растает. - Сочувствую, - искренне отозвался Ларс. - Да-а, - продолжал Торфинн. - Раньше, конечно, тоже бывали у меня случаи неудачных посадок. То есть, весь вопрос в том, для кого они оказывались неудачными. Помню, раз приземлился прямо на головы двум болванам, которые с таким азартом пытались разрубить друг друга на куски, что не заметили моего появления. Можно считать, что для них моя посадка действительно была неудачной. Только хрустнуло... И назавтра на моем замке кто-то уже краской написал: "Здесь покоятся храбрые рыцари сэр Балан и сэр Балин С Двумя Мечами, бившиеся за звание наихрабрейшего и, будучи оба достойны его, пали одновременно, в память о чем и воздвигнута сия гробница". Представляю, какие у них были рожи, когда я улетел оттуда! - Торфинн снова помрачнел и заключил упавшим голосом: - Так что все относительно. - Мы глубоко сочувствуем вам, - сказал Ларс, но чародей только горестно отмахнулся. - Ах, оставьте! Каждый вечер, каждый вечер, господин Разенна, одно и то же: горькое одиночество, попреки тещи-ведьмы, магический кристалл и кислое вино. Я ведь тут скучаю, господа, - на всякий случай пояснил Торфинн. - А что делает любой порядочный человек, когда ему скучно? Он подглядывает за другими порядочными людьми. Вот и я подглядываю. Настрою кристалл на Ахен и гляжу. А там-то какая скукотища! Одно и то же, особенно после этого дурацкого восстания: допрос - пытки - казнь, допрос - пытки - казнь... Не желаете ли полюбоваться? Побледневший Разенна стремительно поднялся со своего места. - Желаем. - Так вот почему у нас в кристалле помехи! - заметил Тагет свистящим шепотом. Фуфлунс уже навис над дымчатым шаром, покоящемся на подставке в виде ног хищной птицы. Торфинн простер в сторону кристалла руку в тяжелом кольчужном рукаве, и над камнем с шипением взлетело облачко белого плотного дыма. Потом дым рассеялся, и в кристалле стали видны фигурки. Разенна собрался было отстранить Фуфлунса, чтобы посмотреть, что же делается в глубине магического кристалла, как вдруг бог испустил душераздирающий вопль: - Сефлунса взяли!!! И бросился бежать прямо в стену. Металлическая стена поспешно раскрылась перед ним. Потом из глубины замка донесся звонкий удар и проклятие, произнесенное на сочном этрусском языке. - Черт, - сказал Торфинн, - куда он так несется? Я не успеваю раздвигать стены. Наконец, Фуфлунс выбрался из замка. Сквозь бойницу Ларс увидел, что бог взлетел над болотом. - Я, пожалуй, тоже пойду, - сказал Разенна. - Как бы боги там без меня дров не наломали. - Да бросьте вы, Разенна, - отозвался Торфинн. - Не маленькие, пятая тысяча лет пошла. К тому же, все-таки боги. Хотите выпить? У меня есть отличное мозельское вино. На пороге возникла тролльша Имд. Седые волосы ее растрепались, плащ из пестрых шкур взметнулся, когда она выкинула вперед руку и уставила на Ларса обвиняющий палец: - Пьянчуга! - Сгинь, - повелительным тоном произнес Торфинн, и тролльша исчезла. - Вот это по-нашему, - заявил Разенна и подставил бокал. Они выпили мозельского и умилились. - Ларс! - вскричал Торфинн со слезой. - Торфинн! - отозвался Ларс. Тагет, забытый всеми, посмотрел, как Великий Магистр обнимается с чародеем, плюнул и с горя принялся лузгать семечки. 6 Держа на плече алебарду, найденную на разбитой баррикаде, Сефлунс торжественно вышагивал по городу. Ему казалось, что он чрезвычайно ловко таится и скрывается. На самом деле его причудливая внешность давно уже привлекала к себе настороженное внимание гарнизона. Разговоры у костров, пылавших почти у каждого перекрестка, стихали сами собой, когда колоритная фигура бога появлялась из-за поворота в вечерних сумерках. На улице Светлого Бора Сефлунса остановил патруль. Двое солдат обменялись недоуменными взглядами, потом дружно встали и подошли к богу с двух сторон. Один взял его за локоть. - Кто такой? Сефлунс смерил его надменным взором. - Отыди, смертный, ибо твое место у ног божества, но отнюдь не... - Смотри ты, интеллигентzzz - разъярился солдат. - Сейчас тебе будет "отнюдь"... - Поелику божественная суть непостигаема смертным разумом... - снова завел упорный бог, намекая на то, чтобы его пропустили. Второй солдат сказал своему товарищу: - Оставь ты его, Ханнес. Он же ненормальный. Ты что, не видишь? - Ненормальный? - рявкнул Ханнес. - А алебарда зачем? - Алебарду он сейчас отдаст, верно? Ведь ты отдашь алебарду этому доброму и отважному парню? - Отважному! - фыркнул Сефлунс. - Уберите руки! Не смейте прикасаться ко мне, отродья гуннов! О отвага, где ты? Увы! Погребена, погребена под развалинами Вечного Рима! Он грозно нацелил на солдат свою алебарду. Этого Ханнес уже вынести не мог. В тот же миг умелые руки Завоевателей вышибли оружие из пальцев старого бога. Сам Сефлунс, неизвестно как, оказался лежащим на снегу вниз лицом. Потом его вздернули на ноги и принялись бить. Даже если бы он выдал им и пароль, и явки, ему бы это уже не помогло. Завоеватели не желали выслушивать никаких признаний, никаких объяснений. Они просто собирались превратить наглеца в котлету. Сначала Сефлунс изрыгал проклятия, от которых стыдливо покраснел бы и гераклейский гладиатор, но эти невежды ни слова не понимали по-латыни. Потом он стал им угрожать. Когда, позабыв гордость, Сефлунс перешел к мольбам и стонам, с небес свалился пылающий гневом Фуфлунс. Одним ударом могучего кулака он отшвырнул первого солдата и лишил его сознания. Пока тот трепыхался на снегу, Фуфлунс метнул свой каменный нож во второго. Потом поплевал на ладони и ухмыльнулся с довольным видом. Сефлунс уныло посмотрел на него заплывшим глазом. - Старый болван! - радостно сказал Фуфлунс. - Здорово тебя отделали! - Проклятый дурак, - сипло отозвался Сефлунс. - Кто тебя просил вмешиваться? Я бы справился с этими жалкими сервами и без твоей помощи. Фуфлунс поднял со снега алебарду и сказал: - Угу. Его собрата-бога такой ответ почему-то взбеленил. Он разразился упреками и, вконец расстроившись, отобрал у Фуфлунса алебарду, заметив при этом, что тот все равно не умеет с ней обращаться. - Я разнесу тут все к чертям, - мрачно заявил Фуфлунс. - Бьярни дерьмо. Это же надо так загадить город. Даже этот галл... как его... который в Риме все разворотил... - Бренн, - сказал Сефлунс. - Даже Бренн себе такого не позволял. - Фуфлунс выдернул из тела убитого им Завоевателя свой нож и пнул труп ногой. - Черт знает что, - пробормотал он. - Повсюду что-нибудь валяется... Где Синяка? В тюрьме, небось? - Где же еще может быть мальчик из порядочной семьи? - пожал плечами Сефлунс. На это у Фуфлунса возражений не нашлось, и боги двинулись в путь по городу, на время позабыв свои распри. Пройдя значительное расстояние, Фуфлунс спросил: - Кстати, ты хоть знаешь, где тут у них тюрьма? Сефлунс смерил его высокомерным взглядом, но от ответа воздержался. Минут через пять он сказал: - А давай вон у того парня спросим. Он указал на Завоевателя, лениво сидевшего на телеге. Свесив ноги в дырявых сапогах, он болтал ими, и физиономия у него была сонная. Сефлунс помедлил, разглядывая его, и Фуфлунс подтолкнул его в спину. - Чего ты? Давай, спрашивай. Сефлунс нерешительно оглянулся. - Может, ты спросишь? - Нет уж, давай ты. - А что я? - совсем уже шепотом откликнулся Сефлунс. - Я на ихнем языке говорю с галльским акцентом. - Вы чего, мужики? - внезапно ожил Завоеватель (это был Хилле). - Дорогу потеряли? Котел с похлебкой ищете? - Какие мы тебе "мужики"! - возмутился Фуфлунс. - Боги мы, ты, ничтожество! Хилле зевнул. - А мне плевать, - сказал он. - Боги так боги. А я - Хилле Батюшка-Барин с драккара "Медведь". - Скажи нам, С-Драккара-Медведь, - стараясь быть вежливым, произнес Сефлунс, - где тут тюрьма? Фуфлунс предупреждающе зашипел. "Идиот, - процедил он сквозь зубы по-этрусски, чтобы болван-Завоеватель не понял. - Кто же так прямо в лоб спрашивает? Надо же хоть немного хитрости проявлять, когда выведываешь у врага его тайны..." Но Хилле был прост и до сложностей военной разведки не поднимался. - А, - сказал он и снова зевнул. - Это в подвале Ратуши. - Он ткнул рукой в сторону высокого здания из красного кирпича. - Вон, где часы. Быстро найдете. Он почесался и завалился на телегу. Сефлунс победоносно посмотрел на своего собрата, и оба старых бога направились в сторону Ратуши. Они обошли ее и подобрались к ней с тыла. - Ну вот, - сказал Фуфлунс, разглядывая кирпичную кладку и на всякий случай поковыряв ее твердым ногтем. - Если его здесь нет, значит, погиб наш Синяка. Пал за правое дело... смертью храбрых... - О, не говори так, - ужаснулся Сефлунс. - Разенна нас со свету сживет, если мы его не спасем. Боги панически переглянулись и хором закричали, надрываясь и обращаясь непосредственно к глухой стене: - Си-ня-ка! Несколько секунд все молчало. Потом слабо прозвучал ответ: - Чего вы так орете? Здесь я. - Хвала Вейовису Кровожадному! - воскликнул Фуфлунс, кидаясь на шею Сефлунсу и едва не смяв его. - Здесь он! - Что распрыгался, - ответил Сефлунс без энтузиазма. - Без тебя слышу. - Он приблизил губы к кирпичам и спросил: - Синяка, ты стену поднять можешь? Мы вывели бы тебя из города. Некоторое время ничего не происходило. Боги топтались в нетерпении, вздыхали, передергивали плечами. Сефлунс нервно ощупывал свой подбитый глаз. Потом Фуфлунс прислушался повнимательнее и сказал: - По-моему, его там тошнит. - О Менерфа! Только этого не хватало! Маг, чародей, - Сефлунс дернул ртом, - а простых вещей не понимает, что нельзя лопать что попало. От этого бывает расстройство желудка. Он с неудовольствием прислушался. - Синяка, - сказал Фуфлунс, - чем они тебя там кормят? Помолчав, Синяка тихо откликнулся: - Плохо мне. В этот момент за спинами богов лязгнуло железо, и обернувшись, они увидели скрещенные боевые топоры в руках пятерых дюжих молодцев в кожаных шлемах. - Взлетаем! - скомандовал Фуфлунс. - Атакуем неприятеля с воздуха! Боги поднатужились и с кряхтеньем вознеслись над головами врагов. Завоевателей, похоже, трудно было чем-либо смутить. Они выставили круглые деревянные щиты, расписанные спиралями в цвет парусов, и принялись подпрыгивать, размахивая топорами и норовя отрубить богам какую-либо конечность. Грозным этрусским божествам пришлось изрядно потрудиться, чтобы уложить этих упрямых атеистов. Фуфлунс, кровожадный по натуре, наслаждался битвой. Он поражал врагов каменным ножом, очень острым и прочным, кричал: "Заходи слева!" и "Я натяну твою кожу на барабаны!", а также распевал древнюю боевую песнь этрусков. Последний из пяти Завоевателей, тяжело раненый алебардой, свалился на мостовую без сил и, не отводя глаз, стал ждать, пока Сефлунс его прикончит. На Сефлунса вдруг напал приступ гуманизма. Он посмотрел на поверженного солдата, с шумом приземлился рядом и укоризненно произнес: - На кого руку поднял, сопляк? - Куда вы делись? - прошелестел еле слышный голос Синяки. - Где вы? Боги уловили в призыве панические нотки. Фуфлунс шлепнулся возле своего собрата и вытер окровавленный нож о его одежду. - Что ты делаешь? - Сефлунс брезгливо отстранился. - Пусть думают, что ты тоже сражался, - благодушно ответил Фуфлунс. - Что с вами случилось? - снова позвал Синяка. - Здесь мы, здесь, - пробасил Фуфлунс. - Все в порядке. Не бойся. Ему показалось, что он слышит долгий вздох. - Ну, - сказал Сефлунс, - что делать будем? - А ты давно стены поднимал, Сефлушка-гнилушка? - Очень мне надо стены поднимать! Я не взломщик, как некоторые. - Кто взломщик? - разъярился Фуфлунс. - А кто спер из храма Танит алмаз хаддахской царевны? - Я для дела взял... Если бы Карфаген не завоевали... Сам знаешь, что могло быть. Ганнибал - кровавый пес. Не хуже Бьярни. - Вот объясни, Фуфлунс, какое тебе дело до Карфагена? Фуфлунс уперся кулаками в бедра и спросил в упор: - Будем болтать про какого-то Ганнибала или все-таки будем делать дело? - Отойди, - не глядя на него, сказал Сефлунс. Не дожидаясь, пока друг уступит ему место, он отстранил его так, что Фуфлунс чуть не упал. - Синяка, - позвал Сефлунс, - ты хорошо меня слышишь? - Да, - отозвался Синяка тихо. - Ты сам ничего не можешь сделать? После короткой паузы Синяка ответил: - У меня не получается. Очень больно. Тошнит все время. - Иди в стену, - сказал Сефлунс. - Я попробую ее раздвинуть. Только иди быстро и прямо на меня. Ничего не бойся. В худшем случае ты ударишься, и все. - В худшем случае меня повесят, - сказал Синяка. - Вот только не надо, не надо глупости говорить! - нервно встрял Фуфлунс. Сефлунс ухватился руками за кирпич и уперся лбом в стену, вытаращив свои круглые глаза и шевеля губами. От напряжения жилы на его шее вздулись. Затаив дыхание, Фуфлунс следил за ним. Через несколько секунд стена разбухла, как тесто. - Иди! - крикнул Сефлунс, задыхаясь. В стене появился подвижный комок, потом второй. Руки. Они отчаянно протискивались сквозь тугую материю. Сефлунс заскрежетал зубами. - Быстрее, - выдавил он. Резкий толчок выбросил Синяку прямо в объятия бога, и оба повалились на булыжник. Синяка тяжело дышал. Сефлунс встал на ноги и посмотрел на него с сомнением. - По-моему, он умер, - сказал Сефлунс. Фуфлунс подошел ближе, пожал плечами. - Ничего определенного сказать не могу. Не оставлять же его тело врагам. Взяли! Сефлунс подхватил Синяку за плечи, Фуфлунс за ноги, и боги дружно затопали по городу, бросая по сторонам угрожающие взгляды. Было тепло и пахло козьей шкурой. Где-то внизу уютно и тихо позвякивала посуда. Синяка заворочался и сразу ощутил невыносимую боль во всем теле. Чародей чертов, подумал он, сам себя вылечить не могу. Однако предстояло еще выяснить, где он находится. Синяка с трудом припомнил все случившееся за последние сутки. Кто-то помог ему выбраться из тюрьмы и унес сюда. Кто? Синяка подумал о Торфинне. Но в Кочующем Замке не может быть так тепло, и там никогда не было такого запаха... Синяка попытался сесть и тут же резко стукнулся о потолочную балку. Громко вскрикнув, он рухнул обратно на козьи шкуры и прикрыл глаза, перед которыми поплыли огненные спирали. Посуда перестала звякать, и чья-то большая тень закрыла свет. Синяка с трудом разлепил ресницы. Смутно, сквозь мглу и оранжевые искры, он разглядел знакомую безобразную рожу великана. - Не узнаете меня, господин? - добродушно пророкотала рожа. - Пузан я. Великан ваш, персональный и до гроба преданный. Синяка слабо улыбнулся. - Давно я здесь? - Не извольте беспокоиться. Давно. - Великан заботливо поправил козью шкуру. - Лежите, господин Синяка, спокойно. Это Пузанова сопка. Вы на земле Ордена. Синяка не ответил, уронив голову на желтоватый мех. Он еле слышно простонал, вспоминая, как Вальхейм уходил из подвала вместе с тем высоким пьяным офицером Завоевателей. Тот явился именно за капитаном. Ну да, смутно подумал Синяка, он же назвал его по имени. И увел. А я валяюсь здесь... Синяка попробовал встать, забыв о балке, и ударился вторично. В глазах почернело, и он безмолвно заплакал, изнемогая от бессилия. Сквозь ресницы он смотрел, как слезы сползают в жесткий мех. В хибаре горела керосиновая лампа. Великан чистил картошку, неумело держа ее в огромных грубых пальцах. По бревенчатым стенам висели связки сушеного укропа. В углу в кадке находилась капуста домашнего квашения. Выгоревшие ситцевые занавесочки слегка шевелились на сквознячке. Громко хлопнула низкая дверь, и в хибаре появился Ларс Разенна. Великан мотнул головой в сторону печки. Великий Магистр сразу озаботился. - Ну, как он? - Спят, - с тяжелым вздохом произнес Пузан. - Умаялись. - Кто спят? - не понял Разенна. - Разве их там несколько? - Господин Синяка спят, - пояснил великан. - Я не сплю, - хрипло сказал Синяка, не решаясь пошевелиться. Разенна стремительно подошел к нему. - Жив? - сказал он. - Говорить можешь? - Могу. - Где Анна-Стина? Этого вопроса Синяка и боялся. - Не знаю, - сказал он с трудом. Ларс отчетливо скрипнул зубами. - Бьярни залил кровью весь город, - сказал он, отходя от печки и тяжело падая на скамью рядом с великаном. - Я только надеюсь, что она погибла во время разгрома и не попала к нему в лапы. Наступило мрачное молчание. Потом великан решил немного разрядить обстановку беседой на хозяйственные темы и указал на пустое ведро. - Воды нет, - произнес Пузан. У Разенны тут же изменилось выражение лица. - Не понял, - сказал он. - Богов полон дом, а ты Великому Магистру на какую-то воду намекаешь. - Да нет, я так... к слову пришлось... - струсил великан. Ларс покачал головой. - Холуйская у тебя душа, Пузан. Думаешь, если твой хозяин здесь, так нас можно уже и в грош не ставить? Пузан побагровел и начал путано объяснять, что господину Синяке предан до гроба, но за водой сам пойдет, просто вот подумалось. Ведь и картошку нужно почистить, и к колодцу сходить, покуда господин Синяка спят, умаявшись. А так он, Пузан, конечно же, безмерно предан и всецело уважает. Смешавшись под пристальным взглядом Ларса, великан замолчал и сильно, с чувством, засопел. - Экая дубина, - вздохнул Ларс. В дверь постучали. Сильно постучали, уверенно. - Открыто! - повысив голос, сказал Разенна. - Входите. Пригнув голову, в хибару зашел Торфинн. Побледневший Пузан сразу съежился и сделал попытку спрятаться на спиной Ларса, который был ниже его на две головы. - Привет, Разенна, - сказал Торфинн, мельком оглядев простую обстановку хибары. - Добро пожаловать, брат долгожданный, - церемонно произнес Великий Магистр. - Ты как раз вовремя. Трапеза скоро поспеет. - Благодарю, брат кормилец. Торфинн был трезв. Руки у него подрагивали, но видно было, что похмелье уже не так терзает его. Великолепие чародея несколько поблекло, но держался он прямо и на лавку уселся с достоинством. - Я вижу, брат долгожданный, что тебя привело к нам какое-то дело, - учтиво, как требовал Устав, начал Великий Магистр. - Твоя проницательность делает тебе честь, Ларс Разенна, - отозвался Торфинн. - Я все чаще говорю себе, что дружбой с таким человеком, как ты, о доблестный этрусский царь, можно гордиться. Да, ты прав, я пришел по делу. - Он снова обвел комнату глазами, на миг задержавшись на печке. - В свой магический кристалл я видел, Ларс Разенна, как твои боги вырвали из рук Завоевателей... Ларс вскочил. - Ни слова больше! Ты пришел отобрать у нас Синяку? Торфинн продолжал спокойно сидеть на лавке. - Если бы я мог ОТОБРАТЬ его у вас, я бы сделал это давно, Ларс Разенна, - сказал он. - К сожалению, это невозможно. Нет, я пришел просить о другом... - Говори, - осторожно разрешил Разенна. Он все еще опасался подвоха. Пьяный Торфинн был чудесным братом-кормильцем, но от трезвого можно было ожидать самой невероятной пакости. Мало ли что. О Торфинне разное говорят. Тот же великан такое рассказывал... К тому же Ларс еще никогда не имел дела с трезвым Торфинном. Торфинн тоже поднялся. - Ларс Разенна, - сказал он, - поскольку Синяка гость на земле Ордена, я прошу у Великого Магистра разрешения поговорить с ним. Позволь мне обратиться к твоему гостю с предложением, которое он должен выслушать приватно. - Ну вот еще! - возмутился забытый собеседниками великан. - Будут тут всякие ходить и приставать к господину Синяке с разными глупостями! Торфинн резко повернулся к нему. - Вот ты как заговорил? Великан по привычке испугался, но присутствие Ларса и, главное, великого Синяки (пластом лежавшего на печке), делало его храбрым, и он только фыркнул. Ларс тихонько коснулся синякиной руки. - Здесь Торфинн, - сказал он. - Он хочет говорить с тобой. Как ты? Серые губы шевельнулись, и Синяка с трудом сказал: - Пусть. Ларс кивнул чародею. Тот подошел к печке, покосился на Ларса, не подслушивает ли, и прошептал: - Мальчик, я показал тебе твою силу. Я рассказал тебе о том, кто ты, из какого рода. Это была немалая услуга. Помоги теперь ты мне. - Что? - шепнул Синяка. - Мой замок уходит в трясину, - угрюмо сказал Торфинн. - Его разъедает ржавчина. До весны он превратится в прах на этих болотах. Я не в силах помочь себе, ведь я - часть замка, и мне не вытащить себя из ловушки. Синяка молчал. Торфинн придвинулся еще ближе и вкрадчиво добавил: - Я хорошо заплачу тебе. С безмерной усталостью в голосе Синяка ответил: - Торфинн, я сделаю то, что ты просишь. - Что ты потребуешь за это? - спросил чародей, жадно глядя на Синяку. - Бьярни, - не открывая глаз, кратко сказал тот. - У меня есть кое-что получше, - заявил Торфинн. И в самое ухо Синяки зашептал: - Анна-Стина Вальхейм и ее брат Ингольв - оба у меня в замке. Я подарю их тебе. Синяка промолчал. Он знал, что чародей не лжет, и внезапно ощутил удивительную легкость. Близнецы живы. Этот долг снят с него. Сам того не зная, Торфинн развязал ему руки. Неожиданно Синяка понял, КТО был тот человек с властным голосом, который увел из подвала капитана. Нужно было совсем ошалеть от побоев и голода, чтобы не узнать Торфинна... - Я подарю их тебе, - шептал между тем Торфинн, не обращая внимания на мрачный взор Ларса, стоявшего у окна со скрещенными на груди руками. - Ты сможешь делать с ними все, что захочешь. С такими людьми приятно иметь дело. Честные, гордые, самоотверженные... - Бьярни, - повторил Синяка, еле ворочая языком. - Косматый Бьярни. - Да перестань ты, - сказал Торфинн. - Он подонок. Видел бы ты, что он сейчас творит в городе. - Бьярни, - в третий раз сказал Синяка, тихо, на выдохе. - Да зачем тебе этот полоумный? - удивился, наконец, Торфинн. Синяка открыл глаза. От боли они потемнели, и в полумраке казались черными. - Я убью его, - сказал он. Брат и сестра сидели друг против друга за длинным столом. Желтоватые свечи горели в высоких шандалах, освещая блюдо с жарким в листьях свежего салата, влажного после недавнего мытья, корзину с виноградом и яблоками, хлеб свежей выпечки и вина двух сортов в хрустальных графинах. Пробки графинов были сделаны в форме отрубленных голов. Отблески пламени придавали хрустальным лицам выражение страдания, а густое красное вино кроваво окрашивало их шеи. Прошло уже около двух часов с тех пор, как Торфинн привел капитана в замок. Вальхейма шатало, он мутно смотрел перед собой в одну точку, и было очевидно, что он не понимает, где находится и что с ним происходит. Анна-Стина бросилась ему навстречу, но Торфинн властным жестом остановил ее, приказав сесть. Она повиновалась, готовая каждую минуту взбунтоваться. Чародей грубо оттолкнул Вальхейма от себя, и тот отлетел к стене. Цепляясь пальцами за гладкую металлическую поверхность, Ингольв кое-как выпрямился. Торфинн негромко рассмеялся, но смех у него был угрюмый. - Анна-Стина Вальхейм, - сказал он, обращаясь к девушке через голову Ингольва, - я привел твоего брата, и он еще жив. - Пожалуйста, Торфинн, - сказала Анна-Стина. Чародей опять рассмеялся. - Можешь ему помочь, - разрешил он. И когда она бросилась к капитану, добавил: - Обед на столе. Вы оба нужны мне сытые и отдохнувшие. Мельком взглянув на накрытый стол, Анна-Стина снова обернулась к брату. Он отталкивал ее, кривил рот, бормотал проклятия. Наконец, ей удалось его уговорить, и он неловко добрался до ближайшего стула и рухнул на него. Поискав глазами Торфинна, девушка обнаружила, что хозяин Кочующего Замка необъяснимым образом исчез. В комнате громко трещали свечи. Брат и сестра неподвижно сидели за столом и молчали. Анна-Стина старалась не думать о цене, которую Торфинн запросит за жизнь ее брата. Она только надеялась, что Ингольв все же придет в себя. Капитан смотрел на свои руки остановившимся взглядом. Когда он вдруг заговорил, Анна-Стина едва не закричала от неожиданности. - Анна, - медленно сказал Ингольв через весь длинный стол. - Это ты. Я узнал тебя. Анна-Стина молча заплакала. Ингольв оглядывался по сторонам, ничего не понимая. - Где мы? Это Ахен? Она вздохнула и провела ладонями по щекам, боясь снова разрыдаться. - Ты ничего не помнишь? - Нет. Что это за замок? - Это Кочующий Замок Торфинна. Ингольв усмехнулся и покачал головой. - Мама Стина, я не знаю, как этому прохиндею удалось тебя обмануть, но он, несомненно, великий актер. Ты же умная девушка. Как ты могла поверить глупой сказке? - Торфинн - не сказка. - Да, и Мерлин не сказка, и Спящая Красавица завтра проснется. Ты же никогда не верила в нянькины россказни и вечно ловила ее на несуразных нелепицах. Ответ Анны-Стины испугал его. Страшен был не смысл ее слов - страшна была полная убежденность. Она сказала: - Мы попали в нянькину сказку, Ингольв. Каким-то образом он почувствовал, что сестра права, и мороз пошел у него по коже. Анна-Стина сняла с одного графина "отрубленную голову", налила вина в два бокала и с ними подошла к брату. Он взял бокал из ее руки, провел пальцем по краю, и хрусталь благодарно запел. - За тебя, - сказал он, - за тебя, отважная девочка Анна! Он выпил. Она продолжала стоять перед ним. Капитан сам налил себе из второго графина и выпил снова. - Почему ты не пьешь? - спросил он, показывая на бокал, который она держала в руке. - Брат, - сказала Анна-Стина, - Торфинн ничего не делает даром. Ингольв нахмурился. - Ты о чем? - О тебе. Если бы не Торфинн, Косматый Бьярни уже разрезал бы тебя на куски. - Очень может быть, - кивнул капитан и вспомнил о Синяке. Парнишку тошнило от страха на гнилую солому. Стоило ли тащить его на себе из разрушенного форта, чтобы Бьярни замучил его в своих проклятых подвалах? Капитан тряхнул головой. Черт с ним, с Синякой, его никто не заставлял возвращаться на перекресток. - Брат, - снова заговорила Анна-Стина. - Торфинн и пальцем не шевельнул бы ради тебя, если бы я ему не обещала... Ингольв круто взвел левую бровь. - Что ты ему обещала? - спросил он неприятным, скрипучим голосом. - Он что... - Нет, - поспешно перебила его Анна-Стина. Ингольв отвернулся и замолчал. Через несколько секунд он яростно проговорил: - А что ему нужно от тебя? Может быть, у него "честные намерения"? Он обещал жениться на тебе? А как, интересно знать, посмотрит на это твой этруск? - Молчи, Ингольв, - сказала девушка, вздрагивая. - Ты ничего не понимаешь. Я не знаю, что я ему обещала. - Как это? - Ингольв вдруг почувствовал, что сильно опьянел. Не стоило пить на голодный желудок, подумал он с запоздалым раскаянием. - Он спросил, что я отдам ему за твою жизнь. Я сказала: "Все". - Ты не могла этого сказать. Ты смелая, умная девушка. - Могла, - упрямо ответила она. - Ну, так просто откажись от своих слов. Бежим отсюда. - Вальхейм попытался встать и тяжело рухнул обратно в кресло. - Бежим прямо сейчас. - Здесь нет дверей, - сказала Анна-Стина. - Я уже искала. Отсюда нет выхода. Ингольв помолчал, глядя себе под ноги и стараясь справиться с опьянением, а потом поднял голову, увидел беспомощные глаза сестры и ощутил бешеную злобу. - Сядь! - рявкнул он. - Вы не в казарме, капитан, - внезапно произнес глубокий бас Торфинна. Близнецы, как по команде, повернулись на голос. Хозяин Кочующего Замка сидел за столом и вертел в длинных пальцах бокал. - Почему вы позволяете себе повышать голос в моем доме? - продолжал чародей. - Я не разрешаю вам оскорблять эту молодую особу. Вальхейм откинулся на спинку кресла и пьяно захохотал прямо в лицо Торфинна. - Да кто вы такой, а? Вам известно, что эта "молодая особа" - моя сестра? Или вы уже решили, что вам удалось ее купить? Я не просил спасать мою жизнь. Так что сугубое вам мерси и позвольте откланяться... - Сидеть, - властно сказал Торфинн. - Здесь распоряжаюсь я. - Попробуй, - сквозь зубы процедил Вальхейм, чувствуя, как слабеет. Торфинн, не обращая на него внимания, снял с подставки хрустальный шар и бережно положил его на стол. Он поднес к шару руки, слегка касаясь его ладонями, и над магическим кристаллом заструился синеватый дым. - Я записал один любопытный разговор, - пояснил чародей. - Чем же он так любопытен? - спросил Вальхейм, стараясь унять дрожь. Он почувствовал, что от волнения и страха у него немеют руки. - Тем, что оба собеседника были совершенно искренни, - сказал Торфинн. Кристалл ожил. Он потемнел, и из его глубины донесся вкрадчивый низкий голос. Он спрашивал - неторопливо, настойчиво, властно. Второй голос, женский, отвечал. Ингольв переводил взгляд с чародея, стоявшего с улыбкой посреди зала, на свою сестру, бледную, с решительно сжатыми губами. - Надеюсь, капитан, вы узнали голос госпожи Вальхейм? - холодно спросил Торфинн. Ингольв кивнул. Интонации были чужие - равнодушные и уверенные, но он не мог не узнать этот высокий девический, словно немного заплаканный голос. - Вот и хорошо, - сказал Торфинн. Ингольв прикусил губы. Потом привстал. - Что ты с ней сделал, колдун? - Только заставил говорить чистую правду, больше ничего. Разве тебе не приятно было услышать, как самоотверженно она тебя любит? - Нет, - сказал Ингольв. Торфинн смерил его взглядом пронзительных черных глаз. - Верю, - сказал он. Кристалл проговорил ровным монотонным голосом, который, тем не менее, принадлежал Анне-Стине: - "За жизнь моего брата я отдам тебе все, что ты потребуешь, Торфинн". - Она не могла этого сказать! - крикнул Ингольв. - Я тоже так думал, - кивнул Торфинн. - Потому и переспросил. Но она подтвердила и второй раз. - Чародей рассмеялся. - "Все"! Она готова отдать "все"! Интересно, как далеко простирается это "все" и что вы оба подразумеваете под этим словом? Кристалл затих, и свет в его глубине померк. Некоторое время было очень тихо. Анна-Стина сидела с пылающим лицом - никогда в жизни она не испытывала такого стыда. Она боялась пошевелиться, боялась вымолвить слово. - Вранье, - решительно сказал Ингольв и встал. - А теперь говори: как ты сделал это, колдун? - Я просто задавал вопросы. Сядь, Ингольв Вальхейм. Я могу согнуть тебя в дугу так, что ты пожалеешь о подвалах Косматого Бьярни, где тебе, несомненно, переломали бы все кости. Сядь. Наслаждаясь, Торфинн налил себе мозельского и отпил несколько глотков. - Не сравнить с домашними наливками, которые готовит моя теща, - заметил он. Близнецы молчали: брат - угрюмо, сестра - испуганно. - Так вот, друзья мои. Я не собирался бесчестить вашу сестру, дорогой мой Вальхейм, и нечего скалить на меня зубы. Все равно не укусите. - Он усмехнулся. - Я хотел расплатиться вами за одну услугу... - Как это "расплатиться"? - спросил Вальхейм. - Просто. Как платят деньгами или товаром, скажем, мехом, золотым песком, слоновыми бивнями... - Ты ничего не перепутал, волшебник? - спросил капитан. - Моя сестра и я - мы не товар... - Судьба близнецов в моих руках, - спокойно сказал Торфинн. - Это цена твоей жизни, Ингольв Вальхейм. Это то "все", которое нужно было мне от твоей сестры. И я его получил. Впрочем, я не собирался использовать свою власть для того, чтобы причинять вам вред. Вы мне симпатичны, друзья мои, вы мне очень симпатичны. Поэтому я и хотел всего лишь обменять вас на небольшую услугу, о которой просил небезызвестного вам Синяку. Вы были добры к этому наивному юноше, и я надеялся, что он воспользуется случаем отблагодарить вас. Однако юноша оказался не столь уж наивен. Он потребовал иной платы, а от вас отказался. - Синяка?.. - начал Ингольв. - Синяка - великий маг, который сам еще не знает своей силы. Высшие Силы, разумеется, позаботились о его спасении, - откликнулся Торфинн. - Хотя люди чуть было не изувечили его. Впрочем, все это в прошлом. Он очень изменился. Однако перейдем к делу. Вы ему не нужны, ему нужен совсем другой человек. Поэтому я распоряжусь вами иначе. Он снова глотнул мозельского и аппетитно захрустел салатом. - Анна-Стина Вальхейм, - снова заговорил Торфинн, - ты можешь уйти из моего замка, куда тебе вздумается. На твоем месте я пошел бы на Пузанову сопку. Там по тебе кое-кто с ума сходит. - Спасибо, - сказал Вальхейм. Торфинн посмотрел на капитана. - А ты остаешься у меня, - жестко произнес он. - Как?! - вскрикнула Анна-Стина, но Торфинн резко выбросил руку в ее сторону. - Молчать! - рявкнул он. - Хватит и того, что я отпускаю тебя! Впрочем, обещаю, что не буду слишком жесток с твоим братом. Он внезапно помрачнел и допил остатки мозельского залпом. Наступила тишина. Потом Вальхейм спросил: - Кто тот человек, который потребовался Синяке? Я его знаю? Торфинн странно посмотрел на капитана. - Да, - ответил он. - Кто же это? - Косматый Бьярни. Тролльша Имд стояла над котлом, в котором булькало мутное варево. Распущенные седые волосы чародейки взлетали под порывами сильного ветра, прилетевшего на Элизабетинские болота из далеких миров, которые она призывала сорванным от долгого пения голосом. Из-под пестрого плаща ведьма вытащила свернутую в трубку кошму. Невзрачная, пыльная, с дыркой посередине, кошма больше всего напоминала старую тряпку. Имд бросила кошму на землю, и само собой взлетело над ней плененное пламя. Оно ликовало, вырвавшись на свободу из тесного узилища ниток и пыли. Чужой ветер рвал с шеи чародейки ожерелье из когтей и перьев, пригибал к земле огонь. Казалось, пламя вот-вот сорвется и улетит прочь, но этого не происходило. Огонь словно не прикасался к ветхой тряпке. Медный котел постепенно раскалялся, и на его гладкой поверхности стали проступать картины. Вскидывая к низкому серому небу свои костлявые руки, всякий раз обнажавшиеся при этом до плеча, Имд разглядывала видения, мелькавшие перед ее глазами на полированных стенках котла.... Горящий город. Молодая женщина пытается укрыться в храме, но бог, который ненавидел ее, выгнал женщину из своего дома, и воин в окровавленных доспехах схватил ее за косы... - Нет! - крикнула Имд.... Косы взметнулись в воздух и стали крыльями. Запрокинув голову, женщина взлетела. В руке у нее появился меч. Воин обратился в бегство, заранее зная, что спастись невозможно... - Нет! - хрипло каркнула Имд.... Грудь воина в доспехах выгнулась, он опустился на колени, и вот это уже не человек, а колесница. Два крыла превратились в двоих мужчин, стоящих на колеснице плечом к плечу, и один из них когда-нибудь убьет другого... - Нетzzz. Колесница вытянулась, и тот, кому суждено погибнуть, вдруг взлетел над ней - теперь он парус на остроносом корабле... - Да! - закричала тролльша и закружилась возле костра. - Я вижу! Я вижуzzz. Волна жара захлестнула корабль. Он стал исчезать. Вытягиваясь все больше, волна постепенно смыкалась кольцом вокруг одинокой фигуры человека. Это был воин, но меч его сам собой растворился на гладкой меди котла. Исчез круглый щит. Упал к ногам и бесследно пропал шлем. Извилистая линия, сперва тонкая, становилась все более явной, все более выраженной, и все больше она напоминала змею, кусающую себя за хвост... - Забвение! - кричала Имд, и ее голос сливался с воем ветра из других пространств. - Забвение и одиночество! Тоска! Утрата! Плащ развевался за ее плечами. Она казалась гигантской пестрой птицей. Откуда-то издалека, на крыльях чужого ветра, прилетел чей-то глухой стон, низкий горловой звук, не имевший ни начала, ни конца. Кто-то страдал там, в неведомых дальних мирах - маялся, скучал, томился, изнемогал... Тихий этот звук пробирал до костей, заставляя содрогаться даже ведьму, снявшую барьеры и открывшую путь древним сновидениям в пространство и время Ахена. В полном изнеможении она опустилась на землю возле своего костра. Имд не могла точно сказать, долго ли она просидела в забытьи. Когда она вновь открыла глаза, было утро. Между деревьев лежал снег, ровный, белый. Ветер уже унялся. Синий огонь горел спокойно, варево почти выкипело, и в мутной жиже на дне котла что-то поблескивало. Старуха поежилась, плотнее закуталась в плащ. От синего пламени никогда не бывает настоящего тепла, которое могло бы согреть человека. Внезапно она почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит. Не оглядываясь, ведьма начертила в воздухе узловатым пальцем магический знак, и перед ней возникла тень Анны-Стины Вальхейм. Тень была серой, полупрозрачной, но Имд разглядела девушку, одетую в строгое платье с маленьким воротничком и тяжелыми крахмальными юбками. На плечах у нее лежала лисья шуба - подарок Торфинна. Русые волосы, заплетенные в косу, скручены в узел на затылке. В руке она держала старинный кремневый пистолет с оленем на рукоятке пожелтевшей слоновой кости. - Здравствуй, Анна Вальхейм, - сказала старуха. Тень шевельнулась. Голос за спиной тролльши проговорил: - Здравствуйте, госпожа Имд. Торфинн сказал мне, что я должна уйти. - Знаю. - Госпожа Имд, я бы хотела остаться с моим братом, - сказала девушка. - Благодари судьбу, Анна Вальхейм, за то, что у тебя нет выбора. Торфинн решил все за тебя сам. - У меня достало бы сил самой нести ношу своего выбора. Тролльша резко обернулась. Тень Анны-Стины медленно растаяла. Теперь ведьма смотрела прямо на девушку. - Гордая Анна Вальхейм. Глупая Анна Вальхейм. Ты своими руками отдала своего брата во власть Торфинна. Хватит с тебя и этого... Дай-ка мне пистолет. Девушка повиновалась. Старуха, кряхтя, выловила пальцами из мутного варева маленький предмет, который блестел на дне котла сквозь густую жижу осадка. Это была пуля. С оханьем ведьма принялась заряжать пистолет. Она то всовывала ее в дуло, то искала подходящее отверстие в рукоятке и, наконец, сдалась. Уронив руки в подол, Имд поглядела в строгое лицо молодой девушки и хитро прищурилась. - Последний раз я заряжала кулеврину, - сказала тролльша. - Помнится, там нужно было насыпать порох, положить пулю и сунуть фитиль, а потом быстро-быстро наводить на врага, чтобы не застрелиться... Ты не знаешь, моя красавица, куда эту штуковину вкладывать? Анна-Стина взяла из рук старухи пистолет и быстро зарядила его. Имд смотрела, вытягивая шею и кивая с явным уважением. - Смотри-ка, смотри-ка, новомодные все штуки... Куда нам угнаться... Все-то знаешь, все-то умеешь, пальчики ловкие... Держа пистолет в опущенной руке, Анна-Стина посмотрела на черный конус замка, где навсегда остался ее брат. Было ли это взаправду, или только почудилось ей, но порыв ветра принес ей чей-то еле различимый жалобный голос, который коснулся слуха и бесследно растаял над болотами... Как ни старалась она держать себя в руках, губы у нее задрожали. Прерывающимся голосом Анна-Стина спросила тролльшу: - Госпожа Им, вы ведь умеете видеть будущее? - Умею, умею... все вижу... косы русые, глаза светлые, кому-то уже глянулись... - Я увижу когда-нибудь моего брата? - в упор спросила девушка. Тролльша выпрямилась, сразу став неприступной и величавой. Глядя в ее глаза, Анна-Стина вдруг со страхом подумала, что еще немного - и она увидит все то, что прошло перед этими старческими глазами за долгие века. - Я увижу его? - упрямо повторила Анна Вальхейм. Тролльша резко ответила (куда благостность девалась!): - Нет. Никогда. - И опустила голову. Седые космы, в которых запутались мох и хвоя, упали ей на лицо. Из-за этой завесы донеслось: - Тебе лучше сразу смириться с этим, Анна-Стина Вальхейм. Поверь мне. Лучше сразу смириться. Не отвечая, Анна-Стина пошла прочь, волоча по мокрому снегу подол своего крахмального платья. Ведьма долго смотрела ей вслед. Девушка шла медленно. Но вот она скрылась из виду, и остались только черные деревца на заснеженном болоте, холодный металлический конус замка, пронзительное синее пятно магического костра и зловещая старуха в пестром меховом плаще... - Трусы, предатели! - рычал Косматый Бьярни, лежа, связанный, у костра на Пузановой сопке. Его длинные волосы угольно чернели на снегу. Над Косматым высился Торфинн. Золотая цепь с рубинами, лежащая на его груди, нестерпимо сверкала на солнце. Легкий ветер касался бледного, мрачного лица чародея. Упираясь кулаками в бедра, широко расставив ноги, Торфинн стоял лицом к лицу с Орденом. Пленник, которого он принес на плечах и свалил на землю, как неодушевленный предмет, был для него лишь объектом торговли. Весь Орден был здесь. На специальной розовой подушке в небрежной позе возлежал Великий Магистр. Разенна понимал, что от него в данном случае ничего не зависит, но пренебречь долгом и уронить авторитет не мог. Потому и возлежал. Оба бога сидели, скрестив ноги, на снегу: Фуфлунс справа от Великого Магистра, Сефлунс - слева. Фуфлунс поигрывал своим острым, как бритва, каменным ножом. Тагет пристроился на той же розовой подушке в ногах у Ларса, тем самым вынудив того поджать колени. Пронзительные черные глаза Торфинна не отрывались от сумрачного лица Синяки. Юноша стоял, прислонившись к сосне, одиноко растущей возле хибары. За эти дни он еще больше похудел и осунулся. Но синие глаза горели ярко, и он не опускал их под пристальным взором Торфинна. - Я принес то, что ты просил, - сказал ему старый чародей и пнул Косматого Бьярни ногой в сапоге с медными пластинами. Плененный капитан "Медведя" взвыл от ярости. Синяка спокойно кивнул. - Благодарю тебя, Торфинн. Ты оказал мне неоценимую услугу. Торфинн слегка поклонился и пожал плечами. - Это такая мелочь, о которой и говорить-то не стоит. Синяка помолчал немного и вдруг спросил: - А что ты сделал с близнецами? Торфинн не по-хорошему улыбнулся. - Мы, кажется, договорились с тобой, Синяка. Я предлагал их тебе. Но раз ты отказался... - Он передернул плечами. Синяка заложил руки за пояс. Внезапно он прикусил губы и изо всех сил прижался спиной к дереву - ему опять стало дурно. Торфинн с любопытством следил за ним. Ларс Разенна решил принять участие в беседе и тем самым поддержать свой расшатываемый авторитет. - Что мы будем делать с этим негодяем? - спросил он, указывая на Косматого Бьярни жестом, достойным этрусского царя. И сразу все, как будто он дал команду, заговорили, перебивая друг друга: - Сердце вырезать, сердце! - горячо сказал Тагет, ерзая на подушке. - Еще у живого... Как поступали все древние этруски! Я имею в виду, конечно, - тут он бросил уничтожающий взгляд на Фуфлунса, с которым недавно повздорил, - уважающих себя этрусков. Фуфлунс немедленно налился багровой краской и стал возмущаться, брызгая слюной: - А что? А я что? Я всегда мог... и легкие вырвать, и нож погрузить, одновременно с тем удушая... Ларс пошевелил затекшей ногой и хотел было заговорить, но Сефлунс перебил его, с жаром припоминая нечто совершенно невразумительное: - А помнишь этого... как его... того... ну, который... А, Фуфлунс? Но Фуфлунс, вместо того, чтобы, по своему обыкновению, грубо оборвать этот поток сознания, вытянул шею, посмотрел куда-то за спину Разенны и произнес: - Клянусь Менерфой! Анна-Стина идет! Одним прыжком Ларс вскочил со своей подушки и обернулся. Остальные тоже поднялись. Один только Синяка не шевельнулся и даже не удосужился посмотреть в ту сторону, откуда приближалась девушка. Незачем было ему смотреть. Он и без того знал, что она идет к Разенне, потому что Торфинн отобрал у нее брата. Идет к последнему на земле человеку, который говорил ей "ты". И еще он знал, а может быть, видел в глазах Торфинна, что она несла с собой пистолет, заряженный колдовской пулей. Большего он не желал ни видеть, ни знать. Ему не было дела ни до глуповатой улыбки, озарившей лицо Великого Магистра, ни до Тагета, шмыгающего носом и бормочущего: "Какая трогательная сцена". Он не собирался смотреть, как Ларс Разенна, утопая в снегу длинными ногами, несется к Анне-Стине, как хватает ее за плечи, роняя в сугроб лисью шубу, встряхивает - теряющую силы, как прижимает ее к груди, слишком счастливый для того, чтобы заметить ее горе. Обменявшись с Торфинном коротким, понимающим взглядом, Синяка стал ждать. Анна-Стина отстранилась от Разенны. Она еще не полностью освободилась от власти Торфинна. Покуда старинный пистолет не разряжен, Анна-Стина не принадлежит себе целиком. И если никто не решится выстрелить, то стрелять придется ей. Так задумал Торфинн. - Ларс Разенна, - громко сказал Торфинн, - Анна-Стина Вальхейм, подойдите ко мне. Оба вздрогнули. Чародей смотрел на них с легкой усмешкой. - То, что надо, - сказал он, забавляясь. - Два болвана юных лет. И оба вы предполагаете, что от каждого бесчестного поступка мир переворачивается. Забавные вы ребята. - И расхохотался от души. - Перестань, Торфинн, - сказал Синяка. - Не надо издеваться. Торфинн тут же стал серьезным. - Как хочешь. Распоряжайся, Синяка. Ведь это ты потребовал, чтобы я принес сюда Косматого Бьярни. Разенна встал рядом. - Что скажешь, Синяка? Синяка шевельнул губами. Потом ответил: - Поставьте его на ноги. Дюжие этрусские боги вздернули Бьярни на ноги и с двух сторон придержали его за локти. Спутанные волосы упали капитану на лицо. Он тряхнул головой, и на Разенну уставился его горбатый нос. - Мерзавцы... - хрипло сказал он. Все смотрели на Бьярни и молча слушали, как он ругается. - Сопляки! - дергая связанными руками, орал Бьярни. - Да любой матрос с "Медведя" уже заткнул бы пасть пленнику, вздумай он поносить его так, как поношу вас я! Я плюю в ваши трусливые морды! Что вы можете со мной сделать? Убить? Вот уж чего я не боюсь! Он засмеялся. Скаля зубы, он повторил: - Больше, чем убить, вы не сможете. - Ты глубоко заблуждаешься, пират, - мягко сказал Торфинн. Бьярни замолчал на полуслове, раздувая ноздри. Торфинн протянул руку к Анне-Стине. - Подай мне пистолет. - Когда она повиновалась, чародей показал оружие Косматому Бьярни. - Видишь, Бьярни? Я велел зарядить его колдовской пулей. Не знаю уж, какое заклятие вложила сюда старуха Имд, но ничего хорошего тебя не ждет, могу обещать. У ведьмы богатая фантазия. Ларс Разенна заметил, что на лбу капитана выступил пот. - Сам я не могу тебя пристрелить, - продолжал Торфинн. - К сожалению. Это должен сделать кто-нибудь из тех, кто потребовал твоей жизни. - Чародей обвел рукой всех, стоявших на сопке, включая в этот жест и Анну-Стину. - Кто-нибудь из вас. Решайте. Косматый Бьярни забился в железных руках богов. - Проклятье! - кричал он. - Я не верю в ваши колдовские трюки! Неужели вы не можете просто меня зарезать? - Синяка, - растерянно проговорил Ларс Разенна, - зачем ты все это затеял? Услышав это имя, Бьярни дико посмотрел в сторону Синяки. Юноша растирал в смуглых пальцах кусочек смолы, вдыхая ее терпкий аромат и стискивая зубы. - Ему плохо, - сказала Анна-Стина, - разве вы не видите? Оставьте его в покое. Тагет немедленно разразился громкими возмущенными криками: - Кто допустил женщину на военный совет? Что это за нарушение субординации? Кухня, капище и эти... третье "к"... как их... дети - вот и все, что требуется женщине. Ларс тихо обнял Анну-Стину за плечи и шепнул ей на ухо несколько слов. Она кивнула и ушла в дом. - Напрасно ты отослал ее, Ларс, - заметил Торфинн, но Ларс ему не ответил. Он протянул руку к пистолету, и широкий металлический браслет с узором в виде спирали блеснул на его запястье. - Ты не промахнись, слышь, Ларс, - встрял Сефлунс, который держал Бьярни за левый локоть. Из-за правого локтя пирата тут же откликнулся Фуфлунс: - Опять трусишь? - с презрением сказал он. - Чего ты на этот раз испугался? Тоже мне, бог. - Мало ли что, - рассудительно сказал Сефлунс. - Пуля-то колдовская. Похоже было, что после этого заявления Фуфлунс глубоко задумался. Разенна вдруг понял, что ему предстоит стрелять в связанного человека. Он замешкался и нерешительно посмотрел по сторонам. Торфинн открыто усмехался ему в лицо. Тагет отвел глаза. Разенна поднял пистолет, потом опустил его. Снова поднял и снова опустил. Косматый Бьярни стоял неподвижно, приоткрыв рот. Ветер трепал его черные волосы. Скулы у капитана заострились, как у трупа. Потом он сильно вздрогнул и хрипло заорал: - Да стреляй же, ублюдок! Ларс беспомощно оглянулся. И тогда Синяка оторвался от дерева и, прижимая левую ладонь к горлу, взял у Великого Магистра пистолет. - А, щенок, - сказал Бьярни. Вокруг Синяки образовалась странная пустота. Он сжался, стараясь не слушать, как все в мире противится тому, что он задумал. Синие глаза загорелись ледяным огнем, похожим на свет костра тролльши Имд. Юноша быстро поднял пистолет и, больше ни о чем не думая, выстрелил. Он ждал, что выстрел разнесет капитану голову. Но этого не произошло. С выбитым глазом, заливающийся кровью, пират обвис на руках богов. Синяка выронил пистолет, хватаясь за горло, потом упал на землю и начал жадно глотать снег. Плечи его содрогались. Разенна смотрел то на него, то на Торфинна. Чародей улыбался. - Что вы держите это туловище? - обратился он к богам. - Можете бросить. А ты, Синяка, вставай, нечего раскисать. Я свое слово сдержал, теперь твоя очередь. Синяка с трудом поднялся на ноги. - Пузан! - хрипло позвал он. Нехотя, очень медленно, великан подобрался к своему хозяину и посмотрел на него трусливо. Синяка дернул ртом. - А ты-то чего боишься? - Вас, господин Синяка, - ответил великан, моргая. - И господина Торфинна, с вашего позволения, тоже. Устало махнув рукой, Синяка спросил: - А покойников боишься? - Нет-с. Покойники уже упокоились. - Тогда отнесешь Косматого Бьярни на болота и оставишь там. Хоронить не надо. Великан помялся. Синяка прикрикнул на него: - Что еще? - Да вот... Не по-людски как-то... не хоронить... Застрелили его, как собаку, а теперь еще бросаете, не похоронив... - Не твое дело! - срывая голос, заорал Синяка, после чего долго кашлял и, наконец, просипел: - Не твое дело, тролль, разбираться, что по-людски, а что нет. Узнаю, что закопал - заставлю из могилы всю землю съесть. Веришь? - Верю, - пробубнил великан. Он забрал у богов тело Косматого Бьярни, взвалил его себе на плечи, пачкаясь кровью, и поплелся в сторону болот. Торфинн одобрительно смотрел на Синяку. - Идем, - сказал Синяка. - Я сделаю то, что обещал. Только помоги мне добраться до места. Торфинн взял его за плечи. - Конечно, помогу, сынок. - Я тебе не сынок! - яростно прошипел Синяка. Старый чародей обернулся к Ларсу Разенне. Вся свита Великого Магистра жалась к нему, перепуганная и сбитая с толку. Древней нечисти, по-видимому, казалось, что только этот человек и может их защитить. Ларс стоял выпрямившись, с таким видом, словно он действительно мог это сделать. - Прощай, Ларс Разенна, - сказал Торфинн. И Ларс откликнулся: - Прощай, Торфинн. Паладины Ордена долго смотрели со своей сопки, как две темных фигуры движутся по снежной равнине. Все молчали, и было очень тяжело. На снегу остались пятна крови Косматого Бьярни. Потом Тагет спросил: - Как ты думаешь, Ларс, Синяка вернется? Ларс пожал плечами. - Кто теперь может знать, что будет делать Синяка? Он покосился на маленького демона, сгреб его в охапку и прижал к себе. Тагет благодарно засопел ему в бок. Боги смотрели и откровенно завидовали. Это были старые этрусские боги, склочные, капризные, рассеянные, но Великий Магистр научился любить их. - Фуфлунс, - сказал Разенна, - пожалуйста, присыпь кровь снегом. Не возразив, противу обыкновения, ни слова, Фуфлунс повиновался. - Я помогу тебе, - сказал Сефлунс неожиданно. - Спасибо, Сефлаус, - отозвался собрат-бог. Уже много веков минуло с тех пор, как Сефлауса называли его настоящим именем, и старика до глубины души тронуло, что кто-то еще помнит его. На пороге хибары показалась Анна-Стина, и в тот же миг из-за деревьев проглянуло солнце. Яркий свет вспыхнул в серых глазах девушки, скользнул по русым волосам, бросил синеватые пятна на ее белый фартук. С Тагетом на руках Великий Магистр шагнул к Хозяйке Ордена. Она обвела взглядом паладинов и сказала звонко - казалось, на все болото: - Трапеза поспела, братья долгожданные. - Речь, - восхищенно зашептал Тагет на ухо Великому Магистру, - Ларс, ты должен осчастливить нас речью. Разенна улыбнулся. - Что может быть лучше Устава Великого Тайного Ордена Закуски? - сказал он и процитировал восьмой, заключительный его параграф: - "Да будет последняя кость делима!"