кровинки, ни движения. Я думала, сердце мое разорвется. -- Я застрахован, -- нелепо брякнул Джек. -- Ты бы стала богатой. -- Не хочу быть богатой! -- Все еще обнимая мужа и покачиваясь взад-вперед. Марша прошептала: -- Подумать только, что я натворила! Из-за того, что совала от скуки нос во всякую гадость и водилась с шарлатанами-политиканами, ты потерял работу. Я сейчас бы задала себе хорошенькую трепку. Надо было сообразить, что нельзя подписывать эту Стокгольмскую бумагу, раз уж ты делаешь ракеты. Но, понимаешь, стоит кому-нибудь подсунуть мне петицию -- и я уже увлекаюсь чужой идеей... Бедные, бедные они все! Обманутые люди! -- Не бери в голову, -- вздохнул он. -- Если б сейчас была война, ты считалась бы вполне нормальной, а Макфифа, наоборот, выгнали бы с работы как опасного фашиста. -- Он и есть фашист! -- горячо воскликнула Марша. -- Он действительно опасный фашист! Гамильтон отстранил глупышку-жену и посмотрел на нее в упор: -- Макфиф просто ярый патриот и реакционер. Но от этого он нисколько не фашист. Или ты считаешь всякого... -- Ладно, не будем об этом! -- прервала его Марша. -- Тебе вредно волноваться. Снова прильнув к нему, она пылко поцеловала Джека в губы: -- Подожди, вот будем дома!.. Она хотела встать, но он не пустил, сдавив ей плечо: -- Постой!... Что же все-таки произошло, а? Марша замерла на мгновение, потом покачала головой: -- Сама не пойму. Никак не разобраться!.. С той минуты, как я пришла в себя, оно как будто у меня за спиной. Странное чувство... Обернись я чуть быстрее обычного -- и успею это увидеть. Хоть и не знаю что именно. Оно прячется. И наверняка -- страшное! Ее охватил озноб. -- Мне тоже страшновато. -- Может, все уладится, прояснится!.. -- Она улыбнулась жалкой улыбкой. -- Может, ничего и нет вовсе... просто был шок, была инъекция. Но Джек не верил доктору. И Марша не верила тоже. Домой их вызвался отвезти один из врачей. С четой Гамильтонов отправилась еще одна из пострадавших -- делового вида молодая женщина. На ней тоже болтался больничный халат. Втроем они тихо уселись на заднее сиденье "паккарда", покатившего вдоль темных улиц Белмонта. -- Они говорят, что у меня сломано несколько ребер, -- бесстрастно заявила женщина. Помолчав, она добавила: -- Меня зовут Джоан Рейсс. Я вас обоих видела раньше, вы у меня бывали в магазине. Джек назвал себя и свою жену. -- О каком магазине вы говорите? -- Салон искусств на Эль-Камино. В августе вы купили альбом репродукций Шагала. -- Верно! -- подтвердила Марша. -- Это был день рождения Джека... Мы повесили репродукции внизу, в музыкальной комнате. -- Это полуподвал, -- пояснил Гамильтон. -- Ах да!.. -- вдруг спохватилась Марша, отыскивая сумочку. -- Ты обратил внимание на доктора? -- На доктора?.. -- Гамильтон удивленно поднял брови. -- Нет, не особо. -- Вот именно! Он же был как... мыльный пузырь! Вылитый доктор из комиксов. Джоан Рейсс встрепенулась: -- О чем это вы? -- Ни о чем, -- коротко бросил Гамильтон. -- Это личное. -- И медсестра. Заметил? Такая же! Типичная... Собирательный образ медсестры. Джек нахмурился и уставился в темноту за окном. -- Вот вам результат массового оболванивания. Люди моделируют себя в соответствии с рекламными картинками. Не так ли, мисс Рейсс? -- Я собиралась кое о чем вас спросить, -- запинаясь, проговорила мисс Рейсс. -- Меня удивила одна вещь. -- И что же это? -- подозрительно прищурился Гамильтон; мисс Рейсс уж никак не могла догадаться, о чем они говорили с Маршей. -- Тот полицейский на платформе... перед аварией. Почему он там был? Зачем? -- Он пришел с нами. -- В голосе Гамильтона прозвучала досада. Мисс Рейсс пытливо посмотрела на него. -- В самом деле? А я было подумала... Мне показалось, что он хотел уйти еще до того, как все случилось. -- Так оно и было, -- кивнул Гамильтон. -- Он почувствовал, что платформа вот-вот рухнет. Я почувствовал то же самое, но бросился в другую сторону. -- То есть вы сознательно вернулись? Имея шанс спастись?! -- А моя жена?! -- раздраженно напомнил Джек. Мисс Рейсс удовлетворенно кивнула: -- Да, да, понимаю!.. Простите. Но как это ужасно! Все эти мучения... Нам еще повезло. О других этого не скажешь. Не странно ли: некоторые совсем не пострадали, а бедняга военный, мистер Сильвестр, лежит с переломом спины. Удивительно! -- Должен вам сказать, -- вдруг подал голос врач, сидящий за рулем, -- что у Артура Сильвестра только смещение позвонка плюс разрыв селезенки. -- Отлично, -- пробормотал Гамильтон. -- А как дела у гида? Никто даже не заикнулся о нем. -- Ушибы внутренних органов, -- отвечал врач. -- Диагноз уточняется. -- Его тоже скоро выпишут? -- спросила Марша. Врач рассмеялся. -- Вы о Билле Лоузе? Да его отпустили первым. У него друзья в этой клинике. -- И вот еще что, -- продолжила Марша. -- Несмотря на большую высоту, с которой мы. свалились, невзирая на радиацию, никто серьезно не пострадал. Так не бывает. Это слишком абсурдно! -- Вероятно, мы свалились прямо в кучу всяких предохранительных ограждений, -- раздраженно бросил Гамильтон. -- Да черт бы меня побрал, если... Он собирался сказать кое-что похлеще, но не успел. Острая, жгучая боль хлестнула по правой ноге. Он издал вопль и подскочил, ударившись головой о крышу машины. Судорожно задрав штанину, Джек успел увидеть уползавшее насекомое. -- Что это?! -- вскрикнула Марша. -- Оса! Вне себя от ярости Гамильтон растер осу подошвой. -- Ужалила! Прямо в икру! След от укуса на глазах разрастался в красный желвак. -- Видно, мне мало того, что уже случилось! Врач быстро свернул к обочине и остановил машину. -- Вы убили ее? Осы иногда забираются в машину. Сожалею... Могу я чем-нибудь помочь? У меня есть мазь. -- Ничего, переживу, -- пробормотал Гамильтон, растирая место укуса. -- Еще и оса! Как будто мало нам досталось за день. -- Скоро уже будем дома! -- успокаивающе сказала Марша, выглядывая в окошко. -- Мисс Рейсс, заглянете к нам чего-нибудь выпить? -- Что ж, -- проговорила мисс Рейсс, трогая костлявым пальцем верхнюю губу. -- Я могла бы выпить чашечку кофе, если вы в состоянии уделить... -- Мы в состоянии! -- быстро откликнулась Марша. -- Нам надо держаться друг друга, всем восьмерым. Мы ведь такое пережили! -- Будем надеяться, все позади, -- сухо заметила мисс Рейсс, явно чувствуя себя неловко. -- Аминь! -- поставил точку Джек. Через минуту машина свернула к тротуару и остановилась: они приехали. -- Милый домик у вас, -- слегка улыбнулась мисс Рейсс, когда они выбрались из машины. Типичный дом калифорнийского пригорода, он тихо ждал своих хозяев в сгущающихся вечерних сумерках. На крылечке веранды, виднелся сидящий столбиком рыжий кот. -- Это приятель Джека, -- пояснила Марша, выуживая ключ из сумочки. -- Ждет, когда его покормят. Коту она строго сказала: -- Ступай в дом, Прыг-Балда. Здесь ничего не получишь. -- Что за странное имя! -- передернула плечами мисс Рейсс. -- Почему вы так его назвали? -- Потому что он глупый недотепа, -- кратко ответил Гамильтон. -- Джек всем котам дает смешные клички, -- добавила Марша. -- Перед этим жил Шлеп-Мурлыка. Большой, напрочь лишенный обычной кошачьей грациозности, рыжий кот встал на четыре лапы и спрыгнул на нижнюю ступеньку. Подойдя к Гамильтону, он стал шумно тереться о ногу хозяина. Мисс Рейсс отпрянула с гримасой отвращения. -- Никак не могу привыкнуть к котам или кошкам, -- сообщила она. -- Коварные, мерзкие твари... На подобные заявления Джек обычно отвечал жесткой отповедью о вреде и глупости предрассудков. Но сейчас ему было глубоко безразлично, что там думает о кошках мисс Рейсс. Вставив ключ в замок, он распахнул дверь и щелкнул выключателем в гостиной. Дом озарился уютным желтым светом, и дамы вошли. За ними следовал Прыг-Балда, сразу отправившийся на кухню. Его лохматый рыжий хвост торчал трубой. Не снимая больничный халат. Марша открыла холодильник и достала зеленую миску из пластика. В ней лежала отварная говядина, точнее -- говяжье сердце. Нарезая мясо. Марша время от времени швыряла кусочки коту, между делом рассказывая гостье: -- Большинство гениев от электроники заводят себе киберов. Всяких там электрических жучков и прочую мелюзгу, которая скачет вокруг вас и жужжит. Когда мы только поженились, Джек сделал одну такую штучку... Она ловила мух и мышей. Но этого ему показалось мало. Он построил другую -- покрупнее, и та изловила первую. -- Принцип космической справедливости, -- снимая пальто, прокомментировал Гамильтон. -- Но я ведь не собирался заселять ими мир. Пока Прыг-Балда жадно поглощал свой ужин. Марша отправилась в спальню переодеться. Мисс Рейсс с видом знатока прохаживалась по гостиной, разглядывая вазы, гравюры и мебель. -- У котов нет души, -- мрачно резюмировал Джек, наблюдая, как Прыг-Балда пожирает мясо. -- Самый воспитанный в мире кот станет выделывать жуткие кренделя ради куска свиной печенки. -- Животные!.. -- пренебрежительно откликнулась из гостиной мисс Рейсс. -- Вы у нас покупали эту вещь Пауля Клее? [*Клее Пауль (1879--1940) -- знаменитый швейцарский художник] -- Вероятно, да. -- Я никогда не могла понять, что же Клее хочет сказать своими картинами. -- Может, и вовсе ничего. Просто рисовал в свое удовольствие. Поврежденная рука снова дала о себе знать и Джеку захотелось посмотреть, как она выглядит без повязки. -- Вы, кажется, выбрали кофе? -- Кофе -- и крепкого! -- подтвердила мисс Рейсс. -- Может, вам помочь? -- Нет, вы лучше отдыхайте. Он машинально начал искать больной рукой кофеварку. -- Если хотите, на журнальной полке, рядом с диваном, лежит "История" Тойнби.. [*Тойнби Арнольд (1889--1982) -- британский историк.] -- Милый, -- раздался из спальни голос Марши, -- ты сюда не подойдешь? В голосе жены прозвучало нечто, заставившее Гамильтона забыть о кофеварке и броситься вперед, на ходу расплескивая воду. Марша стояла у окна, собираясь опустить штору. Она смотрела в темноту, напряженно наморщив лоб. -- Что случилось? -- Выгляни... Джек посмотрел в окно, но все, что мог увидеть, -- это непроницаемые сумерки и расплывчатые очертания домов. Тут и там светилось несколько огней. Небо затянуло облаками, низкий туман висел над крышами. Ничто не двигалось, не шевелилось. Никаких признаков жизни. -- Как... в средние века! -- прошептала Марша. Точно. У Джека возникло такое же впечатление. Но почему? Ведь то, что они наблюдали из окна, -- прозаически банально. Обычный вечерний пейзаж в начале октябрьских заморозков. -- А ты еще и тему нашел подходящую! -- вздрогнув, упрекнула его Марша. -- О душе Балды зачем-то вспомнил. Прежде ты так не говорил! -- Когда? -- Ну, до того, как мы вернулись домой... -- Отвернувшись от окна, Марша потянулась за клетчатой юбкой на спинке стула. -- Извини, наверное, это глупо с моей стороны -- но ни ты, ни я не попрощались с доктором. Ты видел, как он отъезжал? Что-нибудь происходило вообще с того момента, как мы вышли из машины? -- Само собой, он уехал, -- безразличным тоном ответил Гамильтон. Сосредоточенно глядя в одну точку, Марша застегнула кофточку и заправила ее в юбку. -- Возможно, у меня бредовое состояние, и доктора, наверное, правы: шок, потом инъекция... Но заметь, как тихо вокруг. Словно мы единственные люди на земле. И живем в каком-то замкнутом сером пространстве: ни огней, ни красок. Доисторическое что-то... Помнишь древние верования? Прежде упорядоченного Космоса был Хаос. Земля обнимала Воды. Тьма не отделилась от Света. И ничто еще не имело имен и названий. -- У тебя есть имя, -- мягко сказал Джек. -- У Балды тоже. И у мисс Рейсс. И у Пауля Клее. Вдвоем они вернулись на кухню. Марша вызвалась приготовить кофе; через минуту кофеварка деловито забулькала. Мисс Рейсс, сидя неестественно прямо за кухонным столом, сохраняла если не обиженное, то натянутое выражение лица -- суровое и сосредоточенное. По-видимому, мысли ее блуждали в каких-то беспросветных далях. Кстати сказать, эта весьма решительного вида молодая женщина была некрасива. Землистого цвета волосы стянуты на затылке в тугой узел. Нос тонкий и острый; губы сжаты в одну жесткую линию. Мисс Рейсс производила впечатление женщины, с которой шутить не полагалось. -- О чем вы там шептались? -- спросила она, помешивая кофе. Гамильтон раздраженно ответил: -- О своих делах. А что? -- Ну, милый!.. -- остановила его Марша. Отбросив дипломатию, Джек уставился на мисс Рейсс и спросил в упор: -- Вы что, всегда такая? Ходите, суетесь в чужие дела? Суровое лицо женщины не дрогнуло. -- Приходится быть осторожной, -- пояснила она. -- Сегодняшний несчастный случай лишнее тому подтверждение. Меня везде подстерегают всевозможные опасности... Она тут же поправила себя: -- Следовало бы сказать "так называемый несчастный случай"! -- Подстерегают именно вас? -- заинтересовался Джек. Мисс Рейсс не ответила, она направила взгляд на Прыг-Балду. Порядком взъерошенный кот закончил ужин и теперь искал, рядом с кем бы поудобнее устроиться. -- Что с ним? -- испуганно спросила мисс Рейсс. -- Почему он так смотрит на меня? -- Все очень просто, -- стала успокаивать ее Марша. -- Вы ведь сидите. А он хочет запрыгнуть к вам на колени и подремать. Приподнявшись над стулом, мисс Рейсс напустилась на бедного Балду: -- Не подходи! Не прикасайся своими грязными лапами! -- Гамильтону она доверительно сообщила: -- Все было бы не так ужасно, но у них ведь блохи. А у вашего вдобавок такая бандитская рожа... Он, по-видимому, ловит и жрет маленьких птичек? -- По шесть штук каждый день, -- ответил Гамильтон, чувствуя, как кровь сильнее запульсировала в висках. -- Еще бы! -- отпрянула мисс Рейсс от обескураженного столь непривычным обхождением Балды. -- Я ведь вижу, он форменный убийца! Что ни говорите, а в городе должен существовать специальный закон касательно злых животных, Опасных в домашнем обиходе. Должны быть, по крайней мере, введены лицензии! О чем думают городские власти?.. -- Если бы он довольствовался только птичками! -- перебил ее Гамильтон, охваченный безжалостно-садистским азартом. -- Он не гнушается хомяками и змеями, а сегодня утром приволок в пасти кролика! -- Дорогой, прошу тебя!.. -- воскликнула Марша, видя, как остолбенело смотрит на Джека мисс Рейсс. -- Не всем нравятся кошки. Ты не вправе требовать, чтоб другие разделяли твои вкусы. -- Ну а маленьких мышек? Лопает дюжинами! -- злорадно добавил Гамильтон. -- А то, что не успевает сожрать, тащит нам. Однажды утром, вы только представьте себе, притащил голову какой-то старушки! Истерический всхлип сорвался с тонких губ мисс Рейсс. Она беспорядочно замахала руками и засучила ногами. Гамильтон ощутил мгновенный укол жалости и стыда. Он открыл было рот, чтоб извиниться, но осуществить свое намерение не успел... Откуда-то сверху, как из рога. изобилия, на голову посыпалась серо-зеленая саранча. Туча саранчи. Весь засыпанный гадкими кусающимися тварями, Гамильтон отчаянно барахтался, пытаясь выбраться на волю. Женщины и кот застыли, не веря собственным глазам. Наконец Джеку с горем пополам удалось выползти из-за стола. Он, вскрикивая, задыхаясь, кое-как стряхнул с себя насекомых и забился в угол. -- Боже милостивый! -- прошептала потрясенная Марша, сторонясь трещавшей хитинами кучи. -- Что... это? -- пролепетала мисс Рейсс, не сводя глаз с живого холмика копошащихся тел. -- Эт-то... невозмож-но! -- Но это случилось, -- стуча зубами, сказал Гамильтон. -- Но каким образом? Почему? -- вопрошала Марша, когда все четверо, включая кота, выскочили из кухни. Подальше от расползавшейся во все стороны саранчи. -- Такого просто не может произойти! -- Но тем не менее это очень вписывается... -- через силу произнес Джек. -- Помнишь осу? Мы не ошиблись: что-то вокруг изменилось. И все сводится к одному пока неизвестному знаменателю... Глава 4 Утреннее солнце освещает спящую Маршу, ее обнаженные плечи и ложится желтым квадратом на темный пол. Стоя в ванной, Джек ожесточенно бреется, превозмогая боль в поврежденной руке. В запотевшем зеркале он воспринимает свои смазанные мыльной пеной черты как пародию на человеческое лицо. В доме наступило успокоение. Вся саранча уползла куда-то, и только изредка случайный шорох напоминает о том, что часть насекомых забралась под стенные панели. Теперь все кажется вполне нормальным и привычным. Проехал, звякая бутылками, небольшой грузовик молочника. Марша вздохнула и пошевелилась во сне, выпростав руку поверх одеяла. На заднем крыльце Прыг-Балда раздумывал, не пора ли опять вернуться в дом. Тщательно контролируя свои действия, Гамильтон закончил бритье, помыл бритву, освежил лосьоном щеки и шею, надел свежую белую сорочку. Ночью, ворочаясь без сна, он заранее решил, что исполнит задуманное именно сейчас, после бритья, когда от сонливости не останется и следа, а сам он будет умыт, одет и причесан. Неуклюже опустившись на одно колено, он сложил вместе ладони, закрыл глаза, втянул глубоко воздух и начал... -- Великий Боже, -- проговорил он таинственным полушепотом, -- сожалею и раскаиваюсь в том, что содеял с бедняжкой мисс Рейсс. Если Ты сможешь простить мой грех, я буду признателен. Джек оставался коленопреклоненным еще минуты, размышляя над тем, достаточно ли сказанного и все ли он правильно сказал. Однако мало-помалу стыд, гнев и ярость вытеснили смиренное раскаяние. Где это видано, чтоб взрослый здоровый мужик становился на колени? Унизительно... недостойно разумного человека... и, честно говоря, непривычно. Скрепя сердце он добавил к своей молитве еще несколько строк: -- Господи, посмотри в лицо фактам: она это заслужила! -- Его жесткий шепот разносился по притихшему дому. Марша вновь вздохнула и перевернулась под одеялом. Скоро она проснется. Прыг-Балда царапался в дверь снаружи, удивляясь, почему она до сих пор заперта. -- Господи, оцени ее слова по достоинству! -- продолжал Джек, тщательно выбирая слова. -- Именно такие, как она, создавали лагеря смерти. Она суетлива, непримирима... От антикошачьих настроений рукой подать до антисемитизма... Ответа не последовало. А рассчитывал ли Джек получить его? Чего конкретно ждал? Он и сам не знал. Может, какого-нибудь знака. Или молитва не смогла пробиться к Богу? Последний раз Джек сталкивался с какой бы то ни было религией на восьмом году жизни, в воскресной школе. А старательное чтение этой ночью церковных текстов не дало ничего конкретного, только ощущение необъятности предмета и глубины материала... Там тоже свои формулы, фактически -- тот же протокол... и построже, чем у полковника Эдвардса. Джек еще оставался в молитвенной позе, когда сзади послышался звук. Повернув голову, он увидел какую-то фигуру, на цыпочках пересекавшую гостиную. Человек. В свитере и просторных брюках. К тому же -- негр. -- Хорошенький знак свыше, нечего сказать! -- с сарказмом заметил Гамильтон. Чернокожий выглядел явно не лучшим образом. -- Вы меня помните? Я -- гид. Привел вас на ту платформу. Вот уже пятнадцать часов, как эта авария у меня из головы не выходит... -- Вы тут ни при чем, -- сказал Гамильтон. -- Вам досталось наравне со всеми. Поднявшись, Джек вышел из ванной в прихожую. -- Вы завтракали? -- Я не голоден, -- ответил негр, пытливо глядя на Гамильтона. -- Что вы сейчас делали? Молились? -- М... да, -- признался Джек. -- Это ваш обычай? -- Нет... -- Поколебавшись, он добавил: -- Я не молился лет с восьми. Негр помолчал, раздумывая над чем-то, потом, спохватившись, представился: -- Меня зовут Билл Лоуз... Они обменялись рукопожатием. -- Вы, кажется, все поняли! Когда догадались? -- Где-то со вчерашнего вечера. -- Что-нибудь произошло? Гамильтон рассказал ему о дожде из саранчи и об укусе осы. -- Догадаться несложно. Солгал -- был наказан. Перед тем сквернословил -- значит, снова наказан. Причина и следствие. Все элементарно. -- А на молитву вы зря теряете время, -- без обиняков заявил Лоуз. -- Я пробовал. Все напрасно! -- О чем вы молились? Лоуз с иронией ткнул себя в шею над воротом сорочки, в полоску черной кожи: -- Могли бы догадаться. Но все не так просто... Тут уж, наверное, судьба. -- В ваших словах изрядная доля горечи, -- осторожно заметил Гамильтон. -- В свое время ее было гораздо больше. -- Лоуз прошелся по гостиной. -- Извините, что я так бесцеремонно ворвался... Но дверь была не заперта, и я решил, что вы дома. Вы инженер-электронщик? -- Да. Состроив гримасу, Лоуз протянул руку: -- Приветствую, коллега. Я выпускник университета. Квантовая физика. Благодаря чему и получил работу гида. Большая конкуренция в наше время... Во всяком случае, мне так говорят. -- А вы как разобрались со всем этим? -- Гамильтон повел вокруг рукой. -- С этим?.. -- Лоуз пожал плечами. -- Догадаться нетрудно. Он вынул из кармана матерчатый узелок. Развязав его, он показал крохотную металлическую пластинку. -- Когда-то сестра заставляла меня это носить. Так и привык. Он бросил амулет Гамильтону. На пластинке еще не до конца стерлись слова веры и надежды. Возможно, тысячи рук ощупывали эти заклинания. -- Давайте, -- усмехнулся Лоуз. -- Воспользуйтесь им. -- Воспользоваться? -- не понял Джек. -- Откровенно говоря, это не мой стиль. -- Я по поводу вашей руки. -- Лоуз сделал нетерпеливый жест. -- Талисман ведь действует -- теперь. Приложите к больному месту и увидите. Лучше снять повязку. При непосредственном контакте он работает лучше. Именно так я избавился от своих собственных травм. Недоверчиво посматривая на Лоуза, Гамильтон содрал часть повязки. Почерневшая плоть влажно блестела сукровицей под лучами солнца. Поколебавшись, Джек осторожно приложил к ране холодный кусочек металла. -- Вот, уже пошло, -- заметил Лоуз. Отвратительная нагота поврежденных тканей стала бледнеть и покрываться розовой пленкой. Оранжевый глянец медленно обретал нормальный телесный цвет. Рана сузилась, перестала сочиться сукровица. Потом и вовсе затянулась. Только посредине осталась узкая белая полоска. Под кожей пропала болезненная пульсация. -- Вот видите! -- победно ухмыльнулся Лоуз, протягивая руку за амулетом. -- А раньше он помогал? -- Да что вы!.. Никогда. Глупые старушечьи байки. -- Он сунул амулет в карман. -- Теперь попробую оставить на ночь несколько волосков в воде... Утром, конечно, будут черви. А хотите знать, как вылечить диабет? Надо взять половину сушеной жабы, смолоть как кофе, перемешать с молоком девственницы, завернуть в старую тряпку и обернуть шею больного. -- Вы хотите сказать... -- ...что теперь подействует. Как до сих пор еще верят в глубинке. До сих пор старики ошибались, а мы были правы. Но теперь неправы мы. На пороге спальни появилась Марша. В халате, заспанная и непричесанная. -- О!.. -- испуганно выдохнула она, завидев Лоуза. -- Это вы! Как поживаете? -- Спасибо, хорошо, -- ответил Лоуз. Протирая глаза. Марша обернулась к мужу: -- Как спалось? -- Так... А что? Что-то в ее голосе насторожило Джека. -- Сон видел? Гамильтон задумался. Снилось нечто расплывчатое, рассказывать особо не о чем. -- Нет, -- буркнул он. Странное выражение появилось на угловатом лице Лоуза. -- Вы видели сны, миссис Гамильтон? Что именно? -- Самое странное, такое и сном-то не назовешь. Ничего не происходило. Просто -- было... -- Место, но не действие -- так? -- Вот-вот. Грубо говоря, имело место что-то неизвестное. И мы в том числе. -- Мы все? -- живо спросил Лоуз. -- Все восемь?.. -- Да, -- кивнула Марша. -- Все лежали там, где упали. В "Мегатроне". Мы просто лежали. Без сознания. И даже, казалось, вне времени. -- А в углу, -- спросил Лоуз, -- происходит что-нибудь? Суетятся медики? Или ремонтники?.. -- М-м... да, -- подтвердила Марша. -- Но они, скорее, недвижно присутствуют. Замерли, как статуи, на какой-то лестнице. -- Нет, они двигаются, -- возразил Лоуз. -- Мне тоже снилось подобное. И я тоже сначала думал, что они неподвижны. Они двигаются, только очень медленно. Наступило тягостное молчание. Еще раз покопавшись в памяти, Джек нерешительно произнес: -- Теперь и я припоминаю... Это след травмы: мгновение шока. Оно врезалось в наше сознание. Наверно, мы никогда от него не избавимся полностью. -- Но это не память! -- взволнованно воскликнула Марша. -- Это продолжается! Мы все по-прежнему -- там. -- Как?.. В "Мегатроне"? Она судорожно кивнула: -- Я это только так и ощущаю. Чувствуя, что Марша на грани срыва, Джек сменил тему. -- Сюрприз! -- показал он ей заживленную рану. -- Глазом не моргнув, Билл чудо сотворил! -- Нет, не я! -- сердито запротестовал Лоуз. -- Никто и никогда не уличит меня в чудесах. Смущенный Гамильтон поглаживал свою руку. -- Это ваш амулет ее вылечил! Лоуз достал талисман из кармана и внимательно осмотрел его. -- Может быть, теперь мы спустились до уровня настоящей реальности. Может, под обманчивой поверхностью всегда существовала эта реальность... Марша медленно подошла к мужчинам. -- Мы мертвы, не так ли? -- спросила она неожиданно севшим голосом. -- По-моему, нет, -- ответил Гамильтон. -- Мы все еще находимся в Белмонте, штат Калифорния. Но это другой Белмонт. Произошли какие-то перемены. Некоторые добавления, там и тут... Другими словами, кто-то за нами следит. -- И что теперь? -- спросил Лоуз. -- Вопрос не по адресу, -- ответствовал Гамильтон. -- Я в таком же положении, как и вы. -- Я могу сказать, чего нам ждать теперь, -- тихо сказала Марша. -- Чего же? -- Я иду искать работу. Брови Гамильтона поднялись: -- Какую еще работу? -- Любую. Машинисткой, продавщицей, телефонисткой на коммутаторе. Чтоб нам было на что жить... или ты забыл? -- Я не забыл. Но ты тем не менее останешься дома, хотя бы мебель от пыли протирать... А я позабочусь о работе. Он выставил чисто выбритый подбородок и выпятил грудь в свежей сорочке: -- Два шага уже сделал на этом пути! -- Но ведь я виновата, что ты без работы! -- Может, никому из нас работать больше не придется, -- иронизируя, произнес Лоуз. -- Может, от нас больше ничего не требуется, кроме как рот раскрывать в ожидании манны небесной. -- Вы говорили, что уже пробовали, -- бросил Гамильтон. -- Пробовал, да. И безрезультатно. Но у других получается. И нам надо выяснить, как это им удается. Этот мир, чем бы он ни был, имеет свои собственные законы. На привычные для нас нормы они не похожи. Мы в этом уже убедились: талисманы больше не безделушки. Значит, благословение -- не пустой звук в этом мире... -- Запнувшись, он добавил: -- Как, вероятно, и проклятие. -- И спасение!.. -- широко раскрыв глаза, прошептала Марша. -- Боже милостивый, значит, Небеса действительно существуют? -- Безусловно, -- кивнул Джек, направляясь в спальню. Вскоре он вернулся, завязывая галстук. -- Но об этом после... А сейчас я отправлюсь вдоль побережья искать работу. У нас в банке -- пятьдесят долларов, и ни цента больше. Я не намерен умирать с голоду, дожидаясь, когда же начнут действовать молитвы. На служебной автостоянке у ракетного завода Гамильтон включил зажигание своего "форда". Машина все еще занимала прежнее место с надписью: "Зарезервировано для Д. Гамильтона". Выехав на Эль-Камино-Реаль, он вскоре оставил Белмонт позади. Через полчаса он уже был у южной оконечности Сан-Франциско. Башенные часы местного отделения банка показывали 11.30, когда Джек припарковал машину на покрытой гравием площадке среди "кадиллаков" и "крайслеров" персонала Агентства по развитию электроники. Корпуса агентства высились справа: белые бетонные кубы на фоне холмов растущего индустриального города. Когда-то давно, после первой публикации Гамильтона по электронике, агентство хотело переманить его из "Калифорния мэйнтэнанс" к себе. Возглавлял агентство Гай Тиллингфорд, один из ведущих специалистов страны. Блестящего ума человек, он был еще и близко дружен с отцом Гамильтона. Именно здесь надо искать работу -- если вообще суждено ее найти. И, самое главное, в данный момент агентство не вело военных исследований. Доктора Тиллингфорда, одного из основателей Института фундаментальных исследований в Принстоне, больше увлекали чисто научные проблемы. Из Агентства по развитию электроники вышло несколько мощнейших компьютеров, величайших электронных мозгов, применяемых во всех странах западного мира. -- Да, мистер Гамильтон, -- деловито затараторила секретарша, бегло полистав его бумаги, -- я скажу доктору, что вы здесь... Уверена, он обрадуется вам. Энергично вышагивая в холле, Гамильтон то и дело складывал вместе кончики пальцев, молча творя молитву. Она получалась сама собой; для этого не требовалось усилий. Пятидесяти долларов на счете явно недостаточно для счастья... даже в этом мире чудес и сыплющейся с потолка саранчи. -- Джек, мальчик мой! -- раздался звучный голос. Доктор Гай Тиллингфорд появился в дверях кабинета, протягивая гостю руку. Лицо его светилось радостью. -- Как я рад тебя видеть! Погоди, сколько же мы не виделись? Десять лет? -- Недалеко от этого, -- признал Гамильтон, ощущая сердечную полновесность рукопожатия. -- А вы, доктор, неплохо выглядите. В кабинете Тиллингфорда находились инженеры и научные консультанты. Блестящие молодые люди, энергичные, по моде одетые. Не обращая на них внимания, доктор провел Джека через анфиладу переходов в отдельную комнату. -- Здесь мы сможем поговорить, -- доверительно сказал он, тяжело опускаясь в просторное кожаное кресло. -- Видишь, устроил себе... подобие убежища, где можно хоть несколько минут побыть самим собой. Поразмышлять, успокоиться... Он с грустью добавил: -- Не могу, знаешь ли, держать такой темп, как раньше. Пару раз в день вынужден заходить сюда, чтоб восстановить силы. -- Я ушел из "Калифорния мэйнтэнанс", -- сообщил Гамильтон. -- Ага! -- кивнул Тиллингфорд. -- Молодец. Это место не для тебя. Слишком заняты пушками. Не ученые, а государственные чиновники. -- Я не подал в отставку. Меня выгнали. Гамильтон кратко обрисовал ситуацию. Тиллингфорд некоторое время сидел молча. Задумавшись, он насупил брови, ногтем постукивая по передним зубам... -- Я помню Маршу. Милая девушка, всегда нравилась мне. Все помешались теперь на охране секретов. Но здесь нам нет нужды об этом беспокоиться. Мы как отшельники в башне: никаких правительственных заказов! -- Доктор довольно рассмеялся. -- Последний бастион чистой науки. -- Вы думаете, что я мог бы пригодиться вам? -- спросил Гамильтон, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно. -- Почему бы и нет? Машинальным движением Тиллингфорд достал некий странный предмет, вращающийся барабан на подставке, и принялся крутить его. -- Я с твоими работами знаком... По правде говоря, жалею, что ты раньше не оказался у нас. Гамильтон как зачарованный смотрел на диковинную штуку в руках у Тиллингфорда: он узнал молельное колесо буддистов. -- Тебе, конечно, зададут положенные вопросы, -- вскользь обронил Тиллингфорд, вращая колесо. -- Рутина, сам понимаешь... Но анкету и прочее тебе заполнять не придется. Я опрошу тебя устно. Как я понимаю, ты не пьешь, не так ли? Гамильтон от удивления привстал: -- Пью?!. Видимо, Тиллингфорда ответ удовлетворил. -- Теперь что касается Марши... Некоторую трудность эта история создает. Не в том, что относится к охране секретов, а... Джек, я должен спросить вот о чем... Скажи мне правду, Джек!... Тиллингфорд вытащил из кармана книгу в черном переплете, тисненную золотом: "Байян Второго Бааба"[*Bayan of the Second Bab. Первый Бааб (Великий Бааб) -- религиозный деятель на Ближнем Востоке (подлинное имя -- Мирза Али Мохаммед ибн Радхиг (1824--1850). Основал в 1844 году мусульманское движение "баабизм". Второй Бааб -- последователь Первого Бааба (подлинное имя -- Бехель-улла). Предводитель экстремистского движения бахаитов. Дословно "Бааб" -- Врата Пророка. "Байян" -- книга откровений, представляющих дополнение к Корану] и передал ее Гамильтону. -- В колледже, когда вы с Маршей имели отношение к радикальным кругам... вы не практиковали, скажем так, "свободную любовь"? Гамильтон не смог подобрать нужных слов. В крайнем изумлении он встал перед Тиллингфордом, держа в руке "Байян". Книга еще хранила тепло рук доктора. В комнате уже появились двое служащих агентства; они наблюдали с почтительного расстояния. В длинных белых халатах, они держались торжественно, как служители некого культа. Их коротко остриженные головы напоминали выбритые черепа молодых монахов... Странно, что раньше Джеку не приходило в голову, насколько нынешняя мода коротко стричься похожа на ритуальную стрижку монашеских орденов. Эти двое выглядели вполне типично для молодых физиков, но куда подевалась их обычная для юных талантов бесцеремонность? -- Раз уж мы начали, то я спрошу тебя вот о чем, -- говорил Тиллингфорд. -- Джек, мальчик мой, положи руку на "Байян" и скажи правду: нашел ли ты Единственно Верный Путь к благословенному спасению? Все взгляды сошлись на Гамильтоне. Он сглотнул неожиданно подкативший к горлу ком, покраснел как рак и стоял, совершенно обалдевший. -- Доктор, -- наконец проговорил он, -- я, пожалуй, зайду в другой раз. Тиллингфорд снял очки и обеспокоенно взглянул на Гамильтона: -- Ты плохо себя чувствуешь, Джек? -- Я много пережил за последние дни. Потеря работы... -- Он торопливо добавил: -- И прочее... Марша и я попали вчера в аварию. -- Да, да, -- кивнул Тиллингфорд. -- Я слышал об этом. К счастью, никто не погиб. -- С теми, кто угодил в эту бойню, -- вступил в разговор один из сотрудников, -- должен был находиться сам Пророк. Вы подумайте: падать с такой высоты -- и уцелеть! -- Доктор, -- хрипло произнес Гамильтон, -- вы не могли бы рекомендовать хорошего психиатра? -- Кого? -- Лицо ученого мужа вытянулось и застыло с выражением крайнего удивления. -- Ты, парень, в своем уме? -- По-моему, да... -- не совсем уверенно ответил Джек. -- Обсудим это позже, -- сдавленным голосом проговорил Тиллингфорд. Нетерпеливым жестом он отослал обоих ассистентов. -- Ступайте в мечеть, -- приказал он им. -- Займитесь медитацией, пока я вас не позову. Те вышли, бросая на Джека любопытные взгляды. -- Со мной можешь говорить откровенно, -- тяжело вздыхая, сказал Тиллингфорд. -- Я твой друг, Джек. Я знал твоего отца. Это был великий физик. Лучше не бывает. Когда ты пошел работать в "Калифорния мэйнтэнанс", я сильно огорчился. Но, конечно, мы должны склоняться перед Волей Космоса. Гамильтон чувствовал, как холодный пот стекает у него по шее, впитываясь в накрахмаленный ворот сорочки. -- Можно задать несколько вопросов? -- выдавил кое-как Джек. -- Я нахожусь в научном учреждении, не так ли? Или я отстал от событий? -- От событий?.. -- Озадаченный Тиллингфорд взял "Байян" из вялых пальцев Гамильтона. -- Я не вполне понимаю ход твоих мыслей, мой мальчик. Пожалуйста, поконкретнее! -- Ну, скажем, так... Я долгое время просидел в определенной изоляции. Будучи погружен в работу, я потерял контакт с остальным научным миром. И поэтому, -- Джек беспомощно развел руками, -- не имею понятия, кто чем сейчас занимается. Может, вы коротко введете меня в курс дела? -- В курс дела, -- кивая, повторил Тиллингфорд. -- Потеря контактов и отсутствие перспективы -- общая беда. К этому всегда ведет сверхспециализация. Я и сам тебе не ахти как много расскажу. Наша работа в агентстве очень четко расписана. У себя в "Калифорния мэйнтэнанс" вы строили оружие против неверных. Там просто, прикладная наука, так ведь? -- Да, -- согласился Гамильтон. -- А здесь мы заняты вечной фундаментальной проблемой -- связью. Это наша работа. И притом какая работа, Джек! Обеспечивать электронную систему нервной связи. У нас работают электронщики вроде тебя. У нас есть и высшего калибра консультанты по семантике. Неплохие исследователи-психологи. Все мы образуем команду, чтоб решать важнейшую проблему человеческого существования: поддержание бесперебойного канала связи между Землей и Небесами. Доктор продолжал: -- Хотя ты с этим уже знаком, но я повторюсь. В прежние времена, пока связь не стала предметом строгого научного анализа, существовали различные, сделанные кое-как системы. Грубые, эклектичные -- больше произвола, чем науки... Жалкие попытки привлечь к себе внимание Господа, дергая Его за бороду. Наподобие громких песнопений и молитв, до сих пор практикуемых малообразованными классами. Ну да ладно, пускай себе поют и скандируют... Он нажал кнопку, и одна из стен комнаты стала прозрачной. Гамильтон увидел, что они с Тиллингфордом со всех сторон окружены лабораторными блоками: расположенные концентрическими кругами, они уходили вдаль -- в бесконечность. Бесчисленное множество специалистов, самое совершенное оборудование. -- Ты знаешь, что сделал в кибернетике Норберт Винер, -- со значением произнес Тиллингфорд. -- Собственно, он ее и создал. Но еще важнее то, что совершил Энрико Дестини в теофонике. -- А что именно?.. Брови Тиллингфорда поднялись в изумлении. -- Но ты же специалист, мой мальчик! Теофоника... Разумеется, это двусторонняя связь между человеком и Господом. Используя открытия Винера, а также разработки Шэннона и Уивера, Дестини смог создать первую, действительно заслуживающую внимания систему связи между Землей и Небом. Конечно, он получил возможность использовать все технические достижения периода Священной Войны -- против орды безбожных гуннов, поклонников Вотана и Валгаллы. -- Вы... нацистов имеете в виду? -- Да, этот термин тоже мне известен. Но им пользуются в основном социологи. Ну а вспомни Анти-Бааба, этого лжениспровергателя нашего Пророка. Говорят, он жив и скрывается в Аргентине. Якобы нашел какой-то эликсир вечной молодости, гнусное снадобье... Вступил в сношение с дьяволом -- помнишь? Короче, это уже достояние истории. -- Да, -- хрипло отозвался Гамильтон, -- я знаю... -- И тем не менее находились люди, не желавшие видеть знаки, уже начертанные на стене. Иногда я даже думаю, что неверные заслуживают кары. Парочка водородных бомб -- и неискоренимая до сих пор зараза прекратит... -- Да, так что же в других отраслях физики? -- перебил его Гамильтон. -- Чем они заняты? -- Физика закончилась, -- сообщил ему Тиллингфорд, -- она исчерпала себя. Практически все, что можно было узнать о материальной стороне жизни, уже известно... Давным-давно, столетия назад. Физика стала абстракцией технологии. -- А сами технологи, инженеры?.. Вместо ответа Тиллингфорд подтолкнул к Джеку ноябрьский номер "Журнала прикладных наук". -- Передовица даст тебе полное представление. Светлая голова этот Киршбейн. Статья была посвящена теоретическим аспектам проблемы резервуаров. Из подзаголовка следовало, что резервуары предназначались для "постоянного снабжения крупнейших населенных пунктов божественной благодатью". -- Благодатью?.. -- едва слышно пролепетал Гамильтон. -- Инженеры и техники заняты преимущественно перекачиванием благодати по трубопроводам во все бахаитские общины планеты. В некотором смысле эта задача аналогична нашей -- поддержанию бесперебойной связи... -- И это все, чем они заняты? -- Ну, есть еще постоянное строительство мечетей, храмов, алтарей. Господь строг, ты это знаешь сам. Его установки предельно четки. Откровенно говоря -- и строго между нами -- этим ребятам я не завидую. Одна оплошность и... -- Он щелкнул пальцами. -- Пфф! -- Пфф? -- повторил зачарованно Гамильтон. -- Молния!.. -- О!.. -- только и смог произнести Джек. -- Конечно! -- Смышленые ребята ни за что не идут инженерами. Смертность слишком высока. -- Тиллингфорд отечески взглянул на Гамильтона. -- Видишь теперь, мой мальчик, что ты попал действительно в хорошую отрасль физики? -- Я никогда не сомневался в этом, -- чуть дыша проговорил Джек. -- Мне просто любопытно, как другие работают. -- А я, что касается твоего морального облика, вполне удовлетворен, -- пророкотал доктор. -- Я знаю, ты из хорошей, богобоязненной семьи. Твой отец был воплощением честности и смирения. Временами я до сих пор получаю от него известия. -- Да? -- промямлил Гамильтон. -- У него все в порядке. Конечно, по тебе он скучает. -- Тиллингфорд показал на аппарат селекторной связи на столе. -- Если хочешь... -- Нет! -- отодвигаясь как можно дальше, замотал головой Джек. -- Я все еще не оправился от последствий аварии. Боюсь -- не выдержу... -- Как тебе угодно. -- Тиллингфорд хлопнул его по плечу. -- Хочешь посмотреть лаборатории? У нас ты увидишь наиновейшее оборудование. Извини уж, похвастаю... -- Доверительным шепотом он сообщил: -- В твоей старой конторе, "Калифорния мэйнтэнанс", они хотели переплюнуть нас. Досаждали Небесам своими просьбами... -- Но все досталось вам? -- О да. Кто, в конце концов, держит связь? -- Осклабившись, Тиллингфорд лукаво подмигнул и повел Джека к дверям. -- Я передам тебя нашему директору по кадрам. Он оформит бумаги. Директор по кадрам оказался розовым, пухленьким человечком; не переставая жизнерадостно улыбаться, он выудил из ящика стола необходимые бланки. -- Мы рады принять ваше заявление, мистер Гамильтон. Агентству нужны люди с вашим опытом работы. А поскольку доктор Тиллингфорд знает вас лично... -- Нет нужды прокручивать с ним рутину, -- заметил Тиллингфорд. -- Опусти бюрократические подробности. Переходи прямо к тестированию по квалификационным пунктам. -- Отлично, -- отозвался директор, доставая свой экземпляр "Байяна Второго Бааба". Положив том на стол, он закрыл глаза, пробежал пальцем по срезу книги и открыл ее наугад. Тиллингфорд с любопытством заглянул через плечо директора. Переговариваясь между собой шепотом, они углубились в изучение текста. -- Прекрасно! -- воскликнул вскоре Тиллингфорд, удовлетворенно выпрямляясь. -- Ответ положителен. -- Безусловно, да! -- согласился директор. Обращаясь к Джеку, он сказал: -- Возможно, вам будет интересно узнать, что мы получили едва ли не самый одобрительный отзыв в этом году! Директор стал читать деловитой скороговоркой: -- Видение 1931: глава шестая, стих 14, строчка первая. Она гласит: "Да, истинная Вера испаряет гордыню безбожных, ибо узнает безбожник в полной мере гнев Господень; узнает он, доколе наполнять ему глиняный сосуд". Он смачно захлопнул "Байян" и положил его на стол. Оба власть предержащих мужа прямо-таки лучились доброжелательностью, равно как и доброй волей, и профессиональным удовлетворением. Ошеломленный Гамильтон не понимал, что же он в конце концов чувствует по поводу услышанного здесь. Джек ухватился за ту тонкую ниточку надежды, которая и привела его сюда. -- А могу ли я узнать насчет жалованья? -- спросил он. -- Или это будет... -- он попытался превратить все в шутку, -- чересчур меркантильно с моей стороны? Оба собеседника казались озадаченными: -- Жалованье? -- Да, жалованье! Оклад! -- повторил Гамильтон с ноткой легкой истерики в голосе. -- Должны же вы это знать. Бухгалтерия выдает жалованье каждые две недели. Видите ли, без этого принятый на работу начинает волноваться. -- Как это и принято, -- с достоинством произнес Тиллингфорд, -- ваш счет будет кредитоваться через компьютер каждые десять дней. -- Обернувшись к директору по кадрам, он спросил: -- Сколько там, уточните. Я не помню таких мелочей. -- Сейчас справлюсь у бухгалтера, -- ответил директор. Он покинул кабинет, но вскоре вернулся. -- Ваш рейтинг равен А-4. Через полгода вы получите А-5. Ну как? Неплохо для молодого человека тридцати двух лет? -- А что такое "А-4"? -- потребовал объяснений Гамильтон. Доктор с директором переглянулись, и директор, после удивленной паузы, облизнул пересохшие губы и сказал: -- Компьютер скрупулезно ведет дебет и кредит. -- Он поднял палец: -- Вселенский счет! Вы же знаете прекрасно о Великом Счете грехов и добродетелей. Агентство по развитию электроники выполняет работу, порученную Господом. Теперь, следовательно, вы -- слуга Божий. Ваше жалованье -- это четыре ступеньки каждые десять дней, четыре шага к вашему спасению. Компьютеры обеспечивают все необходимое. Они в конце концов для этого и существуют. Итак, все сходилось. Сделав глубокий вдох, Джек сказал: -- Прекрасно. Я что-то немного растерялся, извините. Но... -- Не сдержав эмоций, он снова атаковал Тиллингфорда: -- На что же мы с Маршей будем жить? Нам нужно оплачивать счета, нужно есть, в конце концов! -- Как служитель Господа, -- сухо ответил Тиллингфорд, -- ты будешь обеспечен всем необходимым. Твой "Байян" с тобой? -- Д-да, -- пробормотал Гамильтон. -- Следи, чтоб вера не покинула тебя. Я бы сказал, что человек твоего морального уровня, занимающийся такого рода работой, вправе молиться о получении и, соответственно, получать... -- он произвел мысленный подсчет, -- ...скажем, не менее четырехсот в неделю. Что скажешь, Эрни? Директор по кадрам согласно кивнул: -- Да, по меньшей мере. -- И еще одно, -- торопливо проговорил Джек, видя, что доктор Тиллингфорд, сочтя дело решенным, собрался уходить. -- Я пару минут назад спрашивал насчет психиатра... -- Мой мальчик! -- остановившись, вздохнул Тиллингфорд. -- Я должен сказать тебе одну, только одну вещь. Свою жизнь ты вправе прожить как тебе угодно. Я не собираюсь указывать, что тебе делать и что думать. Духовное существование -- это вопрос между тобой и Единосущным Богом. Но если тебе хочется обратиться к шарлатанам и... -- Шарлатанам... -- повторил вымученно Джек. -- Маргинальные психи! Я бы не удивился, будь ты простым человеком с улицы. Темный народ действительно тяготеет, в большинстве своем, ко всевозможным психиатрам. Я знаю статистику -- печальное свидетельство о степени заблуждений в обществе... Я вот что сделаю для тебя! Он вытащил из кармана записную книжку, ручку и что-то быстро набросал на листке. -- Вот единственно верный путь. Если ты до сих пор к этому не пришел, то теперь, вероятно, уже поздно. Но мы имеем указание не прекращать попыток. Вечность, в конце концов, -- долгий путь, мой мальчик. На листке было написано: "Пророк Хорейс Клэмп. Усыпальница Второго Бааба. Шайен, штат Вайоминг". -- Именно, -- подтвердил Тиллингфорд. -- Если идти, то прямо к вершине. Это удивляет тебя? Но это свидетельствует о том, насколько я проявил к тебе участие, мой мальчик. -- Благодарю, -- пробормотал Гамильтон, тупо кладя бумажку в карман. -- Раз вы так советуете. -- Да, я так советую, -- непререкаемым тоном повторил Тиллингфорд. -- Бахаизм есть единственно истинная вера, мой мальчик. Единственная гарантия того, что ты будешь в раю. Бог вещает устами Хорейса Клэмпа. Завтра же бери себе свободный день и отправляйся в Шайен. На работу явишься потом, это не важно. Если кто и сможет спасти твою бессмертную душу от огня вечного проклятия, так это пророк Хорейс Клэмп. Глава 5 Когда Гамильтон, пребывая в самом подавленном состоянии духа, уже удалялся от дверей агентства, группа парней, держа руки в карманах, тихо последовала за ним. На их лицах, как маска, застыло доброжелательное выражение. Когда Джек стал доставать ключи от машины, парни, ускоряя шаг, пересекли площадь стоянки и подвалили к нему. -- Привет, -- бросил один из них. Все они были молоды. Белобрысы, коротко подстрижены, в аскетически строгих белых халатах. Молодая гвардия Тиллингфорда, ученая братия агентства. -- Что нужно? -- буркнул недовольно Джек. -- Вы уезжаете? -- поинтересовался мордастый юнец, явно вожак группы. -- Да, уезжаю. После небольшой паузы вожак обронил: -- Но вы вернетесь. -- Послушайте.. -- начал было Гамильтон, но вожак прервал его. -- Тиллингфорд принял вас на работу, -- констатировал он. -- Предположительно, вы выходите со следующей недели. Вы прошли тестирование, и сейчас, в лабораториях, совали нос в чужие дела. -- Что ж, я вполне мог пройти тестирование, -- заметил Гамильтон, -- но это не значит, что я выхожу на работу. По правде говоря... -- Меня зовут Брэди, -- перебил его ретивый юнец. -- Боб Брэди. Может, вы меня запомнили... Я был рядом с Тиллингфордом, когда вы пришли. -- Не сводя с Гамильтона глаз, Брэди договорил: -- Кадровая служба, возможно, вами и довольна, а мы -- нет. Кадровики -- дилетанты. Это не наши люди, не профессионалы. У них на все случаи жизни есть парочка замшелых истин. Только и всего. -- Но мы-то не дилетанты, -- вставил другой парень. -- Послушайте, -- проговорил Джек, решив на всякий случай попытать счастья с молодежью. -- Может, мы сумеем договориться? Меня удивило, как это вы, образованные люди, смогли согласиться с гаданием наобум по раскрытой книге. Это же не выдерживает никакой критики. У современной науки по этому вопросу... -- Поэтому, -- с козлиным упрямством твердил Брэди, -- для нас вы по-прежнему остаетесь варваром. Пока, разумеется, не доказано обратное. А варварам в агентстве не место. У нас свои профессиональные критерии. -- Ваша квалификация ничем не подтверждена, -- добавил кто-то из группы. -- Покажите-ка ваш "шит"! [*Шит -- удостоверение личности в арабских странах, подтверждающее принадлежность к той или иной социальной группе]. -- Да-да, ваш "шит", пожалуйста! -- подхватил Брэди, требовательным жестом протягивая руку. -- Вам давно снимали нимбограмму? -- Точно не помню, -- поколебавшись, проговорил Гамильтон. -- Я так и думал. Нет "шита"! Брэди достал из кармана небольшую картонную карточку. -- У всех членов моей группы "шит" не ниже, чем четыре и шесть. Навскидку я вам бы не дал больше двух баллов. Что скажете? -- Вы -- варвар! -- сурово бросил Гамильтону один из самых молодых. -- Какое надо иметь нахальство, чтоб пытаться пролезть к нам. -- По-моему, вам лучше убраться отсюда, -- процедил Брэди. -- Рулите поскорей куда глаза глядят. И не вздумайте возвращаться! -- У меня столько же здесь прав, как у любого из вас! -- воскликнул в отчаянии Джек. -- На Божье усмотрение, -- задумчиво произнес Брэди. -- Пусть Божий суд решит, раз и навсегда. -- Прекрасно, -- довольно усмехнулся Джек. Сняв пальто и бросив его в машину, он заявил: -- Я любого из вас в бараний рог сверну! Но никто из юнцов не отреагировал на вызов. Парни сгрудились в круг и начали переговариваться. Солнце над головой уже клонилось к закату. По шоссе проносились редкие машины. Корпуса агентства сверкали в предзакатных лучах стерильной белизной. -- Начнем, -- чуть помедлив, объявил Брэди. Размахивая рукой, в которой была зажата зажигалка, он торжественно подошел к Гамильтону: -- Давайте палец! -- Мой палец?! -- Испытание огнем! -- пояснил Брэди, щелкая зажигалкой. Выпорхнул и заплясал язычок желтого пламени. -- Покажите, что вы собой представляете! Докажите, что вы мужчина. -- Можете насчет этого не сомневаться! -- сердито рявкнул Джек. -- Но разрази меня гром, если я суну палец в огонь. Для того, чтоб горстка идиотов потешила себя школьным ритуалом? Я-то думал, что вы уже выползли из пеленок. Все парни дружно выставили по большому пальцу. Брэди методично обошел всех, подводя язычок огня по очереди к каждому пальцу. Ни один из них от огня не пострадал. -- Теперь -- ваша очередь! -- напыщенно произнес Брэди. -- Будьте мужчиной, Гамильтон. Вы же не безвольное животное! -- Идите к черту! -- огрызнулся разъяренный Джек. -- Уберите зажигалку! -- Значит, вы отказываетесь от испытания огнем? -- с явным удовольствием выговаривая каждое слово, спросил Брэди. Крайне неохотно Джек выставил палец. Чем черт не шутит, может, в этом мире зажигалки не прожигают кожу? Или, может, сам того не сознавая, он обладает иммунитетом от огня? Или... -- А-а-а-а!.. -- завопил Джек, резко отдернув руку. Молодые светила науки с самым серьезным видом покачивали головами. -- То-то! -- Брэди с торжественной улыбкой законченного кретина спрятал зажигалку. -- Вот оно как! В бессильной ярости Джек потрогал ожог. -- Садисты! -- крикнул он. -- Изуверы, фанатики! Ваше время -- средневековье! Вы -- исламиты! -- Поберегись! -- предостерегающе поднял ладонь Брэди. -- Ты говоришь с воином Единосущного Бога! -- Может быть, ты и воин Единосущного Бога, -- ядовито заметил Гамильтон, -- зато я специалист по электронике. И высочайшего класса, кстати. Подумай об этом. -- Думаю, -- кивнул Брэди. -- Можешь совать палец хоть в вольтову дугу. Даже в доменную печь нырнуть. -- Именно так, -- согласился Брэди. -- Я могу. -- Но какое отношение это имеет к электронике? -- яростно воскликнул Джек. -- Хорошо, умник, я вызываю тебя на состязание. Давай разберемся, много ли ты знаешь! -- Ты... вызываешь воина Единосущного Бога? -- словно не веря собственным ушам, переспросил Брэди. -- Да, вызываю. -- Но... -- Парень сделал пренебрежительный жест. -- Это же нелогично. Идите-ка лучше домой, Гамильтон. У вас, по-моему, с головой не совсем в порядке... -- А, струсил!.. -- поддел его Джек. -- Но ведь ты точно проиграешь! Это аксиома! Воин Единосущного Бога побеждает по определению. Любой другой исход был бы опровержением могущества Божия... -- Кончай тянуть резину, -- отрезал Джек. -- Можешь задать мне любой вопрос. Каждый получит по три задачи из области прикладной и теоретической физики. Согласен? -- Согласен, -- неохотно отозвался Брэди. Остальные юнцы, широко раскрыв глаза, сгрудились вокруг противников, восхищенные неожиданным поворотом дел. -- Мне жаль вас. Вы, наверное, так до конца и не поняли суть происходящего. Подобную глупость можно еще ожидать от невежды, но никак не от человека, хоть в какой-то мере причастного к науке... -- Спрашивайте!.. -- прорычал Джек. -- Сформулируйте мне закон Ома, -- вдохновенно изрек Брэди. Гамильтону показалось: он ослышался. С таким же успехом можно было попросить сосчитать до десяти. -- Вы не ошиблись с вопросом? -- Сформулируйте закон Ома, -- тупо повторил Брэди. И принялся что-то беззвучно шептать. -- В чем дело? -- презрительно спросил Джек. -- Что вы там еще бормочете? -- Молюсь, -- сообщил Брэди. -- Прошу Божественной помощи. -- Закон Ома, -- начал Гамильтон. -- Сопротивление тела электрическому току... И умолк. -- Какие-то проблемы? -- с плохо прикрытым злорадством спросил Брэди. -- Вы меня отвлекаете. Помолитесь, пожалуйста, после. -- Нет, именно теперь! Позже это будет ни к чему! Стараясь не обращать внимания на непрерывно шевелящиеся губы противника, Джек продолжил: -- Сопротивление тела прохождению электрического тока может быть установлено следующим уравнением... -- Давай, давай! -- насмешливо подбодрил Брэди. Странная пустота образовалась в мозгу. Символы, цифры, уравнения, подмигивая, поплыли перед глазами. Слова и фразы порхали, как мотыльки, не желая вставать в мало-мальски осмысленном порядке. -- За абсолютную единицу сопротивления, -- почти выкрикнул Гамильтон, -- может быть принято сопротивление проводника, который... -- Что-то не похоже на закон Ома, -- ухмыльнулся Брэди. И обернулся к своим приспешникам: -- А вам? Те удрученно покачали головами. -- Сдаюсь!.. -- так и не поверив до конца в происшедшее, выдохнул Джек. -- Я даже не могу срофульмиро... тьфу! сформулировать закон Ома... -- Хвала Всевышнему! -- Брэди пребывал на вершине блаженства. -- Варвару нанесен удар от Господа, -- прокомментировал кто-то из юнцов сей прискорбный факт. -- Испытание окончено. -- Так нечестно! -- слабо запротестовал растерянный Джек. -- Я знаю закон Ома не хуже, чем собственное имя! -- Хватит вилять! -- осадил его Брэди. -- Лучше признай, что ты варвар и на тебя не простирается благодать Божия. -- А как же состязание? Надо бы и вас проверить. Брэди призадумался. -- Давай, конечно... Все что хочешь. -- Электронный луч, -- собравшись с силами, начал Джек, -- отклоняется при прохождении между двумя заряженными пластинами, имеющими определенную разность потенциалов. На электроны воздействует силовое поле под прямым углом к направлению их движения. Обозначим длину пластин как L1. Обозначим расстояние от центра пластины... Джек запнулся, умолк и выпучил глаза, взирая на невероятное зрелище: чуть повыше правого уха Брэди появились крупный губастый рот и пухлая ладонь... Кто-то невидимый стал нашептывать Брэди. К сожалению, Джек не мог расслышать, что именно вещает привидение. -- К-к