йденов нашел изящный способ
отсечь терминалы от центра слежения.  Теперь если бы на терминал
и поступил какой-то материал из прошлого, центр слежения остался
бы в неведении.
     Под  административным руководством Аспида была  произведена
полная  консервация  базового  блока,  рассчитанная примерно  на
двадцать лет.  Аспид,  который находил затопление плодороднейших
земель под  водохранилища ГЭС  дебильной затеей,  тем  не  менее
сполна воспользовался ею как блестящим предлогом для консервации
своего объекта.  Пятнадцатиметровая толща  воды  сделала Анахрон
практически недоступным.  Была  обеспечена сверхнадежная система
автономного питания.
     Ленинградский терминал рассматривался Аспидом как  наиболее
перспективный,  поскольку именно  там  наблюдался очень  сильный
специфический  "анахронный"  фон.   К  началу  50-х  годов  этот
терминал  был  уже  "невидим"  для  центров  слежения.  А  после
расстрела Берии исчезла и  реорганизации его ведомства исчезла и
вся документация по проекту "Возрождение".
     Итак,  имелись: ленинградский терминал, возможность скрытно
попадать  в  подземную приемную  камеру,  квартира поблизости от
терминала,   гараж   в   непосредственной   близи   и   скромный
персональный пенсионер,  полковник в отставке, С.К.Стрыйковский.
И  еще  несколько  скромных  пенсионеров,  любителей собраться у
бывшего сослуживца по престольным советским праздникам.
     Система  сигнализации  была  выведена  из  приемной  камеры
терминала  в   гараж.   Отличалась  она   предельной  простотой.
Несколько раз А-2  срабатывал.  Один раз он принес труп мужчины.
Трупное окоченение еще  не  наступило,  из  чего следовало,  что
человек этот погиб в  процессе переноса.  Аспид не без сожаления
погреб его в подземной штольне.

        x x x

     Одна  из  загадок  Анахрона мелькнула на  похоронах Аспида.
Корсук,   повинуясь  безмолвному  взгляду   Найденова,   оттащил
рыдавшую над гробом белокурую женщину от покойного Стрыйковского
и  силой  затолкал  в  машину.  Там-то  и  состоялся их  краткий
разговор.
     - В каком году вы родились?  - спросил Корсук, резко трогая
с места.
     Ничуть не удивившись, женщина назвала 1792-й.
     - Место рождения?
     - Полтава.
     Корсук выругался. Женщина вдруг рассмеялась сквозь слезы.
     - Совсем как он, - пояснила она.
     - Где он вас прятал?
     Она назвала адрес.
     - Вы замужем?
     - Нет. Он не хотел...
     - Выходите замуж,  -  посоветовал Корсук.  - Сколько вам...
э... лет?
     - Двадцать девять.
     - Как перенесли... э... полет?
     - Очень страшно. Все равно что умереть.
     - Работа у вас есть?
     - Да. Я давно здесь.
     - В Питере?
     - Нет, ЗДЕСЬ.
     Слушая  рассказ женщины,  Корсук  не  переставал проклинать
Аспида.     Развел    таинственность!    Девятилетняя    Маруся,
приблизительно 1792  года  рождения,  пошла  погулять на  речку,
попала в овражек, оступилась, вдруг потеряла сознание и очнулась
в  ленинградском терминале.  Там она провела,  без пищи и света,
двое суток,  потому что  попала как  раз на  выходные,  и  Аспид
уезжал на  рыбалку.  Аспид  вытащил ее  из  терминала полуживую,
выходил на тайной,  неведомо как добытой квартире и,  скрывая от
всех,  вырастил. Дал ей образование. Устроил на работу. Маруся в
нем души не чаяла.

        x x x

     Аспид состарился вдруг,  в  один год.  Тогда же  он изменил
систему  сигнализации.  При  переносе в  камере  возникают очень
сильные  магнитные поля.  В  нехитрой  схемке  индуцируется ток.
Включается  электромагнит,   который  включает  другую  цепь   с
электромагнитом,  в  результате  чего  раздавливается  ампула  с
пахучим  веществом.   Вещество  безвредное,   но  пахнет  крайне
неприятно.
     Ангелине Аспид скормил легенду о  "медицинской трубе" и дал
четкие указания с  номерами телефонов,  объяснив,  что и в каких
случаях  надлежит делать.  Любой  из  группы  Аспида  был  готов
произвести натурализацию "новоприбывших".
     В конце 1996 года,  когда Анахрон сработал в очередной раз,
из всей группы в живых оставался один Корсук...


        Глава шестая

     Конечно, Федор Никифорович рассказал Сигизмунду не все. Кое
о чем умолчал,  постарался представить Аспида в более приглядном
виде.   Но  и   услышанного  вполне  хватило,   чтобы  погрузить
Сигизмунда  в  глубокий  ступор.  Скептический разум  выпускника
ЛИТМО отказывался принимать машину времени. А между тем глядя на
вполне  будничного дедушку-пенсионера,  Сигизмунд понимал -  той
частью рассудка, что верила и Лантхильде, и Виктории - что дедок
не врет.  Косвенно убеждало в этом и наличие компьютера.  Ну для
чего,  скажите,  пенсионеру компьютер?  Не  в  "DOOM" же играть!
Поколение не то...
     - Так  что  же  это  выходит,  Федор  Никифорович,  -  вяло
проговорил Сигизмунд, когда Корсук умолк, - получается, я теперь
держу за яйца самую жуткую тайну сталинского режима?
     Федор Никифорович поморщился, но признал:
     - В самых общих чертах - да.
     - А не боитесь?
     - А чего мне бояться?
     - Ну там... газетных разоблачений... какой-нибудь новый ров
с расстрелянными откопают...  с умученными на полигоне... У деда
небось немало душ на совести?
     - Не боюсь,  -  повторил старик. - Чего мне бояться? У этой
тайны теперь два хранителя: я да вы. А вы - один из нас.
     Сигизмунд взвился, сделал попытку отмазаться.
     - Когда это я стал "одним из вас"?
     Но сбить старика с  толку не удавалось.  С добрым ленинским
прищуром Федор Никифорович ответил:
     - А  когда решили свою таинственную гостью у себя оставить.
Тогда и стали,  Стрыйковский. Я скоро умру, так что владеть этой
тайной вам.
     - А  если я  пойду и  сдамся?  -  спросил Сигизмунд,  мутно
копошась воспоминаниями в  каком-то  старом  советском шпионском
фильме.
     - Кому  вы  пойдете  сдаваться,   Стрыйковский?   -   Федор
Никифорович явно  осерчал.  -  Кому  вы,  на  хер,  сдаваться-то
будете?  ВЧК?  ГКЧП?  Местному участковому?..  Вы кем работаете,
Стрыйковский?
     - Тараканов  травим...  муравьев...  -  машинально  ответил
Сигизмунд.  И,  подумав,  добавил:  -  Крыс -  можем. По желанию
заказчика.
     - Тараканов...  Хорошо что Аспид до такого позора не дожил.
- И не давая Сигизмунду возразить, продолжал с завидным напором:
- Послушайте,   Стрыйковский.  Вы  что,  всерьез  хотите  отдать
Анахрон в  руки этой власти?  Это же  воры.  Разбогатевшие -  но
воры.  А  шахтерам Воркуты Анахрон не поможет.  И  в Приморье от
этого  электроэнергии не  прибавится...  Про  зарплату  учителей
рассказывать?
     - И врачей.
     Словно не  расслышав последней реплики,  Федор  Никифорович
заключил:
     - Не говоря уж о  том,  что базовый блок Анахрона находится
сейчас на  территории другого государства.  Да  если вы на вашей
машине с  питерским номером "78  Rus" вздумаете пересечь границу
незалэжной Украины,  вас  обшмонают так,  что  горячие эстонские
парни в Нарве покажутся вам Божьими ангелами...
     - А вы что, ездили? - не сдавался Сигизмунд.
     - Да.   Анахрон  дестабилизирован.   Я  проводил  кое-какие
измерения   на   водохранилище...   Консервация  Анахрона   была
рассчитана на двадцать лет. Вот и считайте.
     - А что мне считать?
     - Да то!  -  Федор Никифорович вскочил и  заходил по кухне,
нещадно дымя "Беломором".  - Да то, что сорок лет прошло! Со-рок
лет!   Вода  проникает  в  саркофаг.   Возможно,  Анахрон  скоро
окончательно будет выведен из строя.
     - И что это означает?
     - Да  ничего.  Вырубится -  и  все.  И  никаких контактов с
прошлым.
     - Сколько, по-вашему, он еще протянет?
     Федор  Никифорович остановился и,  подобно  паровозу времен
гражданской войны,  выпустил едкое  облако  дыма  прямо  в  лицо
Сигизмунду.
     - Не  знаю!   Не  знаю  я,  Стрыйковский,  сколько  он  еще
протянет! Может быть, день! Может, десять лет! Ничего не знаю!
     - Может,     заинтересовать...     власти...    или    банк
какой-нибудь... все-таки исследования... - забормотал Сигизмунд.
     - У  властей денег нет канаву по-человечески выкопать.  Все
разворовано.  А документации, между прочим, все равно никакой не
осталось.  Лавруша по своему ведомству все уничтожил. А Найденов
- по нашему. Тю-тю, концы в воду. В прямом смысле.
     - Так что же делать? - растерянно спросил Сигизмунд.
     - Вы  прямо  как  тимуровец:  сразу  делать.  Сходите  дров
наколите...  Ждать!  Больше ничего не остается.  Вы - наследник,
других нет. Не родились.
     В  голове  Сигизмунда вдруг  мелькнула совершенно идиотская
картина:  он,  Сигизмунд, голый, в кожаном фартуке и мастерком в
руке,  передает  тайну  Анахрона подросшему Ярополку...  Масоны,
блин.
     - Ну хорошо,  -  сдался Сигизмунд. - Ответьте мне на прямой
вопрос, НЕ ВИЛЯЯ: я смогу вернуть ту девушку?
     Федор Никифорович посмотрел на  Сигизмунда в  упор и  после
краткой паузы ответил:
     - Нет.  Отсюда вы  не можете ничего.  Вы можете как рыбак в
лодке сидеть и ждать -  авось клюнет.  Единственное что -  рыбка
ваша сорвалась, глядишь и всплывет.
     - Это как? - не понял Сигизмунд.
     - Кверху брюхом,  - рассердился Федор Никифорович. - Неужто
не  понимаете?  Хорошо,  представьте себе генеалогическое древо.
Огромное, разветвленное, с множеством ветвей. Представили?
     - Представил, - угрюмо сказал Сигизмунд.
     - Хорошо.  Теперь представьте себе, что на этом дереве есть
ветки,   от  которых  не  отходит  новых  ветвей.  Так  сказать,
тупиковые.
     - Представил.
     - В теории Анахрона такие ветки соответствуют людям с малой
"бытийной  массой".   Эти   люди   могут   быть   либо   больны,
нежизнеспособны, либо обречены в силу каких-то внешних факторов.
Например, войны или просто личной склонности к риску. Эти люди -
в  тамошних условиях -  не определяют будущего.  Скажем,  они не
дадут потомства.
     - Ну.
     - Анахрон переносит любой объект,  лишь бы он был подвижным
и  соответствовал заданным  параметрам массы.  Точнее,  ПЫТАЕТСЯ
перенести.  Если  объект  обладает  большой  "бытийной  массой",
Анахрон  не  может  его  перебросить,  и  объект  возвращается в
изначальную точку.
     - Живой? - ядовито поинтересовался Сигизмунд.
     - Эта  проблема  не  изучалась.   Поскольку  в  ходе  наших
экспериментов изменений в историческом процессе не наблюдалось -
это  мы  отслеживали специально  -  то,  вероятно,  все  объекты
возвращались назад живыми и невредимыми...  Вы поймите, мы очень
торопились.  От  нас  требовали быстрых результатов.  Время было
такое...
     - Угу, - сказал Сигизмунд. - И к чему вы это?
     - Ваша девушка обладала малой "бытийной массой".  Вероятно,
в  скором  времени ей  предстояло погибнуть.  Поэтому Анахрон ее
благополучно переправил.
     - А почему,  кстати,  ее перенесло не в приемную камеру?  -
спросил Сигизмунд.
     Федор Никифорович пожал плечами.
     - В ходе экспериментов подобные сбои наблюдались. Возможно,
сказалась расфокусировка...  Радуйтесь,  что она не  оказалась в
двадцати  метрах  над   землей...   или   под   землей.   Ничего
удивительного.  После того, как мы установили терминал на канале
Грибоедова,  землю  еще  несколько раз  тревожили.  Прокладывали
метро, сейчас новую линию тянут...
     Сигизмунд сжал зубы.
     - Продолжайте, пожалуйста.
     Федор Никифорович глянул на него хитро.
     - Заинтересовались?  Ну  так  вот.  В  своем  времени  ваша
девушка обладала малой "бытийной массой".
     Сигизмунд вдруг вспомнил, что Лантхильда была близорука.
     - Оказавшись здесь, - продолжал Федор Никифорович, - она...
- Он  замялся,  подбирая  слова.  -  Вы  знакомы  с  мичуринской
практикой?  Черенок можно привить другому дереву... В нашем мире
девушка была привита к  новому стволу -  и  привита успешно.  Вы
говорите,  она забеременела. В перспективе, судя по всему, у нее
должно было появиться жизнеспособное потомство.
     Сигизмунд  яростно   боролся  с   потребностью  напасть  на
партийного  старца  и   нанести  ему   увечье.   "Жизнеспособное
потомство"! Прямо как об овце рассуждает... Человек-винтик...
     Если Федор Никифорович и  подозревал о  подавляемых порывах
Сигизмунда, то виду не подавал. Продолжал невозмутимо:
     - Таким  образом,  бытийная  масса  вашей  подопечной резко
увеличилась и  -  Анахрон не  смог ее  удержать.  Вот  тут-то  и
кроется,  Стрыйковский, главная загадка... Не буду посвящать вас
в теорию, это ненужно... Если воспользоваться грубой аналогией с
удочкой,  то  рыба может сорваться с  крючка.  Это понятно.  Но,
будучи пойманной,  снова самонасадиться на  крючок,  отправиться
назад в  воду и  там отцепиться -  такого просто не  может быть.
Поверьте,  Стрыйковский,  такого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ.  Все равно,  что
камень покатится вверх по склону горы.
     - А дестабилизация Анахрона? Вы же сами говорили...
     - Не    городите   чушь,    Стрыйковский.    Причем   здесь
дестабилизация?
     Рыбка   на   крючке,   стабилизация-дебилизация,   бытийная
масса... Блин!.. Сигизмунд не на шутку разозлился.
     - Я не Стрыйковский!  Морж моя фамилия! Сигизмунд Борисович
Мо-орж!
     Федор Никифорович хлопнул ладонью по столу.
     - Пожалуйста,  без истерик!  Вы  не у  этого...  как его...
психоаналитика!  Говорите,  вы  на  машине?  Поехали.  Посмотрим
место. Заодно хозяйство примете.
     - Какое хозяйство? - ошеломленно спросил Сигизмунд.
     - Ваше,  товарищ Морж.  ВАШЕ! Отныне - ваше. Спецовка у вас
дома найдется?
     - Скафандр, что ли?
     - Неумно. Ватник есть, роба?
     - Найдется.  А  мы  что,  прямо на  зону?  -  глупо сострил
Сигизмунд.  - Номер там выдадут или здесь пришивать... из старой
простыни.. "Ща" там, цифирки...
     Федор Никифорович на эту выходку не обратил внимания. Полез
в  кладовку,  вытащил  оттуда  окаменевшие кирзовые сапоги  и...
синий зековский ватник без воротника.  Затем со  страшным лязгом
извлек  старые ржавые ограждения с  привязанными загодя красными
тряпочками. Такие ставят дорожные рабочие.
     - Несите в машину,  - приказал Федор Никифорович. Сигизмунд
только  подивился:   вот  ему,   Сигизмунду,  почти  сорок  лет,
генеральный директор -  и  какой-то  ветхий  полузнакомый старец
гоняет его как мальчишку!  Но закалка у  Никифоровича была,  как
говорится, стальная: возражать ему было не проще, чем едущему на
тебя танку.
     И  прихватив  ограждения с  кумачовыми тряпками,  Сигизмунд
потащился во двор.  Никифорович сказал ему в спину,  что сейчас,
мол, выйдет.
     Ждать старика пришлось долго.  Сигизмунд с  угрюмством стал
уже подумывать,  не хватил ли дедка удар,  когда рядом с машиной
нарисовалась неприметная фигура.  Ничто в этой фигуре не ласкало
глаз.   В  ватнике  и  кирзовых  сапогах,  в  мятой  кепчонке  и
"беломориной" на  губе  Федор Никифорович как  на  родного брата
походил на дядю Колю-водопроводчика.
     И с ходу напустился:
     - Что вы тут стоите как столб? Грузите ограждения!
     Сигизмунд  послушно  упихал  одно  ограждение  в  багажник.
Второе не влезло.  Сунул его на заднее сиденье.  Никифорович уже
сидел на "лантхильдином месте", дымил.
     - Поехали, - сказал он нетерпеливо.
     Сперва ехали  молча.  Потом Сигизмунд,  тяготясь молчанием,
завел беседу.
     - Я вот, гляжу, компьютер у вас, Федор Никифорович...
     - Хорошая вещь,  - охотно согласился старик. - Нам бы такое
да в 38-м году!  Ведь на логарифмических линейках первый Анахрон
обсчитывали...   А   второй   на   "железных  "Феликсах"  и   на
"Мерседесах"...  Вот вы человек молодой,  небось, не знаете, что
это такое...
     - "Феликса" видел,  -  обиделся Сигизмунд. - Арифмометр как
арифмометр...
     - А "Мерседесы"?
     - Тоже.
     - Эх,   вы...  Это  электрический  арифмометр...  Громадина
такая,  вроде носорога.  Там,  где  считали,  грохот стоял как в
забое.
     - М-да, - сказал Сигизмунд.
     - Молодое поколение тех  трудностей не  знает,  которые нам
преодолевать пришлось, - молвил Федор Никифорович.
     - У нас свои трудности,  -  сказал Сигизмунд.  -  Еще более
трудные.   Вот  вы  говорите  -  "бытийная  масса"  должна  быть
маленькой. Стало быть, бесперспективным должен быть человечишко,
иначе не  перенесет его  Анахрон.  А  ежели хворые да  убогие бы
посыпались? Как бы вы от них получали строителей коммунизма?
     - Понимаете,  молодой человек,  вы не думайте, что мы тогда
глупее вас были. Аспид рассуждал так: чтобы зонд переносил людей
физически  крепких  и  обреченных на  гибель  в  своем  времени,
требуется разместить его  в  таком месте,  куда  стекаются люди,
соответствующие этим двум характеристикам.  То  есть -  в  места
отправления культа.  Туда  рабов  приводили в  жертву приносить,
туда  воины приходили.  Жрецы,  кстати,  тоже  люди не  хворые -
хворому да увечному жрецом не стать.
     - А  как  вы  узнали,  где  у  этих древних находятся места
отправления культа? По раскопкам, что ли?
     - Зачем по раскопкам? Где мы решим - там и были!
     - Как это? - не понял Сигизмунд.
     - Это  была  идея  Аспида.  Древние люди  видели  в  камнях
странной   формы   или   большого   размера   воплощение   неких
надприродных сил, которым они поклонялись. Энгельса-то читали?
     - Ну.
     - Вот  Аспид  и  решил создать такие камни.  Чтоб  поразить
воображение суеверных древних  людей.  В  то  время  по  лагерям
всяких художников-формалистов,  кубистов разных, было, извините,
как грязи.  Аспид завербовал несколько человек,  дал им задание:
разработать проект каменного сооружения, которое соответствовало
бы  представлениям древних людей о  чудесном.  Чтобы они сделали
его предметом своего культа.  Зондам Анахрона была придана форма
таких камней. Снаружи - камень, внутри - зонд.
     - А вокруг капище,  да? С язычниками, жрецами и вакханками,
- сказал Сигизмунд.
     - Именно.  А-2  забрасывал несколько зондов.  Всем им  была
придана одна и та же странная форма.  Это,  вероятно,  подогрело
суеверия местных жителей.  Во всяком случае, так предполагалось.
Странные камни, разбросанные на маленькой территории. Ни цветом,
ни формой не похожи ни на что...  И петроглифы на них.  И больше
таких нет нигде.
     - А  с  художниками  потом  что  было?   -  заинтересовался
Сигизмунд.
     - Не знаю...
     Сигизмунд резко затормозил у светофора, и почти тотчас же к
нему подошел гаишник. Вторая фигура в бронежилете угрюмо маячила
на небольшом расстоянии.
     Гаишник отсалютовал,  неразборчиво представился.  Сигизмунд
сунул ему права.
     И  почти  тотчас же,  матерясь через слово,  принялся крыть
городские власти.  До  чего  дошло!  Во  дворе  кабель замочило,
приходится  за  сантехником как  за  министром  к  нему  на  дом
ехать...  Гаишник изучил  права,  не  нашел  повода  оштрафовать
хозяина  потертой  "единички"  и,  отсалютовав вторично,  нехотя
отступился.
     Сигизмунд тронулся с места.
     - Молодец, - вполголоса похвалил его Федор Никифорович.
     Сигизмунду почему-то стало очень приятно.

        x x x

     Федор Никифорович осмотрел гараж,  покружил на  том  месте,
где исчезла Лантхильда.
     Затем они вдвоем поднялись к Сигизмунду.
     - Давненько я здесь не был, - проговорил Федор Никифорович,
входя в квартиру. - Изменилось все как...
     Наталья действительно настояла в  свое время на том,  чтобы
избавиться от  многих  вещей  деда.  От  них  и  вправду  тянуло
ощутимым "сталинским душком".
     Кобелю  Федор  Никифорович очень  не  понравился.  Долго  и
настороженно  рычал  на  гостя,   то  подкрадываясь  сзади,   то
отскакивая и разражаясь оглушительным гавканьем.
     Глянув  на  "пацифик",  старик  и  вовсе  поджал  губы.  Не
одобрил.
     - Может, чайку, Федор Никифорович?
     - Да нет, спасибо. Напились уж. Давайте, ищите какую-нибудь
робу. А материальные свидетельства у вас сохранились?
     - Какие свидетельства?
     - Ну,   вещи   после   вашей   подопечной   какие-нибудь...
характерные.  Ведь вы  меня тоже поймите -  сколько работаю,  ни
разу  НАСТОЯЩЕГО  результата толком  и  не  видел...  Разве  что
Марусю... Ведь всю жизнь на это, можно сказать, положил...
     Да. Жаль, конечно, дедка. Всю жизнь на "это" положил... Вот
на этом самом подоконнике Лантхильда сидела,  тоскливо глядела в
окно - бедная, растерялась. Страху натерпелась. От аттилы с айзи
и брозаром ее оторвали -  а за что,  не объяснили.  Оказывается,
это и был НАСТОЯЩИЙ результат. Чья-то цель жизни. Сплошной бред!
     Ладно,  хочет старик материальных свидетельств -  будут ему
материальные свидетельства! А что еще предъявлять? "Чуйства"?
     Пошел,  молча вытащил рубаху,  золотую лунницу, монетки - и
вывалил перед дедком на стол: нате!
     Федор  Никифорович по  луннице  пальцами  провел  легонько,
глянул странно и молвил, усмехаясь непонятно чему:
     - Эх,  жаль,  партайгеноссе Шутце не  видит...  Его бы удар
хватил от восторга!
     - Это  еще кто такой?  Он  тоже к  "беспокойному хозяйству"
приписан?
     - Да нет,  это,  по некоторым косвенным данным,  был визави
Аспида в Германии...
     Сигизмунд вдруг заинтересовался.  А  что,  может еще одного
старичка осчастливить?
     - А он жив, этот Шутце? Давайте ему телеграмму дадим!
     - В пятидесятые годы просматривался,  вроде, смутный след в
Боливии...  Но я  давно уже от дел отошел.  Что вы о ней узнали?
Кто она была?
     Сигизмунд  вовремя  сообразил,  что  Вику  к  этой  истории
приплетать не следует.
     - Понятия не имею. Выучил кое-какие слова из ее языка.
     Произнес  несколько.  Федору  Никифоровичу  они  ничего  не
сказали.
     - Значит, не славянка, - подытожил Федор Никифорович.
     - Да какая уж славянка, если свастики!
     - У  вас  мышление,   молодой  человек,  такое,  будто  вас
геббельсовская пропаганда вскормила.  Свастика - солнечный знак.
Она у всех примитивных народов была. Должно быть, финка эта ваша
подопечная. В тех краях, по нашим данным, финны водились...
     - По каким данным?
     - По  оперативным,   -  неожиданно  ядовито  сострил  Федор
Никифорович.
     Зазвонил телефон.  Сигизмунд дернулся было снять трубку, но
тут услышал в автоответчике голос Вики:
     - Сигизмунд,  вы дома? Снимите же трубку! О Господи, что же
мне делать... Сигизмунд!
     - Что вы  стоите?  -  сказал Федор Никифорович.  -  Снимите
трубку,  поговорите с барышней.  Только быстрее, у нас еще много
дел.
     Сигизмунд послушно снял трубку.
     - Алло, Вика!
     - Наконец-то! Я вам целый день звоню.
     - Нашлась Аська?
     - Да нет, нет ее!
     У  Вики в  голосе появились истеричные нотки.  Только этого
сейчас не  хватало:  под  пристальным взглядом партийного старца
утешать по телефону Викторию.
     - Вика, я вам вечером перезвоню. Мне сейчас очень некогда.
     Вика швырнула трубку.
     - Все? - нетерпеливо спросил Федор Никифорович.
     - Все, - сказал Сигизмунд.
     - Переодевайтесь.
     - Во что?
     - Ну, в робу, в ватник - что у вас там?
     - А куда мы идем-то?
     - В оперу. "Жизелю" слушать.
     Сигизмунд облачился в  ватник,  в котором возился в гараже,
натянул старые джинсы, говнодавы. Никифорович придирчиво оглядел
его, остался доволен.
     - Ломик у вас есть?
     - В гараже.
     - Возьмите.
     Сигизмунд с Никифоровичем вышли из квартиры.  Дедок остался
во дворе курить,  а  Сигизмунд отправился в  гараж.  Взял ломик,
выгрузил из машины заграждения.
     - Боец Морж для дальнейшего несения воинской службы прибыл!
- отрапортовал Сигизмунд.
     Никифорович усмехнулся. А затем проговорил серьезно:
     - Пойдемте, Стрыйковский. Сегодня самый важный день в вашей
жизни.

        x x x

     Обремененный  заграждениями Сигизмунд  покорно  тащился  за
Никифоровичем   по   каналу   Грибоедова.   Миновали   несколько
подворотен. Свернули в одну из них.
     Оглядев двор, Никифорович вполне искренне выругался.
     Снегоуборочные  машины  навалили  в   углу   двора  большую
неопрятную кучу снега.  По  закону подлости,  именно под  ней  и
находился заветный люк.
     Никифорович торжественно вручил Сигизмунду ломик.
     - Давайте, Стрыйковский. Это где-то здесь.
     Ощущая себя декабристом в  Сибири,  Сигизмунд продолбился к
крышке люка. Та ответила гулко и глухо. "Так вот ты какой, самый
важный день в моей жизни!" - думал Сигизмунд, счищая наледь.
     Никифорович установил ограждения, кивнул на люк.
     - Поднимайте.
     В  арку  вошла  тетка  с  сумками.  Сигизмунд поддел крышку
ломиком.  С пятой попытки крышка поддалась.  Никифорович, искоса
глянув на тетку, деловито заматерился. Тетка миновала "работяг",
поджав губы, и скрылась в подъезде.
     - Спускайтесь первый,  -  велел Никифорович.  И  видя,  что
Сигизмунд нерешительно топчется на месте,  прикрикнул:  -  Да не
бойтесь вы!
     - Да  кто,  бля,  боится-то?  -  сказал  Сигизмунд и  бойко
прибавил матерную фразу.
     Спустился.  Корсук -  следом. В свои годы Федор Никифорович
лазил на удивление ловко.
     Они  оказались в  помещении примерно два  на  два  метра со
стенами,   выложенными  кирпичом.  Кирпич  заиндевел.  Сигизмунд
задрал  голову.  В  круглом  проеме  на  фоне  вечереющего  неба
мотались под ветром голые ветки деревьев.
     Никифорович вытащил из кармана фонарик и  посветил в  самый
темный угол, куда не доставал свет из люка.
     - Встаньте туда.
     - Куда?
     Никифорович повел лучом фонарика.
     - Вон туда. На ту плиту.
     Старик прижался к  стене,  чтобы Сигизмунд мог протиснуться
мимо него. Луч поднялся по кирпичной кладке.
     - Видите третий кирпич от потолка? Со щербиной?
     - Вижу.
     - Упритесь в него рукой. Сильнее! Толкайте! Ногой на плиту,
рукой в кирпич!
     - Поддается, - сказал Сигизмунд.
     - Теперь быстро отойдите.
     Сигизмунд отскочил назад.  Часть  кладки повернулась вокруг
вертикальной оси, открыв зияющее чрево подземного хода.
     - Чего встали?  Идите туда, быстро. Держите фонарик. Будете
светить.
     Они  ступили в  ход.  Никифорович показал,  как закрывается
дверь с обратной стороны.  Закрывалась незамысловато -  железным
рычагом, уходившим в стену.
     - Хитрая механика, - с уважением сказал Сигизмунд.
     - Примитивная механика,  -  возразил Федор  Никифорович.  -
Зато безотказная.
     Дверь наглухо закрылась за их спиной.  У Сигизмунда мурашки
пробежали между лопаток.
     - Идите смело,  -  подбодрил его старик.  -  Под ногами все
ровно, бетон. Не споткнетесь. Привыкайте. Теперь это ваше.
     - Подарочек от Аспида внучку,  -  пробормотал Сигизмунд.  -
Аспид-младший и компания.
     - Что? - не расслышал Никифорович.
     - Далеко идти-то?
     Голоса в подземелье звучали странно.
     - До вашего двора.
     Тоннель шел под уклон и привел наконец в большое помещение,
где имелась массивная металлическая дверь, отпиравшаяся, видимо,
рычагом,   торчащим  из   стены.   Вид  рычага  подействовал  на
Сигизмунда угнетающе.  Видимо,  своей  оголенной утилитарностью.
Никакими попытками дизайна здесь не пахло.
     Войдя  в  помещение,  Федор  Никифорович  привычно  хлопнул
ладонью по стене и включил свет.
     В углу, в полу чернел колодец. Он был метра два в диаметре.
Из  черного провала несло  канализацией.  Над  колодцем с  блока
свисал крюк лебедки.
     - А это зачем? - спросил Сигизмунд.
     - Сейчас все объясню. По порядку.
     Помещение напоминало заботливо оборудованную кладовую.  Все
предметы,  как и  вещи в квартире Федора Никифоровича,  несли на
себе  яркий отпечаток сороковых и  пятидесятых годов.  Все  было
массивное,  цельнолитое,  добротное,  никакой тебе ДСП.  Правда,
эстетики здесь тоже не было.
     Вдоль  одной стены тянулся стеллаж.  На  полках выстроились
какие-то  никелированные цилиндры  сантиметров тридцать высотой.
Они  напоминали снарядные гильзы.  Ниже  имелись запас лампочек,
бухта провода,  плоскогубцы,  отвертки, два молотка, специальные
кусачки для зачистки проводов,  паяльник,  нож и топор.  Сбоку к
стеллажу были прислонены два багра.
     Рядом находился силовой щит.  В углу стоял ручной насос. На
гвозде  висел  костюм  биологической  защиты,   чудовищное  дитя
советского ГРОБа. Из кармана высовывались резинки респиратора.
     - Главное   -   это   камера,   -   заговорил  Никифорович,
предварительно дав  Сигизмунду  время  осмотреться.  -  За  этой
дверью   находится  приемная  камера  ленинградского  терминала.
Предположим,   вы  получили  сигнал  о  пересылке  материального
объекта в камеру. Ваши действия. В возможно кратчайшие сроки, не
привлекая внимания посторонних -  то есть,  НИЧЬЕГО внимания!  -
проникнуть сюда.  Далее.  Вы не знаете,  что именно находится за
этой дверью.
     - Насмерть  перепуганная девчонка,  -  проворчал Сигизмунд,
вспомнив историю Маруси.
     - Или  опасное  животное крупных размеров.  Или  вода.  Или
что-либо  иное.  Пока  дверь  приемной  камеры  закрыта,  объект
находится в  изоляции и  не  представляет опасности.  Прежде чем
открыть эту  дверь,  вы  должны  выяснить:  что  именно  за  ней
находится.  Конструкция  терминала  предусматривает  для  такого
случая специальное оптическое устройство типа  перископа.  Идите
сюда.
     Поначалу Сигизмунд не обратил внимания на то,  что сбоку от
металлической  двери   виднелось   нечто   напоминающее   окуляр
перископа подводной лодки.
     - Здесь имеется выключатель. С помощью этого выключателя вы
включаете дополнительное освещение внутри  камеры  приемника.  В
обычное время приемник освещается одной лампочкой.  Кстати,  вам
предстоит их  заменять.  Они  иногда перегорают.  Осветив камеру
терминала-приемника,  вы  можете вести  наблюдение за  объектом.
Смотрите.
     Сигизмунд прильнул к окуляру.  Его глазам предстала картина
"тюремная камера, вид сверху".
     - Если   объект,    находящийся   внутри   камеры,    может
представлять опасность,  вам  придется  самостоятельно принимать
решение либо о  ликвидации объекта,  либо о  его эксфильтрации и
натурализации.
     - А яснее нельзя?
     - Чего уж  тут яснее.  Либо вы  берете его под белы ручки и
выводите на  белый свет,  либо  отправляете вон  туда.  -  Федор
Никифорович кивнул в сторону колодца.
     Сигизмунд резко отпрянул от окуляра.
     - Вы меня,  конечно, простите, Федор Никифорович. Насколько
я     понял,     ваша    задача    была    поставлять    Сталину
быков-производителей для  выведения расы  строителей коммунизма.
Эдаких  воинов,  косая  сажень  в  плечах,  борода  в  две  косы
заплетена.  Так?  Такой воин по  определению опасен.  Как же его
брать под белы ручки,  когда он за эдакое надругательство просто
порвет вас пополам...
     - Вы   совершенно  правильно  заметили,   Стрыйковский,   -
невозмутимо отозвался Федор Никифорович.  -  Перенесенный объект
может находиться в  состоянии шока.  Не  следует обольщаться его
мнимой  неподвижностью.   Судя  по   всему,   наши  предки  были
чрезвычайно хитры, ловки и агрессивны. Иначе они не выжили бы во
враждебном  окружении.   Поэтому  если  вы   приняли  решение  о
сохранении объекта,  вам  необходимо его обезопасить.  Для этого
служат седативные средства.
     Федор  Никифорович  подошел  к  стеллажу  и  взял  один  из
"снарядов".
     - Вот  здесь  находятся  химические  вещества.   Седативные
помечены зеленым цветом,  отравляющие -  красным. Видите? Приняв
соответствующее решение,  вы берете баллон,  подходите вот сюда,
ввинчиваете баллон  до  отказа  в  гнездо  и  нажимаете вот  эту
кнопку. Содержимое баллона будет распылено в камере-приемнике.
     - Газовка, значит. Понятно...
     - Отравляющее  вещество  полностью  распадается  в  течение
получаса.  Седативное -  в течение сорока минут. Если вы желаете
сохранить объекту жизнь,  то  его необходимо извлечь из камеры в
течение первых  пятнадцати минут  действия седативного вещества.
Для этого служит респиратор.  Седативный эффект держится порядка
трех-четырех  дней.   Кроме  того,  имеются  побочные  действия:
ослабление воли,  увеличение внушаемости,  что весьма полезно на
начальных этапах натурализации объекта.
     - Простите, это вы мне чью диссертацию пересказываете? Вашу
или Аспида?
     - Я вам не диссертацию пересказываю, а инструкцию. Считайте
ее плодом коллективного творчества.
     На  мгновение опять  возник  Сигизмунд в  кожаном  фартуке,
благоговейно передающий наследие предков Ярополку. "Ибо завещано
Аспидом:  да не подойдет к  краю колодца умудренный...  Ярополк!
Кому сказано - отойди от колодца!"
     - А отравляющие вещества? - спросил Сигизмунд.
     - Это вам решать. Объект может оказаться больным. Например,
чумой.  Кстати,  отравляющее вещество произведет также частичную
санацию  камеры,  но  в  данном  случае  после  ликвидации трупа
необходимо провести дополнительную санацию.
     - А  что,   чумного  тоже  в  канализацию?   Как-то  это...
негигиенично.
     - Видите, там, в углу, большой металлический ящик?
     - Что это, гроб?
     - Да.  А  вон там хранится негашеная известь.  Пользоваться
умеете? Костюм биологической защиты надевать доводилось?
     - Разберусь.
     - Вероятность очень мала, но все же... Кроме того, человек,
зараженный чумой,  - это крайний случай. Вряд ли вы также будете
возиться с натурализацией медведя или кабана.  Для разделки туши
- топор. Для транспортировки - лебедка. Здесь она включается.
     - А этого кабана нельзя употребить в пищу?
     Федор  Никифорович посмотрел на  Сигизмунда неодобрительно,
но все же ответил:
     - Нет.   Во-первых,   неизвестно,   какая  у  этого  кабана
микрофлора.  Во-вторых,  он будет убит посредством отравления, а
это  может  повредить вашему здоровью.  -  Спохватившись,  Федор
Никифорович вдруг проговорил,  едва ли не смущенно:  -  Забавно.
Вам  удалось произвести полную натурализацию транспортированного
объекта,  а я вас инструктирую и объясняю, как это делается... В
принципе,  все,  о  чем  я  сейчас говорил,  -  это очень редкие
случаи.  Но  все  равно знать об  этом  полезно.  Теперь давайте
осмотрим камеру.
     Сигизмунд потянул за рычаг.
     Камера  представляла собой  прямоугольное помещение меньших
размеров с  бетонным полом  и  крашеными тускло-зеленой  краской
влажными стенами.  Потолок оказался неожиданно высоким -  метров
шесть.  В  одном из углов под потолком Сигизмунд увидел объектив
наблюдательного устройства.
     В  камере имелись нары с  брошенным на них тощим солдатским
одеялом и кран над ржавой раковиной.  Из крана сквозь раковину в
дырку в полу бесконечно текла вода.
     - Питьевая, - сказал Федор Никифорович.
     Сигизмунд огляделся еще раз по сторонам, сел на нары.
     Вот  когда  вся  ледяная  бесчеловечность  экспериментов  с
перебросками "объектов" во  времени раскрылась перед ним,  точно
бездна!  Он ощутил ее именно в то мгновение,  когда опустился на
деревянные нары посреди камеры.  Вид  этого помещения сказал ему
больше,  чем  все  рассуждения  о  расе  строителей  коммунизма;
больше,  чем зловещая фигура Аспида, чья тень лежала на проектах
"Конец времен" и  "Возрождение";  больше,  чем рассказы о сотнях
зеков,  погибших на полигонах Анахрона. В этом помещении не было
ничего человеческого.  За что,  собственно говоря,  какой-нибудь
воин,  древний человек,  должен  быть  оторван от  своей  земли,
переброшен хрен знает куда, превращен в животное, накачан химией
и   "натурализирован"?   Вся   карамельная  сладость   советской
фантастической литературы о  том,  как гости из темного прошлого
попадают в светлый мир социалистического будущего,  испарилась и
осела зловонной влагой на этих крашеных стенах.
     - Послушайте,  Федор  Никифорович,  -  заговорил Сигизмунд,
устраиваясь на нарах поудобнее, - а вы что, всерьез считали, что
для   "перемещенных  лиц"  вот  эта  камера  станет  преддверием
социалистического рая? Хорош предбанничек!
     - Вы,  молодые,  очень  много смотрите на  предбаннички,  -
парировал  Федор  Никифорович.   -  Предбанничек  -  он  и  есть
предбанничек,  а банька-то впереди.  Цель нужно видеть, конечную
цель. - И помолчав, добавил: - В этой камере человеку предстояло
провести максимум несколько часов.  А потом...  Потом он выходил
на  просторы  огромной  страны.   Страны,   которой  можно  было
гордиться!  Страны,  которая давала столько социальных гарантий,
сколько не  было  за  всю  историю человечества.  Сейчас  -  да,
согласен.  Сейчас хер  знает что  творится.  Но  ведь это же  не
навсегда.
     - А вы знаете,  Федор Никифорович, сейчас ведь Россия опять
находится в границах XVII века,  -  сказал Сигизмунд.  Лежать на
нарах было жестко.
     - А  в  гражданскую  войну  и  такого  не  было.   Бросьте,
Стрыйковский!  Все  будет.  Все  вернется.  Польска -  и  та  не
сгинэла,  так  что  говорить о  России!  Что  до  вашего гнилого
гуманизма -  то имейте в  виду:  человек с большим будущим в эту
камеру не попадает.  А  тот,  кто здесь оказался...  Ему,  между
прочим,  там,  в своем времени, карачун светил - и ничего иного.
Причем, в самые краткие сроки. Усвоили? Вставайте, хватит тут из
себя страстотерпца давить.
     - Как вы догадались? - спросил Сигизмунд, неохотно слезая с
нар.
     - Для этого семи пядей во лбу быть не надобно. И почему это
у революционеров внуки всегда диссиденты? Не первый раз замечаю.
     - Я не диссидент, - сказал Сигизмунд.
     - А кто вы?  -  с издевкой осведомился Федор Никифорович. И
не дождавшись ответа добавил: - То-то и оно.
     Желая сменить тему, Сигизмунд спросил:
     - Сейчас перебои всякие бывают с  током.  Ежели обесточится
тут все в момент переноса?
     - Насчет  этого  не  беспокойтесь.   Чего-чего,  а  система
энергоснабжения тут имеет многократное дублирование. Пойдемте, я
вам еще кое-что покажу.
     Они  заперли  камеру  и  вышли  обратно  в  помещение,  где
хранились  инструменты.   Федор  Никифорович  снял  со  стеллажа
металлическую коробку из-под чая,  открыл.  Там лежали запаянные
стеклянные ампулы.
     - А это что? - спросил Сигизмунд.
     Вместо ответа Федор Никифорович взял  одну ампулу и  метнул
ее в стену над колодцем.  Осколки канули в провале. По помещению
немедленно расползлась вонь.
     - Фу, мерзость какая! - сказал Сигизмунд.
     - Это  еще  одно хитроумное изобретение Аспида,  -  пояснил
Федор Никифорович.  -  Так будет пахнуть у вас в гараже,  буде в
приемной камере появится объект.
     - А  что,  ничего  поприятнее  не  найти  было?  -  спросил
Сигизмунд, отчаянно морщась.
     - Вещь абсолютно не  токсична.  Зато запах держится неделю.
Может случиться,  что вам несколько дней не придется заглядывать
в гараж.  Скажем,  заболеете.  Такой срок объект вполне способен
продержаться. Вода есть, а за неделю без еды не умрет.
     - Да  что  вы  такое  говорите!   -   не  выдержал  наконец
Сигизмунд.
     - Я  оговариваю  маловероятные  варианты,   -   невозмутимо
ответил старик.  -  Идемте.  Я  должен показать вам,  как менять
ампулы в гараже.  Кстати,  возьмите одну.  Пускай хранится у вас
дома на всякий случай.

        x x x

     Простившись с  Федором  Никифоровичем,  Сигизмунд в  крайне
угнетенном состоянии духа вернулся домой.  Побродил по квартире.
На душе было погано.  В голове звучали прощальные слова старика:
"Стрыйковский,  вы хоть понимаете,  что я только что передал вам
труд  сотен  людей?  То,  что  вы  держите сейчас  в  руках,  по
масштабам сопоставимо с космической программой".
     Сотни людей,  титанический труд, трупы, в конце концов... И
все  ради  чего?  Ради  того,  чтобы  близорукая готская  девка,
которой предстояло из-за плохого зрения сверзиться куда-нибудь в
овраг  и  сломать  себе  шею,  оказалась в  его,  сигизмундовой,
постели, после чего бесславно исчезла.
     А если она все-таки вернется?  Если она разобьет очки и тем
снова уменьшит свою "бытийную массу"?
     Сигизмунд вспомнил приемную камеру  и  содрогнулся.  Ну  уж
нет!
     Чувствуя,   что   наконец-то   занимается  полезным  делом,
Сигизмунд изготовил и  залил в  термос сладкого чая,  взял банку
тушенки,  нож,  запаял в  пакет  четвертушку хлеба,  после  чего
уселся рисовать. Из этого рисунка Лантхильда должна была уяснить
себе  следующее:  ничего  страшного с  ней,  Лантхильдочкой,  не
приключилось.  А пусть она, Лантхильдочка, сидит себе на нарах и
кушает,  а  уж махта-харья Сигисмундс,  как только благоухание в
гараже оповестит его о  прибытии любимой,  примчится и  вызволит
ее.  Предварительно усыпив. Чтоб не травмировать впечатлительную
душу. А заодно ослабить волю и усилить внушаемость.
     В  разгар  этих  трудов затрезвонил телефон.  С  запоздалым
раскаянием Сигизмунд вспомнил о том, что так и не позвонил Вике.
     - Сигизмунд!  - Виктория захлебывалась плачем. - Сигизмунд,
Аська!..
     - Что? - устало спросил Сигизмунд.
     - Ее нет! Она умерла!
     Сигизмунд  аккуратно  положил  трубку.   По   рукам  прошло
холодное онемение.  Слишком много.  Чересчур. Сперва Лантхильда,
теперь - Аська. Господи, как надоело.
     Вяло подумал о том, что нужно теперь что-то делать.
     Встал. Тупо уставился в стену. А что делать-то? Идти? Идти.
Куда? К Виктории надо бы пойти. Помочь.
     Явилась первая деловая мысль:  сейчас машина будет  ох  как
нужна.   Ездить   там   всюду,   документы   оформлять.   Деньги
понадобятся. У режа с компанией точно никаких денег нет.
     И тут сквозь отупение впервые пробилось:  а Аськи-то больше
нет! Вспомнились опять слова Федора Никифоровича: "Стрыйковский,
сегодня самый важный день в вашей жизни".  Сглазил, старый хрен.
Как есть сглазил. И Анахрон тут не поможет.
     Лихорадочно забегали мысли.  Вот бы  настроить Анахрон так,
чтоб  можно  было  отправляться за  людьми  во  вчерашний  день.
Вытащить Аську вчерашнюю.  Или, скажем, двадцатилетнюю. Бытийная
масса у Аськи всегда была, небось, хилой.
     Сигизмунд едва не застонал.  Близок локоть да не укусишь. И
ведь ни  у  кого во  всем мире такого шанса нет!  На нем-то,  на
Сигизмунде,  вон  какое "хозяйство"!  Ни  у  кого в  мире такого
хозяйства нет... И все равно без толку.
     И тут же спохватился: а хрена ли лысого он сидит, мечтаниям
предается, когда Вика... и Аська...
     Двинулся к двери. Бдительный кобель, виляя хвостом, побежал
вперед -  явно рассчитывал на  прогулку.  Но Сигизмунд досадливо
отпихнул пса ногой и закрыл дверь у него перед носом.
     Уже сбегая по лестнице,  хлопнул себя по карману:  на месте
ли ключи от машины.  Потом сообразил:  в таком состоянии за руль
лучше не садиться. Вытащил деньги, пересчитал: на тачку хватит.
     К  вечеру оттепель взяла свое.  Все  текло.  В  мире царили
мерзость и сырость.


        Глава седьмая

     Вика  открыла,  опухшая от  слез.  Сигизмунд неожиданно для
самого себя затрясся.
     - Где она?!
     - Кто?
     - Аська где? Тело, тело где?
     - Какое тело?
     - В каком морге, спрашиваю!
     Сигизмунд опустился на ящик для обуви, потревожив баночку с
пересохшим гуталином, и провалился в висящие над головой пальто.
     - Почему в морге? - Виктория говорила устало и отрешенно. -
Не знаю я ничего. Оставьте меня в покое.
     - Вы  в  милицию звонили?  -  спросил Сигизмунд из зарослей
пальто.
     - Почему в  милицию...  Да отстаньте вы от меня,  звонила я
всюду! Все ментовки, все больницы!.. Все обзвонила!
     - Где   ее   нашли?   -   монотонно  продолжал  допрашивать
Сигизмунд, слегка покачиваясь.
     - Кого нашли?
     - Аську! - заорал Сигизмунд.
     - Не кричите! - проговорила Виктория.
     - Где ее нашли? - настырно повторил Сигизмунд.
     - Да не нашли ее!  Не нашли! Не нашли! Все из-за вас! Из-за
вас, из-за мудаков! Из-за кобелей!
     И,  повернувшись,  направилась в комнату.  Сигизмунд встал,
пошел следом.
     Котята, перечеркнутые черной размашистой надписью "ЭТОТ МИР
- СРАНЬ!",  сразу бросились в  глаза.  В комнате стойко держался
дух беды.  И все кругом пахло Аськой:  ее вещи, ее мебель, самый
воздух. Даже то, как наполовину выдвинут ящик, набитый какими-то
старыми бигуди и неоплаченными квитанциями...
     Вика,  не  оборачиваясь,  пошла  за  шкаф  и  там  упала на
кровать.  Несколько  мгновений Сигизмунд оглядывался в  комнате.
Ему стремительно становилось все хуже и  хуже.  Сунул сигарету в
зубы,  закурил,  роняя пепел прямо на пол.  С мокрых ботинок уже
натекло. Из-за шкафа не доносилось ни звука.
     Сигизмунд стянул с  себя куртку,  бросил на  стул.  Походил
взад-вперед,  скрипя паркетом. Оставил множество грязных следов.
Аськино присутствие немного вытопталось.  А  скоро набегут люди,
затопчут, вещи передвинут, выбросят, переделают все по-своему. И
духа не останется. Нет больше Аськи.
     Сигизмунд ткнул сигарету в банку,  служившую пепельницей, и
заорал, с ненавистью глядя на шкаф:
     - Кто вам сказал, что она умерла?
     - Чувствую, - ответила Виктория сухо.
     Сигизмунд это  тоже  чувствовал.  Сел,  глядя  перед собой.
Неужели Аська так  много значила в  его жизни?  Ну,  были у  них
отношения.  Но никогда эти отношения не были магистральными.  Ни
для него, ни для нее. Главным в жизни были "Морена", отношения с
Натальей... потом Лантхильда.
     Повернув голову в сторону шкафа, Сигизмунд сказал:
     - Может, в розыск заявить?
     - Делайте что хотите, - отозвалась Вика.
     Стало еще тошнее.  Банальный компьютер найти не могут, пару
дешевых жуликов выловить - проблема.
     - Куда она хоть направлялась? Хотя бы примерно?
     Вика молчала.
     Да, на Вику надежда слаба. На актерскую братию - тем более.
Похоже,  Сигизмунд остался единственным здравомыслящим человеком
во всем этом бедламе.
     Заболела голова. Проклятье, с утра не ел. "Хозяйство", мать
его ети, принимал.
     - У вас есть что пожрать?
     Вика попрежнему не отзывалась.
     Сигизмунд встал,  направился на  кухню.  Там  царил  полный
бардак. Горы немытой посуды, какие-то обглоданные корки, окурки,
липкие стаканы.  Видимо,  с той пирушки, с 23 февраля, так все и
осталось.
     А Аськи больше нет...
     Сигизмунд взял стакан. Следы помады. Фу, мерзость!
     Размахнулся,  швырнул в стену. Стакан разбился. Сразу стало
легче.
     Взял второй, метнул следом. Стало еще легче.
     Взял   тарелку.   Раздражился  на   нарисованного  на   ней
Микки-Мауса. Влепил под потолок. Хорошо.
     Тарелка  проявила  себя   неубиваемой,   зато  отпал  кусок
штукатурки. Оч-чень хорошо.
     Сигизмунд наклонился,  поднял тарелку и  разбил ее об угол.
Отлично!
     Взял стопку блюдец и истребил. Ох, как хорошо!
     - Прекрати, ты, козел, мудак!
     В  дверях  кухни,  бледная и  чудовищно некрасивая,  стояла
Вика.
     - Давай, вали отсюда! Остохренел! Кто тебя звал?
     Сигизмунд взял  пустую бутылку,  разбил о  край  стола и  с
"розочкой" в руке надвинулся на Вику.
     - Ты,  сучка! Кончай дурочку валять! Аська где? Объясни все
толком!
     Вика затрясла кулачками и завизжала:
     - Ну давай, давай! Козел, ты, козел!..
     Сигизмунд отшвырнул "розочку".
     - Да я тебя, сучка... да ты...
     В этот момент зазвонил телефон.
     Сигизмунд, отшвырнув Вику, рванулся к телефону.
     В трубке пьяный мужской голос закокетничал:
     - А Анастасию можно?
     - Кто звонит? - рыкнул Сигизмунд.
     - Что,    старик,   не   узнал?..   Что,   упыхался,   бля?
Старе-е-е-ешь... Что, не узнал?
     - Ну, - сказал Сигизмунд.
     - Че - ну? Баранки гну!
     Сигизмунд обложил его грязно и неизобретательно, после чего
шваркнул  трубку.   Направился  в  комнату,  на  ходу  утрачивая
человеческий облик.  Наткнулся  взглядом  на  долбаных  котят  с
черной надписью наискось.  С треском сорвал со стены,  перепугав
засевших за котятами тараканов.  Разодрал. Пополам. Еще пополам.
Бросил обрывки.
     На   обоях  открылась  матерная  надпись.   Сигизмунд  дико
оглянулся,  нашел и схватил маркер и, давая выход бешеной злобе,
стремительно нарисовал  под  надписью  одну  из  тех  сакральных
картинок, которыми пачкают стены гормональные подростки.
     В  этот  миг  будто  пелена спала  со  слуха,  и  Сигизмунд
услышал, как за шкафом в голос рыдает Виктория. Сигизмунд прошел
за  шкаф.  Постоял.  Вика  елозила  по  кровати и  захлебывалась
плачем. Сигизмунд сел рядом, спросил устало и почти спокойно:
     - Ну что?
     Вика повернула к нему распухшую, как подушка, физиономию, и
с трудом выговорила:
     - Аську... жалко...
     У Сигизмунда ком застрял в горле. С трудом выдавил:
     - Завтра пойдем...  заявление подадим. В розыск. Фотография
есть?
     - А сколько сейчас времени?
     - Второй час ночи.
     - Во сколько они открываются?
     - Часов в девять пойдем. Надо поспать.
     Сигизмунд  наконец  освободился  от  ботинок  и  улегся  на
кровать рядом с Викой.  Вика,  всхлипывая, прижалась к нему. Она
была  очень  потная  и  чрезвычайно  зареванная.  Вздохнув,  она
проговорила:
     - А  я  сегодня днем заходила...  в одну хорошую лавочку...
там цены нормальные...
     - В какую лавочку? - спросил Сигизмунд, шалея.
     - Где венки-и-и... - заревела Вика.
     И  тут  аськина смерть предстала перед Сигизмундом во  всей
своей  отвратительной и  невозможной реальности.  Ее  найдут.  И
выдадут  близким тело  для  похорон.  После  волокиты,  конечно.
Свидетельство о смерти, венки, гроб. Аська в гробу...
     Сигизмунда  снова  затрясло.   Он  крепко  обнял  Вику,   и
некоторое время они лежали молча.
     Потом Сигизмунд спросил:
     - А в справку о не вернувшихся домой вы звонили?
     - Да.
     - И что?
     - Не знают там ничего...
     - Давайте-ка я еще раз позвоню. Может, уже нашли... тело.
     - Не надо. Я боюсь.
     - Лежите здесь. Я сейчас.
     Высвободившись из  цепких викиных рук,  Сигизмунд прошел на
кухню и дозвонился в справку. Попал - на удивление - сразу.
     - Я  вам  уже  звонил...  -  начал  было  Сигизмунд.  Потом
поправился:  -  Я по другому поводу звонил.  Это другая девушка.
Тут  еще одна девушка пропала.  Опять белокурая...  То  есть она
крашеная... То есть, она сейчас бритая почти...
     - Подождите,   -  сказали  в  справке,  выловив  наконец  в
бессвязных речах  убитого  горем  клиента рациональное зерно.  -
Бритая? В губе бритва? Или кольцо?
     - В пупе кольцо, - вспомнил Сигизмунд.
     - Нет, - отрезали в справке. - Однозначно нет.
     И положили трубку.
     - Что? - прокричала Вика из комнаты плачущим голосом.
     - Да нет там ни хрена!  -  крикнул Сигизмунд.  - Им-то что,
зарплату получают!
     - А что есть?
     - С бритвой в губе!
     Кричим, как в лесу, мутно подумал Сигизмунд, но с табуретки
не встал.
     - Вика! - позвал он.
     - Что?
     - Я водку нашел!
     Вика, пошатываясь, показалась на пороге. Сигизмунд сунул ей
початую бутылку.
     - Пейте!
     Вика отшатнулась.
     - Пейте, пейте!
     - Что, из горлышка?
     - Да, да! Винтом! Быстро, не спрашивайте!
     Вика послушно влила в себя несколько глотков, поперхнулась,
закашлялась. Немного пролила. Сигизмунд отобрал у нее бутылку.
     - Отдайте, пить не умеете...

        x x x

     Через полчаса они сидели на кухне,  среди объедков и  битой
посуды.  Выпили,  вроде, немного - в бутылке еще оставалось - но
окосели здорово.
     По   стенам  деловито  шастали  тараканы.   Вика   молчала.
Сигизмунд в отупении следил за перемещениями наиболее кормленого
таракана.  Тараканище двигалось короткими перебежками, постоянно
перекладывая галсы. Видно было, что ясной цели в жизни ничтожное
насекомое не имеет.  То ли дело Федор Никифорович Корсук...  Или
Аспид... Анахрон построили. И не один...
     Трудно  сказать,  сколько  времени  провели  они  в  полном
оцепенении.  Час,  полтора? Сидели неподвижно, осоловев. А потом
вдруг разом очнулись.
     - Ну, и на кой черт посуду было бить? - кисло сказала Вика.
А потом добавила,  дернув углом рта:  -  Ладно,  пойдемте спать.
Завтра очень много дел... Деньги надо собрать.

        x x x

     Они оба мгновенно провалились в сон,  как в небытие.  И это
было благом.
     Но  через  несколько часов Сигизмунд вдруг проснулся.  Было
еще темно.  Когда только кончится эта ночь? Мысль ударила сразу:
Аська!..
     И тут же шибанул запах табачного дыма.  Свежего.  В комнате
кто-то курил.
     Сигизмунд завозился за шкафом, высунул голову. В призрачном
свете городских фонарей,  сочащемся в  окно,  сидело привидение,
окутанное дымом.
     Оно погасило сигарету и сказало аськиным голосом:
     - А это еще что за гондон штопаный?
     - Это я, - тупо отозвался Сигизмунд.
     - Морж, ты, что ли? Хрена ли лысого ты тут делаешь?
     Сигизмунд нырнул обратно за шкаф, схватил Вику за плечо.
     - Вика! Проснитесь! Проснитесь, говорят вам!
     Вика что-то тоненько простонала.
     - Да оставь ты ее к  херам!  -  буркнула Аська.  -  Не ссы,
Морж, пехтерьтесь там на здоровье...
     Сигизмунд  выкарабкался  из   кровати.   Аська   критически
уставилась на его ноги. Сигизмунд опустил голову, тоже посмотрел
на свои ноги.
     - Не дала,  что ли?  - насмешливо осведомилась Аська. - Что
ты в брюках-то залег?  Ну ты и извращенец,  Морж... Она там что,
тоже в колготках лежит?
     - Не знаю... Где тебя носило?
     Сигизмунд  сел  напротив  Аськи.   Отнял  у  нее  сигарету,
затянулся.
     - Верни! - потребовала Аська. Он отдал.
     Аська была зла. Точнее, она была в ярости.
     - Что ты тут делаешь, Морж?
     - Дрочу!  -  заорал Сигизмунд. - Где тебя, идиотку, носило?
Руки бы отсохли - домой позвонить?
     - Там телефона не было!  Что ты орешь на меня? Ты мне кто -
мама родная, чтоб тебе звонить?
     - Мы  тут!..  -  надрывался Сигизмунд.  -  А  ты!..  Думать
надо!.. Головой, а не кольцом в пупе!.. Реж твой!..
     - Да пошел он в жопу!  Не до него.  Слушай,  Морж, а что ты
разоряешься? Испугался?
     - Да! Испугался! Тут... А ты!.. Дура.
     - Да у тебя-то что случилось? - спросила Аська отстраненно.
     - Ты  у  меня случилась,  ты!..  Не  было тебя сколько,  не
знали,  что и думать... Мы ведь утром уже в ментуру собрались...
Все морги обзвонили, идиотка...
     Аська слушала,  казалось,  с любопытством.  Когда Сигизмунд
иссяк, спросила холодно:
     - А  что  тебя,  Морж,  так  заело-то?  Раньше  месяцами не
звонил... Что тебе до меня?
     - Весь мир - срань, да? - с новой силой заорал Сигизмунд.
     - Да, - сказала Аська уверенно.
     - К херам твой мир! Поняла?
     - А у тебя что, получше есть, что ли?
     - Нет, - признал Сигизмунд.
     - Ну и заткнись, - оборвала Аська.
     - Где ты была? - угрюмо спросил Сигизмунд.
     - Слушай, Морж, сделай мне чаю, - попросила вдруг Аська.
     Войдя  на  кухню,  Аська  остолбенела.  Перевела взгляд  на
Сигизмунда. Сказала неуверенно:
     - Что-то я такого не припомню... Неужто мы так гудели?
     - Это я, - сказал Сигизмунд, чувствуя непонятную гордость.
     Аська поглядела на него с восхищением.
     - Ну  ты,  Морж,  бля,  даешь!  Чего ты  так  взъярился-то?
Виктория не давала,  а ты,  значит,  на кухню - и сублимировать,
сублимировать?
     Она прошлась по кухне, хрустя осколками.
     - Чашка-то хоть одна цела?
     Чашек  нашлось целых  три.  Две  из  них  Аська сполоснула.
Сигизмунд поставил чайник.
     - Там еще водка осталась, - сказал он.
     Аська безошибочно определила бутылку, влила в себя остатки,
поежилась.
     - Уже не лезет.
     - Где ты  была-то?  -  в  десятый раз спросил Сигизмунд.  -
Сестрица твоя чуть с ума не сошла.
     - А  ты,  значит,  сразу  навострил свою  моржовую кость  и
утешать ее прибежал. Шустрый ты, Морж.
     - Разбудить бы ее. Напереживалась...
     - Пускай спит. Утром скажем.
     Сигизмунд посмотрел на Аську -  похмельную,  с  кругами под
глазами -  и вдруг ощутил наплыв невероятного счастья. Как мало,
оказывается, человеку нужно. Припугнуть - да отпустить.
     - Представляешь,    Аська,    Виктория   тебе   уже   венок
присмотрела.
     Аська с подозрением глянула на Сигизмунда.
     - Какой еще венок?
     - Погребальный...
     Аська  глянула  на  бегущего  по  стене  таракана  и  вдруг
грохнула по нему чашкой. Чашка разбилась, таракан погиб.
     - Черт!  - проводила обломки чашки Анастасия. - Вы что тут,
Морж, обкурились к едрене фене?
     Она взяла последнюю из уцелевших чашек и понесла ее мыть.
     - Посуду всю перебили, уроды...
     - Я   тебе  сервиз  из   буфета  отдам,   помнишь  -   тот,
навороченый?
     - Слушай, Морж, с чего ты добрый-то такой?
     - Жива ты, вот чего!
     - Кто жив, а кто нет, - отозвалась Аська.
     От этих слов у Сигизмунда вновь упало сердце.
     Аська пошарила по  полкам,  нашла в  мятом пакетике остатки
чая, заварила. Подождала немного, разлила по чашкам - как раз на
две хватило. Сигизмунд замолчал намертво. Захочет - расскажет.
     Допив  чай,  Аська  заговорила.  Она  говорила  монотонно и
долго.  Рассказывала.  Сигизмунд слушал и пытался скрыть радость
оттого, что на этот раз беда обошла его стороной.
     В  рассказанной Аськой истории не было ничего оригинального
или  экстраординарного.  Но  именно это отсутствие необычности и
угнетало больше всего.
     Аська начала с середины.
     - Ты знаешь, Морж, две недели назад я у нее заночевала... -
Сигизмунд даже не стал допытываться,  кто - "она". - Я нечасто у
нее ночевала.  Мы, в принципе, не слишком общались. Так, иногда.
Тусовка-то одна.  Просыпаюсь под утро,  глазами вокруг обвела...
Комната почти пустая,  "баян" на столе... Я еще подумала: а есть
ли отсюда выход?  Ну,  простились,  ушла... А через неделю мы ее
хоронили.
     - Двадцать четвертого? - спросил Сигизмунд.
     Аська глянула на него.
     - Двадцать четвертого она умерла.
     - Отчего она умерла? - спросил Сигизмунд.
     - А  тебе интересно,  Морж?  Спалилась она,  понял?  Дерьмо
купила,  понял?  Торчки говорят: через день еще одного нашли там
же, понял? Она обычно осторожничала, в другом месте брала, а тут
припекло,  соседи говорят -  вены резала, посуду била... А потом
денег добыла и побежала...  Мент сразу сказал: юленькина работа.
Наварила,   сука,   палева  и  толкала  левым...  Взять  бы  эту
Юленьку...  Это мент так говорил.  А не возьмешь,  отмазывают. -
Аська вздохнула и добавила:  -  Жуткая штука игла, Морж. Ведь за
полтора года баба сгорела...
     - И дети остались?  -  спросил Сигизмунд, чтобы хоть что-то
спросить.
     - Двое...
     - Погоди, - сказал Сигизмунд, являя осведомленность, - люди
же десятилетиями торчат - и ничего...
     - Кто  в  шестнадцать лет начал -  те  и  вправду "ничего".
Десятилетями  тянут.   Иногда.   А  быстро  старчиваются,  Морж,
опускаются и мрут дилетанты.  Кто в тридцать начал.  Эти - да...
Да  ладно,  тебе-то  какая разница...  Господи,  Морж,  как  мне
херово!  Ты себе не представляешь,  как мне херово!  Ты бы видел
эти  рожи на  похоронах.  Все ходили опрокинутые...  Она же  как
подсела,  так сразу почти со  всеми разошлась.  Кто ее хоронил -
все с ней последний год почти и не общались.  Друг другу чуть не
морды потом били:  разбирались,  кто "мог" ее с  иглы снять и не
снял...  А кто снимет? Она вон снимала - доснималась, сама села.
Никто,  Морж,  никого снять  не  может.  Можно  только подсесть.
Понял?  О-ох...  Тусня все знакомая.  Поглядела я на них,  Морж,
поглядела  -   рожи  все  сайгоновские,  постарели,  потускнели,
скучные  все,   задрюченные...   Глазу  не   на  ком  зависнуть.
Разобщенные,  каждый сам  по  себе.  Иные так  и  вовсе прилично
выглядели, обуржуазились, блин... Тусовались по одному, по двое,
бродили по  крематорию...  Сказать-то  друг другу уже  нечего...
Проехали.  И  она в гробу лежит,  незнакомая,  чужая,  стриженая
какая-то... И тоже старая. Морж, у тебя курить осталось?
     Сигизмунд сходил  в  комнату,  пошарил  в  карманах куртки,
принес пачку.
     Аська задымила.
     - И как все быстро, Морж! Еще вчера казалось, что молодость
- это  навсегда...  Еще вчера пели "Сперма бьет,  сперма бьет из
кальсонов на живот..."
     - Да это же Мурр! - почти обрадовался Сигизмунд.
     - Так ты Мурра знаешь?
     - Ну... Да. Я его... спонсор.
     - А,  так  это  ты  тот  мудила,  который вечно  ему  денег
обещает!  Мурр тебя отменно крыл.  Напился, в драку полез, я его
увела гулять -  он мне все рассказал:  и  как без гитары петь не
может, и как спонсор, сука, денег жмотится дать...
     - Ну нет у меня,  -  сказал Сигизмунд.  - Я бы ему и гитару
купил, и студию, и менеджера, и нимфеток - были бы деньги...
     - Слушай,  Морж,  может,  ты и  других из той тусни знаешь?
Грега знаешь?
     - Знаю...
     - Не изменился ни хрена. А Дракона?
     - Это какой?
     - Ну, который ремонт делает... Толстый.
     - Знаю...
     - А Сашу-Льва?
     - Такого не знаю.
     - Наверняка знаешь.  Старый  тусовщик...  Хороший мужик.  А
Бодхи с Ван-Бинем? А БМП?
     - БМП когда-то знал, а этих... не, вроде не помню.
     - Ну и хрен с тобой. А Бодхи меня лапал. Он всех лапает. Он
не пьет и опа-асен...
     - А этот... Ван, как его... он тоже лапал?
     - Нет, он знаешь какой демоничный? Они с Мурром нажрались и
ураганили.  Потом я  Мурра увела.  Мурр кричал,  что он  Юленьке
экстрасенсорно сердце остановит - на расстоянии...
     - А Витя Колесо был? - вспомнил Сигизмунд. - А Фрэнк?
     - Не,  сгинули...  Витя,  слышала,  милостыню по  переходам
просит...  Во блин дожили!  Слушай,  Морж,  а что мы раньше-то с
тобой  об  этом  не  говорили?   Может,  мы  с  тобой  и  раньше
встречались? Меня Херонкой звали... "Цаплей", то есть...
     - Не припоминаю... Может, и встречал.
     - Не, Морж, если бы ты меня в те годы встретил - ты бы меня
не забыл, - убежденно сказала Аська. - Да ладно, фиг с ним.
     - Да,  -  вымолвил Сигизмунд. - Странно, что мы с тобой про
это раньше не говорили... А реж твой мокрогубый там тоже был?
     - Там другой реж был...  Хороший мужик.  Добрый-добрый.  По
морде видно.
     - А он тебя тоже лапал?
     - Да иди ты,  Морж...  далось тебе: лапал, лапал... Смотри,
чего принесла...
     Она полезла в карман джинсов,  выволокла пригоршню каких-то
черных лоскутков. Метнула на стол.
     - Что это?
     - Ты гляди,  гляди,  Морж...  Золотые руки у бабы были. Она
феньки делала на продажу,  мы потом с лотка ее фени забрали и на
поминках раздавали...
     Сигизмунд осторожно взял в руки комок мягкой кожи,  выпутал
сперва одно  украшение,  с  янтарем,  потом  второе -  с  хищной
языческой  птицей,  оттиснутой в  глине.  Под  птицей  болталась
кожаная кисточка.
     - Красиво, - сказал Сигизмунд.
     - Слушай, а ты свою деваху-то нашел?
     Сигизмунд расправил на  ладони кисточку,  провел по  хищной
птице пальцами.
     - Нет, - кратко ответил он.
     Аська не сводила с него глаз.
     - Найдешь - подарю, - обещала она. - Ей должно понравиться.
     Сигизмунд неожиданно понял,  что именно об этом он и думал.
Птица действительно глянулась бы Лантхильде.  На мгновение снова
мелькнуло видение жуткого "хозяйства" и камеры с нарами.
     - Ой,  херово мне,  Морж,  -  пожаловалась Аська.  - Ой как
херово...   Пойдем  Вику  трахать.   Я  тебе  покажу,   как  это
делается...

        x x x

     Вика спала как убитая.
     - Ее из пушки не разбудишь,  - сказала Аська. - Слушай, и в
самом деле в колготках дрыхнет. Ну ты, Морж, импотент...
     - Это я из-за тебя импотент...
     - Будить ее  надо,  -  озабоченно сказала Аська.  -  Только
сперва колготки с  нее  снимем.  Проснется -  отбиваться начнет.
Раз-два, взяли!
     Сигизмунд приподнял Викторию,  а  Аська ловко стянула с нее
колготки вместе с трусами.  Аська разоблачилась с исключительной
быстротой и прыгнула в кровать.
     - Иди ко мне,  Морж. Только сними джинсы, извращенец. Жизни
хочу!
     Сигизмунд послушно разделся,  залез в  постель и неожиданно
подмял под  себя  Аську.  Аська вдруг дико и  радостно завизжала
прямо в ухо Виктории.
     Вика подскочила, распахнула полные ужаса глаза и сумасшедше
закричала. Высунувшись из-под Сигизмунда, Аська ухватила Вику за
шею,  подгребла ближе к  себе  и  дернула за  рубашку.  Полетели
пуговицы. Бюстгалтера под рубашкой не оказалось.
     Аська тотчас же просунула туда руку и заверещала:
     - Ой, какие у нас тут сисечки... Ой, какие мы остренькие...
     - Идиотка, - отчетливо сказала Вика.
     - Ага, - согласилась Аська. - Идиотка.
     И впилась в ее губы поцелуем.
     - Уйди,  противная,  -  промямлила  полузадушенная Вика.  -
Отдай мужчину! Мой!
     - Твой? - кричала между поцелуями Аська. - Кто тебе сказал?
Он? Он все врет! Он мне тараканов обещал вывести!
     - Мне!  -  мычала под аськиными губами Вика.  -  А  тебе он
посуду переколотил! Он зверюга! Хам!
     - Он мне сервиз обещал! Навороченый! Поняла?
     Сигизмунд скатился  с  Аськи  и  проник  между  сестрицами.
Ухватив обеих за шеи, сблизил их головами и велел:
     - А теперь деритесь!
     - С чего это мы будем драться?  -  сказала Аська. - Смотри,
какая она у меня хорошая!
     Вика протянула руку,  коснувшись тонкого аськиного затылка,
и  Сигизмунд  вдруг  ощутил  огромную  волну  нежности,  которую
обрушило это прикосновение.  Купол любви и света накрыл их троих
и надежно отгородил от холодного, темного, враждебного мира.

        x x x

     Перед завтраком,  часа в три дня,  Анастасия вдруг осознала
отсутствие котят и наличие на их месте сакрального изображения.
     - Какой,   бля,  мудозвон,  к  херам,  тут  постарался?!  -
завопила она.
     - Это  твой  генеральный  директор,  -  наябедничала  Вика,
натягивая колготки. - Стерва, колготки мне порвала...
     - Морж,  мать твою,  ублюдок долбаный!  У себя все изорвал,
теперь ко  мне пакостить приперся!  Такой дом был уютный!  Такие
котятки! А теперь что? Пакость какую-то намалевал.
     - Это не пакость.  Это жизнеутверждающий символ,  -  сказал
Сигизмунд.
     - И  посуду  всю  перебил.   Мудак  ты,  а  не  генеральный
директор.
     - Я же сказал, сервиз тебе подарю.
     - В  общем так,  Морж.  У нас жрать нечего,  за квартиру не
плачено,  водка кончилась,  посуда перебита,  на  стенах срамота
всякая. Короче, не хер порядочным людям в таком бардаке сидеть -
к тебе жить едем, - решительно объявила Аська.

        x x x

     Едучи  в  автобусе  навстречу новой  жизни,  Аська  страшно
веселилась.  Вика стояла в  сторонке,  как  будто ее  все это не
касалось,  и  отрешенно смотрела в  окно.  Аська  прыгала вокруг
Сигизмунда и то и дело кричала:
     - Морж!   Гляди,   какие  уси-пуси  там,  на  домике!  Тебе
нравится,  Морж?  Ты  сделаешь нам такие в  будуарчике?  И  чтоб
рюшечки, знаешь, такие с кружавчиками... Сейчас нарисую.
     Она  перегнулась через  сидевшего старичка  и  подышала  на
стекло.
     - Вот такие,  Морж,  гляди...  -  приговаривала Аська, водя
пальцем по запотевшему стеклу.
     - Девушка,  -  возмутился наконец старичок, - вы мне еще на
колени сядьте!
     - Ура! - завопила Аська, усаживаясь старичку на колени.
     - Да  вы с  ума сошли!  -  закричал старичок,  дергаясь под
Аськой  и  пытаясь  стряхнуть ее.  -  Молодой  человек!  Что  вы
смотрите! Это же ваша дочь!
     - К счастью, не моя, - высокомерно отозвался Сигизмунд.
     - Это  моя  свекровь,   -  сказала  вдруг  Вика  и  стащила
Анастасию за руку.  Аська с сожалением покинула старичка.  - Она
не вполне...  Вы уж извините.  Оттепель, внутричерепное давление
меняется...  У  нее  и  справка есть.  Анастасия,  у  тебя  есть
справка?
     - Моя имей справка много-много, - гордо сообщила Аська.

        x x x

     Дома у Сигизмунда,  Аська первым делом вступила во владение
сервизом.  С  торжеством выгрузила его  из  буфета и  предъявила
Виктории.
     - Я же тебе говорила,  что он генеральный директор,  а ты -
"ханыга, ханыга"...
     В это самое мгновение Сигизмунд вдруг осознал,  что Аська с
Викой не шутили и зависли у него "всерьез и надолго".


        Глава восьмая

     Несмотря  на  все  "сайгоновские  воздыхания"  и  время  от
времени  пробуждающуюся ностальгию  по  прошлому,  Сигизмунд  на
самом  деле  никогда не  был  настоящим хиппи.  Он  не  подпирал
сакральную стену,  не вел пустых и многозначительных разговоров,
не ходил по трассе -  разве что в  Крыму,  из Ялты в Симеиз,  не
строил  "планов".   Магистральная  линия  его   жизни  пролегала
совершенно  в   другом  месте.   Он   был   студентом,   молодым
специалистом,  кооперативщиком, мужем. Шел в ногу со временем, в
общем.
     Ну  и  заходил в  "Сайгон".  А  кто не заходил?  Время было
такое... Возраст был такой...
     Нет,  при определенных условиях он МОГ БЫ стать хиппи. Но -
не стал же!..
     И теперь,  когда бесноватые сестрицы вдруг,  ни с того ни с
сего,  переселились к  нему;  после  того,  как  на  стене возле
"пацифика" появилась аськина приписка:
     Если солнце взойдет,
     С ваших крыш съедет снег, -
     Сигизмунд  неожиданно  для   себя   увлекся  этой  игрой  в
хипповскую коммуну.  В тусовку,  которой у него никогда не было.
Появились даже какие-то псевдовоспоминания сайгоновских времен -
о  прошлом,  которого на самом у  него деле никогда не было.  Он
словно проживал второй, нереализованный вариант своей жизни.
     А совсем рядом,  под землей, притаилось жуткое "хозяйство".
Единственное во  всем  мире.  Аналогов нет.  Чудовищное наследие
Аспида.
     Но  Сигизмунд,   жадно  наверстывающий  упущенное  когда-то
хипповство,  получил  отличную  возможность поменьше  думать  об
этом. Чуть-чуть попозже. Когда уляжется смятение. Нельзя же так:
обрушить на человека потерю любимой женщины, а потом навалить на
него же великую и бессмысленную тайну!
     И  потому Сигизмунд,  проснувшись наутро после "вторжения",
расслабленно слушал, как Аська на кухне препирается с Викторией.
Сестрицы разбирались, кому идти в магазин за едой. Одной, видите
ли, в Публичку надо, а второй - куда-то в другое место. Господи,
баб полон дом,  а  за жратвой сходить некому!  И  как только они
там, на Востоке, гаремами ворочают?
     - Ты и так уже неделю дурака валяешь,  - мотивировала Вика.
- Какая тебе еще фольклорная программа!  В каком еще Ивангороде!
Ты на себя посмотри! Фольклористка стриженая!
     - У меня отрастут! У меня уже вон как отросли!
     - Одного режа ей мало, второго завела!
     - Виктория,  ты ни хрена не смыслишь в искусстве!  А что до
Эдуарда -  то  пошел он в  жопу!  У  Моржа отсидимся -  глядишь,
отвянет.
     - Развела Эдичек... Стасиков...
     - Но-но! Стасиков мне Морж вывести обещал.
     - Да я не про тараканов. Я про Стаса.
     - А,  ты про этого... Этого тоже Морж выведет, вот увидишь.
Купи картошки. Морж картошку любит. Жареную.
     - Я ухожу в библиотеку.
     - Ну вот на хрена тебе Публичка? Ты и без Публички ученая -
мухи дохнут...  Не все книжки,  что ли,  перечитала?.. - Завидев
Сигизмунда,  Аська завопила:  -  Морж, денег дай! Представляешь,
эта дура еще учиться хочет. Все ей мало. Ее же такую никто замуж
не возьмет. Вот ты, Морж, ее замуж возьмешь?
     Сигизмунд     мерзким     голосом     процитировал    фильм
"Бесприданница":
     - "Милое созданье! Я... женат".
     - Не ври, Морж! Ты со своей стервой развелся.
     - Не смей называть Наталью Константиновну стервой.
     - Какая разница,  ей  от  этого ни жарко ни холодно.  Денег
дай.
     - Чаво тебе дать?
     - Де-нег.  Пока мы  от  тебя не  скипнем -  ты  кормить нас
должен, по закону гостеприимства.
     - Слушай, а когда вы скипнете?
     - Ой, Моржик, домой идти бо-оязно... Там такие квитанции за
квартплату стра-ашные...
     - Нет, ты мне, Анастасия, ответь: скипнешь когда?
     - Как выгонишь,  бессердечный,  так и скипну. Но ты ведь не
выгонишь нас, Морж, к этим страшным квитанциям? Там такие долги,
такие долги...
     - Хочешь, я их тебе оплачу?
     - Ну и говно ты,  Морж. Деньгами откупиться норовишь? А ты,
Виктория,  дура. Я же говорю, он генеральный. Видишь, откупиться
предлагает. У, барыга!

        x x x

     Аська  при  наличии  некоторой  финансовой поддержки обычно
проявляла домовитость. Она очень неплохо готовила - в отличие от
Вики, привыкшей в "своих Европах" к кафе и ресторанчикам.
     Судя  по  некоторым  косвенным  данным,  Аська  с  радостью
ухватилась за возможность пожить у Сигизмунда,  ибо преследовала
сразу несколько корыстных целей.  Во-первых,  она  вознамерилась
перейти  от  старого  режа  (мокрогубого) к  другому  ("хорошему
мужику"),  встреченному на похоронах.  Во-вторых, ей требовалось
отсечь несколько лишних связей,  которые Аська по  беспечности в
свое  время  завела.   Связи  не  отличались  прочностью,   зато
характеризовались  назойливостью.  Третья  причина  зависнуть  у
Сигизмунда   была,   несомненно,   богатая   ванная.   В   своем
самозабвенном увлечении никелированными кранами, новым блестящим
кафелем,   душистыми  пенами   Аська   до   смешного  напоминала
Сигизмунду Лантхильду.
     У   Виктории  также   имелись   свои   причины.   Сигизмунд
подозревал,  что  не  последняя из  них -  близость к  Публичной
библиотеке.  И,  несомненно, видак. Сигизмунд догадывался, что в
его  отсутствие  Вика  раз  за   разом  просматривала  запись  с
Лантхильдой.  Хотя каждый раз аккуратно убирала кассету на место
и ничем не выдавала своих занятий с ней.
     Видак  и  в  аськину  жизнь  внес  некоторое  разнообразие.
Анастасия осознала наличие видака  далеко не  сразу,  но  затем,
выпросив  у  Сигизмунда полтинник,  прошлась по  видеопрокатам и
набрала  разной  гринуэевщины.  Видеотека Сигизмунда,  любившего
кино ясное, без зауми, Анастасию откровенно не устраивала.
     В  своих  увлеченных видеорозысках Аська  обошла  множество
прокатов и  видеосалонов и  в  один  прекрасный день  забрела  в
бывший "Сайгон".  Впрочем, почему "бывший"? Над магазином висела
маленькая вывеска с  весело намалеванным словом "Сайгон".  Аська
помедлила... и вошла.
     Вечером она была заметно мрачновата.  И только ближе к ночи
призналась в том, где была.
     - Блин,  Морж,  ну на хера я это сделала! Вот дура-то! Меня
будто сковородкой по  харе плашмя огрели.  Представляешь,  яркий
свет,  аж глазам больно,  витрины сверкают,  красотки с  обложек
лыбятся,  мужики скалятся,  ракеты взлетают,  мать их  так!..  В
предбаннике,  где пьяный Витя отирался,  -  там компакт-диски. И
мажоры какие-то  на них лупятся.  Выбирают.  Ну,  на стенке суки
какие-то написали "Алиса", "БГ"... В подражание... Обслуживание,
евроблинстандарт,   вежливые  все,  красивые,  все  быстро,  без
очереди...  А раньше очереди были -  помнишь?  Едрен-батон! Хрен
достоишься,  если знакомых в середке нет!  Понимаешь, Морж, я же
не против:  видео - хорошая вещь, и продавцы отменно хорошие, но
все это...  Окна - те, стены - те! НАС там нет. И не будет. Все,
что осталось -  эти три окна на Владимирский... Я там десять лет
не была.  А помнишь,  как ждали,  что закроют?  Говорили: завтра
закроют, завтра закроют, и мы сутками там ошивались, все ждали -
закроют, не закроют... Эти жуткие последние ночи... Помнишь?
     Сигизмунд не стоял там и  не ждал.  Он не присутствовал при
смерти старого "Сайгона".  Но  в  этот миг он словно бы вспомнил
обо всем. И потому просто кивнул.

        x x x

     Проснувшись от  звонка  будильника,  Сигизмунд поглядел  на
спящих рядом Аську с Викой и на мгновение умилился. И тут же его
хорошее настроение улетучилось:  Анахрон стережет под  землей  и
только ждет своего часа, чтобы навалиться неподъемной тушей.
     Открывая  гараж,   Сигизмунд  заранее   принюхивался:   ему
казалось,  что он даже улавливает слабый запах...  Но нет,  пока
что никакого переноса из прошлого не произошло. ПОКА.
     Спокойно,   Стрыйковский,   велел  себе   Сигизмунд,   вишь
разнюнился,   как  институтка!   Ежели  запах  будет,   вы   его
почувствуете. Причем без всяких усилий с вашей стороны.
     Однако он твердо решил сегодня же вечером посетить приемную
камеру и оставить там хлеб,  консервы и записку -  благо Аська с
Викой  на   пару   намылились  в   гости  к   новому  режу.   За
фольклористику трепаться.  Этот реж,  вроде бы,  экс-археолог. А
Вика  -   филолог.  Оба,  небось,  в  Публичке  иной  раз  штаны
просиживают. Аська считала, что это мистически роднит.

        x x x

     Разъезжая  с  Сигизмундом  по  точкам,   боец  Федор  вдруг
проницательно заметил:
     - Что-то  вы  бледный,  Сигизмунд  Борисович.  Неприятности
дома?
     - Да нет, дома как раз одни приятности.
     - А,  -  сказал Федор,  - а у меня неприятности. Повестка в
военкомат. На сборы какие-нибудь потащат.
     - Ты, Федор, молодой. У нас, стариков, свои заботы.
     - Вы,  Сигизмунд Борисович,  не обольщайтесь. У вас как раз
самый неперспективный возраст.
     - В каком смысле?
     - В смысле сохранения вам жизни,  - серьезно ответил Федор.
- Вы потомство дали? Дали! Сколько вам лет? Сорок?
     - Тридцать шесть.
     - Во!  Лопатой махать еще  можете,  а  детей делать уже  не
будете.
     - Это еще почему?
     - Ну  так...   по  возрасту.   -   Федор,  видимо,  полагал
тридцатилетний барьер  порогом глубокой дряхлости и  старческого
бессилия. Сигизмунд не стал с этим спорить.
     Как  всегда,  являя  потрясающую  осведомленность  в  делах
государственной важности, Федор сообщил:
     - У них негласная установка,  Сигизмунд Борисович, брать на
всякие экологические катастрофы, вроде Чернобыля, людей старшего
возраста.  Чтобы уроды не рождались. А что эти ликвидаторы через
два года от рака загнутся -  то никого не колышет. У нас тут под
боком ЛАЭС, так что с учета вас еще нескоро снимут...
     - Все-то ты,  Федор,  знаешь.  И  мышление у  тебя какое-то
тотальное. Прямо как геббельсовская пропаганда тебя вскормила.
     - Я  смотрю  на  жизнь  реально,  Сигизмунд Борисович.  Без
иллюзий. Давайте вон в ту подворотню, там проезд лучше...

        x x x

     Сигизмунд не успел.
     Как и планировал,  уехал с работы пораньше.  Зашел в гараж,
переоделся  в  ватник,   взял  железные  заграждения  и  красные
тряпочки,  ломик,  припасы с запиской Лантхильде - и пошел. Было
стыдно идти  по  улице без  бойкого Федора Никифоровича.  Однако
Сигизмунд старался.  Шел как гегемон, глядел строго, исподлобья.
Никто не  оборачивался ему вслед,  и  потому он  довольно быстро
успокоился.
     Установил ограждения, сдвинул крышку.
     - Ходют тут,  двигают, у меня вон телефон отключен - кабель
небось  нарушили,  -  забранилась над  ухом  Сигизмунда какая-то
бабка.
     - Иди,  бабуся,  куда шла,  -  посоветовал Сигизмунд и  для
надежности сплюнул.  -  Кабель твой вон где проходит. Небось, за
неуплату телефон отключен.
     - Ой,  какой умный нашелся! Он еще советует! Сам заплати за
телефон!
     - Сейчас я тебе газ перекрою! - пригрозил Сигизмунд. - Иди,
иди отсюда!
     Бабка, поверив, свалила.
     Так.  Спуститься в  люк.  Открыть...  Потайной  ход.  Фильм
"Зорро".  Сигизмунд не сразу нашел,  куда ногой ступать,  на что
ногой  давить.   Внезапно  открывшаяся  дверь  едва   не   вмяла
Сигизмунда в стену. Он выругался - уже непритворно.
     Коридор.  Что-то долго идти...  А,  нет,  вот предбанник. В
одиночку ходить здесь было жутковато. Не оставляло ощущение, что
за спиной кто-то крадется.  Привыкайте, Стрыйковский. Теперь это
ваше хозяйство.
     Посветив фонариком,  Сигизмунд открыл  дверь  и  оказался в
предбаннике.  Тишина стояла такая, что в ушах звенело. Памятуя о
провале  "ликвидационного" колодца  и  заранее пятясь  от  него,
Сигизмунд нащупал на стене выключатель и включил свет.
     Здесь ничего не изменилось.  Самой жутью веяло от провала в
полу.  И  в  то  же  время  сооружение вселяло  странное чувство
защищенности:  прямо "волчье логово",  хоть  атомную войну здесь
пережидай... Или, скажем, аварию на ЛАЭС. И никакой военкомат не
доберется.  Ишь удумали, падлы, старых мужиков на убой посылать.
Лопатой,  видите ли,  махать еще  могут,  а  детей делать уже не
станут.  Хрена вам  лысого!  Клал  я  отсюда на  всех с  большим
прибором!  Они  еще  тут  просчитывать будут,  сколько  мне  лет
осталось детей делать! Вот ведь суки.
     Сигизмунд прильнул к  окуляру  "перископа",  памятуя наказ.
Вот оно, масонское посвящение. Назло вот вам наделаю кучу детей,
всех их омасоню, чтоб было кому хозяйство передать!
     В  камере  было  пусто.  Сигизмунд вошел,  постоял немного.
Позвал зачем-то:
     - Лантхильд!
     Несколько раз  ему отозвалось гулкое эхо.  И  снова настала
неземная тишина, прорезанная тихим журчанием воды.
     Может,  выключен он у  них?  Гудел бы хоть.  Все работающие
приборы гудят.
     Сигизмунд   заботливо  разложил   на   столе   "передачку".
Полюбовался.
     И вышел, тщательно закрыв камеру. Мало ли что.
     На   обратном   пути   Сигизмунда  посещали   уже   типично
хозяйственные мысли:  надо бы  окуляр протереть,  а  то пыли там
насело -  видно плохо...  И провал надо бы крышкой накрыть, чтоб
не оступиться ненароком.  Хотя крышка большая понадобится -  как
бы  ее  впереть...  Ну  да ладно,  полиэтиленом накрыть -  и  то
хорошо, а то очень уж глаза мозолит...
     Так размышляя, Сигизмунд выбрался наружу, соблюдая все меры
предосторожности,  как  учил Никифорович.  Задвинул люк.  Забрал
ограждения и враскачку направился к своему двору. На душе у него
стало значительно легче.
     С   сестрицами  встретился  как   раз   около  арки   своей
подворотни.  Аська,  увлеченно  рассказывавшая что-то  Виктории,
вдруг  замолчала  на   полуслове,   а   потом,   повернувшись  к
Сигизмунду, завопила:
     - Морж!   Ты  что,  втайне  сантехнком  подрабатываешь  или
металлолом собираешь?
     - Заткнись,  Анастасия,  -  прошипел Сигизмунд.  -  Идем  к
гаражу.
     Аська сделала таинственное лицо и на цыпочках прошествовала
через двор. Вика пошла следом.
     - Ты   действительно   подрабатываешь?   -   спросила   она
Сигизмунда.
     - Да нет,  -  с досадой отозвался он.  - Для гаража железки
эти понадобились, вот и устроил маскарад... А что, убедительно?
     - Морж,  покажи!  -  потребовала Аська.  -  Вика, ты отойди
сюда. Давай смотреть. Морж, работай.
     - Чего? - ошеломленно спросил Сигизмунд.
     - Ну давай, работай роль.
     Чувствуя себя  полным дураком,  Сигизмунд грохнул железками
об асфальт и рявкнул:
     - А ну, прекрати, дура!
     Аська восторженно зааплодировала.
     - Система  Станиславского,  -  объявила она.  -  Реализм  в
искусстве.
     Сигизмунд махнул рукой и направился в гараж.

        x x x

     Дома Сигизмунда ждал сюрприз. Аська приготовила голубцы.
     Голубцы были любимым блюдом Сигизмунда.  Об этом он сообщал
каждой девушке,  с  которой бывал знаком долее пятнадцати минут.
Но хорошо готовили голубцы очень немногие.
     Аська принадлежала к  их числу.  Голубцы были настоящие,  в
цельном капустном листе,  обвязанном ниткой,  в  остром томатном
соусе.
     В довершение чуда Аська извлекла из холодильника запотевший
шкалик,   купленный  ею  на  актерские  деньги,  и  благоговейно
нацедила Сигизмунду стопочку.
     Он  поглядел на стопочку,  на Аську.  Аська стояла,  сложив
руки  под  грудью,   -  ни  дать  ни  взять  прислуга  из  пьесы
Островского -  и  чинно  кивала.  Вика  откровенно забавлялась в
сторонке.
     - Ты  кушай,  кушай,  Морж.  Тебе  нужно кушать,  -  весомо
проговорила Аська. И даже глаза прикрыла для убедительности.
     - Ну,   ваше  здоровье,   девочки!   -   молвил  Сигизмунд,
опрокидывая в себя стопочку. Аська тут же налила новую.
     Блин, хорошо быть патриархом. Надо бы еще пару жен завести.
Или нет, пару - многовато. Тесно будет. Да и передерутся.
     Райское блаженство длилось недолго -  до того момента,  как
ужин  был  окончен  и  Аська  подступилась со  своими  истинными
целями.  Цели у Аськи были,  прямо скажем, меркантильные. Хотела
она,  Аська,  лишние  связи  отжечь.  И  использовать  для  того
Сигизмунда.  Тем  более,  что актерский дар у  него немалый и  в
системе Станиславского он собаку съел.
     - Ты,  Морж, темная лошадка. Тебя никто из моих не знает, -
напирала Аська.  -  А играешь ты гениально!  Давай,  одевай свой
ватник, бери железки...
     - И?  -  спросил Сигизмунд, тщетно борясь с разочарованием.
Давно  пора  бы  усвоить,  что  бесплатный сыр  бывает  только в
мышеловке.
     - И дуй ко мне на квартиру.  Слушай, будь другом. Переночуй
там две ночки. Они под утро приходят.
     - Кто? Вий с компанией?
     - Да нет, эти... А днем можешь тут кантоваться.
     - Никуда я не пойду,  - решительно заявил Сигизмунд. Сперва
к нему в дом вселились, теперь и вовсе из дома гонят!
     - Моржик,  хочешь, я на колени встану? Хочешь, косу отпущу?
Хочешь,  кольцо из  пупа выну?  Хочешь,  тебе его  вставим?  Что
хочешь сделаю, только отгони ты их.
     - Кого?
     - Эдика со Стасом.  И других...  тоже. Морж, надень ватник,
возьми  монтировку,  пса  своего  возьми для  устрашения...  или
другого...  Скажи,  что приватизировал эту квартиру.  Скажи, что
выселили меня за неуплату,  а тебе, мол, ордер дали. Что беженец
ты.  Можешь бить их,  не стесняясь, псом травить - я тебе за это
только спасибо скажу. Они же хилье сторчанное, они всего боятся.
Ты им так сделай, - Аська растопырила пальцы, - они и побегут...
Морж,   ты  же  гений,   тебе  же  Гамлета  играть  можно,   все
обрыдаются...
     - Аська,   стократно   расплатишься,   -   сказал   наконец
Сигизмунд.  -  И она тоже, - он показал на Вику. - Обе вы. А ты,
Вика, языкам меня обучишь. Диким! Тем, которые позлее! Самым что
ни есть рыкающим!
     - Фарси,  что  ли?  -  спросила Вика.  -  Ну,  это  как два
пальца...
     Сигизмунд уже понял, что пути к отступлению у него нет.

        x x x

     С   вечера  следующего  дня  Сигизмунд  засел  на  аськиной
квартире.  Создавалось странное впечатление:  будто  народ долго
уже стоял под дверью и ждал -  когда можно будет войти. Звонили.
Сигизмунд, в ватнике (Аська ему заботливо подрисовала под глазом
выцветший бланш), охотно открывал дверь.
     Гости доверчиво входили.  Тусовщики! Сигизмунд заманивал их
на кухню и там,  угрожая ломиком, отбирал деньги, водку, "план",
сигареты,   после  чего  выгонял.   Всем  охотно  объяснял,  что
чеченский беженец,  что  прравославный,  что  ордер ему  на  эту
квартиру дали,  а  Аську выселили за неуплату,  за блядство и за
жидомасонство неприкрытое.  И  так  теперь  со  всеми  поступать
будут. И это прравильно!
     Гости  страшно  огорчались.  Сигизмунд серьезно подозревал,
что  все они поголовно были греховны абсолютно в  том же  самом.
Еще радовались, что так легко отделались.
     Доподлинно выведав  об  одном  гостей,  что  он  -  Стасик,
Сигизмунд не  без удовольствия навешал ему дюлей.  Навешал также
мокрогубому,  выдав себя за чеченского беженца, прравославного и
режиссера новой формации. Никто не сопротивлялся. Узурпированное
Сигизмундом право сильного разгулялось вовсю.
     Выставив  напоследок  двух  тухлоглазых  девиц  (их  пьяный
Сигизмунд особо не стращал,  просто сказал, что Аська тут больше
не  живет,  а  им  присоветовал  оставить  наркоту,  блядство  и
формалистическое    искусство),     Сигизмунд    счел    голубцы
отработанными.  Напоследок протравил тараканов, как и собирался,
и с легкой душой поехал домой.
     Аська с нетерпением ждала отчета.
     - Ну  ты,  Анастасия,  развела  зверинец...  Вытравил всех.
Двоих бил.
     - Кого? - жадно спросила Аська.
     - Режа твоего... И еще какого-то... мудака. Анастасия! Пить
хочу!  Чаю  дай!  Утех  хочу!  Ящик  вруби!  И  убери ты  своего
выморочного Гринуэя! И еще чего-то хочу, сам не знаю, чего!
     - Женщину? - спросила Аська. И не дожидаясь ответа заорала:
- Вика! К роялю! Мужчина требует! Я сегодня не могу!
     Пришла Вика, поглядела строго. Сказала:
     - Сигизмунд, иди спать.
     Уже  засыпая,  укрытый  одеялами  и  обложенный  подушками,
Сигизмунд сонно пробурчал:
     - Аська,   там   в   сумке   военная  добыча...   трофеи...
разберись...
     Аська приволокла сумку и  тут же  вытряхнула на засыпающего
Сигизмунда кучу жеваных мелких денег,  две  бутылки водки,  пять
пачек  мятых  сигарет,  пакетик  "плана"  и  книги  -  "Сто  лет
одиночества",  "Мормонскую  библию"  и  прошлогоднее  расписание
пригородных поездов. Не считая жвачки и пачки презервативов.
     - Ну ты, Морж, даешь! Ты просто Стенька Разин какой-то!
     Но Сигизмунд уже спал...

        x x x

     "План" Аська  выбросила в  канал  Грибоедова.  Выбросила не
спросясь никого,  своевольно.  Сигизмунд отнесся  равнодушно,  а
Вика неожиданно возмутилась.  Сигизмунд даже не  думал,  что они
могут из-за этого так поссориться.
     Вика,  и без того холеная и гладкая,  живя у Сигизмунда,  в
цивильных условиях,  сделалась еще  более ухоженной:  все  время
что-то  утюжила,  застирывала,  подкрашивала.  Тем более странно
было смотреть, как она ярится из-за "травы".
     - Ну  вот  что  ты,   Анастасия,   всюду  лезешь!   Что  ты
распоряжаешься? Взяла выбросила. Может, я потянуть хотела? Ты же
спросила?  Да и  вообще это не твоя "трава" была,  а Сигизмунда!
Чего ты хозяйку-то здесь из себя корчишь?
     - Ты,  Виктория,  заткнись,  поняла?  Одурела там  в  своих
заграницах!   Фиг  тебе,   а  не  торчалово...  С  меня  хватит!
Насмотрелась!
     Аська  раскраснелась,  ее  нешуточно трясло -  Сигизмунд ее
такой и не видел.
     Вика пожала плечами, сказала с подчеркнутым спокойствием:
     - Что вы,  Анастасия Викторовна,  кипеж устроили? Все курят
"траву", никто еще от этого не помер.
     - Никто больше курить "траву" не будет!  - закричала Аська,
явно  теряя голову.  -  Еще  как  помирают!  От  этого помирают,
поняла? Все, хватит! Никто больше не помрет, поняла?
     - Да кто здесь помирает-то?
     - Да иди ты в жопу! Дурой прикидываешься?
     Сигизмунд  слушал,  обреченно ожидая  закономерного финала.
Обе  сестрицы выжидали -  чью  сторону он  примет.  Сигизмунд не
вмешивался.    Естественно,    минут   через   пятнадцать   обе,
необъяснимым образом придя к дивному единению, объявили виновным
самого Сигизмунда. Теперь уже выходило так, будто он, Морж, спер
у Аськи ключи,  проник в чужой дом, вел себя как последний жлоб,
разгонал хороших людей,  отобрал у  них деньги,  прикупил дури и
приперся сюда - всех тут старчивать.
     Претерпев несколько минут  бессвязные обвинения,  Сигизмунд
вдруг заорал:
     - Молчать!  Достали, дуры! У вас есть чем заняться? Идите и
занимайтесь!
     Вика  ушла  из  дома  почти  сразу -  строгая,  подчеркнуто
вежливая.  Попрощалась,  аккуратно  затворила  за  собой  дверь.
Сказала, что вернется к вечеру.
     Аська сорвалась с места минут через сорок.  Естественно, не
попрощалась. Естественно, хлопнула дверью.
     Затем проявилась Наталья. Слава Богу, по телефону.
     Телефонная проповедь Натальи на  этот раз  была превосходно
структурирована и имела отчетливо разделяемые части.
     Часть первая. Прегрешения Сигизмунда. Их было множество.
     Часть вторая. Просьбы Натальи.
     Часть третья. Обещания Сигизмунда.
     Третья часть  предшествующего разговора в  подобных случаях
составляла материал для  части  первой  последующего телефонного
контакта с экс-супругой.
     Сигизмунд  давно  разработал различные способы  прохождения
бесед с Натальей.  Данная структура требовала особой тактики. На
каждый  новый  попрек  Натальи  Сигизмунд  отзывался  все  более
исступленной щенячьей радостью по поводу ее долгожданного звонка
и вообще существования на этом свете. Пробиться сквозь напускной
идиотизм бывшего супруга Наталье так и  не удалось,  поэтому она
быстро перешла к части второй:
     - Ну, ты еще не забыл свое обещание?
     - Какое?
     - Насчет обручального кольца.  Или  у  тебя уже  из  головы
вылетело, что я замуж выхожу?
     - Ты  хоть с  женихом-то познакомь,  -  сказал Сигизмунд по
возможности доброжелательно. - Не чужие ведь.
     - Мы зайдем на той неделе. Когда тебе будет удобно?
     - Во вторник вечером давайте, заходите.
     Ну вот, теперь еще с воркутинским бодхисатвой беседовать...
     Все-таки напрасно Наталья считает его,  Сигизмунда, рохлей.
Обходиться с бабами он все же умеет.  Обе приструненные сестрицы
явились под вечер ласковые-ласковые, что одна, что вторая.
     Аська уже с порога затараторила о разном.
     - Виктория не проявлялась? Я тут у нового режа была, у него
такие  идеи,  он  хочет  древние традиции возрождать,  ну  наши,
исконные,  языческие.  А что?  Эти,  эстонцы,  в Нарве свое Лиго
справляют?  Это  они  нам  назло свое  Лиго справляют,  чтоб нам
завидно было -  мол,  вон какие мы независимые,  и  все-то у нас
свое,  и  Лиго у  нас свое.  Ну и  пусть у  них Лиго,  а у нас -
Солнцеворот.  Этот мужик, реж мой новый, так и говорит: хрена им
лысого,  этим горячим эстонским парням,  мы им такой Солнцеворот
закатим -  наш,  славянский!  Мы колеса возьмем - ну, от телеги,
Морж, ты не подумай чего - и подожжем, в реку с откоса бросим, а
река,  между прочим,  пограничная.  А  в  крепости со всех башен
волхвы будут кричать в инфразвуке,  эстонцев пугать.  А я там на
самой  главной роли  буду.  Я  голая на  плоту вдоль по  границе
поплыву, вся в цветах. Как живой венок, понимаешь?
     - Тебя погранцы подстрелят, - сказал Сигизмунд.
     - Что  они,   живодеры,   что  ли?  Я  же  там  буду  жизнь
праздновать! Ритуально совокупляться!
     - С кем? - изумился Сигизмунд.
     - Со скоморохами. Ой, Морж, это такое будет! Все нам деньги
дают -  и ЮНЕСКО, и мать Тереза, и Гринпис... в общем, усраться!
Там сразу Возрождение начнется, а мы будем главными титанами!
     - Где там?
     - В Ивангороде, я же говорю - мы назло Нарве такой праздник
закатим языческий,  чтобы  инфраструктура поднялась...  Морж,  у
тебя распечататься реально?
     - Чего?  -  изумился Сигизмунд.  - Аська, повтори последние
слова.
     Аська  потупилась,   застеснялась  даже  как  будто,  потом
повторила:
     - Распечататься, говорю, реально? Кончай, Морж, стебаться.
     И предъявила дискету.
     - Что здесь? - спросил Сигизмунд.
     - План  праздника...  смета...  Слушай,  срочно распечатать
надо. К завтрему. Чтобы всем разослать.
     - Кому?
     - Ну,  спонсорам.  Откуда я знаю,  кому.  ООНам разным там,
ОМОНам... Ну, кто этим занимается...
     Сигизмунд,  забавляясь,  взял дискету,  понес к компьютеру.
Аська приплясывала вокруг, стремилась заглянуть в лицо.
     - Ты распечатаешь,  Морж?  Ты сделаешь?  Слушай, сделай два
экземпляра. Или три. А?
     - Анастасия, поставь кофе.
     - А ты сделаешь?
     - Если прочитается.
     - Слушай,  Морж,  а как там все записывается?  Я эту штучку
отодвигала,    смотрела,   смотрела   на   дискету...   Ну,   на
грампластинке - там понятно, там дорожки...
     Сигизмунд  заложил  руки  за  голову,  посмотрел  на  Аську
пристально.
     - Аська. Ты такой предмет, как схемотехника, проходила?
     - Естественно,  проходила!  - дернула плечом Аська. - Это у
меня профилирующий.
     - В  конспектик-то  загляни,   загляни...   -  присоветовал
Сигизмунд. - Много интересного найдешь. Все, иди кофе ставить.
     Однако Сигизмунда также ждала встреча с новым и интересным.
Содержала в себе это новое аськина дискета.  Вернее,  дискета ее
режа.  На  дискете обнаружились два  одиноких файла.  Одиноких и
очень  маленьких.  Они  послушно выдали свое  содержание старине
"Нортону".  Один описывал план празднества,  призванный поразить
утлое воображение ООНов-ОМОНов,  в общем -  возможных спонсоров.
Второй содержал в себе смету.
     СМЕТА
     1. ПОСТАНОВОЧНАЯ ЧАСТЬ
     * Дизельное топливо (около 400 литров)
     * Дрова (2-3 грузовика)
     * Аренда мобильной связи (8 приемо-передатчиков)
     * Прожекторы для подсветки водопада
     * Аренда концертного звука
     * Костюмы актерской массовки
     * Атрибутика костюмов
     * Тележные колеса (10 шт.)
     * Веревка (3 км)
     * Канат (1 км)
     * Стальной тросик (300 м)
     * Ведра ( 15 шт.)
     * Телега (1 шт.)
     * Факелы (100 шт.)
     * Изготовление музыкальных инструментов-бревен
     * Прочие декорации внутри крепости и на берегу реки
     * Аренда транспортных средств (доставка актеров,  реквизита
и т.д.)
     2. ОПЛАТА ИСПОЛНИТЕЛЯМ
     * Питание и расселение актеров в Ивангороде на 4 дня
     * Оплата актерской массовки
     * Оплата музыкантам и солистам
     * Оплата фольклорным коллективам
     * Оплата "огневикам"
     * Оплата постановочной группе и администратору
     Вошла  Аська  с   кофе.   Сигизмунд  отвернулся  от  экрана
компьютера, сказал:
     - Слушай,  Аська,  объясни мне две вещи: что за музыкальные
инструменты-бревна и кто такие "огневики".
     - Это  предки наши  такую  музыку играли,  -  гордая новыми
познаниями  сказала  Аська.  -  Богатырскую музыку  играли!  Они
бревна выдалбливали и что-то с ними делали,  а потом над головой
на цепях вертели. Чтобы звук шел.
     - А "огневики"?
     - Это ребята,  которые костры кислородят.  На  Иванову ночь
костры разводят. Так это реально распечатать?
     - Да распечатаю я тебе, угомонись...
     - Морж,  а зачем тебе компьютер? У тебя "DOOM" есть? Что ты
не играешь?  Что ты как дурак последний,  компьютер завел,  а не
играешь? От жизни отстаешь.
     - С  меня  ящика  хватает,  -  сказал  Сигизмунд.  -  Чтобы
держаться на общем уровне оглупления.
     - Да ну тебя, - потянулась Аська. - Скучный ты, Морж.

        x x x

     Вечером все  трое  -  Вика  вернулась вскоре после  Аськи -
добросовестно оглуплялись, сидя перед ого.
     - Виктория, - спросил Сигизмунд, - как тебе в голову пришло
взять в прокате такое дерьмо?
     Аська безмолвно и торжествующе сверкала глазами.  Она так и
не  простила  высокоученой  сестрице  и  гегемонствующему  Моржу
дружных нападок на Гринуэя.
     На  экране в  течение трех  часов  неспешно разворачивались
приключения безглазого багатура, воспитанника гномов-каратистов,
и его верных друзей: кречета, волка и лесного деда. Все они были
остро необходимы багатуру.
     Кречет,  посланный на разведку к хазарам,  был опознан теми
как  тотем,  посланник небес и  т.д.,  окружен почетом и  опутан
магией -  чтобы не улетел.  Верные друзья отправляются вызволять
кречета.
     Таинственный   холм   на   болоте   оказывается   убежищем,
возведенным в незапамятные времена дочеловеческой расой лемуров.
Люди были выведены ими в доисторическую эру - как кормовой скот.
     Героев  на  холме  ждали  захватывающие приключения:  следы
древних   битв;    встреча   с    одичавшими   и   выродившимися
лемурами-секьюрити;   проход  через   защитные  системы  лемуров
(заросли,   студни,   кислоты;   эволюционировавшие  в  гигантов
доисторические паразиты).
     Багатур  и  лесной  дед  находят  нечто  вроде  компьютера,
управляющего  всей   защитной   системой  лемуров.   Воспитанник
подземных гномов  немедленно вступает  с  нею  в  телепатический
контакт.
     Благодаря  активизации  древнего  компьютера  лемуров,   из
пустоты тут  же  вылупляется биомеханическое существо -  золотой
богомол,  называемый также "летучим конем".  С  ходу выясняется,
что предназначение его -  уничтожать людей как вид. Между лесным
дедом  и  багатуром завязывается нудная дискуссия:  допустимо ли
использовать адскую  машину  против врагов?  Однако багатур,  не
чуждый компьютерам,  все же ухитряется управляться с  чудовищным
приобретением.
     Прибытие героев  с  "конем" к  хазарам производит форменный
фурор.  Создается патовая ситуация:  герой  боится  расстаться с
золотым богомолом,  а  хазары -  с  кречетом,  так как,  в  свою
очередь, опасаются адской машины...
     Тут Сигизмунд не выдержал.
     - Слушай, Вика, как тебя угораздило взять эту лабуду?
     - Мне выдали ее как сверхмасштабную историческую эпопею,  -
угнетенно призналась Вика.
     - И ты поверила?
     - Не   знаю...   У   мужика  на  обложке  вполне  грамотные
доспехи...
     Фильм некоторое время вяло катился дальше.  Любовь,  кровь,
американские слюни  вперемешку с  патриотическими соплями,  плюс
гумилевские еврейки, соблазняющие простодушных хазар-тюркутов...
     В  целом семейный киновечер можно было охарактеризовать как
"торжество Гринуэя".

        x x x

     Ночью  бродили  втроем  по  каналу,  пса  выгуливали,  себя
проветривали. Курили, разговаривали.
     Неожиданно Аська повернулась к Казанскому собору и спросила
Сигизмунда:
     - Морж, ты в Бога веришь?
     Вопрос застал Сигизмунда врасплох. Он ответил уклончиво:
     - Во всяком случае, знаю людей, которые безусловно верят. А
что?
     - Да так... У режа сегодня говорили... Слушай, Морж, а чего
человек должен ждать от крещения?
     - Не знаю... Чего-нибудь хорошего...
     - А зачем вообще люди крестятся?
     - Я думаю, - сказала вдруг Вика, - что некрещеный человек -
он для Бога как нечитаемый файл.  А  покрестился -  и  открылся.
Будто  нужный  формат  обрел.  Ну,  лютеранин  -  тот  с  трудом
открывается,  католик получше,  но  тоже  со  сбоями  и  лишними
знаками,  а православный - сразу и во всю ширь... с управляющими
символами...  Правда,  лютеране  наоборот считают.  А  иеговисты
какие-нибудь вообще не открываются.
     - Тут повели двоих... ФОРМАТИРОВАТЬ... в Казанский собор.
     - Кого?  -  удивился Сигизмунд.  Аська  раньше  никогда  не
проявляла интереса к религиозным проблемам.
     - Детей.  Помнишь,  я  на  похоронах была,  еще  двое детей
остались...  Бабушка решила их  покрестить -  на  всякий случай,
вдруг конец света или  еще что...  Пришли всем кагалом в  собор,
там  сплошь младенцы были,  а  ребят постарше только двое:  один
какой-то незнакомый и  наш.  Тех,  кто постарше,  поп в  сторону
отвел и  учинил собеседование,  как  при вступлении в  комсомол.
Чего,  мол,  ожидаете от  крещения?  Не  знаю уж,  что  они  там
брякнули,  но  не  то,  что  в  уставе или  как это называется у
попов...
     - Катехизис, - сказала Виктория.
     - Один хрен,  -  отмахнулась Аська,  -  не  то  они  что-то
сказали...  Ну,  поп  их  и  выставил.  Идите,  говорит,  книжки
почитайте,  а потом приходите. Ответите правильно - покрещу. Все
бы  ничего,  но бабушка расплакалась,  стала кричать "как вам не
стыдно, дети сироты, у них мать умерла"... После этого поп их за
нарушение благочиния и вовсе выставил.
     - И что, так и ушли?
     - Они  во  Владимирский пошли.  Там  ничего не  спрашивали.
Покрестили и  все.  Мол,  понадобится парню  -  сам  эту  книжку
прочитает, а не понадобится - ну и фиг-то с ним...
     - А что ты так яришься?  - сказала Виктория. - В храм не на
попа ходят смотреть, а на Бога.
     - Какая ты  умная,  Вика.  Поп их выгнал.  Сирот обидел.  А
знаешь,   в   какой  это  день  было?   В  самый  главный  такой
христианский  праздник,   когда   прощать   положено.   Прощеное
Воскресенье называется.  Я  тут  думала даже,  когда  с  похорон
вернулась,   -  может,  и  мне  покреститься?  Светлого  чего-то
хотелось. Чтоб настоящее. А теперь передумала. Что я там забыла?
Чтобы поп на меня орал? На меня и так все орут: и реж орет, и ты
вот, Морж, тоже...
     - Нашли куда детей вести, - сказал Сигизмунд. - В Казанский
собор!  Нехорошее это  место,  музеем  атеизма  испоганенное.  И
сейчас там  лучше  не  стало.  Его  новые  мажоры обсидели.  Они
Боженьку боятся как налоговую полицию,  только чуток поменьше...
Вход сбоку, нищих - и тех нет...
     - Нашел тоже показатель благополучия -  нищие!  -  фыркнула
Вика.
     - Морж,  слыхал,  -  Виктория у  нас снова за  границу лыжи
вострит.  Зачахла,  видите ли.  В языковую среду хочет.  Знаешь,
Морж,  чего она  на  самом деле хочет?  Сытости и  благополучия.
Буржуазности она хочет. Сквозняки ей здесь не нравятся.
     - Меня,  между прочим,  мое  место в  университете ждать не
будет,  пока я  тут с  вами в смыслы жизни играю,  -  отозвалась
Вика.
     - А  ты  здесь науку двигай,  -  не сдавалась Аська.  -  На
родине!
     - Да  кому  здесь наука сейчас на  хер  нужна!  -  ответила
аськина сестрица.  -  Вот если бы я  попкорном торговала или там
босо