Перевод Б. Дубина


     Однажды я составил антологию  фантастической  литературы.  Не исключаю,
что  именно  ее  среди немногих избранниц спасет когда-нибудь новый  Ной  от
нового потопа, но тем более должен  признать  свою вину:  я не включил в нее
непредсказуемых и несравненных мастеров жанра -- Парменида и Платона, Иоанна
Скота Эриугену  и  Альберта Великого, Спинозу  и Лейбница, Канта и  Фрэнсиса
Брэдли. Чего, в самом деле, стоят все чудеса Уэллса либо Эдгара Аллана По --
цветок, принесенный из будущего, или подчиняющийся гипнозу мертвец  -- рядом
с  изобретением Бога, кропотливой теорией существа,  которое  едино  в  трех
лицах и одиноко  пребывает вне времени?  Что  значит камень безоар  рядом  с
предустановленной гармонией? Кто  такой  единорог  перед  Троицей,  а  Луций
Апулей -- перед множащимися Буддами Большой Колесницы? И что  такое все ночи
Шахразады  в  сравнении  с  одним  доводом Беркли? Итак,  я  воздал  должное
многовековому созиданию Бога, но Ад и Рай (бесконечная награда и бесконечная
кара)  --  не менее  чудесные  и  ошеломляющие  свидетельства  человеческого
воображения.
     Богословы  называют   Раем   место   вечного  блаженства   и   радости,
предупреждая,  что  адским   мукам  доступ  сюда  закрыт.   Четвертая  глава
рецензируемой  книги  с полным основанием  стирает эту границу. И Ад, и Рай,
утверждает автор,  --  это не точки в  пространстве,  а предельные состояния
души.  Таково  же  мнение  Андре  Жида  ("Дневник",  с. 677),  говорящего  о
внутреннем Аде, открытом, впрочем, уже  в строке Мильтона: "Which way  I fly
is Hell, myself is Hell" (Мой Ад везде со мной, Ад -- это я).
     Отчасти о том же пишет и Сведенборг,  чьи безутешные души  предпочитают
пещеры и топи непереносимому для них сиянию Рая. Уэзерхед отстаивает мысль о
единой и  разнородной  запредельности, которая, смотря по наклонностям души,
может быть Адом, а может -- Раем.
     Рай чуть ли  не  для  каждого из нас означает  блаженство. Но Батлер на
исходе  XIX века  создал Рай, где вовсе не  исключены  неудачи (да и кто  бы
вынес  беспрерывное   счастье?);   соответственно   и  в   Аду  нет   ничего
отталкивающего,  разве  что сны.  Году  в  1902-м Шоу  оснастил  Ад химерами
эротики, самопожертвования, честолюбия и чистой вечной любви, перенеся в Рай
способность  понять  мир  ("Man  and  Superman"  (Человек  и  сверхчеловек),
действие третье).
     Уэзерхед   --   писатель   средний,   почти   никакой,   он   начитался
душеспасительной словесности, и все же он чувствует, что слепое стремление к
чистому и вечному блаженству по ту сторону  смерти не менее смехотворно, чем
по эту.  Он  пишет:  "Высший  смысл  блаженства, называемого  Раем,  --  это
служение, безоглядное  и  добровольное  соучастие в трудах  Христовых. Служа
другим  душам  в других мирах,  мы,  не  исключено,  хоть  немного  помогаем
спасению  своей  собственной". И еще: "Мука  Рая  бездонна, и чем ближе мы к
Богу в этом мире, тем глубже можем разделить Его жизнь в мире ином. А  жизнь
Бога -- это мука. Он несет в сердце все грехи, все беды, все страдания мира.
И пока на земле есть хоть один грешник, в  Раю не может  царить блаженство".
(Ори-гену,  который учил о  конечном единении Творца со всею тварью, включая
бесов, этот сон уже снился.)
     Не знаю, что  думает об этих полутеософских догадках читатель. Католики
(имею  в виду  аргентинцев) верят  в мир иной, но, насколько я  заметил,  не
интересуются им. Я -- напротив: интересуюсь, но не верю

Last-modified: Tue, 22 Nov 2005 16:27:27 GMT